9 число месяца Полотна.

Музыка: Blackmore’s night, …All because of you

Проснулась я в прекраснейшем настроении. Хотелось немедленно сделать что-нибудь такое, от чего всем бы сразу стало хорошо. Не знаю уж, что – ну так это не мои проблемы!
Наскоро одевшись, я вышла на балкон, и теплый, неожиданно теплый ветер раскинул полосой черного шелка мои волосы. Солнце стояло еще низко, но свет его падал прямо на мой балкончик. Я засмеялась – не знаю, просто захотелось.
В ответ снизу раздался перелив чуть хрипловатого смеха.
-Так рано, а ты уже такая веселая!
Взглянув вниз, я увидела Криса Фьера. Он достаточно часто у нас бывал, а со Страдом почти дружил. Хороший достаточно человек, но… его брат вызывает у меня больше приязни, хоть и вижу я его реже. Ну а сестры у него – о, это песня! Нет, ничего не подумайте, они мне лишь подруги, и меня это более чем устраивает.
-Крис! Здравствуй! – крикнула я, чуть-чуть (в границах благопристойности) свесившись с перил, - Зайдешь? Ты к нам вообще?
-Ну, встречай на крыльце, хозяйка.
Я сбежала – нет, ну совсем сегодня не могу держать себя в руках! – на первый этаж, в гостиную. Сопровождаемый Эммой, туда пришел и Кристиан.
Он присел напротив меня и посмотрел с легкой усмешкой – наверно, я сейчас была немного похожа на Рони или Каэ, по крайней мере, о чем-то таком он думал.
-Ну, так с чем пожаловал? – к Сеятелю церемонии!
-Да я, вообще-то, к Страду шел. Он уже не спит?
-Ой, а Страда нет.
Крис поднял бровь… ох, надо бы так научиться. Легкая досада, ленивый интерес.
-И где же твой неподражаемый брат?
Я неопределенно махнула рукой куда-то к комнатам служанок. Крис это знал и потому бордово подумал какую-то непристойность.
-Не знаю, уж прости. Не сказал ведь ничего.
-Да? Вот ведь… - Крис был содержателен и образен. Интерес его к этим делам тоже не поражал насыщенностью цвета.
-А к Анне сейчас не ходи – лучше попозже.
-Что так? Неужели еще почивает?
-Скорее всего да – но ей простительно, в ее-то положении.
Крис поднял обе брови. Разум его тут же начал делать какие-то сложные расчеты – нет, иногда он меня радует. Ему бы лицо понежнее… да ножки поизящнее… да грудь высокую… да и удалить кое-что лишнее… Влюбилась бы, честное слово!
-Ого! Семейство Флавио упрочивает позиции. Ценно, ценно.
-Да уж, времени не теряем.
Улыбки.
-А как твои сестрички, здоровы?
-Да, в порядке. Сейчас они за городом, в домике одном, дня три уже как. Там еще Анжелика с Мариной Нортми и Анриэтта Барна, - значения этому он не придавал совершенно никакого. В порядке сестры – и хорошо…
-Так, а почему меня не позвали?
-Ну… так. Да можешь подъехать.
О, разумеется!!!!
Крис на пальцах объяснил, как доехать, и ушел искать других развлечений.
Ну, чтоб я, да такую компанию пропустила? Раз Рони и Каэ там – скучно не будет точно! С остальными девушками я мало знакома, ну так это вполне поправимо, правда?
Решив не откладывать дело в долгую корзину, я немедленно кликнула слуг и принялась за сборы. Немножко одежды – верхней, нижней… Немножко косметики… Пара книжек… Ну, денег – на всякий случай… Да и все, наверно.
Слуг взяла двоих – Марко, крестьянского сына большой выносливости и малой словоохотливости, и флегматичную уроженку Кьезы Агату, на правах личной служанки.
Долго ли, коротко, но этот домик мы нашли. Для этого пришлось пересечь некоторую часть Заповедного леса, но это и к лучшему – не зря, ох не зря в сердце Империи оставили этот лес. Такую красоту нельзя отдавать людям.
А что, уютненько. Жить можно, да и вокруг красиво очень.
Дом невелик: два этажа, пара пристроек, но пять девушек разместились в нем с комфортом; для шестой, то есть меня, место тоже осталось.
Из дому немедленно вылетела Каэ, лучащаяся желтым. Девочка была совершенно довольна жизнью.
-О! Эла! Не ждали! Заходи, заходи, ты ведь к нам надолго?
-Наверное.
-Ой, здорово! Повеселимся! Тут такие люди собрались!
Предоставив собственной челяди из двух лиц устраиваться самим, я прошла в гостиную, где прямо на большом ковре сидели остальные девушки.
Представлены мы уже были – свет тесен – но рассмотреть троих из них я смогла только сейчас.
Марину Нортми я знала чуть лучше других – пара общих вечеров, немного разговоров. Милейшая девушка… такую сестренку кому угодно пожелаю. Она прямо-таки излучала спокойствие и удовлетворенность окружающим миром.
Анриэтта Барна меня испугала. Она была одной из очень немногих, кого я не могла «читать»… Ну да ладно; она и во многом другом выделялась.
И наконец, Анжелика Нортми… Невероятно изящная блондинка с лицом феи, чьи глаза смотрели куда угодно, только не на собеседника, а чувства были густо окрашены сиреневой тоской… Я едва сохранила прежнее выражение лица, увидев ее. Нежнейшие ее черты все притягивали взгляд… как никакая иная девушка, поразила она меня…
Так, Элочка… кажется, ты влюбляешься…

9 число месяца Полотна.
Экилон. Дорожный путевой дом.

    Просыпаясь, Лианна сладко потянулась, ласкающий ее кожу шелк был на диво приятен. Девушка чуть слышно мурлыкнула и повернула головку, но рядом никого не оказалось. И она припомнила, что произошло вчера: обморок, чьи-то руки поймавшие ее и странное забытье. Видимо она заснула едва придя в себя, истомившись от всего пережитого за день. Но тогда получается, что проспала она не меньше двенадцати часов. Сев на постели, Лианна огляделась еще раз, быстро собирая волосы в тугой узел и заплетая длинную косу. В дверь осторожно постучали.
- В-войдите, - запнувшись от неожиданности, разрешила она.
    Тихий скрип и в комнату волоча за собой ворох одежды вошла та самая миловидная женщина – белошвейка, ласково улыбнувшись застывшей в постели девушке.
- Вот, ваша светлость, - привычной скороговоркой полилась речь вошедшей. - Это платье для езды, это домашнее платьице, вот два-три платья для переодевания - в дороге самое неприятное это усталость и грязь, вот нижние юбки, десяток по моему хватит, чулки - этого добра много не бывает: вот теплые, вот просто чулочки. Три ночные рубашки.. чего их застировать аль латать, правда? Надоела - выкинете. Еще две пары нижних рубашечек, а то вижу кожа-то у вас, ваша милость, тоненькая, нежная... Давайте-ка примерим, я тут же подгоню все что нужно, - быстрые глазки женщины скользнули по рукам девушки, но Салли промолчала, продолжая что-то говорить.
    Лианна выпрыгнула из постели, восхищенно разглядывая первую в своей жизни светскую одежду. Где-то внутри она понимала, что это совсем не шикарные платья, но это - первые платья, что у нее появились и сейчас они были самыми чудесными и прекрасными. Белошвейка, которая притащила весь этот восхитительный ворох, улыбчиво приговаривая что-то ласковое, быстро примеряла к девушке одно платье за другим, делая какие-то пометочки на ткани, ловко присборивая и восхищаясь своей клиенткой:
- Его милость просил, чтобы вы высказали все ваши пожелания, ваша светлость, - она покачала головой. - Это ж надо, как вам не повезло.. Ох уж эти разбойники! И на что позарились?! На женские тряпки..
Лианна ничего не отвечала, улыбаясь в ответ и пытаясь осмотреть себя со всех сторон. Наконец примерка и предварительная подгонка была окончена, женщина снова собрала все платья и поклонилась Ли:
- Через два часа принесу вам готовые платьица, ваша светлость.
    Ошарашенная девушка кивнула и осталась одна, одетая в ту самую рубашку, в которой спала всю ночь. На стульях лежали длинные нижние юбки с пышными оборками по краям и несколько пар чулок. Ли выбрала самые тонкие чулки и ловко натянула их. Девушка невольно залюбовалась сама собой, завязывая красивые ленты бантов чуть выше коленок. Длинная, шелковистая рубашка доходила до середины ее бедер и бывшая монашка рассмеялась, кружась по комнате и осознавая насколько приятно чувствовать себя красивой, чертовски красивой.
- Ты прелестна, Лианна, - раздался бархатистый голос от дверей.
    Она резко остановилась и посмотрела на вошедшего. А, узнав, бросилась к нему:
- Эстерад, это такое чудо! Ты бы видел платья, которые мне принесли!  Через час она снова их принесет.. их столько! Они удивительны! - счастливый блеск ее глаз вызвал у него теплую улыбку.
- Поверь, эта такое убожество по сравнению с тем, что тебе предстоит носить, Лианна, - глаза его жадно скользили по ее телу, видневшемуся сквозь тонкий шелк, по стройным ногам, украшенным очаровательными чулками. Она не поняла, что произошло в следующий миг. Сильная рука обхватила ее талию, а ладонь мягко приподняла лицо и губы коснулись губ. Лианна замерла, чувствуя, как сердце застучало бешенными ударами. Девичьи губы дрогнули, она напряглась, но мужчина лишь еще крепче прижал ее к себе, осторожно усиливая поцелуй и девушка забыла обо всем, впервые вкушая эту сладость:
- Ты не боишься, мой ангел? – с явным трудом оторвавшись от нее, прошептал Эстерад.
- За все надо платить, ваша милость, - Ли поразилась своим словам, но поняла, что и впрямь – это расплата. Ведь не просто так ее вытащили из монастыря. Она уже готова была к тому, что смелые, дерзкие руки сейчас разденут ее. И сама желала этого запретного и необычайно желанного. Но ничего не произошло. Из потемневших, фиолетовых глаз сверкнуло что-то страшное:
- Мой ангел понимает что говорит? – руки его резко разжались и Ли, чуть пошатнувшись, осталась стоять, глядя на него своими удивительными, кошачьими глазами.
    Страд с преувеличенным вниманием медленно стал оглядывать еще раз ее точенную фигурку, одетую настолько соблазнительно, что он не смог удержаться, дав волю своим чувствам. Ли смутилась и отступила, хватая его плащ и накидывая на себя. Страд прицокнул языком:
- Ваша стыдливость, мой ангел, лишила меня очаровательного зрелища. Как вы спали?
- Спасибо, хорошо, - вежливо, в тон ему ответила девушка. - А вы?
- Не скрою - я ожидал от ночи более приятных... сновидений, - усмехнулся Страд. - Но всему свое время. Сейчас нам принесут обед. И тебе нужно будет еще отдохнуть.
    Он уселся возле потухшего камина, продолжая наблюдать за своей спутницей. Ли боролась со смущением: «Ну что со мной! Ведь он не делает ничего дурного.. Просто я.. я сама думаю совсем ни о том. Меня волнует его взгляд.. Ах ты, дьявол! Ой! Ну и демоны с ним!» Его взор был так чувственен, что Ли ощутила жаркую волну, прошедшую через все тело. В дверь снова постучали. Принесли еду. Пока слуги расставляли на небольшом столике блюда, Лианна с неподдельным любопытством наблюдала за каждым их действием, впитывая все - походку, движения, взгляды, которыми они исподтишка окидывали господ, их подобострастный поклон перед тем как удалится. Эстерад сделал жест рукой, предлагая, подкрепится:
- Тебе интересен этот мир, Лианна?
- Очень, - с чувством ответила девушка. - Я не подозревала, что в нем столько всего разного. Я пока не могу разобраться..
- Не спеши, - тихо проговорил он, с удовольствием наблюдая за ее лицом, отражающим все чувства, что она испытывала в данный момент. - Ты сейчас похожа на открытую книгу, которую читают детям, чтобы они хорошо спали.
    Ли удивленно глянула на него:
- Ты – поэт, Эстерад?
- Почему бы нет..
- Это невозможно считать ответом, - покачала головой Ли, поправляя выбившийся из длинной косы локон.
    Юноша усмехнулся: дитя порой мудрее взрослых.. Лианна замерла: «Похоже я слишком откровенна.. Так нельзя. Никто не должен догадаться о моих мыслях и чувствах. И этот насмешник в первую очередь.. Почему в первую? Потому что!» Обед прошел в молчании, но когда пришли убирать со стола, вместе с прислугой вошла белошвейка Салли и Лианна засветилась восторженным ожиданием. Она с трудом сдержалась, чтобы не бросится сразу примерять все платья, но потом взяла себя в руки и тихо произнесла:
- Вы не могли бы отвернутся, Эстерад.
    Молодой маркиз еле сдержал смех. На выручку Ли пришла портниха:
- Сюда, ваша светлость. Вот за этой ширмой мы сможем все примерить и посмотреть. Сюда, мой ангелочек.
    Женщины удалились за ширму. Прошло не менее часа, прежде чем оттуда вышла Лианна в небесно-голубом платье с белоснежными кружевами и алой отделкой. Волосы девушки были убраны в строгую прическу, но несколько упрямых выбившихся локонов, предавали ее облику беспомощность и очарование. Эстерад молча смотрел на преображение своей спутницы. Без слов достал из кармана увесистый мешок с деньгами и кинул его белошвейке, которая, сделав глубокий реверанс, скрылась за дверью. Лианна чувствовала, как кровь приливает к ее щекам и, медленно подняв глаза, посмотрела на маркиза. Последний сделал шаг к ней и еле коснулся одной белокурой пряди:
- Ты похожа на ангела, Ли.
    Девушка засияла улыбкой, но тут же тревога вспыхнула в глубине янтарных глаз:
- Это все очень дорого, ваша милость..
    Она запнулась, так как лицо его милости замкнулось в прежней маске холодной иронии:
- Избавьте меня от вашей «оплаты» счетов, ваша милость, - передразнил он ее и, резко развернувшись, вышел из комнаты.
    Лианна закусила губу и задумчиво прошла за ширму, откуда вышла спустя некоторое время в простом платье предназначенном для долгих путешествий верхом или в карете. Девушка минуту постояла перед небольшим зеркалом, а потом решительно вышла из комнаты и спустилась в большой зал таверны. То, что она там увидела, заставило ее замереть. Маркиз Флавио стоял, крепко обняв хорошенькую служанку, и нежно что-то шептал ей на ушко, лаская сквозь вырез платья грудь молодой бесстыдницы. Ли широко распахнула глаза, глядя на эту картину. Лицо служанки выражало не просто похотливое удовольствие, а откровенное наслаждение. Глаза Страда казалось видели лишь ту, что удостоилась его ласк. Лианна глубоко вздохнула и отвела от них взор, продолжив свой путь. Ее каблучки простучали мимо любезнующися к двери таверны, а затем в конюшню. Там Лианна в очередной раз замерла. В конюшне находилось несколько наемников, жадно посмотревших на вошедшую. Лишь один открыто улыбнулся ей, поглаживая стоявшего рядом коня по шее. Ли без колебании направилась к нему:
- Добрый день. Меня зовут Лианна, - чуть розовея от непривычности своей роли, молвила девушка. - У меня есть к вам просьба, сударь.
- К вашим услугам, - все с той же улыбкой ответил парень.
- О, я даже не знаю как сказать. Но не могли бы вы научить меня верховой езде? Я очень неловко чувствую себя в седле, - она окончательно смутилась, ощущая всем телом обращенные на нее взгляды. Откуда ей было знать, что в этих взглядах зависть перемешивается с восхищением и похотью. - Как в-вас зовут?
- Грэй, ваша милость, - взгляд парня не выражал ничего кроме восхищения и желания помочь.
- Простите, если я обеспокоила вас, Грэй.
- Нет-нет.. Что вы! Только вам понадобится особое седло, ваша милость...
    Где-то в стороне послышался смешок и, неожиданно, Лианна гордо подняла голову, посмотрев вокруг и дружелюбно улыбнувшись собеседнику:
- Зовите меня – Лианна.
    Грэй сверкнул глазами на невидимого девушке насмешника и с готовностью принялся седлать скакуна:
- С радостью, Лианна.
    Оседлав коня, парень легко подхватил девушку на руки и усадил ее в седло:
- Держитесь вот тут, теперь постарайтесь сесть поудобнее, Лианна. Так. И мы потихоньку пойдем, - говоря все это Грэй мягко выводил коня из стойла и медленно шел во двор, внимательно следя, чтобы его "ученица" чувствовала себя комфортно.
    Ли улыбнулась ему и постепенно ощутила, как напряжение от непривычности сидения в седле спадает. Девушка прислушивалась к советам Грэя и все более уверенно выпрямлялась, следя уже за тем, куда он ведет ее коня. Медленные круги по двору помогали ей освоится с седлом. Потом Грэй попросил взять в руки поводья и легко придерживая рукой, помогал справится и с этой наукой. Молодые люди были полностью увлечены друг другом, когда во двор вышел маркиз Флавио. Черные глаза Эстерада внимательно посмотрели на этот урок. Поймав взгляд Грэя он дернул подбородком и парень остановил коня, подставляя руки и вынимая Лианну из седла. Девушка раскраснелась от езды, глаза ее сияли, она нежным голоском поблагодарила Грэя за время, что он потратил на нее и легко побежала к таверне. Но возле Страда ей пришлось остановится. Он удержал ее ладонь, поднося ее к губам:
- Вам понравилась верховая езда, ваша милость? - сверкнули тьмой его глаза.
- Я надеюсь в будущей поездке избавить вашу лошадь от себя, сир, - холодно ответила девушка.
    Улыбка Страда напомнила ей о хищнике, опасном хищнике:
- Сожалею, ваша милость, но скорость нашего путешествия не позволит вашим новоприобретенным навыкам ехать отдельно. Переоденьтесь, скоро ужин, а потом - в путь.
    Ли резко отвернула голову от наглого лица молодого маркиза. Когда она скрылась за дверьми, Эстерад с искренней приязнью махнул рукой Грэю:
- Спасибо, дружище. Учи ее и дальше, если тебе не трудно.
- С радостью, Эстерад, - откликнулся Грэй, подавляя вздох.
    Ужин прошел в молчании. Ни у Страда, ни у Лианны не возникало ни малейшего желания заговорить. Лишь в завершении, поднявшись, Страд подошел к шкафу и достал оттуда свой плащ и еще один - чуть поменьше, подбитый ворсистой, теплой тканью:
- Сверху оденешь это, красавица моя. Я хотел бы доставить тебя в целости и сохранности.
- Куда? - этот вопрос давно пора было задать, но если раньше Ли просто подчинялась, то теперь она бунтовала.
- В мой дом, Ли, - сверкнув улыбкой, ответил маркиз.
    Девушка молча отметила про себя эти слова и отвернулась, заворачиваясь в плащ.

Холодным мужчинам холодные женщины. © Мара

9 день месяца Полотна. Рунн. Королевский город. Особняк Элен де Эстэ.

    Поправив выбившийся из прически локон, Элен посмотрела на свое отражение в зеркале. Из серебристого овала на нее черными глазами смотрела красивая девушка. Совсем ей не знакомая. Она склонила голову набок, отражение сделало тоже самое. Элен улыбнулась, девушка за стеклом улыбнулась ей в ответ. Она приложила ладонь к гладкой поверхности, ей протянули руку навстречу. Девушка с интересом изучала это создание в зеркале. Оно было смешное. Красивое, диковинное и глупое. Зачем оно тянулось к тому, до чего все равно не могло дотянуться.
    - Ты глупая. – Сказала Элен существу за стеклом и ударила по зеркалу. Девушка-отражение промолчала, только шевельнулись ее губы, но она была нема.
    Отвернувшись от наскучившей игрушки, Элен вышла из своей комнаты и направилась в кабинет, где ее ждал Рамино.
    Мужчина даже не подумал встать при ее появлении, но девушка не обратила на это внимания. Меньше всего ее сейчас интересовало – плохо ли знал ее помощник правила этикета или это был признак неуважения к ней.
    - Ты узнал? – Спросила она, бросив взгляд на кресло за рабочим столом и подойдя к окну.
    - Да, госпожа. – Рами подошел к хозяйке и стал рядом с ней, глядя туда же, куда она. – Его освободили позавчера вечером. Вчера он уже вернулся на службу во дворце, а вечером… - Рамино замялся, но все же сказал. – Вечером он со своим адъютантом и оруженосцем был в доме барона де Орфи.
    - Замечательно… - Девушка улыбнулась каким-то своим мыслям. Значит, слухи правдивы и во дворце его держал не только Александр. – Что еще ты узнал?
    - Номени… Я не знаю, стоит ли мне говорить…
    Элен слегка повернула голову к своему помощнику и посмотрела на него из-под длинных темных ресниц. Слуга вздрогнул.
    - Я плачу тебе за то, чтобы ты болтал, Рами. Не забыл?
    Рамино вздохнул и начал, явно борясь с собой.
    - Во дворце ходят слухи, что капитан… капитан и бывшая фаворитка покойного Императора номени Сандра Дэ Ла Прад… Они… Они помолвлены. – Наконец, выдавил слуга.
    - Хорошо. – Элен обхватила себя руками и снова посмотрела на улицу. Там за оградой ее сада столица Империи – несравненный город Рунн – жил своей обычной жизнью. Куда-то спешили разряженные во все оттенки черного мужчины и женщины, редкие всадники нарушали покой улиц цокотом копыт и лошадиным ржанием. Существование большинства людей мало изменилось из-за смерти Императора. Им не важно было – кто занимает трон страны, главное, чтобы это вожделенное место не было пусто, их животы были набиты едой и выпивкой, а за бокалом вина или кружкой эля можно было посплетничать. Что еще нужно простым людям и даже дворянам? Мир… Пожалуй. Воспоминания о последней войне, развязанной экклесиатами и откровенцами, уже успели запылиться, и мало кто верил, что повторение возможно, но теперь, когда прямых наследников Александритов по мужской линии не осталось, многие захотят проверить силу своих армий и удачливость. Не твоего это ума дело, оборвала себя Элен. Женщинам не пристало размышлять о судьбах государств. Им пристало склонять головы, мило улыбаться, внимая каждому слову мужчин, дарить им наслаждение и детей. Это она умела делать в совершенстве.
    Попытка обмануть себя, отвлекаясь на мысли о людях за окном, о городе, о тех, кто теперь будет рвать глотку друг другу, чтобы завоевать трон Александритов. Обман. Не этим заняты твои мысли, милая… Последнее слово она, похоже, произнесла вслух, потому что ее помощник напомнил о себе:
    - Госпожа, это всего лишь слухи и…
    Девушка подняла глаза и удивленно посмотрела на своего помощника, как будто вправду совершенно забыла о его присутствии и даже существовании:
    - Значит, мы должны выяснить - что это: очередная сплетня или правда.
    Рамино бросил на хозяйку вопросительный взгляд:
    - Какие будут приказания?
    Элен помолчала, обдумывая что-то, потом с легкой улыбкой высказала вслух только что возникшее пожелание:
    - Мы давно не устраивали карточных игр. Тебе не кажется, Рами?
    - Да, пожалуй… - Мужчина нахмурился, вспоминая. – Мне этим заняться?
    - Немедленно. И еще позаботься, чтобы приглашение на этот вечер обязательно попало к Эдвару Нортми.
    Слуга резко повернул голову и посмотрел на лицо хозяйки, но она была спокойна, зная, что никаких чувств он там не увидит.
    - Тебе что-то непонятно, Рами? – Это было сказано ласковым тихим голосом, но она почти почувствовала, что ее помощнику хочется передернуть плечами то ли от холода, то ли еще от чего-то. Она опять отвернулась к окну. В оконном стекле возникла уже знакомая куртизанке девушка и нахмурилась. Взгляд ее упал на почти незаметную тень в саду. Почти. Люди Николы. – Днем и ночью на своем посту… И не надоело им. Как думаешь – они охраняют меня или стерегут, чтобы я не сбежала? – Весело поинтересовалась она.
    - Если это все… - Слуга не ответил на вопрос.
    - Да, пока все. Иди, Рами. – Элен дождалась, пока за Рамино закроется дверь, и в коридоре смолкнут шаги, потом прислонилась лбом к холодному неживому лбу своего отражения и обе они закрыли глаза.
    Нет, ей не было больно. Пустота в груди не может болеть, а за последние семь лет она привыкла к странному горьковато-сладкому ощущению легкости, не ощущая своего сердца. Наверное, так может чувствовать себя персик, лишенный косточки, вдруг подумалось ей, и она улыбнулась своим мыслям. Смешная. Разве могут персики что-либо чувствовать, если Каспиан не наделил их душой. Как хорошо быть персиком. Ведь, ее любовники не раз называли девушку персиком. «Мой персик… сладкая моя…» А вдруг она и вправду персик и не подозревает об этом? Может, у нее тоже нет души, поэтому и болеть нечему. Жаль, конечно, что она не попадет на небеса, но и к Лукавому ее тогда демоны не утащат. Просто ее закопают в землю, только персикового дерева из нее не вырастет. Ведь, косточки нет.

9 число месяца Полотна
Шенбруннский дворец

Скоро неделя, как Ее Императорское Величество Екатерина не выходит из своих покоев, и почти никого не принимает.  При дворе подобное затворничество вызывает некоторое недоумение, которое впрочем легко объясняется – Вы же понимаете, мать, унитая горем – Noblesse oblige, ma chere, загадочно улыбаются придворные, толпящиеся во дворце в ожидании новостей.

- Ваше Величество, может быть сегодня вы все-таки соизволите появиться во дворце? Или хотя бы прогуляться в саду? Вы так долго почти не выходите, а Вам необходимо развлечься.
- Ты права, Ольга, от горя все-таки придется отвлечься.  При дворе так много говорят, это может быть интересно… Чтож, подай завтрак, а потом приготовь что-нибудь подходящее для выхода – мадам Екатерина всегда отличалась хорошим аппетитом, чтобы по этому поводу ни советовал убитым горем матерям придворный этикет.  Да, и проследи, чтобы платье не было бордовым – как бы удачно этот цвет не сочетал родовой красный с трауром, но надеть платье не идущего мне цвета – нет, это выше моих сил.  И пусть сообщат господину канцлеру – я бы хотела навестить его сегодня, если это не слишком отвлечет его от дел – пора наконец посмотреть, что за карты у нас на руках …

Я и забыла, какие бесконечные здесь коридоры и переходы, в следующий раз надо будет попросить Альфреда придти ко мне.  Как станно, кажется, я не была здесь так давно, я успела забыть, как здесь темно – странно, что Александра это устраивало.  Впрочем, он наверное редко бывал здесь, а может, темнота и запутанность бывали и удобны… В прихожей дремал над бумагами какой-то человек – Жиль, секретарь, вспомнила Екатерина, холодно отметая его попытки остановить ее
- Благодарю вас, Жиль, я не сомневаюсь, что канцлер занят. – вдовствующая императрица решительно вошла в кабинет и плотно закрыла за собой дверь.  Впрочем, оказавшись наконец в кабинете канцлера, императрица не спешила начинать разговор.  Интересно, здесь всегда так темно, или это демонстрация траура? Да и сам Альфред изменился, в прошлый раз он был такой рассеяный, а сейчас наоборот, собранный и сосредоточенный.  Чтож, смерть императора многое меняет, включая нас самих.
- Альфред, простите мое бесцеремонное вторжение, вы должно быть очень заняты.
- Что вы, Като, ваш приход – всегда подарок, хотя, если бы я был предупрежден заранее, я смог бы достойно принять вас...

Этот разговор можно было продолжать до бесконечности, как они обычно и делали – пустой обмен любезностями, за которыми стояло – чаще всего Екатерине казалось, что стоит там гулкая пустота, но иногда, как вот сегодня, в гладких репликах проскальзывало что-то почти человеческое.
- Альфред, я хотела поблагодарить вас за то, что вы навестили меня в тот день, когда все это началось – наверняка у вас хватало других дел, и я благодарна вам за заботу.
- Ну что вы, Като – канцлер выглядел несколько ошеломленным подобным изъявлением родственных чувств – вы же знаете, Барна всегда поддерживают друг друга.
- О да, чего бы это им не стоило – даже любимой лошади – синие глаза насмешливо сверкнули – хотя это было так давно, что право же, стоит забвения, вы не находите?
- Безусловно, ma chere, вы как всегда правы. Като могла поклясться, что в глазах канцлера мелькнуло облегчение.

9 число месяца Полотна
Шенбруннский дворец

  Она появилась в кабинете канцлера сама. Екатерина Барна, Като,  - вдовствующая императрица и осиротевшая мать. «А еще моя сестра, напомнил себе Альфред». Трудно питать братские чувства к той, кого почти двадцать лет видел лишь мельком, во дворце, в окружении свиты. Но он должен был испытывать эти чувства – выгнать их из многолетнего убежища, а если они мертвы – выдумать их, сыграть, обмануть ее и себя. Барна должны быть вместе, ради Империи и себя самих. И еще ради спокойствия.
  Они долго болтали ни о чем. Настолько долго, что Альфреду стало казаться, как будто кто-то из них должен попросить у другого взаймы. Но разговор перетекал из одной ничего не значащей фразы в другую, а то, что следовало обсудить, все отдалялось и отдалялось, пока совсем не исчезло из головы канцлера. И тогда Като спросила об этом.
  - Что приготовления к Совету? Надеюсь, мне оставят местечко?
  - Женщины рода Барна всегда интересовались политикой, - улыбнулся канцлер.
  - Ах, Альфред, Альфред… я стала интересоваться ей слишком недавно, увы. Впрочем, видимо лучше поздно, чем никогда.
  - Уверен, многие интриганы предпочли бы ей не интересоваться вовсе и разводить гусей, где ни будь в провинции.
  - Это ваше желание или их? – Като наградила его ни к чему не обязывающей улыбкой. – А что до политики, то я, и правда, мало что понимаю, особенно сейчас. Даже не знаю к кому примкнуть.
  - А что, уже созданы партии? – Канцлер кривил душей и понимал, что ему не поверят. Кому как не ему знать обо всем, что творится в империи. Ну, разве что Нортми, хотя и тот знает не все.
  - Не лукавьте Альфред, Иберо вовсю собирают сторонников – они богаты, знатны, сильны, наконец. Уверена, что сторонники не заставят долго ждать. К ним могли бы присоединиться даже…
  - Даже вы, Като?
  -… даже Фросты, хоть они и не любят южан.
  «Ловка лисица, - подумал Альфред. – Неужели пребывание в холодной Скифии так закаляет ум?»
  - Ваш ум делает вам честь, дорогая сестрица. Но все-таки, кого предпочтете вы?
  - О силе Иберо я уже говорила, к тому же Диего красавец, да и земли свои держит крепко. Из него мог бы получиться неплохой император, не находите?
  - Искать и находить – дело Нортми. Мне тоже симпатичен Иберо.
  - Алиса вырастила замечательного сына и…- Като замолкла не договорив, но быстро справилась с собой. – И Антонио мог бы помочь племяннику, в случае чего.
  Канцлеру показалось, что Екатерина знает больше его.
  - В случае чего?
  - Флавио не любят Иберо и соперничают с ними, им не понравится Диего на месте Александра.
  Альфред молча подошел к сестре и взял ее за руку.
  - Като, нам не нужна смута. Флавио тоже сильны и дело тут не в том, что у Антонио есть флот. Война это…
  - Я знаю, что такое война, не забывай. В первый раз я побывала в Скифии не от праздного любопытства, как ты знаешь. И потом, с каких пор Барна стали бояться Флавио?
  - Скажу одно, Евгений ведет хитрую игру, а мне нужно спокойствие. Я не хочу просыпаться в кирасе. Поддерживай кого хочешь, сестра, но Барна будут ждать большинства.   

9 число месяца Полотна
Рунн, Золотой город

    Бургомистр вышел из услужливо распахнутых дверей Духовной Академии Университета Рунна и быстрым шагом направился к поджидавшему его у главных ворот экипажу. Лейтенант Городской Стражи Малкольм, здоровенный патлатый детина, смиренно дежуривший у дверей, встрепенувшись, пошел следом на почтительном расстоянии. Серое утреннее небо плакало мелким дождичком, и бургомистр на ходу кутался в утеплённый плащ. До настоящей весны ещё далеко…
    Издалека заприметив приближающееся начальство, четверо солдат эскорта оборвали беседу и устремились к лошадям. Один дал знак вознице, и тот подкатил непосредственно к воротам. Фонтоне на секунду остановился перед дверцей экипажа и задумчиво посмотрел на здание Университета. Загадок прибавилось. Мир даже и не пытался становиться проще. Ну да он к этому привык.
    - В Ратушу, - сказал Бертран и захлопнул за собой дверцу.
    - Трогай! – проорал Малкольм, занимая место рядом с возницей. И черный экипаж сорвался с места, обдавая водой сонных утренних прохожих: два всадника впереди, два всадника сразу за каретой.
    Бургомистр попытался было задремать, но ему никак не удавалось отстраниться от навязчивых мыслей. Они роились в измученной бессонной ночью голове, сменяя одна другую. Сможет ли профессор узнать содержимое рукописей? Имеют ли они вообще какую-либо ценность? Есть ли там действительно пророчества о городе Рунне, или это неправильная интерпретация? Как вообще такая загадка могла проваляться столько времени в архивах незамеченной? Профессор не в силах разобрать до 90% текстов, а фразы типа «здесь вот что-то о конце света, а здесь вроде бы о Боге, или Богах» только всё усложняют. И это профессор Духовной Академии?! Все святые, Империя в упадке… Видимо придется поднимать старые семейные связи в Ауралоне. Там только и ждали удобного случая, а тут он сам с приглашением… Хорошо, ещё сын успел быстро сообщить о находке и информация не расползлась. Теперь профессору категорически запрещено с кем бы то ни было говорить о ней: не хватало ещё вспышек сатанизма среди студентов для полноты картины.
    Бертран выглянул в окно. У здания Гильдии Алхимиков в столь раннее время шла какая-то суета. С подвод сгружали доски, мешки, другие не опознаваемые предметы. «Зачем им доски? – мелькнуло у него в голове, - Жаль времени совсем нет, а то бы заехал поспрашивать что, да как … Как всё вдруг стало сложно…»
    Да, сложные настали времена… Смерть Александра. Для Бертрана она не явилась сюрпризом, он в некоторой степени даже ожидал подобного развития событий. Александр устраивал Фонтоне, он не совал нос в дела города. Неписаное разделение труда – Александриты правят Империей, Фонтоне правят столицей – неуклонно выдерживалось. Поэтому Бертрана не очень интересовало как именно и от чьих рук погиб Император, тем более что обстоятельства смерти Александра были, в общем и целом, восстановлены шпионской агентурой. Управление надзора и сыска ВСгР знало свое дело. Конечно, оставались нюансы, не все клеилось с убийцей и его мотивами, но это дело прошлое… Сейчас Бертрана больше заботил тот, кто станет следующим Императором. О вариантах с Диего Иберо или Роем Фростом он думал с содроганием. Надо обязательно обсудить всё с Канцлером и Черным Герцогом. После стольких лет он научился доверять этим людям и имел основания рассчитывать на их помощь. Впрочем, это было взаимно. Да-а… Большая, большая проблема… Но даже она не шла ни в какое сравнение с вооруженными конфликтами, которых, видимо, не избежать. Сплошные убытки…
    Вдалеке мелькнули шпили Собора Святого Артура, и мысли бургомистра снова вернулись к интригующим текстам… Языческие рукописи… Конечно, их находка не могла не совпасть со столь драматическими событиями в Империи. Бургомистр иронически ухмыльнулся. Бертран очень не любил, когда в события начинали вмешиваться необъяснимые мистические силы. Всё одно к одному. То пусто – то густо. Смерть императора, расследования, наплыв приезжих, бесконечные встречи всё с новыми и новыми знатными гостями, обеспечение безопасности в этих условиях… «Хоть теперь «маленькая армия» оправдает вложенные средства», – не без удовольствия подумал он. За годы его управления ВСгР существенно разрослась. Войска были размещены частями, как в самом городе, так и во владениях Нортми и Барна, таким образом, что установить их общую численность было делом весьма затруднительным. Сколько раз официальные проверяющие старались узнать количество солдат стражи и объемы её финансирования…
    В экипаже укачивало, глаза начали слипаться. Эх… усталость. Что он там вчера сказал этому скифскому купчишке в ответ на его угрозы дойти с жалобами до канцлера? «Не боитесь ли быть застреленным при попытке оказать сопротивление городской страже?» – Бертран аж застонал. Какой глупый дешёвый шантаж!!! Это всё от усталости. Не надо было затягивать с отдыхом, как знал… Уехал бы в милую Иберию нежиться на солнышке и потягивать превосходное вино. Больше всего сейчас он хотел бросить всё, удрать навсегда куда-нибудь на юг той же Иберии или Ауралона, осесть в поместье, разбить виноградники, возиться с детьми и разными там племянниками… Ни в деньгах, ни в племянниках чай недостатку нет. Размечтался… Он почувствовал, что скучает по жене и дочерям, которых, как только произошла трагедия с императором, отослал в поместье в Барна, с дальним прицелом при необходимости переправить их в Ауралон. Лишняя предосторожность? Может быть, но мало ли как всё обернётся…
    Неожиданно он осознал, что экипаж уже некоторое время не двигается. Сморило таки. Потянувшись и зевнув на прощанье не увиденным снам, он вышел из кареты.
    Ратуша представляла собой двухэтажное П-образное здание. Центральный корпус смотрел главным входом на Золотую площадь и заканчивался с обоих концов островерхими башенками. За ним правый и левый флигели ограничивали пространство внутреннего дворика, где среди туй и сосенок стояли скамейки и бил фонтан. С правой стороны от Ратуши располагалась Штаб-квартира Городской Стражи, слева так называемый Дворец Управлений. Лет двадцать назад, ещё при Жераре Фонтоне, все управления Имперских министерств по городу Рунну были переведены сюда из здания Правительства.
    Быстрым шагом Бертран зашел в Ратушу, в холе взбежал по лестнице на второй этаж и повернул направо к башенке, в которой располагался его кабинет. По дороге он сдержанными кивками отвечал на приветствия, и лишь хмурил брови в ответ на робкие попытки завязать с ним беседу. У кабинета его поджидал один из помощников, Алекс Лесо, худощавый и высокий молодой человек с пронзительным взглядом.
    - Ваше превосходительство…
    - Алекс, вызовите ко мне племяша, - приказал Бертран, в дверях снимая плащ и бросая его в руки помощника.
    - Какого из них? – уточнил Лесо.
    - Гарди-Прада, - пояснил Фонтоне, и, усаживаясь в кресло, добавил, – а потом пошли за коннлантцами.
    - Слушаюсь, - немного помявшись Алекс решил продолжить, - Ваше превосходительство, тут ещё такой вопросик…
    - Потом! Всё потом! – замахал на него руками Бертран, - исполняй!
    - Слушаюсь, - Алекс, пятясь, покинул кабинет. Про коннлантцев он понял без дополнительных разъяснений. Йаап Таума, Родерик тот Воорст и Эрик ван де Веер. Первые двое были заняты строительством любимого детища бургомистра – Форта Ангела, третий создал для Внутренних Войск самую современную в Рунне кавалерию.
    Строительство Форта Ангела было начато пять лет назад, и тогда люди, прознавшие про начинание бургомистра, зачастую крутили пальцем у виска. Теперь количество скептиков заметно уменьшилось.
    Вверх по течению Вольтурны, начиная с того места, где русло приходило в норму, Ремесленный и Черный города были отодвинуты от реки. Недалеко от резиденции Фонтоне, сразу за Золотым городом вздымались и тянулись вдоль Вольтурны крепостные стены, по два ряда с северной и южной стороны форта. С западной и восточной стороны в небо устремлялись четыре Башни. На не слишком широкой полосе между стен стояла Часовня Святого Никона – покровителя Городской Стражи, строились казармы и амбары. В центре ударными темпами возводился Дворец Форта.
    Вскоре после начала строительства, не желая одалживаться у местной знати, бургомистр выписал из Коннланта инженера Йаапа Таума, который и руководил всем процессом. Кроме того, Бернард дал заказы Гильдиям и учеными из Университета на разработку самого современного оружия для укрепления Форта. Граф Родерик тот Воорст был назначен командовать будущей крепостью. Его соотечественник и друг граф Эрик ван де Веер, занимался созданием во Внутренних Войсках кавалеристского полка нового образца. Кавалеристы получали усовершенствованные пистоли, разработанные Гильдиями, улучшенные характеристики были призваны существенно облегчить задачу в бою.
    - Да, Алекс! – услышал Лесо пройдя несколько шагов по коридору, и поспешил вернуться.
    - Алекс, - повторил Бертран когда помощник зашел в кабинет, - мне срочно понадобиться этот… как его там.. Джим Запашок? Душок?
    - Ветерок, Ваше Превосходительство, - поправил Алекс, - но Ваши ассоциации были верны… Он в дороге не моется.
    - Тьфу ты, прости Господи… Надо будет дать ему какую-нибудь фамилию из человеческих. Одним словом мне надо, чтобы он срочно выехал с письмом в Ауралон.  Так и передай, - и Бертран подал знак помощнику удалиться.

9 число месяца Полотна
    где-то в Иберии

    Телегу слегка потряхивало на грунтовой дороге. Брат Николаис и брат Виталий, не в первый раз сопровождавшие Дайкнера на подобных заданиях, сидели впереди и вели оживленный разговор, в то время как он сам возлежал на вещевых мешках, устремив взгляд в небо. День близился к концу, и солнце окрашивало небосвод в розовый и пурпурный. Деревья застыли вокруг дороги в томном ожидании весны. Дайкнер вдыхал влажный воздух с запахом прошлогодней листвы и прислушивался к пению птиц. «Твить-твить-твить – цок-цок – тьюииить» - говорили они ему, и он пытался найти взглядом этих, невидимых среди ветвей, собеседников.
    - Отец Феодорус, въезжаем в деревню, - обратился брат Виталий.
    - Хорошо, - не двигаясь отреагировал Дайкнер, - проезжаем спокойненько насквозь. Остановимся сразу у леса с другой стороны.
    - Святой отец, нас то с собой возьмете на сей раз? – подхватил брат Николаис, глядя на Дайкнера заискивающе.
    - Нет, - отрезал тот, продолжая изучать небо. «Чистие линии, - мелькало в его голове, – чем меньше людей вокруг, тем они чище…».
    Троица проехала деревню без приключений. Встречные приветствовали их, брат Николаис и брат Виталий кивали и здоровались в ответ. Сразу, как только кончились дома и вновь появились деревья, Дайкнера посетило знакомое неприятное чувство, от которого хотелось передернуть плечами.
    - Так, приехали. Ещё полсотни шагов и останови, - распорядился он. Через минуту телега встала, и монахи вопросительно посмотрели на Святого отца. Оглядевшись вокруг и спрыгнув на землю он сказал:
    - Клиент наш живет справа, следовательно вы, вместе с телегой, быстренько в лесок налево. И чтоб тише воды! Не приведи Господь вам на глаза кому попасться, всю охоту можете мне испортить… За дорогой следить, и ждать моего возвращения.
    С этими словами Дайкнер направился в сторону леса. Примерно через сто шагов он заметил тропинку, сворачивающую от дороги направо в чащу. Случившиеся оказаться в ту пору неподалеку белки и ежи могли наблюдать, как человек в коричневой тунике, с головой покрытой капюшоном крался вдоль тропинки, прячась за деревьями.
    «Святой отец» - всплыло в сознании Дайкнера, и он поморщился. Наверное, определенная его часть действительно могла так именоваться.
    Вскоре среди чащи он заметил избушку, тропинка вела именно к ней. Дайкнер выбрал небольшое возвышение и уселся посреди кустарника, скрестив ноги под собой. Затем Святой отец, оглядевшись и поёрзав, устраиваясь поудобнее, сорвал травинку, внимательно изучил её со всех сторон, и сунул между зубами. Наблюдение началось.
    Избушка выглядела очень старой. Сруб перекосился, кривая крыша просела. Дайкнера удивляло то, что она вообще ещё как-то держится единым целым. Начинало темнеть. За полчаса к избушке по очереди подошли четверо человек. Все они передвигались сгорбившись и озираясь, а потом скрывались внутри развалюхи. Из неё пока никто не выходил.
    Дайкнер закрыл глаза. Старый фокус, который он перенял ещё в юности у одного монаха. Ему представился он сам, сидящий в лесу перед избушкой. Затем часть его, которую он называл «внешним телом», встала, и направилось к развалюхе. Остановившееся возле заколоченного окошка «внешнее тело» во всем повторяло самого Дайкнера, у него было две руки, две ноги и голова. Одна из рук «тела» дотронулась до окошка и стала удлиняться, проникая внутрь. Дайкнер, почувствовал внутри сруба тревожное напряжение, он осязал тела других людей, чувствовал запах, как вдруг…
    - Фууу!… Эээ, тьфу…- Святого отца перекосило. Эффект был таким, как если б человеку, привыкшему пить воду из чистейшего источника, дали глотнуть жидкости из болотца или выгребной ямы. Клиент был, несомненно, внутри дома.
    - Бррр… Ну что за дрянью он весь вымазан, - Дайкнер встал и теперь уже сам пошел к избушке, тихо ворча, - За что мне такая работа?….
    Остановившись рядом со строением, Святой отец внимательно осмотрел дверь и стену. Затем, медленно и бесшумно ступая по старой жухлой траве, он направился в обход дома, исследуя стены и иногда дотрагиваясь до них пальцами, и уже через минуту-другую вернулся туда, откуда начал. Постояв чуток, Дайкнер сделал было шаг на ступеньку, как его внимание привлекло что то внизу на бревне. Он присел на корточки, разглядывая намалеванные коричневые загогулины. «Необычные знаки, да и написаны не самым распространенным способом», - Святой отец задумался, потом склонил голову на бок и ухмыльнулся. Неуловимым движением он выхватил из под туники кинжал и полоснул себя по левой ладони, и, ткнув пальцем в рану, пририсовал между второй и третьей загогулиной ещё одну. Затем, приложив ладонь к бревну, сосредоточился. На несколько мгновений мир вокруг избушки замер.
    Дайкнер едва успел оторвать руку от бревна и отскочить на пару шагов, как раздался глухой хлопок, и ввысь взметнулся черных столб пыли и трухи. Куски досок полетели в разные стороны, гнилые бревна гулко падали и катились по земле.
    - Кто так строит… - бурча себе под нос, Дайкнер методично перематывал пораненную ладонь платком. Из повисшего грязного облака стали вываливаться люди. Некоторые могли неуверенно шагать, схватившись за голову, другие слепо вытягивали руки перед собой.
    - Кто…?! Что…?! Ну я … это… - прямо на Дайкнера из пыльной тучи, вопя, выскочил некто длинный, худощавый, с выпученными глазами.
    - Что ты? – спросил Разрушитель Избушек, оценивающе оглядывая виновника торжества.
    - Так вот кто, - лицо худощавого побагровело, и он стал размахивать руками, – Ну что ж, прими…
    - Принимаю, - перебил Дайкнер, и резко ударил предлагающего справа в челюсть. Голова колдуна запрокинулась и он повалился на землю. Святой отец присел рядом, вытащил откуда-то из-за спины верёвку, и стал связывать пострадавшему руки над головой. Ему было неприятно дотрагиваться до колдуна: чужая энергия дурно пахла, приставала к рукам, одежде.
    - Что ты сделал с Учителем?!
    Дайкнер поднял голову. На него смотрела глазами, полными слёз и ненависти, девчушка лет пятнадцати. Её черные волосы были растрёпаны, лицо перемазано.
    - Стой! – крикнул Дайкнер, но опоздал. Девчонка подбежала, и начала исступленно колотить его маленькими кулачками. Раздалось шипение и визг. Нападавшая в недоумении смотрела сквозь брызнувшие с удвоенной силой слезы на возникающие на руках красные пятна и волдыри. Святой отец выглядел не менее озадаченным.
    - Замри, говорю тебе! – крикнул Дайкнер снова, но девчонка, визжа, попыталась убежать. Он едва успел схватить её за одежду и ткнуть пальцами в спину. У девочки подкосились ноги, и он, подхватил её, аккуратно опуская на землю.
    - Ты полежи тут немного, не дергайся, – сказал Дайкнер, - Сейчас определю вот этого урода в надежные руки, и вернусь. Подумаем вместе, что теперь с тобой делать. Чем же он таким накачивал вас, что аж горите?
    Святой отец схватился за концы верёвки и поволок бесчувственное тело колдуна в сторону дороги. Через пару минут вдалеке послышался его голос: «Э-эй! Братцы! Заберите добычу». Раздались ответные крики и лошадиное ржание. Девочка лежала, не имея возможности пошевелить ни рукой, ни ногой. Кричать она тоже не могла, оставалось лишь вращать глазами по сторонам. Пыль на месте, где стояла избушка постепенно осела, обнажив то немногое, что от неё осталось. Стонущие и хромающие горе-ученики разбрелись кто куда.
    Дайкнер вернулся, и сев на корточки рядом с девушкой стал внимательно смотреть на неё. Это продолжалось долго-долго. Иногда юной ученице колдуна казалось, что он вообще заснул. Только теперь она смогла разглядеть его повнимательнее. Резкие черты лица, длинные темные, чуть тронутые сединой волосы и красивые карие глаза: он вовсе не казался злым или страшным, а совсем наоборот…
    - Вот и всё, – вдруг сказал он с улыбкой, и, показывая на её руки и ноги, добавил: - Не бойся, скоро отпустит.
    - Теперь слушай внимательно, - продолжал Дайкнер строгим тоном, - Твой учитель – шарлатан и еретик. Хочешь верь, хочешь не верь, но я – тот, который развалил его дом и связал его самого – говорю тебе: он вас обманывал. Все, чему он учил – полная чушь. Отсюда ты должна пойти прямиком в церковь. Молись. Покайся. Набери святой воды и принеси домой. Неделю пейте только её всей семьей. Попросите священника прийти и освятить ваше жилище. Подумай хорошенько над тем, что я сказал. Всё очень серьёзно. Возникнут сомнения: просто взгляни на свои обожженные пальцы. А теперь мне надо уходить. Прощай.
    И он медленно провел ладонью по её волосам. Затем поднялся и побрел по тропинке.

