19 день месяца Падения Зерна.
Западная Лакона. Близ границы с Полумесяцем.
Несмотря на извечные протесты оппозиционного меньшинства в лице Доминика и Артура Тейна, Нико решительно натянул поводья, рядом с коновязью небольшой таверны в пригороде Сабезы. Этот большой город на границе с лесом их маленький отряд покинул утром, но пренебрегать приграничной таверной, даже если до вечера можно было проехать еще пару лиг, Нико не собирался, более того, мысль лишиться последней возможности выпить, закусить и выспаться в нормальной постели, казалась ему кощунственной.
Тойе спрыгнул с коня, спустил на землю хрустящего орехами Алека и бросил поводья зазевавшемуся Браину, которого эта новообретенная зверюга едва не выдернула резким рывком головы из седла.
Дружелюбную коняшку, взамен безвременно усопшему в битве с паладинами Ветру, Нико приобрел двумя днями раньше в Орике. И надо сказать из всех жеребцов, что в тот день привели на продажу на один из самых знаменитых и больших торгов Империи, ЭТОТ вызывал у графа наименьшее доверие. Темно-гнедой, почти черный зверюга, размером не уступающий знаменитому Яркому герцога Лессо, одним выражением своей нахальной морды давал понять, что «где сядешь, там и слезешь», причем слезешь явно не по своей воле. В общем, лошаденка была из тех, что беспощадно кусают за протянутую с сухарями руку, стоять рядом ней на расстоянии менее пяти шагов было небезопасно для жизни, и Нико не больно то и горел желанием, но Алек остановившись напротив скотинки решительно заявил – «ЭТОТ!», и как Николя не пытался оттащить ребенка в сторону, Алек чудесным образом умудрялся привести своего опекуна на то же место. Торговец все это время активно расхваливал боевые возможности коня, его блестящую во всех отношениях родословную…. Пришлось уступить, выложить приличную сумму золотом и подружится с новым приобретением.
Надо сказать, последствия оказались не столь трагическими, как ожидал Нико. За два дня граф вылетел из седла всего два раза, а нареченный бывшими хозяевами Штормом скакун (из чувства протеста обзываемый теперь Лютиком) успел два раза укусить лошадь Браина и лягнуть задумавшегося Доминика. С тех пор все хранили бдительность. Лютик же жевал удила и думал, когда лучше выкинуть новый финт.
Браин как можно быстрее передал поводья конюшенному, не забыв предупредить слугу о милых повадках скакуна. Небольшой отряд остановился на обед, который по плану Нико должен был мягко перетечь в ночлег, а затем и завтрак. Отряду надо запастись силами перед дорогой через Лес. Если армия Ярно стоит при Тиле, то путь через Полумесяц может быть более, чем небезопасным.
Однако, вечер в таверне не порадовал. По деревеньке ходили тревожные и на первый взгляд какие-то полубезумные слухи о том, что Фалесса и Криэран осаждены сторнийскими войсками.
- Я сам только что из Фалессы, - отпив из кубка крепленого, но на его вкус излишне сладкого вина, сказал Нико, обращаясь к седеющему мелкопоместному дворянину, волей случая оказавшемуся с ним за одним столом - Да и в окрестных землях пока вроде все спокойно…
Говорил, и сам себе не верил, ощущая странное гнетущее беспокойство. В Фалессе осталась Мирта, а в Криэране отец, оба города неприступны…. Решиться на осаду было немыслимым шагом, но если сторнийский рыб и мог найти подходящий момент для предательства, то лучшего времени и обстоятельств и представить было нельзя. А если учесть, что сторнийцы повинны в сожжении Лаверны, ставшей последней каплей в размолвке Эвора и Ярно… происходящее складывалось в весьма неприятную картину.
- И откуда приходят такие вести? – стараясь сохранить спокойствие спросил Николя.
Дворянин усмехнулся, но за усмешкой прятался страх.
- Это пока только слухи, сплетни…, но поверьте чутью старого игрока, граф, сплетни отнюдь не пустые. Мы далеко от моря живем, но ров вокруг своего замка и расчистил и цепи подъемного моста сменил… так на всякий случай.
Мужчина на какое то время отвлекся на свой ужин, потом продолжил рассказ:
- А что до того, откуда сплетни, так девка у нас в деревне есть, Лана зовут, так вот она с одним из этих балахонов грешила, из храма солнца, с паладином. Так монашек этот и приехал полюбовницу свою предостеречь…
- А что храм? – поинтересовался Нико.
- Закрыли, говорят что-то перестраивают, - просто ответил собеседник, но от его слов стало как-то не по себе. Уж кто-кто, а выкормыши Адриана узнают в Лаконе новости первыми.
В тот вечер не спалось и не пилось, зато пальцы, найдя струны гитары, уже не хотели их отпускать. Мелодия получалась то тревожной и рваной, то наоборот медленной и нежной, рожденная какими-то разрозненными воспоминаниями и ускользающими образами, за которые ни зацепиться, ни собрать воедино. Что-то очень важное и столь же неуловимое. Такое бывает с очень сильного похмелья, когда утром мучительно вспоминаешь, чем закончился прошлый вечер….
Полная версия: Глава третья. Шторм бушует.
17 день месяца Падения зерна. Фалесса. Вечер.
Со стен столицы открывался самый лучший вид на войска лирийцев. Поля, которые когда-то радовали глаз мирной картиной деревень и сел, превратились в один бесконечный военный лагерь. С высоты неприступных, как надеялись все осажденные, стен Фалессы море войск, расположившихся внизу, напоминало огромный растревоженный муравейник. Люди и кони сновали туда сюда, образуя живые реки, ручейки или отдельные островки движущиеся на фоне осенних полей. И в этом вечном движении горели глаза костров, днем и ночью, даже в дождь, они напоминали осажденным, что они заперты в каменной ловушке, выбраться из которой нельзя. Простой, но весьма действенный трюк, когда даже ночная тьма не в силах скрыть эти проклятые звезды огня, хуже всякой атаки действовал даже на закаленных вояк, что уж говорить про новобранцев или мирных жителей. Еще одним спектаклем, наверняка, поставленным специально для лаконцев были казни…Люди, повешенные перед стенами города, посаженные на кол, брошенные умирать. Их крики далеко разносились в наступающей в редкие минуты отдыха тишине, но воины на стенах не могли облегчить страдания своих соплеменников, потому что изобретательные палачи предусмотрели все. Ни стрела, ни даже арбалетный болт не долетал до умирающих. Кроме того для всех сражающихся существовал строгий приказ самого герцога Амарра – не тратить заряды, кроме как на атаки. Никто не знал сколько может продлиться осада, а оружие было на перечет. Так приговоренные были обречены на муки, стоны, вопли, крики мольбы и проклятия, доносимые до защитников Фалессы ветром, заставляли солдат бессильно сжимать рукояти мечей и пик, но сделать ничего они не могли…Эта глухая ненависть, рождающаяся в такие мгновения в каждом человеке, стоящем на каменной стене, с лихвой изливалась на головы тех, кто смел атаковать город. Лишь в самый первый раз руки солдат дрогнули, когда они увидели лаконцев, штурмующих безмолвный камень, но поняв, что это могут быть только предатели, воры, убийцы, насильники и прочий мусор, собранный врагами, они отразили атаку. Одну, вторую, третью, а потом перестали их считать.
- Сегодня полезут, - спокойно заметил десятник, не выдержав длительного молчания герцога. Старому вояке явно хотелось разогнать скуку дежурства от вынужденного безделья и он заговорил с Иванэ. Консул медленно оторвал задумчивый взгляд от окрестностей и заставил себя вернуться на стены осажденной Фалессы.
- Давно их не было, - согласно кивнул он. – У вас еще хватает оружия?
- Да, Ваша Светлость, этого хоть в бочке соли, только они же, … такие-растакие, сами не лезут, всякую мерзость нашу же заставляют лезть на отвесный склон.
Где тонко, там и рвется…Так всегда любил говорить отец Иванэ. К чему это вдруг ему вспомнился покойный родитель, не к добру…
Кто бы мог подумать, что в империи столько «грязи». Натура герцога просто не позволяла ему понять, как могут люди поднять оружие на своих же женщин, детей и стариков. Люди могли, они вообще на многое способны. Только от ситуации зависит - какой талант ты откроешь в себе завтра – творить или убивать?
- Ваша Светлость, нам пора. – Знакомый голос окликнул Иванэ и тот, бросив последний взгляд на картину, уже снившуюся ему по ночам, стал спускаться вниз. Словно тень за ним следовал Кот. Когда и как наемник успел стать незаменимым, Консул не заметил, но Кот был всюду, знал все и про всех. Что бы Иванэ делал без него, он уже не представлял. Для простого наемника, Кот, пожалуй, слишком хорошо разбирался в воинском деле, стратегии и человеческой психологии, но интересоваться – где тот получил такие знания, герцогу было некогда. На городской стене он бывал дважды в день – утром и вечером, если не случалось атаки. Вечерний обход сегодня был завершен.
- Все готово? – Спросил Иванэ Кота. Даже не обернувшись, он почувствовал, что наемник кивнул. Посторонний решил бы, что герцог и его человек ведут разговор о военной операции или каком-то городском деле, требующем внимания Консула. Иванэ и Кот знали, что речь идет о сегодняшней ночи и том, что они собрались совершить. Для Кота это было очередным приключением или задачкой, которую он должен был решить, для Иванэ – предательством.
Ночь с 17 на 18 день месяца Падения зерна. Фалесса.
Где-то капала вода.
Размеренные хлюпающие удары каждой новой капли отдавались биением сердца четырех мужчин, облаченных в неприметные темные плащи. Противный запах, присущий всем подземельям, раздражал чувствительные рецепторы обоняния и заставлял людей нервничать. Холод, подземных казематов также не располагал к ночным прогулкам, а тем более к длительному стоянию, когда твоя спина задубела и примерзла к ледяному камню стены, глаза стали видеть в темноте, как у кота, а нервы натянуты подобно тетиве лука.
Но предводитель маленького отряда оставался незыблем, как скала. За все прошедшее время, а минуло уже не меньше пары часов, он, казалось, даже не шелохнулся. Герцог Иванэ ле Амарра, Консул Лаконы, если уж брался за что-то, то доводил это до конца и делал все на совесть. Лишь когда где-то далеко вверху, над спящим беспокойным сном городом-заложником прогремел колокол Храма Марэля ровно три раза, Иванэ еще сильнее вжался в стену и дал знак своим спутникам. Мужчины затаили дыхание. Через пару мгновений в отдаленном проходе показался свет, потом в темном провале узкого хода прошел человек с факелом и снова исчез во тьме уже в другой стороне, не заметив людей, притаившихся всего в каком-то метре от него. Небольшая ниша, о существовании которой откуда-то знал герцог, была не заметна за выступом. Убедившись, что шаги стражника стихли, Иванэ легко оттолкнулся от стены, как будто не стоял там неподвижно долгое время, и выступил в темный коридор. Трое теней последовали за ним. Охотничьи сапоги на мягкой подошве позволяли искателям приключений ступать почти бесшумно.
Если бы Иванэ уверенно не направлял шествие своего отряда по узкому темному лабиринту темницы, они скорее всего потерялись бы, но герцог уверенно шел к своей цели, вперед, туда, где уже был виден маленький огонек тусклой лампады.
Наконец, они оказались перед тяжелой деревянной дверью, обитой железом. Иванэ обернулся и чуть подвинулся, давая место одному из своих спутников. Кот склонился к замочной скважине, в его руках сверкнула металлическая палочка со странными бороздками. Миг и в замке что-то звякнуло, дверь легко поддалась, когда наемник толкнул ее, и открылась на удивление тихо. Мужчины вступили во мрак камеры. Первым вошел Иванэ, держа в руках лампаду. Слабый огонек колебался, отбрасывая всюду причудливые сказочные тени, но даже он позволил увидеть в небольшой каменной клетке мужчину, лежащего на полу. Отдав светильник Коту, герцог склонился над пленником и тихо позвал:
- Эвор…Князь, Вы слышите меня?
Мужчина чуть пошевелился и застонал, но глаза его остались закрытыми, тогда Иванэ пару раз легко ударил Эвора по щекам, пытаясь привести в сознание. Веки князя дрогнули и приоткрылись. В замутненных болью и отчаянием глазах мелькнула искра узнавания, но тут же погасла вновь, ресницы скрыли взгляд и с губ мужчины сорвались слова:
- Покой…оставьте меня в покое…
Кот присел рядом с герцогом и, осветив лицо Эвора, осмотрел его. Картина была живописная. Синяки и ссадины не оставили на лице князя целого места. Иванэ постарался не думать о том, кто и по чьему приказу оставил эти следы истязаний. Не время думать об этом.
- Нда… - Даже привычный ко многому наемник присвистнул. – Я, конечно, могу сделать кое-что, но только, чтобы немного залечить раны…Вытаскивать его с того света придется девчонке.
Поняв, что привести Эвора в чувство сейчас им не удастся, Иванэ обратился к Найджу и Коту:
- Готовьте носилки, мы понесем его…У нас слишком мало времени.
Мужчины развернули заранее приготовленные полотняные носилки и осторожно завернули в них Эвора, после чего подняли перевязи, перекинули их через плечо и направились прочь. В камере остались Иванэ и четвертый член отряда. Невысокий плотный мужчина средних лет с высоким лбом и начинающими редеть волосами.
- Вы уверены в том, что делаете, Ваша Светлость?
- Вы боитесь, Клод?
- Когда император Ярно освободит столицу от осады, он захочет устроить суд над бунтовщиком, и что же тогда скажу ему я, простой судья, который и должен был охранять преступника? – В словах мужчины не было ни страха, ни сомнения. Старший судья всегда знал, что он делает, и эта показная неуверенность была направлена на то, чтобы заставить его, Иванэ, хорошо осознать – что он творит.
- Вы скажете ему, что это его преданный вассал, Консул Лаконы, Иванэ ле Амарра своей властью освободил пленного князя Эвора Тилийского.
- Именно так я и скажу. – Спокойно подтвердил судья.
- На том и решим. – Подвел итог герцог и последовал за своими людьми, уже скрывшимися во тьме. Названный Клодом, не пожелал оставаться в темнице и, захлопнув дверь, тоже поспешил прочь.
Им удалось миновать длинный лабиринт до следующего обхода. Ночь приняла их в свои объятия свежим бодрящим воздухом, напоминающим о том, что на дворе уже осень и шумом далекого сражения. Старый десятник на городской стене оказался прав. Враги ночью полезли в очередную атаку. Надо будет после завершения этого дела побывать там и узнать, все ли в порядке. Конные носилки без гербов или каких-либо знаков уже поглотили Князя. Там же скрылся Кот, успевший раздобыть чистую ткань и перевязывавший раны бывшего пленника. Найдж и еще пара конных ждали своего господина. Иванэ взлетел в седло Бриза, придержал коня, норовившего бросится на шум баталии, и обратился к судье, остановившемуся в узком проходе, ведущем в столичные казематы.
- Запомните, Клод, за все несу ответственность я. Только я! – Больше не обернувшись, герцог развернул коня и стал удаляться прочь. Маленькая процессия с конными носилками последовала за ним. Вскоре тьма скрыла всадников от взгляда законника, но он все еще стоял и хмуро качал головой. Судья считал, что Консул совершает ошибку. Наступили времена, когда чрезмерное благородство может стоить Амарре головы. Но таков уж Иванэ – прямой как меч на его гербе.
Отряд тем временем уже приближался к дому Мирты. После условного знака дверь мгновенно растворилась На пороге показалась сама хозяйка, одетая в простое, но очень ей идущее голубое платье, насыщенного оттенка. Несмотря на поздний час и волнение, девушка была собрана и серьезна. Увидев герцога, она приветственно кивнула головой и отступила в глубь дома, пропустила людей, несущих Эвора, и повела их в верхние комнаты. Забыв обо всяких приличиях, Иванэ расположился в гостиной, откинулся на спинку дивана и устало закрыл глаза. Только сейчас, когда дело было сделано, он мог отдохнуть…Отдохнуть. Впереди ждет городская стена и вести об атаке, потом новые жалобы о нехватке чего-то где-то когда-то, вечные вопросы, требования, истерики, злой шепоток и фразы о том, что это он во всем виноват…Он никого не судил, все они были правы…
- Иванэ, ты в порядке?
- Мирта. – На губах герцога появилась улыбка. Они как-то не заметили, как перешли на «ты». Общие тайны и боль сближают. – Как он?
- Терпимо. Сейчас там Кот. Он сделает какую-то мазь и компрессы. Говорит, со временем раны затянутся… - Девушка напряглась и продолжила. – Главное привести его в себя и вернуть оттуда, где сейчас его сознание.
- Ты справишься?
- Я сделаю все, что смогу.
Иванэ подошел к Мирте, обнял ее за плечи и глядя в глаза прошептал:
- Прости меня. Я не должен был взваливать на тебя свои проблемы.
- Это проблемы Лаконы, а значит и мои, - грустно улыбнулась девушка.
Гецог поцеловал ее горячий лоб и вышел из дома. Его ждала война, а ее «битва» за Эвора.
Дверь за ним закрылась. На востоке занимался рассвет. Его алые краски, как нельзя лучше подходили к настроению Иванэ. Где-то за стенами захлебнулась последняя атака и все затихло. Осада продолжалась.
Со стен столицы открывался самый лучший вид на войска лирийцев. Поля, которые когда-то радовали глаз мирной картиной деревень и сел, превратились в один бесконечный военный лагерь. С высоты неприступных, как надеялись все осажденные, стен Фалессы море войск, расположившихся внизу, напоминало огромный растревоженный муравейник. Люди и кони сновали туда сюда, образуя живые реки, ручейки или отдельные островки движущиеся на фоне осенних полей. И в этом вечном движении горели глаза костров, днем и ночью, даже в дождь, они напоминали осажденным, что они заперты в каменной ловушке, выбраться из которой нельзя. Простой, но весьма действенный трюк, когда даже ночная тьма не в силах скрыть эти проклятые звезды огня, хуже всякой атаки действовал даже на закаленных вояк, что уж говорить про новобранцев или мирных жителей. Еще одним спектаклем, наверняка, поставленным специально для лаконцев были казни…Люди, повешенные перед стенами города, посаженные на кол, брошенные умирать. Их крики далеко разносились в наступающей в редкие минуты отдыха тишине, но воины на стенах не могли облегчить страдания своих соплеменников, потому что изобретательные палачи предусмотрели все. Ни стрела, ни даже арбалетный болт не долетал до умирающих. Кроме того для всех сражающихся существовал строгий приказ самого герцога Амарра – не тратить заряды, кроме как на атаки. Никто не знал сколько может продлиться осада, а оружие было на перечет. Так приговоренные были обречены на муки, стоны, вопли, крики мольбы и проклятия, доносимые до защитников Фалессы ветром, заставляли солдат бессильно сжимать рукояти мечей и пик, но сделать ничего они не могли…Эта глухая ненависть, рождающаяся в такие мгновения в каждом человеке, стоящем на каменной стене, с лихвой изливалась на головы тех, кто смел атаковать город. Лишь в самый первый раз руки солдат дрогнули, когда они увидели лаконцев, штурмующих безмолвный камень, но поняв, что это могут быть только предатели, воры, убийцы, насильники и прочий мусор, собранный врагами, они отразили атаку. Одну, вторую, третью, а потом перестали их считать.
- Сегодня полезут, - спокойно заметил десятник, не выдержав длительного молчания герцога. Старому вояке явно хотелось разогнать скуку дежурства от вынужденного безделья и он заговорил с Иванэ. Консул медленно оторвал задумчивый взгляд от окрестностей и заставил себя вернуться на стены осажденной Фалессы.
- Давно их не было, - согласно кивнул он. – У вас еще хватает оружия?
- Да, Ваша Светлость, этого хоть в бочке соли, только они же, … такие-растакие, сами не лезут, всякую мерзость нашу же заставляют лезть на отвесный склон.
Где тонко, там и рвется…Так всегда любил говорить отец Иванэ. К чему это вдруг ему вспомнился покойный родитель, не к добру…
Кто бы мог подумать, что в империи столько «грязи». Натура герцога просто не позволяла ему понять, как могут люди поднять оружие на своих же женщин, детей и стариков. Люди могли, они вообще на многое способны. Только от ситуации зависит - какой талант ты откроешь в себе завтра – творить или убивать?
- Ваша Светлость, нам пора. – Знакомый голос окликнул Иванэ и тот, бросив последний взгляд на картину, уже снившуюся ему по ночам, стал спускаться вниз. Словно тень за ним следовал Кот. Когда и как наемник успел стать незаменимым, Консул не заметил, но Кот был всюду, знал все и про всех. Что бы Иванэ делал без него, он уже не представлял. Для простого наемника, Кот, пожалуй, слишком хорошо разбирался в воинском деле, стратегии и человеческой психологии, но интересоваться – где тот получил такие знания, герцогу было некогда. На городской стене он бывал дважды в день – утром и вечером, если не случалось атаки. Вечерний обход сегодня был завершен.
- Все готово? – Спросил Иванэ Кота. Даже не обернувшись, он почувствовал, что наемник кивнул. Посторонний решил бы, что герцог и его человек ведут разговор о военной операции или каком-то городском деле, требующем внимания Консула. Иванэ и Кот знали, что речь идет о сегодняшней ночи и том, что они собрались совершить. Для Кота это было очередным приключением или задачкой, которую он должен был решить, для Иванэ – предательством.
Ночь с 17 на 18 день месяца Падения зерна. Фалесса.
Где-то капала вода.
Размеренные хлюпающие удары каждой новой капли отдавались биением сердца четырех мужчин, облаченных в неприметные темные плащи. Противный запах, присущий всем подземельям, раздражал чувствительные рецепторы обоняния и заставлял людей нервничать. Холод, подземных казематов также не располагал к ночным прогулкам, а тем более к длительному стоянию, когда твоя спина задубела и примерзла к ледяному камню стены, глаза стали видеть в темноте, как у кота, а нервы натянуты подобно тетиве лука.
Но предводитель маленького отряда оставался незыблем, как скала. За все прошедшее время, а минуло уже не меньше пары часов, он, казалось, даже не шелохнулся. Герцог Иванэ ле Амарра, Консул Лаконы, если уж брался за что-то, то доводил это до конца и делал все на совесть. Лишь когда где-то далеко вверху, над спящим беспокойным сном городом-заложником прогремел колокол Храма Марэля ровно три раза, Иванэ еще сильнее вжался в стену и дал знак своим спутникам. Мужчины затаили дыхание. Через пару мгновений в отдаленном проходе показался свет, потом в темном провале узкого хода прошел человек с факелом и снова исчез во тьме уже в другой стороне, не заметив людей, притаившихся всего в каком-то метре от него. Небольшая ниша, о существовании которой откуда-то знал герцог, была не заметна за выступом. Убедившись, что шаги стражника стихли, Иванэ легко оттолкнулся от стены, как будто не стоял там неподвижно долгое время, и выступил в темный коридор. Трое теней последовали за ним. Охотничьи сапоги на мягкой подошве позволяли искателям приключений ступать почти бесшумно.
Если бы Иванэ уверенно не направлял шествие своего отряда по узкому темному лабиринту темницы, они скорее всего потерялись бы, но герцог уверенно шел к своей цели, вперед, туда, где уже был виден маленький огонек тусклой лампады.
Наконец, они оказались перед тяжелой деревянной дверью, обитой железом. Иванэ обернулся и чуть подвинулся, давая место одному из своих спутников. Кот склонился к замочной скважине, в его руках сверкнула металлическая палочка со странными бороздками. Миг и в замке что-то звякнуло, дверь легко поддалась, когда наемник толкнул ее, и открылась на удивление тихо. Мужчины вступили во мрак камеры. Первым вошел Иванэ, держа в руках лампаду. Слабый огонек колебался, отбрасывая всюду причудливые сказочные тени, но даже он позволил увидеть в небольшой каменной клетке мужчину, лежащего на полу. Отдав светильник Коту, герцог склонился над пленником и тихо позвал:
- Эвор…Князь, Вы слышите меня?
Мужчина чуть пошевелился и застонал, но глаза его остались закрытыми, тогда Иванэ пару раз легко ударил Эвора по щекам, пытаясь привести в сознание. Веки князя дрогнули и приоткрылись. В замутненных болью и отчаянием глазах мелькнула искра узнавания, но тут же погасла вновь, ресницы скрыли взгляд и с губ мужчины сорвались слова:
- Покой…оставьте меня в покое…
Кот присел рядом с герцогом и, осветив лицо Эвора, осмотрел его. Картина была живописная. Синяки и ссадины не оставили на лице князя целого места. Иванэ постарался не думать о том, кто и по чьему приказу оставил эти следы истязаний. Не время думать об этом.
- Нда… - Даже привычный ко многому наемник присвистнул. – Я, конечно, могу сделать кое-что, но только, чтобы немного залечить раны…Вытаскивать его с того света придется девчонке.
Поняв, что привести Эвора в чувство сейчас им не удастся, Иванэ обратился к Найджу и Коту:
- Готовьте носилки, мы понесем его…У нас слишком мало времени.
Мужчины развернули заранее приготовленные полотняные носилки и осторожно завернули в них Эвора, после чего подняли перевязи, перекинули их через плечо и направились прочь. В камере остались Иванэ и четвертый член отряда. Невысокий плотный мужчина средних лет с высоким лбом и начинающими редеть волосами.
- Вы уверены в том, что делаете, Ваша Светлость?
- Вы боитесь, Клод?
- Когда император Ярно освободит столицу от осады, он захочет устроить суд над бунтовщиком, и что же тогда скажу ему я, простой судья, который и должен был охранять преступника? – В словах мужчины не было ни страха, ни сомнения. Старший судья всегда знал, что он делает, и эта показная неуверенность была направлена на то, чтобы заставить его, Иванэ, хорошо осознать – что он творит.
- Вы скажете ему, что это его преданный вассал, Консул Лаконы, Иванэ ле Амарра своей властью освободил пленного князя Эвора Тилийского.
- Именно так я и скажу. – Спокойно подтвердил судья.
- На том и решим. – Подвел итог герцог и последовал за своими людьми, уже скрывшимися во тьме. Названный Клодом, не пожелал оставаться в темнице и, захлопнув дверь, тоже поспешил прочь.
Им удалось миновать длинный лабиринт до следующего обхода. Ночь приняла их в свои объятия свежим бодрящим воздухом, напоминающим о том, что на дворе уже осень и шумом далекого сражения. Старый десятник на городской стене оказался прав. Враги ночью полезли в очередную атаку. Надо будет после завершения этого дела побывать там и узнать, все ли в порядке. Конные носилки без гербов или каких-либо знаков уже поглотили Князя. Там же скрылся Кот, успевший раздобыть чистую ткань и перевязывавший раны бывшего пленника. Найдж и еще пара конных ждали своего господина. Иванэ взлетел в седло Бриза, придержал коня, норовившего бросится на шум баталии, и обратился к судье, остановившемуся в узком проходе, ведущем в столичные казематы.
- Запомните, Клод, за все несу ответственность я. Только я! – Больше не обернувшись, герцог развернул коня и стал удаляться прочь. Маленькая процессия с конными носилками последовала за ним. Вскоре тьма скрыла всадников от взгляда законника, но он все еще стоял и хмуро качал головой. Судья считал, что Консул совершает ошибку. Наступили времена, когда чрезмерное благородство может стоить Амарре головы. Но таков уж Иванэ – прямой как меч на его гербе.
***
Отряд тем временем уже приближался к дому Мирты. После условного знака дверь мгновенно растворилась На пороге показалась сама хозяйка, одетая в простое, но очень ей идущее голубое платье, насыщенного оттенка. Несмотря на поздний час и волнение, девушка была собрана и серьезна. Увидев герцога, она приветственно кивнула головой и отступила в глубь дома, пропустила людей, несущих Эвора, и повела их в верхние комнаты. Забыв обо всяких приличиях, Иванэ расположился в гостиной, откинулся на спинку дивана и устало закрыл глаза. Только сейчас, когда дело было сделано, он мог отдохнуть…Отдохнуть. Впереди ждет городская стена и вести об атаке, потом новые жалобы о нехватке чего-то где-то когда-то, вечные вопросы, требования, истерики, злой шепоток и фразы о том, что это он во всем виноват…Он никого не судил, все они были правы…
- Иванэ, ты в порядке?
- Мирта. – На губах герцога появилась улыбка. Они как-то не заметили, как перешли на «ты». Общие тайны и боль сближают. – Как он?
- Терпимо. Сейчас там Кот. Он сделает какую-то мазь и компрессы. Говорит, со временем раны затянутся… - Девушка напряглась и продолжила. – Главное привести его в себя и вернуть оттуда, где сейчас его сознание.
- Ты справишься?
- Я сделаю все, что смогу.
Иванэ подошел к Мирте, обнял ее за плечи и глядя в глаза прошептал:
- Прости меня. Я не должен был взваливать на тебя свои проблемы.
- Это проблемы Лаконы, а значит и мои, - грустно улыбнулась девушка.
Гецог поцеловал ее горячий лоб и вышел из дома. Его ждала война, а ее «битва» за Эвора.
Дверь за ним закрылась. На востоке занимался рассвет. Его алые краски, как нельзя лучше подходили к настроению Иванэ. Где-то за стенами захлебнулась последняя атака и все затихло. Осада продолжалась.
9 день месяца Падения Зерна
Ред смотрел прямо в глаза своей названной сестре, терпеливо объясняя:
- Пойми, я ничего не могу сделать. Я выполняю приказ Эвора, его волю. Лес должен выстоять. А его решение, - Ред тяжело вздохнул. - Риган, он сам выбрал свой путь. И каждый из нас несет ответственность за выбор, который делает. Я не одобряю его шага, но я буду сдерживать железных драконов Ярно, пока хватит моих сил.
- Ред! Но что же случилось с Князем после его возвращения? - девушка чуть ли не кричала на него.
Странник успокаивающе положил руку на ее плечо, пытаясь сдержать и собственную боль:
- Малышка, пойми, я должен сдержать тех, кто готов бросить все, считая, что лес предан.. Лес действительно предан, но он еще жив и может бороться. Я ничем не могу помочь Эвору. Он схвачен. По моим сведениям его казнят.
Девушка упрямо покачала головой:
- Он не предатель, Ред. Ведь ты это знаешь?
- Я уверен в нем, сестренка.
- И я верю в Эвора.
- Ты очень добрая и доверчивая, - тихо сказал Странник. - Риган, я предупреждаю тебя. По приказу Ярно всех, кто противостоит Императору будут судить и приговор будет однозначен: отрубят пальцы. А потом, возможно, в одной связке с Эвором - казнят.
Он внимательно посмотрел в ее огорченное лицо:
- Не вздумай затеять что-нибудь. А сейчас.. иди спать, - он легко подтолкнул ее к костру, возле которого сидел Крин...
Они сидели перед костром. Риган, поджав ноги, наблюдала за танцующим пламенем. Крин тоже следил за всплесками огня, затачивая свой меч: впереди битва, очередная. Сердце сжималось от того, что рядом будет эта девушка.
- Крин, - тихо окликнула его Риган. - Ты.. ты знаешь.. когда то давно я видела, как мой брат ласкал одну девушку. Ее лицо было таким счастливым. Я спросила его потом: что он делал и Вейтр ответил, почему-то покраснев, что он любил ее.
Риган сама не понимала томящего ее желания, но прошедшая и предстоящая битвы сильно обострили все ее существо. И самым сильным оказалось теплое, почти неудержимое чувство, которое породил в ней бьеринг:
- Ты можешь полюбить меня, Крин?
И тут она ощутила, как он напрягся рядом с ней, лицо его окаменело и Риган заколотило: "Стихии... Какая же я дура.." Она поднялась и отошла от костра, глядя в темноту леса:
- Не надо. Не говори. Я понимаю, ведь оборотня любить невозможно, - ее голос становился все тише и тише. Но неожиданно она со всей силы развернулась к нему и срываясь закричала: - А я люблю тебя! Люблю!
Сорвавшись с места она бросилась в ночную мглу, подальше от него.. от боли, что терзала сердце. Риган не слышала крика веземца, не почувствовала, как он кинулся за ней. Впервые в жизни ей так сильно хотелось погибнуть, исчезнуть. Девушка неслась по лесу, не разбирая дороги, пока не запнулась о выступающий корень и не взлетела, падая на спину и глубоко дыша, пытаясь прийти в себя:
- Зачем мне жить? Я не умею бится ради битвы.. Я и защищать толком не умею. А любить.. это не для меня. Я - оборотень... странное существо...
Риган не замечала, как слезы катятся по ее щекам при воспоминании о лице того, кому она отдала свое сердце.
- Крин, я люблю тебя... Прости, Ред. Я совсем не сильная. И если правда, что оборотней можно убить серебряным оружием, то у меня есть средство.
Ее руки плавно вытянули из колчана серебрянную стрелу - выигрыш на турнире, сдернули ткань с груди - чище удар принять!
Крин летел за тенью, отражающейся в неверном свете луны. Все его чувства обострились, он инстинктивно подчинял ярость, охватывающую его: "Где ты.. где ты, Риган?" Вот! Блеск в лунном свете.. Слеза... "РИГАН!"На поляне, куда он вылетел вспыхнула серебрянная стрела и летящая к ней кошка. Крин рванулся к ней:
- Нет! - кошка инстинктивно взлетела над ним и снова устремилась к погибельному блеску серебра.
Крин резко выхватил стрелу и отбросил ее.. И развернувшись схватился с зверем, который в ярости накинулся на него, опрокидывая его на землю. Крин в усилии, не желая причинять боли поднял ее над собой, шепча все то, что так долго хранил в сердце и если бы лес мог слышать, он бы услышал лишь одно: люблю.... люблю.... люблю! Бьеринг замер, медленно отпуская кошачьи лапы:
- А теперь.. если хочешь... убей меня. Я не смогу без тебя жить, - его руки инстинктивно вцепились в землю, чтобы не убежать от той, без которой ему весь свет не нужен, он повернул голову, открывая перед ней шею..
Зубы зверя почти сомкнулись на его шее, оставляя нежный поцелуй девичьих губ:
- Крин... Стихии! Крин, что я натворила? - она обхватила его голову руками, ища раны и не находя их. Губы чуть коснулись его губ, проверяя дыхание. В глазах мягко гас зверинный огонь..
Его глаза открылись и медленно обернувшись он встретился с перепуганными глазами девушки. С губ Риган слетел облегченный вздох, который он тут же поймал губами, целуя ее, впервые позволяя себе коснутся ее лица с той любовью, которую так безуспешно скрывал:
- Ты в порядке? - руки скользнули по дрожащему телу Риган и он осознал, что она наполовину обнажена.
От него не скрылся румянец на ее щеках, но в глазах его кошки мелькнул призывный огонь и бьеринг понял, что не сможет отказаться от этого подарка, да и не хочет. Он повернулся, укладывая девушку на изгиб своей руки и ласково ведя ладонью по ее лицу, шее, плечам, груди.. Риган вздохнула легко и чуть выгнулась навстречу его ласке. Ее рука зарылась в волосы Крина, лаская затылок:
- Мы не равны, Крин... Сними рубашку, - раздался ее тихий голос. И он понял, что она тоже еле сдерживает себя. Их глаза встретились и он поднялся на ноги, помогая ей встать рядом. Руки влюбленных скользили медленно, снимая лишнее с их тел. Крин перевел дух, глядя на стоящую перед ним девушку. Он подхватил ее на руки, поднимая над собой и словно бросая ее красотой и открытостью вызов всему бушующему вокруг миру, охваченному разрушением. Риган счастливо засмеялась и тут же оказалась в его крепких объятьях, а ее губ коснулись его губы. Юноша с величайшей осторожностью положил ее на землю и его губы заскользили по ее телу. Риган мягко выгибалась под ласками веземца. Лицо девушки пылало от странного нетерпения. Их губы слились. Девушка чуть слышно прошептала:
- Любимый.... Пожалуйста...
И он ощутил, как его талию опоясывают ее ноги. Крин наклонился, заключая губами ее грудь в сладкий плен и слыша стоны, срывающиеся с любимых губ. Он не стал медлить и резко устремился вперед, замерев от того, как Риган содрогнулась под ним. Руки Крина обняли головку Риган, губы нежно касались ее губ, с которых слетел тихий вздох:
- Да, Крин.... Прошу тебя...
И он подчинился. Их глаза не отрывались друг от друга, встречая неудержимое желание и любовь, для которой не было слов. В них вспыхнул одинаковый огонь и тела их слились. Риган выгнулась, приникая к телу любимого и страстно встречая каждое его движение. Боль отступала перед нежностью. Крин, чувствуя как крепко она обнимает его, сам не замечал, как движения его становились все более быстрыми, стремительными. Их закружило и лишь жаркие объятья, которых они не желали размыкать, помогли им ощутить мир вокруг. Юноша покрывал прелестное лицо Риган нежными поцелуями, его палец коснулся припухших от поцелуев губ:
- Я люблю тебя, моя малышка..
Зеленые глаза распахнулись, отражая звезды и вечность:
- Стихии... я люблю тебя, Крин, - она помолчала и неожиданно улыбнулась. - Эти уроки мне нравятся, сударь.
- Обещаю, что буду исправно учить тебя, несносная моя, - тихо прошептал он, а его губы продолжали скользить по ее лицу. - Риган..
На следующее утро они стояли рядом и Ред увидев сияние их лиц понял без слов и лишь покачал головой. Впереди был пожар, разрушение, кровь и бесконечные битвы. Его золотоволосая сестренка смело встретила его взгляд:
- Жизнь стоит того, чтобы жить! - улыбка скользнула по ее губам.
Ну что Странник мог на это сказать? Только улыбнутся и решительно устремится вперед:
- За Тил! За лес!!!
13-14 день месяца Падения Зерна.
После бессонных ночей (Крин и Риган не могли расстаться ни в пылу битвы, ни краткие минуты отдыха, словно торопились быть вместе и отдавая друг другу каждый вздох) и утомительных сражений Риган очень устала и как только Ред отдал приказ отдыхать, она чуть было не свалилась, если бы не руки Крина, подхватившие ее. Кто-то из вояк, посмотрев на утомленную Риган, которую бережно держал на руках веземец, покачал головой:
- Молодой исче..
А эти двое чуть улыбаясь смотрели друг на друга, не в силах оторваться:
- Мой господин, не желаете ли вы отдохнуть? - тихо спросила Риган.
- Я бы с большим удовольствием, да только рядом с тобой и мертвому станет жарко, - в тон ей ответил Крин. - Ты устала.. И сейчас будешь спать, золотая моя.
Головка Риган уютно лежала на его плече, а он заботливо нес ее к импровизированному жилищу, где они отдыхали.
- Спи. У нас впереди очень много... "тренировок", - он бережно укрыл Риган, позволив себе пару минут полюбоваться ее лицом. Но ему надо было идти на совет. Кажется Ред что-то говорил о безумных вылазках: "Посмотрим... так ли уж это безумно".
Риган спала счастливо улыбаясь, без снов. Если не считать постоянного ощущения, что она словно раздваивается... Одна ее часть спит, уютно свернувшись в клубок, а вторая... да.. очень интересная эта вторая часть.. Она видит то, что находится за стеной: "И что же там находится? Где-то далеко - мой дом.. точнее дом, где я выросла.. Нет, это не мой дом.. Фуууххх.. просто сон... Минуточку! А на кой меня тыкать пальцем?! Я еще не выспалась!"
- Живой, - первое, что услышала Риган, поднимая голову и припоминая все добрые слова, который она знала.
- Конечно живой. Для это не обязательно в бок тыкать, - рыжеволосая голова поднялась, да так и застыла с открытым от удивления ртом. Перед ней стояла она сама. Лицо, фигура, волосы - не отличить. Риган подумала, что действительно раздвоилась..
Внезапно громкий хохот заставили подскочить и Риган и ее двойника. Смеялся Ред.
- Видели бы вы себя со стороны, - вытирая слезы простонал он, - уморительное зрелище. – Ред оправился от изумления гораздо быстрее.
– Итак, оборотни научились раздваиваться. Это что, новое их свойство? Риган, почему ты мне не говорила, что у тебя есть сестра? – понизив голос спросил Ред.
- Сестра? – хором произнесли девушки и опять уставились друг на друга.
- У меня нет…, то есть я не знала… не знал.
- О Стихии, - потрясенно прошептала Риган, - ты мне не кажешься. Не молчи!! КТО ТЫ?!!!!
- Я – Фаэнн, то есть Фаэнна.
- А я Риган, но это ты уже наверное понял… поняла. Ты тоже кошка? – тихонько спросила Риган у обретенной родни. Не в силах говорить Фаэнна кивнула.
Неожиданная, счастливая улыбка озарила все личико Риган: "Сестренка... У меня есть сестренка!!!"
- Теперь насчет шпионства, - проговорил Ред.
- Я не шпион, - начала оправдываться Фаэнна, - мне просто было любопытно, а потом что-то словно потянуло сюда, я всегда хотела найти таких как я. Я теперь от вас никуда. Честно.
- Ладно, я тебе верю, ты теперь отсюда действительно никуда, но за тобой будут приглядывать. Риган, введи Фаэнна в курс дела, объясни ситуацию. Н-да, - задумавшись, Ред пошел прочь.
А девушки шлепнулись друг напротив друга спрашивая, отвечая, перебивая себя. Они не могли наговорится. При всем внешнем сходстве кое-что очень сильно отличало их: Риган - легкомысленнее, порывистее; Фаэнна - более собранная, серьезная. Но одна черта характера была общей: неудержимое жизнелюбие и оптимизм...
Утро золотило верхушки деревьев, когда Риган потянула свою сестричку в конюшню, знакомить с Лаской. Ее верная лошадка не ожидала такого сюрприза: перед ней возникла хозяйка.. точнее - две хозяйки. Ласка возмущенно дернула ушами, осуждающе глядя на Риган:
- Я не специально, поверь, Ласка, - оправдывалась девушка. - Это моя сестра. Мы просто очень похожи. Ты же видишь, да? Мы даже обращаемся в одно и тоже животное. Вот смотри.
Перед ошарашенной Лаской, обвернув в притворном смирении лапы хвостом, возникли две серебристо-снежные кошки, внимательно смотрящие на нее. Ласка фыркнула и, совсем как человек, возмущенно отвернула голову. Сначала Риган, а за ней и Фаэнна, перевоплотившись, бросились к лошадке, ласково гладя ее уши и голову, поочередно целуя в нос:
- Ну прости...
- Прости..
- Прости нас..
Ред смотрел прямо в глаза своей названной сестре, терпеливо объясняя:
- Пойми, я ничего не могу сделать. Я выполняю приказ Эвора, его волю. Лес должен выстоять. А его решение, - Ред тяжело вздохнул. - Риган, он сам выбрал свой путь. И каждый из нас несет ответственность за выбор, который делает. Я не одобряю его шага, но я буду сдерживать железных драконов Ярно, пока хватит моих сил.
- Ред! Но что же случилось с Князем после его возвращения? - девушка чуть ли не кричала на него.
Странник успокаивающе положил руку на ее плечо, пытаясь сдержать и собственную боль:
- Малышка, пойми, я должен сдержать тех, кто готов бросить все, считая, что лес предан.. Лес действительно предан, но он еще жив и может бороться. Я ничем не могу помочь Эвору. Он схвачен. По моим сведениям его казнят.
Девушка упрямо покачала головой:
- Он не предатель, Ред. Ведь ты это знаешь?
- Я уверен в нем, сестренка.
- И я верю в Эвора.
- Ты очень добрая и доверчивая, - тихо сказал Странник. - Риган, я предупреждаю тебя. По приказу Ярно всех, кто противостоит Императору будут судить и приговор будет однозначен: отрубят пальцы. А потом, возможно, в одной связке с Эвором - казнят.
Он внимательно посмотрел в ее огорченное лицо:
- Не вздумай затеять что-нибудь. А сейчас.. иди спать, - он легко подтолкнул ее к костру, возле которого сидел Крин...
Они сидели перед костром. Риган, поджав ноги, наблюдала за танцующим пламенем. Крин тоже следил за всплесками огня, затачивая свой меч: впереди битва, очередная. Сердце сжималось от того, что рядом будет эта девушка.
- Крин, - тихо окликнула его Риган. - Ты.. ты знаешь.. когда то давно я видела, как мой брат ласкал одну девушку. Ее лицо было таким счастливым. Я спросила его потом: что он делал и Вейтр ответил, почему-то покраснев, что он любил ее.
Риган сама не понимала томящего ее желания, но прошедшая и предстоящая битвы сильно обострили все ее существо. И самым сильным оказалось теплое, почти неудержимое чувство, которое породил в ней бьеринг:
- Ты можешь полюбить меня, Крин?
И тут она ощутила, как он напрягся рядом с ней, лицо его окаменело и Риган заколотило: "Стихии... Какая же я дура.." Она поднялась и отошла от костра, глядя в темноту леса:
- Не надо. Не говори. Я понимаю, ведь оборотня любить невозможно, - ее голос становился все тише и тише. Но неожиданно она со всей силы развернулась к нему и срываясь закричала: - А я люблю тебя! Люблю!
Сорвавшись с места она бросилась в ночную мглу, подальше от него.. от боли, что терзала сердце. Риган не слышала крика веземца, не почувствовала, как он кинулся за ней. Впервые в жизни ей так сильно хотелось погибнуть, исчезнуть. Девушка неслась по лесу, не разбирая дороги, пока не запнулась о выступающий корень и не взлетела, падая на спину и глубоко дыша, пытаясь прийти в себя:
- Зачем мне жить? Я не умею бится ради битвы.. Я и защищать толком не умею. А любить.. это не для меня. Я - оборотень... странное существо...
Риган не замечала, как слезы катятся по ее щекам при воспоминании о лице того, кому она отдала свое сердце.
- Крин, я люблю тебя... Прости, Ред. Я совсем не сильная. И если правда, что оборотней можно убить серебряным оружием, то у меня есть средство.
Ее руки плавно вытянули из колчана серебрянную стрелу - выигрыш на турнире, сдернули ткань с груди - чище удар принять!
Крин летел за тенью, отражающейся в неверном свете луны. Все его чувства обострились, он инстинктивно подчинял ярость, охватывающую его: "Где ты.. где ты, Риган?" Вот! Блеск в лунном свете.. Слеза... "РИГАН!"На поляне, куда он вылетел вспыхнула серебрянная стрела и летящая к ней кошка. Крин рванулся к ней:
- Нет! - кошка инстинктивно взлетела над ним и снова устремилась к погибельному блеску серебра.
Крин резко выхватил стрелу и отбросил ее.. И развернувшись схватился с зверем, который в ярости накинулся на него, опрокидывая его на землю. Крин в усилии, не желая причинять боли поднял ее над собой, шепча все то, что так долго хранил в сердце и если бы лес мог слышать, он бы услышал лишь одно: люблю.... люблю.... люблю! Бьеринг замер, медленно отпуская кошачьи лапы:
- А теперь.. если хочешь... убей меня. Я не смогу без тебя жить, - его руки инстинктивно вцепились в землю, чтобы не убежать от той, без которой ему весь свет не нужен, он повернул голову, открывая перед ней шею..
Зубы зверя почти сомкнулись на его шее, оставляя нежный поцелуй девичьих губ:
- Крин... Стихии! Крин, что я натворила? - она обхватила его голову руками, ища раны и не находя их. Губы чуть коснулись его губ, проверяя дыхание. В глазах мягко гас зверинный огонь..
Его глаза открылись и медленно обернувшись он встретился с перепуганными глазами девушки. С губ Риган слетел облегченный вздох, который он тут же поймал губами, целуя ее, впервые позволяя себе коснутся ее лица с той любовью, которую так безуспешно скрывал:
- Ты в порядке? - руки скользнули по дрожащему телу Риган и он осознал, что она наполовину обнажена.
От него не скрылся румянец на ее щеках, но в глазах его кошки мелькнул призывный огонь и бьеринг понял, что не сможет отказаться от этого подарка, да и не хочет. Он повернулся, укладывая девушку на изгиб своей руки и ласково ведя ладонью по ее лицу, шее, плечам, груди.. Риган вздохнула легко и чуть выгнулась навстречу его ласке. Ее рука зарылась в волосы Крина, лаская затылок:
- Мы не равны, Крин... Сними рубашку, - раздался ее тихий голос. И он понял, что она тоже еле сдерживает себя. Их глаза встретились и он поднялся на ноги, помогая ей встать рядом. Руки влюбленных скользили медленно, снимая лишнее с их тел. Крин перевел дух, глядя на стоящую перед ним девушку. Он подхватил ее на руки, поднимая над собой и словно бросая ее красотой и открытостью вызов всему бушующему вокруг миру, охваченному разрушением. Риган счастливо засмеялась и тут же оказалась в его крепких объятьях, а ее губ коснулись его губы. Юноша с величайшей осторожностью положил ее на землю и его губы заскользили по ее телу. Риган мягко выгибалась под ласками веземца. Лицо девушки пылало от странного нетерпения. Их губы слились. Девушка чуть слышно прошептала:
- Любимый.... Пожалуйста...
И он ощутил, как его талию опоясывают ее ноги. Крин наклонился, заключая губами ее грудь в сладкий плен и слыша стоны, срывающиеся с любимых губ. Он не стал медлить и резко устремился вперед, замерев от того, как Риган содрогнулась под ним. Руки Крина обняли головку Риган, губы нежно касались ее губ, с которых слетел тихий вздох:
- Да, Крин.... Прошу тебя...
И он подчинился. Их глаза не отрывались друг от друга, встречая неудержимое желание и любовь, для которой не было слов. В них вспыхнул одинаковый огонь и тела их слились. Риган выгнулась, приникая к телу любимого и страстно встречая каждое его движение. Боль отступала перед нежностью. Крин, чувствуя как крепко она обнимает его, сам не замечал, как движения его становились все более быстрыми, стремительными. Их закружило и лишь жаркие объятья, которых они не желали размыкать, помогли им ощутить мир вокруг. Юноша покрывал прелестное лицо Риган нежными поцелуями, его палец коснулся припухших от поцелуев губ:
- Я люблю тебя, моя малышка..
Зеленые глаза распахнулись, отражая звезды и вечность:
- Стихии... я люблю тебя, Крин, - она помолчала и неожиданно улыбнулась. - Эти уроки мне нравятся, сударь.
- Обещаю, что буду исправно учить тебя, несносная моя, - тихо прошептал он, а его губы продолжали скользить по ее лицу. - Риган..
На следующее утро они стояли рядом и Ред увидев сияние их лиц понял без слов и лишь покачал головой. Впереди был пожар, разрушение, кровь и бесконечные битвы. Его золотоволосая сестренка смело встретила его взгляд:
- Жизнь стоит того, чтобы жить! - улыбка скользнула по ее губам.
Ну что Странник мог на это сказать? Только улыбнутся и решительно устремится вперед:
- За Тил! За лес!!!
13-14 день месяца Падения Зерна.
После бессонных ночей (Крин и Риган не могли расстаться ни в пылу битвы, ни краткие минуты отдыха, словно торопились быть вместе и отдавая друг другу каждый вздох) и утомительных сражений Риган очень устала и как только Ред отдал приказ отдыхать, она чуть было не свалилась, если бы не руки Крина, подхватившие ее. Кто-то из вояк, посмотрев на утомленную Риган, которую бережно держал на руках веземец, покачал головой:
- Молодой исче..
А эти двое чуть улыбаясь смотрели друг на друга, не в силах оторваться:
- Мой господин, не желаете ли вы отдохнуть? - тихо спросила Риган.
- Я бы с большим удовольствием, да только рядом с тобой и мертвому станет жарко, - в тон ей ответил Крин. - Ты устала.. И сейчас будешь спать, золотая моя.
Головка Риган уютно лежала на его плече, а он заботливо нес ее к импровизированному жилищу, где они отдыхали.
- Спи. У нас впереди очень много... "тренировок", - он бережно укрыл Риган, позволив себе пару минут полюбоваться ее лицом. Но ему надо было идти на совет. Кажется Ред что-то говорил о безумных вылазках: "Посмотрим... так ли уж это безумно".
Риган спала счастливо улыбаясь, без снов. Если не считать постоянного ощущения, что она словно раздваивается... Одна ее часть спит, уютно свернувшись в клубок, а вторая... да.. очень интересная эта вторая часть.. Она видит то, что находится за стеной: "И что же там находится? Где-то далеко - мой дом.. точнее дом, где я выросла.. Нет, это не мой дом.. Фуууххх.. просто сон... Минуточку! А на кой меня тыкать пальцем?! Я еще не выспалась!"
- Живой, - первое, что услышала Риган, поднимая голову и припоминая все добрые слова, который она знала.
- Конечно живой. Для это не обязательно в бок тыкать, - рыжеволосая голова поднялась, да так и застыла с открытым от удивления ртом. Перед ней стояла она сама. Лицо, фигура, волосы - не отличить. Риган подумала, что действительно раздвоилась..
Внезапно громкий хохот заставили подскочить и Риган и ее двойника. Смеялся Ред.
- Видели бы вы себя со стороны, - вытирая слезы простонал он, - уморительное зрелище. – Ред оправился от изумления гораздо быстрее.
– Итак, оборотни научились раздваиваться. Это что, новое их свойство? Риган, почему ты мне не говорила, что у тебя есть сестра? – понизив голос спросил Ред.
- Сестра? – хором произнесли девушки и опять уставились друг на друга.
- У меня нет…, то есть я не знала… не знал.
- О Стихии, - потрясенно прошептала Риган, - ты мне не кажешься. Не молчи!! КТО ТЫ?!!!!
- Я – Фаэнн, то есть Фаэнна.
- А я Риган, но это ты уже наверное понял… поняла. Ты тоже кошка? – тихонько спросила Риган у обретенной родни. Не в силах говорить Фаэнна кивнула.
Неожиданная, счастливая улыбка озарила все личико Риган: "Сестренка... У меня есть сестренка!!!"
- Теперь насчет шпионства, - проговорил Ред.
- Я не шпион, - начала оправдываться Фаэнна, - мне просто было любопытно, а потом что-то словно потянуло сюда, я всегда хотела найти таких как я. Я теперь от вас никуда. Честно.
- Ладно, я тебе верю, ты теперь отсюда действительно никуда, но за тобой будут приглядывать. Риган, введи Фаэнна в курс дела, объясни ситуацию. Н-да, - задумавшись, Ред пошел прочь.
А девушки шлепнулись друг напротив друга спрашивая, отвечая, перебивая себя. Они не могли наговорится. При всем внешнем сходстве кое-что очень сильно отличало их: Риган - легкомысленнее, порывистее; Фаэнна - более собранная, серьезная. Но одна черта характера была общей: неудержимое жизнелюбие и оптимизм...
Утро золотило верхушки деревьев, когда Риган потянула свою сестричку в конюшню, знакомить с Лаской. Ее верная лошадка не ожидала такого сюрприза: перед ней возникла хозяйка.. точнее - две хозяйки. Ласка возмущенно дернула ушами, осуждающе глядя на Риган:
- Я не специально, поверь, Ласка, - оправдывалась девушка. - Это моя сестра. Мы просто очень похожи. Ты же видишь, да? Мы даже обращаемся в одно и тоже животное. Вот смотри.
Перед ошарашенной Лаской, обвернув в притворном смирении лапы хвостом, возникли две серебристо-снежные кошки, внимательно смотрящие на нее. Ласка фыркнула и, совсем как человек, возмущенно отвернула голову. Сначала Риган, а за ней и Фаэнна, перевоплотившись, бросились к лошадке, ласково гладя ее уши и голову, поочередно целуя в нос:
- Ну прости...
- Прости..
- Прости нас..
14 день месяца Падения Зерна.
Крин устал. Устал удивляться, устал морально и физически. Эта война слишком много из него вытянула, настолько много что он сам не ожидал. И, обдумав это как-то на карауле, он понял что во многом это из-за Риган. Эта рыжая бестия связала его душу еще когда он считал ее им. Тогда он считал свое увлечение чем-то противоестественным и именно по этому он надеялся на сестру. И тут такой подарок Огня Милостивого!! Хотя подарок или нет тот еще вопрос. с одной стороны хоть не сомневаешся в своей нормальности (а то уже в горы думал уходить), а с другой - какой к Теням из нее оруженосец? Хотя то что она рядом это такое счастье! Да и что он за бьеринг если в бою не сможет защитить, ту которую любит?! Плавно его мысли перенеслись на последние события: осада, приказ рубить деревья и исчезновение Эвора. Из этого списка осада занимала его меньше всего. Война - это его ремесло, а уж взять чертог при таком большом числе лучников и при такой самоотвержености защитников казалось вообще нереальным. Аксиома военного искуства что осаждающие должны иметь более чем троекратное преемущество в этих условиях работала безотказно!! Да и Крин в меру своих скромных возможностей старался помочь своими знаниями и умениями. Куда больше его волновал приказ Князя рубить священные деревья. Это решение пошатнуло устои веземца. В его стране, где веками правили глэрды и любое решение принималось неделями, кроме решения о мести, такое попрание традиций было невозможно. Любой веземец скорее отрубил бы себе руку чем поступил так! Раз ты Князь то ты должен быть первым в почитании и сохранении святынь, а не разрушать их!... Но это в Веземе.. Тут, за Горами, было очень многое иначе. Тут опасались смерти и боялись Огня. То что в Веземе никогда никто бы не стал принимать всерьез. Тут даже к замужеству относились иначе!! На пару мгновений он попытался пердставить Риган одной из жен и не смог!! "Видимо если я вернусь с ней домой то тоже в чем-то нарушу традиции.. Как она все-таки прекрасна, моя рыжая кошка!! Как грациозна и нежна!! И как я люблю ее..." От этих мыслей Крин почувствовал, что хочет немедленно увидеть свою любимую и резко поднявшись пошел искать по чертогу. Не доходя до конюшни, он услышал знакомый голос, а прислушавшись различил даже два голоса:
- Риган, ты все же не выспалась или уже сама с со.. - Крин застыл на пороге, переводя взгляд с одной девушки на другую.
Его рыжеволосая девчонка не удержалась и неподражаемо фыркнула:
- Я надеялась тебя подготовить, Крин, - с обожанием глядя на него, звонко сказала Риган.
Парень без всяких эмоций поднял бровь, опускаясь на большой камень:
- Ты еще и подготавливать умеешь к собственным безобразиям, несносный? - когда Крин сердился, он обращался к Риган так, словно она все еще была его оруженосцем - несносным мальчишкой, пробудившим в нем любовь.
Риган решительно тряхнула головой:
- Нуу.. у мя опять это не получилось. Что поделаешь?! - она пожала плечами, а потом указала рукой на свою сестру. - Зато я вас не обманул, сударь. Это моя сестра-близнец. Фаэнна.
Фа, это Крин Везем - мой несносный хозяин, который предпочитает в бою рубить всех в некое подобие фарша..
- Не преувеличивай, Риган, - невольно улыбнувшись, сказал Крин. Его глаза внимательно изучали сестер. - Священное Пламя! Да вас же перепутать можно!
Что-то в его голосе насторожило Риган и она медленно скользнула к нему, встав прямо перед ним и впрямившись во весь своей небольшой рост:
- Мой любимый и обожаемый хозяин, - негромко начала она, - в своих странствиях я слышала, что в Веземе в ходу многоженство.. Кажется я права?
Крин кивнул, глядя прямо в темнеющие очи своей возлюбленной.
- Я просто обязана подготовить тебя, любимый, - все так же негромко продолжала Риган, - что если ты - случайно ли, нарочно ли - перепутаешь меня с Фаэнной, то поверь мне, любимый, мечты о наследнике никогда уже не потревожат тебя. И ночные "уроки" станут сладким воспоминанием.
Она почтительно склонила перед ним голову, словно отчиталась об удачно выполненном приказе. Крин несколько секунд ошарашенно смотрел на нее, а потом захохотал, поднимая ее голову за подбородок:
- А ты оказывается ревнив, мой сердитый котенок? - и заглушая ее возможный ответ, он нежно накрыл ее губы поцелуем.
Потом выпрямился и с удивительным для него озорством подмигнул Фаэнне:
- Все же вы удивительно похожи, кошки, - и прежде чем Риган снова на него набросилась, он быстро поцеловал ее еще раз и вышел на улицу, направляясь к осажденным стенам. Если бы он знал то, что крылось в рыжей головке его кошки, то возможно не спустил бы с нее глаз. Хотя.. все начертано Священным Огнем. И сбывается по начертаному...
...Фаэнна мягко скользнула к задумчиво смотрящей вслед бьерингу сестре:
- Ты его очень любишь?
Риган вздохнула:
- Люблю, - просто ответила она. - И не представляю как буду без него. А ведь..
Она замолчала, испытывающе глядя в глаза сестры:
- Фа, я должна погинуть Чертог... Я.. - Риган глубоко вздохнула. - Я хочу спасти Князя Эвора. Я верю ему.
Фаэнна молчала несколько долгих, как показалось Риган, секунд:
- Мы должны покинуть Чертог, сестренка, - положив руку на плечо ей на плечо, решительно сказала она.
Близнецы поняли друг друга без слов, губы одинаково улыбнулись, а глаза засияли. Фаэнна подмигнула сестре:
- Только учти - ездить на лошади я не умею... Поэтому лучше пойду рядом
Риган подняла глаза к небесам:
- Стихии! И почему мне кажется, что я где-то это уже слышала?!
Крин устал. Устал удивляться, устал морально и физически. Эта война слишком много из него вытянула, настолько много что он сам не ожидал. И, обдумав это как-то на карауле, он понял что во многом это из-за Риган. Эта рыжая бестия связала его душу еще когда он считал ее им. Тогда он считал свое увлечение чем-то противоестественным и именно по этому он надеялся на сестру. И тут такой подарок Огня Милостивого!! Хотя подарок или нет тот еще вопрос. с одной стороны хоть не сомневаешся в своей нормальности (а то уже в горы думал уходить), а с другой - какой к Теням из нее оруженосец? Хотя то что она рядом это такое счастье! Да и что он за бьеринг если в бою не сможет защитить, ту которую любит?! Плавно его мысли перенеслись на последние события: осада, приказ рубить деревья и исчезновение Эвора. Из этого списка осада занимала его меньше всего. Война - это его ремесло, а уж взять чертог при таком большом числе лучников и при такой самоотвержености защитников казалось вообще нереальным. Аксиома военного искуства что осаждающие должны иметь более чем троекратное преемущество в этих условиях работала безотказно!! Да и Крин в меру своих скромных возможностей старался помочь своими знаниями и умениями. Куда больше его волновал приказ Князя рубить священные деревья. Это решение пошатнуло устои веземца. В его стране, где веками правили глэрды и любое решение принималось неделями, кроме решения о мести, такое попрание традиций было невозможно. Любой веземец скорее отрубил бы себе руку чем поступил так! Раз ты Князь то ты должен быть первым в почитании и сохранении святынь, а не разрушать их!... Но это в Веземе.. Тут, за Горами, было очень многое иначе. Тут опасались смерти и боялись Огня. То что в Веземе никогда никто бы не стал принимать всерьез. Тут даже к замужеству относились иначе!! На пару мгновений он попытался пердставить Риган одной из жен и не смог!! "Видимо если я вернусь с ней домой то тоже в чем-то нарушу традиции.. Как она все-таки прекрасна, моя рыжая кошка!! Как грациозна и нежна!! И как я люблю ее..." От этих мыслей Крин почувствовал, что хочет немедленно увидеть свою любимую и резко поднявшись пошел искать по чертогу. Не доходя до конюшни, он услышал знакомый голос, а прислушавшись различил даже два голоса:
- Риган, ты все же не выспалась или уже сама с со.. - Крин застыл на пороге, переводя взгляд с одной девушки на другую.
Его рыжеволосая девчонка не удержалась и неподражаемо фыркнула:
- Я надеялась тебя подготовить, Крин, - с обожанием глядя на него, звонко сказала Риган.
Парень без всяких эмоций поднял бровь, опускаясь на большой камень:
- Ты еще и подготавливать умеешь к собственным безобразиям, несносный? - когда Крин сердился, он обращался к Риган так, словно она все еще была его оруженосцем - несносным мальчишкой, пробудившим в нем любовь.
Риган решительно тряхнула головой:
- Нуу.. у мя опять это не получилось. Что поделаешь?! - она пожала плечами, а потом указала рукой на свою сестру. - Зато я вас не обманул, сударь. Это моя сестра-близнец. Фаэнна.
Фа, это Крин Везем - мой несносный хозяин, который предпочитает в бою рубить всех в некое подобие фарша..- Не преувеличивай, Риган, - невольно улыбнувшись, сказал Крин. Его глаза внимательно изучали сестер. - Священное Пламя! Да вас же перепутать можно!
Что-то в его голосе насторожило Риган и она медленно скользнула к нему, встав прямо перед ним и впрямившись во весь своей небольшой рост:
- Мой любимый и обожаемый хозяин, - негромко начала она, - в своих странствиях я слышала, что в Веземе в ходу многоженство.. Кажется я права?
Крин кивнул, глядя прямо в темнеющие очи своей возлюбленной.
- Я просто обязана подготовить тебя, любимый, - все так же негромко продолжала Риган, - что если ты - случайно ли, нарочно ли - перепутаешь меня с Фаэнной, то поверь мне, любимый, мечты о наследнике никогда уже не потревожат тебя. И ночные "уроки" станут сладким воспоминанием.
Она почтительно склонила перед ним голову, словно отчиталась об удачно выполненном приказе. Крин несколько секунд ошарашенно смотрел на нее, а потом захохотал, поднимая ее голову за подбородок:
- А ты оказывается ревнив, мой сердитый котенок? - и заглушая ее возможный ответ, он нежно накрыл ее губы поцелуем.
Потом выпрямился и с удивительным для него озорством подмигнул Фаэнне:
- Все же вы удивительно похожи, кошки, - и прежде чем Риган снова на него набросилась, он быстро поцеловал ее еще раз и вышел на улицу, направляясь к осажденным стенам. Если бы он знал то, что крылось в рыжей головке его кошки, то возможно не спустил бы с нее глаз. Хотя.. все начертано Священным Огнем. И сбывается по начертаному...
...Фаэнна мягко скользнула к задумчиво смотрящей вслед бьерингу сестре:
- Ты его очень любишь?
Риган вздохнула:
- Люблю, - просто ответила она. - И не представляю как буду без него. А ведь..
Она замолчала, испытывающе глядя в глаза сестры:
- Фа, я должна погинуть Чертог... Я.. - Риган глубоко вздохнула. - Я хочу спасти Князя Эвора. Я верю ему.
Фаэнна молчала несколько долгих, как показалось Риган, секунд:
- Мы должны покинуть Чертог, сестренка, - положив руку на плечо ей на плечо, решительно сказала она.
Близнецы поняли друг друга без слов, губы одинаково улыбнулись, а глаза засияли. Фаэнна подмигнула сестре:
- Только учти - ездить на лошади я не умею... Поэтому лучше пойду рядом
Риган подняла глаза к небесам:
- Стихии! И почему мне кажется, что я где-то это уже слышала?!
17-18 Падения Зерна. Фалесса.
Над Фалессой собирались тучи. Огромные, тяжелые, почти черные, они сталкивались друг с другом и недовольно грохотали. Надвигалась гроза, а пока становилось все труднее дышать и думать.
- Он умирает…
Сама она это произнесла или кто-то другой? Мирта, вздрогнув, подняла голову. Нет, она здесь одна, сегодня никто из слуг свою комнату не покинет, Теодор проследит. Она одна. Эвор Тилийский не в счет. Мирта взглянула на его заострившееся, отрешенное лицо. Раны она залечила, но что делать, если он сам не хочет возвращаться?
Умирает, умирает… Час-два и все будет кончено. А она – всего-навсего глупая девчонка, возомнившая себя колдуньей. И винить, кроме себя, некого. Только Мирта ле Тойе мешает Мирте ле Тойе. Она боится Силы и вряд ли сможет взять ее. Но она обещала Иванэ, стоит хотя бы попробовать.
