Миг счастья
Жила в одной арринийской деревне девушка по имени Хельда.Была она хороша собой,добра и весела.Был у неё и жених под стать и собирались они обвенчаться.Но однажды потеряла Хельда покой.
Гуляла она как то по лесу и увидала средь деревьев эльфа.Был тот эльф путником, возвращавшимся из дальних странствий в родные края через эти земли.Поступь его была лёгкой,лицо светлым и прекрасным,глаза-си­няя бездна,волосы-лучи весеннего солнца.Нёс он в себе,казалось душу и красоту природы,свет и чистоту.Полюбила его Хельда,полюбила сразу,с первого взгляда,а может…может она всю жизнь его лбила?Но прощёл он мимо и не заметил её.Прощёл,как проходит лёгкий и чистый весенний ветерок лишь всколыхнув траву.
Проходили дни,а Хельде было всё тяжелее без него,так внезапно,сам того не подозревая забравшего её смертное сердце.Снился он ей,если Хельде вообще удавалось заснуть.Грезился он ей-лёгкий,словно ветер,светлый,словн­о солнце,прекрасный и далёкий как звёзды в ночи.
И не выдержала больше Хельда.Однажды на заре покинула она родную древнюю оставив родных,близких и жениха,бросив всё и отправилась в путь.
Долог и труден был её путь.Трудно было найти дорогу Хельде к Дивному краю,где живут эльфы,где вечная весна и красота ибо почти ничего не знала,не о нём,ни о том,где он находится как найти его.Прошла она и леса и поля,и болота и горы.Притерпела и зной и стужу,и голод и боль и другие лишения,но ни на миг не задумалась о том,что бы вернуться.
И вот наконец нашла она то,что искала-прекрасные леса эльфов раскинулись пред ней.Подошла Хельда к чистому лесному источнику и взглянула в него.По причине ли короткой людской жизни или же долгого и изнурительного пути смотрела на неё с глади воды седая старуха.Но Хельду это не расстроило.Она шла по прекрасному лесу,слышала пение птиц,шелест листвы,стоял пред ней образ любимого к которому она шла и она улыбалась и радовалась.По лесам прекрасным и бессмертным дошла Хельда до столицы эльфийской-Ниарэна.­И увидала она того,ради кого проделала весь свой путь всё принесла в жертву.Был Он всё так же юн и прекрасен и…всё так же далёк и недосягаем.Голос его звучал,словно колоколец из чистого серебра.Был Он счастлив,держал Он под руку прекрасную невесту со златыми волосами,светлым лицом и сверкающими,подобно­ звёздам зелёными глазами.И так они были прекрасны,так подходили друг другу,так были счастлива,что и Хельда была счастлива и поняла она,что путь её весь стоил этого лишь момента,что бы лишь миг созерцать его.

Хорошо. Грустно. Жизненно. Коротко.
Помоему, это повод выложить что-нибудь еще, м?

Да уж, в данной ситуации краткость не оправдывает себя родством с талантом, надо бы закрепить. =)

В целом - идея понятна: уметь радоваться за любимого, когда сам все отринул лишь бы увидеть его. И радоваться - бескорыстно, просто потому что он счастлив. И НЕ ждать взамен или в ответ ничего.
Но во-первых - ошибки. Их простой Word проверит.. пропуски букв и пр. НЕ говоря уж о запятых, которые НЕ являются "пробелом", но почему-то в этом тексте используются очень часто таковым образом.
И во вторых: И пошел Иван-Царевич за своей любовью.. и прошел моря и горы, поля и равнины.. - тока сказка обычно ярче описывает.. По полям он идет - обязательно встречает кого-то.. Да и сам характер описывается НЕ только словами: добр он был, да пригож. Характер поступками, да делами раскрывается.
Идея симпатична, но вот исполнение можно и лучше.

Начало смеркаться, когда юноша Квинт, по судьбе вор, в душе монах, шел по узким переулкам квартала Кельиста, что на востоке провинции Маринсисс. Длинные тени ползли от унылых домов, угрюмых деревьев, и от ползающих по улицам города людей на восток. Квинт плелся, опустив глаза в землю, задумавшись о сегодняшней наживе - каменном двухэтажном доме. Жил в нем худой, как жердь старик, и не представлял ни какай опасности, думал Квинт. «Интересно, а как этот старик еще дышит? Сколько ему лет? Выглядит так лет на 300...На улице раз в год увидишь, если повезет! Надеюсь, что он хоть что-нибудь нажил за свой век...». Не успел и заметить, как очутился у тяжелой дубовой двери таверны "Старый причал".
Таверна была вторым домом Квинта. Не большое деревянное строение, с постоянно скрипевшими ставнями и толстенной вывеской "Старый причал".  Приятная игра на скрипке, гул пьяных мужиков, а иногда и  странники, не прочь поведать свою историю - все это "Старый причал". Квинт сел в привычном дальнем углу зала. По таверне летал туда-обратно круглолицый толстяк Ноуф Верзен - хозяин заведения. И как не странно подошел и к парню, сидевшему в темном углу:
-Что вам подать сэр? Медового пива, вина или может что-нибудь другое?
-Ты что с дуба рухнул? - отозвался Квинт.
-Я уже с ума схожу с каждым днем в этом гуле!!!Ты уж прости старого дурака. А тебе как всегда кружку пива, Квинт?
-Как всегда.
-Как скажешь мой постоянный гость. Мирка поднесет, - с ухмылкой сказал Ноуф.
Мирка - племянница Ноуфа, такая же пухлая, но застенчивая девица. Не успел и моргнуть глазом ,как перед ним появилась толстушка и кружка пива.
-3 монеты. - сквозь зубы промолвила Мирка.
-Да? Не знал... - с усмешкой сказал Квинт и достал монеты из кармана.
Медленно выпив кружку и поседев минуту-другую, Квинт вышел из здания. Ночь упала на город, из-за облаков выплыл серебряный диск луны, одна за другой загорелись звезды. Квинт бросил взгляд на тот самый дом, он располагался далеко в восточной части города и терялся среди других построек. Ели заметно, среди листвы огромного старого дуба, в окнах постоянно мелькал огонек свечки. «Неужели он не спит?». Юноша неспешным шагом направился  в сторону дома. Нескончаемые  улицы, переулки, закоулки, арки, а иногда и плетущаяся стража, разгонявшая пьяниц и бездомных. Шаг за шагом он приближался к сегодняшней цели.
Красивый дом с широким крыльцом и таким же балконом, огороженный заросшей на добрые два десятка лет живой изгородью. Плитками выложенная виляющая дорожка вела к узорчатым дверям.
Квинт с час постоял у дома, оглядываясь и настраиваясь на взлом. «Вроде никого нет, и старик уснул, по-моему. Пора...» Квинт осторожно вскарабкался на дуб. Листья тихо перешептывались на ветру. Он аккуратно прошел по толстенной ветви дуба, тихо спрыгнул на балкон. Надавил на ручку двери, Квинт застыл в ожидании, но дверь не открылась. Он еще раз огляделся  и сунул руку в карман. Вынув отмычку, сунул ее в скважину, присел и начал крутить, вертеть, но замок не отпирался. На лице вступил пот.
-Что за замок такой? Разве не смогу. - прошептал он себе под нос и еще несколько минут проковырялся в замочной скважине.
Долгожданный щелчок замка и ларец открыт. Квинт тихо ступил на мягкий  ковер. «Нужно проверить, где старик». Искать спальню долго не пришлось, постель аккуратно застелена,  старика нет! Сердце начало биться так, словно вылетит из груди. "Этого еще не хватало! И где же он таскает свою задницу?".
Ответ не заставил себя ждать. Послышался ели слышный, скребущий по сердцу крик, откуда-то с нижнего этажа, может с подвала. Квинт согнулся в коленях и медленно спустился на первый этаж. "Что это было? Помер что ли? Да ну уж там, он еще лет 200 проживет. Тогда что?" - терзали мысли юношу. Первый этаж - пуст, ни звука, ни духа. "Подвал...".Квинт ходил по нижним комнатам ,в поисках двери в подвал. Неожиданно ему ударил в нос вонючий смрад... «Это что еще? Уйти..?Пожалуй, нет». Лестница, еще одна, грязный серый ящик, лестница... И Квинт услышал тихий шепот на каком-то не понятном языке, толи наречии, похож на эльфийский ,но далеко не он. Он медленно высунул глаз из-за угла. Тусклая комната, ели освещенная понатыканными свечами в полу. В центре старик с кинжалом и книгой в руках, у него в ногах в луже крови лежит какой-то мужчина. Некромант повернул голову в сторону Квинта. Он его увидел...
Квинт вскакивает в поту лица. "Сон". Лучи утреннего солнца ослепили его глаза. На улице тихо слышен звук колес телеги и радостно бегающих детей.
Стук в дверь. Квинт отворяет ее, на пороге знакомое морщинистое лицо - из под серо-пепельных волос видны добро сверкающие глаза. Это  Донеттон - брат по тени, вор из гильдии.
-Вот тебе брат весть из гильдии. - Донеттон достал сверток и протянул его Квинту.
-И что на этот раз. Опять работа для молокососа? - улыбнулся Квинт.-Да когда же мне дадут достойное меня дело? - сон выветрился из головы быстро, с приходом товарища.
-Терпение, только терпение. Ты еще молод. Жди, и дождешься.
-Прав, как всегда впрочем. Ну у тебя как дела идут. Не завязываешь?
-Честно сказать неважно. Годы берут свое. Хожу и раздаю ни кому не нужные эти свертки. Но завязывать не собираюсь.
-Что поделаешь! Время. Мы не эльфы, а может оно и к лучшему.
-Ладно. Пора мне идти дальше. Удачи Квинт!!! - сказал на прощанье Донеттон и исчез среди толпы.
Квинт вздохнул утреннего воздуха и закрыл дверь.
Он сел за стол, распечатал сверток:
-Еще один грех...А что поделаешь? - промолвил Квинт и начал читать.
Задание 57.Квинт,на этот раз твоя цель - старый каменный дом в восточной части города. Найти его не сложно - огромный дуб у дома. Хозяин - дряхлый старик. Думаю он не составит трудностей. Твоя задача проста как никогда - обшарить дом и сообщить гильдии о содержимом, прихватишь  что то стоящее - будешь вознагражден.
                                                                                                              Удачи.


Это мой первое произведение,если так сказать можно. Смысла - никакого!  Знаю - говно. Напишите хоть что нибудь. мыло: ermak_777@mail.ru

Высокий эльф брел сквозь широкие заросли шиповника. Видно, что эльф очень устал, он еле переставлял ноги, на его лице проступил несвойственный эльфам пот. Наконец он весь, оца-рапавшись, вышел маленькую поляну и огляделся. Похоже, он находился все еще в эльфийских владениях. Вся поляна заросла дикой лесной, темно зеленой травой, там и сям виднелись разные цветы, а сквозь траву проглядывались листики клубники, а кое-где даже ягодки. Сбоку поляны струился узкий прозрачный ручеек. Его вода неспешно лилась вперед, воде некуда спешить. Эльф, упав на колени начал медленно следить за ручейком. По его лицу пробежала слеза, и, упав с подбородка, она соединилась с ручейком. Эльфу не было дела до красоты простираю-щейся вокруг, и тем более живности ползающей по его ногам. Его волновал лишь ручеек. У не-го на душе было тошно, липко, мерзко, и мерзко от самого себя. Лес почувствовал грусть эльфа и тихо прошелестел
- Что с тобой, эльф?
Эльф, чуть приоткрывший рот, сухо бездушно, устало промолвил:
- Я…я устал…устал бежать, скрываться. Надоело.
- Устал от чего? С удивлением если можно так сказать про лес, прошелестели листья.
-Бежать от жизни. Я хочу покончить со всем этим, и обрести покой, вести жизнь тихо и размеренно, как этот ручеек. Он про сто льется, радостно отражая солнце в воде, он просто льется, чтобы впасть в озеро. И…и я ему завидую.
Лес что шелестел еще, но эльф не слушал. Он встал, подпрыгнул и…растворился. Он разделился тысячи атомов, слился с ветром, который, носясь с утра до вечера, гоняет облака, стал частью ручейка, слился с землей и…обрел покой

Разговорчивые фамилии   

Третья лекция профессора Зафука   
- чтобы быть свободным человеком, обязательно нужны позитивные жизненные цели и, конечно же, реальные возможности их достижения...
Раб – это когда цели негативные и ты от них зависишь.  – сказал профессор и... замолчал.  Минута, вторая минута, третья...
Студенты зашумели. До конца лекции оставалось еще полчаса.
- кстати, а какое сегодня число? – вдруг спросил профессор у аудитории
- по какому календарю? – сострил Сидоров
- девятнадцатое!
- а месяц вы не забыли? – выкрикнул кто-то
«Девятнадцатое» -  профессор повторял число и глядел на аудиторию...
Аудитория зашумела еще громче...
Профессор Зафук ничего не говоря, вышел из аудитории.
Это была уже третья лекция за сегодня, седьмая лекция за неделю и... несколько тысяч какая-то лекция за несколько лет его преподавательской деятельности...
- чтобы быть свободным человеком, обязательно нужны позитивные жизненные цели и, конечно же, реальные возможности их достижения...
Раб – это когда цели негативные и ты от них зависишь. – произнес профессор, остановившись на лестнице...
Какой раз он это уже говорил? И кому?
Лестница одобряюще кивнула...
Профессор вернулся в аудиторию.
Студенты замолчали и с удивлением смотрели на профессора.
Профессор смотрел на студентов.
Аудитория опять зашумела.
Профессор Зафук закрыл глаза.
- профессор стоя уснул! – удивились студенты и опять замолчали, глядя на зафука, стоящего с закрытыми глазами перед аудиторией...
Прошло несколько минут... 
Зафук очнулся и открыл глаза. Студенты открыли глаза еще шире.
- лекция закончена! – сказал Зафук и пошел домой спать. Ему уже надоело читать лекции...
(с) Юрий Тубольцев 

Сон профессора Зафука 
  Вдруг профессору Зафук неожиданно показалось, что он - шашка. 
- как ходить? – подумал профессор Зафук
- ходишь не ты, а тот, кто играет – подсказал профессору Зафук внутренний голос
- нет, не буду шашкой! – сказал профессор Зафук и проснулся.
(с) Юрий Тубольцев 

Профессор Зафук и блинчики 
С некоторых пор профессор Зафук перестал понимать смысл своего существования...
- я зачем? – думал профессор Зафук
- а оно те надо? – вмешался внутренний голос 
- действительно, какая разница, зачем существует Зафук – согласился профессор Зафук и больше никогда не задумывался о смысле своего существования...
- лучше пойду я кушать блинчики – решил профессор Зафук... 
(с) Юрий Тубольцев 

Профессор Зафук и зеркало 
- я могу с кем угодно поспорить, что у меня не говорящая фамилия! – возмущался вслух перед зеркалом профессор Зафук 
Ему казалось, что он – на трибуне и перед ним – огромная аудитория.
- да, я согласен, за фук – это термин из шашек, но я-то тут при чем? – негодовал профессор Зафук
Было еще одно зеркало. Оно стояло на кухне. То зеркало профессора Зафука решительно не понимало и считало его фамилию говорящей. Перед ним возмущаться было бесполезно. А с этим зеркалом профессор Зафук мог общаться часами...
(с) Юрий Тубольцев 

Плоскомыслие       
- я против плоскомыслия! – воскликнул профессор Зафук и... сочинил трехмерную шахматную доску
- а правила какие будут? – удивился внутренний голос
- заткнись, плоскомыслящий! – возмутился профессор Зафук и расставил фигуры... 
На голову профессору Зафуку посыпались шашки.
- да уж, тяжело быть творческой личностью! – вздохнул профессор Зафук...
(с) Юрий Тубольцев 

  Раз и в дамки 
- а что, если играть в шашки на одной клетке? – подумал профессор Зафук и стал размещать фигуры 
- а мы что теперь, все дамки? – удивились шашки
- дамки и джентельмены – это в Английском высшем обществе – возмутился профессор Зафук и решил играть в Чапаева...
(с) Юрий Тубольцев 


Профессор Зафук 
- разве можно играть в шашки без компаса? – удивился заблудившийся на шахматной доске профессор Зафук.
Иногда минутная стрелка часов профессора Зафука показывала на юг и часы могли бы сгодиться вместо компаса, но сегодня часы почему-то показывали вес профессора Зафука. 
- за фук! – вдруг услышал профессор Зафук и... был взят за фук...
Очутившись вне шахматной доски, профессор Зафук заблудился еще сильнее...
- буду ждать следующей партии, выбираться лучше по клеточкам! – принял решение профессор Зафук, но... случайно закатился под стол...
- просыпайся! – подсказал профессору Зафуку внутренний голос
- жизнь – это сон и проснуться нам не дано! – возразил профессор Зафук и перевернулся на другой бок...
  (с) Юрий Тубольцев 

Принципиальный противник 
Профессор Зафук был принципиальным противником всех говорящих фамилий и терпеть не мог шашки и шахматы...
- шахматная доска должна стоять треугольником! - А как играть? – это уже подскажет внутренний голос! – считал профессор Зафук...
- я не верю в существование зафуков! – произнес профессор Зафук перед стомиллионной аудиторией
Вдруг зазвинел будильник. Но профессор Зафук просыпаться не собирался. Он читал лекцию...
  (с) Юрий Тубольцев 

Зафунтик 
- а я бы, на вашем месте, поменяла бы фамилию на Зафунтик – заявила профессору Зафук наглая студентка   
- у вас одни фунтики на уме – возмутился профессор Зафук
(с) Юрий Тубольцев 

Раздумья под подушкой 
Профессор Зафук никак не мог найти компромисс между шашками и шахматами. Он не понимал, по каким правилам он живет. По ту сторону шахматной доски существовали нарды, в них профессор Зафук играл всего несколько раз, но тоже чувствовал свою причастность.
Иногда профессору Зафуку казалось, что это именно он изобрел игру в поддавки. А игру в уголки Зафук не понимал.
Игр было много, а шахматная доска была всего одна. И надо было понять, в какой он игре. Чтобы лучше это понять, профессор Зафук засунул голову под подушку и уткнулся носом в диван.
Солнечные лучики осознали, что теперь им профессора Зафука не разбудить и удалились будить других профессоров...
(с) Юрий Тубольцев 

Отличие во сне 
- я имею право отличаться от других! – сказал профессор Зафук и залез на крючек шахматной доски       
Расскачиваясь все сильнее и сильнее, профессор Зафук испытывал чувство гордости и... шлепнулся.
На следующее утро профессор Зафук уже который раз проснулся под кроватью.
(с) Юрий Тубольцев 

Пляска шахмат     
Профессора Зафук пригласили участвовать в пляске шахмат.
- что касается шахмат, то я здесь не танцую, а пою! – возмутился профессор Зафук
А соседи праздновали новый год и не давали профессору Зафуку уснуть.
Ворочиться уже надоело.
В знак протеста профессор Зафук лег поперек кровати, но соседи не унимались.
- Ваш ход! – услышал профессор Зафук
- я, когда сплю, в шахматы не играю! – возразил профессор Зафук и залез под матрас...
(с) Юрий Тубольцев 

Храп профессора
- кто придумал шахматную доску? Наверное без меня тут дело не обошлось.
- это я придумал шахматную доску! – понял профессор Зафук и решил придумать что-нибудь пооригинальнее.
- мир банален!
Профессор Зафук захрапел. А храпел он только по особо важным случаям...
(с) Юрий Тубольцев 

Мудрость профессора Зафука 
- пат стулом! – сказал профессор Зафук и не понял, что сказал...
(с) Юрий Тубольцев, http://u-too.narod.ru
   
Зафук
- нельзя рокироваться, когда ты под шахом! – произнес внутренний голос
- а я не под шахом, а под кайфом! – возразил профессор Зафук
- а ходишь-то трезво! – восхитился профессором внутренний голос
- мы, Зафуки... – начал было профессор Зафук, но зазвенел будильник
- цейтнот – понял профессор Зафук 
(с) Юрий Тубольцев, http://u-too.narod.ru

Театральный институт 
  Клушу Ферзь не взяли в театральный институт. Ей посоветовали с таким именем и фамилией идти в клоуны...
(с) Юрий Тубольцев 

Заглупь 
Подпись Клуши Ферзь при голосовании за президента России не зачли. Ее имя не понравилось проверочной комиссии...
– то ли она больно умная, то ли – больно глупая – решили специалисты...
(с) Юрий Тубольцев 

Постоянство
Клушу Ферзь почему-то постоянно все уговаривали научиться играть в шахматы. Но Клуше и шашек было вполне достаточно...
  (с) Юрий Тубольцев 

Клуша Ферзь   
Клуша Ферзь постоянно возмущалась, когда ее обвиняли или в том, что она играет в шахматы, или в том, что она бъет баклуши.
- я не лентяйка и не шахматистка! – оправдывалась Клуша Ферзь
(с) Юрий Тубольцев 

Клуша Ферзь у психолога
- с какой шахматной фигурой Вы себя ассоциируете? – спросил психолог у Клуши Ферзь 
Больше Клуша Ферзь к психологам не ходила...

Клуша Ферзь у диетолога
- у фигуры должна быть талия, особенно у ферзя – сказал Клуше Ферзь диетолог
Но Клуша Ферзь и не собиралась худеть...
(с) Юрий Тубольцев 

  Клуша Ферзь у графолога 
- вы пишете так, как будто бы каждая буква расставлена в клеточку – сказал графолог Клуше Ферзь
- это я просто распечатала вам образец почерка на компьютере – объяснила Клуша Ферзь 
(с) Юрий Тубольцев 

Клуша Ферзь замуж не собиралась. Ей очень нравилась ее фамилия...

Клушаферзевая метода 
- позвольте, но почему доска треугльная? Вполне достаточно и одного угла! – удивилась Клуша Ферзь и больше в шахматы не играла...
(с) Юрий Тубольцев 

Бестолочь
Клуше Ферзь приснилось, что она хороводит в шахматах.
- но почему у Вас на доске круглые клетки? – удивился бестолочь из соседнего подъезда, ухаживающий за Клушей
- а я угловатых форм не люблю, не мешай, бестолочь! – отшила его Клуша Ферзь
(с) Юрий Тубольцев
 
Бестолочь и Клуша Ферзь   
- тронул – ходи! – заявила Клуша Ферзь бестолочи из соседнего подъезда, который ее обнял
Но бестолочь застеснялся и ушел...
(с) Юрий Тубольцев 

Браво, Юрий! Порадовали!

Вот одно из моих грузных прозоических рассказах..Собственно обо мне, но в прошлом..

Птица

Она рвалась изнутри на свободу, билась о прутья клетки, изрезав свои
нежные крылья...Проливала кровь и слезы, образовавшие на замочной
скважине ржавые пятна надежды....надежды на спасение...И постепенно
пятна становились больше и толще, а скважина- меньше и уже...
А она все надеялась на спасение от этого закрепощенного одиночества
над палящим солнцем лета...
И вот наступила осень: холодная, пасмурная и грустная пора ...
Эта осень стала ей спасением...Она остудила все её горящие от боли раны
своим свежим и ласковым ветром...И птичке было уже не так больно...
Она стала забывать своего птицелова, подавляя любые мысли, ассоциации,
связанные с ним...Иначе раны вновь горели алым огнем...В отражении
своих слез птичка увидела жалкое, оборванное, беззащитное тельце...
Ей не понравился этот облик, и тогда она попросила у осени новое
оперенье...Только ей не хотелось быть такой же яркой и светлой,
как и раньше....Ей хотелось чувствовать себя защищенной, поэтому она
не знала, какой цвет выбрать...но все же её симпатии склонялись к
черному, он ее просто завораживал....Да и выбирать не пришлось:
осень дарила только черное одеяние, она знала, что это единственный
цвет, который дарит ощущение защиты...
Как ты прекрасна в черном! Воскликнула осень...Птичке и самой
понравилось...Она чувствовала от этой одежды особую энергию...
Эта энергия подарила ей силу....(Зачем слабому сила? Подумала она)...
И вот на смену заботливой осени пришла холодная зима...Она сразу
не понравилась птице, потому что от ее холода все сжималось внутри,
а мороз стал покалывать раны..... Но не зря ей пригодилась та сила,
которую она черпала из своего одеяния....Она-то и не давала
чувствовать птице боль...
Однажды утром, едва проснувшись птица ощутила холодный стальной свет,
струящийся сквозь прутья её клетки...Этот свет излучал снег....
Она впервые в жизни его увидела! Но это ее ничуть не обрадовало,
потому что она понимала, если зима никогда не кончится, то снег
превратится в лед, внутри которого она останется навсегда...
А как же океан её теплых слез?...Он уже превратился в ледяную глыбу,
оградившую ее клетку ...Вот теперь меня никто никогда не выпустит
отсюда,- подумала птичка...Что ж, значит все должно быть так и не иначе
...Она смирилась со своей кармой...А зима наградила холодом все ее
худенькое тело, снег отражался мертвой белизной на ее коже...Повсюду
теперь были ледяные зеркала, в которые она смотрела день и ночь...
И однажды она сама себе понравилась...Она полюбила себя...Эгоизм стал
еще одним подарком зимы...
Раз я смогла полюбить себя, так почему же кто-то еще до сих пор этого
не сделал? – Пафосно воскликнула птица...Она захотела вновь быть
любимой...Ощущать счастье, как когда-то давно...И наконец-то покинуть
эту мерзкую клетку, в которую Он ее запер!..
Однажды она увидела через замочную скважину птицелова...Как она
ликовала, предвкушая свободу!.. У него точно должен быть ключ от моей
клетки! Он меня полюбит и откроет ее! Наконец я стану свободной! И птицелов ее тоже заметил...Да, у него был в кармане ключик, но только он сам обнаружил его, когда впервые увидел птицу...Откуда же он взялся? – подумал птицелов, но так и не нашел вразумительного ответа...
Прошло немало времени, прежде чем птицелов догадался, что не зря у него есть ключ....И вот однажды, когда птица уже устала ждать своего освобождения и просто по инерции коротала свои дни, птицелов понял, что любит её!..
Я люблю тебя! – воскликнул он. И хочу, что бы мы были вместе всегда.
Тогда открой мою клетку...Немедленно!...Покорно, он вытащил ключ из
кармана, поднес к скважине...И...О нет, ключ не подошел....Что в тот
момент почувствовала птица!...Как ей стало больно без надежды на
спасение, которую она в тот же миг потеряла...Никакая сила больше её
не спасала от ощущения непреодолимой боли! Эта была боль тех ран,
которые залечила ей осень...Из них вновь стала сочиться горячая кровь, растопляя ледяную ограду вокруг ее клетки, превращая её в соленый океан, в которым горели ее кровавые раны...Она захотела умереть, что бы никогда больше не ощущать всего этого! И была уже готова кинуться на острые прутья клетки...
Но свою спасительную роль сыграла весна, подарив птице Его, как
когда-то давно...впервые...Она поняла, что только Он сможет спасти её
от смерти и выпустить на свободу...Он тут же появился и разжал ладонь
с ключом, тем самым ключом...Как она была счастлива, увидев этот ключ!.
...Закрыв глаза, она ясно себе представила, как  открывается клетка и
он бережно берет ее в свои заботливые руки....Все ее мечтания
оборвались скрежетом ключа об узенькую ржавую скважину...
Он не смог открыть клетку...
Вновь наступило мучительное лето, а за ним щадящая осень...Птица вновь
обрела свои силы...Затем зима опять заморозила её маленькое жилище...
Она снова хотела любви и свободы....Находила новых «спасителей»...
Но они ее так же не спасали...Умирая, она находила спасение весной...
И снова Он не мог открыть Ее клетку....
И вот однажды после очередного цикла событий ничем не отличавшегося
от предыдущего она не захотела встречать весну....
Возненавидев её, птица навсегда захотела остаться с зимой....
Она сделала так, что бы он не мог к ней больше приблизиться...
Она стала для него пустым местом...ничем...
Навсегда теперь оставаться ей в своем ледяном замке разрушенных надежд.
...Когда она думает о нем, или видит его, перед ней ясно проносятся
кадры прошлой весны....Их самой первой неповторимой весны...
Только этим она и живет...Только поэтому ледяные лезвия ее клетки
никогда не узнают вкус ее обжигающей крови,
холодной плоти и настоящей первой любви.