9 день месяца Полотна.
Северное море.

    «Полярная чайка» по приказу Первого Тана осталась в порту Рёвельборга. Уже четвертый рассвет Асни встречала в море, на борту «Клинка». Всегда неспокойная по весне стихия вскидывала на волнах непокорные ее воле корабли, укачивая, стремясь играючи перевернуть или сбить с пути. Сила против воли, первобытная рокочущая мощь против хрупкого дерева, отрезов ткани, опыта, знаний и верных рук тех, кто всю свою жизнь бросал вызов стихии. 
    Боги отмечали сильных, а холодные стальные воды принимали всех прочих. Так было всегда под северным небом с тех пор, как кто-то первым построил плот или вырубил из поваленного грозой ствола ненадежную тяжелую лодку…. И так будет.
    Длинные хищные корабли двигались на юг.
- Все дальше от Сокровенного*, - Асни не заметила, как произнесла строчку какой-то давней песни  вслух. Ветер подхватил слова, смешивая с рокотом волн.
  Темная сталь, густая синева, и белый след пены за кормой. Непривычная роль только лишь гостьи на корабле. Пальцы Асни сжались на надежных бортовых поручнях. Любая дорога в конечном итоге лишь путь к дому, и однажды настанет день, когда она увидит «Чайку» и выщербленные ветрами скалы Лисьего вновь… когда на то будет желание Первого Тана.
    Далекая светлая полоса слева по курсу постепенно ширилась, грозя занять все небо, и в свете наступающего утра, Асни уже могла видеть не только сигнальные огни следующих за «Клинком» кораблей, но и их темные силуэты, черные тени над стальной гладью. Тяжелый «Буревестник» тана Айса и «Гордость» Грейстормов, присоединившаяся к ним только вчера вечером. Среди моряков поговаривали, что этот второй по силе клан Каэлерниса ныне пользуется заметным расположением Первого Тана. Сама Асни видела Джона Грейсторма лишь дважды - самоуверенный, но верный северу наглец, шесть лет назад он был в числе тех немногих, кто безоговорочно поддержал дом Фростов. Зачем-то он понадобился Рою теперь….
    Бросив последний взгляд на север, Тан Райм быстрым шагом поднялась на мостик. Всегда бодрый Блэкстоун только кивнул, полусонный под утро Волчонок встретил девушку удивленным взглядом.
- Рано вы сегодня, - Ормо несколько кривовато, по-другому просто не умел, улыбнулся своей гостье. Одноглазый ворон благодаря нажитому опыту нередко нес самую сложную ночную вахту.
- Море не дает долго спать.
- Дурная привычка, - Блэкстоун коротко хрипло засмеялся, словно сталь заскрежетала о сталь, - Силы надо рассчитывать.
    Асни невольно бросила взгляд назад, на теплящееся желтым огоньком окно капитанской каюты. Хорошо если Рой гасил его этой ночью хоть на пару часов.
- Сказал бы это нашему Тану.
  Ормо не ответил, Асни села рядом с Глинским на один из длинных ящиков под ветошь. Холодный морской ветер привычно касался лица, напоминая о том, что она все еще почти дома.
- Говорят, Фрост вовсе не нуждается в сне, - негромко произнес Андрей.
- Брешут, - коротко бросил Ормо, - Любой человек должен спать.
    «Человек – да», - Асни одернула себя, но ей все равно невольно вспомнились многочисленные слухи о том, что Первый тан оборотень и колдун, способный подобно зверю чувствовать слабые места своих врагов. Говорили, что в юношестве на охоте он обернувшись волком чуть не загрыз старшего брата и тот спасся только применив оружие. Говорили многое…. Кто-то проклинал, кто-то просил богов хранить Первого Тана, Рой Фрост жил не оглядываясь ни на то, ни на другое.
- Слухи не рождаются просто так, - упрямо проговорил Волчонок, - В каждой сказке…
- Ты слишком взрослый для сказок, Андрей, - оборвал его Ормо.
  Какое-то время тишину заглушал лишь плеск воды.
- Пойду к себе, - одним точным по звериному выверенным движением Асни поднялась на ноги, позволяя ветру отвести с лица непослушные темные пряди, - Еще увидимся.
  Упругие доски палубы под ногами, ветер в снастях. Асни усмехнулась самой себе. Казалось «Клинок» даже волны качали иначе, чем она привыкла на «Чайке». Корабли нередко похожи на свои имена, и этот был из таких, прямой, острый и простой, страшный в своей в своей смертоносной красоте… но чужой для гостьи на его борту, за три дня так и не примирившейся с этой простой ролью.
    Задумавшись, девушка все же успела остановиться, когда перед ней чуть скрипнула, открываясь, тяжелая дубовая дверь. Ни шага назад. Асни Райм встретила и выдержала лишь на мгновение задержавшийся на ней взгляд серо-желтых волчих глаз Роя Фроста.
- Мой Тан, - отрывистый кивок головой, едва заметная усмешка в ответ.
    Владыка Севера вышел в свет наступившего утра, и за его спиной Асни заметила еще одно знакомое лицо. Высокий молодой мужчина, довольно приятной внешности, короткие прямые медно-рыжие волосы, серые глаза и улыбка. Как был лисом, так и остался. Время не меняет людей подобных Джону Грейсторму.
- Тан Райм, - рукопожатие, острый блеск смеха в льдистых глазах, - Не ждал этой встречи. Рад.
- Не менее.
    Грейсторм снова коротко рассмеялся, но очень скоро лицо его приняло непривычно серьезное выражение. Короткий поклон Тану.
- Пора?
- Чем скорее, тем лучше, Джон, - голос Роя нельзя было назвать громким, но слова отчетливо слышались сквозь нарастающий рокот стихии.
- Я помню. Тридцать дней, - снова усмешка, - Пожелай мне удачи, Тан Райм.
- Она и так любит тебя сверх всякой меры.
- Тем и живу, - смех.
- Удачи, Джон.
    Не прошло и пары часов, как «Гордость» оставив идущие к столице корабли, взяла курс на северо-запад.

*Сокровенное – по докаспианским легендам Фроста, обитель богов, находящаяся строго на север от Осколка, за вечными льдами, на границе мира и пустоты. По преданию боги однажды вернутся в свои палаты для того, что бы принять свою гибель в последней битве за мир (аналог скандинавского Рагнарека).

9 число месяца Полотна.
Рунн. Особняк герцога Флавио.

    Пушистые мягкие волосы падают на лицо. Невесомые, волнистые они опутывают словно паутина. Привычная, неуловимая тень их всегда рядом, готовая в любой миг спрятать взор, скрыть боль или страх или просто – скрыть от всех глаза. Но сейчас прятать было нечего, нежно-голубые очи в обрамлении пушистых ресниц пристально следили за иглой, что ловко скользила сквозь тонкую ткань, вышивая ворот рубашки причудливым узором мелкого жемчуга. Дар храму пресвятого Каспиана-Спасителя. Анна не могла понять, как можно не верить в то, что есть где-то место спасению даже из самого страшного кошмара наяву или во сне. Ведь кто знает, что поджидает каждого в его земном пути. А тут – так просто: верить во спасение. И она верила, улыбаясь и молясь. Молодая женщина воткнула иголку в ткань рубашки и поднялась, оправляя простое платье нежного, серебристо-фиолетового оттенка с черной отделкой. Разгладив незаметную чужому взгляду складочку на рукаве и поправив выбившийся из прически пепельный локон, она подошла к окну, задумчиво глядя на несущиеся над городом облака. Серебристо-серые они тянулись над крышами домов унылой вереницей. Анна вздохнула и, неслышно ступая, прошла к столу, где лежали переплетенные листы бумаги. Молодая женщина взяла перо и, чуть подумав, начала писать. Стройные ряды букв слагались в слова, и губы женщины тронула улыбка: тихая и нежная, схожая с несмелым лунным лучом, отразившимся от зеркала глаз и странно блуждающим по миру души:

    Два дня назад приходила Электра. Легко с ней говорить. Обычно она скажет все за меня, а я лишь подправляю то немногое, что нужно править. Сегодня не жду никого, хотя каждый день жду мужа. И совсем скоро, возможно, приедет в столицу отец. Этот дом станет другим. Дома живут столько, сколько живы их обитатели. Для меня, дом – чужой. Флавийский дворец был мне более близок, чем эти холодные стены в особняке столицы. Я не могу привыкнуть к их чуждому холоду. Здесь меняется все: лица родных становятся далекими и чужими. И снова – одиночество. Уже нужно привыкнуть: женщины всегда ждут своих мужчин и верят в них. Только эта вера и спасает. Значит, нужно верить.
Появились сны. Я не помню, что в них, но просыпаюсь в тревоге. Вдруг что-то случилось с Эстерадом? Ах, больше всего страшит – неизвестность.

    Стук в дверь прервал бег легкого пера, Анна повернула головку и негромко сказала:
- Войдите.
    В комнату впорхнул вольный ветер с улыбкой и весенним запахом цветов, которые растут повсюду, не спрашивая разрешения. Молодая женщина улыбнулась этому ветру, который был одет в черное платье, что при всей своей мнимой строгости было не в силах сдержать порыв, несущийся в комнату вместе с той, что хранила его в себе.
- Радэна.
- Анна, - улыбчиво ответила вошедшая девушка. – Донеслись до нас вести и я тут. Как ты себя чувствуешь? Как настроение?
    Они пересели на небольшой диванчик, что стоял прямо напротив балконной двери, за шторами шумел город, а здесь рядом пусть ненадолго – но появилась та самая жизнь, которая оживляла дом. Радэна Флавио являлась жизнью этого дома, как и ее сводные брат и сестра.
- Хорошо. Мне очень легко и совсем не так, как это описывают наши нянюшки. Это вообще очень легко, Радэна, носить своего ребенка под сердцем.
- Ты вся светишься, Анна, - продолжала улыбаться девушка, разглядывая свою тихую собеседницу. – Дис не сказал сколько. Откуда им знать такие мелочи. Может быть, скажешь ты?
- Месяца четыре. Они так быстро пролетели и я даже не понимала, что со мной происходит до минуты, как однажды старая Флорина не заметила что-то и не сказала об этом едва ли ни в полный голос. Я смутилась, но отец поспешил на выручку и посетовал на то, что некоторые слишком стары и позволяют себе говорить лишнее, да в присутствии всех. Твой дядя, Радэ, так добр.
    Радэна улыбаясь чуть тронула необычайно белоснежной рукой тонкие пальцы Анны:
- С вами нельзя иначе, Анна. Вы даже не представляете насколько хочется, чтобы вы не смущались и не забывали, как хорошо улыбаетесь. Ведь это и малышу будет полезно – улыбка матери. Мама говорила, что всегда пела, когда носила меня. Хотела, чтобы у меня был голос такой, чтобы все слушали, затаив дыхание. Поэтому и я пою, а уж кто там таится с придыханием – его дело, - весело закончила девушка.
    Негромкий смех Анны и Радэ довольно потянулась, вставая и, чуть крутанувшись на месте, внезапно предложила:
- А хотите спою для вас?
- О, но я не знаю. Если вы не торопитесь никуда.
- До вечера еще есть время. Я шла проведать вас и посмотреть, что все в порядке.
- Тогда я с радостью послушаю ваши песни, Радэна. Только закутаюсь в платок, меня порой знобит. Но это единственное недомогание. А гитара, кажется, в кабинете вашего брата висит на стене. Между прочим, Страд говорил, что это подарок от вас. Но он не умеет играть так, чтобы не порвать струны. Его руки сами не замечая этого – слишком торопятся.
- Не только руки. Эстерад торопится жить, - негромко промолвила Радэ, глядя огромными, черными глазами на Анну, которая закуталась в большой, теплый платок, укутавший ее едва ли не с головы до ног.
    Молодая женщина посмотрела на порхнувшую быстро за дверь цыганочку и тихо вздохнула, поджимая под себя ноги. Ее мысли вновь унеслись куда-то далеко, пытаясь дотянутся до единственного, который жил и дышал где-то далеко-далеко от нее: «Не смей… он скоро вернется. Он обещал». Радэна вновь вбежала в комнату, бережно неся гитару, перевязанную алой лентой.
- Мне кажется он даже и не трогал ее с момента как я подарила ему такое сокровище, - весело заметила девушка.
    Анна улыбнулась и, протянув руку, коснулась струн едва зазвеневших в ответ на неумелое прикосновение. Нежно-голубые глаза поднялись, ловя взор Радэ:
- Скажи, как можно постоянно лететь куда-то без оглядки? Не задерживаясь и на день на одном месте? – она еще что-то хотела добавить, но замолчала, усилием воли сдерживая себя.
    Радэ помолчала, давая ей время прийти в себя и зная не понаслышке о том, как не любят некоторые показывать свои истинные чувства. Черный, блестящий взор внимательно скользил по тонким чертам лица Анны Флавио и наконец, девушка негромко промолвила:
- Мы сами выбираем и порой бываем даже счастливы своим выбором. Но, - тут она задорно взмахнула черноволосой головой и улыбнулась ярко – как луч солнца, озарив всю комнату: - Не время для грусти. Слушай песню.
    И она пела. О полях и ветре, вольно гуляющим по траве и путающимся в ветвях столетних деревьев. Пела о веселых парнях, что возвращаются через поля, ища свои пути и любимых, которые ждут их. Анна не замечала, как заканчивалась одна песня и начиналась другая, сродняясь с каждым звуком и становясь словно ближе к этой удивительной девушке. Ей казалось, что все это неразрывное целое, единой чередой мелькающее перед ней, а она даже не успевает заметить всех и все. Слишком много чувств было в каждой песне. На глазах молодой женщины заблестели слезы. Песня резко оборвалась:
- Нет-нет, я не хочу чтобы ты плакала, Анна. Я не буду петь.
- О, пожалуйста, прошу не обращай внимание на это. Просто я так редко могу встретить столько радости и счастья. А в твоих самых печальных песнях – все это есть, - она вновь закуталась в платок и снова улыбнулась легко и открыто. – Пожалуйста, еще. И…. если можно – останься сегодня тут. Мне будет не так одиноко.
- Я с удовольствием останусь и попою. Но ты должна мне пообещать, что будешь выходить на улицу. Стоит Страду уехать – и ты сразу запираешь себя в четырех стенах! Так не годится. Выходи на улицу, броди по паркам и просто гуляй. Это же тебе очень полезно сейчас.
    Столько заботы и какой-то веселой угрозы было в голосе девушки, что Анна вновь рассмеялась:
- Обещаю, Радэна. Торжественно обещаю и очень постараюсь не подводить ни тебя, ни себя, ни кого из вас.
- Из нас, Анна. Ты одна из нас.
    Молодая женщина тихо отвела с лица волнистую паутину пепельных волос и склонила голову, пряча что-то опять:
- Да. – молчание, прерываемое лишь быстрым перебором струн. – Спой еще раз о том кто покорил самую высокую гору, проведав, что на ней живет колдунья. А когда увидел ее – понял, что та была лишь одной из забытых богинь.
    Радэна улыбнулась: сказки любили в любые времена и повсюду и все. Просто каждому была нужна своя сказка.
    Поздним вечером, когда песни отзвучали и воздух тихо звенел их отголосками, Анна вновь присела к столу и взяла перо, но неожиданно положила его обратно, улыбаясь. Она долго сидела глядя в темное окно и чуть накручивая на тонкий палец пушистую прядь волос. И когда вновь рука тронула перо, на чистом листе появилась одна короткая запись:

Слишком велик выбор и страшно его делать. Но как замечательно так жить: без оглядки. Веря лишь в то, что хочется поверить.

9 число месяца Полотна.
Королевский заповедник. Лесной дом.

        Луна стыла в небе, напрасно пытаясь укрыться полупрозрачными облаками. Ни одно не задерживалось рядом с ней надолго. Ветер гнал их к известной ему одному цели. И пятна на луне сегодня особенно были похожи на чье-то унылое лицо. Скорее всего, толстяка, лишенного давно предвкушаемого ужина.
        Каэтана подышала на стекло и пальцем попыталась изобразить на нем улыбающуюся рожицу. Полюбовалась жизнерадостной ухмылкой своего творения и продолжила путь по коридору.
        Это был слишком тихий дом. Особенно в первые дни. Анжелика и ее кузина волновались о Николе Нортми. Анриетта Барна, похоже, вообще не была способна о чем-либо волноваться. Рон почему-то не нравилась Электра. Каэ не нравилась Анриетта. И вообще, с папиной стороны отправлять их сюда просто нечестно. Но как-то все уладилось. Если тебе семнадцать, невозможно долго грустить.
        Каэтана на цыпочках подошла к шевелящейся (от ветра? Фррр.) портьере. Никаких ног за ней видно не было. Она громко вздохнула и резко отдернула занавеску. Вероника с Мариной сидели на подоконнике, поджав ноги.
        - Ага! Нашла! - торжествующе воскликнула девушка, и что есть духу помчалась по коридору, слыша за спиной веселый смех Марины и боевые выкрики Рон. Она слетела по лестнице, перепрыгнув через последние три ступеньки, подбежала к тяжелому рыцарскому щиту на стене и хлопнула по нему ладонью. Обернулась к переводящим дух девушкам:
        - Все! Вас я тоже застукала! А Лекту и Анжи еще раньше нашла!
        - Тогда пошли к ним! - ее подхватили под руки и стремительно потащили за собой.
        Погода была противная, поэтому все возможные развлечения приходилось придумывать, не выходя из дома.
        - В прятки больше не играем! - объявила Марина, размахивая рукой с наполовину откушенным пирожком, - Потому что все места мы уже знаем!
        - Сколько нам еще здесь сидеть? . спросила Электра.
        - Если траур тридцать дней. - округлила глаза Рон.
        - Нет, отец сказал, 50, - тихим голоском отозвалась Анжелика.
        - Еще лучше! - Рон огорченно надула губы.
        - Тогда мы убежим! - весело заявила Каэ. - Доберемся до ближайшего порта, угоним что-нибудь симпатичное, поплаваем, и успеем вернуться до окончания траура!
        - Каэтана, Вы с Вероникой удивительно непохожи, хоть и сестры. Я имею в виду, внешне, - тихо заметила Анриетта. Сказала вроде бы невпопад, но так, что все остальные замолчали.
        - Потому что мы двоюродные, - спокойно отозвалась Каэ. Она ненавидела это объяснять. - Мои родители умерли, и отец меня удочерил, - она обвела всех настороженным взглядом, но новых вопросов не последовало.

        Лет до шести она искренне считала Жореса и Анжелику родными. Братья с одинаковой нежностью обзывали ее и Веронику малявками, отец наказывал и хвалил обеих поровну. Пока однажды она не забрела на кухню в поисках чего-нибудь вкусного до обеда. Санчика была одной из самых старых служанок, мама за два дня до этого жаловалась отцу, что она потихоньку пьет и пользы от нее все меньше. Вот и тогда она уже явно была под хмельком.
        - Сиротка ты моя! - прослезилась Санчика, увидев Каэтану, - Матушка на небесах, глядит и слезыньки льет, отец шастает незнамо где, и не знает даже.
        Пьяный бред, который она старалась забыть, снова всплыл в памяти:
        - Я вбежала, а она держит крошку нашу и кричит диким криком! Кабы господин Жорес не подоспел, она бы своими руками кровиночку уходила! Ох, горемычная ты моя! - Каэ слушала этот рассказ, почти ничего не понимая, не желая понимать. Подоспевший Рауль накричал на служанку и увел ее. Потом был долгий и серьезный разговор с бабушкой, где выяснилось, что на самом деле ее родителей зовут совсем по-другому, но здесь ее от этого меньше не любят. С тех пор она возненавидела сплетни, и сплетников. А глядя на расстроенное лицо отца, сказала себе, что другие родители ей и не нужны.


        Каэтана тряхнула головой, отгоняя глупые мысли, и вернулась к обсуждению.
        - А еще мы катались по лестнице! - с горящими глазами рассказывала Рон, - Каэ, помнишь?
        - Такое не забывается, - она подмигнула сестре и повернулась к другим девушкам, - Отцу подарили просто громадный серебряный поднос. И Рауль с Крисом подговорили нас скатиться на нем по лестнице. Шуму было. - она мечтательно улыбнулась.
        - Здесь нет больших подносов, - не то с сожалением, не то с облегчением произнесла Анжелика.
        - Зато вон какой щит висит! - вскочила Марина. - Чур, я первая!
        Через минуту комната опустела. Правда, Анриетта направилась в другую сторону, прочь от шумной компании. На пороге задержались только сестры Фьер.
        - Ты опять не уснешь! - Вероника осуждающе посмотрела на сестру. Каэтана только вздохнула. Так всегда: пересмеешься, веселье куда-то пропадает, и остаются как раз те мысли, от которых весь вечер хотела избавиться. Но пока ей еще хочется смеяться!
        - Проверим? - она лукаво улыбнулась и побежала к лестнице, откуда уже доносился тяжелый лязг.

9 день месяца Полотна.
Рунн. Служилый город.

    За неделю, которую Эстебан провел в Шенбрунне, паук, живущий в щели под окном, успел сплести новую паутину. Он плел ее снова и снова, несмотря на то, что виконт уже десятки раз уничтожал плоды его длительных трудов одним движением руки. Нависший над холстом узор из липких бесцветных нитей послушно разорвался под пальцами и в этот раз. На тумбочку рядом с мольбертом легло несколько кистей, салфетки и коробка для красок.
    Не то что бы Эст обнаруживал в себе особый талант к живописи или больше того старался добиться на этом поприще чего-то уникального, но желание отразить свои мысли или чувства на безликом холсте возникало у юноши с завидной периодичностью, и он никогда не противился этой нелепой прихоти. Эстебан почти закончил последнюю картину, когда смерть Александра так некстати прервала его ежевечерние визиты в собственную мастерскую. Некстати?...
    Последний пейзаж уходящей зимы, снег, голые серо-зеленые ивовые ветви над очень темной холодной водой. Эст выглянул в окно, в этот раз он не успевал дописать с натуры, ива от первого тепла уже пару дней зеленела, да и снег давно сошел, сменившись рыхлой по весеннему ненадежной почвой… придется вспоминать.
    Кисть касалась то палитры, то холста почти лениво, оставляя за собой следы – дорожки и пятна постепенно складывающиеся во что-то единое. За этим занятием время всегда умирало быстрее, хотя впрочем, оно никогда не было склонно останавливаться хотя бы ненадолго, даже в самые приятные минуты жизни. Время в конечном итоге главный бог и первый господин каждого. Пока у человека есть время, он может все.
    Последние штрихи, не то тени, не то блики на воде. Эстебан отложил кисть и на мгновение прижал руку к виску, не без удовлетворения разглядывая результат.
    Смешно. За пару часов в углу у окна снова выросли серые нити паутины. Маленькое серое существо с упорством достойным человеческой воли уже принялось восстанавливать свои смертельные для всякой мелкой летающей твари сети, не имея представления ни о чем кроме своего собственного крошечного мира… не сознавая, что кого-то выше его осознания может просто раздражать паутина.
    Эстебан протянул руку к окну, в этот раз нарочно сжимая между пальцами еще секунду назад живой серый комочек. Нельзя исправить лишь смерть…. Виконт криво усмехнулся, разглядывая испачканную руку, и потянулся за салфеткой…. «Паутины больше не будет, зато начнут мучить комары.» Не существует идеальных решений.
    Прохлада, треск огня под стеклом масляной лампы и почти полная тишина. Эст откинулся на спинку кресла, пытаясь понять, отчего в этот день он успел накопить такую усталость, но любые мысли, наконец, оставили его в покое.
    За окном светало. Виконт Эрсе залпом допил остатки с вечера налитого в тяжелый серебряный кубок вина и позволил себе уснуть.

10 день месяца Полотна.
Рунн. Служилый город.

  Бледные пятна солнечного света на стенах и шум просыпающегося города. Всего пара часов сна. Дремать под крики торговцев и скрип телег было просто невозможно. Да не так уж и хотелось.
  День начался многообещающе, с фарфорового дребезга и густого винного запаха наполнившего комнату. Виконт чуть заметно поморщился, глядя на случайно разбитый кувшин с остатками вчерашнего пойла, безнадежно испорченные темно-алыми разводами бумаги с набросками рисунков и принялся одеваться.
- Вам пора, господин.
  Эстебан обернулся на голос Бернарда даже раньше, чем тот смог стереть с привычно-невозмутимого лица выражение неодобрения при виде царившего в мастерской беспорядка. Юноша рассеяно скользнул взглядом по разбросанным бумагам, смятой постели и осколкам на полу…
- Пусть тут все уберут. Моя лошадь готова?
- Да, господин.
  Уже на пороге Эст ненадолго остановился и обернулся к слуге.
- Мне немедленно нужен вереск.
  Если Бернард и был удивлен столь странному пожеланию виконта, то в этот раз ничем сего не показал.
- Сейчас начало Полотна, - спокойно произнес слуга, выжидающе глядя на господина.
- В этом мире нет ничего невозможного, - усмешка…
  Эстебан постоял еще несколько секунд на месте, словно думая о чем-то, и, не говоря ни слова, вышел во двор.
  Породистая каурая кобыла захрапела и недовольно тряхнула головой, когда хозяин вскочил в седло и, натянув поводья, направил ее в направлении одной из мощеных улиц Служилого.
  Вокруг жил город, двигались в вечной суете люди, озабоченные своими нехитрыми проблемами, что-то выкрикивали торговцы. Какая-то нищенка, причитая, едва не бросилась лошади под ноги. Эстебан, резко дернув на себя поводья, бросил в сторону монету, что бы она освободила дорогу, и тронул бока коня.


- Доброе утро, Эстебан, - Сандра Прад мягко, с истинно кошачьей грацией, поднялась из кресла навстречу своему охраннику, остановившемуся у дверей, зеленые глаза окинули гвардейца чуть лукавым взглядом, и в глубине их зажглась улыбка - Признайтесь честно, вы, перед тем как прийти сюда, проверяли безопасность подступов к моим балконам?
  Эстебан засмеялся. Да, несколько пропыленный светло-бежевый камзол, украшенный ко всему этому отметинами травяного сока, оставлял широкий простор для предположений о досуге его владельца.
- Как иначе я мог увериться в вашей безопасности? – Эст поклонился, целуя руку своей прекрасной подопечной, - Прошу извинить, что побеспокоил номени в столь ранний час.
- Я рада видеть вас, Эстебан. Выпьете кава?
- Спасибо, но я пришел только проведать вас, номени Сандра… и попрощаться. С сегодняшнего дня я возвращаюсь к своим прежним обязанностям адъютанта при капитане Нортми, - грусть или наступившая пустота. Эстебан заставил себя улыбнуться, - Но я всегда к услугам, номени, - почти смех, - Во всем.
  Две пары зеленых глаз встретились, отражаясь друг в друге. Эстебан молча смотрел на Сандру, не без радости замечая, что недавний инцидент в саду не оставил на прекрасном лице фрейлины никаких следов.  Тонкие черты, обрамленные золотисто-рыжими локонами снова стали такими же безупречными как прежде, что бы продолжать восхищать и завораживать. Интересно, многие ли знают, что за этим блеском скрывается не менее светлый человек.
    Эстебан улыбнулся своим мыслям, вытаскивая из-за спины несколько совсем на первый взгляд простеньких веточек, серебристо-голубая россыпь цветов и жесткие темные листья.
- В один из вечеров вы напевали о них, номени, у вас дома, в Алиере, они как раз расцвели.
  На лице Сандры отразилось искреннее и радостное удивление, такое выражение бывает у детей при виде чего-то для них невероятного. Тонкая белая рука девушки коснулась его пальцев, Сандра на мгновение приблизилась, коснувшись его щеки своей. Почти бесшумное «спасибо», услышанное только им, и запах ее волос, такой же, как у этих северных цветов.
- Обещайте мне не грустить, номени Сандра, - совершенно серьезно произнес гвардеец, снова глядя в изумрудные глаза.
- С вами не загрустишь, - она тепло улыбнулась.
- Как и с вами, номени.
    Эстебан коснулся губами тонких пальцев и откланялся. Его ждала служба.
  Уже за дверями он ненадолго остановился, словно это могло помочь лучше сохранить в памяти это утро, улыбку и обещание, ради которых Эст был готов испортить еще не один свой камзол, продираясь и не через такие буреломы, как пришлось утром.
  Юноша усмехнулся сам себе, вспоминая кованую ограду, окружавшую северное представительство, колючие заросли по-зимнему жесткого шиповника, которые ему пришлось преодолеть ради нескольких веточек растущих в глубине сада бледно-голубых пахнущих горьковатой свежестью цветов и собственный внешний вид после всего этого. Вероятно, он должен был бы чувствовать себя невероятно глупо. Но ничего кроме странного ощущения покоя не было.

10 число месяца Полотна.
Дена. Остарикка.

    Шум на улице привлек внимание наследника дома Торнхейм. Молодой человек приблизился к окну, наблюдая побоище во дворе. Воины князя Иоганна-Готфрида затеяли старую, кулачную забаву, соревнуясь за титул сильнейшего. Хайнц наблюдал за тем, как один за другим выходили бойцы в невидимо очерченный полукруг и схватывались друг с другом. Мощные, меткие удары вызывали одобрительный гул зрителей.
- Какая глупость, - голос сестры заставил оглянуться и он повел плечом, продолжая наблюдать очередную драку.
- Не большая чем все остальное, Клара.
- И ты, конечно, поспешишь принять участие в этой забаве? – девушка откровенно насмехалась, но брат ответил ей коротким кивком и скинул с себя плотную верхнюю рубашку.
- Посмотрим, - он потянулся всем телом, расправляя широкие плечи и хрустнув пальцами.
- Учти, братец, на ловца и зверь бежит.
- Волков бояться – в столицу не ездить, - парировал Хайнц и отстегнув одним движением свою гигантскую шпагу вышел из комнаты, направляясь во двор.
    Встречные ему люди без слов понимали куда он идет и одержимые любопытством, направлялись следом за ним. Появившись во дворе, юноша неторопливо пошел к месту боя, прокладывая себе путь подобно осадной башне. Дождавшись, когда очередной победитель определится, Хайнц вышел вперед и, не удержавшись, поднял глаза к окну: сестра смотрела на него, усмехаясь. Он тоже мрачно улыбнулся, прежде чем схватится с победителем. Чуть пригнувшись, бойцы некоторое время приглядывались друг к другу, подбадриваемые криками зрителей из толпы. Резкое сближение и мощный захват. Двое мужчин пытались перебороть друг друга, все сильнее сжимая пальцы рук и ногами поднимая пыль вокруг себя. Хайнц резко и неожиданно освободил одну руку, ударяя соперника в подреберье и блокируя ответный выпад его ноги. Подножка, ловко проведенный прием и земля ощутимо содрогается, когда на нее обрушивается гигантское тело. Хайнц выпрямился и, переведя дыхание, протянул руку своему противнику, помогая подняться. Дождавшись, когда тот покинет круг, оглядел остальных и негромко сказал:
- Кто следующий?
- Выбирай себе равных противников.
    Неожиданный голос, заставил всех замереть. Хайнц повернулся и посмотрел на своего отца, наблюдающего за боем. Готфрид Торнхейм усмехнулся, собираясь уходить, когда до него долетел ответ сына:
- Тогда я выбираю тебя, князь.
    Он знал, что отец никогда не отступал перед прямым вызовом и терпеливо ждал, пока тот скинет камзол и рубаху, выходя в круг.
- Не жди пощады, - набычиваясь, проговорил князь Брамера.
- И не проси, - откликнулся Хайнц.
    Схватка началась неожиданно. Князь резко двинулся на перехват и лишь невероятная сила доставшаяся Хайнцу помогла удержаться на ногах. Мощные руки сцепились на его плечах. Юноша зарычал, напрягая все мышцы и заставляя захват ослабнуть. Выскользнув из удушающих объятий, он в свою очередь попытался удержать отца в неподвижности. Готфрид рассмеялся было, но лишь до того момента, как огромный кулак его отпрыска не оглушил его ударом в ухо, который он пропустил. В тот же миг, резко склонившись, он подрубил ноги Хайнца, отвесив ему ужасный, выбивающий дыхание удар в живот. Но Хайнц, задохнувшись, вцепился в отца, опрокидывая его вместе с собой на землю. Два тела покатились в пыли, продолжая неистово биться друг с другом. В какой-то момент зрителям показалось, что молодой наследник стал одерживать верх, он приподнялся, прижимая отца к земле и замахиваясь для последнего удара. Но в следующий миг его тело, совершив непонятный поворот, оказалось в мощном захвате рук отца.
- Никогда не торопись побеждать, Хайнц.
    Юноша тяжело дыша, хмуро смотрел в лицо князя, с удовлетворением замечая, что и тот дышит с трудом. Лица обоих были разукрашены живописными кровоподтеками, которые вскорости должны были стать не менее красочными синяками и шрамами. Князь Иоганн-Готфрид поднялся и накинул на плечи плащ, глядя как поднимается его сын и указывая ему следовать за собой. Люди вокруг проводили их почтительным молчанием. Отец и сын, не проронив ни слова, вошли в комнату, где находились остальные дети и в том числе вездесущая, ухмыляющаяся Клара:
- Ну что? Доказательства оказались более чем неопровержимыми? – обратилась она к брату.
    Тот хмуро подошел к стулу, одевая широкую рубаху.
- Клара, распорядись насчет обеда и забери с собой малышей. Они мне мешают.
    Грозный рык отца возымел должное действие. Детишки быстро и послушно вышли один за другим за дверь, а Клара, многозначительно фыркнув, веско ответила:
- Давно уже все готово, отец. Мы только ждали, когда натешитесь.
    Князь Брамера грозно нахмурился, собираясь что-то сказать, когда Хайнц перебил его:
- Значит распорядись, чтобы согрели еще раз, сестра. Наверняка все остыло, - он скривился, поведя плечом, которое ощутимо ныло после мощного удара отца. – Мумуся, ты не переживай. Голодными нас вряд ли рискнут оставить.
    Теперь уже рычание было откровенно свирепым:
- Я тебя убью, Хайнц!
- Опять? А за что на этот раз?
- Как ты меня назвал?!
    Молодой человек озадаченно поднял глаза к потолку, а потом нахмурился:
- О, прости, мумуся. Больше не буду. Детская привычка, - он странно покосился на еле сдерживающую смех сестру.
Иоганн-Готфрид замахнулся на сына, но тот перехватил его руку:
- Пойдем обедать.
    Отец грозно посмотрел на своего отпрыска:
- Это было в последний раз. Пошли.
    Сын пожал плечами и, пропустив вперед родных, пошел следом за ними.

10 число месяца Полотна.
Рунн. Королевский дворец.

    Черное на черном - разве это не траур? Нет. Лишь дань собственной красоте. Черная, смоляная грива волос, на черном атласе платья. Лежащая на постели женщина отнюдь не торопилась одеваться. Глаза ее были закрыты, а кроваво-красные губы сжаты. Белоснежная рука смяла одежду и тут же отпустила ее. Даже сквозь плотную ткань острые коготки вонзились в ладонь, оставляя следы.
- Эса, - негромкий, хрипловатый голос прозвучал твердо, противореча бессильно лежащей на постели фигуре.
- Да, сиятельная.
- Другое платье. Уложи волосы. И мои украшения из черного золота, - отрывисто, четко - со служанкой не стоит церемониться, тем более когда она предана тебе и боится лишь одного: если ты ее бросишь.
    Карна Норн - бывшая любовница Императора Александра – готовилась впервые за неделю добровольного затворничества покинуть свои покои во дворце. Черные, миндалевидные глаза холодно смотрели в окно, пока Эса укладывала ее волосы в сложную прическу, украшая их золотыми заколками, что сверкали в смоляной гриве загадочными, коварными огнями.  Фрейлина протянула руку, вытаскивая из ларца длинную и опасную иглу, которую плавно погрузила в густые завитки уложенных локонов.
- Все готово, сиятельная.
    Девушка, которую так привычно назвали сиятельной, чуть повернула голову, как будто задумавшись, а на самом деле прекрасно зная, что она будет делать.
- Дай мне мою шкатулку для бумаг, Эса.
    Служанка услужливо кивнула, подойдя к комоду, достав небольшую шкатулку, торопливо открыла ее перед госпожой. Изящным движением пальцев Карна подхватила одно из писем, вскрывая и прочитывая, где мелким, витиеватым подчерком было написано ее имя и еще несколько странных слов. Но она уже все для себя решила, отмечая что-то и запоминая все.
- Распахни окно.
    Створка окна, куда она вглядывалась все это время, открылась, впуская в комнату щебет радующихся весне птиц, запах недавно прошедшего дождя и весь тот шум, от которого она закрывалась все это время. Карна улыбнулась, проводя рукой по высокой, белоснежной груди и словно отпуская что-то из ладони - стремительно вытянула ее к окну.
- Я вернусь часа через три. Ужинать не буду.
- Сиятельная, вы итак не едите почти. Позвольте, я приготовлю ваше любимое блюдо? - негромко, с искренней заботой попросила прислужница.
    Карна устремила свои демонические глаза на служанку. Девушка сжалась от этого взора, а ее хозяйка рассмеялась, решительно покидая комнату.

    Дворцовые коридоры залитые светом, для которого не существует траура. Карна шла среди всего этого блеска той самой тенью, которая на протяжении долгих лет являлась пугающе притягательной и страшной для многих в этой путанице путей. Все, кто привык шарахаться от первой любовницы Его Императорского Величества, находились сейчас здесь. И смотрели ей вслед.  Некоторые здоровались с высокомерной вежливостью, шепча что-то в спину. Девушка скользила среди давно знакомых людей, отвечая на редкие приветствия и запоминая. Лица, дорогу, этот наглый свет. Она никогда не жаловалась на память. Неожиданно взгляд ее наткнулся на слишком знакомую усмешку. Карна отвернулась, но не столь быстро, чтобы не успеть заметить изящный, безупречный поклон. Молодая фрейлина остановилась, поворачиваясь к тому, кто осмелился напомнить о себе так не вовремя. Но черные, миндалевидные глаза погрузились совсем в другой взор.
- Какой милый юноша, Никола. Ваше окружение приобретает все более любопытный вид, - два провала в ничто смотрели на юного оруженосца, ища ответ на свой взор. Их глаза не могли не встретится, она отлично знала силу своего взора и умела ею пользоваться.
    Намеренно не обратив внимания на капитана гвардейцев, Карна восхищенно рассматривала красивые черты лица тонкого, еще по детски изящного мальчика, что стоял за плечом своего командира и тоже не сводил с нее глаз.
- Он очарователен, Никола. Никогда не сомневалась в вашем вкусе.
- Настолько, что вкусу уделяете больше внимания, лишая меня малейшей толики? - голос маркиза де Нортми не отражал никаких чувств.
- О! Я уверена, что внимания вам хватает.. и даже кое-что наверняка перепадает этому пылкому созданию, - красные губы изогнулись в улыбке, а кончики пальцев едва-едва притронулись к юношеской щеке. - Леонард, вы уже на собственном опыте узнали – насколько сладостны объятья капитана Нортми? Изведали вкус этих насмешливых губ..
    Длинные ресницы, которым вероятно могла бы позавидовать любая девушка, дрогнули:
- Номени Карна, - юноша растерянно смотрел прямо в черные, залучившиеся из глубины глаза, не понимая, чего от него ждут.
- Никола, как вы могли лишить юношу всех радостей жизни при дворе? – она, наконец, повернулась к маркизу. - Впрочем, не надо забывать: вы только из-за решетки.. Откуда вам удалось освободиться столь необычайно быстрым образом.
    Фрейлина вновь посмотрела на молодого оруженосца, который плавно, словно во сне повернул голову, пытаясь найти спасение от ее пальцев. Карна рассмеялась:
- Ему, вероятно, было не до этого, мой наивный мальчик? - вновь взгляд на маркиза и еще один лучистый взор в фиалковые глаза. - Сообщите мне, Леонард, когда вашего капитана стоит поздравлять с удачным выбором невесты и жены. Уверена, что вам будет отведено достойное место на их свадьбе.
    Ее хрипловатый голос оборвался еще одним смешком. Девушка развернулась резко и продолжила свой путь. Прогулка закончилась даже быстрее, чем она могла представить: весь двор уже знал, что Карна Норн – жива. Фрейлина молча вернулась к себе и отдала безмолвный приказ служанке, которая в свою очередь ни говоря ни слова – быстро устроила на небольшом диванчике несколько подушек, на которые и опустилась черноволосая девушка, устремляя глаза в одну точку. Так она лежала до тех пор, пока в голове ее не образовалась так необходимая для предстоящего дела – пустота. Поднявшись, она спокойно переоделась и, взяв бокал вина, расположилась на кресле, продолжая – ждать.

    Вечерний сумрак окутал комнату, где Карна изволила отдыхать, откинувшись в кресле и расслабленно качая между длинными, изящными пальцами тяжелый бокал с великолепным вином. Тело ее лежало неподвижно, а душа была недоступна ни сумраку, ни ночи. Но лишь стрелки огромных часов на стене коснулись друг друга, отмечая без четверти девять – она поднялась и, отставив бокал на каминную полку, подождала, пока Эса затушит свечи, гася ее уход. И женщина растворилась вместе с последним язычком пламени в наступившей ночи.
Полумрак тайных переходов – кто тебя знает, тот не заблудится, приветствуя каждый раз встречу с тобой, как с другом. Карна улыбнулась своему единственному другу в Шенбурнне, быстро двигаясь к определенной и нужной ей цели.
    Придя в покои Екатерины Барна, она дождалась – пока за спиной скроется потайной вход, потом огляделась, едва сдерживая странную усмешку: траур тут был с оттенком холода. Темно-синий бархат переплетался с черными лентами. Фрейлина провела рукой по спинке кресла, ощущая едва заметное покалывание ткани. Она выдержала паузу, прежде чем обернутся к той, что появилась за ее спиной. Карна хотела, чтобы вдовствующая императрица Екатерина вдоволь рассмотрела кого она удостоила приглашением.
- Ваша милость, - Карна присела в реверансе ровно настолько насколько позволяли рамки холодной вежливости.
- Присаживайся, дитя, - холеная рука указала на кресло, возле которого застыла Карна.
    Девушка не стала дожидаться еще одного приглашения и села, гордо выпрямившись и устремив черные глаза прямо перед собой. Екатерина де Барна опустилась напротив девушки, отдавая почти невидимый знак, после которого перед ними появился небольшой чайник с чашками и блюдцами. Карна слегка наклонила голову, благодаря за вежливость и не прикоснулась к предложенному угощению, ожидая чего-то.
- Вы очень осунулись, - негромко заметила вдовствующая императрица, поднимая свою чашку с душистым напитком и делая небольшой глоток. – Плохо себя чувствуете?
    Глаза их вновь встретились, и неожиданная улыбка тронула губы Карны:
- Не извольте волноваться, ваше величество. Я не жду ребенка от Александра.
    Синие, глубокие глаза едва заметно сузились:
- А жаль. Он бы послужил вам утешением. В еще одном испытании.
    Карна поднялась, принимая вызов, но рука привыкшая повелевать, опять указала ей на кресло:
- Сядьте и дослушайте.
    Екатерина неторопливо встала, отошла к столу и вернулась с небольшим конвертом:
- Думаю вам будет интересно узнать некоторые новости... Из Ирра.
    Черные глаза испытующе вонзились в лицо вдовствующей императрицы, но кроме безмятежного интереса и легкой утомленности - ничего не отражалось на этих совершенных чертах. Синие глаза смотрели знакомо. До иссушающей в груди боли - знакомо. Взяв конверт, Карна открыла его и быстро пробежала глазами. Глубокий вздох поднял высокую грудь, пытаясь разорвать стянувшее ее платье: "Ринна.. Кернан.. отец... Никого..." Синие глаза следили слишком внимательно, и черные взметнулись в ответ:
- Я могу быть полезной вам, ваша светлость?
    Екатерина улыбнулась, вновь садясь напротив бывшей любовницы своего сына.

    Снова – знакомая комната, камин с тихим огнем, что танцевал, ожидая, когда его позовут на пир. Стройная, женская фигурка вынырнула из темноты к пламени огня и потянулась к оставленному бокалу. Рот приоткрылся, губы тихо прошептали что-то, выплескивая вино в пламя. Пальцы медленно обвели края бокала, прежде чем вновь наполнить его до краев вином, которое глоток за глотком дарило ей прошлое, воспоминание и прощание. Неслышно появившаяся Эса, стала переодевать свою хозяйку, подчиняясь едва видимому кивку, снимая с нее платье, одевая тонкую, длинную рубашку, достающую до пят, накидывая на плечи халат, что окутал всю стройную фигуру таинственной, глубокой, всепоглощающей тьмой. А Карна давно уже была там, где все еще царили свечи, желанные руки и губы. И лишь один взгляд, ради которого стоило жить. Девушка склонила голову на грудь, ощущая, как жаркое воспоминание навевает на лицо уже забытую улыбку: «До встречи, любовь моя.. и ненависть...» Она поднялась, одевая изящные, бархатные туфельки без каблуков, которые позволяли скользить по бесконечным переходам дворца - бесшумно. Фрейлина оглянулась назад, прислушиваясь к негромкой песне вечернего сумрака за окном: шорохи, неожиданные вскрикивания птах, разбуженных каким-то страхом, дуновение ветра. Молодая женщина, вновь наполнив вином бокал, подошла к стене возле камина и положила руку на нее, делая едва уловимое движение пальцами. Тайный ход открылся и девушка исчезла за ним. Никакой свет ей не нужен был, привычные повороты, знакомые ступеньки и еще одна стена. Ладонь касается вечного холода камня, и вновь раздвигаются невидимые двери. Тень в отсветах бордового пламени заскользила между полусгоревших свечей. Их оставляли гореть здесь уже которую ночь. Как и лампаду возле того места, где нашли мертвое тело. Атласный, бордовый халат скрадывал движения женщины и казалось, что она двигается не касаясь пола, неторопливо приближаясь к тускло светящейся лампе на небольшом возвышении: "Удивительно. Едва ли не алтарь..." Рука ее поднялась – ткань заскользила вниз, обнажая белоснежную кожу. В пальцах зажат бокал вина. Мгновение женская фигура стояла не шевелясь, прежде чем быстро приблизить бокал к губам и одним глотком допить содержимое.
- Языческий ритуал?
    Если она и была удивлена, то никак не показала этого, медленно разворачиваясь к приближающемуся, золотоволосому мужчине.
- Что вы здесь делаете, маркиз де Нортми? - в холодном, безразличном голосе сквозил странный гнев, отражающийся в изгибе черной брови.
- Жажду услышать слова приветствия от вас, Карна. Вы лишили меня их днем.
- И не заслужите их ночью, - хрипловатый голос перебил насмешливую речь маркиза.
    Он покачал головой, вступая в круг света и разглядывая стоящую перед ним женщину:
- Исповедуетесь, Карна?
    Черные ресницы скрыли засверкавшие глаза. На красных губах появилась капля крови - она прикусила их до крови.
- Нет. Обдумываю, что вы заслужили, маркиз.
- Пришли к какому-нибудь решению? Я удостоюсь вашего внимания?
- Да. Вот вам оно! - девушка с силой запустила в его голову бокал.
    Молодой человек отклонился, ловя тяжелый снаряд, который должен был раскроить его череп. Черные волосы взметнулись, когда она откинула свою тяжелую гриву и, не глядя на своего "противника", быстро пошла к выходу. Но молодой человек, наклонившийся, чтобы поставить бокал на пол, решил иначе. Рука его стремительно поднялась, перехватывая ноги демонической красавицы и та, пораженная поворотом событий, не удержалась, падая в его объятья. Но Карна не собиралась так просто спустить подобное. Она вскинулась, собираясь отвесить наглецу затрещину. И это действие упредили твердо сжавшиеся на изящной кисти мужские пальцы. Мужчина и женщина упали на пол, обнимая друг друга едва ли не более тесно, чем самые страстные любовники.
- Что случилось, маркиз? Заботливая любовница, вытащив из тюрьмы, закрыла от вас свою королевскую опочивальню? Неужели разгневалась на вашу скоропалительную помолвку? - чуть хрипловатый шепот стремился достичь если ни разума, то чувств противника, но они стоили друг друга.
    Серые глаза в сумраке гаснувших свечей загорелись черным пламенем. Женская рука скользнула по мускулистому плечу к крепкой шее.. Но вместо того, чтобы вонзится коготками в нее, сильным рывком она рванула с него камзол столь свирепо, что на пол посыпались пуговицы.
    Треск ткани и едва слышный вскрик:
- Только не в губы! - но властный поцелуй уже накрыл искусанные в кровь губы.
    Сильные руки распахнули халат, вынимая из створок раковины опасное, огрызающееся и прекрасное существо. Карна выгнулась стремительным движением, приникая к мужчине, которого ненавидела всем сердцем. Но никакой логике она не могла быть подвластна сейчас, принося неведомую жертву своим умирающим чувствам. Белоснежные руки скользнули по его груди, окончательно срывая камзол, разрывая жадным движением рубашку, скользя по мускулистой груди опытным и опасным движением. Губы были заняты, алчно целуя кровавую ненависть, наполняясь ею и сознавая бессилие перед этой жаждой. Женский стон был заглушен не разрывающимся поцелуем, а тело извивалось, пытаясь ускользнуть от опытных рук, срывающих с него остатки ткани. Но и она не оставалась в долгу. Белоснежная рубашка превратилась в ошметки, а нетерпеливые, ловкие пальцы уже расстегивали мужские брюки, жарко касаясь обнажающихся бедер. Мужчина решительно перехватил ее руки, резким движением раздвигая стройные ноги и удовлетворенно ловя ответный выпад. Женщина, не контролируя себя, вырвалась из властных рук, охватывая в страстном объятии сильные плечи, склонившегося над нею любовника. Она не готова была принять его, но всем телом ощущала яростное и неутолимое желание, которое не давало место промедлению. Стремительным и сильным движением он проник в нее, заглушая очередной крик поцелуем. Резкие движения, казалось, неминуемо приведут к стремительной развязке, что разлучит их. Но это было не так. Едва ли сознание отдавало себе отчет в том, чего же они желали добиться друг от друга так яростно. И лишь влажные переплетенные тела снова и снова в порыве иступленного бешенства сражались за право называться «непобежденным». Из женского горла вырвалось сдавленное рычание, переходящее в стон, когда ее тело предательски забилось в сладостном, неудержимом вихре. Рычание, потому что ее руку с крепко зажатой в пальцах тонкой иглой перехватила мужская ладонь, заставляя выронить опасную «игрушку»... И стон, потому что сильные, мужские руки неожиданно нежно прижали это сопротивляющееся тело к себе, замирая. Острые ноготки бессильно скользнули прочь с его спины, оставляя после себя красные метки. Черноволосая голова запрокинулась, подчиняясь охватившей все тело нежности…

    Спустя время, женщина, приподнявшись на руках, холодно следила за одевающимся перед ней мужчиной, что так неторопливо приводил себя в порядок. Застегнув пояс штанов, он отпихнул истерзанную ее ногтями рубашку в сторону. Туда же полетела изорванная женская сорочка. Никола подхватил свой камзол и белоснежный шарф, на котором виднелись следы крови, а потом с исключительной предупредительностью протянул своей недавней любовнице халат. Девушка откинула голову, хрипло рассмеявшись и, оттолкнув его руку, встала:
- Я ненавижу тебя, Никола. И никогда не прощу тебя.
- А именно? - следя за удаляющейся к потайной двери обнаженной фигурой, спросил маркиз де Нортми. - То, что ты больше не сможешь никогда полюбить, Карна?
    Казалось, что она наткнулась на невидимую преграду, но на миг задержавшись возле нее, прошла дальше, кладя руку на стену и бросая через плечо холодный, ответный выпад:
- Как и ты.