Мирта присела рядом с неподвижно лежащим князем, взяла его руку в свои. Как лечить душу человека, которого не знаешь? Где та, пусть единственная, ниточка, по которой она сможет дотянуться до него?
- Эвор, - тихо, почти беззвучно произнесла Мирта, как бы пробуя это имя на слух. Потом повторила чуть громче и напевнее. Прикрыв глаза, она провела рукой над лицом князя. Легкое головокружение, значит, она на правильном пути. Если она сможет прикоснуться к его душе, понять, что с ним…
Мир резко повернулся и снова замер. Мирта чувствовала себя так, как будто упала с огромной высоты. Она успела ощутить глухую боль, мучающую Эвора, и страстное желание забыть все, навсегда уйти от этого мира. Он не может на самом деле думать так! Как же он должен был страдать!
Она снова попробовала дотянуться до Эвора, но все следующие попытки были напрасными. Она уже едва не плакала от бессилия. За окнами несмело сверкнула молния, что-то слабо громыхнуло в небесах, а дождя все не было. Мирта подошла к окну, вот также и она: множество усилий и никакой результат. Если князь умрет, то и Иванэ, и Лакона, и отец… к Теням все это! Она хочет, чтобы этот человек жил, чтобы он открыл глаза и улыбался! И так будет!
- Ты слышишь? – громко сказала она, - ты будешь жить.
Она говорила что-то еще, почти кричала, глядя в это бездушное лицо. О, сейчас она его почти ненавидела, и ненависть была именно тем, что нужно.
- Эвор? – снова позвала она. Вспыхнула ослепительная молния, и пришел ливень. Он падал сплошной стеной, яростно стучась в окно. И окно не выдержало. Створки распахнулись, и Мирта в мгновение ока вымокла с головы до пят. Казалось, струи сами стремились именно к ней. Девушка торжествующе рассмеялась. Она чувствовала себя так, как будто ее омыло живой водой. Теперь все получится!
Она закрыла глаза… и ее подхватила огромная волна. Но ей впервые не было страшно в этом потоке, она наслаждалась несущей ее мощью. «Где я? Что я?» - эти мысли мелькнули и исчезли. Осталась Сила, кружащая ее и не выпускающая из водоворота. На миг к Мирте вернулся страх потерять себя, но сегодня она стала сильнее. Волна взметнулась и опала ей под ноги. Девушка облегченно вздохнула и открыла глаза. Уверенно подошла к Эвору, положила руки ему на виски и тихо позвала:
- Вернись.
Его глаза медленно открылись. Мгновение он смотрел на склонившуюся над ним девушку, а потом погрузился в глубокий сон. Мирта довольно улыбнулась, оглядела комнату, по которой как будто недавно прошел ураган… за дверью уже слышались осторожные шаги Теодора.
Когда перед ним распахнулась дверь, дворецкому понадобилась вся его выдержка. Госпожа графиня в мокрой одежде и с влажными волосами больше напоминала водяную деву, чем живого человека. Бледностью и прозрачностью лица она почти сравнялась со своим пациентом. Темно-синие глаза горели таким торжествующим огнем, что становилось жутко. Похоже, этот больной мальчик, которого привез герцог Деннир, все-таки умер. Не дай Марэль ей от этого с ума сойти, если только она уже не…
- Теодор, уберите здесь, я приведу себя в порядок и вернусь, - да нет, вроде бы говорит вполне разумно. Когда Мирта ушла, дворецкий подошел к кровати больного и едва сдержал изумленный возглас. Он дышал, тихо, но ровно, щеки слегка порозовели, и если так пойдет и дальше, то мальчик еще поживет.
Над Фалессой собирались тучи. Огромные, тяжелые, почти черные, они сталкивались друг с другом и недовольно грохотали. Надвигалась гроза, а пока становилось все труднее дышать и думать.
- Он умирает…
Сама она это произнесла или кто-то другой? Мирта, вздрогнув, подняла голову. Нет, она здесь одна, сегодня никто из слуг свою комнату не покинет, Теодор проследит. Она одна. Эвор Тилийский не в счет. Мирта взглянула на его заострившееся, отрешенное лицо. Раны она залечила, но что делать, если он сам не хочет возвращаться?
Умирает, умирает… Час-два и все будет кончено. А она – всего-навсего глупая девчонка, возомнившая себя колдуньей. И винить, кроме себя, некого. Только Мирта ле Тойе мешает Мирте ле Тойе. Она боится Силы и вряд ли сможет взять ее. Но она обещала Иванэ, стоит хотя бы попробовать.
Мирта присела рядом с неподвижно лежащим князем, взяла его руку в свои. Как лечить душу человека, которого не знаешь? Где та, пусть единственная, ниточка, по которой она сможет дотянуться до него?
- Эвор, - тихо, почти беззвучно произнесла Мирта, как бы пробуя это имя на слух. Потом повторила чуть громче и напевнее. Прикрыв глаза, она провела рукой над лицом князя. Легкое головокружение, значит, она на правильном пути. Если она сможет прикоснуться к его душе, понять, что с ним…
Мир резко повернулся и снова замер. Мирта чувствовала себя так, как будто упала с огромной высоты. Она успела ощутить глухую боль, мучающую Эвора, и страстное желание забыть все, навсегда уйти от этого мира. Он не может на самом деле думать так! Как же он должен был страдать!
Она снова попробовала дотянуться до Эвора, но все следующие попытки были напрасными. Она уже едва не плакала от бессилия. За окнами несмело сверкнула молния, что-то слабо громыхнуло в небесах, а дождя все не было. Мирта подошла к окну, вот также и она: множество усилий и никакой результат. Если князь умрет, то и Иванэ, и Лакона, и отец… к Теням все это! Она хочет, чтобы этот человек жил, чтобы он открыл глаза и улыбался! И так будет!
- Ты слышишь? – громко сказала она, - ты будешь жить.
Она говорила что-то еще, почти кричала, глядя в это бездушное лицо. О, сейчас она его почти ненавидела, и ненависть была именно тем, что нужно.
- Эвор? – снова позвала она. Вспыхнула ослепительная молния, и пришел ливень. Он падал сплошной стеной, яростно стучась в окно. И окно не выдержало. Створки распахнулись, и Мирта в мгновение ока вымокла с головы до пят. Казалось, струи сами стремились именно к ней. Девушка торжествующе рассмеялась. Она чувствовала себя так, как будто ее омыло живой водой. Теперь все получится!
Она закрыла глаза… и ее подхватила огромная волна. Но ей впервые не было страшно в этом потоке, она наслаждалась несущей ее мощью. «Где я? Что я?» - эти мысли мелькнули и исчезли. Осталась Сила, кружащая ее и не выпускающая из водоворота. На миг к Мирте вернулся страх потерять себя, но сегодня она стала сильнее. Волна взметнулась и опала ей под ноги. Девушка облегченно вздохнула и открыла глаза. Уверенно подошла к Эвору, положила руки ему на виски и тихо позвала:
- Вернись.
Его глаза медленно открылись. Мгновение он смотрел на склонившуюся над ним девушку, а потом погрузился в глубокий сон. Мирта довольно улыбнулась, оглядела комнату, по которой как будто недавно прошел ураган… за дверью уже слышались осторожные шаги Теодора.
Когда перед ним распахнулась дверь, дворецкому понадобилась вся его выдержка. Госпожа графиня в мокрой одежде и с влажными волосами больше напоминала водяную деву, чем живого человека. Бледностью и прозрачностью лица она почти сравнялась со своим пациентом. Темно-синие глаза горели таким торжествующим огнем, что становилось жутко. Похоже, этот больной мальчик, которого привез герцог Деннир, все-таки умер. Не дай Марэль ей от этого с ума сойти, если только она уже не…
- Теодор, уберите здесь, я приведу себя в порядок и вернусь, - да нет, вроде бы говорит вполне разумно. Когда Мирта ушла, дворецкий подошел к кровати больного и едва сдержал изумленный возглас. Он дышал, тихо, но ровно, щеки слегка порозовели, и если так пойдет и дальше, то мальчик еще поживет.
10 день месяца Падения Зерна
О Каар многомудрый, чего ты хочешь от сына степей? Пошли ему удачу или дай крылья, чтоб долететь до родных степей…
Много раз солнце сменяло звезды на небе. Но не было Джимшиду покоя. Как и не было возможности для него покинуть Сторн. Большая часть кораблей ушло к берегам Лакон-стана, а те, что остались на рейдах не собирались в Лирию. Не интересовал его больше и сам Сторн, такой холодный и неуютный. А в каменном доме он чувствовал себя хуже, чем птица в клетке. Кроме того, Кямран-бей запретил молодому охотнику покидать выделенную лирийцам резиденцию без сопровождения. И теперь шел ли он в порт узнать новости, или разминал Верного, выезжая за город, за ним неотступно следовал немой раб Кямран-бея. Сначала его это страшно раздражало, потом он привык и почти перестал замечать навязанную ему охрану.
Вот и теперь, выйдя из комнаты, Джимшид сразу увидел сидящего на корточках в позе ожидания немого.
- Я иду в порт. – Коротко сказал он.
Немой склонил голову, выражая толи согласие, толи покорность.
В порту кораблей не прибавилось, но это могло и ничего не значить. Потому Джимшид зашел в портовую таверну. Когда он пришел сюда в первый раз, на него косились и даже попытались избить. Но теперь привыкли и у него даже появились здесь друзья.
Таверна, конечно, была место, на взгляд Джимшида, почти отвратительным. Тростник на полу меня редко, стены давно не белили, изрезанные столы не скоблили вообще, но если где в городе и появлялись новости первыми то именно здесь. Шагнув с яркого солнца в помещение, Джимшид чуть помедлил на пороге, пока глаза не привыкли к сумраку. Потом кивнул нескольким знакомым и сел на относительно давно облюбованный им стол у грязного подслеповатого окошка. Хозяин собственноручно принес с кухни поднос с чайником из тонкого фарфора полный кипятка и пару фарфоровых чашек, одну пустую, другую с мерной ложкой и сбором зеленого чая. Он несколько торжественно водрузил это на стол перед Джимшидом. Охотник улыбнулся, он помнил, что и чайник, чашки появились в таверне поле того, как он зашел сюда в пятый раз и в пятый раз попросил зелёный чай. С тех пор это стало почти ритуалом. Даже торжественность на лице хозяина таверны и та входила в него. Джимшид обдал чашку кипятком и выплеснул воду прямо на пол. Затем положил в теплую чашку всего одну мерную ложку заварки, аккуратно наполнил её до половины водой и накрыл ладонью. Спустя два раза по десять ударов сердца охотник отпил из чашки всего один глоток и обратился к хозяину с обычным приветствием:
- Да прольется тебе дождь под ноги, досточтимый хозяин. И снизойдет на твой дом милость Каара. Есть ли новости для меня?
- Новости все те же и там же. Война. Но в Лирию пока никто не собирается. Если соберется, так я узнаю первый. – Хозяин хлопнул гостя по плечу и отправился за стойку.
Джимшид посмотрел, как плавают в чашке чаинки, и посмотрел на ничего выражающее лицо раба.
Нужно ждать… Снова ждать… Но сколько можно ждать?
О Каар многомудрый, чего ты хочешь от сына степей? Пошли ему удачу или дай крылья, чтоб долететь до родных степей…
Много раз солнце сменяло звезды на небе. Но не было Джимшиду покоя. Как и не было возможности для него покинуть Сторн. Большая часть кораблей ушло к берегам Лакон-стана, а те, что остались на рейдах не собирались в Лирию. Не интересовал его больше и сам Сторн, такой холодный и неуютный. А в каменном доме он чувствовал себя хуже, чем птица в клетке. Кроме того, Кямран-бей запретил молодому охотнику покидать выделенную лирийцам резиденцию без сопровождения. И теперь шел ли он в порт узнать новости, или разминал Верного, выезжая за город, за ним неотступно следовал немой раб Кямран-бея. Сначала его это страшно раздражало, потом он привык и почти перестал замечать навязанную ему охрану.
Вот и теперь, выйдя из комнаты, Джимшид сразу увидел сидящего на корточках в позе ожидания немого.
- Я иду в порт. – Коротко сказал он.
Немой склонил голову, выражая толи согласие, толи покорность.
В порту кораблей не прибавилось, но это могло и ничего не значить. Потому Джимшид зашел в портовую таверну. Когда он пришел сюда в первый раз, на него косились и даже попытались избить. Но теперь привыкли и у него даже появились здесь друзья.
Таверна, конечно, была место, на взгляд Джимшида, почти отвратительным. Тростник на полу меня редко, стены давно не белили, изрезанные столы не скоблили вообще, но если где в городе и появлялись новости первыми то именно здесь. Шагнув с яркого солнца в помещение, Джимшид чуть помедлил на пороге, пока глаза не привыкли к сумраку. Потом кивнул нескольким знакомым и сел на относительно давно облюбованный им стол у грязного подслеповатого окошка. Хозяин собственноручно принес с кухни поднос с чайником из тонкого фарфора полный кипятка и пару фарфоровых чашек, одну пустую, другую с мерной ложкой и сбором зеленого чая. Он несколько торжественно водрузил это на стол перед Джимшидом. Охотник улыбнулся, он помнил, что и чайник, чашки появились в таверне поле того, как он зашел сюда в пятый раз и в пятый раз попросил зелёный чай. С тех пор это стало почти ритуалом. Даже торжественность на лице хозяина таверны и та входила в него. Джимшид обдал чашку кипятком и выплеснул воду прямо на пол. Затем положил в теплую чашку всего одну мерную ложку заварки, аккуратно наполнил её до половины водой и накрыл ладонью. Спустя два раза по десять ударов сердца охотник отпил из чашки всего один глоток и обратился к хозяину с обычным приветствием:
- Да прольется тебе дождь под ноги, досточтимый хозяин. И снизойдет на твой дом милость Каара. Есть ли новости для меня?
- Новости все те же и там же. Война. Но в Лирию пока никто не собирается. Если соберется, так я узнаю первый. – Хозяин хлопнул гостя по плечу и отправился за стойку.
Джимшид посмотрел, как плавают в чашке чаинки, и посмотрел на ничего выражающее лицо раба.
Нужно ждать… Снова ждать… Но сколько можно ждать?
20-й день месяца падения зерна. Окрестности Фалессы.
О, она снова могла принимать участие в происходящем. И когда же эта курица Дьюрика сдастся? Кто бы мог подумать, что ее сознание настолько крепко! Хм...То, что Ведьма ощущала уже давно, было все ближе и ближе.
А пока она чувствовала чужую беду. Нет, это не было магией, это было криком животных, разбегающихся от Фалессы. Чума, не иначе.
Зверушки всегда первыми чуют невзгоды, куда уж людям!
Это, конечно, было очень захватывающе, но пора было начинать задумываться над тем, что она скажет сторнийцам. Тем паче, что стены города уже виднеются. А значит, в любой момент можно нарваться на отряд...
О, она снова могла принимать участие в происходящем. И когда же эта курица Дьюрика сдастся? Кто бы мог подумать, что ее сознание настолько крепко! Хм...То, что Ведьма ощущала уже давно, было все ближе и ближе.
А пока она чувствовала чужую беду. Нет, это не было магией, это было криком животных, разбегающихся от Фалессы. Чума, не иначе.
Зверушки всегда первыми чуют невзгоды, куда уж людям!
Это, конечно, было очень захватывающе, но пора было начинать задумываться над тем, что она скажет сторнийцам. Тем паче, что стены города уже виднеются. А значит, в любой момент можно нарваться на отряд...
20-21 день месяца Падения зерна. Фалесса.
- Иванэ, ты должен быть на стене…
Кот ворвался в кабинет Консула, игнорируя всяческие правила и этикет. Война уровняла всех.
- Что-то случилось? – Спокойствию, с которым спросил это герцог, могли позавидовать все льды мира.
- Они начали новую атаку.
- Не первую и не последнюю, думаю.
- В этот раз все по-другому. Он гонят на стену простых лаконцев, крестьян из окрестных деревень…
- Марэль и его Избранники! – Иванэ встал со своего места и быстро направился к конюшне. На ходу отдавая распоряжения. – Скачи к начальнику городской гвардии. Прикажи прислать на стену еще людей, скажи это мой личный приказ.
Кот лишь кивнул и вскоре уже скрылся на коне в узких переулках. Иванэ, оседлав Бриза, направился к стене, бросив напоследок Найджу, прибежавшему на шум. - Оставайся в доме, усиль охрану, один Марэль знает, что будет…
Люди, растревоженные атакой, спешили по городским улицам к своим домам. Один из людей Иванэ кричал что-то, и людская река расступалась, пропуская Консула. Весь мир сейчас сузился дла герцога до туннеля столичных улиц, бежавших ему на встречу. Ветер рвал смоляные волосы и развевал плащ за спиной. А в конце этого пути были люди. Свои же люди, такие же лаконцы, которых нужно было убить, чтобы остановить любой ценой. Потому что Фалесса должна выстоять!
Иванэ догадывался кому могла принадлежать «гениальная» идея этого штурма и в нем медленно поднималась ненависть к человеку, бросившему вызов Лаконе, Фалессе, ему лично…
То, что открылось Консулу с городской стены, могло заставить дрогнуть любого, но лицо Иванэ не изменилось, только рука сжала рукоять родового меча. По голому осеннему полю, размокшему свежей грязью после дождя, двигались три «отряда». В каждом человек по триста. Сразу было видно, что это лаконцы, скорее всего крестьяне. В руках они держали разное оружие пики, мечей, топоры – все, что было не нужно лирийцам и сторнийцам. В самом безмолвном шествии этих людей было что-то ужасающе неправильное, противоестественное. Обреченность, отчаяние и стальная воля к смерти стали их знаменем. Лишь на некотором отдалении виднелись лирийские солдаты, зрители первого ряда в спектакле, поставленном Рикардом Шарком. Им будет прекрасно видно, как одни лаконцы будут убивать других.
- Как они их заставили?… - Осмелился заговорить один из солдат.
Иванэ молчал.
- Заложники, дурья твоя башка! – воскликнул десятник, тот самый с которым герцог говорил три дня назад. Голова его теперь была перевязана, похоже, в прошлой атаке ему крепко досталось. А вояка не глуп, похоже, не раз бывал в сражениях Смышленый…
- Готовьтесь к отражению. – Прервал перепалку мужчин Консул. Пусть на стену поднимут побольше стрел и арбалетов. Мечи тоже пригодятся.
- Мы что будем их убивать? – Неверяще уставился на Иванэ кто-то из воинов.
- А вы предлагаете сдать им город? – Вопросительно приподнял бровь герцог.
- Нет, но…Они же свои…
- Небу было угодно, чтобы сегодня они оказались по другую сторону стены, значит сегодня они наши враги. А врагов убивают. – Иванэ сам не верил в то, что говорил, но какой выбор оставил ему Сторнийский Властитель?
Где-то гремели подъемные клети. Лязг и стук возвестил, что на стену поднимают оружие и еще людей. Кот успел предупредить начальника гвардейцев. Они отобьют атаку, а думать о том, кого убивали будут потом. Жалеть себя легко, вы попробуйте пожалеть врага…
Первые ряды нападающих уже были в зоне обстрела и Ивнэ скомандовал:
- Готовьс… - Арбалетчики подняли оружие, прицелились… - Залп… - И ничего не произошло. Болты остались в пазах, воины стояли, замерев в боевом порядке.
- Не могу, - сказал один из них. – У меня брат в одной из соседних деревень живет…
- Поверьте, лучше они умрут от наших рук, чем доживут до той участи, которую им и их родным приготовили сторнийцы, - Иванэ взял арбалет из рук солдата, прицелился и выстрелил. Болт взвизгнул, освободился из плена и устремился на свободу. Его песня длилась недолго. Сердце огромного детины, шедшего в первой шеренге стало последним упокоением снаряда. Крестьянин почувствовал, как цветок резкой разрывающей боли расцвел чуть ниже левой ключицы, хотел схватиться за нее, не успел, всплеснул руками и всем своим огромным телом стал падать вперед. Земля бежала на встречу, обещая покой. Лишь в земле покой. Последний покой. Грязная жижа затопила глаза, забилась в нос и открывшийся рот, пропитала одежду, смешалась с кровью, тонкой струйкой вытекавшей из человека. А потом серое осеннее небо раздавило ничтожного смертного, опрокинуло, перевернуло, а смерть все не приходила. Рядом упал кто-то еще, потом еще и еще…А люди, уже не обращая внимания на падающих товарищей, шли по их телам живым и мертвым, кричащим и немым. Шли, потому что от каждого их шага зависела жизнь их жен, матерей и отцов, сыновей и дочерей, братьев и сестер. И выхода не было. Смерть на стенах Фалессы под мечами лаконцев или смерть под топором мясников, гордо именующих себя воинами Лирии и Сторна…Смерть была выбором, но смерть не приходила.
Иванэ не любил арбалет, считая его оружием трусов, но на войне, как в любви, все средства хороши. Здесь не было времени играть в героев. Убедившись, что выстрел попал в цель, он вставил новый болт, приготовился выстрелить опять, но тут рядом раздался щелчок, и кто-то отправил болт в гущу второго отряда. Герцог обернулся и увидел Кота, стоящего с ним плечом к плечу. Глаза мужчин встретились и между ними пробежала искра понимания. Вдруг стук спущенного крючка раздался где-то еще, и, наконец, на наступающих посыпался смертельный дождь. Это была первая победа Иванэ в сегодняшней схватке – заставить солдат убивать своих братьев.
- Убейте их! Всех! – Приказал Консул и стал перезаряжать свой арбалет.
- Иванэ, ты должен быть на стене…
Кот ворвался в кабинет Консула, игнорируя всяческие правила и этикет. Война уровняла всех.
- Что-то случилось? – Спокойствию, с которым спросил это герцог, могли позавидовать все льды мира.
- Они начали новую атаку.
- Не первую и не последнюю, думаю.
- В этот раз все по-другому. Он гонят на стену простых лаконцев, крестьян из окрестных деревень…
- Марэль и его Избранники! – Иванэ встал со своего места и быстро направился к конюшне. На ходу отдавая распоряжения. – Скачи к начальнику городской гвардии. Прикажи прислать на стену еще людей, скажи это мой личный приказ.
Кот лишь кивнул и вскоре уже скрылся на коне в узких переулках. Иванэ, оседлав Бриза, направился к стене, бросив напоследок Найджу, прибежавшему на шум. - Оставайся в доме, усиль охрану, один Марэль знает, что будет…
Люди, растревоженные атакой, спешили по городским улицам к своим домам. Один из людей Иванэ кричал что-то, и людская река расступалась, пропуская Консула. Весь мир сейчас сузился дла герцога до туннеля столичных улиц, бежавших ему на встречу. Ветер рвал смоляные волосы и развевал плащ за спиной. А в конце этого пути были люди. Свои же люди, такие же лаконцы, которых нужно было убить, чтобы остановить любой ценой. Потому что Фалесса должна выстоять!
Иванэ догадывался кому могла принадлежать «гениальная» идея этого штурма и в нем медленно поднималась ненависть к человеку, бросившему вызов Лаконе, Фалессе, ему лично…
То, что открылось Консулу с городской стены, могло заставить дрогнуть любого, но лицо Иванэ не изменилось, только рука сжала рукоять родового меча. По голому осеннему полю, размокшему свежей грязью после дождя, двигались три «отряда». В каждом человек по триста. Сразу было видно, что это лаконцы, скорее всего крестьяне. В руках они держали разное оружие пики, мечей, топоры – все, что было не нужно лирийцам и сторнийцам. В самом безмолвном шествии этих людей было что-то ужасающе неправильное, противоестественное. Обреченность, отчаяние и стальная воля к смерти стали их знаменем. Лишь на некотором отдалении виднелись лирийские солдаты, зрители первого ряда в спектакле, поставленном Рикардом Шарком. Им будет прекрасно видно, как одни лаконцы будут убивать других.
- Как они их заставили?… - Осмелился заговорить один из солдат.
Иванэ молчал.
- Заложники, дурья твоя башка! – воскликнул десятник, тот самый с которым герцог говорил три дня назад. Голова его теперь была перевязана, похоже, в прошлой атаке ему крепко досталось. А вояка не глуп, похоже, не раз бывал в сражениях Смышленый…
- Готовьтесь к отражению. – Прервал перепалку мужчин Консул. Пусть на стену поднимут побольше стрел и арбалетов. Мечи тоже пригодятся.
- Мы что будем их убивать? – Неверяще уставился на Иванэ кто-то из воинов.
- А вы предлагаете сдать им город? – Вопросительно приподнял бровь герцог.
- Нет, но…Они же свои…
- Небу было угодно, чтобы сегодня они оказались по другую сторону стены, значит сегодня они наши враги. А врагов убивают. – Иванэ сам не верил в то, что говорил, но какой выбор оставил ему Сторнийский Властитель?
Где-то гремели подъемные клети. Лязг и стук возвестил, что на стену поднимают оружие и еще людей. Кот успел предупредить начальника гвардейцев. Они отобьют атаку, а думать о том, кого убивали будут потом. Жалеть себя легко, вы попробуйте пожалеть врага…
Первые ряды нападающих уже были в зоне обстрела и Ивнэ скомандовал:
- Готовьс… - Арбалетчики подняли оружие, прицелились… - Залп… - И ничего не произошло. Болты остались в пазах, воины стояли, замерев в боевом порядке.
- Не могу, - сказал один из них. – У меня брат в одной из соседних деревень живет…
- Поверьте, лучше они умрут от наших рук, чем доживут до той участи, которую им и их родным приготовили сторнийцы, - Иванэ взял арбалет из рук солдата, прицелился и выстрелил. Болт взвизгнул, освободился из плена и устремился на свободу. Его песня длилась недолго. Сердце огромного детины, шедшего в первой шеренге стало последним упокоением снаряда. Крестьянин почувствовал, как цветок резкой разрывающей боли расцвел чуть ниже левой ключицы, хотел схватиться за нее, не успел, всплеснул руками и всем своим огромным телом стал падать вперед. Земля бежала на встречу, обещая покой. Лишь в земле покой. Последний покой. Грязная жижа затопила глаза, забилась в нос и открывшийся рот, пропитала одежду, смешалась с кровью, тонкой струйкой вытекавшей из человека. А потом серое осеннее небо раздавило ничтожного смертного, опрокинуло, перевернуло, а смерть все не приходила. Рядом упал кто-то еще, потом еще и еще…А люди, уже не обращая внимания на падающих товарищей, шли по их телам живым и мертвым, кричащим и немым. Шли, потому что от каждого их шага зависела жизнь их жен, матерей и отцов, сыновей и дочерей, братьев и сестер. И выхода не было. Смерть на стенах Фалессы под мечами лаконцев или смерть под топором мясников, гордо именующих себя воинами Лирии и Сторна…Смерть была выбором, но смерть не приходила.
Иванэ не любил арбалет, считая его оружием трусов, но на войне, как в любви, все средства хороши. Здесь не было времени играть в героев. Убедившись, что выстрел попал в цель, он вставил новый болт, приготовился выстрелить опять, но тут рядом раздался щелчок, и кто-то отправил болт в гущу второго отряда. Герцог обернулся и увидел Кота, стоящего с ним плечом к плечу. Глаза мужчин встретились и между ними пробежала искра понимания. Вдруг стук спущенного крючка раздался где-то еще, и, наконец, на наступающих посыпался смертельный дождь. Это была первая победа Иванэ в сегодняшней схватке – заставить солдат убивать своих братьев.
- Убейте их! Всех! – Приказал Консул и стал перезаряжать свой арбалет.
20-21 день месяца Падения Зерна. Фалесса и ее окрестности.
Стоя на галерее, Александра видела, как Иван выбежал из дома вместе с Котом. Слышала взволнованные крики и шум на конюшне. Похоже, что-то случилось. Акула с ними. Пусть разбираются…
В осажденном городе она откровенно скучала. Других женщин, наверное, томила тревога за свою страну, волнение за любимых мужчин и детей, опасения за собственную судьбу. Александре было все равно.
Лакона так и не стала ее родиной, любимый мужчина как раз воевал с этой страной, детей у нее не было, а судьба…Судьба лучше знает, что, как и когда надо делать. Не нам ее учить.
Единственным развлечением оставались книги и вышивание. Первое привлекало, но найти действительно хорошую книгу довольно сложно, второе выводило из себя, поэтому было равнодушно заброшено. Уже, наверное, в сотый раз перечитывая «Историю какого-то там прекрасного принца и какой-то там премудрой принцессы, а также страшного противного дракона, их съевшего, и всех их родственников (и драконьих тоже) до десятого колена» Лекса не заметила как спустились сумерки. На окраине слышались звуки атаки. Муж воюет. Пусть.
Мужчины любят поиграть в войну. Женщинам подавай любовь.
Отложив потертую книгу, она зажгла светильник и подошла к окну. Покрывало свежей ночи уже опускалось на город. Девушке почему-то стало жаль дракона, про которого она читала. У бедного, наверное, потом случилось несварение желудка. Нечего питаться всякой гадостью.
Внимание герцогини привлек шум у боковой стены, где как раз находился вход в сад особняка Амарра. Тихий приглушенный вскрик поглотил сумрак. Спустя миг калитка открылась, и в проеме появилось несколько фигур в одежде горожан. Первой в голову Александры закралась мысль о краже, которая тут же была отвергнута. Потом она подумала о бунте…Вероятно, но не возможно. Осторожно отступив в тень, она задула огонь и стала следить, что произойдет дальше. Видимо, крик стражника все-таки услышали, так как из дома появилось четверо людей Ивана. Но это не остановило пришедших. Лекса даже не успела подумать, что надо бы звать на помощь, как все четверо были мертвы. Люди направились к дому и скрылись внутри. Вскоре послышались звуки сражения внутри. Где-то разбилась ваза, послышался треск ломаемой мебели, стекла, дерева, опять стекла.
Дверь распахнулась, на пороге стоял Найдж – капитан, воспитавший ее мужа, самый верный его человек.
- Миледи, на дом напали. Вы должны бежать.
Александра, в отличии от большинства женщин на ее месте не растерялась, не стала выяснять подробности о численности нападающих и цвете их глаз, подхватила плащ и хотела следовать за солдатом, но они опоздали. На узкой лестнице уже показались двое из пришедших. Значит, путь для них был свободен. Всего несколько человек смогли уложить двадцать человек Ивана и всех слуг только потому что на их стороне была внезапность. Они просто вырезали всех, как овец.
- Этот мой. – Сказал человек, идущий первым, имея право приказывать. Второй отступил. Но это было уже не важно, потому что Лекса узнала голос…Сердце прыгнуло, перевернулось в груди, вернулось на место и ускорило свой бег. Мужчины тем временем уже скрестили клинки. Металлические удары отбивали один такт с ее сердцем, сталь пела, как ее душа, а в голове билась только одна мысль…
Каким бы хорошим бойцом не был старый воин, молодость и искусство взяли верх. Тело Найджа, бывшего Ивану вторым отцом еще оседало на пол, а Лекса уже повисла на шее Рикарда. Губы их встретились, но Рик быстро отстранил девушку.
- Надо торопиться.
- Ты пришел!
- Я же обещал, что заберу тебя… - Его рта, но не глаз, коснулась улыбка. Для нее этого было более, чем достаточно.
Наступившую тишину разорвал женский крик и в проеме появился еще один сторниец, тащивший за волосы Аниту. Жалость закралась в сердце Александры, когда Рик сделал знак убрать и ее тоже.
- Подожди! – Властитель обернулся. Герцогиня подошла к девушке, холод ее улыбки заморозил бедное создание. Лекса протянула ей кошелек и сказала. – Ты хорошо мне служила. За это я сохраню тебе жизнь. Расскажи Ивану, что здесь произошло и попробуй объяснить, что жизнь тебе оставили не потому, что ты была сообщницей. А это передай Коту. Это обещанная плата. Напомни, что я жду исполнения заказа. Теперь мне, как никогда, нужна свобода…Идем, - обратилась она уже к Рику.
Сторнийцы покинули комнату, дом и сад герцога Деннира, оставив позади еще один мертвый, пустой кусочек города, сломленного осадой. Только дрожащая от пережитого ужаса Анита, уткнувшись в холодеющее тело Найджа, рыдала в тишине. Но ее крики тонули в кононаде далекого боя.
Выбраться из города по всеми забытому лазу не составило труда, тем более, что стражники были предусмотрительно убиты. Больше никто и ничто не стояло между Александрой и ее счастьем.
На корабле Рика встретили, как победителя, так, как встречали всегда. Жизнь любит тех, кто выигрывает!
Избавившись от ненавистных лаконских тряпок и облачившись в настоящее сторнийское платье, Лекса нашла Рика на мостике. Акой-то лириец докладывал ему о сражении.
- …Этих-то всех перебили, наши немного пощекотали тигров, но поняв, что это бесполезно, откатились. Каар сегодня был милостив к нам. Погибло немного, чуть больше ранено. А вот город мы потрепали. Долго будут в себя приходить…
Рикард заметил Александру и прервал воина.
- Хорошо, скажи , что я доволен. Он сделал все, как нужно. Теперь иди.
Лириец поклонился и исчез. Впрочем, его и так не существовало для девушки. Теперь для нее весь мир крутился вокруг высокого светловолосого мужчины, единственного…
- Ты, как всегда прекрасна, - с каких это пор Рикард превратился в галантного кавалера, девушка не задумалась.
- Спасибо, - смущенно ответила она. – Ты так рисковал, Рик. Если бы что-то случилось…
- Кто не рискует, тот не пьет лаконское! – Рассмеялся Властитель и обнял девушку за талию. – Сегодня я рискнул и добился очень много. Отнял у Иванэ ле Амарра его жену и заставил его убивать тех, кого он должен защищать.
Ты даже не представляешь, насколько много добился, подумала девушка, представив каково сейчас Ивану и каково будет, когда он узнает о ее поступке…
- Эта война, Рик…Сторн должен быть свободным, но не велика ли цена?
- Для Сторна нет. Платить будет Лакона, ну и Лирия немного, - добавил он после паузы.
- Чтобы взять Фалессу, ты должен сломать «меч Лаконы». Нужно «сломать» Ивана.
- Теперь это уже не твоя забота. Рано или поздно город сдастся.
- Это случится раньше, если Консул перестанет удерживать его от падения. Перед осадой Иван успел ввести в город свои войска.
- Что? – Рик задумчиво посмотрел вдаль. – Теперь понятно, почему они держатся так долго. А мы все удивлялись, как горстке городских гвардейцев удавалось спасть город так долго. Ладно, это не сильно меняет дело, ну продержатся на месяц или два дольше. Ничто не вечно.
- Ничто, кроме твердокаменной воли Ивана. Если он будет там, - Лекса махнула рукой в сторону Фалессы. – Они будут стоять.
- Что ты предлагаешь? – Заинтересованно спросил Рикард.
- У герцога ле Амарра есть три слабости: верность его сюзерену, забота о вверенных ему людях и его жена, - при последних словах девушка ухмыльнулась. – Первым он уже вынужден был поступиться. Второе подверглось испытанию сегодня. Сначала ему пришлось убивать своих, потом он узнат, что убили его людей, особенно Найджа, который был для него как отец. И…наконец я. Исчезновение – хороший ход, но нужно чтобы Иван знал – это не похищение, а побег. Я ушла сама. Это добьет святого герцога.
- И как ты собираешься сообщить ему об этом? – Усмехнулся Властитель.
- Корабли, на которых прибыли войска стоят в порту. Все, кроме одного. – Эффектная пауза заинтриговала Рика. – Личный корабль Ивана – каравелла, носящая мое имя, спрятана в бухте недалеко отсюда. Он слишком дорожит этим кораблем. Поэтому мы сожжем «Александру».
«Ну и дрянь же ты!» - Сказал внутренний голос. Девушка его проигнорировала. Если хочешь быть счастливой в этом мире, умей сражаться за свое счастье. Дорога жизни устлана не лепестками белых роз, а шипами алых.
В глазах Рикарда зажглось восхищение. Он приказал своим людям:
- Пусть два корабля будут готовы следовать за нами. Нам предстоит небольшая увеселительная прогулка. – Отдав все распоряжения, он протянул Лексе руку. Девушка вложила в нее свою ладошку. Долгий поцелуй, о котором она так мечтала, был еще слаще, чем она помнила. – Далеко до этой бухты? – спросил он, когда оба немного отдышались.
- Около часа пути при попутном ветре.
- Нам хватит. – Сказал Рик, подхватывая ее на руки и направляясь в свою каюту.
Стоя на галерее, Александра видела, как Иван выбежал из дома вместе с Котом. Слышала взволнованные крики и шум на конюшне. Похоже, что-то случилось. Акула с ними. Пусть разбираются…
В осажденном городе она откровенно скучала. Других женщин, наверное, томила тревога за свою страну, волнение за любимых мужчин и детей, опасения за собственную судьбу. Александре было все равно.
Лакона так и не стала ее родиной, любимый мужчина как раз воевал с этой страной, детей у нее не было, а судьба…Судьба лучше знает, что, как и когда надо делать. Не нам ее учить.
Единственным развлечением оставались книги и вышивание. Первое привлекало, но найти действительно хорошую книгу довольно сложно, второе выводило из себя, поэтому было равнодушно заброшено. Уже, наверное, в сотый раз перечитывая «Историю какого-то там прекрасного принца и какой-то там премудрой принцессы, а также страшного противного дракона, их съевшего, и всех их родственников (и драконьих тоже) до десятого колена» Лекса не заметила как спустились сумерки. На окраине слышались звуки атаки. Муж воюет. Пусть.
Мужчины любят поиграть в войну. Женщинам подавай любовь.
Отложив потертую книгу, она зажгла светильник и подошла к окну. Покрывало свежей ночи уже опускалось на город. Девушке почему-то стало жаль дракона, про которого она читала. У бедного, наверное, потом случилось несварение желудка. Нечего питаться всякой гадостью.
Внимание герцогини привлек шум у боковой стены, где как раз находился вход в сад особняка Амарра. Тихий приглушенный вскрик поглотил сумрак. Спустя миг калитка открылась, и в проеме появилось несколько фигур в одежде горожан. Первой в голову Александры закралась мысль о краже, которая тут же была отвергнута. Потом она подумала о бунте…Вероятно, но не возможно. Осторожно отступив в тень, она задула огонь и стала следить, что произойдет дальше. Видимо, крик стражника все-таки услышали, так как из дома появилось четверо людей Ивана. Но это не остановило пришедших. Лекса даже не успела подумать, что надо бы звать на помощь, как все четверо были мертвы. Люди направились к дому и скрылись внутри. Вскоре послышались звуки сражения внутри. Где-то разбилась ваза, послышался треск ломаемой мебели, стекла, дерева, опять стекла.
Дверь распахнулась, на пороге стоял Найдж – капитан, воспитавший ее мужа, самый верный его человек.
- Миледи, на дом напали. Вы должны бежать.
Александра, в отличии от большинства женщин на ее месте не растерялась, не стала выяснять подробности о численности нападающих и цвете их глаз, подхватила плащ и хотела следовать за солдатом, но они опоздали. На узкой лестнице уже показались двое из пришедших. Значит, путь для них был свободен. Всего несколько человек смогли уложить двадцать человек Ивана и всех слуг только потому что на их стороне была внезапность. Они просто вырезали всех, как овец.
- Этот мой. – Сказал человек, идущий первым, имея право приказывать. Второй отступил. Но это было уже не важно, потому что Лекса узнала голос…Сердце прыгнуло, перевернулось в груди, вернулось на место и ускорило свой бег. Мужчины тем временем уже скрестили клинки. Металлические удары отбивали один такт с ее сердцем, сталь пела, как ее душа, а в голове билась только одна мысль…
Каким бы хорошим бойцом не был старый воин, молодость и искусство взяли верх. Тело Найджа, бывшего Ивану вторым отцом еще оседало на пол, а Лекса уже повисла на шее Рикарда. Губы их встретились, но Рик быстро отстранил девушку.
- Надо торопиться.
- Ты пришел!
- Я же обещал, что заберу тебя… - Его рта, но не глаз, коснулась улыбка. Для нее этого было более, чем достаточно.
Наступившую тишину разорвал женский крик и в проеме появился еще один сторниец, тащивший за волосы Аниту. Жалость закралась в сердце Александры, когда Рик сделал знак убрать и ее тоже.
- Подожди! – Властитель обернулся. Герцогиня подошла к девушке, холод ее улыбки заморозил бедное создание. Лекса протянула ей кошелек и сказала. – Ты хорошо мне служила. За это я сохраню тебе жизнь. Расскажи Ивану, что здесь произошло и попробуй объяснить, что жизнь тебе оставили не потому, что ты была сообщницей. А это передай Коту. Это обещанная плата. Напомни, что я жду исполнения заказа. Теперь мне, как никогда, нужна свобода…Идем, - обратилась она уже к Рику.
Сторнийцы покинули комнату, дом и сад герцога Деннира, оставив позади еще один мертвый, пустой кусочек города, сломленного осадой. Только дрожащая от пережитого ужаса Анита, уткнувшись в холодеющее тело Найджа, рыдала в тишине. Но ее крики тонули в кононаде далекого боя.
***
Выбраться из города по всеми забытому лазу не составило труда, тем более, что стражники были предусмотрительно убиты. Больше никто и ничто не стояло между Александрой и ее счастьем.
На корабле Рика встретили, как победителя, так, как встречали всегда. Жизнь любит тех, кто выигрывает!
Избавившись от ненавистных лаконских тряпок и облачившись в настоящее сторнийское платье, Лекса нашла Рика на мостике. Акой-то лириец докладывал ему о сражении.
- …Этих-то всех перебили, наши немного пощекотали тигров, но поняв, что это бесполезно, откатились. Каар сегодня был милостив к нам. Погибло немного, чуть больше ранено. А вот город мы потрепали. Долго будут в себя приходить…
Рикард заметил Александру и прервал воина.
- Хорошо, скажи , что я доволен. Он сделал все, как нужно. Теперь иди.
Лириец поклонился и исчез. Впрочем, его и так не существовало для девушки. Теперь для нее весь мир крутился вокруг высокого светловолосого мужчины, единственного…
- Ты, как всегда прекрасна, - с каких это пор Рикард превратился в галантного кавалера, девушка не задумалась.
- Спасибо, - смущенно ответила она. – Ты так рисковал, Рик. Если бы что-то случилось…
- Кто не рискует, тот не пьет лаконское! – Рассмеялся Властитель и обнял девушку за талию. – Сегодня я рискнул и добился очень много. Отнял у Иванэ ле Амарра его жену и заставил его убивать тех, кого он должен защищать.
Ты даже не представляешь, насколько много добился, подумала девушка, представив каково сейчас Ивану и каково будет, когда он узнает о ее поступке…
- Эта война, Рик…Сторн должен быть свободным, но не велика ли цена?
- Для Сторна нет. Платить будет Лакона, ну и Лирия немного, - добавил он после паузы.
- Чтобы взять Фалессу, ты должен сломать «меч Лаконы». Нужно «сломать» Ивана.
- Теперь это уже не твоя забота. Рано или поздно город сдастся.
- Это случится раньше, если Консул перестанет удерживать его от падения. Перед осадой Иван успел ввести в город свои войска.
- Что? – Рик задумчиво посмотрел вдаль. – Теперь понятно, почему они держатся так долго. А мы все удивлялись, как горстке городских гвардейцев удавалось спасть город так долго. Ладно, это не сильно меняет дело, ну продержатся на месяц или два дольше. Ничто не вечно.
- Ничто, кроме твердокаменной воли Ивана. Если он будет там, - Лекса махнула рукой в сторону Фалессы. – Они будут стоять.
- Что ты предлагаешь? – Заинтересованно спросил Рикард.
- У герцога ле Амарра есть три слабости: верность его сюзерену, забота о вверенных ему людях и его жена, - при последних словах девушка ухмыльнулась. – Первым он уже вынужден был поступиться. Второе подверглось испытанию сегодня. Сначала ему пришлось убивать своих, потом он узнат, что убили его людей, особенно Найджа, который был для него как отец. И…наконец я. Исчезновение – хороший ход, но нужно чтобы Иван знал – это не похищение, а побег. Я ушла сама. Это добьет святого герцога.
- И как ты собираешься сообщить ему об этом? – Усмехнулся Властитель.
- Корабли, на которых прибыли войска стоят в порту. Все, кроме одного. – Эффектная пауза заинтриговала Рика. – Личный корабль Ивана – каравелла, носящая мое имя, спрятана в бухте недалеко отсюда. Он слишком дорожит этим кораблем. Поэтому мы сожжем «Александру».
«Ну и дрянь же ты!» - Сказал внутренний голос. Девушка его проигнорировала. Если хочешь быть счастливой в этом мире, умей сражаться за свое счастье. Дорога жизни устлана не лепестками белых роз, а шипами алых.
В глазах Рикарда зажглось восхищение. Он приказал своим людям:
- Пусть два корабля будут готовы следовать за нами. Нам предстоит небольшая увеселительная прогулка. – Отдав все распоряжения, он протянул Лексе руку. Девушка вложила в нее свою ладошку. Долгий поцелуй, о котором она так мечтала, был еще слаще, чем она помнила. – Далеко до этой бухты? – спросил он, когда оба немного отдышались.
- Около часа пути при попутном ветре.
- Нам хватит. – Сказал Рик, подхватывая ее на руки и направляясь в свою каюту.
20-21 день месяца Падения Зерна. Фалесса.
Ночь захлебнулась криком последнего лаконца, упавшего со стены, и наступила тишина. Абсолютная.
Неужели, они выстояли. Нет, конечно, же выстояли. Когда сражаешься рядом с Иванэ, не возникает даже сомнения в победе. У герцога есть удивительная черта внушать людям спокойствие и уверенность в собственных силах. Кот не заметил, как сам попал под это влияние. Сегодняшняя ночь дорого им обошлась. Они выстояли, но скольких потеряли.
Когда стало понятно, что бой окончен, солдаты без сил упали на выстуженные ночь и согретые человеческой кровью камни. Кот и сам не выдержал и, привалившись к шероховатой поверхности, сел.
Лишь один человек остался стоять, как скала. Иванэ.
Заглянуть в глаза герцога даже убийца не посмел, потому что боялся того, что может там увидеть. Консул сражался сегодня как никогда, как будто убивать своих же людей – самое главное в этой жизни. Но только он сам знал – чего это стоило. Тонкая алая струйка стекала по виску Ивана. Видимо, стрела или болт задели кожу или быть может какой-то удачливый «воин» все же смог достать герцога. Но собственная кровь меньше всего сейчас заботила того.
- Иванэ…
- Не надо! – Консул решительно отверг желание Кота помочь. – Я осмотрю всю стену. Надо выяснить, каковы потери.
- Я могу….
- Нет, ты поедешь к Александре. Проверь, все ли там спокойно, а потом отоспись. Ты на ногах уже двое суток.
Спорить с ним сейчас было бесполезно - понял Кот. Также как бесполезно говорить, что сам Иванээ вообще неизвестно когда спал. Также как бесполезно пытаться понять что он нашел в этой блудливой кошке – своей жене. Превозмогая боль во всем теле, особенно в руке, по которой прошлась здоровенная дубина, Кот нашел в сумасшедшем доме, творившемся у стены, свою лошадь и направился в верхний город, туда, где располагался дворец и особняки знати. Кое-где люди, так и не уснувшие из-за тревожной ночи, уже занимались обыденными делами. Пока он добрался до дома ле Амарра начал разгораться рассвет. Ворота, хоть и были заперты, но Кота насторожило то, что обычно маячивший за ними стражник отсутствовал. Спрыгнув с лошади, мужчина осторожно пошел вдоль стены, пока не наткнулся на мертвого человека. Тело уже было ледяным, холод ночи не оставил следов жизни. Кот обнажил клинок и ступил в сад, но сражаться было не с кем, разве что с молчаливыми деревьями. Еще четверо стражников лежали убитыми на дорожке, ведущей к дому. Непрошеный холодок пробежался по позвоночнику убийцы. Не холодок страха, а холодок предчувствия чего-то неизбежно страшного. Дом с распахнутыми дверями успел остынуть, и теперь какой-то кладбищенский ветер гулял по коридорам и комнатам, заполненным мертвыми людьми.
Убийца последовательно осмотрел все комнаты, сначала на первом этаже, потом на втором, оставив на последок комнату Александры. Он уже знал, что увидит там, поэтому оттягивал момент откровения. Когда предлогов медлить уже не осталось он повернул в последний коридор и вошел в распахнутую дверь. Слева в луже собственной крови лежал Найдж. Рядом с ним валялся его меч, совершенно ему больше не нужный. В центре комнаты, привалившись спиной к сундуку у кровати, сидела Анита и вздрагивала с удивительной периодичностью. Видимо, слез и всхлипов уже не осталось, также как и голоса. Только дрожь, сотрясавшее все тело. К груди девушка прижимала какой-то предмет.
Всё.
Больше в комнате не было никого. Ни мертвого, ни живого тела Александры обнаружить в доме не удалось, что наталкивало на вполне закономерную догадку – кровавую резню устроили те, кто забрал Александру с собой. Или, быть может, она сама их позвала?
- Тварь!
От этих слов Анита отшатнулась, стукнулась об угол сундука, бессильно упала на пол и замерла. Помянув великую Акулу и всех ее родственников, Кот бросился к девушке и помог подняться. Поняв, что убивать ее никто не собирается и последние слова относились не к ней, девушка вцепилась в Кота мертвой хваткой, уткнулась ему в груди и снова принялась плакать. Откуда в женщинах столько слез, поразился убийца, поднял беспомощную девушку на руки и понес прочь из комнаты. Единственным местом в доме, где не было трупов оказалась спальня Иванэ. Не долго думая, Кот отнес служанку туда, положил на кровать и влил в нее бокал крепкой полынной настойки. Только после этого девчонка перестала всхлипывать и трястись.
- Что здесь произошло?
- Они пришли…Я не знала…А потом…Кровь…Хотели убить…А хозяйка… - Губы Аниты снова задрожали, глаза заблестели слезами.
- Прекрати нести чушь! Успокойся и расскажи все по порядку. – Вынужден был прикрикнуть Кот.
Девушка глубоко вздохнула и стала говорить:
- Я чистила плащ миледи на заднем дворе и болтала с Молли – кухаркой, когда мы услышали крики и шум боя. Молли бросилась на кухню, у нее ведь муж здесь стражник, а я спряталась в погребе, надеясь, что меня не найдут. Мы поняли, что кто-то напал, но кто не знаю. Я молилась Четырем Стихиям, и Акуле, и Марэлю и вообще кому-нибудь, кто меня услышит, но небо безмолвствовало. Потом люк отворился, кто-то схватил меня за волосы и потащил через весь дом…Я видела их всех. Мертвых, умирающих, истекающих кровью. Тех, кто оказался жив, мой мучитель добивал. Он притащил меня в комнату Миледи. Там было еще двое и она…Она…Она не дала им меня убить. Это были сторнийцы. – Здесь девушка все-таки всхлипнула, но, переборов слабость, продолжила. – Потом она сказала мне рассказать о случившемся Его Светлости, а Вам передать кошелек с напоминанием о заказе…Это все.
Девушка замолчала, протягивая Коту кошелек, который до сих пор прижимала к себе. Убийца протянул руку и взял ткань с звенящими монетами. Тварь! Снова подумал он на этот раз про себя.
- Забудь о том, что случилось, и поспи. – Он хотел уйти, закрыв дверь, чтобы заняться домом. Иванэ не должен видеть всего этого, будет достаточно самого факта случившегося. Но он не успел. Обернувшись, Кот увидел в дверях герцога. Как долго он там стоял? Что слышал?
- Иванэ… - Второй раз за последние часы начал убийца и снова ему не дали закончить.
- Что здесь произошло? – То спокойствие, с которым были произнесены эти слова оказали куда более трашное впечатление, чем если бы Иванэ кричал.
- Кто-то напал на дом. Всех убили…
На миг в глазах герцога все-таки промелькнуло что-то человеческое и живое.
- Александра?
- Она пропала.
Иван вышел и направился в комнату жены, как будто не веря, словам Кота. Наемник последовал за ним. Убедившись, что комната пуста, не считая холодного тела капитана Найджа, Иванэ обратился к убийце:
- Найди людей, здесь надо все убрать.
Кот вздрогнул. Неужели вместо сердца у Иванэ камень. Перед ним лежит мертвый человек, который воспитал его, а он отдает какие-то приказания, но потом догадка пришла в голову наемника. Герцог не позволит другим видеть свою слабость. Он развернулся и отправился исполнять порученное. Только на лестнице он не удержался и оглянулся. Иванэ стоял на коленях, прижимая к себе мертвого воина, его плечи дрожали.
Только к вечеру удалось закончить со всеми делами. Тела убитых ждали погребения, кровь была смыта, а дом проветрен, но это не избавило их от запаха смерти, предательства и подлости.
Кот закрыл дверь за последним гвардейцем, которых прислали, чтобы охранять герцога. Иванэ отказался. Теперь ему не нужна была охрана, как и жизнь. Кот считал иначе, поэтому вокруг дома все же были люди из солдат Иванэ, снятых со стены. Десять человек ничего не изменят в обороне города, но могут спасти Консула, жизнь которого могла стоить жизни столице.
Иванэ Кот нашел в кабинете. Тот просматривал какие-то карты.
- Глупо. – Заметил герцог. – Теперь это уже не важно, но интересно как они попали в город. Как ушли, я догадываюсь, но вот как попали? Не на крыльях же прилетели?
Убийца молчал, не зная, каких слов от него требуют. Не дождавшись ответа, Иванэ скатал карты и убрал их в ящик.
- Она не знала. – Зачем-то добавил Консул. – Не могла знать. Она не смогла бы так поступить.
«Наивный!» - Подумал Кот, но снова промолчал. Вместо этого он подошел к креслу у окна и хотел сесть, когда его внимание привлекло что-то в море, на линии горизонта. На фоне падающего в водную бездну кровавого солнца вдалеке пылал корабль. Это не мог быть корабль из порта, и сторнийцы вряд ил устроили жертвенное приношение Акуле в виде собственного корабля.
- Иванэ, посмотри.
Герцог подошел и встал рядом с Котом.
- Это «Александра». – Уверенно произнес он.
- Нет, откуда ей быть здесь…
- Я сам чертил планы для этого корабля, Кот. Думаешь, я не узнал бы его из тысячи других?
- Тогда, это значит, что…
- Это значит, что кто-то нашел «Александру», привел ее туда, где я смогу это увидеть и сжег на моих глазах. Только один человек за стенами Фалессы знал о каравелле. Моя жена. И только один человек мечтает спалить все лаконские корабли – Рикард Шарк. Горящий в море мой корабль значит лишь одно - эти двое нашли общий язык.
Сейчас или никогда, понял Кот.
- Иванэ, ты всегда заблуждался на счет Александры. Она…
- Она такая, какая есть. Не думай, что я был слеп. Но я все еще надеялся…Но так и не смог завоевать ее сердце.
- Напрасно надеялся…Она никогда не любила тебя, потому что в ее сердце был другой. Когда вы встретились, твое место уже принадлежало…
- Шарку.
- Да, но это еще не все. Все те годы, что вы были женаты, она переписывалась с Властителем. Представляешь сколько ценного он узнавал. Но это еще не все. Ты никогда не задумывался, как появился я?
Не получив ответа, Кот продолжил.
- Я не простой наемник. Я убийца. Убийца, Иванэ. – Видя, что это сообщение не произвело на герцога никакого впечатления, он бросил последний камень. – И меня наняла твоя жена, чтобы избавить от тебя Лакону и себя! Она всегда играла на другой стороне.
- Она любила море и закаты. И всегда смеялась, когда должна была плакать. – Иванэ вдруг с интересом посмотрел на Кота. – Почему же ты не убьешь меня?
- Ты должен жить. – Просто ответил наемник.
- Почему? Почему Найдж может умереть? Почему все мои люди, которые присягнули мне на верность, и которых я должен был защитить, могут умереть? Почему могут умереть лаконские крестьяне, убитые мной? А я не могу?
- Твоя жизнь нужна Лаконе. По крайней мере, пока. До тех пор ты будешь жить, я об этом позабочусь. – Кот набрался храбрости и заглянул в глаза герцога. Ему стало немного страшно и показалось, что он заглянул в выжженную, покрытую пеплом пустыню.
- Иди. Уже поздно. Завтра утром нас ждут дела. – Иванэ отвернулся к окну. Кот бросил туда последний взгляд и направился к двери. Солнце уже село и теперь корабль было видно гораздо лучше. Изящный остов и мачты были объяты пламенем. Огненные паруса развевались под порывами ветра. Картина была щемяще прекрасной. Только истинный эстет смог бы оценить ее красоту. Кот оценил. Еще великолепнее она становилась от осознания того, как много значил этот корабль для Иванэ и что вместе с ним горит его душа.
Оставив кабинет позади, Кот решил проверить стражников, а только потом отправиться спать, но не успел дойти даже до двери, когда позади раздался страшный грохот и звон бьющегося стекла. За считанные мгновения убийца преодолел пройденный путь. Ужасающая мысль, что герцога-таки решили добить арбалетным болтом через окно подленько посетила его разум, но распахнув дверь. Он резко остановился. На фоне оконного проема, расцвеченного пламенем пожара стояла тень Иванэ, закрывая лицо руками. А по великолепному портрету Александры, сделанному в полный рост и украшавшему кабинет герцога, растекалось кроваво-красное пятно лучшего лаконского вина. Осколки тонкого суанского графина безнадежно испортили полотно, разрезав его на несколько кусков – такой силы был удар, разлетевшегося стекла. Две тонкие струйки красных слез катились по лицу герцогини. Иванэ должен был сейчас мечтать вынуть холодные сердца из груди жены и Властителя Сторна и, разрезав на мелкие кусочки, скормить диким псам, но именно это сделали с его сердцем они сами.
Море все-таки подточило скалу. Кот мог только догадываться, выстоит ли мечь?
Ночь захлебнулась криком последнего лаконца, упавшего со стены, и наступила тишина. Абсолютная.
Неужели, они выстояли. Нет, конечно, же выстояли. Когда сражаешься рядом с Иванэ, не возникает даже сомнения в победе. У герцога есть удивительная черта внушать людям спокойствие и уверенность в собственных силах. Кот не заметил, как сам попал под это влияние. Сегодняшняя ночь дорого им обошлась. Они выстояли, но скольких потеряли.
Когда стало понятно, что бой окончен, солдаты без сил упали на выстуженные ночь и согретые человеческой кровью камни. Кот и сам не выдержал и, привалившись к шероховатой поверхности, сел.
Лишь один человек остался стоять, как скала. Иванэ.
Заглянуть в глаза герцога даже убийца не посмел, потому что боялся того, что может там увидеть. Консул сражался сегодня как никогда, как будто убивать своих же людей – самое главное в этой жизни. Но только он сам знал – чего это стоило. Тонкая алая струйка стекала по виску Ивана. Видимо, стрела или болт задели кожу или быть может какой-то удачливый «воин» все же смог достать герцога. Но собственная кровь меньше всего сейчас заботила того.
- Иванэ…
- Не надо! – Консул решительно отверг желание Кота помочь. – Я осмотрю всю стену. Надо выяснить, каковы потери.
- Я могу….
- Нет, ты поедешь к Александре. Проверь, все ли там спокойно, а потом отоспись. Ты на ногах уже двое суток.
Спорить с ним сейчас было бесполезно - понял Кот. Также как бесполезно говорить, что сам Иванээ вообще неизвестно когда спал. Также как бесполезно пытаться понять что он нашел в этой блудливой кошке – своей жене. Превозмогая боль во всем теле, особенно в руке, по которой прошлась здоровенная дубина, Кот нашел в сумасшедшем доме, творившемся у стены, свою лошадь и направился в верхний город, туда, где располагался дворец и особняки знати. Кое-где люди, так и не уснувшие из-за тревожной ночи, уже занимались обыденными делами. Пока он добрался до дома ле Амарра начал разгораться рассвет. Ворота, хоть и были заперты, но Кота насторожило то, что обычно маячивший за ними стражник отсутствовал. Спрыгнув с лошади, мужчина осторожно пошел вдоль стены, пока не наткнулся на мертвого человека. Тело уже было ледяным, холод ночи не оставил следов жизни. Кот обнажил клинок и ступил в сад, но сражаться было не с кем, разве что с молчаливыми деревьями. Еще четверо стражников лежали убитыми на дорожке, ведущей к дому. Непрошеный холодок пробежался по позвоночнику убийцы. Не холодок страха, а холодок предчувствия чего-то неизбежно страшного. Дом с распахнутыми дверями успел остынуть, и теперь какой-то кладбищенский ветер гулял по коридорам и комнатам, заполненным мертвыми людьми.
Убийца последовательно осмотрел все комнаты, сначала на первом этаже, потом на втором, оставив на последок комнату Александры. Он уже знал, что увидит там, поэтому оттягивал момент откровения. Когда предлогов медлить уже не осталось он повернул в последний коридор и вошел в распахнутую дверь. Слева в луже собственной крови лежал Найдж. Рядом с ним валялся его меч, совершенно ему больше не нужный. В центре комнаты, привалившись спиной к сундуку у кровати, сидела Анита и вздрагивала с удивительной периодичностью. Видимо, слез и всхлипов уже не осталось, также как и голоса. Только дрожь, сотрясавшее все тело. К груди девушка прижимала какой-то предмет.
Всё.
Больше в комнате не было никого. Ни мертвого, ни живого тела Александры обнаружить в доме не удалось, что наталкивало на вполне закономерную догадку – кровавую резню устроили те, кто забрал Александру с собой. Или, быть может, она сама их позвала?
- Тварь!
От этих слов Анита отшатнулась, стукнулась об угол сундука, бессильно упала на пол и замерла. Помянув великую Акулу и всех ее родственников, Кот бросился к девушке и помог подняться. Поняв, что убивать ее никто не собирается и последние слова относились не к ней, девушка вцепилась в Кота мертвой хваткой, уткнулась ему в груди и снова принялась плакать. Откуда в женщинах столько слез, поразился убийца, поднял беспомощную девушку на руки и понес прочь из комнаты. Единственным местом в доме, где не было трупов оказалась спальня Иванэ. Не долго думая, Кот отнес служанку туда, положил на кровать и влил в нее бокал крепкой полынной настойки. Только после этого девчонка перестала всхлипывать и трястись.
- Что здесь произошло?
- Они пришли…Я не знала…А потом…Кровь…Хотели убить…А хозяйка… - Губы Аниты снова задрожали, глаза заблестели слезами.
- Прекрати нести чушь! Успокойся и расскажи все по порядку. – Вынужден был прикрикнуть Кот.
Девушка глубоко вздохнула и стала говорить:
- Я чистила плащ миледи на заднем дворе и болтала с Молли – кухаркой, когда мы услышали крики и шум боя. Молли бросилась на кухню, у нее ведь муж здесь стражник, а я спряталась в погребе, надеясь, что меня не найдут. Мы поняли, что кто-то напал, но кто не знаю. Я молилась Четырем Стихиям, и Акуле, и Марэлю и вообще кому-нибудь, кто меня услышит, но небо безмолвствовало. Потом люк отворился, кто-то схватил меня за волосы и потащил через весь дом…Я видела их всех. Мертвых, умирающих, истекающих кровью. Тех, кто оказался жив, мой мучитель добивал. Он притащил меня в комнату Миледи. Там было еще двое и она…Она…Она не дала им меня убить. Это были сторнийцы. – Здесь девушка все-таки всхлипнула, но, переборов слабость, продолжила. – Потом она сказала мне рассказать о случившемся Его Светлости, а Вам передать кошелек с напоминанием о заказе…Это все.
Девушка замолчала, протягивая Коту кошелек, который до сих пор прижимала к себе. Убийца протянул руку и взял ткань с звенящими монетами. Тварь! Снова подумал он на этот раз про себя.
- Забудь о том, что случилось, и поспи. – Он хотел уйти, закрыв дверь, чтобы заняться домом. Иванэ не должен видеть всего этого, будет достаточно самого факта случившегося. Но он не успел. Обернувшись, Кот увидел в дверях герцога. Как долго он там стоял? Что слышал?
- Иванэ… - Второй раз за последние часы начал убийца и снова ему не дали закончить.
- Что здесь произошло? – То спокойствие, с которым были произнесены эти слова оказали куда более трашное впечатление, чем если бы Иванэ кричал.
- Кто-то напал на дом. Всех убили…
На миг в глазах герцога все-таки промелькнуло что-то человеческое и живое.
- Александра?
- Она пропала.
Иван вышел и направился в комнату жены, как будто не веря, словам Кота. Наемник последовал за ним. Убедившись, что комната пуста, не считая холодного тела капитана Найджа, Иванэ обратился к убийце:
- Найди людей, здесь надо все убрать.
Кот вздрогнул. Неужели вместо сердца у Иванэ камень. Перед ним лежит мертвый человек, который воспитал его, а он отдает какие-то приказания, но потом догадка пришла в голову наемника. Герцог не позволит другим видеть свою слабость. Он развернулся и отправился исполнять порученное. Только на лестнице он не удержался и оглянулся. Иванэ стоял на коленях, прижимая к себе мертвого воина, его плечи дрожали.
***
Только к вечеру удалось закончить со всеми делами. Тела убитых ждали погребения, кровь была смыта, а дом проветрен, но это не избавило их от запаха смерти, предательства и подлости.
Кот закрыл дверь за последним гвардейцем, которых прислали, чтобы охранять герцога. Иванэ отказался. Теперь ему не нужна была охрана, как и жизнь. Кот считал иначе, поэтому вокруг дома все же были люди из солдат Иванэ, снятых со стены. Десять человек ничего не изменят в обороне города, но могут спасти Консула, жизнь которого могла стоить жизни столице.
Иванэ Кот нашел в кабинете. Тот просматривал какие-то карты.
- Глупо. – Заметил герцог. – Теперь это уже не важно, но интересно как они попали в город. Как ушли, я догадываюсь, но вот как попали? Не на крыльях же прилетели?
Убийца молчал, не зная, каких слов от него требуют. Не дождавшись ответа, Иванэ скатал карты и убрал их в ящик.
- Она не знала. – Зачем-то добавил Консул. – Не могла знать. Она не смогла бы так поступить.
«Наивный!» - Подумал Кот, но снова промолчал. Вместо этого он подошел к креслу у окна и хотел сесть, когда его внимание привлекло что-то в море, на линии горизонта. На фоне падающего в водную бездну кровавого солнца вдалеке пылал корабль. Это не мог быть корабль из порта, и сторнийцы вряд ил устроили жертвенное приношение Акуле в виде собственного корабля.
- Иванэ, посмотри.
Герцог подошел и встал рядом с Котом.
- Это «Александра». – Уверенно произнес он.
- Нет, откуда ей быть здесь…
- Я сам чертил планы для этого корабля, Кот. Думаешь, я не узнал бы его из тысячи других?
- Тогда, это значит, что…
- Это значит, что кто-то нашел «Александру», привел ее туда, где я смогу это увидеть и сжег на моих глазах. Только один человек за стенами Фалессы знал о каравелле. Моя жена. И только один человек мечтает спалить все лаконские корабли – Рикард Шарк. Горящий в море мой корабль значит лишь одно - эти двое нашли общий язык.
Сейчас или никогда, понял Кот.
- Иванэ, ты всегда заблуждался на счет Александры. Она…
- Она такая, какая есть. Не думай, что я был слеп. Но я все еще надеялся…Но так и не смог завоевать ее сердце.
- Напрасно надеялся…Она никогда не любила тебя, потому что в ее сердце был другой. Когда вы встретились, твое место уже принадлежало…
- Шарку.
- Да, но это еще не все. Все те годы, что вы были женаты, она переписывалась с Властителем. Представляешь сколько ценного он узнавал. Но это еще не все. Ты никогда не задумывался, как появился я?
Не получив ответа, Кот продолжил.
- Я не простой наемник. Я убийца. Убийца, Иванэ. – Видя, что это сообщение не произвело на герцога никакого впечатления, он бросил последний камень. – И меня наняла твоя жена, чтобы избавить от тебя Лакону и себя! Она всегда играла на другой стороне.
