2632 год, месяц Полотна.
Остров Меллит, крепость Ордена Клинка Господнего.

  …и одолел Он воинство тёмное, ибо никогда не сравниться исчадиям адовым с силами Его. И заточил Он демонов ада, и над каждым поставил печать незыблемую. Не было у Него ни злата благородного, ни кипарисового дерева чистого, как всем истинно в него верующим ведомо сильнейших преград супротив сил Тьмы, а была только дорожная сума с нехитрым скарбом бедного странника. Так по воле Его стали величайшими стражами и защитниками рода людского гребень да зеркало, медальон да кость рыбья…

  К сожалению даже Книга Книг подтверждала страшную находку. Итак, и демоны и печати действительно существуют, в этом легенды многочисленных полудиких племён и неверных народов не лгали. И если месторасположение заточения демонов Андре де Монбара не волновало, то на поиски тайных укрытий печатей он бы немедленно отправил весь Орден, начиная от ещё совсем зелёных послушников и заканчивая постоянно нанимаемыми головорезами.
  Но именно сейчас, когда он узнал величайшую тайну в мире, он, глава самого могущественного церковного ордена, ничего не может сделать. Монмиракль в осаде которую неделю, войска собранные в Крестовый поход против еретиков со всей империи не пропустят даже пары лучших лазутчиков, не говоря уже о целой экспедиции.
  - И ведь никто меня сейчас не будет слушать. Воистину, Император - ставленник самого Черного Сеятеля. Не иначе ему захотелось орденских богатств, собранных в бесчисленных походах и боях. Мало ему спокойных границ и относительной веротерпимости в Империи. Ему дороже шелка и золото на его фаворитах.
  Монбар презрительно сплюнул.
  Не уличением императорских пороков сейчас нужно заниматься. Нужно найти способ сообщить о раскрытой тайне братьям в Новую Иберию. Там их найти будет сложнее, а значит шансов на успех у них больше.
  Проблемой была и передача воистину бесценного сообщения. Письму такого не доверишь, да и гонца сейчас не найти даже за всё золото мира, будь оно не ладно. Оставалось одно, связь с помощью магии, передача мыслей на расстоянии…
  Например, Михно. Или лучше Константину.
  Правда ни тот, ни другой могут не понять мыслей самого Монбара, а Михно может ещё принять всё за старческий маразм. Но это единственный шанс.
  Даже смешно. Глава гонимого Империей Ордена Клинков собирается воспользоваться магией для спасения самой Империи и остального мира в придачу. Нет, это не смешно. Это страшно…
  - Роланд, - молодой помощник-адъютант, сколько таких было, но этот точно последний, - маэстро Карнилиуса ко мне в кабинет. И казначея туда же. Через десять минут начнётся самый необычный совет в жизни магистра Ордена Клинка Господнего. Бывшего уже Ордена. Карнилиус. Когда-то руннский учёный, специалист по древним народам, теперь орденских собиратель еретических обрядов и самых удачливый их реставратор. На сей раз Монбару не снять его с костра. Первым приполз, что не удивительно, казначей. Удивительно было другое, старый монах действительно скорее переползал с места на место, но делал это заметно быстрее иных молодых воинов. Как оказалось, он не только хорошо передвигается, но и думает не плохо. Эх, надо было прислушаться к его советам и ежемесячно отчислять какую-нибудь объёмную сумму в императорский карман. Глядишь, протянули бы на пару лет дольше. Как тяжело объяснять что-то очень важное людям, которые не привыкли к большой ответственности. Карнилиус, казалось, будет сомневаться до самого падения замка. Казначей вообще отказывался что-либо понимать.
  - Маэстро, готовьтесь к ритуалу. Брат казначей, пройдёмте в главную сокровищницу.
  Массивную дверь из необычного металла могли открыть всего два человека на свете: брат магистр и брат казначей. Это был закон Ордена. Мог её ещё открыть Карнилиус, который её и устанавливал, но в честности старого учёного было грешно сомневаться. Главная сокровищница была много меньше основной, и в ней было гораздо меньше золота и драгоценностей. Зато было гораздо больше Сокровищ. Церковные и светские святыни, наделённые ужасной по своей силе магией, всевозможные тотемы дикарей и идолы еретиков, половина из которых ещё не были до конца изучены. Выносить отсюда, что-либо было не просто запрещёно, но немедленно каралось смертью. Так погибли два магистра и неизвестно, сколько казначеев, поставивших себя выше мудрости Господней. Сегодняшний день был исключением.  Вернувшись в свои покои, Монбар вновь сильно задумался…
  Он не может вынести чашу из замка. Значит нужно, чтобы кто-нибудь из победителей позарился на неё. Будь печать книгой и свитком, а не хрустальным бокалом, магистр Клинков бы имел на одну проблему меньше.
  Завалить её моими драгоценностями? Поставить на постамент в центре зала?? Решение важнейшей для мира проблемы бесцеремонно прервал Роланд. Назвать ворвавшегося адъютанта взволнованным было бы не совсем верно:
  - Они вновь идут на приступ! Следующего натиска нам не выдержать!
  Вот оно. Господи, неужели я так плохо служил тебе??
  - Роланд, сын мой, мой меч и полкувшина лучшего вина из моей коллекции. Быстро.

***

  Замок Монмиракль был подарен первым Клинкам как знак признания их заслуг в деле борьбы с Врагами Веры. Правда, тогда это был обыкновенный деревянный никому ненужный форт на скалистом берегу самого южного из островов Империи. Но тот, чьё ремесло чужая смерть, не может жить в продуваемом всеми морскими ветрами сарае. В перерывах между Святыми походами и молитвами, монахи выстроили из местного камня замок равный самому Стигге. Поколение за поколением магистры Ордена укрепляли свою твердыню, не забывая и о духе своих воинов. Монмиракль расположился в южной части полуострова, попасть на который, теперь можно было, лишь переплыв вырытый Клинками канал.
  На островном берегу канала раскинулись поля, луга и сады Ордена, а на материковом - выросло поселение, большинство зданий в котором являлись постоялыми домами, дающими приют наёмному войску Ордена, и храмами, которые здесь строились якобы для замаливания грехов солдат удачи.  И вот теперь всему этому раю воинствующих монахов пришёл конец. Посёлок давно был занят императорскими войсками. Флот ежедневно расстреливал Монмиракль, а с падением островного форта, защищавшего островок от нападения с материка, стены твердыни также регулярно беспокоила и наземная артиллерия.
  Андре де Монбар знал, что, потеряв форт, они обречены, и лишь старался оттянуть день гибели своих людей. На островке не осталось ни одного вольнонаемного солдата, лишь монахи. Те, кто верил, что Господь един во ста лицах, что слова Его верны на тысячи языков, а слуха Его всегда достигнет праведная молитва, даже если молящий стоит на одной ноге, ночью и без одежд. Стройные ряды имперско-церковных войск приближались к замку под грохот пушек и мушкетов. Клинки огрызались, как могли. А могли они немало: пушки, древние катапульты и баллисты были пристрелены к каждой травинке, родные стены надёжно защищали от снарядов противника, впереди ещё припасено немало сюрпризов. 
  Но что может несколько тысяч профессионалов против всей империи??
  - Роланд, всех командоров ко мне! Быстро!
  Они были готовы умереть за него. Жаль всех, больше всего – Эскарину. Ну, ничего, они увидятся, в другом, в лучшем, чем этом мире. Последний бой обреченных. Монбар принял финальный поцелуй – поцелуй дамы сердца, которая она дарила своему рыцарю.
  Императорская армия шла в свой последний бой против еретиков-клинков. Сегодня с ними шёл в бой их Император, значит, они обязательно победят. Должны победить. Сейчас артиллерия, поливающая замок сплошным ливнем снарядов, нарушит глухую оборону противника и под прикрытием мушкетёров пехота броситься на штурм твердыни. Внезапно главные ворота бесшумно распахнулись, и из них вылетел клин сверкающих в лучах солнца воинов.
  Клинки вышли на свой последний бой, вышли молча. Эта их тишина казалось, и усыпила бдительность имперских военачальников. Сверкающий клинок, на острие которого был сам Андре де Монбар, успел глубоко врубиться в ряды пехоты. Древний орден, чье название отображало их умение. Орден Клинка Господнего, он именовался не просто так -  все от самых младший послушников до магистра превосходно владели холодным оружием. Секрет стали, который знали только орденские оружейники, позволял создавать самые совершенные мечи на свете. Острия их были укреплены и заточены с помощью магии.
  И они нанесли удар. Императорская армия, наполовину состоявшая из церковников, звыла, словно раненый зверь, когда Андре начал прорубаться сквозь нее, пытаясь добраться до Императора, или хотя бы забрать с собой в пекло как можно больше врагов. Падали руки, головы, кровь текла рекой, попадая ему на лицо и заливая глаза. На столь близком расстоянии и в таком хаосе огнестрельное оружие было почти бесполезно – большинство выстрелов имперцев поражали своих же.
  Но надежды не было, их было слишком мало. Андре видел, как их начали теснить, как императорские гвардейцы сами кидались на мечи врагов, закрывая своего повелителя. Между ним и Александром росла стена из трупов. Круг сомкнулся, их отрезали от ворот крепости. Теперь Клинков сжимала исполинская петля, душа, сминая, словно гигантская змея, что обитает в джунглях Новой Иберии. Их становилось все меньше, конечно, Император хотел взять как можно больше живых, чтобы потом под пытками вырвать из них признание. Силен ты Александр, но тебе не обойтись без лжи. Ты обвинишь Орден в самых грязных преступлениях, лишь, для того чтобы положить свою жадную длань на его богатства. Живым он не дастся, решил Монбар.
  Где-то страшно закричал Роланд, Андре мотнул головой, и увидел своего адъютанта мертвым. Прощай друг… Прощайте все. И тогда он начал свой последний танец, подняв с земли второй меч, меч одного из мертвых братьев, Андре размахнулся и начал кружиться с клинками, разя направо и налево, сметая, словно смертоносный вихрь все со своего пути. Он убил многих, прежде чем тяжелый камень из боевой пращи ударил его по шлему.
  Над ним сомкнулась тьма, и последнее, что он услышал – это был голос боевого лекаря из императорских войск.
  - Он будет жить, – сказал голос. – Он будет жить…
  Монмиракль пал, Орден перестал существовать, Клинок Господень догрызала ржавчина имперских войск.

Ранее утро 1 числа месяца Полотна. Рунн.
Дворец Правительства - далее Шенбрунн.

   В комнате горели свечи, слышался скрип пера и монотонный, холодный голос главы Имперской разведки:
   - Мы продолжаем питать надежды в отношении Вас. Движение сопротивления иберийским захватчикам должно расти и шириться, не обращая внимания на возможные потери. Мы видим, как пламя этого пожара разгорается, поэтому можете не сомневаться – со своей стороны мы сделаем все что возможно. Насчет Императора тоже можете, не беспокоится, мы дадим ему все необходимые объяснения… В ближайшее время к вам поступят те суммы, которые мы обговорили ранее.
   - Обговорили ранее… - повторил Бром ван Хоос, секретарь. – Да, Ваша Светлость, кстати, нужна сумма уже собрана.
   - Мой агент скоро прибудет. – Этьен перевел взгляд на Питера Вальдэ. – Когда Сэла писала в последний раз, Питер?
   - Когда отбывала из Эр-Сайафа.
   - Следовательно, на этой неделе она будет здесь. Хорошо. – Этьен сложил руки домиком. – Пишите дальше… Агент, который доставит вам эти деньги, произнесет кодовые слова: Рука бирюзового кардинала. Вы зашифровали, Бром?
   - Да. Чьим именем подписаться?
   - Тем же. Сообщество торговых магнатов западного побережья.
   - Хорошо… - ван Хоос изобразил размашистую подпись. – Тогда надо отправить… - фразу он закончить не успел, на пороге появился один из императорских гвардейцев.
   - Герцог Нортми, я только что из дворца, и у меня срочное известие для Вас лично.
   - Вы можете говорить и при этих господах, – заметил Этьен.
   - В таком случае – слушайте… Герцог… и вы, господа… Император мертв!
   Питер де Вальдэ вскочил с места, Бром ошарашено уставился на побледневшего стражника, Этьен чуть сменился в лице.
   - Что вы говорите, Император мертв? – переспросил секретарь.
   - Да, капитан Нортми вызывает вас во дворец…
   Помрачневший как туча, Этьен встал с места.
   – Мы отбываем немедленно, – сказал Черный Герцог. – Сообщите Рейнхарду, чтобы направлялся за нами. Остальные пусть тоже следуют к месту происшествия.
   - Хорошо, - охранник исчез за дверями.
   - Господа, я думаю, нам лучше всего немедленно проследовать во дворец, – твердо сказал герцог. -  Сейчас не время для скорби, вернее, не подходящее время, и непозволительная роскошь для нас. Нам нужно действовать немедля.
   И они отправились на причал, близ которого стоял паром, а на нем с перекошенным лицом застыл паромщик. Питер бросил взгляд на Этьена де Нортми. Лицо того было совершенно не проницаемо. Холодные, стальные глаза Черного герцога вглядывались в туман, повисший над рекой. Несомненно, он сейчас просчитывает дальнейшие варианты развития событий. Наследников у Императора нет, и Вальдэ не поставил бы и медяка на то, что теперь все будет тихо и мирно.
   Бром ван Хоос лишь вздохнул.
   Паром уткнулся в причал на Сакрэ. Перед ними высились величественные дворцы Шенбрунна – неприступной обители Александритов на протяжении последних 1200 лет… Какая ирония судьбы – смерть настигла последнего из них именно здесь.
   Этьен твердыми шагами направился в покои Императора Александра. Его помощники последовали за ним.
   Одна за другой раскрылись позолоченные двери, пред ними мелькали растерянные лица стражников. Наконец, они вошли в малый тронный зал, где Император Александр XVI нашел свою кончину.
   Император лежал на полу, капитан Нортми сидел рядом с телом Александра и встал при появлении отца. Вокруг лежали осколки, видимо Император выронил чашу, из которой пил. Отравление? Питер нагнулся, чтобы осмотреть один из осколков. Необходимо сделать анализ вещества оставшегося на стенках.
   - Ваша Светлость, – капитан поприветствовал герцога.
   - Капитан Нортми… - совершенно ледяным голосом ответил Этьен.
   Бром схватил Императора за руку и, взглянув на главу СИБа, помотал головой. Тот кивнул. Император был мертв.
   
   * * *

   - Твоя смерть отомщена, Андре де Монбар. – Этьен де Нортми вглядывался в черты последнего из Александритов. – Проклятье Монбара действует… даже если смерть Императора – дело рук другого человека.
   Судьба часто заставляла его выбирать – и, выбирая, он всегда больше терял, чем приобретал. Вот и сейчас – он выбрал верность своему сюзерену, и оставил в беде друга.… Но теперь Александр мертв, Андре тоже… а что осталось ему, Этьену де Нортми?
   Он служил Императору, а не этому бездушному чудовищу Александру, который действовал только исходя из своих желаний. Да, у него было много врагов, и от всех них его защищал СИБ, даже если эти враги были лучшими людьми, чем сам Александр. Но Император – это больше чем человек. Это то, что соединяет Империю, не дает ей развалится под грузом взаимной ненависти семей, сепаратизма отдельных провинций, и интриг ее врагов, внешних и внутренних…
   Он ненавидел Александра, но до последнего был верен Императору… Он делал все чтобы уберечь его от беды, но та настигла его… Слишком много врагов, слишком много зависти, сломанных судеб и причин убить… Двадцать семь лет – слишком мало… для естественной смерти, даже если вести такую жизнь, какую вел Александр. Его убили, Этьен в этом не сомневался… Оставалось выяснить кто – а здесь выбор был очень широк. Исполнителей можно найти в этом дворце, а куда ведет эта нить, сказать сложно. Хотя догадки есть, достаточно назвать того человека, который теперь имеет больше всего прав на престол.
   Но, прежде всего – исполнитель. Этьен еще раз посмотрел на своего сына. Сын, и как же мало он про него знает. Ходят определенные слухи, но он сознательно не раскапывал ничего в этом направлении. И в службе знали – жизнь детей герцога – это не то, что можно расследовать. Шпионить за Анжеликой и Николой не позволялось.… Неужто, сын предал отца? С Нортми этого никогда не было – они всегда были самым сплоченным родом, не знавшим распрей… Но со смертью герцога Рене многое изменилось – у Этьена, наследовавшего отцу не было времени воспитывать брата и сына, племянников… Все время отнимала служба, сплошные интриги и заговоры, он сражался с Святым Престолом и Иберо, с сепаратистами и внешними врагами… Так мог он проглядеть такие изменения?…
   Этьен попытался вспомнить когда он последний раз говорил с Николой – и не смог… А с Анжеликой? С Шарлем? Так чтобы говорили не о делах, а о жизни, о отношениях? Непростительный промах для главы разведки… Теперь он даже не знает, на что способны его родственники, какие они уже преступления могли совершить…
   Да, что-то такое ему говорили про Николу и императрицу Эрмину… Возможно, если его подозрения оправданы, это и есть первая ниточка, которая приведет его к раскрытию загадки смерти Императора. Но не стоит забывать и о других…
   
* * *

   - Капитан Нортми. – голос Этьена обжигал как лед. – Свой долг Вы не выполнили.   - Впрочем, я тоже, – быстро добавил глава СИБ. – Теперь нам обоим придется иметь дело с последствиями нашей оплошности…
   - Ваша Светлость, – зашептал Бром. – Прибыл герцог Альфред де Барна.
   Этьен развернулся.
   - Альфред. Рад, что вы прибыли… - Черный Герцог внимательно вглядывался в лицо канцлера, пытаясь понять, какие тот испытывает эмоции. – Император Александр XVI мертв. Мы пытаемся узнать причину.
   - Великое горе для всей Империи, – печально заметил Альфред де Барна. – Император был так молод, и у него ни осталось, ни детей, ни братьев, ни сестер, ни дядей… вообще никаких ближайших родственников. Следовательно, никаких наследников нет…
   - Не совсем так… - заметил Питер де Вальдэ. – Но в любом случае вопрос этот очень запутан.
   - Я думаю, нам придется созвать Высокий Совет. – Альфред покачал головой. – Прецеденты уже были, но тогда все было проще… Как это все неожиданно…
   - Неожиданно, – согласился Этьен. – Тем не менее, это еще не конец света. Я уже говорил своим людям, повторю и сейчас – не время для скорби. Теперь вся тяжесть правления Империей ляжет на Ваши плечи, Альфред, я думаю, Вы это понимаете. Нужно сегодня же собрать заседание Правительства, и обсудить экстренные меры. Уверен, через две недели – все будут знать о смерти Императора. Самый лучший момент для смуты. У нас прибавится работы… И нам нужно как можно быстрее узнать, почему умер Император…
   - Я прекрасно понимаю, о чем Вы говорите, Этьен. – канцлер поморщился.
   Двери еще раз растворились, и появился кардинал Симеон.
   - Ваше Преосвященство… - канцлер и глава СИБа перевели взгляд на главу руннской церкви. Симеон не ответил.
   - Как вы не осторожны, сын мой, - обратился он к одному из слуг, собирающему осколки. - Мне нужны эти осколки, будьте добры, собрать их с великим тщанием и осторожностью и сложить вот в этот ларец.
   Симеон указал на шкатулку, которую нес один из его гвардейцев.
   - По какому праву, Ваше Преосвященство? – Этьен внимательно посмотрел на кардинала. - Это дело Службы Безопасности. И тут нельзя ничего трогать без МОЕГО разрешения.
   Симеон проигнорировал вопрос.
   - Этот человек действовал по вашему приказу? – спросил он.
   - Да, – ответил Этьен, а про себя подумал: - Вот еще одна ниточка.
   - Что он собирался сделать с этими осколками? – продолжал допытываться кардинал.
   Черный Герцог уставился на Симеона ледяным взглядом.
   - Слуга собирал их, чтобы доставить в Дом Правительства, – ответил Этьен.
   - Да? - кардинал заметно удивился. - Я был другого мнения. Признаю - ошибся.
   Этьен продолжил смотреть на него. Чтобы могло значить такое поведение – это попытка сбить его с толку, или же Симеон сам что-то подозревает… У церкви слишком много тайн и слишком много власти. С этим рано или поздно нужно будет покончить. Святой Престол даже Орден создал, наподобие СИБ. А этот Симеон… про него так мало известно… Еще одна твоя ошибка, Этьен де Нортми…
   - Герцог, его императорское величество при жизни был столь добр, что разрешил забрать из дворца реликвии Ордена, – продолжил свою игру кардинал. - Чаша - одна из них.
   - Прежде всего, чаша сейчас - улика... – Этьену никогда не нравилось объяснять элементарные вещи. Обычно он сразу расставался с людьми, которые не понимали с первого раза, то, что им говорили. Но Симеон – не дурак, а хитрец.
   - Разбитая, - поделился наблюдением кардинал.
   - Да, но от этого не менее ценная, – Черный герцог смотрел Симеону прямо в глаза. Видимо он хочет просто протянуть время ничего не значащей болтовней. Кардинал хочет что-то понять, или же…
   - Ваша светлость, Ваше Преосвященство, позвольте, право, что за распри в столь горестный час. – Барна сделал свой ход. А вот он явно хочет побыстрее покончить с этой сценой, значит чего-то опасается…
   - Это расследование. – Этьен стоял на своем. Он никогда не отступал, даже союзы заключал, только зная, что его выгода в дальнейшем будет больше. - Которое ведет Служба Безопасности.
   - Александр был молод и полон сил. Его здоровью мог позавидовать каждый. Судя по всему, вы подозреваете кого-то, сын мой? – Симеон сделал те же выводы, что и Этьен. Да, Черный Герцог мог назвать парочку имен, которых стоило бы подозревать… но как на это среагирует кардинал. Пока не понятно, чей он союзник…
   - Любого, кто мешает мне расследовать это дело, – отрезал Черный Герцог.
   - Даже тех, кто стремится помочь? Здесь еще что-то разрушено, но следов битвы нет... Скорее… Герцог, Вы, надеюсь, не будете возражать против нескольких вопросов к маркизу Нортми.
   Этьен сжал челюсти. А вот это была твоя ошибка, кардинал Симеон. Пусть даже Никола и виновен, но трогать сына герцога может лишь сам герцог. А, ударив по одному из Нортми, бьешь по всем. Но не стоило показывать своих чувств перед врагом. Врагом – теперь Этьен в этом не сомневался.
   - Прошу вас. В моем присутствии, – кардинал тоже не показал никаких эмоций, лишь кивнул в знак согласия. Обернулся к канцлеру.
   - Полагаю, у вас добавится работы? Наследство большое, но пастыря нет. Заботы по захоронению церковь возьмет на себя. - Нами будет объявлен пятидесятидневный траур, - негромко ответил Красный герцог. - Весьма несвоевременное событие…
   - Вы так думаете? - в холодном голосе герцога Нортми звенел металл.
   - Вы с этим не согласны? - в пол-оборота спросил Барна.
   - Вероятно самое несвоевременное событие за последние лет триста… - задумчиво промолвил Симеон, и повернулся к Николе: - Сын мой, я не задержу Вас… пока. Ответьте: Вы были здесь в прошедший день и ночь?
   - Да.
   - Вы видели эту чашу?
   - Не припоминаю, Ваше Преосвященство.
   - То есть никто ее не брал и не держал в руках? Никто не пил из нее?
   - Нет и нет.
   Этьен внимательно смотрел на обоих. Что-то тут явно не так… Пора заканчивать с этой комедией:
   - Ваши вопросы исчерпаны? – спросил он. - Чашу мы оставляем у себя.
   Эта чаша таит в себе слишком много загадок.
   - Не могу с вами согласиться. Вся история слишком странная. Канцлер, что вы думаете по этому поводу?
   - Мы как раз обсуждали вопрос создания следственной комиссии по расследованию этого трагического обстоятельства.
   - Прошу включить в нее представителей церкви. Мы не можем пройти мимо преступления, в котором замешаны силы неподвластные мирскому суду. И как это не огорчительно, но к арестованным в коридоре может и должен быть присоединен капитан.
   Да, кардинал не медлит, кует железо пока горячо. Этьен никогда не был сторонником скоропалительных решений. Отрубленная голова обратно не прирастет, и сказанные слова обратно не возьмешь… Но сейчас ситуация была такова, что тут нужен был мгновенный и адекватный ответ.
   - А я бы желал задать несколько вопросов Эрмине Иберо. – внимательно смотря на остальных сказал Этьен.
   - Ее Величеству? – кардинал, похоже, удивился. - На каком основании?
   - На том простом основании, что мои люди будут вести дело о гибели ее супруга и моего Императора. На том простом основании, что у меня есть основание и повод к этим вопросам, – четко проговорил Этьен
   - В таком случае, Мы были бы не прочь присутствовать на этом... допросе, Ваша Светлость. Вы ведь составите нам компанию, герцог? – он посмотрел на канцлера.
   - Извольте... Хотя, должен признаться, что долг зовет меня утешить сестру. Какой удар для матери, - Барна решил не вмешиваться. Как это на него похоже…
   - Вы же не возражаете, герцог? – Симеон смотрел на ларец со шкатулкой. – Пусть пока хранится в Ордене. Оттуда ничто и никуда не может пропасть.
   Это можно было перевести как: "Даже не надейтесь забрать ее у нас". Что ж, Экклесия цепко держит все, что попадает в ее лапы…
   - В таком случае… - Этьен повернулся к сыну. – Скажите Эрмине Иберо, что у нас с кардиналом есть к ней вопросы… Впрочем, у меня есть вопросы ко всем, кто был на острове в эту ночь. Пусть все остаются здесь… до поры, до времени…
   Сколько же их здесь… Фаворитов и фавориток Императора, слуг, гвардейцев и прочих… Слишком много работы, пусть пешками занимается Рейнхард, глава СИБа займется фигурами потяжелее… Кроме того, смерть Императора не отменяет других дел, теперь придется форсировать многие события…

Ночь с 30 числа месяца Фибулы на 1 число месяца Полотна. Рунн.

Выводя свою подпись и перечисляя присущие званию регалии, он остановился и отложил перо. Руки сжались в кулаки и кардинал безмолвно прочитал странную молитву, завершив строчкой, которая вязью обвивала напольные часы. Огромные и массивные - он нередко смотрел на них. Посмотрел и сейчас. Время. Его уже не было. Его Преосвященство осторожно взял перо и завершил письмо, быстро пробегая его глазами. Поднявшись, он чуть коснулся рукой левого плеча и быстро вышел из кабинета:
- Иоаннус, приложите это к отчету, когда будете отправлять гонца в Ауралон. Велите запрягать мою карету. Мне нужны трое гвардейцев.
- Ваше Святейшество куда-то собираются?
- Тонко подмечено, сын мой. Нас ждут во дворце.
Кардинал молча смотрел, как секретарь растерянно посмотрев в окно - утро еще только-только занималось, вновь перевел взгляд на Руиза. Минута прошла в созерцании, прежде чем священник, сложив пальцы рук, прикрыл свои темные глаза и с едва заметной улыбкой произнес:
- Я жду, сын мой.
Секретарь подскочил и быстро засуетился. Иоаннус обладал свойством делать все в единый миг, когда ощущал поднимающуюся над его головой длань наказания. Кардинал молча развернулся и дождавшись появления перед собой троих личных гвардейцев, благословил их, выходя вместе с ними из своего дома. На улице, он приостановился, глядя на рассвет.
- Да прибудет с нами благословение его, - негромко сказал он, усаживаясь в карету. - В ларианскую обитель.
Возница лихо щелкнул бичом и экипаж стремительно покатился по улицам Королевского города.
Выйдя из кареты во дворе ларианского монастыря, Каноре быстро прошел в храм и ненадолго преклонил колени перед образом Спасителя. Поднявшись, он замер, глядя в высокий купол храма и ожидая. Ждать пришлось недолго. Тихие шаги и рядом с ним появилась еще одна фигура:
- На этот раз мы опоздали.
- Боюсь что так, - с коротким вздохом, проговорил он. - Благодарю вас за помощь. Я еще заеду к вам.
Из храма он вышел аккуратно несся затейливый ларец...
.. Дворец встретил их тихим плеском волн реки и шелестом ветвей. Мирно, тихо, как падает вода с поднятого весла гребца. Гвардейцы застыли за его спиной. Один из них держал инкрустированный ларец, ожидая когда кардинал соизволит направится во дворец. А он уже не спешил, оглядываясь и прислушиваясь. Священник еще постоял, а потом с живым интересом оглянулся на одного из сопровождающих его гвардейцев:
- Я полагал, что содержание зверинца - кропотливое и очень шумное занятие. А здесь не слышно ни звука. Он столь далеко расположен?
Тот к кому он обратился недоуменно пожал плечами:
- Могу вас проводить, Ваше Преосвященство.
Руиз кивнул:
- Да. Пожалуй, пойдемте. Вы здесь бывали?
- По долгу службы, Ваше Преосвященство.
- Хорошо знакомы с дворцом?
- Никак нет. Не столь хорошо, как это может показаться.
- И часто вам что-то кажется, сын мой?
- Бывает, Ваше Преосвященство, - гвардеец ухмыльнулся.
- Обязательно при следующем разе прочтите молитву, сын мой. Сам я не пробовал, но говорят помогает и в следующий раз уже не кажется.
Неожиданно им навстречу стремительно вышел молодой человек в форме королевского гвардейца. Зеленые глаза столкнулись с черными глазами кардинала и он отвесил вежливый в своем понимании поклон, собираясь следовать дальше, но у кардинала были свои мысли на этот счет и он решил поделится ими:
- Откуда вы так торопливо выскочили, сын мой?
- Ваше Преосвященство, изволят шутить? - чуть дерзкий, чуть насмешливый.
- Едва ли. Лишь спрашивать. Так откуда вы появились?
- Малый приемный зал, - четко и как-то зло отчеканил юноша.
Темные глаза потухли:
- Благодарю вас, сын мой. Ступайте, да прибудет с вами его благословение.
Когда юноша скрылся, Кардинал Рунна молча посмотрел на своего недавнего собеседника и тот в ответ жестом указал дорогу:
- Малый зал там. Хотя нужно будет уточнить путь.. Я знаю лишь направление.
- Спаситель не забудет вас, - пробормотал Каноре, думая о своем: "Положительно, узнавая дороги в столь спокойной обстановке поневоле ожидаешь подвоха. Как любопытна человеческая природа - ожидать неприятностей, когда все хорошо и спокойно".
Возле дверей Малого зала застыли несколько гвардейцев и по их позам было понятно, что двое из них - под надзором остальных. Черно-белые фигуры внимательно следили за приближением кардинала и его свиты - бордово-золотых гвардейцев его личной охраны. Кардинал поднял руку, благословляя и одновременно давая знак остаться двум из своих сопровождающих тут. Один - с ларцом - молча последовал за священником, входя в зал и замирая на пороге, в то время, как Руиз стремительно приближался к небольшой группе людей. По пути он остановился и поднял с колен одного из немногочисленных слуг, который пытался собрать осколки стариной чаши:
- Как вы неосторожны, сын мой, - но смотрел он ни на слугу. Взор изучающе скользил по распростертому на полу телу того, кто еще вчера считался повелителем этого мира. - Мне нужны эти осколки, будьте добры собрать их с великим тщанием и осторожностью и сложить вот в этот ларец.
С этого момента он не принадлежал себе – им руководила должность. Представитель Великой Матери Церкви…. Руиз мысленно усмехнулся, продолжая изучать происходящее и то, как ведут себя герои этой сцены. Ему было не жаль времени на людей, чьи характеры действительно представляли интерес и могли помочь в его нелегкой работе. А уж насколько был бы полезен церкви тот же Черный Герцог – не догадывается и сам Великий Бонифаций. Что делать – дело просвещения всегда отстает от самих просветителей.
- А я бы желал задать несколько вопросов Ее Величеству, - неожиданно сказал Этьен.
- Ее Величеству? На каком основании?
- На том простом основании, что мои люди будут вести дело о гибели ее супруга и моего Императора. На том простом основании, что у меня есть основание и повод к этим вопросам.
- В таком случае, мы были бы не прочь присутствовать на этом .. допросе, ваша светлость, - негромко ответил кардинал, глядя как слуга собрав осколки чаши растеряно ждет решения влиятельных особ. - Вы ведь составите нам компанию, герцог?
Последний вопрос относился к внимательно наблюдающему за всем происходящем канцлеру.
- Извольте.. Хотя, должен признаться, что долг зовет меня утешить сестру. Какой удар для матери, - канцлер покачал головой.
Кардинал странно посмотрел на герцогов и ласково повел рукой, указывая растерянному слуге на ларец:
- Вы же не возражаете, герцог? - еще раз уточнил он. - Пусть пока хранится в Ордене. Оттуда ничто и никуда не может пропасть.
Черный герцог молча кивнул головой и негромко отдал распоряжение Николе, который так же молча склонился перед всеми и неожиданно обернулся к кардиналу, улыбаясь как на светском приеме:
- Я могу идти или я уже под арестом?
Руиз вопросительно посмотрел вместо маркиза на Черного герцога, который в ответ на его взгляд пояснил:
- Я отправил его предупредить Ее Величество о нашем визите.
Кардинал кивнул головой то ли одному, то ли другому из Нортми, еще раз медленно оглядывая зал.

01 число месяца Полотна. Шенбурнн и улицы Рунна.

Вот просыпаешься, а голова и шея вроде и на месте, да ни на том. И замечаешь это только из-за странных взглядов окружающих тебя. А они – люди – с собой бы разобрались для начала. Впрочем, куда тут… в это утро им было не до себя. Потому что ни шеи, ни головы на месте не оказалось. Дворец Шенбурнна проснулся без своего Императора. И как бы это не скрывали, но к вечеру – не было во всем замке уголка, где бы это событие не обсуждалось. Никакие секреты не могут быть вечны, когда их знают больше двух человек. Небольшие группки придворных в странной сутолоке перемещались по зданию, пытаясь найти себе место, которого не было. Они не знали кого теперь слушать, хотя главных голосов как всегда было гораздо больше на первый взгляд. Усиленная охрана входов и выходов, аресты и допросы. То тут, то там слышался приглушенный шепот:
- Я собственными глазами видел, как герцог Нортми прошел к императрице…. Они уединились, представляете? И это после ареста ее любовника – сына герцога.
- Вы имеете в виду капитана королевской гвардии? Не смешите меня, милейший, он любовник императора….
- Был – вы это хотите сказать?
- Какая разница, милейший? В любом случае – душка Эрмина не изменяла нашему Александру.
- Вы так говорите, словно еженощно дежурили у ее постели….
- Ах, я бы об этом мечтал….
В другом углу дворца слышался еще более приглушенный шепот:
- Моя дорогая, я вам это говорю со всей ответственностью: это она, она.. Ведьма напутала со своими травами чего-то…. И он умер от удара в сердце, - «он» было выделено таким необычным голосом, что сразу понималось кто имелся в виду.
- Зачем же ей было это делать спустя столь долгое время? Уже семь лет они женаты. Глупости! Это не яд….
- Тише! – пугливое оглядывание вокруг. – А что же это по вашему?
Третий голос:
- Удар в спину. Я слышала, что его нашли на ступеньках дворца и он лежал, пытаясь сказать имя убийцы… но рядом был только этот капитан, который по слухам сам же его и предал.
- Нет же! Это она!
- А я вам говорю, что это Синий герцог зашелся от своей ревности и подговорил убить Александра.
- Кого?
- Да как – кого? Конечно же Карну!
- Святой Каспиан, вы все запутали! Не Карну, а Эрмину….
- Да нет же! Сандра отравила его поцелуем! Она давно собиралась это сделать и даже проводила эксперименты….
- На ком?
Шепот затихает, чтобы пробудится с новой силой и тут же затихнуть, так как мимо сплетничающих придворных неторопливо прошел Кардинал Рунна. Все присутствующие склонили головы в ожидании благословения. Священник молча освятил всех, кто того пожелал и прошел дальше. Его проводили странными взглядами, а вслед понесся новый всплеск шептаний и домыслов. Подслушивать друг за другом приятно вдвойне, да и пользительнее.
- О чем это шепчутся те двое?
- О чем же им шептаться, как не об императоре... мне кажется, я даже слышал как вон тот, в зеленом колете с цепью маркиза произнес имя сиятельного канцлера.
- Вот умора будет, если воробьи сами призовут ворона.
- Ворон кажется настолько погряз в делах, что и носа, ой простите, клюва не кажет из своего особняка.
- Слухами Шенбрунн полнится... уверен, что секретарь положит на стол Барне запись всех слухов.
- Вы полагаете?
- Уверен! И скользких шуток, кстати, тоже. Вот вашей например.
- Право, вы шутите, - наигранно улыбнулся изрядно побледневший собеседник, понижая голос до шепота. - Кто же ему расскажет?
- Мало ли... у слухов не бывает авторов, зато авторы бывают у канцлера. Кстати, я все забываю отдать вам тот карточный долг... сотня золотых империалов, кажется.
- Вы удивляете неосмотрительностью, виконт. Вы мне его отдали не далее как два дня назад.
- Неужели?
- Конечно-конечно... скажите, - мужчина еще понизил голос, - а вы правда думаете, что мою... ээм, неосмотрительность, кто-то мог расслышать?
- Не думаю, друг мой. Здесь так шумно... а я уже с трудом помню что вы сказали. Определенно, память меня подводит... Надо же, забыть что отдал вам сотню империалов!
Круг бесконечен. Новый виток и снова голоса обсуждающие то, что они не знают, но ведают, слышат или сами допридумывают.
- О, а кто же теперь будет командиром королевских гвардейцев?
- Разумеется старший из Барна. Милый юноша и весьма, - негромкий голосок принадлежал какой-то одной из фрейлин видимо недавно представленной ко двору.
- Милочка, да что вы! У них еще ныне действующий капитан не сказал своего слова.
- С ним – я уверена – разберутся быстро. Он свое дело сделал и песенка его спета….
- Кто же осмелится, позвольте поинтересоваться? – галантный вопрос задал мужской, приятный голос.
- Да собственный отец, - шепот был явно женским, хоть и приглушенным настолько, что едва слышался. – Говорят, что он втайне тщательно подбирал для сына его же гвардейцев и они все шпионили для него. И даже любовников и любовниц ему подбирал. Второй-то юноша из семьи нашего канцлера думаете просто так крутился без меры под ногами у Николы?
- Ой-ой, а я этого и не знал. Осчастливьте и просветите.
- И капитан… и его двое кузенов…. И говорят чуть ли не сам …. – голос понизился настолько, что было не разобрать этого странного полубормотания, но по оживленным лицам вполне можно было догадаться о смысле пересудов.
- И после этого вы считаете, что соловей наш отпел? Весна только начинается, милая моя.
- Разумеется пропел и охрип, - с ухмылкой подхватил мужчина. – Куда ему теперь – один Каспиан ведает.
- Наверняка сошлют.
- Куда? Кто?
- Да Черный герцог и сошлет. Домой…. Цветочки выращивать, - смех пролетел над залом и затих под сверкающим потолком.
И снова оживает тихий разговор, расползающийся по углам, как паутина:
- Ах, это все проклятие Монбара! Как печально... и страшно!
- Если кто-то и нагреет на этом руки, то это милейший Альфред... - рассудительный мужской голос. - Этих Барна слишком много, чтобы они не были в чем-то замешаны, я вам говорю!
- Ну, нельзя же во всем подозревать злой умысел! - женщина широко раскрыла глаза и взволнованно обмахнулась веером.
- А belle Catherine, по-вашему, просто так вернулась?
- Ах, даже так...
- Но я вам этого не говорил, - мужчина склонился над рукой своей собеседницы.
Дворец всегда остается дворцом.

…. Улицы Рунна были привычно шумны, жизнь текла своим чередом. Торговец тканями спорил с портным, который отказывался покупать большую партию шелка:
- Да ты посмотри – струится, как воды Вольтурны. Нежнее волос возлюбленной.
- Тебе бы стихи сочинять, а не тряпки свои продавать, - ворчал портной. – Куда мне эта кипа? Рук не хватает, да и спрос сейчас невелик.
- А ты к теплу готовь своих трудяг. Что за дело – работать на сегодня? Так каши не похлебаешь, а поесть ты – не дурак.
Портной хмыкнул и предложил заплатить часть натуральном продуктом, то есть – собственными товарами. Спор пошел по новому кругу.
Гвардейцы внутреннего охранения Рунна гнали по улицам голодранцев, которые с улюлюканьем улепетывали от них. Один из преследователей вытащил пистолет и прицелился в спины бегущим:
- Бей! – раздался выстрел. Кто-то упал.
Нищие заорали уже ни на шутку и бросились наутек со всевозможной скоростью, а преследующие их солдаты остановились, разглядывая упавшего:
- Видал какой нарост на лбу? Говорят они сами себе уродство ворожат….
- Да брось ты. Колдуны они что ли?
- Кто знает. Но эту мерзость вонючую – ненавижу.

Из богатого особняка раздался возмущенный вопль:
- Крис! Какого демона ты натворил с моими лентами?
- Вероника, не кричи как торговка уличная!
- Буду! Буду! БУДУ!
- Сестра, что случилось?
- Глянь, Каэтана, он их всех завязал узелком! Как я теперь буду разбираться где начало, а где конец? Это он специально! Потому что вчера Понси опрокинул на него чашку сока вишневого….
Резкий удар двери и негромкий голос:
- Тише, дети. Сегодня – тише. Бабушка просила вас зайти.
- Рауль прибыл?
- Нет, но голубь прилетел. Ваш брат скоро будет дома.
- Ох нет…. Я думала он хотя бы к празднику прибудет. Не хочу праздновать новый год без Рауля!

Еще один особняк Золотого города тих. Лишь быстро открывающаяся и закрывающаяся дверь указывает, что живущих в нем людей – более чем достаточно.

Ремесленный Рунн работал. Люди тут не привыкли к бесконечным разговорам. За них говорили их руки, создающие столь необходимые всем предметы быта, роскоши, мира или войны.

Черный город – гулял, как и всегда, как никогда. Сегодня они праздновали наступивший год. Под грубые удары страшного вида инструментов танцевали уроды и нищие, попрошайки и бродяги, бедняки и убийцы. Где-то в трактире раздался перебор струн и грубый голос запел:

- Заткни свой рот, Джереми! Разве это веселая песня? – еще более грубый окрик раздался в трактире.
Послышался звон метала, треск столов, кого-то выкинули на улицу. Черный город гулял и веселился, празднуя наступление нового года, нового времени. На календаре был праздник.

1 месяца Полотна. Рунн, Шенбруннский дворец, Покои Императрицы.   