Black мне не очень понравился рассказ, этот двойной смысл, интрегует, но не больше.

Я попробую свой выложить
Называется "Добровольцы на смерть"

Уже четыре дня мы шли через ничейные, безжизненные земли навстречу своей неизбежной смерти. Приходилось смиряться с волей господ лесных – никакой механики в стокилометровой пограничной зоне. С запасами воды и продовольствия проблем не было – Князь позаботился о том, чтобы его послы не сдохли по дороге от голода. Граница Великого леса приближалась. Датчики положения давали оптимистические цифры, свидетельствующие о том, что завтра к обеду отряд дойдёт до нерушимого, вечного царства королевы, являвшейся материальным воплощением воли Единого разума. Эльфы. Зелёные выродки, завоевавшие весь мир. Им платят дань все народы планеты, включая условно разумных мутантов, обитающих в проклятых болотных землях, ставших могилой для миллионов существ в период войны цивилизаций, во время которой истинные хозяева мира истребили друг друга, оставив планету молодым, набирающим силу расам. Тогда жестокие войны тянулись десятилетиями. Несколько видов разумных существ отправились в небытие, их земли разрывались захватчиками, а оставшиеся население вырезалось под корень. Тогда человеческое Княжество находилось в рассвете своего военного могущества. Но мы проиграли… проиграли каким-то зеленокожим, не знающим технического прогресса, самым сложным оружием которых были полуорганические снайперские ружья и тупое, безжизненное хладнокровие, полное пренебрежение к своей и чужой смерти во имя интересов леса. С эльфами невозможно было воевать. Они не ведали страха, они бросались под танки, увешанные органическими взрывчатыми спорами, подрывали себя и выводили из строя ценную для людей технику. Они саботировали все нефтеперерабатывающие заводы, все машиностроительные фабрики. Они практически не вели войну на фронте, а незаметно просачивались в тыл войскам княжества. Сохрани нас Господь и даруй силу тела и ума нашему князю. Больше бы мы подобных хитростей не допустили. Но эльфы не дали нам второго шанса.

Теперь мы, послы той жалкой кучки ободранного, больного, голодного народа, несём большую часть золота, что нам удалось добыть за месяц и подробные отчёты по всем новейшим разработкам. Княжество пыталось обхитрить эльфов и в тайне разработать новое смертоносное оружие массового поражения на основе делящегося вещества, но эльфы знали всё. Вся природа, каждая травинка, каждый земляной червяк были их отдельными органами чувств. Они жестоко расправлялись с непослушными. Я помню, десять лет назад мама плакала, прижав меня к себе, когда крики нескольких медленно разлагаемых на клетки учёных, в числе которых был мой отец, разносились по городу, наглядно демонстрируя то, что случиться с теми, кто не признаёт власть зеленокожих.

Мы заночевали за очередным холмом рядом с небольшой группой деревьев. Необходимо было развеять малейшие опасения со стороны хозяев о исключительно дипломатичной цели нашей миссии. Из четырёх человек спать легли только двое. Я остался на часах. Глаза смыкались сами собой. Ноги гудели так, как будто по ним пробегали импульсы обжигающего тока. Мы знали, что за нами следят, и знали, что если бы в руках хоть одного из нас был автомат, нас тут же растерзали неизвестно откуда взявшиеся хищники. Три раза за полночи, закрывая своими огромными крыльями большие участки звёздного неба, над нашими головами проносились драконы. Эта гордая раса, единственная из разумных, не была покорена эльфами. Им совершенно не было дела до творящихся на поверхности переделов. Являясь самыми загадочными существами на планете, драконы никогда не вступали в контакт с наземными обитателями. Их было много, их видели постоянно, но никто не знал, где расположены их гнезда. Драконы не вмешивались в дела народов, но предотвращали всякую попытку подняться в воздух. Экспериментальные, созданные ещё до покорения летательные аппараты сбивались ими с пугающим упорством, реактивные ракеты, бывшие на вооружении троллей, не причиняли тварям никакого вреда. Поэтому все расы признали небо территорией драконов.

Когда взошло солнце, на самом пределе видимости мы увидели голубоватую границу Великого леса. Остались позади ничейные, безжизненные земли, осталось позади княжество. Каждый из нас не верил в то, что вернётся. Никто не возвращался. Четыре человеческих тела ежемесячно - было, помимо золота и технологий, ещё одним требованием эльфов. Что происходит с послами, никто в княжестве не знал. Их отбирали из числа таких, как я добровольцев, согласившихся на смерть взамен солидной помощи семье, либо из приговорённых за тяжкие преступления к смерти заключённых. Но сейчас ни одного преступника с нами не было. Мои товарищи, с которыми я был знаком всего неделю, происходили из беднейших слоёв человеческого общества, хотя звание «богатый» относилось к тем людям, которые позволяли себе изредка есть мясо. Их семьи, так же как и моя, получат солидные пособия и смогут прожить до старости.

До полудня мы шли без остановок. Граница леса приближалась. Безжизненные земли превращались в цветущее поле. Пряный аромат цветов бил в голову, размягчая тело и разум. Вокруг нас носились мелкие зверьки – шпионы зеленокожих. Их цивилизация заметно отличалась от человеческой. Никаких фабрик, заводов и электростанций. Все достижения основаны на генной инженерии. Всё сведено до необходимого минимума. Эльфы-войны, как и рабочие, представляли собой бесполые создания с атрофированным осознанием себя как личности, находящиеся под контролем так называемого лесного Единого разума. Что это такое, никто из людей не знал, но учёные определяли его как некое информационное поле, слабо ослабевающее с расстоянием.

Наши хронометры показывали два часа дня, когда в плотном, мутном, словно болотная жижа, органическом запахе мы дошли до Великого леса. То, что это был именно он, не возникло сомнения ни у кого. До этого нам встречались редкие деревья, либо одиноко стоящие, как знак того, что жизнь нельзя до конца уничтожить, либо небольшие группы по пять-шесть тощих стволов с редко растущей листвой. Сейчас наш отряд смотрел на огромные, высотой со стандартный девятиэтажный человеческий дом, исполины, кроны которых так тесно переплетались, что, казалось, все деревья слиты в единый организм и функционируют как единое целое. При виде живого царства эльфов душу поглощала бездонная, глухая боль. Моё сердце сжималось в маленький комочек, а по спине пробегал холодок от осознания ничтожности собственного тела по сравнению с этим необычным единым миром. Я чувствовал, как сотни пар глаз и других зрительных органов, передающих в мыслительный центр информацию о чужеродных телах, просто просверливают нас взглядом. Вверху в кронах раздавались странные звуки, в глазах рябило от бесконечного колебания веток и листьев. Я был абсолютно уверен, что в данный момент мне в лоб нацелено не одно снайперское ружьё.

Впереди что-то мелькнуло. Сверху с кроны прямо перед нами спрыгнули четверо эльфов. Я много раз слышал описания этих существ, видел их зарисовки в архивах, но не мог даже предположить, что один их вид поселит в мою душу противоречивые чувства страха и спокойствия одновременно. Я удивлялся их сильной худобе, отсутствию одежды, хотя она им и не была нужна, длинным ушам, растущим слегка загнутыми назад, необычному разрезу глаз и многим другим мелким вещам, в принципе на так сильно разделяющим наши виды. Во время службы мне доводилось охотиться на мутантов в сырых, болотистых низинах. Они, обладая тремя руками, необычной головой, даже встречались особи с прозрачной кожей, за которой были видны туго натянутые мышцы с пробегающими по ним нервными импульсами, не так пугали меня, как эльфы. Правая рука каждого зеленокожего плавно переходила в пульсирующую камеру, заканчивающуюся длинным, в метр длинной, стволом, который оплетали лиловые нити, похожие на сухожилия мутантов. Сейчас оружия эльфов были нацелены нам в головы.

Я почувствовал дыхание пятого эльфа прямо у меня за спиной. Как он незаметно там возник, я не знал. Я попытался обернуться, но сильнейший удар по голове свалил меня на землю. Довольно долго в голове шумело, мне казалось, что внутри меня раздаётся потрескивание, как в видиовизоре, ловящем сигнал на пустой частоте. В живот что-то ударило. Что-то очень тяжёлое и липкое, источающее жидкость, стекающую к моим ногам. Значит, я стоял. Я понимал, что надо открыть глаза, но гнетущая, заполненная лишь электростатическим треском темнота не позволяла мне сделать это.

Треск прекратился. Сознание заполнило ничто. Лишь судорожные мысли о том, что надо что-то делать, чтобы выбраться обратно в реальный мир, яркими вспышками мелькали в моей голове. С какой скоростью текло время, я не знал. Я почувствовал холодное ментальное прикосновение чужеродного разума. Моё физическое тело раздирала боль, но до меня она доходила лишь слабыми обрывками. Я пытался узнать о чужаке больше,  прощупать его мысли, его душу, но натыкался на непробиваемый щит стойкости. Я понял, что у него отсутствует разум. Это была программа, проникающая в мой мозг всё глубже и глубже. Моя слабая защита веры и воли не позволяла остановить такой напор. По мере приближения чужака к центру моего сознания я чувствовал всё более и более возрастающую физическую боль.

Я возвращался в своё тело. Но не один, а со шпионом в моём разуме. А то, что это был именно он, я не сомневался. Боль становилось всё сильнее, и концентрировалась в районе горла. Казалось, мою глотку разрывают на части тупыми, зазубренными крючьями. Я попытался пошевелиться. Руки ответили на приказ, идущий от мозга, и я почувствовал ладонью липкую, пульсирующую массу. Оживить ноги удалось с большим трудом. Но самым сложным оказалось открыть глаза. Первое ощущение, возникшее у меня, когда видимый спектр, испускаемый окружающими меня объектами, преобразовался в нервный сигнал и дошёл до моего мозга, было такое, как будто меня целиком проглотила огромная тварь, пока я был без сознания, и сейчас я нахожусь у неё в желудке. Пространство вокруг меня гулко пульсировало. Каждый удар огромного, невидимого сердца упругой волной ударял в уши и грудную клетку. Я лежал на переплетении шевелящихся, подобно пустынным змеям корней, на них из моего рта вытекала ядовито-зелёная жидкость. Собрав волю и силу в кулак, я встал на четвереньки. Во рту распространялся горький привкус. Я сглотнул. Тягучая органическая масса с трудом пробилась мне в горло. Горло. Оно стало тяжелее, как будто на меня надели ошейник. Но зачем. Я поднёс руку. Пальцы коснулись тугого, покрытого выступающими венами шарика, выпирающего из моей шеи в районе кадыка. Что это? Что эти зеленокожие уроды со мной сделали?

- Я бы не советовала тебе так плохо о нас думать, - раздался мягкий, мелодичный женский голос. Я встал,  озираясь в поисках говорившей. Окружающий зеленоватый туман делал очертания объектов нечёткими. Но сквозь миллиарды летающих в воздухе спор проступал силуэт королевы.

Я много слышал о матриархальном обществе эльфов, но нигде не мог найти хотя бы словесного описания их королевы. Единственным несомненным фактом оставалось то, что никто раньше не видел самок этого народа. Поэтому существо передо мной с довольно большой вероятностью являлось никем из людей не виданной королевой зеленокожих. Верхняя половина её тела была такой же, как у бесполых эльфов, грудь практически не выделялась, длинные зеленоватые волосы плавно сращивались с окружающей пульсирующей органикой. Глаза королевы были монотонно серого цвета, такого, какой бывает у слепцов, глаза которых затянуты бельмами. На её туго натянутой, не образующей ни одной морщинки, зелёной коже лица скапливались тягучие капли слизи, стекая вниз к поглощающему их переплетению корней длинными изумрудными нитями с пробегающими по ним разрядами импульсов. Тело эльфийки плавно переходило в раздутое брюхо, покрытое сетью сосудов и пульсирующее с гулким звуком. Брюхо заканчивалось длинной трубой, похожей на яйцеклад осы-наездницы, ведущей в огромный, простирающийся на сколько позволяли видеть летающие вокруг споры, резервуар синей жидкости, в котором плавали облепленные органическими трубками огромные белые шары.

Моя правая рука сама по себе коснулась браслета на левом запястье, повернув двуглавого дракона, символа княжества людей, на девяносто градусов.  Всё это произошло настолько быстро и неожиданно, что я даже не успел понять, что происходит.

И тут я вспомнил. Я почувствовал, как протестующее зашевелился паразит в моём сознании, но он ничего не мог уже сделать. Я вспомнил про тайные разработки новой ядерно-химической ракеты, которые велись на древней свалке, куда под видом мусора выбрасывалось сырьё для её изготовления. В давно заброшенных шахтах, найденных под грудами проржавевшего железа, в которых из-за полной герметичности не могло попасть ни одно живое существо, способное передать Единому разуму информацию о готовящемся возмездии со стороны людей, десятки учёных и инженеров не спали ночами, рассчитывая и проверяя все узлы сложного устройства. Оставалась одна проблема. Донести маяк до королевы. Люди решили пойти на риск. Очередным добровольцам на смерть они надели браслеты с маячками на руки, а наш разум был перестроен экстрасенсами так, чтобы мы ничего не помнили, а при прямом контакте с королевой активировали маяк. Мой разум не отключался. Лес понимал, что умрёт и то, что люди умрут вместе с ним, и не хотел выполнять лишних действий. Я видел, как он пытается перетащить в разные стороны от меня огромные массы органики. Королева худела и сжималась на моих глазах. Но Единому разуму это не поможет. Через несколько минут всё в радиусе пяти километров будет выжжено, и огромную площадь накроет ядовитое облако радиационно-химической смеси.

Начиналась война. Новая война за передел мира. И первый удар со стороны людей был ужасающим. Вряд ли эльфы смогут восстановиться после него. Я смотрел вверх, над бывшим бассейном с зародышами эльфов, а я предполагал, что белые шары были именно ими, ветви кроны расходились, открывая чистое синее небо. Через несколько секунд на нём появится быстро летящая белая точка. А потом… что потом, я старался не думать. Всё-таки я был добровольцем. Добровольцем на смерть.

Всем Здравствуйте. Я прошу прощение что пишу в эту тему, я не могу создать свою:( Подскажите почему? А мое творчесвто есть на http://james-bannet.livejournal.com/ - книга "ередить Дьявола"

Своего рода защита форума от спама и флуда. Новички НЕ могут создать новую тему. Публикуйте свое творчество тут или пообщайтесь НЕмного на форуме, чтобы потом создать отдельную тему. В названии вашего творчества - ошибка: "Опередить Дьявола", а НЕ "ередить", как написано у вас.

А моно я тоже выложу своё ? Правда я так давно ничего не писала хорошего, и это последнее увы 


Без Накзвания (Черновое названия: "Жил был гном... " )

Жил был гном, маленький, коренастый и бородатый, как и полагается гномам.
И вот в один солнечный чудесный тёплый день шёл этот гном по дороге в город по своим делам. За спиной он нёс огромный рюкзак, набитый чем-то до отвалу, и который, казалось, был больше самого гнома. Бедолага нёс рюкзак, сгибаясь под его тяжёстью всё ниже и ниже, что складывалось ощущение, что он скоро упадёт под тяжестью своей ноши на землю, и рюкзак придавит бедного гнома.
-Не мурлыкай, меня это бесит, - вдруг заворчал гном на никого.
Однако он слышал мелодичное мурлыканье, и оно его раздражало.
-Не мурлыкай, - повторил гном, пыхтя, - а то не видать тебе рыцаря как ушей.
Мурлыканье исчезло.
И тут по дороге из города на встречу гному появился рыцарь на белоснежно белом коне, в серебренных начищенных доспехах, со щитом, который украшала серебряная звезда, наверное, герб знатного рода, к которому принадлежал рыцарь. С другой стороны к седлу была прикреплена двухсторонняя секира, начищенная, как и всё до блеска.
-Эй, рыцарь! – крикнул гном, пока рыцарь до него ещё не доехал, но когда тот уже был на достаточном расстоянии, что бы услышать гнома.
Рыцарь замедлил ход коня и остановился рядом с гномона, выдав:
-Чё надо?
Гном оглядел рыцаря, но взгляд его остановился на секире. Он посмотрел на оружие таким взглядом, каким, наверное, только смотрит мужчина на хорошенькую женщину, проходящую мимо него.
-Куда путь держишь, рыцарь? – спросил гном.
-В логово дракона, - ответил рыцарь, - тебе-то какое дело.
-С этим топориком? – спросил гном, указывая на секиру.
-С этим, - ответил рыцарь.
-Давай меняться, - сказал гном, снимая с плеч рюкзак и выпрямляясь.
-Ещё чего, это фамильное оружие.
-И ты хочешь с ним убить дракона? А твоя секира может разрубить камень?
Рыцарь промолчал, очевидно, ответ был отрицательный, а гном продолжил.
-Ну, тогда и дракона ты не поразишь, его чешуя крепче камня. Давай меняться, я тебе меч волшебный, а ты мне свою секиру.
-Меч? Покажи, - сказал рыцарь, явно не доверяя гному.
Гномам вообще нельзя доверять, это рыцарь знал.
Гном отвязал от рюкзака что-то длинное, замотанное крепко в тряпку и выудил на суд глазам рыцаря меч. О! Это было искусно сделанное оружие и замечательное, достойное быт в руках такого рыцаря, как тот, что стоял перед гномом. И конечно рыцарь подумал, что этот меч в его руках будет смотреться куда лучше, чем секира.
-Смотри, что он может, - сказал гном, подошёл к валунам у дороги, когда-то скатившихся с гор, и разрубил чисто средних размеров валун пополам. – А секира так может? Нееет. Давай меняться! Я тебе меч, ты мне секиру.
-В чём подвох? Говори честно? Почему ты отдаёшь такой чудесный меч за обыкновенную секиру?
-Секира сердцу гнома милее любого меча, - ответил гном. – Давай же!
И они поменялись. Рыцарь согласился и получил удивительный меч, который очень подходил к его образу.
А что же гном?
Гном получил секиру и прижал её к себе, поглаживая, как родное дитя, улыбаясь при этом такой блаженной улыбкой, какая бывает у кота, съевшего чарку сметаны с разрешения хозяйки, или без, не важно.
Гном укутал секиру и спрятал в рюкзак подальше, что бы не увидели и не украли.
А рыцарь с новым оружием отправился дальше вперёд. С права от него были горы, впереди блестела река, берущая начало в этих горах, и там у её истоков было логово дракона.
Рыцарь ехал туда. И через пару часов он был уже на месте: у пещеры. Там в глубине спал дракон. Рыцарь, оставив лошадь у входа, сам прошёл в глубь. Там он увидел огромную пещеру, набитую золотом, драгоценными камнями редким дивным оружием, освещённую солнцем, которое проникало через отверстия на верху. И в центре спал лазурного цвета дракон.
-Эй, ты .. просыпайся! – крикнул рыцарь, швыряя в дракона чем попало.
Дракон проснулся, моргнул и посмотрел на рыцаря.
-Хм, у меня сегодня не приёмные дни, - ответил грозно дракон.
-Мне всё равно.
-Да я вижу.
-А ну, выходи на битву.
-Ты явно очень глуп, - сообщил рыцарю дракон.
-Почему? – спросил рыцарь.
-Ну, для начала, будь ты умным, ты бы убил меня спящим, что значительно легче. А так я сей час убью тебя, потому что ты вторгся в мои частные владения.
Рыцарь приготовился драться с драконом, но огромному лазурному ящеру хватило встать, потянуться, расправить крылья и прыгнуть на рыцаря.
Рыцарь умер быстро и безболезненно. Когда дракон поднял лапу и глянул на незваного гостя, то понял, что у того свёрнута от удара шея.
-Эх, ну и глупцы же эти люди, - покачал головой дракон, - Ну и что мне делать с телом? Ну вот, опять придётся убираться. Придут, помрут, а потом убирай их тела. Ладно, я подумаю об этом потом.
И дракон вернулся на место, чтобы дальше спать.
-НЕПОНЯЛ?! ЭТО КАК ПОНИМАТЬ?! – раздалось на всю пещеру через пару секунд.
Дракон содрогнулся, открыл глаза и огляделся.
-Не понял, - сказал он сам себе.
-ЧТО ТЫ НЕ ПОНЯЛ?! ЭТО Я НЕ ПОНЯЛ! КАК ЭТО ВООБЩЕ ПОНИМАТЬ, ПОЧЕМУ МОЙ РЫЦАРЬ ПОМЕР?! КОГДА УСПЕЛ?!
-Я его убил, - ответил дракон голосу.
-НУ ЧТО ЗА …. ЗА НАПАСТЬ ТАКАЯ. А МНЕ КАК БЫТЬ?! А МНЕ ЧТО ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ?! КАК Я БУДУ?!
-А ты кто? – спросил дракон, вставая.
-МЕЧ! ЛЕЖУ ТУТ СЕБЕ ТИХОНЕЧКО ВОЗЛЕ РЫЦАРЯ…. ОПЯТЬ… НУ КАК ВСЕГДА.. НУ ЧТО ЖЕ ОНИ МРУТ-ТО ТАК БЫСТРО? НУ, ЗА ЧТО МНЕ ЭТО НАКАЗАНИЕ. ЭЙ, ТЫ, КАК ТЕБЯ ТАМ. ДРАКОШКА, ДА? СЛУШАЙ, СДЕЛАЙ ОДОЛЖЕНИЕ, НЕ УБИВАЙ РЫЦАРЕЙ ТАК БЫСТРО, Я ЕЩЁ МИР ХОЧУ ПОВИДАТЬ.
К сожалению, морда дракона не пластична, на ней не могут отражаться эмоции. Но можно было понять, что от наглого волшебного оружия хозяин пещеры был не в восторге и он пошёл его искать, дабы выбросить куда подальше.
-Ты, меч проклятый…
- Я НЕ ПРОКЛЯТЫЙ, Я ЗАКОЛДОВАННЫЙ, Я ВОЛШЕБНЫЙ, Я ГОВОРЯЩИЙ, И ВООБЩЕ Я УНИКАЛЬНЫЙ И САМЫЙ САМЫЙ
-Наплевать, - огрызнулся дракон, - если не замолчишь, я тебя расплавлю, клянусь.
Следующее действие выглядело глупо и комично. Огромный дракон носился по своей пещере пытаясь поймать меч. Спросите как это возможно? Возможно, если меч волшебный. Так вот дракон бегал за мечом, а тот всячески надо отметить, что довольно шустро, умудрялся упрыгивать по пещере от дракона. Можете представить себе прыгающий меч? Нет, ну вот представьте, и дракона бегущего за ним.
Через пол часа разъяренный дракон поймал меч. Тот орал, как девица. Дракон взлетел вверх и вылетел из пещеры через отверстия в потолке.
-ОТПУСТИ МЕНЯ, ЧУДОВИЩЕ! ОЙ, НЕТ, НЕ ОТПУСКАЙ, Я ЖЕ УПАДУ!!!
-Я искренне на это и надеюсь, - ответил дракон самым елейным голосом, на какой только способны драконы.
-ААА ИЗВЕРГ, НЕ БРОСАЙ МЕНЯ, Я БУДУ ХОРОШИМ Я БУДУ МОЛЧАТЬ.. НУ ИНОГДА.. НУ, НУ ТЫ ЖЕ ХОРОШИЙ ДРАКОН? ТЫ КОМПЛИМЕНТЫ ЛЮБИШЬ? Я ТЕБЕ МНОГ КОМПЛИМЕНТОВ БУДУ ГОВОРИТЬ. Я БУДУ ГОВОРИТЬ, КАКОЙ ТЫ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ, КАКОЙ ГРОЗНЫЙ, КАК ТЕБЯ ВСЕ БОЯТЬСЯ…
-Я люблю тишину, - ответил дракон.
-НУ ТИШИНА.. ТИШИНА ЭТО НЕ СЕРЬЁЗНО, МОЛЧАТЬ МОГУТ ВСЕ, И ВООБЩЕ Я БУДУ ДОСТОЯНИЕМ ТВОЕЙ ГАЛЕРЕЕ, ПОДУМАЙ, ТУРИСТЫ БУДУТ ХОДИТЬ В ТВОЮ ПЕЩЕРУ ЧТО БЫ НА МЕНЯ ПОЛЮБОАВАТЬСЯ.
-Спасибо, мне такое счастье не надо и даром.
И дракон бросил меч в низ на землю.
Дальнейшая судьба меча дракона не волновала.
А меч летел в низ и думал, какой же он несчастный и как ему быть? Только бы в воду не упасть, а то в воде он заржавеет, он хоть и волшебный, но заклинания на нержавение на него не накладывали. После не долгого, но стремительного паллета, меч рухнул где-то в лесу на тропке, по которой бежала девушка, спасаясь от преследуемого её маньяка. Ну так рассудил меч.
Девица, увидав оружие, не обременила себя лишней ношей и схватила его за остриё.
«За рукоять надо, дурёха»- подумал про себя меч, но промолчал, а то опять выкинут.
Бугай-маньяк нёсся на девицу, но та замахала перед собой мечом. Ну конечно любой нормальный противник поймёт, что имеет дело с человеком первый раз держащим оружие.
«Возьми меч за рукоять» - подсказал тихо меч.
Он хоть и был противным, но девицу ему было жаль, если она помрёт.
Девица послушала снизошедший голос бога, как она посчитала, и взяла оружие правильно. Бугай набросился на неё и конечно, как и ожидалось, напоролся на оружие и помер.
Девица перепугалась страшно и бросилась на утёк.
-А Я !!! – крикнул меч, но девица в состоянии шока драпанула только быстрее.
-НУ ВОТ, ОПЯТЬ Я ОДИН, ОПЯТЬ У МЁРТВОГО ТЕЛА.
Меч так и остался в лесу. Вскоре пошёл дождь. Потом он видел много дождей и зим и солнечного пекла. Он много чего видел, и видел, как ржавеет, как покрывается с годами мхом и травой, как тело убитого превращалось в забытые кости и медленно равнялось с землёй.
Вот так и погибают главные герои от времени и от того, что их забывают…
А на том месте, где когда-то лежал меч, уже более нет его, ни его следов.

Доброго времени суток)

БЕРТ
     
***
 
  - Н-на! Получай ещё!
  Звон.
  - Ой!
  Скрежет. Глухое чирканье металла о металл.
  - Ага! Кх-ха! Есть!
  Бэмц, бам-бэмц, вж-ж-жик.
  Вскрик.
  - А, дьявол! Берт, ну почему опять?!
  - Потому что. Рука.
  - Ну что рука, что рука, Берт! Рука как рука! Как у любого человека!
  Слышится обиженное сопение и тихий свистящий шелест клинка, скользящего в ножны.
  - Я тебя спрашиваю, почему этот трижды проклятый ублюдочный ублюдок не желает поддаваться ударам! Почему он не падает? Мой меч уже три раза съездил его по забралу, один раз попал над кромкой лат и два - слышишь, целых два раза! - застрял между пластин юбки! Так какого чёрта!
  - Не ругайтесь, ваша сиятельство.
  - Вот именно, что я - сиятельство, и что хочу, то и делаю! Почему ты не засчитал мне победу?
  - Один.
  - Что "один"?
  - За весь поединок был всего лишь один достойный вашей руки удар.
  - Один? Ты что, издеваешься надо мной?! Берт, чёрт тебя дери!
  Возбуждение, возмущение и тяжёлая кираса способствуют тому, что голос окончательно срывается на нервный хрип.
  - Знаешь, я всё понимаю, но чтобы так! Два раза - два, дубина ты стоеросовая! Ты слеп как нетопырь в полдень, а туда же - указывать мне!.. Ой...
  Сенешаль замка едва заметно скривил губы в некоем подобии улыбки и цепко сжал тонкую трость, окованную добротной сталью. По смутно угадываемому расположению теней, он понимает, что уже давно перевалило за полдень и скоро в столовой накроют к обеду. А его сиятельство, увлёкшись упражнениями, как всегда напрочь позабыл о еде.
  Заострённый наконечник трости слабо чиркнул по плитам пола - Берт и без неё знал, куда идти. Каждый камень этого замка он уже давно прощупал своими ступнями сквозь подошвы грубых воловьих сапог, которые носил по старой армейской привычке.
  Нет, определённо, зная всё, нетрудно быть почти слепым.
  Сопение мальчишки из возмущённого превратилось в виноватое.
  - Берт, а, Берт... Ты это... Ну, прости меня. Это всё язык мой дурацкий! Прости, Бертушка! Ну ладно, пускай будет один!
  - Соберите снаряжение и идёмте обедать.
  - Конечно!
  В голосе сквозит столь явное облегчение, что Берт позволяет себе ещё одну мимолётную улыбку.
  - Уже бегу! А то матушка наверняка уже всех слуг переполошила...
 