- Она любила море и закаты. И всегда смеялась, когда должна была плакать. – Иванэ вдруг с интересом посмотрел на Кота. – Почему же ты не убьешь меня?
- Ты должен жить. – Просто ответил наемник.
- Почему? Почему Найдж может умереть? Почему все мои люди, которые присягнули мне на верность, и которых я должен был защитить, могут умереть? Почему могут умереть лаконские крестьяне, убитые мной? А я не могу?
- Твоя жизнь нужна Лаконе. По крайней мере, пока. До тех пор ты будешь жить, я об этом позабочусь. – Кот набрался храбрости и заглянул в глаза герцога. Ему стало немного страшно и показалось, что он заглянул в выжженную, покрытую пеплом пустыню.
- Иди. Уже поздно. Завтра утром нас ждут дела. – Иванэ отвернулся к окну. Кот бросил туда последний взгляд и направился к двери. Солнце уже село и теперь корабль было видно гораздо лучше. Изящный остов и мачты были объяты пламенем. Огненные паруса развевались под порывами ветра. Картина была щемяще прекрасной. Только истинный эстет смог бы оценить ее красоту. Кот оценил. Еще великолепнее она становилась от осознания того, как много значил этот корабль для Иванэ и что вместе с ним горит его душа.
Оставив кабинет позади, Кот решил проверить стражников, а только потом отправиться спать, но не успел дойти даже до двери, когда позади раздался страшный грохот и звон бьющегося стекла. За считанные мгновения убийца преодолел пройденный путь. Ужасающая мысль, что герцога-таки решили добить арбалетным болтом через окно подленько посетила его разум, но распахнув дверь. Он резко остановился. На фоне оконного проема, расцвеченного пламенем пожара стояла тень Иванэ, закрывая лицо руками. А по великолепному портрету Александры, сделанному в полный рост и украшавшему кабинет герцога, растекалось кроваво-красное пятно лучшего лаконского вина. Осколки тонкого суанского графина безнадежно испортили полотно, разрезав его на несколько кусков – такой силы был удар, разлетевшегося стекла. Две тонкие струйки красных слез катились по лицу герцогини. Иванэ должен был сейчас мечтать вынуть холодные сердца из груди жены и Властителя Сторна и, разрезав на мелкие кусочки, скормить диким псам, но именно это сделали с его сердцем они сами.
Море все-таки подточило скалу. Кот мог только догадываться, выстоит ли мечь?
11-12 lдень месяца Падения Зерна
Ночь и луна - вот и все, что осталось юной лирийской принцессе. То, что Сильвия скользнула в неизвестность очень пугало девушку. Тарикэ никогда не видела воинов своей страны, но она знала по песням, что они жестоки и беспощадны в бою. А если Сильвия наткнется на кого-нибудь? Если ее поймают? А она - Тарикэ - будет ждать и не дождется ее. Легче уж сразу скользнуть в ров и даже без помощи веревки. Девушка потрясла головой: "Великий Каар! Прости меня за такие мысли. Но зачем..." Додумать она не успела, раздался мерный шаг и показались стражники. Дозор. Лирийка расстерялась: вот-вот должна была появится ее подруга, а ей надо прятаться. В отчаянье она оглянулась вокруг, ища укромную нишу. Взгляд скользнул по практически гладкой стене. Тарикэ растерянно стала отступать назад, прислушиваясь к шагам, которые приближались к ней. Пока она не подскользнулась. Легкий вскрик заставил дозорных на краткий миг замереть, чтобы тут же бросится на неожиданный звук. Тарикэ сидела на ступеньке, сжимая ладонями лодыжку и изо всех сил стараясь не заплакать.
- Эй! Кто ты?! - раздался грозный окрик. Голос был молодой и сильный.
Девушка повернула голову с истинно королевским гневом сверкнув глазами:
- Я упала, а вы кричите, - возмутилась она.
Несколько ошарашенные дозорные подошли ближе:
- А что ты тут делаешь, крошка? - спросил все тот же голос.
Тарикэ взвилась, чтобы тут же с легким стоном упасть обратно:
- Ногу подворачиваю, - честно призналась она.
- Нашла место и время. Как ты вообще оказалась у стен? Белый город не сдается, но и шарится в потемках по нему не желательно. Где твои родители? Как тебя зовут?
- С какого вопроса начинать отвечать? - чуть удивленно спросила лирийка.
- Ты как-то странно говоришь.
- Да похоже она неместная, - встрял молчавший до сих пор стражник, присаживаясь возле Тарикэ и поднося факел к ее лицу. - Экие глаза! Давай по порядку: откуда ты?
Перед принцессой промелькнула вся ее жизнь: "Каар, помоги!"
- С севера.
- Да ну? Если бы не белая кожа - я бы принял тебя за лирийку.
- Моя бабка была лирийкой. Говорят я похожа на нее.
- Ну положим так. Как тебя зовут?
- Кали.
- Странное имя.
Тарикэ пожала плечами: "Кто спорит.. Действительно странное".
- Зато красивое, - вслух сказала она.
Стражник хмыкнул.
- Что ты тут делаешь?
- Я гуляла с подружкой. Но потом ей захотелось поиграть в прятки и я нигде не могу ее найти. Похоже она просто убежала домой, - грустно закончила принцесса.
- У тебя подружка - чокнутая?
Тарикэ-Кали лишь пожала плечами: "Интересно - что такое "чокнутая"? Если они про то - хорошо или плохо то, что они сделали, то да, конечно, плохо".
- Как зовут подружку?
- Сильвия. Сильвия ле Нуаран.
Стражники присвистнули, переглянувшись:
- Аа.. Ну тогда понятно - чокнутая.
Тарикэ утвердилась в мнении, что это слово обозначает все негативное как в поступке Сильвии, так и вообще в жизни: "Кто их разберет.. Этих людей с благих земель.. У них язык какой-то странный. Учишь его учишь, а все слова новые появляются".
- Похоже ты не знаешь как добраться до дома.
Девушка кивнула. Один из стражников пожал плечами, а второй решительно поднимаясь, подал принцессе руку:
- Пошли. Провожу.
Тарикэ вложила свою ручку в ладонь парня и попыталась в очередной раз поднятся, но не тут-то было. Воин еле успел ее подхватить, приобнимая:
- Горе с тобой, девочка. Похоже ты вывихнула ногу, - он вздохнул, подхватывая тонкую девичью фигурку на руки. - Впрочем, веса в тебе - что в ребенке. Быстрее тебя донести. Я скоро, Роб.
Тот кивнул:
- Не задерживайся, Свен.
Не понятно почему, но в руках этого воина Тарикэ почувствовала себя очень спокойно и наверняка заснула бы, если бы не тревожилась за Сильвию. Через некоторое время, стражник уже стучался в дом Нуаранов, дверь открыл слуга, видивший, как молодая хозяйка выходила вместе с Тарикэ, поэтому ничему не удивился и просто показал куда пройти. Свен занес Тарикэ в комнату и, повернувшись к слуге, сказал:
- Мне нужна плотная ткань и лед.
Затем он мягко опустил изумленную его распоряжением девушку на стул и, опустившись перед ней на колени, осторожно осмотрел ее ножку.
- Если ты потерпишь, Кали, то я мигом вправлю тебе ногу. Но будет больно. Правда недолго, - честно признался Свен, глядя в темные очи принцессы.
Тарикэ впервые видела такие нежные глаза. Она привыкла, что у мужчин глаза темные, суровые. А тут - серые с золотистыми искорками глаза, в которых сквозила улыбчивая нежность.
- Я постараюсь потерпеть... сударь, - чуть запнувшись, вежливо ответила она.
- Меня зовут Свен. Свен из рода Сакола. Терпеть будет сложно, так что - кричи, если хочется, Кали, - он осторожно снял с ее ноги башмачок, слегка качая головой. - Да. Твою ножку легче переломить двумя пальцами, ну да ничего. Все будет в ажуре.
"Ну вот. Еще одно слово", - подумала Тарикэ, глядя как слуга расставляет перед новоявленным доктором лед, нож и кладет длинный моток ткани.
Руки стражника действовали быстро и ловко. Он поудобнее взялся за тонкую лодыжку и плотно обхватил девичье колено, а потом..
- Ай!!!!!!!!!! - громко взвизгнула Тарикэ.
Неожиданно дверь комнаты распахнулась и на пороге появилась запыхавшаяся Сильвия:
- Это кто тут без меня препарирует мою подружку?!
Тарикэ чуть не свалилась от удивления:
- Си.. Сильвия..
- Опять ты заблудилась, Кали? И кто этот юный врачеватель?
Свен усмехнулся, но продолжил свою работу, ловко поместив ногу своей пациентки ненадолго в лед, а потом быстро ее забинтовывая:
- Скоро будешь бегать, Кали, - улыбнувшись, он посмотрел в зардевшееся лицо девушки.
- Спасибо, Свен. Вы такой добрый.
- Давай на "ты", Кали. И до встречи. Мое почтение, Сильвия ле Нуаран. Разрешите откланятся?
- Ага. Свободен, Свен. Спасибо за помощь, - сказала немного удивленная рыжая нахалка.
Ночь и луна - вот и все, что осталось юной лирийской принцессе. То, что Сильвия скользнула в неизвестность очень пугало девушку. Тарикэ никогда не видела воинов своей страны, но она знала по песням, что они жестоки и беспощадны в бою. А если Сильвия наткнется на кого-нибудь? Если ее поймают? А она - Тарикэ - будет ждать и не дождется ее. Легче уж сразу скользнуть в ров и даже без помощи веревки. Девушка потрясла головой: "Великий Каар! Прости меня за такие мысли. Но зачем..." Додумать она не успела, раздался мерный шаг и показались стражники. Дозор. Лирийка расстерялась: вот-вот должна была появится ее подруга, а ей надо прятаться. В отчаянье она оглянулась вокруг, ища укромную нишу. Взгляд скользнул по практически гладкой стене. Тарикэ растерянно стала отступать назад, прислушиваясь к шагам, которые приближались к ней. Пока она не подскользнулась. Легкий вскрик заставил дозорных на краткий миг замереть, чтобы тут же бросится на неожиданный звук. Тарикэ сидела на ступеньке, сжимая ладонями лодыжку и изо всех сил стараясь не заплакать.
- Эй! Кто ты?! - раздался грозный окрик. Голос был молодой и сильный.
Девушка повернула голову с истинно королевским гневом сверкнув глазами:
- Я упала, а вы кричите, - возмутилась она.
Несколько ошарашенные дозорные подошли ближе:
- А что ты тут делаешь, крошка? - спросил все тот же голос.
Тарикэ взвилась, чтобы тут же с легким стоном упасть обратно:
- Ногу подворачиваю, - честно призналась она.
- Нашла место и время. Как ты вообще оказалась у стен? Белый город не сдается, но и шарится в потемках по нему не желательно. Где твои родители? Как тебя зовут?
- С какого вопроса начинать отвечать? - чуть удивленно спросила лирийка.
- Ты как-то странно говоришь.
- Да похоже она неместная, - встрял молчавший до сих пор стражник, присаживаясь возле Тарикэ и поднося факел к ее лицу. - Экие глаза! Давай по порядку: откуда ты?
Перед принцессой промелькнула вся ее жизнь: "Каар, помоги!"
- С севера.
- Да ну? Если бы не белая кожа - я бы принял тебя за лирийку.
- Моя бабка была лирийкой. Говорят я похожа на нее.
- Ну положим так. Как тебя зовут?
- Кали.
- Странное имя.
Тарикэ пожала плечами: "Кто спорит.. Действительно странное".
- Зато красивое, - вслух сказала она.
Стражник хмыкнул.
- Что ты тут делаешь?
- Я гуляла с подружкой. Но потом ей захотелось поиграть в прятки и я нигде не могу ее найти. Похоже она просто убежала домой, - грустно закончила принцесса.
- У тебя подружка - чокнутая?
Тарикэ-Кали лишь пожала плечами: "Интересно - что такое "чокнутая"? Если они про то - хорошо или плохо то, что они сделали, то да, конечно, плохо".
- Как зовут подружку?
- Сильвия. Сильвия ле Нуаран.
Стражники присвистнули, переглянувшись:
- Аа.. Ну тогда понятно - чокнутая.
Тарикэ утвердилась в мнении, что это слово обозначает все негативное как в поступке Сильвии, так и вообще в жизни: "Кто их разберет.. Этих людей с благих земель.. У них язык какой-то странный. Учишь его учишь, а все слова новые появляются".
- Похоже ты не знаешь как добраться до дома.
Девушка кивнула. Один из стражников пожал плечами, а второй решительно поднимаясь, подал принцессе руку:
- Пошли. Провожу.
Тарикэ вложила свою ручку в ладонь парня и попыталась в очередной раз поднятся, но не тут-то было. Воин еле успел ее подхватить, приобнимая:
- Горе с тобой, девочка. Похоже ты вывихнула ногу, - он вздохнул, подхватывая тонкую девичью фигурку на руки. - Впрочем, веса в тебе - что в ребенке. Быстрее тебя донести. Я скоро, Роб.
Тот кивнул:
- Не задерживайся, Свен.
Не понятно почему, но в руках этого воина Тарикэ почувствовала себя очень спокойно и наверняка заснула бы, если бы не тревожилась за Сильвию. Через некоторое время, стражник уже стучался в дом Нуаранов, дверь открыл слуга, видивший, как молодая хозяйка выходила вместе с Тарикэ, поэтому ничему не удивился и просто показал куда пройти. Свен занес Тарикэ в комнату и, повернувшись к слуге, сказал:
- Мне нужна плотная ткань и лед.
Затем он мягко опустил изумленную его распоряжением девушку на стул и, опустившись перед ней на колени, осторожно осмотрел ее ножку.
- Если ты потерпишь, Кали, то я мигом вправлю тебе ногу. Но будет больно. Правда недолго, - честно признался Свен, глядя в темные очи принцессы.
Тарикэ впервые видела такие нежные глаза. Она привыкла, что у мужчин глаза темные, суровые. А тут - серые с золотистыми искорками глаза, в которых сквозила улыбчивая нежность.
- Я постараюсь потерпеть... сударь, - чуть запнувшись, вежливо ответила она.
- Меня зовут Свен. Свен из рода Сакола. Терпеть будет сложно, так что - кричи, если хочется, Кали, - он осторожно снял с ее ноги башмачок, слегка качая головой. - Да. Твою ножку легче переломить двумя пальцами, ну да ничего. Все будет в ажуре.
"Ну вот. Еще одно слово", - подумала Тарикэ, глядя как слуга расставляет перед новоявленным доктором лед, нож и кладет длинный моток ткани.
Руки стражника действовали быстро и ловко. Он поудобнее взялся за тонкую лодыжку и плотно обхватил девичье колено, а потом..
- Ай!!!!!!!!!! - громко взвизгнула Тарикэ.
Неожиданно дверь комнаты распахнулась и на пороге появилась запыхавшаяся Сильвия:
- Это кто тут без меня препарирует мою подружку?!
Тарикэ чуть не свалилась от удивления:
- Си.. Сильвия..
- Опять ты заблудилась, Кали? И кто этот юный врачеватель?
Свен усмехнулся, но продолжил свою работу, ловко поместив ногу своей пациентки ненадолго в лед, а потом быстро ее забинтовывая:
- Скоро будешь бегать, Кали, - улыбнувшись, он посмотрел в зардевшееся лицо девушки.
- Спасибо, Свен. Вы такой добрый.
- Давай на "ты", Кали. И до встречи. Мое почтение, Сильвия ле Нуаран. Разрешите откланятся?
- Ага. Свободен, Свен. Спасибо за помощь, - сказала немного удивленная рыжая нахалка.
Вэл с удивлением смотрел, как его синеглазая знакомая отдает решительный приказ страже убираться, а потом обернувшись к своим сопровождающим, не менее решительно выставляет и их. Саола взяла юношу за руку и молча повела его в глубь дворцовых комнат. Он порывался задать ей вопрос, но Сао решительно качала головой:
- Потом.
Таким образом они оказались в небольшом кабинете, где юная императрица чувствовала себя более или менее уютно. Закрыв плотно дверь, Сао указала Вэлу на стул, а сама села в большое кресло:
- Как ты здесь оказался?
Юноша не присел, удивленно прислушиваясь к ее голосу:
- Ты изменилась, Саола. Тебе все подчиняются. Кто ты, Саола? - ее имя он почти пел, сжимая в сердце боль от собственного поступка и невольно стремясь оттянуть признание. Ей он скажет все. И.. Вэл не хотел об этом думать, но внутри все шептало: "И она отвернется от предателя, наивный дурак!"
Фиалковые глаза, в которых пряталась усталость, посмотрели на него почти с нежностью:
- Я - Императрица.
Вэл задохнулся и невольно преклонил колено:
- Простите меня. Я..
Сао вздохнула:
- Ты можешь звать меня как и прежде, особенно когда нет постороних свидетелей, Вэл. А теперь я все же хочу знать: как ты сюда попал? Откуда? Почему именно в наш, осажденный город?
Блеск зеленых глаз резанул ее болью:
- Саола, я прилетел сюда из лагеря сторнийцев. Я.. Я сделал крылья. Для того, чтобы погубить родную страну, - тихо завершил он.
Юная женщина внимательно посмотрела на него, медленно роняя одно слово за другим, словно желая, чтобы он понял, ощутил каждый звук:
- Что ты говоришь? Я не верю! Ты не мог!
Лицо Вэла можно было принять за маску отчаянья и смерти: бледное, с лихородачно блестящими глазами:
- Но это так. Властитель Сторна дал мне все для создания моей мечты. Все, чтобы я мог сделать крылья. Он только не сказал для чего они будут нужны. Я не знал правды. Да и у акул одна правда - нажива и смерть. Из-за моих крыльев лаконцы убивают лаконцев. Именно на моих крыльях, - Вэл опустил сверкающие глаза. - На этих крыльях в город прилетела чума.
- Что?!! - голос Саолы тихо звенел. Горн поднял глаза, глядя на нее снизу вверх.
И она увидела в них безысходное отчаянье, боль, ненависть и жажду мщения. То, чего она никогда не встречала в этих зеленых глазах. Пальчики Сао коснулись бровей юноши, безмолвно прося закрыть этот страшный взор. Вэл замер и медленно опустил золотистые ресницы. Его сердце обливалось кровью, но слез как не бывало. Саола тихо опустилась в кресло, устало поджимая ноги:
- Расскажи. Расскажи все, Вэл.
И он рассказал - просто, без утайки, не приукрашая, но и не смягчая.
- Потом.
Таким образом они оказались в небольшом кабинете, где юная императрица чувствовала себя более или менее уютно. Закрыв плотно дверь, Сао указала Вэлу на стул, а сама села в большое кресло:
- Как ты здесь оказался?
Юноша не присел, удивленно прислушиваясь к ее голосу:
- Ты изменилась, Саола. Тебе все подчиняются. Кто ты, Саола? - ее имя он почти пел, сжимая в сердце боль от собственного поступка и невольно стремясь оттянуть признание. Ей он скажет все. И.. Вэл не хотел об этом думать, но внутри все шептало: "И она отвернется от предателя, наивный дурак!"
Фиалковые глаза, в которых пряталась усталость, посмотрели на него почти с нежностью:
- Я - Императрица.
Вэл задохнулся и невольно преклонил колено:
- Простите меня. Я..
Сао вздохнула:
- Ты можешь звать меня как и прежде, особенно когда нет постороних свидетелей, Вэл. А теперь я все же хочу знать: как ты сюда попал? Откуда? Почему именно в наш, осажденный город?
Блеск зеленых глаз резанул ее болью:
- Саола, я прилетел сюда из лагеря сторнийцев. Я.. Я сделал крылья. Для того, чтобы погубить родную страну, - тихо завершил он.
Юная женщина внимательно посмотрела на него, медленно роняя одно слово за другим, словно желая, чтобы он понял, ощутил каждый звук:
- Что ты говоришь? Я не верю! Ты не мог!
Лицо Вэла можно было принять за маску отчаянья и смерти: бледное, с лихородачно блестящими глазами:
- Но это так. Властитель Сторна дал мне все для создания моей мечты. Все, чтобы я мог сделать крылья. Он только не сказал для чего они будут нужны. Я не знал правды. Да и у акул одна правда - нажива и смерть. Из-за моих крыльев лаконцы убивают лаконцев. Именно на моих крыльях, - Вэл опустил сверкающие глаза. - На этих крыльях в город прилетела чума.
- Что?!! - голос Саолы тихо звенел. Горн поднял глаза, глядя на нее снизу вверх.
И она увидела в них безысходное отчаянье, боль, ненависть и жажду мщения. То, чего она никогда не встречала в этих зеленых глазах. Пальчики Сао коснулись бровей юноши, безмолвно прося закрыть этот страшный взор. Вэл замер и медленно опустил золотистые ресницы. Его сердце обливалось кровью, но слез как не бывало. Саола тихо опустилась в кресло, устало поджимая ноги:
- Расскажи. Расскажи все, Вэл.
И он рассказал - просто, без утайки, не приукрашая, но и не смягчая.
20 число месяца Падения Зерна. Фалесса.
Вот уж чего никак не могла предвидеть Саола, это того, что ее распоряжения насчет Франциска окажутся последнему только на руку.
Вместо того, чтобы метать гром и молнии, возмущаясь зарвавшейся девчонкой, министр спокойно отправился к себе. Отдав несколько распоряжений слугам, первый ум Лаконы развалился в кресле перед камином, потягивая вино и обдумывая происходящее.
... Назначение Иванэ дипломатом было сродни неудачной шутке. Но не опасной... Какая уж тут дипломатия, если Лакона вот-вот или падет целиком, или просто разлетится на кусочки! Герцог ле Амарра неглуп, но излишнее благородство порою хуже простоты. Рыцарь пера должен быть изворотливым и сладкоречивым, а также обязан отличать интересы государства от слепой преданности лично властителю...
А уж властитель из неотразимого для дам рыцаря Ярно ле Фалесса вообще никакой. Зная, что стратегически ослабевшая Лакона стоит на пороге войны, являя собой лакомый кусочек практически для всех сопредельных государств, сиятельный Ярно из единственного бесспорного союзника ухитряется сделать злейшего врага. При идеальном раскладе Император мог мудро предоставить Полумесяцу формальную суверенность на определенных тщательно продуманных условиях, приобретя ценного партнера и союзника. Мог он и соблюсти нейтралитет, уклоняясь от прямого ответа на требования Эвора Тилийског, потянуть время, усиленно изображая дружелюбие и заинтересованность. Но украсть невесту Лесного Князя прямо со свадебного пира, попрать все законы гостеприимства, да еще и напоследок объявить войну лесным жителям?!!
Конечно, сейчас Полумесяц побежден, Эвор в плену... Побежден, но не поставлен на колени! Лаконцы были для лесовиков чужими, теперь они – враги, при первой же возможности готовые мстить...
Да-а, Лаконе сейчас нужна не крепкая оборона (откуда ее взять-то?), а возможно более быстрая сдача с минимальными жертвами и разрухой, а также приличный протекторат. Я бы поставил на Сафара, хотя и сторниец, и тай-суанская царица захотят получить свою долю пирог... Еще неизвестно, кто из них хуже, хотя как ни крути, император Ярно ле Фалесс – последнее, что необходимо стране...
Теперь передо мною задача – накормить столицу. Что ж, я тоже не желаю зла родному городу, в конце концов, мне в нем жить! Ненавижу длительную бесполезную оборону, политика вовремя открытых ворот дает гораздо лучшие результаты!
Саола могла бы стать достойной государыней. При достойном, разумеется, государе. Интересно, почему даже самые лучшие и умные дамы, влюбившись, превращаются в слезливых идиоток? Права, тысячу раз права Кир-Тай, не спеша обременить себя венценосным супругом!
Франциск мечтательно вздохнул, вспоминая тай-суанскую властительницу. Встреча с ней осталась жемчужиной в его шкатулке любовных побед.
Первый министр слыл ценителем красивых женщин и весьма искусным волокитой. При этом постель ради самой постели его не привлекала никогда. Молоденькие служанки, даже самые прелестные, хорошенькие горожаночки, платные жрицы любви никогда не удостаивались внимания Франциск ле Шаорина. В любви он ценил интригу, хитросплетение умов, приводящее к единению тел, иногда – напряженное противостояние, танец на острие ножа...
Поймав себя на столь высокопарно-эротических мыслях, первый советник расхохотался и налил еще вина. Буквально на днях получила логическое завершение давняя осада одной высокородной дамы, само собой, замужней, не слишком юной, но ослепительно красивой.
Это была достойная дуэль, тянувшаяся не один месяц. Женщина оказалась великой мастерицей полутонов, не говоря ни "да" ни "нет", умно помалкивая в нужных местах и держа господина ле Шаорина на расстоянии вытянутой руки...
Но – великий Марэль! – каким же фарсом все обернулось! Уложенная – наконец-то! – на ложе страсти коварного соблазнителя, дама из загадочной хищницы превратилась в глупую квочку, чуть не задушив опешившего Франца варварскими ласками и идиотским сюсюканьем.
Бедняга советник едва не опозорился, с великим трудом завершил свою миссию и обходил теперь эту особу десятой дорогой...
Единственным исключением на его любовном поприще стала Иветта ле Ласноу. Впервые в жизни он опустился до банального насилия, использовав бедную дворяночку как орудие мести, да еще не конкретному человеку, а своему прошлому вообще. Впрочем, этот эпизод, досадный и какой-то грязный, скорее всего забылся бы, не предложи Иви ему свою, на первый взгляд, безупречную службу...
Франциск диву давался, как быстро произошла метаморфоза с этой хрупкой светловолосой девушкой. Она ненавидела его, это несомненно, ненавидела страстно, всеми фибрами души; но ни разу, ни словом, ни жестом, себя не выдала. Под сладенькой внешностью паиньки скрывалась железная воля и весьма изощренный ум: девица прекрасно жонглировала словами, ни на волос не отступая от истины, и в то же время ловко применяясь к своим целям, бывшим для ее господина пока загадкой. Пока... Если бы Шаорин не был собой, он бы, пожалуй, купился на смирение и исполнительность, но он – это он, и лишь поэтому еще жив, относительно здоров и наделен почти неограниченной властью.
Бесспорно, доверяться Иветте еще хуже, чем ложиться спать в обнимку со змеей, но кто не рискует...
Вот что интересно: ни об одной особе женского пола он не размышлял столь долго и столь пристально.
Вот уж чего никак не могла предвидеть Саола, это того, что ее распоряжения насчет Франциска окажутся последнему только на руку.
Вместо того, чтобы метать гром и молнии, возмущаясь зарвавшейся девчонкой, министр спокойно отправился к себе. Отдав несколько распоряжений слугам, первый ум Лаконы развалился в кресле перед камином, потягивая вино и обдумывая происходящее.
... Назначение Иванэ дипломатом было сродни неудачной шутке. Но не опасной... Какая уж тут дипломатия, если Лакона вот-вот или падет целиком, или просто разлетится на кусочки! Герцог ле Амарра неглуп, но излишнее благородство порою хуже простоты. Рыцарь пера должен быть изворотливым и сладкоречивым, а также обязан отличать интересы государства от слепой преданности лично властителю...
А уж властитель из неотразимого для дам рыцаря Ярно ле Фалесса вообще никакой. Зная, что стратегически ослабевшая Лакона стоит на пороге войны, являя собой лакомый кусочек практически для всех сопредельных государств, сиятельный Ярно из единственного бесспорного союзника ухитряется сделать злейшего врага. При идеальном раскладе Император мог мудро предоставить Полумесяцу формальную суверенность на определенных тщательно продуманных условиях, приобретя ценного партнера и союзника. Мог он и соблюсти нейтралитет, уклоняясь от прямого ответа на требования Эвора Тилийског, потянуть время, усиленно изображая дружелюбие и заинтересованность. Но украсть невесту Лесного Князя прямо со свадебного пира, попрать все законы гостеприимства, да еще и напоследок объявить войну лесным жителям?!!
Конечно, сейчас Полумесяц побежден, Эвор в плену... Побежден, но не поставлен на колени! Лаконцы были для лесовиков чужими, теперь они – враги, при первой же возможности готовые мстить...
Да-а, Лаконе сейчас нужна не крепкая оборона (откуда ее взять-то?), а возможно более быстрая сдача с минимальными жертвами и разрухой, а также приличный протекторат. Я бы поставил на Сафара, хотя и сторниец, и тай-суанская царица захотят получить свою долю пирог... Еще неизвестно, кто из них хуже, хотя как ни крути, император Ярно ле Фалесс – последнее, что необходимо стране...
Теперь передо мною задача – накормить столицу. Что ж, я тоже не желаю зла родному городу, в конце концов, мне в нем жить! Ненавижу длительную бесполезную оборону, политика вовремя открытых ворот дает гораздо лучшие результаты!
Саола могла бы стать достойной государыней. При достойном, разумеется, государе. Интересно, почему даже самые лучшие и умные дамы, влюбившись, превращаются в слезливых идиоток? Права, тысячу раз права Кир-Тай, не спеша обременить себя венценосным супругом!
Франциск мечтательно вздохнул, вспоминая тай-суанскую властительницу. Встреча с ней осталась жемчужиной в его шкатулке любовных побед.
Первый министр слыл ценителем красивых женщин и весьма искусным волокитой. При этом постель ради самой постели его не привлекала никогда. Молоденькие служанки, даже самые прелестные, хорошенькие горожаночки, платные жрицы любви никогда не удостаивались внимания Франциск ле Шаорина. В любви он ценил интригу, хитросплетение умов, приводящее к единению тел, иногда – напряженное противостояние, танец на острие ножа...
Поймав себя на столь высокопарно-эротических мыслях, первый советник расхохотался и налил еще вина. Буквально на днях получила логическое завершение давняя осада одной высокородной дамы, само собой, замужней, не слишком юной, но ослепительно красивой.
Это была достойная дуэль, тянувшаяся не один месяц. Женщина оказалась великой мастерицей полутонов, не говоря ни "да" ни "нет", умно помалкивая в нужных местах и держа господина ле Шаорина на расстоянии вытянутой руки...
Но – великий Марэль! – каким же фарсом все обернулось! Уложенная – наконец-то! – на ложе страсти коварного соблазнителя, дама из загадочной хищницы превратилась в глупую квочку, чуть не задушив опешившего Франца варварскими ласками и идиотским сюсюканьем.
Бедняга советник едва не опозорился, с великим трудом завершил свою миссию и обходил теперь эту особу десятой дорогой...
Единственным исключением на его любовном поприще стала Иветта ле Ласноу. Впервые в жизни он опустился до банального насилия, использовав бедную дворяночку как орудие мести, да еще не конкретному человеку, а своему прошлому вообще. Впрочем, этот эпизод, досадный и какой-то грязный, скорее всего забылся бы, не предложи Иви ему свою, на первый взгляд, безупречную службу...
Франциск диву давался, как быстро произошла метаморфоза с этой хрупкой светловолосой девушкой. Она ненавидела его, это несомненно, ненавидела страстно, всеми фибрами души; но ни разу, ни словом, ни жестом, себя не выдала. Под сладенькой внешностью паиньки скрывалась железная воля и весьма изощренный ум: девица прекрасно жонглировала словами, ни на волос не отступая от истины, и в то же время ловко применяясь к своим целям, бывшим для ее господина пока загадкой. Пока... Если бы Шаорин не был собой, он бы, пожалуй, купился на смирение и исполнительность, но он – это он, и лишь поэтому еще жив, относительно здоров и наделен почти неограниченной властью.
Бесспорно, доверяться Иветте еще хуже, чем ложиться спать в обнимку со змеей, но кто не рискует...
Вот что интересно: ни об одной особе женского пола он не размышлял столь долго и столь пристально.
23 день месяца Падения Зерна.
Лакона. Фалесса.
Город продолжал содрогаться в агонии. Днем и ночью, за стенами и внутри их кольца люди сражались со смертью, сражались и как правило проигрывали, ненавидели, боялись… и винили во всем нового императора и его лесную ведьму.
Что бы ни говорил командор ле Корас, как бы обнадеживающе не улыбался всем ее тревогам Шаорин, Саола отлично сознавала, что если не случится чуда, столица падет еще до конца этого месяца. Нельзя защитить от внешней угрозы то, что отравлено изнутри. Три дня назад измотанный город получил последнюю рану, которая не может не стать смертельной.
Рассказанное Вэлом подвело черту под всей историей осады. Этот странный юноша, казалось винил во всех бедах этого города себя, и был самым безвинным человеком из всех. Но Саола на собственном опыте знала, что значит идти на поводу чужой лжи. Императрица не могла проверить, но была уверена, что Вэл говорил правду. И к окончанию его наполненного виной и чем-то близким к отчаянию повествования Королева благодарила Марэля только за то, что Вэл остался жив. С таким человеком, как Шарк, все могло закончиться гораздо хуже.
Все навалилось сразу, этот ломающий волю к сопротивлению у защитников Фалессы штурм, заставивший убивать тех, кого стоило защитить, непрекращающиеся мятежи и чума.
Чума…. Несмотря на то, что о заразе стало известно не более чем через пару часов после того, как Шарк скинул в трущобные колодцы крысиную падаль, слишком многие успели испить отравленной водицы. Нижние районы выкашивала быстро расползающаяся эпидемия. Саоле пришлось снять со стен часть городской гвардии, что бы оцепить трущобы, охваченные настоящим безумием. Даже паладины Адриана не осмеливались углубляться в кварталы, охваченные паникой. Люди, превращенные страхом за свою жизнь в загнанных неуправляемых животных жгли дома зачумленных, бросались на копья стражников и мечи паладинов, несмотря даже на то, что последние в любое другое время вызывали у них сильнейший ужас. На улицах Фалессы лаконцы продолжали убивать лаконцев.
Саола могла во всей красе обозревать все это из окон Смотримой башни*, куда перенесла свой кабинет после последнего штурма. Над Фалессой, несмотря на то, что день и не собирался подходить к своему завершению, стоял полумрак. Город затянуло дымом от горящих зачумленных кварталов и бесконечных костров, в которых сжигали трупы первых жертв эпидемии. Но Императрица видела и серые безликие толпы, сдерживаемые только цепочкой стражников. А что будет, когда начнется голод… продовольствия на складах хватит от силы недели на три, пайки уже пришлось сократить. Как смогут сражаться солдаты, не способные от голода держать оружие в руках?
В двери постучали. «Конечно, плохие новости. Хороших в этом аду и быть не может».
- Войдите, - Саола обернулась, и взгляду вошедшего в кабинет командира ее новособранной личной гвардии предстала уже не растерянная девчонка, замученная усталостью и безысходностью, но Императрица Лаконы. Первое, чему ее научила Гильдия это быстро менять маски.
- По какой причине вы здесь, сир Нодар? По какой причине вы оставили стены?
Молодой рыцарь молча преклонил колено. Саола долго выбирала этого человека из прочих, отличный воин и лидер, он, однако, был столь неосмотрителен, что в партии Ярно-Селина поставил на регентшу. Ярно никогда не опустился бы до мести бывшим соратникам Селины, но никаких особых благ им тоже не светило. Поэтому за шанс, данный ему новой Императрицей, Ланс Нодар был более чем благодарен. Она была его последней возможностью удержаться хоть сколь нибудь высоко, и поэтому он был ей верен. Возможно, подобная логика не достойна высокой рыцарской чести, но она имеет место быть, и меч в руках «купленного» Нодара разит не хуже, чем, если бы оный воин сражался им за свои самые высокие идеалы…. Но идеалы, как оказалось, нашлись.
- Я пришел за вами, Императрица, - склонив голову, произнес рыцарь.
Саола в несколько наигранном удивлении подняла тонкие брови.
- Лирийцы собрали требушеты. Ночью столица падет, хотим мы этого или нет. Если они пробьют стены (а они это сделают), то нам не выстоять, но нам не выстоять и так, просто это заняло бы больше времени у лирийцев….
- И что вы хотите от меня? – в голосе Императрицы сквозила ленивая мягкая отрешенность, скрывавшая то близкое к истерике состояние после известия о требушетах.
- Столица падет, Ваше Величество, но Лакона останется, и она должна объединиться вокруг кого-то. Для того, что бы это случилось, вы и Ярно должны жить. Мои люди ждут внизу. Ваш конь запряжен.
Императрица улыбнулась, но синие глаза наполняла только усталость.
- Взять Фалессу невозможно, Нодар, - мягко, но уверенно ответила она, - Столица благословленный Марелем город, и никто из смертных не способен сломить ее. Она принадлежала Лаконе всегда, так и останется.
- Но Ваше Величество…
- Ступайте туда, где вам должно быть, - оборвала его Саола.
Власть над огнем и императорская Корона откладывали странный отпечаток на облик правительницы, в движениях и голосе совсем юной девушки звучала такая Сила, что ослушаться ее было невозможно. Когда Огонь поднимал в душе Императрицы голову немногие осмеливались даже посмотреть ей в глаза, не отшатнувшись.
Рыцарь покинул ее кабинет, Саола прошлась туда-сюда, как запертая в клетку пантера, захлопнула журнал, до крови оцарапав палец…. Тяжелая алая капля упала на белый лист бумаги и неожиданно, прожигая его, оставила на гладкой поверхности стола темный угольный след… Сила просилась наружу, сила способная превратить в пепел даже камень….
С какой то странной уверенностью Саола подумала, что столица не падет. Нет цены, которую Императрица не готова выложить за то, что бы сохранить для Ярно этот город. Она достаточно сильна, что бы держать на себе все….
Лирийцы в этот раз, похоже, готовились к настоящему штурму, их командир хотел взять реванш за все прежние неудачи, и городская гвардия на стенах напряженно ждала. Никто из них не заметил рядом с собой невысокую тонкую фигуру, облаченную в темный плащ с капюшоном. Хотя она стояла столь неподвижно и тихо, что порой казалось ее нет вовсе, не на этой стене, не вообще в мире…
Требушеты казались угрожающе огромными, словно скелеты каких то чудовищных зверей. Саола сначала поразилась, как они дотащили до них такие большие камни, но потом внезапно вспомнила, что там за стенами осталось слишком много людей, которых жестокость лирийских варваров могла принудить к чему угодно. Мысль об этом пробудила и так некрепко спящую ярость и сознание на мгновение заволокла волна огня… и отпустила, когда крепостная стена вздрогнула под ногами, послышались крики людей, дикий грохот… и Саола открылась, сделав себя совершенно беззащитной для любых сил из вне, готовой принять и отдать любую силу.
Охватывавший ее всегда холод, внезапно сменился резким болезненно приятным жаром, девушка откинула капюшон и шагнула вперед к краю заграждений. Ее узнали многие, но никто сейчас не осмелился бы прикоснуться к своей Императрице под ногами которой плавился камень.
Первыми опасность почуяли сторнийские ветровики, воздух вокруг стены сложился в плотную сеть, но они заранее опоздали… Словно не своими глазами Саола видела медленно приближающихся к стене солдат, незнающих еще, что кажущаяся легкой для них добыча обернется последней, и широкую брешь в стене у основания Второй Воротной Башни, куда уже беспорядочно спешили защитники города. Сознания коснулась мысль, почему Консул не заставит их собрать строй… коснулась и погасла, уступая место даже не ненависти, чистой ярости, рождающей пламя.
Первые из наступающих лирийцев уже достигли бреши, сминая и откидывая назад немногочисленных защитников, а девушка на краю стены, лишь на мгновения утратив неподвижность, прочертила рукой в воздухе круг, оставляя за кончиками пальцев огненный след в воздухе, но в то же мгновение, разрывая наступающие ряды лирийцев, превращая в пепел любого, кто оказался в ненужное время в столь неудачном месте вдоль стены взметнулось пламя.
Наступающие войска отшатнулись, но и стена в свою очередь опала, оставив после себя легкий морок какой бывает в очень жаркий день над металлической кровлей, один из воинов приободренный переменой бросился к стене, но невидимая преграда поглотила его столь же беспощадно, как и прочих.
Саола очнулась там, где ее заклинание приняло законченную форму. Если бы не осознание дикой высоты внизу, она упала бы без сил, вот только Королевы не должны падать. Стена, опоясывающая теперь Фалессу, защитит ее какое то время, если только враги не решат кинуться в огонь вновь….
Такая преграда забирает слишком много сил, Императрица была уверена, что в Фалессе погасли все до единого огни, все что плавилось, тлело, горело, полыхало – обратилось пеплом, и воздух становился все холоднее. Стена поглощает любое тепло вокруг себя, любое тепло и любую силу, сродную собственной. Но она не сможет вторично отбросить нападающую армию, только маленькие отряды…. Но враг об этом не знает, а значит будет осторожен.
Возможно, это даст городу время, месяц неделю или день… но время - самое ценное, что может сейчас быть у запертых в Фалессе людей. Возможно они даже закроют брешь в стене.
Безумие… Как холодно.
Саола предусмотрела все, знала она и то, что если лирийцы решаться все таки на новый приступ, Стена перегрузившись погаснет, поглотит сама себя, а заодно и жизнь своей создательницы. Все в мире стоит риска… За все приходится платить.
_____________________
* Смотримая Башня – самая высокая башня Цитадели в Фалессе, с ее вершины видно весь город. Нижние этажи башни занимает библиотека и Соборное Судейство, но на самую верхнюю площадку, обширную комнату со стеклянными стенами с которой можно видеть всю столицу. На вершину башни ведет единственная винтовая лестница вдоль стен, узкая и без перил. Смотримая башня является одной из главных достопримечательностей Фалессы.
Лакона. Фалесса.
Город продолжал содрогаться в агонии. Днем и ночью, за стенами и внутри их кольца люди сражались со смертью, сражались и как правило проигрывали, ненавидели, боялись… и винили во всем нового императора и его лесную ведьму.
Что бы ни говорил командор ле Корас, как бы обнадеживающе не улыбался всем ее тревогам Шаорин, Саола отлично сознавала, что если не случится чуда, столица падет еще до конца этого месяца. Нельзя защитить от внешней угрозы то, что отравлено изнутри. Три дня назад измотанный город получил последнюю рану, которая не может не стать смертельной.
Рассказанное Вэлом подвело черту под всей историей осады. Этот странный юноша, казалось винил во всех бедах этого города себя, и был самым безвинным человеком из всех. Но Саола на собственном опыте знала, что значит идти на поводу чужой лжи. Императрица не могла проверить, но была уверена, что Вэл говорил правду. И к окончанию его наполненного виной и чем-то близким к отчаянию повествования Королева благодарила Марэля только за то, что Вэл остался жив. С таким человеком, как Шарк, все могло закончиться гораздо хуже.
Все навалилось сразу, этот ломающий волю к сопротивлению у защитников Фалессы штурм, заставивший убивать тех, кого стоило защитить, непрекращающиеся мятежи и чума.
Чума…. Несмотря на то, что о заразе стало известно не более чем через пару часов после того, как Шарк скинул в трущобные колодцы крысиную падаль, слишком многие успели испить отравленной водицы. Нижние районы выкашивала быстро расползающаяся эпидемия. Саоле пришлось снять со стен часть городской гвардии, что бы оцепить трущобы, охваченные настоящим безумием. Даже паладины Адриана не осмеливались углубляться в кварталы, охваченные паникой. Люди, превращенные страхом за свою жизнь в загнанных неуправляемых животных жгли дома зачумленных, бросались на копья стражников и мечи паладинов, несмотря даже на то, что последние в любое другое время вызывали у них сильнейший ужас. На улицах Фалессы лаконцы продолжали убивать лаконцев.
Саола могла во всей красе обозревать все это из окон Смотримой башни*, куда перенесла свой кабинет после последнего штурма. Над Фалессой, несмотря на то, что день и не собирался подходить к своему завершению, стоял полумрак. Город затянуло дымом от горящих зачумленных кварталов и бесконечных костров, в которых сжигали трупы первых жертв эпидемии. Но Императрица видела и серые безликие толпы, сдерживаемые только цепочкой стражников. А что будет, когда начнется голод… продовольствия на складах хватит от силы недели на три, пайки уже пришлось сократить. Как смогут сражаться солдаты, не способные от голода держать оружие в руках?
В двери постучали. «Конечно, плохие новости. Хороших в этом аду и быть не может».
- Войдите, - Саола обернулась, и взгляду вошедшего в кабинет командира ее новособранной личной гвардии предстала уже не растерянная девчонка, замученная усталостью и безысходностью, но Императрица Лаконы. Первое, чему ее научила Гильдия это быстро менять маски.
- По какой причине вы здесь, сир Нодар? По какой причине вы оставили стены?
Молодой рыцарь молча преклонил колено. Саола долго выбирала этого человека из прочих, отличный воин и лидер, он, однако, был столь неосмотрителен, что в партии Ярно-Селина поставил на регентшу. Ярно никогда не опустился бы до мести бывшим соратникам Селины, но никаких особых благ им тоже не светило. Поэтому за шанс, данный ему новой Императрицей, Ланс Нодар был более чем благодарен. Она была его последней возможностью удержаться хоть сколь нибудь высоко, и поэтому он был ей верен. Возможно, подобная логика не достойна высокой рыцарской чести, но она имеет место быть, и меч в руках «купленного» Нодара разит не хуже, чем, если бы оный воин сражался им за свои самые высокие идеалы…. Но идеалы, как оказалось, нашлись.
- Я пришел за вами, Императрица, - склонив голову, произнес рыцарь.
Саола в несколько наигранном удивлении подняла тонкие брови.
- Лирийцы собрали требушеты. Ночью столица падет, хотим мы этого или нет. Если они пробьют стены (а они это сделают), то нам не выстоять, но нам не выстоять и так, просто это заняло бы больше времени у лирийцев….
- И что вы хотите от меня? – в голосе Императрицы сквозила ленивая мягкая отрешенность, скрывавшая то близкое к истерике состояние после известия о требушетах.
- Столица падет, Ваше Величество, но Лакона останется, и она должна объединиться вокруг кого-то. Для того, что бы это случилось, вы и Ярно должны жить. Мои люди ждут внизу. Ваш конь запряжен.
Императрица улыбнулась, но синие глаза наполняла только усталость.
- Взять Фалессу невозможно, Нодар, - мягко, но уверенно ответила она, - Столица благословленный Марелем город, и никто из смертных не способен сломить ее. Она принадлежала Лаконе всегда, так и останется.
- Но Ваше Величество…
- Ступайте туда, где вам должно быть, - оборвала его Саола.
Власть над огнем и императорская Корона откладывали странный отпечаток на облик правительницы, в движениях и голосе совсем юной девушки звучала такая Сила, что ослушаться ее было невозможно. Когда Огонь поднимал в душе Императрицы голову немногие осмеливались даже посмотреть ей в глаза, не отшатнувшись.
Рыцарь покинул ее кабинет, Саола прошлась туда-сюда, как запертая в клетку пантера, захлопнула журнал, до крови оцарапав палец…. Тяжелая алая капля упала на белый лист бумаги и неожиданно, прожигая его, оставила на гладкой поверхности стола темный угольный след… Сила просилась наружу, сила способная превратить в пепел даже камень….
С какой то странной уверенностью Саола подумала, что столица не падет. Нет цены, которую Императрица не готова выложить за то, что бы сохранить для Ярно этот город. Она достаточно сильна, что бы держать на себе все….
Лирийцы в этот раз, похоже, готовились к настоящему штурму, их командир хотел взять реванш за все прежние неудачи, и городская гвардия на стенах напряженно ждала. Никто из них не заметил рядом с собой невысокую тонкую фигуру, облаченную в темный плащ с капюшоном. Хотя она стояла столь неподвижно и тихо, что порой казалось ее нет вовсе, не на этой стене, не вообще в мире…
Требушеты казались угрожающе огромными, словно скелеты каких то чудовищных зверей. Саола сначала поразилась, как они дотащили до них такие большие камни, но потом внезапно вспомнила, что там за стенами осталось слишком много людей, которых жестокость лирийских варваров могла принудить к чему угодно. Мысль об этом пробудила и так некрепко спящую ярость и сознание на мгновение заволокла волна огня… и отпустила, когда крепостная стена вздрогнула под ногами, послышались крики людей, дикий грохот… и Саола открылась, сделав себя совершенно беззащитной для любых сил из вне, готовой принять и отдать любую силу.
Охватывавший ее всегда холод, внезапно сменился резким болезненно приятным жаром, девушка откинула капюшон и шагнула вперед к краю заграждений. Ее узнали многие, но никто сейчас не осмелился бы прикоснуться к своей Императрице под ногами которой плавился камень.
Первыми опасность почуяли сторнийские ветровики, воздух вокруг стены сложился в плотную сеть, но они заранее опоздали… Словно не своими глазами Саола видела медленно приближающихся к стене солдат, незнающих еще, что кажущаяся легкой для них добыча обернется последней, и широкую брешь в стене у основания Второй Воротной Башни, куда уже беспорядочно спешили защитники города. Сознания коснулась мысль, почему Консул не заставит их собрать строй… коснулась и погасла, уступая место даже не ненависти, чистой ярости, рождающей пламя.
Первые из наступающих лирийцев уже достигли бреши, сминая и откидывая назад немногочисленных защитников, а девушка на краю стены, лишь на мгновения утратив неподвижность, прочертила рукой в воздухе круг, оставляя за кончиками пальцев огненный след в воздухе, но в то же мгновение, разрывая наступающие ряды лирийцев, превращая в пепел любого, кто оказался в ненужное время в столь неудачном месте вдоль стены взметнулось пламя.
Наступающие войска отшатнулись, но и стена в свою очередь опала, оставив после себя легкий морок какой бывает в очень жаркий день над металлической кровлей, один из воинов приободренный переменой бросился к стене, но невидимая преграда поглотила его столь же беспощадно, как и прочих.
Саола очнулась там, где ее заклинание приняло законченную форму. Если бы не осознание дикой высоты внизу, она упала бы без сил, вот только Королевы не должны падать. Стена, опоясывающая теперь Фалессу, защитит ее какое то время, если только враги не решат кинуться в огонь вновь….
Такая преграда забирает слишком много сил, Императрица была уверена, что в Фалессе погасли все до единого огни, все что плавилось, тлело, горело, полыхало – обратилось пеплом, и воздух становился все холоднее. Стена поглощает любое тепло вокруг себя, любое тепло и любую силу, сродную собственной. Но она не сможет вторично отбросить нападающую армию, только маленькие отряды…. Но враг об этом не знает, а значит будет осторожен.
Возможно, это даст городу время, месяц неделю или день… но время - самое ценное, что может сейчас быть у запертых в Фалессе людей. Возможно они даже закроют брешь в стене.
Безумие… Как холодно.
Саола предусмотрела все, знала она и то, что если лирийцы решаться все таки на новый приступ, Стена перегрузившись погаснет, поглотит сама себя, а заодно и жизнь своей создательницы. Все в мире стоит риска… За все приходится платить.
_____________________
* Смотримая Башня – самая высокая башня Цитадели в Фалессе, с ее вершины видно весь город. Нижние этажи башни занимает библиотека и Соборное Судейство, но на самую верхнюю площадку, обширную комнату со стеклянными стенами с которой можно видеть всю столицу. На вершину башни ведет единственная винтовая лестница вдоль стен, узкая и без перил. Смотримая башня является одной из главных достопримечательностей Фалессы.
19 - 20 день месяца Падения Зерна. Близь границы с Полумесяцем.
В тот вечер не спалось и не пилось, зато пальцы, найдя струны гитары, уже не хотели их отпускать. Мелодия получалась то тревожной и рваной, то наоборот медленной и нежной, рожденная какими-то разрозненными воспоминаниями и ускользающими образами, за которые ни зацепиться, ни собрать воедино. Что-то очень важное и столь же неуловимое. Такое бывает с очень сильного похмелья, когда утром мучительно вспоминаешь, чем закончился прошлый вечер….
Очередную мелодию прервал довольно громкий звон и шум, похожий на грохот доспехов, чье-то шипение… Головы всех, наполнявших зал, людей невольно развернулись в сторону странного шума, но Нико еще не видя произошедшего, взялся угадать причину. И не ошибся.
Центом всеобщего внимания стал Алек. С одного взгляда можно было восстановить примерную картину произошедшего: мальчик решил, что пока дядя Нико отвлекает присутствующих игрой на гитаре, самое время покормить местного кота. Из собственной тарелки, разумеется. Ту уменьшенную копию тигра, что охраняла таверну от крыс, Нико согласился бы погладить лишь надев латную перчатку, но пока единственными живыми тварями, желавшими причинить вред Алеку, оказывались люди, а все прочие клыкасто-когтистые творения Марреля приветствовали чумазого мучителя, словно давно потерянного, но вновь обретенного брата. Однако на этот раз, поглаживая оживший крысиный ужас по исполосованной в драках мордочке, мальчик то ли заслушался гитару, то ли просто отвлекая, и перед мордой кота, прямо на тарелку с кусками мяса рухнуло что-то, вывалившееся из-за пазухи склонившегося благодетеля. Так что звону и грохоту сообщество постояльцев было обязано расколотой в дребезги собственности владельца таверны, а шипение обеспечил кот, молнией вылетевший из-под стола. Прочем, сейчас пришедшее в себя животное уже осознало всю трагичность произошедшей ошибки, и пыталось замять последствия, ластясь к ногам Алека и всеми доступными кошкам и котам мира силами придавая своей мордочке выражение крайнего раскаяния.
На лице мальчишки, склонившегося над разбитой тарелкой была мина, полностью, за исключением некоторых деталей, копирующая кошачью: чествовалось, что он виноват, раскаивается, что он больше никогда, ни за что, да ни за какие коврижки и так далее и тому подобное...
И хотя у Алека, в отличие от кота, все уши были целы, отсутствовали усы, не были ни единого шрама и шерсти тоже не наблюдалось, хвостатому хищнику Нико почему-то верил больше. Оставалось оценить ущерб:
«Тарелка грошовая, стол и лавка целы, кот – тоже. Алек потирает макушку (ударился об крышку стола, будет шишка), рука расцарапана (кот - с испугу, не иначе)…. В общем, помощь лекаря не требуется, переживет, в следующий раз будет знать. А это у нас… Оппаньки! Откуда?!»
Предмет, в дребезги расколовший толстую глиняную тарелку оказался ни чем иным, как позолоченным налокотником, который, Нико готов был поклясться пресветлым Маррелем, должен был сейчас украшать доспех в фалесском доме одной дамы…
Проклятие, он прекрасно помнил, как лично водворял железяку на законное место в доме Мирты! Нико схватился за пояс, нащупывая кинжал. Нет, хоть желание избавить мир от излишне предприимчивой напасти и посещало мужчину, сейчас его волновало немного другое: если увлечение мальчишку всем блестящим и колющимся еще не прошло, то стоило проверить, только ли доспех понес урон. К счастью все опасное для жизни было на месте, Нико немного расслабился, а раскаяния в мальчике, как будто бы прибавилось.
Изначально граф планировал потянуть паузу еще немного, ради воспитательного эффекта, но все карты спутал хохот, грянувший в зале таверны подобно грому. Хохотали все, начиная от разносчиц и подмастерьев, веселящихся за соседним столом, до весьма почтенного вида купцов и самого владельца заведения. Еще несколько мгновений Нико попытался сохранить грозный вид, но губы против воли расплывались в улыбке. Из последних сил удерживаясь, чтобы не расхохотаться вместе со всеми, Нико поднял налокотник и вручил его расцветавшему на глазах мальчишке:
- Держи, чудо… Ты хоть разрешения у…э-э-э… тети Мирты спросил?
Алек помотал головой:
- Не… Но она не обидится.
- Да ну? Точно?
- Точно, - Алек важно кивнул, - Не обидится. Она же очень хорошая. И она как я.
- Очень хорошая, - граф взъерошил мальчишке волосы, - Это ты прав… Как ты?
- Ну… - ребенок замялся. Было видно, что ему не хватает слов, чтобы описать что-то, - Как я она. Мы… ну…
«Она как я» - Нико едва заметно нахмурился в задумчивости:
- Ладно, иди спать, кошколюбивый ты наш… Завтра вставать рано.
… Утро, солнечное и теплое, не принесло покоя – лишь ожидание чего-то неотвратимого. Компания путников уже выводила коней за ограду таверны, когда все округу наполнил мерный, глухой гул, будто ожила и зашевелилась земля. «Алек…» - Нико повернул голову, стараясь понять, какая угроза заставила мальчишку, с гордым видом восседавшего на Лютике, проявить свой дар, но на удивление, ребенок вроде бы был не причем и прислушивался к странному шуму с искренним интересом. Вдали заклубилась пыль, шум распался на грохот копыт и лязг железа…
«Ярно…» - на этот раз граф не ошибся. Мимо таверны, потрясая землю, ползла гигантская стальная змея. Войско выглядело удивительно грозно и… красиво. Идущих шагом громадных боевых коней на рысях обходили легкие кавалеристы. На ветру реяли значки, сверкала сталь, от гербов рябило в глазах. Тут были все: сильные своей дисциплиной гвардейцы, могучие северяне в плащах из медвежьих шкур, вооруженные секирами, разношерстные дружины местных дворян, смуглые южане на превосходных скакунах, чья стать сделала бы честь и лучшим «лирийцам», и сами почти как лирийцы - пренебрегающие доспехом, быстрые, бесшабашные… Вглядываясь в лица проносящихся мимо всадников, Нико невольно восхищался ими – молодыми, сильными, уверенными, что ни одна угроза не способна выстоять пред ними - верящими в быстрого коня, острый меч, длинное копье и верных друзей с лева и с права. Словно сошедшие на землю боги Солнца….
- Долиной мчит Роланд на скакуне.
Конь Вельянтиф под ним горяч и резв.
К лицу ему оружье и доспех.
Копье он держит меткое в руке,
Вздымает грозно к небу острие.
Значок играет белый на копье,
Свисает бахрома до рук и плеч.
Прекрасен телом граф и ликом смел.
Ему вдогонку скачет Оливье.
Несется клич эверцев им вослед.
Врагов Роланд надменно оглядел,
Любовно глянул на своих людей
И стал держать к ним ласковую речь:
"Бароны, не гоните зря коней:
Язычников не минет ныне смерть.
Такую мы возьмем добычу здесь,
Какой не брал никто из королей".
Сходиться рати начали затем.
Аой!*
Слова древней баллады сами всплыли в памяти.
- Ух ты… - Алек, жадно прислушивавшийся к каждому слову, восторженно завопил и попытался пустить Лютика галопом. Но громадный конь хоть и разделял всеобщую любовь тварей земных и прочих к мальчишке, но с места не стронуться, явно имея собственное представление о том, что для маленького всадника лучше. Предприняв еще несколько безуспешных попыток, Алек угомонился и спросил у ведущего коня под уздцы Нико:
- Твои, да? Здорово…
- Нет, не мои. Это старые стихи, Алек, очень старые…
- Песнь о Роланде? – Доминик улыбнулся, - Я ее обожал, когда был маленьким. Все наизусть помнил… Там про настоящих рыцарей. Слушал и мечтал, что когда-нибудь вот так же встану насмерть за Императора, и про меня сложат песни… Хотя мне всегда нравилась вот эта часть…
В доспехах сарацинских каждый варвар,
У каждого кольчуга в три ряда.
Все в добрых сарагосских шишаках,
При вьеннских прочных кованых мечах,
При валенсийских копьях и щитах.
Значок на древке - желт, иль бел, иль ал.
Лиийцы с мулов соскочить спешат,
На боевых коней садится рать.
Сияет день, и солнце бьет в глаза,
Огнем горят доспехи на бойцах.
Скликают варваров и трубы и рога,
К эверцам шум летит издалека.
Роланду молвит Оливье: "Собрат,
Неверные хотят на нас напасть".
"Хвала творцу! - ему в ответ Роланд.-
За короля должны мы грудью встать.
Служить всегда сеньору рад вассал,
Зной за него терпеть и холода.
Кровь за него ему отдать не жаль.
Пусть каждый рубит варваров сплеча,
Чтоб не сложили песен злых про нас.
За нас господь - мы правы, враг не прав.
А я дурной пример вам не подам".
Аой!*
- Здорово… - глаза мальчика так и сверкали, просто-таки пожирая проходящие мимо полки. Граф был уверен, что Алек, как и любой в его возрасте, сейчас воображает себя в доспехах, на коне, с острым мечем в руках и, обязательно, бьющимся со ста тысячами лирийцев.
- А ты какое место больше любишь? – то, что Алек обратился к Артуру ле Тейну, которого открыто побаивался указывало на крайнюю степень возбуждения и Нико со вздохом подумал, что опять придется каждый миг проверять оружие: на месте ли…
- Никакое, - на лице загадочного спутника возникла, но молниеносно исчезла презрительная ухмылка, - Они все погибли, эти рыцари. Причем из глупой спеси. А вся Песнь – наживка для романтично настроенных юнцов…
Хотел ли Артур сказать то, что прозвучало или слова вырвались случайно, но мужчина тут же сменил тему:
- …впрочем, если мы хотим присоединиться к этим великим героям, то чего ждем?
При виде разочарования и обиды на личике едва не плачущего мальчика, Нико захотелось… нет, не вызвать ле Тейна на поединок, а элементарно дать по морде, но граф сдержался. В сердце этой армии за рядами закованных в сталь всадников был и Ярно. Им есть о чем поговорить…
*Песнь о Роланде. (В Игре – песнь о воине, командовавшим арьергардом, и погибшем защищая отход одного из королей Эвера – государства предтечи Империи Лаконы)
В тот вечер не спалось и не пилось, зато пальцы, найдя струны гитары, уже не хотели их отпускать. Мелодия получалась то тревожной и рваной, то наоборот медленной и нежной, рожденная какими-то разрозненными воспоминаниями и ускользающими образами, за которые ни зацепиться, ни собрать воедино. Что-то очень важное и столь же неуловимое. Такое бывает с очень сильного похмелья, когда утром мучительно вспоминаешь, чем закончился прошлый вечер….
Очередную мелодию прервал довольно громкий звон и шум, похожий на грохот доспехов, чье-то шипение… Головы всех, наполнявших зал, людей невольно развернулись в сторону странного шума, но Нико еще не видя произошедшего, взялся угадать причину. И не ошибся.
Центом всеобщего внимания стал Алек. С одного взгляда можно было восстановить примерную картину произошедшего: мальчик решил, что пока дядя Нико отвлекает присутствующих игрой на гитаре, самое время покормить местного кота. Из собственной тарелки, разумеется. Ту уменьшенную копию тигра, что охраняла таверну от крыс, Нико согласился бы погладить лишь надев латную перчатку, но пока единственными живыми тварями, желавшими причинить вред Алеку, оказывались люди, а все прочие клыкасто-когтистые творения Марреля приветствовали чумазого мучителя, словно давно потерянного, но вновь обретенного брата. Однако на этот раз, поглаживая оживший крысиный ужас по исполосованной в драках мордочке, мальчик то ли заслушался гитару, то ли просто отвлекая, и перед мордой кота, прямо на тарелку с кусками мяса рухнуло что-то, вывалившееся из-за пазухи склонившегося благодетеля. Так что звону и грохоту сообщество постояльцев было обязано расколотой в дребезги собственности владельца таверны, а шипение обеспечил кот, молнией вылетевший из-под стола. Прочем, сейчас пришедшее в себя животное уже осознало всю трагичность произошедшей ошибки, и пыталось замять последствия, ластясь к ногам Алека и всеми доступными кошкам и котам мира силами придавая своей мордочке выражение крайнего раскаяния.
На лице мальчишки, склонившегося над разбитой тарелкой была мина, полностью, за исключением некоторых деталей, копирующая кошачью: чествовалось, что он виноват, раскаивается, что он больше никогда, ни за что, да ни за какие коврижки и так далее и тому подобное...
И хотя у Алека, в отличие от кота, все уши были целы, отсутствовали усы, не были ни единого шрама и шерсти тоже не наблюдалось, хвостатому хищнику Нико почему-то верил больше. Оставалось оценить ущерб:
«Тарелка грошовая, стол и лавка целы, кот – тоже. Алек потирает макушку (ударился об крышку стола, будет шишка), рука расцарапана (кот - с испугу, не иначе)…. В общем, помощь лекаря не требуется, переживет, в следующий раз будет знать. А это у нас… Оппаньки! Откуда?!»
Предмет, в дребезги расколовший толстую глиняную тарелку оказался ни чем иным, как позолоченным налокотником, который, Нико готов был поклясться пресветлым Маррелем, должен был сейчас украшать доспех в фалесском доме одной дамы…
Проклятие, он прекрасно помнил, как лично водворял железяку на законное место в доме Мирты! Нико схватился за пояс, нащупывая кинжал. Нет, хоть желание избавить мир от излишне предприимчивой напасти и посещало мужчину, сейчас его волновало немного другое: если увлечение мальчишку всем блестящим и колющимся еще не прошло, то стоило проверить, только ли доспех понес урон. К счастью все опасное для жизни было на месте, Нико немного расслабился, а раскаяния в мальчике, как будто бы прибавилось.
Изначально граф планировал потянуть паузу еще немного, ради воспитательного эффекта, но все карты спутал хохот, грянувший в зале таверны подобно грому. Хохотали все, начиная от разносчиц и подмастерьев, веселящихся за соседним столом, до весьма почтенного вида купцов и самого владельца заведения. Еще несколько мгновений Нико попытался сохранить грозный вид, но губы против воли расплывались в улыбке. Из последних сил удерживаясь, чтобы не расхохотаться вместе со всеми, Нико поднял налокотник и вручил его расцветавшему на глазах мальчишке:
- Держи, чудо… Ты хоть разрешения у…э-э-э… тети Мирты спросил?
Алек помотал головой:
- Не… Но она не обидится.
- Да ну? Точно?
- Точно, - Алек важно кивнул, - Не обидится. Она же очень хорошая. И она как я.
- Очень хорошая, - граф взъерошил мальчишке волосы, - Это ты прав… Как ты?
- Ну… - ребенок замялся. Было видно, что ему не хватает слов, чтобы описать что-то, - Как я она. Мы… ну…
«Она как я» - Нико едва заметно нахмурился в задумчивости:
- Ладно, иди спать, кошколюбивый ты наш… Завтра вставать рано.
… Утро, солнечное и теплое, не принесло покоя – лишь ожидание чего-то неотвратимого. Компания путников уже выводила коней за ограду таверны, когда все округу наполнил мерный, глухой гул, будто ожила и зашевелилась земля. «Алек…» - Нико повернул голову, стараясь понять, какая угроза заставила мальчишку, с гордым видом восседавшего на Лютике, проявить свой дар, но на удивление, ребенок вроде бы был не причем и прислушивался к странному шуму с искренним интересом. Вдали заклубилась пыль, шум распался на грохот копыт и лязг железа…
«Ярно…» - на этот раз граф не ошибся. Мимо таверны, потрясая землю, ползла гигантская стальная змея. Войско выглядело удивительно грозно и… красиво. Идущих шагом громадных боевых коней на рысях обходили легкие кавалеристы. На ветру реяли значки, сверкала сталь, от гербов рябило в глазах. Тут были все: сильные своей дисциплиной гвардейцы, могучие северяне в плащах из медвежьих шкур, вооруженные секирами, разношерстные дружины местных дворян, смуглые южане на превосходных скакунах, чья стать сделала бы честь и лучшим «лирийцам», и сами почти как лирийцы - пренебрегающие доспехом, быстрые, бесшабашные… Вглядываясь в лица проносящихся мимо всадников, Нико невольно восхищался ими – молодыми, сильными, уверенными, что ни одна угроза не способна выстоять пред ними - верящими в быстрого коня, острый меч, длинное копье и верных друзей с лева и с права. Словно сошедшие на землю боги Солнца….
- Долиной мчит Роланд на скакуне.
Конь Вельянтиф под ним горяч и резв.
К лицу ему оружье и доспех.
Копье он держит меткое в руке,
Вздымает грозно к небу острие.
Значок играет белый на копье,
Свисает бахрома до рук и плеч.
Прекрасен телом граф и ликом смел.
Ему вдогонку скачет Оливье.
Несется клич эверцев им вослед.