10 день месяца Полотна.
Рунн. Шенбрунн.

      Кто-то мог бы сказать, что провести около получаса времени для того, что бы спуститься к гвардейским казармам через дворцовые галереи, вместо прямого пути, это пустая трата времени, но Эстебан нечасто руководствовался в своих действиях чьим-то мнением.
      В Шенбруннских художественных залах было еще тише, чем обычно. Кого в свете охвативших страну перемен волновали куски холстов, пятна нанесенной на них густой масляной краски или тонкие дорогие безделушки прошедших веков? Не более, чем мгновения, застывшие в изящных вещицах, украшениях, портретах... Но только здесь, не в книгах и скупых свидетельствах летописцев, история могла показать иное, незнакомое многим лицо. За сухими страницами прошедших хронологий, за интригами и громкими именами всегда стояли люди, красивые или нелепые, желавшие чего-то - славы, богатства или, быть может, просто быть счастливыми, люди добивавшиеся желаемого часто любой ценой, они и сейчас смотрели на всякого любопытного с оправленных в золото полотен.
    Эстебан нередко навещал их. Какие-то картины виконт знал столь хорошо, что они порой казались давними друзьями. Холсты, во всяком случае, не умели лгать, льстить и проявлять иные из еще более неприятных качеств, присущих изображенным на них представителям рода человеческого. 
    Голоса.
    Эст обернулся на звук и увидел их обладателей почти сразу. Двое стояли около одной из малых скульптур Буэно Риди в центре зала.
- Ваш отец, несомненно, был гением, это такая утрата для Империи, для искусства и для всех нас, - причитательно говорил невысокий полноватый номен, стараясь вложить в свои слова максимальное количество грусти и скорби одновременно, - Чем ваша светлость будет заниматься теперь?
- Прошу вас, Лоран... Мне все еще больно думать об этом, - невысокая темноволосая девушка, стоявшая к виконту спиной, сжала в кулачке кружевной платок, хотя Эстебан не поручился бы за то, что это было проявлением горечи с ее стороны.
    Мгновение, и она не преминула поднять на собеседника глаза, чем казалось, наконец, смутила его, заставив промолчать и отвести взгляд. Что ж, во всяком случае, актрисой она, вероятно, была куда лучшей, чем волочащийся за ней наследничек графьев Нубэ.
- О, виконт Эрсе, - лицо Лорана вместе с надеждой как-то избавиться от зашедшего в неудобный тупик разговора со своей дамой приобрело осмысленное выражение, - С вашей стороны просто неприлично не поприветствовать друга.
    Друга? Вы слишком много на себя берете. Всего лишь пара партий в карты у «Жанетт», странно, что вообще запомнилось даже имя. Только усмешка.
- Добрый день, барон, - медленно произнес Эстебан, пренебрежительно оглядывая собеседника, - Прошу простить, просто не узнал, непривычно видеть вас в таком месте, ведь, несмотря на полумрак и обилие картинок на стенах, могу вас заверить, что это не кабак.
  Губы Лорана нервно дернулись, серые глаза обожгли бессильной ненавистью, но оба собеседника отлично знали, что Нубэ снесут любому Барна и большее оскорбление. Скучно…. Ждать, пока барон совладает с собой, пришлось недолго.
- Я всего лишь показывал номени Риди нашу галерею, - медленно произнес он, - Ей так много пришлось перенести, и я счел своим долгом помочь развеяться….
- Трогательная забота, - Эстебан продолжал усмехаться, - Несомненно, это место, где все напоминает номени о ее беде, показалось вам лучшим выбором.
- Я…, - слова разбились о стену зеленого взгляда.
  Девушка же, наконец, медленно, словно лениво, обернулась, бросая немного рассеянный взгляд на возмутителя спокойствия. Хороша собой, даже красива, несмотря на чуть длинноватый носик, только придающий лицу еще большее очарование. Темно-алых губ номени коснулась приличествующая трауру печальная улыбка.
- Эстебан Барна, к вашим услугам, номени, - все та же полуусмешка…
  Глубокие черные глаза, очень мягкий взгляд, отчего-то обжигающий странным, но уже знакомым виконту холодом.
- Катажина Риди.
  Эстебан прикоснулся губами к протянутой ему тонкой по южному смуглой ручке. 
- Безмерно рад встрече.
  Ладошка Катажины скользнула было прочь, возможно, на секунду дольше, чем того требовали приличия, задержавшись в руке собеседника, когда девушка неожиданно вздрогнула.
  Холод… и очень алая кровь на темно-зеленой поверхности камня в фамильном перстне. Ничего не случилось. Взгляд темных глаз лишь на мгновение стал встревоженным, да будто набежавшая тень на столь же краткое время стерла с лиц улыбки. Эстебан перехватил руку графини Риди, на тонком пальчике медленно выступала капля крови.
- Прошу простить меня, наверное, камень откололся, - белый платок, расползающееся алое пятнышко… только капля.
- Я позову лекаря, - встрепенулся, словно пришедший в себя от длительного оцепенения Лоран Нубэ.
- Что вы, это пустяки.
- Я готов любой ценой загладить это недоразумение, - прогнав неудачно набежавшие воспоминания, Эстебан улыбнулся, - Вы позволите пригласить вас?
- Куда? – девушка вскинула на виконта темные омуты глаз, словно принимая вызов.
- Выбор за вами, номени.
  Пустой раскатистый звук колокола на Шенбруннской часовой башне отмерил наступление вечера и окончание дневного гвардейского караула. Не мешало бы отметиться в казармах.
- Мне пора. Служба не ждет. Надеюсь, мы еще встретимся, Катажина…


10 день месяца Полотна. Вечер.
Особняк Барна.

    Длинный весенний день и не думал кончаться. Родные пенаты. Эстебан, не удосужив себя кивком дворецкому, прошел через открытую перед ним дверь, но вместо обычного маршрута наверх по лестнице к себе, ноги, словно сами, выбрали парадный коридор ведущий из прихожей вглубь особняка.
    Гостиные залы Красного дома, в дни, когда канцлер не собирал приемы, тонули в лишенном звуков полумраке. Тени, навязчивый цветочный запах и тяжелые багровые портьеры на окнах. Едва пробивающийся сквозь них густо розовый свет создавал для глаз обманчивое впечатление теплоты.
- У господина будут какие-то распоряжения? – слуга, следовавший за виконтом от самого холла, склонил голову в почтительном поклоне.
  Интересно, каково это, всегда услужливо улыбаться и вести себя с завидным подобострастием, когда на деле давно осточертели капризы и пренебрежение избалованных ощущением собственной важности господ? Эрсе усмехнулся своим мыслям.
- Принеси в мой кабинет вина, пусть там откроют окна. И оставь меня одного.
  Дождавшись, пока негромкая мерная поступь слуги стихнет где-то за спиной, Эстебан вошел в холодный алый мрак большой гостиной. Он бывал здесь нечасто и только, когда того не удавалось избежать, но помнил в этом зале все до мелочей, всегда… нет, только последние девять лет.
    Ковер гасил звуки шагов, но виконту казалось, что его слышит весь дом. Вдох. Так должно себя чувствовать вору, а не сыну хозяина. Тридцать два шага. На двенадцатом Эстебан остановился, посмотрел себе под ноги, словно ожидая увидеть что-то на ковре, десяток раз перестеленном за прошедшее время, и пошел дальше.
    Рука решительно легла на ручку тяжелой дубовой двери и толкнула ее вперед. Кабинет Жоффруа Барна, вице-канцлера империи и его отца тоже не страдал избытком освещения. Эстебан попытался задать себе вопрос, что он здесь делает, но не нашел ответа. Часы на каминной полке, кресло, стол, ящики тяжелой письменной тумбы, от третьего снизу сбоку как прежде отколота полоска эмали, и тяжелый стук собственного сердца. Отчего-то хотелось рассмеяться. Виконт почти упал в отцовское кресло.
  Звук выдвигающего ящика разорвал тишину.

- Что вы тут делаете, кузен?
  Тонкая, невысокая, но очень прямая фигура, темные волосы и бледное не лишенное красоты лицо, главным штрихом на котором всегда были глаза, темно-каштановые осколки, чей долгий пристальный взгляд порой не выдерживали самые невозмутимые люди.
- Сижу. Устал, - попытался отшутиться Эстебан, но обычная для юноши нагловатая усмешка умерла, не родившись.
  Виконт прижал рукой тяжелый бронзовый перстень с зеленым камнем, который мгновение назад в задумчивости катал по столу, и одел его на палец.
- Уже почти собрался уходить.
  Анриетта медленно кивнула, сделала несколько шагов к столу. Тонкая мраморно белая рука кузины открыла лежащую на нем книгу, перелистнув несколько страниц, снова взгляд в пустоту. Виконт молча закрыл переплетенный кожей фолиант, убирая в стол, где тот лежал до его появления, и поднял взгляд на Рию.
- Они все время путают обложки, - неопределенно ответила девочка на его немой вопрос, - Мне пора, кузен.
  Не говоря ничего больше, Анриетта повернулась на месте и пошла прочь, оставляя Эстебана наедине с самим собой и пустыми вязкими воспоминаниями.
  За плотно занавешенными окнами умирал еще один день, и каминные часы продолжали дробить время на мелкие осколки. Виконт оглянулся на них, но мрак успел смазать стрелки на светлом циферблате…. Не важно, у него еще достаточно времени.
  Тихо щелкнувший с уходом Эстебана замок,  тридцать два шага алого мрака и что-то навсегда оставшееся за дверью, спрятанной в самом углу большого гостиного зала.
  Зеленоглазый юноша, уже не оглядываясь назад, почти вбежал по лестнице, догоняя кузину, в задумчивости остановившуюся у дверей семейной библиотеки. Рука Эстебана, осторожно, но вместе с тем сильно сжалась на тонком девичьем запястье.
- Идем.
  Ответом послужил снисходительный каштановый взгляд кузины, но высвободиться она не попыталась, и, хоть и не вложила в руку Эста свою прохладную ладонь, позволила провести себя по темным коридорам особняка к одному из балконов.
  Отражаясь в неверной воде Вольтурны, небо тонуло в неистово-ярком огне заката. Юноша в черно-белой гвардейской форме и девочка со взрослыми глазами не нуждались в словах, молча глядя куда-то сквозь пылающую багровую пустоту.

10 число месяца Полотна. Дена. Остарикка

Я вошла в комнату, когда мой брат Хайнц с явным любопытством приблизился к окну. Во дворе проходили кулачные бои. Вот все мужчины одинаковые, им бы только кулаками помахать, да перед девушками синяками да ссадинами похвастаться. Я даже фыркнула себе под нос от такого проявления неразумноси.

- Какая глупость, - не выдержала я.
- Не большая чем все остальное, Клара.
- И ты, конечно, поспешишь принять участие в этой забаве?
Хайнц ответил коротким кивком и скинул с себя плотную верхнюю рубашку.
- Посмотрим.
- Учти, братец, на ловца и зверь бежит, -не могла успокоиться я, какая глупость там валяться в грязи.
- Волков бояться . в столицу не ездить, - парировал Хайнц и отстегнув одним движением свою гигантскую шпагу вышел из комнаты, направляясь во двор.
Я не последовала за ним во двор, но осталась наблюдать из окна. Он уверенно шел к месту боя. Ох уж эти мужчины. Чует мое сердце что его прямолинейность до добра не доведет, надо за ним последить пока есть возможность.
Правда на поле боя я за него не боялась. Хайнц сильный и по своему ловкий во время драки. Я смотрела в окно и усмехалась и себе, и своим мыслям, и своему брату.
Бой начался. Хайнц схватился с каким-то смельчаком. Я напряженно следила за ходом этой игры. Но произошло то, чего и следовало ожидать. Брат оказался сильнее, и я не удержалась от улыбки.

- Кто следующий?
- Выбирай себе равных противников.

Этот голос заставил замереть не только всех людей на улице, но и мое сердце. Я стояла боясь шевельнуться, почти не дыша, будто это что-то измениит. Я давно не видела брата, но не уверенна что он хоть на каплю изменился.

- Тогда я выбираю тебя, князь.

Я почувствовала как руки похолодели и заныло где-то в затылке. Теперь мое сердце от волнения было готово вырваться из груди, и я еще ближе приникла к окну. Шутки с отцом могут закончится очень плохо и Хайнц это прекрасно знает, но он никогда не откажется от возможности лишний раз испытать себя и его. И когда-нибудь один из них проиграет...
В последнее время все как-то не ладилось, и жизнь выпадала из всоей калеи. Только Хайнц вернулся домой, тут же надо ехать в Рунн. Хотя... в моей голове тут же завертелись разные мысли, как странно что раньше я об этом не думала. Всю свою жизнь я провела в отчем доме. И не приходилось мне видеть другие города, общаться с разными людьми. В детсве я больше всего любила читать книги про дальние страны и диковиных животных. Куда делись мои детский азарт и фантазии? Не уже ли я совсем засогла в доме отца? Нет, я ошиблась, поездка в Рунн это больше чем счастье, это может стать началом новой жизни.

10 день месяца Полотна. Рунн, Шенбруннский дворец.


        Слуги в руннском особняке не верили своему счастью. Вся семья в полном составе! Дворецкий, узнав, что Высокий Дом Иберо ожидается меньше, чем через неделю, не сошел с ума только волевым усилием. Чувство долга оказалось сильнее.
        Снова и снова натирались полы и мылись окна, вытряхивались ковры и перины, чистилось серебро, а уж сколько хрусталя и фарфора побили… Кто считает, когда такая радость на носу! И то, Диего последний раз здесь был четыре года назад, остальные вообще один Каспиан знает сколько не наведывались. Если Каспиану есть охота считать, конечно. А от визитов адмирала, моих, то есть, удовольствия никакого. Приезжаю все время на несколько дней, без предупреждения, ем все, что дают, балов не закатываю… неправильный из меня герцог.
        Впрочем, сегодня марку надо было держать. И во дворец заявился во всем великолепии Первый Адмирал, сиятельный герцог, и прочая и прочая. Обменивался поклонами и двусмысленными замечаниями со встреченными придворными, многозначительно молчал и улыбался.
        Мутная водица дворцовых интриг всегда вызывала у меня полную неприязнь и почти детское недоумение. Мог я, мог, и просчитать вероятные ходы, и прикинуть, кто, за кого, и почем, но так лень… Еще Энрике подшучивал: мол, такой большой, Тонио, а до сих пор такой честный… И Рике давно нет, и отец с дядюшкой ушли…
        Когда теперь снова получится вернуться к любимым лоциям, прокладке путей и планам новых кораблей… Начинается. Приплыли. Голова словно в тисках, и это еще ничего не было!
        Корабли вы мои, корабли…

        Двери открылись. Мне навстречу шла Императрица.
        Эрмина. Бесценный залог (заложница?) столице от земель Юга. Моя маленькая кузина. Гордая, красивая, умная, все и всех понимающая – убийственное сочетание. К сожалению, прежде всего для нее самой.
        - Тони! – радостный выдох на грани неверия. – Я не ждала вас так скоро.
        - Диего и остальные будут через несколько дней. – пояснил я, поцеловав протянутые мне руки. – Эрминита, приезжая из Кастеллара сюда, словно возвращаешься из весны назад, в холода. И только ты – напоминание об иберийской весне – все так же прекрасна.
        - Сейчас мне нужны не комплименты, а новости, кузен. – но в ее глазах весело заплясали золотые искры и напряженная складочка между бровей разгладилась. Ненадолго, увы. – Как Диего?
        - Не скажу, чтобы он очень радовался, но мальчик готов ко всему. В том числе и к самому худшему – к коронации. Север теперь за нас, после заключения союза с Фростом…
        - Да, я была уверена, что у Алисы все получится.
        - Интересно, в нашей семье только женщинам положено все знать?
        - Просто у вас не всегда получается вовремя оказаться там где нужно, чтобы узнать, Тони. – мягкая улыбка. «Кто-то знает и играет, пока остальные по всем морям пытаются убежать… не то от себя, не еще от чего-то». Хорошо, что ты этого не сказала, Эрмина, хотя не поручусь, что ты так никогда не думала. Я и сам…
        - Давно не было новостей из Коннланта. Я волнуюсь. Изабелл пишет, что делает все возможное, но…
        - Изабелл трудно. Она не отступит и не откажется от всего, что случилось. Если победит Диего…
        - Он должен победить! – от волнения она перешла на иберийский. – Они едва ли простят победу, и ни за что не простят поражения. Путь – только наверх. Я достаточно давно здесь живу, чтобы понимать.
        Семь лет в Рунне, одна посреди противоборствующих партий. Наверное, мы тоже были виноваты. Наверное, она нас уже простила. И этого достаточно, чтобы не говорить о том, чего не вернешь.
        Я крепко обнял ее.
        - Тяжело, mi corazon*?
        - Очень тяжело, Тони. – на миг всем телом прильнула ко мне, как ребенок к старшему, защитнику, и вот уже снова – Ее Величество. Шкатулка с тайной захлопнулась, так и не выпустив ее.
        Я еще немного повеселил ее рассказами о нашем плаванье. Эрмина в ответ рассказала о последнем переполохе, который устроил эта притча во языцех – здешний церемониймейстер. Она говорила только о настоящем, словно отчеркнув время до смерти Александра. Другое время, заботы, даже смех другой – жестче. Иберо могут смеяться, когда нам совсем плохо, и может, мы спасемся именно такой последней улыбкой, когда кроме нее больше ничего не останется. Но пока мы еще смеемся от радости, и пока мы все вместе, и это хорошо.
        - Приходи еще, Тони. Можно даже просто так. – конечно, я пообещал.


        Уже уходя из дворца, в одном из залов я наткнулся на маршала Нортми, невозмутимо отчитывающего какого-то гвардейца. Гвардеец краснел и дошел уже до благородного пурпура. Шарль заметил меня и отпустил бедного малого восвояси. Видно, решил, что общение со мной на глазах у посторонних его репутации может и навредить.
        Дружеский тычок, показывающий насколько мне рады. Удержаться на ногах было делом чести, и я удержался.
        Неужели так соскучился?
        - Демон морской! И ты выбрался из своих глубин?
        - Когда это я бегал от хорошей драки? – Я расправил плечи и ответил не менее крепким рукопожатием: пусть почувствует, что я его тоже не забывал. – А тут намечается просто грандиозная свалка.
        - Ты любишь преувеличивать, Тони. – Шарль с показным недоумением огляделся. – А где же прочие орлы?
        - Я приехал один. Семья ожидается попозже.
        - Семья… - Шарль чуть хищно усмехнулся, и я знал, что сам сейчас улыбаюсь также.
        Старая шутка. Еще из ИКК. Тогда можно было бравировать и насмешничать над всеми Семьями на свете. В Корпусе были только мы, не стояли за нами могучие Дома, чтобы чуть что прикрыть и спрятать под крыло.
        Сегодня мы сами оказались частью Семей. Можно вспоминать старые проделки, смеяться над кем-то третьим, если не боишься посреди дружеской беседы увидеть трезвый холодок в глазах и наткнуться на вопрос о дальнейших планах. Адмирал Иберо и маршал Нортми. Шарль, похоже, думал о том же.
        Я вздохнул.
        - Ну что, заклятый друг, пойдем, выпьем, пока драка еще не началась? А то когда еще удастся?
        - Предложение не оригинальное, но верное. – маршал хлопнул меня по плечу. – Помнишь «Руннского феникса»?
        - А, «Петух общипанный»! Неужели все еще цел?
        - Вот и проверим. Жаль, Тана нет. Как ты там обычно говорил?
        - Para gloria, para exito, para amor!       
        - На славу, на удачу, на любовь. – задумчиво перевел Шарль. – Хороший тост. Всегда. Идем, адмирал. Построить баррикады еще успеем.

10 число месяца Полотна.
Королевский заповедник. Лесной дом.

      Веселая возня в углу закончилась тем, что Вероника и Каэтана представили на суд подруг весьма странное создание. Марина озадаченно вертелась, пытаясь разглядеть себя со всех сторон:
- Ой, мне кажется, что я выгляжу ужасно! – фыркнула она. – Не понимаю, как это все можно носить?
- А по моему – гораздо удобнее наших платьев, - решительно отмела ее протест Каэ, поправляя камзол и шарф. – Похожа она на мальчика?
      Последний вопрос был адресован всем присутствующим девушкам. Анжелика, продолжая витать где-то в своих мыслях, рассеянно кивнула. Анриетта, на миг подняв голову от книги, тихо сказала:
- Нисколько. Вы слишком женственно ее одели.
      Всегда молчаливая и даже хмурая девушка, встала и подошла, решительно развязывая пояс, кокетливо завязанный на бедре. Поправив его и выпрямив, Анриетт очень быстро завязала простой и удобный узел:
- Мальчики редко носят бантики, - ответила она на вопросительные взгляды всех остальных.
      Электра Флавио потянулась и мурлыкнула:
- Мне кажется, что Марина очень похожа на мальчика. Но все равно остается – прехорошенькой девушкой.
      Рон поморщилась:
- Какая ты странная, Лекта. Конечно, она останется хорошенькой девушкой. Мы ведь не страшные, черные колдуны, чтобы из белого делать черное! – девушка скорчила свирепую гримаску.
- Ой, не надо, пожалуйста! – негромко сказала Анжи, поеживаясь. Сидевшая рядом с ней Электра, немедленно приобняла девушку, ласково приглаживая светлые локоны и успокаивающе что-то шепча ей на ушко.
      Вероника кивнула приглашающее сестре и подруге – Маришке, прежде чем выскочить за дверь. Девушки быстро выбежали следом и последовали за торопливо побежавшей наверх Рон. Забежав в одну из комнат, они разом прислушались и сблизили свои головки:
- Пусть думают что хотят, но, по моему, все отлично! Когда мы это провернем, девочки?
- Мне кажется, что раньше, чем дня через два – нельзя.
      Марина застонала, опускаясь прямо на пол.
- Я этого не выдержу, - обычно звенящий голосок, был наполнен грустью. – Из дома ни весточки. Анжи каждую ночь мучают какие-то кошмары. А вдруг она чувствует что-то ужасное, случившееся с Никэ?
- Никэ – это Никола? – округлила лукавые глаза Каэтана. – Какое милое имя.
      Мариша смутилась, наклоняя голову и быстро теребя край камзола:
- Так кузена зовут очень немногие…. Я ой.. девочки, вы только не выдавайте меня, пожалуйста! – просительная интонация ее голоса и весь этот неожиданно растерянный вид, удивили Веронику, но она быстро нашлась.
- Обещаем, что даже при всем искушении, которое нас будет подстерегать при каждой встрече с маркизом де Нортми – мы удержимся и не станем окликать его – Никэ….
- О, да нам просто это будет трудно, сестренка! – подхватила Каэ. – Мы ни настолько близко с ним знакомы.
      Рон подняла руку, опять прислушиваясь:
- Как будто – шаги за дверью?
      Все три заговорщицы притихли, внимательно слушая:
- Тебе показалось, - уверенно ответила сестра и опять все сдвинули головы друг к другу.
- Раньше мы не можем – слишком много слуг. А через четыре дня – великая служба – туда поедут почти все. И нам будет не сложно увести карету и коней. Я смогу обхитрить этого мальчишку, чтобы он не задавал лишних вопросов и запряг карету. А вам останется только оседлать коней. Марина, ты помнишь все? Справишься?
      Последние несколько дней девушки проявляли слишком уж повышенное внимания к тому, как оснащают лошадь, крепят на ее спине седло, проверяют и поправляют перевязи. Слуги смеялись, но охотно показывали юным барышням немудреную науку, считая это видно прихотью хозяйской. Девушкам только того и надо было. У Рон и Каэтаны получалось очень быстро и сноровисто, а Марина – чуть побаившаяся лошадок – порой путалась и очень долго седлала своего жеребчика. Мысль о побеге пришла в эти головки почти разом, едва однажды они шутя нарисовали на своих юных мордашках мужские, пышные усы. После того вечера баловства, Марина вдруг исчезла и подруги нашли ее лежащей на кровати. Она отчаянно плакала, не пытаясь справится со слезами. На вопросы сестер, успокоившись, девушка ответила со всей честностью, рассказав и об исчезновении кузена, и о странном юноше, которого она вероятно обидела, да к тому же не успела отдать платок. Узнав все это, Рон и Каэ предложили сбежать, чтобы узнать последние новости, да и просто – испытать на себе приключение. Приняв решение, девушки начали обстоятельно готовится и сегодняшний провал на примерке – их нисколько не обескуражил. Они же не собираются выдавать себя за мальчиков всегда, им просто нужна подходящая для побега одежда. В платье, как известно, трудно быстро мчаться на лошади, да и сидеть в седле удобно – по мужски. Все трое еще продолжали шептаться, когда дверь неожиданно открылась и на пороге возникла тонкая фигура Анриетты.
- Кто же будет из вас в карете? – негромкий вопрос показался громом.
- В какой карете? – задиристо и чуть ли не враждебно спросила Каэтана.
- С которой вы собираетесь удирать.
- Ты подслушивала? Это не хорошо, Анриетт!
- А сопровождать пустую карету – глупо.
      Марина успокаивающе обхватила сестер, прижимая к себе и глядя на холодное лицо этой странной девушки:
- И что ты предлагаешь?
- Я поеду с вами, - негромко сказала Анриетта.
- А тебе зачем?
      Темно-каштановая голова наклонилась, скрывая сверкнувшие глаза:
- За последними новостями.
- Если мы откажемся?
- То тоже никуда не поедете, - просто ответила девочка, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь.
      Рон топнула ногой, а Каэтана быстро сказала какое-то странное слово:
- Не ругайтесь, девочки. Пусть едет, если уж ей приспичило. Главное, чтобы не мешала, - примиряющее проговорила Марина. – Значит, через четыре дня?
- Да. Все как задумали!
- И Анриетта, - протянула недовольная Каэ, но вдруг задорно кивнула. – Зато какое веселое приключение!!

Не смейтесь вы над юным поколеньем!
                                                                                    Вы не поймете никогда,
                                                                                    Как можно жить одним стремленьем,
                                                                                    Лишь жаждой воли и добра... ©
                                                                                                                  Марина Цветаева

9 - 10 день месяца Полотна. Северное Море. «Буревестник».

   - Посмотри туда! Посмотри, дядя! Это Буревестник, Буревестник!!! – Девушка подбежала к борту корабля, перегнулась, чуть не падая в воду, и застыла в порыве показать всему миру нечто волшебное и чудесное, что только что увидела. Все ее внимание было сейчас обращено к парящему в сером небе предвестнику бури, и его крыльям, разрезающим мягкую ткань низких облаков. Четкий силуэт птицы рвал мутное небо пополам, и, казалось, что небосклон держится только силой этого существа, невозмутимо прокладывающего себе курс в открытое море. Увлеченная этим зрелищем девушка не видела, что почти десяток крепких мужчин бросили свои дела и уже собирались кинуться ловить сестру Первого Тана, собравшуюся искупаться, но их остановил властный кивок головы. Седой человек, одетый в черную куртку и серые штаны подошел к племяннице и осторожно обнял ее за плечи, притягивая к себе, чтобы она не упала в бушующие волны.
   - Вижу, Тори. – Обожженных всеми ветрами Севера губ коснулась едва заметная улыбка, мужчина смотрел совсем не в небо.
   - Это хороший знак, правда, дядя? – Глаза, светящиеся каким-то внутренним, очень чистым, но скрытым от многих светом, восторженно смотрели на Тана Буревестника. – Наше плавание будет удачным! – Уверенно объявила девушка.
   - Это значит, что будет буря, Котенок. – Бранд Айс, наконец, поднял голову и посмотрел на птицу, носящую одно с ним имя. Глаза его тут же стали светло-светло серыми, цвета весеннего льда – еще крепкого, но уже тронутого первым дождем. – Похоже, тебе придется переночевать на «Буревестнике», а на «Клинок» ты вернешься утром. Рой не захочет рисковать твоей жизнью.
   Девушка опустила голову, глядя на игры волн за бортом. Каждый новый вал был выше предыдущего, и все они стремились к какой-то только им ведомой цели, бежали, спешили, а человеческие корабли были лишь досадной помехой на их пути, песчинкой, попавшей в обувь и замедляющей продвижение. Глаза цвета колокольчиков, которые были так редки и почти не встречались на Севере, снова - на этот раз с тоской - посмотрели на птицу, уже почти скрывшуюся за горизонтом. Нет, не возможность остаться на корабле дяди так расстроила северную принцессу, а воспоминания о разговоре, с которого минуло уже десять дней. Тогда перспектива выйти замуж в устах ее брата, Роя Фроста, звучала как нечто далекое и призрачное, что будет с ней когда-то, но не сейчас. Теперь же корабли северян шли на юг. «Клинком» командовал сам Рой, следом шел «Буревестник» дяди - Тангбранда Айса и «Гордость» Грейстормов. И это путешествие было реальным. Слишком реальным.
   Видимо, почувствовав перемену настроения племянницы, Тан Буревестник накинул на ее плечи свой плащ и крепче обнял девушку.
   - Замерзла на ветру?
   - Нет, дядя. – Девушка улыбнулась, поднимая на него свои глаза. – Я не боюсь холода. Я могу его не любить, но я дочь Севера и я его не боюсь. Тем более холода ветра…
   - Холод бывает разным, Тори. – Ответил Бранд, внимательно вглядываясь в лицо племянницы. – Бывает холод ветра, а бывает холод человеческих сердец.
   - Говорят, в Иберии очень тепло и почти никогда не выпадает снег. Смешные, как можно жить без снега? – Тория звонко рассмеялась, и ее смех полетел над неспокойными волнами.
   - Я говорю о другом холоде, и ты это поняла. – Буревестник удержал девушку, когда она хотела выскользнуть из объятий. – Разве мой Котенок - всегда такой смелый - теперь испугается посмотреть в лицо своим чувствам?
   Северная принцесса стояла в теплом кольце родных рук, опустив голову, и молчала.
   - Ты боишься, что тебе с твоим будущим мужем не будет тепло?
   Молчание треснуло, когда девушка вскинула голову, ее глаза горели почти фанатичным огнем. Так верующий расшибает себе лоб о ступени храма, желая доказать, что Бог есть – стоит только очень сильно в это верить.
   - Если даже так – моего тепла хватит на двоих. – Девушка выдохнула это страстно, почти шепотом, но мужчина хорошо ее услышал. – Я выполню свой долг до конца, дядя. Как и сказала Рою. – Это было сказано уже спокойнее. Глаза Тори обратились к океану, как будто там можно было найти сил. Но море насмешливо играло кораблями, ускоряя свой бег. Оно было слепо, глухо и немо к чувствам и взглядам людей. Буревестник посмотрел на свою племянницу и потом лишь тихо сказал, тоже обращаясь к морю:
   - Я знаю. Знаю, Котенок. Именно это меня и пугает.
   - И все-таки этот Буревестник – хорошее предзнаменование, а не только преддверие бури. – Ответила Тори, закрыв глаза.

***

   После ночного шторма море блестело на солнце. Игривые лучи разбрасывали по водной поверхности сверкающие звездочки, которые мигали, гасли, зажигались снова, разбрасывая ответные потоки света, как будто под огромной толщей воды покоились сокровища всех пиратов мира, разложенные на дне ровным слоем и соблазняя искателей приключений. Тори закрыла глаза, улыбнулась своим мыслям, состроила на лице строгое выражение и представила себя капитаном какого-нибудь каперского корабля. Вместо одной ноги у нее была бы деревяшка… Впрочем, нет – от этого атрибута всех морских разбойников она отказалась, решив, что обе ее ноги еще вполне ей пригодятся. Одета она, конечно, будет во все черное – штаны, рубашка, камзол, блестящие не хуже любого золота сапоги, на голове повязан черный же платок. За поясом шпага. Судно ее идет на всех парусах – естественно черных – и под черным флагом. Девушка прыснула от смеха, подумав – почему это все пираты так любят черное. Ведь, в жарких морях юга, как рассказывали бывавшие там, всегда светит солнце и тепло – значит, в черном будет очень жарко. Какие же эти пираты глупые. Впрочем, с черным цветом всегда связывают зло – во всех сказках и легендах. Странно… Вот они – Фросты тоже носят черное и серое – это их родовые цвета. «Но мы же не злые?» - Подумала Тори. «А еще на черном не так видны пятна крови…» - вспомнились ей слова из далекого детства. Северная принцесса непроизвольно подняла руку к губам, глаза ее широко распахнулись. Она посмотрела на свое черное в честь траура по умершему Императору Рунна платье.
   - Ты сестра Роя Фроста? – Девушка вздрогнула, услышав неожиданный вопрос и злобу в голосе вопрошающего. Подняв глаза, она увидела высокого черноволосого юношу – незнакомого ей.
   - Да. А кто ты? Я тебя раньше не видела, хотя знаю всех людей дяди.
   - Меня зовут Кернан Норн. Я… - Парень замолчал, как будто проглотив конец фразы, и после заминки продолжил. – Я новый матрос на «Буревестнике».
   - Ты брат Ринны? – Догадалась девушка, подаваясь вперед. В глазах Тории появилась жалость, и заблестели слезы. – Мне очень жаль твою сестру. Она была… Такой доброй и красивой.
   - Ты знала Ринну? – Парень явно был удивлен.
   - Конечно, она бывала в Осколке вместе с дядей и всегда привозила мне подарки… Она была… Мне очень жаль. – Снова повторила Тория.
   - Мне не нужна твоя жалость, девчонка. – Зло бросил юноша. В глазах его плескалась ненависть. Не понимая, чем вызвала такие чувства у молодого человека, девушка смутилась. Ей еще никогда не приходилось сталкиваться с таким. Во Фросте ее все всегда любили и оберегали, она была для всех Котенком, а тут на нее смотрел холод человеческой злобы и ненависти. Впервые. Широко открытыми глазами.
   - Прости. – Сказала она, сама не понимая за что просит прощения и опуская голову под этим взглядом. А он все смотрел и не уходил.
   - Оставь свою жалость для брата или дяди. Им она будет нужнее.
На самом деле в этот момент ей очень захотелось расплакаться, но Викторию-Екатерину Фрост учили, что слезы – признак слабости, поэтому она подняла голову и смело посмотрела в лицо этого наглеца.
   - Я сделала тебе что-то плохое?
   Юноша растерялся. Хмуро, но уже без злобы, а скорее со странным или даже болезненным интересом он смотрел на маленькую – на голову ниже его – девчонку, которая вот так бросала ему вызов.
   - Нет…
   - Тогда, может, ты не будешь говорить со мной, как со своим самым смертельным врагом? Кто ты такой, чтобы так разговаривать с сестрой Первого Тана Фроста? – В ее словах не было даже намека на надменность, высокомерие или осознание собственного высокого положения. Она сказала это спокойно и дружелюбно - просто ей казалось вполне логичным, что два человека, не причинившие друг другу никакого вреда в прошлом, должны говорить мирно. Она еще совсем не знала, что иногда ненависть, злость и месть передаются вместе с кровью, переходят из поколения в поколение, как проклятие, как яд, от которого нельзя избавиться – они отравляют жизни сотен и тысяч людей, избравших путь высоких чувств, которые обозначаются словами – долг, честь и достоинство. Виктория жила в мире, где все легко и просто. – Я думаю, что в таком случае нам гораздо лучше стать друзьями. Ты можешь звать меня Тори.
   Девушка протянула Кернану свою руку.
   На лице юноши отразилось смятение. Как и она, он совсем еще не умел скрывать своих чувств, и, когда одна из тех, кого он считал своими врагами, предложила ему дружбу, он пришел в ужас. Однако небесно голубые глаза смотрели на него, проникая в его сознание, трогая что-то в груди нежными девичьими пальчиками и заставляя это что-то биться быстрее. Он еще раз внимательно посмотрел на девушку, отмечая длинные светлые косы, пару выбившихся локонов, которыми играл прохладный ветер, улыбку на нежно розовых губах, хрупкость, скрытую под толстым плащом и, наконец, большие глаза, распахнутые навстречу небу, солнцу и… ему, потом остановил взгляд на маленькой ладошке и сжал ее своей рукой.
   Виктория рассмеялась, теперь все встало на свои места. Да, именно так все и должно.
   - А как мне называть тебя? – Спросила она.
   - Мать звала меня Эрни… - Неожиданно для самого себя ответил юноша.
   Девушка посмотрела куда-то ему за спину. На минуту на лицо ее набежала тень:
   - За мной приплыли люди брата, мне нужно возвращаться на его корабль, но мы же еще обязательно увидимся? – Она снова улыбнулась и, не дождавшись ответа, высвободила свою руку из крепкого рукопожатия. – Ведь, друзья обязательно должны часто видеться, Эрни.
   Юноша молча смотрел вслед уже бегущей к дяде, чтобы проститься, девушке, но видел он все еще голубые глаза.
   В самый последний момент перед тем, как спуститься за борт в ожидающую ее лодку, Тори еще раз обернулась и, найдя своего нового друга глазами, махнула рукой и подарила ему улыбку – как будто второе солнце взошло над волнами Северного моря. Юноша силой воли сдержал себя, чтобы не махнуть в ответ. И ни один из них, конечно, не заметил – что все это время за ними внимательно следили светло-серые осколки льда - глаза Тана Буревестника.
   Где-то высоко в небе послышался птичий крик. Люди вскинули головы. Белоснежная чайка парила над кораблями, словно отдавая честь или салютуя гостям с Севера. Значит, вчерашний буревестник был не случайным гостем. Земля близко.

10 день месяца Полотна,
Рунн, особняк де Барна.

Катажина приложила все усилия, чтобы стать частым, а главное - желанным гостем в доме де Барна. Почти каждый день Виктуар сопровождал её в поездках по городу, показывал наиболее важные и интересные места и здания. Как ни странно, его общество действительно доставляло девушке некоторое удовольствие. Нет, разумеется, он был чересчур высокомерен, заносчив и горд, и это чувствовалось, хоть он никогда и не проявлял этих черт характера по отношению к своей спутнице. Но Катажина прекрасно понимала, что он не рассматривает её как ровню, это злило и раздражало ещё хуже, чем постоянная необходимость прикидываться "сладкой дурочкой", скрывая свой настоящий характер, порывы и желания. Несмотря на это, в какие-то моменты девушке было даже приятно то внимание и забота, которым её окружал маркиз. Играя свою роль, она смогла добиться опеки со стороны заметного и уважаемого номена и, пускай это достижение не шло ни в какое сравнение с тем, чего она заслуживала на самом деле, оно ставило её на ступеньку выше остальных. Уверенность в этом грела душу.

Мало-помалу Кася перезнакомилась с многими представителями большого семейства. Младшая ребятня, кучка повизгивающих, вечно требующих сладостей и развлечений откормленных розовых поросят, легко признала девушку. Пара ласковых слов, леденец на палочке - и дети уже вовсю ждали появления номени Катажины. Они, подобно всем детям мира, инстинктивно тянулись к красоте, а тут Кася с легкостью могла заткнуть за пояс многих.
Филипп де Барна, ещё маленький по возрасту, но своей энергией и рвением мог перещеголять многих братьев и кузенов. Он был Касе симпатичен - и игра в "честного рыцаря" только способствовала этой приязни. Катажина легко и естественно заняла место всячески восхваляемой подруги и наперстницы. Как использовать своего преданного рыцаря, девушка пока не поняла, но что-то внутри подсказывало - его время придет.

С одной стороны безумно раздражающая своей манерой разговоривать с людьми и нарочитой инностью, Анриетта де Барна была интересна нераскрытым магическим потенциалом. Кася связывала с ней самые ближайшие планы, так что выкрутасы этой малолетней умницы приходилось терпеть, скрипя зубы и засунув собственные амбиции куда подальше.
Эстебан де Барна... Этот юноша притягивал к себе взгляды очень многих барышень, безмозглыми бабочками порхавшими по коридорам Шенбруннского дворца. Они порывисто вздыхали и ахали, когда он обращал внимание на кого-то из них. Когда она увидела его в первый раз - он просто проходил мимо, но Кася тоже не смогла сдержать судоржного вздоха. Виктонт де Эрсе был магом и даже более того - от него шел отчетливый необычайно сильный магический фон. Появлялось что-то непонятное - ощущение, запах, звук, цвет, какое-то чуждое и тревожное чувство, воспринимаемое седьмым, восьмым, десятым органом, но из-за него в тот первый раз девушка не могла оторвать взгляда от его подтянутой фигуры. Она и представить не могла, что всё окажется так просто. Руку протянуть! И заветная цель путешествия, обучения, сознательной жизни - вот она. Рядом.
С тех пор она неоднократно сталкивалась с виконтом де Эрсе, но случай не позволял ей приглядеться к нему поближе. Каждый раз кто-то отвлекал, а ей хотелось совсем других встреч - не вскользь и невпопад, виконт был слишком интересной фигурой, чтобы отпускать его просто так.

Вся семья де Барна была черезвычайно интересна. Без исключений.

Катажина стояла в достопамятной малой гостинной и опять ждала. Виктуар обещал свозить её на прогулку в Шенбруннский сад, но вот уже ровно пять вечера, она пришла, ждёт, а его нет! Очередной слуга с огромным носом передал, что маркиз сейчас спустится, но тот что-то не спешил. Раздраженно притоптывая миниатюрной ножкой, обутой в новенькие сапожки для верховой езды, Катажина пыталась унять гнев, накопившийся внутри. Несдержанные выкрики и экспрессивные жесты сейчас были совсем не тем, что маркиз де Барна рассчитывал увидеть в юной красавице. А его желаниям приходилось соответствовать.
"Пока, - мрачно подумала Катажина, стискивая зубы и переводя дыхание. - Это всё только пока."

Привет, - небрежно поприветсвовал её Жан-Пьер де Барна, размашистыми шагами входя в гостинную, уверенно приближаясь к девушке. Его глаза пробежались по ее фигурке, словно раздевая. - Опять ждешь моего братца? Думаешь, сыграть удачную партию?
Резко отвлекшись от собственных переживаний, Катажина недоуменно захлопала ресницами: О чем это вы?
- Я говорю о наследнике дома Барна. - Жан-Пьер подмигнул ей. - Такому зануде как Виктуар нечем больше заинтересовать девушку. Я прав?
- Нет. - Девушка говорила медленно, немного заторможенно, приходя в себя от такого стремительного напора. Неожиданно появившемуся юноше удалось захватить внимание Каси, и теперь пара темных глаз изысканно ленивым взглядом изучала фигуру очередного де Барна. Их всех можно как-то использовать. - Наследник дома - это очень много. Очень. Вы меня понимаете? - Легкая улыбка алых губ.
- Как знать... - Жан-Пьер тихо улыбнулся. - Наследник был, наследник убыл.
- Вот будет несчастье для семьи, не так ли? - Голос все еще был тих, но в нем появились новые нотки. Голос смеялся, побуждал ответить, провоцировал... Обманчиво-доброжелательно.
- Несчастье? - Жан-Пьер сухо рассмеялся. - Да тут все только этого и ждут..
- Вам, наверное, виднее... - Тонкие пальчики задумчиво крутили выбившийся из прически длинный черный локон. Губы сами сложились в новую, несколько отстраненную, но тем не менее крайне привлекательную и манящую улыбку. Девушка, не отрываясь, смотрела на юношу. - Наследник - это очень важно для семьи. Я права? И Виктуар - крайне важен?
- Важен? На что вы намекаете? - Жан-Пьер прищурился. - Наследником должен быть достойный, а не тот, кто родился первым... Семье нужны самые умные и хитрые. Особенно такой семье, как наша.
- Вы?
- Да. - Жан-Пьер крепко схватил ее за запястья. - Я говорю о себе, разве не понятно? Я во всем лучше Виктуара, начиная с того, что раньше стал ходить и заканчивая тем, что... - тут он осекся. - Думаю, вам стоит узнать меня поближе. - Резко дернув девушку на себя, Жан-Пьер впился грубым, жестким поцелуем в её губы в попытке подчинить непокорную красавицу силой. Катажина болезненно поморщилась, отвернула голову в сторону, подставляя для поцелуев щеку и стойную шею. Её губы приблизились к его уху и тихо прошептали:
- Зачем? Я же хочу сыграть выгодную партию?
- Смотрите вперед. - Юноша жадными руками прошелся по её спине, сминая платье. - Люди смертны.
Несколько мгновений девушка безмолвствовала, потом резко отстранилась от Жан-Пьера, выгнулась всем телом, чтобы как можно меньше прикасаться к нему, но глаз не отвела и в них уже открыто читался веселый, бесноватый огонь:
- Это ваши заботы! - неожиданно сильным ударом тонких рук, Катажина оттолкнула от себя третьего из рода де Барна, сбив по дороге обитый дорогим велюром стул. - Свою предназначенность нужно доказывать. Добиваться. Драться за неё. И тогда человек может получить абсолютно все. - Девушка резким жестом тонких рук провела неумолимую черту между собой и Жан-Пьером. - Только тогда.

Ошарашенный неожиданный отпором, молодой человек хотел сказать что-то еще, но в ту же минуту в комнату вошли Виктуар и Альфред де Барна. В воздухе повисло неловкое молчание, отец с сыном пристально и немного насмешливо разглядывали сидящего на полу Жан-Пьера и раскрасневшуюся Катажину. Выдержав паузу, Виктуар помог брату встать с пола и чуть слышно процедил:
- Мы поговорим позже, дорогой брат.
Опасаясь того, что разозленный Жан-Пьер сболтнет какую-то лишнюю глупость, девушка поспешила отвлечь внимание на себя. "Не хватало, чтоб они еще и на дуэли дрались, - с негодованием подумала она, абсолютно выкидывая из головы неудавшегося покорителя женских сердец и чувствуя, что её гнев на маркиза восстаёт новой волной. - Вот если бы он пришел вовремя... Впрочем, хорошо, что не пришел."
- Господин канцлер, здраствуйте, - Кася склонилась в полном изящества поклоне. - Виктуар я вас уже заждалась! Вы не находите, что это неприлично - заставлять девушку так долго ждать?
- Прошу прощения у номени. - Короткий кивок головы и полный внимания взгляд бирюзовых глаз. - Я готов искупить свою вину - выбирайте любой вид наказания, я весь ваш.
- Я подумаю. Но сейчас - вы всё ещё должны мне прогулку.- И, подхватив мужчину под руку, она увлекла его прочь из дома, без остановки щебеча, что в голову придет, оставляя отца с сыном обмениваться совершенно неоднозначными взглядами.
Это были их проблемы.