Взаимные поздравления были принесены и приняты. Фрейлины окружили стол с эскизом нового гобелена. Они наперебой прикладывали мотки ниток подходящих цветов к рисунку. Сейчас решался невероятно важный вопрос о цвете плаща Александра Великого: пурпурный с отливом в фиолетовый, или все-таки ближе к синему оттенку?
      Эрмина улыбнулась Агнессе, со скучающим видом наблюдающей за спором.
- Похоже, в историю я войду как правительница, при которой было создано больше всего никому не нужных вышивок. Ну скажи на милость, кому нужен еще один гобелен с Завоевателем?
- Надо подумать… - отозвалась Агнесса, - Два мы уже подарили Кадетскому корпусу, еще в монастыри… Везде где можно, в общем.
- Второй ИКК принял только из уважения ко мне. По-моему, они его вывешивают аккурат к нашим визитам. Осталось облагодетельствовать черные гильдии, - Императрица усмехнулась.
- Если бы мне сказали, что отныне возможно посещать занятия в университете, не прячась, я бы вышила весь этот коврик за три дня, - весело заговорила Агнесса, но запнулась и прислушалась, - Что это за шум?

        Двери распахнулись и, не дожидаясь доклада, вошел Никола Нортми. Его лицо, и без того обычно невозмутимое, сейчас казалось каменным.

- Ваше Величество, - капитан преклонил колено, - Сожалею, но я с плохими новостями. Император Александр скончался сегодня ночью.

        Что она должна почувствовать? Боль? Облегчение? Радость? Эрмина не успела додумать: рядом раздались громкие взвизгивания и две-три наиболее впечатлительные девицы поспешили картинно упасть в обморок. Смысла следовать за ними нет. Или падай первой, или – не падай вообще. Остается взять дело в свои руки, чтобы избежать общей истерики.

- Доротея, у вас была нюхательная соль, помогите им! Луиза, позовите слуг, пусть откроют окна в малом салоне, проводите своих подруг. Агнесса…
- Я прослежу за этим, Ваше Величество, - Эрмина признательно кивнула ей. Через минуту комната опустела.
- Встаньте капитан, - на миг все поплыло перед глазами. Императрица оперлась рукой о спинку стула, коротким жестом остановив шагнувшего к ней Николу, - От чего он умер?
- Причина пока не известна, Ваше Величество. Канцлер уже во дворце.. Кардинал и герцог Нортми скоро придут сюда.
- А Вам поручено охранять меня? Право же, напрасно, - она глубоко вдохнула и отпустила свою опору, - Мне надо отдать распоряжения обер-паластмейстеру и церемониймейстеру. Можете меня сопровождать.
        Никола вежливо, но твердо преградил ей дорогу.
- Ваше Величество, пока не выяснена причина смерти, Вам лучше оставаться здесь. Если пожелаете, Церва и Заория прибудут сюда и выслушают...
- Это арест? – прервала его Эрмина.
- Это забота о Вашей безопасности, - спокойно продолжил капитан. «Вчера состоялся еще один из «веселых вечеров» Александра. И он не знает, что произошло? Нелепо…»
- Хорошо, я подожду. Ее Величеству Екатерине уже сообщили?
- Да, я послал к ней гвардейцев.

        Вот так. Вежливо и отстранено.
        Эрмина отошла к окну. Александр умер. Никакой пустоты в душе не возникло. Она давно была там, в том месте, где обычно принято хранить любовь и нежные воспоминания. Человек, давший ей эту пустоту, мертв, но ничего не изменилось.
        Дверь бесшумно отворилась, впуская Этьена Нортми и кардинала Руиза. Она молча приняла благословение Канорэ и выжидающе посмотрела на Черного Герцога.
- Мне казалось, умер мой муж, а не я, - произнесла Эрмина, - Или меня тоже причислили к ушедшим, раз вы уже не утруждаете себя стуком?
- Прошу прощения, Ваше Величество, но Вы сами понимаете, время и обстоятельства, - сухо произнес Этьен, - Вы не соизволите ответить на несколько вопросов? Это крайне важно, поверьте. Капитан Нортми может идти.
        Они присели в кресла у стола, засыпанного мотками ниток. Вопросы задавал Нортми. Кардинал Руиз молчал, но от одного его присутствия ей было спокойнее. Что она делала вчера днем, вечером, ночью, когда видела Александра в последний раз, как он себя чувствовал… По привычно напоминающему маску лицу Этьена невозможно было понять, верит ли он ее словам и что вообще ему нужно. Однако из его вопросов получалось, что Александр и своей смертью озадачил всех, как до сих пор озадачивал жизнью.
- Может быть, вашему Величеству этот вопрос покажется странным, но я прошу Вас ответить на него, - в беседу вступил кардинал. – Вы помните чашу в малом тронном зале?
- Меня не удивят уже никакие вопросы, Ваше Высокопреосвященство. Помню. Это ведь из наследия Клинков?
- Именно так, Ваше Величество. Император даровал все реликвии Ордена нам, однако чаша оказалась разбитой.
- Мне очень жаль, но чем я могу помочь?
- Может быть, Вы вспомните, недавно кто-нибудь к ней прикасался или брал в руки? Вы, например?
        Чаша неожиданно четко вспомнилась: и плавные очертания и странные узоры на стенках. Она рассматривала ее, когда та только появилась в зале.
- Нет, - подумав, ответила она. – Ни я, ни кто-либо другой. Она чем-то очень привлекла внимание Александра, может быть, он ее и разбил, случайно?
- Может быть, - задумчиво отозвался кардинал и поднялся. – Благодарю Вас. Постарайтесь собраться с силами, Ваше Величество. Это тревожные и печальные дни, но и они пройдут.
        Этьен встал вслед за кардиналом.
- Я настойчиво советую Вашему Величеству как можно реже покидать свои покои. До выяснения причины гибели Его Величества. А если и покидать, то в сопровождении гвардейцев.
- Конечно, герцог, - он поцеловал протянутую ему руку и вышел. Эрмина удержалась от вопроса, что ей может грозить во дворце, наполненном людьми Нортми. Герцог действительно встревожен, от мелкой стычки никому легче не станет. Но если такое положение будет продолжаться еще несколько дней, она обязательно спросит…

- Эрмина, - Агнесса вышла из соседней комнаты, - Что теперь будет?
- Не знаю, Агни. Мне посоветовали пока отсюда не выходить. Вдоволь времени, чтобы решить, как лучше вышить Завоевателя, - она криво улыбнулась.
- Я всех отпустила. Сказала, чтобы шли к себе.
- Ты все правильно сделала, спасибо. Прости, я хочу побыть одна.

        Она все поймет и почувствует. Потом. Пока всех ведет церемониал, каждый знает свое место в траурной процессии. Необходимо повидаться с Мадам. Написать Алисе. И главное, дождаться Диего или Тони. Ее племянник очень скоро, возможно станет… Императором… Он умер, умер, умер… Слезы? По кому?
        Эрмина дернула шнур, и тяжелые шторы опустились. И пришла тишина. Вот уже забегали по дворцу слуги, они закрывают картины и зеркала черным. В теплицах беспощадно срезаются цветы, чтобы усыпать ими гроб последнего прямого потомка Александритов. Величие момента… оды «На смерть Александра»… Он бы оценил этот переполох. Женщина сдержала рвущийся с губ нервный смех. Ты не убил меня своей жизнью, муж мой, значит, я переживу и твою смерть.

1 число месяца Полотна. Рунн. Шенбрунн.

Она с трудом разлепила глаза. Все тело ныло после прошедших суток, но это была уже привычная боль. И голова раскалывалась от стука:
- Анна!! Да что это.. Энн! Открой же дверь, иначе ее просто выбьют, - крикнула рыжеволосая фаворитка, откидываясь на подушки и прижимая пальцы к ушам.
Стук стих.. Слишком громкие и торопливые шаги.. В комнату влетает перепуганный лакей, затем гвардеец личной охраны и за их спинами мелькают глаза полусонной служанки. Сандра вскинула бровь, окидывая изумрудными глазами вошедших и сталкиваясь с не менее изумрудным взглядом в ответ. Она даже забыла вынуть пальцы из ушей, удивленная столь ранним визитом к ней:
- Его Величество, - на одном дыхании заговорил гвардеец. - Их Императорское Величество скоропостижно скончался сегодня утром.. наверное..
Последнее он произнес невольно скользя взглядом по изумленно приподнявшейся с подушек фрейлине, точнее по ее плечам, груди, с которой лениво спадало покрывало, рукам, что словно в полусне плавно и медленно опускались вниз.
- Что?! Что значит - наверное?!! Наверное - скончался или, наверное - сегодня утром?
Стоящий рядом с гвардейцем лакей упал на колени. По его перепуганному лицу и странному вызывающе-азартному взгляду гвардейца, Сандра поняла: чтобы там не случилось - все произошло наверняка:
- Александр умер?
- Да, ваша милость, - по-армейски выпрямляясь, проговорил молодой человек.
- Вы свободны. Анна, проводи.
- Мне приказано охранять вас, графиня.
- Вы желаете охранять меня в собственной постели? - с неподражаемым лукавством спросила она, приподнимаясь вновь и чуть наклоняясь вперед, к нему. - Идите, молодой человек, когда мне будет не хватать мужского общества, я о вас вспомню.
Зеленые глаза сверкнули в ответ:
- Рассчитываю на вашу память, графиня? - задорно спросил юноша, уже выходя из комнаты.
Сандра фыркнула, даже не подумав об ответе.. Головку с разлохмаченными кудрями заботило то, что ей сообщили гораздо больше, чем задиристый вызов молодого гвардейца. Она внимательно прислушивалась к шагам и когда они затихли, резко упала назад, глядя в потолок: "Умер... его нет.. Правда? Нет, правда?" Неожиданно она засмеялась, забилась, заметалась среди полусмятых простыней.. Вбежавшая на смех горничная, кинулась к госпоже, охватывая руками и пытаясь сдержать ее, бьющуюся в истерике.
- Я не верю.. не верю, - смеялась Сандра. - Понимаешь? НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ! Хотя.. нет.. Он мог.. умереть, так же как и жил. Он мог..
Она резко села:
- Все-все. Все прошло, Энн.. Бумагу, ручку. Платье - обычное, простое. Я напишу письмо брату - ты тут же его отправишь. С нашим голубем, хорошо? Помоги мне одеться, я должна убедится в том что это правда и .. и увидеть Эрмину.. Никто не приходил от Ее Величества?
- Нет, майрис Сандра, - чуть дрожащим, но спокойным голосом ответила Анна.
Фрейлина посмотрела на свою верную служанку и улыбнулась - майрис означало на древнейшем языке ее народа "любимая хозяйка", так ее звали слуги их дома:
- Прости меня. Я в порядке. О! Или буду в порядке.. Ведь ты почти все знаешь, девочка..
Горничная кивнула, на всякий случай касаясь руки хозяйки, боясь, что та снова забьется в истерическом смехе.
- Вот и славно. А пока: сначала письмо, потом одеваться. Быстро..
Через час с небольшим графиня дэ Ла Прад появилась в дверях своей комнаты и легко кивнула головкой, дежурившему гвардейцу. На девушке было простое темно-зеленное платье с черным кантом, открывающее плечи и грудь. Тонкая талия затянутая корсетом казалась еще тоньше. Рука привычно подхватила юбки, приподнимая, чтобы легче было идти. Гвардеец с трудом удержался от завораживающего зрелища: обнажившейся ножки в ажурном чулке и в туфельке под цвет платья. Сандра на миг задумалась, а потом уверенно пошла направо, решив пройти к Императрице длинной дорогой через многочисленные залы, в которых можно было услышать последние сплетни. Гвардеец двинулся за ней. Фрейлина остановилась и резко обернулась к нему:
- Как звать?
- Эстебан де Барна! - голос сквозил прохладным высокомерием, легкий поклон и внимательный взгляд - глаза в глаза.
Девушка выгнула бровь: "Ах, право.. как я могла не знать.."
- Мне не нужно ваше присутствие, Эстебан, - решительно отрезала Сандра.
- Приказ капитана! - в глазах его искрилось откровенное веселье смешанное с удовольствием - юноша явно был доволен объектом охранения.
Сандра округлила и без того огромные глаза:
- Никола сошел с ума? Впрочем... Хорошо, Эстебан, следуйте за мной, только если я пойду в будуар Ее Величества, будьте добры - останьтесь в прихожей, - фыркнула она и уже не оглядываясь на него, побежала вперед.

Не знающий дворца мог запутаться среди многочисленных переходов, лестниц, дверей. Выйдя из жилого крыла, где обычно размещали придворных в дни празднества (для фавориток и фаворитов существовали отдельные покои, Александр любил потакать своим капризам и мог в течении одной ночи плавно переходить от одного из своих любимцев к другому). Сандра старалась двигаться как можно быстрее, но, не доходя до малого приемного покоя, она была остановлена гвардейцами его императорского величества:
- Простите, номени, туда нельзя!
- Я хотел вас предупредить.. - раздался сзади голос Эстебана.
Девушка развернулась для начала к нему:
- Хотел? Ну, так и почему не сказал? - затем, обернувшись к преградившим ей дорогу солдатам, она хлопнула пушистыми ресницами: - В чем дело? Во дворце враги? Или вы не знаете кто я?!
- Никак нет, ваша милость, - один из гвардейцев покраснел, глядя с нескрываемым восхищением на одну из самых красивых фрейлин. - Но у нас приказ!
- Фраза дня.. - буркнула Сандра, оглядываясь по сторонам.
Из зала вышел Никола Нортми. Прежде чем скрыться за поворотом, Никола остановился, отдавая тихим голосом какие-то распоряжения своим людям. Сандра невольно сделала несколько шагов к ним и ее глаза встретились с глазами маркиза Нортми. Последний чуть наклонив голову, быстро подошел к фрейлине:
- Уходите отсюда, Сандра.
- Это приказ? - не удержалась она, жадно вглядываясь в ничего не выражающие, мужские глаза. - Вот этот за моей спиной постоянно говорит о каком-то приказе..
Никола не отрываясь смотрел в ее глаза и больше сомнений не было. Сандра задержала дыхание, прижимая руку к высоко поднявшейся груди. Капитан отвесил изысканный поклон и, взяв эту руку, запечатлел на ней поцелуй:
- Мой гвардеец действительно исполняет приказ, отданный ради вашей же безопасности. Прошу меня простить. Найдите более спокойное место во дворце, Сандра..

Девушка резко повернулась, направляясь в закрытый сад - единственный проход соединяющий покои Императора и Императрицы вне дворцовых переходов. В свое время сделанный Александром для своей жены. В саду росли все цветы и растения родины Императрицы - жаркой Иберии. Его огромное преимущество - это длина, которая позволяет, гуляя приводить свои мысли в порядок. Войдя в этот дворик, Сандра слегка сморщила нос: "Я ни разу не была в Иберии, но если вся страна пахнет, как этот сад, то, наверное, это - благие сады на земле нашей. И там наверняка очень скучно.." Сама похожая на яркую птицу южного края, девушка поначалу стремительно, а потом все медленнее шла по узкой аллее, прислушиваясь к чему-то. Она слышала негромкие шаги за своей спиной - молодой гвардеец неотступно следовал за своей подопечной. Слышала тихое журчание воды среди деревьев - хитрый канал огибающий весь сад переплетением, соединяющим воду, землю и вечное цветение сада. Рыжеволосая фрейлина остановилась по какому-то странному наитию, наклоняя голову набок и еще более внимательно прислушиваясь. Вокруг стояла странная, нарушаемая лишь шорохом листвы и мягкой поступью воды - тишина. Гвардеец тоже замер в нескольких шагах от остановившейся красавицы. Девушка стояла и не могла наслушаться этой тишины. Пунцовые, чувственные губы тронула нежная улыбка:
- Тихо? Вы это слышите, Эстебан?
Молодой человек помолчал, а потом чуть склонился к столь очаровательно улыбающейся фрейлине:
- Необыкновенно тихо. И спокойно, - две пары ярко-зеленых глаз встретились.
В глазах девушки сверкал неудержимый смех: искрился, плескался и рвался наружу. Молодой гвардеец внимательно вглядывался в это зеленое, мерцающее веселье, неожиданно осознавая что в его глазах никогда не смогут отразиться столь чистые и яркие чувства. Как наступающая незаметной поступью весна, что озаряла все вокруг яркостью изумрудных листьев - торжествующий, сияющий и неслышный смех. Сандра неожиданно и даже резко развернулась, быстро проходя мимо деревьев. Чуть не доходя до них вокруг опять таки слонялись люди Нортми. Возле самих дверей стояли гвардейцы Ее Величества, которых отличало от королевских гвардейцев разве что отсутствие на груди знака с черной пантерой. Сандра улыбнулась и сделав знак пропустить ее, прошла внутрь. Найти Эрмину не составило труда. Рыжеволосая фаворитка на несколько секунд остановилась перед небольшой дверью, оглянулась и состроила Эстебану гримаску. Тот усмехнулся и свободно расположился в широком кресле у дверей, а его рыжеволосая подопечная скользнула за дверь. Небольшая комната, затененная темными шторами. Сандра даже не сразу увидела хрупкую фигуру своей подруги.
- Ваше Величество.. - начала, было, фрейлина, но, оборвав себя на полуслове, стремительно подошла к застывшей возле окна женщине. - Эрмина..
Большие, влажные глаза встретились с изумрудными глазами. Женщины инстинктивно переплели свои руки друг с другом.
- Ты в порядке, Эрмини? - необычайно тихий голос Сандры, называя ту именем, предназначенным лишь для самых близких людей, которых было не так уж и мало вокруг молодой императрицы.
- Я не знаю. Мне сообщили и я не знаю что чувствую.. Хочется смеяться.. И плакать.
Графиня дэ Ла Прад сжала тонкие девичьи ладони: почему-то сейчас Эрмина казалась ей поразительно юной. "Такой она была давным-давно.. И вот сейчас. А почему? Да потому что опять начинается все с начала.."
- Тогда давай напьемся! - неожиданно брякнула фрейлина, тряхнув рыжими кудрями.
Эрмина быстро моргнула:
- Сандра?
- Ну да! Ведь тогда мы сможем и плакать, и смеяться. И никто нам слово не скажет.. А во дворце все верх дном сейчас, так что вряд ли Ваше Величество будут беспокоить.
- Уже побеспокоили.. Так что я совершенно свободна до пятницы. - Эрмина помолчала. - А что мы будем пить?
Сандра задумалась, а императрица решительно взяла колокольчик, на мелодичный звон которого, тут же появились две хорошенькие девушки:
- Накройте стол в нашей беседке, подайте "Тайну Ордена".. Три бутылки..
Бровь Сандры стремительно взлетела: заявленное Эрминой вино было самым коварным - легкое, почти не пьянящее по началу, при большом количестве кружило голову и заставляло забыть обо всем на свете, кроме желания еще и еще ощутить во рту этот пьянящий вкус..

2 число месяца Полотна. Рунн. Шенбрунн.

..Утром, открывая глаза, Сандра поняла, что ей совсем не хочется поднимать голову с подушки. Разметавшиеся пряди так уютно укутывали ее плечи и руки, все было как обычно, но почему-то очень сильно болела голова. Длинные ресницы вновь сомкнулись, но тут же дрогнув, распахнулись. Ей было настолько хорошо вчерашним вечером, что она совершенно не помнила как оказалась в собственной постели. Рядом появился стакан с каким-то напитком, Сандра застонала:
- О нет.. Только ни это..
- Майрис Сандра, это просто вода.
- Тише, Энн, ради богов, тише. Голова раскалывается..
Девушка приподнялась с легким вздохом и села на кровати потирая ноющий висок. Комната красиво плыла, напоминая ей качку, которая появляется во время спокойного плавания. При воспоминании о волнах и море, Сандра в легком замешательстве посмотрела на свою служанку в чертах лица которой угадывался молчаливый, любящий укор:
- Как я оказалась тут?
- Вас принесли, майрис, - девушка чуть улыбнулась, увидев вспыхнувшие щеки хозяйки.
- Кто?!!!!
- Молодой адъютант..
- Ааа.. - девушка поднялась, преодолевая желание упасть и снова заснуть. Но голова гудела и лежать было уже совсем неуютно. - Энн, одеваться. Я пойду в сад. Это должно закончится когда-нибудь..
Пока ее причесывали и одевали, девушка мучительно пыталась вспомнить, что было накануне - гудящая, как колокол, голова совершенно этому не способствовала и, единственное что вспоминалось - это как в свое время ее старшие братья заявлялись домой с песнями и криками во славу всего живущего, поющего и любящего. Сандра молча застонала, представив себе на миг, что возможно и она вчера кричала хвалебные речи во славу всего и вся. Девушке явно было не по себе от подобных мыслей и она подняла голову, невольно опять прижимая тонкие пальцы к виску: "Чтобы я еще раз.. да столько.." Именно эти решительные и однозначные мысли вертелись в хорошенькой, хоть и гудящей, рыжеволосой головке, когда ее хозяйка появилась на пороге своей комнаты и нос к носу столкнулась с обладателем таких же, как у нее удивительных, прозрачно-зеленых глаз.
- Эстебан? Но..
- Никто не отменял приказ, номени Сандра! - весело отозвался юноша, глядя на нее в упор.
- О боги, прошу вас тише, - девушка постояла некоторое время, сжимая виски и чувствуя, как румянец окрашивает ее щеки, но тут же справилась со смущением. - Вашу руку, виконт, и если я вчера пела песни, а кто-то осмелился их подслушать - сделайте так, чтобы он благополучно забыл об этом.
- Не извольте беспокоится, графиня, - он помолчал и легко добавил. - Думаю я был единственным счастливцем, кто мог бы услышать вас.
Девушка фыркнула:
- И почему я не сомневалась в ответе..

1 число месяца Полотна. Рунн. Шенбрунн.

    Конрад де Конарэ поморщился. Бутылка открылась с легким "чпоком", и живительная жидкость заплескала манжеты. Герцог придирчиво оглядел себя в зеркале – голубой шелк, он вечно замарывается… пора сменить и камзол…
   Впрочем, теперь и вправду все равно… Конрад рассмеялся, запрокинул голову, поднял бутылку и… вылил ее на себя, жадно ловя при этом, хмелящий напиток ртом. Все. Теперь его одежка окончательно испорчена… А вино кончилось… Он размахнулся и во всей силы швырнул бутыль в один из зеркальных шкафов, что во множестве стояли в покоях Императора…
   Раздался жуткий грохот. Стекла разлетелись вдребезги, осыпав ковер сверкающими осколками. Синий Герцог придирчиво оглядел дело своих рук, и, подумав, взял еще одну бутыль и швырнул ее в следующий шкаф. Эффект был не менее впечатляющим…
   За закрытой дверью раздались какие-то голоса, они о чем-то спорили, кто-то попытался открыть ее… Проклятье, он же сказал, что убьет каждого, кто войдет сюда! Ну сейчас они получат. Голоса перестали спорить, и дверь зашаталась под ударами. Конрад подхватил еще бутылку… Чтобы кого-то заколоть, он, пожалуй слишком пьян, а вот попасть тяжеленной стекляшкой – это он всегда сумеет.
   Дверь продержалась недолго, и стоило массивным створкам распахнуться, как Конрад не глядя, кто, вошел, метнул бутыль. И зажмурился – на пороге стоял Этьен де Нортми. К счастью, глава СИБ успел уклониться, и сосуд врезался в одну из створок.
   - Что Вы себе позволяете герцог? – Этьен нахмурился. – Мы все скорбим по Императору, но Вы переходите последние рамки приличия.
   Конрад расхохотался. Черный Герцог продолжал смотреть на него суровым взглядом.
   - Я же просил – никого сюда не пускать! – укоризненно сказал де Конарэ. – Разве не видите? У меня горе…
   Этьен оглядел ряды пустых бутылей, разбитые шкафы, сломанные стулья, сорванные шторы:
   - Вижу, – сказал он. – Тем не менее, у меня есть к Вам ряд вопросов.
   - Вопросов? – Конрад прищурился. – А ну, как же без вопросов-то?… Давайте, валяйте, задавайте… Обещаю отвечать без утайки! – он отсалютовал Этьену. – Рад служить, Ваша Светлость!
   - Прекрати паясничать Конрад… - Черный Герцог закрыл двери. – Император умер не просто так, его убили. Теперь я должен выяснить, кто это сделал. Поверь мне, убийца, кто бы это ни был, не уйдет от нас…
   Конрад ухмыльнулся.
   - Ладно… Что Вас интересует?… Делал ли это я?
   Этьен внимательно посмотрел на него.
   - Нет, ты не делал, – сказал он через какое-то время. – Но есть и другие…
   - Ха. – Конрад сел на одно из уцелевших кресел. – Их так много… Сказать, кого я подозреваю? Всех их. Они все могли сделать это. И ваш идиот сын, и эта шлюха Сандра, и Императрица, эти противные Фабер, ведьма Карна… Все они – одна компания… Наш Император совершил большую ошибку, когда приблизил их к себе…
   Черный герцог промолчал.
   - Что теперь будет? – неожиданно спросил Конрад. – У Александра не было наследников…
   - Мы решили созвать Высокий Совет, – сказал Этьен. – Выберем достойнейшего…
   - Хорошо. - Конрад встал. – В таком случае до созыва Высокого совета, я бы хотел отбыть в Экилон. Здесь мне делать совершенно нечего.
   - Боюсь, это невозможно. – Этьен де Нортми посмотрел на него своим непроницаемым взглядом. – До окончания расследования, все кто был в ту ночь во дворце, останутся в Рунне.
   - Вот так… - Конрад встал. – А если я убегу?
   - Я найду Вас и доставлю обратно в Рунн. – твердо сказал Этьен. – До свидания, герцог. В дальнейшем, я, возможно, еще кое-что у Вас спрошу… - и он направился к двери.
   - Я Вас ненавижу, дядя, – сообщил Конрад. Этьен замер на месте, но не обернулся. – Ненавижу за смерть родителей, за то, что Вы позволили Александру забрать меня,  за то, что не спасли его!! Я Вас проклинаю!!! Забудьте о том, что моя мать была Вашей сестрой!!!
   Этьен молчал.
   - Чтож, если мне придется оставаться в Рунне, я сам найду убийцу!! – пообещал Синий герцог. – И не надейтесь на мое милосердие, у меня, его нет!!! – он картинно рассмеялся. – Даже если мне придется отнять у Вас самое дорогое, я сделаю это!
   Черный герцог не оборачиваясь, вышел. Конрад с горечью посмотрел ему вслед... и открыл еще одну бутыль.

2 число месяца Полотна. Рунн. Шенбрунн.

- Ваше Сиятельство, приехали, Дворец…

- Быстро… благодарю вас, Нико, - кажется, он умудрился заснуть прямо в карете и проспал всю дорогу.

Спал, а должен был думать. Канцлер Руна вообще должен думать и думать много – он недавно слышал подобную максиму от Жоффруа. А тот, видимо, от их ненаглядного секретаря. Когда вице-канцлер начинает повторять излюбленные присказки собственного секретаря, как ребенок – бранные слова дурной няньки, – это не может не умилять. Хотя, учитывая сколько времени они проводят вместе…

Жиль это делал не напрасно. Есть такие прохвосты – они все делают с далеко идущими планами, даже нужду справляют. Первый секретарь Тардэ был как раз из таких, и ведал всеми делами Жоффруа потому, что его об этом настоятельно просили. Сам канцлер, собственно, и просил, чего уж там. О печальных судьбах предыдущих секретарей Жоффа, подсиженных и вытравленных из канцелярии мерзавцем Тардэ, Альфред предпочитал не думать.

Думать… Сеятель побери, он думает о чем угодно, кроме дела!

Альфред тихо постучал в дверь кареты – кто-то из слуг тут же распахнул ее и в царство дорогой кожи и красного бархата ворвался свежий воздух.

«На каррраул! - раздался крик дежурного лейтенанта. - Их сиятельство, канцлер Рунна!»

Канцлер осторожно и не спеша, выбрался наружу и, кивнув вытянувшимся в струнку гвардейцам, вошел во дворец.

Лейтенант гвардии во дворе, вместо ординарного капрала, был не случаен – траур по Императору будет длиться еще сорок девять дней, и все это время каждым караулом дворца будут командовать офицеры. Странный обычай, но древний и от того нерушимый.

Барна позволил себе ухмыльнуться, хотя получилось невесело – отец когда-то рассказывал, что в императорской гвардии часто не хватает офицеров, чтобы возглавить каждый караул необъятного дворца, и от того многим капралам и сержантам светило повышение. Вот вам и польза от августейшей смерти.

Наверняка в Шенбрунне был еще кто-то, кому была выгодна смерть Александра. Хоть таких было и не много – Альфред не любил об этом думать, но император практически не занимался государством и предпочитал будуар кабинету. Это было удобно многим, куда как многим министрам. Таких правителей надо беречь, а теперь еще неизвестно как все повернется.

Канцлер вспомнил свой вчерашний разговор с братом. Альфред как раз вернулся из дворца после встречи с Нортми и, как ни странно, Их Преосвященством, неизвестно каким боком заинтересованным этим делом. Он вернулся к вечерней трапезе – в честь траура меню урезали, и назвать это ужином язык не поворачивался. Хотя Барна вчера так устал – что язык у него не поворачивался вообще. Жофф еще поинтересовался о встрече с Нортми и кардиналом, а также спросил, чью сторону думает принять он, канцлер Руна. Альфред даже удивился, как легко у него возник ответ, - чего только не скажешь от усталости:

- Барна служат сперва Империи, а затем своей семье, - Жофф таким ответом не удовлетворился, но Альфред уже закончил трапезничать и поднялся к себе.

Империи он служил вчера, а сегодня решил отдать долг роду. Его ждала вдовствующая императрица Екатерина Барна. Вдовствующая императрица номер один, поправил себя Альфред.

- Их Высочество примет вас в Жемчужном кабинете, - доложила камеристка Екатерины с именным, жестом предлагая канцлеру следовать за ним.

Когда они, оставив за спиной бесконечные коридоры и переходы с неизменными гвардейцами, остановились у нужной двери, девушка, попросив Альфреда обождать, мышкой шмыгнула в покои Екатерины.

- Их Высочеству не здоровится сегодня, - заговорщическим шепотом доложила она вернувшись. – Постарайтесь…

- Мой брат обойдется без твоих советов, Ольга! Ступай! - голос Кати заставил вздрогнуть даже привычного канцлера. – Я ждала вас, брат мой.

Барна склонился в поклоне, глупом и совсем ненужном, - кому сейчас дело до постылого этикета. Он так и не придумал, о чем будет говорить с сестрой.

Не смотря на траурные драпировки, покои Екатерины сохраняли неизменную изящность присущую их хозяйке. Альфред с удивлением подумал, что здесь, в личных покоях Ее Величества он ни разу не был. Они виделись на приемах, балах, придворных церемониях всех сортов, а здесь… здесь он не был ни разу.

- Ваше Величество… Като, я пришел…

- Чтобы выразить, - услужливо подсказала императрица. – Выразить скорбь и горе свалившееся на меня и Рунн. Так?

- Почти… сколько мы не виделись?

- Не помню, Альфред. Я видела вас на приеме в честь моего отъезда в Горынь… - императрица задумалась - она была очаровательна даже в простом траурном платье с глухим воротом. – Или это был наш дорогой брат?

- Кажется он… - Барна понимал, что сегодня поговорить не получится. Сложно говорить без единой мысли в голове. – Каспиан, как же летит время – я все еще помню ваше венчание с Константином.

- О, это… я тогда была еще совсем девчонкой. И вдруг – Императрица. А вы, кажется, уже были в Корпусе?

- Мы покинули столицу и отправились на маневры… но я сбежал и скакал в Шенбрунн
во весь опор. Даже коня загнал – так хотел увидеть…

- Меня или Константина? – подняла бровь Като. – Свадьбы – изрядное зрелище, - мне не понравилась ни моя, ни Александра.

- Като, я… мы, весь род Барна скорбит вместе с тобой. Ты же знаешь, мы не бросаем родных…

- А что мне может грозить? – Удивилась императрица. – Милейший Альфред, моя сила умерла с Константином. Кто бы не пришел на место Александра – для меня вряд ли что-то изменится.

- «Кто бы»?

- Но ведь претендентов несколько, а наследников нет… или у «рода Барна» другие сведения?

- Род Барна лоялен к любому повелителю, пришедшему на трон законным путем. Мы будем ждать Совета.

- Ждите. Это все?

- Мне было приятно увидеть вас, Като. Даже в столь скорбный час.

- И мне. Прощайте Альфред.

Канцлер уже выходил из покоев, когда ему на плечо легла почти невесомая рука Императрицы.

- Когда будет Совет – найдите для меня местечко. И передайте этой ищейке Рейнхарду, что если бы я хотела убить Александра, я бы это сделала еще в утробе.

Разговор умер, не родившись.

1-2 числа месяца Полотна. Рунн. Городская тюрьма.

  Руки сами собой сжимались, а внутри звучала песня. Молитва, которая вливалась в душу открывала в нем силу для предстоящего дела. Брат Ивар почти не слышал вопросов, которые задавал один еретик другому еретику. Его глаза лишь изредка улавливали их взгляды и он мысленно торжествовал: покоя нет вам на земле, как не будет покоя вам в небесах, где сады не встретят вас своей благостью, ибо нет веры в ваших сердцах, как нет правды в ваших словах. Он ждал своей минуты, склонив голову и читая молитву.
  - И никто не покидал покоев императора? Никто не входил в них, кроме вас, капитан Нортми? Вы уверены в этом? - бесстрастный голос нарушил молитву, Ивар поднял глаза, вглядываясь в Черного герцога и в того, кто сидел напротив.
  Серые глаза твердо смотрели прямо перед собой:
  - Я верю своим людям, ваша светлость.
  - Отлично.
  "Отлично!" - мысленно повторил Ивар, вновь погружаясь в молитву. Но в этот день ему не суждено было проникнутся благим словом, мешали те, кто требовал к себе внимания, требовал спасения во славу того, кто пожертвовал жизнью, спасая их. Подошедший тюремщик тихо спросил:
  - Надо ли одевать на маркиза Нортми кандалы?
  Брат Ивар встретился взглядом с Рейнхардом и убежденно проговорил:
  - Пока он под охраной - не вижу в этом необходимости, но во время допросов - думаю желательно. Нам дороги наши люди, а его светлость не выглядит покорным и тихим человеком, признавшим свою вину и осознавшим свои ошибки.
  Рейнхард насмешливо посмотрел на духовника:
  - Считаете кандалы средством, которое поможет ему расскаятся?
  - Каспиан-свидетель, нет. Но так спокойнее, - ровно ответил брат Ивар.
  - Мне бы хотелось сразу определить как и когда нам предстоит работать, - задумчиво разглядывая герцога и маркиза Нортми, промолвил первый помощник Черного герцога - Дресслер. - Ваша цель, святой брат?
  Белесо-голубые глаза погрузились в синее марево и казалось во взорах перекрестились две силы:
  - Моя стезя одна - обращение и наставление заблудших, а также воздавание им по грехам их.
  Рейнхард несколько ошалело уставился на священника, но по здравому размышлению решил не вступать в теологический спор:
  - Хорошо. Предлагаю поочередность. Мне не хотелось бы вмешиваться в ваши дела. В свою очередь предупреждаю, что терпеть не могу вмешательств в свои.
  - Разве у нас ни одна задача в этом деле, номен Рейнхард? - ровный голос брата мог бы сразить своей невозмутимостью, но его собеседнику было не до интонаций. В этот миг поднялся Этьен Нортми и его верный помощник, оставив божьего избранника, устремился к хозяину.

  Брат Ивар проводил его невозмутимыми глазами и сделал знак тюремщикам, которые закрыли за ним дверь. В этот день он даже не зашел к своему высокопоставленному арестованному. Он лишь молился и ждал определенного часа. Когда в мутном окне заиграли лучи солнца, час наступил. Брат Ивар быстро поднялся с колен и скоро прошел в небольшой кабинет, где бросив истовый взгляд на образ Спасителя, приложил пальцы к губам, прошептав что-то и тут же вышел за дверь, отдавая негромкие приказы. Пока помощники выполняли его указания, Ивар прошел в камеру к арестованному маркизу и неторопливо встал у грубого сруба, заменявшего постель, на нем обычно лежала дерюга, но маркиз, отбросив тряпку в угол, возлежал на собственном плаще. Молодой человек не прореагировал ни на открывшуюся дверь, ни на шаги в своей камере и звук затаскиваемых в камеру кандалов не заставил вздрогнуть ни один мускул лица арестованного. Ивар мысленно возблагодарил Спасителя и негромко вымолвил:
  - Да пребудет с вами благословение Спасения. Встаньте.
  Глаза арестованного медленно открылись и он чуть потянулся. Священник со странной смесью неприязни и восхищения наблюдал, как царственно приподнялся его пленник на локте и чуть встряхнув головой поднялся на ноги, глядя ничего невыражающим взглядом на тюремщиков, что втащив кандалы, смотрели преданными глазами на духовного отца. Ивар молчал, соображая, и неожиданный, холодный голос прервал его мысли:
  - Не заставляйте меня ждать.
  - Извольте.
  Духовный наставник подал знак и сам покинул камеру, направляясь в небольшой кабинет. Войдя туда, он невольно приостановился: посреди кабинета стояла высокая девушка в строгом, черном платье. Когда она величаво обернулась на звук открываемой двери, брат Ивар торжествующе улыбнулся про себя: "Как раз то, что нужно!" Его глаза встретились с высокомерными, холодными глазами:
  - Меня вызвали сюда и заставили прождать около двух часов, - бархатный тон не скрывал ледяной интонации голоса.
  - Прошу прощения, номени Карна, я был занят беседой с одним человеком. Сами понимаете в единый миг разговор в такой обстановке не прервешь.
  Он сложил руки перед собой и прошел к женщине, чуть склоняя голову:
  - Всего несколько вопросов, номени. Вам знаком молодой капитан королевской гвардии - Никола Нортми?
  - Да.
  - Вы хорошо его знаете?
  - Насколько можно знать человека знакомого лишь в приватной обстановке будуара или в официальном блеске двора.
  - Вы были бы рады с ним встретится?
  - Не здесь, - красивые губы тронула высокомерная, наглая усмешка.
  - Понимаю, - негромко ответил Ивар и, чуть помолчав, добавил: - Вы были с капитаном на небольшом вечере у его императорского величества в канун трагического события?
  Женщина устремила на священника черный, непроницаемый взгляд:
  - Да.
  - Могли бы вы сказать: кто и как, по вашему мнению, повинен в гибели нашего государя?
  Карна Норн задумалась, склонив набок красивую голову и молчаливо скользя взглядом по стенам кабинета. Он ждал, твердя безмолвную молитву. Наконец спокойный голос нарушил тишину:
  - Весьма трудно сказать это, святой отец. Пожалуй, двое могли быть заинтересованы в гибели Александра, - то как она произнесла имя императора, заставило Ивара внутренне собраться: "Греховодница.. но я и до тебя доберусь. Сначала это дело".
  - Вы могли бы мне назвать их имена?
  Карна Норн - одна из любимейших фавориток императора погрузила свой властный, диковатый, темный взгляд в белесо-голубые глаза Ивара:
  - Никола де Нортми - капитан гвардии и личный телохранитель Императора. И Сандра де Ла Прад, - прелестница помолчала и с каким-то особым жаром добавила. - И Ее Величество - Эрмина Иберо.
  - Ваши мысли на чем-то основаны? Или это только подозрения, номени Карна?
  - Ее Величество благоволит к Сандре и уже давно всем известно, что брак с Александром лишь формальность. Весь двор знает о том что Сандра ненавидела своего сюзерена, - голос молодой женщины был негромок и странным образом напоминал и пение птицы, и шипение ядовитой змеи. - А Никола вполне мог пойти на поводу у этой зеленоглазой вертихвостки... и уж тем более - у Императрицы. Поговаривают, что они - тайные любовники.
  - Зеленоглазой?
  Неожиданная улыбка сверкнула в глазах Карны:
  - Да. Вы разве не знали, святой отец, что глаза - это зеркало души?
  - Дочь моя, я ни на минуту об этом не забываю, - он погрузился в свои мысли ненадолго, улыбаясь никому невидимой улыбкой. - Вас проводят. Идите с миром.
  "Пока.. " - мысленно добавил он, проследив как выводят черноволосую, ослепительно красивую фаворитку за двери кабинета. Глаза его вновь поднялись к потолку, который заменял тут небо. Губы быстро прошептали молитву и преданный последователь Каспиана стремительно прошел в комнату, куда его люди увели маркиза Нортми. Зрелище, которое он застал, явно поразило невозмутимого служителя церкви: один из тюремщиков вытирал губу из которой текла кровь, второй самозабвенно закреплял цепь, удерживающую правую руку капитана гвардейцев к стенному крюку. Брат Ивар недоуменно покачал головой:
  - Объяснитесь, друзья мои. Что это значит? - глаза буровили лицо Николы Нортми, но молодой человек находился в странном состоянии полузабытья. Ивар удовлетворенно кивнул сам себе головой: "Отлично".
  - Он пытался сопротивляться, пока его вели сюда.
  - Разбил мне губу.
  - Да, но вы тоже как видимо, постарались или.. забылись, друзья мои. По шесть плетей каждому. Сейчас же.
  Они кивнули головой, а брат Ивар встал напротив маркиза, чьи руки безвольно висели в цепях, а голова опустилась на грудь: "Да.. все так как и описывали. Дурманящее средство.. Оно быстро сломало его волю". Раздавшиеся удары плетей не мешали ему думать, а вот холодный, ленивый голос - помешал:
  - Никогда покоя от вас нет. Или это принято наказывать тюремщиков в присутствии заключенных?
  Ивар удивленно поднял брови: маркиз исподлобья смотрел на него ничего невыражающим взглядом. Из рассеченной губы у него сочилась кровь, а глаз медленно опухал от удара чьего-то тяжелого кулака. "Нет, рано говорить. Дурман не подействовал и его воля все еще сильна. Но всему свое время".
  - Вы отдохнули? Что ж, тогда примемся за работу.
  В этот день допроса тоже не было. Брат Ивар диктовывал свои вопросы и ответы ушедшей Карны одному из своих помощников, не сводя глаз с прикованного к холодной стене человека. Но единственное что он увидел за почти пять часов размышлений и чтения молитвы, перемежающегося с написанием никому не нужных, кроме него бумаг - это циничную, холодную усмешку на краткий миг озарившую лицо арестованного.

1 число месяца Полотна.

Музыка:  Gorillaz, Starshine.