Врагов Роланд надменно оглядел,
Любовно глянул на своих людей
И стал держать к ним ласковую речь:
"Бароны, не гоните зря коней:
Язычников не минет ныне смерть.
Такую мы возьмем добычу здесь,
Какой не брал никто из королей".
Сходиться рати начали затем.
Аой!*
Слова древней баллады сами всплыли в памяти.
- Ух ты… - Алек, жадно прислушивавшийся к каждому слову, восторженно завопил и попытался пустить Лютика галопом. Но громадный конь хоть и разделял всеобщую любовь тварей земных и прочих к мальчишке, но с места не стронуться, явно имея собственное представление о том, что для маленького всадника лучше. Предприняв еще несколько безуспешных попыток, Алек угомонился и спросил у ведущего коня под уздцы Нико:
- Твои, да? Здорово…
- Нет, не мои. Это старые стихи, Алек, очень старые…
- Песнь о Роланде? – Доминик улыбнулся, - Я ее обожал, когда был маленьким. Все наизусть помнил… Там про настоящих рыцарей. Слушал и мечтал, что когда-нибудь вот так же встану насмерть за Императора, и про меня сложат песни… Хотя мне всегда нравилась вот эта часть…
В доспехах сарацинских каждый варвар,
У каждого кольчуга в три ряда.
Все в добрых сарагосских шишаках,
При вьеннских прочных кованых мечах,
При валенсийских копьях и щитах.
Значок на древке - желт, иль бел, иль ал.
Лиийцы с мулов соскочить спешат,
На боевых коней садится рать.
Сияет день, и солнце бьет в глаза,
Огнем горят доспехи на бойцах.
Скликают варваров и трубы и рога,
К эверцам шум летит издалека.
Роланду молвит Оливье: "Собрат,
Неверные хотят на нас напасть".
"Хвала творцу! - ему в ответ Роланд.-
За короля должны мы грудью встать.
Служить всегда сеньору рад вассал,
Зной за него терпеть и холода.
Кровь за него ему отдать не жаль.
Пусть каждый рубит варваров сплеча,
Чтоб не сложили песен злых про нас.
За нас господь - мы правы, враг не прав.
А я дурной пример вам не подам".
Аой!*
- Здорово… - глаза мальчика так и сверкали, просто-таки пожирая проходящие мимо полки. Граф был уверен, что Алек, как и любой в его возрасте, сейчас воображает себя в доспехах, на коне, с острым мечем в руках и, обязательно, бьющимся со ста тысячами лирийцев.
- А ты какое место больше любишь? – то, что Алек обратился к Артуру ле Тейну, которого открыто побаивался указывало на крайнюю степень возбуждения и Нико со вздохом подумал, что опять придется каждый миг проверять оружие: на месте ли…
- Никакое, - на лице загадочного спутника возникла, но молниеносно исчезла презрительная ухмылка, - Они все погибли, эти рыцари. Причем из глупой спеси. А вся Песнь – наживка для романтично настроенных юнцов…
Хотел ли Артур сказать то, что прозвучало или слова вырвались случайно, но мужчина тут же сменил тему:
- …впрочем, если мы хотим присоединиться к этим великим героям, то чего ждем?
При виде разочарования и обиды на личике едва не плачущего мальчика, Нико захотелось… нет, не вызвать ле Тейна на поединок, а элементарно дать по морде, но граф сдержался. В сердце этой армии за рядами закованных в сталь всадников был и Ярно. Им есть о чем поговорить…
____________________________________
*Песнь о Роланде. (В Игре – песнь о воине, командовавшим арьергардом, и погибшем защищая отход одного из королей Эвера – государства предтечи Империи Лаконы)
20 день месяца Падения Зерна. Близь границы с Полумесяцем. Лагерь лаконской армии.
Нико вошел в шатер и остановился, уставившись на спину Императора. Наконец, Ярно обернулся, и граф невольно поразился, каким усталым выглядит друг. Словно годы, а не месяцы прошли с последней встречи…
- Ну, здравствуй, преступник беглый…
- Приветствую, Император. Ты паршиво выглядишь…
Глаза Ярно сверкнули:
- А может, тебя под стражу взять?
- Так за чем же дело стало? - Нико безмятежно улыбнулся, - Там, снаружи, два лба в железе и с копьями. Позвать?
- Нет, не надо, - вид император имел по-прежнему грозный, но уголки рта стали предательски дергаться, - Ты бы хоть… ну, я даже не знаю,… на колена пал, милости и помилования просил…
Граф покосился на весьма пыльный ковер, устилающий землю в шатре:
- Ага, щаззз. Как только - так сразу и моментально. А коврик чистый можно?
-Обойдешься.
- Ну, тогда и ты обойдешься. Или нет?
- Да, пожалуй, обойдусь, - Ярно расхохотался, - Ну здорово, старый разбойник!
Друзья обнялись. На маленьком походном столике обнаружился кувшин вина и пара кубков.
-Далеко же ты удрал от столицы, - радость встречи и выпитое вино словно сняли с плеч императора часть забот, и теперь перед графом вновь сидел прежний Ярно - сорвиголова, жадный до драки и веселья, - Но ты не волнуйся. Видел я как-то муженька твоей сестренки: покуда тот жив был, выглядел хуже, чем иные мертвецы, да и ублюдок был еще тот. Я все удивлялся, как ты его раньше не заколол: отдавать ему Митру – это все равно, что свинье розу: растопчет или сожрет. В общем, я тебя понимаю… И карать тебя, естественно, не собираюсь. Хотя… род твой от тебя отрекся, ты знаешь?
- Да, - сказанное не было новостью для Нико, но на душе почему-то стало тяжело, - Они поступили правильно…
- Не спорю, правильно, - тон, которым были произнесены слова прямо противоречил смыслу, указывая, что уж сам Ярно на месте родственничков Нико всем бы… - И отменить то, что случилось, не могу… так что чтобы ты там не натворил, наказали тебя уже достаточно. Ты теперь без рода, без наследства… хотел сказать, без денег, но тебе не привыкать.
«*****, Ярно, наглый урод, а по вежливость ты слышал?»:
- Вроде того. Ну и Маррель со всем этим.
- Вот это верно, - Ярно отсалютовал бокалом, - Ну да не печалься. Все исправим. Странно звучит, но тебе повезло, что началась война. Теперь ты с армией поучаствуешь в славной рубке, прославишься, станешь героем. Вернешься в столицу весь в лирийских шелках, с грузом золота и оружия, я тебе, как великому воину, пожалую какие-нибудь земли… их уже порядком без сеньоров осталось…
Сквозь маску веселья, а теперь Нико ясно осознал, что это лишь маска, на миг проступил новый Ярно: император и полководец, скорбящий о потерях.
- …должность при дворе поденежней… Девушки будут прямо в постель прыгать…
Вдохновенный и живописный монолог прервал звон, показавшийся Нико до боли знакомым, но прежде чем он успел что-то сообразить, события начали разворачиваться с потрясающей быстротой: звон еще не стих, как полог шатра взметнулся, пропуская двух гвардейцев с копьями наперевес, в руках Ярно словно из воздуха возник длинный клинок, а сам император могучим ударом ноги отшвырнул в сторону стоявшую у стены скамейку. За ней, как оказалось, теперь оказавшись под прицелом трех стальных жал, скрывался странный клубок, оказавшийся на поверку Алеком, которого Нико не далее как пять минут назад едва ли не цепью приковал к Браину.
Двое здоровых вооруженных мужчин в нерешительности переминались с ноги на ногу: гвардейцы ожидали встретить в шатре убийц, но никак ни мальчишку, а потому сейчас вопросительно поглядывали на императора. Ярно же, вложив меч в ножны и небрежно поддев ногой позолоченный налокотник, отлетевший следом за скамейкой и при ударе об нее издавший знакомый грохот, интересом уставился на неожиданного гостя:
- Ты что за чудо?
Нико вздохнул:
- Это не чудо, это кара пресветлого Марреля, посланная мне за грехи мои многочисленные и тяжкие. Причем, кара пострашнее повешения…
- Да ну? – на лице императора и стражников, явно не собиравшихся покидать место столь интересного события без приказа, читался вопрос, - И что нам с этой карой делать?
Граф устало взглянул на Алека, уже убедившегося, что немедленного наказания не последует и неторопливо подбиравшегося к позолоченной шумной железяке:
- Повесить, наверное….
Взгляды остальных участников действа оборотились на молодого мужчину едва ли не с ужасом, но в отличие от оторопевшего мальчишки взрослые быстро разобрались в ситуации и включились в шутку:
- Нет, зачем же вешать то? Это же больно. Голову отрубить – это куда лучше. Вжик – и все, - при взгляде на плотоядную улыбку Ярно вполне можно было поверить в то, что император поедает детишек на завтрак…
- Не, сеньор, лучше тогда просто плетей дать…. мнооого… - пробасил здоровенный северянин, чей плащ из медвежьих шкур придавал мужчине звероподобный вид, - Это как розги, но больнее…
- И солью посыпать…. – второй гвардеец еще не успел завершить свою мысль, когда Нико вдруг ощутил то же, что наверняка ощущает дерево, когда по нему взбирается кошка. Еще секунду назад мальчик сидел на полу и вдруг он уже крепко сжимает шею графа:
-Н…н… Нико… не-е-е надо меня в…в… вешать! – широко распахнутые глаза, казалось, занимали половину лица.
- А ты не будешь больше убегать от Браина? Не будешь без спросу залезать куда попало?
- Нет, не буду! Правда!
- Ну… тогда не будем вешать.
- И плетей давать не будете?
- Не будем… пока. А теперь быстро беги к Браину и сиди тихо. Вон тот дядя… - кивок в сторону северянина, - …тебя проводит.
Нико наконец-то удалось оторвать мальчишку от себя и водворить на землю. Ухмыляющийся гвардеец сунул в детские ручонки подобранную с земли железяку:
- Пошли, кара господня.
И уже на выходе из шатра произошло то, чего Нико больше всего опасался - Алек развернулся и, проскользнув под лапищей воина, влетел обратно в шатер:
- Дядя Нико, дядя Нико, а зачем девушки будут прыгать в твою постель? Это что – игра такая?
Позади графа, там, где должен был стоять Ярно, что-то с глухим стуком упало на землю и забилось…. Нико придал лицу выражение, похожее на улыбку:
- Игра, игра.
- А я смогу так играть?
Сзади, судя по хрипам, кого-то душили. Широкая лапища гвардейца выдернула мальчишку из шатра, избавив Нико от необходимости отвечать. И лишь когда полог опустился, граф обернулся и осуждающе уставился на императора, с трудом поднимающегося с земли и утирающего слезы:
- Мог бы и последить за языком.
-А ты – за мальчишкой. Я же не знал, что ты таскаешь на аудиенции с коронованными особами детишек нежного возраста! - возразить было нечего, – Твой?
- Почти.
-Это как? – Ярно удивленно-недоверчиво покачал головой, - Девицу нельзя слегка лишить невинности и она не может стать почти беременной. Не темни, герой-любовник.
- Расскажу, когда до этого дойдет речь. Я не для этого заявился.
- Я думал, насчет помилования мы уже договорились…
- …и даже не для этого.
- О как… ну давай, излагай.
Рассказ занял много времени. Кувшин с вином давно опустел, но слуга с новым так и не был вызван: ни один из мужчин не хотел прерывать повествование. В памяти Нико вновь разворачивались картины сожженной Лаверны, Алека, плачущего над старинной гравюрой, лагеря лесовиков, полного разъяренных, готовых мстить за обиды и кровь стрелков… Ярно слушал не перебивая и лишь иногда подливал Нико вина и задумчиво барабанил пальцами по столу, пока тот промачивал горло перед очередной частью повествования. Конечно, не все из произошедшего доносил граф до ушей императора: уже привычно он опустил магическую составляющую событий, утаил встречу с Адрианом и ту неясную угрозу, что почувствовал в словах мага… угрозу не себе и даже не Алеку, а всем… Это конечно было важно… но почему то язык не поворачивался начать рассказ.
На улице стемнело, и безмолвный слуга внес свечи, заставив мужчин замолчать. Когда он удалился, Ярно вскочил с места и в волнении заходил по шатру. Не нужно было знать императора, чтобы понять – мужчину захлестывает ярость:
- Значит, Сторн… Ублюдки! Шакалы! Падальщики! – кулак опустился на стол. К чести деревянной конструкции, она выдержала, а Нико, ожидавший чего-то подобного, ловко подхватил слетевший со столика кувшин (к счастью, пустой) и водворил его на место.
- …Звери! Отродья ослицы! Все, от гребца до их ***** Властителя!- еще один удар. На этот раз что-то подозрительно хрустнуло, и граф, привычно подхвативший столовые принадлежности, поостерегся ставить их на атакуемую поверхность. Водворил на пол.
- Спокойнее, спокойнее. Ты же император.
- Иди ты со своим «спокойнее» знаешь куда?! Ты хоть понял сам, что только что рассказал?! И хочешь, чтобы я был спокоен… Проклятие! ну почему двести лет назад лаконцы не выжгли эти проклятые острова каленым железом, и не засыпали солью, чтобы изгнать оттуда скверну… Двести лет назад эти шакалы пришли на нашу землю грабить, убивать и насиловать, пользуясь тем, что мы заняты в войне… А теперь им, видите ли, надоело ждать следующей, и они решили помочь…
- Сторн в союзе с Лирей…
- Ага… Заключал конь союз с акулой, да вошел в море подписывать…. Историей нужно интересоваться! СТОРН НИКОГДА И НИ С КЕМ В СОЮЗЕ НЕ БЫВАЕТ! Для них все не сторнийцы – лошадиный навоз, а значит слово им данное ничего не стоит… Рикард Шарк клялся в верности Лаконе и натравил на нее Полумесяц. Клялся в дружбе Полумесяцу - туда пришли наши войска, и лес потерял половину своих дружин. А пока два его «союзника» резали друг другу глотки, привез третьего «союзника» к столицам!
- То есть слухи про то, что Криэран и Лакона…
- Во тьму слухи. Они осаждены. Я недавно узнал… - «Проклятие, там же Мирта! А у Ярно – Саола….», - …а от перевалов Тай-Суана идет Орда, сжигая все на своем пути. Они хотят отрезать нас, прижать к лесу. А уж там как увидят беды Лаконы, враз вспомнят старые и новые обиды… Какое совпадение! А лирийцы, к ты знаешь, летать не умеют… Значит их привезли по морю. У кого есть подходящий флот? Ну да ничего: Сафар еще сам не понял, с кем имеет дело. Лирийцы от помощи сторнийцев еще кровавыми слезами наплачутся. Вот только когда поймут, поздно будет…
- И что ты со всем этим собираешься делать?
- А что делать… - приступ ярости прошел и теперь перед Нико вновь был сильный, но бесконечно усталый человек, - Коль голова отрублена – на место не пришьешь. Жаль, что с Лесом так вышло, но мертвых не вернуть, а живых убеждать нет времени. Двинусь навстречу Орде, разобью пришельцев и пойду дальше - снимать осаду с Фалессы. Потом – Криэран, а уж когда свое вернем, можно будет и долги спросить. Со всех и полной мерой.
Глядя на закаменевшее лицо Ярно, Нико ни на миг не усомнился, что тот так и поступит… Но вот согласятся ли с таким поворотом событий лирийцы?
- Орда велика?
- Велика… - Ярно заметил стоящий на полу кувшин, перевернул его над кубком и, убедившись, что сосуд пуст, разочаровано покачал головой, - Очень велика. Но мы справимся. Должны справится. Ты пойдешь со мной?
- Куда же я денусь, - от долгого сидения затекло все тело, и Нико с удовольствием поднялся, - Если раньше с голоду не помру. Отпустишь вассала поискать пищи телесной? А то ужин уже наверняка закончился.
- Обижаешь, - Ярно осклабился и громко хлопнул в ладоши, - Я все же император. Если и умру, то от яда или стали, но не от голода. Вот еще что… ты мальчишку береги: будем с Лесом отношения налаживать – пригодится его рассказ.
- Обязательно,- «прикую к Браину цепями… намертво», - буду беречь как зеницу ока.
- Вот и славно, - Ярно облокотился на столик, но тот, словно мстя за все удары судьбы, развалился, едва не отправив Императора Лаконы на землю, - Э-э-э… ты не против поужинать у костра под звездным небом? А то второго столика нет…
Ярно, - Нико с трудом сдерживал хохот, - Да мне, собственно говоря, плевать где, было бы что… Я же тебе не девушка, так что можно без излишней обходительности.
Ответ владыки великой империи не содержал тех слов, что почтенные мужи из университетов включают в общедоступные словари – вернее, такими в нем были лишь предлоги, и двое воинов перебрасываясь шутками покинули шатер.
Нико вошел в шатер и остановился, уставившись на спину Императора. Наконец, Ярно обернулся, и граф невольно поразился, каким усталым выглядит друг. Словно годы, а не месяцы прошли с последней встречи…
- Ну, здравствуй, преступник беглый…
- Приветствую, Император. Ты паршиво выглядишь…
Глаза Ярно сверкнули:
- А может, тебя под стражу взять?
- Так за чем же дело стало? - Нико безмятежно улыбнулся, - Там, снаружи, два лба в железе и с копьями. Позвать?
- Нет, не надо, - вид император имел по-прежнему грозный, но уголки рта стали предательски дергаться, - Ты бы хоть… ну, я даже не знаю,… на колена пал, милости и помилования просил…
Граф покосился на весьма пыльный ковер, устилающий землю в шатре:
- Ага, щаззз. Как только - так сразу и моментально. А коврик чистый можно?
-Обойдешься.
- Ну, тогда и ты обойдешься. Или нет?
- Да, пожалуй, обойдусь, - Ярно расхохотался, - Ну здорово, старый разбойник!
Друзья обнялись. На маленьком походном столике обнаружился кувшин вина и пара кубков.
-Далеко же ты удрал от столицы, - радость встречи и выпитое вино словно сняли с плеч императора часть забот, и теперь перед графом вновь сидел прежний Ярно - сорвиголова, жадный до драки и веселья, - Но ты не волнуйся. Видел я как-то муженька твоей сестренки: покуда тот жив был, выглядел хуже, чем иные мертвецы, да и ублюдок был еще тот. Я все удивлялся, как ты его раньше не заколол: отдавать ему Митру – это все равно, что свинье розу: растопчет или сожрет. В общем, я тебя понимаю… И карать тебя, естественно, не собираюсь. Хотя… род твой от тебя отрекся, ты знаешь?
- Да, - сказанное не было новостью для Нико, но на душе почему-то стало тяжело, - Они поступили правильно…
- Не спорю, правильно, - тон, которым были произнесены слова прямо противоречил смыслу, указывая, что уж сам Ярно на месте родственничков Нико всем бы… - И отменить то, что случилось, не могу… так что чтобы ты там не натворил, наказали тебя уже достаточно. Ты теперь без рода, без наследства… хотел сказать, без денег, но тебе не привыкать.
«*****, Ярно, наглый урод, а по вежливость ты слышал?»:
- Вроде того. Ну и Маррель со всем этим.
- Вот это верно, - Ярно отсалютовал бокалом, - Ну да не печалься. Все исправим. Странно звучит, но тебе повезло, что началась война. Теперь ты с армией поучаствуешь в славной рубке, прославишься, станешь героем. Вернешься в столицу весь в лирийских шелках, с грузом золота и оружия, я тебе, как великому воину, пожалую какие-нибудь земли… их уже порядком без сеньоров осталось…
Сквозь маску веселья, а теперь Нико ясно осознал, что это лишь маска, на миг проступил новый Ярно: император и полководец, скорбящий о потерях.
- …должность при дворе поденежней… Девушки будут прямо в постель прыгать…
Вдохновенный и живописный монолог прервал звон, показавшийся Нико до боли знакомым, но прежде чем он успел что-то сообразить, события начали разворачиваться с потрясающей быстротой: звон еще не стих, как полог шатра взметнулся, пропуская двух гвардейцев с копьями наперевес, в руках Ярно словно из воздуха возник длинный клинок, а сам император могучим ударом ноги отшвырнул в сторону стоявшую у стены скамейку. За ней, как оказалось, теперь оказавшись под прицелом трех стальных жал, скрывался странный клубок, оказавшийся на поверку Алеком, которого Нико не далее как пять минут назад едва ли не цепью приковал к Браину.
Двое здоровых вооруженных мужчин в нерешительности переминались с ноги на ногу: гвардейцы ожидали встретить в шатре убийц, но никак ни мальчишку, а потому сейчас вопросительно поглядывали на императора. Ярно же, вложив меч в ножны и небрежно поддев ногой позолоченный налокотник, отлетевший следом за скамейкой и при ударе об нее издавший знакомый грохот, интересом уставился на неожиданного гостя:
- Ты что за чудо?
Нико вздохнул:
- Это не чудо, это кара пресветлого Марреля, посланная мне за грехи мои многочисленные и тяжкие. Причем, кара пострашнее повешения…
- Да ну? – на лице императора и стражников, явно не собиравшихся покидать место столь интересного события без приказа, читался вопрос, - И что нам с этой карой делать?
Граф устало взглянул на Алека, уже убедившегося, что немедленного наказания не последует и неторопливо подбиравшегося к позолоченной шумной железяке:
- Повесить, наверное….
Взгляды остальных участников действа оборотились на молодого мужчину едва ли не с ужасом, но в отличие от оторопевшего мальчишки взрослые быстро разобрались в ситуации и включились в шутку:
- Нет, зачем же вешать то? Это же больно. Голову отрубить – это куда лучше. Вжик – и все, - при взгляде на плотоядную улыбку Ярно вполне можно было поверить в то, что император поедает детишек на завтрак…
- Не, сеньор, лучше тогда просто плетей дать…. мнооого… - пробасил здоровенный северянин, чей плащ из медвежьих шкур придавал мужчине звероподобный вид, - Это как розги, но больнее…
- И солью посыпать…. – второй гвардеец еще не успел завершить свою мысль, когда Нико вдруг ощутил то же, что наверняка ощущает дерево, когда по нему взбирается кошка. Еще секунду назад мальчик сидел на полу и вдруг он уже крепко сжимает шею графа:
-Н…н… Нико… не-е-е надо меня в…в… вешать! – широко распахнутые глаза, казалось, занимали половину лица.
- А ты не будешь больше убегать от Браина? Не будешь без спросу залезать куда попало?
- Нет, не буду! Правда!
- Ну… тогда не будем вешать.
- И плетей давать не будете?
- Не будем… пока. А теперь быстро беги к Браину и сиди тихо. Вон тот дядя… - кивок в сторону северянина, - …тебя проводит.
Нико наконец-то удалось оторвать мальчишку от себя и водворить на землю. Ухмыляющийся гвардеец сунул в детские ручонки подобранную с земли железяку:
- Пошли, кара господня.
И уже на выходе из шатра произошло то, чего Нико больше всего опасался - Алек развернулся и, проскользнув под лапищей воина, влетел обратно в шатер:
- Дядя Нико, дядя Нико, а зачем девушки будут прыгать в твою постель? Это что – игра такая?
Позади графа, там, где должен был стоять Ярно, что-то с глухим стуком упало на землю и забилось…. Нико придал лицу выражение, похожее на улыбку:
- Игра, игра.
- А я смогу так играть?
Сзади, судя по хрипам, кого-то душили. Широкая лапища гвардейца выдернула мальчишку из шатра, избавив Нико от необходимости отвечать. И лишь когда полог опустился, граф обернулся и осуждающе уставился на императора, с трудом поднимающегося с земли и утирающего слезы:
- Мог бы и последить за языком.
-А ты – за мальчишкой. Я же не знал, что ты таскаешь на аудиенции с коронованными особами детишек нежного возраста! - возразить было нечего, – Твой?
- Почти.
-Это как? – Ярно удивленно-недоверчиво покачал головой, - Девицу нельзя слегка лишить невинности и она не может стать почти беременной. Не темни, герой-любовник.
- Расскажу, когда до этого дойдет речь. Я не для этого заявился.
- Я думал, насчет помилования мы уже договорились…
- …и даже не для этого.
- О как… ну давай, излагай.
Рассказ занял много времени. Кувшин с вином давно опустел, но слуга с новым так и не был вызван: ни один из мужчин не хотел прерывать повествование. В памяти Нико вновь разворачивались картины сожженной Лаверны, Алека, плачущего над старинной гравюрой, лагеря лесовиков, полного разъяренных, готовых мстить за обиды и кровь стрелков… Ярно слушал не перебивая и лишь иногда подливал Нико вина и задумчиво барабанил пальцами по столу, пока тот промачивал горло перед очередной частью повествования. Конечно, не все из произошедшего доносил граф до ушей императора: уже привычно он опустил магическую составляющую событий, утаил встречу с Адрианом и ту неясную угрозу, что почувствовал в словах мага… угрозу не себе и даже не Алеку, а всем… Это конечно было важно… но почему то язык не поворачивался начать рассказ.
На улице стемнело, и безмолвный слуга внес свечи, заставив мужчин замолчать. Когда он удалился, Ярно вскочил с места и в волнении заходил по шатру. Не нужно было знать императора, чтобы понять – мужчину захлестывает ярость:
- Значит, Сторн… Ублюдки! Шакалы! Падальщики! – кулак опустился на стол. К чести деревянной конструкции, она выдержала, а Нико, ожидавший чего-то подобного, ловко подхватил слетевший со столика кувшин (к счастью, пустой) и водворил его на место.
- …Звери! Отродья ослицы! Все, от гребца до их ***** Властителя!- еще один удар. На этот раз что-то подозрительно хрустнуло, и граф, привычно подхвативший столовые принадлежности, поостерегся ставить их на атакуемую поверхность. Водворил на пол.
- Спокойнее, спокойнее. Ты же император.
- Иди ты со своим «спокойнее» знаешь куда?! Ты хоть понял сам, что только что рассказал?! И хочешь, чтобы я был спокоен… Проклятие! ну почему двести лет назад лаконцы не выжгли эти проклятые острова каленым железом, и не засыпали солью, чтобы изгнать оттуда скверну… Двести лет назад эти шакалы пришли на нашу землю грабить, убивать и насиловать, пользуясь тем, что мы заняты в войне… А теперь им, видите ли, надоело ждать следующей, и они решили помочь…
- Сторн в союзе с Лирей…
- Ага… Заключал конь союз с акулой, да вошел в море подписывать…. Историей нужно интересоваться! СТОРН НИКОГДА И НИ С КЕМ В СОЮЗЕ НЕ БЫВАЕТ! Для них все не сторнийцы – лошадиный навоз, а значит слово им данное ничего не стоит… Рикард Шарк клялся в верности Лаконе и натравил на нее Полумесяц. Клялся в дружбе Полумесяцу - туда пришли наши войска, и лес потерял половину своих дружин. А пока два его «союзника» резали друг другу глотки, привез третьего «союзника» к столицам!
- То есть слухи про то, что Криэран и Лакона…
- Во тьму слухи. Они осаждены. Я недавно узнал… - «Проклятие, там же Мирта! А у Ярно – Саола….», - …а от перевалов Тай-Суана идет Орда, сжигая все на своем пути. Они хотят отрезать нас, прижать к лесу. А уж там как увидят беды Лаконы, враз вспомнят старые и новые обиды… Какое совпадение! А лирийцы, к ты знаешь, летать не умеют… Значит их привезли по морю. У кого есть подходящий флот? Ну да ничего: Сафар еще сам не понял, с кем имеет дело. Лирийцы от помощи сторнийцев еще кровавыми слезами наплачутся. Вот только когда поймут, поздно будет…
- И что ты со всем этим собираешься делать?
- А что делать… - приступ ярости прошел и теперь перед Нико вновь был сильный, но бесконечно усталый человек, - Коль голова отрублена – на место не пришьешь. Жаль, что с Лесом так вышло, но мертвых не вернуть, а живых убеждать нет времени. Двинусь навстречу Орде, разобью пришельцев и пойду дальше - снимать осаду с Фалессы. Потом – Криэран, а уж когда свое вернем, можно будет и долги спросить. Со всех и полной мерой.
Глядя на закаменевшее лицо Ярно, Нико ни на миг не усомнился, что тот так и поступит… Но вот согласятся ли с таким поворотом событий лирийцы?
- Орда велика?
- Велика… - Ярно заметил стоящий на полу кувшин, перевернул его над кубком и, убедившись, что сосуд пуст, разочаровано покачал головой, - Очень велика. Но мы справимся. Должны справится. Ты пойдешь со мной?
- Куда же я денусь, - от долгого сидения затекло все тело, и Нико с удовольствием поднялся, - Если раньше с голоду не помру. Отпустишь вассала поискать пищи телесной? А то ужин уже наверняка закончился.
- Обижаешь, - Ярно осклабился и громко хлопнул в ладоши, - Я все же император. Если и умру, то от яда или стали, но не от голода. Вот еще что… ты мальчишку береги: будем с Лесом отношения налаживать – пригодится его рассказ.
- Обязательно,- «прикую к Браину цепями… намертво», - буду беречь как зеницу ока.
- Вот и славно, - Ярно облокотился на столик, но тот, словно мстя за все удары судьбы, развалился, едва не отправив Императора Лаконы на землю, - Э-э-э… ты не против поужинать у костра под звездным небом? А то второго столика нет…
Ярно, - Нико с трудом сдерживал хохот, - Да мне, собственно говоря, плевать где, было бы что… Я же тебе не девушка, так что можно без излишней обходительности.
Ответ владыки великой империи не содержал тех слов, что почтенные мужи из университетов включают в общедоступные словари – вернее, такими в нем были лишь предлоги, и двое воинов перебрасываясь шутками покинули шатер.
[glow=navy,2,500]
Ночь с 20 на 21 день месяца Падения Зерна.
Лирия. Хайдола. Древние катакомбы.[/glow]
Сны вампира есть лишь тонкая грань, отделяющая бред от реальности. Сингреллин посещали видения, и вряд ли она могла бы сказать, что из этого в самом деле было, что будет, а чего и вовсе не случится. Она спала и во сне видела, как какие-то люди рубили деревья. Нет, вряд ли этот сон можно было считать пророческим, в конце концов зачем Высшему Провидению показывать ей, как работают лесорубы.
Внезапно вампирка зарычала во сне. Волна ярости, поднявшаяся в ней при виде этих двуногих, казалась ей как будто насланной кем-то, и она не могла противиться этому чувству.
"Они посмели победить нас, величайших. Они осмелились не только противиться Нашей великой силе, но ещё и обманом победить Нас. Мы должны отомстить. Вставайте, БРАТЬЯ, время пришло! Заслон, удерживавший нас, теперь разрушен, и никто не сможет препятствовать нам. Мы будем править этим миром!"
На миг вампирка увидела лицо обладателя голоса, сказавшего эту фразу. Почему-то он ей сразу не понравился. Она даже вспомнила его имя, но лицо исчезло, а вместе с ним исчезло и имя, однако Син была уверена, что узнает его.
Внезапно она с ужасом поняла, что её тело поднимается, даже не удосужившись посоветоваться с разумом.
Нет, нет! Только не сейчас, ещё немного! Не будите меня, нет, не сейчас... Ведь звали БРАТЬЕВ! Братьев, не сестёр.. НЕТ!!! - думала Сингреллин, не в силах сопротивляться древнему Зову, а её сознание застилалось озёрами крови, и вся эта кровь принадлежала только ей, и она могла пить столько, сколько захочет. Но яркая вспышка на миг ослепила вампирку, а затем вокруг осталась только лишь сплошная мгла...
Сингреллин рухнула с полуразрушенной плиты на холодный пол, ударившись лицом. Зов перестал действовать на вампирку и она снова погрузилась в сон...
Ночь с 20 на 21 день месяца Падения Зерна.
Лирия. Хайдола. Древние катакомбы.[/glow]
Сны вампира есть лишь тонкая грань, отделяющая бред от реальности. Сингреллин посещали видения, и вряд ли она могла бы сказать, что из этого в самом деле было, что будет, а чего и вовсе не случится. Она спала и во сне видела, как какие-то люди рубили деревья. Нет, вряд ли этот сон можно было считать пророческим, в конце концов зачем Высшему Провидению показывать ей, как работают лесорубы.
Внезапно вампирка зарычала во сне. Волна ярости, поднявшаяся в ней при виде этих двуногих, казалась ей как будто насланной кем-то, и она не могла противиться этому чувству.
"Они посмели победить нас, величайших. Они осмелились не только противиться Нашей великой силе, но ещё и обманом победить Нас. Мы должны отомстить. Вставайте, БРАТЬЯ, время пришло! Заслон, удерживавший нас, теперь разрушен, и никто не сможет препятствовать нам. Мы будем править этим миром!"
На миг вампирка увидела лицо обладателя голоса, сказавшего эту фразу. Почему-то он ей сразу не понравился. Она даже вспомнила его имя, но лицо исчезло, а вместе с ним исчезло и имя, однако Син была уверена, что узнает его.
Внезапно она с ужасом поняла, что её тело поднимается, даже не удосужившись посоветоваться с разумом.
Нет, нет! Только не сейчас, ещё немного! Не будите меня, нет, не сейчас... Ведь звали БРАТЬЕВ! Братьев, не сестёр.. НЕТ!!! - думала Сингреллин, не в силах сопротивляться древнему Зову, а её сознание застилалось озёрами крови, и вся эта кровь принадлежала только ей, и она могла пить столько, сколько захочет. Но яркая вспышка на миг ослепила вампирку, а затем вокруг осталась только лишь сплошная мгла...
Сингреллин рухнула с полуразрушенной плиты на холодный пол, ударившись лицом. Зов перестал действовать на вампирку и она снова погрузилась в сон...
Ночь с 29 на 30 день месяца Падения зерна.
Туманная Долина. Цитадель.
Королеву вновь мучали кошмары.
...Неужели это моя смерть?.. Неужели это конец?! Нет… Нет! Я должна вывести это существо, это зомби отсюда, я должна отвлечь её…
Огонь... Откуда столько огня, неужели это так горит то пламя, что вырвалось из камина? Алиса... Алиска, что они с тобой сделали! Нет, нет, ты не Алиса. Ты - всего лишь зомби, всего лишь зеркало. Бегите!
Ри давно потеряла Советника из виду и почти забыла о нём, размахивая перед лицом зомби клинками, и только когда Эдри коснулся её сознания, она вспомнила, что осталась не совсем одна. Однако вряд ли сейчас Эдриан мог чем-либо ей помочь, кроме, разве что, советом. В её голове зазвучал его голос: "оно питается чувствами. Не чувствуй". Она прекрасно знала это, однако сейчас для неё были важны не слова, но присутствие Эдриана. Ведь легко сказать: "не чувствуй"! Эмоции накатывали на королеву Долины валом, страх, ненависть, отвращение и чувство вины раздирали её душу и питали её врага.
"Не чувствуй! Не смей чувствовать" - приказала она себе, изгоняя мысли обо всём. "Все ушли, они все в безопасности. Эдриан тоже в порядке. За Алиску мы отомстим. Всё будет хорошо..." - Ри успокаивала себя этими лживыми мыслями.
Страх покидал королеву, и, хотя на лице зомби (назвать это существо Алиской не поворачивался язык) не дрогнула ни одна черта, глаза его полыхнули яростью. Ри сосредоточилась на оружиях, полностью погружаясь в бой, отрешаясь от всего и забывая обо всех, и зомби, потерявший источник питания, бросился на неё с удвоенной силой, стремясь запугать. С кем-либо другим это, возможно, и получилось бы. Но только не с Леди Ри.
Королева помнила о том, что приемущество зомби в физической силе, поэтому её главным оружием была уворотливость. Не отбивать удары посоха из сторнийской стали, но парировать их. И кто придумал из такого прекрасного материала делать посохи? Это ведь крайне неудобное оружие, несмотря на то что зомби, похоже, им владел в совершенстве. Ри заметила, что яростные атаки зомби стали ослабевать, и, чем ярче горели глаза монстра, тем слабее был он сам.
Придёт момент, когда то, что когда-то было Алиской, просто упадёт от бессилия. Надо только дождаться этого момента и удержать свои чувства в узде.
Если бы только у королевы было время, она испугалась бы себя самой. Холодная и расчётливая, она больше походила на наёмного убийцу, нежели на королеву Долины Туманов. В ней не осталось абсолютно ничего, душа Ри сейчас очень напоминала её страну, холодную и пустынную. В конце концов, когда силы Ри почти оставили её, зомби как-то странно осел, пропустив несколько ударов, выронил посох, и упал.
Глаза монстра были широко раскрыты, и вдруг в них появилось осмысленное выражение; на королеву смотрело до боли знакомое лицо, и знакомый взгляд напомнил ей, что она только что убила Алису.. Алиску...
Однако осознание сего непреложного факта не пробудило в ней ни малейшего чувства. Она присела рядом с Алисой, взяла её за руку. Алиса посмотрела в глаза своей королевы, которую только что едва не убила, и тихо сказала:
- Адриан...
А потом глаза её закрылись. Видимо, маг, контролирующий зомби, умер. А с ним умерла и Алиса. Ещё несколько секунд Ри смотрела на тело своей подруги, и сдерживаемые чувства наконец прорвали плотину её сознания. Она яростно зарычала, и в этом звуке отчетливо слышалось: МЕСТЬ!!!
Ри проснулась, заставила себя замолчать. Тени! За что же ей эти муки? Неужели теперь её будут преследовать сны не только о том, чего не было, но и о том, что было? Неужели теперь каждую ночь она будет просыпаться от собственных криков, а потом снова и снова говорить Эдриану, что всё в порядке?
Почему именно сегодня ей приснился такой странный сон? Быть может, пришло время отомстить? Да, тогда они ушли, воспользовавшись кристаллами, отложив месть на долгое время. Эдри раз за разом удавалось убедить её, что ещё рано, что не пришло время и что Адриан слишком силён.
Но теперь даже Тёмные не смогут помочь Эдриану отговорить её. Время пришло. Время мстить...
Туманная Долина. Цитадель.
Королеву вновь мучали кошмары.
...Неужели это моя смерть?.. Неужели это конец?! Нет… Нет! Я должна вывести это существо, это зомби отсюда, я должна отвлечь её…
Огонь... Откуда столько огня, неужели это так горит то пламя, что вырвалось из камина? Алиса... Алиска, что они с тобой сделали! Нет, нет, ты не Алиса. Ты - всего лишь зомби, всего лишь зеркало. Бегите!
Ри давно потеряла Советника из виду и почти забыла о нём, размахивая перед лицом зомби клинками, и только когда Эдри коснулся её сознания, она вспомнила, что осталась не совсем одна. Однако вряд ли сейчас Эдриан мог чем-либо ей помочь, кроме, разве что, советом. В её голове зазвучал его голос: "оно питается чувствами. Не чувствуй". Она прекрасно знала это, однако сейчас для неё были важны не слова, но присутствие Эдриана. Ведь легко сказать: "не чувствуй"! Эмоции накатывали на королеву Долины валом, страх, ненависть, отвращение и чувство вины раздирали её душу и питали её врага.
"Не чувствуй! Не смей чувствовать" - приказала она себе, изгоняя мысли обо всём. "Все ушли, они все в безопасности. Эдриан тоже в порядке. За Алиску мы отомстим. Всё будет хорошо..." - Ри успокаивала себя этими лживыми мыслями.
Страх покидал королеву, и, хотя на лице зомби (назвать это существо Алиской не поворачивался язык) не дрогнула ни одна черта, глаза его полыхнули яростью. Ри сосредоточилась на оружиях, полностью погружаясь в бой, отрешаясь от всего и забывая обо всех, и зомби, потерявший источник питания, бросился на неё с удвоенной силой, стремясь запугать. С кем-либо другим это, возможно, и получилось бы. Но только не с Леди Ри.
Королева помнила о том, что приемущество зомби в физической силе, поэтому её главным оружием была уворотливость. Не отбивать удары посоха из сторнийской стали, но парировать их. И кто придумал из такого прекрасного материала делать посохи? Это ведь крайне неудобное оружие, несмотря на то что зомби, похоже, им владел в совершенстве. Ри заметила, что яростные атаки зомби стали ослабевать, и, чем ярче горели глаза монстра, тем слабее был он сам.
Придёт момент, когда то, что когда-то было Алиской, просто упадёт от бессилия. Надо только дождаться этого момента и удержать свои чувства в узде.
Если бы только у королевы было время, она испугалась бы себя самой. Холодная и расчётливая, она больше походила на наёмного убийцу, нежели на королеву Долины Туманов. В ней не осталось абсолютно ничего, душа Ри сейчас очень напоминала её страну, холодную и пустынную. В конце концов, когда силы Ри почти оставили её, зомби как-то странно осел, пропустив несколько ударов, выронил посох, и упал.
Глаза монстра были широко раскрыты, и вдруг в них появилось осмысленное выражение; на королеву смотрело до боли знакомое лицо, и знакомый взгляд напомнил ей, что она только что убила Алису.. Алиску...
Однако осознание сего непреложного факта не пробудило в ней ни малейшего чувства. Она присела рядом с Алисой, взяла её за руку. Алиса посмотрела в глаза своей королевы, которую только что едва не убила, и тихо сказала:
- Адриан...
А потом глаза её закрылись. Видимо, маг, контролирующий зомби, умер. А с ним умерла и Алиса. Ещё несколько секунд Ри смотрела на тело своей подруги, и сдерживаемые чувства наконец прорвали плотину её сознания. Она яростно зарычала, и в этом звуке отчетливо слышалось: МЕСТЬ!!!
Ри проснулась, заставила себя замолчать. Тени! За что же ей эти муки? Неужели теперь её будут преследовать сны не только о том, чего не было, но и о том, что было? Неужели теперь каждую ночь она будет просыпаться от собственных криков, а потом снова и снова говорить Эдриану, что всё в порядке?
Почему именно сегодня ей приснился такой странный сон? Быть может, пришло время отомстить? Да, тогда они ушли, воспользовавшись кристаллами, отложив месть на долгое время. Эдри раз за разом удавалось убедить её, что ещё рано, что не пришло время и что Адриан слишком силён.
Но теперь даже Тёмные не смогут помочь Эдриану отговорить её. Время пришло. Время мстить...
5-10 день Месяца Падения Зерна
"Как-то странно я еду.. И почему такая пустота во всем?" - Раэн открыла глаза, впервые после спасения обозревая мир вокруг. Чуть впереди ехала девушка... "Это был ее голос," - припоминала рыжеволосая. Но тут она поняла, что сама она закутана, завернута в огромное количество тряпок, так что даже рукой не шевельнуть.
- Тени! Что со мной?! - вырвалось у нее.
- Все в порядке, - раздался тихий голос. - С тобой все в порядке.
Он словно пытался ее в чем-то убедить. Но она очень хорошо чувствовала, что все не так. Совсем не так, как было еще совсем недавно. И тут Раэн осенило:
- Ребенок!
Ее крик услышала ехавшая впереди девушка и тут же остановила коня, дожидаясь попутчиков. Раэн попыталась вырваться из крепких рук парня, который поддерживал ее, но увидев лицо девушки - замерла. Медленное осознание того, что произошло вызвало блеск слез в ее глазах, а карие глаза ее спасительницы смотрели с удивительным пониманием и участием:
- Меня зовут Илиана. Поверь, - видно было, что девушка старается вложить всю силу убеждения в свои слова. - мы делали все что могли. Но ведь главное, что ты жива.
Тут только Раэн поняла, что даже не видела того, кто везет ее. Глаза девушки взметнулись вверх, разглядывая лицо Мстиша. Спустя несколько мгновений, Раэн поняла, что за пустота окружила ее со всех сторон. И не смотря на участие и искреннюю заботу Илианы, не смотря на предупредительность Мстиша - девушку охватила странная апатия. Она не могла ничего есть, практически не пила воды. Все мысли были как эта бесконечная дорога - однообразны и губительны. Она даже не плакала. На одном из привалов, Мстиш внимательно вгляделся в лицо рыжеволосой девушки и тихо сказал:
- У нее лихорадка, Илиана. И похоже она не хочет жить.
Кто знает, что подстегнуло обычно уровновешанную и спокойную Или к этому. Но она резко подошла к Раэн, которая лежала тупо глядя в небо, и, наклонившись, грубо схватила ее за плечи:
- Да пойми ты! Ведь ты жива! Что может быть важнее? Ведь ты - сильная! У тебя еще будут дети! - темные локоны скрыли гневно покрасневшие щеки Илианы.
Раэн без слов, медленно перевела глаза на свою спасительницу и тихо сказала пересохшими губами:
- Это расплата, Илиана. За все надо платить, - аквамариновые глаза закрылись и она опять потеряла сознание.
- О чем это она?
Мстиш пожал плечами, присаживаясь рядом с Раэн и осторожно проводя рукой по ее щекам:
- Она вся горит. Думаю отчаянье и то что произошло сделали свое дело, Илиана. В дороге мы мало что можем сделать. Нам нужно хоть какой-то дом, где был бы большой камин. Тебе, Илиана, тоже не мешает отдохнуть.
- Хорошо. Попробуем найти по требованию вашей милости какой-нибудь дворец, - с легкой улыбкой сказала девушка.
- Ты еще и шутишь? - улыбнулся в ответ Мстиш.
Или вздохнула:
- Иначе не выжить.
"Как-то странно я еду.. И почему такая пустота во всем?" - Раэн открыла глаза, впервые после спасения обозревая мир вокруг. Чуть впереди ехала девушка... "Это был ее голос," - припоминала рыжеволосая. Но тут она поняла, что сама она закутана, завернута в огромное количество тряпок, так что даже рукой не шевельнуть.
- Тени! Что со мной?! - вырвалось у нее.
- Все в порядке, - раздался тихий голос. - С тобой все в порядке.
Он словно пытался ее в чем-то убедить. Но она очень хорошо чувствовала, что все не так. Совсем не так, как было еще совсем недавно. И тут Раэн осенило:
- Ребенок!
Ее крик услышала ехавшая впереди девушка и тут же остановила коня, дожидаясь попутчиков. Раэн попыталась вырваться из крепких рук парня, который поддерживал ее, но увидев лицо девушки - замерла. Медленное осознание того, что произошло вызвало блеск слез в ее глазах, а карие глаза ее спасительницы смотрели с удивительным пониманием и участием:
- Меня зовут Илиана. Поверь, - видно было, что девушка старается вложить всю силу убеждения в свои слова. - мы делали все что могли. Но ведь главное, что ты жива.
Тут только Раэн поняла, что даже не видела того, кто везет ее. Глаза девушки взметнулись вверх, разглядывая лицо Мстиша. Спустя несколько мгновений, Раэн поняла, что за пустота окружила ее со всех сторон. И не смотря на участие и искреннюю заботу Илианы, не смотря на предупредительность Мстиша - девушку охватила странная апатия. Она не могла ничего есть, практически не пила воды. Все мысли были как эта бесконечная дорога - однообразны и губительны. Она даже не плакала. На одном из привалов, Мстиш внимательно вгляделся в лицо рыжеволосой девушки и тихо сказал:
- У нее лихорадка, Илиана. И похоже она не хочет жить.
Кто знает, что подстегнуло обычно уровновешанную и спокойную Или к этому. Но она резко подошла к Раэн, которая лежала тупо глядя в небо, и, наклонившись, грубо схватила ее за плечи:
- Да пойми ты! Ведь ты жива! Что может быть важнее? Ведь ты - сильная! У тебя еще будут дети! - темные локоны скрыли гневно покрасневшие щеки Илианы.
Раэн без слов, медленно перевела глаза на свою спасительницу и тихо сказала пересохшими губами:
- Это расплата, Илиана. За все надо платить, - аквамариновые глаза закрылись и она опять потеряла сознание.
- О чем это она?
Мстиш пожал плечами, присаживаясь рядом с Раэн и осторожно проводя рукой по ее щекам:
- Она вся горит. Думаю отчаянье и то что произошло сделали свое дело, Илиана. В дороге мы мало что можем сделать. Нам нужно хоть какой-то дом, где был бы большой камин. Тебе, Илиана, тоже не мешает отдохнуть.
- Хорошо. Попробуем найти по требованию вашей милости какой-нибудь дворец, - с легкой улыбкой сказала девушка.
- Ты еще и шутишь? - улыбнулся в ответ Мстиш.
Или вздохнула:
- Иначе не выжить.
С 11 по 14 месяца Падения Зерна.
Дорога казалась бесконечной. Они ехали и ехали. И везде война оставила свои отпечатки: сумрачные лица, беженцы, проповедники, предсказывающие конец света… И все это заставляло Иллиану торопиться домой и торопить своих спутников. Мстиш только головой качал, но девушка, которую он вез перед собой в седле, металась в лихорадке. А первая же попытка остановиться в таверне едва не кончилась плачевно.
- Мстиш, ты из леса. Это за версту видно. Если нас где и ждет с тобой хороший прием, то только в Крессо. Будем надеяться, что она ещё выдержит пару дней в седле…
- Тогда едем без ночевки. – Вскинулся Мстиш.
Иллиана кивнула.
Два дня в седле, почти без остановок… Все вымотались и люди, и лошади. Даже обычно задиристый и норовистый жеребчик брата стал более спокойным и перестал пытаться укусить едущего рядом Мстиша. Иллиана несколько раз ловила себя на том, что вот-вот заснет прямо в седле. Она почти задремала в очередной раз, но с полусна её вывел чуть изменившийся ход коня. Иллиана стряхнула дрёму. Дорога показалась до жути знакомой…
- Марэль пресветлый!
Жеребчик легко перешел на рысь и продолжал наращивать темп. Неожиданно редколесье кончилось, и дорога вывела в поле. Только здесь Иллиана что есть сил взялась за поводья, и он встал. Деревня средь полей обнесенная свежим частоколом, а за ней… У неё перехватило дух. За ней выселись столь знакомые гранитные башни. Мстиш наконец сумел догнать её.
- Что случилось? Твоего «дракона», какой слепень ужалил, что он так рванулся? Ехали спокойно, ехали…
- Мстиш! Это… Крессо! Я дома! Мы… дома.
Спустя полчаса они были у стен замка. Иллиана про себя отметила и подновленные стены, и полный до краёв ров, и поднятый мост…
- Может, покричим? – Поинтересовался юноша.
- Услышат ли… Эй!
Крик отразился от стен и воды, но не дал ни какого результата. Жеребчик, словно насмехаясь, фыркнул, ударил копытом о землю и звонко заржал. На его ржание откликнулись лошади из конюшни и даже из деревни. Со стен свесился кто-то:
- Чего надо?
Тут же в высунувшуюся голову кто-то кинул камушком.
- Да я тебя… - Взвился стражник.
- Сам дурак! – С достоинством ответил звонкий голос. – Чего встал? Мост опускай. Не видишь что ли? Это сестра моя приехала.
Мост за ними подняли, едва отстучали по нему копыта их лошадей. Тут же со ступенек скатилось нечто очень чумазое.
- Лаура! В каком ты виде?! Что скажет мама?
- Привет! Ну, наконец-то хоть кто-то дома ещё! А где Арно? И чего он тебе своего Дорки отдал? А отца нет. Он уехал разбойников ловить. А маме все равно, и у нас ещё ребеночек будет. А кто это с тобой? – Посыпались из малышки вопросы и новости.
- Добрый день, леди.
- Валериан? – Подошедший стражник показался ей знакомым.
- Да, миледи.
- Где отец?
- Малышка правду сказала. Барон изволил вчера отбыть. Разбойники совсем осмелели. Но он скоро вернется.
- А мать?...
- Она несколько не в себе… Но может увидев вас… Она так переживала за вас с братом. Сир Арно?
- Его больше нет.
- Какая потеря… - Чуть слышно пробормотал стражник.
- Будем надеяться что последняя. – Тихо отозвалась Илли.
Дорога казалась бесконечной. Они ехали и ехали. И везде война оставила свои отпечатки: сумрачные лица, беженцы, проповедники, предсказывающие конец света… И все это заставляло Иллиану торопиться домой и торопить своих спутников. Мстиш только головой качал, но девушка, которую он вез перед собой в седле, металась в лихорадке. А первая же попытка остановиться в таверне едва не кончилась плачевно.
- Мстиш, ты из леса. Это за версту видно. Если нас где и ждет с тобой хороший прием, то только в Крессо. Будем надеяться, что она ещё выдержит пару дней в седле…
- Тогда едем без ночевки. – Вскинулся Мстиш.
Иллиана кивнула.
Два дня в седле, почти без остановок… Все вымотались и люди, и лошади. Даже обычно задиристый и норовистый жеребчик брата стал более спокойным и перестал пытаться укусить едущего рядом Мстиша. Иллиана несколько раз ловила себя на том, что вот-вот заснет прямо в седле. Она почти задремала в очередной раз, но с полусна её вывел чуть изменившийся ход коня. Иллиана стряхнула дрёму. Дорога показалась до жути знакомой…
- Марэль пресветлый!
Жеребчик легко перешел на рысь и продолжал наращивать темп. Неожиданно редколесье кончилось, и дорога вывела в поле. Только здесь Иллиана что есть сил взялась за поводья, и он встал. Деревня средь полей обнесенная свежим частоколом, а за ней… У неё перехватило дух. За ней выселись столь знакомые гранитные башни. Мстиш наконец сумел догнать её.
- Что случилось? Твоего «дракона», какой слепень ужалил, что он так рванулся? Ехали спокойно, ехали…
- Мстиш! Это… Крессо! Я дома! Мы… дома.
Спустя полчаса они были у стен замка. Иллиана про себя отметила и подновленные стены, и полный до краёв ров, и поднятый мост…
- Может, покричим? – Поинтересовался юноша.
- Услышат ли… Эй!
Крик отразился от стен и воды, но не дал ни какого результата. Жеребчик, словно насмехаясь, фыркнул, ударил копытом о землю и звонко заржал. На его ржание откликнулись лошади из конюшни и даже из деревни. Со стен свесился кто-то:
- Чего надо?
Тут же в высунувшуюся голову кто-то кинул камушком.
- Да я тебя… - Взвился стражник.
- Сам дурак! – С достоинством ответил звонкий голос. – Чего встал? Мост опускай. Не видишь что ли? Это сестра моя приехала.
Мост за ними подняли, едва отстучали по нему копыта их лошадей. Тут же со ступенек скатилось нечто очень чумазое.
- Лаура! В каком ты виде?! Что скажет мама?
- Привет! Ну, наконец-то хоть кто-то дома ещё! А где Арно? И чего он тебе своего Дорки отдал? А отца нет. Он уехал разбойников ловить. А маме все равно, и у нас ещё ребеночек будет. А кто это с тобой? – Посыпались из малышки вопросы и новости.
- Добрый день, леди.
- Валериан? – Подошедший стражник показался ей знакомым.
- Да, миледи.
- Где отец?
- Малышка правду сказала. Барон изволил вчера отбыть. Разбойники совсем осмелели. Но он скоро вернется.
- А мать?...
- Она несколько не в себе… Но может увидев вас… Она так переживала за вас с братом. Сир Арно?
- Его больше нет.
- Какая потеря… - Чуть слышно пробормотал стражник.
- Будем надеяться что последняя. – Тихо отозвалась Илли.
29 число месяца Падения Зерна. Вечер. Лакона. Близ Темного Брода. Лагерь армии Ярно.
Доминик стоял у входа в шатер, в котором, уже несколько часов шло совещание Ярно и его соратников-командиров. Николя ле Тойе, прибывший вместе с ними не смотря на все помехи в пути, которые им перепали, тоже был там – он был одним из друзей Ярно, из той категории друзей, что всегда торчит на разных совещаниях и советах, даже если ничего в этом не смыслит. Артур ле Тейн же с мрачным видом застыл в десяти шагах от Доминика, словно погрузившись в свои мысли - а с каждым днем, что приближал его к лирийцам он становился все задумчивее и задумчивее. Остальных и вовсе не было видно - они, очевидно, ходили по огромному лагерю лаконской армии, Доминик сам так и не смог обойти его кругом, силы, которые здесь собрались, были поистине огромны. На призыв Императора откликнулись все местные лорды - начиная от баронов с дружинами, кончая графами Приграничья у которых у каждого было по несколько тысяч солдат. Еще добавить сюда ополчение, наемников, всех тех, кто пришел от границ вновь усмиренного Полумесяца... Более пятидесяти тысяч - великая армия Света на страже Веры и Цивилизации встала на пути Дикой Орды из-за гор!!!
Дикая Орда из-за Тай-Суанских гор - вот кто отныне угрожал им! И еще предатели-сторнийцы, которые, за то время, которое понадобилось друзьям, чтобы добраться до Ярно, осадили Криэран и Фалессу. Дикари, варвары и нелюди. У них не было ни чести, ни представления о законах божьих. Лирийцы прошли по всему северу, сжигая, грабя и уничтожая все на своем пути. Теперь они блокировали рати лаконцев, отрезав тех от пути к столице. Ярно необходимо было срочно снять осаду с двух столиц, пока те не пали, а проклятые кочевники удерживали их здесь. Разбить эту Орду - и дорога на восток открыта.
Похоже, в шатре о чем-то спорили.
- ... воздержаться от боя, отодвинуть армию подальше, увлечь и за собой, и потом дать бой на позиции, удобной для нас! - кто-то был за дальнейшее выжидание, - в чем-то правильное решение - можно было еще подтянуть некоторые резервы, ведь у лирийцев и так численный перевес почти в чеытре раза.
- Нет, мы дадим бой здесь! Дальше отступать, мы не имеем права! Чем плохи этот холм и равнина? Мы ударим конницей и скинем их в Салерну! - кто-то возражал, и тоже был прав. Ждать сейчас было промедлению подобно. Если Фалесса падет, война будет проиграна. Там казна, императрица, в конце концов - это символ.
- Стоять на холме мы можем как угодно долго! Сафар не решится напасть на нас сейчас... Лучники...
- Я даже слышать ничего не хочу об ожидании. Ударим завтра.
Дальше сразу несколько голосов вступили в спор, и ничего разобрать стало нельзя. Доминик подошел к Артуру, который застыл на месте слово столб, оставаясь недвижим, все то время, пока ле Рамлет подслушивал разговор в палатке. Юноша до сих пор ловил себя на мысли, что он даже не может представить себе, о чем ле Тейн думает.
- Как вы думайте, мы победим?
Артур повернулся к нему, и внимательно посмотрел на него своим холодным взглядом, от которого у молодого ле Рамлета бегали мурашки по спине.
- Может быть... Война - штука непредсказуемая... В любом случае шанс у нас есть.
Вскоре из палатки вышел Николя.
- Решено, - сказал он, - Завтра мы атакуем лирийцев. Выступаем утром, все должны быть готовы. Советую попробовать выспаться.
И он ушел, насвистывая что-то легкое и беззаботное. Доминик проводил его взглядом полным затаенной горечи.
- Уснуть? Сейчас? Как это вообще возможно?
Артур пожал плечами и тоже ушел.
Доминик пошел к северной окраине лагеря. Люди здесь, похоже, и не задумывались о грядущем сражении, они пели, веселились, словно война была для них привычным делом. Хотя, наверное, так оно и было - здесь многие прошли через настоящий ад в сражениях против Полумесяца. Проведя на войне какое-то время, привыкаешь ко всему. В том числе и к тому, что до завтрашнего вечера ты можешь не дожить.
С холма была вида вся долина, и там внизу, собралось многотысячная лирийская орда. Тоже горели огни костров и раздавались крики. И тоже кто-то пел, слова, правда, было не разобрать. Завтра, завтра они ударят по врагу, и судьба Всея Лаконы будет решена.
Ночью он так и не смог уснуть - все думал. Вспоминалась проклятая Лаверна... Чуть позже кошмар уступил место более приятным воспоминаниям... Сильвия... отец... мать, сестры и братья... Он, Доминик ле Рамлет, завтра будет сражаться за эту страну, за всех тех, кто дорог ему. У него нет права в чем-то быть слабым. Он должен быть стойким.
Доминик стоял у входа в шатер, в котором, уже несколько часов шло совещание Ярно и его соратников-командиров. Николя ле Тойе, прибывший вместе с ними не смотря на все помехи в пути, которые им перепали, тоже был там – он был одним из друзей Ярно, из той категории друзей, что всегда торчит на разных совещаниях и советах, даже если ничего в этом не смыслит. Артур ле Тейн же с мрачным видом застыл в десяти шагах от Доминика, словно погрузившись в свои мысли - а с каждым днем, что приближал его к лирийцам он становился все задумчивее и задумчивее. Остальных и вовсе не было видно - они, очевидно, ходили по огромному лагерю лаконской армии, Доминик сам так и не смог обойти его кругом, силы, которые здесь собрались, были поистине огромны. На призыв Императора откликнулись все местные лорды - начиная от баронов с дружинами, кончая графами Приграничья у которых у каждого было по несколько тысяч солдат. Еще добавить сюда ополчение, наемников, всех тех, кто пришел от границ вновь усмиренного Полумесяца... Более пятидесяти тысяч - великая армия Света на страже Веры и Цивилизации встала на пути Дикой Орды из-за гор!!!
Дикая Орда из-за Тай-Суанских гор - вот кто отныне угрожал им! И еще предатели-сторнийцы, которые, за то время, которое понадобилось друзьям, чтобы добраться до Ярно, осадили Криэран и Фалессу. Дикари, варвары и нелюди. У них не было ни чести, ни представления о законах божьих. Лирийцы прошли по всему северу, сжигая, грабя и уничтожая все на своем пути. Теперь они блокировали рати лаконцев, отрезав тех от пути к столице. Ярно необходимо было срочно снять осаду с двух столиц, пока те не пали, а проклятые кочевники удерживали их здесь. Разбить эту Орду - и дорога на восток открыта.
Похоже, в шатре о чем-то спорили.
- ... воздержаться от боя, отодвинуть армию подальше, увлечь и за собой, и потом дать бой на позиции, удобной для нас! - кто-то был за дальнейшее выжидание, - в чем-то правильное решение - можно было еще подтянуть некоторые резервы, ведь у лирийцев и так численный перевес почти в чеытре раза.
- Нет, мы дадим бой здесь! Дальше отступать, мы не имеем права! Чем плохи этот холм и равнина? Мы ударим конницей и скинем их в Салерну! - кто-то возражал, и тоже был прав. Ждать сейчас было промедлению подобно. Если Фалесса падет, война будет проиграна. Там казна, императрица, в конце концов - это символ.
- Стоять на холме мы можем как угодно долго! Сафар не решится напасть на нас сейчас... Лучники...
- Я даже слышать ничего не хочу об ожидании. Ударим завтра.
Дальше сразу несколько голосов вступили в спор, и ничего разобрать стало нельзя. Доминик подошел к Артуру, который застыл на месте слово столб, оставаясь недвижим, все то время, пока ле Рамлет подслушивал разговор в палатке. Юноша до сих пор ловил себя на мысли, что он даже не может представить себе, о чем ле Тейн думает.
- Как вы думайте, мы победим?
Артур повернулся к нему, и внимательно посмотрел на него своим холодным взглядом, от которого у молодого ле Рамлета бегали мурашки по спине.
- Может быть... Война - штука непредсказуемая... В любом случае шанс у нас есть.
Вскоре из палатки вышел Николя.
- Решено, - сказал он, - Завтра мы атакуем лирийцев. Выступаем утром, все должны быть готовы. Советую попробовать выспаться.
И он ушел, насвистывая что-то легкое и беззаботное. Доминик проводил его взглядом полным затаенной горечи.
- Уснуть? Сейчас? Как это вообще возможно?
Артур пожал плечами и тоже ушел.
Доминик пошел к северной окраине лагеря. Люди здесь, похоже, и не задумывались о грядущем сражении, они пели, веселились, словно война была для них привычным делом. Хотя, наверное, так оно и было - здесь многие прошли через настоящий ад в сражениях против Полумесяца. Проведя на войне какое-то время, привыкаешь ко всему. В том числе и к тому, что до завтрашнего вечера ты можешь не дожить.
С холма была вида вся долина, и там внизу, собралось многотысячная лирийская орда. Тоже горели огни костров и раздавались крики. И тоже кто-то пел, слова, правда, было не разобрать. Завтра, завтра они ударят по врагу, и судьба Всея Лаконы будет решена.
Ночью он так и не смог уснуть - все думал. Вспоминалась проклятая Лаверна... Чуть позже кошмар уступил место более приятным воспоминаниям... Сильвия... отец... мать, сестры и братья... Он, Доминик ле Рамлет, завтра будет сражаться за эту страну, за всех тех, кто дорог ему. У него нет права в чем-то быть слабым. Он должен быть стойким.
29 число месяца Падения Зерна. Вечер. Лакона. Близ Темного Брода. Лагерь армии Орды.
Вефир внимательно осматривал войска гарров, ллунифов, кхеваров, таризов и многих других племен, застывших огромным черным пятном на равнине. Они догнали Ярно, и, похоже, вынудили его дать бой. Все решится завтра на рассвете - по донесениям разведчиков Император Лаконский решил ударить всей своей собранной силой, не медля более.
Вефир повернулся к всаднику стоявшему чуть позади. Больше рядом никого не было.
- Какие указания мне следует передать вождям племен, Кир?
Ведьма улыбнулась. Из всего войска только двое знали о подлоге, и только двое могли видеть ее истинный облик. Иц-Кир-Тай-Суан, владычица полынных равнин.
- Слушай меня внимательно Вефир ибн-Найджбер. Мы поставим в середине нашего войска могучих таризов. Когда Ярно ударит, они должны будут сдержать первый натиск. По обеим сторонам от них мы поставим конницу гарров, ллунифы и кхевары же, будут в резерве. Надеюсь, твое слово будет достаточным, чтобы твои приказы исполнялись немедленно, не задумываясь о том, что они значат и к чему приведут? Я собираюсь удивить Ярно, и он сам пойдет в ловушку.
- Мое слово – слово хана Лирии, великого правителя. – Вефир задумался. – Ты уже знаешь, как будет действовать император Лаконы?
- Знаю, – кивнула Кир. – Он ударит, словно копьем, попытается решить все первым натиском – но копье это застрянет в щите...
- И кто станет этим щитом? – Вефир наклонил голову и внимательно посмотрел на царицу Тай-Суана. Как же она коварна и хитра! Она предала Ярно, им, на его погибель, и только Каар знает, какими мотивами она руководствовалась... Возможно, теперь она заведет в ловушку и лирийцев?
От дальнейших размышлений его отвлек голос Кир – вкрадчивый, проникающий в сознание и ломающий всякую волю к сопротивлению.
- Щитом станут таризы – они созданы для того, чтобы бороться со стихией – и такой стихией станут ударные силы Ярно. Пусть стоят – как стояли бы против шторма.
Вефир кивнул.
- И что же будет дальше?...
Кир улыбнулась и продолжила.
- Пусть гарры станут по обе стороны от таризов... Когда Ярно пройдет достаточно далеко – их цель сомкнуть его войска в клещи – и рвать так, чтобы клочья летели... Возможно, на этом все и закончится...
- А если нет? – Вефир подошел к ней.
- Если нет? – Кир тоже подошла к нему поближе, и ее красивые глаза оказались на одном уровне с глазами Вефира. – Тогда в битву вступят кхевары и ллунифы... Надеюсь, все их многочисленные таланты принесут победу...
- Очень может быть... – осторожно сказал Вефир. – Но если так все просто – то какова наша роль в этом?
- Роль? – тай-суанская ведьма полуприкрыла глаза, словно бы от удовольствия. – Мы должны победить ради твоего повелителя...
Ее руки легли на плечи Вефиру, ее губы соприкоснулись с его губами.
- Ммм... – Кир издала протяжный стон, и они упали на мягкий ковер, покрывавший землю. Но продолжения не последовало – она лишь весело засмеялась и выскользнув из объятий Вефира – исчезла в ночи.
Вефир внимательно осматривал войска гарров, ллунифов, кхеваров, таризов и многих других племен, застывших огромным черным пятном на равнине. Они догнали Ярно, и, похоже, вынудили его дать бой. Все решится завтра на рассвете - по донесениям разведчиков Император Лаконский решил ударить всей своей собранной силой, не медля более.
Вефир повернулся к всаднику стоявшему чуть позади. Больше рядом никого не было.
- Какие указания мне следует передать вождям племен, Кир?