***
 
  Они споро идут по переходам и галереям восточного крыла замка. Его сиятельство беззаботно болтает, уже напрочь позабыв про давешнее чувство вины. А Берт идёт почти вровень с легконогим юношей и лишь отбивает такт шагов звоном калёного наконечника по камням.
  Откуда знать пятнадцатилетнему сорванцу, почему у немногословного сенешаля его родового княжеского замка парализована половина лица.
  Тяжело быть шпионом в западной лесостепи - там обитают буйные племена, имеющие весьма условные понятия о цивилизации. Те, кого они, в конце концов, ловят, одним лишь параличом и перебитыми ногами обычно не отделываются.
  Откуда ему знать, почему Берт может лишь смутно распознавать свет и тень после того, как роты наёмников, купленные за золото Торговой конфедерации покусились на границы княжества, и тогдашний воевода в одном из ночных рейдов получил шестопёром по голове. Если бы удар не пришелся вскользь по тяжёлому шлему и подшлемнику, никакой бы костоправ не сложил в кучу обломки его черепа. А так была всего лишь контузия. И даже слепота пришла не сразу, а чуть погодя, позволив Берту ещё своими глазами увидеть сдачу в плен командиров разгромленного наёмного войска Конфедерации.
  Молодому княжичу не узнать никогда, кто трое суток гнался по предгорьям за бунтовщиками, замыслившими династический переворот. Не знать ему, кто в полном доспехе кинулся проламывать набухший водой весенний лёд, чтобы успеть вытащить трепыхающееся тельце в расшитых серебряными гербами пелёнках.
  Не ведать ему, кто успел спихнуть отравленный кусок оленины псам под стол, и кто лично прикладывал железо к пяткам извивающегося на решётке монаха, чтобы понять, что же именно задумал иерарх Святой нашей матери церкви.
  И уж тем более никогда не узнать малолетнему сиятельству, почему красивые серые глаза его матери были совершенно сухи на похоронах князя и всякий раз краснели от слёз, когда придворные лекари в очередной раз выхаживали Берта Слепца.
  И не нужно ему этого знать.
  Пусть живёт. И учится распознавать ложь по чуть дрогнувшему голосу собеседника, направлять удар на звук разошедшихся пластин в доспехе и видеть не глазами - такими же ясными и красивыми, как у матери, - а иным чувством, которое будет оберегать его тогда, когда Берта уже не станет.

Не совсем фэнтези. Точнее совсем не фэнтези. Но рассказ своего сочинения. Прошу простить если противоречит правилам форума. Если так - удаляйте.

Одна Великая Ложь

«Да твою ж того налево!» - в сердцах воскликнул Дэв проклиная свой компьютер, вечно глючащий windows и лично Билла Гейтса. Хотя к последнему у него, в принципе, претензий не было – чего ещё ожидать от пиратской копии операционки, купленной на рынке за 100 вечнодеревянных – но это, как говорилось в известном фильме – «привычка, выработанная годами». Уже второй час Дэв сидел перед монитором, пытаясь наладить наотрез отказывающуюся работать систему. Самое гадкое – он не мог понять в чём дело – комп просто стопорился на одном месте и, не подавая признаков виртуальной жизни, покорно ждал перезагрузки. Разномастные диагностики эффекта не давали, а сносить операционку СТРАШНО не хотелось. «Во чёрт! Что за жизнь?! На улице лето, а я сижу и пытаюсь починить свой хлам-компьютер. Сюрреализм!»  «Хлам-компьютер» в ответ обижено пискнул о опять стопорнулся. Дэв чувствовал что начинает закипать и от тяжких телесных компьютер отделяет сама малость. От справедливой расправы несчастный компьютер спас сигнал телефона. Sms. От Неё. Странно короткое. «Нужно встретиться. Сегодня в 19:00, как всегда» «Странно как-то это всё…»  - мрачно буркнул Дэв и с видом Тесея, бросающегося на Минотавра двинулся к компьютеру.
                            ***  ***  *** 
Погода на улице откровенно не радовала. Низкие свинцовые тучи угрожающе нависли над землёй, всем своим видом демонстрируя, что выходить сегодня на улицу – затея не их лучших. «Вот тока дождя для полного счастья мне и не хватало!» - ни к кому не обращаясь сказал Дэв. Небо ехидно отозвалось раскатом грома. «Где же она есть, полчаса уже жду…» - с этими словами он достал телефон из кармана. Один пропущенный вызов. От Неё. «Ненавижу свою трубу!!!» Он нажал «Вызов» и стал по привычке считать гудки. «Один. Два. Три… Привет! Сори, не слышал как ты звонила…» дальше говорила Она, а он слушал. Монолог был коротким, но ему он показался невероятно длинным. Спустя Вечность связь была оборвана в одностороннем порядке и гудки разрыва связи отдавались яростным и чертовски неприятным стуком где-то в груди. «Один. Два. Три. Четыре…»  - с непроницаемым лицом и остекленевшим взглядом считал он - «Семь. Восемь…» На девяти небо взорвалось и заплакало дождём.
                                          ***  ***  *** 
Дэв и Вэлл сидели на лавочке под подъездом. Их накрывал живой навес из сплетённых веток, листьев и лоз – поэтому до сих пор капающий дождь им нисколько не смущал. Дэв безмолвно тянул сигарету за сигаретой. Вообще он не курил, но изрядно «приняв на грудь» порой разрешал себе это. Как сейчас.
- «Н-да, очень мило ничё не скажешь!» – Выслушав рассказ друга констатировал Вэлл
- «Угу»
- «А знаешь, я ни разу не удивлён…» - начал было о чём-то рассуждать Вэлл, но Дэв его не слышал. Да и не слушал. Он вспоминал. Вспоминал как всё начиналось и было. Её первое sms в котором говорилось, что он её нравится. Первая встреча. Первый поцелуй. Время влюблённости. Безумной и безудержной… От раздумий его отвлёк раскат грома. Слабенький, будто из последних сил. Повернув голову Дэв увидел что Вэлл пристально на него смотрит.
- «Ну и чего мы так уставились?»
- «Знаешь, ты уже минут десять сидишь вот так. Уставился в одну точку и молчишь. Лично я думаю что эт малсть странно. А ты?»
-  «Скока? Фигассе…блин, я кажется её люблю…»
-  «Оу! Приехали! Всё, вызываю неотложку»
- «Да не, лучше сразу контрольный в голову… Я серьёзно»
- «Хочешь об этом поговорить? =)»
- «Нет»
- «Значит слушай сюда. Любви не существует»
- «Не начинай!»
- «Слушай! Так называемая «любовь» - возведенная в идеал иллюзия. Это чувство симпатии во много раз сильнее воспринимаемое чем есть на самом деле. И оно очень быстро рассеивается и то, что она тебя кинула – а это иначе не назовёшь – лишнее тому подтверждение»
- «Но…»
- «Не нокай! Всё эти слова «так будет лучше», «я не готова к отношениям», «бла-бла-бла» - всё это отговорки»
- «Ты не прав…»
- «А ты не лев! Дай закончу, а? Так вот, любовь -  это импульс нейронов в коре головного мозга, сопровождаемый рядом химических процессов в организме. Физиология! А не то, что воспевают поэты и прочие барды»
- «Ого ты сказанул!»
- «Сам в ужасе»
- «Сам же такой!»
- «Я – другое дело… Знаешь, всё в нашей жизни -  лишь намёки и недосказки. Символы чего-то нам недоступного и непонятного. Так вот, «любовь» -  как раз из этой оперы. Символ по сути, морок – на деле. То тебе кажется, что ты всё об этом и про это знаешь. То ты в ужасе от того что ничё не понимаешь о том чего вообще происходит! Любовь – это выдуманный красивый  абсолют и идеал. Это ложь. Самая Великая Ложь»
                                          ***  ***  *** 
Дэв ещё долго ходил сам не свой. Он всё время думал о Ней. Он был уверен, что по прежнему любит её. Но с другой стороны слова Вэлл’а посеяли в нём сомнения. Почему Она так поступила? И всё сказала не в лицо, а по телефону… Он много раз хотел к ней пойти и поговорить. Но его всегда что-то останавливало. И это «что-то» голосом Вэлл’а шептало «Любовь – это Самая Великая Ложь»
«Долбанный гений! Понятно почему у него нет подруги. Ни одна такого не выдержит» - беззлобно роптал Вэлл  Дни шли за днями, складываясь в недели и обращаясь в месяцы. Лето ушло. Как всегда резко и незаметно. Настала осень, а с ней – очередной учебный год. Последний в школе. В один из обычных дней идя по коридору среди носящихся младшеклашек он встретил Её. Что само по себе уже странно, ввиду того что они учились в разные смены. Он не первый раз видел Её со времён их разрыва. Но всегда издали и никогда не пытаясь подойти поговорить. А тут она была близко и подошла сама. 
- «Привет Дэв»
- «Привет»
- «Как ты? Как дела?»
- «Сойдёт. Как сама?»
- «Нормально. Знаешь, я много раз хотела тебе позвонить и поговорить нормально, но мне всегда что-то мешало»
- «Понимаю, такая же беда» 
Она робко улыбнулась 
- «Правда? Значит ты не сердишься?»
- «С какой стати. Кто я такой? Ведь я даже не заслуживаю объяснений сразу»
- «Прости меня пожалуйста. Я испугалась. Я просто… не готова к отношениям. Так будет лучше. Я бы хотела чтобы ты понял»
- «Я понимаю» 
Он смотрел на неё и не мог понять, что изменилось. Он уже не смотрел на неё как раньше. Не было того щемящего сердце восторга, когда она была рядом. Не было того безумного обожания. Не было любви.  А она опустив глаза продолжала что-то говорить. 
- «Так будет лучше. Я уверена. Надеюсь мы сможем остаться друзьями. Ты ещё встретишь свою любовь» 
Дэв криво ухмыльнулся 
- «Любовь говоришь? Любви не существует»
- «Неправда!»
- «Неправда?! Любовь – вот самая жестокая неправда. Это ложь!»
А голос Вэлл’а закончил: «Самая Великая Ложь»

Привет всем, я тут недавно. Я пишу, временами, хотел бы услышать ваше мнение. Если понравиться есть еще.
Маленький бунт.
«Почему? Почему я такой? Близорукость, за что? Чем я заслужил такое? Меня никто не уважает и не любит. Одни страдания. Другие живут хорошо, а я?  Где моя «счастливая звезда»? Вся жизнь – сплошные мучения» - думал мальчик, глядя в окно, увеличившимися от болезни глазами. В этот момент все его маленькие и большие беды вспомнились его. Сердце сжалось в комок. Белые от холода руки держали бритву, готовую опуститься на вены.
«Не лучше ли закончить жить?»
Но тут в памяти бедного ребенка всплыло лицо матери, отца и брата… Слезы хлынули, стекая по щекам, ручьем. А еще слава лучшего друга, запавшие в душу: « Жить стоит ради близких и счастливых воспоминаний. Плохие надо забывать».
Дикость, ярость и боль – заслонили ясный взор мальчика. Он кричал и бил все вокруг:
- Отпусти! Отпусти меня, проклятая жизнь!
Так продолжалось целую неделю. Нож или бритва прижимались к запястью и  ловили капли соленых слез.
Склонность к суициду была у него в крови. Дед покончил жизнь самоубийством в «желтом доме». Доме для душевнобольных… Вскоре туда попал и этот мальчик.
Он знал, в какой палате лежал дедушка. №31. Значит, здесь может повториться история, ушедшего по собственной воле, дедушки. Внезапно, мальчик спрыгнул с кровати и стал осматривать плинтуса. Дед часто оставлял внуку секретные записки в щелях пола, пока жил дома. А умер он всего три месяца назад.
Мальчик нашел в полу щель, в которой лежала бумажка:
« Живи, внук, живи! Сами уходят только опустившие руки. В этом мире живут только сильные люди. Докажи всем, что ты сильный! Я ошибаюсь – это уже другой разговор, вырастешь – поймешь! Чтобы жизнь была жизнью, ты должен найти силы для изменения ее к лучшему. Живи! Живи! Живи!»
Со временем, жизнь маленького мальчика стала похожа на рай. Его окружали хорошие люди, счастье светилось в каждой улыбке. Дедушка помог ему остаться жить. Привыкший считать деда кумиром, мальчик не смел ослушаться. Случайно оказался он и в палате №31. Если бы не это, то моя история могла закончиться совсем не так хорошо. Вот какую большую роль сыграла маленькая записка.

Вот еще. Я писал это около года назад. Немного кочковато.
Dream.
Я сидел в мрачном и сыром подвале, когда в полуоткрытое окно влетела какая-то бумажка. На ней было написано: «Черт, как трудно жить»! Того, кто это написал, я понимаю. Свобода – моя цель. Ветер хлопнул окном и полностью закрыл его. С первого этажа здания донеслось:
- В гости ты больше не поедешь!!! Сиди там, сколько хочешь!
В памяти всплыло лицо отца, потом матери, а позже – брата. Я уже не претендую на место в раю, да я и не мечтал о нем. Если мир вокруг – временная иллюзия, так почему она настолько жестока? Вы скажете, что мир не без добрых людей. Но я же сказал… Теперь все равно. Злость и отчаяние выплеснулись на набитой песком груше. Странно, разбитые в кровь руки не болели. Смысл жизни в том , чтобы страдать и в то же время быть благодарным ей, за все причиненное, и стать счастливым. Мое сознание мягко сказало мне: «Плыви по течению, но знай, куда оно тебя заведет». Пол стал исчезать, а я проваливаться. Огонь лизал пятки, и крик разорвал неумолимую тишину. Дьявольский смех быстро смолк в ушах из-за отсутствия страха перед его обладателем. Это был ад, мельком показавшийся мне. Увиденного не описать. Абсолютная мука. Больше тут ничего нет. Зевнув, я шлепнулся на травяную подстилку. Рядом блеяли овцы, и лев облизывал ягненка. «А это – рай» - подумал я. Счастье, счастье, счастье… Ты иллюзорно как мираж. Снова зевнув, я сплюнул и оказался в том самом подвале, который мне милее всего привидевшегося. Груша еще качалась из стороны в сторону. В подвал ворвалась бушующая мать.
- Да чтоб ты…
- И тебе всего хорошего!!! – с самой искренней улыбкой ответил я.
Вдруг я проснулся. Ведь чтобы было хорошо, это «хорошо» нужно заслужить.
Печаль.
«Когда тебе становится плохо, ты уходишь от всех и остаешься один. Когда мир вокруг гнетет и унижает, ты злишься на него и хочешь уничтожить. Но нельзя передать эмоции, которые человек испытывает, когда от него уходит любимый человек. Это горящая смесь печали, грусти, раздражения, непонимания и разочарования. Постепенно из всего этого остается только печаль. Может, ты  сам и не чувствуешь, однако лишь твое сердце понимает, что произошло. И оно грустит».
Строки, написанные на простом, тетрадном, в линеечку листе, заставили парня, держащего листок в руке, вздрогнуть, ибо на нем была написана маленькая история последних  дней. Парень уже не плакал. Сначала он, конечно, выплакал все глаза, потому-что так больно ему еще никто не делал. Сейчас, реветь совсем не хотелось. Элементарно надоело разрываться из-за девчонки. Печаль отыскала место в душе и не упрямо покидала его. Начался дождь. Он поднял голову и словно только заметил, что сидит в парке, на скамейке. Дождь все лил. Будто бы он понимал чувства парня и плакал вместо него. Все мысли вдруг покинули брошенного парня. Перед ним носились образы: яркое солнце, беседка, их первый поцелуй, лицо девушки, тогда искренне любившей его. А потом: крики, что она не любит его и хотела поиграть с ним, ради опыта, хотела увидеть страдания. Как глупо!!! – внезапно подумал парень. И для нее он носил цветы? Для нее пел песни? Нет. Она ушла, как кошмарный сон. Они оба получили урок. Она поняла, как легко играть с чувствами. Он понял, что нужно быть разборчивей. Достав из кармана ручку, парень перевернул листок и написал: «Чуть попозже, когда понимаешь, значение всего пережитого, всю глупость страданий по такому поводу, печаль смывается с души, как пятно краски на стене под напором дождя. Будет в жизни еще любовь, которой не нужны будут страдания. Не такая, как ты. Настоящая».
Письмо из ниоткуда.
Я хочу рассказать одну историю загнанного в угол человека. Все, такие как он, хотят выговориться. Но он поведал мне то, что хотят рассказать нищие и те, кто старается выжить в этом жестоком мире, так красноречиво, что я выбрал его историю из тех миллионов, услышанных нами на улицах. Итак, это история Горация Смита, однофамильца великого писателя.
Меня зовут Дима, и в тот день я шел по улице, радостный и слушал музыку. В руке у меня были пакет с продуктами и портфель. Вдруг, какой-то бедняк подбежал ко мне и стал просить милостыню. Я не особо богат, однако  взгляд этого человека заставил меня залезть в пакет и вытащить портмоне. Из-за угла вышел другой нищий и, пока я давал деньги остановившему меня человеку, второй выхватил пакет.
- Эй! Стой! Там только еда!
Но, разумеется, он не остановился.
Некоторое время я бежал за ним. Все же нищий бежал так быстро, выбирая самую извилистую дорогу, что я не смог догнать его. Отдышавшись, я попытался себя успокоить:
- Ладно, там все равно были продукты и ничего больше.
А за спиной раздался голос:
-Да, они тебе не нужны так, как этому человеку.
Я обернулся.
- Вы кто такой? И почему рассуждаете о том, чего не знаете?
- Как не знаю? Да я лучше вас знаю с кем вы имели честь встретиться!!!
- Угу. Говорите вы не как нищий, а вот выглядите…
- ЧТО?! Ну да… А я и не нищий. Внутри.
- Все вы так говорите. Что лохмотья напялил?
- Судьба заставила. А вам не хочется узнать историю нас – изгоев общества?
- Слышали уже эту песню: Пристрастился к алкоголю, спился и лишился работы. Новую искать не в силах, тут еще и жена выгнала из дому…
- Вот сейчас вы говорите о том, чего не понимаете!
- Да?
И снова. Тот же взгляд. Я понял – снова меня хотят обобрать.
- Что ж, спасибо за консультацию. Я пошел, аривидерчи.
- Не будьте жестоким, сэр, – сказал мужчина, лет сорока, в сильно потрепанном костюме от Армани. Последние слова прочно засели у меня в голове.
На следующий день я получил посылку от Джонатана Гарлони. Кто он такой я и понятия не имел. Небрежно развернув посылку, я обнаружил внутри книгу. На обложке из кожи ничего не было написано, зато внутри… Вверху, по середине  страницы красивым почерком значилось: «История того, о ком не захотели услышать или письмо из ниоткуда». Я люблю читать и такое название меня заинтриговало. Я – новатор и революционист по характеру, так что я начал читать:
« Некогда в этом городе жил богатый человек Гораций Смит. Он получил все свое состояние по наследству, но растрачивать его как золотая молодежь он не торопился. Зная цену деньгам, он, достигнув 18-летнего возраста, открыл с помощью своих средств небольшой отель. Постепенно он достраивал его. Вскоре, Гораций Смит стал самым богатым человеком города. Его приемы были лучшими и наиболее фешенебельными. На него обратили внимание мэр и другие владельцы отелей. Ничего хорошего это не принесло. Богатые люди возненавидели его. Гораций Смит писал книги, революционного настроения и во всем высмеивал общество. Поэтому на приемы приходили самые честные и добросовестные люди. Однажды, мэру не понравилось изречение Горация про него самого в одной из его книг: «А мэр возглавляет всю эту свору адских опустошителей наших карманов». С этого момента начались гонения самого богатого человека города. Метрдотели старались перекупить рецепты его кухни и слуг. Приближенные мэра плели паутину смерти вокруг Горация. Его даже пытались отравить! Но с пьедестала справедливейшего и богатейшего предпринимателя Смита скинул план мэра. Его люди похитили слугу Горация – Джонатана Гарлони. Один из них переоделся в Гарлони и проник на прием. Смит часто приглашал на приемы нищих, так как защищал их. Мнимый Гарлони выстрелил в мэра когда тот приехал на прием без приглашения. Потом на «сцену» выкинули настоящего Гарлони. А люди мэра засвидетельствовали, что покушение организовали Смит с Гарлони. Купленный суд вынес вердикт – тюремное заключение и лишение собственности. Но Гарлони всегда носил с собой диктофон и он был включен во время его похищения. На записи мэр обсуждал свои действия для ликвидации Горация. Жаль, что диктофон упал на пол и залетел под шкаф. Вышедши из тюрьмы, Гарлони и Гораций не раз пытались проникнуть в здание, где под шкафом лежало их спасение, отель Смита.
Теперь мы – нищие и вы отдали нам продукты. Мы не потеряли чести и благодарим вас за них. Вы знаете нашу историю. Я, Гораций Смит, извиняюсь перед вами за то, что выхватил вашу еду. А тот человек, который говорил с вами – Джонатан Гарлони».
Меня поверг в шок рассказ мистера Смита. Я вытряс все деньги из копилки и кое-как попал в отель. Найдя диктофон, я принес его Смиту. Жизнь человека спасена. Гораций Смит продолжил писать книги, а мэра сменил другой кандидат. Обо мне тоже не забыли – я стал метрдотелем специального бесплатного Отеля для Потерявших Себя. Джонатан вел расследования дел Потерявших и многим мы вернули место в обществе.
А почему малоимущие существуют? Потому-что их гнетет либо их нежелание или лень найти работу, либо то общество и власти, создающие «все условия жизни», почему-то обходя некоторых людей. По-моему, власти совсем не стремятся к поставленной цели, не все конечно. Что я вижу на окраинах города? Средний класс вымирает, остались лишь бедняки, а богатенькие интеллигенты, говорят нам:
« ВСЕ ДОСТОЙНЫ МЕСТА ПОД СОЛНЦЕМ »
Назидание.
Демон, вечно мрачный лицом, выдалбливал на скале слова:
«Почему вас тянет ко всему поганому? Мир и так загажен злом! Кем вы станете – выбирать вам, пока есть возможность. Лучше сделать правильный выбор, как бы легка и проста ни была дорога иная. Вглядитесь в нее. Я долго был грешником, отчаялся и забыл о раскаянии, а потом сошел в ад. За это я вечно упрекаю себя, ибо сокрытое становится там ясным, как солнечный день лета. Дьявол говорил мне, что нет дороги назад, но я не верил ему. Хотите, я расскажу вам, какими становятся души под крылом Падшего? Больные всеми болезнями сразу, мертвые и живые наполовину, уродливые, бескрылые, таящие внутри огонь обиды, потерянного счастья и любви, разрушающий их, постепенно лишающий всякой надежды. Однако, мы не можем сгореть под его влиянием. Демоны, или Падшие Ангелы, обречены на вечные муки. Мы часто проливаем слезы, думая об исчезнувшем шансе все исправить… Если красноватую жидкость, обжигающую не хуже огня, можно назвать слезами. Один, главенствующий над нами, не испытывает боли, потому что так должно быть. Его чувства умерли. Безумная сила, очень хитро улучающая момент совратить маленькую вечность, сияющую человеческую душу. У вас еще есть заветная лесенка к спасению, а у нас нет… Никто не повесит на нее табличку: «Пользуйтесь на здоровье».
Он много выдолбил. Его чернота понемногу исчезала, сползая вниз, туда, где ждут приказаний верные злу.
- Что ты делаешь? – заорал, появляясь рядом, другой Падший.
- Обретаю покой,- сказал Ангел. Уже Ангел, не демон.
- Знаешь, это так прекрасно – хотя бы на мгновение побыть Ангелом.
Скала осветилась Божественным светом. Падший, с криком, ринулся в ад. Ангел же сгорел, ведь свой шанс он упустил, быть злом не пожелал, не испугался уйти в НИЧТО. Осталась лишь кучка пепла, да затухающий свет в скале говорил о той сокровенной правде, строки которой со скалы смотрели в чистое, голубое небо.