Так, Новый год… начался. Уже хорошо!
Как он начался? Утро – есть; похмелье – нет; желание выпить – нет; желание пойти и повеситься – нет; одежда – нет; крыша над головой – есть; дама рядом – нет. Все как обычно.
Вчера праздновали, очень умеренно – шеф облагораживает. Женщин у меня дома вот уже сто лет не было, так что тут тоже подчищать нечего. На службу – только к обеду, так что можно просто так посидеть дома – впервые за наступивший год.
Дома у меня неаккуратно, но уютно. Бываю я тут от случая к случаю, но обжить его смог. Берлога холостяка, к тому же не имеющего особых статей расхода – а одновременно и музей меня, любимого. Правительственные награды в спальне, кропотливо собранная библиотека, флавийские картины, кирийские статуэтки, жертвенные ножи Западного доминиона и пара кьезанских пистолетов над камином.
Сообразив себе чашечку чая с пожилым лимоном, я присел на старое кресло – одно из немногих взятых из родного замка вещей – и продолжил расслабляться. Завтра мне – на плановый инструктаж к шефу. Как один из его «посыльных», я от него ничего особенного не ждал – моя работа начинается, когда координатор региона не справляется со своей. Вот тогда я беру своих ребят и выезжаю.
Ребята мои сейчас тоже все в Рунне. Сибовцам, моему отделу обеспечения, и полагается быть там, где я. Без команды я сам мало что стою – кто-то же должен собирать информацию, взламывать коды, осуществлять наружное наблюдение.
Ну а «Блик», моя силовая поддержка, мается безработицей. Вообще-то, их специализация – bounty hunting, как говорят во Фросте, но я прибегал к их услугам и по другим поводам множество раз. К тому же, принадлежащее им «Седьмое небо» - мое любимое местечко в столице. Между прочим, Новый год я там и встречал.
Перейдя в библиотеку, я взял с полочки «новинок» первую попавшуюся книгу. Открыл.
«…Несмотря ни на что, нельзя отрицать полностью значимость так называемых Печатей, издавна хранящихся в великих Домах. Об этих докаспианских реликвиях мы не знаем почти ничего, даже происхождение их названия неясно. Все попытки установить их возраст провалились, но их древность очевидна.
Показательно, что и Церковь не может прийти по их поводу к единому мнению. Большинство согласны, что они не имеют ничего общего со Святыми реликвиями; но столь же многие не находят в них ни следа проклятой магии Сеятеля.
Несмотря на множественные легенды, связанные с ними, их истинные свойства неясны. Отмечалось их влияние (с разными знаками) на живущих рядом с ними людей. В частности, известно, что в обладающих Печатями на протяжении многих лет родах ниже детская смертность, а также реже рождаются больные дети. Очень странно, что дети в данных родах по всей империи рождаются волнами, в одни и те же годы. Последний пример – 2609 год, отмеченный рождением наследников у Конарэ, Иберо, Флавио и многих других. Одновременно следует заметить, что рожденные в такие годы дети, обычно обладая выдающимися телесными качествами, часто нестабильны эмоционально, вплоть до полного безумия!..»
Так, это что-то из Монбара. Шеф поделился. Я сунул книгу в стопочку «Изучить», прошел до «легкого чтения» (а что вы хотите? Время-то еще раннее) и взял… взял… взял…
Да ничего я не взял! Потому что в дверь забарабанили.
Это был Михаэль, мой второй адъютант.
-Что случилось?
-Вас… к ШЕФУ!!!
-Смысл?
-Император… мертв…
Здравствуй, елка, Новый год…

1 число месяца Полотна. Рунн. Дворец Нортми.

   Она проснулась со странным ощущением… Что изменилось… Не в ней, не в ее комнате, не в погоде, а во всем окружающем мире… Она со страхом прислушивалась к своим ощущениям…
   - Как многое изменилось… - повторила про себя Анежлика.
   На всякий случай она распахнула окно, и посмотрела – вниз, вверх, по бокам. Нет, каких-то изменений в их дворце не произошло… На вершине одного из дубов, который рос в парке, щебетали птички, небо было синее-синее…
   Анжелика глубоко вздохнула, села за свой столик и открыла свою тетрадку с записями. Она уже неделю перерисовывала забавный рисунок из одной древней книжки… причудливый орнамент никак не давался ей… Рядом с картинкой, красивым рукописным шрифтом были выведены какие-то слова. Хотя сами буквы были понятны ей – древнеруннский алфавит, который лег в основу алфавита нынешнего, но слова – слова представляли из себя совершеннейшую абракадабру, правда зарифмованную… Нахмурив лобик девочка стала повторять эти слова… Забавный получался стишок – звучный, напевный… Ей сразу стало спокойнее… И линии в тетрадке стали сразу выходить прямее – казалось карандаш сам чертит, а она только держится своей ручкой за него…
   Она почти закончила, как появилась ее служанка – Мария. Она сразу запричитала:
   - Ой, Анжелика, Вы простудитесь! Еще очень холодно… И вообще, хватит рисовать, идите лучше кушать…
   - Не хочу кушать… Хочу рисовать. – Анжи встряхнула волосами. – Мария, иди лучше к Эдвару, разбуди его, а то он проспит, опоздает на службу…
   - Нет! – служанка уперлась руками в бока. – Хватит капризничать! Марш завтракать!
   Анжелика встала, со вздохом убрала тетрадки, еще раз с укором посмотрела на Марию и спустилась завтракать. Там уже сидел Эдвар… и что-то уплетал за три щеки. На другом краю стола о чем-то задумалась Марина. Анжи опять вздохнула, наложила себе совсем немножко на тарелку – Нортми должны быть скромными – и принялась за завтрак.
   Марина вскоре позавтракала и ушла, а Эдвар наконец закончил жевать, обнаружил в зале кузину, потянулся за вином, и решил сообщить новость:
   - Кузина, ты, наверное, не знаешь, но сегодня ночью Император Александр умер!
   Анжи выронила хлеб.
   - Что случилось? – и сразу за тем: - А с Николой что?   
   Граф де Нор с довольным лицом откинулся на стуле, задрал ногу в сапоге на стол и величаво стал рассказывать:
   - Императора нашли мертвым, причем никаких следов борьбы в покоях не обнаружено! Когда дядя пришел с канцлером и кардиналом осмотреть место происшествия, наш милый братец сидел в обнимку с трупом! – Эдвар рассмеялся. – Видимо, его еле оторвали от тела – лишь затем чтобы сразу же отправить в темницу! Николу подозревают в сговоре с враждебными силами, и теперь им занимаются лучшие мастера пыточного дела. Скоро мы узнаем всю правду! Надо заметить, что я давно подозревал, что тут что-то не так! Я говорил – и отцу, и дяде, но меня никто не послушал – и вот результат!
   Девушка с ужасом внимала ему.
   До конца высказать свои соображения по поводу кто и когда еще не слушал великого Эдвара, братец не успел – в зале появился порученец, и графу пришлось срочно бежать по делам.
   Незнакомый усатый офицер, пришедший вместе с порученцем сказал, что он от Этьена и ей лучше подняться в свои комнаты. Анжи бросила испуганный взгляд на остающихся в зале слуг, но ничего сказать ей не дали – пришлось подняться в комнату…
   Она было пробовала снова взяться за карандаш – но на этот раз ничего не выходило – рука дрожала, и рисунок был окончательно испорчен. Анжелика со слезами скомкала его и сожгла над свечой. Мария взялась за шитье и стала что-то напевать, а у Анжи все падало из рук. Наконец, она взяла одну из своих книжек, и стала читать, не понимая слов.
   Шло время, стрелки на часах медленно ползли. Уже был день, начал клонится к вечеру, как на пороге появился отец.
   - Папа! – Анжи бросилась ему на грудь. – Что с Николой? Эдвар сказал…
   Отец нахмурился.
   - Не стоило ему это тебе рассказывать… Но сказанного не воротишь, да, Никола совершил ошибку и подставил под удар всю нашу семью… Теперь ему придется некоторое время побыть в заключении… Но ситуация гораздо сложнее и опаснее… Думаю, вам с Мариной лучше на какое-то время уехать отсюда…
   - Папа. – Анжи посмотрела ему в глаза. – С Николой будет все в порядке? Ты обещаешь?
   В стальных глазах Этьена что-то мелькнуло.
   - Обещаю. Он же мой сын. Он все равно один из Нортми. А теперь вам с Мариной действительно лучше начать собирать необходимые вещи…

Ночь с 30 числа месяца Фибулы на 1 число месяца Полотна.
Рунн. Особняк Клиша.

Ей снились кошмары.
Холодная, безжизненная рука, сжимающая стопку карт. Она слабеет, карты медленно падают на пол.  И лишь последняя, самая важная для любого гадания, плавно и величественно опускается на груду своих товарок. Это Золотая Чаша Ома - древний символ грядущего испытания, всю горечь которого придется испить до дна.
Смена картинки.
Грань. Тонкая плёнка, отделяющая один мир от другого. Наш мир от их мира. Прозрачная грань, пока ещё невероятно прочная, но при определённых обстоятельствах готовая проломиться под их неистовым напором...
Смена картинки.
Ужасающие. Вызывающее отвращение и чувство брезгливости. И страх. О да, страх. Глубинный. Его нельзя побороть силой воли или уверенностью в собственных силах. Такой страх мгновенно лишает способности связно мыслить и превращает человека в беспомощно блеющее стадное животное. Нет, даже хуже - превращает его в жертву.
Смена картини.
Худенькая девушка в сбитой постели. Лоб покрыла испарина, липкая паутина страха и беспомощности обволакивает её тело, мешая двигаться и сопротивляться. Лицо исказила гримаса, раздается стон. Девушка слаба. Они побеждают, захватывают сознание шаг за шагом, ломают её волю, навязывают свою. Нет сил бороться...
Это сон или реальность?

Громкий крик острым ножом разорвал тишину мирно спящего дома. Послышался шум - просыпались его напуганные обитатели. Максимилиан Клиш, слегка побаивающийся двоюродную племянницу, пытался отгородитсья от неё толпами слуг и служанок. Целый выводок горничных и гувернанток жил вместе с Кати в отдельном крыле дома, выделенном специально для неё. А так как педантичный гельванец давно редко кого опасался, количество прислуги превосходило все разумные пределы: три молодые горничные, две гувернантки, лакей и даже персональный повар. И вся эта толпа в едином порыве ввалилась в спальню госпожи:
- Что случилось? С вами всё в порядке? Мадмуазель Катажина! Вам приснился кошмар? Что это было? Кто кричал? Мне показалось, это был крик злобной баньши, клянусь останками Каспиана... Вам нужна помощь? - вопросы сыпались градом.
- Пошли ВОН!! - в бешенстве воскликнула Кася. - Безмозглые курицы! - изящная, тщательно наманикюренная ручка метко запустила тапочком в замершую в дверях толпу. - Вон, я сказала!
Она уже успела приобрести репутацию "взбалмошной родственницы" и не вызывала большой симпатии у слуг и домашних. К счастью, большое наследство, обладательницей которого она стала, позволяло не волноваться о таких мелочах. Её никогда не волновало мнение прислуги, и она не трудилась скрывать свой резкий характер и редкие припадки бешенства от челяди. За это её, мягко говоря, не любили.

Когда все вышли, Кася проворно соскочила с кровати и подняла с пола старинную карту. К счастью, она была только одна, и не успела привлечь внимание многочисленных слуг. Карты Лимбо были запрещены специальным эдиктом папы ауралонского ещё 150 лет назад. Гадание на них приравнивалось к занятию колдовством и каралось сожжением на костре, но Катажина не боялась эдиктов. Она любила Лимбо и с удовольствием гадала на своей колоде, которой по праву гордилась. Девушка "случайно" стала обладательницей одной из старейших колод в мире. Неведомый или давно забытый художник со всем тщанием выгравировал на неизвестном материале - тонком и легком, но, одновременно с этим, неверояно плотном - чудесные рисунки. "Его наверняка сожгли потом, этого художника, - часто думала девушка, - сожгли в последней попытке спасти его навеки проклятую душу."

Мрачные образы страшных чудовищ всё ещё тревожили её, заставляя зябко ёжиться в хорошо прогретой комнате. Она уже видела их на старинных гравюрах, которые, как теперь было понятно, изображали чистую правду - за гранью своего часа ждали многорукие серые твари, ненавидевшие всё вокруг. Вспомнив те гравюры и то, что говорил её учитель, Кася попробовала подойти к своему страху с позиций разума.
"Мы сможем сделать то, что не удавалось ещё никому. Мы выпустим этих демонов на свободу и сможем управлять ими. Они нас не тронут. А судьба остальных? Кого волнует судьба рабов?"

Катажина встала и прошлась по спальне. Комната напоминала жилище сказочной принцессы. Огромный платяной шкаф, битком набитый роскошными нарядами на все случаи жизни. Гобелен на стене, в пастельных тонах отражающий прелестные сцены из жизни пастухов и пастушек. Тяжелые бархатные портьеры, создающие в комнате уютный полумрак. Изящный туалетный столик, сплошь заставленный бесчисленными скляночками с парфюмом и косметическими средствами.
Рука Катажины сама потянулась к пузатой баночке из зеленого стекла. В ней содержалась мазь, успокаивающая нежную кожу молодой номени. Каждый вечер перед сном, Катажина накладывала эту мазь на веки и скулы, чтобы наутро выглядеть великолепно. О побочных эффектах этой мази никто не догадывался. Она усиливала природные способности ведьмы, в частности, спобности к прорицанию. Она должна была увидеть одну из печатей, но что-то пошло не так. Мрачные демоны и проклятья не были предусмотрены программой, и от них надо было спешно избавляться. Рецепт зелья Кати записала со слов одной старой остаррикской колдуньи, к которой Ашзер отправлял девушку "попрактиковаться". "Дряхлая дура небось все напутала, - раздраженно подумала Кати. - Придётся всё исправлять самой."

На это ушёл остаток ночи. Избавившись от следов своего труда, девушка довольно потянулась, и легла в кровать. Она обожала победы. Любые, даже самые маленькие. Справившись с какой-нибудь задачей, девушка приходила в состояние почти детской радости. Неудивительно, что служанка, пришедшая будить молодую номенку двумя часами позже, долго умилялась искренней и чистой улыбке, игравшей на устах её госпожи.

Ночь на 1 число месяца Фибулы.

Музыка: Helloween, Windmill

Итак, все это время я провел среди любящей семьи.
Зима выдалась неснежной, мягкой. Огромный Рунн дышал сыростью, а по утрам падали тяжелые туманы. Горожанки ходили по улицам, кутаясь в накидки, а нищие выглядели как никогда ранее жалко.
Согреваясь каминным огнем, жадно пожиравшим поленья и отдающим так мало тепла взамен, люди Королевского города не видели причин без крайней на то нужды покидать свои дома.
Все это время город словно бы спал, зябко ежась без снежного одеяла; спал в ожидании кратких новогодних празднеств, которые теперь уже были так близко, что кто-то из спящих сейчас проснется уже в Новом году.
Каждое утро и каждый полдень я прилежно выходил на фехтовальную площадку, вдыхая мокрый воздух, и грел привыкшие к режиму мышцы в компании кого-нибудь из родичей. Да, я и вполовину не так хорош, как герцог Иберо или маркиз Нортми в мои годы – Адашев мне так и говорил… - но мне нравится. Я никогда не дрался всерьез, в то время как у многих моих сокурсников уже были проведенные дуэли, но даже от простого тренировочного боя я всегда получал удовольствие.
У всех у нас есть свои увлечения, кстати. Анриэтта обожает старые книги, Рауль – лошадей, Эстебан – ночную жизнь, Леонард… ну, затрудняюсь сказать, но что-то этот парень точно пламенно любит. А я люблю фехтовать; папа как-то сказал,  что сам этим страдал в юности – сами видите, нет ничего, что бы не имело оснований.
Дневные часы я обычно коротал с книжкой. Моя дорогая сестричка Анриэтта всегда наводит меня на что-нибудь хорошее… ну, то есть то, что ей самой не интересно уже минимум год, а я только начинаю об этом задумываться.
Знаете, иногда она меня пугает. Шучу.
Сейчас я мучил старый томик безымянного… не то поэта, не то менестреля… От имени стараниями крыс осталось что-то вроде «О. Л. Дигл…»; теперь уж не узнать, кто это был. Но пишет красиво. Вслушайтесь!

…Значит, вскоре будет горе. Станем плакать.
Разведем беду руками. Обожжемся.
Под ногами искореженная слякоть
Обижает палый лист – багряно-желтый.
Он в грязи нелеп и жалок. Грай вороний
Пеплом рушится на голову. В овраге
Обезумевший ручей себя хоронит,
Захмелев от поминальной, смертной браги.
Значит, осень, - та, что ничего не значит,
Стертым грошиком забытая в кармане.
Если я еще не кончен – я не начат;
Если я не стану верить – не обманет…

Было очень много красивого, но красота эта была уже не с той стороны мира. Может быть, поэт умирал от чахотки вот такой же бесснежной зимой, и, некуртуазно ругаясь на ломающееся перо и изъязвленные легкие, писал свою книгу, не зная, что первыми ее оценят крысы… Впрочем, вероятнее, что все было совершенно не так, и лишь я придал похмельной забаве великосветского щеголя романтический флер, как часто делаю со своей жизнью.
Впрочем, мне и это нравится. Даже интересно, куда меня это заведет.
Нет, серьезно, мне доставляет удовольствие строить из своей жизни балладу. Впрочем, на долю моего поколения не выпало ни великих пророков, ни великих войн. Все, что нам остается – новые земли.
Новый Фрост, земли у океана, за которые еле удалось уцепиться. Там ты – сам себе хозяин, и нет над тобой ни лорда, ни епископа. Только, если пожелаешь, Бог.
Новая Иберия, открытая всем ветрам, благословленная в равной мере солнцем и дождями, где цветут иные цветы и поют иные птицы. Там у Империи есть единственный в мире достойный противник – Уари.
Нубийская граница, земли за которой лежат под палящим светилом, где песок и небо встречаются и тянутся далеко за жалкой чертой, проведенной твоими глазами. Но все пустыни мира можно перейти, я верю.
Земли за Горынью, суровые места, покрытые бесконечными лесами, в которых редкими окнами сияют озера. А за ними – страны, от которых у нас слышали лишь от левантийских дунган, чья родина – одна из них.
Граница Кирии, стена неприветливых гор, населенных совершенно зверскими племенами, за которыми – Каспиан весть почему – древние авторы помещали рай на земле.
Всем есть место. И мне тоже.
Я – глубоко средний сын в семье, численностью сравнимой с ротой. Мои старшие братья управятся со всем, что есть в современном мне Рунне у Барна. Ну а я… а я пойду дальше. До Farthest Shore из северных песен. До Самого Дальнего Берега…
…Завтра – люди празднуют пришедший год. Отцы церкви говорят, что, вообще-то, лучше этого не делать, но что в этом плохого? Люди так радуются… В Шенбрунне танцуют, в Черном городе пьют – но радуются одинаково. Бедные и богатые – мы временами так по-разному плачем… но так схоже смеемся.
Красиво? Эх, не мое…

Фортада, Ресталья.
1 день месяца Полотна. Понедельник. Раннее утро.

-Ну что же, вот мы одни и можем наконец поговорить о деле. Граф, вы не против прогуляться по моему саду. Уверяю вас, лучше места нет во всем Рунне.
-Как вам будет угодно, герцог.
Генерал кавалерии Алонсо Коррес находился в превосходном настроении. Легкая белоснежная рубаха на половину распахнута. Несмотря на утро, в Ресталье было довольно жарко. Его собеседник, Рауль де Барна, напротив выглядел сосредоточенным. Одет он был в белую куртку с фалдами и высоким воротником, форму кирасиров. На перевязи в позолоченных ножнах висел палаш.
Сад действительно был необычайно красив. Бутоны красных и белых роз, великолепный пруд в тени стройных кипарисов. «Хорошее место выбрал генерал для разговора. Обстановка расслабляет»- про себя отметил Рауль.
-Граф, как вы находите Фортаду? – поинтересовался генерал.- Вам повезло, Рауль, вы как раз оказались здесь в Новый Год.
-Все отлично. Фортада- красивая и приветливая страна, Ваша Светлость.- Рауль машинально потрогал подбородок. Челюсть все еще ныла после удара верзилы.
-Да, вообще то подобные грабежи у нас редкость, неприятный эпизод. Не сомневаюсь, что это отрепье получило по заслугам. Вы прекрасный боец, майор. Надеюсь с вашим лейтенантом все в порядке? Хороший офицер этот Клод.
-Благодарю за беспокойство, с ним все хорошо. Уже бегает по девкам с перевязанным плечом. Ваши лекари довольно быстро поставили его на ноги, а ведь он добрался до Рестальи в бессознательном состоянии.
Генерал Алонсо улыбнулся.
-Ну что же, я рад. Но я бы хотел поговорить с вами вот о смерти старого Жамона Вернера. Что вы об этом думаете, Граф? - Рауль удивился такой резкой смене темы разговора, но виду естественно не подал.
-Мне без разницы что с ним случилось. СИБ по-моему закончил расследование и вам предоставили результаты .- Рука невольно сжала рукоять палаша.
-Расследование кстати не окончено.Они пишут что он пьяный с лошади упал. Не кажется ли вам это странным, граф? Старый Бык усмирял самых ретивых скакунов когда мы с вами пеленках лежали. А пил он много и часто, что не мешало ему ездить верхом. Вернер старый и преданный вояка, не раз он выручал меня и всегда поддерживал. Это великая потеря для кавалерии. – Рауль знал, что Алонсо питал искреннюю симпатию к старику.- Он возвращался с некой пирушки. Вы были там, Рауль. Я знаю  что на ней были все офицеры кирасиров. Может быть вы заметили что-нибудь странное?
«К чему он это спрашивает». Рауль нахмурил брови.
-Это был обычный прием у  Вернона де Фоссы. Как всегда собралось много номенов. Если вас интересует кто ссорился со Старым Быком то отвечу - добрая половина гостей. Он так накричал на Клода, что он тут же ушел. Но Жамону все прощалось, его уважали и по своему любили. Лично мне он никогда не нравился.
Алонсо задумался и минуты две собеседники слушали лишь щебетание птиц.
Генерал остановился. Остановился и майор.
-Чтож, вы весьма прямой человек, Рауль. Похвальная честность. Вы мне нравитесь. Я желаю назначить вас на место погибшего полковника Жамона Вернера. Поздравляю.
Алонсо направил  свой взгляд в глаза Рауля. Барна выдержал тяжелый взор.
-Благодарю. Для меня это большая честь, с почтением принимаю ваше предложение. – Рауль ответил положенным в таких случаях образом.
-Вы наверное хотите спросить почему я принял именно такое решение. – Коррес и Барна продолжили движение вглубь сада к озеру. Алонсо скрестил руки за спиной.
-Честно говоря, я полагал что место займет Ювер де Кламор. Как говорят у меня в роте «Кто же будет добровольно ссориться с Кламором».*
Алонсо звонко рассмеялся.
-У вас прекрасное чувство юмора, Рауль. Во-первых, вы прекрасный командир. Я давно уже слежу за вами, Рауь. Помните ту Нубийскую кампанию? Вы себя проявили тогда во всей красе. Во-вторых, как я уже сказал, вы мне нравитесь….
«В-третьих, потому что я Барна». Рауль еле удержался чтобы не сказать это вслух.
…Да и кого, если не вас? – продолжил Алонсо. – Де Кламора никто не любит. Согласитесь, он был бы весьма скверным командиром.
-Не смею спорить. Ювер будет жестоко оскорблен моим назначением. Ведь он искренне полагает, что я украл его лавры. – Рауль усмехнулся. – Скромность воистину не его добродетель.
-Ну что же, полковник, прошу быть моим гостем. Надеюсь вы останетесь, Рауль? Хотелось бы поближе познакомиться со своим новым полковником.
-Почту за честь, Ваша Светлость.
-Отпразднуйте как следует, Рауль. С вином и женщинами. А мне пора удалиться. С вашего позволения.. Увы, дела не требуют отлагательств. – Алонсо остановился, хлопнул новоиспеченного полковника по плечу, развернулся и быстрым шагом направился в сторону своего дворца.

Рауль расстегнул верхние пуговицы куртки. «Жара. Вот наконец свершилось. Я полковник. Зачем это нужно Алонсо? Коррес, а значит и Иберро, желает завоевать тем самым расположение семьи Барна? Возможно. В любом случае я извлеку  из этой ситуации пользу. А пока надо найти Клода и обрадовать. Черт, похоже он рад этому намного больше, чем я.».

*Имеется ввиду намек на Пьера де Кламора, отца Ювера, возглавляющего Высший Трибунал. Имеет славу строгого и жесткого человека, к тому же весьма злопамятного

1 число месяца Полотна. Коннлант. Коннбург.

   На площади святого Тиля слышался стук молотков, визг пил, скрип телег и ругань рабочих… Уже который день посреди разрушенного, но умиротворенного города шла грандиозная стройка. Но не храм и не школу возводили здесь – на виду у всех гигантскими журавлями застыли пять виселиц.
   - Пять виселиц для мятежников! – Изабелла Катена задернула занавеску и внимательно посмотрела на своих помощников. – Почему так мало?
   Капитан Лопес вздохнул.
   - Графиня, я уже говорил Вам – мы не можем повесить весь Коннлант!
   Изабелла с улыбкой посмотрела на него:
   - Почему нет? – она поймала его взгляд и рассмеялась. – Успокойтесь, я шучу… Разумеется, я не собираюсь вешать "весь Коннлант". Но и Вы меня не убеждайте, что мятежников всего пятеро…
   - Конечно не пятеро. – Лопес говорил с неким раздражением. – Те, кого повесят это самые богатые и влиятельные люди Коннланта, их выдающиеся представители. Они решили сдаться Вашему мужу при условии, что он прекратит боевые действия против повстанцев в Нижнем Обихте. После их сдачи и произошел коннбурский мятеж, свидетелем которому мы все стали. Граф счел это нарушением договора о перемирии, а когда разобрался во всем окончательно – решение уже было поздно отменять.
   - Мятежники… - Изабелла Катена вновь открыла занавеску. – Капитан, Вы ходите по улицам, что там говорят?
   - Графиня, я уже говорил Вам… - повторил Лопес. – Здесь нас ненавидят… Сейчас стали ненавидеть чуть больше… С этим ничего нельзя поделать, можно лишь смириться…
   - Смириться? – Изабелла удивилась. – Вы предлагаете мне жить, ожидая очередного предательства? Когда эту землю передали нам – это была дикая страна, полная разбойников и еретиков. С большим трудом нам удалось установить здесь хоть какой-то порядок. Мы слишком много сделали для Коннланта…
   - Много сделали, графиня? – Лопес показал в сторону виселиц. – Вот только чего?
   В глазах графини Катена появился нехороший блеск.
   - Я всего лишь исполняю волю герцога Иберо и моего мужа! Я осталась здесь, когда могла бы беззаботно проводить дни на балах в Кастелларе или Рунне. Поэтому что это мой долг, долг перед семьей… Не Вам судить, как и что я делаю. У дома Иберо слишком много врагов, помните это…
   - Иногда мне кажется, что главный враг дома Иберо – сами Иберо. – пожал плечами капитан. – Впрочем, я, наверное, слишком много говорю, прошу меня извинить. В любом случае, Изабелла – можете рассчитывать на мою помощь в любом случае.
   На лестнице раздался стук сапог, и не успела Изабелла ответить, как вошел граф Сальвадор Катена.
   - Дорогая… - Сальвадор поцеловал жену, - барон, - пожал руку Лопесу.
   Сальвадор стремительным шагом прошелся по комнате, и присел в свое любимое кресло у камина. Быстрыми, резкими движениями налил себе в бокал вина.
   - Я пригласил еще своего секретаря, – сообщил наместник Коннланта. – Нужно обговорить сложившееся положение.
   Лопес еще раз выглянул в окно, увидел виселицы, поморщился и задернул штору. Графиня аккуратно села на одно из кресел. Тут с ворохом бумаг подошел секретарь. Сальвадор махнул рукой с бокалом, подзывая его, затем вытащил одну из бумаг в стопке.
   - Письмо от Диего. – объявил он. Изабелла тут же заулыбалась.
- Он пишет, - продолжил граф, – что возвращается в Кастеллар. Обещает, что в ближайшее время займется проблемой Коннланта вплотную. Просит пока снизить налоги, чтобы успокоить людей.   
   Изабелла удивилась.
   - Но мы и так не собрали в том году достаточной суммы. Задолженность перед Иберией растет. Война отнимает слишком много средств.
   - Я знаю, – сказал Сальвадор. – Насчет средств хотел поговорить отдельно. Что же касается войны, то, думаю Диего нам поможет с этим поможет… Я бы еще хотел поговорить с Императором, но для этого придется съездить в Рунн. И вот с ним то я хотел обсудить то, что сейчас сообщу вам…
   - Сальвадор, не тяни… - Изабелла поморщилась. – Ты все время на что-то намекаешь…
   - До сих пор у меня не было доказательств. Но вчера нам удалось поймать лазутчика, и сегодня он начал говорить… Слушайте все – похоже мятежники получают помощь из-за пределов Коннланта.
   Все на минуту замолчали, раздумывая.
   - Это точно? – Изабелла вопросительно посмотрела на мужа. – Если это так, то это все меняет. Тогда тебе надо срочно поговорить с Императором. От кого мятежники получают помощь?
   - Это мне не известно… - Сальвадор встал. – Лазутчик не знал имени своего нанимателя – в его обязанности входила лишь передача помощи повстанцам, средства же он получал от другого человека, который скрылся…
   - В любом случае… - Изабелла встала. – Тебе придется побывать в Рунне.

Ранее утро 1 числа месяца Полотна. Рунн.
Шенбрунн

Неверное пламя свечей освещало тонкую женскую фигуру, задумчиво расхаживающую по кабинету.  Толстый ковер заглушал звуки ее шагов, и казалось, это призрак Императрицы Екатерины решил навестить покои, где когда-то собиралась вся руннская знать.  Впрочем, этим сходство с призраком и ограничивалось - несмотря на ранний час, Екатерина была одета и причесана, а частые взгляды в окно выдавали явное нетерпение. Увидь ее сейчас кто-нибудь из придворных, слухи о тревоге за сына, вынудившей ее покинуть Горынь и проделать нелегкий путь в Рунн в одиночестве, и до сих пор лишающей ее сна нашли бы свое подтверждение.  Впрочем, мысли и мнения придворных волновали Екатерину меньше всего; бросив очередной взгляд в окно, она резко дернула шнур колокольчика и замерла у камина.
- Ольга, который час?
- Только пробило шесть часов, Ваше Величество. 
- Всего шесть... я думала, больше... мой сын уже проснулся?
- Нет, Ваше Величество, он даже...
- Что? Не возвращался еще в свою спальню? Можешь не отвечать, и так понятно, что он провел и эту ночь "en famille"*, как он это называет.  Итак, где он сейчас? И не говори, будто не знаешь, у тебя было более чем достаточно времени с нашего приезда чтобы обзавестись необходимыми связями.
- Вы правы, Ваше Величество, Император действительно не ночевал сегодня в своей спальне.  Насколько мне известно, Его Величество провел ночь в малом тронном зале, но я не уверена...
- Да, да, конечно, не уверена, что об этом следует говорить вслух... и тем не менее... мальчик так редко навещает меня... и так занят все время... увы, боюсь, мне придется нарушить его уединение до того, как государственные дела потребуют его внимания... Да, на этот раз он не сможет избежать разговора... Благодарю вас Ольга, это все.  Да, если кто-нибудь захочет меня видеть - мне нездоровится, вы ведь знаете, что это ужасное путешествие из Горыни не прошло бесследно, а тревога за сына лишает меня последних сил...
Внезапный стук в дверь прервал разговор.
- И все-таки, жизнь в Рунне не перестает радовать меня своей непредсказуемостью.  Ну скажи мне, где еще позволяют себе тревожить слабую больную женщину в такой ранний час? О, времена... Однако, такая настойчивость должна быть вознаграждена.  Ольга, сходи узнай, кто это.
Камеристка не успела дойти до двери, как та распахнулась перед тремя гвардейцами.  Самый старший из них подошел к Екатерине и опустился на одно колено.
- В чем дело, номен? Императрица удивленно подняла бровь. - Мы опять уезжаем в Горынь?
- Ваше Величество... Ваше Императорское Величество, Их Величество... Император.. Император Руннской Империи мертв!
- Мертв? В синих глазах мелькнула усмешка... "смог, все-таки" -Что значит - мертв? Убит? Когда? Отвечайте, номен, вас же за этим сюда и послали.
- Простите, Ваше Величество, я этого не знаю.  Герцог Нортми скоро придет сюда, он сможет больше сказать вам.
- Ну чтож, посмотрим, что он сможет сказать... Благодарю вас, это все? Тогда вы свободны.
- Ваше Величество, господин герцог приказал... то есть, вам нельзя... вы же понимаете, смерть Его Величества...
- О чем вы, номен? Это что, арест?
- Что вы, Ваше Величество... Нам поручено позаботиться о Вашей безопасности, до прихода господна герцога Вам лучше оставаться здесь.
- Поверьте, я ценю вашу заботу. Вы можете подождать господина герцога в приемной. 
- Но, Ваше Величество, господин герцог велел нам не оставлять Вас одну... то есть, вы должны...
- Я должна? Синие глаза сверкнули - Молодой человек, запомните: руннские Императрицы не должны ничего и никому.  А теперь, извольте оставить меня, мне нужно побыть одной. Ольга, я надеюсь мой брат не замедлить навестить меня - как только он приедет, проведи его сюда.  И оставь меня.

*в семейном кругу

1 число месяца Полотна.
Горы между Ауралоном и Барна.

   Это случилось.
   Небо над горами полыхнуло всеми цветами радуги, сверкающие лучи перекрещивались, сталкивались, и в свою очередь порождали новые. Многочисленные ветвящиеся молнии били в кроны тысячелетних дубов, поджигая их…
   Ашзер поднял руки высоко над головой, словно вбирая эту могучую силу…
   - Свершилось! – жутким голосом прокричал он.
   Еще один шаг к великой победе был сделан. Цепи, что сковывали этот мир – разрушались. Это случилось, когда была основана Руннская Империя, это случилось, когда люди предали и забыли своих прошлых богов, и это случилось сегодня! Великий день для Ашзера и его сторонников.
   Он оглядел своих подопечных. Лучшей после Катажины ученицей у него была Герда, а лучшим учеником – Имдар, следовательно, теперь основная тяжесть ляжет на них… Им предстоит еще множество работы…
   - Пойдемте! – он махнул рукой, и подростки последовали за ним в одну из пещер.
   Здесь на одной из скал, которая по своей форме могла бы сойти за стол, располагалась старая карта, на которой черточками были отмечены предполагаемые места появления печатей. Эти записи создавались еще его предшественниками, и колдун немалое время потратил на их расшифровку… О, если бы они могли свободно действовать по всей Империи – но Инквизиция не давала им этой возможности, она преследовала их везде, где только доставали ее длинные, загребущие руки…
   - Три печати уже пали… - сказал Ашзер, проведя руками по карте. -    Осталось лишь девять. Девять печатей… - он задумчиво поглядел на своих помощников. – Весь вопрос в их местонахождении. Да, я отослал Катажину как раз для того, чтобы она искала их…  и древнее пророчество говорит о том, что все уцелевшие печати перед последним днем соберутся в Рунне, но я надеюсь уничтожить большинство их них до этого срока…
   - Почему, учитель, Вы доверяете этой надменной сучке? – прошипела Герда. – Она недостойна Вас…
   Ашзер лениво ударил ее по щеке тыльной стороной ладони. Девчонка, охнув, отвернулась, не в силах скрыть слез.
   - Ты смеешь сомневаться в моих решениях? – негромко сказал Ашзер. Имдар смотрел на нее с ехидной улыбкой.
   - Нет, учитель, – через какое-то время сказал Герда. – Я просто заботилась о Вас… Мне кажется, Вы слишком доверяете ей… Она предаст…
   - Наивная… - усмехнулся Ашзер. – Будь уверена, от моего взгляда ничто не ускользнет, и каждый предатель получит по заслугам… Исполняйте лишь то, о чем говорю вам я!
   - Учитель, Вы говорили о печатях… - подобострастно прошептал Имдар.
   - Да, – сказал Ашзер. – В самом деле. Местоположение большинства печатей мне неизвестно, но про одну я знаю совершенно точно… Знаменитая легендарная стрела Скифии, с помощью которой, как считается, орды варваров чуть не захватили Рунн. Чушь, конечно, печать на такое не способна, но она долгое время оставалась талисманом правящего клана, пока не пришла новая династия – фростийская, а за ней и флавийская… Печать переходила из рук в руки, побывала в самых разных краях необъятного Востока и – в конце концов была утеряна…
   - Неужели она нашлась? – Герда уже успокоилась и слушала его.
   - Нашлась, – спокойно сказал Ашзер. – Вернее нашелся один человек, который согласился взамен на власть и магию найти ее. И у него это действительно получилось – печать была найдена. Уж не знаю, какими путями, но это хитрый и изворотливый негодяй сумел добыть ее… В Скифии отсутствует Инквизиция, поэтому мы можем пока перенести наш лагерь туда…
   - В Скифию? – с ужасом спросила Герда. Имдар молчал.
   - Именно. Эта дикая страна станет нашим пристанищем, ведь горы уже слишком ненадежны… Мы пробудем там достаточное время для того чтобы окрепнуть, и в дальнейшем противостоять Инквизиции уже на равных…

Ночь 30 дня месяца Фибулы – раннее утро 1 дня месяца Полотна. Рунн. Королевский город. Особняк Элен де Эстэ.

    Цветок под ее рукой поднял опущенный бутон, лепестки дрогнули и распустились, на сиренево-синих иголках чертополоха играли алмазы росы. Солнечный луч упал в эти драгоценности, преломился и раскрасил все вокруг в радужные оттенки. Девушка наклонилась, сорвала цветок, не обращая внимания на колючий стебель, и сжала его в руке. Нежную кожу покалывало, на указательном пальце появилась капелька крови. Она поднесла палец к губам и слизнула кровь. Во рту остался металлический привкус, а сущее вокруг нее дрогнуло и завертелось. Ветер бросился в лицо, развевая длинные волосы. Девушка поняла, что стоит на краю высокого обрыва, а у ее ног лежит весь мир…
    - Я подарю тебе этот мир, только будь со мной…
Слова, сказанные не ей, не ее память, не ее прошлое, не ее жизнь, а она тогда кто? Кто?
    - Ты нужна мне…
Мир кружится вокруг нее. Чей это голос?
    - Идем со мной…
Мир превратился в сплошное смазанное цветное пятно. Кто это говорит?
    - Ты ангел, мой ангел…
Ее прошлое, слова, сказанные ей, ее память, но не увидеть родного лица, не вспомнить любимые черты.
    - Сердце…
Сердце, смятое в кулаке, сердце, истекающее на ладони. Сердце – пустота в груди. Звук бьющегося стекла, а потом смех… И ничего больше. Тишина.
    - Она тоже должна знать…
Где-то далеко-далеко, за пределами сознания. Глаза. Чьи? Какие? Темнота наползает со всех сторон. Мир дрожит, как будто в мареве.
    - Идем со мной… Ты нужна мне… Я подарю тебе этот мир…
Рука, протянутая ей, но лицо… Почему она никак не может увидеть лицо? Все темнее и темнее, как будто гаснет солнце.
    - Сестра, пока мы вместе, мы сможем все…
Ее отражение, ее полная копия стоит, нет, как будто парит над пустотой и рука, рука… Чья рука? Чей голос? Кто… Чье сердце в руке?
    - Сердце…
Что-то липкое и мокрое на ладонях, что-то ярко красное… Кровь? Чья? Ужас и страх… Мир рассыпается осколками тьмы. Темнота всюду.
    - Прекратите…
Она закричала, но никто не слышал. Металлический привкус во рту. Холод.
    - Ты нужна мне… Мой ангел…
Руки, обнимающие ее, тянущие в темноту. Глаза. Чьи? Лица, вместо одного – много, все они смешались. Все чего-то от нее хотят и говорят, говорят, говорят…
    - Идем со мной…
Ладонь, протянутая к ней из тьмы, такая зовущая, такая надежная. Там должно быть спасение. Женская рука потянулась навстречу пустоте.
    - Мне от тебя ничего больше не нужно…
Разбитые мечты, рукам никак не дотянуться друг до друга, пальцы скользят в призрачном свете, а вокруг голоса и лица, лица, лица…
    - Идем… идем… идем…
Поток какой-то неведомой силы, кружит мир вокруг, смазанные черты, смешавшаяся толпа, водоворот звуков, запахов, прикосновений.
    - Элен, остановись…
Крик из ниоткуда, и руки, обнимающие ее за плечи, удерживающие на краю обрыва.
    - Сестра…
Она снова стоит над пропастью, яркий свет заливает все вокруг. Нет ни лиц, ни голосов, ничего. Ласковый ветер, бьющий в лицо. Щебет птиц. Мир. Идиллия. Мечты. Разбитые.
    - Ты нужна мне…
Почти шепот, далеко-далеко. Едва слышно. Голос. И лицо, наконец-то… Черты, которые пристало иметь лишь богу, улыбка, золотые волосы, глаза - синие, как небо, рука, протянутая к ней. Лепестки чертополоха, отпущенные по ветру, синий-синий снег…
    - Ты… нужна… мне…
Холодно. До дрожи. Девушка обхватила себя руками. Через не задернутые шторы в комнату попадал неверный свет уже бледнеющей к утру луны, поэтому все вокруг казалось ненастоящим – как продолжение сна. Ей вдруг очень захотелось убедиться, что она уже в реальности, и именно в этот момент, распахнулась дверь. Она проснулась…

Ночь 30 дня месяца Фибулы – раннее утро 1 дня месяца Полотна. Рунн. Обитель Актавианок.