Ведьма улыбнулась. Из всего войска только двое знали о подлоге, и только двое могли видеть ее истинный облик. Иц-Кир-Тай-Суан, владычица полынных равнин.
- Слушай меня внимательно Вефир ибн-Найджбер. Мы поставим в середине нашего войска могучих таризов. Когда Ярно ударит, они должны будут сдержать первый натиск. По обеим сторонам от них мы поставим конницу гарров, ллунифы и кхевары же, будут в резерве. Надеюсь, твое слово будет достаточным, чтобы твои приказы исполнялись немедленно, не задумываясь о том, что они значат и к чему приведут? Я собираюсь удивить Ярно, и он сам пойдет в ловушку.
- Мое слово – слово хана Лирии, великого правителя. – Вефир задумался. – Ты уже знаешь, как будет действовать император Лаконы?
- Знаю, – кивнула Кир. – Он ударит, словно копьем, попытается решить все первым натиском – но копье это застрянет в щите...
- И кто станет этим щитом? – Вефир наклонил голову и внимательно посмотрел на царицу Тай-Суана. Как же она коварна и хитра! Она предала Ярно, им, на его погибель, и только Каар знает, какими мотивами она руководствовалась... Возможно, теперь она заведет в ловушку и лирийцев?
От дальнейших размышлений его отвлек голос Кир – вкрадчивый, проникающий в сознание и ломающий всякую волю к сопротивлению.
- Щитом станут таризы – они созданы для того, чтобы бороться со стихией – и такой стихией станут ударные силы Ярно. Пусть стоят – как стояли бы против шторма.
Вефир кивнул.
- И что же будет дальше?...
Кир улыбнулась и продолжила.
- Пусть гарры станут по обе стороны от таризов... Когда Ярно пройдет достаточно далеко – их цель сомкнуть его войска в клещи – и рвать так, чтобы клочья летели... Возможно, на этом все и закончится...
- А если нет? – Вефир подошел к ней.
- Если нет? – Кир тоже подошла к нему поближе, и ее красивые глаза оказались на одном уровне с глазами Вефира. – Тогда в битву вступят кхевары и ллунифы... Надеюсь, все их многочисленные таланты принесут победу...
- Очень может быть... – осторожно сказал Вефир. – Но если так все просто – то какова наша роль в этом?
- Роль? – тай-суанская ведьма полуприкрыла глаза, словно бы от удовольствия. – Мы должны победить ради твоего повелителя...
Ее руки легли на плечи Вефиру, ее губы соприкоснулись с его губами.
- Ммм... – Кир издала протяжный стон, и они упали на мягкий ковер, покрывавший землю. Но продолжения не последовало – она лишь весело засмеялась и выскользнув из объятий Вефира – исчезла в ночи.
30 число месяца Падения Зерна. Утро. Лакона. Близ Темного Брода.
Зачинался рассвет последнего дня месяца Падения Зерна. Доминик встал, плеснул на лицо водой, ледяной, аж дрожь брала. Дул не сильный, но прохладный ветер. Лагерь начинал просыпаться. Ржали лошади, люди смеялись о чем-то, болтали.
- Готов? - Артур уже был в доспехе, только без шлема. - Общий сбор через час. Нас построят в боевые порядки, дадут лошадей. Будь внимателен, проверь сбрую, особенно подпругу. Если она лопнет в битве, ловить тебя никто не будет, это не турнир. Затопчут, и дело с концом. Проверь так же шлем, и не потеряй его, если не хочешь получить стрелу в глаз.
Доминик кивнул. Действительно, не мешает лишний раз проверить все. Если в сражении что-то отстегнется, застегивать будет некогда, в этом Артур ле Тейн абсолютно прав.
Вся подготовка как раз и заняла час. Как раз когда он доделывал последние детали, раздался голос глашатая, созывающего всех в установленные для каждого места. Каждый из них должен занять свое место и действовать все должны сообща. Их сила в единстве.
Ярно ле Фалесс, император Лаконы произнес краткую, но весьма ободряющую и возвышающую речь. Они должны победить, и они победят. Пред ними Древний Истинный Враг, и раньше угрожавший этим землям. Он был разбит тогда, будет разбит и теперь. Все решится сейчас.
Вскоре колонна из сверкающих доспехами конных рыцарей была построена. По бокам от нее разместилась регулярная пехота и разномастное ополчение.
- Мы спустимся с холма, - объяснял Артур Доминику. - Разбег придаст удару еще большую силу, и мы нанесем его прямо по центру лирийцев, рассеяв их. Потом за нами спустится, те кто без лошадей и довершат начатое.
Доминик кивнул. Его, конь - гнедой жеребец, слегка пофыркивал, и косил взглядом на других лошадей. У Артура была громадная черная лошадь, непонятного в доспехах полу, с блестящими красными глазами. Николя отсюда не было видно. Ярно, впрочем, тоже, хотя на его местоположение явно указывало развевающееся на ветру знамя с тигром и девушкой.
Затрубили рога, раздался боевой клич, который подхватили все:
- За Империю и Императора! Лакона! Лакона!
Кони пошли вперед, все, убыстряя шаг, спускаясь с холма, поднимая копытами пыль. Застывшие внизу лирийские орды, однако, не были захвачены врасплох. Центр их войска занимали пешие воины, громадного росту, закутанные в шкуры медведей и волков, вооруженные тяжелыми молотами и топорами... И вот они, выкрикивая что-то на своем непонятном языке, двинулись навстречу летящим на них плотным строем всадников.
Доминик не успел ничего разглядеть толком - два войска столкнулись, раздались жуткий скрежет, звон метала об металл, ржание лошадей, крики, проклятия. Наступил полный хаос. Но как только прошло совсем немного времени все стало ясно - враг смят, раздавлен, опрокинут, и спешно отходит. Инерции набранной лаконской кавалерией оказалось достаточно, чтобы войти в ряды вражеской армии, словно горячему кинжалу в масло. Всадники неслись вперед, рубили, кололи копьями, и их натиск ничто не могло сдержать. Плотный строй оставался незыблем, а вот лирийцев разметали по сторонам.
Прошло чуть меньше десяти минут - они продолжали двигаться вперед, а лирийцы медленно и верно отступали. В какой-то момент рядом с Домиником оказался Артур, перед этим сразивший своим мечом, который уже был весь в крови, огромного варвара с гигантским топором.
- Не ранен? - прогудел ле Тейн сквозь щель шлема. - Тебе не кажется, что мы слишком зашли вперед? Лезвие клина слишком узко - и нас почти охватили по сторонам!
Доминик попытался кивнуть - мешал тяжелый шлем. Он ни о чем таком не задумывался, но, оглядевшись по сторонам, понял, что Артур прав – и слева и справа от них, мчалась конница лирийцев, медленно сжимая победоносный клин Ярно своими коварными тисками.
- Попытайся замедлить свое движение - если мы еще пройдем вперед, то окажемся в ловушке.
Юноша стал чуть сдерживать коня, и вскоре большая часть всадников прошла мимо него. Они, с ле Тейном передвинулись из середины колонны почти в самый конец. Отсюда вполне ясно стало видно, как "опрокинутые" и "разметанные" лирийцы в шкурах восстановили строй, и начали подходить к теряющей скорость колонне сзади. Чуть-чуть и лаконское войско окажется в окружении! Это, похоже, понял и Ярно - движение еще замедлилось, многие конники стали вырываться вперед, растягивая ширину колонны. Те, кто были сзади, поворотили лошадей, при этом сохраняя строй.
Зачинался рассвет последнего дня месяца Падения Зерна. Доминик встал, плеснул на лицо водой, ледяной, аж дрожь брала. Дул не сильный, но прохладный ветер. Лагерь начинал просыпаться. Ржали лошади, люди смеялись о чем-то, болтали.
- Готов? - Артур уже был в доспехе, только без шлема. - Общий сбор через час. Нас построят в боевые порядки, дадут лошадей. Будь внимателен, проверь сбрую, особенно подпругу. Если она лопнет в битве, ловить тебя никто не будет, это не турнир. Затопчут, и дело с концом. Проверь так же шлем, и не потеряй его, если не хочешь получить стрелу в глаз.
Доминик кивнул. Действительно, не мешает лишний раз проверить все. Если в сражении что-то отстегнется, застегивать будет некогда, в этом Артур ле Тейн абсолютно прав.
Вся подготовка как раз и заняла час. Как раз когда он доделывал последние детали, раздался голос глашатая, созывающего всех в установленные для каждого места. Каждый из них должен занять свое место и действовать все должны сообща. Их сила в единстве.
Ярно ле Фалесс, император Лаконы произнес краткую, но весьма ободряющую и возвышающую речь. Они должны победить, и они победят. Пред ними Древний Истинный Враг, и раньше угрожавший этим землям. Он был разбит тогда, будет разбит и теперь. Все решится сейчас.
Вскоре колонна из сверкающих доспехами конных рыцарей была построена. По бокам от нее разместилась регулярная пехота и разномастное ополчение.
- Мы спустимся с холма, - объяснял Артур Доминику. - Разбег придаст удару еще большую силу, и мы нанесем его прямо по центру лирийцев, рассеяв их. Потом за нами спустится, те кто без лошадей и довершат начатое.
Доминик кивнул. Его, конь - гнедой жеребец, слегка пофыркивал, и косил взглядом на других лошадей. У Артура была громадная черная лошадь, непонятного в доспехах полу, с блестящими красными глазами. Николя отсюда не было видно. Ярно, впрочем, тоже, хотя на его местоположение явно указывало развевающееся на ветру знамя с тигром и девушкой.
Затрубили рога, раздался боевой клич, который подхватили все:
- За Империю и Императора! Лакона! Лакона!
Кони пошли вперед, все, убыстряя шаг, спускаясь с холма, поднимая копытами пыль. Застывшие внизу лирийские орды, однако, не были захвачены врасплох. Центр их войска занимали пешие воины, громадного росту, закутанные в шкуры медведей и волков, вооруженные тяжелыми молотами и топорами... И вот они, выкрикивая что-то на своем непонятном языке, двинулись навстречу летящим на них плотным строем всадников.
Доминик не успел ничего разглядеть толком - два войска столкнулись, раздались жуткий скрежет, звон метала об металл, ржание лошадей, крики, проклятия. Наступил полный хаос. Но как только прошло совсем немного времени все стало ясно - враг смят, раздавлен, опрокинут, и спешно отходит. Инерции набранной лаконской кавалерией оказалось достаточно, чтобы войти в ряды вражеской армии, словно горячему кинжалу в масло. Всадники неслись вперед, рубили, кололи копьями, и их натиск ничто не могло сдержать. Плотный строй оставался незыблем, а вот лирийцев разметали по сторонам.
Прошло чуть меньше десяти минут - они продолжали двигаться вперед, а лирийцы медленно и верно отступали. В какой-то момент рядом с Домиником оказался Артур, перед этим сразивший своим мечом, который уже был весь в крови, огромного варвара с гигантским топором.
- Не ранен? - прогудел ле Тейн сквозь щель шлема. - Тебе не кажется, что мы слишком зашли вперед? Лезвие клина слишком узко - и нас почти охватили по сторонам!
Доминик попытался кивнуть - мешал тяжелый шлем. Он ни о чем таком не задумывался, но, оглядевшись по сторонам, понял, что Артур прав – и слева и справа от них, мчалась конница лирийцев, медленно сжимая победоносный клин Ярно своими коварными тисками.
- Попытайся замедлить свое движение - если мы еще пройдем вперед, то окажемся в ловушке.
Юноша стал чуть сдерживать коня, и вскоре большая часть всадников прошла мимо него. Они, с ле Тейном передвинулись из середины колонны почти в самый конец. Отсюда вполне ясно стало видно, как "опрокинутые" и "разметанные" лирийцы в шкурах восстановили строй, и начали подходить к теряющей скорость колонне сзади. Чуть-чуть и лаконское войско окажется в окружении! Это, похоже, понял и Ярно - движение еще замедлилось, многие конники стали вырываться вперед, растягивая ширину колонны. Те, кто были сзади, поворотили лошадей, при этом сохраняя строй.
30 число месяца Падения Зерна. Утро и день. Лакона. Близ Темного Брода.
Утро принесло лучи яркого солнца. Оно вставало от горизонта, огромное, пылающее... Оно светило пришельцам в этой земле, так же как и ее исконным обитателям. Солнце не делало различий ни для тех, ни для других.
Вефир вышел из палатки. Войска были почти построены. Почти сразу рядом с ним возникли Кир, на этот раз в своем "скрытном" обличии, Барг-Танг, Афиар Мирх и Кармун, сын Угумра.
- Коня повелителю! – закричал кто-то. Привели быстроного степного скакуна белой масти.
- Что ж... – лже-Сафар, вскочив на коня, осмотрел своих командиров. – Мы у нашей цели. С победой в этой битве – Лакона будет вашей. Одна эта битва положит конец трудам вашим - вы получите все, чем обладают народы этой земли, станете повелителями и владыками всей земли. Вот почему не нужно больше слов – дела нужны. Идите и побеждайте!
Кочевники взревели – да, сейчас они готовы идти и умирать.
Боевые порядки потихоньку стали выдвигаться вперед – по флангам гарры, по центру таризы. С холма уже мчались тяжелая конница возглавляемая Ярно ле Фалессом, императором Лаконским. Пока все шло по плану Кир – таризы встретили лаконцев, и начали потихоньку отходить. Обе стороны несли многочисленные потери – северяне даже большие – удар, который нанес Ярно – был поистине чудовищным – таризов просто разметали, хотя, казалось бы – таких здоровяков с места-то сложно сдвинуть.
Шло время, проходили казавшиеся вечностью минуты, а Ярно все шел и шел вперед. Уже отсюда был виден флаг с гербом Лаконы, реющий над ним – знаменитый тигр с девицею. Да, земля не часто рождает таких отважных воинов – но сможет ли правитель востока выиграть всю битву? А со всех сторон на него уже катились гарры, выкрикивая "Лирия!" и "Победа будет нашей!". Они не останавливаясь, даже не замедляя хода, стреляли из своих тяжелых луков. Увы! Крабы были надежно защищены – каждый имперский ратник носил железную броню, и стрелы почти не наносили им никакого вреда.
Тем не менее, лирийцы – гаррские конники и восстановившие строй таризы смогли замкнуть кольцо вокруг войск врага. Они платили троих за одного – но пока еще могли позволить себе такой размен. Они давили врага числом, и такая тактика приносила свои плоды.
Вефира отвлек возглас Афиара – тот показывал на огромные черные тучи, наползающие с севера. Похоже, будет гроза – а ведь в этих местах, в подобное время года грозы не столь частое явление. Что ж – если надо сражаться в темноте – они будут сражаться в темноте – солнце скрылось за тучами.
Советник великого хана вновь обратил свой взор на юг – Ярно отходил к холму. Вефир кинул быстрый взгляд на Кир – похоже все шло, как она задумала – и значит, причин беспокоится, не было. Кармун прислал гонца – спрашивал, идти ли ему за имперцами, иль обождать?
Кир незаметно для других кивнула.
- Пусть он принесет мне голову Ярно! – предложил Вефир, неожиданно для себя – похоже, ему начинало это нравиться – быть ханом, владыкой – чьи пожелания закон – что может быть лучше и привлекательнее?
Гонец кивнул. Интересно, что он с ней будет делать, если получит? Насадит на шест перед своей палаткой? Ллунифы бы порадовались, они любят такие шутки.
- Повелитель? – черный как смола Афиар стоял рядом с ним, и улыбался своей загадочной улыбкой. – Позволь нам доказать преданность тебе! Я бы сам принес тебе голову этого...
Вефир остановил его жестом.
- Время еще не пришло. Жди.
Битва продолжалась. Гарры бросали в сражение все большие и большие силы. Но проклятые лаконцы дрались как звери, они соединились у холма с пехотой и снова пошли вперед, и казалось на этот раз, ничто не может их остановить...
Утро принесло лучи яркого солнца. Оно вставало от горизонта, огромное, пылающее... Оно светило пришельцам в этой земле, так же как и ее исконным обитателям. Солнце не делало различий ни для тех, ни для других.
Вефир вышел из палатки. Войска были почти построены. Почти сразу рядом с ним возникли Кир, на этот раз в своем "скрытном" обличии, Барг-Танг, Афиар Мирх и Кармун, сын Угумра.
- Коня повелителю! – закричал кто-то. Привели быстроного степного скакуна белой масти.
- Что ж... – лже-Сафар, вскочив на коня, осмотрел своих командиров. – Мы у нашей цели. С победой в этой битве – Лакона будет вашей. Одна эта битва положит конец трудам вашим - вы получите все, чем обладают народы этой земли, станете повелителями и владыками всей земли. Вот почему не нужно больше слов – дела нужны. Идите и побеждайте!
Кочевники взревели – да, сейчас они готовы идти и умирать.
Боевые порядки потихоньку стали выдвигаться вперед – по флангам гарры, по центру таризы. С холма уже мчались тяжелая конница возглавляемая Ярно ле Фалессом, императором Лаконским. Пока все шло по плану Кир – таризы встретили лаконцев, и начали потихоньку отходить. Обе стороны несли многочисленные потери – северяне даже большие – удар, который нанес Ярно – был поистине чудовищным – таризов просто разметали, хотя, казалось бы – таких здоровяков с места-то сложно сдвинуть.
Шло время, проходили казавшиеся вечностью минуты, а Ярно все шел и шел вперед. Уже отсюда был виден флаг с гербом Лаконы, реющий над ним – знаменитый тигр с девицею. Да, земля не часто рождает таких отважных воинов – но сможет ли правитель востока выиграть всю битву? А со всех сторон на него уже катились гарры, выкрикивая "Лирия!" и "Победа будет нашей!". Они не останавливаясь, даже не замедляя хода, стреляли из своих тяжелых луков. Увы! Крабы были надежно защищены – каждый имперский ратник носил железную броню, и стрелы почти не наносили им никакого вреда.
Тем не менее, лирийцы – гаррские конники и восстановившие строй таризы смогли замкнуть кольцо вокруг войск врага. Они платили троих за одного – но пока еще могли позволить себе такой размен. Они давили врага числом, и такая тактика приносила свои плоды.
Вефира отвлек возглас Афиара – тот показывал на огромные черные тучи, наползающие с севера. Похоже, будет гроза – а ведь в этих местах, в подобное время года грозы не столь частое явление. Что ж – если надо сражаться в темноте – они будут сражаться в темноте – солнце скрылось за тучами.
Советник великого хана вновь обратил свой взор на юг – Ярно отходил к холму. Вефир кинул быстрый взгляд на Кир – похоже все шло, как она задумала – и значит, причин беспокоится, не было. Кармун прислал гонца – спрашивал, идти ли ему за имперцами, иль обождать?
Кир незаметно для других кивнула.
- Пусть он принесет мне голову Ярно! – предложил Вефир, неожиданно для себя – похоже, ему начинало это нравиться – быть ханом, владыкой – чьи пожелания закон – что может быть лучше и привлекательнее?
Гонец кивнул. Интересно, что он с ней будет делать, если получит? Насадит на шест перед своей палаткой? Ллунифы бы порадовались, они любят такие шутки.
- Повелитель? – черный как смола Афиар стоял рядом с ним, и улыбался своей загадочной улыбкой. – Позволь нам доказать преданность тебе! Я бы сам принес тебе голову этого...
Вефир остановил его жестом.
- Время еще не пришло. Жди.
Битва продолжалась. Гарры бросали в сражение все большие и большие силы. Но проклятые лаконцы дрались как звери, они соединились у холма с пехотой и снова пошли вперед, и казалось на этот раз, ничто не может их остановить...
30 число месяца Падения Зерна. День. Лакона. Близ Темного Брода.
Конница лирийцев замыкала кольцо, окружая лаконцев со всех сторон. Они находились достаточно близко, и Доминик заметил, эти сильно отличались от "тех, что с топорами", они были по-разному одеты, темнее цветом лица. Он сказал об этом Артуру. Тот усмехнулся.
- С топорами - это северные таризы. На конях - это степняки-гарры. Лирийцы для нас все едины, но между собой они все же различаются довольно сильно.
Доминик кивнул, согласившись. Если бы он встретил представителей этих двух народов в мирное время, не за что бы ни подумал, что между ними может быть что-то общее.
Гарры разом издали какой-то крик, словно предупреждая о чем-то. Через секунду небо потемнело - на лаконцев обрушился град стрел. Под многими упали лошади, но большого урона стрелы не нанесли – крепкий, полностью закрывающий все тело доспех держал удар.
Ярно, наконец, закончил перестраивать колонну всадников - теперь она больше напоминала гигантский шар, чудовищного ежа, ощетинившегося рядами копий, пик и мечей. Еще раз затрубили рога и две конницы сошлись в бою. Численное преимущество лирийцев давало о себе знать - их приходилось по трое на одного. При всем при том, доспехи у них были гораздо худшего качества,а у многих их вообще не было, и это тоже давало о себе знать - Артур только за две минуты зарубил четверых. Доминик, наконец, заметил Корвина - тот сражался где-то в ста метрах от них. Где-то реял флаг с тигром и девушкой - Ярно тоже не упускал своего шанса.
Гарры усиливали натиск, вместе с ними в бой вновь пошли таризы, размахивая своими проклятыми топорами, словно мельницы крыльями. Доминик видел, как многие из рыцарей пали, как был повержен сражавшийся рядом молодой паренек.
Подул холодный ветер, пронзающий до самых костей. На севере собирались черные тучи, словно бы грозовые.
Лаконцы сражались как герои, но все же их было меньше, и они были вынуждены начать отходить. В который раз затрубили рога, призывая всех собраться для решительного последнего броска.
- Отходим! Отходим! - кричал кто-то.
Доминик вздрогнул - неужели это все? Но оставались же еще пешие воины! Ополчения баронов и графов этого края? Где же они, когда их помощь так нужна?
Кавалерия продолжала отходить. Ле Рамлет сражался наравне со всеми, так же махал мечом, разил наотмашь. Он давно потерял счет убитым его рукой. Где-то рядом продолжали биться Николя Артур, Корвин и многие другие. И, конечно же, Ярно - он был первым в бою, дрался, как герой, словно заговоренного его не брали ни стрелы, ни вражеские клинки.
Наконец, они вернулись к подножью холма. Там все рыцари - а их по-прежнему оставались многие тысячи, остановились и встали насмерть, не сдвинувшись с места, ни на шаг. Атаки врагов разбивались об них, словно волны об скалы. Трижды Доминик думал - что все - они разбиты, но нет, каждый раз они отбрасывали наседающего врага. Наступил полдень и натиск ослаб. Всюду куда не посмотри, лежали тела убитых. Люди и лошади, лирийцы и лаконцы. И во многих местах земля уже была красной от крови. Ветер, дующий с севера, усиливался. Тучи на горизонте чернели.
В который уже раз за день затрубили рога - к ним с холма спускалась пехота. Ярно решился нанести решающий удар по слабеющему врагу - поставить завершающую точку в этой баталии.
Когда пешие и конные заняли свои порядки - они снова пошли вперед. Вперед - сокрушая все на своем пути. Неумолим был их натиск, ничто не могло их остановить...
Взглядом Доминик прошелся по отступающему и бегущему врагу - и на этот раз действительно отступали они, гарры и таризы, пытаясь оторваться от преследующих их лаконцев. Но Ярно не давал им шанса сделать это. Поэтому лирийцы продолжали пятиться по всей линии битвы, пытаясь вырваться из когтей тигра.
Доминик вновь смотрел вверх, на небосклон, который продолжал темнеть. Определенно, будет гроза - черные как сама Тьма тучи, заволокли полнеба. И какая гроза! Грозы в месяце Падения Зерна отличались редкостной силой и яростью: когда они бушевали, казалось, что это бушует сам владыка ночи. Сам молодой ле Рамлет помнил за всю свою жизнь две или три такие грозы, а вот отец говорил ему, что это предвещает великие беды и множественные смерти. Но на этот раз похоже предупреждение запоздало - множественные смерти уже случились - две могучие армии, собранные на этой равнине со всех краев света, продолжали истреблять друг друга.
Конница лирийцев замыкала кольцо, окружая лаконцев со всех сторон. Они находились достаточно близко, и Доминик заметил, эти сильно отличались от "тех, что с топорами", они были по-разному одеты, темнее цветом лица. Он сказал об этом Артуру. Тот усмехнулся.
- С топорами - это северные таризы. На конях - это степняки-гарры. Лирийцы для нас все едины, но между собой они все же различаются довольно сильно.
Доминик кивнул, согласившись. Если бы он встретил представителей этих двух народов в мирное время, не за что бы ни подумал, что между ними может быть что-то общее.
Гарры разом издали какой-то крик, словно предупреждая о чем-то. Через секунду небо потемнело - на лаконцев обрушился град стрел. Под многими упали лошади, но большого урона стрелы не нанесли – крепкий, полностью закрывающий все тело доспех держал удар.
Ярно, наконец, закончил перестраивать колонну всадников - теперь она больше напоминала гигантский шар, чудовищного ежа, ощетинившегося рядами копий, пик и мечей. Еще раз затрубили рога и две конницы сошлись в бою. Численное преимущество лирийцев давало о себе знать - их приходилось по трое на одного. При всем при том, доспехи у них были гораздо худшего качества,а у многих их вообще не было, и это тоже давало о себе знать - Артур только за две минуты зарубил четверых. Доминик, наконец, заметил Корвина - тот сражался где-то в ста метрах от них. Где-то реял флаг с тигром и девушкой - Ярно тоже не упускал своего шанса.
Гарры усиливали натиск, вместе с ними в бой вновь пошли таризы, размахивая своими проклятыми топорами, словно мельницы крыльями. Доминик видел, как многие из рыцарей пали, как был повержен сражавшийся рядом молодой паренек.
Подул холодный ветер, пронзающий до самых костей. На севере собирались черные тучи, словно бы грозовые.
Лаконцы сражались как герои, но все же их было меньше, и они были вынуждены начать отходить. В который раз затрубили рога, призывая всех собраться для решительного последнего броска.
- Отходим! Отходим! - кричал кто-то.
Доминик вздрогнул - неужели это все? Но оставались же еще пешие воины! Ополчения баронов и графов этого края? Где же они, когда их помощь так нужна?
Кавалерия продолжала отходить. Ле Рамлет сражался наравне со всеми, так же махал мечом, разил наотмашь. Он давно потерял счет убитым его рукой. Где-то рядом продолжали биться Николя Артур, Корвин и многие другие. И, конечно же, Ярно - он был первым в бою, дрался, как герой, словно заговоренного его не брали ни стрелы, ни вражеские клинки.
Наконец, они вернулись к подножью холма. Там все рыцари - а их по-прежнему оставались многие тысячи, остановились и встали насмерть, не сдвинувшись с места, ни на шаг. Атаки врагов разбивались об них, словно волны об скалы. Трижды Доминик думал - что все - они разбиты, но нет, каждый раз они отбрасывали наседающего врага. Наступил полдень и натиск ослаб. Всюду куда не посмотри, лежали тела убитых. Люди и лошади, лирийцы и лаконцы. И во многих местах земля уже была красной от крови. Ветер, дующий с севера, усиливался. Тучи на горизонте чернели.
В который уже раз за день затрубили рога - к ним с холма спускалась пехота. Ярно решился нанести решающий удар по слабеющему врагу - поставить завершающую точку в этой баталии.
Когда пешие и конные заняли свои порядки - они снова пошли вперед. Вперед - сокрушая все на своем пути. Неумолим был их натиск, ничто не могло их остановить...
Взглядом Доминик прошелся по отступающему и бегущему врагу - и на этот раз действительно отступали они, гарры и таризы, пытаясь оторваться от преследующих их лаконцев. Но Ярно не давал им шанса сделать это. Поэтому лирийцы продолжали пятиться по всей линии битвы, пытаясь вырваться из когтей тигра.
Доминик вновь смотрел вверх, на небосклон, который продолжал темнеть. Определенно, будет гроза - черные как сама Тьма тучи, заволокли полнеба. И какая гроза! Грозы в месяце Падения Зерна отличались редкостной силой и яростью: когда они бушевали, казалось, что это бушует сам владыка ночи. Сам молодой ле Рамлет помнил за всю свою жизнь две или три такие грозы, а вот отец говорил ему, что это предвещает великие беды и множественные смерти. Но на этот раз похоже предупреждение запоздало - множественные смерти уже случились - две могучие армии, собранные на этой равнине со всех краев света, продолжали истреблять друг друга.
30 число месяца Падения Зерна. День. Адар. Храм Ордена Незрячих.
Ветер ласково трепал волосы человека застывшего на ступенях Храма Незрячих в горах Адар. Человек задумчиво разглядывал древние изваяния, читал надписи на непонятном языке, что-то бормоча про себя.
Вечность застыла здесь громадами камня, - неизменная, непоколебимая, холодная. Адар был безразличен к людям – он видел дальше, много дальше.
Неизвестный закончил читать надписи на камне, вздохнул и сделал шаг к двери – такой же огромной, как и остальные творения рук человеческих в этом месте. Казалось – нет нужды создавать подобный вход – здесь нет такого количества людей, которым могло бы понадобится войти сюда.
Он потянул ручку двери, и та со скрипом открылась... Человек вошел и замер – Храм потрясал своим неземным величием и некоей торжественность, что казалось, парила в воздухе.
Гость сделал десять осторожных шагов, которые, тем не менее, отзывались жутким пугающим эхом в тишине этого места. Он оглядывался по сторонам, кружился на месте, и его черный плащ развевался за спиной сияющим антрацитом.
- Зачем ты пришел сюда? Чего ты хочешь? – у голоса, зазвучавшего со всех сторон, нельзя было определить ни пол, ни возраст – он был обезличен до предела, но, несмотря на это, в нем четко угадывались гневные нотки.
- Я здесь, потому что был призван, – черный гость не замедлил с ответом. – Призван великой силой.
- Великой? – на этот раз в голосе слышалась усмешка. – Истинное величие незримо, никогда не вмешивается в дела смертных, не мешает им жить, дает возможность идти своей дорогой! Твои же хозяева решили поиграть во всемогущих господ... Для вас люди – словно игрушки. Так чем вы лучше тех, для кого они – просто еда? Ведь, ты знаешь и про них, раб Проснувшихся и Возжелавших? Ты бы сменил хозяина, не грози тебе это потерей твоих собственных сил и возможностей, которыми ты по понятным причинам, дорожишь?
- Что ты знаешь о возможностях? – черный зарычал от гнева, - Ты, отказавшийся от всякой возможности влиять на происходящее?! Ты, который мог бы, вылези ты вовремя из своей дыры, предотвратить случившееся?!! Что ты, ты, можешь сказать, тот, кто мог остановить мировою бойню одним велением мизинца?!!!
- Я мог бы то, что я мог, и я сделал, то, что я сделал, – загадочно продолжил голос. – Не тебе меня судить, да и никто не вправе, Мебир Зарр.
Названный Мебир Зарром ухмыльнулся.
- Но я вправе требовать поединка.
- Хорошо, – из дальнего края зала, остававшегося в тени вышел старик, чьи глаза были завязанны черной повязкой.
Мебир расхохотался, подкинул посох, и, перехватив его поудобнее двумя (!) руками, направился быстрым шагом к монаху. Тот до последнего момента стоял, но стоило чернокнижнику достичь дистанции в два шага, как в руке у адарца появился свой посох – простая бамбуковая палка.
Ни тени сомнений или иных эмоций не промелькнуло на лице старика, когда он и Мебир Зарр вступили в поединок. Оба соперника были близки друг другу по классу боя – и поэтому долгое время они просто кружили друг напротив друга, периодически обмениваясь ударами, контрударами, обманными движениями и прочими уловками, могущими изменить шаткое равновесие.
- Ты ловок, Йань-Нен... – заметил Мебир, когда обмен серией ударов развел их на довольно большое расстояние. – Но тебе не хватает цели – ты застыл в своей неизменности, безликости и незримости...
Настоятель Храма Незрячих не ответил и поединок продолжился. Не было здесь и свидетелей, чтобы увидеть это эффектное, неповторимое зрелище. Лишь тени метались по залу, колонам и фигурками древних божков вслед за их владельцами.
Увиденное потрясло бы кого угодно до глубины души – ни один человек в мире не мог бы сражаться так – но эти двое сражались. Мелькали быстрее молний посохи, сталкиваясь и разлетаясь вновь, между бешеными сериями ударов не проходила и секунда, два врага буквально парили над землей – их танец, танец силы и ловкости, словно был гимном презрения ко всем земным законам, тем законам, которые ученые называют физическими.
Лицо Йань-Нена оставалось бесстрастным и безмятежным словно маска, а вот лицо Мебира Зарра было искаженно гримасой злобы и бессильной ярости – он чувствовал, что не может взять вверх, и это приводило его в неистовство.
Его сила и правда была огромной: когда стальной наконечник его посоха во время одной из его атак, как всегда напористой и безуспешной, сорвался, прошел мимо цели, и описав полукруг врезался в могучую колонну, которую бы и трое человек не смогли обхватить, от этого места, куда пришелся удар, по всей колонне пошли трещины.
Мебир лишь взвыл во гневе – ему претила любая помеха, а поединок с мастером уже давно превратился в фарс – было понятно, что просто так ему не одолеть Йень-Нена, но и отступить он не мог – монах бы превратил его в хладный труп, стоило только чернокнижнику чуть замедлить темп. Стало понятно, что они могут целую вечность вот так кружить и обмениваться ударами – и никто из них не отступит. Колдун читал какую-то легенду о двух бойцах, лучших во вселенной, которых боги свели вместе и заставили драться – точно так же они не могли отступить – и продолжали свой бой целую вечность – даже когда умерли те боги. Но это легенда, а это явь. Еще час такой скачки и он устанет, и будет совершать одну ошибку за одной – а потом умрет.
Зарр решил отделаться малой кровью – чуть больше наклон – и вот удар Йень-Нена достиг своей цели – правда, удар самый слабый из возможных. Но и его оказалось достаточно, чтобы чернокнижник пролетел через всю залу, врезался в древний барельеф, безжалостно ломая хрупкие детали из резного камня.
Мебир вскочил в момент, отплевываясь кровью. Наконечник посоха пылал как раскаленное до белого каления железо – пока он летел, успел подготовиться к атаке, и теперь в окружающее пространство изливалась древняя сила – Сила, которая пробудилась.
Йень-Нен все понял еще за мгновение до своего удара – но и он не всесилен. Колдун выкрикивал последние слова заклинания, а он уже был в стремительном броске, с вытянутой вперед ногой, готовой сокрушить обманувшего его врага.
Лицо Мебир Зарра вытянулось – он понял, смерть неизбежна, если он не успеет. Шли мельчайшие доли секунд, и вот чары сотканы. Из воздуха возник силуэт гигантского черного паука – момент и чудовищные жвалы схватили монаха, скомкав его точно тряпичную куклу. Раздался ужасающий хруст, заглушаемый радостным смехом чернокнижника. Еще мгновение - и оба исчезли – а на каменном полу лежал обезображенный труп.
Ветер ласково трепал волосы человека застывшего на ступенях Храма Незрячих в горах Адар. Человек задумчиво разглядывал древние изваяния, читал надписи на непонятном языке, что-то бормоча про себя.
Вечность застыла здесь громадами камня, - неизменная, непоколебимая, холодная. Адар был безразличен к людям – он видел дальше, много дальше.
Неизвестный закончил читать надписи на камне, вздохнул и сделал шаг к двери – такой же огромной, как и остальные творения рук человеческих в этом месте. Казалось – нет нужды создавать подобный вход – здесь нет такого количества людей, которым могло бы понадобится войти сюда.
Он потянул ручку двери, и та со скрипом открылась... Человек вошел и замер – Храм потрясал своим неземным величием и некоей торжественность, что казалось, парила в воздухе.
Гость сделал десять осторожных шагов, которые, тем не менее, отзывались жутким пугающим эхом в тишине этого места. Он оглядывался по сторонам, кружился на месте, и его черный плащ развевался за спиной сияющим антрацитом.
- Зачем ты пришел сюда? Чего ты хочешь? – у голоса, зазвучавшего со всех сторон, нельзя было определить ни пол, ни возраст – он был обезличен до предела, но, несмотря на это, в нем четко угадывались гневные нотки.
- Я здесь, потому что был призван, – черный гость не замедлил с ответом. – Призван великой силой.
- Великой? – на этот раз в голосе слышалась усмешка. – Истинное величие незримо, никогда не вмешивается в дела смертных, не мешает им жить, дает возможность идти своей дорогой! Твои же хозяева решили поиграть во всемогущих господ... Для вас люди – словно игрушки. Так чем вы лучше тех, для кого они – просто еда? Ведь, ты знаешь и про них, раб Проснувшихся и Возжелавших? Ты бы сменил хозяина, не грози тебе это потерей твоих собственных сил и возможностей, которыми ты по понятным причинам, дорожишь?
- Что ты знаешь о возможностях? – черный зарычал от гнева, - Ты, отказавшийся от всякой возможности влиять на происходящее?! Ты, который мог бы, вылези ты вовремя из своей дыры, предотвратить случившееся?!! Что ты, ты, можешь сказать, тот, кто мог остановить мировою бойню одним велением мизинца?!!!
- Я мог бы то, что я мог, и я сделал, то, что я сделал, – загадочно продолжил голос. – Не тебе меня судить, да и никто не вправе, Мебир Зарр.
Названный Мебир Зарром ухмыльнулся.
- Но я вправе требовать поединка.
- Хорошо, – из дальнего края зала, остававшегося в тени вышел старик, чьи глаза были завязанны черной повязкой.
Мебир расхохотался, подкинул посох, и, перехватив его поудобнее двумя (!) руками, направился быстрым шагом к монаху. Тот до последнего момента стоял, но стоило чернокнижнику достичь дистанции в два шага, как в руке у адарца появился свой посох – простая бамбуковая палка.
Ни тени сомнений или иных эмоций не промелькнуло на лице старика, когда он и Мебир Зарр вступили в поединок. Оба соперника были близки друг другу по классу боя – и поэтому долгое время они просто кружили друг напротив друга, периодически обмениваясь ударами, контрударами, обманными движениями и прочими уловками, могущими изменить шаткое равновесие.
- Ты ловок, Йань-Нен... – заметил Мебир, когда обмен серией ударов развел их на довольно большое расстояние. – Но тебе не хватает цели – ты застыл в своей неизменности, безликости и незримости...
Настоятель Храма Незрячих не ответил и поединок продолжился. Не было здесь и свидетелей, чтобы увидеть это эффектное, неповторимое зрелище. Лишь тени метались по залу, колонам и фигурками древних божков вслед за их владельцами.
Увиденное потрясло бы кого угодно до глубины души – ни один человек в мире не мог бы сражаться так – но эти двое сражались. Мелькали быстрее молний посохи, сталкиваясь и разлетаясь вновь, между бешеными сериями ударов не проходила и секунда, два врага буквально парили над землей – их танец, танец силы и ловкости, словно был гимном презрения ко всем земным законам, тем законам, которые ученые называют физическими.
Лицо Йань-Нена оставалось бесстрастным и безмятежным словно маска, а вот лицо Мебира Зарра было искаженно гримасой злобы и бессильной ярости – он чувствовал, что не может взять вверх, и это приводило его в неистовство.
Его сила и правда была огромной: когда стальной наконечник его посоха во время одной из его атак, как всегда напористой и безуспешной, сорвался, прошел мимо цели, и описав полукруг врезался в могучую колонну, которую бы и трое человек не смогли обхватить, от этого места, куда пришелся удар, по всей колонне пошли трещины.
Мебир лишь взвыл во гневе – ему претила любая помеха, а поединок с мастером уже давно превратился в фарс – было понятно, что просто так ему не одолеть Йень-Нена, но и отступить он не мог – монах бы превратил его в хладный труп, стоило только чернокнижнику чуть замедлить темп. Стало понятно, что они могут целую вечность вот так кружить и обмениваться ударами – и никто из них не отступит. Колдун читал какую-то легенду о двух бойцах, лучших во вселенной, которых боги свели вместе и заставили драться – точно так же они не могли отступить – и продолжали свой бой целую вечность – даже когда умерли те боги. Но это легенда, а это явь. Еще час такой скачки и он устанет, и будет совершать одну ошибку за одной – а потом умрет.
Зарр решил отделаться малой кровью – чуть больше наклон – и вот удар Йень-Нена достиг своей цели – правда, удар самый слабый из возможных. Но и его оказалось достаточно, чтобы чернокнижник пролетел через всю залу, врезался в древний барельеф, безжалостно ломая хрупкие детали из резного камня.
Мебир вскочил в момент, отплевываясь кровью. Наконечник посоха пылал как раскаленное до белого каления железо – пока он летел, успел подготовиться к атаке, и теперь в окружающее пространство изливалась древняя сила – Сила, которая пробудилась.
Йень-Нен все понял еще за мгновение до своего удара – но и он не всесилен. Колдун выкрикивал последние слова заклинания, а он уже был в стремительном броске, с вытянутой вперед ногой, готовой сокрушить обманувшего его врага.
Лицо Мебир Зарра вытянулось – он понял, смерть неизбежна, если он не успеет. Шли мельчайшие доли секунд, и вот чары сотканы. Из воздуха возник силуэт гигантского черного паука – момент и чудовищные жвалы схватили монаха, скомкав его точно тряпичную куклу. Раздался ужасающий хруст, заглушаемый радостным смехом чернокнижника. Еще мгновение - и оба исчезли – а на каменном полу лежал обезображенный труп.
30 число месяца Падения Зерна. День. Сторн. Главный остров. Порт.
Шань разглядывал сторнийские корабли. На самом деле – это полезно – все жизнь Сторна была связанна с морем, и, глядя на него можно было понять душу этого народа. Он пытался сделать это уже, какой раз... Но бесполезно... Очевидно, их душами уже завладела непроглядная чернота...
Ему снова встретился это странный лириец, которого он спас в гавани. Очевидно опять же, судьба связала их слишком крепкими узами, обязав встречаться время от времени. Это происходило часто – раз в два или три дня.
Джимшид не видел его – это было просто невозможно – Шань каждый раз представал в новом облике – но каждый раз неприметном – ему не нужно было чужое внимание...
Адарец размышлял о своем месте во вселенной, а вселенная окружала его, затягивала в свой водоворот, от которого Шань в свое время отказался. Жизнь все так же текла мимо него.
Он не знал привязаностей, кроме старого Йань-Нена, бывшего ему чем-то вроде отца, учителя...
Может поэтому ему, и явились эти странные видения?
Зала адарского храма. Учитель и незнакомец, схватившиеся в смертельном поединке. Чудовищный паук. Его горящие глаза манили, притягивали к себе, сновно заманивая. Нет, он не сдастся, не поддастся воле монстра!
Шань со вздохом отшатнулся, и... очутился снова на Сторне, близ порта. Прохожие с подозрением смотрели на дергающегося без повода незнакомца.
Адарец огляделся кругом... Могло ли быть так, что его цель изначально была выбрана не верно? Может, совсем не Сторн, ждал его? А что же тогда, где он должен быть, руководствуясь провидением?
Возможно ли, что это страна, которая лежит безмятежной? Где пока не бушует ни всепоражающая смерть, ни всепоглощающая тьма? Которую, как думают Великие, обойдет всякая угроза?
Может как раз там, в безмолвных песках, в древних храмах, и в бескрайних степях, и поднимает голову Тьма, через которую не пробиться взору? Не зря же провидение послало ему этого молодого человека.
Монах направился к нему, принимая по ходу привычный облик. Джимшид, похоже удивился, но не слишком.
- Хранит тебя Незримость, – пробормотал адарец, встав рядом с лирийцем.
- Да будет воля Каар над тобой.
Шань постоял рядом, посмотрел кругом, и как бы невзначай продолжил:
- Не надоело еще торчать здесь?
- А что делать? Ни один корабль не плывет в Лирию, ни один... – на лице Джишида застыла обреченность.
Адарец улыбнулся:
- Корабли здесь есть. Бери и плыви.
Теперь Джимшид глядел на него как на сумасшедшего.
- Что, вдвоем? На корабле? А парусами кто будет управлять - крысы?
- Нет таких возможностей, которые нельзя было бы реализовать... – продолжил Шань. – Если ты согласен отправиться со мной, просто – делай.
- Ну, хорошо... – пожал плечами Джимшид, решивший уже ничему не удивляться.
Подходящий корабль они нашли довольно быстро. Команды на том, как ни странно не было, а стоило Шаню взбежать по мостику на палубу, как паруса сами зашевелились, штурвал сам закрутился, канаты, удерживающие корабль у берега сами раскрутились, и лириец только успел запрыгнуть на борт, как он отчалил.
- Будем у берегов Лирии через полторы недели, – заметил Шань. – Все-таки Незримость великая вещь, что ни говори. Я помогу тебе, друг, а ты поможешь мне.
Шань разглядывал сторнийские корабли. На самом деле – это полезно – все жизнь Сторна была связанна с морем, и, глядя на него можно было понять душу этого народа. Он пытался сделать это уже, какой раз... Но бесполезно... Очевидно, их душами уже завладела непроглядная чернота...
Ему снова встретился это странный лириец, которого он спас в гавани. Очевидно опять же, судьба связала их слишком крепкими узами, обязав встречаться время от времени. Это происходило часто – раз в два или три дня.
Джимшид не видел его – это было просто невозможно – Шань каждый раз представал в новом облике – но каждый раз неприметном – ему не нужно было чужое внимание...
Адарец размышлял о своем месте во вселенной, а вселенная окружала его, затягивала в свой водоворот, от которого Шань в свое время отказался. Жизнь все так же текла мимо него.
Он не знал привязаностей, кроме старого Йань-Нена, бывшего ему чем-то вроде отца, учителя...
Может поэтому ему, и явились эти странные видения?
Зала адарского храма. Учитель и незнакомец, схватившиеся в смертельном поединке. Чудовищный паук. Его горящие глаза манили, притягивали к себе, сновно заманивая. Нет, он не сдастся, не поддастся воле монстра!
Шань со вздохом отшатнулся, и... очутился снова на Сторне, близ порта. Прохожие с подозрением смотрели на дергающегося без повода незнакомца.
Адарец огляделся кругом... Могло ли быть так, что его цель изначально была выбрана не верно? Может, совсем не Сторн, ждал его? А что же тогда, где он должен быть, руководствуясь провидением?
Возможно ли, что это страна, которая лежит безмятежной? Где пока не бушует ни всепоражающая смерть, ни всепоглощающая тьма? Которую, как думают Великие, обойдет всякая угроза?
Может как раз там, в безмолвных песках, в древних храмах, и в бескрайних степях, и поднимает голову Тьма, через которую не пробиться взору? Не зря же провидение послало ему этого молодого человека.
Монах направился к нему, принимая по ходу привычный облик. Джимшид, похоже удивился, но не слишком.
- Хранит тебя Незримость, – пробормотал адарец, встав рядом с лирийцем.
- Да будет воля Каар над тобой.
Шань постоял рядом, посмотрел кругом, и как бы невзначай продолжил:
- Не надоело еще торчать здесь?
- А что делать? Ни один корабль не плывет в Лирию, ни один... – на лице Джишида застыла обреченность.
Адарец улыбнулся:
- Корабли здесь есть. Бери и плыви.
Теперь Джимшид глядел на него как на сумасшедшего.
- Что, вдвоем? На корабле? А парусами кто будет управлять - крысы?
- Нет таких возможностей, которые нельзя было бы реализовать... – продолжил Шань. – Если ты согласен отправиться со мной, просто – делай.
- Ну, хорошо... – пожал плечами Джимшид, решивший уже ничему не удивляться.
Подходящий корабль они нашли довольно быстро. Команды на том, как ни странно не было, а стоило Шаню взбежать по мостику на палубу, как паруса сами зашевелились, штурвал сам закрутился, канаты, удерживающие корабль у берега сами раскрутились, и лириец только успел запрыгнуть на борт, как он отчалил.
- Будем у берегов Лирии через полторы недели, – заметил Шань. – Все-таки Незримость великая вещь, что ни говори. Я помогу тебе, друг, а ты поможешь мне.
30 число месяца Падения Зерна. Вечер. Лакона. Близ Темного Брода.
Заметно потемнело. Солнечный свет не мог пробиться через эти темные тучи. Лирийцы, похоже, решили тоже встать насмерть и не сдвинуться с места ни при каких условиях. Но лаконцы не сдавались, - они бросались вперед - и там, где проходили воины Ярно, оставались лишь тела врагов. Победа была близкой, хотя оба войска уже изнурили себя - не счесть убитых, застеливших телами, словно упавшими листьями равнину, не затихают стоны умирающих. Везде лежали разбитые шлемы, кирасы, покореженные мечи, обломки копий... Смерть уже собрала свой богатый урожай, но битва еще не была окончена.
Внезапно порывы ветра стали еще сильнее, они рвали знамена, валили с ног... Тучи мчались по небу, словно бешеные. Вспышка молнии! Загрохотал гром. Посветлело на миг, и Доминик увидел, что по небу словно несутся различные животные - лошади, волки, вороны... Вскоре стало понятно - это были облака, принявшие столь странную форму. Еще порыв ветра! И силуэты смешались, стали вовсе неразличимы. Пошел крупный тяжелый снег. От жара пролитой крови он таял, и вскоре в долине встал туман.
Что-то различить на расстоянии десяти шагов стало и вовсе невозможно. Доминик потерял из виду Артура, Корвина, штандарт с тигром и девушкой. Он продолжал сражаться, махать мечом, хотя чувствовал - он чертовски устал. Руки болели. Из небольшой, но неприятной раны на плече сочилась кровь, сделавшая липкой всю грудь. Приближался вечер, солнце клонилось к закату, периодически выныривая из-за облаков и окрашивая все в мрачно-багрянные цвета. Земля, впрочем, уже давно была красной от крови. Было скользко, многие рыцари падали и не вставали. Но битва продолжалась.
Внезапно раздался непонятный гул - точно били в большой барабан, и не один. Звук шел с востока. Конь Доминика насторожился - зашевелил ушами в этом направлении, точно пытаясь понять - что за опасность приближается оттуда. Самому же ле Рамлету было уже все равно - будь проклято все, он рубил, колол, и готов был умереть прямо сейчас. Больше никаких сил не осталось.
Однако гул все нарастал - ближайшие лошади все больше стали проявлять беспокойство - от источника гула шли непонятные волны страха.
- Тени бы побрали этот туман! - прорычал один из рыцарей, пытаясь хоть что-то разглядеть в этой стороне, откуда слышались крики, топот лошадей, и что-то совсем не понятное. Какие-то словно гигантские неясные фигуры были видны отсюда, и более ничего.
Прошло еще какое-то время. Битва продолжалась, и силы были словно равны, когда Доминик увидел ЭТО. Мохнатое гигантское чудовище, горбатое и страшное, словно явившееся из Преисподнии. Оно прошло сквозь рассыпающийся строй кавалерии - лошади шарахались от него, хрипели, метались по сторонам, словно обезумев. И неудивительно - от него как будто шел сам ужас. За ним следом появился еще один такой урод, а за ним и еще. При виде отвратительных тварей, пропадало всякое желание сражаться, оставалось лишь одно - бежать, бежать без оглядки. А тут еще и лирийцы - таризы и гарры поднажали - и вот лаконцы не выдержали и стали отступать. Нет, не отступать! Какое там! Все просто кинулись куда глаза глядят, не разбирая ни дороги, ни где свои, ни где чужие. Потоптали собственную пехоту, потеряли всякое подобие боевого порядка - и побежали.
То, что они проиграли - всем было ясно без слов. Что там победа! Жизнь бы спасти! А это становилось все еще более трудным - новая угроза пришла с западного фланга. Какие-то карлики, скачущие на карликовых же лошадях, визжащие, стреляющие какими-то совсем уж мелкими стрелами. И странно - на этот раз все эти жуткие стрелы находили свою цель, невероятным образом проникая и сквозь доспехи и сквозь шлемы. Убитых было не счесть, а эта непонятная смерть все разила и разила.
Доминик гнал коня к холму - по крайней мере, он думал, что к холму. Туман сгустился до такой степени, что стало совершенно неразличимо, где и что находится. Он потерял своих из виду, какая-то особо удачливая стрела убила под ним коня. Он упал на спину.
Небо было черным-черным. Шел снег. На губах - лишь кровь. Где-то рядом еще шло сражение, где-то еще умирали, где-то ржали обезумевшие кони, где-то звучал жуткий "бом-бом-бом". Они проиграли все. И Лакону и свои жизни.
Собрав остатки сил, Доминик встал и пошел. Кажется, рядом нет ни гарров ни таризов - они все ушли или дальше, или же еще не дошли до сюда. В любом случае - скоро они вернуться, чтобы добить тех, кто еще остался жив. Юный ле Рамлет шел по трупам - некуда было ступить - везде тела, мертвые лаконцы и лирийцы. Он обо что-то споткнулся. Взглянул. Древко, а на нем флаг - тигр и девушка - валяются в луже застывшей крови. Рядом кто-то еще сражается, но их не видно сквозь туман, красную дымку, застилающую все вокруг.
Наконец туман расступился. Император! Сражающийся пешим, один против множества врагов наседающих на него. Доминик из последних усилий выхватил меч. Он умрет рядом с ним! И пусть такова будет его судьба! Он кинулся к Ярно.
Но он не был один - рядом оказался и Артур ле Тейн, без шлема, без лошади. Он замер глядя на Доминика. Что же он медлит?! Поможем же Императору! Наконец, кажется, он решился. Они встали рядом, отражая вражеский натиск. А потом появились и другие, сумевшие справится со своими лошадьми, вернувшиеся - они смогли откинуть врага, хотя бы и на несколько минут. Ярно был спасен. Да, он проиграл битву, но война еще не закончена. В последний раз за сегодняшний день затрубили рога, и все стали отходить, туда дальше, за холм, спасаясь от ярости неумолимой Орды, которая выиграла этой бой. Этот день кончился. Началась зима.
Заметно потемнело. Солнечный свет не мог пробиться через эти темные тучи. Лирийцы, похоже, решили тоже встать насмерть и не сдвинуться с места ни при каких условиях. Но лаконцы не сдавались, - они бросались вперед - и там, где проходили воины Ярно, оставались лишь тела врагов. Победа была близкой, хотя оба войска уже изнурили себя - не счесть убитых, застеливших телами, словно упавшими листьями равнину, не затихают стоны умирающих. Везде лежали разбитые шлемы, кирасы, покореженные мечи, обломки копий... Смерть уже собрала свой богатый урожай, но битва еще не была окончена.
Внезапно порывы ветра стали еще сильнее, они рвали знамена, валили с ног... Тучи мчались по небу, словно бешеные. Вспышка молнии! Загрохотал гром. Посветлело на миг, и Доминик увидел, что по небу словно несутся различные животные - лошади, волки, вороны... Вскоре стало понятно - это были облака, принявшие столь странную форму. Еще порыв ветра! И силуэты смешались, стали вовсе неразличимы. Пошел крупный тяжелый снег. От жара пролитой крови он таял, и вскоре в долине встал туман.
Что-то различить на расстоянии десяти шагов стало и вовсе невозможно. Доминик потерял из виду Артура, Корвина, штандарт с тигром и девушкой. Он продолжал сражаться, махать мечом, хотя чувствовал - он чертовски устал. Руки болели. Из небольшой, но неприятной раны на плече сочилась кровь, сделавшая липкой всю грудь. Приближался вечер, солнце клонилось к закату, периодически выныривая из-за облаков и окрашивая все в мрачно-багрянные цвета. Земля, впрочем, уже давно была красной от крови. Было скользко, многие рыцари падали и не вставали. Но битва продолжалась.
Внезапно раздался непонятный гул - точно били в большой барабан, и не один. Звук шел с востока. Конь Доминика насторожился - зашевелил ушами в этом направлении, точно пытаясь понять - что за опасность приближается оттуда. Самому же ле Рамлету было уже все равно - будь проклято все, он рубил, колол, и готов был умереть прямо сейчас. Больше никаких сил не осталось.
Однако гул все нарастал - ближайшие лошади все больше стали проявлять беспокойство - от источника гула шли непонятные волны страха.
- Тени бы побрали этот туман! - прорычал один из рыцарей, пытаясь хоть что-то разглядеть в этой стороне, откуда слышались крики, топот лошадей, и что-то совсем не понятное. Какие-то словно гигантские неясные фигуры были видны отсюда, и более ничего.
Прошло еще какое-то время. Битва продолжалась, и силы были словно равны, когда Доминик увидел ЭТО. Мохнатое гигантское чудовище, горбатое и страшное, словно явившееся из Преисподнии. Оно прошло сквозь рассыпающийся строй кавалерии - лошади шарахались от него, хрипели, метались по сторонам, словно обезумев. И неудивительно - от него как будто шел сам ужас. За ним следом появился еще один такой урод, а за ним и еще. При виде отвратительных тварей, пропадало всякое желание сражаться, оставалось лишь одно - бежать, бежать без оглядки. А тут еще и лирийцы - таризы и гарры поднажали - и вот лаконцы не выдержали и стали отступать. Нет, не отступать! Какое там! Все просто кинулись куда глаза глядят, не разбирая ни дороги, ни где свои, ни где чужие. Потоптали собственную пехоту, потеряли всякое подобие боевого порядка - и побежали.
То, что они проиграли - всем было ясно без слов. Что там победа! Жизнь бы спасти! А это становилось все еще более трудным - новая угроза пришла с западного фланга. Какие-то карлики, скачущие на карликовых же лошадях, визжащие, стреляющие какими-то совсем уж мелкими стрелами. И странно - на этот раз все эти жуткие стрелы находили свою цель, невероятным образом проникая и сквозь доспехи и сквозь шлемы. Убитых было не счесть, а эта непонятная смерть все разила и разила.
Доминик гнал коня к холму - по крайней мере, он думал, что к холму. Туман сгустился до такой степени, что стало совершенно неразличимо, где и что находится. Он потерял своих из виду, какая-то особо удачливая стрела убила под ним коня. Он упал на спину.
Небо было черным-черным. Шел снег. На губах - лишь кровь. Где-то рядом еще шло сражение, где-то еще умирали, где-то ржали обезумевшие кони, где-то звучал жуткий "бом-бом-бом". Они проиграли все. И Лакону и свои жизни.
Собрав остатки сил, Доминик встал и пошел. Кажется, рядом нет ни гарров ни таризов - они все ушли или дальше, или же еще не дошли до сюда. В любом случае - скоро они вернуться, чтобы добить тех, кто еще остался жив. Юный ле Рамлет шел по трупам - некуда было ступить - везде тела, мертвые лаконцы и лирийцы. Он обо что-то споткнулся. Взглянул. Древко, а на нем флаг - тигр и девушка - валяются в луже застывшей крови. Рядом кто-то еще сражается, но их не видно сквозь туман, красную дымку, застилающую все вокруг.
Наконец туман расступился. Император! Сражающийся пешим, один против множества врагов наседающих на него. Доминик из последних усилий выхватил меч. Он умрет рядом с ним! И пусть такова будет его судьба! Он кинулся к Ярно.
Но он не был один - рядом оказался и Артур ле Тейн, без шлема, без лошади. Он замер глядя на Доминика. Что же он медлит?! Поможем же Императору! Наконец, кажется, он решился. Они встали рядом, отражая вражеский натиск. А потом появились и другие, сумевшие справится со своими лошадьми, вернувшиеся - они смогли откинуть врага, хотя бы и на несколько минут. Ярно был спасен. Да, он проиграл битву, но война еще не закончена. В последний раз за сегодняшний день затрубили рога, и все стали отходить, туда дальше, за холм, спасаясь от ярости неумолимой Орды, которая выиграла этой бой. Этот день кончился. Началась зима.
30 число месяца Падения Зерна. Вечер. Лакона. Близ Темного Брода.
Когда почти все резервы были истощены, Кир сделала чуть заметный жест рукой, и Вефир понял – пора.
- Что ж, храбрый Афиар, я даю тебе шанс показать все, на что способны ты и твои воины.Вы ударите с востока, как мы и договаривались. Ты же, Барг-Танг... – Вефир посмотрел на маленького карлика, и улыбнулся ему, – ударишь с запада. Сокрушим лаконского колосса навеки! Это будет нашей окончательной победой...
- Повелитель! – вождь кхеваров упал перед ним на колени. – Окажи честь – будь со мной, в момент моего и твоего триумфа. Позволь показать тебе, чем страшны мои воины и почему по всей Лирии идут рассказы о нашем могуществе!
- Позволяю, – холодно бросил Вефир, хотя сам заинтересовался, - чем задумал удивить его чернокожий хитрец?
Все оказалось просто и в тоже время – грандиозно. Вместе с собой кхевары привели хемеллов – гиганских горбатых животных – исконно обитавших в пустыне, но спокойно переносивших и холод тай-суанских гор. Почти все они смогли дойти досюда – и теперь стали секретным оружием победы. Как известно, лошади не видавшие их раньше – не терпят их с собою рядом – пугаются их ужасающего вида и запаха.
Рывком Вефира закинули в странное приспособление установленное на горбе этого непостижимого зверя – оно предназначалось и для перемещения, и в тоже время отсюда можно было вести стрельбу – хемелл возвышался над землей на два с лишним человеческих роста – видимость была просто прекрасной. Зато запах и, правда, был ужасающ.
Афиар дал команду, кто-то дернул за "поводья", зверь поднялся, "Гнездо" зашаталось, но, к облегчению советника великого хана устояло. Животное лениво озиралось кругом, погонщики от души лупили ему палками по бокам, Вефир пытался не дышать – ему казалось, что еще пару минут, и он задохнется от вони. Наконец люди и хемелл пришли к соглашению – зверюга взревела как пустынный смерч, и гигантскими шагами двинулась вперед.
Чуть меньше минуты – и они уже посреди лаконских боевых порядков – было слышно, как рыцари вопят от ужаса. Да, было чего бояться – горбатое воняющее чудовище, с налитыми кровью глазами – и ведь никто не знает, что хемелл не ест ничего кроме как своего любимого чертополоха и прочей колючки. Глупцы наверняка думают, что сейчас он сжует прямо в доспехах одного из них. Было слышно, как топают ноги зверя – Топ! Топ! - Топ! Топ! В такт били барабаны кхеваров – Бом! Бом! – Бом! Бом!
Лаконцы в панике бежали. С запада еще ударили ллунифы, окончательно похоронив для имперцев всякую надежду. Битва была окончена.
Уже ночью Вефир, Афиар, Барг-Танг, Кир и израненный Кармун праздновали победу. Да, хотя Ярно и бежал с остатками войска, его потери сейчас были невосполнимы: почти все дворянство империи полегло на поле боя. Тех, кого взяли в плен, решено было оскопить и отправить с позором в Фалессу, отобрав оружие – проигравшие не заслуживали снисхождения.
Война приближалась к своему концу. Финал. Вефир завоевал для своего повелителя оставшуюся треть мира – но где же он, куда он пропал? Где сейчас настоящий Сафар-ибн Изим Бнед? Ответа не было.
Когда почти все резервы были истощены, Кир сделала чуть заметный жест рукой, и Вефир понял – пора.
- Что ж, храбрый Афиар, я даю тебе шанс показать все, на что способны ты и твои воины.Вы ударите с востока, как мы и договаривались. Ты же, Барг-Танг... – Вефир посмотрел на маленького карлика, и улыбнулся ему, – ударишь с запада. Сокрушим лаконского колосса навеки! Это будет нашей окончательной победой...
- Повелитель! – вождь кхеваров упал перед ним на колени. – Окажи честь – будь со мной, в момент моего и твоего триумфа. Позволь показать тебе, чем страшны мои воины и почему по всей Лирии идут рассказы о нашем могуществе!
- Позволяю, – холодно бросил Вефир, хотя сам заинтересовался, - чем задумал удивить его чернокожий хитрец?
Все оказалось просто и в тоже время – грандиозно. Вместе с собой кхевары привели хемеллов – гиганских горбатых животных – исконно обитавших в пустыне, но спокойно переносивших и холод тай-суанских гор. Почти все они смогли дойти досюда – и теперь стали секретным оружием победы. Как известно, лошади не видавшие их раньше – не терпят их с собою рядом – пугаются их ужасающего вида и запаха.
Рывком Вефира закинули в странное приспособление установленное на горбе этого непостижимого зверя – оно предназначалось и для перемещения, и в тоже время отсюда можно было вести стрельбу – хемелл возвышался над землей на два с лишним человеческих роста – видимость была просто прекрасной. Зато запах и, правда, был ужасающ.
Афиар дал команду, кто-то дернул за "поводья", зверь поднялся, "Гнездо" зашаталось, но, к облегчению советника великого хана устояло. Животное лениво озиралось кругом, погонщики от души лупили ему палками по бокам, Вефир пытался не дышать – ему казалось, что еще пару минут, и он задохнется от вони. Наконец люди и хемелл пришли к соглашению – зверюга взревела как пустынный смерч, и гигантскими шагами двинулась вперед.
Чуть меньше минуты – и они уже посреди лаконских боевых порядков – было слышно, как рыцари вопят от ужаса. Да, было чего бояться – горбатое воняющее чудовище, с налитыми кровью глазами – и ведь никто не знает, что хемелл не ест ничего кроме как своего любимого чертополоха и прочей колючки. Глупцы наверняка думают, что сейчас он сжует прямо в доспехах одного из них. Было слышно, как топают ноги зверя – Топ! Топ! - Топ! Топ! В такт били барабаны кхеваров – Бом! Бом! – Бом! Бом!
Лаконцы в панике бежали. С запада еще ударили ллунифы, окончательно похоронив для имперцев всякую надежду. Битва была окончена.
Уже ночью Вефир, Афиар, Барг-Танг, Кир и израненный Кармун праздновали победу. Да, хотя Ярно и бежал с остатками войска, его потери сейчас были невосполнимы: почти все дворянство империи полегло на поле боя. Тех, кого взяли в плен, решено было оскопить и отправить с позором в Фалессу, отобрав оружие – проигравшие не заслуживали снисхождения.
Война приближалась к своему концу. Финал. Вефир завоевал для своего повелителя оставшуюся треть мира – но где же он, куда он пропал? Где сейчас настоящий Сафар-ибн Изим Бнед? Ответа не было.
1 число месяца Темнейших Глубин. Где-то.
Волна, большая волна бежит по бушующему морю вслед за своей сестрой, а за ней и еще одна. И вот перед ней черная, как ночь скала, и волна разбивается об нее веером соленых обжигающих брызг, попадающих на лицо человеку, стоящему на утесе.
Это Сафар иб-Изим Бнед, правитель уже всего мира, пропавший, и не найденный, потерянный среди времени и пространства, заточенный, ожидающий...
- Я видел сражение... – он обернулся со словами к высокому воину, закованному в черные доспехи. – Кажется между Союзом Тысячи Племен и Лаконской армией...
- Война смертных предварит столкновение великих сил, – кивнул незнакомец. – Так всегда бывает. Здесь выигрывает тот, кто до последнего сможет остаться в тени. Я видел подобное много раз... Ты был всего лишь пешкой, Сафар, а не королем. Не тешь себя иллюзиями, тебе бы не удалось поцарствовать всласть. Тебе бы пришлось платить свои долги.
- Я всегда платил по счетам... Я отдал дочь... – процедил сквозь зубы властитель двух (или уже трех?) третей мира.
- Твоя дочь – это не ты сам, – заметил черный рыцарь, всматриваясь в вечно штормовое небо. – Ты отдал одну дочь, отдал вторую, сбежавшую, отдал бы, не задумываясь, и третью... Ты пешка Сафар, и неразумная пешка. Змея давно играла против тебя, а ты – ты даже этого не заметил?
- Я думал... – упрямо мотнул головой Сафар.
- Точно? – рассмеялся незнакомец. – Думать – это надо уметь. Не каждый может. В общем, слушай, я тебе так уж и быть объясню... Ты сам волшебник, хотя еще и не раскрывшийся. И твои три дочери сполна обладают этим талантом. Иллиссайе строит на этом мостик, который позволит тебя контролировать. Ведь родная кровь – великая сила.