А вот мовсем новое. Немного не фэнтази, но надеюсь понравиться.
Познавший свободу.
Где-то во вселенной есть планета, названная в честь ученой, нашедшей ее, планета Каана. Одно время Каана была цветущей, зеленой планетой с тремя материками и  восемью океанами. Но люди принесли сюда прогресс, свои машины, вгрызающиеся в плоть земли…Каанцы тогда не превосходили разумом обезьян. Планета опустыневалась, а они спокойно на это смотрели. Люди забрали все полезное и ушли. Каанцы приспособились к жизни на практически безжизненной планете. Эволюция подарила им разум, но потом люди вернулись. Гуманоиды, населявшие Кану, вышли на контакт с землянами. Каанцы и земляне заключили мирный договор. Жители Кааны были похожи на людей: почти такое же строение, разве что четыре руки, но кому это мешает? Внешне, Каанцы напоминали людей, только с серо-песочной кожей, а их росту мог позавидовать любой человеко-гибрид, которые во множестве жили на земле. Стали появляться каано-люди. Каано-люди обогнали в развитии и людей, и каанцев. Раса уже обжившая Каану, сменялась более совершенной, развитой расой каано-людей. Чистокровные Каанцы зло смеялись над ними – чистые умирают и больше не увидят «песчаный рай», а каано-люди будут жить еще многие тысячелетия, страдая на этой разграбленной планете.
Ну, так вот, я расскажу вам историю одного каанца, из числа чистокровных. Занимательную, надо сказать, историю. Его звали Сорда.
Родился Сорда в семье мелкого буржуа. Отец Сорды владел полями зукзука в поселке Люрен. Зукзук – растение, которое употребляли в пищу Каанцы. На Каане мало что росло, но зукзук ели в самом крайнем случае. У него был не очень приятный вкус, а продукты, в состав коих он входил, считались продуктами низкого качества, вроде как наши продукты с большим количеством консервантов. Однако даже при плохой покупаемости, отец Сорды имел неплохой доход. Мать Сорды помогала отцу в бизнесе, работала на полях вместе с ним. Сорда тоже работал. По земным меркам Сорде тогда было около пятнадцати лет.
Одним ранним утром, Сорда проснулся в лачуге рабочего Дакрона. Ужасно болела голова, а за пластиковым окном – рассвет. Огромное, красное солнце медленно катилось по небу. Тоска наполнила сердце Сорды.
Гуща зукзука колыхалась под небольшим напором легкого ветерка, несшего с собой крупинки песка. Сорда смутно помнил, что было вчера. Он помнил, как поругался с родителями, хотя каанские морально-духовные устои такого не позволяли, а напротив категорически запрещали. Каанцы делились на роды и семьи. Семья Сорды относилась к древнему, знатному роду Старада. Устав рода Старада жестоко наказывал нарушивших правила рода, поэтому вчера Сорду прилюдно высекли энерго-хлыстами. Энерго-хлыст представлял собой ручку с присоединенной к ней веревкой, сделанной из материала, проводящего ток. Небольшое напряжение, но все же, больно получать любым хлыстом по голой спине, тем более энергетическим.
Сорда попросил родителей отпустить его в Сады Оракула – единственное место, где растут по-настоящему красивые растения. Оракул – человек, проповедующий каанскую религию высшего блага. Родители отказали ему, зная, что каано-люди определили плату за вход в Сады. И довольно высокую. Но Сорда все равно пошел, ослушавшись родителей. Сорда украл денег из средств отца и украл ровно настолько, чтобы попасть в Сады. А там его ждала девушка.
« - Привет, - сказала она.
- Привет, - ответил Сорда.
В лучах заходящего солнца они сидели в специальном месте для таких встреч – Обители Чувств. Обитель чувств – огромное здание с множеством комнат, где и встречались влюбленные. Стены Обители сделаны из прозрачного пластика. Каанцы могли видеть сквозь них сад.
- Правда, здесь красиво? – спросила она.
- Да, здесь красиво. Когда-то так было везде, - ответил он.
Сал Оракула занимал невообразимо обширную территорию. Длинные аллеи фиолетовых деревьев и бирюзовых кустарников и синей травы. Тут и там мелькали водопроводные каналы, несущие питательную влагу растениям. Статуи Оракула и Богов, вырезанные из стекла, украшали дороги. Можно было даже услышать пение птиц – фаноров. Фаворы – птицы сине-зеленого цвета с желтым клювом. Поют фаворы необыкновенно красиво. Стрекотали насекомые. Жизнь в Садах Оракула била последним живительным ключом.
- Когда мы станем полноценной семьей? Мы ведь уже год собираемся! – спросила она, пристально глядя ему в глаза.
- Пора тебе узнать правду.
Каанцы имеют право заводить семью с четырнадцати лет. Но и тут есть преграды для чистой любви. Браки между членами разных родов запрещены. В род входило множество семей, объединенных одним Смотрителем. Смотритель – тот, на чьей территории живет семья. Территория стала признаком рода. Так заведено. Новым смотрителем становиться старший сын семьи Смотрителя. Старада владел всеми полями Люрена. Сорда обречен жениться на девушке рода Старада. Всей душой он сопротивлялся. Однако, судьба неумолима.
- И какова же она? – спросила она, сузив глаза, в ожидании самого худшего.
- Я принадлежу роду Старада.
Она молчала. Лишь слезы катались из глаз. На серо-песочной коже отметились мокрые пути слез. Ее тело сотрясала дрожь. Он попытался исправить ситуацию:
- Но мы ведь можем встречаться!!! Кто об этом узнает?
- Об этом знаю я! – закричала она, - почему ты молчал раньше? Я бы знала, что люблю каанца и никогда не буду с ним рядом!!!
Казалось, даже фаворы смолкли. В комнате воцарилась тишина. Ее зеленые волосы закрыли лицо.
- Уходи. Я не желаю тебя видеть, прошептала она.
- Но я люблю тебя! – вскричал он.
- Какая теперь разница? Я совершила грех, а ты знал и молчал. Я порочна. Ты подарил мне не любовь. Ты поставил на мне проклятое клеймо».
Сорда вспомнил все до последней детали. Лицо его окаменело, а взгляд немигающих глаз уперся в вазу с фруктами, стоящую на столе. Черные, искусственно выращенные, плоды фиолетовых деревьев, гроздья красных ягод, длинные, тягучие побеги зукзука.
«Родители нашли в кармане маскировочного плаща Сорды пропуск в Сады и обнаружили пропажу денег, братец Сорда, - усмехнулся Дакрон, - не беда. А вот что с девушкой расстался таким образом – большая беда!» - вспомнились слова рабочего. В ответ заныла спина. Рубцы на ней еще болели. Сорда осторожно потер их второй парой рук.
- Да, Сорда, твоя жизнь – ад страдальца, - сам себе сказал Сорда и безумно рассмеялся.
Потом он видел ее в Садах еще один раз. Вместе с семьей он ходил гулять туда, а ее род в то время праздновал приезд Смотрителя в Зале Оракула. В центре Садов расположен храм богам Высшего Блага или Зал Оракула. Там род Пуратана и праздновал. Сорда различил ее среди торжествующих. Она пила за здоровье Смотрителя с таким лицом как будто пьет яд и понимает это. Сорда тогда постарался поскорее покинуть Сады.
А теперь он видел диск красного солнца, несущего ему кару. Сегодня Сорда не пойдет на поля. Как и завтра, и послезавтра. Сорда бунтовал. Его дерзкая натура не терпела вмешательства каких-то «аморальных» законов в его личную жизнь, собственное пространство. Сорде даже дыхание давалось ценой мучений – с каждым вздохом вздымалась могучая спина, оживляя почти погасшую боль. Он ненавидел этих каано-людей, людей, превративших Каану в пустынный мир, весь род Старада. Где-то в глубине души он, конечно, понимал, что такова жизнь и сделать ничего нельзя.
В дверь постучались.
- Входи, Дакрон, - узнал старика по слабому стуку Сорда.
- Братец Сорда, - Сорда удивлялся, не понимая, почему старик зовет его «братец», - я принес выпить.
- Что это? – спросил Сорда, видя в руках старого рабочего бутылку, весьма внушительных размеров.
- Перебродивший сок плодов фиолетового дерева, Кровано.
- Что ж, выпить можно, - согласился Сорда.
- Отчего ж не пить? Это наш удел, удел простых людей.
Все рабочие на полях не принадлежали ни одному роду. Их называли Безродными. Безродных на поля привозил Смотритель. Все они были чистокровными каанцами, а сам  Смотритель – каано-человеком.
- Ты не простой. Ты чист, как и я. Мы страдальцы, - возразил Сорда.
- Да уж…Старада, Старада. Не из Старада ты, ты из рода страдальцев!
- Может быть. Иногда мне кажется, что и не Старада, и не страдалец. Иногда мне кажется, что я из старого ада. Каано-люди несут нам новый, возрадуемся же! – поднял бокал Сорда.
- Родные о тебе не спрашивались. Они не хотят тебя видеть. Тебе повезло – они не знают, с кем ты встречался. Выпьем же! – Дакрон поднял свой бокал.
С течением времени поплыли перед Сордой черные фрукты, закатилось черное солнце. Дакрон храпел, завалившись на пол. Сорда попытался подняться и упал рядом с Дакроном.
«Отвратительное и безнадежное…» - подумал Сорда про свое существо, секунду спустя, он заснул.
***
Проснулся Сорда от ужасного запаха гари. Вся комната была в дыму, окна плавились от высокой температуры. Горели поля зукзука.
- Дакрон! – закричал Сорда, но ответа не последовало. Глаза слезились от едкого дыма. Выбрав наугад направление, Сорда ринулся бежать. Хвала Высшему Благу он выбрался из-под горящих завалов. Домик Дакрона горел, окна плавились, валил дым, а Сорда бежал прочь от полей, прочь от всего. Не разбирая дороги, он бежал и кричал. Он бежал, а вокруг все горело. «Даже весело» - внезапно осознал Сорда, и крик сменился счастливым хохотом. Люрен на Каане полыхал, а кто-то наслаждался этим. Часть Кааны, ее неотделимая ячейка, превратилась в зияющую огненную рану, Геенну…
Сорда уже не бежал, а спокойно шел. Успокоившись, он решил воспользоваться шансом. Если нет свободы в Люрене, он найдет ее в мертвой пустыне. Купленное подобие ему не нужно. «Ненавижу!!!»
Раньше рядом с Люреном строили поселок для шахтеров, но кто-то заложил бомбу в самом конце тоннеля. Взорвавшись, она дала толчок для оползня, уничтожила опорные балки. Песок засыпал шахту. Все, кто был в тот момент там, погибли. Но домики остались. В одном из таких домиков и поселился Сорда.
Шли дни. Сорда жил в своем недостроенном бунгало, а редко даже ходил в Люрен за покупками, спрятавшись под маскировочным плащом, в коем бежал. Он даже нашел работу! Дело в том, что сгорели не только поля его отца. Часть Садов Оракула тоже пострадала от пожара. Вот туда-то и попал Сорда. Восстановительные работы приносили ему гроши. Хлеб, соль и ничего кроме. Сорда упивался своей свободой. Он считал: Все изменилось. А, по-моему, свободы он так и не обрел. Те же каано-люди, тот же Люрен, только нет Старады. Постепенно мысль аналогичная моей вкралась в сознание Сорды.
Поздним вечером, Сорда вышел из своей лачуги, ожидая почувствовать ночную прохладу.
Чего нет, того нет. В лицо Сорде пахнуло памятным запахом горелого зукзука, остатками дневной жары. Краем глаза Сорда разглядел чей-то серый плащ, проплывший по воздуху среди домов.
- Кто здесь?
- Я, - ответил чей-то невозмутимый голос.
- Кто я?
- Поджигатель Отчаяния.
Из тьмы вышел старик, облаченный в серый плащ с капюшоном.
- Я проповедую Отчаянное обречение.
- Что это? – спросил Сорда.
- Лучше обречь себя и своих противников на смерть, чем искать невозможной, истинной свободы. Мой бог знает это. Он говорит со мной. Он говорит: покажи им отсутствие свободы, а потом найди ее для них. Найди ее в моем чреве. Найди ее в смерти.
«Безумец!» - воскликнул про себя Сорда.
- Он говорит: пусти старика в дом.
Сорда оглядел старца. Внешне тот выглядел как обычный нищий.
- Оружие есть? – строго спросил Сорда.
- Мое оружие – слово! – отрапортовал сумасшедший.
- Что ж, тогда проходи.
И снова шли дни. Сорда уходил рано утром. Старик тоже. Глубокой ночью они стекались в дом, как два ручья стекаются в реку. Старик учил Сорду, а тот, в свою очередь, внимал голосу злого бога. Сорда слушал и с каждым днем погружался во тьму чрева лживого бога. В конце концов, старик предложил ему поджечь Сады Оракула.
- Если сгорят Сады и Зал Оракула, то презренным будет некому обратиться! – ликовал Поджигатель Отчаяния.
- Да. Мы сделаем это, - бубнил Сорда. Очевидно, безумие старца передалось и ему.
И вот они собрались поджечь Сады. Старик выудил из складок своего плаща бутылку перебродившего сока фиолетовых деревьев, совсем почерневшую. Там было совсем чуть-чуть. И они пили, а Поджигатель тихо приговаривал:
- Пей Сорда, пей. Тогда мы не допили – допьем сегодня.
Прокравшись в сады, пьяный Сорда и Поджигатель использовали особое вещество, названное прометемиумом, горевшее в сто раз лучше ракетного топлива землян. Геенна ожила. Двигалось кроваво-красное зарево, огонь пожирал Сады.
- Беги, Сорда! – прокричал старик. Они побежали. В лачуге, едва отдышавшись, старик спросил:
- Ты до сих пор меня не узнал?
Сорда в недоумении посмотрел на старика. Вонь горевшего зукзука, аромат пьянящего напитка, черная бутылка. Перед глазами носились образы и наконец…
- Дакрон?!?!?
- О, да! Ты узнал! Неужели ты узнал меня! – гоготал старик, - быстро ты забыл, как оставил пьяного старика гореть в собственном доме! А я мог умереть! Ты этого хотел?
Ну, так смотри: я жив, но страшно изуродован!
Действительно лицо Дакрона еле узнавалось из-за ожогов и шрамов.
- Но ты ведь Поджигатель Отчаяния! Смерть для тебя – свобода!
Дакрон зло прошипел на ухо Сорде:
- Нет никакой свободы. Для тебя нет. Была ли она тогда в Люмере – не знаю. Сейчас, ты сам сжег ее. Нет никакой свободы, никакого бога свободы, никакого Поджигателя Отчаяния!!! Ты предал Старада, предал Высшее Благо, предал свою любовь, ради свободы, которой нет! Ты называл ее истинной, но истинная свобода там, где ты ее не видел.
Сорда опустился на колени.
- И в довершении скажу: я тоже предал ради мести. Скоро здесь появятся Служители Сада, которые знают, кто поджег его. Прощай.
И старик исчез. А Сорда остался стоять на коленях.
Вдалеке замаячили тени Служителей.
- Встань, - потребовал один из них.
Сорда встал.
- Ты поджег Сады?
- Я, - мертвым голосом покорился Сорда.
- Тебя казнят.
У Служителя на поясе висел лазерный пистолет. Сорда выхватил его со словами:
- Не правда! Есть свобода в смерти!
И застрелился.
Падая, он произнес:
- Пусть она и не для всех, а для павших.
Немая война.
В селе Д***, на улице имени Гоголя, есть пятиэтажный дом. Единственный в селе пятиэтажный дом. Вот в этом самом доме живет человек, который часто улыбается. Будь ли то гроза, будь ли то сильный ветер, а он возьмет, да и улыбнется. Сейчас этот человек сидит в кресле-качалке напротив окна и смотрит на деревья, постепенно сбрасывающие листву. Играет старая музыка, граммофон, сухо потрескивая, выдает: «А он не вернулся из боя…» Глаза человека, глядящего в окно, таят грусть, а на губах играет усмешка. «Странный человек» - говорят некоторые. «Ничего он не странный - воскликну я, - ему довелось испытать в своей жизни такое, что вам даже и не снилось».
А за окном шелестит в еще не опавших кронах деревьев ветер. Легко так, будто бы он солидарен с жителями, что холоду пока рано показываться в этих местах. Идут по улице «коричневые ветровки». Я так называю однообразную вереницу людей, одетых в осеннюю одежду. Коричневые ветровки, серое небо, изредка промелькнет автобус…Стаи ворон кружатся в воздухе, спасаясь от надвигающейся зимы бегством в теплые страны. В целом картина довольно скучная.
В квартире человека, который часто улыбается, раздался звонок и ее житель заторопился открыть дверь. Спустя пять минут в комнате появился еще один человек. Маленькая девочка.
- Деда, а деда, ты такой счастливый!!! – говорила она и смеялась.
- Почему ты так решила? – удивляется дед.
- Ты так часто улыбаешься!!! Только счастливые люди часто улыбаются, - уверенно сказала девчушка.
Дед молчал.
- Деда, а ты всегда был такой счастливый? – садясь к нему на колени, спросила девочка.
- Ну, как тебе сказать…Счастье – птица вольная. Поймать ее нужно сначала научиться.
- Деда, а как ты ее поймал? – деловито шмыгая носом, задала вопрос маленькая принцесса.
- Хорошо, я расскажу тебе. Слушай.
      «Жил я в другом селе. У нашей семьи был дом на Красноярской. Небольшой, да нас и было-то трое: мама, папа и я. Мама не работала, дома дел всегда много – огород вспахать, помидоры обвязать, скот накормить и многое другое. Когда я родился забот маме прибавилось. Отец работал допоздна и приносил гроши.
Здесь, на Гоголя, я пока видел только коричневые ветровки, а у нас на улице всегда ходили пестрые дамы, носились экипажи, разодетые франты. Но наш дом они обходили. Мы были приезжие.
Я смотрел на проезжавших мимо офицеров и думал: «Когда-нибудь я таким стану!» А офицеры брезгливо смотрели на меня, морщили носы, будто увидели запаршивевшего нищего.
У меня было два друга: Александр, Сашка, и Паша. Я жил на Красноярской, а они на соседней улице. Саша родился в семье сапожника, а Паша – в семье писаря. Такие семьи на Красноярской не жили. Весь сброд (так между собой называли нас сильные мира сего) поселился на Пржевальского. Отец Сани выходил на работу рано утром, потому-что видные чиновники ходили по таким местам, когда обычный люд еще спал, и часто не успевали почистить обувь, чем отец Саши и занимался. Утром-то холодно! Отец Саши, в честь которого мальчика и назвали, одевался не шикарно, не тепло и редко.
Папа Паши, Виктор, ездил в экипажах рядом с теми чиновниками, которым пять минут назад чистил обувь Александр-старший. Они почти с ним не разговаривали – когда Виктор появлялся в канторе, где и работал, он садился за стол в углу комнаты и ждал, пока кто-нибудь не кинет ему кипу бумаг на стол, чтобы Виктор их переписал. Документы всегда содержали ошибки, однако после переписи ошибки исчезали. Отец Паши имел среднее образование. Иногда. Поздним вечером, он брал в руки книгу и читал. Паша в такие минуты смотрел на него с трепетом, благоговением и радостью, так как чтение книг считалось привилегией высшего класса.
В общем, условия собачьи. Однажды, какой-то господин задумался над всем известным вопросом: «А в чем же смысл жизни?» Видимо на него повлияли нравственные устои, ожившие в грубой, зачерствелой душонке.
В то время Виктор и Александр сидели под навесом около сапожной мастерской Александра. Шел дождь. Мимо навеса проехал экипаж того самого господина и остановился чуть дальше. Распахнулась дверца, и из экипажа выскочил мужчина в черном костюме со всклоченной шевелюрой. Он подбежал к мужчинам, сидящим под навесом, разбрызгивая воду, скопившуюся в выемках мостовой, а затем спросил:
- Зачем вы, прокаженные, эмигранты из других стран, нищие живете? Вы нашли свой смысл жизни?
Отцы недоуменно переглянулись. Из экипажа вынырнула голова девушки.
- Ах, Мишель, пуркуа вы такой чудной и нервный? У этих бедных полукровок не было смысла жизни. Они позорят нашу чистую нацию. Мы дали им работу, их смысл жизни. Теперь они работают на нас, хотя недостойны даже лизать нашу обувь! И не забивайте себе голову всякой ерундой. Вы поступаете некрасиво!
Молодой нацист как будто попал под действие чар. Голос девушки вернул его на жестокую землю с тех чистых высот, в коих он парил с позволения Всевышнего. Да, наверное, такова наша доля. Вечно работать на пользу высоким особам. Я не ропщу. Бог дал, так хоть поживу.
У нас была соседка – Марья Ивановна, представительница мелкой буржуазии. Она владела кондитерской лавкой и сама работала в ней – главным кондитером. Всегда трудилась – не случалось со мной такого, чтобы я не увидел на ее белых, красивых, изящный руках следы муки. Детьми, мы часто забегали к ней и клянчили бублики. Марья Ивановна садила нас на стол, рядом с печкой и давала по куску сахара. Было так тепло, вдобавок пахло пряностями! Сама Марья Ивановна успевала переброситься парой слов со служащими, попробовать стряпню, сказать, где что не так, а потом выуживала откуда-то из глубин королевства булочек, тортов и калачей, три огромных, горячих бублика.
Поблагодарив ее, мы бросались наутек. А она кричала вслед: «Вот сорванцы!!!» и смотрела грустными глазами.
Вскоре наступила зима.
Коричневые ветровки сменились шубами и другой теплой одеждой. А мы носили то же, что и осенью.
Однажды зимой мы вновь решили попросить у Марьи Ивановны горячих булочек, но нашли ее кондитерскую закрытой. Сразу вспомнился запах выпечки. Я с горем подумал, что больше его не услышу.
Прошло три дня. Покинув теплые дома, я и мои друзья шатались около кондитерской, когда к нам подковыляла старушка, укутанная в сто одежек.
- Что стоим, соколики? Машеньку ждете? Так не стало ее прошлой ночью – кондитерская всем доходом служила, закрыли ироды, и письмо шальное пришло: муж у нее в Москве скончался. Сердечко не выдержало. Бог ее забрал. Ироды! – погрозила она кому-то, - со своим чистокровием и гордыней! Тьфу!
Совершенно сбитые с толку, мы побрели по дороге.
- Ей теперь хорошо… - начал Саша.
-  Глупо!!! – закричал Паша, - хорошо, когда тятька домой придет рано, хорошо, когда есть, что покушать, хорошо, когда ты живой! А где она теперь? В холодной, твердой земле!
В его глазах были слезы, но жесткая мужская воля не давала им вырваться наружу.
Все притихли. Молчание длилось, пока мы не решили, что пора идти домой.
Одним поздним вечером, возвращаясь домой из нашей малюсенькой средней школы, Саша услышал крики, доносившиеся из подворотни, к которой мы как раз подходили.
Под аркой, на входе во двор,  группа юношей избивала учителя, преподававшего историю в старших классах. Саша вздрогнул и сказал:
- Вот звери.
А Паша буркнул:
- Значит, есть за что. Не было бы, не били бы.
Я посмотрел на друзей и встретился взглядом с Сашей. В один голос мы закричали:
- Осторожно, сюда идет милиция!
Услышав слово «милиция», шакалы, избившие свою жертву до полусмерти, мгновенно испарились без шума и пыли.
Мы подбежали к учителю. Я протянул ему руку и спросил:
- вам помочь, господин учитель?
Лежащий на тротуаре человек задергался, оторвал блуждающий по асфальту взгляд, а затем посмотрел прямо мне в глаза. Саша отшатнулся. Как они разукрасили учителя! Губа разбита, нос сломан – из него сочилась кровь, два передних зуба выбиты, щека с правой стороны как будто оплавилась, а волосы, обильно окрашенные, пропитанные кровью, прилипли ко лбу.
Учитель зло сплюнул и прошамкал:
- Чтоб вы сдохли, щенки сукины!
Паша отвернулся. Саша комментировал:
- Пропала душа его.
В вечерних сумерках мы ушли, оставив этого человека на тротуаре, под аркой. В школе его больше не видели.
Неделю спустя тяжело заболел Саша. Он не вставал с постели и кашлял кровью. Сразу после школы я и Паша бежали к нему, несли разные сласти, пряности…Наши родители сочувственно качали головами, предчувствуя скорый, страшный исход. Моя мама достала из подвала банку малинового варенья. Эта банка была единственной. Глубоко вздохнув, она протянула банку мне. Варенье, сделанное собственными руками, руками, которые всю жизнь не видели отдыха.
Я взял банку и рванул к Саше. Он очень обрадовался, увидев варенье. Паша принес горячий и вкусный травяной чай. В комнате Саши витал приятный аромат ели, смешанный с запахом малины.
Однако, с каждым днем, Саша чах сильнее и сильнее. Нас перестали пускать к нему. Я отчаянно боролся с родителями, а те боялись, что я тоже заболею. Сами родители Саши стали реже появляться на улице, не открывали нам дверь. Случайно встретив нас на улице, они опускали взгляд и шли дальше.
Через две недели, показавшиеся нам вечностью, мы вновь решили прийти к Саше. Я и Паша подходили к дому Саши, когда оттуда вышел врач. Со своими холодными глазами, ни взглянув на нас, он прошел мимо. Ему не привыкать видеть то, что пришло к Саше час назад.
В доме царила тишина, только плакала мать Саши. Отец пытался как-то ее утешить.
А он лежал в своей кровати недвижно, с закрытыми глазами. Я выбежал из дома и упал в снег. Слезы замерзали на моем лице.
За мной вышел Паша.
- Он успел попрощаться. На, прочти, - протянул мне Паша какую-то бумажку.
На бумажке неровным почерком, с ошибками, Саша написал свое прощание:
«Я знаю, что скоро умру. Одно лишь утешение – не по своей воле, не настолько я слаб, чтобы сдаваться. Об одном прошу – не сдавайтесь!!! Да меня не забывайте.
Мама и папа не плачьте. Мне больно видеть ваши слезы. Помните меня.
                                                                                                                                          Саша».

После смерти нашего друга события начали происходить быстро и хаотично. Может быть из-за небольшого шока, оставшегося после похорон, мы отчуждались от мира? Скромные, без плакальщиц и других аспектов, касающихся похорон. Они запомнились мне. Никто не мог вымолвить ни слова. Отец Саши сказал торжественно-грустную речь, и все кончилось. Комья земли скрыли гроб от посторонних взоров. Меня поразило то, что так хоронили не только мы одни – соседняя, свежая могила принадлежала Марье Ивановне, проведенной в последний путь.
Наши родители пытались утешить своих товарищей, потерявших дитя. Мать Саши все так же безутешно рыдала.
А жизнь продолжалась. Но продолжалась она как в тумане…Потом отца Саши назначили личным писарем одного чиновника. По его делам он вынужден был переехать со своими домашними в Москву. И вдруг, мой отец потерял работу. На последние деньги, мы, последовав примеру семьи Саши, переехали, к счастью не в другой город, а просто в другой район, купили домик подешевле, и отец нашел работу там. С Пашей мы виделись только в школе, поэтому часто сбегали с уроков и сидели на крышах, беседовали, потихоньку лузгая семечки. Так и шла наша жизнь. Учеба, через некоторое время намечалась работа по выходным. Старики наши думали о будущем с болью, а зря…
Когда мы с Пашей достигли совершеннолетия, течение, названное течением благородных кровей угасло. Экономическое положение страны улучшилось. Я поступил в Московский Университет Медицины, получив специальный билет-грант на бесплатное обучение. В груди засела печаль, а в мыслях идея-фикс: Не хочу смертей, подобных смерти Саши. Паша сдал вступительные экзамены в экономический колледж.
Позже, когда стали у меня водиться приличные деньги, я обзавелся квартирой. Вот этой самой квартирой! Паша увез семью в Москву и поселился в одном доме с семьей Саши. Они часто пишут мне, а я думаю, как много мы пережили вместе.
Мы помним Сашу и то время, когда чуть не пропало наше детство. Эти тяжкие испытания сделали нас сильнее, выносливее, решительнее. Доброта и понимание навсегда сделались неотделимой частью наших морально-духовных устоев. Вот такая наша судьба. Жили мы, страдали, выстрадали и теперь счастливы! Чем мы плохи? Разве есть грязная кровь? Что же загрязнило ее? Если в чистой крови порок, разврат, злоба и лицемерие, то я согласен жить с грязной кровью в жилах. Любая кровь чиста и священна, так чем же мы плохи?

Извини, Лестат, но второй рассказ я просто не осилила, а первый комментировать не буду, поскольку сейчас сама впервые свой выложу, а у нас есть более опытные критики)

У меня вообще коротенький и коверканный, но, все-таки, первый блин...

Заказ

    Я стою на краю обрыва. Впереди - долгое, бесконечно долгое падение в пропасть. Позади - легкая , но неминуемая, смерть. Банальный вопрос - что выбрать? Я призадумалась, хотя времени не так много. Если я выберу вечный полет вниз, смогу ли я не сойти с ума от бесконено терзающих меня мыслей? Не уверена. Но с другой стороны, немногие смельчаки, к коим я себя не отношу, могут повернуться спиной к жизни и встретить свою погибель с... нет, не с высоко поднятой головой, как принято, потому что это легко сделать, опершись на плечо друга, а со спокойной ухмылкой на лице...
    ...А тем временем драгоценные секунды раздумья уходят. Еще немного - и выбора как такового у меня не останется : я уже чувствую дыхание смерти за спиной. И опять-таки, вовсе не зловонное или ледяное, а просто неминуемое, как мой выбор, а от того еще более невыносимое. Достаю из ножен сверкающее лезвие ритуального кинджала. Выбор сделан. Полет. Но лишь я устану от падения, я оборву свое сознание ...
    ...Небо, ты оказалось таким близким! Наслаждаюсь ощущением крыльев за спиной...
      Я лечу уже очень давно. Человеческие нужды меня не беспокоят, но я чувствую, что больше не могу лететь. Оказалось, меня вовсе не прельщает красивое слово вечность. И эти мысли..... Они не дают мне просто отречься от этого мира. Силой воли заношу давно затекшую, но по-прежнему сжимающую кинджал руку. Удар в сердце. Вспышка боли. И небо исчезло...
      Открываю глаза, но вместо неба вокруг вижу привычный мир. Пора возвращаться в реальность и забывать очередной сон. Вот только почему так болит сердце?

Рассказ удален

Название произведения: Адаптация
Ник автора: Каламара " Идиотос, по русскому языку -колос"
Бета: Бета бы такого не вынесла.
Персонажи:Вымышленные))
Пейринг:спаривание червячков
Жанр: Наблюдения в ботаническом саду. Научный реализм с примесью учения Будды
Размер:  Микро.
Предупреждение:Возможны приступы панического ржача
Саммари: содержание и так короткое
От автора:Бе!!
Статус:закончено.

На буро-зеленых листках крапивы растекаются капли: мелкие капельки росы, смешанные с потоком дождевой воды. И все вместе сливается в одно едыную струю, и падает, падает. Падает на землю, просачиваясь сквозь верхний, притоптанный слой почвы, богатый гумусом и различными минералами. Гумус образовался благодаря все той же крапиве:листы под тяжестью воды сминались, все ниже пригибаясь к земле. Наступит солнечная погода, а куста уже не будет, не будет этой буйной зелени. Ничего не будет. Но суть не в этом.
Поток влаги просачивается в землю, богатую жизнью. На поверхность выползают черви. Но как же? Им нечем дышать. А те кто не успел выбраться? Да, жизнь несправедлива.
В следующий раз, наслаждаясь прогулкой под дождем, вспомните о жизни того маленького дождевого червячка... О том, кто не смог адаптироваться.

ПРЕДСТАВЛЮ ВАШЕМУ ВНИМАНИЮ НОВЫЙ МИР, НОВУЮ ВСЕЛЕННУЮ.
Хотя ей уже года 3 наверное.