    Она проснулась…
    Проснулась внезапно. Так выпадают из сна после кошмара. Самого страшного кошмара, повторяющегося из ночи в ночь, снова и снова, до тех пор, пока не досмотришь его до конца во всех подробностях, полностью утопая в сновидении, теряя связь с реальностью, отпуская разум на волю видений, призраков и ночных страхов. Впервые она вспомнила, что же это за сон. Один и тот же, уже семь лет, так мало для вечности, так много для человека. Семь лет или всю жизнь? Сейчас не вспомнить. До прихода в обитель она не задумывалась над своими снами. Мало ли что может сниться юным девушкам, Актавианки научили ее не просто видеть, но понимать сновидения, запоминать их и находить в них знаки. Мария села на узкой кровати, тяжело дыша и прижимая грубое полотняное одеяло к груди.
    Девушку била дрожь. От бессилия и ощущения надвигающегося несчастья.
    - Ты нужна мне…
    Кто так настойчиво зовет их с сестрой? Или только одну из них? Чья мощь сломала преграду человеческого сознания, не пускающего чужаков, и упорно вторгается в их жизнь?
    - Мари, мы ведь всегда будем вместе?
    - Конечно, Элени…
    Две девочки в одинаковых платьях бегут по полю, навстречу им летит море трав, которыми играет теплый ветер, сестры держатся за руки, и кажется, что в целом мире они одни, они всесильны – только так. Вместе.
    Воспоминание из прошлого. Или это тоже видение, навеянное неведомой силой? Быть вместе. Когда-то это было для них естественно и необходимо, когда-то никто и ничто не могло их разлучить, а теперь… Теперь Элен и Марианна де Эстэ два чужих человека. У каждой свой мир, своя жизнь, свой путь, свой выбор.
    Родители никогда не говорили – кто из них старше - не успели. Поэтому девочки росли, одинаково заботясь друг о друге, но Марианна была серьезнее, а Элен походила на маленький ураган – зато вместе они составляли идеальную гармонию, уравновешивая друг друга. Когда Элен лезла на дерево за «самым вкусным яблоком», Мари останавливала ее, чтобы сестрица не свалилась с верхушки дерева, а когда Мари прилежно сидела за скучными книжками в душной комнате, Элен вытаскивала ее гулять. Им не нужны были подруги и друзья, им всегда хватало друг друга. Пока в жизни Элен не появился – «единственный и неповторимый». Мария поняла, приняла и простила сестру, мысли которой теперь были заняты другим. Она скрывала ее частые отсутствия и брала половину вины на себя. Это было естественно для них. Всегда все делить пополам – и радость, и боль. Вот только любовь Элен оставила себе. Всю.
    Глава ордена Актавианок поднялась. Ступни коснулись холодных досок пола, захотелось найти теплую одежду, но девушке было не привыкать идти наперекор своим желаниям. Она заставила себя закрыть глаза и ждать пока ноги привыкнут. Только после этого она подошла к окну и впустила в комнату свежий ночной воздух, его поток обжег кожу даже через плотную ткань рубашки, но все равно стало легче. Иллюзии сна окончательно развеялись, убегая от холода.
    Мария подошла к одной из стен, где в нишах покоились образы святых – искусно вырезанные из белого мрамора барельефы и фигурки. Женские пальцы привычно нашли статую в самом центре, коснулись холодного камня, обвели до боли знакомые черты. Каспиан. В ее мыслях всегда властвовал лишь один Бог и Лукавый в едином лице, олицетворение всех мечтаний и грез, тот, кто был для нее недосягаем. Когда их впервые представили ко двору, и они вошли в огромный тронный зал, шум и гам императорского двора упал на двух девушек, сестер-близняшек, окатил их морским прибоем и откатил. И как водный Бог из пены перед ними возник он… Золотые волосы, прекрасное совершеннейшее лицо, насмешка на губах, но самое страшное и пронзающее – глаза… Синева ночного неба, усеянного звездами, глубина самых редких сапфиров. Индиго – чистый, неразбавленный… Утонув в этих глазах, Мария поняла, что чувствовала ее сестра, когда влюбилась, но и теперь сработало равновесие. Судьба отдала Элен любовь, а Марии оставила отчаяние. Обоим сполна.
    Сантэсса Мария опустилась на колени, сложила руки в молитвенном жесте и губы ее дрогнули, повторяя давно заученные слова молитвы. Это был ее выбор тогда, это был ее выбор сейчас. Серое покрывало послушницы, скрывающее роскошные волосы, грубое платье после роскошных туалетов, молитвы и простая работа с утра до вечера вместо увеселений двора, строгие и постные лица монахинь и послушниц вокруг, вместо смеха и блеска в глазах придворных. Высокая цена, но она умела расплачиваться, как и ее сестра. Та выбрала другую монету, но суть от этого не изменилась.
    Теперь же девушка снова и снова твердила знакомые до боли слова «Избави от Лукавого…», но лица и голоса из сна плотным хороводом кружились вокруг нее, заставляя дрожать от холода и оставляя какой-то неприятный тревожный осадок в душе. Она понимала, что сможет победить их только разобравшись – о чем ее предупреждают и что значат слова из странного сна, но сил на это уже не осталось. Марии хотелось закрыть уши, зажмуриться и замотать головой, крича «Замолчите! Прекратите! Уходите!» Но она только истовей продолжала молиться и не прерывала муку, сладкую муку, потому что среди гримас и хрипов постоянно мелькал золотоволосый синеглазый лик. Лик, которому она молилась последние семь лет.
    Если бы нашелся кто-то настолько смелый, чтобы потревожить настоятельницу ордена Актавианок в ее келье в самом сердце обители на рассвете нового дня и наступающего года, он мог бы прослезиться от умиления, увидев живописную картину – коленопреклонная девушка с длинными темными волосами, рассыпавшимися по плечам, сложенными для молитвы руками и склоненной головой. Тишина вокруг и только едва слышный шепот – слова обращения к Богу. Но смельчаков не было. Поэтому, когда девушка вздрогнула, прижала руку к груди, голова ее поднялась, а глаза широко раскрылись в немом ужасе, некому было расстроится из-за нарушенной идиллии.
    Мария едва слышно выдохнула слова, которые уже произносила сегодня во сне:
    - Элен, остановись, - но ее не услышали, а девушка без сил упала на пол.

1 день месяца Полотна. Рунн. Королевский Город. Особняк Элен де Эсте. Остаток ночи - раннее утро.

    Даже то, что Эст вытащил его из кровати в такую рань, в которую дворцовые тараканы еще не успели забиться в свои щели, не испортило Лео настроение после того, как он узнал последнюю новость и послужившую причиной ранней побудки. Он не мог бы сейчас вразумительно объяснить, но что-то подсказывало ему – все случившееся не просто круто поменяет жизнь и ситуацию в Империи, это изменит его жизнь и жизнь тех, кто что-то для него значит. Таких не так уж много, но они есть, а остальные… Остальным тоже кое-что перепадет.
    Неторопливо одевшись и приведя себя в порядок – извините, но смерть Императора – не повод плохо выглядеть – оруженосец Николы Нортми отправился выполнять переданное ему поручение. Приказы капитана никогда не были для юноши тяжкой повинностью и не вызывали недовольства. Все, что исходило от маркиза Нортми, было в представлении Лео исключительно правильным и верным. И если номени Элен, по мнению капитана, должна обязательно знать о смерти их несравненного кузена – Александра XVIII, то она об этом узнает. Очень скоро.
    Лео усмехнулся и решительно толкнул литую решетку. Двое воинов возникли из ниоткуда, преграждая путь непрошенному гостю, но, узнав юношу, снова безмолвно и бесшумно отступили в тень, и можно было подумать, что во дворе никого нет. Один из множества Барна уверенно направился к двери, подсвеченной огнями двух светильников. Изящная юношеская рука показалась из под свободно накинутого плаща, легко коснулась кольца и стукнула пару раз по медной пластине с гравировкой чертополоха – символ греха, символ рода, к которому принадлежит живущая здесь женщина. Ей было суждено стать тем, кем она стала. Дверь тихо растворилась, строгий дворецкий вопросительно уставился на юношу.
    - У меня послание для номени Элен, - нагло оскалился парень, прошел внутрь, отодвигая слугу, и уверенно направился к лестнице.
    - Постойте, я должен доложить… - Дворецкий кинулся вслед за Лео, пытаясь оттеснить того. Юноша только еще шире улыбнулся и стал подниматься вверх. В этом доме он бывал за последнее время достаточно часто, чтобы найти спальню хозяйки. Открыв нужную дверь без стука, он вошел в комнату, захлопнул дверь перед носом встревоженного и назойливого слуги и повернул ключ, вставленный в замок.
    Женщина лежала на огромной кровати, кровавые простыни едва скрывали ее, только лишний раз подчеркивая все изгибы совершенного тела. Лео по достоинству оценил, увиденную картину и лишний раз убедился, что у его капитана был вкус.
    - Никола не придет. – Женщина даже не пошевелилась, но глаза ее метнулись к лицу вошедшего.
    - Нет, - также спокойно сказал юноша, прислонившись к двери, и сложил руки на груди. Оруженосец маркиза Нортми успел стать ценителем красоты рядом со своим наставником, поэтому даже эта женщина сейчас не могла испортить ему настроение – она красива, и сегодня он простит ее за все.
    - Император не пожелал отпускать своего телохранителя или оргия затянулась до утра? – Женщина все-таки пошевелилась и приподнялась на локтях, простыня обтянула грудь и поползла вверх по гладкому бедру.
    - Нет. – Лео рассматривал Элен, как бабочку пришпиленную к листу бумаги иголкой. С интересом первооткрывателя, впервые увидевшего такое чудо природы.
    Элен улыбнулась и откинулась на подушки, натянула простыню до подбородка и снова посмотрела на мальчика.
    - Так ты мне расскажешь, зачем Никэ послал тебя или будем играть в вопросы и ответы?
    - Будем играть, и вы только что сделали следующий ход. – Лео не смеялся.
    - Хорошо, - девушка вздохнула и закрыла глаза. – Чего ты хочешь?
- Вас.
    Пауза. Звонкий, мелодичный смех. Элен поднялась, не заботясь больше о съезжающей простыне, и подошла к юноше так близко, что ее обнаженное тело прижалось к нему, обжигая парня даже через плащ, камзол и сорочку.
    - Не лги, ты хочешь совсем другого, тебе нужна не я. - Женские губы почти коснулись губ оруженосца.
    Рука юноши скользнула по обнаженной спине, прижимая девушку еще ближе.
    - Может расскажете мне – чего я хочу?
    Элен молчала, разглядывая до невозможности правильные черты Лео, как будто пытаясь найти там изъяны, но их не было.
    - Нет. – Она выскользнула из объятий, вернулась к постели и завернулась в простыню.
    - Тогда расскажу я сам.
    Элен резко обернулась, отчего ее волосы водопадом рассыпались по плечам.
    - Сегодня ночью умер Император. – Как пощечина, холодно и расчетливо, метко, в самое сердце.
    Широко распахнутые глаза, приоткрывшиеся алые губки, высоко поднимающаяся под тонкой тканью грудь.
    - Что ты сказал? Но… как? – Странный блеск в глазах, как будто надежда.
    - Скоропостижно. – Последовало насмешливое объяснение, и тут же полетел камень, разбивающий призрачную мечту. – Маркиз весьма опечален, так как не был с правителем в его последний час.
    Погасшие глаза.
    - Уходи.
    - Как вам будет угодно, номени. – Циничная ухмылка и пародия на поклон.
    Женщина, замершая у кровати, застонала, схватила какую-то статуэтку со столика и запустила в наглого оруженосца своего любовника.
    - Он мой!
    - Вы даже не подозреваете, как ошибаетесь, - усмехнулся юноша, ловко увернувшись от тяжелой вещи, которая стукнулась о дверь рядом с его головой и упала на пол с громким стуком.
    Элен подняла голову, в глазах ее рождалась ненависть. Вдруг она без сил упала на кровать и закрыла лицо руками.
    - Он мой…
    Юноша, уже собравшийся открыть дверь, вдруг резко обернулся и подошел к кровати. Сверху вниз он смотрел на распростертую на смятых простынях женщину, а потом начал раздеваться. Как будто почувствовав на себе этот холодный оценивающий взгляд, она посмотрела на юношу. На лице женщины появилось удивление, а в глубине глаз – страх.
    - Что ты делаешь?
    - То, на что у вас так и не хватило духу – защищаю свою любовь. – Юноша склонился и поцеловал женщину. Реакции не последовало. Никакой.
    - А что ты любишь? – Без эмоций и чувств. Пустым голосом.
    - То же, что и вы, номени Элен. – Усмешка.
    - Думаешь, сможешь справиться со мной?
    - У меня был хороший учитель. – Как удар под дых, выбивающий воздух, лишающий сил. Женщина задохнулась гневом, но Лео не дал ей времени опомниться, прижимая к кровати сильнее.
    - Ты делаешь мне больно.
    - Вы сами делаете себе больно. – Глаза в глаза. Ненависть против ненависти. Губы в губы.
    Элен еще рванулась из последних сил, а потом расслабилась и позволила юноше делать все, что он хочет, женские пальцы зарылись в каштановые локоны.
    За окном разгорался рассвет.



    - Что будет с Никэ? – Элен стояла у окна, разглядывая водную гладь под окном и всматриваясь в просыпающийся на той стороне канала город. Она завернулась в простыню, но это не скрывало дрожи, бившей куртизанку.
    - Его арестуют. Так он сам сказал Эсту. – Лео застегнул последнюю пуговицу на камзоле и поднял брошенный на пол плащ.
    - У них есть доказательства?
    - У них есть основания. Этого пока достаточно.
    - Ты так спокойно об этом говоришь. – Женщина чуть обернулась и бросила на юношу взгляд из-под волос, скрывающих ее лицо.
    - Я верю капитану. И знаю, что он невиновен. Вам не хватает именно этой веры в любимого. – Спокойно и рассудительно, без насмешки.
    - Ты ничего о нас не знаешь, не лезь не в свое дело. – Она снова отвернулась к окну.
    - Да, как хотите. Вы все равно скоро будете прошлым, номени Элен.
    Женщина склонила голову и закрыла глаза. Она не стала спорить.
    Лео еще посмотрел на ее опущенные плечи, а потом вышел. Ничего больше не сказав и не заплатив. Добивать врага он не стал. Зачем, если она сама все сделает за него?
    В самом радужном настроении Леонард Барна отправился домой – спать.

1 день месяца Полотна. Рунн. Королевский Город. Особняк Элен де Эстэ. Утро.

    Холод и пустота вокруг.
    Грязь. Всюду. Следы чужих рук и прикосновений на теле, в сердце и душе.
    Боль. Нет, на нее она уже не имеет права. Давно.
    Воспоминания – вкус полынно-вересковой настойки. Горький и крепкий, выдержанный за долгие годы, запертый в подвал и извлеченный по особому случаю, по самому знаменательному поводу. Повод у нее был. Повод, которого она ждала семь лет, очень выдержанный повод. Любая ненависть выдыхается за такой срок, замерзает, покрывается льдом, становится готовой к употреблению. Ненавидеть она умела. Также как и любить. Самозабвенно, бездумно, страстно, безоговорочно, искренне, безвозвратно… И было странно горько внутри, что теперь ненавидеть некого, ведь мертвых не ненавидят. Зачем? Им от этого в уютных могилах не тепло, не холодно. Им уже все равно. А ей нет, и было горько, что он умер, но даже своей смертью смог достать ее. Даже из гроба эта тварь Лукавого достала ее.
    Будь он проклят! Будь проклят!
    Пустые слова, ненужные, но иначе она не могла.
    Тишина. Сердце снова бьется спокойно и ровно. Разве оно еще умеет иначе?
    Это разум иногда покидает ее, позволяя быть немного сумасшедшей. Сердце давно забыло все чувства, которые ему положены.
    Отвернувшись от окна, женщина дернула за шнур, вызывая своего личного помощника. Дожидаясь слугу, она отбросила простыню, как будто та была грязной, и накинула черный халат, туго затянув пояс. Осторожные, но торопливые шаги за дверью возвестили о приближении Рамино. Прежде, чем он успел постучать, она крикнула:
    - Входи!
    Мужчина приоткрыл дверь, заглянул внутрь, убедившись, что внутри хозяйка, а не демоны и только потом полностью просочился через узкую щель, захлопнул дверь и вытянулся в жесте немого повиновения.
    - Расслабься, Рами. Ты ни в чем не провинился. – Мужчина явно выдохнул с облегчением и, слегка сменив позу, осведомился:
    - Зачем же я вам потребовался так рано, госпожа?
    - Мы будем праздновать.
    - Что именно? – Хозяйственно уточнил помощник.
    - Смерть. – Безразлично бросила она.
    - Отличный повод, осмелюсь заме… - Начал заранее приготовленную фразу Рами и поперхнулся, когда смысл сказанного дошел до его сознания.
    - Про… простите… Смерть? – Лицо его вытянулось в два раза. – Чью именно?
    - Ну, уж не нашу с тобой точно. – Последовал совершенно серьезный ответ.
    - Ха, это радует! – Покрылся холодным потом мужчина.
    - Не могу с тобой не согласиться. – Усмехнулась она. – А теперь отправляйся в погреб и принеси самую лучшую бутылку полынно-вересковой настойки, которую найдешь.
    - Полынно-вересковой настойки? Но вы же терпеть ее не може…
    - Не могу, - нетерпеливо оборвала хозяйка. – Но сейчас только она сможет смыть все прошедшее, а я сегодня хочу напиться. И нет для этого ничего лучше! Теперь ты получил ответы на все свои вопросы?
    Соболиная бровь взлетела в гневном вопрошении.
    - Да, госпожа. Как прикажете, госпожа. – Помощник вновь вытянулся по струнке.
    - Иди, - обреченно выдавила женщина и устало закрыла лицо ладонью.
    Когда она уже думала, что он, наконец, отправился выполнять поручение, из-за спасительной двери, которая защитила мужчину от вероятности попадания в него брошенных меткой рукой предметов, послышался жалобный вопрос:
    - А что все-таки случилось?
    Но бури не последовало. На миг все замерло, даже декоративные часы на камине остановили свой ход, а потом он услышал тихий ответ.
    - Сегодня ночью умер император, и я хочу хорошенько насладиться каждым мгновением осознания этого. Я хочу пьяной танцевать, петь, смеяться и любить в день, когда его навсегда упокоят в склепе, потому что он, к счастью, уже никогда не сможет наслаждаться жизнью.
Даже привыкший ко всему на службе у этой женщины Рамино Харме, сын солнечной Иберии, видевший и слышавший многое в своей жизни, содрогнулся от таких слов.
    А женщина за дверью сидела, обхватив себя руками, и содрогалась от невыплаканных слез и запертых глубоко внутри рыданий. Семь лет назад она поклялась, что не будет плакать из-за Императора Всея Руннской Империи Александра XVIII, семь лет она держала свое слово. Семь лет, как много для вечности, как мало для человека. Она не плакала, когда он был жив, она не смеялась, когда он умер. Она разрыдалась.
    Когда Рамино вернулся, истерику могли выдать лишь покрасневшие глаза женщины и чересчур прямая спина дворянки. Элен уже взяла себя в руки, в голове немного прояснилось, но теперь вернулись другие призраки, те, которые мучили ее сегодня ночью. Смутные образы и голоса, отодвинутые на задний план приходом мальчишки, новостью, принесенной им, и их совместным безумием, вернулись и встали за спиной. А еще пришли слова:
    - Элен, остановись…
    При мысли о сестре, снова стало холодно и пусто. Мария тоже должна узнать о случившемся и не от какого-нибудь щеголеватого гвардейца из Николиных порученцев, а от того, кто знает – какую новость принес сантэссе Актавианок, и каким ударом это станет для нее. Приняв решение, девушка обернулась к ожидающему у дверей Рамино, который переминался с ноги на ногу, изображая один из предметов мебели.
    - Отнеси бутылку обратно, если сможешь с ней расстаться, и позови Мелиссу, я хочу принять ванну и одеться. У меня появилось срочное дело. Пить будем потом!
    - Принеси бутылку, отнеси бутылку… как будто я нанимался сюда трактирщиком… - Помощник отправился выполнять новое поручение, бормоча себе под нос что-то про «ветреных хозяек», «безумие», «тяжелую жизнь» и еще кучу каких-то глупостей. Элен лишь обреченно вздохнула – она питала слабость к ворчливым слугам, тем более, что она уже не слушала его. Мысленно девушка вернулась в прошлое, с которым ей сейчас предстояло столкнуться лицом к лицу.

1 день месяца Полотна. Обитель Актавианок. Утро.

    В Главном Храме Актавианской обители было тихо и сумрачно. Солнце утром не вышло из-за туч, и теперь серые лучи света едва-едва проникали внутрь через узкие витражные окна. Святая Актавия на мозаиках испачкала свое белоснежное платье, и оно было грязно-бурым. По лицу мученицы пробегали тени, становилось немного страшно, как будто дух из прошлого ожил и желает спросить со смертных за их грехи и провинности. Страшные гримасы из ночного сна то и дело появлялись в сознании девушки, склонившейся перед алтарем. И чем сильнее она старалась выкинуть их из головы, тем ярче становились воспоминания. Она переплетала пальцы и продолжала читать молитву – другого ей не оставалось. «Избави от Лукавого…» Воздух был затхлым и, казалось, что даже дышать сегодня тяжело. Мир, как будто, скорбит. Но, если печаль природы может быть искренней, то люди часто выдают ложные чувства за истинные.
    - К Вам гостья, Ваша Светлость. На исповедь. - Молодая сантисса Ирэна почтительно склонилась перед Главой своего ордена и выжидающе посмотрела на Марию из-под густых ресниц. Сантэсса закончила молитву, потом поднялась с колен и обернулась. Рассержена ли она нарушенным одиночеством или тем, что посмели прервать ее разговор с Богом – не понять. Лицо спокойно и бесстрастно, как всегда.
    - Проводите в мой кабинет, я сейчас буду. - Черные глаза проследили, как монахиня прошла по длинному коридору и скрылась за дверью, а потом закрылись. Девичья рука непроизвольно замерла у груди, выдавая волнение. Нехорошее предчувствие скользкой холодной гадюкой заползло под сердце и затаилось там. Как же не хотелось, чтобы ночные кошмары выползали на свет. Но все в воле Господней. Поправив подол белого платья, и откинув назад длинные темные волосы, Глава Ордена Актавианок прошла через маленькую дверцу, скрытую за ковром, изображавшим сцену убиения Актавии, и оказалась на узкой винтовой лестнице. Поднявшись по крутым ступеням, она оказалась в тупике. Женские пальчики коснулись стены, нашли нужный камень, и стена быстро исчезла, впуская хозяйку в ее кабинет. На звук, отодвинувшегося шкафа женщина в комнате резко обернулась. От этого движения с ее головы упал капюшон.
    Две пары одинаковых глаз уставились друг на друга в безмолвии. Первой заговорила Мария.
    - Я ждала тебя. Располагайся. – Она указала на пару кресел перед своим столом.
    Элен сбросила голубой плащ и опустилась в кресло, сложив на коленях руки. Ее прямая спина и поднятый подбородок, ее подчеркнутая яркой золотисто-голубой отделкой нарядного платья красота могли бы быть вызовом, если бы вторым человеком в комнате не была ее родная сестра, ее второе я, ее отражение. Вызывать здесь на поединок было некого. Мария подошла к столику в углу, взяла бокал и налила туда какой-то золотистой жидкости, которую предложила сестре.
    - Выпей, это тебе сейчас нужно, я, правда, не могу составить тебе компанию. Пост. – Пояснила она.
    Элен посмотрела на бокал, как будто ей предлагают выпить яд, но взяла и даже сделала пару глотков. Монастырское вино - выращенный заботливыми монахами виноград, собранный их благостными руками, золотистые ягоды, раздавленные их безгрешными ногами. Вино угодное самому Каспиану, носящее его имя – Каспианова слеза*.
    - Ты говоришь, что ждала меня? – Элен подняла глаза на Марию. – Зачем же безгрешной сантэссе понадобилась ее блудная сестра?
    - Я видела твой сон. – Мария подошла к своему креслу, но садиться не стала. – И я… я почувствовала то, что случилось после.
    - Наш сон. – Поправила куртизанка и сделала еще один маленький глоток. – Прости, ты не должна была этого узнать.
    - Я не могу закрыться от твоей боли, от твоих чувств. Они слишком сильные. Не могу оставить все их тебе. – Мария сама не подозревала - насколько красочную картину сейчас представляла. В лучах грязного света, льющихся через окна кабинета в белоснежном платье, с распущенными волосами и непроницаемым лицом – она была похожа на живое воплощение святой с картин, развешанных на стенах.
    - Прости, - повторила Элен, водя пальцем по краю бокала. Руки ее дрожали. – Но я пришла не поэтому. Вы здесь в обители закрыты от всего внешнего мира, здесь нет грязи и сплетен, нет шума города, нет ничего. Только покой и тишина. Как только я ступила за ворота монастыря… ну да ладно. Если будет угодно Господу, когда-нибудь моя дорога приведет меня сюда. – Мария внимательно слушала, не перебивая сестру. Ей хотелось бы рассказать Элен – каково это – жить здесь. Какой покой и тишина творятся в стенах обители Актавианок, как ты каждый день ждешь яда в еде, ножа в спину, удара из-за угла, как ты постоянно чувствуешь на себе взгляды, сотни глаз следят за каждым твоим шагом, ожидая, что ты оступишься и упадешь, разобьешься на каменных плитах, собьешься со слов на проповеди, допустишь любую хоть малейшую ошибку, не просто ожидая, страстно этого желая. -  А в мире иногда случаются забавные вещи. – Продолжала тем временем Элен. - Как, например, сегодня ночью.
    - И что же забавного произошло?
    Куртизанка подняла голову, и, глядя прямо в глаза сестры, сказала, обрушивая на ту небо:
    - Александр умер.
    Только на одно мгновение глаза сантэссы Марии широко распахнулись, показав, что она не каменное изваяние, а живой человек, но потом привычная маска вернулась на прекрасное, словно высеченное из гранита, лицо.
    - Интересные слухи ты принесла, Элени. – Глава ордена Актавианок слегка улыбнулась.
    - Это не слухи, Мари. Сплетнями полон город, но я узнала об этом от оруженосца Николы.
    - Как это случилось?
    Элен поднялась, поставила бокал на стол и направилась к двери, уже набрасывая плащ. Положив руку на каменную стену, она бросила:
    - Я ничего точно не знаю, но посчитала, что тебя заинтересуют такие новости. Скорее всего, к вам пришлют вестника из дворца – ты должна быть готова.
    - Теперь ты счастлива? Сбылись твои заветные мечты. – Бросила в спину Мария. – Никола свободен.
    Элен вздрогнула.
    - Да, теперь он свободен. Арестован по подозрению в убийстве того, чью проклятую жизнь охранял.
    - Ты все еще любишь его? – Вопрос, одновременно слетевший с их губ.
    Тишина и все такое же непроницаемое лицо у одной из сестер, тишина и опущенные плечи у второй.
    - Тогда почему вы до сих пор не вместе? – Мария смотрела на напряженную спину сестры.
    Плечи той опустились еще ниже, голова склонилась:
    - Мы вместе. – Элен вышла, оставив дверь открытой.
    Сантэсса Актавианок стояла, глядя на прямоугольник дверного проема, где за возведенной ее же руками прозрачной стеной, удалялась по коридору сестра, подметая пышными юбками и так чистый пол обители. Девушка не заметила, как ее рука сжала подлокотник кресла так сильно, что побелели костяшки пальцев. Глубоко вздохнув, она разжала ладонь и посмотрела на отметины острых углов, оставшиеся на нежной коже. Боли она не почувствовала. Подойдя к двери, она коснулась стены в том месте, где только что покоилась другая рука. Камни еще хранили человеческое тепло, но скоро его не станет, оно уйдет вслед за той, что подарила его холодным стенам. Мария вышла из кабинета на этот раз через обычную дверь, закрыла ее за собой и направилась в Храм Святой Актавии – молиться.

*Виноделие приносит немалый доход церкви. Изготавливается много разных вин, два основных сорта носят названия «Каспианова кровь» - красное и «Каспианова слеза» - белое. Стоят такие вина очень дорого. Пить их принято по различным церковным праздникам и во время обрядов.

1 число месяца Полотна. Рунн.

  Раздался мелодичный звон, и Черный герцог вступил в зал заседаний. Шум от множества спорящих голосов тотчас же утих, и все взгляды устремились на него. Из-за спины Черного герцога вынырнул канцлер, занявший свое место, а Этьен еще некоторое время стоял и оглядывал собравшихся. Наконец, сел и он, заняв свое место – по правую руку от Альфреда де Барна.
  - Господа, Вы все уже, наверное, слышали эту скорбную новость… - негромко сказал Альфред. – Император Александр XVI этой ночью скончался…
  - Что именно произошло? – спросил Поль де Эстэ.
  Альфред перевел взгляд на Этьена.
  - Император был найден мертвым в малом тронном зале при обходе стражи. В комнате следов борьбы нет, на теле повреждений тоже нет. Рядом с телом обнаружены осколки чаши, которую Александр видимо, выронил в момент смерти…
  - Ваши версии? – Поль скрестил руки на груди.
  - Смерть могла быть как естественной, так и вызванной внешними причинами… Сейчас этим занимаются врачи… - Черный герцог переводил взгляд с одного члена правительства на другого. Те поеживались и опускали глаза. – Я жду их ответа с минуту на минуту.
  Поль покачал головой.
  - Я спрашиваю о другом. Вы ПОДОЗРЕВАЕТЕ кого-то?
  - Да, – прямо ответил Этьен де Нортми. – Но я не могу назвать имя, сами понимаете. Мне нужны веские доказательства.
  - Я понимаю… - Поль откинулся на спинку кресла. – Что ж, Вам и карты в руки.
  - Но я так понимаю, что этой ситуацией, мы обязаны Вам, Ваша Светлость? – Анжель Аллон поднялся с другого конца стола. – Кто как не Вы должны были следить за безопасностью нашего Императора? Господа, можем ли мы быть уверены, что человек уже однажды оплошавший не ошибется еще раз? – Анжель прищурился. – Ваша Светлость, Вам не кажется, что вы не справляетесь с возложенными на Вас обязанностями?
  В зале зароптали.
  - Тише, тише… - Альфред взмахнул рукой, пресекая всякий шум. – Сядьте Анжель, Вы не разбираетесь в ситуации. Я лично видел доклады Этьена, он предупреждал Императора о возможной опасности. После смерти Первосвященника мы утроили стражу в Рунне. К сожалению, покойный Император не всегда с должным вниманием относился к собственной безопасности… как впрочем, и к остальным государственным делам. А вот насчет чего Вы должны быть в курсе, так это насчет того, что Этьен последние пять лет наполовину финансирует СИБ из собственной казны…
  Анжель пожал плечами.
  - Да, я в курсе. Что ж вопрос снят.
  - В таком случае я продолжу… - Этьен бросил мрачный взгляд на министра налогов. – Будьте уверены – отныне все внимание СИБ будет направленно на поиск виновных… Но перед нами сейчас стоит иная задача – Император умер, не оставив наследников, теперь государство возглавляет канцлер. До тех пор пока не будет найден новый Император…
  - Этьен, Вы уверены, что явных наследников нет? – спросил Леонард Фабер.
  - Да. – Черный герцог взглянул на Манфреда де Нубэ. – Главный судья, я хочу, чтобы Вы прокомментировали сложившуюся ситуацию.
  Манфред встал и, прокашлявшись, заявил:
  - Ситуация, признаться, и впрямь не имеющая аналогов… Совершенно ясно, что наследует ближайший родственник – мужского пола, а если такового нет, престол могла бы занять и женщина. Есть три права – право крови, право воли, и право чести… По праву крови престол занимает ближайший родственник, у которого наибольшая степень родства с покойным. По праву воли – наследник тот, кто указан в последней воле, конечно, если он родич умершего… По праву чести – наследником является ближайший родственник, в чьем происхождении нет изъянов, причем права женщины учитываются лишь после прав мужчины… Да, тут есть противоречие – новые законы принимались, а старые продолжали действовать… Но есть возможность вынести единственно верное решение – созвать Высокий Совет, состоящий из представителей благороднейших родов Империи, церковных иерархов, представителей купечества и ремесленников. Это собрание, выражающее волю народа, имеет права равные с правами Императоров, и оно должно своей волей утвердить наследника!
  - Согласен, – бросил Этьен де Нортми.
  - Согласен, - тотчас же отозвался канцлер, и за ним это повторил хор голосов.
  - Тогда принято. – Черный герцог встал. – Все согласны, что управление страной теперь поручается нашему канцлеру, вплоть до того момента, как будет коронован новый Император, которого, в свою очередь выберет Высокий Совет?
  - Возражений нет, – заметил де Фабер. – Что будет с Александром?
  - Церемониями у нас занимается Церковь… - заметил Черный Герцог. – Мы приняли решение объявить 50-дневный траур по усопшему… Этого времени должно хватить на то чтобы оплакать его, и для того чтобы члены Высокого Совета успели прибыть. Полагаю, канцелярия тотчас же займется составлением писем ко всем владыкам Империи…
  - Заседание объявляю оконченным. – Альфред ударил в небольшой гонг. - Господа, предлагаю немедленно заняться вашими непосредственными делами. Мне не надо объяснять вам, что теперь все лишь усложняется…
  Этьен встал из-за стола.
  - Всего хорошего, господа.
  Уже в коридоре его догнал Леонард де Фабер.
  - Герцог!
  - Слушаю Вас, – глава СИБ остановился, внимательно разглядывая лицо своего собеседника. Похоже, министр путей и сообщения был взволнован, напуган, растерян.
  - Даже не знаю, как Вам сказать. – Леонард замялся.
  - Лучше говорите все, как есть, – прямо сказал Черный  герцог. – Чистосердечное признание облегчает Вашу участь.
  - Дело совсем не в моей участи, – возразил министр. – Дело в моих дочках. Я слышал, Вы собираетесь допрашивать всех, кто в ту ночь находился на острове…
  - Совершенно верно, – ответил Этьен. – Там был и мой сын. Он тоже будет допрошен на общих основаниях. Правосудие слепо, Леонард, оно карает преступников независимо от чьих-то родственных связей, денег, заслуг и прочего. Я могу обещать Вам лишь одну вещь – справедливость. Виновные понесут наказание…
  Леонард как-то сразу сник.
  - Но, следует заметить, что у сестер Фабер отсутствовал какой-либо мотив… Их, вполне, устраивал Император и сложившееся положение, - продолжил Этьен. – Следовательно, маловероятно, что тут есть какая-то их вина…
  - Спасибо, – министр улыбнулся. – Вы меня успокоили…
  - Я выполняю свой долг, граф, – холодно заметил Черный Герцог. – Выполняйте Ваш, и все будет нормально.
  Он вышел из здания правительства и направился к Монтристиду по главной имперской дороге. Этьен много раз ходил этим путем, но сегодня что-то явно поменялось – в окружающей обстановке, людях, небе, деревьях и птицах. Да, Император умер, но он больше не узнавал привычный ему Рунн, это был другой город, город из его снов. Мимо Черного герцога пронеслась пара всадников, поднимая столбы пыли из под копыт. Герцог на секунду прикрыл глаза, чтобы в них не попал песок… А когда открыл…


  Пыль осела, и Этьен увидел отца, Робера, Эдвара и Филиппа. Ну, слава тебе Господи, а то он уже думал, что потерялся. Мальчик подбежал к улыбающимся братьям.
  - Опять заблудился Этьен? – Робер схватил его за руку.
  Младший Нортми кивнул. Он вместе с братьями и отцом, оставив маму, сестричку и маленького братика в замке, приехал две недели назад в Рунн, и теперь гулял по городу. Удивительно, они все время ходили по разным улицам, и Этьен никак не мог запомнить, как возвращаться в тот дом, в котором они остановились.
  - Этот город такой большой, совсем не такой как Тюрель… - сказал он.
  - Больше ровно в пятнадцать раз… - важно заметил Филипп. – Это очень древний город, ему свыше трех тысяч лет. Хочешь леденец?
    - Хочу, – сказал Этьен.
  Брат расплатился с продавцом и вручил младшему Нортми большого феникса на палочке.
  - Феникс – императорский герб, – снова заметил Филипп, любящий покрасоваться своими знаниями. Он означает то, что хотя Империя иногда проигрывала войны, но всякий раз находила силы – и возрождалась еще сильнее, чем прежде.
  – А, правда, что мы увидим Императора?
  - Увидим, – его отец подошел к ребятам. – Завтра будет большой праздник, день Святого Августа, а герцоги Морле и Люфур, наконец, решили заключить мир. Это правильно, страна уже устала от бесконечной борьбы… Запоминай это день Этьен, когда-нибудь будешь вспоминать о том, как это случилось. Будешь свидетелем грандиозных событий, навсегда поменявших историю…
  Этьен удивленно посмотрел на отца.
  - Разве ты не хочешь стать великим полководцем, и, наконец, победить жестокого герцога Морле?
  - Ну… - Черный герцог задумался. – Конечно, хотел бы. Это было бы справедливо, если бы Морле наконец ответил за все свои преступления. Но, выбирая между ним и миром, я выберу мир. Худой мир лучше хорошей войны, запомни это Этьен. Ведь мы сражаемся не за наши амбиции, жажду денег и славы, а за простых людей – за то чтобы они могли жить, сеять, собирать урожай… Понял?
  Этьен кивнул.
  - Да. Значит, будет мир?
  - Мир, – герцог Рене кивнул. – Завтра. А сегодня мы просто гуляем. Правда, красивый город?

     
  Раздался звон колокола, и Этьен вздрогнул. Ну и чего ты, старый дурак, застыл посреди улицы? Воспоминания замучили? Черный герцог еще раз обругал себя, и быстрым шагом направился к Монтристиду. Нужно кое-что узнать, а в тюрьме хранились и старые архивы.
  И все-таки он стар, уже слишком стар для этой работы. Предыдущий глава СИБ уже в эти годы передал все дела приемнику, а Этьен еще такового не подготовил. Питер – отличный исполнитель, но как руководитель никуда не годится. За таким нужен глаз, да глаз, вот и сегодня – какого дьявола нужно было сообщать Эдвару о том, что произошло во дворце? Племянник тоже глуп, но может еще подрастет, наберется ума.
  На плечо ему упала капля, и Черный герцог ускорил свой шаг. Тяжелые капли стали падать и тут и там, минута и по мостовым уже барабанил настоящий яростный весенний ливень.
  Уже изрядно вымокавши, он забежал в двери Монтристида.
  - Герцог? – у порога появился комендант.
  Этьен кивнул и оглянулся – ему показалось, что за стеной дождя что-то мелькнуло.