10 день месяца Полотна. Вечер.
Дена. Остарикка

Идея с началом новой жизни казалась мне не просто хорошей, а отличной, и теперь не могла выйти из головы. Я словно ребенок загорелась и просто не могла придумать с чего же мне начать. Но явно с чего-то необычного.
Я гуляла по саду, размышляя о своей скучной жизни, о жизни без приключений. Правда толку-то о ней думать, нужно что-то делать.
Теплые лучики солнца ласкали мое лицо, и я совсем растворилась в своих мыслях, пока не почувствовала присутствия постороннего человека. Я обернулась. За деревом стоял высокий юноша лет 19, и смотрел на меня не мигающими глазами. Опомнившись он попытался сделать вид что просто проходил мимо, но было ясно что он следил за мной. Я ласково улыбнулась этой неуклюжей попытке, и юноша остановился, не отрывая от меня глаз.
Вот кажется и новая игра - мелькнуло в моей голове, и я не стала обрывать все на корню, как делаю обычно. Тем более что молодой человек был достаточно симпатичен.
-Ты следил за мной? - спросила я как можно спокойнее.
-Нет, я прогуливался здесь...
-Зачем ты обманываешь меня?
Юноша явно смутился, и мне это понравилось. Как и следовало ожидать он дал слабину. 
-Нет госпожа Клариссия, я не смею обманывать вас. - робко ответил он и поклонился.
-Скажи, как тебя зовут?
-Людвиг Дейер, я оруженосец...
Юноша не успел закончить, я прислонила свою ладонь к его губам
-Имени достаточно, оруженосец, мне скучно гулять одной, составь мне по дружески компанию, если тебя не ждут другие дела.
-Нет, госпожа, я с радостью проведу с вами время.
На ловца и зверь бежит…

-Госпожа Клара, вас так долго не было, я не могла вас найти, - защебетала Рита, встречая меня в комнате. Иногда мне казалось, что она выполняет роль моей ручной собачки. Все время преданно ждет меня  у окошка. Не доведет это любопытство ее до добра.
-Да я гуляла с одним молодым человеком, - равнодушно произнесла я, бросая накидку на кровать.
Брови служанки взметнулись вверх от удивления, а ротик слегка приоткрылся. Всегда поражалась мимике Риты - ее можно читать как открытую книгу.
-С кем?
-Рита, ты слишком любопытна, это не красиво.
Девушка прижала губки.
-Я гуляла Людвигом. Милый мальчик, мы вместе провели около двух часов, и сказать по правде очень мило. Оказывается он очень давно обратил на меня внимание, но все боялся подойти.
Рита ловила каждое слово. 
-Он влюблен в вас?
-Похоже что да.
Моя прогулка с оруженосцем у Риты вызывала больше эмоций чем у меня.
-А вы?
-Нет конечно, как я могу быть влюблена, тем более в слугу, это игра. Сегодня ночью мы с ним встретимся в конюшне. Я хочу с ним пообщаться по ближе.
-Что бы вас никто не видел? -догадалась Рита
На самом деле я просто хотела не много поболтать с ним, посюсюкаться как принято влюбленным парочкам, может разок поцеловаться, а потом прогнать. Нечего думать что какой-то там слуга сможет быть достоин моих руки и тела.
-Да. Никто не видел, совсем никто.-легко улыбнулась я.

10 месяца Полотна. Вечер.
Дена. Остарикка

Фридрих Карлу фон Хиршу не спалось. Виной тому были ни усталость и ни насыщенные события, нарушившие привычный ход жизнь. Просто ночь была светлой, ветер почти теплым. Хотелось бродить, не думая ни о чем, или скакать навстречу ветру. Странное и бесполезное желание для немолодого мужчины, но борьба с бессонницей была не равной.
Дверь конюшни едва скрипнула проспуская его внутрь, и он замер на пороге. Наступающая весна будоражила кровь не только ему. Полоса лунного света осветила обнимавшуюся парочку. Фридрих Карл усмехнулся. Сначала он захотел пугнуть влюбленных, но… фигура девушки… длинные темные распущенные волосы… В глаза полыхнуло чем-то красным. Ярость. Необузданная, первобытная… Она никогда не могла быть его. Но так… В конюшне с каким-то… Наверно он все же мог уйти так же незамеченным как пришел, но руки девушки с силой уперлись в плечи молодого человека. На мгновенье она сумела отстраниться.
- Нет!
Но её протест был заглушен. Теперь уже оставить всё как есть Фридрих Карл не мог, не имел права.
Юноша наверно даже не понял в первый момент, что за сил отшвырнула его от начинающей сопротивляться девушки.
- Что за?
Только и успел он сказать, начиная подниматься с грязного земляного пола конюшни. Но «каменный» барон был не настроен объясняться. Он легко оторвал его от земли и как щенка выбросил за дверь. Пролетая молодой человек задел дверь, раскрывая её ещё шире и вскрикнув приземлился где-то в глубине двора. Скрестив на груди руки Хирш повернулся к Клариссе. Это была действительно она.
- Номени, ваше поведение позорит вашу семью. - Его голос был ледяным. - Вы отдаете себе отчет в том, что могло бы дальше с вами произойти?
Свет луны освещал Клариссу целиком и Фридрих Карл мог видеть как смущение на лице девушке быстро сменяет гнев. Всего миг он видел перед собой не сильную и гордую Клару Торнхейм, а дрожащую как от озноба девушку с дрожащими губами и слезами в глазах. Но это был лишь миг. Она резко вскинула голову.
- Как вы смеете? - Лёд в её голосе не уступал его холодному тону. - Я…
- Вы, глупая самонадеянная девчонка. Неужели вы думаете, что могли бы справиться с мужчиной если бы он решил зайти слишком далеко?
- Я справлюсь с кем и с чем угодно.
Гнев и гордость мешали Клариссе.
- А как бы вы справились с настоящим мужчиной, Клара. – Усмехнулся барон. – А не с тем щенком, которого я выкинул за дверь.
Кларисса подошла к нему вплотную. Ему стало трудно дышать. В темноте она не видела какие чувства обуревают обычно спокойного фон Хирша. И он едва смог заметить как взметнулась рука девушки, но успел перехватить её руку в нескольких дюймах от своего лица. Усмешка скривила его лицо. Он дернул Клару за руку, заставляя её почти упасть к нему на грудь.
- Вас стоит проучить, номени.
Свободной рукой он по хозяйски поднял её подбородок и накрыл её губы своими. Он не хотел быть нежным. И знал, что причиняет ей боль. Но им правило отчаяние и злость. Злость на себя, на судьбу, на то, что они здесь. Но её губы дрогнули под его губами, отвечая на яростный поцелуй. Продолжать дальше испытывать себя было бы слишком. Он резко отстранился. Увидел как в испуге расширились её глаза.
- Уходи. – Тяжело бросил он.
Но тут рука Клары взметнулась вновь и на этот раз достигла своей цели. Боль от пощечины отрезвляла лучше холодной воды.
- Мерзавец! – Выдохнула девушка и бросилась вон.

10 день месяца Полотна. День.
Рунн. Собор Пресвятой Лары Покровительницы.

    Косые ленивые лучи солнца, падая на истрескавшиеся страницы, делали их еще более желтыми. Буквы, слова, строки, десятки и сотни описаний, записей и заметок тех, кто обитал в этой светлой келье с видом на сад Ларианской обители прежде. Воспоминания людей, которые сами в последствии стали лишь памятью. За четыреста лет успело измениться даже написание слов.
    Бережно, словно ветхие дневники являлись неоценимым сокровищем, сантисса Аделаида перевернула очередную страницу, уже далеко не в первый раз пересматривая сухие данные за интересующие ее года, сравнивая с тем, что она читала прежде в иных трудах.
    Правление Леонида II, первые Богомильские войны в Экилоне. Ожерелье. Ордену Семионцев тогда удалось сохранить лишь бусины да осколки. Белая кость и серый оникс. Первое поражение, которое удалось осознать.
    Тот год и годы после. Не столь уж далекое для истории время, неплохо сохранившееся в монастырских летописях и дневниках тех лет. Аделина раз за разом перечитывала доступные ей труды, по редким строкам и мелким замечаниям стараясь найти следы перемен, последовавших после слома второй печати.
  Но собственные заметки и галочки на полях складывались в еще более бессвязную картину. Аделина вздохнула, на какое то мгновение устало прикрыла глаза рукой и перечитала то немногое, что удалось собрать за прошедшую неделю.
  «Лето 2229 года. Засуха в Экилоне, загубившая весь урожай зерна. Гибель малого Фростийского флота в бурю у берегов Каэлерниса. Старшая дочь Полонского князя Ольга Валевская покончила с собой и посмертно отлучена от церкви, единственное, что известно о причинах, это кошмары, преследовавшие девушку ночами.
  2231 год. За год по обвинению в злонамеренном колдовстве казнено 496 человек, что в несколько раз превышает показатели прошлых лет».
    В лучшем случае все в целом или хотя бы частично, звенья одной цепи, в худшем не более, чем осколки случайностей, произошедших тогда вне зависимости от высоких материй. Предполагать можно было бесконечно, но, к сожалению, сантисса не имела такого запаса времени.
    Негромкое возмущенное мяуканье у самого уха заставило Аделину отвлечься от чтения и через мгновение нахальная мордочка ткнулась ей в ладонь, давая понять, что бумажки в отличие от требующей ласки пушистой шерсти могут и подождать.
- Склоняешь меня к безделью*? – девушка улыбнулась своей любимице, но животное обрадованное наконец снизошедшим вниманием только потерлось о руку хозяйки.
    Пальцы сантиссы рассеяно коснулись пятнистого меха, и кошка с благодарностью заурчала. Слух или просто предчувствие, уже привычно обостренные за прошедшие после смерти императора дни…
    Аделина решительно поднялась с места, налила в миску под окном молока, словно извиняясь перед маленьким пушистым существом за недостаточное тепло, и поправила выбившиеся из под капюшона каштановые локоны.
- Войдите сестра, - слова сорвались с губ на мгновение раньше, чем раздался стук в двери.
    Невысокая темноглазая девочка-послушница положила на стол перед сантиссой еще несколько переплетенных кожей журналов.
- Прислали по просьбе Вашей Светлости из Императорского Университета, - тихо объяснила она, склоняя голову в ожидании благословения.
- Спасибо, Рената, - тонкая рука сантиссы коснулась белого капюшона послушницы, - Что-то еще?
    Девочка решительно покачала головой.
- Ступай с Богом.
    Аделина с минуту простояла, стараясь понять собственные чувства, не тревогу, просто отсутствие покоя, села, открыла книгу, прочитала всего пару строк, снова поднялась с места, проверяя надежно замкнутую яшмовую шкатулку.
    Кошка, оторвавшись от молока, громко мяукнула, глядя на хозяйку круглыми зелеными глазами. Но сантисса уже собирала в простую папку свои немногочисленные записи. По прошествии нескольких мгновений Аделина замкнула за собой двери кельи и медленно спускалась по лестнице к Молитвенным залам.
- Его Преосвященство кардинал Рунна прибыл и желает видеть вас, - поднимающаяся ей навстречу служительница склонила голову.
  «Я знаю», - подумала Аделина, но ответила лишь кивком и словами благословения.

  Падая сквозь высокие тонкие прорези стрельчатых окон, полосы света делили длинный коридор на равные отрезки. Белый мрамор, сиреневый чароит и портреты святых на стенах, негромкий мерный отзвук шагов и голоса.
- Я ждала вас еще вчера, - ни тени упрека, лишь глубоко спрятанное беспокойство.
- Человек предполагает, а Господь располагает, сестра, - губ высокого седого человека в черно-алой кардинальской мантии коснулась едва заметная улыбка.
    Далее, до окованных сталью дверей со знаком пылающего сердца, они шли молча. Сад при Ларианском храме принял нежданных гостей солнечным светом, запахом влажной травы и первых соцветий. И разговор был продолжен только здесь, вне окружения стен, у которых с завидной периодичностью появляются уши.
- Это все, что мне удалось собрать.
  Руиз кивнул, принимая из рук Аделины переплетенную кожей папку. Говорить большего было не нужно, кардинал и сантисса давно усвоили множество способов делиться друг с другом мыслями, не прибегая к помощи слов, которые способны слышать слишком многие.
  Заросшая диким шиповником аллея осталась позади, и они остановились у ворот обители.
- Скоро приезжает ваш отец, сестра. Надеюсь, встреча будет радостной.
- Да, - Аделина позволила себе улыбнуться.
- И Диего Иберо. Он ведь тоже приходится вам близким родственником.
- Кузеном. Мы были близки, в детстве, с тех пор прошло много времени. Я буду рада его видеть.
- Я слышал, он верный сын экклесианской церкви. Мне есть о чем побеседовать с Его Светлостью.
    Аделина заглянула в темные глаза, стараясь найти ответ, но встретила только спокойную уверенность, так часто помогавшую ей самой поверить в собственные силы. Сантисса улыбнулась.
- Я передам ему ваше приглашение, как только это станет возможным.
- Буду благодарен.
    Прощание. Благословение. Прикосновение руки и легкий уже привычный холодок, каким обладает любое касание тех сил, проявления которых Церковь называет не иначе, чем чудом.
    Кардинал задержался еще на пару минут, что бы на словах напомнить, что в столь трудное для всех время долг сестры-исповедницы помогать заблудшим, и церковь всегда простит временную отлучку из обители, если она предпринята во благо ее.

    Каменные стены кельи встретили Аделину прохладным густым полумраком и одобрительным мурлыканием выбежавшей навстречу хозяйке кошки. Тот маленький кусочек мира, ее собственный, где она вольна быть собой.
    Но Руиз прав, ее место сейчас в Шенбрунне, где она больше узнает и возможно на большее сможет повлиять. Особенно сейчас, когда каждый должен быть там, где наиболее полезен. Жизнь, расписанная по часам. В субботу на исповеди у кардинала она своими глазами увидит человека, в силах которого изменить планы сильных мира сего, всех сразу, и дать Империи шанс остаться единой….
  Сантисса откинула с волос капюшон и устало прикрыла глаза. Слом второй печати «подарил» миру культ Сеятеля… и Ищущих, что бы его адептам было проще искать свой путь в бездну. Что будет в этот раз? Аделина не знала. Никто не знал…
    Девушка в безупречном бело-лиловом одеянии медленно прошла через комнату. Тонкие пальцы коснулись гладкой яшмовой поверхности. Замки щелкнули, и крышка шкатулки с медлительной неотвратимостью поползла вверх. Все в порядке. На своих местах. Осколки, бусины, веревка, кусок ткани и игла. Тревожная прохлада и гулкий щелчок вновь закрывшихся замков. Почти традиция.
    На Певчей башне раскатисто зазвучали колокола. День близился к середине. Сантисса опустилась на колени перед ликом Творца, читая молитву, как всегда не вслух, от первого до последнего слова….

* Считается, что кошки, как и все твари земные, были поселены в мире Создателем, но против воли Его, Сеятель научил их склонять людей ко злу, темным знаниям и увеличивать силу дурного колдовства. Первые годы действия святой инквизиции кошки нещадно уничтожались, но после Черной чумы, переносимой мышами и крысами, и уничтожившей пол Рунна, папой Ауралонским была объявлена «кошачья индульгенция» и разрешено содержание домашних (не черных) кошек.

* Пылающее сердце (алое в желтом пламени на фиолетовом поле) – символ Ордена Пресвятой Лары.

10 день месяца Полотна. Вечер.
Дена. Остарикка

-Мерзавец, - вылетело из моей груди,  и я бросилась вон из конюшни. Куда? Зачем? Не знаю, я просто бежала куда-то вперед, вытирая ладонью набегающие на глаза слезы. Внутри меня будто что-то перевернулось. Было сложно дышать и я задыхалась. Слезы ярости, злобы и какой-то не понятной боли рвались наружу. А ноги сами несли меня куда-то вперед, и я бежала. Бежала до тех пор, пока не споткнулась о какой-то камень и навзничь не рухнула на землю. И  злость с обидой еще больше захлеснули мое сознание. Я лежала на холодной земле и не пыталась подняться. Очень скоро я успокоилась, в голове прояснело, как свежеет воздух после грозы. Я встала с земли и отряхнула платье. Правый рукав был изодран,  а на руке оказалась большая ссадина. Я даже не заметила как при падении поранилась. Но это было не важно, я не чувствовала такой боли. Осмотрела свои руки, правая ладонь краснелась после пощечины, но и этой боли я не чувствовала. Зато жгло губы. Я вдруг вспомнила что произошло несколько минут назад, и начала яростно вытирать платком лицо, губы, щеки.
-Как этот человек вообще посмел прикоснуться ко мне!
Я уже не помнила ни про того юнца  в конюшне, ни как он красиво вылетел из нее.
Мои мысли были лишь об этой свинье, что посмела коснуться меня. Фридрих Карл фон Хирш. Ничего он еще поплатиться за это. Я устрою ему такую жизнь, что он в ногах моих будет ползать и молить о жалости и великодушии. Но я не сломлюсь.
В конце концов он мне не отец следить за мной и указывать что делать. Я дрогнула. Да, но он вступился за меня, не дал в обиду. Хорошо начинается моя новая жизнь, ничего не скажешь.
В голове все как-то перемешалось
И этот поцелуй. Я коснулась пальцами губ, они дрожали. Что это значит?
-А как бы вы справились с настоящим мужчиной, Клара –мелькнуло в моей голове
Он хотел посмеяться надо мной!
Кулак сжался сам собой. Злость и ярость вновь овладели моим сознанием. Меня всю трясло от этой мерзости вокруг. Даже не знаю что противнее и хуже- эта неслыханная дерзость фон Хирша или моя глупость, его попытка посмеяться надо мной или мой ответ на его поцелуй? Как все это мерзко.
Я вытерла губы платком еще раз и направилась в свои покои. Делать на улице было уже нечего. Теперь надо было придумать достойный способ мести. Сделать так, что бы он понял какую роковую ошибку совершил. Но ни отец, ни брат, никто не должен узнать что произошло сегодня ночью.

В комнате меня ждала верная Маргарита.
- Госпожа Клариссия, я глаз не сомкнула, ждала пока вернетесь. Даже стала беспокоиться не случилось ли чего.
Девушка вертелась вокруг меня, помогая раздеться.
- Ты просто хотела знать все подробности моего свидания, - холодно ответила я и посмотрела в зеркало. Следа от слез и не осталось. Вот только волосы растрепаны как после скачки.
Рита чуть смутилась, но тут же взмолилась
-Ну расскажите мне о вашем свидании. Это так романтично. Вы целовались?
Ее глаза прямо светились от любопытства.
Я вздохнула и начала расчесывать волосы, прокручивая в голове еще раз все происшедшее на конюшне.
Фон Хирш дернул меня за руку так сильно, что я упала к нему на грудь.
- Вас стоит проучить, номени.
После этого как во сне. Властной и сильной рукой он поднял мой подбородок и прикоснулся губами. Будто тисками сдавили мое тело и я уже не могла двинуться и понять что происходит. Я дрогнула и уступила жарким и обжигающим  губам Хирша. Вот дура.
Но я все же ударила его…
-Ничего особенного, -холодно и равнодушно начала я, но уже эти слова похоже сделали Риту счастливой.
-ну? –взмолилась девушка- как это было.
-Это было скучно.  Мило как в романах, сладко и слюняво. Я этого и ожидала.
-Ну…-не успокаивалась девушка
-Я поняла что это не для меня, оседлала коня и поехала кататься.
-Но госпожа! - Рита широко раскрыла рот от удивления, -как же так? Кататься? Скучно? Но…
-Да, поехала кататься, но не совладала с Вентусом и упала. Вон, погляди как рукав разодрала и синяк теперь на руке будет.
Рита мгновенно налилась краской-а я думала это вы с Людвигом Дейером так….
Ну такой дерзости я от нее не ожидала
-Что я?
Рита увидев мое свирепое лицо решила оставить меня одну и выбежала из комнаты. 
Я расчесала волосы и легла в кровать. Оказалось что я очень сильно устала и почти тут же уснула, но моими последними мыслями было “Я должна его проучить. Ненавижу”.

9 - 10 день месяца Полотна. Барна – Рунн.

   - Что-то подсказывает мне, что нам не хотят открывать, Ваша Светлость. – Серхио кашлянул и, лукаво улыбнувшись, посмотрел на своего господина.
   - Конечно, они же еще не знают: какое счастье в лице моей персоны на них обрушилось. – Ответил в тон ему Евгений Флавио. – Сходи, пожалуйста, узнай, что там.
   Серхио тронул ручку кареты и попытался выйти, но дверца не поддалась. Он дернул сильнее, результат не изменился. Секретарь беспомощно оглянулся на герцога. Евгений с интересом наблюдал за действиями своего слуги, однако лицо выражало серьезность.
   - Какие-то проблемы? – Наконец, поинтересовался он.
   - Похоже, сегодня у нас день закрытых дверей, Ваша Светлость, - выдавил Серхио, налегая на дверцу со всей силы и картинно вскрикивая, когда злополучная часть кареты поддалась, и он следом за ней вылетел на улицу. Именно в этот момент он решил, что, когда они доберутся до Рунна, лично снимет голову со всех, кто готовил их поездку.
Секретарь прикрыл дверь и направился к видневшимся в конце длинной аллеи из тополей запертым воротам, у которых уже маячила пара людей в фиолетово-черных камзолах.
   Вынужденное одиночество обрадовало Евгения точно также, как радовало общество его секретаря. К сорока девяти годам уже понимаешь, что стоит жертвовать чем-то в себе, только бы не остаться одному на пороге смерти, а перешагнуть через свои желания и наступить на горло собственным порывам Евгений Флавио мог. Сейчас общество Серхио было единственно возможным и, пожалуй, единственно желанным. Секретарь говорил, когда его просили, молчал, когда это требовалось и самое главное, он был наделен великим даром – умом, а это позволяло Евгению относится к Серхио почти как к равному. Вести, настигшие их уже у границ с Ауралоном, и потому нашедшие адресата гораздо раньше намеченного срока были… Даже герцог Флавио готов был назвать их «печальными», потому что для его семьи и его Дома смерть Александра ничего хорошего значить не могла. Получив письмо, где скупыми, но точными словами канцелярских работников СИБа были выведены нерадостные известия, Евгений скорбел ровно столько, сколько требовала его совесть – пару минут, и принялся играть в свою любимую игру – интриговать.
   Безусловно, в сложившейся ситуации все, возможно, как он очень надеялся, даже его сын, гадают – кто! Кто сядет на трон александритов при отсутствии прямых наследников. Диего Иберо, как потомок одного из древнейших родов, или Асни Райм, какая никакая, но родственница Константина. Два из имеющихся двух кандидатов, Евгения не устраивали, потому что оба этих имени означали полный и окончательный крах Флавио, как страны и Великого Дома. Оставались еще милейшие люди с фамилиями Конарэ, Барна, Нортми… Но эти связаны древним договором, мешающим им бороться за трон. Однако, в любых договорах бывают маленькие уступки, чтобы всегда был обходной путь, нужно только эти уступки найти.
Дверца кареты распахнулась, опасно накренившись, как будто раздумывала начать ей слетать с петель или подождать и в открывшемся проеме появилась голова Серхио.
   - Ваша Светлость, слуги здесь настолько наглы, что даже докладывать отказываются, не говоря уже о том, чтобы позвать хозяина. Говорят, не велено никого пускать.
   Евгений Флавио улыбнулся, как взрослый, наблюдающий за шалостями детей, и выглянул в окно кареты. Прочитав название усадьбы – «Три Холма», красовавшееся на прибитой к ближайшему дереву большой доске, он на мгновение задумался.
   - Неужели, эти люди могут представить себе герцога Флавио ночующего на постоялом дворе и тем более ужинающего там? – Спросил он Серхио со всей серьезностью, которой требовал этот вопрос.
   Секретарь развел руками.
   - Тогда скажите, чтобы не докладывали хозяину, а напомнили барону Георгу Фулма, если я не ошибаюсь, что дом некой Цессы Дерви, что на улице Шляпников в Рунне, был три месяца назад продан с молотка, а хозяйку… Впрочем, нет. Вот что случилось с хозяйкой - я расскажу барону только за бокалом вина после ужина. Думаю, и баронессе будет интересно послушать. – В глазах Евгения мелькнула так хорошо знакомая Серхио самая добрая улыбка, с которой он всегда старался заботиться об окружающих. Ведь, если ты не позаботишься о них сегодня, они могут позаботиться о тебе завтра.
Понимающе кивнув, секретарь снова удалился.
   Евгений еще раз выглянул в окно, солнце уже подкрадывалось к верхушкам деревьев, зовя прохладную ночь ранней весны. Нет, совершенно недопустимо, чтобы он остался сегодня без ужина. На голодный желудок даже думать ни о чем не хочется, а подумать сейчас надо. Итак, не один из претендентов на трон герцога Флавио не устраивает, что же делать в таком случае? Наверное, кто-то другой нашел бы способ приспособиться и обнаружить выгоды даже в той ситуации, которая сложилась, но только не Евгений. Зачем, если можно найти своего претендента на престол, который устроит его не частично, а полностью? Не правда ли логично?
   Неожиданно карета вздрогнула, Евгений быстро нагнулся, чтобы закрыть чуть не слетевшую с петель от резкого толчка дверцу, покушения на нее продолжились. В спине от этого движения снова поселилась знакомая ноющая боль, сжав зубы, герцог Флавио откинулся на спинку сидения.
   - Ваша Светлость! Мы безмерно рады Вашему визиту! – Дверца распахнулась и в карете показалась круглая, розовощекая и улыбающаяся физиономия барона Фулма. Подумать только, как действует на людей всего пара слов, сказанных в нужное время и в нужном месте, а главное в нужной форме.
   - А я как рад, Георг. – Лицо Евгения украсила та самая – добрая - улыбка.
   - Пожалуйте скорее к столу, все уже готово. Для нас такая честь принимать Вас у себя! – Номен отступил, позволяя герцогу выйти из кареты и оглядеться. Все его существо выражало крайнюю степень подобострастия, еще немного и он, кланяясь, стукнулся бы лбом об землю, даже не заметив, что стоит в неглубокой грязной луже.
   - Ну что же, давайте пожалуем. – Милостиво кивнул герцог и направился за хозяином дома. Следом шел Серхио, пряча рвущуюся на волю улыбку.
   В гостиной их встретила баронесса. Высокая худощавая женщина с вытянутым печальным лицом, она героически попыталась улыбнуться, это ей удалось. Коснувшись губами холодной руки дворянки, Евгений позволил себе улыбку в ответ.
   - Безмерно рад нашей встрече, номени!
   Человек, обладающий очень богатым воображением, наверное, увидел бы кивок вежливости со стороны дамы сердца негостеприимного барона. К счастью, герцог Флавио был владельцем именно такого воображения, поэтому неловкости не возникло. Сам же рыцарь этой дамы делал своей спутнице жизни говорящие на всех наречиях центрального Рунна жесты, свидетельствующие то ли о его недовольстве женой, то ли о каком-то несчастье, только что постигшем супругов, то ли просто бывшие свидетельством неудачного дня в совокупности с навалившимся визитом знатного гостя.
   Гость в свою очередь с интересом обратил свой взор на стол, который через распахнутые двери был виден в следующей комнате, судя по всему – столовой. Толстые резные ножки ломились от блюд со снедью и кувшинов вина. Видимо, незваных постояльцев потому не хотели пускать, что господа собирались отужинать. Вокруг стола истекали слюной слуги – лакеи и горничные, прислуживающие барону и баронессе.
   - Какая неприятность! – Сокрушенно воскликнул Евгений. – Мы прервали вашу трапезу…
   - Что вы, что вы! – Хозяин дома, видимо, понял, что великим актером пантомимы ему не быть, поскольку его жена осталась безучастна и, подхватив герцога под руку, повлек его к столу. – Это большая удача и для вас, и для нас! Великая честь разделить хлеб с Вами, Ваша Светлость. Не так ли, дорогая? – Последние слова, обращенные, скорее всего, к жене, ибо Евгений еще не считал себя «дорогой», потеряли всю теплоту и радушность и были исполнены праведного гнева.
   «Дорогая» последовала за мужчинами, но реплику проигнорировала. Опустившись на стул с высокой прямой спинкой, она развернула салфетку и застыла каменным изваянием. Барон Фулма, тем временем, усадил гостя во главе стола и приказал слугам подавать.
   - Мы всего лишь скромные дворяне из глубинки. Вам, конечно, могу показаться простыми наши блюда, но чем богаты, тем и рады. – Баронесса, наконец, снизошла со своего каменного пьедестала.
   - Я также буду скромен и смиренен, номени! Ведь, именно так нам завещал Каспиан. – Сказал Евгений с очередной скромной улыбкой, посмотрев на женщину, а затем бросив взгляд на Серхио, нашедшего уютное место на другом конце стола.
   Женщина не нашлась, что ответить, поджала губы и принялась за суп. Вишисуаз** был бы просто бесподобен, если бы педант повар отдался своему вкусу, а не каноническому рецепту. Стоило чуть больше настоять куриный бульон перед тем, как опускать туда овощи, да и специй явно не хватало, но это и понятно. Зима только кончилась и рынкам еще предстоит наполниться душистым запахом перца, тимьяна, корицы…
   На второе принесли Coq au vin*** и чудную зеленую фасоль с миндалем, таящую во рту, но бедняга повар благочестивой, хлебосольной семьи снова был помянут привередливым гостем. Если бы вместо свежего вина он взял хотя бы десяти -пятнадцатилетней выдержки, да подержал бы курицу в нем не три-четыре, а все шесть или даже семь часов, а потом бы еще и жарил ее не на открытом огне очага, а на специальной решетке, то курочка бы снова полетела, таким легким стало бы ее мясо, но несчастная птица обреченно лежала на блюде и не делала никаких попыток к бегству, а позже и вовсе была жестоко съедена. Без остатка. Евгений давно бы уволил повара за столь жестокое обращение с несчастной жертвой чревоугодия, но это был не его повар, и уже за это стоило возблагодарить хозяев.
   Когда принесли сырный салат, герцог Флавио понял, что не стоит даже пытаться судить о его вкусе и тонкостях приготовления. Стоит просто спокойно поесть. Десерт из каштанов пролился на душу Евгения успокоительным бальзамом, потому что здесь было не к чему придраться, если только… Нет, не стоит, решил он. Нужно отдать должное вкусу хозяев за то, что они столь «скромны и просты» в выборе своих блюд.
   Барон в ответ на эти слова расплылся в довольной улыбке, баронесса кивнула, видимо, Евгений в ее глазах за время ужина сильно повысил свой авторитет. Неужели замечаниями о еде?
   Закончив с последним каштаном, они перешли в гостиную, где хозяин предложил всем выпить лучшего вина из своего погреба. Лучшим сегодня оказалось сладкое Muskat-de-Rivzalt****, производимое здесь же в небольшом городке на высоком берегу реки. Виноградники раскинулись и вокруг дома барона Фулма. Скорее всего, они и являются главным источником дохода, и дохода неплохого, как мог догадаться Евгений. Ведь выращивается здесь известный на всю Империю - Muscat d`Alexandrie*****, за который на всех рынках запрашивают невероятные цены. Герцог Флавио и сам любил вина из этого винограда, хотя предпочтение все же отдавал флавийским, напоенным теплым ласковым солнцем, ароматом душистых трав и богатством родной земли.
   Как оказалось, выбор напитка оказался удачным. Барон не забыл вспомнить безвременно оставившего на произвол судьбы свою империю другого Александра - все трагически помолчали. Когда пауза показалась достаточно длинной, заговорила каменная мученица, даже не притронувшаяся к вину. Несчастный Георг, Евгению стало почти жаль гостеприимного хозяина.
   - Вы едете на похороны, Ваша Светлость? – Властно осведомилась женщина.
   - Нет, я еду завоевывать себе трон. – Совершенно серьезно ответил гость.
   Барон громко рассмеялся, баронесса – о чудо – улыбнулась. Люди никогда не верят, когда говоришь им правду!
   - Ах, политика… Когда-то в дни своей молодости я мечтал, что стану великим человеком, добьюсь большого влияния, но… Вы сами видите, Ваша Светлость. Я мелкопоместный дворянин, зарабатывающий свой скромный хлеб и кров виноградом, который капризен, как юные красотки. – Барон устроился в одном из кресел и принялся ностальгировать.
   - Политика, интриги, борьба за власть – все это всего лишь миг. Завтра они будут забыты, погребены под слоем новых имен в истории, и никто не вспомнит о тех, кто стоял за свершениями, приведшими империи к краху или величию. Это все так бренно. В жизни есть множество других удовольствий и вещей, которые будут вечны. Музыка, кулинария, книги… - Евгений грустно улыбнулся, сам пораженный тем, что сказал так много.
   - Если бы те, кто зовут Вас «великим и ужасным», слышали это, они бы сильно засомневались… Великим да, но ужасным… - Баронесса впервые с интересом посмотрела на гостя, но на этот раз настал его черед смеяться.
   - Я очень рад, что смог произвести такое хорошее впечатление на Вас, номени. – Евгений поднялся.
   Хозяева недоуменно переглянулись, и барон осведомился:
   - Куда же Вы, Ваша Светлость? Разве Вы не останетесь у нас переночевать?
   - Нет, боюсь, что нет. Великие и ужасные дела зовут меня в путь. – Улыбнулся еще раз Евгений, поцеловал неизменно холодную руку баронессы, обменялся рукопожатием и взаимными любезностями с бароном и направился к выходу, следом, как тень, скользил Серхио. Георг Фулма проводил герцога до дверей, оставив жену в гостиной, уже когда Евгений собирался открывать дверь, он вдруг спросил:
   - Ваша Светлость, Вы кое-что обещали мне рассказать за бокалом вина…
   Герцог улыбнулся, открыл дверь и обернулся, сказав:
   - С вашей любовницей ничего не случилось. Она перебралась к своей тетке, на последний этаж какого-то доходного дома в Служилом Городе. Вы легко сможете ее найти по возвращении в Рунн.
   Барон смотрел на Евгения и хмурился.
   - Если Вы знаете все про всех, то вы действительно ужасный человек, герцог Флавио!
   Евгений улыбнулся.
   - На этот раз мне просто повезло. Дело в том, что этот дом купил я, земля там скоро подорожает, а ваша милая тайна сильно проиграла в цене, можете ей так и передать при встрече, которая, я не сомневаюсь, обязательно состоится. – Слегка поклонившись, он вышел из дома и направился к карете.
   - Знаешь, Серхио… - Взявшись за ручку многострадальной дверцы, Евгений остановился. Секретарь тут же извлек откуда то листок пергамента и чернила с пером, как он умудрялся носить их, не разливая – оставалось для его господина загадкой, но верный слуга уже был готов записывать каждое слово хозяина, зная, что так он обычно начинает надиктовывать важные письма. – Когда мы доберемся до Рунна, обязательно надо устроить настоящий флавийский обед или лучше ужин, я сам буду готовить. Анна любит праздники, да и Страду не помешает вспомнить наши блюда.
   Серхио понимающе улыбнулся, опуская руку с пергаментом, и просто кивнул в ответ.
   В это момент алая каемка солнца, видневшаяся за аллеей тополей, сгорела, и мир погрузился в волю синих сумерек. Кучер свистнул, а дом с недоваренным супом, несчастной курицей и пережаренными каштанами остался позади. Проклятая боль вернулась, как только Евгений устроился на надоевших за последние десять дней сидениях. Но он заставил себя забыть о ней и немного поспать. Добровольно отказавшись от мягкой, хотя это и подверглось сомнению, кровати в доме баронов Фулма, герцог Флавио знал - на что шел, вдруг решив поторопиться в Рунн, одна выигранная ночь не сыграет роли, но все же, так что теперь нечего сожалеть и предаваться жалости к себе самому.
   Тревожный и чуткий сон был прерван, когда карета испуганно вздрогнула и остановилась. Серхио сонно поднялся со своего сидения и отправился выяснять – что случилось, дверца на этот раз поддалась без всяких усилий. Вернулся он почти сразу.
   - Ваша Светлость, мы в Рунне. – Секретарь позволил себе улыбнуться.
   Евгений встал и выбрался наружу. Это не было сном. После разбитых дорог и свежего воздуха Рунн казался слишком каменным и тяжелым, он навалился на герцога, как будто чего-то хотел, все всегда чего-то хотят…
   Вдруг позади раздался страшный грохот и чей-то крик. Путешественники оглянулись. По широкому двору флавийской резиденции в Руне прыгал на одной ноге конюх, а на земле валялась дверца, видимо, сорванная с петель одним из сундуков, которые вытаскивали из недр кареты. Евгений и Серхио переглянулись, а потом разразились дружным хохотом почти до слез. Слуги непонимающе смотрели на двух немолодых мужчин, сгибающихся от смеха без какой-то определенной причины, а они смеялись – легко и беззаботно, как мальчишки, но все мальчишки всегда вырастают, превращаются в юношей, мужчин и стариков, и тогда приходит боль. Евгений замер, приложив руку к спине, напомнившей ему, что он-то как раз почти старик и не может позволить себе того, что позволено юности.
   Оставив вещи, карету, людей и все объяснения Серхио, Евгений прошел в дом, прячась от нарождающейся полоски рассвета за своей спиной, и сразу направился в кабинет, по пути окликнув одного из слуг:
   - Мой сын или Дис в Рунне?
   Получив отрицательный ответ, он кивнул.
   - А кто-нибудь из их людей возвращался?
   На этот раз его ждал положительный результат. Пока все так.
   - Разбудите и ко мне в кабинет его, немедленно.
   В просторную, но темную сейчас комнату нерешительно вошел парень. Он немного опасливо посмотрел на герцога Флавио, но, видимо, страх перед своим командиром и его поручением был сильнее, потому что он выпрямился и решительно подошел к столу, сжимая в руках шкатулку.
   - Поставь на стол. – Сказал Евгений. Парень колебался лишь миг, прежде чем исполнить приказ. – А теперь ступай.
   Когда он остался в одиночестве, то еще полчаса наводил порядок в кабинете, хотя это прекрасно могли сделать слуги, проверял какие-то вещи, доставал с полок книги и снова ставил их обратно и лишь потом, как бы случайно, наткнулся на шкатулку, открыл ее и пробежал глазами листок, лежащий сверху. Потом проверил содержимое, быстро пролистав пару тетрадей. Дневники его жены снова вернулись к своему законному владельцу, хранившему их все последние годы. Теперь они, наконец, сыграли свою роль. Губ Евгения коснулась холодная, как первый осенний лед улыбка, которую не видел никто из людей. Шкатулку он оставил на столе, теперь это уже не имеет значения. В любом случае, если вы хотите что-то спрятать – оставьте это на самом видном месте.
   Успокоенный и, как всегда, умиротворенный Евгений Флавио отправился на свидание с самыми вожделенными сейчас вещами – ванной, кроватью и мягкой периной, а на губах его играла ангельская улыбка.

*Жребий брошен (лат.) По утверждению Светония – слова, сказанные Юлием Цезарем перед переходом через реку Рубикон
** Вишисуаз – суп, блюдо руннской кухни
*** Курица в винном соусе (фр.)
**** Сорт вина
***** Сорт винограда, названный так в честь императора Александра I

10 число месяца Полотна.
Рунн. Заповедный лес, загородный домик.

   Целую неделю она не трогала своих записей, но тетрадки и книги словно звали ее, притягивали к себе, не давали забыть о важном. Она знала – важно, то чем она занимается. За всем что происходит, кроется какая-то судьбоносная тайна, и Анжелика должна ее разгадать.
   Наконец она добралась до книжек. Лежащая перед ней стопка ветхих томов давала обещание рассказать невиданные легенды, древние загадки, таинственные истории…
   Она потратила целый день на перерисовку одного из красивых рисунков со страниц одной из книг. Ее всячески отвлекали, но она не сдавалась, и продолжала свои занятия. Анжи любила своих подружек, любила свою дорогую кузину Марину, ей нравилась и Электра Флавио, которая чем-то неуловимо напоминала ей мать.
   Но дело, стоящее перед ней было намного важнее. Если она сумеет разгадать эту тайну, то она спасет всех – и Николу и отца, и вообще всех. Даже противных и злых Иберо, о которых ей много рассказывала няня.
   К вечеру рисунок был закончен, Анжелика вздохнула и отложила его в стопку других таких же. Нет, тайна не давалась ей, хотя она знала, что стоит ей заснуть, как она вспомнит разгадку.
   Окончательно расстроившись, она села в старое скрипучее кресло с книжкой. Рядом на столике стояла ваза с яблоками, которые привезли из солнечной Флавии, тихо горела свеча, давая неяркий свет.
   Это был томик написанный Освальдом Тинрийским, знаменитым демонологом и экзорцистом, одним из идеологов борьбы с силами Темного Сеятеля, который жил два века назад. И хотя, откровенцы, возглавляемые Ульрихом Гольцером и порвали все связи с Ауралоном, но с ведьмами они продолжали бороться так же, как это делали до них экклесиаты. Поэтому книги Освальда Тинрийского пользовались большим почетом и в Ауралоне, и в Нортми. До тех пор, пока дед ее отца не запретил всякую охоту на ведьм…
   Но данное сочинение относилось к поздним, которые Освальд писал уже оставив практику и вовсю посвятив себя теории. Он пытался обобщить полученные знания, но для него все кончилось плачевно – в один из дней он, видимо, сойдя с ума, кинулся с башни, и, упав, разбился насмерть. Все его книги забрала тогдашняя разведка и церковь. В библиотеке Нортми случайно остался один экземпляр, который и достался ей.
   Возможно, перед ней та самая книга, которую он писал последней… Анжи, поежившись, открыла ветхие страницы.
   "Не оставляет сомнений, что силы Темного Сеятеля огромны и многочисленны. В аду, где, словно в печи, пылает огонь, где нет света солнца, и где потоки едкой серы, несут бесконечное мучение, там он и держит свои легионы – мириады мириадов алчущих демонов, которые ждут последнего дня, дабы войти в наш мир и сеять гибель средь людей!
   Я долго размышлял о количестве этого ужасающего войска, думал можно ли его измерить в человеческих числах. Несомненно, это задача стоящая перед церковью относится к важнейшим, равной по значимости другим, таким как "сколько ангелов может поместится на острие иглы" и "Может ли Творец создать такой камень, который не смог бы поднять"! Если бы решил эту загадку, уверен, мне было бы обеспечено место в божественном элизиуме, по правую руку от Каспиана, куда ставит он лишь праведных и добродетельных.
   После длительных раздумий, прерываемых лишь сном и молитвой, меня озарила истинна! Несомненно, что наш Творец, будучи разумнейшим из разумных, предусмотрительнейшим из предусмотрительных, определил число адских демонов. И числом их является шестьсот шестьдесят шесть, и еще шестьсот шестьдесят шесть по шестьсот шестьдесят шесть! Ибо в итоге получается четыреста сорок четыре тысячи двести двадцать два! А если сложить четыре и два, из которых состоят это число, мы получим шесть! Поскольку, и двоек и четверок в числе четыреста сорок четыре тысячи двести двадцать два ровно три, то и шестерок будет три, то есть мы опять получаем шестьсот шестьдесят шесть! Такое совпадение не может быть случайным, и я вижу в этом руку Творца, который дал нам возможность измерять мир цифрами!"
   Анжи с громким хрустом догрызла яблоко и перевернула страницу. Ей нравился ход мыслей этого демонолога.
   "Мои выводы принесли мне недолгое облегчение – хвала тому полководцу, который знает число вражеского войска, но горе тому, кто не знает его снаряжения и состава. И поэтому я попытался узнать, что представляют из себя демоны…
   Я много путешествовал, был на западе, был и на востоке, где еще живут еретики. Я записывал древние предания, ибо даже в словах иноверца может быть доля истины (хотя мои коллеги с этим не согласны). Мне многое удалось узнать, часть этого я изложу здесь, а часть унесу с собой в могилу…
   Кроме того, мне случалось беседовать с безумными, как блаженными, которые ближе всего к Творцу, так и одержимыми, которыми овладели силы Темного Сеятеля. Мне удалось многое узнать, и об этом я тоже расскажу."
   Анжи вздохнула – у нее кончились яблоки, коих было ровно три. Она огляделась по сторонам – оказалось рядом, на соседнем кресле, которое стояло к ней спинкой, сидела Марина, болтала ногами и тоже ела яблоки. Анжелика забрала одно у нее и вернулась к чтению.
   "Это был в один из дней лета две тысячи четыреста тридцать пятого года, когда я, Освальд фон Нейх, и мои братья, Пьетро Трамта и Люк ван Эйматтен, прибыли в селение Тааратон, что в Южном Коннланте, дабы провести экзорцизм над юной Хильдой ван Беер. Девушка, обычно веселая, жизнерадостная и добродетельная вдруг стала выкрикивать страшные ругательства, биться в конвульсиях, красить лицо мелом, прокалывать разные части своего тела металлическими предметами… Сельский священник был в ужасе, но ничего не смог сделать. И тогда позвали нас, инквизиторов, благословленных и направляемых орденом Никонианцев…
   Не долго думая, мы на рассвете воскресного дня приступили к экзорцизму – связали девушку по рукам и ногам, окропили ее святой водой и стали читать литании и псалмы.
   Наконец, наши приготовления были окончены, и я приступил к первой части:
   - Я изгоняю тебя, нечистый дух, истинное воплощение нашего врага, призрака, весь легион, во имя пресветлого Каспиана, выйди вон и беги прочь из этого Творцом созданного существа! – торжественно произнес я, и тотчас же беснующийся демон страшно исказил черты девушки, она забилась, все ее члены напряглись со страшной силою, и крепкие корабельные канаты затрещали.
   - Это повелевает тебе Тот, который поставил предел для тебя. Это повелевает Тот, чья власть превыше твоей! – завершил я, и тут демон заговорил.
   - Чего ты хочешь?! – голос девушки стал низким и утробным. Ее глаза горели словно угли, руки и ноги подрагивали. Все испугались, но отступать было нельзя."
   Страница кончилась. Анжи, еще раз вздрогнув, посмотрела в окно – там уже было темно. На какую-то секунду, ей почудилось, что там, в небесах мелькнула какая-то огромная тень, словно большая птица, но сразу же исчезла. Она взяла еще яблоко и перевернула ветхий лист.
   "Мой голос был громок, он эхом отдавался в стенах древнего собора.
   - Итак, слушай и содрогайся, о, нечистых дух, враг Веры, недруг рода человеческого, носитель смерти, похититель жизни, нарушитель справедливости, источник алчности, причина беспорядка, производитель несчастий! Почему ты стоишь и сопротивляешься, если ты знаешь, что пресветлый Каспиан сокрушит твою силу?
   - Глупый дурак! – ответил мне демон. – Я пожру твою душу, или буду целую вечность разрывать ее на части и соединять вновь! Не мешай нам! Она моя… - его голос стал словно тише, и тут тело Хильды вновь забилось в конвульсиях, разрывая свои путы. На нее с двух сторон кинулись монахи, прижимая к алтарю. Я спокойно продолжил, осенив ее знамением…
   - ИЗЫДИ! Уступи место святости, покинь это тело, которое принадлежит Церкви, матери нашей! Я заклинаю тебя снова, - я брызнул святой водой на ее лоб. – Не своей слабой силой, а силой Святого Откровения, что дано Церкви! Покорись не мне, а служителю пресветлого Каспиана! Ибо Его властью приказываю тебе, не сопротивляйся, беги из этого человека!
   - АААААаааррррр! – из ее горла рвался нечеловеческий крик, нечто среднее между рыком львиным и стоном человеческим. – Ты сдохнешь в муках, старый идиот! Ты не смеешь приказывать мне!
   - Последний раз повторяю изыди! – громко и торжественно сказал я. В тот же момент, тело Хильды скрутило страшной судорогой, так что она даже отбросила держащих ее на насколько шагов. Свечи погасли, словно от порыва ветра, и внезапно раздался звон разбитого стекла…"
   В тот же момент Анжи вздрогнула от сильнейшего испуга – в их доме тоже разбилось стекло. Через секунду в дверном проеме показалась Рон.
   - Это ветка упала, разбила одно из стекол в столовой, – сказала она и снова побежала вниз.
   Анжелика с облегчением вздохнула и вернулась к чтению. Отец Освальд долго еще описывал свои разговоры с девушкой, которая затем очнулась и ничего не помнила, затем следовало краткое описание десятка аналогичных случаев. В конце главы экзорцист давал некое резюме своего опыта:
   "Несомненно, демоны и сильнее и хитрее, чем люди, но у нас есть надежный заслон против них – Вера и Церковь, мать наша. С помощью святых даров и таинств мне удавалось справляться с каждым их них. Бесспорно и то, что они стремятся овладеть слабыми умами… На краткое время, и при посредничестве малификов, демоны могут захватывать тела, контролировать их, но их реальное присутствие в этом мире невозможно, благодаря заслону поставленному Творцом. О природе его можно лишь строить догадки, очевидно, то, что демоны чего-то ждут, и меня признаться страшит это. Кто может поникнуть мыслью в планы Черного Сеятеля? Мне остается лишь уповать на Творца, который защитит меня от сил Ада. Аминь".
   Анжи с дрожью захлопнула книгу. И что ее дернуло читать на ночь такие истории? Теперь ее кошмары станут еще сильнее…

10 число месяца Полотна
Шенбрунн

Еще в Горыни Екатерина научилась просыпаться с восходом солнца, и со своего приезда в Рунн не изменяла этой привычке. Там, на востоке, она чувствовала что иначе заболеет от недостатка дневного света, и это ощущение до сих пор не оставляло ее, особенно учитывая траурную темноту царящую во дворце. Впрочем, Като действительно нравилось раннее утро, чувство не начавшегося еще как следует дня и мысли о количестве людей, продолжающих мирно спать - о, в этом было что-то бодрящее лучше самого первосортного кава. 

Улыбнувшись последней мысли Екатерина встала и подошла к столику у окна спальни.  Здесь она простояла нескончаемые часы прошлой недели, смотря невидящим взглядом в окно, туда, где не было мыслей, не было смеющихся синих глаз, не было бесконечных отголосков тихого Madame, ma mere.  Здесь она встала и сегодня, но на этот раз глаза сразу устремились к письмам, разложенным на столе, а руки - к чашке с чаем, принесенной сонной служанкой. Впрочем, чай так и остался нетронутым; быстро перечитав самое верхнее письмо, Екатерина ненадолго задумалась, а потом решительно подошла к письменному столу. Да, это давно надо было сделать, ведь это так мало - несколько слов холодной вежливости, пара строк летящего почерка и никакой подписи - и та, кому адресована записка придет, чего бы ей это не стоило. Конечно, даже без подписи подобноe письмо остается дикой глупостью, но все мы сейчас слишком на виду для случайной встречи. Хорошо еще, что в надежности доставки можно не сомневаться - тот бесценный нахал, проведший ее тайными дорогами из Горыни почти до самого Рунна и так и не соизволивший назвать имя, оказался незаменим и здесь, записка будет доставлена по адресу.