- Какое это сейчас имеет значение? – хан Лирии покачал головой. – Я заточен здесь... готовлюсь к... смерти, или что там ты мне готовишь?
- Это не смерть. Это хуже, – без эмоций заметил рыцарь. – Но я дам тебе отсрочку, владыка смертных. Постарайся использовать ее во благо. Себе. И своему народу...
- Ты говорил, что не властен над моей судьбой. – Сафар все еще не верил, просто не мог поверить.
- Ну, я не властен... – незнакомец улыбнулся. – А мой меч – властен, – с этими словами он достал из ножен блестящий клинок, взмахнул им пару раз. - Подарок. Полезная вещица. Другой такой нет, да и быть не может. Только копии. А копия всей прелести оригинала не передает...
Сафар уже ничего не понимал. О чем это он?
- Ладно, – незнакомец взмахнул мечом. – Я думаю, ты не будешь возражать, если я перемещу тебя не в Лирию, а на некий корабль, что идет к ее берегам?... Там люди, которых тоже ведет по жизни судьба. У вас получится неплохая компания. А теперь держись...
Меч черного рыцаря со свистом резал воздух, и вокруг сгущалась несотворенная ночь. Сафар почувствовал, что порывы ветра вечно бушующего над Фразт-Фёстом, усилились до своего предела.
А затем все успокоилось. Словно еще одна страница истории перевернулась. Хан Лирии очутился на одном корабле с двумя другими людьми. Он из них был таким же лирийцем, второй явно – из Адара. Лириец был до передела изумлен, а вот адарец делал вид, будто так и должно быть.
Хан вздохнул.
- Значит, я возвращаюсь домой?
Волна, большая волна бежит по бушующему морю вслед за своей сестрой, а за ней и еще одна. И вот перед ней черная, как ночь скала, и волна разбивается об нее веером соленых обжигающих брызг, попадающих на лицо человеку, стоящему на утесе.
Это Сафар иб-Изим Бнед, правитель уже всего мира, пропавший, и не найденный, потерянный среди времени и пространства, заточенный, ожидающий...
- Я видел сражение... – он обернулся со словами к высокому воину, закованному в черные доспехи. – Кажется между Союзом Тысячи Племен и Лаконской армией...
- Война смертных предварит столкновение великих сил, – кивнул незнакомец. – Так всегда бывает. Здесь выигрывает тот, кто до последнего сможет остаться в тени. Я видел подобное много раз... Ты был всего лишь пешкой, Сафар, а не королем. Не тешь себя иллюзиями, тебе бы не удалось поцарствовать всласть. Тебе бы пришлось платить свои долги.
- Я всегда платил по счетам... Я отдал дочь... – процедил сквозь зубы властитель двух (или уже трех?) третей мира.
- Твоя дочь – это не ты сам, – заметил черный рыцарь, всматриваясь в вечно штормовое небо. – Ты отдал одну дочь, отдал вторую, сбежавшую, отдал бы, не задумываясь, и третью... Ты пешка Сафар, и неразумная пешка. Змея давно играла против тебя, а ты – ты даже этого не заметил?
- Я думал... – упрямо мотнул головой Сафар.
- Точно? – рассмеялся незнакомец. – Думать – это надо уметь. Не каждый может. В общем, слушай, я тебе так уж и быть объясню... Ты сам волшебник, хотя еще и не раскрывшийся. И твои три дочери сполна обладают этим талантом. Иллиссайе строит на этом мостик, который позволит тебя контролировать. Ведь родная кровь – великая сила.
- Какое это сейчас имеет значение? – хан Лирии покачал головой. – Я заточен здесь... готовлюсь к... смерти, или что там ты мне готовишь?
- Это не смерть. Это хуже, – без эмоций заметил рыцарь. – Но я дам тебе отсрочку, владыка смертных. Постарайся использовать ее во благо. Себе. И своему народу...
- Ты говорил, что не властен над моей судьбой. – Сафар все еще не верил, просто не мог поверить.
- Ну, я не властен... – незнакомец улыбнулся. – А мой меч – властен, – с этими словами он достал из ножен блестящий клинок, взмахнул им пару раз. - Подарок. Полезная вещица. Другой такой нет, да и быть не может. Только копии. А копия всей прелести оригинала не передает...
Сафар уже ничего не понимал. О чем это он?
- Ладно, – незнакомец взмахнул мечом. – Я думаю, ты не будешь возражать, если я перемещу тебя не в Лирию, а на некий корабль, что идет к ее берегам?... Там люди, которых тоже ведет по жизни судьба. У вас получится неплохая компания. А теперь держись...
Меч черного рыцаря со свистом резал воздух, и вокруг сгущалась несотворенная ночь. Сафар почувствовал, что порывы ветра вечно бушующего над Фразт-Фёстом, усилились до своего предела.
А затем все успокоилось. Словно еще одна страница истории перевернулась. Хан Лирии очутился на одном корабле с двумя другими людьми. Он из них был таким же лирийцем, второй явно – из Адара. Лириец был до передела изумлен, а вот адарец делал вид, будто так и должно быть.
Хан вздохнул.
- Значит, я возвращаюсь домой?
22 – 24 числа месяца Зерна
Беспокойно стало на Вшивом конце, нехорошо…
Уже до всех дошло, что столицу возьмут, как бы там Лорд Клинок, он же герцог Амарра, не ухищрялся. Нам-то, в принципе, все равно, но за штурмом следует резня – так, нет? Мы сторнийцам с лирийцами без надобности… так нам казалось, а вот поди ж ты – чума.
Вот теперь хуже уже некуда. Все трущобы – Земляной город, Хосо, Тени и мой родной Вшивый конец – метались кто в панике, а кто уже и в чумной горячке. Вокруг них стояло густое оцепление из бесполезных гвардейцев и непреодолимых светляков. Три первых района Нижнего города уже вообще потеряли человеческий облик, а Тени так вообще выгорели почти начисто. Мы еще бодрились, а нервный там смех или какой – так это ж не важно…
Вот и сегодня, двадцать второго, мы собрались в трактире у Форли. Старина уже заболел, но оттягивался как мог. За выпивку у него уже никто не платил, ровно как и за официанток. Правда, те пускали к себе только здоровых – больным оставалось лишь нажираться с целью умереть в пьяном сне.
Я был здоров и весел, хотя мародерство и нагоняет скуку. На этот вечер я взял с собой гитару, дабы привить умирающим вкус к жизни.
После того, как все приняли по третьей, я вышел из-за стойки с намерением сыграть что-то радостное.
Когда волочиться я начал за нею,
Немало я ласковых слов говорил,
Но более всех
Имели успех
Слова «Мы поженимся, Шела О’Нил!».
Дождался я брака,
Но скоро, однако,
Лишился покоя, остался без сил.
От ведьмы проклятой
Ушел я в солдаты,
Оставив на родине Шелу О’Нил.
Решился я вскоре
Бежать через море,
С колонной сторнийцев в атаку ходил
Навстречу снарядам,
Ложившимся рядом
С шипеньем и свистом, как Шела О’Нил!
У Рикарда в войске
Я дрался геройски,
Меча не боялся и с болтом дружил.
Нет в мире кинжала
Острее, чем жало
Безжалостной женщины – Шелы О’Нил!
Часть заржала. Кто-то даже захлопал. Я исполнил коротенький тост:
У которых есть, что есть – те подчас не могут есть,
А другие могут есть, да сидят без хлеба.
А у нас тут есть, что есть, да при этом есть, чем есть, -
Значит, нам благодарить остается небо.
Как я и рассчитывал, в смехе преобладал сарказм.
Наш Форли пива наварил
И всех друзей позвал на пир.
Таких счастливых молодцов
Еще не знал огромный мир!
Никто не пьян, никто не пьян,
А так, под мухою, чуть-чуть.
Пусть день встает, петух поет,
А мы не прочь еще хлебнуть!
Все молодцы, мы дружно пьем.
Три бочки и десяток нас.
Не раз встречались вдестером
И встретимся еще не раз.
Что это – старая луна
Мигает нам из-за ветвей?
Она плывет, домой зовет…
Нет, подождать придется ей!
Последний тот из нас, друзья,
Кто первым ступит за порог.
А первый тот, кого струя
Из нас последним свалит с ног!
А вот это было встречено приветственными криками. Песня легла очень по месту.
-А вот это – для Сью, Салмы и, конечно же, Аши, если она здесь.
Растет камыш среди реки,
Он зелен, прям и тонок.
Я в жизни лучшие деньки
Провел среди девчонок.
Часы заботу нам несут,
Мелькая в быстрой гонке.
А счастья несколько минут
Приносят нам девчонки.
Богатство, слава и почет
Пленяют наши страсти.
Но даже тот, кто их найдет,
Найдет в них мало счастья.
Мне дай свободный вечерок
Да крепкие объятья –
И тяжкий груз мирских тревог
Готов к чертям послать я!
Пускай я буду осужден
Судьей в ослиной коже
Но старый мудрый Соломон
Любил девчонок тоже!
Сперва мужской был создан пол.
Потом, окончив школу,
Творец вселенной перешел
К прекраснейшему полу!
Сью и даже Салма зарумянились. Вдруг на передний план вышла гораздо менее румяная Аша. Вот теперь самое время сменить репертуар. Смотря ей в глаза, я спел вот что:
Милорд спешит в поля, в леса,
Не взяв ни сокола, ни пса.
Не лань он ищет в эту ночь,
А Дженни, фермерскую дочь.
Миледи так нежна, бела,
Но не она ему мила,
Не знатный род ее, не честь,
А то, что дал за нею тесть.
Где перепелка меж болот
Сквозь вереск выводок ведет,
Там девушка живет в тиши,
Цветок, раскрывшийся в глуши.
Две стройных ножки поутру
Скользят по мшистому ковру,
И смех играет, как алмаз,
В зрачках задорных синих глаз.
Осанка леди и наряд –
Образчик вкуса, говорят.
Но та сулит нам рой утех,
Кого мы любим больше всех!
Теперь уже синеглазая Аша вспыхнула, как Тени. Опустив очи долу, она удалилась в дальний конец зала и оттуда принялась бросать на меня короткие взгляды. О, вечер даром не прошел!
Покинув зал парой часов позже, я присел на раздолбанную коновязь и принялся ждать. Благодаря своим певческим упражнениям я не успел выпить сколько-нибудь значительное количество хмельного и был приятно трезв.
Минуты через полторы (быстро, однако) мое ожидание окончилось – из «Старого ведра» вышла Аша.
-Сир Крыс? Вы здесь? – прокричала она, рассчитывая дозваться якобы уходящего меня.
Я своей фирменной скользящей походочкой подкрался к ней…
-Не сир, Аша. Просто Крыс.
Она вздрогнула и обернулась.
-Это вы?
-«Вы»
Откуда такая… изысканность?
-Ну, я читала кое-какие книги, папа их, ну, украл как-то, а продать не смог. А я читать умею – мама научила.
-Любопытно. Так ты меня звала?
-Понимаете…
-Аша! Мы с тобой родились во Вшивом конце. Давай на ты, без церемоний.
-Хорошо, Крыс… Так вот… Мне еще никто не пел. Обычно или так пытаются влезть, или деньги суют. А я… ну, не могу я так!
Краснеть я не умею, так что без комментариев.
-Ну и?
-А вы… Ну, не такой…
-Думаешь, девочка?
-Я… я говорила с дядей Форли. Он хороший, вообще-то. Он мне про вас рассказал. И Сью мне про вас рассказала… И еще некоторые…
-Аша, на ты…
-Ладно. Но я все равно думаю – вы не такой! Вы не похожи на… ну, на этих! – она указала на трактир.
-Все правильно – я хуже, - идея попользоваться девчонкой ушла далеко назад, почему-то захотелось поговорить. Бывает…
-Нет! И Крысом ты зря себя называешь!
-Ха! А ты знаешь, ПОЧЕМУ я так прозываюсь?
-Ну, ясно же – крысы, они опасные и противные… ой, извини…
-Все правильно, но не из-за того. Нет ни одной твари умнее и хитрее крысы. Только люди, да и то не все.
-Да, и дядя Форли говорил – умный ты… А еще говорил, что ты никого не любишь. Правда?
-Правда, - все, как на девчонке на Аше можно ставить крест.
-А может, это потому, что тебя никто не любит?
-Не знаю. Не думал об этом, - думал, еще как думал, а толку ноль.
-А почему не любят тебя – знаешь?
-Ну скажи мне, дураку…
-Да вот именно потому, что ты не похож ни на кого… - вот я так же и думал когда-то давно, только вот ей зачем знать?
-Так все за своего принимают, и ничего.
-Ну, ты притворяешься таким, вроде как дядя Форли, только иногда перебарщиваешь! Вот откуда все это, что ты беспредельшик и душегуб… Но вот не такой ты. Вот смотрю я на этих всех, и аж противно. А на тебя смотрю – и аж жарко внутри…
-Без толку это, девочка. Вот ты говоришь – никто меня не любит. Ха! Да я любую в себя влюбить могу: Сью, или там тебя… Но мне что, легче? Вот я тебя захотел – и ты влюбилась. Просто жалко мне тебя, умненькая так как.
-То есть ты это все сыграл… просто так? Потому что девочку на ночь не нашел?
-Ага.
-А мне все равно!
Блиииин… Ей все-таки удалось меня шокировать…
-Как – все равно???
-Да вот так! Нравишься ты мне, Крыс. Что-то я в тебе вижу… Да такое, чего у других нету.
-Нет во мне ничего. Ничего хорошего, по крайней мере.
-Есть.
-Нет.
-Есть!
-Нет.
-Есть!!!
-Нет. И не ори.
-Слушай, Крыс! Ты меня тут ждал?
-Ждал.
-Вести меня куда-то собирался?
-Собирался.
-Ну и веди!
-А оно тебе надо?
-Если ты не заметил, у нас тут чума. Умереть я могу в любую секунду, так и не попробовав…
-Стоп! Так ты что, никогда не…?
-Никогда.
-Блиииин... Ну, тогда тебе точно не ко мне…
-А к кому? К одному из тех медведей? Слушай, не валяй дурака. Я хочу, и ты хочешь. Все просто.
Ну, как говориться, я предупреждал… Я свел девчонку в свою текущую берлогу и сделал все, чтоб показать ей небо в алмазах. По-моему, алмазы получились карат в сто каждый…
А утром она уже металась в жару…
А, ЧЕРТ!!! Девчонка была больна, и уже дня два, по всем признакам. А мне – ни намека! Хотя намеки-то были, но… Я – идиот, полный и ничем не разбавленный. Она же живет в одном доме с Форли, а тот вообще больше на том свете, чем на этом! И после этого – да чтоб она здорова? Не смешите мои сапоги.
Аша умирала. Вряд ли она даже дотянет до вечера… Вывод? Покойник ты, Крыс. И никто не узнает, где могилка твоя… Хотя там и знать-то некому, разве что Маме Делорм, но если старая ведунья переживет и это, то всегда сможет вызвать мой дух и спросить, где точно я подох. И уж тогда я с полным основанием смогу заявить ей, что мне не повезло.
Радовало лишь одно. Обломись, Судьба! Фиг тебе, а не подвиг! Крыс выскользнул-таки из твоих когтистых лап, притом через то самое место, через которое всякие идиоты из песен попадают в твой капкан.
Существовала возможность, что я выздоровею, но если честно, то ни фига подобного. Это вон дворяне с их лекарями да светляки с их магией выздоравливают, а тебе, Крыс, дулю размером с арбуз…
По всему выходило, что завтра должна начаться горячка, а послезавтра меня уже не будет. Все это время надо было куда-нибудь деть…
До четырех пополудни я сидел с Ашей. Я не упрекнул ее ни единым словом – зачем? Поступок был чисто в моем духе. К тому же девочка и так большую часть времени провела в жутком бреду, звала маму, кричала, что сгорает… В краткие моменты просветления она плакала, шептала, что не хочет умирать, стискивала изо всех сил мою руку, словно надеясь удержаться в этом мире… Но Крыс не был опорой никогда и никому, и в пятом часу Аша умерла.
Ее тело я отнес в «Старое ведро», и никто не издал не звука, пока Форли, весь сотрясаемый ознобом, не вышел со мной на задний двор трактира – был у Форли такой крохотный, но ухоженный палисадничек. Там мы Ашу и похоронили. Пока копали яму, Форли рассказал, что утром умерла Салма, а Сью обнаружила у себя пятна… Первый ком на ее тело бросил я – так как-то получилось. У изголовья могилы мы вкопали дубовую доску, и я (у трактирщика тряслись руки) написал черной масляной краской: «Аша Брайтгриф. Спи, девочка». После мы пожали друг другу руки (а чего теперь мне бояться?), он вернулся за стойку, а я ушел куда шагалось…
Всю ночь я ходил по улочкам и убивал мародеров. Это меня успокаивало… Деталей не помню.
Утром я решил извиниться перед всеми, по чьей душе я прошелся в грязных сапогах. Не то чтоб я сожалел, но, может, им легче будет… Но оказалось, что все они умерли. И старый гончар с женой, чью маленькую внучку я украл по заказу одного старого козла. И девушка, которой я изрезал все лицо, когда она попыталась залезть мне в карман. И паренек, сестра которого умерла из-за того, что я был слишком пьян, чтобы точно кинуть нож. И та старушка, дочь которой я посадил на травку потому, что по ясной голове она меня сторонилась. Все они умерли, и никто, кроме парня, потерявшего сестру, – от чумы. Нет, обычно это была петля или что-то из той же серии.
Я ходил, как лунатик, часов до семи. А потом я вдруг понял, что горячка ко мне не торопится… На радостях я упился в хлам у того же Форли, тоже пьяного в честь того, что он, похоже, пережил свою чуму. Забавно, когда мы хоронили Ашу, оба чувствовали себя покойниками и относились друг к другу с этакой кладбищенской солидарностью. Сейчас же мы окончательно сроднились на почве чудесного выживания и алкогольной радости. До сих пор помню, как мы заплетающимися языками пели:
Пусть всегда будут деньги!
Пусть всегда будут карты!
Пусть всегда будет пиво!
Пусть всегда будем мы!
Наутро я чувствовал себя на редкость фигово, но это лишь доказывало мое присутствие среди живых. Понятное дело, я был рад невероятно. Хотелось прыгать до потолка и целовать камни родных улиц.
Это был знак. Явно. Нет, я не изменил своего гадственного отношения к Судьбе, если эта слепая сила уберегла меня от чумы, то стоит оказать ей ответную любезность.
Мама Делорм, с которой я решил посоветоваться, была немногословна, но категорично заявила, что надо уходить за оцепление – тут от меня пользы не будет. В ответ на резонный вопрос, как же мне пробраться за черту, Мама Делорм рассказала, что черта проведена по городским улицам и тянется высоко в небо.
Я сразу смекнул, что идти «над» и «по» - самоубийство. Но есть еще и «под»…
О своем вояже по фалесской канализации я мог бы многое рассказать. Только вот каждое второе слово было бы вырезано. Никогда прежде фраза «по уши в дерьме» не описывала ситуацию так точно. Тем не менее, я упрямо шел по темным коридорам с наглухо запаянным тюком (нормальная одежда, деньги, уйма крошечных метательных клинков, пара снадобий Матушки) за спиной. Я закутался в промасленную парусину с головы до ног, дабы вонючий поток ничего не разъел. Обоняние, острое от природы, мне пришлось глушить затычками и чесноком. В общем, это самое гадкое, что я делал за свою жизнь. Однако надо, ничего не поделаешь…
Страшный, вонючий, замурзанный, я выбрался из люка на ночные улицы Фалессы. Стояла тишина, нарушаемая лишь криками со стены. В ближайшей подворотне я переоделся и принялся чесать жбан на предмет дальнейших действий.
Беспокойно стало на Вшивом конце, нехорошо…
Уже до всех дошло, что столицу возьмут, как бы там Лорд Клинок, он же герцог Амарра, не ухищрялся. Нам-то, в принципе, все равно, но за штурмом следует резня – так, нет? Мы сторнийцам с лирийцами без надобности… так нам казалось, а вот поди ж ты – чума.
Вот теперь хуже уже некуда. Все трущобы – Земляной город, Хосо, Тени и мой родной Вшивый конец – метались кто в панике, а кто уже и в чумной горячке. Вокруг них стояло густое оцепление из бесполезных гвардейцев и непреодолимых светляков. Три первых района Нижнего города уже вообще потеряли человеческий облик, а Тени так вообще выгорели почти начисто. Мы еще бодрились, а нервный там смех или какой – так это ж не важно…
Вот и сегодня, двадцать второго, мы собрались в трактире у Форли. Старина уже заболел, но оттягивался как мог. За выпивку у него уже никто не платил, ровно как и за официанток. Правда, те пускали к себе только здоровых – больным оставалось лишь нажираться с целью умереть в пьяном сне.
Я был здоров и весел, хотя мародерство и нагоняет скуку. На этот вечер я взял с собой гитару, дабы привить умирающим вкус к жизни.
После того, как все приняли по третьей, я вышел из-за стойки с намерением сыграть что-то радостное.
Когда волочиться я начал за нею,
Немало я ласковых слов говорил,
Но более всех
Имели успех
Слова «Мы поженимся, Шела О’Нил!».
Дождался я брака,
Но скоро, однако,
Лишился покоя, остался без сил.
От ведьмы проклятой
Ушел я в солдаты,
Оставив на родине Шелу О’Нил.
Решился я вскоре
Бежать через море,
С колонной сторнийцев в атаку ходил
Навстречу снарядам,
Ложившимся рядом
С шипеньем и свистом, как Шела О’Нил!
У Рикарда в войске
Я дрался геройски,
Меча не боялся и с болтом дружил.
Нет в мире кинжала
Острее, чем жало
Безжалостной женщины – Шелы О’Нил!
Часть заржала. Кто-то даже захлопал. Я исполнил коротенький тост:
У которых есть, что есть – те подчас не могут есть,
А другие могут есть, да сидят без хлеба.
А у нас тут есть, что есть, да при этом есть, чем есть, -
Значит, нам благодарить остается небо.
Как я и рассчитывал, в смехе преобладал сарказм.
Наш Форли пива наварил
И всех друзей позвал на пир.
Таких счастливых молодцов
Еще не знал огромный мир!
Никто не пьян, никто не пьян,
А так, под мухою, чуть-чуть.
Пусть день встает, петух поет,
А мы не прочь еще хлебнуть!
Все молодцы, мы дружно пьем.
Три бочки и десяток нас.
Не раз встречались вдестером
И встретимся еще не раз.
Что это – старая луна
Мигает нам из-за ветвей?
Она плывет, домой зовет…
Нет, подождать придется ей!
Последний тот из нас, друзья,
Кто первым ступит за порог.
А первый тот, кого струя
Из нас последним свалит с ног!
А вот это было встречено приветственными криками. Песня легла очень по месту.
-А вот это – для Сью, Салмы и, конечно же, Аши, если она здесь.
Растет камыш среди реки,
Он зелен, прям и тонок.
Я в жизни лучшие деньки
Провел среди девчонок.
Часы заботу нам несут,
Мелькая в быстрой гонке.
А счастья несколько минут
Приносят нам девчонки.
Богатство, слава и почет
Пленяют наши страсти.
Но даже тот, кто их найдет,
Найдет в них мало счастья.
Мне дай свободный вечерок
Да крепкие объятья –
И тяжкий груз мирских тревог
Готов к чертям послать я!
Пускай я буду осужден
Судьей в ослиной коже
Но старый мудрый Соломон
Любил девчонок тоже!
Сперва мужской был создан пол.
Потом, окончив школу,
Творец вселенной перешел
К прекраснейшему полу!
Сью и даже Салма зарумянились. Вдруг на передний план вышла гораздо менее румяная Аша. Вот теперь самое время сменить репертуар. Смотря ей в глаза, я спел вот что:
Милорд спешит в поля, в леса,
Не взяв ни сокола, ни пса.
Не лань он ищет в эту ночь,
А Дженни, фермерскую дочь.
Миледи так нежна, бела,
Но не она ему мила,
Не знатный род ее, не честь,
А то, что дал за нею тесть.
Где перепелка меж болот
Сквозь вереск выводок ведет,
Там девушка живет в тиши,
Цветок, раскрывшийся в глуши.
Две стройных ножки поутру
Скользят по мшистому ковру,
И смех играет, как алмаз,
В зрачках задорных синих глаз.
Осанка леди и наряд –
Образчик вкуса, говорят.
Но та сулит нам рой утех,
Кого мы любим больше всех!
Теперь уже синеглазая Аша вспыхнула, как Тени. Опустив очи долу, она удалилась в дальний конец зала и оттуда принялась бросать на меня короткие взгляды. О, вечер даром не прошел!
Покинув зал парой часов позже, я присел на раздолбанную коновязь и принялся ждать. Благодаря своим певческим упражнениям я не успел выпить сколько-нибудь значительное количество хмельного и был приятно трезв.
Минуты через полторы (быстро, однако) мое ожидание окончилось – из «Старого ведра» вышла Аша.
-Сир Крыс? Вы здесь? – прокричала она, рассчитывая дозваться якобы уходящего меня.
Я своей фирменной скользящей походочкой подкрался к ней…
-Не сир, Аша. Просто Крыс.
Она вздрогнула и обернулась.
-Это вы?
-«Вы»
Откуда такая… изысканность?-Ну, я читала кое-какие книги, папа их, ну, украл как-то, а продать не смог. А я читать умею – мама научила.
-Любопытно. Так ты меня звала?
-Понимаете…
-Аша! Мы с тобой родились во Вшивом конце. Давай на ты, без церемоний.
-Хорошо, Крыс… Так вот… Мне еще никто не пел. Обычно или так пытаются влезть, или деньги суют. А я… ну, не могу я так!
Краснеть я не умею, так что без комментариев.
-Ну и?
-А вы… Ну, не такой…
-Думаешь, девочка?
-Я… я говорила с дядей Форли. Он хороший, вообще-то. Он мне про вас рассказал. И Сью мне про вас рассказала… И еще некоторые…
-Аша, на ты…
-Ладно. Но я все равно думаю – вы не такой! Вы не похожи на… ну, на этих! – она указала на трактир.
-Все правильно – я хуже, - идея попользоваться девчонкой ушла далеко назад, почему-то захотелось поговорить. Бывает…
-Нет! И Крысом ты зря себя называешь!
-Ха! А ты знаешь, ПОЧЕМУ я так прозываюсь?
-Ну, ясно же – крысы, они опасные и противные… ой, извини…
-Все правильно, но не из-за того. Нет ни одной твари умнее и хитрее крысы. Только люди, да и то не все.
-Да, и дядя Форли говорил – умный ты… А еще говорил, что ты никого не любишь. Правда?
-Правда, - все, как на девчонке на Аше можно ставить крест.
-А может, это потому, что тебя никто не любит?
-Не знаю. Не думал об этом, - думал, еще как думал, а толку ноль.
-А почему не любят тебя – знаешь?
-Ну скажи мне, дураку…
-Да вот именно потому, что ты не похож ни на кого… - вот я так же и думал когда-то давно, только вот ей зачем знать?
-Так все за своего принимают, и ничего.
-Ну, ты притворяешься таким, вроде как дядя Форли, только иногда перебарщиваешь! Вот откуда все это, что ты беспредельшик и душегуб… Но вот не такой ты. Вот смотрю я на этих всех, и аж противно. А на тебя смотрю – и аж жарко внутри…
-Без толку это, девочка. Вот ты говоришь – никто меня не любит. Ха! Да я любую в себя влюбить могу: Сью, или там тебя… Но мне что, легче? Вот я тебя захотел – и ты влюбилась. Просто жалко мне тебя, умненькая так как.
-То есть ты это все сыграл… просто так? Потому что девочку на ночь не нашел?
-Ага.
-А мне все равно!
Блиииин… Ей все-таки удалось меня шокировать…
-Как – все равно???
-Да вот так! Нравишься ты мне, Крыс. Что-то я в тебе вижу… Да такое, чего у других нету.
-Нет во мне ничего. Ничего хорошего, по крайней мере.
-Есть.
-Нет.
-Есть!
-Нет.
-Есть!!!
-Нет. И не ори.
-Слушай, Крыс! Ты меня тут ждал?
-Ждал.
-Вести меня куда-то собирался?
-Собирался.
-Ну и веди!
-А оно тебе надо?
-Если ты не заметил, у нас тут чума. Умереть я могу в любую секунду, так и не попробовав…
-Стоп! Так ты что, никогда не…?
-Никогда.
-Блиииин... Ну, тогда тебе точно не ко мне…
-А к кому? К одному из тех медведей? Слушай, не валяй дурака. Я хочу, и ты хочешь. Все просто.
Ну, как говориться, я предупреждал… Я свел девчонку в свою текущую берлогу и сделал все, чтоб показать ей небо в алмазах. По-моему, алмазы получились карат в сто каждый…
А утром она уже металась в жару…
А, ЧЕРТ!!! Девчонка была больна, и уже дня два, по всем признакам. А мне – ни намека! Хотя намеки-то были, но… Я – идиот, полный и ничем не разбавленный. Она же живет в одном доме с Форли, а тот вообще больше на том свете, чем на этом! И после этого – да чтоб она здорова? Не смешите мои сапоги.
Аша умирала. Вряд ли она даже дотянет до вечера… Вывод? Покойник ты, Крыс. И никто не узнает, где могилка твоя… Хотя там и знать-то некому, разве что Маме Делорм, но если старая ведунья переживет и это, то всегда сможет вызвать мой дух и спросить, где точно я подох. И уж тогда я с полным основанием смогу заявить ей, что мне не повезло.
Радовало лишь одно. Обломись, Судьба! Фиг тебе, а не подвиг! Крыс выскользнул-таки из твоих когтистых лап, притом через то самое место, через которое всякие идиоты из песен попадают в твой капкан.
Существовала возможность, что я выздоровею, но если честно, то ни фига подобного. Это вон дворяне с их лекарями да светляки с их магией выздоравливают, а тебе, Крыс, дулю размером с арбуз…
По всему выходило, что завтра должна начаться горячка, а послезавтра меня уже не будет. Все это время надо было куда-нибудь деть…
До четырех пополудни я сидел с Ашей. Я не упрекнул ее ни единым словом – зачем? Поступок был чисто в моем духе. К тому же девочка и так большую часть времени провела в жутком бреду, звала маму, кричала, что сгорает… В краткие моменты просветления она плакала, шептала, что не хочет умирать, стискивала изо всех сил мою руку, словно надеясь удержаться в этом мире… Но Крыс не был опорой никогда и никому, и в пятом часу Аша умерла.
Ее тело я отнес в «Старое ведро», и никто не издал не звука, пока Форли, весь сотрясаемый ознобом, не вышел со мной на задний двор трактира – был у Форли такой крохотный, но ухоженный палисадничек. Там мы Ашу и похоронили. Пока копали яму, Форли рассказал, что утром умерла Салма, а Сью обнаружила у себя пятна… Первый ком на ее тело бросил я – так как-то получилось. У изголовья могилы мы вкопали дубовую доску, и я (у трактирщика тряслись руки) написал черной масляной краской: «Аша Брайтгриф. Спи, девочка». После мы пожали друг другу руки (а чего теперь мне бояться?), он вернулся за стойку, а я ушел куда шагалось…
Всю ночь я ходил по улочкам и убивал мародеров. Это меня успокаивало… Деталей не помню.
Утром я решил извиниться перед всеми, по чьей душе я прошелся в грязных сапогах. Не то чтоб я сожалел, но, может, им легче будет… Но оказалось, что все они умерли. И старый гончар с женой, чью маленькую внучку я украл по заказу одного старого козла. И девушка, которой я изрезал все лицо, когда она попыталась залезть мне в карман. И паренек, сестра которого умерла из-за того, что я был слишком пьян, чтобы точно кинуть нож. И та старушка, дочь которой я посадил на травку потому, что по ясной голове она меня сторонилась. Все они умерли, и никто, кроме парня, потерявшего сестру, – от чумы. Нет, обычно это была петля или что-то из той же серии.
Я ходил, как лунатик, часов до семи. А потом я вдруг понял, что горячка ко мне не торопится… На радостях я упился в хлам у того же Форли, тоже пьяного в честь того, что он, похоже, пережил свою чуму. Забавно, когда мы хоронили Ашу, оба чувствовали себя покойниками и относились друг к другу с этакой кладбищенской солидарностью. Сейчас же мы окончательно сроднились на почве чудесного выживания и алкогольной радости. До сих пор помню, как мы заплетающимися языками пели:
Пусть всегда будут деньги!
Пусть всегда будут карты!
Пусть всегда будет пиво!
Пусть всегда будем мы!
Наутро я чувствовал себя на редкость фигово, но это лишь доказывало мое присутствие среди живых. Понятное дело, я был рад невероятно. Хотелось прыгать до потолка и целовать камни родных улиц.
Это был знак. Явно. Нет, я не изменил своего гадственного отношения к Судьбе, если эта слепая сила уберегла меня от чумы, то стоит оказать ей ответную любезность.
Мама Делорм, с которой я решил посоветоваться, была немногословна, но категорично заявила, что надо уходить за оцепление – тут от меня пользы не будет. В ответ на резонный вопрос, как же мне пробраться за черту, Мама Делорм рассказала, что черта проведена по городским улицам и тянется высоко в небо.
Я сразу смекнул, что идти «над» и «по» - самоубийство. Но есть еще и «под»…
О своем вояже по фалесской канализации я мог бы многое рассказать. Только вот каждое второе слово было бы вырезано. Никогда прежде фраза «по уши в дерьме» не описывала ситуацию так точно. Тем не менее, я упрямо шел по темным коридорам с наглухо запаянным тюком (нормальная одежда, деньги, уйма крошечных метательных клинков, пара снадобий Матушки) за спиной. Я закутался в промасленную парусину с головы до ног, дабы вонючий поток ничего не разъел. Обоняние, острое от природы, мне пришлось глушить затычками и чесноком. В общем, это самое гадкое, что я делал за свою жизнь. Однако надо, ничего не поделаешь…
Страшный, вонючий, замурзанный, я выбрался из люка на ночные улицы Фалессы. Стояла тишина, нарушаемая лишь криками со стены. В ближайшей подворотне я переоделся и принялся чесать жбан на предмет дальнейших действий.
Кир осталась в шатре. Она молча смотрела на свет одинокой свечи и пыталась различить шаги своих мыслей за восторженными воплями лирийского войска. Победители, Лла-Ми-Тай их разрази... Наверняка сейчас Лжесафар толкает каку-нибудь глупую торжественную речь... Неотесанный болван... Доверился змее, сначала всех предупреждал о ее чарах, а теперь сам не прочь искупаться в них. В этом лагере не осталось ни одного здравомыслящего человека, кроме нее... Хотя и в этом Тай уже начала сомневаться...
Кир Помассировала вески пальцами... Как же болит голова... Неозможно терпеть этот шум... К тому же поддрежание мужского обличия отнимает немало сил...
Кир устало опуситилась на роскошные шелковые подушки и прикрыла утомленные глаза... Прозвучало последнее «да прибудет воля Каара с нами» и войско несколько поутихло. Вскоре в шатер вошел Вефир.
- Вы спите? – осторожно спросил он.
- Нет. – ответила Тай и приподнялась на локте.
- Я пришел выразить Вам свою крайнюю признательность...
Кир засмеялась, да так громко и зловеще, что Вефир вздрогнул.
- Вы благодарите меня за то, что я чуть не угробила половину Вашего войска?
- Нет, я благодарю за победу... Каар и хан Лирии не забудут Вашей услуги...
Кир усмехнулась.
- Каар велик. Велик и хан Лирии, но кто теперь хан? – хитро произнесла Тай.
Вефир замялся. Власть манила его, но Сафар был его другом, ибн Найджбер не хотел предавать своего повелителя.
- Не хотите ли ВЫ стать правителем Лирии? – ехидно спросила Кир.
- Как ты смеешь, ведьма? – возмутился Лжесафар. – Я никогда не предам своего друга и господина, пусть Каар покарает меня, если говорю неправду! Пусть убьет меня прямо здесь! – на сердитое лицо Вефира легли таинственные тени.
Как и следовало ожидать, никто никого не убил. Кир откровенно не верила в Каара...
Она поднялась, подошла к советнику и усадила его на подушки, сама разместилась рядом. Судя по реакции, вопрос, аданный ею, и вправду начинал мучать Вефира... Тай не подала виду, что догадалась об этом и, освободившись от чар, нежно обняла Лжесафара и уселась к нему на колени.
Вефир пытался казаться бесстрастным и невозмутимым, но царица уже знала, какое пламя зажглось в этом мужчине. Кир долго смотрела советнику в глаза... Потом захотела подняться, но тот удержал ее и уложил на разноцветные подушки. Тай ощутила его руки у себя на талии, потом на плечах, послышался треск ткани.
- Зачем же так грубо? – тихо спросила Кир и, соблазнительно улыбаясь, стащила с себя мужскую рубашку, в которую была облачена для более легкого поддержания своего образа.
Пламя свечи колыхнулось, но не погасло.
Кир обвила шею Вефира руками и всем телом прижалась к нему. Губы Тай нашли губы советника, далее последовал долгий и страстный поцелуй. Царица оторвалась от губ Вефира и, глядя на него, медленно стянула с себя остатки одежды. Мужчина торопливо снял халат и принялся покрывать горячими поцелуями шею, плечи и грудь своей любовницы. Кир слабо стонала. Вефир приподнялся и навис над ней. Он смотрел на царицу Тай-Суана, на свою царицу. В слабых отблесках пламени свечи он видел, как черные волосы разметались по алому и желтому шелку подушек, извилистые тени плясали на теле Тай-Суанской ведьмы. Блеск этих огромных черных глаз, запах этого нежного тела, изощренные ласки этих нежных рук он никогда не забудет...
Кир Помассировала вески пальцами... Как же болит голова... Неозможно терпеть этот шум... К тому же поддрежание мужского обличия отнимает немало сил...
Кир устало опуситилась на роскошные шелковые подушки и прикрыла утомленные глаза... Прозвучало последнее «да прибудет воля Каара с нами» и войско несколько поутихло. Вскоре в шатер вошел Вефир.
- Вы спите? – осторожно спросил он.
- Нет. – ответила Тай и приподнялась на локте.
- Я пришел выразить Вам свою крайнюю признательность...
Кир засмеялась, да так громко и зловеще, что Вефир вздрогнул.
- Вы благодарите меня за то, что я чуть не угробила половину Вашего войска?
- Нет, я благодарю за победу... Каар и хан Лирии не забудут Вашей услуги...
Кир усмехнулась.
- Каар велик. Велик и хан Лирии, но кто теперь хан? – хитро произнесла Тай.
Вефир замялся. Власть манила его, но Сафар был его другом, ибн Найджбер не хотел предавать своего повелителя.
- Не хотите ли ВЫ стать правителем Лирии? – ехидно спросила Кир.
- Как ты смеешь, ведьма? – возмутился Лжесафар. – Я никогда не предам своего друга и господина, пусть Каар покарает меня, если говорю неправду! Пусть убьет меня прямо здесь! – на сердитое лицо Вефира легли таинственные тени.
Как и следовало ожидать, никто никого не убил. Кир откровенно не верила в Каара...
Она поднялась, подошла к советнику и усадила его на подушки, сама разместилась рядом. Судя по реакции, вопрос, аданный ею, и вправду начинал мучать Вефира... Тай не подала виду, что догадалась об этом и, освободившись от чар, нежно обняла Лжесафара и уселась к нему на колени.
Вефир пытался казаться бесстрастным и невозмутимым, но царица уже знала, какое пламя зажглось в этом мужчине. Кир долго смотрела советнику в глаза... Потом захотела подняться, но тот удержал ее и уложил на разноцветные подушки. Тай ощутила его руки у себя на талии, потом на плечах, послышался треск ткани.
- Зачем же так грубо? – тихо спросила Кир и, соблазнительно улыбаясь, стащила с себя мужскую рубашку, в которую была облачена для более легкого поддержания своего образа.
Пламя свечи колыхнулось, но не погасло.
Кир обвила шею Вефира руками и всем телом прижалась к нему. Губы Тай нашли губы советника, далее последовал долгий и страстный поцелуй. Царица оторвалась от губ Вефира и, глядя на него, медленно стянула с себя остатки одежды. Мужчина торопливо снял халат и принялся покрывать горячими поцелуями шею, плечи и грудь своей любовницы. Кир слабо стонала. Вефир приподнялся и навис над ней. Он смотрел на царицу Тай-Суана, на свою царицу. В слабых отблесках пламени свечи он видел, как черные волосы разметались по алому и желтому шелку подушек, извилистые тени плясали на теле Тай-Суанской ведьмы. Блеск этих огромных черных глаз, запах этого нежного тела, изощренные ласки этих нежных рук он никогда не забудет...
[glow=navy,2,500]
1-5 ночи месяца Темнейших глубин.
Лирия. Хайдола. Древние катакомбы. Далее - Окрестности Хайдолы.[/glow]
Долго Сингреллин не проспала. Целых десять дней она пыталась снова заставить себя уснуть, но кровавые видения, пробудившие в ней жажду, сбили сон напрочь. Вампирка открыла глаза, и увидела перед собой непроглядную Тьму. А что ещё увидишь, уткнувшись носом в каменную плиту?
Син издала протяжный стон, упёрлась ладонями в холоднющий камень и заставила себя отодраться от пола. Усевшись на полу, она пару раз моргнула глазами, заново привыкая к самой себе. Сколько ж времени прошло? Лет восемьсот, по её подсчётам. На сколько, интересно, она ошиблась?
Наконец она решила, что достаточно приободрилась, дабы не запутаться в своих же ногах, добралась до сумки с более менее целой одеждой и подумала, что здесь, в этих лабиринтах, обязательно должны были остаться ниши, заполненные водой. Впрочем, если она ничего не забыла за эти годы, по-близости таких не было, и вампирка решила отложить переодевание до ближайшего озера. Первейшей задачей было выбраться прочь из этих катакомб. Интересно, а что там, наверху? Голос из её бреда говорил о власти над людьми, значит там, наверху, есть люди. Это уже плюс.
Природа тоже не должна была особенно измениться. Неплохо бы найти какой-нибудь лесок... Если он там есть, то она обязательно его найдёт.
Вампирка взвалила на плечо сумку и направилась к выходу, разминая ноги. Ей пришлось долго блуждать по коридорам и переходам, обрушившимся во время спокойного вампирьего сна. Но ничто не бывает вечным, и через некоторое время, наверное, несколько дней, Син наконец-то увидела свет. Катакомбы вывели её в карьер неподалёку от города, под которым она, видимо, и спала. Тогда, после поражения вампиров, Сингреллин убегала слишком быстро, чтобы составить мысленную карту местности, для неё было важно поскорее убраться с глаз разъярённых магов долой.
Когда Син выбралась на поверхность, была очередная ночь; она огляделась и удивлённо присвистнула: вокруг расстилалась нескончаемая то ли степь, то ли пустыня.
"Ой?" - подумала Сингреллин. - "Неужели ЭТО было здесь восемьсот лет назад?"
- Эй, девочка, - сказал вдруг кто-то, и вампирка обернулась, кутаясь в изодранные остатки плаща. - Чего это делать такой милой дамочке одной так далеко от дома? И что у тебя за вид такой?
Странно он говорит как-то, хотя понять можно. Значит, язык не так сильно изменился за эти годы.
- Разбойники напали. - наугад сказала вампирка, но дядечку, похоже, совсем не волновали причины её появления здесь. Скорее, его волновал сам факт и то, как его можно использовать. Однако у Сингреллин на эту ночь были другие планы, кроме того, сдерживаться больше не было сил...
Мужичок почуял неладное, когда девушка как-то странно зашипела. Сбросив сумку на землю, Син оскалила клыки, которые заметно удлиннились, и с места бросилась на человека. Тот закричал, но вокруг было слишком уж пустынно, чтобы хоть что-то пришёл на его зов...
1-5 ночи месяца Темнейших глубин.
Лирия. Хайдола. Древние катакомбы. Далее - Окрестности Хайдолы.[/glow]
Долго Сингреллин не проспала. Целых десять дней она пыталась снова заставить себя уснуть, но кровавые видения, пробудившие в ней жажду, сбили сон напрочь. Вампирка открыла глаза, и увидела перед собой непроглядную Тьму. А что ещё увидишь, уткнувшись носом в каменную плиту?
Син издала протяжный стон, упёрлась ладонями в холоднющий камень и заставила себя отодраться от пола. Усевшись на полу, она пару раз моргнула глазами, заново привыкая к самой себе. Сколько ж времени прошло? Лет восемьсот, по её подсчётам. На сколько, интересно, она ошиблась?
Наконец она решила, что достаточно приободрилась, дабы не запутаться в своих же ногах, добралась до сумки с более менее целой одеждой и подумала, что здесь, в этих лабиринтах, обязательно должны были остаться ниши, заполненные водой. Впрочем, если она ничего не забыла за эти годы, по-близости таких не было, и вампирка решила отложить переодевание до ближайшего озера. Первейшей задачей было выбраться прочь из этих катакомб. Интересно, а что там, наверху? Голос из её бреда говорил о власти над людьми, значит там, наверху, есть люди. Это уже плюс.
Природа тоже не должна была особенно измениться. Неплохо бы найти какой-нибудь лесок... Если он там есть, то она обязательно его найдёт.
Вампирка взвалила на плечо сумку и направилась к выходу, разминая ноги. Ей пришлось долго блуждать по коридорам и переходам, обрушившимся во время спокойного вампирьего сна. Но ничто не бывает вечным, и через некоторое время, наверное, несколько дней, Син наконец-то увидела свет. Катакомбы вывели её в карьер неподалёку от города, под которым она, видимо, и спала. Тогда, после поражения вампиров, Сингреллин убегала слишком быстро, чтобы составить мысленную карту местности, для неё было важно поскорее убраться с глаз разъярённых магов долой.
Когда Син выбралась на поверхность, была очередная ночь; она огляделась и удивлённо присвистнула: вокруг расстилалась нескончаемая то ли степь, то ли пустыня.
"Ой?" - подумала Сингреллин. - "Неужели ЭТО было здесь восемьсот лет назад?"
- Эй, девочка, - сказал вдруг кто-то, и вампирка обернулась, кутаясь в изодранные остатки плаща. - Чего это делать такой милой дамочке одной так далеко от дома? И что у тебя за вид такой?
Странно он говорит как-то, хотя понять можно. Значит, язык не так сильно изменился за эти годы.
- Разбойники напали. - наугад сказала вампирка, но дядечку, похоже, совсем не волновали причины её появления здесь. Скорее, его волновал сам факт и то, как его можно использовать. Однако у Сингреллин на эту ночь были другие планы, кроме того, сдерживаться больше не было сил...
Мужичок почуял неладное, когда девушка как-то странно зашипела. Сбросив сумку на землю, Син оскалила клыки, которые заметно удлиннились, и с места бросилась на человека. Тот закричал, но вокруг было слишком уж пустынно, чтобы хоть что-то пришёл на его зов...
22 день месяца Падения Зерна.
Тил. Полумесяц. Княжьи Чертоги.
Старый Князь умирал. Очень тихо и мирно, в своей постели, как это и случается с людьми его возраста, просто медленно угасал, отказавшись в свои последние дни от всего кроме воды. Люди Леса всегда чувствуют приближение смерти гораздо более ясно, чем прочие.
В покоях Сэдрика не было никого кроме Сиэнны. Крилла была слишком занята, что бы находится со своим мужем в его последние часы, слишком занята тем, что выдумывает очередную благость для себя или, быть может, снова поливает Эвора грязью в совете.
На глазах девушки выступили не прошеные слезы. За что? Почему? Такая безумная война, такие планы, такие чувства… и все кончено… Эни никогда не сочла бы решение Эвора о вырубке деревьев правильным, но что значат даже эти святыни по сравнению с жизнью Князя, который не пожалел бы отдать Лесу себя самого, случись такая необходимость. Прошло уже много дней, Сиэнна знала, что сделали с ее кузеном, но смирение так и не пришло. Обычно тихая и молчаливая девушка порой сознавала в себе такую ярость, что сама страшилась ее.
Это только обострялось тем что Сэдрик каждый раз приходя в себя от тревожной предсмертной дремы спрашивал о том, вернулся ли его сын. Порой хотелось закричать «Нет! Он умер, и почему вы раньше не спрашивали о нем и не хотели ему помочь?», но жестокой Эни никогда не была. И глядя на посеревшее, покрытое глубокими морщинами, словно кора старого дерева, лицо старого князя Сиэнна желала, что б он умер спокойно – «Эвор воюет, за Лес, он должен быть там со своей дружиной». Ложь. Но в этом случае правда была неприемлема.
За последние десять дней власть в Лесу сменилась трижды. Сначала Крилла, потом молодой борский княжич Герен (не погнушавшийся предать Эвора с которым делил чашу), заявил, что он в отличии от болотной ведьмы дальний родственник Сэдрика, и снова Крилла, с утверждением, что она еще между прочим живому старому князю жена.
Когда Сэдрик умрет окончательно, эти двое сцепятся снова, и Эни не бралась предсказывать, кто победит. Ее пугало только, что Герен может попытаться укрепить свою власть браком с ней. Намеки об этом уже звучали, и молодая княжна не испытывала по отношению к брату Эвора по воде ничего кроме презрения. Впрочем, Сиэнна уже решила, что будет делать дальше.
Князь умер ночью. Во сне. Сиэнна под утро поправляя одеяло, почувствовала, что его тело похолодело, молча постояла, читая про себя, молитву Шепчущему, что бы принял и растворил душу старого Князя в себе, потом со странной решимостью и пустотой в голове покинула комнату. Медлить было нельзя, уходить одной тоже….
Ардрик проснулся, едва она успела тряхнуть его за плечо, посмотрел на нее удивленно и чуть растеряно.
- Надо уезжать, - просто сказала ему Эни, - Ты, кажется, хотел послужить дружине Эвора? Тогда идем.
Юноша не отнекивался и не задавал вопросов, воспитание в Гильдии учит быстро оценивать ситуацию. Какое-то время Сиэнна, отвернувшись, ждала, пока он оденется, потом они уже вдвоем оставили жилые комнаты, спустились на первый ярус Чертогов.
- Подожди, - попросила Сиэнна у входа в один из залов, и исчезла за дверью.
Ардрик молча дождался, пока его хрупкая зеленоглазая спутница вернулась с каким-то темным свертком в руках.
- Там стража у входа, - прошептал он, - Я могу сделать так, что бы нас не увидели, но о бесшумности придется позаботиться тебе самой….
Сонные дружинники однако не заметили ни тихих шорохов, ни странных теней промелькнувших мимо них. Лошадей Сиэнна еще вчера вывела за частокол, и теперь Ночь признававшая только Эвора тревожно замотала головой, когда девушка схватила ее за поводья. Ардрик придержал кобылу под уздцы и помог Эни взобраться в седло, потом сам вскочил на своего бурого конька.
- Куда мы едем?
- В Озерный Чертог, - коротко ответила Сиэнна, - Там перводружина Эвора. Они давали Клятву. Я должна поговорить с ними.
- Хорошо, - с безразличием в голосе кивнул Ардрик.
Двое всадников двинулись на юг.
24 день месяца Зерна.
Темный Брод. Озерный Чертог.
Стоял поздний вечер, когда они подъехали к воротам Озерного Чертога. Деревянная Крепость была оставлена осаждающими совсем недавно, и кое-где под стенами еще лежали трупы неудачно штурмовавших ее рыцарей.
Сиэнна уверено постучала в высокие деревянные ворота, удары отозвались тихим мерным гулом.
- Кого Тени принесли? – довольно бодрый голос стража говорил о том, что он не спал не пасту и похоже на самом деле нес свой дозор.
- Откройте ворота своей княжне, - приказал Ардрик, не церемонясь.
- У нас Князь, а не Княгиня, резко ответил дружинник, но маленькое смотровое окошко все же отворилось, и на бледном лице стража отпечаталось изумление, - Княжна Сиэнна?!
Узкая створка ворот мгновенно открылась, и Эни беспрепятственно въехала на широкий княжеский двор.
- Кто командует в крепости?
- Так, Ред Дир, княжна, - почтительно ответил стражник.
- Хорошо, - c искренним облегчением и неожиданной для нее самой радостью кивнула Эни, - Завтра утром я хотела бы увидеться с ним, не будите никого сегодня….
Но Ред и не думал отдыхать. Свою позднюю гостью он встретил на крыльце и счел единственно возможным проводить ее с дороги в теплый уютный зал, где помимо него оказался еще непоколебимый в своей ненависти к Лаконцам Телгар и пара друидов, которых после вырубки деревьев, Сиэнна ожидала увидеть среди верных Эвору людей менее всего.
Тил. Полумесяц. Княжьи Чертоги.
Старый Князь умирал. Очень тихо и мирно, в своей постели, как это и случается с людьми его возраста, просто медленно угасал, отказавшись в свои последние дни от всего кроме воды. Люди Леса всегда чувствуют приближение смерти гораздо более ясно, чем прочие.
В покоях Сэдрика не было никого кроме Сиэнны. Крилла была слишком занята, что бы находится со своим мужем в его последние часы, слишком занята тем, что выдумывает очередную благость для себя или, быть может, снова поливает Эвора грязью в совете.
На глазах девушки выступили не прошеные слезы. За что? Почему? Такая безумная война, такие планы, такие чувства… и все кончено… Эни никогда не сочла бы решение Эвора о вырубке деревьев правильным, но что значат даже эти святыни по сравнению с жизнью Князя, который не пожалел бы отдать Лесу себя самого, случись такая необходимость. Прошло уже много дней, Сиэнна знала, что сделали с ее кузеном, но смирение так и не пришло. Обычно тихая и молчаливая девушка порой сознавала в себе такую ярость, что сама страшилась ее.
Это только обострялось тем что Сэдрик каждый раз приходя в себя от тревожной предсмертной дремы спрашивал о том, вернулся ли его сын. Порой хотелось закричать «Нет! Он умер, и почему вы раньше не спрашивали о нем и не хотели ему помочь?», но жестокой Эни никогда не была. И глядя на посеревшее, покрытое глубокими морщинами, словно кора старого дерева, лицо старого князя Сиэнна желала, что б он умер спокойно – «Эвор воюет, за Лес, он должен быть там со своей дружиной». Ложь. Но в этом случае правда была неприемлема.
За последние десять дней власть в Лесу сменилась трижды. Сначала Крилла, потом молодой борский княжич Герен (не погнушавшийся предать Эвора с которым делил чашу), заявил, что он в отличии от болотной ведьмы дальний родственник Сэдрика, и снова Крилла, с утверждением, что она еще между прочим живому старому князю жена.
Когда Сэдрик умрет окончательно, эти двое сцепятся снова, и Эни не бралась предсказывать, кто победит. Ее пугало только, что Герен может попытаться укрепить свою власть браком с ней. Намеки об этом уже звучали, и молодая княжна не испытывала по отношению к брату Эвора по воде ничего кроме презрения. Впрочем, Сиэнна уже решила, что будет делать дальше.
Князь умер ночью. Во сне. Сиэнна под утро поправляя одеяло, почувствовала, что его тело похолодело, молча постояла, читая про себя, молитву Шепчущему, что бы принял и растворил душу старого Князя в себе, потом со странной решимостью и пустотой в голове покинула комнату. Медлить было нельзя, уходить одной тоже….
Ардрик проснулся, едва она успела тряхнуть его за плечо, посмотрел на нее удивленно и чуть растеряно.
- Надо уезжать, - просто сказала ему Эни, - Ты, кажется, хотел послужить дружине Эвора? Тогда идем.
Юноша не отнекивался и не задавал вопросов, воспитание в Гильдии учит быстро оценивать ситуацию. Какое-то время Сиэнна, отвернувшись, ждала, пока он оденется, потом они уже вдвоем оставили жилые комнаты, спустились на первый ярус Чертогов.
- Подожди, - попросила Сиэнна у входа в один из залов, и исчезла за дверью.
Ардрик молча дождался, пока его хрупкая зеленоглазая спутница вернулась с каким-то темным свертком в руках.
- Там стража у входа, - прошептал он, - Я могу сделать так, что бы нас не увидели, но о бесшумности придется позаботиться тебе самой….
Сонные дружинники однако не заметили ни тихих шорохов, ни странных теней промелькнувших мимо них. Лошадей Сиэнна еще вчера вывела за частокол, и теперь Ночь признававшая только Эвора тревожно замотала головой, когда девушка схватила ее за поводья. Ардрик придержал кобылу под уздцы и помог Эни взобраться в седло, потом сам вскочил на своего бурого конька.
- Куда мы едем?
- В Озерный Чертог, - коротко ответила Сиэнна, - Там перводружина Эвора. Они давали Клятву. Я должна поговорить с ними.
- Хорошо, - с безразличием в голосе кивнул Ардрик.
Двое всадников двинулись на юг.
24 день месяца Зерна.
Темный Брод. Озерный Чертог.
Стоял поздний вечер, когда они подъехали к воротам Озерного Чертога. Деревянная Крепость была оставлена осаждающими совсем недавно, и кое-где под стенами еще лежали трупы неудачно штурмовавших ее рыцарей.
Сиэнна уверено постучала в высокие деревянные ворота, удары отозвались тихим мерным гулом.
- Кого Тени принесли? – довольно бодрый голос стража говорил о том, что он не спал не пасту и похоже на самом деле нес свой дозор.
- Откройте ворота своей княжне, - приказал Ардрик, не церемонясь.
- У нас Князь, а не Княгиня, резко ответил дружинник, но маленькое смотровое окошко все же отворилось, и на бледном лице стража отпечаталось изумление, - Княжна Сиэнна?!
Узкая створка ворот мгновенно открылась, и Эни беспрепятственно въехала на широкий княжеский двор.
- Кто командует в крепости?
- Так, Ред Дир, княжна, - почтительно ответил стражник.
- Хорошо, - c искренним облегчением и неожиданной для нее самой радостью кивнула Эни, - Завтра утром я хотела бы увидеться с ним, не будите никого сегодня….
Но Ред и не думал отдыхать. Свою позднюю гостью он встретил на крыльце и счел единственно возможным проводить ее с дороги в теплый уютный зал, где помимо него оказался еще непоколебимый в своей ненависти к Лаконцам Телгар и пара друидов, которых после вырубки деревьев, Сиэнна ожидала увидеть среди верных Эвору людей менее всего.
14 месяца Падения Зерна.
Лакона. Крессо. (продолжение)
Мстиша и девушку разместили в гостевых комнатах. Иллиана не сомневалась, что о них позаботятся. По крайней мере, кормилица пообещала сделать все что нужно. А сама она все же, не смотря на усталость, привела себя в порядок и отправилась к матери. А теперь стояла в нерешительности перед дверями в её комнаты и не могла войти. Можно было смыть грязь и надеть чистую одежду, можно было привести в порядок волосы и скрыть царапины и мозоли на ладонях… Но как спрятать за всем этим боль и душевную рану, как сказать матери, что её первенец, её самое любимое дитя мертво и похоронено одному Марелю известно где… Но все же она нашла в себе силы и толкнула дверь. Комнаты матери ничуть не изменились. Сама она всё такая же собранная и аккуратная сидела на своём любимом месте у окна и шила. Девушка сидевшая возле баронессы хотела что-то сказать, предупредить, но та даже не подняла голову и иголка в её руках не дрогнула и не стала ходить чуть быстрее или медленнее. Иллиана на негнущихся ногах подошла к матери и села возле неё на стул. Она замерла, увидев, что та шьет простую белую льняную детскую рубашечку, и осторожно накрыла точеные пальцы своей израненной ладонью. Баронесса замерла и посмотрела на руку дочери как на нечто чужеродное.
- Мама. – Тихо позвала Илли.
Та чуть свела брови и обратила свой взгляд на обладательницу ладони, прервавшую её работу. Взглянув в лицо дочери, она поискала взглядом за её спиной кого-то. Потом снова заглянула в её глаза.
- Милая девушка, кто ты?
- Мама… Это я, Иллиана… Твоя дочь…
- Моя дочь? Ты наверно ты шутишь. – Улыбнулась баронесса. – Хотя если у меня будет дочка, - её свободная рука легла на живот, - то я её назову так же, и может быть она будет такой же красивой. Хотя… Это мой первый ребенок и мы с Тео надеемся, что будет мальчик. Тогда он будет носить имя своего деда.
- Мама… Арно… Он умер…
- Нет. Он ещё только родится и будет очень красивым и смелым. Поверь мне, я знаю. Посмотри, какую рубашечку я ему шью. Он будет самым красивым, мой мальчик… Мой смелый мальчик…
- Мама…
- Ты с кем-то спутала меня. Но я думаю, ты найдешь свою маму. Хочешь помочь мне сшить приданное для маленького?
Железная рука сжала горло. Иллиана поднялась и вышла за дверь. Мать была не в себе, а тот единственный, кто мог излечить её одним своим видом, покоился с миром где-то близь Криэрана.
- Илли? – Лаура осторожно дернула за подол прислонившуюся к стене сестру. – Ну что? Она тебя тоже не узнала?
Иллиана нашла в себе силы покачать головой.
- Ну, вот… И меня она тоже не узнаёт, а иногда зовет твоим именем… Папа сказал, что пройдет, а сам уехал ловить этих… И сказал, что я теперь за старшую… Слушай, а раз ты приехала, то теперь ты старшая?
- Конечно. А тебе не понравилось быть старшей?
- Не-а. Нэнна всё время говорит, что я большая и должна делать то-то и то-то. А я думала, что раз я старшая, то могу делать что хочу. Даже не отпустила меня рябину собирать. Вот.
- Ладно. Раз старшая теперь я, то иди умываться и приходи на кухню. Может мне удастся уговорить Нэнн, уменьшить запасы варенья. – Подмигнула сестренке Иллиана.
- Уже бегу.
- И руки помыть не забудь, а то Нэнн ни за что не даст варенье! – Крикнула она уже в след маленькому урагану.
- Хорошо, - донеслось уже издалека.
Толстушка Нэнн уже многие лета безраздельно властвовала на кухне в Крессо. Даже старые дружинники с робостью заходили в ее владенье, так как раза на раз никогда не приходилось. Иной раз им могла и перепасть кружечка другая пива или даже бутылочка молодого вина, а в другой раз их попросту выставляли за дверь. Но ради вернувшейся молодой леди Нэнна с радостью рассталась со всем вареньем, что хранилось в кладовой. Илли в прочем варенье не интересовало. И она больше налегала на свежий хлеб и молока. А вот только-только умытое лицо Лауры вновь нуждалось в воде и с каждой ложкой все сильнее.
- Свят, свят, свят. Ягненочек от тебя только кожа и кости остались, да глаза отцовы. – Подливая Иллиане в кружку молока, запричитала Нэнн.
-Ничего страшного, Нэнн. Ты меня откормишь в целую овцу.
- Откормишь вас, как же…
- Нэнн, надеюсь, моих гостей покормили?
- Обижаете, леди… Как можно! Нечто я не понимаю, что люди с дальней дороги.
- Там девушка. Она больна.
- Я посмотрю потом. Вы ешьте, ешьте… Может…
- Толстушка, я хочу только хлеба и молока. Мама… Она давно…
- Так сразу как вести до нас о Криэране долетели… Она ж знала, что дом Мириам в Новом городе. Вот в раз надежду-то и потеряла, а тут еще ребенок…
- Она в правду? Я ничего не заметила.
- Так рано еще. А что на сносях, так это точно. Точнее не бывает. Барон-то сказал, что Марель видать одной рукой дает, другой отнимает.
- Лучше б ему было оставить все как есть.
- Ну, уж тут мы его не указ.
Дверь в кухню скрипнула, и зашел Валериан.
- Леди, я искал вас.
- Садитесь.
Валериан сел, и Нэнн тут же поставила передним кружку и плеснула туда вина из кувшина.
- Спасибо, Нэнн. – Поблагодарил дружинник.
Валериан сразу пить не стал, покрутил кружку в руках, посмотрел в глаза Иллиане.
- Леди, я это… спросить хотел…как сира Арно…
- Стрелой в грудь. Он истек кровью. – Сказала, как отрезала Илли.
- Вот оно как…
- Да. – Она чуть помолчала и спросила. – Валериан, а отец? Он где?
- Да разбойники у нас завелись… Да какие! Как война с лесом началась, так обозы, купцов грабили, а потом как с цепи сорвались. Сначала трактир по дороге на Фалессу пожгли. Да как пожгли! Трактирщика видать пытали. Денег наверно хотели. На труп-то без слез не взглянешь, а трактир дочиста сожгли с домочадцами… Потом тут деревушку одну на отшибе… Но это уж после того было как молодежь уходила на помощь Императору. Ваш батюшка тоже было собрался. Людей собрал под свои знамена, значит… А тут к нему заявился барон из-за леса с сынком. Да говорит, дорогой Теодор ваши сыновья уже сражаются так стоит ли Крессо сиротой оставлять, наше дело порядок здесь блюсти. Ну, в общем, уговорил он вашего батюшку, и тот передал людей под руку его сынка.
- Ага, - вмешалась Нэнн, - тот сынок-то все про вас выспрашивал и очень за вас сокрушался. Ни на одну пригожую служаночку не взглянул. Были б вы дома, так точно бароны по рукам ударили, и быть бы вам замужней.
- Ну, так вот, - продолжил Валериан, - я про разбойников доскажу. Так не давно во все озверели. Замок захватили и всех поубивали.
- Замок? – Удивилась Иллиана. – Какой замок?
- Да тот, что на озере. Там эта хозяйка… леди Маргарет. Сынка-то она снарядила с молодежью к Императору, а сама с дочерьми была. Но видать без предательства не обошлось. Кто-то ж мост-то опустил… В общем леди с дочерьми уже и не живая, замок пожгли. В общем, порезвились на славу разбойнички. Барон-то очень серчал. А тут вроде как объявились головорезы эти снова. Ну, барон-то собрал всех, что с дружины остались, и рванул их ловить. Замок-то почитай без защиты. Так дети, старики да те, кто не в состоянии ездить, на вроде меня.
- Понятно.
- Леди, я в общем это спросить хотел… Там этот парень с Леса видать. Вы ему доверяете?
- Да. Он спас мне жизнь и ехал со мной почти от самой столицы.
- Ну и ладненько. Он тогда точно не из этих, что у нас.
- Валериан, а почему деревенские в замок не переберутся?
- Так не хотят. После того как замок на озере… Ну, говорят что стены-то тех не защитили. А они на вроде как все вместе смогут. Пара семей правда к нам перебрались те, что попужливей, а поможет и поумней прочих.
- Ягненочек… В общем матушка сама видите в каком состоянии. Поправится, нет ли - один Марель ведает. Так что берите как все в свои руки, а мы уж, чем сможем…- Подвела итог Нэнн.
- Точно, - поддержал дружинник.
- Но отец скоро вернется?
- Хозяйка в замке должна быть. А ваша матушка, уж извините, никакая сейчас.
- Да и барон задержится если… Я службу-то знаю, но если вы с меня да с остальных спрашивать начнете, так лучше будет. Хоть раз в день по стенам пройдете и хорошо. Все почувствуют, что хозяйка в доме есть, и мои ребята разгильдяйничать меньше будут – почувствую, что службу несут.
Лакона. Крессо. (продолжение)
Мстиша и девушку разместили в гостевых комнатах. Иллиана не сомневалась, что о них позаботятся. По крайней мере, кормилица пообещала сделать все что нужно. А сама она все же, не смотря на усталость, привела себя в порядок и отправилась к матери. А теперь стояла в нерешительности перед дверями в её комнаты и не могла войти. Можно было смыть грязь и надеть чистую одежду, можно было привести в порядок волосы и скрыть царапины и мозоли на ладонях… Но как спрятать за всем этим боль и душевную рану, как сказать матери, что её первенец, её самое любимое дитя мертво и похоронено одному Марелю известно где… Но все же она нашла в себе силы и толкнула дверь. Комнаты матери ничуть не изменились. Сама она всё такая же собранная и аккуратная сидела на своём любимом месте у окна и шила. Девушка сидевшая возле баронессы хотела что-то сказать, предупредить, но та даже не подняла голову и иголка в её руках не дрогнула и не стала ходить чуть быстрее или медленнее. Иллиана на негнущихся ногах подошла к матери и села возле неё на стул. Она замерла, увидев, что та шьет простую белую льняную детскую рубашечку, и осторожно накрыла точеные пальцы своей израненной ладонью. Баронесса замерла и посмотрела на руку дочери как на нечто чужеродное.