  И в самом деле, мелькнуло. Они вместе Робером бежали по заливаемой ливнем улице, а где-то впереди виднелись спины Эдвара и Филиппа. Этьен на мгновение остановился, чтобы смахнуть воду с лица, и вновь – Робер крепко схватил его за руку и помчался вперед. Мальчик еле успевал за ним. Наконец, они вбежали в том дом, в котором остановились на ночлег. Эдвар и Филипп уже хохотали, и к ним сразу присоединился Робер.
  - Это было здорово, – сказал старший брат.
  - И не говори, – покачал головой второй. – А в Нортми еще лежит снег.
  - Еще пара дней здесь, и я заскучаю по дому, – улыбнулся Филипп.
  - По дому, или по Марте? – ехидно спросил Эдвар.
  - Ах ты! – Филипп кинулся на него, и братья, захохотав, упали на пол.
  - Ладно, тихо! – сказал Робер, тоже еле сдерживая смех. – Я тоже скучаю – и по матери, и по Лауре и даже по маленькому Шарлю…
  По длинной лестнице ведущей в их комнаты, спускался отец с каким-то незнакомым Этьену человеком. У незнакомца были длинные черные усы, смеющиеся глаза и короткая бородка.
  - Дети, давно хотел вас познакомить. Это герцог Жером де Люфур, лучший из людей.
  - Ну, право. – Жером рассмеялся. – Рене, Вы меня перехваливаете, что обо мне подумают ваши сыновья? Что я хвастун?
  - Тем не менее, запомните дети – герцог де Люфур – великий человек, – отец взглянул на растерявшихся сыновей. – Жером, вот это Робер, вот это Эдвар, вот это Филипп, а вот этот маленький и серьезный… это Этьен.
  - Здравствуйте, герцог Жером. – тихо сказал Этьен де Нортми. – Рад, что познакомился с вами… Я много слышал о Вас.
  - Вот как? – Жером де Люфур усмехнулся. – Какие же сказки Вы рассказываете детям на ночь, Рене?
  - Весь Север говорит о доблести дома Люфуров. – заметил Черный Герцог. – А теперь давайте пройдем к столу…
  Дети, помыв руки, стали рассаживаться вдоль длинного обеденного стола. Герцог Люфур и отец уселись на противоположные концы.
  - Рене, как Вы думаете, можно ли доверять Мишелю де Морле?
  Отец задумался.
  - Я доверяю ему, – сказал он через какое-то время. – Равно как слову всякого дворянина. Или Вы о чем-то ином?
  - Нет, – быстро сказал Жером. – Но у меня есть некие подозрения…

  Этьен покачал головой.
  - Что вы говорите? – на него ожидая ответ, глядел Жак-Кристоф.
  - Ничего, – сказал Черный Герцог. – Забудьте. Сегодня у нас всех тяжелый день.
  - Да, я знаю. Император умер, – сказал комендант. – Вы совсем промокли герцог, пойдемте к камину, глотнете глинтвейна, а то не ровен час, заболеете. А вы нам нужны сейчас, ой как нужны.
  - Спасибо, – сказал Черный герцог, вешая промокший плащ и усаживаясь к камину. – Действительно, болеть совсем не хочется, поэтому буду премного благодарен. Я к вам не надолго, еще очень много дел на сегодня.
  - Момент. – Жак-Кристоф, как и все тюремщики был радетельным хозяином, заботившимся о своих гостях.  Он уже ловко накидал на подносик всяческой закуски, поставил котелок на огонь, зажег свечи, уселся напротив герцога в кресло.
  - Что ж, если у Вас, есть немного времени… то пока посидите здесь… Может быть, расскажите, кто убил Императора? Или это государственная тайна?
  - Совсем нет, – сказал Этьен. – Тайны нет, как нет и убийцы. Расследование ведется, результаты будут не скоро.
  - Но я слышал, уже есть арестованные? – осторожно сказал Жак-Кристоф.
  - Как быстро расходятся слухи… - заметил Черный герцог. – А ведь это действительно тайна. Да, один арестованный действительно есть, это мой сын.
  Тюремщик ошарашено замолчал. Этьен тоже ничего не говорил, он смотрел на пламя, горящее в камине…

  Пламя… Пламя рвалось к небесам. Словно безумный зверь, вырвавшийся из клетки, оно теперь пожирало все вокруг. Горели дома, деревья, люди, лошади…
  Испуганный и злой Робер держащий клинок в одной руке, а в другой рукав Этьена, бегал по улицам. Вокруг носились другие люди… Они тоже были напуганы и злы, а мальчик которого разбудили среди ночи, никак не мог понять, что происходит, куда делись отец и остальные братья.
  - Вставай, - сказал ему брат. – Просыпайся, надо идти!
  И тогда еще ничего, не понимая, он вскочил, оделся, и брат поволок его на улицу. В доме, похоже, никого не было. И теперь…
  - Они идут! – воскликнул кто-то. – Робер наконец отпустил рукав Этьена и стал заряжать свой пистолет.
  - Что происходит? – наконец спросил мальчишка. – Где все?
  Робер не ответил. С другого конца улицы, где в беспорядке были сложены бочки, груженые телеги и мешки с песком раздался шум – голоса и грохот. Брат подбежал к одному из стоящих там высоких людей с ружьем.
  - Кто это?
  - Морле и Иберо! Проклятые ублюдки, – человек сплюнул. – Клятвопреступники, предатели, они убили герцога Люфура!
  Этьен остановился как вкопанный. Неужели, герцог мертв? Но ведь он только несколько часов назад разговаривал с ним… Тем временем вдали уже были видны приближающиеся шеренги – воины в камзолах и с флагами, средь пожаров развевались гордый орел и крылатый змей…
  - Отомстим за Люфура! – заорал кто-то.
  Раздались первые выстрелы, кто-то закричав упал. Робер крикнул:
  - Стой здесь! – и кинулся вперед. Две стороны сошлись в рукопашной, и все смешалось. Пламя рвалось вверх, грохотали взрывы – похоже, где-то стреляли из пушек. Люди кричали и умирали. Этьен стоял, как вкопанный не в силах понять, и поверить в происходящее здесь… Робера было не видно, и через какое-то время хлынувшая назад толпа подхватила и понесла его. Люди убегали, а солдаты стреляли им в спины.… Наконец, он споткнулся и упал, его чуть не затоптали, но он отполз на край улицы, к домам, где и спрятался меж сломанных телег.
  Ему никогда еще не было так страшно. Он не понимал что происходит, почему и кто убил герцога Люфура, а солдаты сражаются с другими людьми. Робер куда-то делся, а братья с отцом так и не появились. Этьен боялся за них, боялся за себя, боялся всего…
  Его никто не замечал, а мимо скакали всадники… Когда, все вроде затихло, Этьен встал и пошел по улице… Везде, куда только доставал взгляд лежали мертвые люди… Вдали все еще громыхали выстрелы… Мальчик долго и бесцельно бродил по разрушенному городу, в котором еще где-то бушевал бой. Но это уже не был бой между двумя противоборствующими группировками… Он видел, как из домов помеченных белым крестом, солдаты вытаскивали и убивали людей, выносили имущество…
  Этьен осторожно подобрал один из оброненных кем-то пистолетов. К его счастью, на худенького мальчика в бедной одежке никто пока не обращал внимания. Оружие было очень тяжелым, когда он попробовал его поднять и нацелить на солдат, у него задрожали руки. Да он и не мог застрелить их всех! Он раньше никогда не стрелял в людей!
  Его внимание привлек женский крик. Солдаты вытащили какую-то девчушку из дома – но убивать не стали, они разодрали на ней одежды. Мальчик сжал зубы, он уже был достаточно большим, чтобы знать, что последует за ним. Он поудобнее взял пистолет обоими руками и выскочил на середину улицы.
  - Отпустите ее! – его голос был слишком тонок и  дрожал, но его услышали. Солдаты удивленно повернулись, а когда увидели – расхохотались.
  - Шел бы ты мальчик, – один из них сделал шаг к нему, но Этьен уже жал на курок. От выстрела у него зазвенело в ушах, отдача его швырнула на мостовую. Он хотел подняться, но внезапно раздался шум, с соседней улицы выскочил отряд кавалерии, и между ними и солдатами завязалась перестрелка.
  Нет, встать у него не получалось – кружилась голова. Он слишком сильно ударился затылком во время падения. Внезапно сильная рука подняла его, и забросила в седло, за другого всадника. Этьен открыл глаза, перед ним стоял отец. Впереди сидел улыбающийся Филипп.
  - Теперь я вижу, что он настоящий Нортми. – заметил брат.
  Отец был весь в гари, его камзол был разорван, по щеке текла струйка крови.
  - Что происходит? – спросил Этьен.
  - Герцог Морле предал нас, – мрачно сказал отец. – Ночью его солдаты взяли Рунн в кольцо, теперь он, вместе со своими союзниками истребляет всех откровенцев в городе. Он не смог победить нас в честном бою, и теперь…
  - Где Робер? – внезапно сорвавшимся голосом спросил мальчик. – Он был со мной, но мы расстались…
  Отец и Филипп опустили глаза.
  - Многие хорошие люди погибли в этот день, – глухим голосом сказал Черный герцог. – Убиты главы домов Конарэ и Штеймов… Детей Люфура убили у него на глазах!
  Этьен всхлипнул. Нет, он не хотел плакать, мужчина и Нортми не должен проявлять своих эмоций! Но все было так не справедливо, и это было уже не исправить! Робера и остальных не вернуть…
  Черный герцог еще раз вздохнул.
  - Мертвых не вернуть, но мы-то живы… Нам нужно прорываться из города. К сожалению, все пути перекрыты солдатами Морле, поэтому придется сражаться…
  - Мы ударим внезапно и сомнем их ряды! – яростно вскрикнул Филипп. – Они заплатят за смерть Робера!
  Черный герцог оглядел свой небольшой отряд.
  - Тогда с Господом!
  Всадники неспешной рысью двинулись к северным воротам. Там за ними уже земли Нортми, герцог Морле не посмеет следовать за ними. Мимо Этьена проносились горящие и разрушающиеся дома, обдававшие их искрами, лошади перепрыгивали через завалы… Этьен осторожно выглянул из-за спины брата… Они приближались к воротам.… А там…
  На башнях, вдоль ворот и почти везде, везде стояли стрелки. Очередная западня! Похоже, Морле учел все. Рене жестом остановил своих людей на позиции, до которой пули бы не доставали их.
  - Я герцог Рене де Нортми! – громко сказал он. – Именем Господа, пропустите нас с миром! Со мной раненные, дети и женщины! Мы всего лишь хотим покинуть Рунн!
  Стрелки молчали, не отвечали. Лошади переступали с ноги на ногу. Где-то еще вдали слышались пушечные выстрелы.
  Черный герцог еще раз вздохнул.
  - Этьен садись на отдельного коня, – и когда мальчик пересел, сказал. – Чтобы не случилось, не возвращайся и не оглядывайся назад!
  - Что происходит? – жалобно спросил Этьен. – Что Вы задумали…
  Герцог Рене не ответил, еще раз оглядел своих соратников. "К атаке" – запела труба, и цепь всадников, перейдя на галоп, поскакала к воротам. Стрелки лишь чуть промедлили, и в ту же секунду огонь из ружей смел половину отряда Черного герцога. Но те, кто остались живы, успели достичь ворот, и все в очередной раз смешалось в кровавом бою.
  Этьен чувствовал, как дрожит под ним его конь, слышал крики и выстрелы, но ничего не видел в облаках дыма. Внезапно кто-то схватил его коня под уздцы, и повел вперед, дым чуть-чуть рассеялся, и мальчик понял, что это его отец.
  - Этьен! – Черный герцог истекал кровью. – Ты должен выбраться из города! Здесь есть калитка, я выпушу тебя. Скачи в Тюрель, расскажи своей матери о том, что случилось здесь! Она знает что делать!
  - А ты? – Этьен жалобно посмотрел на него. – Почему ты не отправишься со мной? А братья?
  Герцог Рене улыбнулся.
  - Это наше право – самим решать, как и когда умирать! Мы ошиблись, когда поверили этому негодяю и потомку предателя. Никогда не верь, тем, кто предавал, Этьен! Помни что ты Нортми, теперь ты Черный герцог!
  - Я… - неуверенно сказал Этьен. – Отец!
  Но герцог Нортми его не слышал, он направил коня на очередной подбежавший отряд пехоты Морле. Те вопили проклятья, но ничего не могли сделать с конницей на близком расстоянии. Люди Рене могли продержаться достаточно долго, чтобы дать уйти одному человеку…
  Этьен сжал зубы, чтобы не заплакать и пришпорил коня. Он проехал узкий коридор в стене и вырвался на свободу… Прочь, прочь из Рунна…

  - Ваш сын… - повторил Жак-Кристоф. – И что вы собираетесь делать по этому поводу?
  - Ничего, – заметил Черный герцог. – Может быть его это чему-нибудь научит… Уж не думаете ли Вы, граф, что я воспользуюсь служебным положением и вытащу своего сынка из застенка? Вы меня не за того человека приняли… Разумеется, он пробудет там достаточное время, чтобы выяснить истину, если обстоятельства сложатся так, что дело будет не в его пользу – тем хуже для него…
  Жак-Кристоф замолк, уставившись куда-то в другую сторону.
  - Прошу простить меня, граф, – сдержано сказал Этьен. – Что-то мне не по себе сегодня… Тяжелый сегодня день… Давайте лучше займемся работой…
  Вместе они стали доставать тяжелые папки и искать в них нужные документы. Здесь хранились акты, которые издал еще первый Александр, и поэтому работу предстояло проделать титаническую… Но видимо Черному герцогу везло, он нашел кое-что подходящее достаточно быстро. Удачно, так как все равно нужно было идти, слишком много дел его ждало.
  Этьен вышел на улицу, к счастью дождь уже закончился, но по улицам гуляли порывы ледяного ветра… Ветер срывал плащи, валил с ног, завывал в узких улочках…

  Ветер. Он стоял на вершине одной из башен замка Нортми. Сегодня тяжелый день – хоронят его мать. Опять придется успокаивать Лауру и объяснять Шарлю куда делись все родители и все его братья. А потом – снова война.
  Этьен сложил руки на груди. Да, он уже научился называть себя герцогом Нортми в мыслях. Стоит подумать о том, что делать с Морле – говорят тот, снова собирает войска для похода на Нортми. Все-таки Мишель больше потерял, чем приобрел – симпатии всего Севера теперь на стороне откровенцев и их вождей. Но должна состоятся еще одна битва…
  Прошли серые дни, была глубокая осень. Да, его слушались многие, кто был взрослее, по слову нового Черного герцога собирались армии. У него были и помощники, были и боевые товарищи, готовые отдать за него жизнь. Наконец, две армии встретились. Позже эту битву назовут Тармидадской бойней. И в самом деле бойня… Рвались снаряды, обе стороны бросали на приступы невообразимое количество народу. Яростный граф Джейс Рунфайр со своей конницей творил чудеса. Этьен и сам руководил парой атак. Ночью к ним пришли парламентеры, оказалось что, Дома Морле больше не существовало – последний из их рода лежал в своей палатке с дырой в груди. Сражаться было не за что…
  Утром можно было бы продолжить бесполезный и бессмысленный бой, но Этьен с Джеймсом решили иначе.
  - Если мы победим, Этьен, у тебя есть шанс занять престол. Император бежал в Скифию…  - сказал Рунфайр.
  Но он отказался. Никогда Нортми не претендовали на престол, ведь в незапамятные времена они поклялись вечно служить александритам, а Нортми клятвы не нарушают. Более того, шансы на победу и у той и у другой стороны были равны, ведь тридцатипятилетняя война изрядно измотала обе стороны. Нет никакого смысла в том, чтобы его большее количество людей погибло, и поэтому следовало вернуть все на свои места – в первую очередь, Константина на трон. А место Нортми – в их землях…  И с оставшимися врагами нужно заключить мир. "Худой мир лучше хорошей войны", - говорил его отец. – "Ведь мы сражаемся не за наши амбиции, жажду денег и славы, а за простых людей – за то чтобы они могли жить, сеять, собирать урожай…"
  Да, мир был заключен… Церкви пришлось отказаться от претензий на Северные земли, и откровенцы получили равные с экклесиатами права. Император вернулся и занял свой трон, позже ему нашли жену-экклесиатку. Как впрочем, и ему самому – юная Гертруда Барна стала женой Черного Герцога…
  И он вернулся в Рунн…

  Этьен дошел до цитадели Нортми в Рунне, в тот момент когда багрово-алое светило коснулось земли… Он остановился на несколько минут, чтобы посмотреть как заходит солнце… Столько же времени прошло с тех пор, а воспоминания никак не покидают его…

2 число месяца Полотна. Экилон. Сивилианский монастырь.

    Скользко спотыкающиеся лучи свечи, несмело коснувшись серого камня, исчезли. Белые пальцы осторожно прикрыли трепещущий язычок пламени. На неестественно белой ладони заиграли прозрачные отблески огня, переливаясь странными, оранжево-алыми тенями. Огонек, прикрытый ладонью, очень быстро скользил над невидимым в темноте полом. Мимо кто-то прошмыгнул. Кто-то настолько маленький и противный, что ладошка, задрожав, перестала прикрывать робкое свечение и огонек медленно поднялся вверх, пытаясь осветить вязкую тьму. Раздался тихий шепот и вновь движение робкого огня. Быстро-быстро, скользя и едва держась, освещая то немногое, что хватало сил осветить, двигалось это призрачное существо. Оно успокоилось лишь когда за ней закрылась дверь собственной кельи – резким, оглушительным в тишине и темноте скрипом и быстрым выдохом, который загасил свечу…. Лианна стоит прижавшись к двери и пытаясь успокоить дыхание, но из груди так и рвутся судорожные всхлипы. Свеча выпала из дрожащих рук, а девушка, всхлипнув еще раз, прижала ладонь к губам: «Любой звук и меня найдут. И снова начнется эта мерзостная служба». Слезы привычно высохли на белоснежных щеках. Девушка быстро сжала ладони в молитвенном жесте и тут же скользнула от двери прочь, к своей постели. Как мышка юркнула она под одеяло, не раздеваясь и замирая. В монастыре царила призрачная тишина.

    Утро началось привычной молитвой и службой. Затем послушницы приводили в порядок мрачные, холодные залы собственной обители. Вытирая узорчатые окна, Лианна поймала себя на мысли, что среди причудливой резьбы, она находит знакомые буквы. Слова складывались сами собой и девушка понятия не имела что они значат, но продолжала изучающе скользить пальчиками, читая. Они были похожи на имена, но не святые. У святых не бывает таких загадочных и странно звучащих имен. Лианна попыталась произнести одно из них, но получился лишь странный, каркающий звук, гулким эхом ушедший ввысь.
    - Что ты делаешь, сестра? Какой богомерзкий звук! – тут же откликнулась Герта.
    - Да? – негромко и уточняюще спросила Лианна. – А мне так не показалось. Это имя написано тут. Или может обрывок слова.
    - Как может такое звучание нравится?
Лианна задумчиво провела ладонью по изрезанной плите, прошептав что-то неслышное.
    - Но это зависит от того как произнести, - негромко и упрямо продолжила она. – Например, можно произнести Каспиан….
Голосок пропел имя чистым, нежным звуком. И тут же – резкое:
    - Каспиан! – она помолчала, наблюдая за странно сжавшимися подругами, напевно продолжив: - Так и тут. Можно сказать – Кр….
    - Сестра Лианна, вас зовет пречистая Сти.
    Лианна вздрогнула, посмотрела в окно – до вечера было еще время, но ее уже звали. Молчаливый вопрос застыл на губах, а девушка торопливо шла в знакомую келью. Взгляд опущен и ладони рук спрятаны в широких рукавах одеяния. Войдя в келью, девушка смиренно застыла у дверей. А в голове обреченно сверкнула мысль: «Опять. Сейчас начнется».
    - О, моё бедное дитя….
    Лианна в удивлении вскинула желтые глаза. Лицо пречистой латы было искаженно неподдельным страхом и тревогой. Девушка поежилась и негромко спросила:
    - Что случилось, матушка?
    - Непослушная девочка! Я же наказывала звать меня Сусанной, когда мы находимся с глазу на глаз. Я очень расположена к тебе, дитя.
    - Да.
    - В эти дни постарайся не отходить от меня. Я лично присмотрю за тем, чтобы твои душа и…. тело были вне опасности. Шестнадцать лет назад, приняв тебя в этот святой храм, мы поклялись охранять тебя от мира и….
    Она еще что-то говорила, а Лианна, закрыв глаза представляла себя где-то далеко, среди опасностей или бурь, что неведомы здешнему, затхлому и скучному миру тишины, молитв и скрытой под одеяниями тайны, отдающей греховным вкусом запретного.

2 число месяца Полотна. Рунн. Особняк герцога Флавио.


        Я опять была с ним. Рядом и так далеко.. Неужели мне никогда не понять человека, дороже которого для меня нет? Тот вечер, когда он узнал о будущем ребенке был волшебным. Эстерад просидел у моих ног весь вечер, рассказывая чудные и забавные истории, от которых мне становилось то страшно, то смешно. Я передала ему известия из Флавио и сообщила, что скоро сюда приедет его отец. Кажется, он был рад, но.. Но я опять опасалась причинить боль моему мужу, понимая, что скорей всего сама не заслуживаю и не понимаю глубины его чувства ко мне..  Это свойственно женщинам - ждать и ждать любви. И не ценить, когда она есть и смотрит на тебя самыми нежными и ласковыми глазами. А чувства.. О, я обманываюсь в них. Этот странный дар, полученный и сдерживаемый столь долгое время.. Как я молила Спасителя забрать его у меня.. 
      Глупая слеза скользнула по щеке и упала на лист моей тетради. Когда-нибудь я буду смеяться перечитывая эти строки. Наверняка это лишь странности, присущие женщинам в моем состоянии. Мне будет смешны собственные переживания. Я люблю и любима..

      Женская головка покойно лежала на плече любимого, а ледяные пальцы пытались согреться, сжимаясь и разжимаясь, пока большая, мужская рука не взяла эти дрожащие пальчики, сжимая их и прижимая к губам. Женщина вздохнула, закрывая глаза и тихо улыбаясь темноте, окружившей ее со всех сторон.

      Какой тяжелый день.. Империя лишилась своего императора. Невольно я вспоминаю свои первые впечатления. Тогда я еще не вела дневник, поэтому сейчас отмечу лишь те смутные воспоминания. Они интересны мне, ведь возможно кого-то я встречу и сейчас. Уверена, что очень многих..

      Блистательность. Да это, пожалуй, единственное подходящее слово. Столь открытого и яркого в своей ослепительной блистательности двора нет ни у кого в империи. Огромные часы, что встречают каждого у ворот дворца - отмеряют время, которое будет выделено для этого ослепляющего воздействия на разум, чувства, сознание. Меня предупреждали о том, чтобы я была осторожна. Здесь легко потерять осторожность, слишком завораживающее зрелище предстает перед глазами. Сначала лица кажутся на удивление похожими: блистательно красивыми.. И лишь потом, я начала понимать, что каждый человек не похож на другого. Как много оттенков у красоты. Удивительных, ярких, как грани одного алмаза.. Этот странный холодный камень.. Почему я его вспомнила? Но вернусь к воспоминаниям о том дне. Если бы не муж, я бы растерялась. Надежная рука моего Эстерада, помогла мне идти твердо.. И я опять рассматривала тех, кто присутствовал на этом большом приеме. Первое место по красоте и великолепию можно отдать императорской чете. Но как много людей их разделяет.. Я поразилась, что его императорское величество так мало уделяет внимание своей ослепительной жене. Эрмина Иберо.. Я лишь слышала до этого дня о ней. И была поражена увиденным. Не даром говорил отец: один раз увидев, ты поймешь все, моя девочка.

      Я осматривалась, опираясь на руку мужа. Страд тихо говорил мне на ухо, показывая то одного, то другого знакомца в этой блистательной толпе. Он привлек мое внимание к двум своим сокурсникам. Эти юноши учились с ним вместе. И опять я поразилась насколько непохожих людей сводит порой вместе судьба. Эстерад - яркий, порывистый, насмешливый.. И Виктуар Барна - задумчивый, спокойный и высокомерный.. Да, это было первое впечатление, да простит меня Спаситель.. Присмотревшись я поняла, что оно верное, насколько может быть верным знакомство через один взгляд. Меня бросало в дрожь при столь пристальном, оценивающим взоре, которым охватывал общество этот молодой наследник. Никола Нортми - блистательный капитан гвардейцев. Один из тех, который как никто соответствует этому странному слову - блистательный.. На миг я закрыла глаза, мне показалось или этот блеск мог ослепить? Показалось.. Улыбаюсь своим мыслям, потому что встретив взгляд маркиза Нортми я могла с уверенностью сказать, что столь точными, выверенными дозами блеска не ослепить. Я была благодарна ему за это. И без того я достаточно растерялась среди этих людей.
      Когда начались танцы, мне впервые стало необычайно легко. Не могу скрывать от себя самой, что танцуя я забываю обо всем на свете, кроме музыки и плавных движений. С Эстерадом это легко вдвойне, он такой удивительно чуткий танцор. И постоянно старается сказать что-то забавное. Наверное, я невнимательная слушательница, потому что просто слыша его голос - иногда теряю слова, которые мне говорят. Мне надо научится его слушать, а не только.. О, да спасет меня сила пречистая.. Как порой хочется ответного тепла, а не только внимательной заботы.. Но, мне грешно жаловаться, я счастлива. Остальное придет, я уверена. Просто надо подождать...
      В танцах нет равных Ее Величеству, она блистательно танцует и уверена, что тоже забывая обо всем наслаждается музыкой и гармонией в танце. Впрочем, это зависит и от того, кто тебя ведет.. Как же мне хотелось танцевать еще и еще.. Его Императорское Величество наверняка заметил это нетерпение и пригласил меня на очередной тур танца. Когда его руки, обняв меня, кружили, поднимая над землей - меня охватывал страх. Безотчетный и совершенно беспочвенный. Почему-то казалось, что я уже не встану на землю.. Должно быть я смутилась, потому что Александр заметив, улыбнулся и лично налил мне бокал вина.. Но в этот миг подошел мой второй отец - Евгений и попросил у меня этот бокал. Я с радостью отдала его, потому что голова уже кружилась от внимания столь различных людей.. Я предпочла стакан воды, который мне протянула очень красивая, рыжеволосая фрейлина - Сандра дэ Ла Прад. Северянка.. весьма необычная внешность для жительницы севера. Сердце охватила грусть, когда я подумала о сестре и ее печальной участи. Возможно, лишь отражение мелькнуло для меня в зеленых глазах этой милой фрейлины. Мы обменялись парой слов, но ее уже нарасхват приглашали на следующий танец.. Я не могла ни улыбнутся тому, как она задорно ответила двум или трем поклонникам и полетела танцевать...
      Да.. Танцы. Теперь мы не скоро сможем танцевать. Великий траур объявлен по всей империи. О, Спаситель, как же плохо я думаю, мечтая еще раз покружится в танце.. Потом мне будет не до этого. Пока я еще не чувствую, но скоро будет заметно это удивительно чудо - будущий ребенок, который так постепенно появится на этот свет.. Я уже люблю тебя, малыш мой.

      Туманное утро заглянуло в большие глаза нежная голубизна которых улыбалась этому дню, озаряя его вопреки всему солнечной ясностью. Сидящая у окна женщина прекрасно знала что она несет в этом мир, знала как ей это дорого и бесконечно берегла то немногое, что грело ее сердце, согреваемое любовью к единственному и неповторимому человеку в ее жизни. Рука вновь коснулась пера, обмакивая его в чернильницу и выводя на страницах следующие слова:

      И я люблю твоего отца, малыш.

2 числа месяца Полотна.
Скифия. Вышеград.

   Дорожка в Вышеград серебрилась неярким лунным светом, темный лес по сторонам проносился мимо, пытаясь своими ветвями зацепить ее за шубку. Кони, яростно дыша, неслись по дороге, увлекая сани вслед за собой…
   Катрин зевнула, и еще раз рукой нащупала документы, которые она забрала у Альбера Бруа, гениального математика, сумевшего разрешить одну из вековечных проблем, над которой бились еще древние философы. Она даже немного завидовала ему – но наука это мужское занятие, и ей самой бы никогда не дали возможности сделать такое открытие. Вероятно, это было справедливо, ведь у нее было кое-что совершенно другое. Возможность путешествовать, участвовать в самых различных приключениях, заговорах и интригах…
   Наконец, она уснула, убаюканная тряской, а когда проснулась, они уже вьежали в Вышеград – вокруг виднелись купола церквей и резные коньки на крышах домов.
   - Скифия… - задумчиво сказала Катрин. Чудная страна, не похожая на все остальные. Здесь все иначе. Если дома в Рунне строят из камня, то тут предпочитают дерево. Если в западных странах холодной считается погода, когда идет снег, то тут лишь тогда когда на улицу и выйти нельзя… Чудная страна, диковинные обычаи…
   Они остановились перед самым высоким и красивым зданием, и Катрин спрыгнув с саней, рассмеявшись взбежала по крыльцу.
   - Здравствуйте сударыня, – один из скифских солдат, которых здесь называли "стрельцами", встретил ее и отвел в сторонку. В прихожей дворца князя толпилось куча народу, все важные и с бородами. Они о чем-то жарко спорили, чуть ли не ругались.
   - Бояре… - вздохнул стрелец, поймав ее взгляд. – Я так понимаю, Вы от герцога де Нортми?
   - Да, – быстро сказал Катрин. – У меня есть грамота. Я, в самом деле, прибыла в эту страну по поручению герцога де Нортми. Мне пришлось отправиться в путь, преследуя беглого преступника, который скрывался от правосудия, кроме того, присвоил кое-какие вещи ему не принадлежавшие… Я нашла его, и теперь возвращаюсь в Рунн…
   - Интересная история… - задумчиво сказал скиф, увлекая ее по длинному коридору. – А теперь Вы хотите увидеть князя?
   - Да. – Картин кивнула. – Это было бы кстати…
   - Что ж. Вы увидите князя, – с ударением на слово "увидите", произнес стрелец. – И, собственно говоря, мы уже пришли… Скажу сразу – ничему не удивляйтесь…
   Они оказались перед окованной железом дверью… Солдат толкнул ее, и они вошли в просторную, но слабо освещенную комнату, дальние стены которой тонули во тьме.
   - Добро пожаловать! – раздался голос из темноты. Катрин пошла вперед, ориентируясь по звуку. – Подождите, сейчас я зажгу свечу… - продолжил голос. Раздался треск кремниевого огнива, и в трех шагах от нее вспыхнул огонек. Она увидела огромную кровать и лежащего на ней человека, укрытого множеством одеял. Рядом с ним на стуле сидел другой, бородатый, высокий и блестящими хитрыми глазами и ехидной усмешкой.
   - Князь… - стрелец показал на лежащего человека.
   - Он… жив? – тихо спросила Картин.
   - Князь тяжело болен! – сказал бородатый. – Но Вы можете поговорить со мной. Мое имя – Георгий, Георгий Беспутин… - он наклонился и поцеловал ее руку.
   - Меня зовут Картин де Тюрель. – сказала ошарашенная девушка. – Я прибыла…
   - По повелению герцога Этьен де Нортми. - закончил Беспутин. – Я знаю, я все знаю… Не думайте, что до нас не доходят новости из центра Империи… Скифия великая страна, и у нее великое будущее… Можно я буду называть Вас Катей? – неожиданно спросил он.
   - Можно… Я бы хотела поговорить с князем… - она растерянно перевела взор на кровать.
   - Вы можете поговорить со мной! – еще раз повторил Беспутин. – Князь доверяет мне… Думаю, мы сможем обсудить все интересующие нас вопросы за обедом! Ярослав! – он обратился к стрельцу. – Прикажи приготовить нам обед! Наша гостья заслуживает самого лучшего!
   Солдат удалился. Катрин растерянно поглядела на Беспутина.
   - Садитесь! – Георгий указал на большой стол со скамьями.
   Девушка, рассеяно кивнув, уселась, не переставая удивляться. Ну что ж, если у них тут такие порядки, делать нечего, придется разговаривать с Беспутиным…
   - Прежде всего… - Картин извлекла из мешка свои бумаги. – Прежде всего, я хочу поговорить о ваших мятежниках, так называемом "Обществе Даниила Ижорского"…
   Георгий Беспутин поморщился.
   - О да, это настоящая боль, головная боль! В самом деле, с этим что-то давно пора делать… У нас очень большая страна, необъятные просторы которой обладают странным влиянием на людей. Мы сами не знаем чего хотим, и ты, Катя, вряд ли нас поймешь. Мы скифы, дикие люди… Хотя Флавио и смогли нас привязать к Империи, все же – мы сами по себе.
   Катрин криво улыбнулась.
   - Очень интересно, конечно, – вежливо сказала она. – Но меня интересуют конкретные меры. Я слышала, один из наших людей был убит недавно. Что вы собираетесь предпринять по этому поводу?
   - Убит? – переспросил Георгий. – Наверное, по этому поводу тебе лучше поговорить с Гусевым, он у нас занимается этими делами…
   - Хорошо. Я так и сделаю, – сказала Катрин, подумав, что от Беспутина она мало чего добьется. – Красивый у вас город, – сказала она, просто так, чтобы чем-то занять "советника князя". Можно было, и уйти, но это было бы совершенно не вежливо, а портить отношения со Скифиским правящим домом ей решительно не хотелось. Кроме того, ей начинал чем-то нравится этот таинственный человек. В нем было что-то необычное, гипнотическое… Она заворожено смотрела за его жестами, улыбкой, словами….
    - В самом деле? – спросил Беспутин. – Рад, что ты так считаешь! Мне тоже нравится, гораздо больше, чем Аластор, к примеру.
   - Вы были в Аласторе? – спросила Катрин.
   - Был, был… - рассмеялся Георгий. – Я был везде, где есть истинноверующие. Когда-то я исходил почти все эти края – хотел увидеть все своими глазами… Не был только в землях екклесиатов, братьев наших, – тут он улыбнулся. – Ты конечно, екклисиатка?
   - Нет, – покачала головой Картин. – Я родилась в землях Нортми, а там почти все откровенцы. Так что я не экклесиатка, но тоже верю в Каспиана.
   - Хорошо. Хорошо! – рассмеялся Беспутин, и тут стали вносить обещанные яства. Катрин была в изумлении, еще ни в каком гостеприимном доме ее не стремились так угощать. Посланцев Этьена боялись, стремились задобрить… а тут… ей пришла в голову мысль, что Георгий хочет ее закормить до смерти. Надо было уходить, но ни ноги, ни голова ее не слушались, она, словно себя не контролировала.
   - Вы кушайте, кушайте… - Георгий схватил одну из принесенных бутылей, и налил ей чего-то в стакан.
   - Да куда уж столько кушать, – девушка с ужасом рассматривала огромный стоящий перед ней чан с молоком. В молоке что-то плавало. – Что это?
   - Это еда по-скифски! – претенциозно воскликнул Беспутин. – Ешь и пей, Катя. Ты должна запомнить скифское гостеприимство. Мы тут живем с широкой душой, и нам ничего не жалко для дорогих гостей!
   Ей ничего не оставалось, как попробовать. В самом деле, было довольно вкусно. Она смущенно улыбнулась и сделала большой глоток из кубка предложенного ей. И тут же пожалела об этом. Из глаз брызнули слезы, она закашляла, и, подумав, что ее пытаются отравить, схватила нож и приставила его к горлу Георигия. Тот засмеялся.
   - Что это за гадость? – спросила она.
   - Это всего лишь водка. – Беспутин поднял опрокинутый кубок, и наполнил его снова. – Ты многое потеряла, если ее никогда не пробовала…
   Катрин убрала нож. В голове шумело.
   - Вот еще… - сказала она. – Предпочитаю вино…
   - Вино! – Георгий скривился. – От вина только голова по утрам болит. Водка – вот что пьют в Скифии! Водка – это мать земли скифской! У нас пьют ее – утром, днем и вечером, пьют взрослые и дети малые, пьют богатые и бедные! И пока они ее пьют – земля Скифская во век будет стоять! – закончил он торжественным голосом.
   - Рада за Вас, – сказала Катрин. – Но все же в следующий раз предупреждайте, чего Вы наливаете мне…
   Беспутин не ответив, достал какой-то странный музыкальный инструмент, немного напоминающий гитару, и что-то на нем затренькал жалостливое-жалостливое… Катрин продолжала поглощать содержимое чана – за все время путешествий она прилично проголодалась, а впереди была еще долгая дорога. До конца месяца она рассчитывала вернуться в Рунн. От чего-то ей стало очень грустно и одиноко. Опять вспомнился Альбер. Все-таки они неплохо проводили время вместе, пока он не сбежал. Мог бы и предупредить… но тогда бы он не сумел бы покинуть столицу, его бы схватили раньше… Этьен ни за что не отступился бы от добычи…
   Теперь она думала о Черном Герцоге. Да, он заменил ей пьяницу-отца, но она частенько отводила ему совсем иную роль… Как жаль, что Нортми так верны своим женам…
   Таинственная водка быстро исчезала, а Беспутин так же быстро наполнял ее, как впрочем, и свою чашу. Когда Катрин опомнилась, и, ужаснувшись, отказалась от очередного бокала, ей с трудом удалось встать. Надо было уходить! Нет, бежать! Это все слишком странно и необычно! Как она могла, она же – опытный агент СИБ, прошедший сквозь огонь и воду. 
   - К-кажется, я н-немного… - она рассмеялась. – Н-немного…
   - Немного перепила? – спросил Беспутин на удивление ровным и спокойным голосом.
   - А ведь он трезв, причем абсолютно, – с ужасом подумала Катрин. – Д-да. – кивнула она.
   - Я думаю тебе лучше уснуть… уснуть… уснуть… - он словно пел, и тут мир для нее перестал существовать. В глазах потемнело, ноги подогнулись, и она упала.

Фортада, Ресталья.
2 день месяца Полотна. Вторник.

Легче пройти все круги ада, нежели проснутся утром после хмельной ночи. Впрочем уже далеко не утро. Сколько же я проспал. Солнце в зените. Полдень. Голова будто чужая. Земное притяжение словно усилилось. И нет ничего приятней, нежели утолить чудовищную утреннюю жажду.

Рауль усилием воли встал с кровати, подошел к столу и залпом опорожнил кувшин, наполненный легким вином.

Боже, какой беспорядок. Впрочем и в голове царит полнейший хаос. Будет работа слугам.

Теперь просто необходимо умыться колодезной водой. Рауль натянул сорочку и шатающейся походкой направился к двери и чуть не столкнулся с буквально влетевшим в нее Клодом. Лейтенант , в отличии от майора, был свеж, бодр и гладко выбрит.

Лукавый побери, как ему это удается. Ведь вчера он был пьян пуще моего.

-Рауль, хорошо, что ты уже встал. Сумасшедшая новость. Вся Ресталья гудит как пчелиный рой. Император умер!
Если де Триста полагал, что у Рауля эта новость вызовет какие-то эмоции, то он ошибался.
Граф мгновенно протрезвел, мысли прояснились.
-Как это произошло? Ведь Александр был молод и здоров. Убийство?
-Пока мало что известно. Зато понятно одно- нам как можно быстрее нужно попасть в Рунн. Представляешь что там сейчас происходит, а мы прозябаем в провинции.

Действительно ошеломляющая новость. Чего не ожидал - свершилось. Клод прав, отсиживаться в Фортаде нет смысла.

- Алонсо ведь тоже направится в Рунн. Поедем с ним.- задумчиво произнес Рауль.
-Нет, ждать нельзя. Я уже договорился с капитаном Серебряной Стрелы. Он обещает, что при попутном ветре мы за неделю доберемся.  Выплываем сегодня же, прошу тебя. Быстрее шхуны мы не найдем. Решайся, Рауль.

Никогда не поймешь по его глазам, что у него на уме. То ли он смеется, то ли насмехается, толи грустит. А иногда от его взгляда становится просто жутко. Как сейчас Лицо оставалось прежним, та же вечная улыбка. Но глаза! Черные как смоль глаза. Они всегда разные. Впрочем Клод прав.

-Ты прав. Я одеваюсь и иду к Корресу. Выплываем сегодня. – Клод улыбнулся и вышел.
-Клод, не забудь про лошадей. – крикнул вдогонку Рауль.
-Конечно. Неужели ты думал, что я забуду. - из коридора донесся голос Клода.

Коррес в честь праздника подарил коня. Настоящего, боевого, гвардейского. От него просто веяло силой, мощью. Генерал сам большой знаток лошадей и знает, что подарить настоящему кавалеристу, как сразить его наповал. А фортадские скакуны одни из лучших в мире. Клянусь, по прибытии в Рунн сделать ответный подарок.

2 число месяца Полотна.
Рунн. Шенбрунн.

   Когда он проснулся, голова жутко болела, так как она и болит после продолжительной попойки… Да, он уснул прислонившись спиной к стене…Конрад встал. Похоже прошел день или около того…
   Герцог рассмеялся и не узнал свой голос – охрипший, с какими-то странными, доселе не известными нотками. Да, он изменился… Александр мертв и надо жить дальше… Если он сопьется в какой-нибудь глуши, это только сыграет на руку Этьену и возможным убийцам!
   Прежде всего – умыться… Затем – кава, новый камзол и штаны… Надо обдумать дальнейший план действий. Нет, пусть Черный герцог даже не думает, он гораздо умнее его пустоголового сынка, и этого болвана, сына маршала… В конце-то концов, в семье Нортми его мать была самой умной – только умерла рано.
   Конрад не спешно привел себя в порядок… За окном стоял ясный день, а в его задумку входил лишь вечерний визит. Надо выбрать того, кто имеет меньше всего мотивов для убийства…
   И это, разумеется, были ненаглядные вдовушки… Сестрицы Фабер, известные на всю Империю отравительницы… Но в данном случае, Конрад знал это, подозревать их было невозможно… Дело в том, что женушки и траванули своих мужей, чтобы вернутся в Рунн, под бочок к Императору… Конечно, они могли воспользоваться своими "навыками", но зачем?
   Вариантов по любому было много…
   Конрад плеснул вина в свой кава, залпом выпил, поморщился – напиток получился слишком горячий… Быстро накинул чистую одежду, внимательно осмотрел свою внешность в одном из уцелевших зеркал, и вышел из покоев, насвистывая незайтеливую мелодию…
   К счастью для окружающих, его никто не пытался остановить… Видимо Этьен все-таки решил ему поверить на слово. Ну что же, тем лучше… Покои сестричек располагались практически в другом конце громадного Шенбруннского комплекса дворцов… Конрад не спешил – так и Возмездие никогда не спешит, чтобы свершить над виновными праведный суд…
   Он вошел в зал, где огромная толпа спорила о чем-то. Парочка фраз заставила его остановится.
   - Это вас не касается, милейшие! – Конрад вытащил шпагу. – Лучше идите домой, продолжайте жить своей мерзкой, бесполезной жизнью! Жуйте, напивайтесь, занимайтесь развратом! Но не пытайтесь употреблять содержание своих голов по предназначению – такая попытка изначально обречена на провал!
   Он быстрым шагом прошел через залу, толкнув стоящую на его пути парочку – юноша, потеряв равновесие, растянулся на полу, девчонка, завизжав, врезалась в столик, уставленный едой, и, конечно, перевернула его на себя. Герцог довольно улыбнулся и пинком распахнул дверь.
   Еще парочка длиннющих коридоров и показались двери покоев сестричек. Конрад не утруждая себя стуком, распахнул двери. Так он и думал – обе девицы здесь. Весьма благочестиво – черный бархат, должный символизировать траур. Как бы заплаканные лица, а на самом деле – испуганные. Еще бы – что теперь будет… Небось уже представляют, как они возвращаются в свои дальние края, в неотапливаемые замки…
   - Я пришел! – словно божий посланец возвестил Конрад де Конарэ.
   Камилла тут же поджала губы.
   - Только такой человек как Вы, Конрад, могли заявиться столь неподобающим образом в столь горестный час…
   - Да, – согласился Синий Герцог. – Вполне неподобающее, но вполне соответствует месту и лицам, которых я решил навестить… И впредь – никаких Конрадов. Только Ваша Светлость, баронесса… - прошипел он.
   - О, Ваша Светлость, и зачем же Вы нас решили навестить? – захлопала глазками Марианна.
   Конрад сел на диван.
   - Разумеется, узнать, зачем таким шлюхам как вы, понадобилось убивать Императора, разве это не ясно? – произнес он с расстановкой.   
   Сестрицы вспыхнули.
   - Да как Вы смеете… - начала Марианна, но Камилла остановила ее жестом: - Ваша Светлость, почему Вы думаете, что мы убили Императора?
   Конрад обвел комнату глазами, и, промедлив, произнес:
   - Вот и я думаю, почему вы его убили…
   Сестры замолчали… Конрад тоже молчал. Наконец, Марианна кашлянула. Камилла тут же оживилась.
   - Я так понимаю, что Вы просто шутите, Ваша Светлость?
   - Если бы… - Конрад зевнул. – Намерения шутить у меня не было… Учтите, если вы не расскажите мне все – это значит, что теперь вами займется СИБ. Вас будут пытать!
   Сестры переглянулись.
   - О, Ваша Светлость, поверьте, мы не убивали Императора…
   Конрад еще раз внимательно посмотрел на них. Врут, не врут? Сеятель знает, это только проклятый Этьен умеет узнавать всю правду лишь взглянув не человека… Ладно…
   - Может, тогда вы знаете что-нибудь о других? О Императрице, о Сандре… - Синий Герцог поморщился. – О Николе?
   Сестры опять переглянулись.
   - О капитане Николе де Нортми? – уточнила Камилла.
   - Да, о нем… - Конрад зевнул. – Как будто у нас полно Никол… И одного хватает, даже слишком…
   Ему начинала наскучивать это бесполезная беседа. Сразу можно было понять, что истины он тут не получит, лишь только потратит зря свое время. Ну и что могут знать эти дуры?
   - Мы думаем капитан и убил его… - тихо сказала Марианна.
   - С чего вы взяли? – спросил Конрад. – Почему капитан?
   - У него больше всего мотивов… - заметила Камилла. – Кроме того, я слышала… Слышала, он говорил что-то про скорую смерть…
   Конрад задумался. Неужто, ему придется выполнить обещание данное Этьену? Если Никола и, правда, виновен в смерти Императора, то его не спасут никакие родственные связи…
   - Ха, – сказал, наконец, Конрад. – Что вы можете знать? Ладно, прощайте дамы… Когда вас наконец вышвырнут вон из этого славного города, обещаю стоять на причале, громко рыдать, посылать воздушные поцелуи и махать платочком… - и он вышел.

2 месяца Полотна. Рунн, Шенбруннский дворец.