Когда-то боги вдохнули жизнь  в наш мир. Первыми существами были драконы. Интелектуально развитые, могущественные и грациозные.
Мир стал оживать.
Потом появились первые поселенцы. Эльфы. Перворожденные.
Их самыми близкими родственниками являлись гоблины и феи.
Вскоре появились гномы. Дети гор. Самыми близкими их родичами, являлись, как ни странно великаны- существа под 4 а то и 5 метров ростом.
Все было благополучно, мелкие междуусобицы сменялись долгими перемириями, гномы торговали и изобретали чудо машины, гоблины либо грабили, либо занимались алхимией, эльфы практиковали магию и естественные науки в своих лесах, великаны и тролли бездельничали и веселились...
Но в один прекрасный  день упал небесный камень.
И упал он не куда-нибудь, а в степи кочующих гоблинов-разбойников...
Поднялось огромное облако пыли, которое несколько лет скрывало славные земли от солнечного света.
В те годы появились Новорожденные (так их прозвал мудрейший эльф). Орки. Их прородителями были гоблины.

В самом кратере образовался монолит, который подчинил сначала вождей племен гоблинов, а потом и их могучих шаманов. Начала собираться орда.
Все зеленокожие, включая так же троллей, начали нападать на караваны гномов и на рощицы эльфов.
Драконы по началу контролирывали ситуацию, но потом, их стало слишком мало и что бы совсем не исчезнуть, они спрятались в самых дремучих лесах эльфов и надолго уснули.
А на месте их первого большого гнезда образовалась топь, болота смерти.

Война тянулась почти целое столетие, но постепенно сошла на нет. Эльфы огородили свои леса от степи скалами. Другая дорога стала недоступной из-за мертвой гнили болот, а через горы гномов или через рощи тигров никто бы не решился идти.

Великаны повздорили с гномами и ушли на север, где эльфы выделили им  во владение безлесые возвышенности.

Некоторые орки, решили стать вольными и отправились в южные леса, "ближе к огромному водоему" ( (с) из летописи орков ). Там они остались вольными племенами, живя за счет охоты или грабежей на торговом тракте.

Поклонники монолита остались охранять своего бога, а другая часть кочевников просто разбежалась по степям.

Мир изменился, но не так координально как планирывалось...
Послевоенная "напряженная идилия" длилась чуточку дольше, чем сама война. Её нарушили новые существа, которые известны как Люди.

Они были плодовитее орков, но совсем глупые и слабые. Зато живучие и поддатливые как глина.

Все осознали, что настает новая эра - эра людей. И что бы избежать геноцида, они начали смешиваться с людьми. Эльфы, гномы, великаны, тролли, гоблины. Все кто мог смешаться с людьми.


Та эра называлась Началом. Сейчас она имеет название Старовременье.



Начало 21 века.
«Посмотрите внимательней вокруг.
Видите орков? видите троллей? а великанов?
Вот я на рынке постоянно сталкиваюсь с огромными тетками, чьими предками давным-давно были тролли. А еще у меня есть друг, похожий на гнома. А еще я недавно видел вылитого гоблина! Ну вылитый гоблин, только не зеленый...»


Первыми в Нововременьи родились ОРКИ. Правильно их один мудрец прозвал Новорождеными.
Первый орченок был зарегистрирыван в Тульской области.
Родители были очень удивлены, когда у них родился зеленокожий малыш с неправильным прикусом.
Рос он буквально не по дням, а по часам. В свой первый день рождения он уже бегал во всю по дому и орал махая скалкой. Но вот в свои пять лет он уже научился говорить почти по русски. Рос можно сказать на улице, т.к. терпеть не мог домоседствовать. В 11 лет сколотил банду из шпаны и стал совершать дикие набеги на местную свалку. Там они избивали бомжей и собирали оружие в виде дубинок, арматуры и труб. Тогда этому не придавали особого значения, думали: "ну че с ненормального взять. скоро образумится."
Но вскоре пришлось вызывать милицию, когда трупы бездомных начали находить в подвалах.
Вся шпана в испуге разбежалась, а орченок издал боевой клич и верхом на волкособе (маленький вождь умел общаться со зверями) набросился на участкового, растерзал в клочья и скрылся на всегда. На последок он бросил фразу типа :"скоро нас будет много".

Орк был прав. Орков и гоблинов за то десятилетие родилось столько, что правительства всех стран просто не смогли скрыть очевидного факта существования этих существ.
Позже, как раз к началу великой войны, начали рождаться тролли, гномы, великаны и эльфы.
Началась самая кровавая война за всю историю Земли. Война за право выжить. Война всех против всех.

Великая Война длилась всего 13 лет. К её окончанию возродилась почти вся магическая флора и фауна, в том числе Драконы, гремлины, феи. Проснулись духи и языческие божества.
По окончанию войны, гномы окупирывали все подземки и катакомбы в городах и шахты с рудниками.
Эльфы обосновались в лесах, выселив оттуда людей. Орки стали властвовать в степях.
Гоблины (а так же свободолюбивые орки и тролли) стали мародерствовать и оседать в заброшенных поселках и деревнях.
Людям досталась участь отработанного материала. Хотя некоторые сбились в свободные общины, в которых жили не только люди, но так же гномы, гоблины и другие.



Сегодня я хочу выставить свой первый рассказ из этой вселенной.

БУДНИ СТОРОЖА

Я взглянул на часы. Было ровно 8:20. Дежурство заканчивалось, и я в предвкушении теплой койки, сидел глядя на рассвет.
Отец небо посветлел. Хмуро, но все же явно бодрясь, набирал сил для нового дня.
-Здравствуй, Отец Небо!
Я почувствовал как небо улыбнулось мне. Добрый знак. Доброе утро.
- Доброе утро, Воислав. Как не спалось? – мягкий, и в то же  время мощный голос раздался за спиной. – Жрать будешь, или ты сразу спать?
-  Ну, и ты здравствуй, Чистокол – я улыбнулся и обернул голову к вошедшему. – Конечно буду. Всю ночь на заставе не жравши, не ссавши.
Мы оба рассмеялись. Вот и закончилась еще одна ночь, вот и начался еще один день. И все живы, как же тут не радоваться?

Я поставил «калаш» на предохранитель, убрал  рунические гранаты в рюкзак, умылся из бочки что стояла на углу покосившегося  сарая и пошел на чердак, перехватить что-нибудь перед тем, как идти отдыхать. С чердака можно было рассмотреть всю общину целиком. Да и рассматривать особо нечего. Два сарая  гнилых, колодец и четыре дома, включая самый высокий с чердаком, на котором я только что собирался поесть. Сегодня, как оказалось, на завтрак жареная баранья колбаса, белый хлеб и медовуха. Растём значит, богатеем. А ведь ещё пол года назад одни пирожки с щавелем жрали, да яйца жареные. И то по праздникам. А сейчас даже колбаса появилась. Спасибо Ярмоле, нашему купцу золотому. Он ведь караваны за месяц успеет раза два сводить, а то и три. Амулеты в основном продаем да травы всякие целебные. Хотя, конечно еще спасибо Гыру, нашему здоровому орку, который не раз спасал Ярмолу и его груз. Но ведь если бы не воины, вроде меня, Чистокола, Знида и конечно Вальныша… То общину-бы вурдалаки за ночь по доскам растащили, а жителей по костям и хрящечкам. Всех трех человек, двух гоблинов и одного гонма, и это не считая Ярмолы, Гыра, меня, Знида, Чистокола и конечно Вальныша! Так что все молодцы, всем по пирожку с полки.

Я умял свою пайку и пошел спать. Часы показывали 9:06 и от того у меня заскрипело в голове. Всю ночь на посту вурдалаков сторожухать, это блин, не всю ночь за разговорами с чашкой кофе. Наконец добредя до своей койки, я снял башмаки, положил автомат рядом, рюкзак убрал в стенную дыру, которая была тумбочкой для меня и норой для моей дикой феи. Сейчас фея охотилась, и поэтому я мог спокойно оставить свой рюкзак в норе.
Завтра и послезавтра свободные ночи. С этой мыслью я улыбнулся и заснул на своей койке-подстилке, в углу дома.

если что, указывайте на опечатки)

исправил много опечаток. когда вхожу в раж, промахиваюсь мимо клавы!)))

А почему это отнесенно к "рассказам"? По стилю написания - близкому к повестованию от первого лица, перескакивающее к повестованию от "третьего" периодически - это скорее бытовая зарисовка в дневник-он-лайн. Писать от первого лица нужно уметь или НЕ браться вовсе. Без фантазии, если честно.

да нет, я просто сначала написал историю того мира, что-бы вопросов не возникало. А сам рассказ.. Ну, это так, пробник.

прородителями, каравны, контролирывали, гензда, планирывалось, напреженная, вылетого, роделись, зарегестрирыван, удевлены, науился, предовали, какраз, окупирывали, котокомбы, пойку. Это всё необходимо исправить. печатать лучше в ВОРДе, он видит опечатки и подчеркивает их красным, или зелёным. чтобы привлечь людей к своему творчеству, надо больше работать над текстом, над смыслом. О чём зарисовка? О голодном стороже?! Ни концовки, ни смыслового значения. Можно было этот же самый объем вписать в рассказ, с красивой концовкой. Самому было бы приятно прочесть....

спасибо за отмеченные ошибки=)
А рассказ "О голодном стороже" действительно лишен смысла, так-же как и всё сущее. Я просто описал короткий промежуток из жизни сторожа. А какой должна была быть концовка? Типа, сторож свихнулся и разнес всю деревушку в щепки гранатами?)))  Нет, это ЖИВОЙ мир, а я всего лишь заглядываю в него и пишу что там происходит. Я не могу изменять ИХ судьбы, а только описывать происходящее.
Звучит это как бред, но все так и есть.

Можно было сделать предисторию возникновения мира размышлениями сторожа. Вроде, как он размышляет, как было изначально. Для большего соответствия с размышлениями добавлять фразы, "Эх славная была драка и гномами и эльфами. Ну а концовкой можно было закончить словами сторожа. "День закончился, для нас безопасно, а вот выживут ли завтра люди?

зачем???
во первых, сторож никак не может знать предысторию мира т.к. он не великий мудрец и ему отнюдь не тысячи лет.
А зачем ему что-то говорить перед сном, тем более какую то романтическую банальщину?)
Даже если я захочу изменить что-то, то всеравно я не в праве это делать. Я всего лишь пишу что там происходит.

з.ы. давай прекратим флудить.

Вот такое маленькое, неуклюжее, межрасовое и без названия. Ругайте

Скрип открывающейся двери.
- Добрый день, ваша светлость.
- Заходи уже.
- Да, ваша светлость, – снова скрип и мягкий шорох.
- Не стой столбом, садись. Да не там, ближе.
- Вы чем-то расстроены, милорд?
- Расстроен?! Нет, я не расстроен. Я в ярости! Король требует преждевременной выплаты налогов, крестьяне не выплачивают подати – у них, видите ли, неурожаи, голод, засуха и наводнения, нашествие саранчи, нападения кротов, зерна в землю не так ложатся, вода льется не так, чтоб им Ночная Наездница приснилась! Соседи день за днем спрашивают с меня подтверждение каких-то дурацких слухов – о, их лживое участие! – звон стекла и глухой полурык. – Ненавижу!!!
- Милорд, криками делу не поможешь. И бить дорогую посуду тоже не стоит, иначе сплетни и впрямь станут реальностью, - мягкие шажки, тонкое «звяк-звяк» собираемых осколков.
- А, так и тебе они уже известны? И что же говорится в них?
- Не думаю, что дословный пересказ досужих вымыслов может оказаться важным для вашей светлости.
- Что обо мне болтают?
- Милорд…
- Говори! – резкий скрип пружин.
- Милорд! Если вам так уж хочется, я расскажу, но вскакивать и бередить раны лекарь вам строжайше запретил. Вот посмотрите, что вы наделали –  снова открылось кровотечение. Дайте-ка, я сменю повязки, - снова шелестят осторожные шаги.
- Барзул!..  ладно. Так все-таки, что тебе рассказывали?
- Всякое, ваша светлость. Помимо привычных уже слухов по поводу отсутствия у вас жены и присутствия советника с рабским ошейником, говорят, будто вы полностью на мели, и – не дергайтесь, милорд, – и платить налоги и наемникам будет нечем. Поговаривают также, что вы в опале у его величества из-за небольшого инцидента с его дочерью…
- Не приведи Кайрик* напиться до такой степени!
- …А ваше пьянство стало уже притчей во языцех. Не далее как вчера вечером один из конюших рассказывал друзьям о свадьбе брата, сравнивая напившихся, против обыкновения, вовсе не со свиньями. «Даже наш пьяница не в состоянии так нализаться», - примерно так он выразился.
- Это кто же здесь пьяница?! – звук подзатыльника, смешок.
- Уж точно не я, милорд!
- Ну… хорошо, я выпиваю довольно часто, но это еще не повод называть своего господина пьяницей, так ведь? И посмотрел бы я на тех болванов, что бы делали они на моем месте, а?
- Милорд, вы сами хотели слышать правду, сколь нелицеприятной она бы не была. Тем более что эти ваши раны появились как раз следствием двух с четвертью бурдюков с вином вашего покойного прадедушки. И кто только придумал пить на охоте на мракорисов? – едва слышный сокрушенный вздох.
- А кому же его еще пить, как не мне? Ты капли спиртного в рот не берешь, а остальные не настолько мне необходимы, чтобы чествовать их этим пойлом. Вот разве король когда наведается, да и то – он пьет только по большим праздникам.
- Благодарю за высокую честь, ваша светлость.
- Вот только не надо этого твоего сарказма, а? И без него тошно… ох…
- Вас тошнит не от моего сарказма, милорд, а от количества выпитого на пустой желудок. Мой му… - пощечина, еще одна. Судорожный вздох сквозь зубы.
- Ни слова больше! Не забывай о своем рабском ошейнике!
- Как будет угодно… моему господину. Позволит ли милорд удалиться своей собственности?
- Ступай ко всем чертям! И прикажи принести еще вина!..
Хлопок закрываемой двери. Из коридора доносится сдавленное проклятие.

***

- Наконец-то!
- Простите мне мое опоздание, милорд. Трудно подобрать наряд, более подобающий статусу раба, – спокойный, ровный голос.
- Прекрати ерничать!.. Я… – покашливание, – погорячился вчера… Но терпеть такое выше моих сил!
- Вы должны выдерживать больше остальных, милорд, на то вы и господин, – в голосе явственно проскальзывает мягкая улыбка.
- Да… Так что у нас сегодня?
- Ваш начальник стражи вновь поймал вора…
- Повесить.
- Но это же совсем мальчишка! По моим сведениям, его семья голодает и уже всерьез задумывается о том, чтобы продать старших дочерей в городской бордель.
- Пусть продают. А вора повесить.
- За горсть риса и ломоть хлеба?! – полустон-полурык. – Милорд, вы слишком жестоки. Все крестьяне разбегутся по соседям!
- И что? В будущем месяце приезжают торговцы рабами. Куплю новых.
- И разоритесь! С досады и злости напьетесь, прикажете казнить половину слуг и останетесь без средств к существованию. Ваши земли отойдут королю или вашему соседу Шипу, а вы сами будете вынуждены податься в наемники или…
- Довольно, довольно! Ты-то что  предлагаешь?
- Возьмите парня в услужение и назначьте жалованье. Маленький жест милосердия никогда не окажется лишним или вредным.
- Ты так заботишься о его судьбе потому, что он того же человеческого рода, что и ты? – ехидство.
- Вы прекрасно знаете, ваша светлость, что к вашим соплеменникам я отношусь так же.
- Хе… а сестры-то хорошенькие у него?
- Младшая, Грета, на удивление… Милорд, вы опять?! Что вы будете делать со всеми этими бастардами, когда родится законный наследник?
- Ладно, ладно. Предложи им пойти в посудомойки, Агхрлиз уже не справляется одна. А воришку в помощники возьми, но учти – если натворит что, отвечать будешь ты.
- Да, милорд, – сдвоенная усмешка.
- Еще?
- Джарвис был пойман у чужой жены.
- У чьей на этот раз?
- Кхм… у жены начальника стражи.
- Ха-ха-ха… вот… ха-ха… пройдоха! А Хакон-то знает? – гулкий здоровый смех.
- Нет, милорд. Джарвис был пойман мною, и я не…
- Понятно. Прикажи высечь как следует, а затем пришли его ко мне, – донельзя довольное гыгыканье.
- Еще прислали письмо, в котором в довольно эмоциональных выражениях требуют возврата того философа-бродяги, что вы, выслушав, изволили лично заковать в цепи и приказать кормить лишь крысами.
- А… тот лысый? Которого ты до сих пор подкармливаешь?
- Именно, милорд.
- Ну так распорядись, сколько можно кормить его задарма. Да передай, что его умствования изрядно портят мне настроение. Пусть не появляется более на моей земле.
- Да, милорд. Все будет исполнено.
- На сегодня все?
- Вот еще отчеты, присланные из ваших деревень, письмо вашего брата, письмо господина Гарцвога и записка от госпожи Бьялт.
- Письма давай мне, а с отчетами разберись ты.
- Уже, ваша светлость. Нужна только ваша подпись.
- Ну так давай… – шуршание бумаг, скрип пера, – вот, все. Больше на сегодня ничего нет?
- Нет, милорд…
- Но?..
- Я все-таки хочу дать совет: распустите наемников и уменьшите налоги.
- Ты знаешь мой ответ. И я не желаю больше говорить на эту тему, слышишь?
- Да, милорд. С вашего позволения, я позову лекаря, у вас может открыться лихорадка.
- Не нужно никаких лекарей. Перемени повязки, этого достаточно.
- Как прикажете, милорд… – сосредоточенное сопение и тихий раздраженный «пффф»
- Что ты там все наматываешь?
- Милорд, если я не затяну повязки достаточно туго, ваш лекарь открутит мне голову…
Замаскированный под кашель смех и добродушная усмешка.
- …Ну все, хватит. Ступай, рассвет через полторы стражи, нам нужна ясная голова наутро.
- Да, ваша светлость.

***

- Милорд… милорд, проснитесь… – полушепот тонет в усердном храпе.
- Что, где?.. Ах, это ты… Почему так поздно? И почему тебя с отчетами не было вчера?.. – скрип пружин, громкие глотки.
- Ваша милость соизволили вчера утром отправить меня и господина начальника стражи на дальние границы за податью. Мы вернулись только что, и мне тут же передали ваше приказание явиться тотчас, как мы приедем. Господин Хакон пообещал прийти чуть позже.
- А, ну да, вспомнил…  Ну давай, отчитывайся.
- Большинство деревень пришли в упадок, ваша светлость – практически в каждой был только один добротно построенный дом, принадлежащий, естественно, старосте…
- Меня не это интересует, тебе это известно.
- ...Жители голодают и  еженедельно умирают от различных болезней.  Но тем не менее они умудрились собрать всю необходимую сумму, а также просили передать свои поздравления и вот эту шкуру, – громкий шлепок упавшего меха, облегченный вздох.
- О, чудесный запах!
- На мой взгляд, отвратительный. И тащить эту тяжесть пришлось мне.
- Не ворчи. С чем поздравляют-то?
- Не знаю, ваша светлость. Староста сказал, что рад за вас и ваш манор, и упомянул праздник урожая. Вероятно, начальник стражи знает более моего, я же, как вы знаете, не отличаюсь глубокими познаниями в вашей культуре. Господин Хакон почему-то довольно сильно разозлился… хотя это, конечно, не мое дело.
- Больно много они знают, эти крестьяне… Иди и позови Хакона.  Впрочем, нет, не зови. Пусть приходит наутро, я устал.
Вновь скрип пружин, мягкий шорох шагов.

***

Громкий хлопок, прерывистое дыхание.
- Милорд, зачем вы приказали высечь Хэргла?!
- Не твое дело. Почему ты врываешься без вызова?
- Нет, ваша светлость, как раз мое. Вы сами сказали, что отвечать за его проступки буду я. На мальчике живого места нет!
- За то, что он наговорил, отвечать может только он. Тоже мне, мальчик…
- Да что он такого мог сказать? Несмышленыш ведь, можно и простить на первый раз.
- На первый – возможно, но не по прошествии четырех месяцев подобных заявлений. К тому же ему около девятнадцати весен, по вашим меркам он уже взрослый, и вы вполне могли… – фраза резко обрывается невнятным рычанием.
- Что могли? – в голосе внезапное подозрение.
- Не имеет значения. Все ли мои приказания были исполнены?
- Все, кроме одного, милорд.
- Ну?
- Два дня назад вы пожелали видеть у себя в замке всех крестьянок моложе двадцати и старше двенадцати лет.  Ни одной не было найдено.
- Если к вечеру не явится хотя бы пятнадцать девушек, за каждую будет казнено пятеро мужчин. Независимо от возраста.
- Позволю себе заметить, что, во-первых, это жестоко и глупо, а во-вторых, все девушки этого возраста еще с прошлогоднего праздника урожая были отданы жрецам Кайрика в качестве регулярной десятилетней дани. А ваши мужчины были вынуждены обходиться оставшимися женщинами.
- Барзул! Значит, они и в этом году будут заниматься тем же. Впрочем…
- Милорд?
- Вот это письмо немедленно отправь Гарцвогу. Работорговец еще не уехал?
- Он отбыл сегодня утром, милорд.
- Вот десять тысяч золотых наличными и вексель еще на пятнадцать тысяч. Скачи за ним, выбери самых красивых его рабынь и купи всех.
- Меня же не выпустят за ворота замка… – сомнение напополам с восхищением в голосе.
- С Хаконом и вот с этим – выпустят.
- Милорд, вы же разоритесь окончательно, – просительные нотки.
- Не рассуждать! Исполняй приказание!
- Да, милорд.
Дверь закрылась. По комнате разносится сокрушенный вздох.

***

- Милорд, уже утро, может, вы все-таки разрешите мне покормить этих девушек? Сомневаюсь, что они смогут хоть что-то сделать, голодая уже несколько суток.
- И им придется обойтись еще три дня без пищи.
- Даже ваши соплеменницы с большим трудом выдерживают такую нагрузку, а ведь среди рабынь есть представительницы и других рас. Пожалуйста, милорд, позвольте мне…
- Я же сказал – еще три дня. Они должны быть так же голодны, как и мужчины.
- Ваша светлость, не забывайте о том, что они будут испытывать голод разного рода.
- Так и должно быть.
- Может, я по малолетству чего и не понимаю, но, по-моему, сытая женщина лучше голодной, – ворчливое бормотание под нос.
- А голодная сговорчивей, – чуть заметная насмешка.
- И злее, – тихий вызов.
- Странно, тебя-то кормят регулярно… хе-хе-хе…
- Кстати, Агхрлиз просила узнать, что готовить господину Гарцвогу.
- А я-то тут причем?
- Вы мне запретили попадаться ему на глаза, ваша светлость. И при этом не объяснили, почему… – чуть обиженно.
- И не буду. Сколько, кстати, тебе лет?
- Скоро пятнадцать, милорд…
- Попадешься Гарцвогу – пеняй на себя. Иди, проследи за тем, чтобы варги были вычищены через двадцать минут.
- Слушаюсь, ваша светлость.
- И еще…
- Да, милорд?
- Пусть это сделает Хэргл. 
- Но… – обескураженный возглас.
- Никаких «но»! Я сказал.
- Хорошо, милорд…

***

  - О, какие люди и без намордника! Это у тебя? Отлично, давай сюда.
- Простите, милорд, я не совсем вас понимаю…
- Как там твой Хэргл? – глумливое хихиканье. – Я слышал, и до тебя уже дошли слова, за которые он был выпорот. Полночи не спал, слушая эти дивные звуки, хе-хе-хе… А что это ты так краснеешь?
- Может, на мне и одет рабский ошейник, но чувство гордости во мне забить никто не в состоянии, милорд, – лишенный интонаций голос. – Его слова оскорбительны.
- То-то я смотрю, он сегодня с варгами охотнее возится, чем с тобой. Аха-ха-ха!.. Они не так сильно кусаются!
- Милорд, вам послание госпожи Бьялт. Она велела передать, что завтра вечером ждет продолжения поэмы, написанной вами за три месяца до начала предпраздничной суеты.
- Больше ничего не передала?
- Нет. Госпожа сказала, что дальше справится сама.
- Да уж, она-то справится… – задумчивое ворчание, шелест бумаги.
- Могу ли я идти, милорд?
- Да, пожалуй. Сходи, кстати, к Хакону и попроси зайти ко мне, после того как  закончит с тренировкой.

***

- Так быстро наступил вечер… – тихий сдавленный шепот. – Как прошел праздник, милорд?
- Как и в прошлом году. Чем занимались вы с Хэрглом, э? – короткий усталый смешок. – Помоги-ка мне. До чего же мне надоели эти помпезные церемониальные одежды… –  сдержанный всхлип. – Ты что это вдруг?
- Ни… ничего, милорд, – еще один судорожный вздох.
- Ничего, да? А это что тогда? Скажешь, рубаха за угол зацепилась?
- Да, милорд. За угол.
- И следы пальцев на запястьях – тоже угол?
- Ну да…
- Гарцвог?
- Нет, милорд, что вы…
- Значит, Хэргл. Надо было повесить его еще полгода назад. Ты и теперь скажешь, что это жестоко? – жесткий холодный голос наполняется плохо сдерживаемым гневом. – Ну? Что же ты молчишь? Или тебе это понравилось? Э, как косишься! Давай же, скажи, что я слишком жесток, что глупо казнить рабочую силу, ну! Или, может, внеочередно позвать жрецов Кайрика? Им это понравится!
- Милорд… – новый вздох, полувсхлип.
-  Что «милорд»?! Ты что же, думаешь, что… ты плачешь?! Барзул!.. я ни разу не видел этого, даже когда убивали твою семью, а тебя клеймили – гнев в голосе сменился растерянностью. Затем жалостью.
- Он… – очередной всхлип… – он меня в стойле варгов подстерег… Тут начались фейерверки, кто-то вошел, и мне удалось вывернуться…
- Так ты поэтому здесь…
- Да, милорд…
- Ну-ка, перестань немедленно! Терпеть не могу подобные зрелища…
- П-простите, ваша светлость… Это пройдет, видите – я уже улыбаюсь…
- Как-то криво. Иди-ка сюда… – шелест ткани.
- Ми… милорд?.. что вы делаете, милорд… не… не надо…
- Надо… – протяжный звон лопнувшего металла, – надо…
- Ах, милорд…

Шепот стал неразборчивым, дыхание – частым…

Просторная, аскетично, но со вкусом обставленная комната. В распахнутое окно заглядывает луна, изредка сконфуженно прикрываясь набегающими облаками. В углу валяется сломанное металлическое кольцо, около пятнадцати сантиметров в диаметре. На широкой низкой кровати два обнаженных тела, едва прикрытые простыней. Разгоряченная кожа, блестящие глаза, скомканные подушки – причина всего этого каких-то пять минут назад приводила целомудренную луну в смущение.
Гармонично сложенный высокий мужчина с широкой грудью, перекатывающимися под гладкой зеленоватой кожей мускулами и клыками, выступающими из-под нижней губы. Бритая голова покоится на измятой подушке, одна нога согнута в колене. Раскосые глаза чуть прижмурены. Огромный орк.
Тоненькая, словно тростинка, изящная и хрупкая юная девушка. На загорелой шее тонкая полоска белой кожи. Под смуглой кожей выступают ключицы, небольшая высокая грудь мерно вздымается и опускается под огромной лапищей орка. Роскошные черные волосы разметаны по постели, серые бездонные глаза изучают потолок. Подросток человеческого рода.
- Как вышло, что ты, будучи замужем, осталась невинна? – глухой рокочущий голос звучит чуть мягче обычного.
Серые глаза темнеют, меж бровей пролегает морщинка.
- Мой муж ожидал достижения мною пятнадцати лет. До той поры меня обучали различным наукам, и постепенно я заменила главного советника и казначея. Он требовал моего присутствия на всех советах, правда, рыцарями не одобрялось нахождение малолетней жены, пусть даже и короля, среди мужчин.
- Разве ваши представители знатных родов отдавали дочерей замуж так рано?
- Мои родители разорились. Мое замужество было для них единственным спасением. Фактически, меня продали. А в приданое дали старшую сестру… Ее воспитывали как жрицу в храме Сьюн**.
- А потом пришли мы.
- А потом пришли вы.
- И ты полтора года  живешь бок о бок с убийцами твоих родственников и твоего мужа, – едва заметная улыбка скользит по губам орка. Девушка усмехается уголком губ, а морщинка на ее лбу становится глубже.
- Оставьте, милорд. Не вы, так подгорный или Дивный народ пришли бы требовать платы по счетам. Наше маленькое королевство изрядно насолило многим соседям.
- А что Хэргл? Я видел, как он держится, - это не крестьянские повадки.
- Племянник казначея. Оказывал мне знаки внимания еще тогда.
- Не обращая внимания на короля-мужа?
- Король был занят моим приданым, а Хэргл всегда был изрядный повеса.
Орк опускает руку на живот девушки.
- У тебя чудные глаза, когда ты злишься.
Она хихикает.
- Вы – необычный орк, милорд. А еще – я поняла, зачем вам подарили эту шкуру.
- Ты забавно смеешься. Хоть и редко…
Рука спускается еще ниже. И еще.
- Зато искренне.
Девушка дрожит всем телом, мурлычет и льнет к мужчине.
- Пообещай мне… – шепчет он, целуя поочередно тонкие ключицы и ямочку между них.
- Что, милорд?
- Что пойдешь со мной, когда придет время.
- Куда угодно… 

___________________________________________________________________
*Кайрик – бог смерти и разрушений.
**Сьюн – богиня плотских утех.