- Мама. – Тихо позвала Илли.
Та чуть свела брови и обратила свой взгляд на обладательницу ладони, прервавшую её работу. Взглянув в лицо дочери, она поискала взглядом за её спиной кого-то. Потом снова заглянула в её глаза.
- Милая девушка, кто ты?
- Мама… Это я, Иллиана… Твоя дочь…
- Моя дочь? Ты наверно ты шутишь. – Улыбнулась баронесса. – Хотя если у меня будет дочка, - её свободная рука легла на живот, - то я её назову так же, и может быть она будет такой же красивой. Хотя… Это мой первый ребенок и мы с Тео надеемся, что будет мальчик. Тогда он будет носить имя своего деда.
- Мама… Арно… Он умер…
- Нет. Он ещё только родится и будет очень красивым и смелым. Поверь мне, я знаю. Посмотри, какую рубашечку я ему шью. Он будет самым красивым, мой мальчик… Мой смелый мальчик…
- Мама…
- Ты с кем-то спутала меня. Но я думаю, ты найдешь свою маму. Хочешь помочь мне сшить приданное для маленького?
Железная рука сжала горло. Иллиана поднялась и вышла за дверь. Мать была не в себе, а тот единственный, кто мог излечить её одним своим видом, покоился с миром где-то близь Криэрана.
- Илли? – Лаура осторожно дернула за подол прислонившуюся к стене сестру. – Ну что? Она тебя тоже не узнала?
Иллиана нашла в себе силы покачать головой.
- Ну, вот… И меня она тоже не узнаёт, а иногда зовет твоим именем… Папа сказал, что пройдет, а сам уехал ловить этих… И сказал, что я теперь за старшую… Слушай, а раз ты приехала, то теперь ты старшая?
- Конечно. А тебе не понравилось быть старшей?
- Не-а. Нэнна всё время говорит, что я большая и должна делать то-то и то-то. А я думала, что раз я старшая, то могу делать что хочу. Даже не отпустила меня рябину собирать. Вот.
- Ладно. Раз старшая теперь я, то иди умываться и приходи на кухню. Может мне удастся уговорить Нэнн, уменьшить запасы варенья. – Подмигнула сестренке Иллиана.
- Уже бегу.
- И руки помыть не забудь, а то Нэнн ни за что не даст варенье! – Крикнула она уже в след маленькому урагану.
- Хорошо, - донеслось уже издалека.
Толстушка Нэнн уже многие лета безраздельно властвовала на кухне в Крессо. Даже старые дружинники с робостью заходили в ее владенье, так как раза на раз никогда не приходилось. Иной раз им могла и перепасть кружечка другая пива или даже бутылочка молодого вина, а в другой раз их попросту выставляли за дверь. Но ради вернувшейся молодой леди Нэнна с радостью рассталась со всем вареньем, что хранилось в кладовой. Илли в прочем варенье не интересовало. И она больше налегала на свежий хлеб и молока. А вот только-только умытое лицо Лауры вновь нуждалось в воде и с каждой ложкой все сильнее.
- Свят, свят, свят. Ягненочек от тебя только кожа и кости остались, да глаза отцовы. – Подливая Иллиане в кружку молока, запричитала Нэнн.
-Ничего страшного, Нэнн. Ты меня откормишь в целую овцу.
- Откормишь вас, как же…
- Нэнн, надеюсь, моих гостей покормили?
- Обижаете, леди… Как можно! Нечто я не понимаю, что люди с дальней дороги.
- Там девушка. Она больна.
- Я посмотрю потом. Вы ешьте, ешьте… Может…
- Толстушка, я хочу только хлеба и молока. Мама… Она давно…
- Так сразу как вести до нас о Криэране долетели… Она ж знала, что дом Мириам в Новом городе. Вот в раз надежду-то и потеряла, а тут еще ребенок…
- Она в правду? Я ничего не заметила.
- Так рано еще. А что на сносях, так это точно. Точнее не бывает. Барон-то сказал, что Марель видать одной рукой дает, другой отнимает.
- Лучше б ему было оставить все как есть.
- Ну, уж тут мы его не указ.
Дверь в кухню скрипнула, и зашел Валериан.
- Леди, я искал вас.
- Садитесь.
Валериан сел, и Нэнн тут же поставила передним кружку и плеснула туда вина из кувшина.
- Спасибо, Нэнн. – Поблагодарил дружинник.
Валериан сразу пить не стал, покрутил кружку в руках, посмотрел в глаза Иллиане.
- Леди, я это… спросить хотел…как сира Арно…
- Стрелой в грудь. Он истек кровью. – Сказала, как отрезала Илли.
- Вот оно как…
- Да. – Она чуть помолчала и спросила. – Валериан, а отец? Он где?
- Да разбойники у нас завелись… Да какие! Как война с лесом началась, так обозы, купцов грабили, а потом как с цепи сорвались. Сначала трактир по дороге на Фалессу пожгли. Да как пожгли! Трактирщика видать пытали. Денег наверно хотели. На труп-то без слез не взглянешь, а трактир дочиста сожгли с домочадцами… Потом тут деревушку одну на отшибе… Но это уж после того было как молодежь уходила на помощь Императору. Ваш батюшка тоже было собрался. Людей собрал под свои знамена, значит… А тут к нему заявился барон из-за леса с сынком. Да говорит, дорогой Теодор ваши сыновья уже сражаются так стоит ли Крессо сиротой оставлять, наше дело порядок здесь блюсти. Ну, в общем, уговорил он вашего батюшку, и тот передал людей под руку его сынка.
- Ага, - вмешалась Нэнн, - тот сынок-то все про вас выспрашивал и очень за вас сокрушался. Ни на одну пригожую служаночку не взглянул. Были б вы дома, так точно бароны по рукам ударили, и быть бы вам замужней.
- Ну, так вот, - продолжил Валериан, - я про разбойников доскажу. Так не давно во все озверели. Замок захватили и всех поубивали.
- Замок? – Удивилась Иллиана. – Какой замок?
- Да тот, что на озере. Там эта хозяйка… леди Маргарет. Сынка-то она снарядила с молодежью к Императору, а сама с дочерьми была. Но видать без предательства не обошлось. Кто-то ж мост-то опустил… В общем леди с дочерьми уже и не живая, замок пожгли. В общем, порезвились на славу разбойнички. Барон-то очень серчал. А тут вроде как объявились головорезы эти снова. Ну, барон-то собрал всех, что с дружины остались, и рванул их ловить. Замок-то почитай без защиты. Так дети, старики да те, кто не в состоянии ездить, на вроде меня.
- Понятно.
- Леди, я в общем это спросить хотел… Там этот парень с Леса видать. Вы ему доверяете?
- Да. Он спас мне жизнь и ехал со мной почти от самой столицы.
- Ну и ладненько. Он тогда точно не из этих, что у нас.
- Валериан, а почему деревенские в замок не переберутся?
- Так не хотят. После того как замок на озере… Ну, говорят что стены-то тех не защитили. А они на вроде как все вместе смогут. Пара семей правда к нам перебрались те, что попужливей, а поможет и поумней прочих.
- Ягненочек… В общем матушка сама видите в каком состоянии. Поправится, нет ли - один Марель ведает. Так что берите как все в свои руки, а мы уж, чем сможем…- Подвела итог Нэнн.
- Точно, - поддержал дружинник.
- Но отец скоро вернется?
- Хозяйка в замке должна быть. А ваша матушка, уж извините, никакая сейчас.
- Да и барон задержится если… Я службу-то знаю, но если вы с меня да с остальных спрашивать начнете, так лучше будет. Хоть раз в день по стенам пройдете и хорошо. Все почувствуют, что хозяйка в доме есть, и мои ребята разгильдяйничать меньше будут – почувствую, что службу несут.
24 день месяца Падения Зерна.
Лакона. Фалесса.
Иветта лениво размазывала вилкой по тарелке довольно скудный гарнир. И какие Тени навели Саолу на «гениальную» мысль практически прировнять придворный рацион и общему пайку? Иви отложила столовый прибор, разгладила на коленях складки сине-зеленого с золотой каймой платья и принялась многозначительно рассматривать скатерть.
Надо сказать, осада, чума и всеобщая паника мало волновали компаньонку Императрицы, редко покидающую дворец даже для того, что бы посетить городской особняк своего «благодетеля». На случай если сторнийцы возьмут город, она уже нашла способы отступления, даже озаботилась влюбить в себя одного из дворцовых гвардейцев, который обещал вывести ее за черту города при острой на то необходимости. Ну и на самый крайний случай, Иветта всегда могла вспомнить, что ее мать родом со Сторна, и пусть не самая близкая родственница, но все же связана с Властителем одного из островов.
Последние дни дворец напоминал обиталище призраков, бледных застывших лиц с темными кругами под глазами и застывшей в них безнадежностью. И зачем люди так сильно волнуются о том, чего изменить они не в силах? Выстоит Фалесса или нет, зависит только от Императрицы, Консула и крепости городских стен. А после того, как Саола окружила город защитным кольцом, которое сразу назвали Ведьминым поясом, приступы и вовсе прекратились. Осаждающие ждали подкрепления, осажденные ждали Ярно Фалесса на белом коне, все чего-то ждали.
Иветта же, как прежде, занималась своим делом – внимательно слушала, говорила то, что хотели от нее слышать или то, что нужно было говорить, что бы люди делали соответственные выводы. Порой ее усилия шли на пользу Шаорину, порой ей самой, порой им обоим. Но Иветта не на мгновение не забывала, к чему должна стремиться и никогда не торопилась. Всему свое время. Уметь ждать тоже талант, и порой он оказывается ценнее других. Есть вещи, которые нельзя сделать сразу, для этого требуется время. Момент для « неожиданного шага в сторону» еще не настал. И сейчас Иветта в точности соблюдая указания Шаорина второй день плакалась всем, включая Императрицу и камнеподобного лишенного эмоций Консула, о том, как все плохо и город в осаде, и чума и вообще, сдай они город лирийцам все пошло бы к лучшему. Власть имущих это не пронимало, но большая часть придворных попугаев постепенно склонялась в правильности такого подхода. Во всех бедах Фалессы винили, как это обычно и бывает, отнюдь не лирийцев со сторнийцами, а отсутствующего Ярно, его жену и герцога Амарру. Все шло слишком по плану Шаорина. Тоже нехорошо.
Однако кое-что обрадовало и саму Иветту. В Ласноу собрали неплохой урожай и при этом умудрились сбыть его более чем удачно, а это значило, что полной финансовой зависимости от Франциска больше не будет (но ему, конечно, знать об этом незачем, денег много не бывает).
Порой Иветта думала, как хорошо было бы вернуться во времени на несколько месяцев назад, где ничего этого не было…. Да и что ей мешает сейчас покинуть столицу и отправится в Ласноу? Но девушка всегда находила причины остаться. Возможно, дело было не столько в мести, сколько в том, что Иветте, хоть она не признавалась в этом даже самой себе, нравилась эта игра, где пешки и короли не являются только фигурками на клетчатой доске. Возможно, в этом мире даже нет другой игры, которой стоило бы так увлекаться. Она пока только училась, но уже успела понять, насколько в ней важен сильный противник, делающий столь странное для молодой девушки увлечение политикой неожиданно опасным, но вместе с тем интересной и увлекательной. И надо сказать Франциск Шаорин был именно таким оппонентом.
Лакона. Фалесса.
Иветта лениво размазывала вилкой по тарелке довольно скудный гарнир. И какие Тени навели Саолу на «гениальную» мысль практически прировнять придворный рацион и общему пайку? Иви отложила столовый прибор, разгладила на коленях складки сине-зеленого с золотой каймой платья и принялась многозначительно рассматривать скатерть.
Надо сказать, осада, чума и всеобщая паника мало волновали компаньонку Императрицы, редко покидающую дворец даже для того, что бы посетить городской особняк своего «благодетеля». На случай если сторнийцы возьмут город, она уже нашла способы отступления, даже озаботилась влюбить в себя одного из дворцовых гвардейцев, который обещал вывести ее за черту города при острой на то необходимости. Ну и на самый крайний случай, Иветта всегда могла вспомнить, что ее мать родом со Сторна, и пусть не самая близкая родственница, но все же связана с Властителем одного из островов.
Последние дни дворец напоминал обиталище призраков, бледных застывших лиц с темными кругами под глазами и застывшей в них безнадежностью. И зачем люди так сильно волнуются о том, чего изменить они не в силах? Выстоит Фалесса или нет, зависит только от Императрицы, Консула и крепости городских стен. А после того, как Саола окружила город защитным кольцом, которое сразу назвали Ведьминым поясом, приступы и вовсе прекратились. Осаждающие ждали подкрепления, осажденные ждали Ярно Фалесса на белом коне, все чего-то ждали.
Иветта же, как прежде, занималась своим делом – внимательно слушала, говорила то, что хотели от нее слышать или то, что нужно было говорить, что бы люди делали соответственные выводы. Порой ее усилия шли на пользу Шаорину, порой ей самой, порой им обоим. Но Иветта не на мгновение не забывала, к чему должна стремиться и никогда не торопилась. Всему свое время. Уметь ждать тоже талант, и порой он оказывается ценнее других. Есть вещи, которые нельзя сделать сразу, для этого требуется время. Момент для « неожиданного шага в сторону» еще не настал. И сейчас Иветта в точности соблюдая указания Шаорина второй день плакалась всем, включая Императрицу и камнеподобного лишенного эмоций Консула, о том, как все плохо и город в осаде, и чума и вообще, сдай они город лирийцам все пошло бы к лучшему. Власть имущих это не пронимало, но большая часть придворных попугаев постепенно склонялась в правильности такого подхода. Во всех бедах Фалессы винили, как это обычно и бывает, отнюдь не лирийцев со сторнийцами, а отсутствующего Ярно, его жену и герцога Амарру. Все шло слишком по плану Шаорина. Тоже нехорошо.
Однако кое-что обрадовало и саму Иветту. В Ласноу собрали неплохой урожай и при этом умудрились сбыть его более чем удачно, а это значило, что полной финансовой зависимости от Франциска больше не будет (но ему, конечно, знать об этом незачем, денег много не бывает).
Порой Иветта думала, как хорошо было бы вернуться во времени на несколько месяцев назад, где ничего этого не было…. Да и что ей мешает сейчас покинуть столицу и отправится в Ласноу? Но девушка всегда находила причины остаться. Возможно, дело было не столько в мести, сколько в том, что Иветте, хоть она не признавалась в этом даже самой себе, нравилась эта игра, где пешки и короли не являются только фигурками на клетчатой доске. Возможно, в этом мире даже нет другой игры, которой стоило бы так увлекаться. Она пока только училась, но уже успела понять, насколько в ней важен сильный противник, делающий столь странное для молодой девушки увлечение политикой неожиданно опасным, но вместе с тем интересной и увлекательной. И надо сказать Франциск Шаорин был именно таким оппонентом.
25 день месяца Падения зерна. Лакона. Фалесса.
Очередная волна из людей и металла отхлынула от стен столицы Лаконы. Огненная стена пожирала лирийских войнов снова и снова, и степному войску пришлось отойти к лагерю. На лицах лирийцев читалась злость, скорбь и месть. Для них сейчас Фалесса - это вся Лакона. Отчасти так было на самом деле.
Тристан опустил капюшон пониже и двинулся в глубь лирийского стана. Воины вокруг со страхом и уважением провожали его взглядом.
Сафар не обманул. В войске ему давали всё, что он просил. Ему даже предложили возглавить пехоту, но Тристан отказался, сказав, что никогда не принемал участия в больших сражениях и будет помехой для победы. Но попросил десять человек , которых выбирал сам и с ними он проводил постоянные ночные вылазки к городу. Задача его небольшого отряда заключалась в том, чтобы находить слабые места обороны столицы.
Лицо своё Тристан не открыл и каждый в войске знал, если увидеть его, то жить останется недолго. Первое время многие его чуть ли не боготворили, потому как все знали кто такой Тристан и на что он способен. Сейчас же каждый гордился идти в атаку бок о бок с убийцей.
Тристану было приятно быть одним из многотосячной орды - великого войска лирийского. Но что-то ему подсказывало, что это всё не его, а то близкое, что он всё жизнь искал, находится там впереди, за непреступными стенами Фалессы.
Тристан посмотрел на столицу. Казалось её огромные стены сдержать ещё множество атак, так казалось снаружи, но он, как никто другой знал, что творится в городе. Голод, болезни, страх и смерть.
Сначала между Лирией и победой стоял лишь герцог ле Амарра, а теперь его поддержала и сама императрица, которую практически никто не знал. Лирийцы успели её прозвать Тигрицей. Тристан мысленно восхищался ей. Лаконцы видя, что вся верхушка империи вышла на стены с оружием в руках, с большей яростью защищал Фалессу.
Тристан провёл рукой по свитку, что виселу него на поясе. Этот свиток у него с самого детства, как сказли его приёмные родители, он должен отдать его лично в руки императора Лаконы, не важно, кто будет в то время править.
Раньше, это казалось безумием, как бездомный мальчишка может не то, что заговорить, хотя бы увидеть его, тем более проживающий в Лирии. Но теперь у него был шанс встретиться с Ярно ле Фалессом лицом к лицу в бою или в плену - неважно, он сделаетвсё возможное, чтобы отдать этот свиток императору. Это было желание отца и он его исполнит!
Мужчина был в том, что Фалесса будет стоять до прихода своего императора. А ле Фалесс должен дойти до столицы.
День потихоньку склонялся к вечеру. Тристан ещё раз взглянул на Фалессу, сегодня ему очередной раз предстоит подойти вплотную к стенам .
Мужчина подставил лицо лучам заходящего солнца, в голове промелькнуло, что скоро оно зайдёт навсегда. Тристан отогнал от чебя грозные мысли и направился к своему шатру.
Очередная волна из людей и металла отхлынула от стен столицы Лаконы. Огненная стена пожирала лирийских войнов снова и снова, и степному войску пришлось отойти к лагерю. На лицах лирийцев читалась злость, скорбь и месть. Для них сейчас Фалесса - это вся Лакона. Отчасти так было на самом деле.
Тристан опустил капюшон пониже и двинулся в глубь лирийского стана. Воины вокруг со страхом и уважением провожали его взглядом.
Сафар не обманул. В войске ему давали всё, что он просил. Ему даже предложили возглавить пехоту, но Тристан отказался, сказав, что никогда не принемал участия в больших сражениях и будет помехой для победы. Но попросил десять человек , которых выбирал сам и с ними он проводил постоянные ночные вылазки к городу. Задача его небольшого отряда заключалась в том, чтобы находить слабые места обороны столицы.
Лицо своё Тристан не открыл и каждый в войске знал, если увидеть его, то жить останется недолго. Первое время многие его чуть ли не боготворили, потому как все знали кто такой Тристан и на что он способен. Сейчас же каждый гордился идти в атаку бок о бок с убийцей.
Тристану было приятно быть одним из многотосячной орды - великого войска лирийского. Но что-то ему подсказывало, что это всё не его, а то близкое, что он всё жизнь искал, находится там впереди, за непреступными стенами Фалессы.
Тристан посмотрел на столицу. Казалось её огромные стены сдержать ещё множество атак, так казалось снаружи, но он, как никто другой знал, что творится в городе. Голод, болезни, страх и смерть.
Сначала между Лирией и победой стоял лишь герцог ле Амарра, а теперь его поддержала и сама императрица, которую практически никто не знал. Лирийцы успели её прозвать Тигрицей. Тристан мысленно восхищался ей. Лаконцы видя, что вся верхушка империи вышла на стены с оружием в руках, с большей яростью защищал Фалессу.
Тристан провёл рукой по свитку, что виселу него на поясе. Этот свиток у него с самого детства, как сказли его приёмные родители, он должен отдать его лично в руки императора Лаконы, не важно, кто будет в то время править.
Раньше, это казалось безумием, как бездомный мальчишка может не то, что заговорить, хотя бы увидеть его, тем более проживающий в Лирии. Но теперь у него был шанс встретиться с Ярно ле Фалессом лицом к лицу в бою или в плену - неважно, он сделаетвсё возможное, чтобы отдать этот свиток императору. Это было желание отца и он его исполнит!
Мужчина был в том, что Фалесса будет стоять до прихода своего императора. А ле Фалесс должен дойти до столицы.
День потихоньку склонялся к вечеру. Тристан ещё раз взглянул на Фалессу, сегодня ему очередной раз предстоит подойти вплотную к стенам .
Мужчина подставил лицо лучам заходящего солнца, в голове промелькнуло, что скоро оно зайдёт навсегда. Тристан отогнал от чебя грозные мысли и направился к своему шатру.
30 число месяца Падения Зерна. Вечер. Лакона. Близ Темного Брода.
- А Нико сказал, что мы должны быть в лагере…
- А я сказал, чтобы ты, раз уж увязался, сидел и молчал, - Браин подавил в себе жгучее желание дать маленькому паршивцу подзатыльник. Это чудовище, неясно откуда свалившееся на его голову, казалось, специально было сотворено тенями, чтобы отравлять ему жизнь. Он то надеялся на походы, подвиги, битвы,… а получил роль няньки. Юноша едва ли не с яростью покосился на макушку устроившегося перед ним мальчишки. Это он во всем виноват! Воспоминания о последнем разговоре с Нико до сих пор отдавались в душе жгучей обидой: узнать, что скоро армии предстоит вступить в великую битву, решающую судьбу Лаконы, что Нико, Артуру ле Тейну и даже Доминику, который ненамного старше его предстоит сражаться плечом к плечу с самим императором, нанеся удар в рядах авангарда… и тут же узнать, что он в это время будет сидеть в лагере, вместе с обозниками и поварами, утирая сопли какому-то мальчишке! Браин возмутился. Он спорил, убеждал, просил… он даже готов был умолять, но граф был непреклонен: оруженосец должен остаться под защитой частокола, ни на мгновение не отпускать от себя мальчика и в случае чего головой ответить за его безопасность. Сказать, что он был расстроен - это значит ничего не сказать: попадись юноше в тот момент Алек, он бы придушил мальца собственными руками. Но тот в очередной раз умудрился исчезнуть из-под присмотра и сейчас бродил где-то по бескрайнему лагерю. Поиски заняли несколько часов, за которые лютая злоба успела смениться сначала легким беспокойством, а потом и нешуточном страхом – богатое воображение юноши постоянно рисовало картины, в которых маленький человечек получал удар копытом, оказывался под рухнувшей пирамидой из копий… да мало ли опасностей в военном лагере?! Так что когда мальчишка, усталый, голодный, но довольный, явился к шатру, который занимал Нико, Браин был готов простить тому, что угодно только за то, что тот вернулся целыми невредимым.
В утро боя он, с грустью и завистью наблюдавший за тем как воины перебрасываясь шутками и приветствиями готовятся к битве, решил что уж сегодня Алек никуда не денется. Во что бы то ни стало. И под визг, писк и громкие вопли жертвы, под громовой хохот проходящих мимо солдат, обвязал правую ногу мальчишки крепким кожаным ремнем, навязав для надежности самых сложных узлов из тех, что знал. И лишь закрепив второй конец петлей у себя на запястье, юноша успокоился и, не обращая внимания на язвительные выкрики вроде «Эй, малый, а что у тебя за собачонка такая? Али это обезьянка? Или медвежонок? Ты случайно не циркач?», поволок отчаянно упирающегося Алека к частоколу, откуда надеялся понаблюдать за сражением. К несчастью, лагерь оказался довольно далеко от места будущей битвы, и любознательному юноше почти ничего не было видно. Однако, он старательно всматривался, временами, не оборачиваясь, подергивая за ремень и слыша сзади недовольную возню. Наконец, отчаявшись что-нибудь увидеть, он обернулся и встретился взглядом в тем, кто был привязан к другому концу веревки. К его ярости это оказался вовсе не несносный мальчишка, крупная дворняга из тех, что увязались за войском. Ремень был обмотан вокруг шеи животного на манер ошейника, а то, что собака терпеливо сносила рывки и подергивания, лучше всего указывало на то, кто ее привязал. Временами Браину казалось, что Алек даже лошадей сможет научить вышивать, если захочет, настолько хорошо слушались мальчишку животные. Вот и эта псина явно выполняла «поручение» мальчишки…
Слова, что произнес разъяренный оруженосец, осознав случившееся, заставили животину шарахнуться в испуге, а проходящего мимо обозника уважительно присвистнуть. Браин и сам не подозревал, что может выдать такое.
Несколько минут прошли в лихорадочных поисках, но чем больше длилась безрезультатная беготня среди шатров, тем глубже в душу юного оруженосца проникало искушение. В конце концов, Алек вполне мог, проявив свою уникальную способность просачиваться в любую щель, выбраться за пределы лагеря, так? И тогда отправься он, Браин, искать беглого мальчишку за пределы частокола, даже Нико не сможет сказать, что он нарушил свои обязанности. А искать он его будет на одном пригорке, который юноша заприметил еще вчера и откуда будет прекрасно видно поле битвы. С маленьким паршивцем в лагере ничего не случится, ну а если он, чем тьма не шутит, и вправду выбрался посмотреть бой поближе, то Браин его изловит, несмотря на запрет Нико выдерет розгами и отвезет обратно. И пусть потом хоть самому Маррелю жалуется на «злого и противного дядю Браина». Успокоив таким образом свою совесть, юноша спешно, словно боясь что мальчишка найдется, начал седлать коня и облачаться в боевые доспехи. Так, на всякий случай.… В грезах юноша уже видел, как на императора Ярно, или графа Нико, а на худой конец и Доминик сойдет, наваливается десяток варваров, а он, Браин, с громким кличем врывается в гущу врагов разя направо и налево, спасает раненого товарища, сам получает рану, не слишком тяжелую, конечно, что такую, чтобы кровь обагрила доспех, а потом, после заживления остался шрам, добавляющий облику владельца мужественности…
Как назло, Алек, которого обычно приходилось искать или ловить пол дня, отыскался у самых ворот, изображая гнев и укор на лице, в душе юноша чуть не плакал. Ну что стоило сорванцу попрятаться еще минут пять? А грезы, такие героические и заманчивые, упрямо маячили перед мысленным взором…
- Браин, не надо, ладно?
- …Ты где шлялся?! Вот выдеру розгами! Чего не надо?
- Не ходи туда.
- Почему это? – в душе оруженосца вдруг проснулось юношеское упрямство. Ладно. он слушался Нико, тот хотя бы его сеньор, но с какого он должен слушаться этого проклятого мальчишку, говорящего так, словно это он здесь главный?!
- Не ходи, там… там… - мальчик явно не мог подобрать слов, - Ты не вернешься. Не надо. ну пожалуйста…
Слова прозвучали жалобно, но Браина уже понесло.
- Ты сиди здесь, а я ненадолго. Только гляну, что делается и тут же обратно. Ничего со мной не случится.
- Браин, ну Браин…
- С дороги!
Юноша придал своему лицу максимально грозное выражение, но Алек, замерший прямо на дороге перед лошадью лишь упрямо замотал головой, так и не двинувшись с места. Лошадь тоже перестала обращать внимание на всадника, игнорируя шпоры, словно их и не было. А это означало, что пока мальчишка ей не «разрешит», он, Браин, может ее хоть волоком за узду тащить - с места не сдвинется.
-Только если возьмешь меня с собой.
Юноша замер. Посмотреть на бой, а то и поучаствовать в сече, он конечно хотел страстно, но тащить так близко к полю боя Алека. Мыслей о том, что скажет на это Нико, когда узнает, оказалось достаточно, чтобы рассеять часть радужных миражей. В душе юного оруженосца боролись долг и азарт. Азарт победил:
- Ладно. Иди сюда, - подхватив мальчика, Браин усадил его на лошадь перед собой, - Но с условием, что ты будешь сидеть тихо, не говорить ни слова и не дергать меня по пустякам. Понял?
Молчание.
- Понял, я спрашиваю?!
- Но ты же сам велел молчать, а теперь вот кричишь…
Не удостоив маленького поганца ответом, юноша тронул лошадь.
Вскоре они уже были на пригорке, довольно далеко от лагеря, но рядом с небольшим жиденьким лесом. Вид на разворачивающееся сражение отсюда был превосходен, но увиденное заставляло сердце Браина обливаться кровью. Для того, чтобы понять – Лакона проиграла и проиграла страшно, не надо было быть полководцем. Душа юноши рвалась туда, где с мечами и копьями в руках гибли его друзья, товарищи, такие же как он лаконцы… Будь он один, Браин наплевал бы на все приказы Нико и ринулся в битву… но на лошади перед ним беспокойно ерзал Алек. А потому он мог лишь, до крови закусив губу, всматриваться в происходящее на бранном поле, где, под грохот стали и конское ржание, погибала надежда Лаконы…
…Они возникли из-за кромки леса внезапно. Трое всадников, растянувшихся редкой цепью, то ли решивших, что бой уже выигран, и можно отправляться на поиски поживы, то ли искавшие что-то разведчики…. Вряд ли лирийцы искали их, но так решила судьба, что теперь он один с мальчишкой на руках, а между пригорком и спасением – враг. Что делать? Бежать? Но их степные лошади явно быстрее, да и куда бы он не направился – в лагерь или в лесок, лирийцы успеют перехватить его… Даже успей они скрыться среди деревьев, с варваров станется начать тщательные поиски одинокого воина… легкой добычи.
Нет. Так не спастись… но мальчишку-то они ловить не будут – зачем он им? Решение созрело мгновенно:
- Алек, сейчас я опущу тебя на землю. Ты сразу беги к деревьям и прячься. А когда все закончится – выходи и иди в лагерь.
- Что закончится? – в глазах мальчика был испуг. Уж что-что, а чужое волнение «маленькое чудовище» чувствовал превосходно, и Браин поймал себя на том, что думает о сорванце, месяцы отравлявшем ему жизнь и лишившем чести участвовать в битве, с настоящей нежностью, как о младшем братишке.
- Это я так просто сказал… Опущу – беги. Понял?
Мальчик кивнул, и, вглядываясь в не по-детски серьезное, побледневшее личико, Браин понял, что тот осознал серьезность происходящего. Вот и хорошо.
Варвары тем временем заметили одинокого всадника и, на миг остановившись, словно ожидая нападения из засады, снова пришпорили коней, отрезая жертву от леса. Юноша подхватил ребенка и плавно опустил его на траву:
- Беги.
Бросив последний отчаянный взгляд на свою няньку, Алек сорвался с места. Браин мысленно пожелав маленькому поганцу выйти из этой передряги целым и невредимым, водрузил на голову шлем и дал шпоры коню. Лирийцы, увидев, что жертва не бежит, а несется им на встречу, разразились громкими криками то ли ярости, то ли восторга. Только сейчас оруженосец смог как следует рассмотреть тех, с кем вот-вот предстояло скрестить мечи: все трое смуглые, без панцирей или кольчуг, что давало надежду, с маленькими костяными луками в руках. Браин выхватил меч. Издав еще один крик, кочевники разом выпустили стрелы из своих, кажущихся игрушечными луков. Юноша вскинул щит, и угодившая в защиту стрела заставила покачнуться в седле – оружие оказалось весьма мощным. Лирийцы выстрелили еще раз: две стрелы просвистели над головой прижавшегося к лошадиной спине лаконца, но третья стрела… что-то подсказало Браину направление ее полета, когда оперенная вестница смерти только совалась с тетивы. Казалось, время замедлило свой бег: повернуть голову оказалось задачей почти непосильной, но он справился… Справился лишь для того, чтобы увидеть, как снаряд ударил в грудь оставшегося далеко позади Алека, что есть сил бегущего к подлеску. Стрела остановила стремительный порыв ребенка и он, раскинув руки, опрокинулся в пожелтевшую, но все еще густую траву. Казалось, весь мир окрасился в багровые тона, ушли все другие краски, звуки, мысли. Варвар, выпустивший стрелу что-то победно вопил, размахивая луком. Кричал ли сам Браин… он не знал. Вся его жизнь, все внимание сосредоточилось на сверкающем лезвии меча, вся ненависть – на лицах приближающихся убийц. Конь под лаконцем, словно заразившись сжигавшим всадника гневом, распластался в стремительном галопе.
Первый враг, не ожидавший от одинокого лирийца такой стремительности, даже не успел сменить лук на меч и лишь вскинул руки в напрасной надежде защититься – страшный удар перерубил предплечья и снес неудачливому воину половину черепа. Но пролившаяся кровь не потушила ярость, а, словно выплеснутое в огонь масло, сделала ее всепоглощающей. Следующий противник, поджарый, смуглый мужчина неопределенного возраста, встретил Браина легким, слегка изогнутым клинком, но хотя юноша и не был искусным фехтовальщиком, его яростный, почти безумный напор заставил врага уйти в глухую защиту. Изогнутое лезвие мелькало, отводя удары, от маленького деревянного щитка на руке лирийца летела щепа. Третий варвар подоспел на помощь товарищу, когда тот был уже весь в крови от мелких, но болезненный ран. Однако теперь пришел черед лаконца защищаться – атаки с двух сторон следовали одна за другой. Вот меч встал на пути лирийского клинка, но тут же сильнейший удар булавы, которой орудовал второй мощный, облаченный в костяные доспехи воин, буквально расколол щит, едва не выбив юношу из седла. Левая рука повисла плетью. Браин еще сумел восстановить равновесие, отмахнуться от орущего на незнакомом языке гиганта, когда клинок худощавого едва не снес ему голову. Следующий удар пришелся в правое плечо, и хотя доспех защитил хозяина, под наплечником враз стало влажно и жарко, а меч показался неимоверно тяжелым… В отчаянном порыве, Браин вздыбил коня и, пока тяжеловес пытался уйти от бьющих в воздухе копыт, обрушил меч на легкий клинок второго врага. Сталь, блеснув в воздухе, скрылась в траве, лириец схватился за неестественно выгнутое запястье, но лаконец не собирался давать жертве время для скорби: меч взлетел во второй раз и опустился на плечо воина, разрубив того до самой груди.
Удар булавой настиг откуда-то сзади, мгновенно погасив свет…
…Харрид Рейнхарен, воин в двадцать пятом поколении, тяжело слез с коня рядом с поверженным врагом. Два его брата были мертвы, но волю скорби он даст потом. Мужчина с уважением взглянул на побежденного лаконца: это был достойный бой, о котором можно сложить хорошую песню. Мужество врагов тоже надо уважать, ведь лишь победа над действительно сильным противником приносит славу. А Феран был не прав, когда убил ребенка. Нет, то конечно его дело, но тратить стрелы на детей, когда идет бой с мужчиной?! Выстрелил бы во врага – кто знает, был бы еще жив… Хватит об этом – нельзя плохо говорить про мертвецов – их души могут обидеться и лишить тебя сна… Надо же, живучий…
Грудь лежащего юноши едва заметно вздымалась, и Харрид поразился крепости лаконца: на родине одного удара его булавы бывало достаточно, чтобы убить любого врага, а этот отразил добрый десяток ударов и умудрился дважды неглубоко, но чувствительно достать мечем. Нет, Харрид не станет его добивать – подберет и посмотрит не виживет ли пленник. Если лаконец выживет – продаст в гладиаторы: там иноземца может ждать большое будущее… Хотя нет: слишком много возни, да и война не скоро закончится.
Вздохнув с сожалением о напрасно потерянных золотых, Харрид поднял булаву… и замер. Из леса прямо на него смотрела женщина.
Женщина, вернее девушка, была молода, красива и больше всего напоминала лесную фею. В ее взгляде, устремленном на могучего лирийца, не было страха – лишь лукавство и безмолвное приглашение. Листва не позволяла как следует рассмотреть фигуру незнакомки, но Харриду показалось, что на той нет ни лоскута ткани. Битва, враг, планы – все это мигом вылетело у мужчины из головы, неистовое возбуждение заставило вскипеть кровь и огнем захлестнуло сознание. Все три жены остались дома, Орда двигалась стремительно, а потому уже долгое время у него не было женщины, и это заставляло постоянно мучаться, отвлекаться от выполнения приказов, то и дело подавляя искушение послать к шакалам войну, Сафара – всех и вся, лишь бы отведать женских ласк, удовлетворить жажду мягкого, но в тоже время упругого девичьего тела, подарками или силой, неважно, добиться покорности. А тут такое…
Незнакомка призывно улыбнулась и, увидев восторг на лице мужчины, рассмеялась. Хотя до леса было далековато, мелодичный, сводящий с ума смех заставил Харрида зарычать от возбуждения и слепо, не рассуждая, рвануться к лесу. Еще раз засмеявшись и послав спешащему что есть сил лирийцу воздушный поцелуй, незнакомка развернулась и исчезла в зарослях.
Задыхаясь от неимоверного возбуждения, воин, ломая кустарник, ворвался под сень деревьев. Тут еще звучало эхо серебристого смеха, но самой незнакомки нигде не было. Несколько минут Харрид, словно одержимый, кружил между деревьев, но в конце концов сдался. Он уже подошел к границе зарослей, когда…
- Милок, ищешь кого? – мягкий, ласковый голос, раздавшийся сзади, заставил воина вздрогнуть и стремительно обернуться. Но надежда на то, что это объявилась таинственная незнакомка рассыпались прахом при первом же взгляде на говорившую. Это оказалась пожилая, скромно, но опрятно одетая женщина с удивительно добрым и светлым лицом, прямо таки излучающим добро. С некоторым удивлением Харрид понял, что старуха говорит на лирийском.
- Как твое имя, мать мужей? Не видела ли ты здесь юной девы?
- Ах ты кобель больной, - благожелательная беззубая улыбка старушки никоим образом не соответствовала произносимым словам, - Думаешь ты достоинством своим жеребячьим. Да видимо все девки от тебя бегом бегут, на морду твою взглянув, а те что раз глупость совершили потом только смеются да перешучиваются…
Ярость захлестнула лирийца подобно штормовой волне, и он так же, как несколько минут назад, слепо, не разбирая дороги, рванулся на обидчицу и… боль вспышкой пронзила ногу. Харрид оторопело уставился на большой капкан, крепко вцепившийся в ступню.
- Зря ты так нервничаешь, милок, - старушка, улыбнулась, и воин невольно отметил, что ошибся, посчитав ее беззубой. У женщины были длинные желтоватые клыки… волчьи, - Ну да ничего – уж я то тебя согрею.
Словно издеваясь, она развела руки, будто готовясь обнять мужчину. Пальцы, мягкие и покрытые сеточкой морщин, оканчивались длинными черными когтями.
- Иди ко мне, мой любовничек… - голос из ласкового превратился в хриплое карканье, вместе с голосом менялось и лицо женщины, расплываясь и открывая взору лирийца то, что срывала маска... Когда превращение закончилось, Харрид, воин в двадцать пятом поколении, закричал, не в силах больше удержать внутри свой ужас…
… Вышедшая из леса женщина не была похожа на лесную фею, но и на старушку она тоже ни коим образом не походила. Красивая женщина лет тридцати пяти, одетая элегантно, но неброско, с лицом, излучающим холодную уверенность. Неспешно, словно на балу, прошествовав по пожелтевшему ковру травы, незнакомка остановилась рядом с лежащим в беспамятстве Браином. Несколько минут вглядывалась в залитое кровью лицо юноши, почти беззвучно шевеля губами. Если бы рядом был кто-то способный услышать речи ведьмы, то он смог разобрать что-то вроде:
- Вот так то, дворянчик… Сивелия свои долги помнит, ой помнит… Юнец жив, это славно, мне спасибо скажи. А что до пащенка, так если сгиб, так то к добру, а не к худу. Вот такая моя плата тебе за честность. А уж коли после моего ухода сгибнут, значится так тому и быть… Я же не нянька….
Продолжая свой неясный монолог, женщина развернулась и скрылась в лесу…
- А Нико сказал, что мы должны быть в лагере…
- А я сказал, чтобы ты, раз уж увязался, сидел и молчал, - Браин подавил в себе жгучее желание дать маленькому паршивцу подзатыльник. Это чудовище, неясно откуда свалившееся на его голову, казалось, специально было сотворено тенями, чтобы отравлять ему жизнь. Он то надеялся на походы, подвиги, битвы,… а получил роль няньки. Юноша едва ли не с яростью покосился на макушку устроившегося перед ним мальчишки. Это он во всем виноват! Воспоминания о последнем разговоре с Нико до сих пор отдавались в душе жгучей обидой: узнать, что скоро армии предстоит вступить в великую битву, решающую судьбу Лаконы, что Нико, Артуру ле Тейну и даже Доминику, который ненамного старше его предстоит сражаться плечом к плечу с самим императором, нанеся удар в рядах авангарда… и тут же узнать, что он в это время будет сидеть в лагере, вместе с обозниками и поварами, утирая сопли какому-то мальчишке! Браин возмутился. Он спорил, убеждал, просил… он даже готов был умолять, но граф был непреклонен: оруженосец должен остаться под защитой частокола, ни на мгновение не отпускать от себя мальчика и в случае чего головой ответить за его безопасность. Сказать, что он был расстроен - это значит ничего не сказать: попадись юноше в тот момент Алек, он бы придушил мальца собственными руками. Но тот в очередной раз умудрился исчезнуть из-под присмотра и сейчас бродил где-то по бескрайнему лагерю. Поиски заняли несколько часов, за которые лютая злоба успела смениться сначала легким беспокойством, а потом и нешуточном страхом – богатое воображение юноши постоянно рисовало картины, в которых маленький человечек получал удар копытом, оказывался под рухнувшей пирамидой из копий… да мало ли опасностей в военном лагере?! Так что когда мальчишка, усталый, голодный, но довольный, явился к шатру, который занимал Нико, Браин был готов простить тому, что угодно только за то, что тот вернулся целыми невредимым.
В утро боя он, с грустью и завистью наблюдавший за тем как воины перебрасываясь шутками и приветствиями готовятся к битве, решил что уж сегодня Алек никуда не денется. Во что бы то ни стало. И под визг, писк и громкие вопли жертвы, под громовой хохот проходящих мимо солдат, обвязал правую ногу мальчишки крепким кожаным ремнем, навязав для надежности самых сложных узлов из тех, что знал. И лишь закрепив второй конец петлей у себя на запястье, юноша успокоился и, не обращая внимания на язвительные выкрики вроде «Эй, малый, а что у тебя за собачонка такая? Али это обезьянка? Или медвежонок? Ты случайно не циркач?», поволок отчаянно упирающегося Алека к частоколу, откуда надеялся понаблюдать за сражением. К несчастью, лагерь оказался довольно далеко от места будущей битвы, и любознательному юноше почти ничего не было видно. Однако, он старательно всматривался, временами, не оборачиваясь, подергивая за ремень и слыша сзади недовольную возню. Наконец, отчаявшись что-нибудь увидеть, он обернулся и встретился взглядом в тем, кто был привязан к другому концу веревки. К его ярости это оказался вовсе не несносный мальчишка, крупная дворняга из тех, что увязались за войском. Ремень был обмотан вокруг шеи животного на манер ошейника, а то, что собака терпеливо сносила рывки и подергивания, лучше всего указывало на то, кто ее привязал. Временами Браину казалось, что Алек даже лошадей сможет научить вышивать, если захочет, настолько хорошо слушались мальчишку животные. Вот и эта псина явно выполняла «поручение» мальчишки…
Слова, что произнес разъяренный оруженосец, осознав случившееся, заставили животину шарахнуться в испуге, а проходящего мимо обозника уважительно присвистнуть. Браин и сам не подозревал, что может выдать такое.
Несколько минут прошли в лихорадочных поисках, но чем больше длилась безрезультатная беготня среди шатров, тем глубже в душу юного оруженосца проникало искушение. В конце концов, Алек вполне мог, проявив свою уникальную способность просачиваться в любую щель, выбраться за пределы лагеря, так? И тогда отправься он, Браин, искать беглого мальчишку за пределы частокола, даже Нико не сможет сказать, что он нарушил свои обязанности. А искать он его будет на одном пригорке, который юноша заприметил еще вчера и откуда будет прекрасно видно поле битвы. С маленьким паршивцем в лагере ничего не случится, ну а если он, чем тьма не шутит, и вправду выбрался посмотреть бой поближе, то Браин его изловит, несмотря на запрет Нико выдерет розгами и отвезет обратно. И пусть потом хоть самому Маррелю жалуется на «злого и противного дядю Браина». Успокоив таким образом свою совесть, юноша спешно, словно боясь что мальчишка найдется, начал седлать коня и облачаться в боевые доспехи. Так, на всякий случай.… В грезах юноша уже видел, как на императора Ярно, или графа Нико, а на худой конец и Доминик сойдет, наваливается десяток варваров, а он, Браин, с громким кличем врывается в гущу врагов разя направо и налево, спасает раненого товарища, сам получает рану, не слишком тяжелую, конечно, что такую, чтобы кровь обагрила доспех, а потом, после заживления остался шрам, добавляющий облику владельца мужественности…
Как назло, Алек, которого обычно приходилось искать или ловить пол дня, отыскался у самых ворот, изображая гнев и укор на лице, в душе юноша чуть не плакал. Ну что стоило сорванцу попрятаться еще минут пять? А грезы, такие героические и заманчивые, упрямо маячили перед мысленным взором…
- Браин, не надо, ладно?
- …Ты где шлялся?! Вот выдеру розгами! Чего не надо?
- Не ходи туда.
- Почему это? – в душе оруженосца вдруг проснулось юношеское упрямство. Ладно. он слушался Нико, тот хотя бы его сеньор, но с какого он должен слушаться этого проклятого мальчишку, говорящего так, словно это он здесь главный?!
- Не ходи, там… там… - мальчик явно не мог подобрать слов, - Ты не вернешься. Не надо. ну пожалуйста…
Слова прозвучали жалобно, но Браина уже понесло.
- Ты сиди здесь, а я ненадолго. Только гляну, что делается и тут же обратно. Ничего со мной не случится.
- Браин, ну Браин…
- С дороги!
Юноша придал своему лицу максимально грозное выражение, но Алек, замерший прямо на дороге перед лошадью лишь упрямо замотал головой, так и не двинувшись с места. Лошадь тоже перестала обращать внимание на всадника, игнорируя шпоры, словно их и не было. А это означало, что пока мальчишка ей не «разрешит», он, Браин, может ее хоть волоком за узду тащить - с места не сдвинется.
-Только если возьмешь меня с собой.
Юноша замер. Посмотреть на бой, а то и поучаствовать в сече, он конечно хотел страстно, но тащить так близко к полю боя Алека. Мыслей о том, что скажет на это Нико, когда узнает, оказалось достаточно, чтобы рассеять часть радужных миражей. В душе юного оруженосца боролись долг и азарт. Азарт победил:
- Ладно. Иди сюда, - подхватив мальчика, Браин усадил его на лошадь перед собой, - Но с условием, что ты будешь сидеть тихо, не говорить ни слова и не дергать меня по пустякам. Понял?
Молчание.
- Понял, я спрашиваю?!
- Но ты же сам велел молчать, а теперь вот кричишь…
Не удостоив маленького поганца ответом, юноша тронул лошадь.
Вскоре они уже были на пригорке, довольно далеко от лагеря, но рядом с небольшим жиденьким лесом. Вид на разворачивающееся сражение отсюда был превосходен, но увиденное заставляло сердце Браина обливаться кровью. Для того, чтобы понять – Лакона проиграла и проиграла страшно, не надо было быть полководцем. Душа юноши рвалась туда, где с мечами и копьями в руках гибли его друзья, товарищи, такие же как он лаконцы… Будь он один, Браин наплевал бы на все приказы Нико и ринулся в битву… но на лошади перед ним беспокойно ерзал Алек. А потому он мог лишь, до крови закусив губу, всматриваться в происходящее на бранном поле, где, под грохот стали и конское ржание, погибала надежда Лаконы…
…Они возникли из-за кромки леса внезапно. Трое всадников, растянувшихся редкой цепью, то ли решивших, что бой уже выигран, и можно отправляться на поиски поживы, то ли искавшие что-то разведчики…. Вряд ли лирийцы искали их, но так решила судьба, что теперь он один с мальчишкой на руках, а между пригорком и спасением – враг. Что делать? Бежать? Но их степные лошади явно быстрее, да и куда бы он не направился – в лагерь или в лесок, лирийцы успеют перехватить его… Даже успей они скрыться среди деревьев, с варваров станется начать тщательные поиски одинокого воина… легкой добычи.
Нет. Так не спастись… но мальчишку-то они ловить не будут – зачем он им? Решение созрело мгновенно:
- Алек, сейчас я опущу тебя на землю. Ты сразу беги к деревьям и прячься. А когда все закончится – выходи и иди в лагерь.
- Что закончится? – в глазах мальчика был испуг. Уж что-что, а чужое волнение «маленькое чудовище» чувствовал превосходно, и Браин поймал себя на том, что думает о сорванце, месяцы отравлявшем ему жизнь и лишившем чести участвовать в битве, с настоящей нежностью, как о младшем братишке.
- Это я так просто сказал… Опущу – беги. Понял?
Мальчик кивнул, и, вглядываясь в не по-детски серьезное, побледневшее личико, Браин понял, что тот осознал серьезность происходящего. Вот и хорошо.
Варвары тем временем заметили одинокого всадника и, на миг остановившись, словно ожидая нападения из засады, снова пришпорили коней, отрезая жертву от леса. Юноша подхватил ребенка и плавно опустил его на траву:
- Беги.
Бросив последний отчаянный взгляд на свою няньку, Алек сорвался с места. Браин мысленно пожелав маленькому поганцу выйти из этой передряги целым и невредимым, водрузил на голову шлем и дал шпоры коню. Лирийцы, увидев, что жертва не бежит, а несется им на встречу, разразились громкими криками то ли ярости, то ли восторга. Только сейчас оруженосец смог как следует рассмотреть тех, с кем вот-вот предстояло скрестить мечи: все трое смуглые, без панцирей или кольчуг, что давало надежду, с маленькими костяными луками в руках. Браин выхватил меч. Издав еще один крик, кочевники разом выпустили стрелы из своих, кажущихся игрушечными луков. Юноша вскинул щит, и угодившая в защиту стрела заставила покачнуться в седле – оружие оказалось весьма мощным. Лирийцы выстрелили еще раз: две стрелы просвистели над головой прижавшегося к лошадиной спине лаконца, но третья стрела… что-то подсказало Браину направление ее полета, когда оперенная вестница смерти только совалась с тетивы. Казалось, время замедлило свой бег: повернуть голову оказалось задачей почти непосильной, но он справился… Справился лишь для того, чтобы увидеть, как снаряд ударил в грудь оставшегося далеко позади Алека, что есть сил бегущего к подлеску. Стрела остановила стремительный порыв ребенка и он, раскинув руки, опрокинулся в пожелтевшую, но все еще густую траву. Казалось, весь мир окрасился в багровые тона, ушли все другие краски, звуки, мысли. Варвар, выпустивший стрелу что-то победно вопил, размахивая луком. Кричал ли сам Браин… он не знал. Вся его жизнь, все внимание сосредоточилось на сверкающем лезвии меча, вся ненависть – на лицах приближающихся убийц. Конь под лаконцем, словно заразившись сжигавшим всадника гневом, распластался в стремительном галопе.
Первый враг, не ожидавший от одинокого лирийца такой стремительности, даже не успел сменить лук на меч и лишь вскинул руки в напрасной надежде защититься – страшный удар перерубил предплечья и снес неудачливому воину половину черепа. Но пролившаяся кровь не потушила ярость, а, словно выплеснутое в огонь масло, сделала ее всепоглощающей. Следующий противник, поджарый, смуглый мужчина неопределенного возраста, встретил Браина легким, слегка изогнутым клинком, но хотя юноша и не был искусным фехтовальщиком, его яростный, почти безумный напор заставил врага уйти в глухую защиту. Изогнутое лезвие мелькало, отводя удары, от маленького деревянного щитка на руке лирийца летела щепа. Третий варвар подоспел на помощь товарищу, когда тот был уже весь в крови от мелких, но болезненный ран. Однако теперь пришел черед лаконца защищаться – атаки с двух сторон следовали одна за другой. Вот меч встал на пути лирийского клинка, но тут же сильнейший удар булавы, которой орудовал второй мощный, облаченный в костяные доспехи воин, буквально расколол щит, едва не выбив юношу из седла. Левая рука повисла плетью. Браин еще сумел восстановить равновесие, отмахнуться от орущего на незнакомом языке гиганта, когда клинок худощавого едва не снес ему голову. Следующий удар пришелся в правое плечо, и хотя доспех защитил хозяина, под наплечником враз стало влажно и жарко, а меч показался неимоверно тяжелым… В отчаянном порыве, Браин вздыбил коня и, пока тяжеловес пытался уйти от бьющих в воздухе копыт, обрушил меч на легкий клинок второго врага. Сталь, блеснув в воздухе, скрылась в траве, лириец схватился за неестественно выгнутое запястье, но лаконец не собирался давать жертве время для скорби: меч взлетел во второй раз и опустился на плечо воина, разрубив того до самой груди.
Удар булавой настиг откуда-то сзади, мгновенно погасив свет…
…Харрид Рейнхарен, воин в двадцать пятом поколении, тяжело слез с коня рядом с поверженным врагом. Два его брата были мертвы, но волю скорби он даст потом. Мужчина с уважением взглянул на побежденного лаконца: это был достойный бой, о котором можно сложить хорошую песню. Мужество врагов тоже надо уважать, ведь лишь победа над действительно сильным противником приносит славу. А Феран был не прав, когда убил ребенка. Нет, то конечно его дело, но тратить стрелы на детей, когда идет бой с мужчиной?! Выстрелил бы во врага – кто знает, был бы еще жив… Хватит об этом – нельзя плохо говорить про мертвецов – их души могут обидеться и лишить тебя сна… Надо же, живучий…
Грудь лежащего юноши едва заметно вздымалась, и Харрид поразился крепости лаконца: на родине одного удара его булавы бывало достаточно, чтобы убить любого врага, а этот отразил добрый десяток ударов и умудрился дважды неглубоко, но чувствительно достать мечем. Нет, Харрид не станет его добивать – подберет и посмотрит не виживет ли пленник. Если лаконец выживет – продаст в гладиаторы: там иноземца может ждать большое будущее… Хотя нет: слишком много возни, да и война не скоро закончится.
Вздохнув с сожалением о напрасно потерянных золотых, Харрид поднял булаву… и замер. Из леса прямо на него смотрела женщина.
Женщина, вернее девушка, была молода, красива и больше всего напоминала лесную фею. В ее взгляде, устремленном на могучего лирийца, не было страха – лишь лукавство и безмолвное приглашение. Листва не позволяла как следует рассмотреть фигуру незнакомки, но Харриду показалось, что на той нет ни лоскута ткани. Битва, враг, планы – все это мигом вылетело у мужчины из головы, неистовое возбуждение заставило вскипеть кровь и огнем захлестнуло сознание. Все три жены остались дома, Орда двигалась стремительно, а потому уже долгое время у него не было женщины, и это заставляло постоянно мучаться, отвлекаться от выполнения приказов, то и дело подавляя искушение послать к шакалам войну, Сафара – всех и вся, лишь бы отведать женских ласк, удовлетворить жажду мягкого, но в тоже время упругого девичьего тела, подарками или силой, неважно, добиться покорности. А тут такое…
Незнакомка призывно улыбнулась и, увидев восторг на лице мужчины, рассмеялась. Хотя до леса было далековато, мелодичный, сводящий с ума смех заставил Харрида зарычать от возбуждения и слепо, не рассуждая, рвануться к лесу. Еще раз засмеявшись и послав спешащему что есть сил лирийцу воздушный поцелуй, незнакомка развернулась и исчезла в зарослях.
Задыхаясь от неимоверного возбуждения, воин, ломая кустарник, ворвался под сень деревьев. Тут еще звучало эхо серебристого смеха, но самой незнакомки нигде не было. Несколько минут Харрид, словно одержимый, кружил между деревьев, но в конце концов сдался. Он уже подошел к границе зарослей, когда…
- Милок, ищешь кого? – мягкий, ласковый голос, раздавшийся сзади, заставил воина вздрогнуть и стремительно обернуться. Но надежда на то, что это объявилась таинственная незнакомка рассыпались прахом при первом же взгляде на говорившую. Это оказалась пожилая, скромно, но опрятно одетая женщина с удивительно добрым и светлым лицом, прямо таки излучающим добро. С некоторым удивлением Харрид понял, что старуха говорит на лирийском.
- Как твое имя, мать мужей? Не видела ли ты здесь юной девы?
- Ах ты кобель больной, - благожелательная беззубая улыбка старушки никоим образом не соответствовала произносимым словам, - Думаешь ты достоинством своим жеребячьим. Да видимо все девки от тебя бегом бегут, на морду твою взглянув, а те что раз глупость совершили потом только смеются да перешучиваются…
Ярость захлестнула лирийца подобно штормовой волне, и он так же, как несколько минут назад, слепо, не разбирая дороги, рванулся на обидчицу и… боль вспышкой пронзила ногу. Харрид оторопело уставился на большой капкан, крепко вцепившийся в ступню.
- Зря ты так нервничаешь, милок, - старушка, улыбнулась, и воин невольно отметил, что ошибся, посчитав ее беззубой. У женщины были длинные желтоватые клыки… волчьи, - Ну да ничего – уж я то тебя согрею.
Словно издеваясь, она развела руки, будто готовясь обнять мужчину. Пальцы, мягкие и покрытые сеточкой морщин, оканчивались длинными черными когтями.
- Иди ко мне, мой любовничек… - голос из ласкового превратился в хриплое карканье, вместе с голосом менялось и лицо женщины, расплываясь и открывая взору лирийца то, что срывала маска... Когда превращение закончилось, Харрид, воин в двадцать пятом поколении, закричал, не в силах больше удержать внутри свой ужас…
… Вышедшая из леса женщина не была похожа на лесную фею, но и на старушку она тоже ни коим образом не походила. Красивая женщина лет тридцати пяти, одетая элегантно, но неброско, с лицом, излучающим холодную уверенность. Неспешно, словно на балу, прошествовав по пожелтевшему ковру травы, незнакомка остановилась рядом с лежащим в беспамятстве Браином. Несколько минут вглядывалась в залитое кровью лицо юноши, почти беззвучно шевеля губами. Если бы рядом был кто-то способный услышать речи ведьмы, то он смог разобрать что-то вроде:
- Вот так то, дворянчик… Сивелия свои долги помнит, ой помнит… Юнец жив, это славно, мне спасибо скажи. А что до пащенка, так если сгиб, так то к добру, а не к худу. Вот такая моя плата тебе за честность. А уж коли после моего ухода сгибнут, значится так тому и быть… Я же не нянька….
Продолжая свой неясный монолог, женщина развернулась и скрылась в лесу…
1 число месяца Темнейших Глубин. Ночь и Рассвет. У Темного Брода. Лагерь лаконской армии.
Они отошли в лагерь, зализывать раны. Сколько из них не вернулось с поля боя? Сколько раненных, увеченных, лишившихся ног и рук? Не счесть числа... По полям лаконским нынче текут реки крови...
Ярно был бледен, но держался. Они проиграли, но пока жив Император, жива и Империя... Они проиграли, но они не сдались! Их можно убить, но они будут стоять на страже своей земли до конца, до страшного лютого конца, каким бы он не был!
Артур молчал, бросая на всех насмешливые взгляды. Неужели ему не страшно? Доминик до сегодняшнего дня не мог себе представить – что это значит – "оказаться в аду". Но теперь он понял, что не может быть ничего страшнее бессильной ярости, которая охватывает тебя, когда ты понимаешь – ты не можешь сделать ничего – ты один, а врагов тысячи, и тебе не поразить их одним ударом...
Ярно и его ближайшие люди о чем-то разговаривали мрачно. Что-то решалось. Доминик ждал. Кругом царила ночь и стоны, стоны раненных. Нужно было уходить из этого проклятого места, пока лирийцы не придут сюда. В том, что это случится, никто не сомневался. Надо, надо уходить... Но как? Они будут едва плестись, и лирийцы, когда поймут, что они уходят в момент отправят погоню по следам!
Ярно вышел в центр лагеря. Даже сейчас, проигравший, он оставался настоящим властителем. Таким, за которым люди пойдут, не смотря ни на что, хоть в огонь, хоть в воду.
- Мои храбрые воины! – его голос был печален, но тверд. – Мы разбиты, но с нами не потеряна вся Лакона! Лакона – огромна, и я верю - она выстоит! Сейчас, нам надо увести отсюда раненных, и во что бы это не стало, снять осаду с Фалессы. И тогда мы вернемся, и отомстим за всех убитых сегодня!
Его поддержал гул согласных голосов. Да, так и будет! Они вернутся, обязательно вернутся! Битва не закончена, пока мы живы!
Ярно замолк, и еще раз обвел всех глазами.
- Мои храбрые воины! Наш враг силен! Очень силен. Если, мы сейчас свернем лагерь, и начнем отступление – будьте уверены – Сафар догонит нас! Поэтому, я вынужден вас просить – приказывать сейчас я не могу – кто-то должен остаться и прикрыть наш отход! Я буду честен – те, кто останется – наверняка погибнут. Но они будут героями, и Лакона не забудет их! Кто хочет остаться?
В начале все молчали – да, остаться здесь – это верная гибель. А они и так чудом избежали ее в битве. Но вскоре тишина рухнула – сначала один голос, потом и другой, потом целый хор. Доминик огляделся и крикнул:
- Я тоже. Я остаюсь!
Артур взглянул на него, и взмахнул рукой – мол, тоже.
Ярно кивнул им.
- Лакона вас не забудет! А теперь – все кто может ходить, и уходит – помогите лежащим! Седлайте лошадей! Мы будет скакать так, как будто ад гонится за нами – а ведь так и есть!
Прошло, полчаса и в лагере остался небольшой отряд смертников, создающий видимость большого войска. Артур расхаживал из стороны в сторону. Доминик сидел у палатки. Его охватила странная апатия. Ничего не хотелось. Он глядел на встающее солнце и тихонько напевал:
- Вперед, вперед, скорей вперед, пусть сила вражия помрёт... – и все-таки Лакона победила в этой битве – ведь их дух не сломлен.
- Вперед, вперед, давай, давай, гад, за Лакону получай! – и когда Ярно достигнет Фалессы, он снимет осаду.
- Вперед, вперед, быстрей, быстрей, вперед гоните лошадей... – потом соберет новое войско, и снова отправится на войну.
- Вперед, вперед, ко мне, ко мне, Марэль на нашей стороне! – и на этот раз они обязательно победят.
- Вперед, вперед, идём, идём, мы защитим родной наш дом... – они победят и выбросят проклятых лирийцев прочь с этой земли!
- Вперед, вперед, ого, ого, враг не получит ничего! – а затем настанет черед и Сторна, и всех других кто предал!
- Остер наш меч, хорош доспех, на свете мы сильнее всех... – они обязательно победят – ведь иначе быть не может.
- Мы не завидуем врагу - порубим мы врагов в рагу! – только вот Доминик этого уже не увидит.
- И знайте, люди всей Лаконы, мы победили б и дракона... – и Сильвию уже никогда не увидит больше.
- Пока мы продолжаем бой, за нами вы - как за стеной! – а вот на холм уже поднимаются лирийцы.
Доминик вскочил, выхватил меч. Они не пройдут здесь! Только по нашим трупам!
Раздался скрежет металла об металл. На смерть! На смерть!
Ле Рамлет бросился в бой, но тут его ухватила крепкая рука. Артур – на оседланном коне! Как он может!
- Молодой человек, – в голосе ле Тейна звучал лед. – Если вы хотите прожить на этом свете хоть чуть-чуть, и увидеть эту девушку, о которой так мечтаете, то не надо слов, просто садитесь на коня и скачите. Поверьте, я так и сделаю...
- Нет! – Доминик мотнул головой. – Я умру за Лакону и Ярно!
Артур вроде бы вздохнул и дернул за поводья. Доминик обошел его и кинулся... Кинулся бы, если бы на его голову не опустилось что-то тяжелое, и свет дневной померк.
Они отошли в лагерь, зализывать раны. Сколько из них не вернулось с поля боя? Сколько раненных, увеченных, лишившихся ног и рук? Не счесть числа... По полям лаконским нынче текут реки крови...
Ярно был бледен, но держался. Они проиграли, но пока жив Император, жива и Империя... Они проиграли, но они не сдались! Их можно убить, но они будут стоять на страже своей земли до конца, до страшного лютого конца, каким бы он не был!
Артур молчал, бросая на всех насмешливые взгляды. Неужели ему не страшно? Доминик до сегодняшнего дня не мог себе представить – что это значит – "оказаться в аду". Но теперь он понял, что не может быть ничего страшнее бессильной ярости, которая охватывает тебя, когда ты понимаешь – ты не можешь сделать ничего – ты один, а врагов тысячи, и тебе не поразить их одним ударом...
Ярно и его ближайшие люди о чем-то разговаривали мрачно. Что-то решалось. Доминик ждал. Кругом царила ночь и стоны, стоны раненных. Нужно было уходить из этого проклятого места, пока лирийцы не придут сюда. В том, что это случится, никто не сомневался. Надо, надо уходить... Но как? Они будут едва плестись, и лирийцы, когда поймут, что они уходят в момент отправят погоню по следам!
Ярно вышел в центр лагеря. Даже сейчас, проигравший, он оставался настоящим властителем. Таким, за которым люди пойдут, не смотря ни на что, хоть в огонь, хоть в воду.
- Мои храбрые воины! – его голос был печален, но тверд. – Мы разбиты, но с нами не потеряна вся Лакона! Лакона – огромна, и я верю - она выстоит! Сейчас, нам надо увести отсюда раненных, и во что бы это не стало, снять осаду с Фалессы. И тогда мы вернемся, и отомстим за всех убитых сегодня!
Его поддержал гул согласных голосов. Да, так и будет! Они вернутся, обязательно вернутся! Битва не закончена, пока мы живы!
Ярно замолк, и еще раз обвел всех глазами.
- Мои храбрые воины! Наш враг силен! Очень силен. Если, мы сейчас свернем лагерь, и начнем отступление – будьте уверены – Сафар догонит нас! Поэтому, я вынужден вас просить – приказывать сейчас я не могу – кто-то должен остаться и прикрыть наш отход! Я буду честен – те, кто останется – наверняка погибнут. Но они будут героями, и Лакона не забудет их! Кто хочет остаться?
В начале все молчали – да, остаться здесь – это верная гибель. А они и так чудом избежали ее в битве. Но вскоре тишина рухнула – сначала один голос, потом и другой, потом целый хор. Доминик огляделся и крикнул:
- Я тоже. Я остаюсь!
Артур взглянул на него, и взмахнул рукой – мол, тоже.
Ярно кивнул им.
- Лакона вас не забудет! А теперь – все кто может ходить, и уходит – помогите лежащим! Седлайте лошадей! Мы будет скакать так, как будто ад гонится за нами – а ведь так и есть!
Прошло, полчаса и в лагере остался небольшой отряд смертников, создающий видимость большого войска. Артур расхаживал из стороны в сторону. Доминик сидел у палатки. Его охватила странная апатия. Ничего не хотелось. Он глядел на встающее солнце и тихонько напевал:
- Вперед, вперед, скорей вперед, пусть сила вражия помрёт... – и все-таки Лакона победила в этой битве – ведь их дух не сломлен.
- Вперед, вперед, давай, давай, гад, за Лакону получай! – и когда Ярно достигнет Фалессы, он снимет осаду.
- Вперед, вперед, быстрей, быстрей, вперед гоните лошадей... – потом соберет новое войско, и снова отправится на войну.
- Вперед, вперед, ко мне, ко мне, Марэль на нашей стороне! – и на этот раз они обязательно победят.
- Вперед, вперед, идём, идём, мы защитим родной наш дом... – они победят и выбросят проклятых лирийцев прочь с этой земли!