        Умение проворачивать действия с просто огромными числами в уме, и в уме же, забавы ради, выстраивать многоходовки на всякий случай, здорово экономит время. Времени всегда мало, когда живешь на полном дыхании.
        Дожидаясь приема у Этьена де Нортми, Жорес дружелюбно улыбался, вел вежливые разговоры, и одновременно высчитывал, к какому сроку новый корабль окупит свою цену. Получалось неплохо – и там, и там.
        Мимо с донельзя деловыми лицами сновали придворные. Весь дворец, казалось, от чердаков и до подвалов был заполнен сибовцами. Этьен не дает отдохнуть себе, что уж говорить об остальных. Жорес вспомнил, как Крис вчера заявил что-то об «историческом моменте» и хмыкнул. Про себя, конечно. Расклад и вправду получается интересный. Жаль только, что претендентов почти нет, а из тех, что есть, выбирать не хочется.
        Слухи размножались со страшной скоростью. Никола Нортми под стражей, если уж герцог родного сына не пожалел, ох господа, что будет… Забавно, как в эти самые «исторические моменты» самый последний слуга мнит, что именно благодаря ему все и вертится. Пять минут потолкайся среди толпы, и будешь знать все, что нужно.
        - Господин министр, прошу, - он прошел за секретарем в кабинет. Повинуясь кивку Этьена, сел и принялся ждать, когда тот закончит свои дела. Они давно знакомы и оба знают, когда уместны церемонии, а когда можно обойтись без них.
        Жорес посмотрел на изучавшего какую-то бумагу Этьена де Нортми. Черный Герцог из тех людей, что живут и дышат благодаря своей чести. Отними у такого убежденность в своей правоте, и он сразу же обвиснет балаганной куклой, из которой вытащили все ее штыречки. Впрочем, отнять не то что эту веру, а что-нибудь попроще – тоже задачка еще та. Хвала Каспиану, он, Жорес, ничего отнимать не собирается. Только давать и просить.
Пока.
        Этьен наконец оторвался от бумаг:
        - Жорес, у меня мало времени.
        - Я все понимаю, герцог. У меня очень мало просьб.
        - Я слушаю, - Этьен на мгновение утомленно прикрыл глаза. Он знает, что Жорес Фьер, когда необходимо, способен говорить кратко и по делу.
        - Я слышал, что Вы хотите на время отправить дочь и племянницу из города, - Этьен бросил на него быстрый взгляд, и Жорес улыбнулся с обезоруживающей искренностью: да, уже знаю. – Если это возможно, я бы хотел, чтобы к ним присоединились мои дочери.
        - Вы правильно рассудили. Вместе им будет лучше. Я сообщу о времени отъезда.
        - Благодарю Вас. Что же, - Жорес поднялся, - я пойду. У Вас и без того хлопот много. Умный человек уходит за секунду до того, как станет ясно, что он – лишний, не так ли?
        - Если бы Вы были лишним, я бы сказал, не сомневайтесь. – Герцог Нортми иногда совершенно неожиданно проявлял просто убийственную иронию. – Вы приходили только за этим?
        - Пожалуй… да. Зачем повторять, что Вы можете быть уверены в моей преданности, если такое стоит говорить только один раз?
        Этьен испытующе посмотрел на него и медленно кивнул. Жорес только что заявил, что готов поддерживать Нортми. А денег, как и ума, мало никогда не бывает. Иногда стоит сыграть в открытую, и выгода от подобной игры превысит все возможные расходы.
      - Увидимся на Высоком Совете, герцог. – Жорес задержался у дверей, будто только что вспомнив что-то, и сокрушенно покачал головой, - Не лежит у меня сердце ни к одному из претендентов. Какое огорчение, что больше и найти-то некого!

        У дома к нему прицепился какой-то довольно потрепанный парень.
        - Господин барон!
        Мартин, здоровый слуга, везде его сопровождавший, вопросительно посмотрел на патрона: прогнать или оставить? Жорес покачал головой и шагнул навстречу.
      - Кто вы такой?
      - От Санчики я. Племянник ее. – бродяжник заискивающе улыбнулся.
        Потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить. Санчика была служанкой в доме, ушла лет десять назад. Старая уже была, и выпивать стала. Сказала, что поселится у племянницы. Денег ей на прощание заплатили столько, что хватило бы завести собственное дело. Похоже, все ушло на выпивку.
        А уволить ее пришлось… Жорес нахмурился. Тогда она едва не довела Каэтану до истерики. А до того все носилась с Лией, как с величайшим сокровищем. Вот «сокровище» и решила, что ей все можно…
        Воспоминания симпатии к оборванцу не прибавили. Почувствовав, что здесь ему не рады, тот заговорил быстрее:
        - Померла Санчика. Уже месяц как.
        - И что нужно от меня?
        - Решил, что вам интересно послушать будет… - оборванец затянул паузу, полагая себя играющим на людских чувствах. Фальшиво затянул. Потом тяжело вздохнул, - И все-то она перед смертью Вашу сестру вспоминала. Очень сильно она госпожу Лию любила, сразу видно.
        - Моя сестра давно умерла, - если этот мерзавец решил, что сможет его разжалобить, то ему не повезло. Жорес ощутил, как каменеет лицо. Скорбь по Лие – его личное дело, и позволять всякому сброду наживаться на этом, он не собирается. Только бы он к девочкам или к матери с Луизой не прицепился! – И если это все, что вы хотели мне сказать… желаю всего хорошего и советую здесь больше не появляться.
        Он прошел в особняк, не оглядываясь. И уже не увидел, как обескураженный оборванец выругался и, пробормотав что-то, ушел.

2 месяца Полотна, вечер. Рунн, Шенбруннский дворец.    


        До настоящей весны еще далеко. Воздух пахнет холодом и сыростью. Давно пора было уйти с балкона, но она только плотнее куталась в шаль и продолжала стоять. В саду уже было невозможно различить отдельные деревья, и Эрмина подняла глаза кверху. Привычный рисунок созвездий, так непохожих на свои имена. Неспешное движение небесных зверей над землей.
        Ветер пошевелил ветки. Если закрыть глаза, можно поверить, что это шорох воды. Кастеллар баюкает море. Она семь лет засыпала и просыпалась без этой песни, без солнца Иберии. И за семь лет не видела почти никого из Иберо. Адмирал был слишком занят на море, наведываясь в Рунн когда «отвертеться», по его выражению, было невозможно. Диего, брат по крови и по гордости, упрямо не желал покидать Новую Иберию. Одна-единственная встреча, четыре года назад. Посмотреть в глаза брату, чтобы увидеть там собственные сомнения. Чтобы понять – по-другому нельзя. У каждого свой долг и своя честь. Фернандо, которого она помнила совсем мальчишкой, уже вырос, и скоро тоже вырвется из гнезда.
        Кто отвечал за имя Иберо здесь? Алиса, Изабелл, она сама… Мужчины плыли под всеми звездами, ступали на новые земли, любили, кого хотели. Женщинам полагались письма, всегда редкие, сколько бы их ни было. Женщины хранили дом, чтобы все оставалось неизменным, пока мужчины не вернутся. Им досталось вести невероятно интересную (возможная опасность только прибавляла яркости) игру, не имеющую окончания. Императрица улыбнулась. Танцевать можно не только на паркете бального зала. Можно заставить танцевать слова, сплести из них причудливое кружево, так, чтобы каждый раз сквозь него проступал новый смысл. Пока это забавляет…
        - Ваше Величество, - она повернулась к подошедшей служанке, - пришел герцог Конарэ. Сказал, что не уйдет, пока Вы его не выслушаете.

        Конрад развалился в кресле и не потрудился хотя бы притвориться, что пытается подняться при ее появлении.
        - Ваше Величество.
        - Как Вас пропустили?
        - Если уж Вашему любовнику двери всегда открыты, почему бы и мне не пройти. Я же герцог, Лукавый меня забери, а он всего лишь маркиз, - Конрад нехорошо улыбнулся.
        - Вы пришли, чтобы порадовать меня последними сплетнями, герцог? – маска холодной вежливости легла на лицо. Теперь Конраду до нее не добраться.
        - Нет, чтобы Вы ответили на мои вопросы.
        - Когда Вы вспомните, что есть такое слово, как «хорошие манеры», герцог, можете вернуться. А пока – прощайте.
        - Подождите вызывать стражу! – он провел рукой по лицу. Переживает из-за смерти Александра? Но для Конрада Конарэ у нее жалости нет, и не будет! – Вряд ли Вам понравится, если я задам этот вопрос на людях. Итак, - Конрад поднялся, – Вы убили Императора в одиночку, или сговорившись с капитаном Нортми?
      Эрмина молча подошла к дверям и, открыв их, подозвала начальника караула:
        - Лейтенант, проводите герцога.
        - Что же, это тоже можно считать ответом, - Конарэ криво усмехнулся и вышел. Молодой лейтенант восторженно посмотрел на нее.
        - Еще распоряжения, Ваше Величество?
        - Да. При следующем появлении герцога Конарэ, пропускайте его только с моего разрешения. Спокойной ночи, лейтенант.

        В спальне она свернулась клубком на кровати. Она сильная. И она очень устала. Как же ей сейчас нужен кто-то сильнее!

Ночь со 2 на 3 день месяца Полотна. Алиер.

    - Пусти.. пусти.. пусти.. - тихо лепечет женский голосок.
    Нежные, тонкие руки охватывают черноволосую голову, противореча произносимым словам. Тихий шорох. Волнистые кудри в которых запутались пальцы мужчины:
    - Я смогу оставить в покое твои сладкие губы, только если мне будет позволено поцеловать эту очаровательную родинку, - еле слышный звук поцелуя. - Или этот носик..
    Женский смех, шумная возня. Вновь черноволосая голова мужчины.  Девичья рука охватывает сильные плечи лаская.
    - Ах, плут! Ты же знаешь.. что.. ох.. Я не смогу тебе сказать "нет"..
    - Это было бы бесчеловечно, моя красавица. Такими сладкими, нежными, ласковыми губами произнести столь жестокий приговор. Они созданы для другого.
    Стон. Женская головка резким движением отбрасывает падающие на лицо пепельно-русые волосы:
    - А если я в тебя поцелую вот тут..
    - Я пожалею, что это лишь плечо.. а не сердце.. Ты бы меня убила таким поцелуем
    Женский смех, вновь шорох и .. резкий звук падения.
    - Ох!
    Веселый смешок и нежный голос:
    - Ты в порядке? - женщина до половины свесилась с края кровати, разглядывая лежащего на полу мужчину.
    Он в свою очередь обозревал чудный вид открывшийся ему:
    - Соль, ты нечеловечески красива, - вынес он вердикт. - И мне очень плохо.
    Парень резко поднялся и подхватил девушку, снимая ее с постели и покрывая ее грудь, лицо, шею бешеными поцелуями:
    - Сумасшедший, - тихо вскрикнула она, пытаясь увернутся. - Ты сильно.. ушибся..?
    - Да. И единственное средство, которое мне может помочь - ты, Соль. Я собираюсь не медлить с лечением, - улыбка сверкнула на его губах, когда она склонилась к нему, ища поцелуя..
    ..Прошли минуты или часы. Дирок в который раз замечал, что время в объятьях женщины теряет свою размеренную поступь и то растягивается, то опять летит стремительно вперед. Молодой человек положил головку своей любовницы на изгиб руки и любовался ее лицом, на котором восхищавший его восторг сменялся не менее восхитительным упоением, а затем спокойным удовлетворением. Пушистые ресницы дрогнули и на него взглянули глаза - в них все еще плескался экстаз, который они испытали. А может это было отражение его глаз? Он улыбнулся и, наклонившись, коснулся мягких губ, дрогнувших в ответ.
    - Скажи что нибудь, Дирок..
    - Любые слова лишние, когда поют чувства, моя красавица, - тихо прошептал он, прикасаясь пальцами к нежной груди.
    Вздох.
    - Вот.. Вот ради этого стоит снова и снова пробуждать тебя, - продолжая ласкать ее кожу, говорил он.

    - Это песня?
    - Конечно.. и музыка только что родилась, моя прелестная вдохновительница, - озорная улыбка промелькнула на его губах. - Я только не успел ее записать. Повторим?
    Негромкий стук в дверь прервал столь захватывающую беседу.
    - Кто там? - полусонным голосом откликнулась Соль.
    - В чем дело, дорогая? Почему ты закрылась?
    Глаза любовников встретились и в следующий миг молодой повеса слетел с постели, подхватывая свою одежду.
    - Муж мой, но.. я уже сплю.. Я вас не ждала сегодня, а вы же знаете, что я боюсь открытых дверей, - оттягивая время, лепетала девушка, глядя, как Дирок быстро оглядывает комнату, проверяя все ли он схватил. Одетые в спешке штаны и камзол чуть не вызвали у нее приступ смеха, который был бы очень ни кстати. Соль прижала руку к губам и неожиданно показала любовнику на пол, где лежал одинокой звездой лежал фамильный перстень. Дирок быстро и бесшумно упал на одно колено, подхватывая кольцо. Перед тем как стремительно исчезнуть за балконной дверью, плут успел послать возлюбленной признательный взгляд и поцелуй. На балконе он с привычной сноровкой взял в зубы шпагу и торопливо накинул на тело шелковую рубашку и камзол. Из спальни доносились недоуменные вопросы по поводу пропавших тапочек и ворчания из-за холодного пола. Юноша быстро замотал в плащ оставшиеся вещи и сильным движением перекинул их через близко стоящий забор, увитый густым плющом. Он слышал, что Соль уже открывала дверь, но это его уже не волновало: минут десять или даже больше уйдет у супругов на приветственные объятья и поцелуи.. А он уже скользил вниз, мягко приземляясь в траву. Дирок быстро огляделся и немедля ни секунды, взлетел по стене, перенося свое гибкое, сильное тело через ограду. Лишь оказавшись по другую сторону от чужого дома, он перевел дух:
    - Да чтоб тебя подбросило где нибудь Дарст!
    - Не надо, мастер, - раздался рядом знакомый голос, от звука которого юноша чуть было не прыгнул вновь на забор.
    - Хм? У тебя есть доводы в свое оправдание? Я где тебе приказал ждать и что делать в случае опасности?
    - Я замерз, мастер, - на несчастной физиономии его преданного слуги было написано искреннее раскаянье.
    Дирок придирчиво оглядел его:
    - Это весной?!! Ха, да ты приятель похоже согревался таким же теплым одеялом, что и я.. возможно не столь изысканным, - он быстро привел себя в порядок, закутываясь в плащ и цепляя шпагу на бедро. - Так, что у тебя тут?
    - Вам письмо, мастер.
    - Добывай огонь, дружище.
    - Прям здесь? У этого дома?
    Дирок оглянулся на покинутый дом:
    - А что в нем не так? Хозяйке уже не до меня.. а хозяин меня мало интересует.  Так что быстро! Мне нужен огонь.
    Дарст присел и, достав огненный камень и тряпицу, высек огонь. Его хозяин между тем развернул письмо и вгляделся в текст. После первых же строчек лицо его странно исказилось и юноша решительно свернул листок:
    - Ты прав. Тут не место для его чтения. Идем домой!
    - Но это же от майрис Сандры! - восхищенно воскликнул Дарст, узнавая почерк
    - Вот именно, - непонятно откликнулся Дирок и пошел прочь.

3 день месяца Полотна. Алиер. Замок Стаиль.

    Высокий замок расположенный на выступе огромной горы был заполнен гомоном и веселым гулом. Тут и там раздавались голоса слуг, окрикивающих друг друга. Стражники залихватски обхватывали служанок и тут же отпускали, хохоча над их веселым визгом. Управляющий замка вышел во двор и холодным взором окинул веселящихся людей. Был во взоре этого человека такой древнейший холод, что все замирало на миг, но лишь для того, чтобы начать крутится с удвоенной силой. Управляющий Варл мысленно вздохнул и прошел обратно в замок. Бесшумно шагая по длинному коридору, он приблизился к библиотеке и осторожно зашел. Сидящий у стола молодой человек поднял голову и чуть улыбнулся:
    - Все в порядке, Варл?
    - Да, граф. Все в порядке. Вы намерены сегодня же покинуть нас?
    - Пожалуй.. Только пусть вещи и прислуга едет самостоятельно. Я поеду с Дарстом. Больше мне никто не нужен. Все необходимое я найду по дороге, - он улыбнулся, вновь опуская голову к разложенным на столе бумагам.
    Управляющий испустил уже настоящий, глубокий вздох и устремил обреченный взгляд на сидящего напротив молодого хозяина замка человека. Чарльз Айрдун лишь пожал плечами, он знал, что тану Алиера нужен только конь, гитара, женское внимание и изредка шпага или пистолет.
      - Мой тан, - начал было Чарльз.
      Черноволосая голова поднялась и азартный взгляд озарил все вокруг себя:
      - Никаких нравоучений, Айрдун. Никаких молчаливых упреков, Варл, - в голосе слышался веселый вызов и неожиданная воля. Та самая, которой привыкли подчинятся и которую любили.
      - А вопрос можно, грозный тан? - неожиданно в тон господину заговорил поверенный Алиера.
      Дирок сделал широкий жест и кивнул головой:
    - Даже нужно. Не хочу чтобы меня в пути настигали известия, что я забыл подписать содержание кому-то из своих детей или не вспомнил об очередных податях, которые собрали, да забыли передать в Центральный дом. О налогах, Айрдун, я не желаю слышать месяца три. Я отлично помню как вы научили меня рассчитывать минимальный исходя из максимальной цифры дохода на единицу площади острова и из расчета потребностей человека в сутки: от рассвета до рассвета.
      - Вы бы гораздо быстрее это все поняли и уяснили, если бы сидели дома, а не очаровывали в тот момент.. - упрямая, седая голова поднялась и строгие губы тронула усмешка. - Впрочем, если бы вы в тот момент не взялись за эту авантюру..
      - У вас бы не было жены, Чарльз, - довершил Дирок, улыбаясь. - Я потерпел сокрушительное поражение тогда. Милая вдова Джейн Тадор не сводила с меня глаз, но лишь до того поразительного момента, когда ее ясные, светло-голубые глаза ни встретились с вашими, Чарльз. После этого мне была выписан бессрочный выходной на берег.
    Чарльз улыбнулся, вспоминая, а молодой человек продолжал:
    - Я думаю все дело в том, что в вашем взгляде она встретила едва ли не заведомое обещание того бесконечного счастья, которое царит в вашей семье.
      - А что встречают в ваших глазах, Дирок?
      Молодой тан пожал плечами:
      - Не пытался очаровывать собственное отражение, Чарльз, потому боюсь, что наплету вам в три короба, да только грош им будет цена, - он поднялся и подхватил стоящую у стола гитару, подходя к окну и чуть трогая струны. - Да и причем тут мои глаза, Чарльз, когда они всегда и всюду готовы принять поражение от еще более прекрасных глаз.. Никогда не мог понять что за тайна заключена в этих столь близких и бесконечно далеких глазах. Они такие разные и так манят всегда.
      - Дирок, я бы не хотел слушать вашу исповедь. Вам это не идет.
      - А дифирамбы прекрасным дамам?
      Чарльз поднялся и опустив руку на стол, веско заметил:
      - Я не прекрасная дама, сынок.
      Оглушительный смех сотряс замок. Смеялся дворецкий, поверенный и сам тан Алиера.

      Торговое судно с многочисленными товарами для торга в столице и ее окрестностей отходило от порта Крата. Тан Алиера задержался ровно на столько, чтобы убедится, что корабль с торговцами, прислугой и небольшим отрядом благополучно отправилась к берегам Экилона, чтобы пересечь его и Нортми, прибыть в Рунн. Он же собирался ехать прямым и много раз хоженым путем через герцогство Нортми. "Быстрый" дожидался хозяина и как это часто казалось Дироку едва ли не вставал на дыбы, как норовистый скакун. Но они всегда и отлично понимали друг друга. И сейчас посадка корабля напоминала ему самого себя. Это ему нетерпелось в путь. Глаза сверкали нетерпением, потому что все эти дела, которые по-прежнему лежали на его плечах тяжким грузом, но теперь имелся более чем веский повод закинуть их на время и уехать. И главное - он увидит сестру, с которой они не виделись почти три года. Дирок много раз порывался поехать к ней, но либо она ненадолго появлялась в Стаиль, чтобы оживить все вокруг своим присутствием, либо приходило очередное письмо, прошение, просьба подумать над тем, как правильнее вести дела острова. Алиер был маленьким государством, защищенным от всего мира морем и другими землями. Но смутные веянья доходили и до его берегов. А сейчас его ждала сестра. И столица, в которой он не был так долго, что имел все основания полагать что его могли и забыть. Но не таков он был, чтобы кануть в небытие.
      - Мастер Дирок, - раздался рядом голос Дарста. - Между прочим - туман.
      - Когда это меня останавливало? Дружище, твой хозяин и с завязанными глазами выведет "Быстрого" из родного порта..
      - А вдруг напоремся на кого?
      - А трубы на что? А ну - пусть грянут! Я еду в столицу Рунна, чтоб он вспомнил одного из танов Севера! И пусть от Нового Фроста до Лисьего острова знают об этом, - он рассмеялся.
      - Думаете забывали? - громче чем надо крикнул Дарст, перекрикивая трубы зазвучавшие гулким, протяжным эхом.
      - Как раз - наоборот. Но мы никогда не гордились этим, приятель..
      Слуга не выдержав рассмеялся, глядя на своего молодого хозяина, который решительно налег на штурвал быстро выводя корабль из бухты.

3 месяца Полотна. Экилон, замок Конарэ.


        Управляющий прятал глаза, старательно подсовывая якобы «те самые» бумаги. 
        - Жермон, я похожа на выжившую из ума? Это отчеты за последнюю неделю. Я просила за весь месяц. А это что такое? – она подняла листок, на котором красовалась огромная чернильная  клякса.
        - Нижайше прошу прощения! Младшенький мой, расшалился и перевернул чернильницу! Я его уже выпорол, госпожа герцогиня.
        - Он у вас развит не по годам, Жермон. Вымарать самый важный документ… - Антуанетта затянула паузу, наблюдая за не находящим себе места управляющим. – Надеюсь, ваш младшенький, - эти слова она выделила, - впредь усвоит, как неблагоразумно портить такие бумаги. Ведь это всегда может отразиться и на его отце… Идите.

        Жермон откланялся с явным облегчением. Давно пора его уволить. Хотя этот еще ворует по-божески. А следующего опять придется дрессировать с самого начала. Антуанетта посмотрела на сухую кисть руки, наполовину скрытую пышными кружевами манжеты и вздохнула. Время, вот чего ей не хватает. Уходит, проклятое, по капле, по песчинке, а еще столько не сделано!
        Герцогиня поднялась и величавой походкой двинулась в часовню. Даже если с самого утра ноет спина – это не повод изменять многолетним привычкам. После беседы с управляющим она должна молиться в замковой часовне, и она будет там! Слухам только дай поползти: железная Антуанетта ослабла, она совсем плоха, да умирает со дня на день… ждем-с… И ненаглядный внук тут же примчится, проследить, надежно ли закопали бабку. А то, не дай Бог, вылезет и опять начнет свои поучения!
        Она медленно обошла часовню, задерживаясь у каждой иконы. Лица святых отпечатались в ее памяти лучше многих живых. Еще бы, сорок лет, каждый день, как добрые знакомые…
        Все чаще в последнее время у нее выходила не молитва, а разговор. Да и то, не с Жермоном же ей делиться своими тревогами! А здесь вполне достойные собеседники.
        «Железная герцогиня» склонила седую голову с безупречной – ни волоска не выбивается! – прической и принялась по новой разматывать нить своих раздумий. Трое детей, господа мои. И не всегда их можно было назвать родительской гордостью, но дети... Дочь избрала достойный путь – в обитель.  Бедняжка Аврора, с такой внешностью не могла рассчитывать на приличную партию. И характер у нее отцовский, тихий. Одна и уцелела, под Божьим крылом.
        - За что мне это? – спросила Антуанетта у икон, - Чем мы так провинились? Дети… Дети, какими бы плохими они ни были, не должны уходить раньше родителей! Что сделал наш род? Молчите?
        Один Конрад – последний росток на фамильном древе. Когда он был маленьким, они в чем-то понимали друг друга. Ничего не осталось. Сидеть и видеть, как сквозь пальцы уходит все, чего добилась – вот что страшно. Наверное, надо радоваться, что Франсуа уже на небесах. Но если он сейчас смотрит на нее оттуда? Ему жаль, что он не может ей ничем помочь? И как он встретит ее, не уберегшую род Конарэ?
        - Госпожа! Госпожа герцогиня!!! – слуга, ворвавшийся в часовню, натолкнулся на ледяной взгляд и осекся на полуслове. Даже голубь, зажатый в его ладонях, прекратил свое курлыканье и втянул голову в плечи.
        - Что такое?
        - Вот, прилетел… Очень важное письмо!
        Она развернула полоску бумаги, вчиталась и торжествующе вскинула голову. Слава Богу! Умер этот непотребный сластолюбец! Она и его пережила!

        В часовню просачивалась челядь с горящими от любопытства глазами. Прибежал Жермон, ожидая распоряжений. «Железная Антуанетта» себе не изменила:
        - Его Величество скончался. Жермон, позаботьтесь обо всем. И скажите отцу Руфусу, пусть готовится к заупокойной службе. Завтра. А сегодня пусть отслужит благодарственный молебен, я буду присутствовать.
        «И чтобы все демоны, какие есть, пришли по его душу!»

3 число месяца Полотна.
Рунн. Шенбрунн и Королевский город.

   Конрад мрачно разглядывал свое отражение в зеркале. Он изменился, и ему самому кажется, что не в лучшую сторону. Сестры Фабер – просто дуры и ничего не знают. Ведьма Карна тут не причем. До Эрмины ему добраться не дали, а то бы он вытряс из нее ее жалкую душонку. А она ведь тоже всегда его ненавидела. Но убила ли Императрица Императора?   Конрад сомневался – ей есть чего терять… При жизни Александра у нее было многое, а теперь ей одна дорога - только в монастырь…
   Конрад усмехнулся. Это было бы замечательное зрелище – постриг Эрмины. Жаль, что он, скорее всего, при этом присутствовать не будет.
   Ну да ладно, главное, что она не убивала Императора, следовательно, это сделал кто-то другой. А здесь уже вариантов было немного – это или алиерская девчонка Сандра, или дорогой кузен Никола. А, скорее всего – они вместе.
   Конрад снова переоделся, причесался, собрался и взял с собой один из своих кинжалов. Острейшая сталь, такая не согнется, не сломается… Мало ли… Конечно, Сандра, наверняка, тоже будет отпираться, но у него есть возможность заставить ее разговориться…
   Синий герцог еще раз глянул в зеркало и направился к покоям Сандры Дэ Ла Прад. Проклятье, если бы Этьен не расставил стражников по всему дворцу, ему было бы куда проще действовать… Конрад внимательно посмотрел на мрачные рожи гвардейцев… Станут ли они ломать дверь, если эта девчонка Ла Прад будет кричать? И со сколькими он из них он сможет справиться?
   Он дошел до ее покоев, и только собирался постучаться, как ему сказали, что графиня Дэ Ла Прад уехала в город, мол, ей нужно было сменить платье, и Этьен ей разрешил уехать…
   - Ничего себе! – Конрад удивился. Интересно, а его отпустят с Сакрэ, или Черный герцог осуществил свою угрозу? По-хорошему, стоило бы отправиться следом за Сандрой, в ее особняке будет проще с ней поговорить, чем здесь, где у каждой стены есть уши. Но что если его остановят на причале? Не хотелось, чтобы потом Этьен получал записки вроде "Конрад де Конарэ пытался бежать".
   Однако, нет иного выхода кроме как проверить. Поэтому он, не возвращаясь к себе, отправился на причал, в очередной раз, минуя наполненные народом залы. Люди изображали мировую скорбь, а Конрад подумал, что все-таки они плохо знали своего Императора, иначе бы относились к нему совсем по-другому.
   Он вышел из дворца и быстрой, уверенной походкой направился к паромной переправе. Да, там тоже стояли стражники, причем целый отряд.
   - Герцог? – один из них заметил Конрада.
   - Да. – Конрад де Конарэ нарочито спокойно подошел к ним, и огляделся по сторонам. – Замечательная погода, не так ли?
   - В самом деле. Погода неплоха, Ваша Светлость, – согласился офицер.
   - Собственно говоря, я хотел бы попасть в город. – Конрад продемонстрировал им ослепительную улыбку. – Важное, не терпящее отлагательства дело. Нужно кое-что забрать из дворца.
   - Хорошо, – офицер внимательно посмотрел на него. – Мы можем Вас отпустить на какое-то время, если Вы вернетесь во дворец не позже захода солнца…
   - Слово герцога! – Конрад еще раз улыбнулся.
   Солдаты расступились, Синий Герцог быстрым шагом взошел на паром, тот отчалил. Конрад обернулся. Отсюда Шенбрунн казался таким величественным, словно чудесный замок из сказки. А ведь когда-то, не так уж и давно, он прибыл сюда в первый раз, еще не зная, что его ожидает. Несчастного сироту, потерявшего родителей во время чумы, решил приютить Император. Император Александр…
   А что у него осталось теперь? Родственников нет, если не считать выжившей из ума бабки, тетки-ведьмы и дяди-душегуба. Он один, один в этом жестоком и не справедливом мире, и нет ни одного человека который смог бы его понять и помочь ему.
   Паром уткнулся в берег, Конрад изящно спрыгнул на пристань. Теперь ему надо добраться до особняка Дэ Ла Прадов. Мерзкие островитяне, они вечно лезут не в свои дела. Если бы эта Сандра сидела спокойно у себя на острове, все было бы в порядке и ему сейчас не пришлось лезть к ней в особняк!
   Он старательно обошел дворец Нортми, прошел мимо владения Конарэ. Там сейчас, кстати, наверняка жуткий беспорядок, так как сам он там не был уже почти полгода, а Жиль у него как-то просил разрешения устроить там пирушку, и он разрешил. Правда, может быть, эти лентяи слуги успели убраться…
   Из-за угла показался особняк Дэ Ла Прадов. Конрад прикинул как ему лучше туда попасть. Если идти через главный вход – его могут и не пустить к Сандре. А через забор перелезть – пара пустяков. А прямо под одним из изящных балкончиков, растет роскошный дикий виноград, по которому если постараться, вполне можно забраться.
   Конрад ловко зацепился за один из стеблей, другой рукой за резную решетку, и быстро взобрался по ней, чтобы в мгновение ока оказаться на балкончике. Удачно – это была как раз комната Сандры, и она была в ней, причем не одна.
   - Мило! – сказал герцог де Конарэ. – Ээ.. Барна? Вон отсюда, свиненыш!
   Эстебан, а это был он, не растерявшись, метнул в него одну из громадных ваз стоявших в комнате графини. Конрад уклонился, покачнулся и не удержался – упал вниз.
   К счастью под окнами графини Дэ Ла Прад, находились огромные клубы, которые перед предполагаемой высадкой уже успели взрыхлить и унавозить.
   - Проклятье! – Конрад сказал еще много менее приличных слов, поднимаясь и отряхиваясь.
   - Вы испачкались герцог, - раздался пренебрежительный голос с балкона. Там стоял Эстебан.
   - Ты заплатишь за это, наглец! – пообещал Конрад де Конарэ. – Весь род Барна будет платить за это!
   Дальнейший разговор продолжать не имело смысла. Конрад был просто в ярости… Да, когда-нибудь он отмстит, он страшно отомстит! Но сначала надо сменить одежду…

3 день месяца Полотна,
Рунн, Шенбруннский дворец

Служить опорой и защитой - вот основная обязанность любого рыцаря. Это же его основная привилегия. Быть нужным, а главное - знать, что ты нужен. Знать, что тебя ждут и помнят. Дом, родные, любимые... любимая. Возвращаться не просто в неприступный замок, а возвращаться к людям, к прекрасной женщине, которая наверняка любит и помнит. И ждёт.

Это ли не величайшее счастье для рыцаря? Да и для любого смертного, пожалуй... Но, в то время как несметным тысячам подобная радость даруется Высшими силами совершенно бескорыстно, мужественные паладины вынуждены подтверждать своё право на подобное благоволение Небес в тяжким боях и удивительных подвигах. Рыцари никогда не жаловались. Они давали священную клятву и знали, что награда, положенная в конце их славного пути, окупит любые страдания и лишения. И чем страшнее и ужаснее враги, противостоящие воину, тем прекраснее будет его Принцесса и тем сильнее будет её любовь.

Но Филиппу всё равно было обидно.
В сложившейся ситуации, когда смерть императора Александра перевернула верх дном жизнь всякого обитателя Шенбруннского дворца, храбрый и решительный герой мог с лёгкостью найти случай продемонстрировать свою любовь и преданность. Но двенадцатилетний Барна никак не мог найти тот самый подвиг, что показал бы его достоинства в самом правильном свете. Громкими расследованиями и защитой драгоценной особы от неведомых опасностей занимались другие люди, а ему оставалось лишь присутствовать на всех официальных встречах да дежурить у покоев Её Величества раз в неделю.
Хотя... Кто-то же должен был этим заниматься?

Занятый составлением грандиозных планов освобождения императрицы из лап безжалостных чудовищ, Филипп мало обращал на окружающую его действительноть до тех пор, пока спор двух дворян из свиты какого-то провинциального барона не перешел на повышенные тона.

- Да говорю тебе, это она! Карга Гретта с Мышиной улицы, наворожила господину и совершенно точно указала на эту мегеру. Спуталась с Темным Сеятелем, продала ему свою грязную душу, и взамен он проклял нашего императора! - говоривший в подтверждение своих слов активно размахивал руками и зловеще шевелил бровями, надеясь, видимо, такими аргументами убедить своего старшего товарища. Филиппу даже не пришлось ускорить шаг, чтобы быть в курсе беседы (что с точки зрения рыцарской морали, несомненно, было бы сомнительным действием), и он незаметно прислушивался к словоизлияниям молодого человека. Раскрыть тайну убийства мужа возлюбленной - чем не подвиг, достойный рыцаря?

- Не знаю, Грегуар, она как-то не похожа на злобную ведьму... - второй собеседник был настроен скептически. - Многие говорят, что по сравнению со своим мужем молодая императрица - натоящий ангел.

"Да о чем это они? - стрелой пронеслось в голове мальчика. - Они же не могут это серьезно..."

- Это сделала Эрмина, мамой клянусь!

Филипп сам не помнил, как очутился перед говорившим, яростно размахивая кулаками:
- Да как вы смеете... Да вас за это... Как у вас только язык повернулся!..
- Что?!
- Я... Я... Моё имя Филипп Барна, я придворный паж Её Величества Императрицы Эрмины. Вы бесчестный... Вы подлец... - от избытка чувств Филипп сбился.
- Не лезь не в своё дело, недоросток! - разозленный мужчина размахнулся, чтобы отвесить юному наглецу увесистую затрещину, но его руку ловко перехватил старший собеседник, силой оттеснив своего товарища от императорского пажа.
- Не смей, Грег! - прикрикнул он, проявляя невиданную прозорливость. - Филипп, вы же милый мальчик, не обращайте внимания на моего вспыльчивого друга, он же пьян, это же очевидно. Слышите, какую чушь несет? Да что вы... Не слушайте его, пожалуйста! И не надо повторять подобную чушь вашей госпоже или вашим братьям. Вот это вам, - он впихнул в руки застывшего от удивления Филиппа какой-то сверток, - я надеюсь, мы договорились? Мы пойдем, хорошо? - последние слова он произносил, пятясь в противоположную от Филиппа сторону. Силком таща за собой изрядно опешившего Грегуара, он торопливо шипел ему на ухо: "На каторгу захотел? Говорить такое Барна, да еще и слуге Её Величества! Где твои мозги?"

"Я хочу вызвать вас на дуэль, - в пустом коридоре тихо прозвучал голос Рыцаря В Сверкающих Доспехах, - Я хочу..."

3 день месяца Полотна. Рунн. Особняк Барна.


      Воск потрескивал, подчиняясь жаркому пламени и тая. Белоснежное в своей неприкасаемо-чистой глубине. И ярко-оранжевое по краям, как предупреждение - опасно. Но опасен ни этот яркий, сверкающий лепесток - предвестник жара. Опасна сердцевина, где пламя превращается в единственного бога: спасителя и губителя в одном лице. Ясное лицо пятнадцатилетней девушки склонившейся над огромными свитками казалось маской. Даже ресницы застыли. И ни единый, жаркий луч тепла не мог согреть эти строгие, холодные черты лица. Но вот тяжелая, каштановая прядь волос соскользнула с плеча и упала на стол. Девушка вздрогнула и подняла голову. За окном светало и в этот миг - свеча погасла. Блеклый, холодный, весенний свет утра медленно пополз по комнате. Взрослый ребенок недовольно нахмурился, глядя на предавший ее источник тепла и света. Губы странно скривились и она решительно соскользнула со слишком высокого стула и подойдя к окну задернула занавески. Странный, белесый свет утра исчез. Комната вновь погрузилась во тьму. Но девушка была этим все еще недовольна. Она безошибочно огибая препятствия подошла к двери и прислушалась к творящемуся в доме. Где-то заплакал ребенок, где-то раздавалась поступь рано просыпающейся прислуги. Анриетта Барна резко вернулась к столу и собрав все свитки, разложенные на столе, осторожно разложила их по местам. Небольшая, одинокая фигурка двигалась очень уверено и лишь один раз задумчиво остановилась, глядя на оплавившуюся свечу. Но и тут она просто взяла остатки свечи и решительно вышла с ней в коридор. Девочка быстро шла, держа свечу перед собой. Перед одной из дверей Анриетта резко остановилась, крепче сжав свечу и наблюдая, как медленно открывается эта дверь. Появившейся из-за нее молодой человек двигался с едва заметной ленцой и столь же чуть лениво спросил:
    - Кто здесь?
    - Я, - ответ был достаточно тих, чтобы он заметил ее.
    - Сестра? Почему ты без света ходишь, Анриетт?
    Девочка посмотрела на огарок, потом опять подняла глаза на Виктуара:
    - Глупо зажигать огонь, если он уже погас.
    С этими непонятными словами она обогнула и брата, и дверь, решительно направляясь к своей комнате. Ей предстояло миновать еще три двери - Венсан, Эстебан, Леонард.. Шаги были все также - едва слышны, свеча погашена. Зачем гореть огню, который один раз предал и погас? Взрослый ребенок шел мимо дверей своих родных и серьезно рассматривал погасший огарок. Дойдя до своей комнаты, девочка коснулась ручки двери и оглянулась: старший брат все еще смотрел ей вслед. Анриетта молча кивнула головой и вошла в комнату, запирая дверь на замок и медленно подходя к постели, на которую она опустилась, роняя свечу и охватывая плечи руками. Девочку трясло, как во время тяжелейшей болезни. Каштановые пряди волос затрепетали, когда она опустив голову попыталась сдержать дрожь, но время шло, а ее все знобило. За окном наступил рассвет, солнце пробиваясь сквозь туманные, мглистые тучи осветило комнату, заиграв на полу тонкими лучами. Девочка подняла голову и опять опустила ее. Утро означало покой, но и ему мешал страшный озноб охватывающий ее все чаще и чаще. Взрослый ребенок стиснул зубы, встал и быстро раздевшись лег в кровать, где попытался перестать дрожать и в конце концов оставив бесплодные попытки, забылся в столь необходимом сне.
Проснувшись спустя пять или шесть часов, она поднялась, привычно оделась и села перед зеркалом, расчесывая свои густые, блестящие волосы. Огромный гребень мягко скользил среди переплетения локонов и терпеливо распутывал слишком тесно закрутившиеся пряди. Анриетта долго сидела плавно скользя рукой снова и снова, пока шелковистые, мягкие пряди не легли уютным покрывалом, закрывая спину и плечи своей хозяйки. Девочка встала, одернула платье и вышла из комнаты. Увидев в коридоре кого-то из многочисленных слуг, она сделала легкий жест, указывая на покинутую комнату:
    - Уберите там все.
    Маленькая хозяйка даже не потрудилась выслушать какие-то пояснения в ответ, быстро направляясь в сторону лестницы и спускаясь вниз. В прихожей она через открытую дверь гостиной заметила отца и одну из своих высокопоставленных родственниц. Девочка намеревалась скользнуть мимо, но голос родителя ее остановил. Анриетта послушно развернулась и вошла в гостиную, приседая в реверансе:
      - Дитя, ты очень бледна. Хорошо ли себя чувствуешь? - голос Альфреда Барна был полон самого теплого участия и заботы. Анриетта еще раз присела, негромко отвечая:
      - Плохо спала, отец. Горе нашей сиятельной тетушки настолько велико, что мне просто не до сна.
      Екатерина Барна легко поднялась и плавно ступая приблизилась к племяннице, беря ее за подбородок и вглядываясь в безмятежность темно-коричневых глаз своими поразительно синими, глубокими глазами:
      - Спасибо тебе, mon coeur, за твои переживания и заботу. Но ты слишком пока молода, чтобы не спать. Я думаю, нам всем будет спокойнее, если утешая друг друга мы останемся здоровыми и сплоченными перед лицом и горя, и радости, которая обязательно наступит.. жизнь столь быстротечна.
    Анриетта не моргая смотрела прямо в глаза своей тетушки, пока та говорила. Как только удивительный голос умолк, девочка мягко отступила и снова присела в реверансе:
    - Я пойду в церковь и помолюсь за вашего сына.
    Отец сделал благословляющий жест, вновь разворачиваясь к сестре и тихо, скорбно качая головой. Ребенок же, развернувшись, вздрогнул как от удара и быстро вышел.
      Накидывая перед зеркалом плащ и поправляя волосы, Анриетта неожиданно ощутила чей-то взгляд и медленно повернулась, встречаясь глазами с юной девушкой, яркий, блестящий взор которой так толкнул ее в спину. Девочка внимательно посмотрела на пришедшую и сделала один шаг вперед:
      - Что вам угодно?
      - О, право, я скорей всего невовремя. Минуточку, - девушка достала небольшой конверт и сверилась с записью на нем. - Мне бы хотелось видеть герцога Барна.
      У Анриетты даже бровь не шевельнулась, но глаза внимательно смотрели на незнакомку:
      - Он занят. Вам лучше зайти в другой раз.
      - Я понимаю, но боюсь, что не смогу потом это сделать. Можно ли подождать? Я понимаю, что я невовремя. Но иногда выбирать не приходится, - девушка улыбнулась и красивое лицо стало просто невероятно красивым.
      Анриетт пожала плечами и чуть склонила голову, подзывая подошедшего слугу:
    - Проводите номени в приемный кабинет, - и даже не попрощавшись девочка развернулась и пошла обратно в кабинет, где все еще находился отец. Но возле лестницы, ведущей на второй этаж она встретила старшего брата, который чуть улыбнулся, желая ей "доброго утра":
      - Куда ты идешь? Я думал ты собиралась пройтись.
      - Молодая номени желает видеть отца, а он беседует с тетей в гостиной.
      - М? Не стоит их отвлекать. Я поинтересуюсь что нужно девушке. Где она?
      - Приемная комната. Всего хорошего, Виктуар.
      - Всего доброго, Анриетта. Будь внимательна.
      Девочка кивнула и резко развернувшись быстро вышла из дома. Над ней раскинулось широкое небо, которое безуспешно пытались скрыть верхушки домов. Анриетта молча постояла и тихо пошла в никуда.

3 день месяца Полотна,
Рунн, особняк Барна

Доехав до известного во всем Рунне особняка семейства Барна, Катажина глубоко вздохнула и вышла из кареты. В знак глубокого траура на девушке было надето черное кружевное платье с глубоким вырезом. Кася не могла позволить себе много украшений - ониксовые сережки в ушах, два золотых колечка на левой руке, ониксовый же браслетик на правой... Всё же от некоторых привычек довольно сложно избавится:).
Гордо выпрямленная спина. Скорбные тени под глазами, опущенные уголки рта. Поразительно, какого эффетка можно добиться с помощью косметики! Но главное - взгляд. Взгляд, полный опустошенности и горечи утраты. Этот свой образ девушка называла "Скорбящая сирота" и применяла его лишь раз в жизни - на похоронах родителей. В тот раз эффект она произвела потрясающий. Оставалось надеяться, что в могущественном канцлере громадной империи ещё осталась хоть капелька сочуствия, которой можно будет должным образом воспользоваться.