Довольно мило=)

Зафиксирована активная мозговая деятельность и выброс привитого гормона Mortuus-Vivus.

Те, кому понравился фильм "РЕАНИМАТОР" (рассказ написан еще до того как я посмотрел фильм, но дух почему-то схожий) или игра "Линия Крови" оценят мое творение. (похвалил себя  )

Повествование все время ведется то от неопределенного лица, то от второго, показывая, как бы понарамные сцены. Это я к чему... Ну, что бы потом яростные и благородные надписи не цвели в коментах.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: тех у кого слишком слабые нервы и при том сильное воображение - прошу не читать!
Итак, рассказ Псиостезия...





Синий!..

…Тьма…
Тьма вокруг…

Тьма веча…

Зеленый…
И снова тьма…

Только синие круги…
Только синие и зеленые пятна…

…Розовые и оранжевые пятна…
Пятна плывут перед глазами…
И медленно формируются во тьму…

…Только цвет…

Тьма. Цветная тьма режет глаза…

Но вот и остальные чувства пробудились…
Холод.
Очень холодно…
Холодное помещение.
Сыро. Холод проникает в мышцы…
Красный!!!
Боль проносится от головы до пяток. Но эта боль не простая… Такое чувство, что нервные клетки рвутся в кипящем масле…

Через некоторое время еще одна красная вспышка…
Боль снова прокатилась по телу, но на этот раз менее мучительно и не так быстро. Это дало возможность понять, что боль начинается с ушей…
Надо встать. Холодно и сыро…
Нога.
Нога медленно сгибается в калене. Правая или левая – не разобрать…
Мышцы будто каменные.
Но вот, удалось встать на колени.
Поясница болит… ммм… и шея тоже болит не меньше.
Но в этот момент.
Красная вспышка снова принесла организму боль…
Но красный вдруг, на долю секунды, превратился в фиолетовый.
Затем в матово синий… А боль…
Боль прокатилась по телу и вернулась в уши.
В этот миг, в голове резко прояснилось…
Эти вспышки всего на всего гром и молния черт подери!
И еще один раскатистый удар грома и вспышка света…
За короткий миг освещения, можно было увидеть, что сырое помещение – подвал…
…Теперь, когда в голове стало чуточку светлее, надо попробовать встать на ноги…

… Сначала медленно изогнулось левое калено…
Затем правое. Упор на левую ногу…
Рывок… Туловище  тянется вверх…
В этот момент мгла рассеивается и становится не по себе…
Теперь подвал можно рассмотреть получше…

Подвал не очень большой, в стене под потолком  два маленьких окна, а в углу кто-то лежит…
Вроде бы хорошо, что не один здесь, что есть товарищ по несчастью… но нет чувства надежды, а вместо него только страх…

Тот, что лежит в углу – зашевелился. Страх и напряжение начали усиливаться…
Тот, что лежал в углу – движется. Страх продолжает нарастать…
Тот, что двигался – встал на ноги… Шаги очень трудно даются, но они уверенно направлены сюда…
Тот, который когда-то был живым – искал пищу…
Страх оборвался в один момент. На его месте оказалась пустота…
Время замедлилось…

                                    _______________________
Он не знал что происходит.
Он не понимал что чувствует.
Единственное, что он осознал, было то, что ему грозит опасность.
За него сработали древние инстинкты…
По руке пробежала дрожь, в горле застыл комок, а в ушах забилась тишина.
Пустота и тишина. Они наполнили пространство вокруг него. Рука по локоть вошла во что-то рыхлое и липке…
Теперь же, когда он очнулся, его глазам предстала жуткая картина, в которой преобладали темно красные тона. Его глаза полнились влагой.
На его ладони не было сухого места, а с пальцев его свисало то, что когда-то очень давно было живым…
Вернее, частью живого.                                 
                                    _______________________

Что-то липкое испачкало руку…
Голова сама по себе, как отрубленная наклонилась вниз.
Боже, что это!?
Нет…
Лучше не знать что это… или кто…

За окнами вновь сверкнуло…
Нужно выбираться из подвала…
Но… где дверь?.. Если нет двери, то как сюда…
…Нет…
Судорожно разглядывая и стены, и потолок и пол – ничего нельзя найти…  ни люка, ни шлюза, ни двери тем более.
Только узкие щели окон…
А может, замуровали?..
Пройдя вдоль всего подвала нельзя обнаружить даже трещины…
Опять ничего… только мертвецы живые мертвецы…
Ну вот. Сейчас появится доктор и сообщит, что всё это галлюцинация… Всего на всего  помешательство.
… Но нет!
Ничего нет, кроме окон…
И, конечно, грозы за окнами…

… Перед глазами снова забегали искры…
Сознание начало покидать голову…
Медленно, но верно, полусон-полукома обхватил организм и бережно уложил на прохладный пол…

Гроза била сильнее прежнего, но тот, что раньше был хрупким организмом, спал мёртвым сном…

                                                          * * *

…Все тело изнывало от тесноты…
Голова болит и в горле сухота…
… как же ломит спину…
На этот раз тьма не желает рассеиваться…
Хотя где-то неподалёку, есть слабое свечение.
Можно попробовать встать…
Сначала нога, потом оттолкнуться от пола рукой…
…Что за?..
Рука не желала слушаться.
Вторая тоже…
Всё тело скрутило так как…

… смирительная рубашка сковывала движения…
Вот и ответ.
Всё, все и везде – это обычная, шизоидная паранойя и галлюцинация…
Это ЖЁЛТЫЙ ДОМ!!!
…Плечо оперлось на мягкую стенку… сейчас принесут укольчики… и можно спокойно спать…

Где-то далеко раздался бешеный крик…
Безумные вопли продолжаются недолго.
… Их сменяет жуткий гул чьих-то голосов…
Но голоса тоже вскоре заглохли, и теперь можно было целых пять минут слушать что то похожее на сверло…

…Нет!
Это – не дурдом!.. Здесь что-то другое…
Страх вновь накатил.


…В комнате с мягкими стенами, по полу катается и кричит кто-то.
Этот кто-то здесь… внутри.
Рвет смирительную рубаху…
…Ремни дружно трещат и лопаются…
…На колени!
…Торопливо ковыляя, достиг маленького окошечка в двери…
Снаружи совсем неяркий, но все же свет…
Можно вопить и биться о дверь…
… Но это не помогает…
Лишь из окошечка ударил разряд электрического тока и попал в глаза…

… На мгновение  ослепшая туша валится на пол… смирительные ремни окончательно разорвало.
Освобожденные руки хватаются за голову…
… НЕТ! НИЧЕГО НЕТ!!!..
В голове безумно переплетаются мысли.
… НЕЛЬЗЯ! НЕТУ!!!.. НИЧЕГО ЭТОГО НЕТ!..
.. НИГДЕ!.. И никогда!.. Никогде!.. Ааа! Больно… Больно!


                                                          * * *

…В голове пасмурно.
… Глаза зудят…
Рука тянетя почесать веки, но ей опять что то препятствует.
… Ноги лежат параллельно рукам.
… Ноги обездвижены.
Голова неудобно покоится на какой то жесткой опоре…
Сквозь нераскрывающиеся глаза виден свет.
В плече что-то закололо…
Все сильнее и сильнее…
В кость больно уперлась сталь… и ушла из плоти, как будто и не было.
В черепной коробке кружились остатки мозга…

                                    _______________________

…Он лежал в светлом помещении на старом хирургическом столе.
… Его руки и ноги связаны ремнями.
Он этого не видит…
У него зашиты глаза.
Ему вонзили в плечо широкую иглу и ввели жидкость.
… Он издал протяжный стон…
                                      _______________________

… Руки и ноги свело от холода…
Из груди вырвался огонь, обжигающий глотку…
Протяжённый, глухой звук начал выходить из легких… Глаза с болью попытались разжаться.
Руки, на этот раз, испытывая лишь легкую задержку, поднесли ладони к лицу, к истекающим кровью векам…
… Глаза были широко открыты, но постоянно прибывающая кровь мешала узреть свет…
Ноги, наткнувшись на прозрачную преграду, порвали её, и все тело пришло в движение…
… Кто-то закричал…
Крик был заманчивым, вкусным…
…Он пах страхом.
Стирая запястьями кровь с глазниц - увидел…
... Пока ничего толком, но уже хоть что-то…
Глаза быстро адаптировались к сиянию…
И тут погас свет…
ЧЕРТ!..

… Колени стали ватными, из глаз снова потела тёплая кровь…
Рядом кто-то снова закричал…
… Руки по неизведанному рефлексу потянулись на крик…
Пальцы, будто стальные клешни сжались вокруг пульсируещего мяса.
… Желудок внезапно очнулся и тут же потребовал пищу, обильно выделяя кислоту.
… Мышцы, взятые взаймы у кого-то, быстро перемалывались зубами…
Затем они уходили вглубь, что бы превратить смерть старого хозяина в жизнь нового…
… Что же это получается? Что же тут происходит?..
Мозг начал медленно растворяться во мгле…
… Конечности деревянные, ощущения пропадают…
Из желудка вышла часть трапезы…
… Горечь на языке как будто бы испаряется…
Уши заложило и неслышно ни писка, ни гудения, а только немая пустота…

                                                          * * *
                                    _______________________

Он шел по слабоосвещенному коридору.
Его мозг еще дремал, но тело двигалось.
Стараясь удерживать равновесие, шаг за шагом, он шёл на свет… голое тело было измазано в крови.
… Он чувствовал ЕГО кожей, СВЕТ даже звучал по особенному…

                                    _______________________
                                                          * * *

Свет приближается… Ближе, ближе…
Бесконечное путешествие…
Но уже не далеко…
… Свет должен поспешить, иначе снова будет тьма… Нет! Нельзя!..
Но свет не хочет ускоряться…
Хотя, может это и не свет приближается, а наоборот…
Тело, как мертвое, не хочет двигаться…
Всю работу взяли на себя ноги, те самые, что были приделаны кем-то к туловищу, еще до рождения…
… Ноги очень стараются не упасть, они идут…
Они должны принести хозяина к СВЕТУ, который не хочет идти сам…
… свет уже близко, свет совсем рядом…

… Светлая, большая туалетная комната…
Если не смотреть на труп под раковиной, то даже чистая…
Кафельная литка, покрывающая все стены, кроме как за унитазом, ярко блестит на свету…
… Зеркало над раковиной отражает кого-то голого, с заляпанной кровью грудью, странной головой и искаженным лицом…

… Мерцание разума…
… На стыке ясности и блаженности…

… Становится ясно, почему голова имеет странную форму…
Все из-за пластины, что вертикально торчит изо лба и из которой, через дырочку, капает темно красная, густая жидкость….
… Рука, собравшая остаток сил, вцепилась в пластину и вырвала её из головы.
Пластина оказалась полукругом, из ровной части которого торчали две острые иглы…

                                    _______________________

… Если бы он осознал, что с ним происходит, то сошёл бы сума и умер от психологического шока.
А так, он просто стоял, глядя на отражение…
Он мог бы ещё очень долго стоять, если бы не бывший доктор, который проходил мимо…
… Бывший доктор хотел есть и ковылял к жертве…
Но тот, что смотрел на отражение резко ударил чем-то металлическим, ибо инстинкты, временно пропавшие снова очнулись от небытия…
… Он бил не останавливаясь, бил бывшего доктора, пока в ответ ему не вырвали кадык…
… Он, не переставая втыкать в глаз бывшему доктору иглы, свалился вместе с обидчиком на пол…
Они разрывали друг другу рты.
Они истекали кровью…
…Наконец, бывший доктор, сытый, но безнадежно мертвый, встал над поверженной жертвой.
И перед окончательной смертью от потери мозговой массы, бывший доктор поскользнулся и упал на окровавленный пол, напоследок совсем разбив голову об унитаз…

…В туалетной комнате старой психбольницы лежало теперь целых три трупа, и им было наплевать на свет, тьму и остальные фантазии больного мозга…     

                                  _______________________

Spirit_Shoot.
2007-2009 г.
Нажмите для просмотра прикрепленного файла
Нажмите для просмотра прикрепленного файла
Нажмите для просмотра прикрепленного файла

Бр-р-р пробрало до костей... полный психодел, ощущение будто что то липкое обволакивает душу... станное ощущение... прям сценарий для фильмов ужасов..

Спасибо, я старался =)

ну, это из-за "отсраненного" повествования, которое приоблодает в рассказе. Как-бы от неопределенного лица. Сам придумал это ноухау, сециально для этого рассказа.

Круть))) Мне нравится! Жду новых страшилок.

Ребята, не знаем понравится или нет. Выкладываем на свой страх и риск. Знаем немного суховато. Надо доработать.

Пишите отзывы.







Нола долго думала, чем она может заниматься еще, кроме стирки в прачечной.
Нога ее почти прошла.
Она вспоминала о ней с неохотой. Нога напоминала о себе ноющей болью в ступне и колене.

- Нола, бинты…
- Нола, скорее…
- …пару…
- …нет, больше…
- …уберите обезьян…
- …Сколько еще осталось?..

Она припоминала с трудом. То, что произошло с ней там, под куполом.
Припоминала лицо хозяина цирка, когда она пришла к нему.
- Даже не знаю, Нола, - проговорил он тогда. Маленький карлик с выпученными глазами и оттопыренными в разные стороны ушами. - Может тебе попробовать устроиться в другой цирк… пока…. Не то чтобы я был против того, чтобы ты продолжала работать, девочка…. Просто пока, тебе лучше отдохнуть…. Травма очень серьезная…. Нет, ты неправильно поняла!..

«Что она тогда сделала неправильно?»
Она припомнить не могла.
Нола помнила только прыжок. Он растянулся в ее сознании… и разложился на множество составляющих.
Движения ее партнера, ее собственные…

Джованин поймал ее за руки, сжал кисти, напряг спину…
Она видела перекладину. Ее движение…. Блеск софитов. Остановившееся дыхание публики…
Нога надломилась, вывернулась. Нола почувствовала, как она напряглась, услышала хруст. И пятно, расплывающееся на белом трико с тыльной стороны колена.
Она наклонилась, и развела руки в стороны. Подняла голову, торс вверх… и никто не заметил пятно на ее левой ноге, когда она уходила.
Публика разразилась аплодисментами.



- Не хочу ничего слышать, - проговорил шепотом хозяин «Взгляда Морганы».
- Вы задолжали, - говорила фигура в капюшоне, таким же тихим голосом как и хозяин Морганы.
Нола, хромая, прошла в зал совмещавший собой трапезную и прихожую. Лестница, по которой она спустилась, вела на верхние этажи. Из коридора она вышла в плохом расположении духа, прикрыв за собою дверь.
Этажи проплывали мимо нее, раскачиваясь.
«Чем она могла еще заниматься?»
Она попыталась представить. И спросила себя еще раз.
Ничем, отвечала нога.
Хозяин «Взгляда Морганы» аккуратно внес поднос с яичницей и сушеным мясом. Поставил кувшин с молоком, поглядывая на нее сочувствующе. Ничего не сказал.
Нола придвинула ближе поднос, наполнила стакан. Опрокинула его. Неуклюже погладила коленку. Стакан катался по столешнице. Она подняла его. Растекшееся молоко убрал тряпицей хозяин Морганы.
- У вас странный взгляд, милочка.
В ответ на ее поднятую голову, хозяин Морганы стушевался. Он был немного полноват. Нос у него был картошкой, глаза добрыми.
- Словно… словно… вы увидели больше в этом мире, чего стоило бы…
- Тот человек,… который заходил к вам…. Чего он хотел?
- Он хотел, милочка, нехороших вещей.
- А эти… нехорошие вещи, каким образом вас касаются?
Хозяин Морганы вздохнул и ответил:
- Меня касается только моя гостиница. А она, увы, находится в плохом месте…. Относительно. Постояльцев за этот месяц было немного. Но достаточно, - проговорил он успокаивающим тоном. Взглянул на ее руки. - Не только для меня, как я вижу, настали недобрые времена…



Зеркало, в которое смотрелась Нола, отражало ее лицо. Она навела порядок кисточкой для ресниц. Надела свой лучший наряд, который оставался с поры ее немалоимущей жизни. Припомнила цирк.
Тушь потекла, но она ее не заметила.
Так она и вышла - в черном трико. Кто-то в соседней комнате запустил во что-то бутылкой. Коридор вывел ее к лестнице.
Хозяин «Взгляда Морганы» был с нею откровенен. Вдобавок ее племянник сказал, что работа, которая ей бы подошла, у него отсутствует; но он всегда в состоянии договориться о ней.
- Что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду, - по-паучьи затянувшись папируской, проговорил племянник. Знала она его мельком. С двенадцати лет ее обучал мастер-гимнаст. Довольно приличный, - что всему время от времени приходит конец. Но как мне… сказал… один человек… историю болезни можно изменить к лучшему….
- Я не понимаю о чем ты говоришь. Ты говоришь намеками…
- Да. Потому что ты слышишь меня в пол уха. А меня нужно слушать ушами.
- …
Он предложил ей работу. Договорившись с хозяином Курятника, четырех кварталов и двух рынков, подмявшего под себя весь преступный мир Брэйврока. Звали его Басеньян Лис.
Выглядела Нола достаточно привлекательно. Но прикинула, что оружие женщины, как ей о том упомянул все тот же племянник, состоит в красоте; и пользоваться ею необходимо учиться.
Она попыталась.
Пройдя квартал Курятника, она свернула к дому. Приостановилась, выбирая дорогу. Как и сказал, племянник, послышался лай собак. Она свернула в сторону от этого дома…

- Пропустите…
В передней толпились люди. Их было немного, но шум они издавали порядочный.
- Нет, я первый!
- Нет, я!
- Я…
Она протиснулась сквозь трех плотных мужчин. Хорошо одетых. По всей видимости, торговцев. Она увидела у одного из них небольшие весы в жилетке, торчавшие из кармана подобно старой заржавевшей игрушке.
Детина, который предстал перед ее взором дебильно разулыбался. Красота и впрямь была серьезным оружием.
- Гуго, - представился добродушный гигант. - Любит конфеты…
Добродушность в его голосе была малость подпорчена черным юмором.
- Я к Басеньяну. - Нола не забыла улыбнуться.
Челюсть Гуго отвисла.
- Гуго красивое имя, хотя и распространенное, - через зубы выговорила она, отталкивая локтем торговца. Кто-то сзади хватил ее за задницу. Она вновь улыбнулась детине…

- …Кое-какие дебилы, не понимают тонких шуток, а кое-какие принимают их за оскорбление, поэтому я буду говорить прямо. Чтобы ни один волос не упал с ее головы!
Разговор свидетелем, которого она стала, продолжался недолго. Она слушала, немного стеснившись своего упорства и тупости Гуго.
- …Прыгнуть выше своей головы, - продолжал незнакомец. - Кому-то это под силу, кому-то нет.
Басиньян Лис задумался. При этом, было видно как заметно подергивается его правый глаз. Лис натянул капюшон и взглянул в ее сторону.
Незнакомец прошел мимо нее, не удостоив взглядом; низко опустив голову, так, что полы шляпы целиком скрыли его лицо и почти пол груди. В льющемся из передней свете она видела как хлопает по его бедру кошкодер, тогда как добродушный Гуго подал ему еще один меч, более узкий и длинный. Ей показалось это довольно странным, но, в сущности, вопрос о том, кто носит какие мечи, был, в общем-то, номинальным.
Она помнила кое-что. К примеру, племянника. Помнила его меч. Помнила, что у каждого из мечей своя магия. И тот, кто позволяет постороннему пробираться к нему с кошкодером, предлагая оставить такой меч как у незнакомца за дверью, скорее всего опасается не того, что подобный меч может оказаться в чьих-либо руках, а магии.
Она увидела подтверждение своим мыслям в жесте – незнакомец обратил сложенные козой пальцы левой руки к Гуго и протянул правую. Гуго помялся, отшатнулся назад, и положил меч в руку незнакомца очень несмело. И осторожно.
- Итак, - проговорил Басеньян Лис, - моя прелесть.
Нола испытывала дискомфорт. Он прополз по ее щекам и спине.
Тощая фигура Басеньяна в свете из передней раздвоилась, приняла форму тени. На какое-то время ей показалось, что она сейчас растворится во мраке.
Но так и произошло.
От первого удара она не ушла. Он вспыхнул на ее щиколотке и пролил кровь. Тонкую струйку. Не было времени чувствовать. Она извернулась, пропуская второй, из тьмы, нанесенный в область кисти.
Приподняв ногу, и пропуская третий в плечо, она согнула ее в колене, отвела в сторону, как учил мастер-гимнаст, распрямила ее в ту тьму, из которой был нанесен самый первый.
Удар она получила в лицо кулаком.
- Очень, очень неплохо, - прокомментировал Басеньян Лис, хлопнув в ладоши. Тьма вокруг нее расступилась. Из нее на свет зажженных свечей вышли три таких же точно тощих тени, как и кантрабандист.
- Знакомтесь, - протянув ей руку, учтиво представил хозяин четырех кварталов и двух рынков, одну из них, - немного полней остальных, - тот, который полосанул вас в ногу, и приложил руку, Синистан-Муха…. Быстрее него в этом городе только мухи.
Басеньян слегка рассмеялся. Человек, лица которого она не видела, потер подбородок перчаткой.
Нола утерла струйку крови, сочившуюся у нее из носа.
- У меня есть для вас кое-какая работа, - проговорил Басеньян, и поцеловал ей руку.



«Взгляд Морганы» ловил лунный свет. Он стекал по окну, проливаясь на постель Нолы.
- Моя дорогая, - проговорил хозяин гостиницы, - ангелы да хранят тебя. Но я и представить себе не могу на какие жертвы тебе пришлось пойти, чтобы освободить меня... от долгов.
Хозяин гостиницы прикрыл окно.
- Июнь у нас холодный месяц. Как говорят эльфы: нет ничего прекрасней солнца. Оно течет веками, и лишь свет его касается ночи,…. Не припоминаю этот стих дальше, - почесав сморщенный лоб, молвил Бо Ульбрихт. - А вы, милочка, славно выглядите. - Он рассмеялся свече на столе Нолы, потер пятерней жилетку. - Но… я… припомнил… Луна встает на восходе.
- Бо. Вы славный человек…
Бо Ульбрихт замер, почесывая лоб.
- Но мне надо тренироваться.
- Тренироваться?
- Я хотела сказать, приводить ногу в порядок.
- Ясно.
Луна сияла этой ночью достаточно ярко, чтобы Нола могла припомнить все премудрости, которым ее научил мастер-гимнаст…. И даже больше.



- Мамзель, вот уже август.
- Но, но, Бо. Хотелось бы почувствовать дождь.
- Скоро, мамзель. Скоро… будут дожди.
- Также скоро, как август, - весело спросила она.
Нола поставила стакан с молоком на стол. Опрокинула его одним махом. Бо Ульбрихт взглянул на нее с опаской.
- Все меняется, да, мамзель…
- Ты хотел мне что-то сказать?
- В этом костюме вы выглядите не так… также как в том трико. Но кое-что меняется, - как говорят эльфы, - кое-что нет. В том есть загадка…
- «А загадки полны отгадок, которыми богаты головы неразумных людей». Ты повторяешь мне эту поговорку вот уже который раз…
- Я рад, - вкрадчиво проговорил хозяин «Взгляда Морганы», что ваши дела идут в гору. Но…
Нола нащупала стилет, мысленно обратилась к ножам. Они ответили ей чередой перехватов и всевозможных траекторий. Она напряглась. Постоялец позади нее допил вино и неловкой походкой привалился на стойку Бо Ульбрихта.
- Пива.
Нола расслабилась. Поправив, чисто машинально, стилет на поясе и проверив заодно кошелек, направилась к стойке.
- Возможно ли так, чтобы хранящие вас ангелы, отсрочили плату за сей месяц.
- Нет.
Ульбрихт вздохнул.
- Я и так вот уже целый месяц выплачивала ваши долги. Потому что не выплатила в срок обязательство, которое… на себя взяла. Глупость это, - Нола поморщила нос, - или нет. Не знаю. Что говорят ваши «эльфы»?
- «Эльфы» мне говорят, что ваша нога болит неспроста.
Она думала о ноге все меньше.
- Меня пока не интересует этот вопрос. Когда вы будете в состоянии заплатить за охрану заведения?
Бо Ульбрихт опустил плечи и принялся натирать пивную кружку.

- Моя дорогая, - пролебезил Лис, завидев ее еще с порога.
В его приемной царила все та же обстановка: стулья, стол в углу комнаты… и пустота.
- Я принесла, - сказала она.
Басеньян молча принял мешочек доверху набитый орринами.
- Серебро…
- Серебро.
Нола уселась на стул. Выдернула из бандажа под курткой один из восьми ножей. Отогнула палец и установила на него нож. Палец слегка дрожал. На фалангах пальцев, у костяшек кисти, до сих пор не прошел след от кастета.
- Трудно было, - приблизив к ней свой капюшон, и наклонив голову вправо, проговорил Басеньян. - Ты всегда молчишь, Нола. Мне это нравится. Конечно, не все мне в тебе нравится…. Это лицо изменилось, с тех пор как я взял тебя на работу. Кое-что в нем напоминает о том дне, когда я предложил тебе… хорошую работу. Работа эта… не перебивай меня, - Басеньян сделал жест отрицания правой рукой, выставив указательный палец, - не всегда хороша. Но все зависит от того, как ее выполнять, и с каким сердцем. Это я о работе в общем. - Басеньян сбился, посмотрел в проем двери. Гуго улыбнулся ему оттуда. - Общая наша с тобою работа состоит в том, чтобы приносить людям пользу. Польза эта не всегда ощутима. Иногда она видна…. Впрочем, всегда. - Басеньян подбросил слегка мешочек с орринами. Нола отвязала второй, не меньших размеров, и бросила его ему на стол.
- И это все… за один день?!
- За неделю… и за обязательство, взятое вами с меня, о «Взгляде Морганы».
Она увидела, как опасно сверкнули из-под капюшона глаза Басеньяна. Контрабандист рассмеялся не очень приятно.
- Видишь ли. Я говорил о работе, которая не всегда приятна…. Дело Синистана-Мухи сводит меня с ума. Впрочем, также как и мое его. Мы партнеры.
- Дело, о котором я говорил, приносит нам кое-какую прибыль. Но мой партнер склонен к излишествам. Я предпочитаю говорить излишество. Мне это слово нравится. - Он убедился, что Нола его слышит и слушает. - Оттого сверх обычного долга господина Тэльико, следует взять еще немного монет…
- В самом деле?
- В самом, - перевел на нее капюшон вновь и кивнул Басеньян. - В самом деле… и вот еще что, мне не хотелось бы напоминать тебе, но Синистан – человек принципиальный. Его принципы сводятся в основном к понятиям о морали. Мораль он сводит под свод законов. А законы в нашем мире достаточно жестоки,… чтобы отказываться от той работы «на благо людям», которую я уже предложил тебе от лица «людей», работающих на благо… дела нашего. И от лица, - добавил контрабандист, - Синистана-Мухи.