И опять руки потянулись к остывающему уже чаю, и опять опустились, так и не притронувшись к чашке.  На этот раз вежливые фразы благодарят господина канцлера за его время, за воспоминания, и выражают надежду на скорую встречу, возможно, после приезда Алисы Иберо, еще одной свидетельницы  тех дней...  Это письмо можно доверить Ольге, она жаловалась, что давно не выходит из дворца.
- Вы доставили записку господину канцлеру?
- Да, Ваше Величество, хотя его не было дома, но господин Виктуар сказал, что передаст ему ваше письмо, как только он вернется. 
- Ах вот как... Чтож, это может быть интересно... Задумчивая улыбка мелькнула и исчезла за мягким кивком - Благодарю вас, Ольга, вы все сделали правильно.

И снова - вид из окна, письма, разложенные на столе, и остывающий чай. Осталась мелочь - выбрать то, нужное письмо и отложить его, и еще один, беглый взгляд на записку, принесенную сегодня утром. Ах, милый Тони, ты все-таки приехал…Надо будет зайти в Руннский феникс, кажется, так он назывался - наверняка он зайдет туда, а может даже и не один... но это потом, вечером, если все пройдет как надо.

И наконец - вот она, Карна Норн, любовница ее сына.  Интересно, кто она - одна из многих фавориток, приближенных и затем сломанных этим избалованным мальчиком, или та единственная женщина, которая по-настоящему любила его? Впрочем, это еще предстоит выяснить, а пока - эта красавица на грани срыва, она похоже совсем не спала все это время. Бедная девочка, боюсь письмо, отложенное специально для тебя, не прибавит тебе надежды. Впрочем, цель достигнута, теперь ты готова выслушать меня.
- Итак, я повторю мой вопрос: вы плохо себя чувствуете?
- Я совершенно здорова, Ваше Величество. Почему Вас так беспокоит мое здоровье?
- Что вы, дитя мое, я же писала вам - вы похоже единственная, кто действительно любил моего бедного сына, даже он это понимал, неужели же вы думаете, что ваша судьба мне безразлична? Ведь мой сын был прав, вы любили его?
- Да, Ваше Величество. Всей душой.  - Да, я пожалуй верю тебе, девочка, врать с таким блеском в глазах в твои годы еще не умеют. - В Вашей записке Вы сказали, что Его Величество... что Александр писал Вам обо мне?
- Ma chere, как же иначе я бы узнала о вас? Поверьте мне, даже королевская почта приходит в Горынь с большим опозданием, не говоря уже о придворных сплетнях. – Mon Dieu[sup]1[/sup], девочка, ну и глаза у тебя - как два угля. Неужели ты не понимаешь - такие глаза могут заинтересовать, но их невозможно полюбить. Впрочем, у Александра был странный вкус...
- Ваше Величество, я любила Вашего сына, и не могу допустить, чтобы его смерть осталась неотомщенной.
- Ах вот как? Ma fille[sup]2[/sup], этим делом занимается сам герцог Нортми, и его лучшие люди, неужели вы думаете, что они не справятся?
- Нет. Они все ненавидели его, все, и сейчас радуются его смерти. - Черные глаза смотрят так упрямо, что ясно - она не отступится, хотя бы вся Империя была против нее. Бедная девочка, нельзя же любить так, нельзя отдавать вместе с сердцем - душу.
- И что же, дитя мое, у вас есть какие-то подозрения?
- Да, - Глаза вспыхивают ненавистью, рука судорожно сжимается в кулак. - это Эрмина, она никогда не любила его, я знаю, что это она, она не смогла понять его, не смогла стать достойной ему женой.
- Помилуйте, дитя мое. Вы знаете, у меня нет причин испытывать особую любовь к ней, но она все же слишком умна, чтобы сделать такую очевидную глупость.  Да и потом, ее покои сейчас тщательно охраняются, пытаться пробраться туда - слишком рискованно. A propos[sup]3[/sup] охраны, скажите, это правда, что рядом с Александром нашли разбитую чашу? Я слышала, этим очень заинтересовалась церковь.
- Да, Ваше Величество, там действительно нашли осколки какой-то чаши.. - глаза чуть расширились, пытаясь не пропустить ни одного намека.
- Ах, дитя мое, вы же понимаете - одно дело - банальное убийство, и совсем другое - если здесь замешаны таинственные предметы. Даже если за всем этим стоят Иберо, боюсь, все не так просто. Здесь замешана магия, mademoiselle Норн, поверьте мне.
- Магия… Чтож, тем хуже для них... Да, я верю тебе, так действительно будет хуже. Знать бы еще - кому... Впрочем, сейчас это не важно. Главная цель достигнута, тонкая фигуре склонилась в реверанcе, и только подол платья мелькнул за дверью. Чтож, Эрмина, кажется, я только что отдала тебе горынский долг, жаль только, ты никогда не узнаешь об этом.

А теперь - теперь наконец пора, Боже мой, я думала, этот день никогда не закончится!
- Ольга, приготовьте мне мужской костюм, я ухожу.

Странно, Рунн совсем не изменился за время моего отсуствия.  Впрочем, прошло всего три года, хоть мне иногда и кажется что меня не было - вечность.  А вот и они, лучшие враги, заклятые друзья, пьющие, как будто прошедшие годы, мести и предательства не коснулись их. Антонио Иберо и Шарль Нортми, лучшие, самые верные друзья.
- Alors[sup]4[/sup], как говорят у вас в Иберии? Para gloria, para exito, para amor[sup]5[/sup]? Замечательный девиз - вы позволите присоединиться к вам, господа? Синие глаза смеются, радуясь произведенному впечатлению, и Екатерина Барна присоединяется к застолью не дожидаясь формального приглашения.
- Като? Простите, Ваше Величество... - Мой милый Шарль, ты тоже почти не изменился.
- Нет, mon ami[sup]6[/sup], сегодня - только Като. Ну же, Тони, неужели ты там на свох кораблях совсем позабыл о хороших манерах - ты даже не предложишь мне вина?
- Като, mi reina[sup]7[/sup], клянусь, глядя на тебя забываешь обо всем на свете! Так позволь же - это вино конечно не идет ни в какое сравнение с винами императорских погребов, но...
- Не слушай его, где это видано, чтобы Иберо пили плохие вина?
- Ты прав, Шарль, - Боже мой, как с ними хорошо и просто - Тем более что, если я не ошибаюсь, данная бутылка - из виноградников семейства Люкс, не так ли? Браво, Тони, превосходный выбор!
- Итак – a nosotros, господа, чтобы ни случилось! - Отличный тост, Тони, ты похоже читаешь мои мысли, ведь случится непременно, между нами - слишком много воспоминаний, слишком много стен. И все же - этот вечер мы заслужили.
- Ты прав, друг мой - за нас, et que sera – sera[sup]8[/sup]! 

[sup]1[/sup] Боже мой
[sup]2[/sup] Дитя мое
[sup]3[/sup] По поводу
[sup]4[/sup] Итак
[sup]5[/sup] На славу, на удачу, на любовь
[sup]6[/sup] Друг мой
[sup]7[/sup] Моя королева
[sup]8[/sup] Будь, что будет

11 месяца Полотна. Экилон, замок Конарэ.


        Слуга нерешительно остановился на пороге комнаты.
        - Ваша Светлость, Его Светлость требует еще вина.
        - Так отнесите ему. – Железная Герцогиня смерила его холодным взглядом. Холопская натура: склоняться перед Конрадом, не забывая сообщать ей о всех его действиях. Услужить «и нашим и вашим». Какой верности можно требовать от людей, не способных решить, кто здесь их хозяин.          – Передайте, что я желаю с ним поговорить и буду через полчаса.
        Не дожидаясь ответа, – она знала, каким он будет, - Антуанетта снова склонила голову над книгой:
        «Кто сделал людям добро, тот добрый человек; кто пострадал за совершенное им добро, тот очень добрый человек, - тем добрее, чем сильнее пострадал, особенно, если в его страданиях виноваты люди, им облагодетельствованные; кто принял за это смерть, тот достиг вершин добродетели, героической и совершенной».
        Насмешник Лафарме тридцать лет назад наделал много шуму своими «Картинами из жизни древних и некоторыми размышлениями по этому поводу». Император Константин тоже смеялся, подписывая приказ о высылке автора в Скифию: пусть там не жалуются, что культура до них не доходит. Столица дружно ругала книгу, не забывая шепотом цитировать наиболее скандальные места, где в персонажах с неудобопроизносимыми именами явственно проглядывала руннская знать. Все знали: раз эту книгу запретили, значит, стоит ее прочитать.
        Через столько лет «Картины» читались с легкой ностальгией: большая часть упомянутых в ней уже отошла в иной мир. «Спроси, почему вместо того, чтобы отвернуться от Ксантиппы, свет с почтением ее выслушивает: она богата? умна? красива? Нет, но ее язык опаснее осиного гнезда, одно ее слово может навеки пристать к вам и выпачкать вас». А вот это про Белинду Фабер. Антуанетта позволила себе довольно улыбнуться. Первая сплетница была Белинда. Слух, пущенный вечером в ее салоне к утру повторяли во всех домах. Две ее внучатые племянницы до недавних пор ходили в фаворитках у Александра – хорошенькое достижение!
        Герцогиня вздохнула и сердито посмотрела на образ святой Киры. Хорошо вам, светлым, глядеть благостно. Словно жизни земной вовсе не было. А она всегда есть и весьма редко не оставляет никаких следов. Это любил повторять Франсуа. Она всегда знала, как тяжела служба мужа, даже если он ничего не рассказывал. Хорошая жена это просто чувствует. Ах, Франсуа, Франсуа, ты оставил непосильную тайну, и то, что не она одна ее хранит – слабое утешение. Муж не уничтожил эти бумаги, значит, надеялся, что она сумеет ими воспользоваться?
        Струйка песка в часах с легким шелестом стекала в нижнюю половину. Еще одно ненужное ей сейчас напоминание. К старости слишком часто начинают попадаться на глаза такие аллегории: то сухое дерево, то пустой колодец… Антуанетта захлопнула книгу и направилась к внуку.
        Конрад развалился в кресле и приветствовал ее легким поднятием бутылки.
        - Какая неожиданность, герцогиня!
        - Не паясничай. – Она присела на стул, не касаясь высокой спинки. – Тебе сообщили о моем пожелании.
        - Я и говорю – неожиданность. Вас не видно и не слышно со дня моего приезда.
        - Я три дня не вмешивалась. Надеялась, что ты действительно вернулся. Конарэ нужен герцог.
        - Я – герцог! – Конрад рванул и без того распахнутый ворот рубахи.
        - Тогда ты очень странно представляешь свой долг. Если ты видишь его в том, чтобы перепортить всех слуг…
        - Кстати, - внук откинул назад длинные светлые волосы и внимательно на нее посмотрел, - а куда делся тот… - он пощелкал пальцами, вспоминая имя.
        - Ансельм вчера уехал.
        - И кто же ему позволил?
        Она спокойно выдержала его взбешенный взгляд.
        - Если бы ты дал себе труд изучить завещание твоего деда, чего ты, конечно, не сделал, то узнал бы (я опускаю промежуточные условия), что до твоей женитьбы я вправе распоряжаться доходами с Конарэ. Твой отец составить свое завещание не озаботился, так что – думай сам.
        - Браво! – он громко расхохотался. – Буду теперь знать, как опасно иметь старых родственников. Не боитесь, что я решусь Вас убить, герцогиня?
        - Решил бы убить – не сообщил бы. Поэтому предлагаю продолжить беседу.
        - Ничем-то Вас не проймешь, - он принял более пристойную позу и поставил бутылку на пол. – О чем желаете беседовать?
        - Для начала – о вероятных претендентах на престол. И о том, кого собирается поддерживать герцог Конарэ. – Каждый желает, чтобы его выслушали. Даже если единственный слушатель – старуха, которой, впрочем, еще никто в уме не отказывал.
        - Вы полагаете, я жажду припасть к коленям Диего Иберо? Что его тетка, что он – одна кровь! Дражайшая Эрмина сама разве что пальчиком шевельнула и обеспечила любимому племяннику престол.
        - От Севера нам тоже ждать нечего, - продолжила Антуанетта, - Но Фрост помнит тех, кто ему помогает. По крайне мере, пока не вернет долг. Что думает Этьен де Нортми?
        - Не знаю и не желаю знать! – Похоже, внук успел поссориться и с Черным Герцогом. Франсуа одним из первых разглядел в молодом Нортми свою замену в СИБе. Она тоже относилась к Этьену с симпатией. До тех пор, пока он не обманул ее надежды. Посылая Конрада ко двору, она прежде всего надеялась на Нортми. Пора напомнить об этом герцогу.
        - Когда ты намерен возвращаться в Рунн? Если мы выедем на следующей неделе, то прибудем с запасом.
        - Вы что там забыли, бабушка? – почти дружески спросил он. Она скрыла дрожь, – Конрад очень редко так ее называл. – Полагаете, что сможете повлиять на выбор Императора?
        - Вот в Рунне и выясним. – Это не только ее тайна. Наверняка есть люди, лучше ее понимающие, что делать.
        Во взгляде внука промелькнул намек на уважение.
        - Если бы я не был сейчас так пьян, я бы за Вас выпил, герцогиня. Все-таки гордость за семью иногда может быть сильнее неприязни к той же семье.
        - Постарайся почаще об этом вспоминать, - сухо посоветовала она, выходя из комнаты.

11 месяца Полотна.
Рунн, Ратуша.

    - Я понимаю Ваши затруднения, дорогой Вы мой Макс, но поймите и меня, - дверь кабинета бургомистра распахнулась и из неё вышел сам Фонтоне, по-отечески приобнявший за плечи Макса фон Канондоннера, Главу Гильдии пушкарей, - мы не можем ждать вечно! Техническое совершенство – это, конечно, замечательно, но не будем забывать, какие сейчас времена, - Бертран выразительно взглянул на фон Канондоннера, тот в ответ вздохнул с пониманием.
    - Я всё учту, Ваше превосходительство. Делаем всё возможное, спешу заверить Вас.
    - Давайте Макс, давайте. Поверьте, я ценю Ваши усилия…
    - Разрешите откланяться?
    - Ступайте, мой друг, с Богом. Привет жене и детишкам.
    Они раскланялись. Главный пушкарь устремился к лестнице. Несколько купцов, дожидавшихся аудиенции в коридоре, направились было к Бертрану, изображая на широких лицах максимально возможную приветливость, но тот знаком остановил их. Вездесущий помощник Бертрана Лесо, нарисовавшись из ниоткуда, тут же подошел к купцам, тихо объясняя им что-то и кивая в сторону приближающегося человека в мундире Городской Стражи.
    - О, наконец-то! Наш бравый капитан! – воскликнул Бертран, приветственно протягивая руки. Сэмьюэл Гарди-Прад, кивнув по пути фон Канондоннеру и Лесо, со сдержанной улыбкой подошел к бургомистру.
    - Сожалею, что заставил Вас ждать, – произнес он, – мы с графом тот Воорстом инспектировали войска загородом…
    - Проходите, Сэмьюэл, проходите, – Бертран пропустил капитана вперед и, закрывая дверь, добавил, обращаясь к застывшим купцам, - Извините господа, дела требующие неотложного внимания.
    В кабинете Бертран занял свое место за массивным письменным столом. Сквозь стёкла арочных окон комнаты подал неяркий свет пасмурного дня. В углу гулко тикали гигантские напольные часы.
    - Два дня мы с Родериком были в разъездах, – начал Сэмьюэл, - я никак не мог явиться к Вам раньше, дядя.
    - Я понимаю, - задумчиво кивнул Фонтоне, – и как Ваше инспектирование?
    - Выучка и готовность войск в целом удовлетворительна. Есть отдельные моменты, но мы над ними работаем. Мне кажется, что Вы меня вызвали явно с другими целями, а не узнать о трудностях солдатского быта? Что-то случилось? – предположил капитан, читая озабоченность на лице бургомистра.
    - Ты же знаешь, Сэм, меня всегда интересовали дела Внутренней Стражи, но сейчас речь действительно о другом, - Фонтоне встал, заложил руки за спину и прошелся по шикарному ковру, украшавшему пол в кабинете. – Ты слышал о профессоре Ворнерсе? У него ещё часто мой Пьер бывает?
    Сэмьюэл кивнул в подтверждение.
    - Так вот. На днях профессор с Пьером наткнулись на бумаги мистического толка в архивах Духовной Академии. Разобрать что в них Ворнерс не может. Только отдельные слова. Судя по этим обрывкам, там может содержаться кое что интересное.
    Бургомистр остановился у окна, провожая взглядом экипаж, въехавший на Золотую площадь.
    - СИБ извещен? – спросил Гарди-Прад.
    - Нет, - ответил Фонтоне, - всему своё время.
    - Но Вам же лучше меня известно, что сейчас идёт поиск…
    - Идёт, - бургомистр резко развернулся лицом к капитану, - но кто тебе сказал, что эти бумаги содержат то, что им нужно? Давай не будем торопить события.
    - Так вот о чем я хотел тебя просить, - продолжил Бертран, возвращаясь в своё кресло, - Как можно быстрее, желательно сегодня ночью, возьми надежных людей, и, тихо и незаметно, перевези находку в Форт Ангела. Пьер предупредит профессора, и они будут ожидать тебя. Я уже отправил записочку в Ауралон, надеюсь там не оставят без внимания мою просьбу, и вскоре к нам прибудет специалист, способный помочь с этими текстами. 
    - Вы знаете, кого пришлют Ваши друзья?
    - Понятия не имею.
    Минуту бургомистр молча смотрел на бумагу лежащую перед ним. Затем он поморщился, массируя пальцами переносицу, и поднял усталые глаза на Сэмьюэля.
    - В записке я указал ряд требований. Пусть поищут подобного уникума. – Бертран поднял палец, акцентируя следующие слова – Сэм, запомни, тихо и незаметно!
    - Исполним в лучшем виде.
    Бертран откинулся в кресле и прикрыл глаза.
    - Ну а теперь давай, пой свою кошмарную песню: сколько убийств, сколько краж, кому там из герцогов на ногу наступили… Давай, не жалей старика…

11 день месяца Полотна.
Служилый Рунн.

  Он хмурился, слушая очередной отчет о новых испытаниях дальнобойности пушек. Можно было подумать, что первого маршала Рунна не устраивают результаты проб, и докладывающий капитан то и дело бросал взгляд на сидящего в кресле мужчину.
- Еще немного и я решу, что вы вот-вот покраснеете, как стыдливая девица, - прервал доклад маршал.
  Помолчав, Шарль де Нортми кивнул головой и взял у капитана Фабера бумаги и смерив его еще одним долгим взглядом. На самом деле мысли маршала были очень далеки от личности данного представителя имперских, военных сил. И должно быть именно эта странная отстраненность взгляда заставляла вояку сомневаться достаточно ли прямо он стоит и не запачкан ли его мундир. Наконец, маршал кивнул, отпуская докладчика, и задумчиво откинул бумаги на стол, устремляя взгляд в окно и поглаживая правую руку. Пора было ехать домой, но отчего-то не хотелось видеть постных лиц слуг, которым некого пичкать любимой овсянкой. А Сабатина сегодня провела весь день во дворце, значит, любимое жаркое приготовить было некому. Вкусам в блюдах Гертруды - жены старшего брата - Шарль никогда не доверял. Мало ли что может есть женщина, которая молодеет на глазах. Вдруг настолько странное, что и он начнет молодеть, да потом опять в корпус придется возвращаться. Корпус – золотое время, но ведь сейчас он придет туда уже не наивным мальчиком, а повторять заново свою жизнь у него никогда не было желания. Шарль усмехнулся своим мыслям: голодного мужчину, даже если он маршал - лучше не спрашивать "о чем ты задумался". Можно нарваться на красочный ответ, слишком красочный, чтобы задуматься о его смысле. Вздохнув и еще раз помассировав руку, он встал и вышел за дверь. Перед ним тут же вытянулся в струнку еще один горе-исполнитель:
- Эдвар? И где обещанный доклад о заставах на границах города?
- Вы не имели чести приказать, ваше превосходительство! – отчеканил, глядя в лицо отца, юнец.
- А я не имею привычки повторять приказы изо дня в день, когда они должны исполняться подобным образом. Это ваша обязанность, лейтенант Нортми, ежедневный доклад о том в каком состоянии находятся боевые заставы на границах Рунна! – на губах маршала появилась улыбка, а голос повысился на полтона. – Я вижу, что вы пренебрегаете своими обязанностями, лейтенант. Что ж…. за мной!
  Он решительно вышел из генерального штаба, прошел в казарму и молча указал своему сыну на один из постов. Когда тот занял свое место, вытягиваясь по стойке смирно, Шарль негромко отдал приказ:
- В течении недели вы служите ночью здесь, а днем – охраняете меня во дворце. Если я приеду и увижу, что вы отлыниваете или прохлаждаетесь с сотоварищами, играя в карты или кости, то обещаю вам бессрочную ссылку в Горынь, лейтенант Нортми. Надеюсь, что это наказание поможет вам осознать служебный долг перед отечеством. Спать вы можете только по три часа – ночью, когда на то будет распоряжение капитана Фабера. Я лично распоряжусь о том, чтобы никаких поблажек вам не было.
  Он посмотрел на то, как Эдвар замер, отдавая ему честь, развернулся и пошел к гвардейцу, держащему его коня под уздцы. Вышедший на крыльцо капитан Фабер тоже застыл, ожидая распоряжений, но Шарль лишь указал ему на лейтенанта Нортми, замершего на посту в так называемой – черной дыре: самое скучное и в тоже время ответственное место. Здесь постоянно ходили туда и обратно члены штаба, но разговаривать с охраняющими было строго запрещено. После отбоя, который был общим для всех служащих днем – тут продолжалась работа. В караулках при штабе едва хватало места для того, чтобы сторожевые могли отдохнуть. Рассчитывать на то, что здесь удастся поиграть в одну из любимых азартных игр или отдохнуть за бутылочкой вина – не приходилось. Кормили – строго по часам, не давая поблажек никому.
  Шарль де Нортми тем временем направлялся во дворец, желая пригласить своего заклятого друга – адмирала Иберо на ответный ужин в честь его приезда. Долги друзьям всегда нужно отдавать, так как потерять друга так же легко, как обрести врага. В лице Антонио Иберо у него всегда был и тот, и другой.

11-12 месяца Полотна.
Рунн, Золотой город.

    На башне Университета часы пробили полночь, когда на площадь вылетела карета в сопровождении четверки всадников. Взметая вверх воду из замерзающих луж, окруженная облаком мелких брызг, конная группа пронеслась через площадь и слегка сбавила скорость перед воротами, которые, словно по волшебству, растворились, пропуская ночных гостей во двор Университета. Стражники, едва различимые в темноте у ворот, откозыряли проезжающим.
    Во дворе карета свернула к зданию Духовной Академии и остановилась перед входом. На пороге маячили факелами две тени. Из кареты выскочил высокий мужчина, и, сделав знак спешившимся всадникам следовать за ним, приблизился к встречающим.
    - Профессор,… Пьер, – кивнул он.
    - Привет, Сэм! – воскликнул юноша.
    - Доброй ночи, капитан, проходите, – простуженным голосом произнес профессор Ворнерс.
    Капитан, в сопровождении стражников, взбежал по лестнице вслед за профессором и юным Фонтоне. Несколько минут они плутали по едва освещенным коридорам, поднимались и спускались по лестницам.
    - Сэмьюэл, – обратился Пьер к капитану, шагая с ним в ногу, за спиной у профессора – Ты не представляешь, сколько интересного в этих бумагах! При одном виде этих загадочных знаков я чувствую, что там какая-то тайна.
    Гарди-Прад неопределенно хмыкнул в ответ.
    - Может там зашифровано открытие, которое перевернёт мир! – не унимался Пьер.
    - Всё может быть, мой друг, узнаем в свой черёд.
    - Ну неужели тебе не интересно, Сэмьюэл?
    - Честно? Нет. Мне сейчас куда интереснее вопрос: когда я спать лягу? Сегодня был длинный и тяжелый день…
    Пьер обиженно уставился себе под ноги.
    - Вы сейчас всё увезете, и мы никогда не узнаем… - пробормотал он, - скажи хоть куда?
    - Какая разница? Это надежное и охраняемое место, – ответил капитан, - Не следует таким «переворачивающим мир открытиям» валятся где ни попадя.
    - Ну мне то ты можешь сказать? – настаивал юноша – А! Да я и сам знаю… Форт Ангела?!
    Сэмьюэл пожал плечами.
    - А я думал мы с тобой друзья… - заглядывая в глаза капитану произнес Пьер.
    - Друзья, - Гарди-Прад улыбнулся, – только ты бы поменьше распространялся об этих бумагах? Это я тебе как другу говорю…
    - Ну-ну, - Пьер окончательно надулся.
    - Вот здесь, – профессор Веренс остановился и осветил факелом одну из комнат, – Это, это … и ещё вот это, - указал он.
    - Благодарю Вас профессор. Ребята, взяли! Пьер проводи их.
    Стражники быстро похватали связки бумаг и утопали вслед совершенно расстроенному Пьеру, светившему им путеводной звездой, рассеивающей тьму переходов.
    - Скажите капитан, - обратился Ворнерс, когда процессия скрылась из вида, - Куда их увозят? Я смогу ещё раз увидеть эти документы?
    - Зачем? – Гарди-Прад удивленно оглядел фигуру профессора с ног до головы, - Ах, да… Не знаю. Лучше всего Вам на время вообще забыть о своей находке. Лучше для всех нас.
    Капитан приблизился вплотную к профессору, так, что практически нависал над ним.
    - И я прошу Вас, ради Вашего же драгоценного здоровья, никому ни слова. Какие архивы? Кто вывозил? Куда вывозил? Вы понятия не имеете ни о каких архивах…
    - Понимаю, понимаю, - сдавленно прохрипел Ворнерс.
    - Ну а раз так, то проводите меня к выходу, - Сэмьюэл попытался придать бодрости своему голосу, - и покончим с этими полуночными хождениями. Вы как-то плохо выглядите профессор, Вам надо больше отдыхать…

11 месяца Полотна.
Остарикка.

Трястись в карете почти без остановки - удовольствие сомнительное. Читать мне уже давно не хотелось. Бледные и тонкие губы Марты фон Вейд сжимались в узкую полоску, сухие пальцы без устали перебирали четки. Маргарет дремала рядом со мной.

На следующий день, после того как я получила письмо от дяди с вестью о смерти Императора (в нем же сообщалось о намерении дяди сопровождать князя Торнхейм  в Руна, и содержались распоряжения о поместье на время его отсутствия), в поместье буквально ворвалась баронесса фон Вейд. Визит был неожиданным. К тому же сестра умершей жены дяди всегда недолюбливала меня.
- Это не справедливо, - с порога заявила она мне. – Со стороны твоего дяди просто эгоистично было не взять вас с собой. В доме две девушки на выданье, а он отправляется в Рунн без вас. Как он мог! Такая блестящая возможность! Лучшие дворяне Брамера отправились с князем… Я уже не говорю о том, что в Рунне… Но пока я с вами - вам не о чем  волноваться, малышки. Мы немедленно едем за ним! Я заставлю…
- Она в своем уме? - Тихо спросила я Маргарет.
- С тех пор как прочитала письмо от отца, по-моему, нет. – Так же тихо ответила она мне.
- Это ужасно.
- Да! Да! Это ужасно! Валентина, мой долг заменить вам мою умершую сестру, - баронесса приложила белоснежный платочек к уголкам глаз. – Я немедленно…Гретхен! Нужно собрать вещи номены Валентины. Мы едем в Рунн!
- Я не могу. На моем попечении Абигаль! К тому же…
- Глупости, - отмела она мои возражения. – Гретхен…
- Можешь не говорить. Это бесполезно. Она не слышит. Я убеждала ее всю дорогу сюда. – Подняв к небу глаза, сообщила мне кузина.
- Дядя будет в ярости.
- Не то слово. Что будем делать?
- Убеждать, - твердо сказала я.
Но легче наверно уговорить реку повернуть воды вспять. На все мои возражения баронесса находила доводы. На все проблемы, встававшие на пути – решения (что интересно вполне разумные). В итоге Аби осталась на попечение Гретхен (поскольку место в карете нашлось только для меня, а четвертое занимала личная горничная баронессы). Ей же было поручено присматривать за слугами в замке. Распоряжения дяди были переданы необходимым людям. К счастью барон не взял с собой своего самого-самого человека – главного лесничего Рудольфа и я могла быть спокойна, что за всем проследят как должно. Единственное что смущало меня – это зачем баронессе потребовалось мое участие в данном безумстве. Но Маргарет по своему объяснила мне это:
- Думаю, она надеется, что при нас двоих отец не спустит на нее весь свой гнев. К тому же ты его любимица.
- Ты тоже.
- Ну, ему нравится быть отцом самой прекрасной девушки Брамера. Но я бы предпочла, чтобы он гордился не только моей красотой.
- Перестань. Ты что хочешь, чтоб я начала стонать из-за того, что я не так красива как ты?
- Одна - умница, другая – красавица.
- Перестань принижать себя.
- Ты тоже.
Это был наш вечный спор.

И вот уже много дней мы преследовали картеж из Брамера, по не слишком хорошим почти весенним дорогам. В Дену мы въехали днем 11.

11 месяца Полотна.
Остарикка. Дена.

Барон фон Хирш занимался приговлениями к завтрашнему отъезду. Фактически он пытался занять себя, чтобы не думать о произошедшем вчера вечером. И ему это прекрасно удавалось до тех пор, пока он не заметил наблюдающую за ним в окно Клариссию Торнхейм. Он не стал делать вид, что не заметил её и адресовал ей глубокий поклон. Даже с расстояния он увидел, как сжались её губы. Девушка немедленно отошла от окна. Все было еще хуже, чем он думал. В Кларе взыграло желание отомстить. А он бы предпочел, чтоб в ней взыграла гордость, заставляющая не замечать обидчика. С этим он бы справился. Но как быть с тем, что теперь ему постоянно придется сталкиваться с ней, встречаться взглядами. Но если бы Клара знала, что даже сейчас, еще не сделав ничего, она победила.

- Дядя!
И чуть запоздалый второй окрик:
- Отец!
Хирш замер и не поверил глазам. Через грязный двор, чуть подхватив юбки и не замечая луж, к нему бежала Валентина. На бледном усталом лице воспитанницы сияла сама радость. Как? Откуда? Но, тем не менее, барон с удовольствием обнял подбежавшую девушку и чуть позже он с такой же радостью обнял чинно подошедшую старшую дочь.
- Итак, мои дорогие, что вы здесь делаете?
- О! Дядя, клянусь, мы в этом совершенно не виноваты.
- Понимаю. – Он, наконец, заметил брезгливо обходящую лужи баронессу фон Вейд.
- Марта. – Холодным кивком поприветствовал Фридрих Карл присоединившуюся к ним баронессу.
- Фридрих, ты плохой отец и никудышный воспитатель, - с места в карьер начала та, не забыв при последних словах уколоть взглядом Валентину.
- Неужели? – Холодно усмехнулся он в ответ.
- Да. Как ты мог?
- Довольно. Я так понимаю, что убедить тебя увезти их домой и убраться самой мне не удастся?
- И не надейся!
- Что ж. Я так и подумал. Придется придумать, куда вас разместить. Валентина, надеюсь, ты оставила мое поместье в надежных руках?
- Дядя, я думаю, вы будете довольны моим выбором.
- Я в этом несколько не сомневаюсь. Почему Агнесс не с вами?
- Для Аби не было место в карете, - робко сказала Маргарет.
- Не смотри на меня так! – Взвилась баронесса. – Я не могу путешествовать без горничной!
- Это было бы трагедией!
Злой взгляд был ему ответом.
Возможно, нежданное появление женское половины его семьи было спасением для него. И большее количество проблем заставит его не так остро воспринимать ситуацию с Кларой. Бог посылает нам ровно столько испытаний, сколько мы сможем выдержать.

11 число месяца Полотна.
Рунн. Особняк Барна.

   Новый день принес с собой новые сомнения и страхи. Жан-Пьер периодически ловил на себе недобрые взгляды Виктуара, и вот утром, старший брат решил зайти и поговорить с младшим. Жан-Пьер как раз собирался пойти на службу, и поэтому вертелся перед зеркалом.
   - Куда мой брат тянет свои длинные руки? И не мешают ли они ему во время сна? - спросил Виктуар сразу же, как только пожелал младшему хорошего дня.
   Жан-Пьер поморщился. Брат что-то заподозрил, зря он столько рассказал этой Катажине Риди. Если он не научится следить за своим языком, то может уже готовить для себя петлю. Теперь приходилось получать по счетам. Нужно как-то выкручиваться – прежде всего – все отрицать.
   Жан-Пьер состроил благостно-идиотское выражение лица и сладким, вкрадчивым голосом, каким он обычно выпрашивал у мамы сладости, сказал:
   - Не понимаю, о чем ты говоришь, мой любимый и дорогой старший брат?!
   Виктуар не изменился в лице, и сев на постель, с прежним мрачно-циничным выражением продолжил:
    - Ну-ка, расскажи подробнее, как ты меня и за что любишь?
    За окном пели птички, светило солнышко, Жан-Пьеру отчего очень сильно захотелось отказаться там, причем прямо сейчас.
   - Ты не прекрасная дама чтобы я объяснялся тебе в любви, – уже с раздражением заметил младший брат. – Люблю за то, что ты есть, и все.
   Виктуар ухмыльнулся. Третьему сыну Альфреда очень не понравилась вот эта его поганенькая ухмылочка, видимо наследничек уже что-то придумал. Теперь надо искать пути отступления, редкостный, по мнению Жан-Пьера, подонок - Виктуар может слишком многое, у него и денег и связей больше. Но его последующая реплика удивила Жан-Пьера до глубины души.
    - Я тоже люблю своего брата, – небрежно заметил старший. - И прямо ради него готов пойти к маршалу Рунна и попросить отправить любимого братца в Коннлант, чтобы тот защищал интересы Империи, Экклессии и прочее, прочее… Причем, - он еще раз ухмыльнулся. - Я уверен, что отказать наследнику Барна маршал не захочет…
   Коннлант! Эту дыру? Жан-Пьер чуть не задохнулся от возмущения, и уже не задумываясь, пролепетал:
   - У меня есть дела и в столице… У меня здесь интересы!.. и вообще… Коннлант?!
   Виктуар кивнул:
   - Уверен, что ради любви к старшему брату и интересов рода все дела, ты оставишь на потом. Вот вернешься в лавровом венке - доделаешь, тем более я вчера видел, чем ты занят в столице. В Коннлант, без всяких возражений.
   - Я что – крайний?  - возмутился младший брат. – Отправьте Эдвара Нортми! Или Фредерика!
   - Ты единственный, кому я полностью доверяю, – в глазах Виктуара прыгали дьявольские искорки. - Ты должен ценить это доверие и поверить, что за всем и везде нужен глаз великого семейства Барна! А кто такой Фредерик? Нет, ему я не верю, и люблю меньше.
   - Я подумаю… Мне нужно время, чтобы собраться и уладить все незаконченные дела, – процедил сквозь зубы Жан-Пьер.
    - Нет времени думать, отъезжать надо будет сразу после похорон, – заметил Виктуар, и ушел, оставив младшего брата барахтаться в волнах отчаяния.
   - Проклятье! – один их стульев врезался в дорогое зеркало и оба предмета разлетелись на куски, зеркало кроме того, осыпало всю комнату острыми осколками. Жан-Пьер был просто в ярости. Коннлант! Было бы лучше, если бы Виктуар просто убил бы его, он тогда меньше мучился. Мало того, что там идет война, так там у него и нет никаких знакомых, с которыми можно весело провести время!
   Он выскочил прочь из своей комнаты, и чуть ли ни бегом пустился по коридору. Опомнился он лишь тогда, когда сшиб кого-то с ног. Оглядевшись, Жан-Пьер протянул руку, помогая встать – на полу, поохивая, сидел его дядюшка Жоффруа.
   Жан-Пьер всегда считал своего никчемного дядю олухом, позором для такой семьи как Барна – казалось, что у него и остальных членов их фамилии нет ничего общего. Все Барна отличались изрядной хитростью и наглостью – Жоффруа был глуп, как тетерев, и прост как дуб. Он ходил с вечно опущенным взглядом, часто запинался, когда говорил, им вертели все, как хотели, обманывали и дурили. Все – включая супругу, детей и слуг. А он воспринимал все как должное – всего пребывал в благодушно-добром настроении, любил хорошо поесть, изредка, когда огорчался – быстро отходил и вновь продолжал улыбаться. Он жил словно по заповедям Каспиана, из него мог бы получится отличный монах – но почему Жоффруа побаивался других священнослужителей, всех кроме кардинала Теодоруса, который сейчас рулил своей паствой в герцогстве Барна.
   Вот и теперь, поднявшись и отряхнувшись, он что-то забормотал себе под нос.
   - Дядя? – Жан-Пьер потряс его за плечо. – Ты цел?
   - Я?… - казалось, Жоффруа растерялся. – Я цел… цел…Ты так спешил… Что-то случилось, Жан?
   - Да. – Жан-Пьер сжал кулаки и зубы. – Проклятье… Меня хотят отправить в Коннлант! За что? Ведь я, ничуть не хуже остальных, даже лучше. Эх, если бы у меня были деньги и власть! Тогда бы я был сильным! Тогда бы я смог показать все, на что я способен!
   - Сильным? – пролепетал дядя. – Ты бы… хотел быть… сильным?
   - Разумеется! – Жан-Пьер прислонился лбом к холодному стеклу – его сводила с ума мысль о Коннланте. – Я бы добился для дома Барна такого могущества, что мое имя осталось бы в веках!
   - Мог… могущества? – Жоффруа казалось, задумался. – Думаю, я могу… могу тебе помочь…
   - В чем, дядя? – Жан-Пьер посмотрел на него почти с презрением. – Я не хочу ехать в Коннлант!
   Дядя, похоже, заволновался. Он пытался что-то сказать, но никак не мог сформулировать свою мысль.
   - Пообедаем! Да, пообедаем с твоей тетей... Тетя Гертруда, ты ведь помнишь ее?…
   Жан-Пьер кивнул. А это мысль. Его тети, в отличие от дяди были еще теми барышнями – таким палец в рот не клади. Гертруда в свое время вышла замуж за Этьена де Нортми, родив затем этого неудачника Николу и дурочку Анжелику. Прелестно. Про ее таинственный приезд в столицу судачил весь Королевский город, но Гертруда вернувшись после многолетнего отсутствия, заняла свое место рядом с главами двух могущественнейших семей Рунна. Она могла ему помочь.
   - Я, разумеется, помню, – кивнул Жан-Пьер. – Согласен, сейчас самое время пообедать.
   - П.. пошли… - Жоффруа неуклюже махнул рукой, и дядя и племянник проследовали в кабинет заместителя канцлера, коим и был Жоффруа. Там уже был накрыт один из небольших столиков, а в одном из кресел застыла дивной красоты женщина – его тетя. Жан-Пьер даже приоткрыл рот от изумления – он помнил Гертруду совсем иной, хотя это была она, никаких сомнений. На ней было черное бархатное платье, на руках блестели тонкие золотые браслеты, на изящной шее висело ожерелье из рубинов.
   Длинные ресницы взметнулись вверх в удивлении, и Жоффруа поспешил пояснить:
   - Беда… беда приключилась с Жаном! Мы можем помочь…
   Гертруда улыбнулась.
   - Садитесь. Брат мой, ты расскажешь, что за беда у милого юноши?
   - Лучше я, – мрачно сказал севший в кресло Жан-Пьер. Дядя ведь полчаса будет что-то лепетать.
   - Я слушаю. – Гертруда взяла изящный бокал, наполненный красным вином до самых краев.
    - Мой брат Виктуар хочет, чтобы я отправился в Коннлант. – вздохнув начал повествование о своих бедах Жан-Пьер. – Но я этого не хочу. Мне нравится столица, и мне кажется, что мое место здесь.
   Гертруда взглянула на Жоффруа. Тот засуетился.
   - Жан хотел бы… обладать силой… достаточной чтобы сокрушить… сокрушить врагов Дома Барна.
   - Это правда? – тетя отпила из бокала. – Дом Барна всегда нуждался в людях, которые стремились к власти и славе. Но простого желания мало, тут нужна, готовность идти вперед, сметая любые преграды на своем пути. Этот путь не для слабых.
   - Я готов! – заявил Жан-Пьер. – Я мог бы идти по такому пути, но мне не дают. Братья, отец… Все они мешают мне, они не ценят моих талантов.
   Гертруда рассмеялась.
   - Милый мой, ты чересчур наивен и самоуверен. Но я и, правда, вижу стремление в твоей душе. Ты всегда желал нечто большее чем то, что у тебя есть. Мне это нравится.
   Жоффруа что-то попытался сказать, но она остановила его жестом руки.
   - Значит, Виктуар хочет тебя отправить в Коннлант? Ну что же, я поговорю с ним, а затем я проведу несколько бесед с тобой, дабы понять, действительно ли ты достоин имени Барна или же ты останешься, тем, кто ты есть сейчас…

11 число месяца Полотна.
Рунн. Особняк Барна.

   Когда закрылась дверь за Жан-Пьером, Гертруда Нортми еще раз улыбнувшись своему брату Жоффруа, встала и, остановившись перед большим зеркалом в резной раме, стала рассматривать себя – все-таки она была ослепительно красива.
   Ее брат сел за свой стол, и достав еще одну бутыль вина, налил себе.
   - Думаю, из него выйдет толк, - сказала Гертруда после минутной паузы. – Вижу в нем жажду власти и наслаждений. Ума только мало, но нынешнее поколение таково – или у них есть желания, или разум. Но ни того, ни другого вместе. Кого ты еще нашел?
   - Я видел многих, – ответил Жоффруа, голос его изменился – стал ровнее, увереннее. – Достойных и, правда, мало, однако некоторые тебе понравятся. Многие из них – ученики мастера ковена Дьявольских псов.
   - Псы. – Гертруда поджала губы. – Грязные ублюдки.
   - Знаю, ты их не любишь… - Жоффруа покачал головой. – Но они полезны, никто из других ковенов так не продвинулся в поиске печатей.
   - Может быть, – скептически сказала его сестра. – А когда прибудет Теодорус?
   - Он собирался подождать герцога Динштайна и князя Торнхейма. – Жоффруа налил себе еще. – Сестра, ты думаешь, пророчества исполняются?
   - Никаких сомнений. – Гертруда улыбнулась. – Все идет так, как было предсказано. Император мертв, теперь все возможные претенденты должны вступить в схватку меж собой. Тогда над Империей поднимется зарево пожара, в котором и сгорит этот мир. Наша задача – печати, хотя и планирую внести свою лепту в разгорающуюся войну. Надо поговорить с Альфредом, с Екатериной, с Роем Фростом и моим мужем, все они должны сыграть собственную роль. А ты займешься южанами. Я слышала, Евгений уже в Рунне?
   - Да, – кивнул Жоффруа. -  Но я его еще не видел. Меня тревожит орден Симеонианцев, они слишком много знают. Кардинал Руиз забрал осколки одной из Печатей.
   - С ними надо покончить, так же как мы покончили с Клинками, – сестра прошлась вдоль комнаты, разглядывая узоры кирийских ковров. – Стоило, немалых трудов сделать так чтобы никто ничего не заподозрил. Сказанная вовремя фраза про богатства Ордена, которую услышал наш дорогой Александр, перехваченное письмо от Монбара, которое Этьен так и не увидел. Я начинаю гордиться тобой, братец.
   - Посланца пришлось убить лично, – скривился ее брат. – Ни на кого нельзя рассчитывать, все приходится делать самому. Но Руиз умнее Монбара.
   - Тут нужен тонкий расчет. – Гертруда прикусила губу, задумавшись. – Думаю, Теодорус сможет оказать влияние на членов Конклава. Насколько я слышала, нынешний Первосвященник был против назначения Руиза… Возможно, нашим святым отцам стоит призадуматься, тот ли человек находится на должности прелата в столице Империи.
   - Разумеется, предложение внести должен не сам Теодорус. – подхватил Жоффруа. – А какой-нибудь фанатик, брызгающий слюной от ярости и готовый бить своих, чтобы чужие боялись. Скоро все они будут здесь, надо выбрать подходящего, и внушить нужную мысль.
   - Верно. – Гертруда остановилась посреди комнаты, задумавшись. – Кстати, герцог Нортми молчит, но возможно знаешь ты. Как поживает моя малышка, этот агнец божий, Анжелика?
   - Видел ее недавно, – ответил Жоффруа. – Немного бледна, боязлива. Все эти откровенческие побасенки вгонят ее в могилу раньше времени. Поговори с Этьеном, ведь так и уморить девчонку недолго.
   - Герцог Нортми собирается выдать ее замуж. – Гертруда наматывала локон на палец и улыбалась. – Думаю, ее супруг и будет о ней заботиться. Надо сказать, Этьену вообще ни до кого дела нет, он давным-давно запутался в своих собственных проблемах. Но я обеспечила дочку занимательными книжками, которые ей теперь успешно подсовывают, и вскоре она будет готова лечь на приготовленный для нее жертвенный алтарь, даже просить будет…
   - Рад это слышать, – холодно сказать Жоффруа. – С моим сынком не все так благополучно.
   - Надо будет и на него взглянуть. – Гертруда звонко рассмеялась, и подошла к двери. – Хорошо, брат мой, мы еще увидимся. Сейчас мне надо проведать других своих родственников.
   Жоффруа кивнул и начал что-то писать. Его сестра, закрыв за собой дверь, задумалась. Теперь ей предстояло посетить остальных – Альфред и Екатерина уже получили письмо от нее с извещением о предстоящем визите.
   Она слишком давно не видела своих родных – до времени ей нужно было оставаться в Нортми, но после того, как третья печать была сломана, ее силы возросли, и Гертруда теперь была способна закрыть себя от магического взора служителей Каспиана.
   Кабинет канцлера в особняке Барна находился в правом крыле, в отличие от кабинета его заместителя который был в левом. Гертруда неспешно проследовала по длинным галереям, по ходу ловя улыбки своих младших племянников и поклоны слуг. Все-таки ее здесь помнили, хотя она не была семь лет в Рунне, изредка бывая в родовых владениях Барна.
   И вот, она оказалась перед тяжелой деревянной дверью, покрытой затейливой резьбой, которая не замедлила распахнуться, пропуская в рабочий кабинет ее брата, ныне фактического властителя Империи.
   - Ваша Светлость. – Гертруда снова улыбнулась. – Сколько времени прошло, Альфред, с тех пор как мы последний раз виделись?
   - Много, сестра. – Альфред покачал головой. – Но чем мы старше, тем оно быстрее бежит. А ты изменилась…
   - Этот северный воздух… - его сестра села на стул, и улыбнулась. – Он омолаживает. И, конечно, очень важно правильное питание.
   - Да. Мы тут многое теряем, оставаясь в Рунне днем за днем. А что делать – сплошные дела и заботы. Вот и сейчас – смотри, какая трагедия случилась.
   - Ужасная весть… - с лица Гертруды немедленно сошла улыбка. – Ты говорил с Като? Как она?
   - Держится… - канцлер вздохнул. – Конечно, дети не должны умирать раньше родителей. Я надеюсь, твой муж поймет, что случилось на самом деле.
   - Насколько я поняла, - герцогиня Нортми внимательно посмотрела на брата. – Он уже на полпути к истине. Мы скоро узнаем правду.
   - Правда, это конечно хорошо. – Альфред призадумался. Сейчас он что-то ей скажет важное. – Но у нас нет наследника престола. Наша семья всегда желала мира и процветания Империи, мы выступали против ссор и вражды, которые столь часты между родами. Я знаю, что претендентов на трон несколько, и за каждым из них стоит та или иная сила. Вступив в борьбу, они могут разорвать государство в клочья.
    - Что и требуется, - подумала Гертруда, но брату ответила: - Я, кажется, догадываюсь, к чему ты клонишь…
   - Твой брак с герцогом Нортми был большой удачей для нашей семьи, – прямо заявил Альфред. – Нам удалось связать откровенцев политическим союзом, отсутствие которого бы привело к новой войне между югом и севером. Наиболее вероятным кандидатом является Диего Иберо. Я бы хотел, чтобы ты поговорила со своим мужем, их затяжной конфликт с Иберо пора заканчивать. Глупая вендетта. Скоро все Иберо будут в Рунне, надо организовать встречу между герцогом Антонио, герцогиней Алисой и твоим мужем.
   Гертруда кивнула. В принципе стоило ждать чего-то такого. И, возможно, это откроет путь к новым возможностям. К власти действительно, скорее всего, придут Иберо, а ей пока нужен был Этьен, находящийся на своей должности и расследующий смерть Александра. Она была уверена, что в процессе выяснения всех обстоятельств этого странного происшествия СИБ неминуемо выйдет на печати.
   Значит, пусть встречаются и мирятся. Надо поговорить с Этьеном, понять, как тот настроен…  Война все равно вспыхнет, неминуемо, а если при этом возникнут новые обиды, так тем лучше. Чем выше ты стоишь, тем больнее будет падать.
   - Я сделаю все возможное… - сказала она своему брату. – Разумеется, мы еще увидимся, а теперь – прощай, оставляю тебя, чтобы ты мог еще поработать на благо нашей Империи.
   Ослепительно улыбнувшись напоследок, она ушла, а в воздухе еще долго витал приятный запах ее духов.

11 месяца Полотна. Рунн.