Вежливо представившись строгому дворецкому и объяснив ему цель своего визита, Катажина осталась ждать в малой гостиной. Всё в этом доме, от мраморной лестницы до гобеленов в гостиной, говорило о высоком происхождении его обитателей и о том положении, которое они занимают. Положении, позволявшем им быть на короткой ноге с императорской фамилией, позволявшем им руководить судьбами государства и тысяч людей вокруг. Положении, позволявшим им быть независимыми от казалось бы любых обстоятельств. Вся эта роскошная мебель, дорогие и черезвычайно редкие безделушки, старинные картины на стенах - всё олицетворяло тот образ жизни, который всегда хотела вести Катажина, и в то же время, всё то, что так истово и верно она ненавидела все эти годы. "Это я должна... нет, это я буду жить в этом доме, - повторяла она про себя, с трудом сохраняя на лице маску "бедной сироты", - и я не я, если не добьюсь своего! Они не стоят и мизинца моей руки!"

А ещё в этом доме чувствовались отголоски какой-то непонятной тревоги. Чувство было совершенно незнакомым, но в тоже время совершенно естественным, что пугало ещё больше.
Создавалось впечатление, что этот дом населен существами настолько опасными и непонятными, что сам дом боиться их появления.

- Что вам угодно? - задумавшись о своём, Кася пропустила появление юной номени, видимо, дочери хозяина дома. Изобразив на лице самую искреннюю свою улыбку, Катажина начала торопливо объяснять, что хотела бы увидеть герцога Барна по очень важному делу, но девушка с равнодушным лицом мраморной статуи, что стоят на центральной площади Аластора, ответила категорическим отказом. Герцог крайне занят и не может уделить номени ни минутки своего драгоценного времени.
Было что-то странное в этой неприступной гордячке. С одной стороны, перед Касей явно стояла богатая номени, дочь герцога, будущая жена и мать... Мозгов у таких не больше, чем у пресловутых коз, а уж гонору и самомнения - на десять завоевателей мира хватит. Но с другой стороны... С другой стороны, было в этой девушке что-то знакомое, родное. Что-то, что Кася с трудом могла понять, но всегда четко и ясно ощущала. Чувство схожести и родства, какое бывает только между двумя магами. Родства, которое перерастает либо в крепкий союз, либо в лютую ненависть.

Катажина попробовала ещё раз:
- Можно ли подождать? Я понимаю, что я невовремя. Но иногда выбирать не приходится, - неизвестно, что заставило суровую девушку изменить своё решение - очаровательная ли улыбка, сопровождавшая эти слова, или умоляющие нотки, умело вплавленные в тон просительницы, но она велела отвести Касю в приемный кабинет и гордо удалилась, не сказав ни слова на прощанье. Ну и ладно. Не больно-то и хотелось. Любите, когда перед вами унижаются, мадемуазель? Ничего, умный человек умен тем, что умеет ждать своего часа и не растрачивать силы понапрасну. С вами мы ещё разберемся.

3 день месяца Полотна. Рунн. Особняк Барна.

    Проснувшись утром, он не особо торопился подняться, изучая собственные мысли и чуть приобнимая прижавшуюся к нему девушку. Она пошевелилась, как всегда угадывая, что он проснулся и на миг прижалась, чтобы приподнявшись посмотреть прямо в его глаза:
    - Вы сегодня довольны?
    - Да, Роза. Ты неплохо себя вела. В следующий раз я потребую большего. А сейчас: сделай мне небольшой массаж. Голова болит.
    - Вам нужно беречь себя, номен Виктуар. Вы так резко вышли за дверь ночью..
      Девушка осеклась, усаживаясь на постели и опуская глаза:
      - Прошу прощения.. пожалуйста, только не наказывайте..
      Его рука скользнула в ее волосы, резко потянув и запрокинув голову:
    - Сделай мне массаж и прекрати. Завтра я тебя жду как обычно.
    Он отпустил ее, разворачиваясь и подставляя спину для массажа. Ладони служанки скользили несколько торопливее, чем обычно и он, повернув голову, уже собрался сказать об этом, но Роза справилась с собой и руки ее ничего не дарили ему, кроме тепла и ласки. Юноша кивнул, задумываясь и рассматривая стену:
    - Достаточно. Мне пора.
    Он неторопливо оделся, не обращая внимания на обнаженную девушку, которая рассеянно наблюдала за каждым его движением, прижимая к себе покрывало. А наследник рода встряхнул головой, отбрасывая с лица прядь волос и оглядев себя в зеркало, завершил утренний туалет негромким приказом:
      - Если кто-то заметит синяки и спросит - откуда.. ответ знаешь? Характер братца моего известен в доме не понаслышке.. А синяком у тебя больше или меньше - мало кого волнует.
      Он вышел и пройдя по длинному коридору, остановился у лестницы, наблюдая затем что происходило внизу. Негромкие голоса отца и тетушки Катерины, за которыми практически не было слышно спокойного и слишком тихого голоса сестры. Он так же отметил появление в прихожей юной девушки, но не торопился спускаться и узнавать кто это, предпочитая разглядывать издалека. Глаза скользили по чересчур откровенно обнаженным плечам и груди, которую прикрывал небольшой платок, скрывая то, что в обычных обстоятельствах женщины весьма охотно выставляли напоказ. Виктуар облокотился на перила, поглаживая верхнюю губу и изучающе разглядывая не только незнакомку, но и весь большой холл их особняка. Время действия приближалось, юноша не торопясь сделал шаг вперед, наблюдая за появившейся сестрой, которую окликнула неизвестная девушка. Он неторопливо и тихо спускался, продолжая следить за ними:
    - Утра доброго, Анриетта.
    Сестра посмотрела на него не менее строгим взглядом, чем обычно, но он улыбнулся про себя, отмечая что-то и фиксируя это в памяти:
    - Куда ты идешь? Я думал ты собиралась пройтись.
    - Молодая номени желает видеть отца, а он беседует с тетей в гостиной.
    - М? Не стоит их отвлекать. Я поинтересуюсь, что нужно девушке. Где она?
    - Приемная комната. Всего хорошего, Виктуар.
    - Всего доброго, Анриетта. Будь внимательна.
    Он прошел в указанную комнату и, войдя, закрыл за собой дверь, прислонившись к ней спиной:
    - Чем могу быть полезен?
    Девушка до этого момента изучающая драпировку стен, обернулась и присела в реверансе достаточно низком, чтобы он мог доставить себе не меньшее удовольствие, чем ранее, рассмотрев вырез на ее платье и то, что он столь выгодно подчеркивал:
    - Прошу прощения, я хотела видеть канцлера Альфреда Барна. Вы мало  похожи на него, ваша милость.
    Юноша пожал плечами:
    - Всему свое время.. Виктуар де Барна, к вашим услугам, номени. И с кем имею честь?
    - Катажина Риди, - темноволосые пряди на миг закрыли от него блеск ее глаз, но тут же девушка вновь подняла голову, устремляя на него свои очи.
    Виктуар улыбнулся, указывая девушке на кресло:
    - Слушаю вас.

3 день месяца Полотна,
Рунн, особняк Барна

Встречи с герцогом Барна так и не состоялось. В приёмную комнату вошёл красивый молодой человек. Прислонившись к закрытой двери, он изучающе уставился на Катажину. Под подобным "раздевающим" взглядом молодая и неопытная дворянка просто обязана была почуствовать себя неловко, поэтому Кася поспешила опустить лицо и склониться в глубоком реверансе, выгодно демонстрирующим все достоинства её фигуры.
- Виктуар де Барна, к вашим услугам, номени.
- Моё имя Катажина Риди. - запинающимся голосом произнесла она, - Я дочь покойного графа Риди, скульптора... Для меня большая честь...
- Да что вы!  Это для меня честь познакомится с такой очаровательной девушкой, тем более, что эта девушка - дочь величайшего художника нашего времени. Оставьте эти церемонии, я не столь суров и страшен как мой отец!
Кася робко улыбнулась шутке и позволила усадить себя в роскошное кресло. Расположившийся в соседнем кресле молодой человек, не сводил с неё своих внимательных глаз, но теперь в них отражалось любопытство и интерес, как-будто он уже всё решил для себя и заставить его отказаться от этих выводов будет непросто.
- Я понимаю, что пришла совершенно невовремя, в эти дни все мы скорбим... Я так сочуствую вашей семье...
- Да, все это очень печально. Я слышал, не так давно вас также постигла тяжелая утрата. От лица нашей семьи я хотел бы выразить соболезнования. Мой отец знал господина Буэно...
Кася поспешно опустила голову, якобы пытаясь справится с охватившим её горем, и принялась нервно теребить в руках конверт с письмом.
- Но, если я правильно понимаю, вы пришли по какому-то делу?
- Да, разумеется. Вот письмо от моего дяди, Максимилиана Клиша. Он считает, что мне необходимо как можно скорее выйти замуж и просит поспособствовать... просит составить мне протекцию ко двору. Я совсем никого не знаю в столице, а он всегда так занят... - к концу фразы голос девушки совсем угас. Катажина никогда не умела и не любила просить о помощи, так что эта неуверенность вышла у неё особенно живо.
- Для меня это не составит никакого труда, наоборот, будет очень приятно оказать услугу столь очаровательной девушке - подчеркивая слово "услугу", произнес он. - Уверен, что ваша красота заставит многих склонить головы.
Откровенно залюбовавшись радостно загоревшимися глазами, Виктуар поднялся вслед за вскочившей Катажиной:
- О, спасибо, я и не могда надеяться... Как мне отблагодарить вас?
Виктуар подошел к девушке почти вплотную, провел пальцем по щеке, заглянул в её бездонные глаза:
- Я надеюсь, что когда-нибудь я тоже смогу рассчитывать на вас, Катажина. Мир тесен. Возможно и мне понадобится ваша... услуга. Или помощь в свое время.

3 число месяца Полотна. Среда.
Брамер. Поместье фон Хирш.


С утра я занималась в библиотеке хозяйственными книгами. Дядя Фридрих всегда настаивал на точности аккуратности в ведении дел в поместье. Я не сомневалась, что при следующем своем приезде он долго будет просматривать мои записи и, наверное, останется доволен тем, как я вела дела. Робкий стук в дверь не дал мне закончить подсчеты.
- Да?
Тяжелая дверь открылась. В библиотеку робко вошла Абигаль.
- Валентина, преподобный Иоганн закончил заниматься со мной. Грета просила спросить: можно ли подавать обед? Сейчас ровно час.
- Конечно. Преподобный останется на обед?
- Кажется, да.
- Тогда нам понадобится ещё один прибор за столом.
Я внимательно посмотрела на девочку.
- Аби, когда-нибудь ты выйдешь замуж. Тебе надо привыкать распоряжаться в доме. Если гость остается к обеду, соответственно хозяйка должна дать некоторые указания слугам.
- Ну, преподобный не совсем гость.
- Конечно, но будет крайне не удобно, если он будет за столом, а приборов подадут на один меньше.
- Тогда я распоряжусь?
- Будь так добра. Я спущусь к столу, как только закончу.
Спустившись вниз, я ещё раз убедилась в том, что поскольку дядя поставил меня над поместьем, то и слуги стали относиться ко мне соответственно. Конечно, Аби и преподобному пришлось не слишком долго ждать меня, но никто не осмелился подавать на стол до моего появления, а прибор оставленный для меня стоял во главе стола. В поместье не было принято разделять трапезу со слугами, даже Грета никогда не садилась с нами за  один стол. Обычно Абигаль и я садились напротив друг друга. Сегодня же за столом присутствовал и преподобный Иоганн, чего за последние полгода не случалось.
Едва я только села, как будто бы сработал старый механизм, подали на стол. Барон всегда ценил в доме точность и аккуратность. И слуги нисколько не посрамили своего хозяина. Удивляло только одно: зачем такая демонстрация перед преподобным? Куриный бульон со специями дразнил обоняние и обещал праздник желудку. Что ж не ударим в грязь лицом.
- Преподобный не прочтете ли вы молитву?
- Конечно, дет…- преподобный закашлялся. – Конечно, номени.
Слова молитвы я пропускала мимо ушей. Меня  бы конечно стоило бы побранить за это, но меня больше занимали хитро блестевшие глазки маленькой кузины. Ага. Вот кому я обязана этому почти официальному обеду.
Преподобный Иоганн отдавал должное свиным ребрышкам с луком, поданным на второе. Было ощущение, что он примерно год не видел мясо. Зрелище было конечно презабавное, но кто видел нечто подобное, тот уже никогда не сможет с должным почтением относиться к церковным служителям. Аби прятала улыбку (впрочем как и я) за бокалом разбавленного вина. Стоило, пожалуй, скрасить общее молчание светским разговором. Что ж посмотрим, сможет ли преподобный вести беседу и поедать мясо?
- Ваше преподобие, ваша проповедь, произнесенная в воскресенье, была очень удачной. Одним невероятным движением глотки преподобный отправил содержимое рта в желудок. И как ему только это удалось?
- Гм… Надеюсь моя следующая проповедь будет столь же удачной. Однако, номени вы не слишком прилежная прихожанка. Конечно, вы не пропускаете ни одной воскресной проповеди, но было бы лучше, если бы вы посещали церковь не только по воскресеньям. Крестьяне должны видеть в вас пример благочестья. Как давно вы исповедовались, Валентина?
- Не слишком давно, преподобный.
- Не слишком приятный ответ. Вам, молодой девушке, подверженной столь многим соблазнам следовало бы исповедоваться каждую неделю. – С жаром сказал священник.
- Соблазны отступают перед смирением и усердным трудом. В поместье много дел. Барон еженедельно справляется о делах и занятия с Абигаль отнимают много сил.
- Да, конечно. Но наш духовный долг…
Я поняла, что допустила ошибку, решив завести разговор, поскольку управлять потоком красноречия преподобного не могла. Помогло вмешательство слуг решивших, спасти нас. Последовала новая перемена блюд и свиные ребрышки под тоскливым взглядом священника, который так и не прервал свои излияния, поплыли прочь. Н-да, это был тоскливый взгляд голодной собаки, перед носом которой проносили кусок свежей вырезки. Только поскуливания не хватало. Но тут же на столе появился десерт в виде смородинового киселя и сахарных вафель. Поток слов иссяк, и я решила, что себе дороже прерывать трапезу преподобного.

3 день месяца Полотна,
Рунн, тюрьма.

    Утром следующего дня он прошел в свой кабинет и терпеливо ждал, пока приедет очередной собеседник. Едва он вошел, Ивар сразу понял, что разговор будет. Красивое лицо исказила едва заметная улыбка, отражающая высокомерную брезгливость:
    - У меня мало времени.
    - Постараюсь не задерживать вас, герцог де Конарэ. У меня лишь пара вопросов, остальное - на ваше усмотрение. Впрочем..
      - Покороче можно?
      Наконец он увидел глаза герцога: голубые, чистые, холодные осколки пустоты. Брат Ивар задумчиво кивнул и едва заметно улыбнулся:
      - Как пожелаете, ваша светлость. Чтобы не задерживать вас - прошу.
      Он резко поднялся и указал герцогу де Конарэ дорогу. Тот презрительно передернул плечами и молча проследовал вперед. Священник скривил странную гримасу, но потом, справившись с собой, быстро последовал за своим высокородным "гостем", указывая путь. Во вчерашней комнате находились все те же лица, с той лишь разницей, что нынешним днем капитан гвардейцев сидел на стуле вольготно откинувшись на спинку. Свободе его позы весьма мешали тяжелые кандалы на кистях рук. Увидев пришедших, маркиз Нортми едва прищурил глаза и широко улыбнулся:
    - Меня даже во дворце не столь часто посещали подобные гости.
    Духовный наставник встал чуть в стороне, переводя взгляд с одного на другого. А потом указал герцогу на еще один стул, но Конарэ лишь презрительно скривился:
    - Вы очаровательно выглядите, маркиз.
    - Тронут. Чем обязан? Впрочем, я мог и не спрашивать. Здешние хозяева так милы.
    - Я вижу это по вашему.. лицу.
    Брат Ивар кашлянул, обращая на себя если не внимание, то хотя бы напоминая о том, что "хозяева" здесь и желают сказать свое слово. Его мало заботил высокомерный тон его подопечных. Он был поглощен их взглядами.
      - Ваша светлость, вы, конечно, тоже огорчены гибелью его императорского величества..
      Ивар замолчал, заметив странную судорогу, исказившую лицо Конрада де Конарэ.
      - Прошу прощения, что вынужден вам напоминать об этом..
      - Александр был великим императором, - голос герцога звучал глухо, напряженно и яростно. - Но слишком доверял девкам!
      С последним криком, он кинулся к сидящему на стуле маркизу. Священник не сразу понял, что вызвало это движение, пока сидевший до сего момента спокойно маркиз резко не отклонился в сторону. Крик стражников долетел до отвлеченного слуха духовного наставника, который со странным интересом наблюдал, как двигавшийся чуть заторможено, скованный по рукам человек, уклоняется от яростно нападающего на него молодого красавца герцога, чье лицо на краткий миг стало неузнаваемым от гнева и боли. Опомнившиеся тюремщики перехватили нападавшего, удерживая его руки. Упавший было на одно колено маркиз, медленно вставал, преодолевая явно не только неожиданный удар, ранивший его плечо, но и .. глаза священника сверкнули: "Действует.. Рано или поздно ты сломишься, еретик, да сохранит меня Каспиан.."
    - Уберите руки, мразь!
    - Отдайте кинжал, герцог, - негромко сказал брат Ивар, несводя глаз с лица своего пленника.
    Отвечать герцогу уже не понадобилось, лезвие выпало из руки и было отброшено ударом ноги Клауса в сторону. Капитан Нортми снова сидел на своем стуле, прикрыв глаза и лишь по движению расправляющихся плеч и поднимающейся груди можно было сказать, что он жив и даже способен чувствовать боль. Герцог Конарэ несколько раз глубоко вздохнул и снова на лицо его легла маска высокомерного презрения.
      - Правильно ли я понял, ваша светлость, что вы обвиняете капитана Нортми в гибели императора Александра. И не только его. Кто еще виновен по вашему мнению? - голос звучал тускло и невыразительно, он был поглощен желанием заглянуть во взгляды этих двоих и понять что же они так ненавидят друг в друге. Или это не ненависть?
      - Да. Он и все эти девки, которыми окружал себя Александр, - голос герцога звучал как отравленная мелодия. Яд переполнял юношу. - Карна, Марианна, Ками, Сандра.. он им доверял, а они убили его. И этот потакал им! Ненавижу!
      Капитан открыл глаза, посмотрев на своего свободно стоящего противника и с видимым трудом, но поднял руку, коснувшись губ то ли проверяя рану, то ли посылая едва заметный поцелуй. Священник же гнул свое:
      - Вам есть что сказать в ответ на это? - капитан, к которому он обратился, даже не соизволил обратить внимания на говорившего, продолжая разглядывать в упор глядящего на него Синего герцога.
      - Я сам весь внимание.
      Брат Ивар едва наклонил голову, задумчиво кивая:
      - Ваша светлость, вы были чрезвычайно любезны. Прошу вас. Вам покажут дорогу.
      Едва герцог ушел, священник сделал знак и тюремщики торопливо начали бинтовать раненного, бормоча что-то о том, что если бы не своевременное движение заключенного - то вместо раненного был бы труп. На губах Ивара играла странная усмешка, когда он негромко промолвил:
      - Клаус, завтра к нам в гости будет женщина. Думаю нужно помочь нашему .. "гостю" достойно принять ее. И дать ему отдохнуть. Не смею вас задерживать, маркиз, - он чуть запнулся, наткнувшись на неожиданно твердый, холодный и безучастный взгляд, в котором мелькнуло странное выражение.
      Священник мгновение постоял, но взгляд уже пропал, голова пленника опустилась. Ивар чуть щелкнул пальцами, глядя как серебристо-черный камзол отлетает прочь и на левой руке с разорванным кружевом рубашки растекается алое пятно, кровавая течь никак не останавливалась и тюремщики спешили наложить еще одну повязку.. но его пленника это казалось, не волновало. Ивар молча покинул помещение, задумчиво размышляя о следующем дне.
Почти всю ночь он провел в истовой молитве, ожидая как никогда встречи следующего дня. Он был уверен, что получит ответ на все свои молчаливые вопросы. На все, включая и странное, высокомерно-гордое молчание: "Это колдовство. Самое настоящее. И околдован был не только этот гордец-капитан, но и несчастный император. Но посмотрим, поглядим на тебя, ведьма.." Такие мысли одолевали духовного отца, пока он быстро шел все в тот же кабинет. И еще более громко зазвучали они, когда, открыв дверь кабинета, глаза его натолкнулись на изящную фигурку юной женщины, одетой в строгое черное платье, которое совершенно не вязалось с пышными, золотисто-рыжими волосами свободно спадающими по плечам и спине. Она обернулась на звук и брат Ивар застыл, молча глядя в невероятные, прозрачно-чистые глаза цвета молодой, весенней листвы: "Ведьма.." Ответом ему был глубокий вздох и нежный голос:
    - Мне не хотелось бы задерживаться у вас, святой отец.

3 число Полотна.

Рунн. Тюрьма.

Музыка: U2 – Hold me thrill me
Я присел рядом с растянутым на цепях маркизом Нортми. Не пойму, его что, снять забыли? У, раздолбаи тюремные…
- Слушайте, мы тут оба взрослые люди, вы понимаете, что на меня кидаться бессмысленно. Понимаете ведь?
Никола приподнял голову. Взгляд исподлобья. На лице нечто, что можно было принять одновременно за усмешку и гримасу от съеденного только что лимона.
- Иногда я бываю на удивление понимающим.
- Вот и прелестно. Опустите его! – прикрикнул я на подпалачиков. Когда ноги Нортми коснулись пола, он устало привалился к стене. Устал висеть, мышцы у него сейчас должны разрываться. Но это ему совершенно не важно – не из таких. Тут что-то не то… Неужто инквизитор побаловался с дурманом?
- Так, расставим все по своим местам. Я вам не церковник – мне не признание нужно, а информация, - я чуть покривил душой; мне и вправду было интересно, но властным лицам необходим был просто удобный козел отпущения, - Так что можете не чувствовать себя легионером в кирийских застенках.
Маркиз чуть усмехнулся.
- Спасибо за вашу щедрость, капитан Рейнхард. Теперь я могу почувствовать себя человеком.
- Прелесть. Я чувствую, мы сработаемся.
«А гада Ивара я из инквизиторов хирургически переведу в певцы. Задал тон, сволочь…»
- Итак, маркиз… Вы присутствовали на последнем празднике, - я поморщился, якобы непроизвольно, - покойного Императора. Это известно…
- Куда же без меня? – скептически выгнутая бровь.
- Ну, мало ли... Как хоть Император себя чувствовал?
- Живее всех живых.
- Так… Что он пил?
- Легче сказать, что он не пил. Могу заставить себя потрудиться и составить полный список. Хотите тоже попробовать? – Заинтересованный взгляд серых глаз.
»И правда, что ли, взять?» - с тоской подумал я – «Взять, выпить и посмотреть – не подохну ли? Расходы оформлю как следственный эксперимент…»
- Но то же самое, что и вы?
Многозначительная усмешка и снисходительный кивок золотоволосой, даже несмотря на покрывающую ее грязь подземелий, головы.
- И как было наутро?
Никола вскинул голову.
- Утро у меня было прескверно-интересным. Я нашел мертвого Александра, если вы помните.
- Так-так… А номени Сандра? Вы видели ее… после?
- Видел, - коротко и четко, стало ясно - все, больше он на эту тему ничего не скажет. Так что не будем долбить бедолагу по темечку.
- Карна Норн?
- Нет.
- Она пила и трапезничала с вами?
- Как всегда.
- Правда ли, что она разбирается в ядах?
- Почему бы вам не спросить это у нее?
- Так-так…
Я видел ее… нет, это было бы слишком просто.
- Еще вопросы? Ой, простите, здесь их задаете вы… - усмешка… мерзостная. Шеф так на моей памяти не скалился.
- Дешево. Давайте не будем изображать первогодок в ИКК. Что вы скажете о Сандре Дэ Ла Прад?
На мгновение тишина, потом высоко вскинутая голова, странный блеск в глазах и слишком уж для заключенного боевой голос:
- Только хорошее!
- Подробнее.
- Вы совсем не похожи на придворных сплетников и тем более сплетниц, Рейнхард. Не разрушайте свой достаточно светлый образ в моих глазах. Мне хватит разочарований.
- Однако кое-что из этих сплетен - факты. Их отношение с Императором… в некотором роде достояние гласности.
- Не пытайтесь казаться тупее, чем вы есть… - В глазах подозреваемого появилась усталость и равнодушие.
- Так, но убить его она могла?
Молчание и взгляд куда-то мимо капитана разведки, как будто Никола рассматривал что-то, видимое и понятное только ему. Можно было подумать, что командир гвардейцев заскучал.
- О, да вы любуетесь собой… Вы держитесь прекрасно, хоть сейчас на полотно. Довольны? А теперь перейдем к делу. Я-то работаю, развлекаются у нас инквизиторы. Вот перед Иваром и будете играть. Ясно?
- Ясно? Нет, погода пару дней назад, кажется, испортилась. – Почти философски.
- Прекратите паясничать, я уже сказал. Ну так?
- Нет – не так. – Голова маркиза склонилась.
- Не могла? Почему?
«Ну, давай, поспорь со мной, забей меня аргументами!»
- Потому.
«Тьфу ты…».
- И еще – спрашиваю для полноты картины – что вы скажете о намеках некоторых… лиц на возможное участие Императрицы?
Молчание. Никакой реакции.
- Молчите?... Ну что ж, я вернусь. Эй вы, санитары общества, принесите арестованному умыться и поесть…
- Ах, спасибо, я тронут до самой глубины души вашей заботой и вниманием. – Насмешки вроде как и нет, но…

Ночь с 3 на 4 число месяца Полотна.

Особняк Флавио в Рунне.

Музыка: Pulp Fiction OST – Bustin’ Surfboards.

Ну что ты будешь делать! Не успеешь устроить собственную супругу в своем же доме, так еще что похлеще приключится…
Императора наконец-то черти взяли. Не сказать, что он (равно как и черти) был мне особо несимпатичен, но… Всей своей жизнью наш венценосец напрашивался на такой исход. Даже странно, что вся верхушка моей… эээ… родины теперь бегает и рвет на себе последние волосы. Ну не все ли равно, как бедолага умер?
Видно, не все – рассказать народу, что именно приключилось, никто не удосужился, и слухи поползли уже на второй день. За этот самый день я наслушался разного – то ли его отравили, то ли он умер верхом на Марианне Фабер, то ли под маркизом Нортми… брррь… Где-то я краем уха выхватил странное словосочетание «апоплексический удар вазой по голове».
Да действительно, какая к демонам разница? Дело не в том, что Императора кладут в гроб, дело в том, что его сняли с трона. И теперь это кресло стоит холодным и прискорбно пустым… Учитывая давнюю историю взаимоотношений Александритов и Церкви, трон вполне можно назвать святым, а поговорку соответствующую и без меня все знают.
Что я могу об этом сказать? Несмотря на редкую боевитость в опочивальне, Александр даже бастардов, насколько я знаю, не оставил. В отсутствие прямых потомков ситуация складывается так себе…
Я взял листок бумаги и задумчиво нарисовал гробик, от коего повел три стрелки:
Во-первых, занять престол могут попытаться центральные дома, в особенности Барна, связанные с Александритами близкородственными узами. Но сие крайне маловероятно, и поэтому я нарисовал маленький кружок с косым крестиком внутри.
Во-вторых, Иберо – большой круг с короной внутри. Императорской крови в них негусто, а вот силы и золота – напротив. Это у нас наихудший вариант – если на престол сядет мой старый приятель Диего, то наше будущее будет зависеть исключительно от того, к какому из своих дядьев он будет прислушиваться активнее. Если возьмет верх Антонио (я отвел от короны стрелку, оканчивающуюся заключенным в круг якорем), то все нормально, чуть прижмут с торговлей. Если же сильнее окажется Динштайн (круг с крестом), нам с папой придется либо послать Рунн к чертям, а потом драться в невыгодных условиях, либо сказать последнее прости Флавио, а то и своим головам.
И в-третьих, насколько я помню, была у него двоюродная сестричка с крайнего Севера… Асни по-моему… Ну-ка, ну-ка, тут где-то я закладывал… Ага, Асни Райм. Вот у нее с правами ситуация странноватая. С одной стороны – вроде как законная дочь законного брата императора Константина… С другой – с этим братом – темная история имела место быть… Факт в том, что Рой его повесил, а все сказали, что так и было. Я изобразил кружок в виде петли от виселицы, а внутри нее поставил вопросительный знак.
Казус заинтересовал меня, и я нанес визит в домик Электры. Как и предполагалось завещанием, дневники матери были у нее, и сестренка выдала мне тетради, относящиеся к столичному периоду ее жизни. Записи мамы очень подходили моим целям – личного в них было подчеркнуто мало; мама описывала в дневниках скорее мир вокруг себя, нежели свой внутренний.
Писала она очень приятно, и вместо скрупулезного анализа неразборчивых пометок я получил день легкого, несколько юмористического чтения. Где-то к двенадцати ночи за всей этой литературной завесой я внезапно увидел настоящий самородок… Куда там «проблеме Авентина»!
Я аккуратно отложил тетрадку, погасил лампу, прокрался в спальню (моя супруга спала сном праведницы, каковой и являлась) и спокойно заснул. Все крики и энтузиазм – все завтра… И Дис – тоже завтра.

3 день месяца Полотна,
Рунн, особняк Барна

Канцлер Рунна - это человек, которому приходится делать все, причем самому и без малейшей благодарности. Подобная максима уже третий день крутилась в голове у Альфреда,  - помимо неотложных забот связанных с подготовкой похорон императора и созывом Большого Совета, нужно было еще и обычными делами заниматься. Как ответил Франсуа Рени, когда Заорийский епископ спросил его, почему он, врач, прописывал своим пациенткам скоромную пищу во время поста: «Постящихся пусть кормит Каспиан, а дите – родная мать». Ответ епископа история не сохранила, но кажется ничего хорошего Франсуа не дождался.

А тут еще и Като решила нанести ответный визит. Они так и не смогли преодолеть расстояние лет и поговорить начистоту. А ведь он действительно этого хотел... Като могла многое знать, слишком многое, чтобы держать в себе. А когда-то он загнал коня, спеша на ее свадьбу...

Канцлер поднялся из-за стола и решил выйти во двор. Обычно прогулки помогают думать, а с эти у него в последнее время не очень. Император был найден мертвым позавчера, а Этьен до сих пор даже версии не выдвинул. Кто убил? Зачем? А главное –как? Александр был здоров, даже слишком – хотя подобные пиршества любого доведут до горячки... Жиль кажется рассказывал, что у него опять была дама, и не одна... Впрочем, молодое дело – нехитрое.

Альфред поймал себя на мысли, что уже второй день ворчит не переставая. Что это – старость или отсутствие Леопины? Герцогиня Барна решила еще неделю провести подле матушки, в Гутте. Писала, что скучает и обязалась молиться за упокой Александра. В Гутте было гораздо теплее чем в столице, да и спокойней, а супруга его суеты не любила.

- Ваша Светлость, прибыл граф де Тардэ. С докладом к Вашей Светлости.
- Зови, - приказал Альфред, направляясь к дому. Он уже порядко замерз, даже в шерстяном плаще.

В кабинете было тепло – предусмотрительные слуги растопили камин. Одна из собак уже вытянулась прямо перед ним и бессовестно спала, даже не подумав приветствовать хозяина. Другая сидела подле кресла и, как только канцлер сел, устроилась греть ему ноги. Жиль не замедлил появиться.

- Добрый вечер, Ваша Светлость. Я начну, если позволите?
- Начинайте, граф.
- Итак, - Тардэ тряхнул огненной шевелюрой, раскрывая папку. – В Шенбруне все спокойно.
- Это я и сам знаю, Тардэ. Что с созывом Большого Совета?
- Последние пригласительные грамоты разосланы сегодня, Ваша Светлость. И на похороны тоже. Кречетов не хватило, пришлось воспользоваться голубями.
- До ужас ненадежные птицы, Жиль, вы же знаете. Если мне придется отложить Совет потому, что кто-то так и не получил грамоту я вас отправлю в дворцовый зверинец.
- Слушаюсь, Ваша Светлость.
- В качестве корма! Что еще?
- В городе ходят слухи о смерти Их Величества. Говорят что его отравил Нортми в сговоре с императрицей.
«Ну, хоть Като не подозревают, и то хорошо, - Эрмину канцлер не жаловал, но отравить Александра... Зачем? Еще неизвестно как новый император отнесется к ней, да и кто будет этим императором?»
- Капитана Нортми все еще допрашивают?
- Да, ваша светлость. Дознание поручено Дресслеру.
- Мне жаль юношу – у Рейнхарда дурные манеры. Этьен мог бы и получше позаботиться о судьбе своего сына.
- Мне кажется герцог Нортми опасается, что его сочтут предвзятым. Да и с сыном они не ладят.
- Ну что же, Этьену виднее. Жиль, да вы себе места не находите!
- Ваша Светлость, я еще не уверен, но... мои люди перехватили письмо.
- И что же? Кто и кому пишет?
- Письмо зашифровано, Ваше Сиятельство, но шифр флавийский, а ключ к нему...
- А что же гонец?
- Гонец носил цвета герцога Флавио, стоило ли его трогать? Мои люди изобразили ограбление.
- По вам, граф, давно плачет плаха. За плутовство и изворотливость. Передайте письмо Этьену, это его дело, хотя... Нортми и так слишком силен сейчас... Пусть письмо пока останется у нас. И позаботьтесь чтобы его поскорей расшифровали.
 

4 день месяца Полотна. Шенбурнн. Часовня императорского дворца. Раннее утро.


      Глухое, черное платье создавало иллюзию внешней хрупкости и закрытости, которая еще более усиливалась, если кто-то наблюдающий всматривался в небольшого роста девочку, с достоинством  проходящую по тропинкам Шенбурннского сада. Когда девочка поднимала ресницы, взгляд темно-каштановых глаз оказывался необычайно серьезным. Бледные, тонкие руки прижимали к груди аккуратно переплетенную книгу. Порыв ветра взметнул тяжелые юбки, но дитя не обратило на это внимание, продолжая идти к своей цели. К небольшой, королевской часовне. Анриетте де Барна не составляло труда ежедневно со дня гибели Его Императорского Величества совершать этот путь - от фамильного особняка до королевской часовни. Она проходила к небольшому алтарю, недолго стояла перед ним, склонив голову, а потом усаживалась на одну из скамеечек в часовне и раскрывала принесенную книгу. Проходил час, второй - девочка сидела и читала, не поднимая головы и не обращая внимания на происходящее вокруг. Так прошло три дня. На четвертый все шло как обычно, за исключением прислуживающего в часовне священника. Анриетта и раньше ощущала его присутствие, но не разрешала себе отвлекаться. Все эти четыре дня, но не сегодня. Сегодня ребенок поднял голову и в упор посмотрел на худую фигуру священнослужителя:
      - Я слушаю.
      Он вздрогнул, но тут же справившись, с благостной улыбкой посмотрел в строгое, бледное лицо и, едва шевеля губами, проговорил:
      - Это я готов выслушать тебя, дитя.
      Дитя не понимало шуток и поднялось, продолжая удерживать книгу в руках и более, чем бережно закрывая ее. Темные зрачки в глазах расширились, делая их непроницаемо-черными. Взгляд скользил по нему пристально, изучающе, пытаясь найти что-то: "Животное.." Да, она не ощущала в стоящем напротив нее священнике человека. За всем его видом пряталось что-то нарочито наносное, животное и для многих - страшное, так как даже сам носитель этих сомнительных качеств не умел управлять своими чувствами. Анриетта закончила свой анализ и закрыла книгу, прижав ее к груди:
      - Не обманывай, да не будешь - обманут, - молчание и еще несколько слов на непонятном языке, где понятным было лишь: -  Энтеэ..
      Лицо Пикаруса, настороженно вслушивающегося в ее голосок, застыло и вдруг он почти блаженно улыбнулся, потянувшись к ее рукам, скрещенным над книгой.
      - Нет.
      Он вздрогнул и остановился, сглотнув и тут же кивнув.
      - Всему свое время? – полуутвердительно спросил он.
      Девочка кивнула и опять замолчала, разглядывая его с еще большим вниманием. Пикарус внимательно приглядывался к ней. Так мышь примеривается к слишком большому лакомству, что лежит в мышеловке. Холодная улыбка, тронувшая ее губы, привлекла его внимание, и он уже не мог оторваться от ее рта, жадно впитывая каждое слово. Но девочка молчала. Со стороны казалось, что священник отпустив грехи и пришедшей прихожанке, обсуждают что-то. И так оно и было:
        - До завтра, дитя.
        Та, к которой обратился Пикарус, склонилась перед ним, но губы не стали целовать протянутую ей ладонь. Лишь холод пронесся над сжавшимся вдруг пальцами священнослужителя. Анриетта подняла голову как раз вовремя, чтобы уловить гримасу недоумения и легкого страха: «До завтра».
      .. Отплывая от острова Сакрэ, Анриетта еще раз все продумала и мысленно кивнула себе. Девочка закрыла глаза: домой. Надо вновь пройти курс лечения, похоже ее силы далеки от всей полноты своего проявления. И дело ни в возрасте или знаниях. Нет, она просто слаба здоровьем, а это нельзя допустить: свалится на полпути к цели. Пока лодка причаливала, Анриетт открыла книгу, вчитываясь в первую же строку, попавшуюся на глазах: "...ni la palabra unica, ni el gesto unico"*

4 день месяца Полотна. Особняк Барна. Раннее утро

      Ребенок тихо шел по своему дому, не глядя по сторонам. Единственным и достаточно большим желанием сейчас было добраться до комнаты и взять в руки острое лезвие: "Слишком слаба. Пока слишком." Проходя мимо запертых дверей, девочка остановилась - резко, словно за руку ее одернули. Темно-карие глаза медленно оглядели одну из запертых дверей, а плечи едва приподнялись в немом удивлении, с которым ребенок быстро справился и подойдя ближе - постучал в дверь. Несколько секунд абсолютной тишины, шорох и дверь открылась:
      - Позволите войти, кузен?
      - Разве я хоть раз вам отказал, кузина Анриетт?
      Девочка ничего не ответила и только прошла внутрь. Глаза скользнули по тяжелым шторам, закрывающим окно и чуть смятой постели. Взгляд потух, и Анриетта неслышно опустилась на стул, сжимая ладонями ткань юбки. Через несколько секунд рядом присел ее двоюродный брат, внимательно вглядывающийся в поникшую фигурку. Девочка тяжело вздохнула и, не глядя, потянулась, опуская голову на его плечо:
      - Тяжело.
      Тишина повисла в комнате, прерываемая еле слышным дыханием.
      - Не стоит, сестрица, - пальцы едва коснулись ее руки, разжимая почти неощутимую хватку.
        Ребенок минуту назад расслабленно отдыхавший рядом, вдруг опять ощетинился и тихо, но твердо сказал:
        - Не стоит.
        Темные глаза встретились с ярко-зелеными и скрыли взор, не желая выдавать ничего. Девочка поднялась и еще раз молча оглядела комнату. Эстебан также молчаливо наблюдал за сестрой, пока она вновь не встретилась с ним глазами:
        - Не ожидала, что ты дома, Эстебан. Была рада увидеть.
        Юноша поднялся и чуть склонился в несколько преувеличенном поклоне вежливости, а затем легко поцеловал ее в бледную щеку:
        - Взаимно, милая кузина.
        Девочка кивнула головой, развернулась и вышла, направляясь в свою комнату. Едва закрыв за собой дверь, она быстро повернула ключ в замке и прислушалась. Далекие шаги прислуги и тишина, нарушаемая опять лишь дыханием. Дальнейшие шаги и движения совершались, как во сне. Сон окутывал сознание, взор, тело. Ребенок присел перед зеркалом, расчесывая волосы. Рука медленно скользила в густых, каштановых прядях. Время шло неумолимо и она отложила расческу, вытаскивая тонкое лезвие с остро наточенными краями. Рука привычно ухватила рукоять, а девочка подошла к столу, рассматривая что-то в полутьме, что окутывала комнату. Резкое движение и медленные капли покатились в серебристое блюдо. Где-то послышался стон и шорох. Ребенок молча смотрел, как смешивается кровь и серебро. Тишина замирала, а дыхание становилось все тише и спокойнее: «ni el gesto unico»**

* ni la palabra unica, ni el gesto unico – ни словом, ни жестом
** ni el gesto unico – ни жестом

3 – 4 число Полотна
Музыка: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»

Император мертв.
Новость эту обсуждали на всех углах. И за кружкой дрянного эля, и с фужером горынского стекла в руках; и за конторкой в присутствии, и в покойном кресле – не было, почти не было других тем для разговора.
Конкретно я обсуждал таковое с однокурсниками на наскоро собранном застолье – то ли траурном, то ли совещательном – в «Седьмом небе», что в Служилом городе.
Разумеется, собрался далеко не весь выпуск, даже не все осевшие в столице ребята. Но – те, кого хотелось видеть, пришли. Разные братства, разные семьи, разные веры. Но одно общее – нам… нам нравилась наша империя, и каждый из нас всегда выступал за единство.
Ясное дело, одним нам остаться не удалось; хорошо хоть знакомых не было, так и было подобрано место – «Седьмое небо» - любимое местечко руннских авантюристов, осколков старого времени. Укрытые табачным дымом, самые гнусные слухи покидали чьи-то кривящиеся губы и насосавшимися крови нетопырями повисали под потолком. Фаворитки Императора – это, можно сказать, обычный предмет обстановки дворца, и тут совершенно без толку обижаться за покойного августейшего кузена (разве что раздражало отсутствие такта у радостно делящихся подробностями рассказчиков). Но фавориты… Вообще-то, за такое вызывают на дуэль! Потому что должен же быть какой-то предел. Я присягал этому человеку, и признать, что он подвержен… был подвержен противоестественнейшему из смертных грехов, упорно не желаю! Все, закрыли тему.
К счастью, у нас разговор быстро перешел к более высокой стороне вопроса – престолонаследию.
-Двух мнений быть не может! – говорил Рожер де Прэда, русоволосый и белокожий, с вечно горящим взглядом, великий мастер на всякого рода речи, письма и прочее, - Согласитесь, что бесспорный фаворит – Диего Иберо. Я бы лучшего императора своей родине при всем желании не смог бы предложить.
Рожер всегда был чуть театрален, но я кивнул. Диего… его, я верю, ведет та же звезда, что и меня. Но он уже нашел свой Farthest Shore. Эх, напроситься что ли к Раулю? Или уж сразу к папеньке на поклон идти? Да ладно. Подожду…
Много говорили о том, как Диего I начнет правление. Я полагал, что, если он и в политике столь же хорош, как и в бою, то, скорее всего, сразу займется укреплением империи изнутри.
-Рою Фросту необходимо лишь невмешательство – басил Альберт Уотерхар, пепельноволосый, с водянистыми глазами уроженец Алиера, небольшой, худой, не удивляющий силой… но могущий бегать всю ночь и не сбить дыхание. Альберт был холоден как лед, неизменно вежлив, но его можно было полчетвертого ночи попросить о помощи – и поможет.
-Так у нового Императора и так будет мно-о-ого забот. Север прекрасен… но герцог Иберо – такое же дитя южного солнца, как и его брат, - усмехался в ответ Хорхе, знавший Фернандо Иберо лично, гибкий, загорелый и быстрый на эмоции – он смеялся, пел, ругался и плакал при любом удобном случае. Кстати, великолепный игрок на чертовой уйме инструментов… Он учил меня играть на гитаре.
-А вот Восток… - долгая пауза.
-Кто знает, кто знает, - своей лисьей ухмылкой просиял Ставрос, поджарый, быстрый и неизменно насмешливый. Внешне он, как и Альберт, совершенно не производил впечатления, но мышцы его были тверды, словно дерево, а в гибкости с ним не сравнился бы никто. Ставрос никогда и ни к кому не проявлял видимого уважения, обожал не особенно безобидные шуточки и был великим охотником до девушек. Но – при всем этом он отчего-то пламенно любил Империю как таковую, вследствие чего и сидел среди нас.
- Отец всегда говорил, что Флавио предпочитают не выступать одни против многих. И правильно, скажу я… - он отпил еще вина, поглядывая на нас поверх кубка.
-В последней войне Восток не пришел на помощь ни Морле, ни Люфуру. Ну, не ведут себя так мужчины! Империя разваливалась, а Евгений Флавио делал вид, будто все к лучшему! – приподнялся я. Не мог же я сидеть, правда!
-Старик умен, - пожал плечами уже поставивший кубок на место Мерсильде.
-Но ум – ничто без чести и доблести, ибо подобен улитке в раковине! – продекламировал я, и многие междометиями выразили свое согласие.
-Ну, мое дело – показать как было. Как хочется – это вы сами себе показывайте, - Ставрос был само безразличие…

4 день месяца Полотна.