Нола думала об этом, следуя по дороге мимо швейного дома в Южном квартале. Квартал был достаточно чистым и ухоженным.
Партнеры предложили ей достаточно сомнительное мероприятие.
Она не переставала думать об этом все время, с тех пор как взялась за сомнительную работу.
Хромая, она добралась до «Седьмой свечи», оставив позади «Плящущую иглу».
Мэтр Тэльико стоял подле отполированного алтаря, раскуривая папируску. Дым от нее тянулся правильной лентой.
Он прямо с порога сказал ей, что денег у него больше нет.
Возле алтаря примостились два стульчика. Стол, на котором возлежал опсис, смотрел ей в бок.
- Как так, - помахивая левой рукой с кастетом, обратилась она.
- Мы с вами не говорили еще вот о чем…
Мэтр Тэльико оперся о стол. Его согбенная фигура возвышалась над Нолой на четверть головы. Маг взял шар в руки.
- Я бы с удовольствием погадал вам на будущее…, но гадать на будущее вредно.
- Это почему?
- Потому, что гадание плохо сказывается на неокрепшей психике. А гадание о прошлом и вовсе… и тем более сказывается на будущем. Из всего того, что я про вас знаю, меня больше всего беспокоит ваше будущее…. Особенно, когда не выполняют поручения Двух партнеров.
- Может быть, - снимая кастет и укладывая его за пазуху, мягко уронила Нола, - вы погадаете им?
Маг игнорировал ее замечание, продолжая говорить. Говорил он о том, что его беспокоит не только будущее ее одной, и будущее двух партнеров; и о том, что в его понимании означают карты судьбы, выложенные на столе этого города.
И он был абсолютно прав. Они ее беспокоили тоже. Подобно лекарю, Тэльико изложил ей в точности, где у кого болит. И деньги она выбила из другого – в «Стигмате». Посетила «Ремни и кожа». В «Пляшущей игле» ей отказали лишь частью долга.
- Вот, милочка, что я хотел сказать вам.
Долги громоздились в ее голове подобно снежному кому, набирающему по склону горы вес.
На весах, которые предоставил Басеньян теперь, она знала точно, была жизнь ее собственная.
- Возможно, ты сгущаешь краски, милая, - мягко проговорил хозяин гостиницы.
- Возможно.
- У Басеньяна и Мухи сейчас много работы. Они заняты совсем другими делами, и вряд ли способны предъявлять тебе невыполнимые «обязательства».
- Это сказали вам эльфы?
- Напрасно иронизируешь, милочка. Эльфы народ достаточно мудрый. - Бо Ульбрихт усмехнулся себе. - Вот только аварии их подвели. А в остальном…. Ты видела когда-нибудь эльфа? Чистокровного, я имею в виду?
- Разумеется. Я даже разговаривала с ним.
- И что он сказал?
- Что на разных картах – разные судьбы…. Он гадал мне…
Свеча, горевшая на столе, погасла.
- Принести другую?
- У меня есть.
И снова свет от свечи озарил лицо Бо Ульбрихта. Нола заняла свое место по-обыкновению напротив хозяина гостиницы.
- Почему она так называется? Ваша гостиница.
Бо посмотрел на стекающие капли жира, немного прикрыл глаза и повертел кистями рук перед собой. нащупал ими пальцы: левой – правые; но складывать в замок не стал.
- Она называется так, потому что у каждого лица свое отражение. А у каждого отражения сове лицо…. В мою бытность я начинал с ничего. Работал старьевщиком, потом торговцем. Тогда еще не было ни Басеньяна Лиса, ни Мухи. И вот, я скопил достаточно денег, чтобы открыть свое дело…. Это лицо, которое вы видите, дорогая… я приобрел не так давно. А до этого у моего лица было совсем иное выражение…. Эти спирали уже совсем не помогают. Их вшила мне одна волшебница. Однажды я пошел к ней. Она была богата и красива…. И умна. Она сказала мне: «У тебя будет все». Я задал ей вопрос, что и ты мне. Почему, спросил я. «Только не спрашивай меня больше ни о чем, и выполни одно желание для меня». Зачем, спросил я тогда. «Борись и побеждай, - сказала она. - И у тебя будет все!». Я боролся и побеждал. И мои дела шли в гору. Я боролся со всеми, включая себя. А затем я устал… бороться. Я пришел и сказал волшебнице…
- Что ты устал?
- Нет, - покачал головой Бо Ульбрихт. - Я сказал, что я боролся со всеми и вся…, но бороться с любовью я не умею…. И все прошло. Из-за того, что у меня не осталось сил бороться за свою любовь. У меня осталась всего одна гостиница. После таких слов, Магия той волшебницы, как ты уже догадалась, закончилась вовсе. Такая она эта магия…
- Какая?
- Черная, - ответил Бо Ульбрихт, и посмотрел на свои руки. - Мне осталось лишь взирать в это зеркало. Ее глаза… уж очень она была красивая…
- …
- Ты плачешь, детка?.. у тебя потекла тушь…



Пошел дождь. Он начался внезапно. Нола сидела у огарка. Ровно, прямо. Больную ногу она обходила вниманием. Смотрела перед собой. Долго. Пока «Взгляд Морганы» не позвал ее к ужину.
И спускаясь по лестнице, она ощутила взгляд Морганы. Сотканный из тысячи лезвий. Они прошлись по ней, по мероприятию предложенному Басеньяном Лисом, по Синистану Мухе, по людям, работающим на благо дела, законам и морали кварталов, всеспособляющим рынкам, по верхушкам законов и низам старьевщиков и милостыням Богов. Она почувствовала Силу. Сила чувствовала ее. Она отпустила перила. Но та по-прежнему оставалась с ней…
- Что ты делала, девочка?
- …Тренировалась.
- В чем?
Бо Ульбрихт уложил стаканы на тряпицу. Пересчитывал кружки другой, устремив взгляд в неопределенном направлении.
- Нола.
- Да, Ульбрихт. - Так он еще к ней не обращался.
- Кажется, я себя неважно чувствую, - улыбнулся старик.
За столом, она опустила голову: ровные стриженые волосы упали в стакан с молоком. Прядь потонула в жидкости. Она приподняла голову.
- Мне нравится цвет твоих волос, - продолжая протирать утварь полотенцем, кивнул он ей. - А тебе?
Бо улыбнулся.
- Наверное, тебе нравится контраст.
- Они естественные?
- Можешь потрогать.
- Последнее время ты плохо спишь…
- Наверное, у меня есть причины.
- Дело в том деле, которое тебе предложил Синистан?
Она разобралась с долгами. Ее голова слегка просветлела.
- Ты говорил у Басеньяна Мухи сейчас много работы. Они заняты совсем другим делом. Каким?
- Эльфы, - прищурив один глаз – и без того сплющенный и затекший, проговорил хозяин Морганы, - сказали мне, что один из них захаживал на улицу с красными фонарями. Так вот, один из этих эльфов по моей просьбе возымел непродолжительные отношения с Басеньяном. Надо сказать уже достаточно долгое время. Я «ему» заплатил. А она мне передала следующее, что у Лиса сейчас болит голова над поставкой из Номмары, также как и у Синистана-Мухи. Басеньян не мог не поделиться с кем-нибудь своим идеальным умом. Когда-то же надо давать разрядку нервам. Ведь так? А Басеньяну в этом плане приходится достаточно трудно, потому как из всех, кто его окружает, он доверяет только себе…

Нола шла по кварталам. Мимо «Пляшущей иглы», мимо «Стигматы», мимо «Седьмой свечи», «Кожи и ремней», мимо «Блестящей розы», «Блестящей Амари», лотков и рядов рынка.
Кварталы Миннезингеров играли ей той ночью особую музыку. Музыку истории, которую она вспоминала долго.
Ветер. Дождь накрапывающий подле разбитого фонаря. Ее сальто. Боль в ноге. Летящие в нее шурикены. Какой-то грохот. Молния? Кажется, он был до того. Еще раньше, когда она прыгнула, и когда горел фонарь. А потом… потом в ее голове возникли цепочки из болевых точек тех людей на кого работает Басеньян, Синистан-Муха…
Остальные ее не интересовали.
- Аспект, так мое имя…



- Аспект, так мое имя, - медленно проговорил маг. - Очень приятно, что вы навестили нас.
Близнецы заступили ей дорогу к нему. Маг продолжал.
- То о чем бы вы хотели со мною поговорить, дело довольно бесхитростное. Зачем, к примеру, я убил мэтра Тэльико? - Он моргнул, глядя прямо перед собой и на Нолу. - Просто так в нашем деле ничего не делается. Моя миссия в том деле, которое мне поручили господин Басеньян, сводилась к тому, чтобы не дать вам выйти из-под его контроля.
Один из близнецов наклонился в сторону от второго.
- Леашь, ты мешаешь мне. И не стоит… Леашь!
По всей видимости, мэтр Аспект не ожидал подобной самостоятельности от своего питомца. Впервые он был не согласен с его словами. Второй близнец – женщина, опустила руку своего близнеца, отклонила торс от спайки между своей второй половиной. Леашь повернул голову в бок, озираясь на пространство в зале сзади. Зал Тэтраграмматона пустовал. Нола прибыла сюда в поисках мэтра Тэльико. Он говорил о вилле за городом, очень осторожно, когда упоминал Басеньяна.
- Леабх. - Женщина-близнец подняла вверх пальцы, приблизила их к вискам. Нола почувствовала удар. Он вклинился в ее мысли, сжал мозг, проложил путь к ее сокровенным желаниям. Она напряглась. А затем в ее голове разложилась формула…
Магия, если это была магия, пропустила заклинание близнеца тем же способом каким оно проникло в ее голову.
Нола выхватила ножи. Близнец недоуменно воззрился на нее. Второй также. Аспект предупредил ее движение голосом.
- Увы, они такие несобранные, - рассмеялся маг.
- Ты блефуешь!
- Может и так… девочка. Но тебе бы не хотелось послушать, во что играет Басеньян и Синистан-Муха. Мне бы хотелось. Такая у меня миссия. - Маг закрыл морщинистый рот. Остальные части лица его были очень похожи на птичьи, и невероятно гладкие, за исключением морщинок около глаз.
- Видите ли, деточка. В чем тут дело…. Насколько я вижу ситуацию, она довольно серьезная…. Кое-кто предупредил о ней господина Басеньяна…. К тому же, - маг нахмурил и распрямил брови, - как вы надеетесь выйти отсюда? Из дома битком напичканного охраной. Да, обычные наемники… их тут полно. Вилла достаточно вместительная. Как вы прикидываете, скольких вы уложите с вашей-то амуницией, прежде чем кто-либо из них уложит вас своей? А-а-а? Ваша нога… это их работа, - указал ладонью маг на близнецов. - Полагаю, вам было не очень больно?..
Нола перехватила поудобней ножи.
- Сколько здесь охраны?
- А вы ее не заметили, - приподняв бровь, невыразительно проговорил маг. - Так вот она… скоро… подойдет. Если уже не тут...
- Есть еще что сказать?
- Тэльико мне пришлось убить, - покинув близнецов, вышел вперед маг. - Такое у меня дело…. Черное. Как и у всего моего цеха. Будет вам известно, у Басеньяна и Мухи – не лучше. Но я не прикрываюсь своими друзьями, когда дело доходит до драки.
Нож в правой руке Нолы покрылся испариной. В левой она почувствовала то же самое.
Маг не подал виду, но она видела по его глазам, что он боится.
- Добавлю, - таким же тихим тоном, как и все это время, добавил маг, - что иногда друзья остаются друзьями. Если, конечно, они настоящие. А у вас есть друзья, милая?
- Были, - проскрежетала зубами Нола, припоминая мэтра Тэльико и развалившееся у стойки тело хозяина «Взгляда Морганы».
- Ну, вот. Видите…. Вы тоже, оказывается, прикрывались друзьями…. А что? прикрываться чужими друзьями благороднее, чем своими…. Я прочел это из ваших мыслей, - с трудом проговорил маг. - И надо сказать, что они мне…
- Понравились лишь с той поправкой, что от подобных слов, ты, возможно, расслабишься, детка. - За спинами близнецов появились фигуры Басеньяна и Синистана Мухи. Еще по два человека – две тощие и две примерно такого же телосложения как у Мухи, фигуры, остались позади партнеров.
- Моя прелесть…. Не стоит недооценивать господина Аспекта.
- Мы как раз говорили о друзьях, которые подставляют друзей, мой хороший друг.
- Это бессмыслица утопает в деликтах, - бросила фигура Синистана-Мухи из-под капюшона.
- О каких деликтах идет речь, дорогой Синистан, - пикировал маг, - если то, чем занимается ваш друг, называется контрабандой. А вас посвящает в свои дела лишь постольку, поскольку вы являетесь его законным партнером…
- Мы не в состоянии больше выслушивать ваше bel canto!, Аспект.
Аспект не шелохнулся.
- Бес попутал, вас дорогой друг, - продолжал Басеньян. Зубы блеснули его из-под капюшона, - что вы назваете друзьями нас. Потому что друзьями мы никогда не были. Ваша организация предложила нам деньги за клерика.
- Минуточку…
- Никаких минуточек! Если вы уж начали…
- Сей разговор утопает в софизмах, друг мой, - очень осторожно проговорил Аспект, - который избегает называть меня другом…, по той причине, что я уладил его проблему…
Нола обернулась в сторону Басеньяна. Шестерка уже успела переместиться от поднявших к вискам пальцы рук близнецов.
- Вы раскидываетесь не теми картами Аспект!
- А вы разбрасываетесь опасными словами, Басеньян.
Нола мгновение думала. И это мгновение сказало ей что – сейчас…
В пространство за спиной близнецов ворвались люди. Звон мечей послышался от обеих сторон.
- Конгрегация, - выкрикнул один из наемников по левую сторону от партнеров…. И упал. В голове у него зияла дыра. Насквозь. Было видно пол. Кровь обляпала лицо Нолы.
- Мне нравились вы больше, когда молчали, - рявкнул Синистан-Муха. И получил удар мечом. Кожа доспеха смягчила удар.
Басеньян Лис увернулся от облака дыма выпущенного из руки Аспекта. Дым покрыл на время пол зала. Взвился вверх. Остальное Нола видела с трудом.
Руки и ноги летели из угла напротив питомцев Аспекта. Затем один из стражей Храма воткнул в ключицу Леабх по рукоять кошкодер. Брызги крови оросили лицо Леашь. Он ухватил тощими слабеющими руками стража. Но тот с легкостью рубанул наотмашь вторым…
Басеньян Лис был где-то поблизости. Нола нащупала уже трех. И все они оказались из конгрегации. Ради баланса сил она подумывала убить еще четырех из шайки контрабандиста…. А убила двух из шайки Синистана-Мухи. И продолжала убивать, уже не думая…
Тень за ее спиной увернулась от очередного рубящего удара.
- Нам… надо… поговорить… девочка!
Клубок из рук и ног в пространстве около близнецов улегся, дым растаял. Басеньян Лис вжался в стенку. Аспект придвинул к его горлу нож.
Синистан-Муха поймал ее сзади. Нож блеснул у нее перед носом. Какое-то время она раздумывала. Аспект тоже. Затем нож возле ее носа плавно скользнул к артерии и уперся.
- Ну, - проговорил один из партнеров. Голос принадлежал Синистану-Мухе. - Что вы мне можете поведать, мой дорогой друг.
Обращался он к Лису. Лис брезгливо поморщился, выпустил слюну с пеной крови. Правой рукой он прижимал нож, торчавший у него в области живота. Нож принадлежал одному из его наемников. Нола видела, что рана несерьезная…. До тех пор, пока не выйдет время для медицинской помощи.
Аспект медицинской помощи оказывать не собирался.
- Торговля людьми очень тонкое ремесло, девочка, - прошипел сквозь разбитые зубы Басеньян.
Нола напряглась. Синистан-Муха тоже.
- О чем ты говоришь, Басеньян? Я спрашиваю тебя, что означает весь этот кавардак тут? Ты вытащил меня из дому, отвлек от работы. Сам отвлекся. Притащил меня сюда. А потом на нас нападает чертова уйма стражей Храма. Я хочу услышать объяснение от тебя…
Нола подумала, глянула на Аспекта. Аспект ничего не сказал, ни шелохнулся, прижимая горло Басеньяна ножом к стене зала. Нола сощурила глаза…
- Причина в том, что нас здесь беспокоит, - сказал маг, - господа… и леди (в особенности леди) заключается в том, что эти господа попросили состряпать для них материал…. Вот в принципе и все, что тут вас беспокоит…
Басеньян Лис подмигнул одним глазом Аспекту. Синистан-Муха это заметил.
- Засранец, - взревел он. И отпустил Нолу. - Они заодно!
Нола, воспользовавшись моментом, перехватила горло Мухи.
- Посему… вам вероятно будет трудно теперь управиться одному, Басеньян, с тем, что тут произошло, - проговорила она втянув носом струйку крови.
- Не очень, - подмигнул ей одним глазом Аспект.
- Нам всем, - улыбаясь солнцу встающему за окнами виллы, проговорил Басеньян Лис, - хотелось бы нивелировать сей конфликт без деликтов. И… дорогая, утрись, пожалуйста, от этого сброда… ты напоминаешь мне черта…



Меэтр Тэльико подмигнул ей.
- О чем… мы с вами еще не говорили?
- О пространстве и времени, - мягко заметил волшебник. - Оно бесконечно. Некоторые теории полагают, что место Бога в душе человека, другие – в том, что представляет Конгрегация святой канцелярии…
- А что она представляет?
- Это известно одному только Богу, - усмехнулся маг. - Но мне кажется, она представляет его не так уж плохо. Порядок – вот, что является для меня Богом. А для вас?
- Порядок для меня представляет!…
Со злом высказать в лицо мага она не осмелилась то, что хотелось сказать уже давно.
- Для кого-то рука, для кого-то нога, - проговорил маг, и опустил плечи…
Мэтр Тэльико оперся о стол. Его согбенная фигура возвышалась над ней примерно на четверть головы.



Этой ночью корабль Номмары отплывал тихо, и бесшумные волны плескались в порту Брэйврока. Трещали снасти.
Она думала, стоя на палубе Маргариты…
Что представляет собой Бог. И где его место…
Возможно для кого-то его место в деснице конгрегации святой канцелярии. Возможно для кого-то в душе.
…И что скажет Архимаг Покрова, узнай он о том, что произошло здесь. И как поступит Совет Кардиналов. И у кого из них какой Бог и где…
Возможно, кто-то скажет – в душе…. Кто-то скажет – в деснице…. Кому-то по душе милосердие, кому-то порядок…. Но будь она проклята, она достанет того засранца, который сотворил с ее ногой такое! Будь она проклята!

не динамично, не затягивает, но с загагулиной)

и диалоги хорошие.

Кхм... вот тоже решила поделиться потугами своего графоманского естества. Предупреждение: много ничем не обоснованного пафоса.




Ветер вновь промчался по травянистому морю, вслушиваясь в мелодичные стоны пригибаемых им трав и недовольное ворчание насекомых. Неугомонному воздушному потоку было скучно в бескрайних лугах пустоши. Он помчался быстрее, вперед... туда, где, извиваясь желтой лентой, бежит старая дорога. Она давно спит, лишь старики-нищие да прокаженные порой нарушают ее мертвый покой, чтобы через пару миль завершить свой главный путь. Но сегодня ветру повезло. По дороге медленно бредут двое.
Первым идет сутулый мужчина, за его спиной висит тощий мешок, в руках посох, на который он тяжело опирается. Одежда стара, ее цвет уже неопределим, то тут, то там видны заплатки и аккуратные стежки. Лицо скрыто под надвинутым на самые глаза капюшоном от не в меру прохладного для поздней осени плаща.
Следом за ним идет женщина. Одежда так же стара, как у мужчины, но заплаток меньше. Она кутается в теплый зимний плащ, хмуро поглядывает на спину своего спутника и иногда останавливается, чтобы прокашляться. Ее тело сотрясается в мучительных конвульсиях, она прячет кровь, что остается на ладонях. Но, похоже, спутник ее глух, ибо он не останавливается, ей приходится бежать за ним.
Ветер радостно, с остервенением набросился на гостей, пытаясь забраться под одежду, бросить дорожную пыль в глаза, дабы задержать, остановить хоть на мгновенье. Заигравшись, он неосторожным движением сдернул капюшон с головы мужчины и, заглянув в его глаза, остановился... а затем, поджав хвост, будто испуганный щенок, умчался в даль, оставляя путников в покое.
Лицо мужчины было словно выточено искусным мастером из наилучшего гранита. Оно притягивало взгляды, заставляя любоваться, умилятся, обожать и ненавидеть. Женщина, которая вновь отстала, невольно залюбовалась его лицом, в который раз за эти полгода, что они вместе. Она с обожанием смотрела на любимый профиль, обрамленный копной спутанных длинных черных волос и четко выделявшийся на фоне ярко-голубого неба и бескрайней зелени луга. Подбородок, губы, нос... лоб... но не глаза, она избегала смотреть в них. Два бездонных колодца, они завораживали и пугали своей черной пустотой, обреченностью. Так не может смотреть на мир живой человек. Человек, в котором теплится душа, горит огонь. Его глаза были мертвы.
Мужчина остановился. Провел рукой по волосам, замер, размышляя над чем-то, накинул капюшон и вновь пошел вперед. Он идет куда-то, она не знала куда. Она вообще ничего о нем не знала. Они встретились в трактире в маленьком губернском городке. Он зашел туда на один вечер, чтобы спеть и получить за это медные гроши, которые давали ему возможно купить себе теплые вещи. Он уже тогда был таким, потрепанным, неприкаянным.
Когда она увидела его в первый раз, его лицо было скрыто под капюшоном, впрочем, как всегда. Она всегда была романтичной и нарисовала его образ в своих мечтах, образ печального героя, страдающего от неразделенной любви. В тот вечер она, затаив дыхание, ждала, когда он начнет петь, предвкушая услышать мягкий баритон и нежные тексты о любви, но он был не таким. Его голос звонкий, резкий, но в тоже время удивительно приятный, притягательный, а песни веселые, разудалые, они разрывали мутный воздух трактира, отрезвляя даже самых пьяных посетителей. С его губ срывались и на мгновенье обретали жизнь счастливые люди, те, про которых говорят «умирают с улыбкой на устах».
Она полюбила его. Она пошла за ним, оставив привычный ей мир, перестав боятся за свою жизнь, не заботясь об убивающей хвори, что поселилась в ее груди. Она не раз и не два пыталась заговорить с ним, привлечь к себе внимание, но все было тщетно. За те полгода, что она была с ним, они не перемолвились и словом.
Он смирился с тем, что она рядом, он привык к ней, как привыкают к домашнему питомцу, которого не хотели заводить.
А ей только и оставалось, что смотреть на спину любимого человека... он был так близко, но в тоже время так далеко.
Через некоторое время болезнь, что покинула ее на время, вновь дала о себе знать. В какой-то момент она потеряла сознание, она думала, что умерла, но нет. Она очнулась в кровати, в комнате постоялого двора в городе, имени которого она не запомнила. Его не было, за комнату и услуги врача было заплачено вперед. Тогда она испугалась, что больше никогда не увидит его. Не смотря на протесты сердобольных людей, она собралась и ушла из города, не закончив лечения. Ей потребовалось больше недели, чтобы догнать его, Слава Богам, он шел вперед, никогда не сворачивая. Она догоняла его, вытирая слезы отчаяния, что предательской влагой стекали по щекам, и проклиная свое слабое тело. Она догнала, она ненавидела его за то, что он посмел ее оставить, хотела убить, но, увидев его одинокую сутулую фигуру, решимость покинула ее. Она уткнулась в его спину и долго плакала, сквозь слезы проклиная его и признаваясь в любви, а он просто стоял и молчал. Когда ее истерика закончилась, он снял свой плащ и отдал его ей, а потом вновь пошел вперед.
Все встало на свои места, она была счастлива. За свою жизнь она научилась довольствоваться малым. Она просто будет идти, она всегда будет рядом с ним и, слушая его выступления, будет представлять, что он поет для нее... только для нее...
Он с трудом заставил себя открыть глаза, чтобы вновь увидеть еще один день своего существования. Было холодно, на сгибах плаща синел иней.
«Нужно купить что-нибудь потеплее,» - мелькнула мысль.
Они заночевали прямо в поле. Костерок, что вчера развела она, дабы мало-мальски подогреть их ужин, почти совсем догорел. Он встал, подкинул в него сухих веток и чиркнул огнивом. Потом подошел к спящей женщине. На ее молодом лице проступила испарина, хотя она зябко куталась в его зимний плащ. Она закашляла сухо, мучительно, выгибаясь всем телом. Он нахмурился и, подняв со своей подстилки плащ, укрыл ее.
Она проснулась от запаха жареного мяса. Он сидел перед костром, на котором коптилась тушка какой-то птицы.
- Доброе утро, - тихо сказала она, ответный кивок, и на том спасибо.
Она с удивлением и смущением заметила, что укрыта еще одним плащом. Заикаясь и робея, она вернула его своему равнодушному спутнику.
Завтрак выдался замечательный, давно уже она не ела свежего жареного мяса.
Потом вновь была дорога, вновь путь в никуда. Но на этот раз, к ее изумлению, они вышли к большому городу
Она удивленно поглядела на своего спутника, который сосредоточенно смотрел на раскинувшийся перед ними городок. Вскоре она поняла причину его беспокойства. Империи, по дорогам которой они путешествовали, была объявлена война, а этот город располагался на пути вражеских войск. Страна не могла должным образом обеспечить защиту своим гражданам, так как после темных, до конца никем не понятых событий лишилась императора и погрязла в кровавых распрях, именно этим и воспользовалось соседнее королевство в надежде оторвать от ослабленного соседа лакомый кусочек. Все это им поведал молодой офицер, что остановил их у ворот, он же посоветовал скорее убираться из этого забытого богами места.
Как ни странно, он не спешил уходить. Они медленно шли по опустевшим улицам, наблюдая, как еще не успевшие уйти жители в спешке собирают свой скарб и домашних. Они встретили старика, мирно курившего трубку на крыльце своего дома, его родные ушли, а он остался, потому что не мог оставить город, в котором прожил лучшие годы своей жизни. Город, что подарил ему любовь, дом и семью. Он хотел умереть на своей земле. Встретили группу молодых парней, которые что-то громко кричали о патриотизме и любви к своей малой родине, но по бешено горящим глазам можно было с уверенностью сказать, что ими движет желание помахать кулаками. Встретили потерявшегося ребенка... он проходили мимо многих. Люди, их лица, судьбы и заботы - они потеряли свои очертания для него, человека без души, с осколком когда-то данного обещания, что царапалось внутри стальными когтями. Он шел вперед, он будет идти вперед, потому что должен. Все остальное ему было безразлично. Ему, но не ей... Этот ребенок, маленький, испуганный, и поэтому озлобленный мальчик, он тронул в ее душе давно не звучавшие струны. Она осталась. Ребенок не хотел слушать ее, не хотел уходить, боясь, что тогда его родители, что обязательно за ним вернутся, не найдут его. Она осталась, она смотрела, как уходит тот, кто был ей дорог, но не могла бросить дрожащего от страха мальчика. Возможно, первый раз в этой жизни она смогла наступить на горло своим желаниям и позаботится о слабом.
Он не стал прощаться, зверь, что был когда-то его частью, нашептал, что они еще встретятся.
Он снова был один, но он не чувствовал своего одиночества. Он вновь свернул на старую, всеми забытую дорогу, в надежде, что здесь его никто не побеспокоит. Ночи, да и дни тоже, становились все холоднее и холоднее, это вынудило его вновь сойти со своего пути и выти к людям. На этот раз это была совсем маленькая деревенька. Единственный торговец, высокий, широкоплечий мужчина, больше смахивающий на кузнеца, чем на торговца, продал ему зимние вещи и в довесок абсолютно бесплатно дал довольно большой мешок всяческой снеди, объясняя свой жест слишком уж его исхудавшей фигурой. Что-то шевельнулось в его душе, нет, не из-за еды, что была не так уж ему и необходима, из-за доброты этого улыбчивого, краснощекого человека. Выйдя из города, он впервые за много лет замер на перепутье, не в силах решить, куда ему идти. Взгляд упал на добротный теплый плащ, мужчина неуверенно улыбнулся, выбор был сделан. «Прости, любимая»
Он шел в почти забытый, вытравленный из осколка души и памяти город. Город, что когда-то лежал у его ног. Город, что был свидетелем его триумфа и что стал могилой его мечты. Она любила этот город, любила его суету, шум, его узкие улочки, огромные площади с вычурными фонтанами и яркие цветочные клумбы. А он ненавидел. Они были такими разными. Они были абсолютной противоположностью друг друга, но они были вместе, потому что по-другому быть просто не могло. Они были счастливы вместе. Но все когда-нибудь кончается. Они были могущественны, потому что были едины, это многим не нравилось, очень многим. А они беспечно смеялись в лицо смерти, полагая, что перед властью двоих она бессильна. Они были так наивны, так горды... Они жестоко поплатились за это. Ее гибель и его обещание продолжать жить несмотря ни на что стало горьким уроком.
Когда они вместе им нет равных, но когда кто-то из двоих умирает, а второй остается жить, то он теряет все. Он становится меньше чем тень, у него даже своей души не остается, лишь жалкий осколок.
«Почему тогда, она попросила его остаться? Почему не дала уйти следом?» - он часто размышлял над этим, но не мог найти ответа.
Город встретил его хмурым взглядом стражника и не менее неприятным голосом, не скупящимся на нелицеприятные эпитеты, поносившим весь люд, что искал укрытия за каменными стенами. Но звонкие монеты заткнули поток его брани и дали возможность пройти, минуя унизительную процедуру досмотра.
Все готовились к войне, почему-то никто не сомневался, что главный удар соперник направит на сердце империи, в ее столицу.
А он брел по знакомым с детства улицам. Как бы не банально это не звучало, но каждый камень мостовой под ногами был наполнен воспоминаниями, мыслями, чувствами.
Он вновь стал безразличным странником, решимость, которая была с ним две недели, что он шел сюда, покинула его. В голову начали забредать мысли о ненужности каких-либо действий и принятых решений.
Все дни до предполагаемого генерального сражения он провел как в забытьи. Зашел в ближайшую таверну, которые ввиду военного положения объявили вне закона, поэтому ушедшую в подполье, и пил не просыхая.
Они, эти разжиревшие генералы, адмиралы и прочие пытались разбить войска соперника, но тщетно, то ли колесо, что люди прозвали Фортуной, отвернулось от них, то ли их оппоненты были слишком сильны и умны. Они не смогли остановить продвижение вражеских войск, и соперник вплотную подошел к воротам столицы. Они в жизни не смогут отбить атаку столь многочисленной армии и уж тем более выдержать осаду. Им оставалось лишь надеяться на чудо, как сказал кто-то очень давно «надежда умирает последней».
- Что ж, похоже, вашей умирающей надеждой стану я, - он пинком открыл двери таверны, втянул запах городских окраин и бешено расхохотался.
В душе так же бешено, отчаянно, танцевал зверь, ища выхода. Он побежал, побежал на центральную площадь, шпиль древнего храма, что возвышался над городом, с детства манил его, пора было исполнить детскую мечту.
- Ты... - он наткнулся на девочку, что была с ним его последние полгода жизни. - Я...
Он не дал ей договорить, заключил ее в объятия и закружил. Он смотрел в ее глаза, в которых сначала шустрым зайцем-беляком запрыгал страх, а потом робким цветком расцвела надежда и счастье. Он долго ее кружил и отпустил только когда ноги уже почти отказали.
- Что... я... - он улыбнулся, взъерошил ей волосы и, сняв с себя плащ, отдал его ей. - Но у меня уже есть один.
- Спасибо тебе, девочка, - он рассмеялся.
И вновь побежал, оставив ее, растерянную и удивленную, на площади.
Тысячи ступеней, отделяющие от мечты, были преодолены на одном дыхании. Внутренний зверь со стальными когтями танцевал прощальный танец, разрывая грудь на мелкие части.
Он выскочил на крышу, в лицо ударил холодный пронизывающий ветер, что не мог проникнуть за крепкие каменные стены города, принеся с собой запах раскаленного железа, пота и крови. Это только раззадорило его.
- Надеждой для вас станет опальный император, - сложив ладони наподобие рупора, что есть мочи, прокричал он. И в то же мгновенье выпустил на волю зверя с железными когтями.
Его человеческое тело так и осталось лежать истерзанным куском мяса на крыше храма, а в небо, победно ревя, устремился угольно-черный крылатый змей.
Он убивал... он горел, горел как никогда раньше, горел последний раз в этой жизни, горел и обжигал своим огнем тех, кто решился выступить против него. Он был черной крылатой смертью и проклятием врагов предавшей его империи. Но он не хотел умирать бесцельно, поэтому он убивал, многотысячная армия это все, что на этот момент смогли предоставить оппоненты, если он разобьет ее и обезглавит, война не будет выиграна, но это даст его народу шанс на выживание. Поэтому он убивал, поэтому он горел и сгорал.
Огонь уже давно вышел за пределы его сердца, вскоре он полностью поглотит его чешуйчатое тело. Но до этого он заберет жизнь того, кто начал эту войну.
Зубы сомкнулись, в глотку потекла теплая кровь... все...
Он с трудом поднялся в воздух. Уже наступила ночь, и он огромной пылающей кометой выделялся на фоне ее темного неба. Он умирал... огонь, что дарил ему жизнь, что пылал в его сердце, сейчас забирал его тело себе, он выплатил и этот долг. Он не хотел принять смерть на земле, с усилием, превознемогая физическую боль, он заставлял себя махать кожистыми крыльями, поднимаясь все выше и выше...
«Милый...» Он услышал тихий, любимый шепот, а через мгновенье увидел ее. Она нежно улыбалась. «Прости»... Он рванул к ней что есть мочи, закричал от боли и упал в ее объятия. Они вновь были вместе. Они были рядом. Теперь так будет всегда. Смерть, что разделила их, вновь соединила.
А она смотрела, как в небе вспыхнул могучий змей. До земли не долетал даже пепел, его подхватывал ветер и уносил прочь от земли, прочь от ненавистного города и людей, что предали. По щекам текли слезы, люди вокруг веселились, эта была победа. А для нее мир сузился до размеров его темного зимнего плаща, что она все еще держала в руках. Она уткнулась в ткань, что еще сохраняла его запах и заплакала навзрыд. Из кармана плаща  в руки что-то упало, сквозь слезы, застилавшие глаза, она увидела пузырек с зеленой жидкостью. Дыхание участилось... зелье, что она искала, зелье от ее болезни... она вновь заплакала.
- Я точно видел ее высочество здесь, - услышала она взволнованный голос мальчика-пажа. - Княжна!
Она вытерла слезы и улыбнулась подошедшим людям. Она восстановит твою империю, Крылатый Властелин.