        Гвардейцы остались ждать возле кареты, доставившей Императрицу к собору Святой Лары. Эрмина помедлила на пороге храма, поправила тонкую черную вуаль, дымкой окутывавшую ее лицо, и шагнула внутрь. Легко, так что эхо, вызванное стуком каблучков по каменному полу, затихало, не достигнув сводов, прошла в один из пустых боковых притворов.
        Икона на стене изображала склонившегося перед святой Ларой Владыку Пустыни. Девушка в лохмотьях с невероятными глазами пророчицы или безумной сидела на троне, а сам Владыка стоял перед ней на коленях и протягивал свою корону. Пожалуй, такой гордый и торжествующий взгляд не совсем подходил проповеднице. Рито Сантино рисовал святую со своей последней  возлюбленной, оставившей векам только имя – Фьяметта. Говорили, что она попрошайничала на улице, жена художника пожалела маленькую бродяжку и взяла к себе в дом. А через несколько лет выросшая и похорошевшая девушка околдовала Сантино. От него ушли жена с детьми и почти все ученики, но мастер этого даже не заметил, одну за другой рисуя картины со своей любимой. Каждый прав строить свое счастье на несчастье других?
        Голубоватый дым от свечей поднимался к витражам узких длинных окон. Послышалось тихое пение. Начиналась очередная заупокойная служба по Императору. Эрмина присела в нишу на скамью, опустила руки, спутанные четками, на колени и закрыла глаза. Словно осмелев, хор зазвучал громче. Слившиеся воедино звонкие голоса обещали «жизнь вечную за смертным порогом». Музыка смывала дневные заботы и ночные мысли, давала силы жить дальше, не жалея себя.
        Она приехала сюда не скорбеть об Александре. И даже не плакать о себе. Здесь всегда хорошо думалось. А Шенбрунн в последние дни кажется ей чересчур тесным. Для двоих.
        Ни-кэ… имя рассыпалось хрустальными иглами, куда ни наступишь – всюду они. Больно. Все началось слишком давно, чтобы они могли теперь остановиться по своей воле. И непомерно долго во дворце слово «любить» было равносильно «сломать». Изящные сильные пальцы сжались и разжались, в глазах под шелковой завесою ресниц затеплился опасный огонек. «Александр умер, и теперь он посчитал для себя возможным… а для меня? Всего лишь протянуть руку, и флейта радостно заиграет его любимую мелодию? Что же, это еще не конец…»
        Сегодня ей принесли записку от Като. Теперь они обе – вдовствующие императрицы. Как написала belle-mere, пришло время подумать о душе. Что-то там еще было о том, с каким нетерпением она ждет прибытия дорогого ее сердцу Бонифация, чтобы исповедоваться. Письмо женщины, которую держит очень мало земного. Эрмина улыбнулась своим размышлениям. Наверно, ей тоже стоит навестить Его Святейшество по приезде. Она даже не сомневается, что встретится там с Ее Величеством. Угадывать подобные намеки и создавать их давно стало для Эрмины Иберо так же естественно, как дышать. У нее были хорошие наставницы.

        «Ты думаешь, я буду хорошей императрицей, Алистина?» Герцогиня Иберо обняла за плечи юную девушку в подвенечном платье и посмотрела поверх ее плеча в зеркало. Два взгляда встретились на серебристой глади. Карие бархатные глаза Эрмины смотрели с молодым задором. Так смотрит юность, не зная предела своих сил, но в полной уверенности, что они – бесконечны. Женщина с улыбкой застегнула на шее Эрмины сверкающее бриллиантами ожерелье – предсвадебный подарок императора невесте, один из многих за эти дни. «Тебя невозможно не полюбить. Но, знаешь что, Эрминита… чтобы ни происходило в жизни, не стоит ставить все на любовь». «Я помню, ты говорила, - девушка сдвинула брови, произнося давно выученное, - Любовь народа заслужить легко, но есть еще разные партии при дворе, а я – Иберо, и для каждой из них важно найти свой ключ. Ты об этом?» «Не совсем, mi hija*, - Алиса называла ее так в особенно торжественных случаях, - Если у тебя не будет любви, можно быть счастливой и без этого. Всегда останется семья; а если ты приложишь усилия, то еще и независимость, игра и восхищенные тобой, а это не мало».

        Скоро, уже совсем скоро приедет Диего. Выбор Домов легко предсказать.  Конечно, не все безоговорочно поддержат Иберо. И уж точно Нортми среди них не будет. Выбор сделать очень легко, труднее прожить с ним. Еще есть время, если только…
        Чьи-то шаги. Высокий мужчина в черно-алом кардинальском одеянии зашел в притвор. Эрмина откинула вуаль и вышла из ниши. Кардинал Руиз обернулся и склонил голову:
        - Ваше Величество, если я помешал…
        - Нисколько, Ваша Светлость. – Прервала его Эрмина, подходя. – Я рада нашей встрече. Я так и не поблагодарила Вас за то, что Вы сделали.
        - Да, Сандра дэ ла Прад и капитан Нортми свободны. Вы довольны?
        - Конечно, ведь мне зачтутся все добрые поступки, - с шутливой улыбкой ответила Эрмина.
        - И счастливы? – испытующий взгляд черных глаз было трудно выдержать, но она не отвернулась.
        - Разве счастье дается тем, кто о нем просит, Ваша Светлость? – серьезно спросила она.
        - А они просят о счастье? И что же оно такое - это счастье, как Вы думаете, Ваше Величество?
        - Мы оба задаем вопросы, на которые не можем ответить. – Ее губы чуть дрогнули, в глазах появился вызов. – Но когда я узнаю свой ответ, – я скажу Вам.
        - Я отвечу на ваш вопрос, дочь моя. Счастье дается тем, кто просит, и всегда. Только не сразу. А ждать люди не привыкли. Так трудно смирять желания и осмыслять поступки. – Руиз посмотрел на икону, а затем на лицо молодой императрицы. – Дитя мое, ведь кроме жаркого желания счастья есть простой и очень сложный закон: оно должно быть заслуженным. Увы, не мне судить и решать, кто и когда заслуживает счастья.
        Девушка на иконе надменно принимала поклонение и восхищение. Час торжества – от которого она не спешила отказываться.
        - Вы верите, - прервала молчание Эрмина. – что после смерти Сантино Фьяметта ушла из его дома, ничего не взяв с собой?
        - И приняла в монастыре, окна которого выходили на кладбище с могилой мастера, обет молчания? Может быть. А может, она собралась и уехала, куда-нибудь в Экилон, где спокойно прожила еще много лет. Но, - кардинал улыбнулся, - люди хотят слушать если не про большое счастье, то про очень большое горе. То, что находится между этими двумя крайностями, не слишком им интересно. Поэтому они переписывают конец сами. Сейчас за этими стенами, по всему городу, творится новая легенда – о смерти Императора и борьбе за трон.
        - И мы – ее часть?
        - Участники, Ваше Величество. Или творцы. Легенды редко хорошо заканчиваются. Однако, – кардинал задумчиво посмотрел на картину, - попасть туда – великая честь…
        - А выбраться оттуда живым – великий подвиг. – карие глаза насмешливо блеснули. – Итак, мы играем в легенду… мне нравится, как это звучит. Сегодня моя очередь благодарить Вас за беседу, Ваша Светлость.
        - Если Вы нашли в ней то, что искали, то я принимаю благодарность.
        - Да. – Эрмина выдержала еще один внимательный взгляд и улыбнулась одними уголками губ. – Конечно, да.

        Разговор с кардиналом – очередная головоломка, все значение которой она поймет позже. Там есть над чем подумать. Но пока с нее довольно. Эрмина откинулась на спинку сиденья, ровное покачивание кареты усыпляло. После собора она распорядилась ехать к особняку Прадов. Столько быть подругой Сандры и ни разу не заглянуть к ней домой. Почему бы не исправить эту ошибку сегодня?
        - Ваше Величество, мы приехали. – Лейтенант распахнул дверцу и протянул руку, на которую она оперлась выходя.
        Встретившая ее служанка сказала, что майрис Сандра в кухне. Удивляясь про себя, Эрмина прошла по темному коридору и была вынуждена сощурить глаза на пороге большой, залитой светом кухни. Там было жарко. Сандра, в длинном фартуке и с подвязанными косынкой волосами, хлопотала над столом, засыпанным мукой.
        - Эрмини! – зеленые глаза подруги радостно вспыхнули, она всплеснула руками, и над столом поднялось белое облако. – Прости, обнимать не буду. Хочешь, присоединяйся? – лукаво добавила она.
        - Номени дэ ла Прад, – преувеличенно гордо вскинув голову, начала Эрмина. – да будет вам известно, что ни одна благородная женщина Юга никогда…
        - Ты просто не умеешь готовить!
        - Не умею, - безропотно согласилась Императрица. Она присела за стол, подальше от мучного раздолья и протянула руку к блюду с горячими, ароматно пахнувшими корицей плюшками. – Зато я очень голодна.
        - Ешь на здоровье. Там за тобой на полке кувшин с молоком. Налей мне тоже, я уже почти закончила. И рассказывай последние новости!
        - Вчера приехал Тони, - Эрмина с удовольствием отпила молока, - Диего и остальные тоже скоро будут. – Дорогой Тони. Он всегда держал свое слово: и когда брал их с Диего в Чаячью бухту к рыбакам в ночь святой Актавии, и когда позже посылал корабль за Като, и еще тысячу раз... Ей повезло с братьями.
        - Итак, приедут Иберо… и что же будет? – Сандра смотрела на подругу, задумчиво рисовавшую ломаные линии на рассыпанной муке. Та подняла глаза и подула на испачканные кончики пальцев
        - Все Иберо очень любят танцевать. Не только любят, но и умеют, причем красиво. Будет большой танец, Сандринья.
        - Постарайся выбрать хорошего партнера. – фыркнув, посоветовала рыжеволосая. – А то можно оттоптать ноги и не получить никакого удовольствия.
        Эрмина тихо рассмеялась.
        - Что бы я делала без твоих советов, моя разумная Сандра?
        - Потерять в танце голову тебе и без меня не грозит, Эрмини, но я рада, что мои советы развеселили Ваше Величество. - фрейлина склонилась в глубоком реверансе и подхватила смех подруги.

* mi hija - дочка

11 день месяца Полотна.
Остарикка.

Я стояла у окна и смотрела во двор, все мое внимание было прикованно к Фридрих Карлу фон Хиршу. Я наблюдала за ним не отрывая глаз. В моей голове все еще вертелись воспомининая о ночных событиях. Что за человек этот Хирш? Раньше я его не замечала, а тут одно событие и все мои мысли заняты этим человеком, а точнее тем как его проучить. Я так далеко ушла в свои размышления, что даже не сразу поняла, что Хирш меня заметил, и очнулась лишь когда барон сделал глубокий поклон. Поджав губы я отошла от окна. Как раз в этот момент в комнату вошел Хайнц и уселся в большое кресло. Потянувшись, он размял свои мышцы и похоже собирался подремать после обеденной трапезы.
-Что-нибудь интересное высматриваешь?
-Да так, просто смотрела в окно, любовалась природой, -серьезным тоном произнесла я и снова посмотрела в окно.
-Да? Может влюбилась? - с явным сарказмом спросил брат, поудобнее устраиваясь в кресле.
-Ха, -только и вырвалось у меня. Я скрестила руки на груди и бросила брату презрительный взгляд,-за кого ты меня принимаешь? 
-Ты смотри как разозлилась,- еле заметно улыбнулся Хайнц и наконец посмотрел на меня,- я принимаю тебя за свою сестру, которая как маленький ребенок ищет во что бы ему поиграть. Когда ты вырастешь?
- Я не ребенок!!!! -разозлилась я и сжала кулак
- Конечно. Только губки надуваешь, как ребенок лет пяти.
Я усмехнулась и подошла к изголовью кресла. Так лаского как только  могла обняла Хайнца за крепкую шею. 
Он такой славный, такой мне родной. Пожалуй единственный человек в моей жизни кого я когда-то любила и люблю, единственный кто мне так дорог. Да, я тысячю раз обещала себе быть с ним нежнее и добрее, не перечить и не поддевать его. Но по другому я просто не могу и не умею проявлять свою любовь. Меня никто не научил этому, даже мама. Мы не были избалованны лаской родителей, наверное поэтому порой так жестоки друг к друг. Но к брату я испытываю особые чувства.
И те редкие минуты что я могу просто обнимать тебя, для меня дороги как сама жизнь. Я никогда не отступлюсь от тебя, никогда не предам, и если понадобиться последую за тобой куда угодно... Вот еслитолько я тебе буду нужна. А в этом я почему-то сомневаюсь. В сердце больно кольнуло. Придет время и ты исчезнешь из моей жизни, придет время и ты растворишься, и никакими силами я не удержу тебя в своих руках. и тогда у меня совсем никого не останется, и я буду одна. Я еще сильнее прижалась к брату и одинокая слеза скатилась по щеке, хорошо что Хайнц не видет этого.  И надеюсь он никогда не увидешь
меня слабой и беспомощной, я покажу тебе какой сильной я могу быть. Ты будешь гордиться мной.
-Клара, тебе дали неправильное имя,-неожиданно проворчал брат, рассеивая мои мысли
-Почему?
-Имя тебе лисица! Хитрющая... то слова доброго от тебя не услышищь, а то ласковая такая, может замуж тебя выдать?
Я недовольно фыкрнула
-Просто я очень соскучилась по тебе, брат...
-Я по тебе тоже, сестра, -тихо произнес Хайнц

Семейную идиллию разрушил шум с улицы
-Что это там?
Я подбежала к окну.
Вокруг довольного фон Хирша вились двое молодых девушек и женщина, что-то бурно обсуждая. Наверное это его родственники... Мне это сначала не понравилось,  они могли мне помешать продолжить игру, но я обратила внимание на одну из девушек. И... Это даже очень хорошо что они приехали. Так даже лучше.
-Ну вот, Клара,-я и незаметила как Хайнц подошел сзади,-может быть теперь у тебя наконец появятся подруги?
-Может быть...

12 число месяца Полотна.
Королевский Рунн. Особняк Прад.

      Рыжие волосы окутывали подушки таинственным, сверкающим покрывалом, загадочно переливаясь в свете лучей, восходящего солнца. Сандра, чуть улыбаясь, смотрела на этот блеск, лежа в своей комнате в родном доме Прадов, в центре Рунна. Обнаженное тело девушки тоже отсвечивало волшебным образом. Постороннему наблюдателю, если бы настолько повезло, могло показаться, что на белоснежных простынях лежит драгоценная, мраморная статуя с золотым напылением, словно оживляющим каждый изгиб этой восхитительной работы создателя. Линии тела были настолько совершенны, что не могли не удивить любого ценителя красоты. Но таких тут не было. И это радовало Сандру. Она не желала сейчас никого видеть, она просто находилась в пустоте, одна. Впервые за многие дни - лишь одиночество и пустота. Девушка, чуть улыбаясь, перевернулась на спину и провела рукой по шелковым простыням, наслаждаясь этим чувственным ощущением. Оно принадлежало только ей – здесь и сейчас. Четкие линии бровей сдвинулись, но тут же разгладились: она одна. Все. Пока – одна. Здесь, в собственном доме она всегда могла себе позволить все что угодно. В отличии от королевского дворца, где все было направленно на сдерживание и подавление самой сути ее существа. Сандра по-кошачьи потянулась, переворачиваясь уже на живот и чуть мурлыча от странного удовольствия. Больше всего ей нравилось спать обнаженной, но во дворце она не позволяла себе этого. Не могла и не хотела позволять, заставляя каким-то странным протестом снова и снова перешагивать через возможные барьеры. Это была горькая иллюзия, но она всегда создавала ее вокруг себя: пусть думают что хотят. Свободен тот, кто смеет позволить себе такую роскошь: не слушать пересудов. В дверь негромко постучали. Сандра лениво потянулась и натянула на себя простыню:
- Входи, Энн.
      Горничная вошла и с видимым недовольством уставилась на хозяйку:
- Майрис Сандра, долго я буду ждать? Ванна простынет, а вы все так и будете потягиваться, да прохлаждаться.
      Фрейлина рассмеялась, выгибаясь так, что ее грудь поднялась, а голова запрокинулась:
- Как хорошо дома, Энн! Эти дни во дворце…. Я вроде и спала, но постоянно чувствовала напряжение. А здесь – так уютно. Почти как в Стаиль, - девушка зажмурила глаза, приподнимаясь на руках и встряхивая разлохмаченными кудрями. – Не ворчи, Энн. Я уже иду.
      Верная служанка еле слышно фыркнула, проходя в соседнюю с опочивальней хозяйки комнатку, где уже давно налили огромный чан с водой. Сандра замурлыкала что-то себе под нос, но негодующее восклицание из-за стены, заставило ее рассмеяться и быстро пройти следом за горничной:
- Вот, дождались?! Вода почти холодная!
- Быстрее вымоюсь, - послышался смешок рыжеволосой красавицы, и после задорный всплеск воды. – Ой, правда, холодная!
      Смех разнесся по всему дому вместе с ворчанием служанки, которая принялась мыть свою госпожу. Через довольно длительное время, Сандра дэ Ла Прад придирчиво смотрела на свое отражение в зеркале: волосы были уложены в очень простую, но рассчитанную на самый яркий эффект прическу, плотно облегающее фигурку платье было бы чересчур строгим, если бы не глубокий “V”-образный вырез на груди. Она любила платья за подобную изысканность. Во внешней неприступности проглядывало что-то на редкость соблазнительное и чарующее, как вот эти крохотные, черные, родимые пятнышки, украшающие ее левую грудь и так выгодно открывающиеся как раз в этом узком разрезе. Прибегать к накладным мушкам красавице-фрейлине никогда не было нужды. Она от природы была одарена самыми соблазнительными чертами, которые любила и умела в себе подчеркивать. Негромкое приказание и без того нарочито расчетливо уложенные вокруг талии складки – еще больше подчеркнули фигуру девушки. Сандра решительно отказалась одеть черную, кружевную накидку, не желая скрывать свои рыжие кудри:
- Мы не в Нубии, - фыркнула она, еще раз покрутившись перед зеркалом и оставшись довольна результатом, обернулась к горничной. – Энн, Гордец готов? Марти и Франтишек должны меня сегодня сопровождать. Я желаю прогуляться.
      Служанка улыбнулась, удовлетворенно оглядывая свою госпожу и кивая головой на все ее слова:
- Когда вас ждать, майрис?
- К вечеру. Ты прикажи приготовить сегодня тот самый суп. Ой, забыла… с клецками. Помнишь, Тано узнала рецепт у какой-то подруги и приготовила это чудо так, что можно было забыться и ложку проглотить?
- Да, майрис Сандра, помнится это и случилось. Франтишек откусил часть ложки, уминая вторую порцию, - Энн рассмеялась.
      Сандра весело подмигнула горничной, выходя из комнаты:
- Ничего удивительного! Он у нас очень большой мальчик, а потому – нуждается в самой разнообразной, правда порой – неудобно жевательной пище.
      И все-таки она будет сегодня мурлыкать песенку! Обязательно. Потому что день чудесный, и она в этом убедилась еще раз, когда, выйдя на порог дома, подняла голову и с наслаждением вдохнула воздух, в который так пока робко, но все более уверенно вплетался аромат распускающихся цветов, листьев. И Сандра действительно мурлыкнула, а потом, наклонив голову, улыбнулась своим верным слугам, которые осторожно подводили к крыльцу Гордеца – вороного жеребца с белой отметиной на лбу, который любил гарцевать, когда фрейлина соизволяла совершать конные прогулки. Вот и сейчас, едва девушка уселась в седле, он поднялся, осторожно отпущенный рукой конюха и тут же вскинул голову, заржав и переступив передними ногами.
- Гордец, ты прямо герцог на приеме, - опять рассмеялась Сандра.
      Она оглянулась на вскочивших на своих скакунов Марти и Франтишека, которые подъехали чуть ближе:
- Вперед! – как отдающий приказ о наступлении полководец, весело сказала рыжеволосая красавица, трогая с места своего коня.
      Всадники неторопливо выехали из ворот. Впереди сияя рыжей гривой волос и улыбкой, ехала одна из первых фрейлин Ее Величества, гордо оглядывая свой любимый город. Мостовые были вымыты недавним дождем и едва ли не блестели, по мнению Сандры. Хотя ничего удивительного в этом не было. Королевский Рунн лишь немногим по блеску и красоте уступал самому дворцу. Разве что сам по себе был более чист во всех смыслах. В нем не было места угрожающему величию древних стен, требующих безмолвной жертвы от тех, кто попадал в плен к ним. Не было тут месту и притворству. Потому что слишком многие и разные дома стояли тут. И в отличии от людей – дома не носили масок. Они были честны, отражая характер своих хозяев. Строгий, величественный дом Нортми – ничего лишнего, только самое необходимое и, возможно, тайное. Сандра фыркнула: «Все то у вас – тайное, которое как учит жизнь – всегда становится явным. Вон, как то открытое на берег окно». Весьма изысканный, красивый особняк герцога Флавио. Девушка любовалась на эту тонкую работу, невольно находя невыразимую прелесть даже в опасно нависающих над балконами перекрытиями. На чем они держались – она не могла сказать, но смотрелась эта работа на удивление тонко и изящно. Гордец возмущенно взбрыкнул. Хозяйка в течении почти получаса не обращала на него внимания, а надо было изредка хвалить его стать и походку, что Сандра и сделала, рассмеявшись и погладив шею жеребца. Подняв вновь глаза на дома Королевского города, она наткнулась взглядом на дом Фростов. Сандра внимательно осмотрела этот ничем с виду неприметный дом, который был между тем одной из достопримечательностей Рунна. Даже в отсутствие хозяев тут всегда царил безупречный порядок и спокойствие. Казалось, что на этом дворце лежит странная печать, заставляющего любого замирать, как перед логовом зверя: вдруг, да пронесет и хищник не заметит. Но фрейлина не была бы сама собой, если бы замирала от этого. Для нее особняк являлся разве что удивительно неказистым и грубо-сработанным строением. Особенно в сравнении с его соседями. Дворец Красного Герцога. Девушка приостановила коня на мгновение, вспоминая что-то милое и дорогое ее сердцу. Рука задумчиво и нежно ласкала прядающего ушами Гордеца, а зеленые глаза скользили по зданию из красного камня, что было едва ли не самым большим в Рунне: «Это и не удивительно. При количестве детей в семье канцлера – дом даже маленьким кажется…» Гордец переступил копытами, а Сандра опять улыбнулась своим мыслям, окидывая взглядом внушительную ограду, за которой стоял этот красный, как и сам хозяин, дворец. Вокруг него, кроме ограды созданной людьми, плотной стеной росли деревья, защищая дом от чего-то извне. Или людей от того, что прятал в своих покоях великий канцлер. Сандра еще мгновение задержалась, пытаясь пересчитать окна, но потом решительно вскинула головку и Гордец резво прянул вперед, фыркнув на какие-то свои мысли.
- Франтишек, я желаю еще проехаться по Золотому городу. Вы давно там были? Он все так же хорош?
- Майрис Сандра, Золотой город, лишь чуть уступает Королевскому по красоте.
      Девушка кивнула головой, соглашаясь: «О, да. Ты по-прежнему невообразимо красив и ярок, Рунн. Ты честен и прям с теми, кто приходит в тебя. Если бы я была в свое время умнее, то вняла бы твоим предупреждениям. Но… но ты всегда был и останешься дорогим мне городом. Ты – одно из величайших чудес империи, Рунн».
- Тогда – поехали! Красота и чистота никогда не может наскучить мне. Истинное золото – не блестит, оно сияет, но заметить это трудно. Я не желаю брать золото этого города, предпочитая просто любоваться. Вперед, мои соколята! – девушка еще раз ощутила себя полководцем, объезжающим любимые владения, и рассмеялась.
      А мысли уже занимал следующий дворец, привлекший ее внимание. Он был едва ли не соперником особняку Нортми по строгости, но изящности и красоты в нем было больше в несколько раз. В узких окнах, украшенных изысканными изразцами играли солнечные лучи, найдя себе благодарных товарищей для того, чтобы слепить глаза прохожих и наездников. Сандра прикрыла изумрудный взгляд, чувствуя, как отскочивший от одного из узких оконцев солнечный зайчик, стремительно метнулся к ее глазам, но был остановлен густыми, темно-рыжими ресницами.
- Святой Каспиан! Стоило выйти из дома, чтобы быть сраженным наповал! – неожиданное восклицание обратило внимание красавицы на высокого, темноволосого мужчину, который, не скрывая восхищения, любовался на нее.
- Это нехорошо с вашей стороны, адмирал! – возмутилась она в ответ, наклоняясь и протягивая Антонио руку для поцелуя.
      Мужчина прижался губами к пальчикам фрейлины, не сводя с нее глаз и продолжая удерживать руку:
- Что – нехорошо, прекрасная Сандра?
- Мы не в море, а вы уже без единого выстрела – взяли меня на абордаж, - лукаво улыбаясь, ответила фрейлина.
      Антонио покачал головой:
- Скорее наоборот. И вам это известно, Сандра, - улыбка расцвела на его губах, вызывая еще одну ответную у собеседницы. – Во дворец? Уже скоро полдень.
- О боги! Право, я рискую прослыть необязательной и непунктуальной, - посетовала девушка, искренне переживая. – Ведь обещала Эрмини быть у нее к полудню, да засмотрелась на красоты столицы.
- Она так вам нравится? – отходя к своему коня и вскакивая в седло, спросил адмирал Иберо.
      Сандра улыбнулась, когда он присоединился к ней и они поехали рядом. Девушка подняла руку, охватывая одним, широким движением стоявшие рядом друг с другом особняки Динштайнов, Торнхеймов, оставленный чуть позади уже дворец Иберо:
- Это не может, не нравится, мой адмирал. Они – не люди. И красивы своей неповторимой красотой, неся ее на протяжении долгих лет. И они лучше и честнее любого человека. Не говоря уж о том, что они хранят свою блистательную стать безупречной. Грязь сплетен, интриг, убийства, ложь или сокрушающая все на своем пути истинная правда – не касается их. Они выше этого. Созданные людьми – они лучше людей. И весь этот огромный город – неповторимое творение человеческого гения, еще более возвеличил тех, кто сотворил его. Даже если наша короткая память позволила себе забыть их имена.
      Сандра улыбнулась, встречаясь ясным взглядом с глазами первого адмирала флота:
- Простите меня. Я могу часами говорить об этом городе. Я люблю его.
- А слушать вас – одно наслаждение.
      Фрейлина лукаво прикусила пухлую, нижнюю губку:
- Ваша светлость, вы рискуете стать моим вечным слушателем.
- Риск оправдан, Сандра! – ответил адмирал, сверкнув темными глазами. – У меня сегодня счастливый день: взят в плен самым очаровательным капитаном королевского флота красавиц.
- О, не ждите пощады, адмирал. Такого пленника как вы, семья Иберо не выкупит и за все свое состояние.
- Что ж, - философски возвел глаза к небесам Антонио. – Тогда, Каспиан-свидетель, я буду самым счастливым из взятых в плен адмиралов.
      Сандра рассмеялась. День определенно был волшебным, как и любой ясный, солнечный день столицы Рунна.

12 число месяца Полотна.
Рунн. Особняк Барна.


    Молодой человек лениво потягивал вино из высокого бокала, инструктированного серебром, и слушал своего рассеянного дядюшку, который уже в десятый раз повторял:
- А сыну скажи, что можно было бы и чаще навещать нас. Мы же - родители. Мы беспокоимся. Да? Ты запомнил, Виктуар?
- Да, дядя. Хорошо. Передам, - он отпил еще глоток, подцепляя со стола хлеб с прожаренным мясом и с удовольствием откусывая кусок.
- Ты плохо питаешься. Да, а Эстебану передай, что мама спрашивала о нем, но я ее успокоил.
    Виктуар повернулся, улыбаясь и рассматривая озабоченное лицо дядюшки:
- А у нее есть причины для тревоги?
    Жоффруа де Барна медленно и озадаченно протянул в ответ:
- Мой дорогой племянник, когда у тебя будут дети, ты сам поймешь, что каждый из вас бесконечно дорог нашим….
- Родительским сердцам? - подсказал юноша, допивая вино и вытирая пальцы салфеткой. – Кому, как ни мне знать, что вы радеете о нас всех, дядюшка.
    Виктуар еще раз улыбнулся, поднимаясь и отвешивая поклон своему родственнику:
- Не беспокойтесь, дядя. Я все передам. Не было ли каких известий от тетушки Гертруды?
- Ах, ненаглядная сестра так отдает себя заботам о муже, - забормотал Жоффруа. - Ей вероятно не до визитов к своим родственникам.
    Юноша задумчиво покачал головой, оправляя камзол и стряхивая едва ли заметные пылинки с рукавов:
- Могу вас уверить - выглядит она так, словно время и заботы над ней не имеют ни малейшей власти. У меня самые красивые тетушки во всей империи, - улыбка и еще один поклон. - Прошу меня простить, но я пойду. Не хорошо заставлять ждать милую девушку.
    Вице-канцлер Рунна по отечески благословил племянника, качая головой:
- Эх, молодость, молодость. Пора нехитрых желаний.
- О, уверяю вас, дядя, мои желания тайна даже для меня самого.
- Неужели? - глаза Жоффруа прищурились в спину юноши. - Это пока вы можете себе позволить, детки.
- И даже гораздо большее, - откликнулся племянник. - Если папа появится - передайте ему от меня, что все документы сделаны в срок. Право, он все еще меня недооценивает.
    Он еще услышал какое-то бормотание дядюшки, прежде чем захлопнул за собой дверь в огромную гостиную и ненадолго прислонился к ней: "Значит, когда у меня будут дети… Ах, дядя, дядя…"
- Маркиз, номени Катажина здесь. Она ждет вас внизу.
- Отлично. Давно пора, - молодой человек стремительно пошел к лестнице, ведущей в холл. - Морис, в следующий раз я отправлю тебя за бутылкой вина. И если ты его будешь вести ко мне также долго, то сделаю из тебя решето.
- Неужели на вертел нанизаете, хозяин?
- Догадливый. И не на один, - якобы шутливость тона была облечена в такой холод, что у слуги не осталось сомнений - будет так, как сказали.
    Молодой человек отмахнулся от идущего за ним попятам слуги и быстро спустился вниз, подхватывая ожидающую его там девушку:
- Кати, вы очаровательно выглядите! - он быстро прикоснулся губами к обеим ручкам Катажины.
    Девушка рассмеялась, самоуверенно поднимая головку:
- Вы тоже сегодня исключительно милы.
- Неужели только сегодня? Разбиваете мне сердце, Катажина. Вот только боюсь, что буду вынужден оставить вас на произвол судьбы в Шенбурнне. Мне необходимо выполнить несколько поручений, а связывать вас, лишая возможности полюбоваться дворцом - не хотелось бы, - он пристально смотрел прямо в ее глаза.
    Темные, загадочные омуты, которые манили к чему-то неизведанному - вот что являлось ее взором. Неизведанное: сладостное или отравленное, горе или счастье - кто знает, но все это и гораздо большее таилось в темных глубинах глаз этой девушки.
- Ах, маркиз, я подожду вас столько, сколько будет нужно.
- Вы сняли камень с моей души. Карета или прогулка верхом, Кати?
    Она чуть улыбнулась:
- Карета. И вы рядом, Виктуар?
- Как вам угодно, Катажина.


12 число какое месяца Полотна.
Рунн. Шенбурнн.


    Приехав во дворец и проводив свою спутницу в королевскую библиотеку, Виктуар направился к гвардейским казармам, но тут же остановился, увидев знакомую фигуру:
- Леонард, - он улыбнулся, оценивающе осмотрев его. - Поразительно хорошо выглядите, брат.
    Мальчик посмотрел на старшего и чуть склонился:
- От тебя всегда услышишь что-нибудь ласковое, Виктуар. Могу быть чем-то полезен?
- И весьма, - бирюзовые глаза спокойно посмотрели в кажущуюся безмятежность глаз родственника. - Ты бы не мог отыскать Эста и сказать, что я его жду здесь?
    Леонард наклонил голову, бросая взгляд исподлобья:
- Хорошо. Что-то еще?
    Виктуар улыбнулся:
- Нет, братец. Рад был увидеть тебя в добром здравии.
    Младший из Барна быстро кивнул головой и, развернувшись, стремительно удалился. Маркиз стер улыбку с губ, разглядывая окружавший его сад. Ему всегда было любопытно, что люди находят в этой природе. Они могут часами любоваться на цветы, деревья, закат или восход. Если уж на что и можно любоваться часами, так это на самих людей. Впрочем, даже когда маркизу де Барна удавалось выкроить время для изысканий природных красот – он его не ценил. Так можно потратить в пустую слишком много времени. И никакого смысла от этого созерцания не обрести. Природа не зависит от того любуется ли ей кто-то или нет. Она – сама по себе диктует даже людям законы, которые они имеют право или соблюдать, или нарушать. Послышавшиеся шаги в очередной раз убедили Виктуара  в глупости подобного времяпровождения: созерцания мира вокруг. Молодой человек повернулся на звук, кивая головой подходящему к нему юноше:
- Утра доброго, Эстебан.
- Дня, дорогой кузен, - нагловатая усмешка, привычно возникшая на лице парня, могла служить доказательством, что с ним все в порядке. Но Виктуар не очень любил подобные доказательства и поэтому поспешил проверить еще раз:
- Как себя чувствуете, кузен?
- Я плохо выгляжу? – любимый ответ: вопросом на вопрос.
- Я бы предположил, что вы плохо спите, Эстебан, - улыбнулся, наконец, Виктуар. – Или недавно плакали. И то, и другое огорчит ваших родных, если вы не сможете убедить меня в обратном.
    Эст развел руки в стороны в преувеличенном жесте беспомощности перед неопровержимостью фактов:
- Кузен, вы всегда делаете выводы, которые при всем моем желании – я опровергнуть ни в силах. Могу лишь просить: не беспокойте моих родных. Я здоров, жив и весел.
- Передам. – Виктуар помолчал немного, добавив: - Ваш отец просил передать вам свой сердечный привет. Похоже, он хотел дать понять, что скучает.
    Эстебан рассмеялся:
- Вы не разобрались в том, что хотел передать мне папа.
    Настал черед Виктуара разводить руки в стороны, копируя жест двоюродного брата:
- Увы. Вашего отца порой очень сложно понять. Но раз уж меня попросили – выполнил, как мог, - странная улыбка вновь заиграла на губах Виктуара.
- Как здоровье ваших родителей и братьев с сестрой? – осведомился Эстебан.
- Весьма. Спасибо за беспокойство.
- Мои наилучшие пожелания им.
    Старший из рода Барна, слегка склонив голову набок, задумчиво провел рукой по щеке:
- Я хотел поинтересоваться у вас лично, Эстебан….
- Да, Виктуар?
- Слухи настолько расписывают ваши последние похождения, что заинтересовали даже меня, - бирюзовые и зеленые глаза встретились, не отражая чувств.
- Вы о последней моей дуэли с кузеном Николой?
    Виктуар покачал головой:
- Меня удивили рассказы о ней, но я могу предположить смело: его ненависть вы пока не заслужили. В отличии от ваших «подвигов» с милейшим герцогом де Конарэ. Как и то, как вы вытаскивали номени Сандру дэ Ла Прад из тюрьмы. Про выращивание чудо-цветов из воздуха у нее на балконе или под окнами – даже думать не хочу. Вам ли не знать, что в цветах я разбираюсь мало и боюсь не оценить этого подвига, - он помолчал, – Право, сплетники двора так охочи, утверждая, что вы делали все это обвороженный и зачарованный северной колдуньей.
- И вы верите этому, Виктуар? – зеленные глаза смотрели прямо в лицо кузена.
    Молодой человек покачал головой, улыбнувшись:
- Я не слепец. Если там и есть магия, то лишь в исключительной красоте этой девушки. Сандра – одна из тех женщин, на свет которых слетаются весьма любопытные экземпляры. Я помню ее появление при дворе. Полагаю, тогда она сверкала не меньше, чем сейчас. Но за это время – наверняка поняла, насколько опасно быть красивой. И как много возникает неприятностей…. Боюсь, что ее беды лишь начинаются во многом. Просто, лично от себя могу вас поблагодарить за то, что вы сохранили в целости и невредимости одно из наших сокровищ. Ваша личная мотивация мало меня волнует, Эст. – он неожиданно и холодно закончил свой монолог.
Его брат, наклонив голову, выслушал все сказанное и негромко спросил:
- Для чего ты это мне говоришь, Виктуар?
- Мысли вслух, Эст. Всего лишь – мысли вслух. Не возражаешь?
    Эстебан легко поклонился, принимая ответ и глядя куда-то за плечо кузена. Виктуар отвесил поклон, тоже поворачиваясь и замечая приближающуюся к ним Катажину.
- Ma chere amie*, вы устали меня ждать? – взгляд скользнул по лицу девушки и тут же быстро переместился на родственника. – Вы знакомы, Эстебан?
- Да. Я уже был удостоен этой чести. Номени Катажина, рад видеть вас в добром здравии.
- Очень рада встрече, виконт.
    Виктуар чуть посторонился, освобождая место девушке и занимая такую позицию, с которой он мог бы видеть и одну, и другого. Катажина не сводила с его двоюродного брата своих завораживающих очей, очаровательно улыбаясь:
- Мы собираемся с вашим кузеном в зоопарк. И я пришла его похитить.
- Право, я не против. Сам бы составил вам компанию, но служба – есть служба, - задиристая, наглая как всегда усмешка появилась на лице Эстебана.
    Виктуар задумчиво изучал этих двоих. Никакая природа не могла привлечь его внимание настолько, как лица людей. Люди – это как раз те страницы огромной книги, которую он обожал читать. Впрочем, это была семейная традиция. Он всего лишь был сыном своей семьи.

*Ma chere amie - мой милый друг

12 число месяца Полотна
Рунн, Шенбруннский дворец, позднее - императорский зверинец

"...работа, проделанная мною и моими collaboratori*, была высоко оценена Их Величеством Императором Александром I и была прекращена лишь в связи с внезапной и трагической смертью этого выдающегося человека, который..."

Девушка осторожно перевернула последнюю страницу увесистого тома и положила ладонь на теплый, нагретый ласковым солнышком переплёт. Биография легендарного основателя Империи вызывала множество кривотолков и разночтений, порождённых фантастическими легендами, облепившими фигуру этого человека подобно ракушкам на днище корабля. В любое другое время девушка с радостью бы продолжала чтение, но сегодня еще свежие воспоминания постоянно отвлекали её.
Прошлой ночью, по воле случая задержавшись в университетской библиотеке, фрейлина стала свидетельницей одной любопытной, если не сказать загадочной, сцены. Мысли о её смысле и значении не давали девушке покоя, вызывая к жизни самый сильный её порок - неуёмное любопытство.

- Номени Агнесса, вы очень заняты сегодня? - бодрый голос Филиппа де Барна вывел девушку из состояния крайней задумчивости. Даже от любимого дела надо иногда отвлекаться, подумала Агнесса, устало потянувшись и чувствуя, как затекли от долгого сидения спина и ноги.
- Нет, Филипп, не очень. А что вы хотели мне предложить?
- Полную удивительных впечатлений и необычных историй прогулку по императорскому зверинцу! Уникальные животные, только что привезенные из Новой Иберии! Новые вольеры с красивейшими птицами из Саджиса! Ну, и, без ложной скромности добавлю, компания меня и моего бесподобного кузена - двух заботливых, молодых, знатных номенов, в придачу! - к концу этой тирады казалось, что мальчик вот-вот лопнет от испытываемого энтузиазма. Агнесса рассмеялась, она никогда не могла отказать этому забавному жизнерадостному мальчишке, всегда полному фантастических планов и идей.
- Хорошо, я согласна, - она протянула тонкую руку, передавая себя в распоряжение своего кавалера, - Только, пожалуйста, ответьте мне на один маленький вопросик: кому я должна буду рассказывать "необычные истории"?
На секунду оторопев, мальчик с интересом рассматривал полную лукавства женскую улыбку. Потом вздохнул и признался:
- Номени, как всегда, меня раскусила. Мы с Виктуаром обещали показать зверинец номени Катажине, но, увы, мало что смыслим в живой природе. - Тон его был полон печали и почти искреннего раскаяния. Мальчик поднял на Агнессу взгляд, не выражающий ничего, кроме сожаления и безумной надежды, и добавил. - Номени, сжальтесь! Вы же не оставите нас в ситуации, когда от осознания крайней степени собственного позора нам придется, надев рубище, уйти скитаться в дикие земли Горыни или Нубии и с мечом в руках отвоевывать право на прощение?! Молю...
Филипп упал на одно колено, склонив голову, демонстрируя, что отдает всего себя в руки фрейлины. С трудом сдерживая смех, Агнесса горделиво кивнула  и театрально-напыщенно произнесла:
- Хорошо, я помогу вам.
Только этого и ждавший паж резво вскочил на ноги и совсем уже другим тоном предложил довести её до зверинца, где их уже должны были ждать Виктуар и Катажина.

Дружная компания уже час гуляла, неторопливо переходя от одного вольера к другому, любуясь на содержащихся в просторных клетках животных, поражаясь причудам матушки-природы. Филипп, милый шустрый мальчик, действительно разбирался в зверях, знал, где что находится, а уж перебить его эмоционально раскрашенную речь было не так легко. Эта молоденькая номени, Катажина, казалось, была гораздо больше увлечена маркизом де Барна, чем миром природы, хотя сам маркиз то и дело пытался отвлечь внимание обеих девушек от своего энергичного кузена, делясь любопытными историями.
- Согласно поверьям простого люда, если в полнолуние человек услышит крик болотной выпи, - подражая тону деревенских сказителей, рассказывал Виктуар, - его ждут немыслимые несчастья и страшная смерть.
Агнесса недоверчиво покачала головой и заметила:
- Кто бы мог подумать, что вы будете пересказывать подобные сказки. Такие истории, а также байки про болотного царя и его урсул, есть суть выдумка и суеверия.
- В каждой выдумке есть хоть малюсенькая доля правды - некая предыстория, которая случилась на самом деле.
- Люди всегда боятся того, чего не понимают и чего не могут предотвратить. Болота таят в себе неизбежную опасность, многие гибнут в непроходимых топях, вот и придумывают сказки про болотного царя и прочее.
- А вы, номени Агнесса, разумеется не боитесь дойти до самой сути вещей и отбрасываете прочь все суеверия? Или то, что ими посчитаете, не так ли? Не слишком ли самонадеянно, номени?
- По-моему, это совершенно нормально, Виктуар. - Вмешалась Катажина. - Ведь что еще можно считать мерилом истины, если не собственный ум?
Ответом ей был лишь серьезный и очень недоверчивый взгляд. Все женщины мира, говорил он, путают основополагающие жизненные понятия. И вы, красавицы, не исключение. Подобные взгляды Агни уже научилась различать. И игнорировать.

- Поверьте, я излазил это место вдоль и поперек, я знаю тут каждого попугая, каждую мартышку. Сейчас я покажу вам что-нибудь забавное...
- Можно подумать, кузен, что вы сами этих попугаев и мартышек вылавливали к этому дню, только бы поразить чем-нибудь ваших слушателей. Уверен вам пришлось потрудится. Удивить такую путешественницу, как Кати, - сложно, а номени Агнесса слишком хорошо владеет собой, чтобы поражаться на те чудеса, которые вы изволите показать. Впрочем, может у вас получится удивить меня.

"Чем-нибудь забавным" оказался вольер с ленивцами, мирно спящими в развилке ветвей небольшого дерева, растущего прямо в их клетке. Открыв запертую на щеколду дверь, паж зашел внутрь.
- Видите, тот комок на верхней ветке,так похожий на кучу сена? Это они так прячутся....
- Филипп, вернитесь немедленно, это может быть опасно! - приказным тоном потребовала Катажина.
- Не бойтесь, они совершенно безобидны, - присоединилась к разговору Агнесса, не отрывая взгляда от фигуры мальчика, ловко взбиравшегося по веткам на самую верхушку. Филипп протянул руку, и вот уже в его объятиях сонно моргал странный взлохмаченный зверёк. - Это bradypus tridactylus, или просто ленивец. Всю свою жизнь он проводит на деревьях, грызет листья и спит по большей части. Если его снять с дерева - совершенно беспомощен.

Юный паж к тому времени уже успел слезть и теперь аккуратно нёс на руках всклокоченный комок жесткой шерсти, казалось, полностью состоящий из отвисшего брюшка и осоловевших от внезапной пробудки больших глаз.
- Ой, какой он забавный этот ваш брадипус. А можно его потрогать?
Мальчик протянул ленивца Катажине, но та, опасливо отстранившись, чуть-чуть дотронулась до зверёныша кончиками пальцев.
- Он не умеет кусаться, не бойтесь вы так, - к уговорам подключился заскучавший было маркиз де Барна. - Да и ему бы лень будет кусаться, он же ленивец. - Взяв Касину руку в свою, он аккуратно провел ей по шерстке животного. Девушка счастливо рассмеялась, одарив Виктуара лукавым взглядом блестевших глаз. Филипп подлез под руку брата, желая быть поближе к девушке и, видимо, тоже рассчитывая встретится с ней взглядом, но вдруг озабоченно пробормотал:
- Никогда раньше не замечал, что у него шерсть зелёная...  Может, он заболел?
При ярком солнечном свете дня было видно, что шёрстка животного чуть-чуть отливала сине-зелеными переливами, придавая довольно забавному общем-то зверьку сказочно-фантастический вид.
- У него в шерсти живут водоросли, - забирая ленивца из рук пажа, заметила Агнесса, глядя на мордочку вновь задремавшего зверя, по своей расслабленности столь далекого от людских забот. - А ещё там должны жить маленькие бабочки. Мне Диего об этом писал, но бабочки, наверное, в Иберии остались.
Девушка выпустила ленивца из рук, и тот, медленно переворачиваясь с бока на бок, неспеша пополз к своему любимому дереву, так и не поняв, что хотели от него эти непоседливые люди.

- Номени Агнесса, откуда вы всё это знаете? - безлико-ровный тон Виктуара де Барна не давал однозначно сказать, интересно ли ему это на самом деле или же он проявляет типичное придворное псевдо-любопытство.
- Я много читаю. Вот про эти водоросли упоминал саджийский учёный Наср ибн Якуб ин-Дина-вари , - доброжелательно откликнулась фрейлина и, в ответ на недоверчивый взгляд молодого человека, иронически добавила. - Вы не знали, что в Cаджисе тоже пишут книги? Или что женщины умеют читать?
- Рискую потерять ваше расположение, номени Агнесса, но лучше я уточню у вас, раз вы так хорошо знаете этот вопрос. Мне всегда казалось, что водоросли произрастают в водоемах. А это животное живет на деревьях, вот я и поражен, откуда в его шерсти - водоросли. Что же касается Саджиса или об умения женщин читать, - улыбнулся. - Даже если бы я сомневался в этом, вы уже очень убедительно доказали, что я был не прав.
Агнесса торжествующе улыбнулась и впервые встретилась глазами с чистым бирюховым взглядом. Девушке показалось, что в них скрыта не только равнодушие и усмешка, но и - на самом дне - тень интереса, вызванного, как ни странно, её скромной персоной.
Показалось, наверное.
_________
*помощники (итал.)

Рунн.
12 день месяца Полотна. Пятница.

А вот и Рунн. Никогда бы не подумал, что буду по нему скучать. А ведь в городе почти ничего не изменилось. Хотя нет, траур. Весь город он пронизывает, во всем он виден. Интересно, как там поживают родственнички. Стоп, это что еще такое. Стража. Что же тут происходит. Наверняка это связано со смертью Александра.

Рауль только въехал в ворота Рунна, а ему уже преграждают дорогу. Городские стражники и четверо в простых камзолах.
-Рауль де Барна, прошу вас спешиться. -  громко проговорил один из этой четверки - коренастый дворянин с суровым взглядом. - И сдать оружие.
-Вы кто такие. С чего бы мне вас слушать?
-Служба Имперской Безопасности. Пройдемте с нами или мы будем вынуждены применить силу. У нас распоряжение самого герцога де Нортми. – ответил «суровый».
-Прежде хочу узнать, в чем меня обвиняют. Потрудитесь ответить. – Рауль нахмурил брови.
-Вы обвиняетесь в убийстве полковника Жамона Вернера.

Что за.. Лукавый забери. Что же происходит в Рунне?! Стоп. Это наверное какая то ошибка. Спорить с ними бесполезно. Нужно подчиниться. Бежать мне не удастся, в одиночку от них не скрыться. Да если бы даже тут был Клод, уехавший к себе как только мы вошли в городские ворота, все равно ничего бы не получилось. СИБ не зря ест свой хлеб. Держу пари, они  давно уже меня поджидают.

Де Барна молча спрыгнул с коня, подаренного Корресом. Вынул палаш из ножен и передал одному из сотрудников СИБ. Краем глаза он заметил как стражники вынимают пистолеты из седельной сумки.
-Потрудитесь проследить за моими вещами и конем. –  Рауль выглядел совершенно спокойно.
-Не волнуйтесь, граф. Ваши вещи будут в целости и сохранности. А теперь извольте следовать за нами. – «Суровый» сделал знак рукой и Рауля обступили стражники и СИБовцы.

Никогда бы не подумал, что вернусь в Рунн  безоружным и под конвоем, а мундир полковника кирасиров выглядит на мне как насмешка. Сейчас меня поведут в штаб-квартиру. Интересно, Черный Герцог лично будет меня допрашивать? Наврятли, у него и без меня забот хватает. Ага, они ведут меня в ЦУ СИБ, в здание Совета. Особняк Барна обошли стороной. Наверное это к лучшему, не хотелось бы сейчас видеть кого из семьи. Ничего, сейчас разберемся. Вот и дворец Совета.