    Проснувшись, он быстро открыл глаза и долго лежал, рассматривая потолок. Все тот же сон. Падающий отец, стрела из живого тела трепещет, словно выпивая из умирающего кровь. Чья-то тень склонилась и тянется к отцу рука. Странная, нечеловеческая.. уродливая. Рука, которая наверняка выпустила стрелу. И он отрубает эту руку. Резко, со страшным криком. Так ему казалось. На самом деле все это была истерика. Ему было слишком мало лет, чтобы понять, что стрелы не пьют кровь, а руки порой тянутся чтобы оказать помощь. Бывают такие руки, да только не в тот раз.
    Парень прыжком выпрыгнул из под легкого одеяла и прогнулся назад, затем резким движением согнул свое тело, совершая прыжок через голову и точно приземляясь на ноги.
    - Ты всегда делаешь это по утрам?
    Полусонный голос напомнил ему о том, где он:
    - Да. Так легче проснутся. Деньги на столе. Прощай.
    Он никогда не возвращался к одним и тем же женщинам. Ему это просто не было интересно. Одевшись, парень вышел из комнаты и спустился вниз. Таверна, где он вчера решил остановится, находилась всего в трех домах от особняка герцога Флавио, куда он и направлялся. Кинул хозяину пару монет и вышел на улицу. Глаза привычно оглядывали все, пока он размеренно шел вперед. Делать там ему было особо нечего, но раз уж такой повод: смерть Всея Империи Правителя, то надо поддержать друга детства, которому наверняка не хочется идти на это представление. Войдя в особняк, парень молча посмотрел на привыкшего к его манерам дворецкого:
      - Маркиз в главном зале.
      Все так же молча, он прошествовал в зал:
      - Эстерад.
      - Бредл. Заходи. Жду Анну и мы идем на этот "праздник".
      - Зато потом мы едем в Скифию, нас там уже заждались, - редкая для него улыбка мелькнула и пропала.
      - Хм, знаешь, я бы хотел сначала провернуть одну штуку, - маркиз говорил лениво, разглядывая стену на которой висели многочисленные портреты его предков - миниатюры собранные волей Евгения Флавио, тяготевшего к подобным вещам.
      Бредл поднял бровь. Темно-фиолетовые глаза маркиза посмотрели на приятеля:
      - Знаешь, поговаривают, что у нашего несравненного и ныне покойного императора были еще родственники. Одна из них - монашка в каком-то там монастыре. Было бы забавно достать ее оттуда, да и поддержать во время ее триумфального восхождения на трон.
      - А что она делает в монастыре? Если она сестра новоотправленного к праотцам, то должна была быть при дворе.
      - Путаная история, больше сплетен, чем правды. Как и всегда. Ты лучше бы узнал, куда ее могли отправить.
      - Я слышал, что у него были братья.
      - Нет, это не интересно. Монашка и трон, - Эстерад закинул голову, расхохотавшись. - Думаю в ближайшее время кто-то вспомнит всю родню Александра и начнется охота за наследством. Хочу принять участие!
      - Хорошо. Если я смогу что-то разведать - то я это сделаю. Где ты говоришь, есть сведения о ней?
      - В письмах матери. Там уйма пересудов и толкований того, что произошло в то время.
      - Я прочту? - можно было и не спрашивать. Если они задумывали что-то на двоих, то каждый делал все что мог, лишь бы затея выгорела.
      Страд кивнул, протягивая пачку писем перевязанных шелковой лентой, и чуть мотнул головой. Знакомое движение, да и шорох за спиной знаком. Анна Флавио - одна из самых красивых женщин по уши влюбленная в собственного мужа. Дис развернулся и отвесил появившейся красавице поклон. Когда они вышли, парень уловил чуть заметное вскидывание головы Страда. Он неплохо знал друга детства и понимал, что тому милее проехаться на иноходце, который призывно звал хозяина, заметив его выход. Но сейчас за Анной нужен был глаз да глаз. Дис едва шевельнул плечом и вскочил на своего черного коня. Черный носил имя простое и понятное для его хозяина - Зверь. И они неплохо ладили как в мирной жизни, так и в бою. Как могут ладить дикие животные, которых с малых лет пытаются приручить. Доставив Страда и Анну к переправе и проследив что они благополучно сошли на противоположном берегу, Дис сел на причале, доставая переданные Эстерадом письма и внимательно прочитывая их. Его не беспокоили снующие туда и обратно экипажи. Не волновали клянчащие нищие, постоянно пытающиеся подобраться к каретам поближе и со столь же упорным рвением отгоняемые охранниками переправы. Прошло около получаса, когда он поднялся, вытягиваясь и расправляя мышцы тела. Зверь смотрел на него свирепым взглядом, но Дис лишь покачал головой - подождешь. Ждать тоже нужно уметь. Вблизи от переправы остановилась карета и рядом с ней встал породистый наездник на не менее породистом скакуне. По форме гвардейца наемник признал в нем королевского охранника - высокомерный молодчик с яркими, сверкающими глазами - и перевел взгляд на карету. Гвардеец соскочил с коня и распахнул дверцу, подавая руку выходящей женщине. И в этот момент зарвавшиеся оборванцы дернулись единой волной и вытолкнули к ногам прибывших какое-то заморенное и жалобно скулящее существо. Оно сжалось и на миг замерло. Реакция охранников была медленнее, чем реакция гвардейца, который резко повернулся к толпе и устремил на них такой взгляд, что разномастная, клянчащая масса отхлынула подобно волне, попытавшейся достать недостижимую скалу. После в работу уже вступили охранники, сноровисто отгоняя топчущих друг друга зевак и нищих. А гвардеец уже намеревался сделать резкое движение, которое бы поставило копошившееся у него под ногами существо на ноги, но та, которую он защищал, перехватила его руку. До Диса долетел мелодичный голос:
      - Эстебан, не нужно.
      Существо, осознав, что бить не будут, быстро и как-то нечеловечески скользнуло в сторону. Названный Эстебаном подал властный и понятный стражникам жест и никто не пошел за убегающим созданием, предоставляя его судьбе. Дис мог бы и дальше наблюдать за ослепительной красавицей, которая, продолжая опираться на руку гвардейца, направилась к переправе - это было интересно. Но вся эта сцена с нищими голодранцами подтолкнула память наемника и он решительно направился за сбежавшим существом.

4 день месяца Полотна.

    Ее любимым местом был красивый особняк, возле которого всегда шлялась хорошо одетая шваль (именно так называли между собой нищие солдат императора). В этом доме жила известная по всему городу Элен Эстэ. Кроме швали там шатались и бродили очень богатые пины. Прю любила это место, хоть оно и считалось в их кругу одним из самых опасных в городе. Шваль следила за нищими строго и не подпускала их к дверям роскошного особняка. Зато пины* (пинтяки - часто бурчала себе под нос Прю) выходили из дверей этого дома добрыми и порой щедрыми. И очень часто им было не до разглядывания ее физиономии. Их рука в каком-то благом неведении бросала к ее ногам монетку и девочка, быстро-быстро благодаря, подбирала ее. Но даже в ее незаметном местечке - небольшом закутке, куда порой выливали помои или выбрасывали вкусные объедки - шваль находила ее и тогда приходилось спасатся бегством.. или пугать собственной внешностью. Шваль брезгливо рыкала на нее и порой даже не давала пинка, позволяя убежать, но иногда вытряхивали из нее "кровно заработанное". И все равно она любила это место, потому что в случае удачи, ей доставалось меньше побоев и она могла даже собой гордится: провести шваль и раскошелить пинтяков.. Есть от чего похвалить саму себя. Правда почему пинтяки выходили из этого дома такими довольными и щедрыми - оставалось загадкой для Прю. Нет, она знала чем занимается живущая в доме фирла**. И щедрость пинтяков еще сильнее изумляла ее, зная кто там живет: "Мансы***  никогда не могут быть довольны после этого.. Я то знаю. Мансы берут что хотят, а потом еще и колотят тебя, потому что все равно недовольны. Карпа говорит, что это приятно. Дура! Да и плевала я на "почему они такие" - главное, что у них есть монеты.." Но в этот раз Прю тащили совершенно в другом направлении. На площадь ко дворцу сдохшего пина - Императора. Прю отбивалась как могла.. Но это были золотые дни для нищих - подобные "праздники". Вот и сейчас ей велели падать к ногам выходящих из карет фирл, а когда она заскулила, что фирлам всегда было плевать на нее - ей отвесили подзатыльник и потащили в первые ряды. Прю огрызалась и царапалась, но ее сильным ударом вытолкнули к ногам только что вышедшей из кареты фирлы. Девочка пролетела несколько шагов и упала прямо под ноги стоящей вокруг охраны и какой-то женщины в темно-зеленом платье. "Шваль!!" - только и успела подумать Прю, сжимаясь и ожидая, что ее сейчас забьют и запинают. Нищие улюлюкающие вслед ее полету - затихли, смолкли и те, кто выскуливал милостыню. А вокруг нее - она чувствовала - все пришло в движении. Девочка еще сильнее сжалась, стараясь прикрыть голову руками.
    - Эстебан, не нужно! - прозвучавший голос был красив, даже очень. Особенно Прю понравилось то, что сказал этот голос. Она робко, не веря самой себе и не особо меняя положения извернулась, пытаясь рассмотреть где и кто находится. Вокруг нее виднелись ноги швали с тяжелыми сапогами, подбитыми звенящим и больно бьющим металлом. Прю еще успела увидеть краешек платья, когда до нее дошло, что везение таким длительным не бывает и она, резко распрямившись, рванулась прочь. От своих, от чужих.. Прочь-прочь-прочь... Она бежала сколько могла (это было трудно, болела натруженная нога и бег скорей походил на ковыляние), но силы закончились быстро: "Если бы хотели - уже бы догнали.. значит все же повезло.." Она тяжело привалилась к стене, отдышиваясь.
      - Вовремя остановилась. Еще немного и мне пришлось бы тебе помочь, - Прю вскинула голову, но двинутся уже не было сил.
    К ней подходил большой пинтяк. Рука его легко вбрасывала в ножны сверкающий в лучах солнца кинжал...

      ...Ребенок запомнил все, как заглотил. Жадно, неразборчиво заглотил большой кусок еды и теперь его мучило от жадности, желания справится с болью в переполненом желудке и странного чувства удовлетворения от того, что сегодня случилось нечто более важное, чем еда, подобранная в канаве. И даже гораздо важнее, чем добытая нелегким трудом монета. Сегодня она говорила на равных с человеком. И еще раз с ним поговорит. Если.. если выполнит то, что он ей приказал. Прю торопясь ковыляла в Лужу****. Влетая в кабак "Лис" она с трудом еще представляла что и как будет говорить, но, увидев кого ей предстояло вытащить на беседу с северным наемником, девочка и вовсе замерла, сотрясаясь всем своим худеньким телом. Огромная фигура бандита возвышалась за одним из столов, где катились кости и грохотал странный, беззлобный, но от этого не менее страшный смех. Прю почувствовала взгляд и торопливо поковыляла к этому столу, спасаясь от справедливой оплеухи хозяина, которого совершенно не устроило то, что маленькая оборванка застыла на пороге его хибары. Подходя к столу, ребенок постепенно сгибался, ожидая что вот-вот прилетит беспощадный удар и она привычно упадет на колени. Но что-то хранило ее сегодня и она без приключений добралась до самого стола, где застыла глядя в искаженное смехом лицо главаря "Мертвых кроликов". Что было во взгляде этого голодного заморыша никто бы не ответил, но Фортескью поперхнулся и, резко перестав смеятся, глянул на нищенку:
    - Чего тебе, уродина?
    - Не мне, - резко дернулась она в ответ с перепугу, что он так быстро заметил ее. - а тебе, Фортескью. Тебе надо пойти со мной!
    Последнее она пропищала так отчаянно, изо всех сил стараясь выпрямится в полный рост и чувствуя как ноги подкашиваются от усталости. Бандит удивленно воззрился на нахалку и неожиданно схватив со стола кнут ткнул им в перевязанное плечо:
      - А ты что - первая шлюха на нашем дворе? Красотка от которой мне полагается упасть и не подняться? Какого демона мне идти с тобой, дрянь маленькая? У меня верный куш слетает вместе с.. - тут взгляд его уперся в аппетитные формы сидящей с ними за столом фирлы.
      Прю злобно стискивала зубы, терпя боль от его тычков и не отступая. В ее голове зрело неведомое и звенящее. Назревая, как нарыв, который будет болеть, пока не лопнет и не истечет грязным, вонючим гноем и не образуется язва, которой долго не затянется. Прю знала эту боль и эти шрамы, а потому стиснув зубы терпела, пока Фортескью не схватил здоровой рукой большой стакан, загремев костями:
      - Вали отсюда, уродина, - проревел он, выкидывая кости.
      - Три и два, - крикнула она яростно и злобно, потому что нарыв лопнул. Потому что боль захлестнула ее и она резко схватилась за плечо, которое заныло.
      Фортескью заржал, загоготал.. А две костяшки катились и перекатывались, стукаясь об дерево стола и выкидывая знаки .. три... два.. Смех резко остановился, мужчина вскочил на ноги и резко схватил маленькую нищенку за прохудившуюся одежонку, встряхивая:
      - Ты испортила мою игру, дрянь! Я выбью из тебя жизнь!
      - И сам сдохнешь!!! - заверещала она отчаянно.
      - Стой, Фортескью! - из-за стола поднялся еще один верзила, вглядываясь в перепуганное лицо девочки. - Это же Прю.. Говорят она дурная. Тебе лучше сделать то что она просит. Прибив ее ты заполучишь болезнь сам знаешь какую.. Дурных и меченых не бьют. Каспиан этого не любит.
      Фортескью не испугался нисколько, резко поставив ее на пол:
      - Я выполню то, что она хочет. А потом убью ее. Она испортила мою игру! Чего тебе надо, уродка?
      - Тебя хочет видеть один человек, - девочка говорила с большим трудом, останавливаясь после каждого слова. Дыхание словно не желало выталкивать такие простые, но сложные для нее слова.
      Еще раз хохот сотряс кабак и Фортескью нагнулся к ней, сжимая кулаки:
      - Хорошо. Я разберусь с этим человеком, а потом.. разделаю тебя в куски, которые скормлю бродячим псам.. Веди, уродина!
      Ее резко развернули ловким ударом, от которого она еще и пролетела пару шагов. Но лицо ее искажала злобно-торжествующая улыбка. Главное, что она приведет к Дису нужных ему людей. А там.. там - поглядим. Пальцы нашли и сжали спрятанную в ворохе сбившейся на груди одежды монету - ее монету счастья.

*пин - богатый мужчина
**фирла - женщина
***манс - мужчина
****Лужа - Черный Город

4 день месяца Полотна.

      Он молча прошел и прислонился к стене, разглядывая чумазое существо.
      - Тебе чего надо? - грубо сказало оно.
      - На данный момент я знаю, что надо тебе и готов помочь.
      Девчонка глянула недоверчиво, потирая раскровавленное плечо и шмыгая грязным носом. Рана на ее коже выглядела паршиво, и парень шагнул вперед, беря нищенку за руку и, рассматривая рану, повернул ее из стороны в сторону. Когда девчонка, взвизгнув, попыталась укусить, он резко ударил ее:
      - Не мешай.
      Левой рукой достал из поясного кармана небольшую, черную банку с мазью и спокойно обработал рану.
      - Постой немного. Пройдет время и забинтую.
      - Ты.. Ты! Пинтяк, как.. меня.. Какой-то гадостью..
      - Тебя как зовут?
      - Мое имя - Прю, пинтяк.
      - Запомни, Прю, мое имя - Дис. Можешь звать меня по имени, но чтобы этого слова я в свой адрес больше не слышал. Тебе хочется отомстить за себя, Прю?
      В глазах ее мелькнул испуг, вопрос и странное чувство. Он его знал. На миг оно появляется и исчезает.
      - Ты, пин.. Дис, ты не понятно говоришь. Прю не понимает чего от нее нужно.
      Он холодно оглядел стоящее перед ним создание с головы до ног:
      - Тебя бьют, насилуют, заставляют делать то, что тебе не по нраву. И когда тебе говорят: будет все как ты захочешь - ты вдруг не понимаешь о чем речь?
      Жадный блеск живо сверкнул в темных глазах девочки. Тонкая фигурка поддалась вперед:
      - Обманешь - убью.
      Дис негромко:
      - Поздравляю. Ты все схватываешь на лету.
      - Что я должна сделать?
      Наемник молча достал свой платок и разорвав на полосы перебинтовал ее плечо, а потом резко сжал, не обращая внимания на стон боли:
      - Слушай..

      В кабаке, где он сидел возле окна, было очень мало народу. Оно и понятно: вся праздная толпа шаталась по улицам, отмечая несвоевременную кончину его величества. Мысли неторопливо складывались в единую картину-план, который привычно раскладывал все необходимое по своим местам. Глаза скользнули к лицу хозяина заведения и не отрывались до тех пор, пока тот торопливо ни кинулся к нему:
      - Что угодно?
      - У тебя есть комната, где можно посидеть спокойно?
      - Номен имеет в виду кабинет?
      Наемник хмуро смотрел куда-то в середину лба трактирщика и тот, странно содрогнувшись, торопливо ответил:
      - Есть. Будет. Когда угодно?
      - Я скажу.
      Хозяин отбежал с большой охотой, а он вновь задумчиво уставился на столешницу. Руки привычно и спокойно лежали перед ним в ожидании того, что станет необходимым сделать в любую минуту. Сколько их было таких мгновений, когда он ждал. Немного, действие всегда опережало, а он лишь успевал подхватить нужное движение и не дать вцепится себе в плечо или в глотку. Он был волком. Волк-одиночка не дающий отчет в своих действиях никому, кроме самого себя. Умеющий не только скалить зубы, но и разорвать на части. Глаза цвета туманного утра посмотрели в окно, уловив нужное движение. Волк в теле человека приготовился, привычно наклонив голову и ожидая. В дверь, едва она открылась, влетела голодранка. Ей было больно от пинка, которым ее наградили, но она нашла в себе силы подняться и пригибая голову к плечу, искривляясь, всем своим существом указала следовавшим за нею на него. Дис поднялся, встречаясь взглядом с черными глазами вошедшего первым:
      - Ты кто?
      - Дис-северянин.
      - Да. Слышал о тебе, но это не значит что меня волнует это имя. Мое звучит погромче.
      Наемник повел плечом, бросив взгляд на хозяина заведения, который прийдя в себя поспешно указал ему на дверь за лестницей. Одиночка неторопливо подошел к новоприбывшим, не глядя на свою неказистую посланницу:
      - Пройдем, Фортескью. Нужен совет.
      - Меня не приглашают на совет подобным образом, - наклоняя голову в ответ, рыкнул известный предводитель отряда, который по язвительной насмешке был назван - "Мертвыми кроликами". - Кто ты, чтобы я давал тебе советы?
        - Совет дам тебе я, - негромко сказал Дис, неожиданно улыбаясь. Так волк скалит зубы, когда жертва встает на дыбы, пытаясь отмахнутся от дикого зверя, готовящегося к прыжку. Но никогда еще кролик не уходил от волка.
      Фортескью сделал было шаг назад, но скорость и молодость предупредили это движение - в живот предводителя бандитов устремился пистолет. Бредл спокойно продолжал стоять и смотреть. Со стороны раздался еле слышный шорох, Прю, не удержавшись, заворожено рассматривала сцену, которая разыгралась благодаря ее участию.
      - Левое плечо, Прю? - негромко спросил Дис.
      Хриплый вдох и шмыганье носа девчонки были единственным ответом. Одиночка воткнул дуло пистолета в живот Фортескью:
      - Вперед.
      Медленно они прошли в "кабинет" любезно предоставленный им хозяином. Дис указал пистолетом на табуреты вокруг стола и, убедившись, что главарь банды и его адъютант заняли свои места, сам опустился с другого края, приказывая:
      - Прю, закрой дверь и сядь в угол, - глаза его не отрывались от двух собеседников. - Мой совет таков, Фортескью, надо изредка писать письма старым друзьям и.. подругам. Думаю Арнфинн меня поймет и поддержит.
        Едва заметно вздрогнувший от обращения к нему адъютант главаря банды, устремил на Диса долгий взгляд:
      - Уж не во дворце ли ты обучался таким светским церемониям? - сказал, как плюнул.
      Бредл молча смотрел на этих двоих, раздумывая. Руки его покойно лежали на столе, как и руки Фортескью. А вот Арнфинн держал одну руку на поясе. Движение было безошибочным - малейший промах недопустим в подобных делах. Для человека это была бы смерть. Но не для дикого зверя. Быстро отклонившись от кинжала, который метнули в его горло из-под стола, наемник скользнул в сторону, перехватывая вторую руку противника, сжимавшую стилет, - правую как оказалось - и резким движением заломил ее, ощущая приятный хруст под пальцами и слыша крик жертвы. Но на этом борьба ни закончилась. Сломав руку Арнфинна, северянин отбросил во второго противника его тело мощным толчком, сбивая с движения и вырывая острие из поломанной кисти. Фортескью был мастером своего дела, но не смог противостоять мощному напору зверя, который не дал ему вырваться, отражая каждый удар его кинжала и не обращая внимания на текущую по щеке чужую кровь. Дис прижал противника к стене и, не минуты не раздумывая, вонзил кинжал адъютанта в правое плечо главаря банды. Фортескью закричал, но его вопль заглушила рука:
      - Напиши мне письмо, Фортескью. И ты останешься жив. Я обещаю.
      - Ты сдурел? Кому? От кого? Демоны тебя забери! - в голосе слышалась нескрываемая боль, и Дис подхватил противника, опять усаживая его за стол.
        - Пиши. Своей бывшей любовнице. Говори, чтобы помогла нам найти приют в своей новой обители. Обещай, что не обидим и защитим.
        - Кому, твою..., писать? У меня этих любовниц, чтоб тебя... - он резко замолчал, когда Дис одним движением показал ему короткое имя написанное на листе бумаге..
      Через два часа он шел по улицам, ведя под уздцы Зверя и направляясь к окраине города. За ним ковыляла маленькая нищенка, отставая все сильнее, но продолжая ковылять и рассказывать как она притащила за собой недавних собеседников Бредла. А он задумчиво изучал кинжал, которой забрал у Арнфинна. Окрашенное, жадное до крови лезвие было острым, тонким и точным по весу. Он любил хорошее оружие.
        - А почему ты не убил их, Дис? - запыхавшимся, хриплым голосом и чуть заикаясь спросила Прю.
      - Потому что ты это сделаешь за меня, - ответил он, разворачиваясь к ней и протягивая полученное в борьбе оружие.
      - Я? - девчонка попятилась. - Нет-нет.. Прю не понимает.. Нет. Ты .. я пойду.. нет..
      - Держи. И запомни: когда хочешь сказать "да" - забудь про "нет", - он протянул ей тонкое лезвие, вкладывая в грязные пальцы страшное оружие.
        Нищенка ошарашено смотрела на оружие, а наемник уже был далеко. Его влекла песня наступающего вечера, в котором перебор лучей заходящего солнца переплетался с наступающей ночью. Воздух был тяжел от влажного дыхания наступающей весны. Но молодой человек вбирал его всей грудью, как дышит удовлетворенный охотой зверь. Табор распахнулся перед ним шире, чем двери самого гостеприимного дома. Он спрыгнул с коня, отпуская того вольно бродить вокруг и направляясь к становью цыган. Музыка, крики узнающих его людей, песня одинокого костра, весело горящего посередь огромной поляны и - Радэ. Радэна Флавио, которая, увидев, со всех ног кинулась к нему на шею, смеясь и целуя. Дис просто улыбнулся, в ответ на жизнерадостный вопрос девушки:
      - Ты хочешь есть?
      Увидев его улыбку, она рассмеялась снова и повела его к костру:
      - Оставайся сегодня с нами. Будет много песен и я буду танцевать. Вечер весны и ночь весны. Нельзя спать, даже если хочется.
      Он кивнул головой, внимательно вглядываясь в девушку и удовлетворенно замечая, что она в полном порядке. Зверь прилег отдохнуть, набираясь сил. Волк, которого с детства пытались приручить.

4 день месяца Полотна.
Руннская Империя. Фрост. Полуостров Лисий.

  Девушка спала. Спала крепко, но ровно до тех пор, пока кто-то навязчиво и упорно не забарабанил в двери ее покоев. Стройное гибкое тело вздрогнуло под толстым вязаным одеялом, рука почти инстинктивно скользнула к подушке за ножом, и, едва коснувшись его, выпустила рукоять….
  За дверью снова послышался шум и знакомые голоса.
- Какого черта!
  Асни могла сказать еще много приятного, но предпочла осведомиться о том, кому и по какому поводу пришла в голову замечательная идея будить своего капитана, когда еще и не рассветало.
- Посланники Осколка, - прозвучал короткий ответ из-за дверей.
- Я сейчас спущусь, - резкий голос дающий понять, что видеть до того времени она никого не желает.
  Асни зевнула, думая о том, чем могла прогневать Первого тана, поводов набиралось с десяток, но ни один не требовал бы личного вмешательства Фроста, в самом худшем случае из подобных северный наместник ограничился бы письмом.
  Девушка потянулась, позволив одеялу соскользнуть с неприкрытых волосами плеч, спустила ноги на холодный пол и принялась одеваться, быстро, чтобы не замерзнуть. Толстые стены не спасали от зимних северных ветров, и к рассвету гладкий серый камень успевал забрать все тепло из натопленных с вечера залов. Но Асни даже любила эти прохладные прикосновения, снимавшие осколки сна, словно напоминающие о том, что она дома. Не должно детям севера бояться мороза.
 
    В главном зале Лисьего замка царила суета, обычная для дней, когда мать принимала сколь ни будь важных гостей. С верхних ступеней ведущей вниз от хозяйских покоев лестницы был отлично виден говоривший с матерью глава отряда.
  Ормо Блэкстоун один из дружинников Роя Фроста, одноглазый, черноволосый и сухой, как щепка. Впервые Асни видела его лет десять назад, после смерти Тана Артура, потом были Освальд, ее отец и брат. Ормо всегда приносил «своей Хельге» дурные вести, возможно оттого, что не хотел что бы ей это передали другие. Мать звала его вороном, стервятником, злилась, бранила и… всегда любила, стараясь скрыть это от всего мира, но все равно выдавая случайно оброненными словами, непонятными большинству людей улыбками, просто тем как всегда на него смотрела.
- Что случилось? –  Асни почти сбежала со ступенек, встречаясь с серо-голубым взглядом матери, взгляд в сторону Ормо и усмешка, желающая отогнать нехорошее предчувствие, - Кто-то снова умер?
- Всегда кто-то умирает, - спокойно ответил дружинник.
- В ночь на новый год скончался твой кузен, - медленно ответила мать, - Император Александр.
  Облегчение. Нет, даже безразличие. Что ей дела до смерти сидевшего где-то на Руннском троне монарха, о котором она ничего кроме его имени и не слышала?
- Первый тан желает видеть вас в Осколке, как можно скорее, - продолжил Ормо, - Мы будем сопровождать.
- С каких пор, желая встречи, один тан присылает за другим почетное сопровождение? Я поплыву на «Чайке», - тот самый упрямый тон голоса, с которым никто в Лисьем уже два года не решается спорить.
- Не в этот раз, - ворон Фроста чуть склонил голову, - С этого дня вы менее Тан Лисьего, чем наследница Руннского престола, Асни, или прикажете звать Вашим Высочеством?
- Называй как раньше, - соблаговолила девушка, поправила рукой короткие темные волосы и усмехнулась, - Сейчас все могут отдохнуть. Твоих людей накормят, думаю ваши лошади уже размещены. Через полтора часа отплываем.
    По сути, все равно, что Ормо об этом думает. Асни не собиралась слушать возражений. Ее может сопровождать хоть весь флот Севера, если Фросту так угодно, но Тан Райм прибудет в Осколок на своем корабле.

5 день месяца Полотна. Ночь.
Осколок. Фрост.

  «Полярная чайка» входила в главный Фростийский порт ночью, ориентируясь на дрожащие почти призрачные огни маяков. Самый старый северный город и самая древняя крепость в скалах над ним. Асни жалела, что не может видеть ее в этот раз из-за темноты.
  В Осколке она бывала прежде лишь однажды, два года назад, после обретения Права. Но в памяти остались лишь светлые камни стен, белые псы, спящие у ног Первого тана, и его серо-желтый волчий взгляд.
  Асни задумчиво провела пальцами по массивному серебряному кольцу, иссеченному простым потемневшим от времени узором. Подарок отцу от Артура Фроста, почти единственный знак того, что она теперь полноправная хозяйка Лисьего, «Чайки» и еще пары кораблей. Прошлое, о котором Асни предпочитала не вспоминать. Теперь смертью бесполезного человека на далеком троне оно снова вошло в ее жизнь.
  Чего теперь желает Первый Тан от дочери предавшего север Авентина Руннского, родство с которым позором легло и на саму Асни и на весь Лисий? Она узнает это очень скоро.
  Рёвельборг давно спал - портовые склады, ждущие утра рыбацкие суденышки и оскалившиеся тяжелыми пушками длинные хищные корабли танов, всегда готовые покинуть порт. Сердце севера, город льдов, обласканный северными ветрами, внимающий бесконечному рокоту волн. Пройдет еще не больше получаса и Асни сама ступит на эту отмеченную богами землю.
- Нас ждут, - голос старшего помощника заставил Асни отвлечься от собственных мыслей.
  «Чайка» лениво раскачиваясь подползала к причалу, где уже ждали люди Первого Тана.
- Отлично. Отдать швартовые.
    Ее люди знали свое дело, и Асни нечасто приходилось  повторять что-то дважды.
- Больше в дорогу собирались, чем плыли, - проворчал Ормо, уже просто для порядка, - Ох уж эта потребность не столь других посмотреть, сколько себя показать.
  Асни засмеялась, ей отчего-то было почти неудержимо весело. Ветер ударил в лицо, срывая рысью шапку, и она взяла ее в руки позволяя холодным порывам разметать и спутать короткие темные волосы.
  Тяжелый корабельный трап ударился о старое опасно-ровное дерево причала.
- Пора.
  Земля Рёвельборга встретила Тана Райм ощущением твердости под ногами и смешенным с градом дождем.

Тремя часами позднее. Осколок.

- Первый Тан ожидает вас, - почти ласковый голос одетой в черное женщины, чуть заметная улыбка, - Я провожу.
  Рядом с ней появляется чувство неясной тревоги, и белые псы этой ведьмы, идущие попятам, смотрят так же, со спокойной готовностью сжать клыками горло любого, если будет необходимо.
  Бесконечно длинный полутемный коридор и, наконец, полоска света под одной из дверей. Вердения толкнула створку, с той же молчаливой улыбкой чуть склонила голову, приглашая войти, и через мгновение двери бесшумно затворились за девушкой.
  «Словно отрезая все возможные пути назад», - отчего то подумалось Асни.
  Несколько шагов, дрожащий свет масляного светильника, неверные тени на серебристо-серых стенах кабинета и неподвижном лице Северного владыки. Асни немного резковато склонила голову перед хозяином замка, для того, что бы тут же вскинуть на него взгляд.
- Первый тан желал видеть меня? – возможно слишком громко, словно вызов тишине наполнявшей эту серую комнату.
  Рой Фрост медленно закрыл книгу, которой, казалось, был увлечен до прихода своей гостьи. Он ничуть не изменился с тех пор, как она видела его прошлый и единственный раз, как не меняются камни или лед. Первый тан всегда оставался спокоен. Тонкая усмешка, касающаяся лишь губ и серо-желтый взгляд. Таких глаз не бывает у людей…
- Рад, что путь от Лисьего не занял много времени. Море нынче неспокойно.
- Я не боюсь моря.
  Снова усмешка в ответ.
- К сожалению, не могу предоставить тебе возможности отдохнуть. Выспишься в дороге, и там же я все тебе объясню.
- Мы едем в Рунн?
- Да.

4 число месяца Полотна.
Рунн. Королевский город.

   Рунн, великий Рунн, крупнейший и красивейший город Империи… Здесь было приятно проводить время, наслаждаясь полученным во время бесконечных странствий результатом. Это у них в крови, у северян. Когда-то корабли с Фроста бороздили все моря – и горе было тому, кто повстречался у них на пути. Северные топоры побывали в Новых Землях, в Нортми, в Ауралоне, в Скифии… Теперь все иначе – останься она дома, ее бы усадили за кройку и шитье.
   Их корабль входил в порт. Карл и Хорхе уже стали собирать вещи. Ванесса и Архид сидели в своих каютах – так прошло почти все их путешествие, ведь девица де Милор страдала от морской болезни, а Нарр проводил все свое время за книгами.
   - Сколько мы, по-вашему, задержимся в Рунне? – Сэла вглядывалась в приближающиеся строения. Ничего нового. Хотя служилый и черный город наверняка разрослись за полгода. Надо будет туда зайти, у нее кончился и табак и порошок, а перед очередным путешествием их запасы необходимо пополнить. Иначе – труба.
   - Не думаю что долго. – Карл нахмурился. – Сейчас в Империи не спокойно. Когда я последний раз говорил с герцогом, он намекнул, что нам придется отправиться в Коннлант.
   Коннлант. Свежая рана на теле Империи. Одна из самых благополучных стран во времена ее детства, и чем она стала теперь. Страшно и подумать. Сэла вспомнила, как они однажды с отцом посещали знаменитую коннбургскую ярмарку. Счастливые лица, смех и радость… и теперь этого ничего нет.
   - Ага. Коннлант. – согласилась Сэла. – Возможно…
   Корабль, наконец, причалил. На палубе появилась Ванесса с зеленым лицом и задумчивый как всегда Архид. Сэла, улыбаясь, забрала тюки у своей подруги, шутя, дала подзатыльник этому умнику Нарру, и быстро спустилась по трапу. Когда сошли остальные, они, все вместе, двинулись к Королевскому городу, пробираясь через суматоху имперского порта.
   - Что тут уж очень суетливо, – пожаловался Хорхе. – Взбесились они что ли? Или умер кто?
   Сэла Айс огляделась. В самом деле, что такое? Ее только что пихнули так, что она чуть не упала со всеми своими вещами. У людей какие-то очень мрачные лица, многие окна закрыты.
   - Не знаю… - Сэла прищурилась. – Пойдемте-ка скорее, у меня нехорошие предчувствия…
   Они направились к величественному и мрачному дворцу, главной штаб-квартире СИБ. На самом деле, это всего лишь одно из крыльев колоссального Дворца Правительства. Сэле всегда нравилось тут – строгие мраморные колоны, статуи грозных ангелов возмездия, олицетворяющих неотвратимость наказание, которое последует за любое преступление, совершенное против государства. Внутри тоже было красиво – интересные мозаичные картины, представляющие наиболее значимые моменты Руннской истории. Ничего не скажешь – внушает, не то, что голые бабы в Императорском дворце. Они поднялись по лестнице, и вскоре Сэла и остальные уже стояли перед Бромом ван Хоосом, секретарем Этьена.
   - Я ждал вас, – сказал секретарь. – Наверное, уже знаете?
   - О чем? – нахмурилась Сэла Айс.
   - Не знаете? – удивился Бром. – Император Александр умер в ночь на первое Полотна. Мы тут сейчас по горло в… - он взглянул на дверь в комнаты Этьена. – Короче, вы поняли. Много работы. Очень много, – и коннлантец смахнул прядь волос с лица. Бром и вправду выглядел не важно. Уставший, не выспавшийся… На дальних столах стояли груды чашек, по видимому с кавой, какая-то часть из них уже была пуста. Сэла сочувственно покачала головой.
   - Замечательно, – мрачно сказал Хорхе. – Стоило возвращаться, чтобы узнать, что все отправилось к Сеятелю…
   - Вы все еще нужны Империи. – Бром уже что-то лихорадочно писал. - Если чуть подождете, герцог освободится, и он даст вам новое задание!
   - Я рада, – холодно заметила Сэла. – Но нам причитается еще за предыдущее!
   И вправду, чтобы разделаться с нубийскими монахами им пришлось затратить уйму средств и сил. А поскольку они отправлялись в тот момент, когда Этьена не было в Рунне, все расходы пришлось покрывать из своего кармана.
   - Все потом, потом… - Бром разражено потряс пером. – Не мешайте…
   И он зарылся в груду бумаг.
   Сэла и остальные вышли в коридор. Девушка прислонилась головой к стеклу окна. Оно было твердым и холодным, а у нее начинала болеть голова. Все же ей нужно отдохнуть. И выпить. Но это потом, сначала нужно узнать, что все же случилось.
   - Что думаете?
   Карл криво усмехнулся.
   - Похоже, наша служба заканчивается… Если так и дальше дело пойдет… Даже не знаю…
   - Что меняет смерть Императора? – удивленно спросила Ванесса. До де Милор всегда доходило не сразу. Нет, Сэла не считала ее тупой, но иногда Ванесса проявляла потрясающее неумение разобраться в ситуации. Особенно это касалось всяких политических интриг.
   - Если раньше мы выполняли задания министра Империи, то теперь это будут всего лишь приказания герцога Нортми! – заметил Хорхе. – Теперь у нас уже не будет того прикрытия. Придется действовать на страх и риск!
   - Вы думаете, нам придется выполнять такие задания герцога, которые выходят за рамки компетенции СИБ? – Ванесса перешла на шепот.
   - А ты представляешь себе, что тут начнется? – спросил Карл, тоже шепотом. – Знаешь, я вообще-то из Остеррики, а он – фон Каш ткнул в грудь Хорхе, - из Иберии.
   Да, в этом заключалась определенная проблема. "Черный стебель" никогда не брал таких заданий, которые могли бы посеять разногласия между членами команды.
   - Все зависит от того, сколько претендентов на престол будет… - задумчиво сказала Сэла… Если все вполне однозначно…
   - Ты может быть не в курсе сплетен, - заметил Хорхе. – Но поверь мне, тут совсем все не ясно…
   Вот это и плохо. Во времена битвы королей и религиозной войны отряды наемников использовали для заказных убийств представителей враждующих домов. Использовали так часто, что благородные лорды условились, что если какие-либо наемники попадают к ним в руки, на них обычные правила обращения с пленными не распространяются.
   - Беседуете? – в коридор выглянул улыбающийся Бром ван Хоос. – Вас зовет Его Светлость…
   Члены "Черного Стебеля" переглянулись.
   - Хорошо… - первой пошла Сэла. Они снова вошли в кабинет Брома и, миновав, тяжелые, окованные железом двери, вошли к Черному герцогу.
   Этьен де Нортми стоял к ним спиной, разглядывая что-то в окне. Услышав, что они вошли, тотчас же развернулся, и жестом приказал им сесть.
   Попав в кабинет она с удовольствием его оглядела, отмечая что все как прежде – подчеркнутая строгость, неяркий свет, массивные шкафы с книгами, на одном из них стоит глобус, на другом какой-то оптический прибор. На стене – на белом полотне - величественный черный медведь в золотой короне, герб дома Нортми.
   - Приветствую Вас, господа, – голос Черного герцога звучал спокойно, словно ничего и не произошло. – Благодарю вас всех за оказанную мне и Империи услугу… - Этьен извлек из шкафа объемистый мешок и, положив его на стол, двинул к Хорхе. Тот в свою очередь передал Черному герцогу свитки.
   - Отлично. – Этьен быстро убрал бумаги в стол. – Тогда поговорим о делах… Думаю, вы уже в курсе произошедшего. Это многое меняет в моих планах, но вы можете не беспокоится… Суть моих с вами отношений не изменится.
   - Я рада, – улыбнулась Сэла. – В таком случае, мы ждем дальнейших приказаний, Ваша Светлость.
   – У меня есть два задания для вас, - просто сказал Черный герцог, - и, следовательно, вам придется разделиться. Вы, – он кивнул Сэле и Ванессе, - оправитесь в Коннлант, сопровождать один ценный груз. Вы, - он повернулся к Архиду, Карлу и Хорхе, - должны встретить одного из моих агентов… Подробности сообщу чуть позже, пока мне нужно лишь ваше согласие – да или нет?
   Они переглянулись между собой.
   - Мы согласны, - сказала Сэла. – Только нам нужна пара дней, чтобы отдохнуть, и привести себя в порядок.