много ненужных слов.

Навеяло недавно  грустную вещицу.
Орфография хромает, пунктуация печально плачет за углом, да, мой грех, признаю заранее.
С благодарностью приму критику и советы.

Собственно вот  -

"Послушай, что расскажет осень".

Иногда происходят-таки чудеса:
Взяли с улицы в дом беспризорного пса.
Искупав расчесали – и к морде седой
Пододвинули миску со вкусной едой.
В половину измерив свой жизненный круг,
Он постиг благодать человеческих рук.
И впервые найдя по душе уголок,
На уютной лежанке свернулся у ног…
                              М. Семенова «Волкодав. Знамение пути».


На изломе лета в сумерках над землей  стелятся остатки дневного тепла, воздух густеет, запах травы усиливается, предвещая августовские дожди. Еще теплые и светлые, с проблесками солнца и радугой, улыбающейся сквозь искрящиеся капли, они будут целовать  лицо и руки, еле слышно, ненавязчиво нашептывая: «Уже близко… Уже скоро…»
Он придет никем не замеченный и как всегда нежданный. Будто невзначай коснется щеки, даря долгожданную прохладу, растреплет волосы; играя, сорвет с березы первый желтый лист, закружит, смешает с россыпью дождевых капель, бросит в твои подставленные небу ладони…
Ты улыбнешься счастливо, и, наверное, немножко грустно, еле слышно прошептав в бездну ночной мглы: «Северный Ветер…»; он ухмыльнется нахально и криво и, напоследок обдав сквозняком, уйдет прочь.
Северный Ветер… Первый глашатай осени… Первый  предвестник потерь…

Мы встретились на улице в середине августа. Она прошла было мимо, но остановилась,  что-то видимо для себя решив, обернулась, протянула мне руку и тихо сказала: «Алина. А как тебя зовут?»
Меня боялись. Я был страшен. Эта была правда, и так было всегда. Ко мне никто не рискнул бы подойти так вот запросто как она.
Легкая, невесомая походка ее, казалось не оставляла следов, от рук пахло полевыми цветами, а в глубину взгляда можно было падать и падать  целую вечность.
Мы как-то сразу и почти без слов поняли друг друга. Ее ангельская отрешенность от этого мира потянулась к моей звероватой нелюдимости; и вместе, как бы это ни казалось странно, мы создали что-то прекрасное. Может быть это была любовь? Я не знаю что это такое. До нее меня никто никогда не любил. До нее во мне никто никогда не нуждался. Я был одинок и зол.
Она вывернула мою ощетинившуюся на всех и вся душу на изнанку, заставила втянуть иголки, мой черно-белый мир окрасился всеми цветами радуги. Там в клумбах цвели цветы, витрины магазинов отражали солнечный свет только что отмытыми до хрустального блеска стеклами. Он падал на мостовую россыпью солнечных зайчиков, а в центр всего этого безобразия вдруг откуда ни возьмись выкатывался серый пушистый клубок, разворачивался превращаясь в котенка и бежал со всех своих четырех маленьких лап за желтым осколком солнца. А центром этого мира, столько лет угрюмо смотревшего на меня со своей недосягаемой высоты, и вдруг распахнувшего свои объятья, была Алина. Она стояла по середине улицы, с ног до головы облитая солнечным светом, вокруг ее ног бегал серый котенок, люди идущие мимо оборачивались, улыбаясь ей, а я стоял дурак дураком и любил ее больше жизни.
Мы прожили вместе два года. За эти 730 дней  я отдал бы десяток своих жизней не задумываясь.
Она любила слушать дождь и читать стихи. Зимой она могла ночь на пролет просидеть у окна, вглядываясь в лицо заснеженного города, наблюдая, как медленно падает снег. Мы часами бродили по вечереющим улицам, мы играли и смеялись как дети, ловя каждое мгновение, страшась упустить медленно ускользающие сквозь пальцы минуты счастья, а время неумолимо шло вперед, с каждым ударом сердца приближая тот вечер.

Осень наступила как-то сразу. Еще вчера стояла 30-градесная жара, а сегодня кружась в последнем танце, с кленов падали листья, раскрашенные в золото и пурпур.
Он как всегда пришел незваным гостем, с ухмылкой на красивом лице и холодами за пазухой.
Он пробежался по улицам города, хватая девушек за юбки, вырывая газеты из рук, портя настроение и сгоняя улыбки с лиц. Люди смотрели ему в след и с досадой шептались: «Северный Ветер! Что-то рано в этом году!»
Северный Ветер… Первый глашатай осени… Первый предвестник потерь…

Всего четыре дня прошло, а я уже не могу в точности вспомнить как это случилось. Сознание услужливо размыло и стерло из памяти события, разрывающие заживо мою душу в клочья.
Он ждал нас в переулке в тени дома, наверное, в 15 или 20 шагах от подъезда. Я нутром почувствовал неладное и когда он медленно, вразвалочку вышел на свет, преградив ей дорогу, я уже стоял между ними, молча смотрев ему в глаза. Кажется он что-то говорил на счет денег, мол, отдайте по-хорошему,  не помню. Еще, кажется, он кричал ей, чтобы велела мне убраться, но где там. Уже в прыжке пришло осознание того как жестоко я просчитался – ведь он нас ЖДАЛ, а значит знал что она будет не одна, значит готовился. Минут пять мы боролись готовые разорвать друг друга в клочья, потом был жестокий удар чем-то тяжелым вдоль хребта – земля и небо несколько раз поменялись местами, мир потерял цвет и запах, а затем меня поглотила тьма.
Не знаю сколько прошло времени – час, два, больше? Когда я вновь обрел способность чувствовать и двигаться она уже не дышала…
Мой маленький ангел…
Там и денег то было всего рублей двести…
Я лежал рядом с ней и не просто плакал, я выл от горя и безысходности, скребя землю и палые листья. Тот мир, который она с таким трудом создавала вокруг меня пошел трещинами и разлетелся в дребизги в одно мгновенье.
Не осталось ничего.
Я медленно поднялся на ноги, и, пошатываясь пошел прочь, влекомый одним желанием – убивать.
Я нашел его спустя три дня, как и где я был все это время не знаю – дни и ночи слились в одно сплошное месиво – да это и не важно. Теперь мы с ним поменялись ролями – я стоял в тени, надежно укрытый сгустившимися сумерками, наблюдая и выжидая подходящий момент, а он ни о чем не подозревая с каждым шагом приближался к своему концу.
Я медленно вышел ему навстречу, пару мгновений мы молча смотрели друг другу в глаза, но и этого хватило, чтобы он вспомнил и понял. Он смотрел на меня, а видел свою смерть. Потом я прыгнул. Короткая схватка, и вот я стоял над ним и слушал, как клокочет в груди пробитое осколками ребер легкое. С каждым вдохом жизнь его покидала, еще пара ударов сердца, и она оставила его навсегда.
Я развернулся и медленно побрел прочь. Только спустя несколько минут пришла боль – я стал ощутимо припадать на переднюю правую лапу, она кажется была перебита, ветер зарывался в шерсть и неприятно холодил помятые бока, но это были мелочи. У меня оставалось еще одно дело. Я должен был прийти к ней и рассказать, что человек, отнявший у нее жизнь больше никогда и никому не причинит вреда.
Никогда и никому!

Он стоял и хмуро смотрел вслед огромному черному псу, который хромая, упрямо трусил вдоль по улице. Что поделать? Каждую осень случается что-то подобное, это печальная неизбежность и он не в силах изменить ни законов вселенной, ни течения времени. В конце концов он всего лишь Северный Ветер, несущий перемены, а люди это всего лишь люди…

Потом еще долго говорили, что такого урагана, как в ту ночь, город не помнил вот уже десять лет. Словно ветер сорвался с цепи, ломая и круша в бессильной ярости все на своем пути.
Словно мстя за что-то или кого-то…


Из утренней газеты:
… на могиле молодой девушки погибшей несколько дней назад в результате разбойного нападения был обнаружен огромный черный пес…
… вызваны городские службы…
… заключение, что собака, очевидно, могла бы прожить еще долго, если бы у нее не остановилось сердце…

Он придет нежеланный и незваный, принеся с собой дожди и холода. Возьмет тебя за руку, скользнув по губам отрывистым поцелуем, и раствориться где-то на грани миров, забрав с собой летнее солнце, умиротворение и частицу твоей души.
И нет ему вечному страннику покоя.
Он так много видит и так много знает о нас, людях, но не может вмешиваться.
Северный Ветер.
Первый глашатай осени.
Первый предвестник потерь.

Больше похоже на зарисовку. Читать не интересно. Не затягивает. Все вот кажется что сейчас УХНЕТ, но сознание др0чит.
ВООБЩЕМ - Комкает комками комковатости.

Животный, цинизм и критиканство сродни импотенции, суеты много, а результат нулевой.
Троллить надо бы потоньше!
Катрина, мне понравилось, надо продолжать работать.

Обоснуй. Т.е. раскидай за слова 

Для того чтобы не стать
жертвой виртуальной среды,
следует точно узнать,
где заканчивается реальность,
и начинается выдумка о реальности.
Брюс Стерлинг

Его зовут Джек Фарн. Психоаналитик часто повторяет группе, что у Джека творческая и ответственная работа: он помогает людям в выборе наилучшего места для вечернего отдыха. Но тридцатипятилетний мужчина все равно рад, что сегодня выходной, и ему не придется стоять в костюме пончика перед закусочной «Эдем». Хотя слова доктора Гранта, конечно, приятно тешат самолюбие.

Потянувшись до ломоты в суставах, он проходит на кухню и придирчиво выбирает две порции из выстроенной в шкафу батареи готовых завтраков. С тех пор, как правительство начало государственную программу по борьбе с излишним весом, Джек старается ограничивать себя в еде, но он с детства привык считать завтрак наиважнейшим приемом пищи.

Пакет разогревается ровно четыре минуты. За это время мистер Фарн просматривает государственный новостной канал. В наше время человек, претендующий на высокий социальный класс, должен быть в курсе основных событий, за этим следят.

Горячие завтраки источают упоительный аромат. Джек садится за безумно дорогой, деревянный круглый стол «под старину». Он уже держит в руках ложку. Автомат сервировки выдаст вилку, как и рекомендовал психоаналитик, но мистер Фарн стал раздражительным в последнее время, и однажды он даже накричал на коллегу. Грант полагает это следствием излишней строгости и поэтому позволяет небольшие послабления.

Джек скрупулезно проставляет отметки об исполнении напротив соответствующих пунктов распорядка дня и внимательно изучает индикаторы режима работы климатконтроллера, проверяя оптимальную температуру и влажность. Через семь минут в Реальности на канале коллективных тренингов начнется трансляция, присутствие на которой доктор Грант посчитал для мистер Фарна обязательным. Не хватало только заболеть тем временем.

***

С вязким шипением монорельс исторгает на перрон густо замешенную на кудрявых клубах теплого пара людскую массу. Следуя тусклым огням дорожной разметки, она густо опадает в подъемники и вливается в общее течение города.

Но сегодня Джек будет идти среди них. Сегодня он выходной, а потому раскинет руки и взмоет туда, в белесую ясность январского неба, легкие наполнятся им… но в Реальности нет легких… И вместо неба, Джек переполняет горьковатая тоска.
Горячечный призрак неверия швыряет Джека назад, на рельс, в зловоние вокзальной трубы, а поезд уже тронулся и набирает ход…

Медный удар едва не раскалывает небо, крушит, пульсирует в висках и отдается всем теле, но слабеет. Еще пара минут, звук уже тяжелый, вязкий, паузы теряют очертания… Так здесь бьется сердце.
Бьется. Удар, еще удар, удар, удар, удар! Мутное стекло перед глазами, хватаю осколок и режу воздух. Пусть пурпурная кровь небес омоет желтую траву! Пусть огненная волна захлестнет пустые глазницы бетонного скелета недостроенного привокзального комплекса. Пусть вымоет трупную вонь…

Джек стоит за рельсом, на колене. Он смотрит, как измазанные в кровавой жиже сгустки тьмы встают и разворачиваются в цепь. Его сжимающие цевье карабина пальцы побелели от напряжения, рельс стал упором. Джек ждет. А по кучам строительного мусора, ломая ограждение, уже ползут прикрытые пехотой джипы.

Один выстрел. Еще один… Выстрел, прицел, выстрел. Одна из машин предпринимает отчаянную попытку маневрировать под огнем, но земля раскисла от пурпурного дождя, и мертвый сгусток опадает на руль.
Джек давно уже растворился в едином желании точно класть пулю за пулей, вколачивать в лобовые стекла джипов, сметать пульсирующий мрак, саранчой ползущий по раскисшей от пурпурного дождя насыпи.
Пристегнуть новую обойму, перевести оружие в режим автоматической стрельбы. Мрак уже так близко, что Джек косит его почти не целясь, не обращая внимания на омертвевшие от отдачи руки…

***

— Джек, положи пистолет на стол.
Грамотно построенная, доступная фраза. Теперь мистер Фарн может оценить ее по достоинству. Ему очень нравится, что профессионально поставленный голос психоаналитика не дрожит.
— Мы просто поговорим, ты не возражаешь против разговора?
Джек чуть заметно качает головой, но зрачок дульного среза по-прежнему смотрит прямо в грудь доктору Гранту.
— О чем же?
— Пойми, Джек, все, что как тебе кажется, ты вспомнил – это лишь печальные последствия вируса, запущенного анархистами на канал психотренингов. Поверь, сейчас ты заблудился в тумане истинных и ложных воспоминаний, но мы это исправим. Краткий курс мягкой коррекции личности – и ты снова станешь полноценным членом общества, Джек. Вернешься к своей работе…
При воспоминании о костюме пончика, палец на скобе напрягается и белеет. Глаза доктора Гранта стекленеют. Джек ухмыляется и левой рукой бросает на стол товарные чеки:
— А пистолет я тоже нашел по ложным воспоминаниям о липовой закладке? Читай!
— «Ментальный стимулятор», «Универсальный тест памяти»… Правильно, ты абсолютно верно подобрал системы, Джек. И мы обязательно их применим в рамках общего курса восстановления, но немного позже. Сейчас это будет слишком тяжело для твоей психики, я не могу ручаться за последствия.
— О, не волнуйтесь. Я уже взял всю ответственность на себя! И вы знаете, доктор, оказывается, мою личность уже однажды подвергали коррекции, — плечи и лицо мистера Фарна сотрясает хохот. Скорее просто от переизбытка энергии, чем от веселья.
— Но пойми, Джек, этот тест показывает всего лишь вероятность и не может…
— Док, до того счастливого момента, как мои бывшие коллеги сумеют снять магнитную мину с двери и присоединятся к нам, остается минут пятнадцать, но мы ведь не будем их ждать, правда? У меня в руках очень хороший пистолет, хоть, по вашим словам, я не могу знать ни его характеристик, ни даже его местоположения… тем выше вероятность, что он не выстрелит, так ведь? Давайте прямо сейчас проверим вашу теорию вероятности?
— Сожалею, но вы не оставляете мне выбора. Сейчас я медленно опущу руку во внутренний карман и достану интересующий вас контракт, мистер Фарн. Но вы существенно осложняете свое дальнейшее лечение. Семь лет назад вы сами заказали нашей фирме коррекцию личности, бесплатно предоставляемую государством всем членам полицейских групп ликвидации. Тогда вы прекрасно понимали, что уже не сможете полноценно существовать в нормальном обществе. Мы строго следовали всем вашим пожеланиям, указанным вами во втором приложении. Вы получили все, что хотели.
— Работу с людьми…
— Ну, да. И можешь застрелить меня, если…
Выстрел.

Интересно здесь кто нибудь хоть иногда появляется?

Зацените! Пишу недавно, вот посмотрите:
                                    Выход.
                                                                Спи, братишка, я не знаю, почему мы все такие.                                                                      Спи, братишка, я не знаю, почему мы все другие.                                      Пилот «Братишка»
                                          ***
А ты когда-нибудь был изгоем? Тебя презирали и ненавидели? Вовсе нет. У тебя была хорошая жизнь. В отличие от нашей.… Ты никогда не убивал….И тебя не убивали….Дорожи обществом, которое тебя окружает…. И не будешь изгоем….
                                            ***
Солнце озарило до сих пор спящий Цветочный город – Турэн. Его лучи  медленно  переходили с крыш домов на асфальт, по которому торопливо шла девушка. Стук каблучков раздавался по опустошенной улице, что было очень странно. Раздался шорох.  Девушка начала пугливо озираться по сторонам. Никого, лишь причудливые тени плясали на асфальте. Стоило ей отвернуться, как девушке зажали рот.                                                                                                                                                          – Искала? Сейчас я тебе разожму  рот,  и мы пойдем к Высшему. Веди себя хорошо, не кричи, - вкрадчиво произнес юноша.                                                                                                                                                Парень резко отдернул руку. Оценивающий взгляд устремился в его сторону.                                                                                                                                                      – Пошли, нам нельзя задерживаться, - смущенно произнес он.                                                                                                                                                              Компания,  состоящая из двух человек, слилась с тенями.
                                        ***
Передо мной сидела девушка, которая застенчиво косилась в мою сторону.  Я вздохнул. Вот так всегда, приходят они, а разговор начинать мне.                                                                                                                                                                -Имя.                                                                                                                                                                                      – Лина.                                                                                                                                                                        – Искала?                                                                                                                                                                  Девушка смущенно кивнула. Мой вопрос привел к тому, что она покраснела еще больше.  Я кинул на нее взгляд и только сейчас заметил, что она из богатой семьи. Золотистые локоны, спадали ниже плеч, красиво расшитая золотом красная мантия. Такие, просто так, ко мне не приходят. Неужели убить кого надо?                                                                                                                                  - Зачем? – я продолжил допрос.                                                                                                                  Девушка подняла запуганные глаза:                                                                                                                        - Можно вступить в вашу гильдию?                                                                                                                      Я нервно хихикнул, сказывались последствия нескольких бессонных ночей. Мне конечно понятно, что таким как она нужна власть, но настолько!                                                                                                                            - Девка, ты чего? Это гильдия наемных убийц. Иди домой, пока тебя не хватились.                                                                                                                  Она состроила обиженную гримасу:                                                                                                                  - Я знаю. Примите меня, пожалуйста.  Я всегда была изгоем, меня никто не уважал, меня все презирали. А у вас есть власть.… Примите меня.                                                                                      Такого  напора от избалованной девчонки я не ожидал.                                                                                    – Хорошо, ты принята. Твое задание: убей  главу этого города.                                                                Зрачки девушки расширились.                                                                                                                    – Это мой отец!                                                                                                                                                  – Выбирай.
                                                  ***
Дни проходили очень медленно, Лина не хотела убивать отца, но и быть презираемой она не собиралась.  Из раздумий вывела мимо проходившая прислуга, которая как бы невзначай наступила на ногу девушке. Это оказалось последней каплей.                                                                                                                                          Лина резким движением схватила кинжал, и помчалась в комнату отца.  Гнев нахлынул на нее так, что даже гостей в этой комнате она не заметила.                                                                                              – Дочь, что ты здесь делаешь? Я же просил. Извините ее, она немного не в себе…. Правитель не смог договорить. В его спину вонзился кинжал.  Все случилось очень быстро. Гости, увидев мертвого короля, обернулись, к девушке, но Лина уже скрылась.  Гости ринулись за стражей.                           
                                                      ***
Ко мне подошел слуга. Почтительно поклонившись, он начал разговор:                                                    - Высший, к  вам дочь императора.                                                                                                                Что? Я не ослышался? Надеюсь, она пришла отказаться. Убив императора, она подпишет себе приговор.                                                                                                                                                                – Пропусти ее.                                                                                                                                                                Я приготовился к встрече с Линой. В голове не укладывались вопросы насчет этой особы. Почему такую девушку как она презирали? Вроде красивая, умная, не грубит и не дерзка. Тогда что?  В комнату вошла девушка.                                                                                                                            – Вот кинжал. Я убила Императора!                                                                                                                      Мои глаза полезли на лоб. Она псих! Даже я, Высший убийца до такого не дорос. А она!                                                                                                                                                        - Ты что наделала! Он твой отец и наш Император. Головой думай! Ты изгнана!                                              Глаза девушки наполнились слезами.                                                                                                                        – Что не  так?! Вы все меня изгоняете только из-за того, что я вампир? Даже мой отец меня не любил. Я … ненавижу... Вот так всегда! Я все делаю, а вы меня изгоняете!                                                                                                                                Вот оно что! Она вампир! Ну, тогда все ясно. Вампиров никто не любит, они изгои нашего общества.  Эх, жалко девчонку.  Вроде старалась, а я ее выгоняю.                                                                      – Извини. Это было испытание. Не стоило его убивать, - произнес я.                                                        Лина отвернувшись, выбежала из комнаты.
                                          ***
Девушка, недовольно смахивая слезы, шла по улице наполненной народом. Ее никто не замечал, пока какой-то богатый человек не крикнул:                                                                                                            - Бейте ее! Она убила императора!                                                                                                                        Люди отреагировали очень быстро. Кто-то достал камни, и начал швырять их в Лину, кто-то кидал другие предметы. Это продолжалось очень долго, пока девушка не выдержала и упала на землю. Люди принялись бить ее ногами. Лина отхаркивалась кровью, просила, чтоб люди от нее отстали. Но все попытки были тщетны.                                                                                                                                 
          – Это был мой путь, - прошептав эти слова, девушка умерла.     
В Турэне наступил траур. 
                                            ***
Видишь, у изгоев нет власти. Любые попытки стать властителем – тщетны. Изгои всегда были. Одни умирали не замеченными, другие, как Лина – громко. Изгои менялись, но  оставалось одно – презрение. Им всегда трудно жилось, и смерть – это выход для них.
13.10.09

Предупреждаю:авторские права МОИ

               

         

  да никто и не покусится)))))

2 Doppler - пжлста, пши поподрбней, а то не интрсно стнвтся.