Воистину гигантский и великолепный дворец,  расположенный недалеко от Королевской  гавани. Именно здесь располагается штаб СИБ, штаб главнокомандующего и штаб адмиралтейства. Крыло, в котором располагался СИб был под стать репутации этой организации – мрачный, но внушительный, исполненный силой. В одну из комнат и привели Рауля де Барну. Комната была просторная, светлая. Удивляло весьма скудное убранство - из мебели в кабинете был лишь стол и кресло напротив него. За столом сидел немолодой уже человек, крепкий в плечах. Видимо в молодости он обладал  весьма пышной шевелюрой. Теперь волосы сохранились лишь на затылке.
-А-а-а, граф Барна. Прошу вас, проходите. Рад вас видеть. Вам очень идет этот мундир.–мягкий и вкрадчивый голос СИБовца удивил Рауля.
-Не скажу про вас того же. Не ожидал от СИБ такого добродушия и гостеприимства.– Рауль медленно опустился в предложенное кресло. Намек он решил пропустить мимо ушей.
-Граф, ну неужели вы думаете что в службе безопасности работают лишь садисты да невежи? Это распространенное заблуждение среди народа Рунна.
-Вы знаете мое имя, а я вашего нет.  У народа Рунна  есть обычай представиться собеседнику. – Рауль сложил пальцы «домиком».
-Мое имя не имеет значения. Называйте меня дознавателем. – маска добродушия вмиг слетела с его лица. – Перейдем к делу. Вы уже знаете, в чем вас обвиняют? Смею заметить, обвинение крайне серьезное. Вы ведь знаете, какое наказание ждет убийцу?
-Конечно знаю - отбыть путем, накатанным моей венценосной тетушкой. Думаю из ее опочивальни еще не убрали герб семьи де Барна?
Дознавателя похоже начало раздражать поведение дерзкого графа.
- Вы не осознаете всей серьезности вашего положения. А вы не думали, что конечным пунктом вашей жизни будет не Горынь, а плаха?
-Чтож, и на тот свет у Барна протоптана дорожка.
-Я не намерен тут выслушивать ваши шуточки. – похоже терпение кончилось и СИБовец сорвался на крик. Но быстро взял в себя в руки. – Итак, где вы были  в ночь с 16 на 17 месяца Фибулы? Где вы были после приема у Вернона де Фоссы? Нам известно, что вы покинули его вслед за полковником Вернером, а пришли домой, в особняк Барна, поздней ночью. Итак.
-Я пошел на поиски Клода де Триста. Он ушел раньше, поэтому я решил его навестить. Но дома его не оказалось и я вернулся к себе. Какие еще вопросы?
-А у нас имеются иные сведения. Трое свидетелей подтверждают, что видели, как вы догнали полковника и о чем то с ним беседовали. Получается вы последний, кто видел его живым, не так ли?
Внешне Рауль абсолютно спокоен, на лице будто каменная маска - ни единый мускул не дернулся.
-Кто эти свидетели? Назови имена, я хочу знать. – Рауль произнес эти слова отнюдь не с обычным сарказмом.
-Что же, это можно. Один из них – Ювер де Кламор. Он видел как вы догнали полковника и заговорили с ним. Остальные – простые честные горожане. Достаточно?
-Ха, нашли свидетеля. Все знают, кто такой Кламор, а вы и подавно. Тех двоих он подкупил. Может быть вы самого Лукавого запишете в очевидцы? – ухмыльнулся Рауль.
-Согласен с вами, но его слова вы не можете опровергнуть. У вас нет алиби, а по сему будем у нас нет причин не верить досточтимому майору. К тому же есть еще доказательства.
Следователь открыл один из ящиков стола и вынул оттуда небольшую склянку с серым порошком внутри.
-Что это по вашему?
-Неужели это прах старого быка? Откуда мне знать, что лежит в столе ищейки из СИБ?
-Попрошу не грубить, граф. Это некое сонное зелье. Оно было подмешано в вино, которое пил на приеме полковник. Доза была мала….
-Но ее хватило, чтобы свалить быка  лошади. Вы это хотите сказать? Подсыпать эту дрянь ему мог любой в зале. – Рауль бесцеремонно перебил дознавателя.
-Хорошо, а как вы объясните, что вот этот порошок – сыщик указал на банку, стоящую на столе. – был найден в вашей комнате при обыске. Хорошо же вы его спрятали. В тайнике под порогом.

А вот это уже серьезней. Искусно же меня подставил де Кламор. В одиночку у него не получилось бы.

-Первый раз вижу. Мне запросто могли его подкинуть, когда меня не было. В родовое гнездо Барна конечно не так просто попасть, но возможно.
-Хорошо, вот еще одна улика. У полковника Вернера была сильно повреждена височная область. Сначала мы предполагали, что рана получена  при падении, но специалисты доказали, что она не могла быть получена таким образом. Она образовалась в следствии удара тупым предметом. Предположительно рукоятью либо эфесом сабли. Или палаша. Представьте наше удивление, когда обнаружили на рукаве мундира,  который был на вас в тот вечер, пятна крови. Как вы это объясните?
Следователь откинулся на спинку кресла и глянул на Рауля взором триумфатора. Однако если сыщик надеялся увидеть смятение, испуг либо иную реакцию, то он ошибался. Несколько минут стояла тишина, а собеседники мерились взглядами.
-Ну что, получается вы отказываетесь признать очевидное. – первым заговорил следователь.- Скажите вот еще что. Если вы невиновны,  зачем же было бежать из Рунна? Ведь расследование не было окончено и всем было строго запрещено покидать Рунн.
-Плевал я на вас и на ваши запреты. Плевал и плевать буду. – впервые Рауль сорвался. Нет, не на крик, просто не смог сдержать эмоции
-Впрочем это лишь подтверждает обвинение. Теперь вашу судьбу будет решать Верховный Трибунал, а пока мы вынуждены заключить вас в Монтристид. – дознаватель захлопнул папку, лежащую перед ним и громкое эхо поставило жирную точку в этом деле. И возможно на самом Рауле.

12 число месяца Полотна.

Музыка: Мельница, Королевская охота.

А путь все продолжался. Рунн был уже совсем рядом, и с каждым ударом копыт становился все ближе; вместе с ним приближалась… развязка.
Лианна… маленькая девочка королевских кровей, похищенная мной из монастыря, все больше укоренялась в моей жизни, сама того не замечая. Иногда она была похожа на ангела, но – только если не смотреть ей в глаза.
Не раз и не два я уже готов был сорваться… судя по тому случаю со служанкой и Грэем, она бы даже не особо возражала – хотя что она об этом может знать, послушница? Но – нет. Сейчас она воспримет это как… как «плату»; а я так не могу. Я не хочу, чтобы Императрица моя навсегда запомнила меня именно так!
Да и к тому же… Чем ближе Рунн – тем ближе Анна; любящая жена, к тому же носящая под сердцем моего наследника. Как бы жизнь не повернулась – я окажусь сволочью… хотя таковой я никогда и не переставал быть. Наверное, следует стиснуть зубы, возвести Лианну на трон без отрыва от семьи… Это же единственно возможный вариант!
Но все же я загонял лошадь и выкладывал чудовищные деньги за букет оранжерейных лилий, просто чтобы она улыбнулась. Все же читал ей старые стихи. Все же дарил ей все, на что она смотрела с восхищением: например, у проезжего из Рунна в Бирло ювелира мы увидели прекрасную вещь – брошь в виде ландыша, с бриллиантами и изумрудами, заказ какого-то из местных графов. Когда мы уезжали, брошь уже была приколота – мной, кстати! – на грудь Ли.
Ли… как-то незаметно я стал так ее называть…
На всем пути я окружал ее всяческой заботой – как уж мог. От ребят я требовал совершенно того же, и, в общем и целом, с точки зрения прекрасной принцессы наше путешествие было прямо-таки загородной прогулкой.
Я рассказывал ей о Рунне. О широкой ленте Вольтурны; о спокойной красоте Заповедного леса; о чудесных вещах, что делают в ремесленном городе; о честных горожанах Служилого города; о рынках Золотого города, где можно найти все, что нужно молодой девушке, все, что ей просто хочется и все, о чем она даже и не представляет; о Королевском городе, где дворцы состязаются в красоте и об острове Сакрэ, что скоро падет к ее ногам, даже если для этого мне придется перевернуть всю Империю.
Дис иногда предупреждал меня, что я захожу слишком далеко… но я не слушал.
Да. Влюбился, как мальчишка. Ну вот кто я после этого? Самое страшное, что это даже приятно, и не хочется никуда уходить, и далеко ли Рунн – не важно…
Мы вошли в жизни друг друга – сказками. Маленькая послушница встретила прекрасного принца; мающийся тоской аристократ встретил богиню. Добром это кончиться просто не может… но и не надо! Пока Лианна рядом – меня совершенно ничего не заботит.
Но… сказка может кончиться просто – девочка станет Императрицей, окруженной фаворитами, я же – герцогом Флавио и Полонии, безупречным мужем и отцом. Почему? Долг. Даже у меня – что бы я ни говорил. Родительские ожидания. Даже от меня - как бы я ни был ненадежен. И… просто это невозможно.
Или… или возможно? Судьба моя – лишь мне принадлежит и мне лишь покорится. К вершине путь открыт… Отец всегда учил, что к цели надо идти – будь под ногами даже трупы. А тут – как раз трупы не обязательны…
…Зато обязательны две искалеченные судьбы, притом одна из них – моего собственного ребенка. Так же… так же нельзя!
Я смотрю на Лианну, широко раскрытыми глазами смотрящую за окно, и понимаю, что можно.
В конце концов, ничто больше не имеет значения.

***

Пока я предавался самокопанию, Рунн показался вдали. Карета остановилась на холме, с которого Рунн выглядел весьма зрелищно, хоть и полностью виден не был. Я вышел из кареты и галантно вывел Ли.
-Посмотри, Лианна. Это – столица твоей будущей империи. Все, что ты видишь, по праву принадлежит тебе, а я – я возьму это для тебя.
Послушница ничего не сказала, лишь зачарованно смотрела на вечерний город…
Мы доехали. Тщательно все обдумав, я принял решение:
-Лианна, сейчас мы поедем к моей кузине. Она – ромалэ, в таборе ты будешь в безопасности.
-У ромалэ? Я… не знаю… – да, девочка явно слышала о кочующем народе только из уст монашек.
-Подожди, ты еще познакомишься с Радэной…
Как всегда, табор веселился. Отдельные добрые руннцы, забредшие сюда из любопытства, подключались к общему ежевечернему празднованию и по сторонам не смотрели. Где-то в самой гуще пляски я нашел Радэну, подозвал ее к себе, и вместе с Ли и Дисом мы пошли к месту ее жилья.
Лианна жадно оглядывалась по сторонам, ее щеки горели, а глаза сверкали ярче таборных костров. Кто бы сказал, что богато – о, еще недостаточно богато! – одетая дворянка неземной красоты только на прошлой неделе была послушницей в одном поганом монастыре?
Тетя Кариэ встретила нас совершенно буднично.
-О, Эстерад? Ну что, племянник, куда ездил?
-Немного на север, тетушка. Вот, постоялицу вам привез, - я кивнул Ли, и она вышла вперед. Тетя оглядела девушку и, видимо, решила, что можно и принять такую гостью.
-Ну что, девочка, поживешь тут у нас. Если что, обращайся к Радэне. И не бойся – искать тебя тут никто не будет; на вопросы мы не отвечаем, сами их тоже не задаем. Ужин скоро, а пока иди переоденься. Радэ, девочка моя, подбери ей что-нибудь из своего.
Когда мы остались втроем, я вкратце объяснил Кариэ, что девушка крайне важна и что лучше и правда держать ее вдали от посторонних глаз; но при этом, пометил я, необходимо содержать Лианну с наибольшим комфортом, на что я готов выделить средства – однако денег тетя не взяла.
В наряде ромалэ Лианна была просто неподражаема. Едва закончив осматривать ее, я тут же опустился на одно колено перед ней.
-Подарите мне танец. Прошу.
-Но… я не умею, - девушка опустила очи долу.
-Ничего. Я умею, - я широко улыбнулся, поднялся и под надрывающиеся скрипки начал обучать будущую королеву руннских балов. Рунна, кстати, тоже.

12 число месяца Полотна
Шенбурнский дворец.

        Что такое королевский двор, как не большая сцена для действий. Именно так ее воспринимал один из танов Севера, оглядывая все окружающее придирчивым взором солиста, которого должны вдохновлять декорации. Но вдохновения было не так уж и много: всеобщий траур явно не соответствовал настроению юноши, который с видом победителя шествовал по одной из аллей Шенбурнна. Дирок остановился и, оглядевшись, вздохнул:
- Да, кое-что не меняется даже через два-три года. Присутствие коронованных особ можно заметить сразу. По длинному хвосту вездесущей свиты.
      Впрочем кое в чем он ошибался, свита значительно отстала от той, за которой она следовала. Ее Императорское Величество изволила прогуливаться в обществе лишь самых ближайших своих приближенных. Дирок безошибочно это определил по огненно-золотой шевелюре одной из спутниц Ее Величества. Вторая девушка была ему пока незнакома. Юноша бесшумно проскользнул к гуляющим, наблюдая за их увлеченной беседой, которую он без всякого злого умысла, но совершенно безапелляционно прервал. Он стремительно подбежал к рыжеволосой и, подхватив ее на руки, закружил над землей:
- Золотая моя красавица!
      Девушка в его руках вскрикнула, но тут же завизжала, как девчонка:
- Ааааа!!! Поставь меня на место, негодник!
      Дирок остановился, глядя снизу вверх в сверкающие, зеленые глаза сестры:
- Не хочется, а придется. Иначе вон тот бравый и пышущий гневом гвардеец из меня решето сделает.
      Он плавно опустил сестру, продолжая ее обнимать за талию и глядя как она задорно оглядывается на упомянутого солдата в черно-белой форме:
- Нет-нет, Никола, на нас никто не напал, - она уже повернулась к своим спутницам, присаживаясь в реверансе. - Этот  нахал – мой старший брат: Дирок дэ Ла Прад. Дирок, ты просто невообразимый хам. Поставить меня в столь неловкое положение перед ее величеством.
      Сандра подала брату руку и чуть выдвинула его вперед. Юноша устремил взор прямо в ясные, лукавые глаза Эрмины:
- Прошу прощения, Ваше Величество, мне было сложно сдержать братский порыв. Ведь я более двух лет не видел своей сестры. Если я напугал вас – то мне нет прощения, - улыбка заиграла на его губах, когда он взял протягиваемую ему руку и склонился для того, чтобы поцеловать душистую ладонь.
- Ни в малейшей степени, граф, вы не напугали меня. Не скрою, я даже позавидовала Сандре. У моей милой подруги такой любящий брат.
      Дирок поднял голову, продолжая удерживать тонкие пальцы Императрицы в своей ладони:
- В таком случае простите мою дерзость, но я ни за какие сокровища мира не желал бы быть вашим братом, - улыбка и взор, который встретившись вновь с темными глазами Ее Величества, засиял удовольствием.
- Считаете себя недостойным этой чести?
- Нет. Уверен, что достоин гораздо большего, Ваше Величество.
- Эрмини, не слушай его! Сейчас он еще и петь начнет. О, Никола, вы все еще тут? Присоединяйтесь к нам, - рыжие кудри сверкнули как огонь, когда Сандра наклонила голову. – Дирок, это капитан королевских гвардейцев – маркиз Никола де Нортми. Вы можете друг у друга оспаривать титул самого наглого придворного.
      Не давая молодым людям шанса на достойный ответ, девушка повернулась и указала рукой на третью спутницу:
- Позволь представить тебе моего ветряного братца, Агнесса. Дирок, это Агнесса де Анфра. Прошу любить и жаловать.
- Всегда готов, сестрица, - откликнулся Дирок, склоняясь перед спокойной, полной достоинства и самообладания девушкой. – Рад знакомству, номени Агнесса. Надеюсь, что оно не будет мимолетным.
- Надежда - прекрасное чувство, граф. И кто я такая, чтобы лишать вас её? Мне искренне приятна эта встреча. Хотя что-то мне подсказывает, что многое зависит от вас, номен.
- Просто – Дирок, - вскидывая бровь и доставая из-за спины гитару, промолвил юноша. – Во многом и от вас, номени Агнесса. Это весьма относительно все….
- Таким образом вы все сведете к торжеству случайностей, - раздался невозмутимый голос гвардейского капитана.
      Сандра засмеялась, подхватывая Николу под руку:
- Придется вам с этим смирится, Никола, потому что по чистой случайности вы не выстрелили в моего брата, рванувшись нас спасать.
- Едва ли, Сандра, его спасло то, что он держал вас в руках. И мне не хотелось портить ваше новое платье.
- Тронут вашей заботой о моей сестре, маркиз. И обещаю не остаться за нее в долгу. – Дирок подал руку ее величеству. – Позволите?
      Вторую руку он протянул Агнессе, продолжая прерванную его появлением прогулку и любуясь теперь не только декорациями, но и живыми воплощениями чудесных сказаний. Все, кто шел сейчас казались ожившей легендой этого сада, этого мира. Видимо от того, что загадочность первого знакомства переплелась с красотой просыпающейся природы и очаровало своим волшебством все вокруг. Дирок замолчал, задумавшись. Из этого состояния его вывел ироничный вопрос:
- Спите на ходу?
      Юноша встряхнул темными кудрями и посмотрел на своих спутниц, а также на стоящих чуть впереди сестру с Николой:
- Нет. Вспоминаю одну песню. Если пожелаете – напою.
- Конечно, - улыбнулись одновременно Эрмина и Агнесса. Сандра вскинула бровь, а Никола усмехнулся. Но Дирок уже не мог остановится:

Я с улыбкой шагал по жизни,
День за днем пролетали года.
Кратки грусти бывали минуты -
Что ушло, то ушло. Навсегда...
Я знал это. Спокойно и твердо
Принимая подарки судьбы:
Песни, смех и друзей и... ошибки,
Радость встречи и ярость борьбы.

И звенели мечи. И драккаров
Паруса наполняли ветра.
И баллада над морем летела
Словно чайка - легка и быстра.
Восходящее солнце купалось
В серой вате седых облаков,
Яхонт чувств и душевных порывов
Я вплетал в ожерелья стихов.

      Песня неслась ввысь, но слушали ее лишь те, кто умел и хотел слушать….

12-13 число месяца Полотна
Рунн. Вольтурна. И снова – Рунн.

      Он задумчиво бродил по улицам столицы, пытаясь вспомнить те ощущения, что жили в свое время едва ли не  в каждом дворе и под каждым балконом. Нет, им определенно нужно было заново познакомится. Разлука всегда подразумевает новую встречу, новое знакомство. Даже со старым другом. А если это не друг, а любовница? Да тем более! Мало ли что могло изменится в женщине, но ему нужно было знать все, чтобы не попасть впросак. Хотя считать, что тебе настолько везет и ты везде встречаешь лишь желанных и всегда прекрасных женщин – это поразительное самозаблуждение. Но зато какое сладостное. Ведь рано или поздно попадется как раз та, которой не нужно будет даже слов – которая поймет без единого взгляда, потому что и он сможет понять. И полюбить. Впрочем, так он говорил себе раз за разом, влюбляясь снова и снова. Дирок усмехнулся, поправляя гитару за спиной. Его сердце ни раз билось в жарком ожидании, замирало и вновь отчаянно колотилось в своей клетке. Он любил и был любим. Это было самое естественное его состояние: влюбляться и любить.
- Шенбурнн.. Все в тебе хорошо, - задумчиво прошептал юноша, разглядывая величественный замок, возвышающийся на острове. - Но лучше всего эта вольная река.. Эй, парень, лодку мне!
- Вас доставить на королевский берег?
- Нет, просто лодку. Держи монеты, возможно она понадобится мне на весь день и всю ночь.
      Мальчишка осклабился, ловко ловя серебряные монетки. Дирок запрыгнул в суденышко и привычным взмахом направил лодчонку к середине реки. Через несколько минут, он оставил весла в покое, располагая их на дне суденышка. И сам уютно устраиваясь там же, подстилая плащ и глядя в небесную синь: "Я и забыл тебя.. запах столицы.. придется привыкать к тебе весь вечер и ночь.." Сон смежил его глаза, навевали прохладу тишь и нежное покачивание на волнах реки.. Дрема и явь перемешались. Во сне у него были крылья и он парил над целым миром, где звучала странная мелодия, где сверкали мириады звезд и раздавался леденящий душу крик.. Его лба коснулись чьи-то теплые пальцы, Дирок осторожно открыл глаза и прошептал:
- Ты - сон? Или сказочное видение? Если я открою глаза - ты пропадешь? В таком случае, я не буду их открывать, только останься рядом.
      Черные глаза отражающие свет звезд сверкнули:
- А если не откроешь глаза, то рискуешь потерять видение. Этому непостоянству свойственно исчезать. И легкое движение ресниц пугает его сильнее прямого взгляда.
      Дирок открыл глаза, погружаясь в темные омуты и чувствуя, как его губ коснулась душистая ладонь незнакомки:
- Кто ты, видение? - он стремительно окинул взором чувственные губы, белоснежную кожу и легкий румянец. И снова эти глубокие, заглядывающие в самую душу глаза.
- Любопытный лунный луч, менестрель. Всего лишь лунный луч в ночи, который исчезнет с восходом солнца.
      Незнакомка отступила в темноту.
- Подожди, не уходи, пожалуйста. Ведь еще ночь и лунный луч может сиять во всей своей красе..
- Но он движется навстречу солнцу, менестрель.
- А если он уже встретил свое солнце, видение? - задорно спросил юноша, выскакивая из лодки и оказываясь по колено в воде.
      Звенящий смех ответил ему из темноты:
- Конечно.. Если он встретил свое солнце - он растворится в нем.
      Дирок кинулся на голос:
- Давай поменяемся именами, луч. Ты будешь солнцем, а я - лишь ждущим с тобой встречи лучом..
      Но в ответ лишь звенящая тишина безлунной ночи. Дирок огляделся - никого. Юноша вздохнул и медленно вернулся к лодке. Наклонившись, он коснулся серебряных струн гитары, почти невидимых в темноте:
- И все же ты - солнце.. А значит я найду тебя. Рано или поздно, - он улыбнулся и крикнул свой вызов в ночь. - Найду! Слышишь?!
      Рука потянувшаяся к струнам и молча тронувшая их. Рука говорить не умеет, говорит песня рождающаяся опять в душе, как воспоминание, слышимой в детстве сказки. Сказка, в которую хочется поверить и окунуться с головой.

   Наигрывая мелодию за мелодией и любуясь гаснувшими звездами в небесах, он встретил рассвет. Последняя звезда растаяла в лучах взошедшего над городом солнца и молодой человек любовался на эту редкую встречу: ночная вестница и вечное светило, согревающее все вокруг своим щедрым теплом. «Вечное? А правда ли?» - неожиданно подумал он, почувствовав что крайне проголодался и вспомнив когда он в последний раз изволил есть.
   - Мало толку от меня будет под окнами красотки, если не допев куплета – свалюсь от усталости и голода, - пробормотал он себе под нос, проверяя крепко ли привязана к берегу лодка. – Пора подкрепится.
   Дирок закинул за спину гитару и насвистывая отправился в путь. Рунн просыпался прямо на его глазах. Тут и там шныряли пока еще полусонные, но уже деловитые и как всегда преисполненные собственного достоинства уборщики мусора. Сонные стражники проходили по улицам, направляясь в казармы: ночная смена, сменившись, шла отдыхать. То тут, то там слышались голоса торговцем, спешащих со своим товаром куда-то. Дирок потянулся всем телом, улыбаясь собственным мыслям и неожиданно замечая маленькую, оборванную нищенку. Тан Алиера остановился в паре шагов от нее и чуть присвистнул: в руках у голодранки был хороший, сверкающий в лучах солнца клинок.
   - Добрый нож, малышка.
   Угрюмый взгляд был ему единственным ответом. Дирок странно ухмыльнулся и продолжил:
   - Твой верный друг, не так ли? – еще один небольшой шаг приблизил его к сидящему на холодной земле чумазому существу.
   - Чего тебе запонадобилось? – послышался грубый, хриплый голос. – Прю никого не тронула.
   - И то хорошо, - откликнулся молодой человек, замечая как напряглась ее спина. – И я тебя трогать не буду. Не бойся.
   Хриплый смешок и едва слышное бормотание:
   - Да, я вижу что ты не боишься. Как тебя зовут, малышка?
   Девочка вскинула глаза и он едва удержался, чтобы не отшатнутся от боли и ненависти, хлестнувшими в него единым взором этого заморенного и вместе с тем сильного по своему существа:
   - Прю. – не ответ. Рычание.
   Дирок поднял руку жестом примирения и неожиданно опустился на одно колено перед ней:
   - Прости, принцесса улицы, что я так грубо нарушил твое уединение. Видимо даже боль и страх нужно понять. И спасибо за то, что помогла мне, - он улыбнулся едва-едва. – Позволишь спеть тебе песню, принцесса улицы?
   Девочка растерянно смотрела на преклонившего перед ней колено парня и судорожно сжимала в руке рукоять своего кинжала. Дирок не отрываясь смотрел прямо в ее глаза, отмечая что не смотря на грязь, раны и исказившее черты лица страдание – за всей этой маской проглядывает обычная девчонка, которой не хватает самого простого – тепла и внимания. Внутренне он напрягся, понимая что его помощь ей – мала и смешна. Но не желая отказываться даже от такой возможности помочь этой странной, маленькой девочке: «У нас таких не встретишь. Значит и эта девчушка – единственная в своем роде. Какой горький и одинокий взгляд!».
   - Так вы позволите?
   - Ты странно говоришь, пин…. Как твое имя? – с очевидным трудом спросила она.
   - Дирок дэ Ла Прад, тан Алиера.
   Девочка молчала некоторое время, а потом опустив голову спросила глухо или припечатала:
   - Пинтяк…. А что такое – тан?
   - Тан – это тот, который правит на севере. И водит корабли по волнам северных и южных морей, - парень склонил голову набок, задавая свой вопрос. – А кто такой – пинтяк, Прю?
   Ребенок сверкнул глазами и тут же еще ниже опустил голову:
   - Тот который правит и тащит деньги. Он богатый и дутый.
   Дирок, не удержавшись, захохотал.
   - Я похож на этого – дутого пинтяка? Только честно, уличная принцесса!
   Прю подняла голову вновь, рассматривая все еще стоящего перед ней на колене юношу и вдруг резко мотнула головой:
   - Не очень. Но ты….
   - Стоп-стоп! И на том – спасибо, Прю. А теперь – разрешишь спеть? Или возле этого дома не поют? Чей это дом?
   Она пожала плечами, оглядывая улицу:
   - Это мое место, так что вся деньга тут – моя. Тут фирла живет одна. Такая, - девочка растопырила руки и попыталась что-то изобразить, но потом отмахнулась. – К ней ходят швали и пинты, а потом довольные прут обратно к себе. Она всех принимает…. А так – пой. Но если шваль тебя будет грабать – я убегу и не буду тебя выручать.
   Дирок легко пожал плечами в ответ, оглядывая стены дома, напротив которого сидела девочка:
   - Ни разу с такими женщинами не встречался. Будет время – навестим. А если эта шваль будет грабать – ей не поздоровится в первую очередь от меня, а уж потом и от тебя, принцесса улицы. Обещаю.
   Парень перекинул гитару из-за спины и тронул струны, поднимаясь на ноги и прислоняясь к стене дома возле которого сидела нищенка. Девочка бросала на него мрачные взгляды, но услышав музыку – затихла, ожидая. И ждать пришлось недолго. Песня уже летела по улицам проснувшегося города.

13 день месяца Полотна. Западный Брамер, граница с Нортми. Обитель Ордена Артурианцев.

   В его комнате всегда висело распятие. Столько, сколько он себя помнил. Сначала это был простой деревянный крест с облупившейся краской, которая должна была изображать пламя. Маленький черноволосый мальчик каждое утро, каждый полдень и каждый вечер преклонял колени перед символом веры и усердно молился. Худые мальчишеские коленки впивались в твердые доски пола и причиняли тому неудобства, но мальчишка был очень терпеливым и воспитывался в строгости артурианского монастыря, поэтому мог лишь сильнее молить Господа о прощении и за этот свой грех – ему не хотелось причинять никому боль, даже полу. Однако жизнь распорядилась иначе, ведь, этого мальчика готовили на постриг в орден Рыцарей Пылающего Меча, его готовили для того, чтобы он убивал во славу Каспиана и Именем его.
   Родители умерли, когда мальчишке было шесть лет. Фамилия фон Крейг всегда была известна, как верные вассалы князей Брамера – Торнхеймов, а сами князья слыли истовыми экклесиатами. Поэтому никого не удивило, что небольшие, но процветающие земли, поместье и сын отправившейся в лучший мир супружеской пары отошли ордену Артурианцев, как подаяние. Так и появился в памяти мальчика деревянный облупившийся крест. Какое распятие было в родительском доме - он не помнил, слишком мал был, но в его существовании не сомневался. Уже много позже мальчик вырастет, превратится в отличного воина, а позже и в главу ордена. Он навестит родительское имение, превращенное в приют, пройдет по обветшавшим и обедневшим комнатам, в которых не останется ни тени былого величия, дотронется предательски дрожащей рукой до скрипящих перил лестницы, ведущий на второй этаж – лестницы его детства, вдохнет запах, все еще хранящий легкий привкус хвои, который он так любил, найдет на чердаке парадный портрет родителей – выцветший и покрытий толстым слоем пыли, взглянет в родные, но стертые доброй памятью лица, развернется и уйдет, найдя свое первое распятие – лица отца и матери. Уйдет навсегда. Но это будет позже.
   А до этого мальчишка переберется из тесной холодной комнаты в не менее тесную и холодную келью, выучится держать меч, станет лучшим среди равных, сможет смотреть смерти в лицо без содрогания и сам будет даровать эту смерть – как высшее благо, ведь нести ее он и его братья будут именем Господа. Деревянное распятье сменится металлическим, отделанным литьем и покрытым все той же облупившейся краской – другой, видимо, в ордене не держат. Потом воин станет чуть-чуть политиком и чуть-чуть экономом, научится играть в куда более изощренные игры, чем война, станет правой рукой Магистра и его приемником. Жизнь – от рождения и до смерти, как один шаг, как один вздох, как один взгляд. Миг. Не больше. И только распятий слишком много для одного человека. Ему вполне хватило бы и того – самого первого, но ему будут дарить новые – золотые, серебряные и медные, отделанные драгоценными камнями, вышедшие из-под рук лучших мастеров, а он всю жизнь так и будет молиться деревянному кресту с облупившейся краской из своего детства.
   - Ваша Светлость…
   Я отвлекся от своих мыслей и посмотрел на пришедшего человека. Кристиан. Сейчас начнется скучнейшее изложение хозяйственных дел, сверка учетных книг и брюзжание о пропавшем мешке зерна, который за кошель со звонким золотом перекочевал от брата-эконома к какому-нибудь трактирщику. Скучно. Хотелось выпить вина и размять затекшие от долгого сидения за столом мышцы, сейчас бы хороший поединок с Гуго или лучше с Домиником… Первый не даст скучать, второй не позволит уйти легко и просто – пару синяков точно оставит. Я усмехнулся и вернулся из призрачных облаков мечтаний на грешную землю, где на меня внимательно и заискивающе смотрели маленькие поросячьи глазки брата-эконома – Кристиана.
   - Что случилось, брат? – Отложив перо, зажатое в руке, я сделал вид, что все мое внимание приковано к пришедшему, хотя сам пытался воссоздать из путаных, неразборчивых фраз, написанных моей рукой – что же за письмо я писал перед тем, как меня затянул водоворот детских воспоминаний.
   - Случилось ужасное. – Кисло сообщил Кристиан, и я оставил свои тщетные попытки заняться полезным делом.
   - Что именно, брат? – Моему терпению стало неуютно в одной комнате с братом-экономом.
   - Нечто, что не позволяет мне спокойно спать!
   - Я с нетерпением и страхом жажду услышать причину вашей бессонницы. – Видит Каспиан, я проявляю не терпение, а ангельское милосердие.
   - У меня есть подозрение, что среди монахов или послушников есть вор! – Кристиан склонился ко мне и прошептал это, как будто выдавал самую страшную в мире тайну или сам стал Лукой и только что предал Каспиана.
   Мысленно я застонал. Всем известно, что брат-эконом первый распродает имущество ордена на право и на лево, все закрывают на это глаза, а у меня просто связаны руки, иначе эта свинья уже давно бы лакала воду из грязной лужи, а не ела за одним столом со мной и моими братьями. Но она умело схрюкалась с кардиналом Данилусом, а к тому благоволил сам князь Торнхейм, земли же нашего ордена пока что находятся на территории Брамера и судьба его – прямо или косвенно зависит от тяжелой руки Йогана-Готфрида. Я был уверен, что сам он вряд ли подозревает – какую змею пригрел у себя на груди, но рисковать людьми, доказывая свою правоту, не было смысла, да и Кристиана лучше держать на короткой привязи, позволяя творить его маленькие злодеяния, о которых, по его убеждению, никто не знает. Он еще заплатит за все. За каждое зернышко, которое отнял у воинов, за каждый навет, за каждый донос. Любая свинья рано или поздно оказывается на праздничном столе.
   - Какая подлость! – С искренним возмущением воскликнул я, глядя прямо в черные бусинки его глаз, которые все-таки имели совесть опуститься под моим взглядом. – Необходимо найти этого негодяя и жестоко наказать. Я бы предпочел четвертование или виселицу.
   Брат-эконом сглотнул и испуганно кивнул. Однако, вспомнив, что провинившийся – не он, набрался храбрости и пошел в смелую атаку.
   - У меня созрели некоторые предположения по этому поводу…
   - Я слушаю. Во имя Каспиана не бойтесь предать мерзавца справедливому суду. – Я продолжал разыгрывать полного идиота.
   - Я думаю, Ваша Светлость, что этот человек должен быть достаточно влиятельным в ордене и пользоваться вашим полным доверие, чтобы иметь такую наглость… - Кристиан продолжал изображать умелого интригана.
   - Чье же имя не дает вам спать по ночам, Кристиан? – Я вопросительно изогнул бровь, сдерживаясь уже из последних сил.
   - Имя Доминика Гольдана. – Выдал брат-эконом и торжествующе уставился на меня.
   Зря он это сказал.
   Доминик был моим одногодком, мы прошли с ним вместе весь путь от сопливых запуганных мальчишек до тертых жизнью циников и убийц, пожалуй, никому в этом мире я не доверял так, как голубоглазому красавцу с пшеничными волосами, любимцу женщин, заводиле любой компании и моему лучшему другу.
   Зря Кристиан это сказал. Тем самым он только что подписал себе смертный приговор.
   Я спокойно поднялся и подошел к окну. Там, всюду, куда бы я не посмотрел, виднелась обнаженная земля, снег в этом году растаял рано, еще до окончания зимы, поэтому ее черное тело было лишено сейчас всякой защиты. Только деревья, прошивая ее ломаной линией, тянулись ввысь, разрывая это беззащитное тело. В Иберии сейчас уже, должно быть, цветут первоцветы, в Саджисе и вовсе жара, а в Горыни и Фросте лежит снег. Такой разный мир и я побывал почти всюду. Я улыбнулся своим мысля – просто поэт… Потом я обернулся, и брат-эконом попятился, встретившись глазами с моим взглядом.
   - И что же вы предлагаете, брат? – Я говорил совершенно спокойно, но почему-то Кристиан счел правильным убраться куда подальше и продолжал отступать.
   - Вы же сами сказали… Негодяй заслужил казни… - Спина монаха уперлась в дверь, но рука предательски не хотела находить ручку.
   - Совершенно верно, брат. А у вас есть доказательства? – Я решил осведомиться самым безразличным тоном, на который был способен, уже нависая над человеком, который был ниже меня на голову.
   - Доказательства… Ну… Я… Думаю, их не трудно будет найти, Ваша Светлость. Самое главное, чтобы вы больше не попадались на все его уловки, да и с казнью, возможно, стоит подождать, а пока отправить брата Доминика в отдаленный монастырь. – Зеленея, пошел на попятную поборник истины. Чего он добивался - было очевидно – избавиться от тех людей, которым я доверяю и на которых могу надеяться. Уж не задумал ли брат-эконом сам надеть золоченые латы*? Да на эту свинью они даже не налезут.
   Наконец, я остановился, замер на пару минут, позволяя Кристиану вдоволь налюбоваться на меня во гневе, а потом схватил его за шиворот, распахнул дверь и потащил по мрачным коридорам обители. Высокие своды с удовольствием подхватили жалобный визг и писк, исторгаемый из глотки моего собрата. Воины, встречавшиеся нам по пути, смотрели на это зрелище с удивлением, но я видел, что многие довольно усмехаются – назойливый и наглый ставленник брамерского кардинала успел насолить и надоесть почти всем. На просторном внутреннем дворе замка, в котором располагалась обитель – главный монастырь Рыцарей Пылающего Меча – всегда хватало места всем, кто желал испытать свое искусство владения оружием. Сейчас там, как всегда, звенела сталь. Нет в этом мире ничего приятнее этой песни -  кроме, быть может, женского шепота страсти, но от этой музыки мы отказывались добровольно, как только касались губами тела своего будущего отца, любовницы и жены в одном лице – холодного клинка. Тот, кто был мне нужен, находился здесь же. Мастер клинка, наставник всех юнцов, принимаемых в орден, негласный идол, на которого почти молились новички и куда более представительное лицо нашего ордена, чем я – Доминик Гольдан. Сын простого ремесленника и такой же простой горожанки, для которого родители пожелали лучшей, чем их собственная, участи и отдали в орден Артурианцев. Они сделали правильный выбор, я еще не знал никого, кто был бы столь на своем месте, чем мой друг.
   Когда я бросил к ногам Мастера Клинка вспотевшего, но уже переставшего сопротивляться брата-эконома, тот лишь удивленно изогнул бровь, но даже не подумал сменить позу. Он продолжил стоять, облокотившись о стену, сложив руки на груди и выражая крайнюю степень скуки.
   - Повторите все, что сказали только что мне, в лицо брату Доминику, брат Кристиан, и я выполню ваш совет о его отпуске в дальний монастырь. – Кристиан сменил цвет с зеленого на красный, а потом совсем побелел. Вторая бровь Доминика последовала за первой и тоже изогнулась, он спрятал улыбку и вопрошающе посмотрел на меня. Я лишь качнул головой и встряхнул свою жертву. – Ну? Мы ждем!
   Жизнь этой свинье была дороже честолюбивых планов и взлелеянных в безнаказанности надежд, поэтому он лишь хрипел и усиленно старался уменьшиться в размерах. Тщетно. Выжидающие взгляды, как металлически штыри для жарки мяса, пронзали его и не давали сбежать. Даже те, кто тренировался, бросили свое занятие и теперь наблюдали за представлением. Деваться было некуда, а подписывать себе приговор открытым вызовом лучшему воину, впрочем, посмею заявить – одному из лучших воинов – Кристиан не посмел, потому что вряд ли продержался бы хоть пару минут. А то, что Доминик потребует Божьего слова**, услышав обвинения в свой адрес, я не сомневался.
   - Я мог ошибиться, Ваша Светлость… Это так тяжело – следить за всем, у меня много дел, я совсем не отдыхаю, мог что-то перепутать. Думаю, стоит провести более тщательное расследование.
   Трус.
   - Вот и займитесь этим, а еще подготовкой нашего отъезда в Рунн. Давно пора. – Я отпустил его мантию и отряхнул руки, как будто они были испачканы. Брат-эконом отполз, согласно кивая, потом с помощью стены принял вертикальное положение и скрылся с моих глаз.
   - Только что ты нажил себе двух врагов, Людвиг. – Доминик отпустил учеников и подошел ко мне.
   - Только что я сделал то, что нужно было сделать уже давно, но я так расчувствовался в этой глуши, на природе, без сражений и дел, что сам стал таким же, как этот боров.
   - Если бы я тебя не знал, Люв, то подумал бы, что ты жалуешься и мне и жалеешь себя. – Усмехнулся мой друг.
   - Я жалею всех нас. – Усмехнулся я в ответ. – Посмотри - во что превратился наш орден - громкое название, старые, никому не нужные обычаи и традиции, наивные мальчишки, которые не видели настоящей схватки и верят, что станут героями. Они не видели, ни крови, ни боли, ни смерти, не смотрели ей в глаза и не убивали сами.
   - Может, это и к лучшему. – Доминик вышел на середину двора и вытащил свой узкий меч, чем-то похожий на шпагу. Приняв стойку, он усмехнулся. – По воле Каспиана и нам с тобой больше не придется увидеть ни крови, ни всего остального.
   Я подошел к нему, вытаскивая свой эсток и сбрасывая камзол***. Ответная стойка и пара пробных выпадов.
   - Думаешь, после смерти Императора, не оставившего наследников, Высокие Дома не перегрызутся?
   - Думаю, что нас это мало касается. – Я все-таки получил то, о чем мечтал – хорошую тренировку, Доминик не жалел меня, сыпля ударами. – Когда-то мы были ширмой для захватнических войн, но крестовые походы остались позади, а нас отправили доживать свой век.
   - Слишком рано. – Я не уступал своему другу ни сантиметра. Давний спор о мастерстве все еще был ничейным. – Они забыли, что мы не только монахи, но еще и воины, а воины не могут жить миром, возделывая землю и жуя травку в сытости. Когда-нибудь их обязательно позовет дорога… и война.
   Мастер Клинка вдруг замер и отступил.
   - Ты что-то задумал, Людвиг?
   Я тоже остановился и убрал оружие. Хорошая была схватка. Мне все чаще таких не хватает, но не этих игрушечных тренировок, а настоящей битвы, свиста пуль, звона шпаг, топота кавалерийских полков, несущихся где-то рядом так, что дрожит земля и врага, которого можно назвать врагом. Меня обрекли на судьбу воина, а потом заставили стать мирным человеком, а я так и не смог с этим смириться. Некоторые говорят, что церковники – фанатики. Я был готов с этим согласиться и признать за собой такую вину, но я был фанатиком войны, она была моим Богом, потому что я знал – все рано или поздно кончается, но войны будут всегда. Это в крови людей – сражаться, убивать и быть убитыми. Взрослые игры.
   - Пока нет. – Наконец, ответил я. – Но наш Орден всегда был на стороне Империи и рода александритов, я сделаю все, чтобы так было и впредь.
   - Ты все-таки поедешь в Рунн?
   - Да, долг меня зовет, ты же знаешь. Похороны Императора и Высокий Совет. – Я усмехнулся.
   - Давно пора. – Повторил Доминик слова, сказанные мной же чуть раньше, и мы оба рассмеялись. – А что будешь делать с Кристианом? Как только ты уедешь, он обо всем доложит своему покровителю.
   - So siehst du aus!**** Этот незаменимый брат поедет с нами! Здесь я ничего не могу с ним сделать, но в Рунне… - Я улыбнулся, уже представляя, что можно сделать с Кристианом в столице. – Нам будет весело.
   - НАМ?!? – Доминик не веряще посмотрел на меня, как будто он был невинной девицей, а я только что предложил ему нечто непристойное.
   - Нам. – Спокойно повторил я. – Ты поедешь со мной, а делами займется Гуго. Ты нужен мне, Доминик. Нужен в столице.
   - Ты что, признаешься мне в любви? – Проворчал он, но я знал, что сопротивление уже сломлено.
   - Я это делаю на протяжении последних лет двадцати, да ты все не обращаешь внимания. – Я усмехнулся, отступая, но его кулак все-таки достиг цели и заставил меня пошатнуться. Не желая упустить своего шанса, я нанес ответный удар, и мы продолжили тренировку. На этот раз, вспомнив самый древний, самый, пожалуй, честный и самый зрелищный вид схватки – рукопашную.

* На церемонии избрания Великого Магистра Артурианцев новый Глава ордена надевает доспехи, отделанные золотом – символ власти. Когда-то эти доспехи были дарованы одному из Великих Магистров Императором в благодарность за верную службу воинов ордена и несение истинной веры «неверным».

** Право на поединок. Когда кого-то обвиняют в достаточно серьезном проступке, он имеет право вызвать обвинителя на схватку и доказать свою невиновность, если Господь сохранит ему жизнь. Как правило, ведутся до смертельного исхода, но практика таких поединков сейчас почти забыта, приемниками их стали современные дуэли.

*** В отличие от других орденов, у Артурианцев, как у воинов, принята мирская форма одежды. Простая и удобная, не стесняющая движений в схватке.

**** Нашел дурака! Как бы не так! (нем.)

13 число месяца Полотна.
Нортми. В дне пути от Рунна.

   Под проливным дождем, по сельской дороге, вдоль старых, почти разваливающихся хибар, тянулась цепочка людей в серых балахонах из грубой мешковины. Многие на себе тащили такие же бесцветные мешки, кто-то вел в поводу ослика, также нагруженного, сгибающегося под тяжестью бремени. Крестьяне стоявшие там же, молча провожали незнакомцев глазами…
   Один из этих людей, еще раз поудобнее перебросив мешок через плечо, подошел к впереди идущему человеку, обладателю громадного роста и немалой бороды.
   - Недолго осталось Гуннар! – Кроуклоу улыбался, не смотря на непогоду и усталость. – До Рунна где-то день пути.
   Гуннар остановился, положив свой груз на землю, и смахнув воду с лица.
   - Хорошо, – сказал немногословный фростиец. – Люди устали Джеймс. Конечно, наша вера придает нам силы, но мы уже очень долго идем…
   - Согласен. – Кроуклоу кивнул. – Путь долгий и трудный. Но мы пройдем это испытание, я уверен… Остановимся в следующем трактире и перекусим.
   Они шли по грязи и бездорожью еще около трех часов, прежде чем впереди показалось заведение, где можно было обогреться и поесть. Словно серенькие мыши, очистители быстро прошмыгнули к очагу, и заняли один из столов.
   - Господь благосклонен к нам, – заметил Кроуклоу, разделив сухари между своими спутниками. Им принесли кувшин воды – алкоголя они не употребляли, – мы проделали недельный путь за три дня, и уже завтра будем в Рунне. Возблагодарим же его.
   Очистители, прикрыв глаза, стали шептать молитву.
   - Теперь же, мы можем утолить наш голод. – Джеймс улыбнулся. – Я должен рассказать вам о Рунне, никто из вас не был там раньше. Страшное место, словно древний Сарсарат, оно полно убийц и блудниц. Там в цене только золото, а многие забыли такие слова как дружба и взаимопомощь.
   - Неужели это правда? – спросила одна из молодых девушек, по имени Энн Рейнлайт.
   - Истинно так, – подтвердил Кроуклоу. – Улицы Рунна покрыты кровью откровенцев, когда-то очень давно экклесиаты устроили бойню, и убили всех праведников в городе. Мужчин, женщин, детей – всех, всех до единого.
   - Какой кошмар, – вторая девушка, Сара Тимбервуд закрыла в ужасе лицо руками.
   - К сожалению, это так. – Джеймс нахмурился. – Поэтому будьте осторожны, там будет бездна опасностей и пропасть соблазнов. Я попытаюсь защитить вас, но может быть вам будет послано испытание, которое придется пройти без моей помощи. Нам нужно будет заняться проповедованием, точно ученикам Каспиана. Мы должны попытаться спасти, тех, кого еще можно спасти.
   Все замокли, задумавшись.
   - Особо стоит сказать о священниках, нечестивых пастырях, – продолжил Кроуклоу. – Все вы братья и сестры мои равны мне, лишь по мудрости и опыту мы выделяем главного из нас. У экклесиатов все наоборот – лишь самые алчные и порочные становятся у них епископами и кардиналами. Когда-то все было иначе, но теперь эта должность правящего братьями и сестрами своими, превратилась в столь великое проявление власти и столь ужасную тиранию, что никакая Империя или другая земная власть не может быть сравнима с ней! В результате этого искажения, знание о благодати, вере, свободе окончательно погибло, а его место было занято нестерпимым рабством людских дел и законов! Мы стали рабами злейших людей на земле, которые притесняют нас и заставляют служить только своей низкой и порочной воле. Поэтому берегитесь экклесиатских священников и бегите от них как от зачумленных.
   Все вздохнули.
   - Все же я питаю надежду на то, что Каспиан защитит нас, – сказал Кроуклоу. – Помните, о чем я вам сказал сегодня, и беда обойдет вас.

13 число месяца Полотна.
Барна. Замок Барна.

   Кардинал Теодорус плавными движениями расчесывал свою бороду – длинную, белую, словно у волшебника из сказки. Да и всем своим видом Теодорус показывал – он не опасен, он добрый дядя, которому можно все рассказать и который не будет осуждать, а лишь только посоветует что-нибудь. Среди кардиналов очень много всякого разного народу – есть и фанатики, и корыстолюбцы, и политиканы, и мистики и просто ничтожества, но среди них не было такого другого как Теодорус – полного величественной доброты.
   Конечно, когда надо было, он занимался и торговлей индульгенциями и произносил пламенные проповеди, но это были лишь маски, одни из множества. Его основным занятием было герцогство Барна, и помощь этой семье. Настоящая его фамилия была Сарино, Луис Сарино из Гаккельцы, что в Ауралоне, но последние сорок лет он провел среди Барна, и ему вполне удалось стать одним из них. Ему всецело доверяли, вот и сейчас, когда должны были приехать герцог Динштайн и князь Торнхейм, именно Теодорус должен был встретить их.
   Во дворе раздался шум, ржание лошадей и скрип карет. В ту же минуту Теодорус направился туда, и вот – он спускается по длинной лестнице, опираясь на кардинальских посох – старый, но не слабый, а мудрый и добрый. На лице благожелательная улыбка.
   - Альбрехт! Годфрид! – обрадовано воскликнул кардинал, взмахнув руками. По щеке скатилась слеза – слеза счастья. – Мои старые, добрые друзья…
   Рядом с гигантом Иоганном фон Торнхеймом, Альбрехт фон Динштайн казался ребенком, впрочем, остальные, все, кроме сына самого Торнхейма, и вовсе терялись на фоне князя Брамера. С двумя могущественнейшими правителями Империи прибыла их немалая свита – глаза Теодоруса отметили детей и вассалов Торнхейма, многочисленных советников и офицеров из Остеррики.
   - Ваше Высокопреосвященство… - Динштайн не смотря ни на что, был суров и сдержан. На каменном лице Торнхейма вообще ничего нельзя было прочесть. – Рады Вас видеть в добром  здравии. Давайте поднимемся к Вам и обсудим сложившееся положение.
   - Хорошо, мой друг. – Теодорус кивнул. – Есть что обсудить. Затем – нам нужно трогаться в путь, дорога ждет. С нами отправится Ее Светлость герцогиня Леопина Барна, надеюсь, вы не против…
   - Не против, – лаконично ответил Динштайн и они проследовали в кабинет кардинала.
    Когда все уселись, и Теодорус разлил по бокалам вино, а Торнхейм стал полировать точильным камнем свой двуручный меч, Альбрехт заговорил:
   - Смерть Александра стала для меня неожиданным известием, в котором есть и плохое и хорошее. Плохое – то, что это все равно трагедия, смерть мужа моей племянницы, и грех радоваться чужому горю. Но я бы покривил душой, если бы сказал, что Александр был мне чем-то дорог… Недостойный правитель, редкостный подонок, у него не было никаких представлений о чести и достоинстве. Равно как и о вере.
   - Император Константин избаловал своего сына, - согласился Теодорус. – Но в правление Александра не было войн, он даровал мир нашей Империи.
   - По этому поводу, я имею следующее мнение, – заметил Динштайн. – Плохой мир хуже хорошей войны. Империя погибает, в ней правят бал еретики. Флавио протянули свои щупальца повсюду – в Империи не осталось места, куда бы они не проникли. Северные разбойники осмелели – они уже высадились на Господом данной нам Новой Земле, которая принадлежит Иберо по праву первооткрывателей…
   - Это, все конечно, грустно. – Теодорус задумался. – Что же предлагаете Вы?
   - Когда гангрена гложет руку – эту руку отрубают, а культю прижигают. Новый Император мог бы, опираясь на верных людей, огненным смерчем пройтись по Империи, установив новый порядок – основанный на послушании одному властителю и единой вере. Крещенье огнем должно будет охватить северные и восточные земли. Тогда, как в древние времена, на это земле воцарится единство.
   - Смелый план. – Теодорус казалось, был удивлен. – Вы думаете, новым Императором должен стать ваш племянник Диего?
    - Больше не кому, – сказал Динштайн, и Торнхейм с особо скрежущим звуком провел точилом по лезвию. – Не северяне же.
   - В самом деле. – Теодорус встал. – Идея мне, безусловно, нравится, но я не вижу путей для ее реализации. Если Императором и станет Диего, вокруг него тотчас же появится целая стая советчиков и подлиз. Они будут против любых изменений, страшась возможного риска, ведь перемены, это всегда риск.
   - Я попробую поговорить с ним, – сказал Динштайн. – Настоящий правитель должен смотреть в будущее. У Империи нет иного пути – или перерождение или гибель. Так, как она живет сейчас, больше жить нельзя.
   Теодорус замолчал на минуту, улыбаясь.
   - Я хотел бы просить об ином. Мои занятия в Барна закончены – я уже стар, и собираюсь передать все дела моему заместителю, который в дальнейшем, возможно, заменит меня. Но у меня есть опыт и умение, которые нуждаются в применении. Я хотел бы помочь юному Диего встать на верную дорогу. Поэтому я собираюсь отправиться в Рунн, чтобы остаться там. Моя просьба к Вам и заключается в том, чтобы Вы рекомендовали меня герцогу Иберо в качестве учителя и советника. Уверен, что своему дяде он не сможет отказать. Я же в свою очередь, приложу все усилия, дабы убедить его в правильности вашего плана переустройства Империи.
   - Я рад, что Вы хотите помочь мне, Ваше Высокопреосвященство. – Динштайн устало улыбнулся. – У меня мало союзников, еще меньше друзей, которые бы меня понимали. Я сделаю все, чтобы Диего прислушался к Вам.
   Теодорус улыбался, поглаживая свою белую длинную бороду. Уж он-то найдет, как убедить Диего Иберо, другой вопрос, что его цели и цели Динштайна несколько разнятся.
   На следующий день они все, вместе с герцогиней Леопиной, выехали из родового имения Барна, чтобы по старому Восточному Имперскому Тракту направится в Рунн.

13 число месяца Полотна.
Скифия. Где-то в лесных чащобах.

   Можно ли назвать проклятьем неизменную неудачу? Или то, что она, будучи опытным агентом СИБ, то и дело попадала впросак в аналогичных ситуациях? Со стороны это могло выглядеть смешно, но кто мог предположить, что милая старушка, живущая в глуши, окажется членом одного из скифских ковенов Сеятеля, причем правой рукой самого Беспутина?
   Из разговоров, которые она слышала, Катрин сумела извлечь поистине бесценные сведения – за такие бы Этьен отвалил ей мешок золота. Но на самом деле это означало лишь одно – ее не собираются оставлять в живых. Вскоре, она догадалась о своей будущей судьбе, и о том, зачем ее притащили в это странное место – где поклоняющиеся темным силам издревле проводили свои шабаши. В яме, в которую ее бросили, и вокруг нее во множестве валялись кости, слишком большие, чтобы быть костями мелких животных, а когда она увидела человеческий череп, ей все стало ясно.
   Ее хорошо кормили, правда руки и ноги держали связанными, и приходилось, есть как собаке – из блюдца. При попытках сопротивления, ее били – не слишком сильно, но весьма больно.
   - Какая пухленькая! Какая вкусненькая! – давешняя бабушка спустилась, что ее пощипать за бочок и попускать слюни от предвкушения. Из их разговоров Катрин поняла, что они ждут какого-то гостя из западных областей Империи. Очередной маньяк-последователь Сеятеля, и куда только смотрит Инквизиция. Очевидно, что совсем не туда, куда нужно.
   В один из дней появился Беспутин – на нее он, конечно, не взглянул, лишь пил водку с остальными, и плясал идиотские танцы. Катрин сидела в этой мерзкой яме, полной грязи и отбросов, и на глаза ее наворачивались слезы. Она провалила задание, повела себя как полная дура… Этьен бы ее не похвалил.
   Через три дня ее все-таки вытащили на свет божий – всю грязную, в изорванной одежде, подгоняя пинками кованных сапог. Беспутин сидел на, в своем роде, троне – гигантском пне, который был соответствующим родом обработан, после чего у него появились спинка и поручни.
   - И што это у нас? – Георгий наклонился вперед, прищуриваясь. – А, девчонка, ахнет СИБовский… Шож, вы ее ухайдакали так, то? Она ж не оценит нашего гостеприимству! – и он захохотал.
   - Козел! – Катрин рванулась вперед, одержимая только одним желанием – убить его.
   - Ну-ну… - Беспутин только покачал головой, когда девушку повалили и снова начали бить. – Не стоит волноваться, дорогуша. На самом деле, я хочу предложить тебе выбор.
   - Какой? – Катрин подняла на него взгляд. Живописно, наверное, она сейчас выглядит – под глазом синяк, волосы свисают на лоб, облепленные грязью.
   - А очень простой. – Беспутин подпер ладонью подбородок. – Ты на распутье, и есть две дороги. Одна, - он показал налево, где стоял громадный чугунный котел, и толпа чумазых страшил, скалящих желтые зубы, - в суп. Вторая, - он показал направо, где стоял громадный стол, заваленный свитками, – поработать. Я знаю о тебе многое, ты девка умная, ученая… Знаешь и языки басурманские, значит сможешь растолковать что в этих свитках. А не сможешь, – он снова показал налево, и ватага уродов радостно заржала.
   - Хорошо. – Катрин кивнула. – Но мне нужно время, а, сколько мне его дадут?
   - Пока месяц не станет полным. – Беспутин достал графин со своей любимой водкой. – Тогда и приедут наши заморские гости, ворожеи и чудодеи с запада. К их приезду что-то должно быть готово, дабы я мог изумить их своими знаниями…
   Она кивнула. У нее был шанс. Конечно, после того, как она все расшифрует, ее в живых не оставят, но пока она полезна – она будет жить. Катрин огляделась кругом – на огромной поляне было полно народу, убежать не получится – значит надо подождать и понять, что происходит.
   Она стала осматриваться. Здесь было множество различных племен, многие, очевидно, прибыли издалека. Ей запомнились косоглазые и желтолицые люди, трясущие в бубны и танцующие вокруг костра. У них были мелкие и очень мохнатые лошади, с черными блестящими, точно пуговки, глазами.
   Были тут и настоящие гиганты, все обросшие волосами, точно медведи – у них были здоровенные белые псы, размером превосходившие любых собак, что Катрин видела прежде.
   Старушки, вроде той, что привезла ее сюда, составляли отельную группу – все как одна были с растрепанными волосами, громадными метлами и черными кошками, тоже весьма большими.
   Было еще много всяческого люду, числом до нескольких тысяч. Катрин подумала, раз уже они все здесь собрались, со всех краев необъятной Скифии, то, очевидно, что готовится что-то грандиозное. Увидительно, но ни Скифиский князь, ни Инквизиция и ведать не ведает, что в лесах происходят подобные шабаши, проводимые адептами черной магии.
   Свитки, которые ей передал Беспутин, тоже были весьма занимательны с этой точки зрения – они были полны всяческих рецептов, описаний обрядов, каких-то совсем оккультных знаний, которые бы и ученых Руннской академии, удивили до глубины души. Среди всего этого, она нашла и записи Альбера Бруа, которые у нее похитил Беспутин.
   Она читала, переводила – языки в большинстве случаев были ей понятны, и постепенно в голове у нее складывалась потрясающая картина. О, если бы ей попался какой-то из отцов Церкви, и она бы рассказала ему все, что узнала. Он был бы потрясен, ведь привычная картина мира теперь вставала с ног на голову, а пророчества, изложенные в Книге Откровений, приобретали совсем иной смысл. Но главное – она понимала, что это лишь какая-то прелюдия, на самом деле перед ней лишь отсвет тех истин, которые на самом деле реальны.
   Теперь ей по ночам снились кошмары, в которых на фоне горящего Рунна она видела колоссальные фигуры, обращающие в прах мироздание…

13 число месяца Полотна.

Музыка: Сплин, Йог спокоен.

Следствие перешло на новую ступень.
Есть в СИБ много ребят, которые считают себя романтиками; они от многого отмахиваются, «ведь это так низко!». Есть в СИБ много ребят, которые считают себя циниками; они от многого отмахиваются, «ведь ничего ж все равно не изменишь»! А я – профессионал, и я делаю все, что могу.
Истина лежала в архивах. Лежала чуть ли не годы, а когда да нее дошло, кто, спрашивается, выгребает ее из пыли? Малопочтенного вида кьезанец, черт знает зачем вообще в это дело влезший в глубокой юности.
Ох, сколько документации пришлось перелопатить! Вскрыл пару должностных злоупотреблений, несколько хищений… Короче, и тут Александра обманули; похоже, бедолагу не обманывала только собственная жена… Хотя стоило бы.
Так бы я и продолжал в том же духе, но, к счастью, раздел, озаглавленный «Рукописи», попался в гроссбухе касаемо распределения добычи с Клинков достаточно быстро.
Сперва я подумал, что номер дохлый. Первые два десятка страниц обернулись ссылками на Церковь в самых разных ипостасях. Вот ведь… Еще некоторое количество наименований были помечены как перешедшие СИБ, ну это мы посмотрим… Далее - снова, снова, снова церковь… Симеонианцы… Игнитиссы… Даже Артурианцы откуда-то вылезли, вояки боголюбивые, так их в бога душу…
И тут, как жемчужина на диадеме утонувшей в болоте дворянки, из-под всей этой грязи блеснул еще один вариант.
Похоже, кое в чем святые отцы не смогли разобраться, и сплавили бумаги в наш славный Университет. О, наша прекрасная цитадель науки! Я там не учился, конечно, но каких же агентов это заведение мне поставляет… Жемчужины! Алмазы прямо-таки!
Но – на этот раз не студент идет в СИБ, а разведчик идет в Университет.
Да… здание, как и многое в Рунне, впечатляло. Поневоле хотелось побыстрее в него войти – чтоб не нависало угрожающе. Но я избег искушения, проследовав к смежному корпусу библиотеки.
Книг было много. Библиотекаря – очень, очень мало; такое ощущение, что бедолагу держали на голодном пайке с целью коварно выдать за стройное деревце; с веретенообразного лица укоризненно смотрели большие слезящиеся глаза. Мне почему-то сразу захотелось вернуть сюда книги, хоть я уже давно и принес все, что брал. Никогда, никогда не устану поражаться этому человеку.
Предъявив собственное лицо вместо жетона, я долго диктовал интересующие меня наименования. Наконец он удалился, явно уже точно представляя, что мне принесет.
Внезапно библиотеку сотряс чудовищный, агонизирующий вопль. Я перепрыгнул конторку и понесся к его источнику. Мэтр Эдуард стоял на костлявых коленях и плакал перед пустыми полками. Таааак, что-то у меня плохое предчувствие…
-Украли?
-Украли…
-То, что я просил?
-То самое…
-Ага… - я развернулся и ушел подальше. Так, одно из двух. Или кто-то смотрит за мной, оценивает каждый мой шаг, играет мной, будто марионеткой и вообще извращается как может, или какое-нибудь ублюдце проявляет самодеятельность…
Нервно двигая нижней челюстью, я прошел в университет с целью выяснить, не был ли кто ночью в библиотеке со смазливыми служанками?
Глянув на праздношатающихся профессоров, я понял, что ЭТОТ вопрос им задавать как-то глупо. На все другие они отвечали стереотипно: «Сидели, никого не трогали, починяли лампаду».
Один из преподавателей этого достойного заведения внезапно врезался в меня сбоку. Н-да, не иначе проблему эпохальную решает. Подняв и отряхнув старичка, я узнал Дрюона, почтенного профессора права. «Простите, юноша, я задумался» - пробормотал он. Не слабо… не сказать, что тридцать два – это много, но мне вечно дают больше, и на юношу я уже лет пятнадцать не тяну. Совладав с гримасой, я задал профессору сакраментальный вопрос: не видел ли он восьми вооруженных людей в цветах Иберо и с крестами по фунту, вилами грузящих бумаги в черную повозку, запряженную шестью вороными лошадьми с белыми «носочками» на ногах? Разумеется, профессор их не видел. Он вообще очень сожалел, что не смог мне помочь – кто бы я ни был – но… вон там идет очень умная и наблюдательная девушка Агнесса, она тут часто вечерами бывает, может, что и расскажет.
Думая, что может девушка делать в университете вечерами, я подошел к названной особе. К моему удивлению, это оказалась Агнесса де Анфра, фрейлина Императрицы.
-Здравствуйте, номени. У вас есть минута?
Девушка удивленно посмотрела на меня:
-Чем могу быть полезна?
-Меня направил к вам профессор ле Дрюон. Ваша помощь нужна Службе Имперской Безопасности.
На лице Агнессы читался немой вопрос.
-Видите ли, вчера из библиотеки были похищены крайне редкие и необходимые нам книги…
Во взгляде девушки сразу что-то изменилось – теперь она меня очень, очень внимательно слушала.
-И, возможно, вы могли бы помочь следствию?
-Меня не было здесь вчера вечером, разумеется. Вряд ли я смогу быть полезна.
Я убавил громкость голоса вполовину:
-Однако профессор ле Дрюон говорил, что вы часто бываете тут в интересующие меня часы.
Агнесса немного ненатурально улыбнулась.
-При всех своих достоинствах профессор слишком рассеян, чтобы отличать день от ночи.
-Возможно, вы и правы... но подумайте еще раз. Эти записи слишком важны.
-Для кого же?
-Для страны.
Ответ говорил все и ничего.
-Понимаю…
-И если вы не располагаете информацией… -  я уже начал разворачиваться, якобы намереваясь уже прощаться и уходить, - Эх, а ведь какие редкие вещи книги пропали…
-А что это за документы? – девушка приняла подачу.
-Номени, скажу только под страшную клятву, - я улыбнулся. Агнесса улыбнулась в ответ и коснулась крестика на шее.
-Хорошо. Это – часть архива Клинков. Кроме того, эти бумаги связаны с делом, которое я в данный момент расследую.
-Со смертью Императора?
-Браво. Да, именно с ней. Это дело, - я вздохнул, - и так казалось головоломным. Оказалось еще хуже, чем казалось. Видимо, тут нужен ум более совершенный, чем мой…
Дочь графа де Анфра внезапно взглянула на меня так, будто я удачно пошутил.
-Вы всегда просите помощи столь оригинально?
-Я просто слишком редко это делаю, чтобы позволить себе простоту высказываний.
Девушка все еще колебалась… видимо, ей есть что сказать не только насчет бумаг.
-Кстати, я ведь могу один не справиться с переводом… да и с толкованием написанного.
-Вы дадите мне их прочитать? – на лице девушки была написана решительность. Алыми буквами.
-Да. Конечно. Можете считать, что вы у меня на правах помощницы.
-Текст действительно зашифрован, и в этом случае я смогу быть вам полезна. Так что вы вполне мудро решили, номен…?
-Дресслер. Рейнхард Дресслер.
-Бумаги забрали люди Фонтоне. Сейчас все материалы в форте Ангела.
Таааак, кто-то у моего шефа доиграется…
-Где мне вас найти, когда я заберу бумаги?
-Нигде – я иду с вами.
Я был столь обескуражен, что согласился… Что ж, чему быть – того не мариновать…

***
Так или иначе, но к бургомистру Бертрану Фонтоне мы влетели вместе. Я даже хотел поначалу постучать кулаком по столу. Но беседа приняла качественно иной оборот…
Бертран льстил, изворачивался, умасливал, угрожал, ссылался на незнание, врал, говорил правду – в общем, делал все, чтобы отвести от себя наш праведный гнев. Однако мое беззастенчивое злоупотребление служебным положением вкупе со ссылками на Этьена и формальной логикой в исполнении Агнессы, а также прибавившееся к этому неверие Фонтоне в невозможность «двум-трем разумным людям уже и договориться» все же пробили нам путь к проклятущим записям.
Мы были на пути к форту Ангела, сопровождаемые каким-то мрачным типом из бургомистерской обслуги, когда я сказал Агнессе:
-А вы неплохо себя показали, номени.
Моя помощница хитро улыбнулась:
-Не волнуйтесь, вы были почти столь же впечатляющи, номен Дресслер.
-Зовите меня Рейн.
Форт был уже перед нами…

13 число месяца Полотна.
Черный Рунн.


    Холодное утро. Такое же холодное, как камень мостовых. Маленькая девчонка еле ковыляла по этому камню, волоча за собой перебитую ногу. Еле сделав еще два шага, она свалилась, заскрежетав зубами и заскулив. Но тут же она зажала рот рукой, слыша за собой голоса:
- Сюда она поползла! Я видел!
- Ее нужно привести к Гану! Великий Ган требует ту, что убила одного из торговцев уродами.
    Девочка поползла, сжимая зубы и чувствуя, как больная нога едва не отваливается: «Лучше бы тебя не было, дрянь!». Но нога, как назло неудачно подвернулась и девчонка не сдержала крик. Те, кто шли следом – кинулись на звук и торжествующе завопили, найдя ту, кого искали. К их воплям присоединился отчаянный визг, когда маленькую нищенку подхватили на руки, таща за собой. Она попыталась укусить, но держали крепко и умеючи, а нога так болела, что девчонка поняла, сопротивляясь, сделает себе хуже. Прю смирилась и лишь попыталась дышать глубже, чтобы сберечь силы. Но те, кто ее схватил – волокли так грубо, что девочка при всем желании не могла успокоить дыхание. То и дело больная нога натыкалась на булыжник, вызывая страшную боль во всем ее худом теле. Слезы бессилия и боли заструились по чумазым щекам, вызывая в ее душе непримиримую злость: «У, дунды*, ненавижу вас. Ненавижу и отомщу, за все! Клянусь Клыком Волка – отомщу!». Мысль о кинжале и успокоила, и взволновала. Но пытаться убить Большого Гана – глупость и безумие. Прю отчаянно заверещала, когда увидела огромную толпу улюлюкающих нищих, пританцовывающих в кругу у грязно-дымящегося костра. В голове мелькнула мысль, что ее хотят кинуть в этот костер, но тащившие оборванцы с размаху опустили девчонку перед большим, одноглазым нищим, чье брюхо едва не вываливалось из штанов. Все говорили, что Ган – болен. От болезни и пухнет его живот. Но этим, и огромным умом, помогавшим держать в кулаке всю разномастную шайку нищих города Рунна – этот бандит был славен.
- Не пинать, - прохрипел он, вставая и отмахиваясь рукой от окруживших его было дундов. Прю снизу вверх косилась на предводителя сброда, шипя как змея. Укусить она не могла, слишком сильно кружилась голова и болела нога. Она ничего не могла, а потому лишь бессильно ждала, что скажет Ган.
    Вокруг воцарилась тишина. Для нее показалось, что затих даже костер. Худющая рука зашарила по одежде и наткнувшись на тонкое лезвие, успокоилась: клык есть – значит будет и жертва. Так уже было.
- Ты убила Брага?
    Девчонка шмыгнула носом и кивнула. Ган сделал едва заметное движение и дунды тут же схватили девочку, с криком:
- Отвечай, уродина!
- Не трожьте Прю!!! – завопила она, забившись как в припадке. На губах появилась пена, лицо перекосилось и ее испуганно бросили.
    Дыхание хрипами разрывало грудь, а Прю вдруг захохотала:
- Убила, убила! Он тронул Прю и поплатился! Потому что никто не сможет теперь обидеть Прю, не поплатившись! – крики рвались и не могли успокоить ее.
    Смех и крик. Так словно опять ее коснулись руки торговца, опьяневшего от дрянного вина и похоти, для которых все равно кого насиловать, бить, убивать. И ей тоже стало все равно: она рычала, но не звала на помощь и не молчала как обычно. Царапалась и дралась, завыв, как избитый щенок, когда ее нога едва не переломилась пополам под руками пьянчуги. И когда на волю выпал Клык Волка, Прю схватила его и начала бить. Снова и снова, куда попало, отчаянно и бешено. Кровь заливала лицо, руки. Мужчина сначала кажется и не понял что произошло, а потом озверев от ран накинулся на нее, но почти тут же сам напоролся на выставленный Клык Волка. Отчаявшийся звереныш затих, когда его жертва поползла вниз, цепляясь уже похолодевшими пальцами за остатки своей поганой жизни. Крики нищих, заставили Прю прийти в себя и она дико огляделась, прежде чем заковылять прочь. Кто знает, почему за ней не погнались сразу? Никто не знает, но она была этом и рада, и не рада. Все равно ее нагнали и притащили на «суд».
    Ган резко поднял девчонку и встряхнул:
- Закрой свой вонючий рот, Прю, и слушай меня.
    Попрошайка захлебнулась смехом, опять нашарив свое оружие и глядя снизу вверх на предводителя нищих:
- Ты будешь продолжать свою работу, но теперь с тобой будут двое – кастинцы.** Они остались без старшего. Ты будешь – старшей, ясно? И каждый день будешь давать ответ за себя и за них, Прю.
    Девчонка заморгала, с трудом понимая что происходит и чего от нее хотят, но два заморыша уже стояли рядом. Постарше ее самой, да и покрепче, они ждали ее указаний! Нищенка посмотрела вокруг себя, кинула мрачный взгляд на Гана, а потом буркнула:
- Ногу мне перевяжите.

*дунды – тоже что и шваль. Прислужники и охранники одновременно у нищего сброда Черного Рунна.
**кастинцы – брошенные родителями дети, чаще всего обреченные подчиняться тем, к кому их приставляют, выполняя все прихоти и желания.

13 число месяца Полотна.
Резиденция кардинала.

    Свет из-за облаков вынужден был проскальзывать в узкие окна. Стоящий перед окном беловолосый мужчина казался озарен лучами благого сияния и прекрасно это осознавал, не собираясь менять своего местоположения, откуда он надиктовывал последние письма для своего секретаря:
- И не забудьте, сын мой, поприветствовать от моего лица прибывающих в столицу глав Орденов нашей святой матери – церкви.
    Иоаннус вынужден был прищуриваться, пытаясь рассмотреть выражение лица своего патрона, что вызывало у кардинала едва заметную усмешку. Секретарь с легким вздохом подошел к Руизу, склоняясь и протягивая бумаги для подписи. И опять последний не соизволил двинуться с места, пробегая написанное глазами и размашистым росчерком подписывая. Необходимая официальность – вечный крест подобных переписок.
    Секретарь склонился, а поднимая голову, негромко сказал:
- К вам молодой ученик.
    В комнату вошел Константин. Ступая он склонял голову, казалось бы привычно, но за всей этой видимой покорностью сквозил едва ли не вызов. Кардинал мягко благословил. Молодой монах поднял голову и глаза их встретились. Руиз молчал, вглядываясь в синеву столь же непроглядную, как и тьма его взора, словно говоря: «Искать путь – можно, но есть ли возможность избежать пути? Остановится – во времени, в дороге. И стоять. Будет ли это остановкой: вынужденной или добровольной? Куда ты шел, мальчик?» Синие глаза молчали: послушник был лишен возможности слышать мысли, зато он впитывал мир вокруг себя и делал те выводы, на которые подвигнул его Создатель. Константин достал и разложил перед собой огромный лист бумаги, проводя по нему ладонью. Кардинал опустил глаза, разглядывая огромный полукруг, который нарисовал его гость. В центре полукруга сходились прямые линии, идущие от планет и звезд, а в центре странным колючим существом была прорисована империя Рунна.
- Свод небесный находится над нами, как купол храма, Ваше Преосвященство. С него великий и мудрый отец наш – Спаситель посылает к нам и горе, и радость, и здравие, и болезнь. И надлежит вобрать это все и с благодарностью принять. Все даруемое нам. На мой взгляд именно этим объясняется построение храмов таким образом, а не иначе.
    Его Преосвященство молчал, зная что через минуту откроется дверь и войдет та, которую он ждет. Так и случилось. Он не ошибся: сестра Аделина прошла мимо работающих секретарей, отводя взгляды любопытных от себя и выполняя то, что должно. Легкая улыбка коснулась губ кардинала, когда он поднял руку, останавливая своего собеседника:
- Прошу прощения, сын мой. Позвольте представить вам: сестра Аделина. Наш гость и собрат – Константин.
    Молодая сантисса устремила теплый взор сначала на кардинала, приветствуя его без единого слова, а затем перевела глаза на замершего Константина. Лишь на миг губы ее дрогнули, а на лице мелькнуло недоверие: наваждение или правда? Та самая истина, которая берет начало в безбрежной синеве беспощадного в своем холоде и дали неба.
- Рада знакомству.
- И я рад, сестра моя.
    Руиз отошел к окну, предоставляя возможность своей помощнице самой разобраться во всем, что видели ее глаза и ощущало сердце. Во дворе слуги готовили кардинальский выезд. Через час они отправятся во дворец. Как многое нужно сделать и как кратки минуты размышления. Ошибку легко совершить, а вот исправить – невозможно. Особенно исходя из ложного мнения, равнения по образцу. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть как молодой послушник принялся чертить фигурки над своим храмом:
- Сомнения – наши же судьи. Кому как ни нам побеждать их? Для того и даны нам возможности размышлять, сопоставлять и выносить решение…. Я прав, святой отец?
- Правы. Как и прав тот, кто сказал: нет ничего хуже скорого решения, сделанного в пылу страстей. Голова должна быть холодной, мысли ясными, а решения – четкими. Тогда даже ошибочный шаг может послужить уроком и привести к правильному выводу, - кардинал улыбнулся. – Вы проделали хорошую работу и я рад, что храмы города вдохновили вас на подобные размышления о сути души человеческой и ее стремлении. Прошу вас – продолжайте. А нам пора.
    Сантисса Аделина все это время глядела в лицо Константина и, лишь услышав последние слова, медленно наклонила голову, прощаясь.

13 день месяца Полотна.
Шенбрунн.


    Кардинал, мягко ступая, шел по одной из аллей королевского парка, прислушиваясь к тихой речи своей спутницы:
- Разве растерянность столь присуща людям, Ваше Преосвященство? В их поступках часто присутствует эта черта.
- Вы так считаете, сестра? - священник мягко взял Аделину за руку, помогая обойти особенно широкую лужу на их пути. - Растерянность..
    Руиз остановился, вслушиваясь во что-то:
- Да, вы правы, сестра. Растерянность порождает неуверенность, боязнь, опасения. Можно принимать какой угодно вид, но первое чувство - растерянности - сделает свое дело. Даже если человек не заметит этого.
    Темные, большие глаза Аделины заглянули в его лицо. Привычное внимание, доверие и едва заметное тепло, перед тут же появившимся холодом. Кардиналу понадобилось мгновение, чтобы, сконцентрировавшись, принять решение и улыбнуться:
- Но вам чуждо это чувство растерянности, верно?
- Было бы слишком самоуверенно утверждать это, Ваше Преосвященство, - негромкий ответ и все тот же мягкий взгляд.
- Правильная и справедливая оценка собственных сил - это ни самоуверенность. Это готовность. Именно это и помогает не поддаваться растерянности, - улыбка исчезла, в темных глазах мужчины сверкнул и погас странный свет.
    Они двинулись дальше, проходя еще несколько шагов:
- Строгий подход в оценке собственных поступков, сестра, одно из самых важных учений при становлении человека. Кем бы он ни стал в дальнейшем: священнослужителем, воином, пахарем, герцогом. К сожалению, этому сложно научится в зрелом возрасте. Но в детстве родители так любят своих детей, что прощают им любой поступок, не научив делать необходимые выводы и шаги.
- Дети есть дети, святой отец. Как можно научить их ответственности, самокритичности?
    Кардинал улыбнулся, проводя рукой по белоснежным волосам:
- Не нужно мешать им делать ошибки, особенно когда это самоуверенное желание идти вперед. Пусть упадут, но уже поднимаясь они могут понять, что ошибка совершенна ими и ответственность за нее несут они целиком. Но понять и сделать вывод правильным может только по настоящему мудрый человек. Родители очень любят своих детей, чтобы удержать от ошибки, помочь сделать верный шаг или вывод.
- Это очень строго и сложно, - улыбнулась Аделина, останавливаясь. - В разговоре время проходит почти незаметно. Вот оранжерея, святой отец. Благословите?
    Кардинал мягко коснулся склонившейся перед ним головы рукой, а потом осторожно приподнял девичье лицо к себе:
- Ты спокойна, дочь моя, и не скрою – это меня радует. Надеюсь, что знакомство с вашим кузеном поможет обрести это спокойствие не только нам с вами. Да прибудет с тобой слово.
    Аделина улыбнулась и словно в ответ на чуть заметное движение губ, солнце ненадолго выглянуло из-за облаков. А Его Преосвященство, кардинал Рунна неспешно прошел под свод оранжереи, любуясь на разнообразие цветов и растений, обрушившихся на него в один миг. Ступая по усыпанной мелкой, серой галькой дорожке, кардинал невольно ощутил, что возле некоторых цветов хочется остановится, коснуться рукой, другие вызывают восхищение, но даже мысли о том, чтобы коснуться их – не возникает. Мужчина улыбался своим чувствам, разглядывая высокое дерево, усыпанное фиолетово-зеленными иголками. Он понял, что иглы - мягкие, почти шелковые. Глаза как и слух вбирают то, что видят: наслаждаясь странным покоем рядом с творениями Создателя, что радуют глаз, как звук голоса радует слух. Или тревожат. Кардинал размышлял о кратких встречах и словах: имена, лица, голоса. Как тесно это взаимосвязано. Природа и та не может быть столь гармонична и стройна в своих попытках явить желания Создателя детям своим. Правда толкователей желаний столь же много, сколь и лгунов или обманутых ими людей. «Отделяй овец от козлищ. Как правильно и как жестоко. Может ли быть урок жестоким? Да. Но обязательно ли?» Размышления были прерваны звонким смешком, тут же затихшим. Его Преосвященство поднял глаза, отмечая очаровательную стайку юных фрейлин. Мужчина улыбнулся, благословляя и направляясь в сторону от щебечущих девушек, почти безошибочно выходя на небольшую лужайку. Овальная площадка была усыпана все тем же мелким гравием, что так возмущенно шелестел под ногами. Кардинал остановился, чуть склоняя белоснежную голову:
- Ваше Величество, весьма рад что не ошибся.
    Эрмина Иберо, вдовствующая императрица империи Рунн, легко присела, принимая благословение и улыбнулась:
- Что же защитило вас от ошибки, Ваше Преосвященство?
- Вы, дочь моя. Вас тоже влекут эти цветы, растения, этот воздух родины, не так ли? Помогает вам и утешает.
- Я люблю этот сад и то, что он дарит: небо юга среди зимы, запах тепла в дуновении холода.
    Кардинал поднял брови:
- Дарит? О, тогда я ошибся.
- Ваше Преосвященство, сегодня вы говорите еще большими загадками, чем всегда, - мягкая улыбка чудесным образом осветила правильные черты лица этой удивительной женщины-королевы.
    Священник засмеялся негромко:
- Скорее я путаю и себя, и вас. И свои мысли. Это прискорбно.
- Эти цветы дарят и вам что-то, отец мой? – лукавинка в голосе, во взгляде и очень серьезный вопрос.
    Он кивнул, соглашаясь:
- Да. Гармонию. Во всем и всегда.
- Цветы недолговечны.
- Как и гармония, дочь моя. Ее замечаешь и вечно стремишься к ней, не в силах достичь того первого идеала.
- Александр видимо любил ваши беседы, Ваше Преосвященство?
- Не брезговал. Ему нужны были ответы на вопросы, которые он так и не задал. Те слова, что он слышал вокруг себя были лишь скучнейшим бытом, а услышанные в яростном провидении слова – стали загадкой, которую он не распознал. Он искал ответ на вопросы, но нашел еще большие, для которых так и не смог вырасти, оставшись ребенком, - кардинал смотрел прямо в лицо своей собеседницы. – В проклятие вкладывается великая гармония: слова, желания, действия.
    Эрмина вздохнула, посмотрев на цветы, но Руиз улыбнулся, отступая и склоняясь:
- Прошу простить меня. Те слова ушли в небытие вместе с проклятием унося свою гармонию и правду или ложь. У нас есть время и для более приятных занятий, чем бессмысленные воспоминания.
- Например, Ваше Преосвященство?
- Танец, Ваше Величество? – в словах был и вопрос, и утверждение.
- Сейчас и здесь? – в золотисто-карих глазах засветилось озорство.
- Да, дочь моя, - очень серьезно проговорил кардинал. – Мелодия ручья, легкий такт капель воды – разве это не музыка?
    Он протянул руку женщине, сжимая тонкие пальцы в ладони и согревая. Два маленьких шага вперед: такт-в-такт.. Один шаг в сторону, наклон и приседание. Еще два маленьких шага вперед: такт-в-такт.
- Вы учились танцевать, Ваше Величество?
- И да, и нет. Танец это гармония.
- Значит, вы учились гармонии, - легко поддерживая руку своей Императрицы, негромко проговорил кардинал, почтительно склоняя белоснежную голову. – Я в восхищении.
    Эрмина улыбнулась озорно, приседая в ритме этого странного танца:
- Королева в восхищении.

13 число месяца Полотна.
Рунн. Шенбрунн.

      Сладко-терпкий, дурманящий аромат любимой мяты. От него легко закружится и забыться, но не менее любимый запах полыни не дает этого сделать. Как ледяное прикосновение к вискам напоминает: нет, нельзя. Поднимая руку к лицу, вдыхаю эти два аромата и чуть улыбаюсь. Рука опускается плавно, неторопливо, чуть касается живота и опять – улыбаюсь: «Растешь, малыш… Скоро вернется твой отец и мы будем опять вместе.». В огромной клетке стоит лань и внимательно смотрит в мои глаза. Пройдя почти весь королевский зверинец, налюбовавшись на прекрасных львов и великолепных тигров, я замираю не в силах двинуться перед клеткой с ланью. Ее грациозность, чистота и красота увлекают гораздо сильнее, чем явное превосходство хищных и прекрасных в своей опасности животных. Из кустов выходит гордый красавец-олень. Не удержавшись, протягиваю руку, так хочется коснуться этих необъяснимо привлекательных и грациозных животных. Влажный нос оленя тыкается мне в ладонь и невольный смех срывается с губ:
- Как же глупо я поступаю.. У меня нет даже сахара или кусочка соли, чтобы вам полакомиться. Простите. Я обязательно принесу вам в другой раз угощение.
- Зачем же ждать, номени? У нас есть соленный хлеб. Вот. Покормите их.
      От неожиданно прозвучавшего голоса – вздрагиваю и поворачиваюсь. Передо мной стоят двое и лица их знакомы. Девушка протягивает на ладони кусок хлеба, а молодой человек внимательно рассматривает что-то во мне. Настолько внимательно, что мои щеки вспыхивают и я опускаю взгляд. Но девушку это все не смущает, и она задорно продолжает:
- Прошу вас, возьмите. Мне не жалко, а в Николу я все это не запихаю при всем желании. Да и не хочет он есть хлеб с солью. Он, как всякий хищник, предпочитает – мясо, - интонации в ее голосе на миг стали опасно-смешливыми, но это лишь забавная иллюзия.
      Рука берет протянутый дар, негромко благодарю их и с удовольствием протягиваю оленю это подношение, любуясь как аккуратно берет он его своими бархатными губами и, тщательно прожевывая, слизывает затем с моей ладони малейшие остатки соли. Улыбаюсь и негромко говорю:
- Хищники, безусловно, прекрасны, но их сложно приласкать не рискуя при этом жизнью.
- Зачем же их ласкать? Они не для этого созданы, номени, - четкий, холодный голос и я опять вспоминаю запах полыни: «Действительно – зачем? Зачем забываться и ласкать смертельно-опасных созданий? Зачем рисковать собой?» Ответа я не нахожу и скорей всего поэтому чуть теряюсь. Рука хватается за решетку.
      Мне становится нехорошо, но это никак не связано с вопросом, который задан. Впрочем, это уже не объяснить.
- Маркиз, вы невыносимы! Не видите, что ваши «хищнические» интересы могут напугать даже самых храбрых.
- Вас, например, Сандра?
      Голос приближается и мужчина берет мою руку, осторожно укладывая на изгиб своей руки:
- Разрешите проводить вас, номени.
- Прошу прощения. Это вы простите меня, я действительно вдруг почувствовала слабость, но это….
      Девушка, чьи рыжие волосы сверкают в лучах редко проглядывающего из облаков солнца, встает по другую сторону от меня и, улыбаясь, решительно качает головой:
- Прекратите так извинятся, а то некоторые возгордятся и надуются. Вы – если не ошибаюсь – Анна Флавио-Валевская, - получив мой ответный кивок, она продолжает. – Разрешите представится. Мое имя – Сандра, Сандра дэ Ла Прад. А моего спутника зовут – маркиз Никола де Нортми, он же является бессменным капитаном королевских гвардейцев.
- Очень приятно. Тем более, что я немного знаю вас. Два года назад на одном из балов в Шенбурнне. Мы были там вместе с мужем.
      Мне показалось или на лицах их мелькнули тени плывущих в небе облаков. Медленно идем вдоль скамеек, которыми уставлен парк. Я отказалась отдохнуть, предпочитая поскорее дойти до своей кареты и уехать домой. Наверное, весь этот мир не для меня. Слишком теряюсь в разнообразных его красках. После минуты слабости – наступил покой, который странно подействовал на меня. Я просто отдыхала, подставляя лицо лучам солнца и чувствуя, как они скользят по нему. Сандра увлеченно рассказывала о том, сколько каждый год возникает споров у придворных устроителей по поводу этих самых скамеек и беседок, что тоже встречаются в этом огромном парке то тут, то там. Ее лицо и голос так и сверкают, в отличии от лица шагающего рядом маркиза. У мужчин поразительное умение – скрывать свои истинные чувства. Наверное, у маркиза это получается лучше всего.
- Ой-ой! Взгляните! Анна, посмотрите на это чудо! – Сандра со всех ног бросилась к одному из невысоких кустов.
      Мы подошли следом и я застыла в невольном удивлении. На одной из тонких веток, среди набухающих почек, открылась слишком большая почка, оказавшаяся коконом, в котором скрывалось живое существо, и оно, разорвав все оковы, выбиралось на свет. Даже сейчас, когда странное существо еще не расправилось и не показало себя во всей красе – была видна удивительная, невообразимая прелесть того, что получится из этого странного комка. Из кокона выбиралась бабочка. Мокрая, неказистая, но уже сознающая всю свою красоту и неповторимость. Я заворожено следила за ней, не в силах оторваться, а Сандра всплеснула руками:
- Я сбегаю за грифелем и бумагой. Хочу это зарисовать! Не уходите никуда!
      Мои глаза проследили за стройной фигуркой девушки, скрывающейся среди деревьев, и снова обернулись к оживающему чуду. Мягкие, влажные, блестящие крылья еле-еле дрожали от усилия крохотного существа распрямить их и окончательно скинуть застывшую и уже ненужную оболочку.
- Как трудно порой пробить этот тонкий на вид щит, - молодая женщина задумчиво разглядывала странный трепет бабочки.
- Часто - невозможно.
      Мне было так просто поднять глаза и посмотреть на стоящего рядом капитана, но это трудно сделать, когда привычная рука сдерживает чувства, оставляя лишь тоненькие нити для того, чтобы не забыть о том, что пальцы могут чувствовать, губы говорить, а глаза - улыбаться. Взгляд медленно скользил по сильным рукам, затянутым в черную, гвардейскую форму. Твердый подбородок, решительная линия губ и ответный взгляд. Я почувствовала, как в моих глазах растворяется бесконечный холод раннего утра, и улыбнулась:
- Вы изменились, ваша светлость.
- Вы так думаете?
- О, лишь, на мой взгляд.. Я так мало знаю вас, что, разумеется, не имею право говорить это. Простите.
- А если я попрошу вас еще сказать и не просить прощения?
- Что же я смогу попросить кроме этого? - мне было трудно сдержать улыбку, на миг мелькнувший луч солнца средь листвы коснулся лба мужчины, окружив его голову сверкающим ореолом и тут же опять спрятавшись среди серых туч.
- Например, такое, что мне будет крайне трудно для вас сделать.
- А если желание будет невыполнимым?
      Маркиз Нортми улыбнулся почти как мальчишка - сверкнул и тут же скрыл эту улыбку:
- Я признаю своё поражение.
      Пепельные волосы неожиданно взметнулись и заслонили весь мир, накинув на лицо свои тонкие паутины. Достаточно было взмахнуть головой, но, кажется, я разучилась так делать. Рука задумчиво откинула локоны прочь:
- Это похоже на вызов..
- Разве вы не умеете бросать вызов судьбе, Анна?
      Мне непонятно что заметил во мне или в моих глазах этот прирожденный воин и победитель, но глаза смотрели в глаза и поняли друг друга почти без слов. Но... всегда в жизни есть место этому странному, короткому слову:
- Умею, - просто и негромко. - Только всегда проигрываю. Вы позволите мне, маркиз, запомнить ваши слова и когда я найду достойный ответ: сказать вам желание, которое вы – чем не шутит только судьба – вдруг не сможете исполнить?
- Как пожелаете, Анна, - уверенная улыбка победителя.
      Ответная улыбка и протянувшаяся к маленькому, хрупкому созданию рука. Бабочка деловито и медленно взбиралась по пальцам, цепко ухватываясь, и неожиданно застыла, замерла, расправляя крылышки. Прямо на моих глазах они превращались в необычно тонкие и красивые, полупрозрачные и легкие творения. Спаситель... поистине не перечислить чудес твоих.. Ничего не могу с этим поделать: то холодно, то жарко... и странное чувство пустоты на миг рассеявшейся под лучами солнца и снова сгустившейся. А чьи-то руки вновь накинули теплую шаль, укрывая от холода и одиночества в таком знакомом мире полузабытого тепла. Поднимаю взгляд и улыбаюсь: бабочка полностью привела себя в порядок и нахально залезла на гвардейский знак: с черной спины пантеры спорхнула первая вестница наступающего года.
- Я не успела? Какая жалость! – яркий румянец окрасил щеки рыжеволосой красавицы.
      Она покачала головой, закидывая небольшую сумку через плечо:
- Значит не судьба. Никола, а вас разыскивает оруженосец. Бедный мальчик сбился с ног и едва не плачет с досады.
- Надеюсь, вы утешили его, Сандра?
- Все что я была в силах сделать – это показать ему, что ни один хищник не тронул вас. Он вон там, - рука девушки махнула вдоль одной из тропинок парка.
- Что ж, если он успокоился, то я в свою очередь спокойно провожу вас, а затем выясню, что за пожар приключился.
- А если бы там был действительно пожар? – не унималась Сандра.
- Тем более я должен убедится, что с вами ничего не случится, моя несравненная, - еле заметная ирония и смешинки в голосах этих двоих вызвали и у меня желание рассмеяться.
- Если Сандра не возражает, то я бы посидела в этой беседке, а потом вернулась бы к себе. Мне уже лучше, а воздух сегодня такой свежий и чистый, что уходить расхотелось.
- Я посижу с вами, Анна, - решительно, пресекая возможные возражения, сказала рыжеволосая девушка, подхватывая меня под руку и проходя в беседку. – А вам, Никола, и впрямь стоит узнать, что там случилось. Вид у Леонарда был более чем обеспокоенный.
      Странная полуулыбка мелькнула на четко очерченных губах молодого капитана, он отвесил вежливый поклон и, развернувшись, ушел. Сандра некоторое время сидела спокойно, глядя куда-то в сторону, а потом повернулась ко мне и лукаво спросила:
- Ведь он красив, Анна, не правда ли?
- Вы о ком, Сандра?
- Я говорю о Николе. Он – красивый мужчина.
      Какое-то время сижу молча, пытаясь осознать сказанное. Весь мир для меня всегда составлял тот единственный, который царил в сердце. Мой муж. И сейчас – я в очередной раз растерялась, не зная, что ответить. Я просто не заметила красивого мужчину. Но сказать об этом – признать собственную глупость и просто…. Щеки покрылись румянцем, а губы задрожали несмелой улыбкой:
- Сандра, вы не поверите, но я правда не заметила рядом с собой мужчину. Мы.. разговаривали с маркизом, но я не обратила внимания. То есть, да, вероятно он красив, раз вы это говорите, - окончательно смешавшись, замолкаю.
      Девушка удивленно распахнула свои невероятно большие, зеленые глаза:
- Анна, я могу поверить, что влюбляясь и любя мы видим лишь одно лицо и признаем его эталоном красоты, привлекательности и прочее. Но при этом не замечать то, что рядом находятся люди, несущие в себе еще какой-то неуловимый оттенок красоты или силы или это окажется просто хороший человек. Я вам не верю! Не могу поверить, что вы это не умеете замечать. Скорей всего – боитесь! Просто боитесь отпустить что-то в себе….
      Ах, если бы она знала, как много правды скрыто в этом слове: я действительно – боюсь. Но это мой крест, моя доля – таить и страх, и боль, и надежду.
      Сандра решила не заострять внимание на этом и быстро перевела разговор на то, что нас окружало. К своему удивлению, я поняла, что мои ответы почему-то очень ее радуют, словно я говорю не весть какие премудрости, описывая небольшое облако, похожее на гигантского зверя – дракона. Время прошло незаметно, и вскоре я попросила мою милую собеседницу проводить меня. Мне пора было ехать домой, где уже три дня царил покой и порядок. Приезд отца всегда ознаменовывался этим. Как удивительно люди ощущают тех, кто умеют и знают, как нужно и должно поступать. Благодаря теплоте и широте сердца моего второго отца, мне никогда не надо было задумываться о том, какие приказы необходимо отдать слугам. Каким-то невероятным чудом угадывались даже малейшие желания и мне оставалось только улыбчиво кивать головой, понимая кто предугадал и помог осуществлению пусть маленькой, но такой желанной мечты. Я застала отца в кабинете, куда вошла после негромкого стука в дверь:
- Вернулась, дочка? – герцог Флавио поднял на меня ласковый взор. – Прогулка пошла тебе на пользу. Глаза светятся, а на щеках румянец.
- Спасибо, отец. Я не хотела оставлять вас одного, но этот день оказался поистине чудесным. Несмотря на облака, солнце радовало нас время от времени... – мягкой, неслышной поступью молодая женщина приблизилась к сидящему в кресле мужчине, чтобы наклониться и поцеловать его щеку. – Как вы себя чувствуете?
- Хорошо, дочка, спасибо, - замечая улыбку, Анна еще светлее улыбнулась. – Сейчас и вовсе – замечательно. Ведь ты дома и радуешь старика.
      Женские пальчики чуть коснулись лба мужчины, а головка качнулась:
- Не наговаривайте на себя. Я пойду, прилягу с вашего разрешения. Благословите, отец.
      Легкая полуулыбка проводила меня до порога и согревала каждый шаг: «Теперь сон будет спокойным. Все хорошо и все в порядке. Скоро приедет мой муж и мы будем все вместе. И сны не станут так тревожить меня..»
      В комнате было все готово для отдыха. Забота – чуткая, теплая, как пушистое одеяло. Осталось записать последние строки и … И, засыпая, я опять видела эту удивительно красивую бабочку, которая, отбросив все, улетела к солнцу и весне, забыв на земле свои оковы….