- Вперед, вперед, ого, ого, враг не получит ничего! – а затем настанет черед и Сторна, и всех других кто предал!
- Остер наш меч, хорош доспех, на свете мы сильнее всех... – они обязательно победят – ведь иначе быть не может.
- Мы не завидуем врагу - порубим мы врагов в рагу! – только вот Доминик этого уже не увидит.
- И знайте, люди всей Лаконы, мы победили б и дракона... – и Сильвию уже никогда не увидит больше.
- Пока мы продолжаем бой, за нами вы - как за стеной! – а вот на холм уже поднимаются лирийцы.
Доминик вскочил, выхватил меч. Они не пройдут здесь! Только по нашим трупам!
Раздался скрежет металла об металл. На смерть! На смерть!
Ле Рамлет бросился в бой, но тут его ухватила крепкая рука. Артур – на оседланном коне! Как он может!
- Молодой человек, – в голосе ле Тейна звучал лед. – Если вы хотите прожить на этом свете хоть чуть-чуть, и увидеть эту девушку, о которой так мечтаете, то не надо слов, просто садитесь на коня и скачите. Поверьте, я так и сделаю...
- Нет! – Доминик мотнул головой. – Я умру за Лакону и Ярно!
Артур вроде бы вздохнул и дернул за поводья. Доминик обошел его и кинулся... Кинулся бы, если бы на его голову не опустилось что-то тяжелое, и свет дневной померк.
14-17 месяца Падения Зерна.
Мстиш задумчиво стоял над мечущейся в лихорадке девушкой. Рядом появилась нянька Нэнна:
- Не жилец она... совсем, парень.
- Нет! - невольно вырвалось у него. Он не мог представить что вот это юное, красивое лицо станет маской для смерти. - Нет...
Нэнна посмотрела на него мудрыми глазами:
- Что? Готов все отдать, лишь бы жила?
Он нахмурился, скрывая свои мысли. Минуты летели в молчании и вот тишина порвана решительным словом:
- Я буду лечить ее. Старым методом.
Старушка усмехнулась и окинула его каким-то удивительным взором:
- Ты сможешь. Ты отвар сможешь приготовить?
- Да, - тихо ответил он.
- Тогда я все принесу. Храни тебя небо, парень. Она сожжет лихорадкой твое сердце.
Мстиш кивнул: "Что там сжигать... ненависть уже все сделала".
В камине жарко пылал огонь, крепкий отвар лечебных трав капля за каплей был подарен ей: из губ в губы. Мстиш перевел дыхание. Даже сейчас в лихорадке, в ознобе - она прекрасна. Он разделся догола и полностью скинул с ее безвольного тела одежды. Затем его руки обняли ее тело, прижимая к себе и накрывая сверху ворохом теплых покрывал и шкур, которые отыскала в замке заботливая нянюшка Нэнна. Он прижал ее к себе, моля богов дать ей здоровье и жизнь. Губы прижались к лбу девушки, стараясь снять жар. И снова-снова он вставал среди ночи, обтирая ее тело прохладными полотенцами, поя ее лечебным отваром. Снова его руки обнимали ее тело, забирая болезнь и даря свои силы.. Солнце уже высоко парило над горизонтом, когда девушка стала дышать глубко и ровно. Мстиш прижал ее головку к своей груди, засыпая...
.. Он проснулся от того, что его атаковал рой мелких, но чрезвычайно настырных птиц.. Они били его грудь своими пушистыми перышками, мягко касались его рук, скользили по ним и трепетно касались его губ.. Юноша распахнул глаза:
- Раэн! - попытался он вскрикнуть, но ее губы скрыли его крик, целуя.
Что это был за поцелуй: горечь и сладость. Мстиш перевернул девушку на спину, пытаясь рассмотреть ее взор, но руки девушки стремительно обняли его шею, притягивая к себе. И он застонал, ощущая собственное желание. Губы покрыли прелестное лицо девушки вихрем поцелуев, на которые она отвечала жаркими прикосновениями к его плечам... талии.. груди.. ногам. Его руки поймали ладони Раэн в замок, поднимая их над рыжей головкой. Губы страстно впились в нежную грудь девушки, подчиняясь собственному телу:
- Посмотри на меня.. Посмотри, - тихо шептал он.
Аквамариновые глаза распахнулись, глядя в его глаза, требовательно и нежно, а тело трепетно поддалось на его ласки. И он не в силах сдержаться - проник в нее. Их губы слились в почти болезненом поцелуе. Каждый его удар был все более яростным.. Он понимал, что она сжигает его целиком и без остатка. Девушка стонала, но он не ведал жалости. Пока стоны не стали полны наслаждения и неги, охватывающей как ее тело, так и все его существо... Еще ни раз в этот длинный день, и длинную ночь они принадлежали друг другу. Сжигая и даря жизнь...
Утром Раэн очнулась от лучей солнца, ласкающих ее лицо. Она медленно подняла голову, оглядываясь и с удивлением обнаруживая рядом незнакомого парня.. Более того - на его груди она покойно отдыхала!
- Кто ты?
Его глаза медленно распахнулись:
- Разве это имеет значение? - тихо молвил он, нежно проводя ладонью по ее щеке. - Ты будешь жить.. Что еще этому миру надо?
Раэн вздохнула, пытаясь скрыть ярко-алый блеск щек. Она нежно коснулась его губ:
- Спасибо тебе...
Его руки обвились вокруг ее талии, а головка Раэн уютно легла на его грудь... Сон..
Мстиш задумчиво стоял над мечущейся в лихорадке девушкой. Рядом появилась нянька Нэнна:
- Не жилец она... совсем, парень.
- Нет! - невольно вырвалось у него. Он не мог представить что вот это юное, красивое лицо станет маской для смерти. - Нет...
Нэнна посмотрела на него мудрыми глазами:
- Что? Готов все отдать, лишь бы жила?
Он нахмурился, скрывая свои мысли. Минуты летели в молчании и вот тишина порвана решительным словом:
- Я буду лечить ее. Старым методом.
Старушка усмехнулась и окинула его каким-то удивительным взором:
- Ты сможешь. Ты отвар сможешь приготовить?
- Да, - тихо ответил он.
- Тогда я все принесу. Храни тебя небо, парень. Она сожжет лихорадкой твое сердце.
Мстиш кивнул: "Что там сжигать... ненависть уже все сделала".
В камине жарко пылал огонь, крепкий отвар лечебных трав капля за каплей был подарен ей: из губ в губы. Мстиш перевел дыхание. Даже сейчас в лихорадке, в ознобе - она прекрасна. Он разделся догола и полностью скинул с ее безвольного тела одежды. Затем его руки обняли ее тело, прижимая к себе и накрывая сверху ворохом теплых покрывал и шкур, которые отыскала в замке заботливая нянюшка Нэнна. Он прижал ее к себе, моля богов дать ей здоровье и жизнь. Губы прижались к лбу девушки, стараясь снять жар. И снова-снова он вставал среди ночи, обтирая ее тело прохладными полотенцами, поя ее лечебным отваром. Снова его руки обнимали ее тело, забирая болезнь и даря свои силы.. Солнце уже высоко парило над горизонтом, когда девушка стала дышать глубко и ровно. Мстиш прижал ее головку к своей груди, засыпая...
.. Он проснулся от того, что его атаковал рой мелких, но чрезвычайно настырных птиц.. Они били его грудь своими пушистыми перышками, мягко касались его рук, скользили по ним и трепетно касались его губ.. Юноша распахнул глаза:
- Раэн! - попытался он вскрикнуть, но ее губы скрыли его крик, целуя.
Что это был за поцелуй: горечь и сладость. Мстиш перевернул девушку на спину, пытаясь рассмотреть ее взор, но руки девушки стремительно обняли его шею, притягивая к себе. И он застонал, ощущая собственное желание. Губы покрыли прелестное лицо девушки вихрем поцелуев, на которые она отвечала жаркими прикосновениями к его плечам... талии.. груди.. ногам. Его руки поймали ладони Раэн в замок, поднимая их над рыжей головкой. Губы страстно впились в нежную грудь девушки, подчиняясь собственному телу:
- Посмотри на меня.. Посмотри, - тихо шептал он.
Аквамариновые глаза распахнулись, глядя в его глаза, требовательно и нежно, а тело трепетно поддалось на его ласки. И он не в силах сдержаться - проник в нее. Их губы слились в почти болезненом поцелуе. Каждый его удар был все более яростным.. Он понимал, что она сжигает его целиком и без остатка. Девушка стонала, но он не ведал жалости. Пока стоны не стали полны наслаждения и неги, охватывающей как ее тело, так и все его существо... Еще ни раз в этот длинный день, и длинную ночь они принадлежали друг другу. Сжигая и даря жизнь...
Утром Раэн очнулась от лучей солнца, ласкающих ее лицо. Она медленно подняла голову, оглядываясь и с удивлением обнаруживая рядом незнакомого парня.. Более того - на его груди она покойно отдыхала!
- Кто ты?
Его глаза медленно распахнулись:
- Разве это имеет значение? - тихо молвил он, нежно проводя ладонью по ее щеке. - Ты будешь жить.. Что еще этому миру надо?
Раэн вздохнула, пытаясь скрыть ярко-алый блеск щек. Она нежно коснулась его губ:
- Спасибо тебе...
Его руки обвились вокруг ее талии, а головка Раэн уютно легла на его грудь... Сон..
15 месяца Падения Зерна. Лакона. Крессо.
Иллиана обошла весь замок в сопровождении Лауры. Как бы то ни было, а жизнь в замке должна была идти как прежде. А значит, кто-то должен был готовить на кухне, рубить дрова, носить воду, ткать и прясть. Конечно, за несколько дней отлаженное хозяйство не могло развалиться, но появление старшей дочери барона давала всем какую-никакую, но уверенность и надежду, что всё плохое пройдет и жизнь потечет по-старому. Увы, к сожалению, Валериан не соврал, и замок охраняли в основном мальчишки лет по 13-15, но было ещё парочка другая ветеранов. И если мальчишки были не на стенах, то их можно было увидеть на оружейной части двора. Где под руководством того же Валериана и слепого на один глаз Жана они колотили деревянными мечами друг друга и чучела, а так же упражнялись в стрельбе.
Иллиана долго раздумывала, глядя на их упражнения, а потом спустилась вниз. Лаура, ходившая за сестрой по пятам, тут же отыскала свободный деревянный меч и с криком погналась за курицей, которую каким-то ветром занесло на оружейный двор. Иллиана только поморщилась и подняла с земли лук. Он оказался как раз поруке для девушки или подростка и легко гнулся. Какой-то паренек красный от смущения протянул ей стрелы. Илллиана выпустила пару в мишень и попала почти в центр. Жан крякнул, глядя на её попытки, и подошел к ней.
- Леди, вы это… Руку тверже держите и дыхание задержите, когда стрелять зачнете.
Иллиана выстрелила ещё раз. Стрела вошла точно в середину.
- Во так вот. Глаз-то у вас меткий. Малость руку поставить.
- А ты можешь научить меня стрелять быстро? Очень быстро.
- Могу, конечно. А вам зачем? Да и дело ли это для баронской дочки…
- Дело. Не дело может мечом махать, а вот лук в самый раз будет. И если что пригодится лишний стрелок.
Жан почесал за ухом.
- Что ж, пусть по-вашему будет. Я дочке Тодора за всегда помощник. Вы постреляйте покуда, а я посмотрю.
18 месяца Падения Зерна. Лакона. Крессо.
Прошло ещё несколько дней. Иллиана пропадала на оружейном дворе. Под ворчание кормилицы она надевала одежду Корвина и тренировалась наравне с мальчишками. Толстушка Нэнн только головой качала и жалела аккуратные пальчика молодой хозяйки. Лаура не менее метко стрела камешками из рогатки, подражая сестре.
Иллиана как раз только закончила тренировку и шла переодеваться, как запыхавшийся мальчишка позвал её на стену к Валериану.
- Вон, леди, смотрите, скачут. – Показал стражник на группу всадников ей.
- Это отец?
- Не думаю. С бароном больше уезжало. Да и жеребец у него приметный, подстать вашему.
- Но это отряд рыцаря? Я вижу латы и кольчуги… И знамя… Жаль только в такой дымке цвета не видны… Думаешь, к нам едут?
- Вестимо дело. Не в деревню же.
Всадники тем временем обогнули деревню и приблизились к замку. Оруженосец протрубил в рог, и Иллиана с успокоением узнала цвета.
- Валериан, это граф ле Керианн! Я узнаю его знамя!
- А вы графа-то в лицо признаете? – С сомнением поморщился мужчина.
- Конечно!
- Ну так сейчас проверим… Эй! Чего раструбился! – Громовым голосом прорычал он.
- Благородный граф Керианны желает засвидетельствовать своё почтение барону Броснэ! – Прокричал в ответ оруженосец.
- Так пущай шелом снимет, чтоб мы его узнали. А то мало ли кто сейчас по дорогам ездит.
Рыцарь снял шлем и поднял голову, давая себя разглядеть.
- Да. Это он. – Обрадовалась Иллиана.
- Ну, так пущать его?
- Конечно! Пусть опускают мост.
И она, перепрыгивая через ступеньки, побежала на встречу.
Мост за графом и его людьми подняли сразу же. Внизу к Иллиане присоединилась Лаура. Граф не торопясь спешился, передал шлем и поводья оруженосцу и подошел к ним. Нехорошее предчувствие кольнуло девушку изнутри. Она видела, как серые глаза графа цепко осмотрели двор. Но тут же его жесткое лицо осветила приветственная улыбка. А Иллиана вспыхнула, вспомнив, что на ней туника и штаны брата. Наряд конечно живописный, но несколько неподобающий.
- Леди Иллиана! Как я рад вас видеть в добром здравии!
- Сир! Мы тоже рады.
- Надеюсь вся ваша семья в добром здравии.
- Конечно. – Улыбнулась Иллиана.
- Я бы хотел переговорить с вашим батюшкой. У меня есть к нему одно дело… Но…
- Быть может, вы пройдете с нами в дом? Выпьете вина с дороги.
- Как я могу отказаться. Разрешите мне предложить вам руку?
Иллиана с улыбкой склонила голову.
Пожалуй, леди можно оставаться даже в штанах!
- Но мои люди… - Тут же, изобразив на своем лице сожаление, вопросительно сказал рыцарь.
- О них позаботятся.
По дороге в зал Иллиана ни проронила не слова. Граф тоже не счел нужным поддерживать разговор. Девушке мучительно хотелось, чтоб отец каким-то чудом оказался дома. А взгляды, бросаемые мужчиной на её грудь под льняной туникой и лицо, смущали. Проведя графа в Большой зал, Иллиана сослалась на то, что ей нужно отдать кое-какие распоряжения и торопливо вышла. За дверью её поджидал Валериан.
- Чего ему нужно?
- Говорит, что к отцу дело есть.
- Ох, не нравится мне это… И людей с ним много…
- Валериан, скажи Нэнн, пусть вина ему подадут, холодного мяса, закусок. Ну, она сообразит. И людей графа пусть хорошо разместят.
- Эх, жаль, что барона дома нет. – Стукнул по стене кулаком стражник. – А то в такое время все кровь проливают за Империю, разбойников ловят, а этот разъезжает при всем параде!
- Не шуми. Он может услышать. Иди к Нэнн.
Спустя полчаса Иллиана, одетая подобающим образом, вновь вошла в Большой зал. Граф развалился в кресле с бокалом вина. Напротив него сидела насупившаяся Лаура с яблоком в руке.
- Надеюсь, вы не скучали. – С улыбкой обратилась к нему Иллиана.
- Ну что вы… У вас такая милая сестра. Однако я бы хотел видеть вашего отца. Где он?
- Увы, граф его сейчас нет. Но мы ждем его со дня на день.
- Какая жалость. – Расплылся в улыбке ле Керианн. – Вы будете не против, если я с моими людьми несколько стесню вас и подожду его?
- Ну что вы… Вы окажете нам честь. Ваших людей уже разместили. И вы должно быть очень устали.
Тут же в дверь вошла одна из служанок.
- Тина проводит вас в ваши покои. – Указала Илли на неё. – Там вы найдете все что нужно, если понадобиться что-то ещё вам тут же предоставят.
- Надеюсь увидеть вас за ужином, восхитительная Иллиана. – Масленно улыбнулся мужчина.
- Он мне не нравится! – Заявила Лаура, едва за тем закрылась дверь. – И как он смотрел на тебя тоже!
- Лаура! Так нельзя говорить. Граф наш гость! Надеюсь, ты не сказала ему ничего такого?
- А стоило бы! – Упрямо возразила малышка.
На губах Керианна лежала холодная усмешка. Все получилось, так как он задумал. Глупцы опустили ворота, и они беспрепятственно въехали в замок. Барон оставил в замке очень мало народа. Просто непростительно мало! Пожалуй, их можно было раскидать прямо сразу. Но дочка барона… Одного взгляда на неё хватило, чтобы сделать своим людям знак чтоб вели себя паиньками. Девчонка была и впрямь недурна. А обширные земли Крессо делали её почти неотразимой. Хотя вечер всё решит. Если уж действительно постель покажется слишком холодной и одинокой… Потом у алтаря будет покорнее. А там кто знает, вернуться ли её братья с войны. И барон будет сговорчив, если не захочет позора для дочери, а нет - так несчастный случай всегда можно устроить. И главное, что бы он не сделал никто, никогда, ничего не докажет и ему всё сойдет с рук!
Иллиана обошла весь замок в сопровождении Лауры. Как бы то ни было, а жизнь в замке должна была идти как прежде. А значит, кто-то должен был готовить на кухне, рубить дрова, носить воду, ткать и прясть. Конечно, за несколько дней отлаженное хозяйство не могло развалиться, но появление старшей дочери барона давала всем какую-никакую, но уверенность и надежду, что всё плохое пройдет и жизнь потечет по-старому. Увы, к сожалению, Валериан не соврал, и замок охраняли в основном мальчишки лет по 13-15, но было ещё парочка другая ветеранов. И если мальчишки были не на стенах, то их можно было увидеть на оружейной части двора. Где под руководством того же Валериана и слепого на один глаз Жана они колотили деревянными мечами друг друга и чучела, а так же упражнялись в стрельбе.
Иллиана долго раздумывала, глядя на их упражнения, а потом спустилась вниз. Лаура, ходившая за сестрой по пятам, тут же отыскала свободный деревянный меч и с криком погналась за курицей, которую каким-то ветром занесло на оружейный двор. Иллиана только поморщилась и подняла с земли лук. Он оказался как раз поруке для девушки или подростка и легко гнулся. Какой-то паренек красный от смущения протянул ей стрелы. Илллиана выпустила пару в мишень и попала почти в центр. Жан крякнул, глядя на её попытки, и подошел к ней.
- Леди, вы это… Руку тверже держите и дыхание задержите, когда стрелять зачнете.
Иллиана выстрелила ещё раз. Стрела вошла точно в середину.
- Во так вот. Глаз-то у вас меткий. Малость руку поставить.
- А ты можешь научить меня стрелять быстро? Очень быстро.
- Могу, конечно. А вам зачем? Да и дело ли это для баронской дочки…
- Дело. Не дело может мечом махать, а вот лук в самый раз будет. И если что пригодится лишний стрелок.
Жан почесал за ухом.
- Что ж, пусть по-вашему будет. Я дочке Тодора за всегда помощник. Вы постреляйте покуда, а я посмотрю.
18 месяца Падения Зерна. Лакона. Крессо.
Прошло ещё несколько дней. Иллиана пропадала на оружейном дворе. Под ворчание кормилицы она надевала одежду Корвина и тренировалась наравне с мальчишками. Толстушка Нэнн только головой качала и жалела аккуратные пальчика молодой хозяйки. Лаура не менее метко стрела камешками из рогатки, подражая сестре.
Иллиана как раз только закончила тренировку и шла переодеваться, как запыхавшийся мальчишка позвал её на стену к Валериану.
- Вон, леди, смотрите, скачут. – Показал стражник на группу всадников ей.
- Это отец?
- Не думаю. С бароном больше уезжало. Да и жеребец у него приметный, подстать вашему.
- Но это отряд рыцаря? Я вижу латы и кольчуги… И знамя… Жаль только в такой дымке цвета не видны… Думаешь, к нам едут?
- Вестимо дело. Не в деревню же.
Всадники тем временем обогнули деревню и приблизились к замку. Оруженосец протрубил в рог, и Иллиана с успокоением узнала цвета.
- Валериан, это граф ле Керианн! Я узнаю его знамя!
- А вы графа-то в лицо признаете? – С сомнением поморщился мужчина.
- Конечно!
- Ну так сейчас проверим… Эй! Чего раструбился! – Громовым голосом прорычал он.
- Благородный граф Керианны желает засвидетельствовать своё почтение барону Броснэ! – Прокричал в ответ оруженосец.
- Так пущай шелом снимет, чтоб мы его узнали. А то мало ли кто сейчас по дорогам ездит.
Рыцарь снял шлем и поднял голову, давая себя разглядеть.
- Да. Это он. – Обрадовалась Иллиана.
- Ну, так пущать его?
- Конечно! Пусть опускают мост.
И она, перепрыгивая через ступеньки, побежала на встречу.
Мост за графом и его людьми подняли сразу же. Внизу к Иллиане присоединилась Лаура. Граф не торопясь спешился, передал шлем и поводья оруженосцу и подошел к ним. Нехорошее предчувствие кольнуло девушку изнутри. Она видела, как серые глаза графа цепко осмотрели двор. Но тут же его жесткое лицо осветила приветственная улыбка. А Иллиана вспыхнула, вспомнив, что на ней туника и штаны брата. Наряд конечно живописный, но несколько неподобающий.
- Леди Иллиана! Как я рад вас видеть в добром здравии!
- Сир! Мы тоже рады.
- Надеюсь вся ваша семья в добром здравии.
- Конечно. – Улыбнулась Иллиана.
- Я бы хотел переговорить с вашим батюшкой. У меня есть к нему одно дело… Но…
- Быть может, вы пройдете с нами в дом? Выпьете вина с дороги.
- Как я могу отказаться. Разрешите мне предложить вам руку?
Иллиана с улыбкой склонила голову.
Пожалуй, леди можно оставаться даже в штанах!
- Но мои люди… - Тут же, изобразив на своем лице сожаление, вопросительно сказал рыцарь.
- О них позаботятся.
По дороге в зал Иллиана ни проронила не слова. Граф тоже не счел нужным поддерживать разговор. Девушке мучительно хотелось, чтоб отец каким-то чудом оказался дома. А взгляды, бросаемые мужчиной на её грудь под льняной туникой и лицо, смущали. Проведя графа в Большой зал, Иллиана сослалась на то, что ей нужно отдать кое-какие распоряжения и торопливо вышла. За дверью её поджидал Валериан.
- Чего ему нужно?
- Говорит, что к отцу дело есть.
- Ох, не нравится мне это… И людей с ним много…
- Валериан, скажи Нэнн, пусть вина ему подадут, холодного мяса, закусок. Ну, она сообразит. И людей графа пусть хорошо разместят.
- Эх, жаль, что барона дома нет. – Стукнул по стене кулаком стражник. – А то в такое время все кровь проливают за Империю, разбойников ловят, а этот разъезжает при всем параде!
- Не шуми. Он может услышать. Иди к Нэнн.
Спустя полчаса Иллиана, одетая подобающим образом, вновь вошла в Большой зал. Граф развалился в кресле с бокалом вина. Напротив него сидела насупившаяся Лаура с яблоком в руке.
- Надеюсь, вы не скучали. – С улыбкой обратилась к нему Иллиана.
- Ну что вы… У вас такая милая сестра. Однако я бы хотел видеть вашего отца. Где он?
- Увы, граф его сейчас нет. Но мы ждем его со дня на день.
- Какая жалость. – Расплылся в улыбке ле Керианн. – Вы будете не против, если я с моими людьми несколько стесню вас и подожду его?
- Ну что вы… Вы окажете нам честь. Ваших людей уже разместили. И вы должно быть очень устали.
Тут же в дверь вошла одна из служанок.
- Тина проводит вас в ваши покои. – Указала Илли на неё. – Там вы найдете все что нужно, если понадобиться что-то ещё вам тут же предоставят.
- Надеюсь увидеть вас за ужином, восхитительная Иллиана. – Масленно улыбнулся мужчина.
- Он мне не нравится! – Заявила Лаура, едва за тем закрылась дверь. – И как он смотрел на тебя тоже!
- Лаура! Так нельзя говорить. Граф наш гость! Надеюсь, ты не сказала ему ничего такого?
- А стоило бы! – Упрямо возразила малышка.
На губах Керианна лежала холодная усмешка. Все получилось, так как он задумал. Глупцы опустили ворота, и они беспрепятственно въехали в замок. Барон оставил в замке очень мало народа. Просто непростительно мало! Пожалуй, их можно было раскидать прямо сразу. Но дочка барона… Одного взгляда на неё хватило, чтобы сделать своим людям знак чтоб вели себя паиньками. Девчонка была и впрямь недурна. А обширные земли Крессо делали её почти неотразимой. Хотя вечер всё решит. Если уж действительно постель покажется слишком холодной и одинокой… Потом у алтаря будет покорнее. А там кто знает, вернуться ли её братья с войны. И барон будет сговорчив, если не захочет позора для дочери, а нет - так несчастный случай всегда можно устроить. И главное, что бы он не сделал никто, никогда, ничего не докажет и ему всё сойдет с рук!
3 число Глубин.
Сразу подобьем бабки. Целый месяц я прошатался по Лаконе в поисках Раэн. До недавнего времени – безрезультатно.
Даже великолепный нюх Виктара, моего друга-волколака, оказался бесполезным. Он только смог сказать, что Мстивой идет вместе с моей любимой. И зачем ему это? Не знаю…
Поиски осложнялись рыскающими отрядами лирийцев. Понаехали, понимаешь… Им-то без разницы, что я работаю на Шарка, у них, понимаете, мания снимать золото с трупов. Но мне на союз Лирии со Сторном тоже наплевать…
Первый такой разъезд, девять всадников, я из раздражения порвал в двадцать секунд. Это, конечно, не есть хорошо – работать на своем пределе без крайней нужды, но я был слишком зол на мир.
Направление поисков было известно нам чисто ориентировочно, но Вик обонял, а мы с Патом расспрашивали деревенских – иногда путники останавливались на краткое время. Свидетели – это, конечно, хорошо, но, по их показаниям, Раэн явно пришлось несладко. Насколько несладко – неясно, но я опасался худшего.
Виктар пытался меня хоть как-то отвлечь от поганых мыслей, но безуспешно. У него у самого сердце было явно не на месте, но он не рассказывал, а я не расспрашивал.
Срочно хотелось убить кого-нибудь виновного, но это уже было сделано. В самые плохие минуты хотелось по старой памяти сжечь какой-нибудь хутор, но я на это пойтить не мог! А что поделать – Раэн этого уж точно не одобрила бы…
Пат, шедший с нами, тоже портил мне настроение. Парень открыто жалел, что я забрал его из отряда, заявлял, что «у ребят как раз пошла самая веселуха». Вот уж кто бы с удовольствием пограбил, сволочь мелкая. А знаете, что самое гадское? Это ведь я его таким сделал…
Но вот, неделю назад, поиски увенчались чем-то напоминающим успех. В одной из деревень на вопросы о Раэн и ее спутниках я получил ответ, что девушка, здорово напоминавшая Илиану, оставила письмо для тех, кто будет их искать.
Письмо я пересказывать не буду – незачем. Суть в том, что спасла Раэн действительно леди Илиана, что вызвало настоящие судороги у почти растворенного Смеющегося.
Кроме этого, было две новости – хорошая и ужасная. Хорошая – Раэн жива. Ужасная – она потеряла ребенка.
Сказать, что мне стало плохо – это все равно что сказать, что в Виктаре есть что-то волчье. На само горе наложились две мысли, одна ужаснее другой. Первая, самая жуткая, – что, если Раэн все же умрет? Ну, там, потеря крови, заражение, стресс? Это автоматически поставило бы точку в моей жизни. Другая, чуть менее депрессивная, - что, если она больше не сможет иметь детей? Это означало всего-навсего крушение тучи наших с ней надежд…
Ну… ее увезли в Крессо, а уж в имении Броснэ должен найтись хороший лекарь!
Илиана писала, что будет рада всем родным и близким Раэн в любое время. Что ж, ей там наверняка неплохо – всяко лучше, чем было бы сейчас со мной…
А у меня есть нечто, что издали вызывает ассоциации с долгом. Назад в отряд переться было глупо – Всеслав управится и сам. «Пойдем-ка лучше к Фалессе, вдруг на что сгодимся?» - решил я.
И вот теперь мы просочились сквозь лирийский лагерь к богатому шатру Властителя Сторна. Ему как раз докладывали обо мне…
Как-то он меня встретит???
Сразу подобьем бабки. Целый месяц я прошатался по Лаконе в поисках Раэн. До недавнего времени – безрезультатно.
Даже великолепный нюх Виктара, моего друга-волколака, оказался бесполезным. Он только смог сказать, что Мстивой идет вместе с моей любимой. И зачем ему это? Не знаю…
Поиски осложнялись рыскающими отрядами лирийцев. Понаехали, понимаешь… Им-то без разницы, что я работаю на Шарка, у них, понимаете, мания снимать золото с трупов. Но мне на союз Лирии со Сторном тоже наплевать…
Первый такой разъезд, девять всадников, я из раздражения порвал в двадцать секунд. Это, конечно, не есть хорошо – работать на своем пределе без крайней нужды, но я был слишком зол на мир.
Направление поисков было известно нам чисто ориентировочно, но Вик обонял, а мы с Патом расспрашивали деревенских – иногда путники останавливались на краткое время. Свидетели – это, конечно, хорошо, но, по их показаниям, Раэн явно пришлось несладко. Насколько несладко – неясно, но я опасался худшего.
Виктар пытался меня хоть как-то отвлечь от поганых мыслей, но безуспешно. У него у самого сердце было явно не на месте, но он не рассказывал, а я не расспрашивал.
Срочно хотелось убить кого-нибудь виновного, но это уже было сделано. В самые плохие минуты хотелось по старой памяти сжечь какой-нибудь хутор, но я на это пойтить не мог! А что поделать – Раэн этого уж точно не одобрила бы…
Пат, шедший с нами, тоже портил мне настроение. Парень открыто жалел, что я забрал его из отряда, заявлял, что «у ребят как раз пошла самая веселуха». Вот уж кто бы с удовольствием пограбил, сволочь мелкая. А знаете, что самое гадское? Это ведь я его таким сделал…
Но вот, неделю назад, поиски увенчались чем-то напоминающим успех. В одной из деревень на вопросы о Раэн и ее спутниках я получил ответ, что девушка, здорово напоминавшая Илиану, оставила письмо для тех, кто будет их искать.
Письмо я пересказывать не буду – незачем. Суть в том, что спасла Раэн действительно леди Илиана, что вызвало настоящие судороги у почти растворенного Смеющегося.
Кроме этого, было две новости – хорошая и ужасная. Хорошая – Раэн жива. Ужасная – она потеряла ребенка.
Сказать, что мне стало плохо – это все равно что сказать, что в Виктаре есть что-то волчье. На само горе наложились две мысли, одна ужаснее другой. Первая, самая жуткая, – что, если Раэн все же умрет? Ну, там, потеря крови, заражение, стресс? Это автоматически поставило бы точку в моей жизни. Другая, чуть менее депрессивная, - что, если она больше не сможет иметь детей? Это означало всего-навсего крушение тучи наших с ней надежд…
Ну… ее увезли в Крессо, а уж в имении Броснэ должен найтись хороший лекарь!
Илиана писала, что будет рада всем родным и близким Раэн в любое время. Что ж, ей там наверняка неплохо – всяко лучше, чем было бы сейчас со мной…
А у меня есть нечто, что издали вызывает ассоциации с долгом. Назад в отряд переться было глупо – Всеслав управится и сам. «Пойдем-ка лучше к Фалессе, вдруг на что сгодимся?» - решил я.
И вот теперь мы просочились сквозь лирийский лагерь к богатому шатру Властителя Сторна. Ему как раз докладывали обо мне…
Как-то он меня встретит???
30 день месяца Падения Зерна.
Лакона. Близ Темного Брода.
Лязг железа, удары металла о металл, испуганное ржание лошадей, победные крики сражающихся и стоны умирающих, скрежет, призывы и мольбы….
Нико давно перестал слышать все это. Окружающие графа звуки слились в единый гул, глаза застилал пот, мешающийся с пылью, закрытый шлем мешал дышать, но снять его в этом безумии было бы самоубийством. В эти мгновения Нико как никогда ненавидел тяжелый рыцарский панцирь, делавший его малоподвижным и, казалось, только более уязвимым. Тени побери эти нелепые жестянки!
Здесь в гуще боя было не понять, кто побеждает. Даже с седла громадного Шторма, который неожиданно именно здесь начал оправдывать это имя и свои внушительные габариты, было проблематично разглядеть что-то сколь нибудь ясно. Николя не видел ни Императорского знамени, ни, конечно, самого Ярно, но это не мешало руке, зажимающей тяжелый фамильный меч, почти бездумно бить и подниматься вновь для следующих ударов.
Рубить и бить пока хватит сил, или пока чужая сталь, коротким жарким прикосновением не остановит биение сердца. Каждый на этом поле подчинялся простой установке - убить или быть убитым. Жутковатый ритм, рожденный небывалой яростью, силой и болью, которыми, казалось, был насыщен до предела холодный осенний воздух, захватывал без остатка всех, сошедшихся на этом поле - всадников, их лошадей, саму землю, размокшую от крови…. Во имя Марэля… во славу Императора…. Николя никогда не поверил бы раньше, что ярость, еще хлеще азарта, способна так начисто, до самого дна выжигать страх, хотя Тойе и раньше испытывал его не часто.
Совсем рядом раздалось неистовое похожее на крик ржание умирающей лошади. Скакун, закованный в тяжелые латы, рухнул, погребая под собой всадника. Через мгновение Нико столкнулся с его врагом, приземистым темнокожим кочевником с узким изогнутым клинком. Меч лирийца со скрежетом прошелся по доспеху, когда граф только начал оборачиваться к нему, и оружие, вероятно, достигло бы своей цели, если б Лютый с какой то волчьей яростью не вцепился в незащищенную шею коня противника… через мгновение окованные железом копыта темно-гнедого гиганта опустились на голову не удержавшегося в седле лирийца.
Невнятный гул боя разорвал монотонный рев трубы к отступлению. Нико развернул Лютого, рубанул сверху вниз какого-то пешего лирийца, только что сдернувшего с лошади арканом оруженосца одного из латников и осмотрелся в поисках, барона ле Арви, среди людей которого ему «посчастливилось» сражаться. Их сотню весьма успешно теснили лирийцы, оставалось только отступать к одному из изобилующих здесь холмов, что бы укрепиться на более высокой позиции. Барон нашелся довольно быстро, правда, пользы от него быть уже не могло, как и от пораженного лирийской стрелой в следующее мгновение трубача.
Из сотни рыцарей на пригорок вырвалось не более половины, но картина, открывшаяся лаконским войнам с вершины холма, заставила их на какое то мгновение застыть в оцепенении. Армии, которую Император выставил против орд кочевников, больше не существовало…. Нико не видел ни одного знамени, но мертвым телам, закованным в лаконские латы, не было числа. Желто-алый закат, пылавший над Полумесяцем вдали, зловеще отражался на этой белой полированной стали, которой лучшие люди Империи напрасно доверили свои жизни. Лирийцам же не было числа. Кочевники и горожане, смуглые, бледные, высокие и низкие… захватчики, враги… а раньше Нико казалось, что патриотизм чужд ему начисто.
Ярно, конечно тоже погиб, и он, и Рио, и Портео… Марэль, позволь Алеку выжить в этом аду…
Не место и не время, но Нико в уме уже слышал песню, которую напишет про этот бой и этот закат, если выберется отсюда…. Когда выберется отсюда. В конце концов, они сами еще живы…. И Тени всех побери, если так не будет продолжаться дальше.
Нико никогда не увлекался военной стратегией больше, чем того требовал минимальный, по мнению отца, курс обучения, но даже при столь скудных знаниях не мог не отметить, что холм хороший, гладкий, есть место для разгона и вон там, на фланге, строй лирийцев прореженный и смятый. А значит, шанс спастись тоже есть. И почему никто не отдал приказ к построению? Еще несколько минут и эта возможность будет безвозвратно потеряна.
Тойе сдернул с головы шлем, глотнул вечернего воздуха и оглянулся на своих выживших соратников. Большинство так и стояло, в ступоре глядя на поле своего поражения внизу, кто-то успел сесть на землю обхватив голову руками. Так и собираются стоять тут, как стадо баранов, ожидая лирийцев? В душе проснулась странная ожесточенность.
- По коням, - резко произнес он, сильный годами развиваемый песнями голос прорезал тишину застывшего холма, - По коням. Собрать строй. Я здесь умирать не намерен!
На него посмотрели, как на безумца, лишившегося рассудка после всех потерь… но послушались. Сначала вреде не особенно резво но потом под его короткие, но вразумительные команды все более воодушевлено. «Что бы тебя слушали, не обязательно иметь на это формальное право, главное сделать вид, что тебя ДОЛЖНЫ слушать,» - эх, Гунла никогда в жизни не говорил ничего ненужного.
Полсотни рыцарей даже смогли создать вполне, на взгляд Нико, боеспособный клин. В одном из своих братьев по несчастью, Нико узнал Корвина Броснэ, которого потерял из виду еще вначале боя, когда бронированный Лютик неистово рванулся в гущу боя. Если они выживут, то еще успеют порадоваться этой встрече.
Закованный в тяжелые латы клин врезался в строй лирийцев, как раскаленный нож в масло. Пробить их линию, и дальше - лес, речушка и буйные заросли кустарника…. Нико ясно сознавал, что преследовать их не будут, главное прорваться.
Снова началась рубка, посыпались стрелы, но все было вложено в единый бросок, нельзя сейчас думать о тех лучниках, что смыкаются сейчас за их спинами, нельзя останавливаться несмотря на то, что клин редеет, и даже Корвин припал к гриве своего скакуна по инерции несущегося за строем…. Живых спасет только скорость, промедление будет стоить жизни. Потом Николя мог вспомнить только, как рубил насколько хватало руки и постоянно давал шпор и так дошедшему до бешенства жеребцу, казалось его как завороженного не брала сталь… А потом была быстро приближающаяся стена леса, летящие в спину стрелы, стихающий топот копыт Лютика по бездорожью, отдающийся ударами крови в виски, и тишина… тишина….
Тяжелое частое дыхание и бешенное биение сердца грозили разорвать грудную клетку, по телу свинцом разливалась усталость. Николя швырнул в высокую сухую траву слабо-звякнувший шлем, а за ним и латные перчатки, позволив слабому ветерку коснуться его лица и влажных от пота волос.
Из полусотни рыцарей составлявших клин выжило более тридцати, и тяжело раненых среди них не было. Все, кто не смог удержаться в седле или потеряв сознание рухнул на землю во время их безумного прорыва, так и остались лежать там, и помочь им не тогда, не сейчас выжившие были не в силах. У Корвина глубоко вспорота нога над коленом, незнакомый Нико седеющий рыцарь с совой и звездами на нагруднике прижимает быстро становящийся алым лоскут к голове, мальчишка-оруженосец погибшего барона Арви сжимает рукой перебитое запястье. Но все они выживут. И все сейчас смотрят на него, Нико Тойе, человека, который собой-то адекватно управлять не способен, в ожидании приказа, в ожидании того, что он снова скажет, что нужно делать дальше.
- Останемся здесь до утра, перед рассветом будем уходить на юг, - принял единственное возможное на его взгляд решение Николя, - Надо помочь раненым и выставить ночной дозор.
- На юг? – молоденький рыцарь, не старше Доминика, казалось, был изумлен до глубины души, - Но лирийцы на севере… и Император.
- Не думаю, что мы намного опередим Орду, эти шакалы скоро будут повсюду, - голос Корвина несмотря на кое как перевязанную рану оставался твердым, - Надо отступить к нам в Крессо. Это всего три конных перехода, там можно пополнить вооружение и узнать новости….
- Скорее уж мы принесем туда свои новости «армия Ярно разбита, Лакона пала», - выкрикнул кто-то из рыцарей, но почему-то сразу замолчал под взглядом Нико.
- Если Ярно погиб, - тяжело роняя неожиданные для него самого слова, проговорил граф, - Даже если это так, то мы поднимем юг против тех, кто пришел сюда не званным.
Три десятка измученных битвой воинов продолжали смотреть на своего случайного командира, как на умалишенного, но в глазах многих из них, потерявших в этой битве друзей, братьев, сыновей или отцов неожиданно загорались искры того же безумия.
Через четверть часа Нико уже избавился от оставшихся частей доспеха, освободил от всего, что могло бренчать, до сих пор храпящего и тревожно перебирающего ногами Лютика и вскочил в седло.
- Ты куда? – Корвин слишком хорошо знал своего друга, что бы его голос оставался спокойным. Он был уверен, что если в мирное время Нико «не слабо» было фамильярно поздороваться при всем дворе с королевой-регентшей за руку, или с определенными целями залезть на всю ночь в опочивальню баронессы ле Фье, муж которой, блестящий фехтовальщик, попереубивал пол Фалессы на дуэлях за «откровенные взгляды в сторону его супруги», то на войне самой меньшей выходкой станет визит в лирийский лагерь за выпивкой. Он почти угадал.
- За наш частокол, - ответил Нико просто.
Глаза у Корвина заметно округлились - Ставка Ярно давно была захвачена. Стоило ли так бороться жизнь, что бы идти на откровенное самоубийство? -, но в свете частого применения по отношению к графу, это выражение лица уже не казалось ему столь оригинальным.
- Там Алек и Браин, - тихо пояснил Нико.
- Даже если они живы, ты никогда не найдешь их…
- Посмотри, что бы здесь все было нормально. Я вернусь ночью, если нет, то догоню в дороге, - весело ответил Нико, пожимая другу руку, - До встречи.
Лютик рванулся с места в галоп, вырываясь темной тенью в прохладный простор спустившейся на поле боя ночи.
К счастью для Нико, ясный день сменился пасмурной беззвездной ночью. Лирийцы расположились лагерем в стороне от поля боя, довольно далеко от бывшей ставки Ярно, и одинокого, облаченного в черное всадника на огромном, но удивительно бесшумно идущем коне никто не заметил.
Действия молодого графа редко подчинялись логике. Он и сейчас ехал, не зная, что именно надеется найти. Ярно там нет… он сражался и погиб на первой линии своего знаменитого авангарда. Алек и Браин… Нико сам обрек их на гибель, не удосужившись даже приказать им спрятаться на время боя в лесу. Но о Ярно и Браине он почти не думал… главное Алека найти. Мальчик не мог, погибнуть, но мог спрятаться или вырастить из лирийцев те самые одуванчики, которые так «порадовали» паладинов. Только бы найти, наверное, ему сейчас очень страшно.
Лирийцы толи не жаловали огня, толи не имели традиции жечь захваченные позиции врага, но искореженный частокол все еще подобно неровным клыкам какого-то чудовища окружал разграбленный лагерь. Убитые защитники до сих пор лежали рядом с изорванными шатрами и стенами, где их и нашла смерть. Николя просмотрел лица каждого из них, обыскал то место, где по воспоминаниям должен был быть его шатер. Во всяком случае, мертвым он ни Алека, ни своего оруженосца не обнаружил.
Может Браин все-таки додумался покинуть частокол перед ударом лирийской кавалерии…. Нико пустил Лютика вдоль леса.
Первое, что бросилось Нико в глаза на том выдающемся из густых зарослей пригорке - это конь, приземистый бело-рыжий жеребчик Браина флегматично щипавший траву в обществе троих своих более изящных золотисто-песочных сородичей. А потом он увидел Алека, распластавшегося вверх лицом на мягкой траве. Горло сдавило ледяной рукой при виде стрелы в груди мальчика, и лишь мгновение спустя граф заметил, что крови нет.
Николя почти скатился с седла, сжал худенькие плечики мальчика и распахнул его стеганую рубашку, заранее со смехом облегчения сознавая, что произошло. Стрела застряла в позолоченной стальной побрякушке, беспощадно стибриной у «рыцаря» в доме Мирты, опрокинула мальчонку на землю, но даже не задела тело.
- Алек…, - граф осторожно встряхнул ребенка.
Длинные ресницы дрогнули и на графа уставились удивленные и все еще испуганные зеленые глаза, в которых медленно зажигались узнавание и радость. Алек тут же вцепился в руку графа мертвой хваткой, и Нико осторожно поднял его на руки.
- Где Браин?
Алек вздрогнул, одна ручонка сильнее сжала плечо Николя, но другая уже показывала, куда то в сторону, где паслись лошади.
Оруженосец отыскался лежащим на траве залитой кровью, в полном доспехе, рядом с двумя поверженными противниками. Пока Нико не снял с Браина искореженный ударом шлем, он был уверен, что юноша мертв, но оруженосец неожиданно дернулся и вскрикнул от боли, а через мгновение медленно приоткрыл глаза. Нико он узнал не сразу, а когда узнал словосочетание «господин граф» слилось в нечленораздельный хрип, и он долго молчал, пока его «вытаскивали» из доспехов.
Раны серьезные, сильно разбита голова, пробито мечем правое плечо, левая рука сломана в плече, туника и трава кругом пропитаны кровью. Для Нико было загадкой, как он продержался так долго. Ничего, теперь обязан выжить. Куда денется? Граф распустил свой плащ на длинные полосы ткани и крепко перевязал раны.
- Я умру? – срывающийся слабый голос Браина заставил вздрогнуть.
- Нет, - с самой честной и уверенной физиономией, на которую в эту минуту был способен, заявил Нико, - От такого не умирают.
«Умирают, конечно, и часто, и от меньшего…, но чем увереннее ты будешь в обратном, тем лучше» - подумал Нико.
- Алек погиб, - виновато прошептал оруженосец, и когда прямо над его лицом склонилась чумазая мордаха «кары господней», Браин несколько мгновений смотрел на чудо широко открытыми глазами, потом нашел в себе силы на улыбку. «Выживет», - решил про себя Нико.
А утром небольшой рыцарский отряд двинулся на юг.
Лакона. Близ Темного Брода.
Лязг железа, удары металла о металл, испуганное ржание лошадей, победные крики сражающихся и стоны умирающих, скрежет, призывы и мольбы….
Нико давно перестал слышать все это. Окружающие графа звуки слились в единый гул, глаза застилал пот, мешающийся с пылью, закрытый шлем мешал дышать, но снять его в этом безумии было бы самоубийством. В эти мгновения Нико как никогда ненавидел тяжелый рыцарский панцирь, делавший его малоподвижным и, казалось, только более уязвимым. Тени побери эти нелепые жестянки!
Здесь в гуще боя было не понять, кто побеждает. Даже с седла громадного Шторма, который неожиданно именно здесь начал оправдывать это имя и свои внушительные габариты, было проблематично разглядеть что-то сколь нибудь ясно. Николя не видел ни Императорского знамени, ни, конечно, самого Ярно, но это не мешало руке, зажимающей тяжелый фамильный меч, почти бездумно бить и подниматься вновь для следующих ударов.
Рубить и бить пока хватит сил, или пока чужая сталь, коротким жарким прикосновением не остановит биение сердца. Каждый на этом поле подчинялся простой установке - убить или быть убитым. Жутковатый ритм, рожденный небывалой яростью, силой и болью, которыми, казалось, был насыщен до предела холодный осенний воздух, захватывал без остатка всех, сошедшихся на этом поле - всадников, их лошадей, саму землю, размокшую от крови…. Во имя Марэля… во славу Императора…. Николя никогда не поверил бы раньше, что ярость, еще хлеще азарта, способна так начисто, до самого дна выжигать страх, хотя Тойе и раньше испытывал его не часто.
Совсем рядом раздалось неистовое похожее на крик ржание умирающей лошади. Скакун, закованный в тяжелые латы, рухнул, погребая под собой всадника. Через мгновение Нико столкнулся с его врагом, приземистым темнокожим кочевником с узким изогнутым клинком. Меч лирийца со скрежетом прошелся по доспеху, когда граф только начал оборачиваться к нему, и оружие, вероятно, достигло бы своей цели, если б Лютый с какой то волчьей яростью не вцепился в незащищенную шею коня противника… через мгновение окованные железом копыта темно-гнедого гиганта опустились на голову не удержавшегося в седле лирийца.
Невнятный гул боя разорвал монотонный рев трубы к отступлению. Нико развернул Лютого, рубанул сверху вниз какого-то пешего лирийца, только что сдернувшего с лошади арканом оруженосца одного из латников и осмотрелся в поисках, барона ле Арви, среди людей которого ему «посчастливилось» сражаться. Их сотню весьма успешно теснили лирийцы, оставалось только отступать к одному из изобилующих здесь холмов, что бы укрепиться на более высокой позиции. Барон нашелся довольно быстро, правда, пользы от него быть уже не могло, как и от пораженного лирийской стрелой в следующее мгновение трубача.
Из сотни рыцарей на пригорок вырвалось не более половины, но картина, открывшаяся лаконским войнам с вершины холма, заставила их на какое то мгновение застыть в оцепенении. Армии, которую Император выставил против орд кочевников, больше не существовало…. Нико не видел ни одного знамени, но мертвым телам, закованным в лаконские латы, не было числа. Желто-алый закат, пылавший над Полумесяцем вдали, зловеще отражался на этой белой полированной стали, которой лучшие люди Империи напрасно доверили свои жизни. Лирийцам же не было числа. Кочевники и горожане, смуглые, бледные, высокие и низкие… захватчики, враги… а раньше Нико казалось, что патриотизм чужд ему начисто.
Ярно, конечно тоже погиб, и он, и Рио, и Портео… Марэль, позволь Алеку выжить в этом аду…
Не место и не время, но Нико в уме уже слышал песню, которую напишет про этот бой и этот закат, если выберется отсюда…. Когда выберется отсюда. В конце концов, они сами еще живы…. И Тени всех побери, если так не будет продолжаться дальше.
Нико никогда не увлекался военной стратегией больше, чем того требовал минимальный, по мнению отца, курс обучения, но даже при столь скудных знаниях не мог не отметить, что холм хороший, гладкий, есть место для разгона и вон там, на фланге, строй лирийцев прореженный и смятый. А значит, шанс спастись тоже есть. И почему никто не отдал приказ к построению? Еще несколько минут и эта возможность будет безвозвратно потеряна.
Тойе сдернул с головы шлем, глотнул вечернего воздуха и оглянулся на своих выживших соратников. Большинство так и стояло, в ступоре глядя на поле своего поражения внизу, кто-то успел сесть на землю обхватив голову руками. Так и собираются стоять тут, как стадо баранов, ожидая лирийцев? В душе проснулась странная ожесточенность.
- По коням, - резко произнес он, сильный годами развиваемый песнями голос прорезал тишину застывшего холма, - По коням. Собрать строй. Я здесь умирать не намерен!
На него посмотрели, как на безумца, лишившегося рассудка после всех потерь… но послушались. Сначала вреде не особенно резво но потом под его короткие, но вразумительные команды все более воодушевлено. «Что бы тебя слушали, не обязательно иметь на это формальное право, главное сделать вид, что тебя ДОЛЖНЫ слушать,» - эх, Гунла никогда в жизни не говорил ничего ненужного.
Полсотни рыцарей даже смогли создать вполне, на взгляд Нико, боеспособный клин. В одном из своих братьев по несчастью, Нико узнал Корвина Броснэ, которого потерял из виду еще вначале боя, когда бронированный Лютик неистово рванулся в гущу боя. Если они выживут, то еще успеют порадоваться этой встрече.
Закованный в тяжелые латы клин врезался в строй лирийцев, как раскаленный нож в масло. Пробить их линию, и дальше - лес, речушка и буйные заросли кустарника…. Нико ясно сознавал, что преследовать их не будут, главное прорваться.
Снова началась рубка, посыпались стрелы, но все было вложено в единый бросок, нельзя сейчас думать о тех лучниках, что смыкаются сейчас за их спинами, нельзя останавливаться несмотря на то, что клин редеет, и даже Корвин припал к гриве своего скакуна по инерции несущегося за строем…. Живых спасет только скорость, промедление будет стоить жизни. Потом Николя мог вспомнить только, как рубил насколько хватало руки и постоянно давал шпор и так дошедшему до бешенства жеребцу, казалось его как завороженного не брала сталь… А потом была быстро приближающаяся стена леса, летящие в спину стрелы, стихающий топот копыт Лютика по бездорожью, отдающийся ударами крови в виски, и тишина… тишина….
Тяжелое частое дыхание и бешенное биение сердца грозили разорвать грудную клетку, по телу свинцом разливалась усталость. Николя швырнул в высокую сухую траву слабо-звякнувший шлем, а за ним и латные перчатки, позволив слабому ветерку коснуться его лица и влажных от пота волос.
Из полусотни рыцарей составлявших клин выжило более тридцати, и тяжело раненых среди них не было. Все, кто не смог удержаться в седле или потеряв сознание рухнул на землю во время их безумного прорыва, так и остались лежать там, и помочь им не тогда, не сейчас выжившие были не в силах. У Корвина глубоко вспорота нога над коленом, незнакомый Нико седеющий рыцарь с совой и звездами на нагруднике прижимает быстро становящийся алым лоскут к голове, мальчишка-оруженосец погибшего барона Арви сжимает рукой перебитое запястье. Но все они выживут. И все сейчас смотрят на него, Нико Тойе, человека, который собой-то адекватно управлять не способен, в ожидании приказа, в ожидании того, что он снова скажет, что нужно делать дальше.
- Останемся здесь до утра, перед рассветом будем уходить на юг, - принял единственное возможное на его взгляд решение Николя, - Надо помочь раненым и выставить ночной дозор.
- На юг? – молоденький рыцарь, не старше Доминика, казалось, был изумлен до глубины души, - Но лирийцы на севере… и Император.
- Не думаю, что мы намного опередим Орду, эти шакалы скоро будут повсюду, - голос Корвина несмотря на кое как перевязанную рану оставался твердым, - Надо отступить к нам в Крессо. Это всего три конных перехода, там можно пополнить вооружение и узнать новости….
- Скорее уж мы принесем туда свои новости «армия Ярно разбита, Лакона пала», - выкрикнул кто-то из рыцарей, но почему-то сразу замолчал под взглядом Нико.
- Если Ярно погиб, - тяжело роняя неожиданные для него самого слова, проговорил граф, - Даже если это так, то мы поднимем юг против тех, кто пришел сюда не званным.
Три десятка измученных битвой воинов продолжали смотреть на своего случайного командира, как на умалишенного, но в глазах многих из них, потерявших в этой битве друзей, братьев, сыновей или отцов неожиданно загорались искры того же безумия.
Через четверть часа Нико уже избавился от оставшихся частей доспеха, освободил от всего, что могло бренчать, до сих пор храпящего и тревожно перебирающего ногами Лютика и вскочил в седло.
- Ты куда? – Корвин слишком хорошо знал своего друга, что бы его голос оставался спокойным. Он был уверен, что если в мирное время Нико «не слабо» было фамильярно поздороваться при всем дворе с королевой-регентшей за руку, или с определенными целями залезть на всю ночь в опочивальню баронессы ле Фье, муж которой, блестящий фехтовальщик, попереубивал пол Фалессы на дуэлях за «откровенные взгляды в сторону его супруги», то на войне самой меньшей выходкой станет визит в лирийский лагерь за выпивкой. Он почти угадал.
- За наш частокол, - ответил Нико просто.
Глаза у Корвина заметно округлились - Ставка Ярно давно была захвачена. Стоило ли так бороться жизнь, что бы идти на откровенное самоубийство? -, но в свете частого применения по отношению к графу, это выражение лица уже не казалось ему столь оригинальным.
- Там Алек и Браин, - тихо пояснил Нико.
- Даже если они живы, ты никогда не найдешь их…
- Посмотри, что бы здесь все было нормально. Я вернусь ночью, если нет, то догоню в дороге, - весело ответил Нико, пожимая другу руку, - До встречи.
Лютик рванулся с места в галоп, вырываясь темной тенью в прохладный простор спустившейся на поле боя ночи.
К счастью для Нико, ясный день сменился пасмурной беззвездной ночью. Лирийцы расположились лагерем в стороне от поля боя, довольно далеко от бывшей ставки Ярно, и одинокого, облаченного в черное всадника на огромном, но удивительно бесшумно идущем коне никто не заметил.
Действия молодого графа редко подчинялись логике. Он и сейчас ехал, не зная, что именно надеется найти. Ярно там нет… он сражался и погиб на первой линии своего знаменитого авангарда. Алек и Браин… Нико сам обрек их на гибель, не удосужившись даже приказать им спрятаться на время боя в лесу. Но о Ярно и Браине он почти не думал… главное Алека найти. Мальчик не мог, погибнуть, но мог спрятаться или вырастить из лирийцев те самые одуванчики, которые так «порадовали» паладинов. Только бы найти, наверное, ему сейчас очень страшно.
Лирийцы толи не жаловали огня, толи не имели традиции жечь захваченные позиции врага, но искореженный частокол все еще подобно неровным клыкам какого-то чудовища окружал разграбленный лагерь. Убитые защитники до сих пор лежали рядом с изорванными шатрами и стенами, где их и нашла смерть. Николя просмотрел лица каждого из них, обыскал то место, где по воспоминаниям должен был быть его шатер. Во всяком случае, мертвым он ни Алека, ни своего оруженосца не обнаружил.
Может Браин все-таки додумался покинуть частокол перед ударом лирийской кавалерии…. Нико пустил Лютика вдоль леса.
Первое, что бросилось Нико в глаза на том выдающемся из густых зарослей пригорке - это конь, приземистый бело-рыжий жеребчик Браина флегматично щипавший траву в обществе троих своих более изящных золотисто-песочных сородичей. А потом он увидел Алека, распластавшегося вверх лицом на мягкой траве. Горло сдавило ледяной рукой при виде стрелы в груди мальчика, и лишь мгновение спустя граф заметил, что крови нет.
Николя почти скатился с седла, сжал худенькие плечики мальчика и распахнул его стеганую рубашку, заранее со смехом облегчения сознавая, что произошло. Стрела застряла в позолоченной стальной побрякушке, беспощадно стибриной у «рыцаря» в доме Мирты, опрокинула мальчонку на землю, но даже не задела тело.
- Алек…, - граф осторожно встряхнул ребенка.
Длинные ресницы дрогнули и на графа уставились удивленные и все еще испуганные зеленые глаза, в которых медленно зажигались узнавание и радость. Алек тут же вцепился в руку графа мертвой хваткой, и Нико осторожно поднял его на руки.
- Где Браин?
Алек вздрогнул, одна ручонка сильнее сжала плечо Николя, но другая уже показывала, куда то в сторону, где паслись лошади.
Оруженосец отыскался лежащим на траве залитой кровью, в полном доспехе, рядом с двумя поверженными противниками. Пока Нико не снял с Браина искореженный ударом шлем, он был уверен, что юноша мертв, но оруженосец неожиданно дернулся и вскрикнул от боли, а через мгновение медленно приоткрыл глаза. Нико он узнал не сразу, а когда узнал словосочетание «господин граф» слилось в нечленораздельный хрип, и он долго молчал, пока его «вытаскивали» из доспехов.
Раны серьезные, сильно разбита голова, пробито мечем правое плечо, левая рука сломана в плече, туника и трава кругом пропитаны кровью. Для Нико было загадкой, как он продержался так долго. Ничего, теперь обязан выжить. Куда денется? Граф распустил свой плащ на длинные полосы ткани и крепко перевязал раны.
- Я умру? – срывающийся слабый голос Браина заставил вздрогнуть.
- Нет, - с самой честной и уверенной физиономией, на которую в эту минуту был способен, заявил Нико, - От такого не умирают.
«Умирают, конечно, и часто, и от меньшего…, но чем увереннее ты будешь в обратном, тем лучше» - подумал Нико.
- Алек погиб, - виновато прошептал оруженосец, и когда прямо над его лицом склонилась чумазая мордаха «кары господней», Браин несколько мгновений смотрел на чудо широко открытыми глазами, потом нашел в себе силы на улыбку. «Выживет», - решил про себя Нико.
А утром небольшой рыцарский отряд двинулся на юг.
30 число месяца Падения Зерна. Фалесса.
Ну и денек, Марэля ради! Сегодня с официальным дружественным визитом а дом первого советника пожаловала блистательная и высокородная Дората ле Шаду, супруга графа ле Шаду, одного из приятелей "самого Императора", точнее, одного из давних собутыльников Ярно ле Фалесса...
Рыжеволосая нимфа, выставив угрожающих размеров декольте, церемонно раскланялась, передавая "привет и уверения в вечной дружбе" (хм, мы и знакомы-то толком не были) своего мужа, вместе с парой бутылок довольно редкого и дорогого (особенно в нашем осадном положении) лаконского вина.
- Ах, любезный Франц, как у Вас тут мило! – верещала дамочка, энергично передвигаясь, почему-то, в сторону моей спальни.
- Любезная госпожа! – в тон ей только и оставалось ухмыльнуться мне, - мы с Вами еще за одним столом не сидели, тем более, вина из одного кубка не пили... Прилично ли молодой замужней даме одной находиться в доме холостого мужчины, называть его просто по имени и... да мы уже в моей спальне!
- И это замечательно! – абсолютно не растерялась Дората, - просто чудненько! – довольно хихикнула она, прыгая на мое ложе с одной из подарочных бутылок. – Вот сейчас мы выпьем и познакомимся поближе... Наливай, благородный красавец, - с этими словами дама ловко бросила мне сосуд с вином.
Бутылку я поймал, раскупорил, взял со столика пару кубков, а вот налил не из нее, а из стоявшего там же кувшина. Вино у меня не хуже, если и не лучше, а подстраховаться не мешает.
Пока я проделывал эти манипуляции, красотка успела полностью разоблачиться. Ничего себе, резвушка!
Надо сказать, выглядела она очень и очень: пышные бедра, достойных размеров грудь, но талия на месте и пузо не торчит, несмотря на приятную полноту...
- Любезный Франц, - подмигнула она, протягивая руку за кубком, - Надеюсь, ты соответствуешь твоей репутации? Или меня надули?
- Кто? – вообще-то, удивить меня трудно, но тут я чуть кубок не выронил.
- Как это - кто?
Далее последовал перечень моих знакомых, интимных и не совсем, а несколько имен я слышал впервые... Как тут не загордиться и не поддержать честь и славу первого соблазнителя всех времен и народов!
Последующие несколько часов оказались далеко не худшими в моей жизни. Дора (мы все-таки перешил на "ты") с восторгом шла на встречу даже весьма экзотическим моим прихотям, проявляя бешеный темперамент и боевую готовность на любые эксперименты...
- Послушай, милая, - поинтересовался я, когда мы (уже в совершенно пристойном виде) пропускали еще по бокальчику, - а как же муженек-то твой, великолепный Ральф ле Шаду? Он же как бы молод и хорош собой?
- Ну да, ему только винище трескать, да железяками махать, а на любовном поприще... а, что тут говорить? – махнула рукой разбитная дамочка.
Расстались мы, страшно довольные друг другом. Возможно наша встреча и не последняя...
И тут я вспомнил про подарочек. Сентиментальное настроение мигом испарилось.
Из тайника, сделанного в изголовье кровати, я извлек склянку с голубоватыми кристаликами. Сыпанул несколько штук в презентованную мне бутылку, взболтал хорошенько и налил кубок...
Жидкость, плещущаяся в кубке, по цвету напоминала не красное вино, а изумрудную морскую воду и слегка опалесцировала.
Широкой души человеком оказался господин граф. Скромному Франциску ле Шаорину и неверной супруге Дорате вполне хватило бы полглоточка на двоих, чтобы предстать перед пресветлым Марэлем. А уж содержимого обеих бутылок с гарантией достало бы перетравить треть Фалессы...
Интересно, чем я так досадил вышеупомянутому господину?
Ну и денек, Марэля ради! Сегодня с официальным дружественным визитом а дом первого советника пожаловала блистательная и высокородная Дората ле Шаду, супруга графа ле Шаду, одного из приятелей "самого Императора", точнее, одного из давних собутыльников Ярно ле Фалесса...
Рыжеволосая нимфа, выставив угрожающих размеров декольте, церемонно раскланялась, передавая "привет и уверения в вечной дружбе" (хм, мы и знакомы-то толком не были) своего мужа, вместе с парой бутылок довольно редкого и дорогого (особенно в нашем осадном положении) лаконского вина.
- Ах, любезный Франц, как у Вас тут мило! – верещала дамочка, энергично передвигаясь, почему-то, в сторону моей спальни.
- Любезная госпожа! – в тон ей только и оставалось ухмыльнуться мне, - мы с Вами еще за одним столом не сидели, тем более, вина из одного кубка не пили... Прилично ли молодой замужней даме одной находиться в доме холостого мужчины, называть его просто по имени и... да мы уже в моей спальне!
- И это замечательно! – абсолютно не растерялась Дората, - просто чудненько! – довольно хихикнула она, прыгая на мое ложе с одной из подарочных бутылок. – Вот сейчас мы выпьем и познакомимся поближе... Наливай, благородный красавец, - с этими словами дама ловко бросила мне сосуд с вином.
Бутылку я поймал, раскупорил, взял со столика пару кубков, а вот налил не из нее, а из стоявшего там же кувшина. Вино у меня не хуже, если и не лучше, а подстраховаться не мешает.
Пока я проделывал эти манипуляции, красотка успела полностью разоблачиться. Ничего себе, резвушка!
Надо сказать, выглядела она очень и очень: пышные бедра, достойных размеров грудь, но талия на месте и пузо не торчит, несмотря на приятную полноту...
- Любезный Франц, - подмигнула она, протягивая руку за кубком, - Надеюсь, ты соответствуешь твоей репутации? Или меня надули?
- Кто? – вообще-то, удивить меня трудно, но тут я чуть кубок не выронил.
- Как это - кто?
Далее последовал перечень моих знакомых, интимных и не совсем, а несколько имен я слышал впервые... Как тут не загордиться и не поддержать честь и славу первого соблазнителя всех времен и народов!
Последующие несколько часов оказались далеко не худшими в моей жизни. Дора (мы все-таки перешил на "ты") с восторгом шла на встречу даже весьма экзотическим моим прихотям, проявляя бешеный темперамент и боевую готовность на любые эксперименты...
- Послушай, милая, - поинтересовался я, когда мы (уже в совершенно пристойном виде) пропускали еще по бокальчику, - а как же муженек-то твой, великолепный Ральф ле Шаду? Он же как бы молод и хорош собой?
- Ну да, ему только винище трескать, да железяками махать, а на любовном поприще... а, что тут говорить? – махнула рукой разбитная дамочка.
Расстались мы, страшно довольные друг другом. Возможно наша встреча и не последняя...
И тут я вспомнил про подарочек. Сентиментальное настроение мигом испарилось.
Из тайника, сделанного в изголовье кровати, я извлек склянку с голубоватыми кристаликами. Сыпанул несколько штук в презентованную мне бутылку, взболтал хорошенько и налил кубок...
Жидкость, плещущаяся в кубке, по цвету напоминала не красное вино, а изумрудную морскую воду и слегка опалесцировала.
Широкой души человеком оказался господин граф. Скромному Франциску ле Шаорину и неверной супруге Дорате вполне хватило бы полглоточка на двоих, чтобы предстать перед пресветлым Марэлем. А уж содержимого обеих бутылок с гарантией достало бы перетравить треть Фалессы...
Интересно, чем я так досадил вышеупомянутому господину?
2 число месяца Темнейших Глубин. Ставка Орды.
Поступали последние донесения. Имперцы были разбиты, те кто уцелел, бежали, спасая свои жизни. Потери среди войск лирийцев были очень велики, во много раз больше чем у лаконцев – сказывалось превосходство в оружейном деле. Стандартные имперские доспехи надежно берегли своего обитателя, а вот лирийцы предпочитали маневренность защищенности – и гибли, гибли тысячами. Можно сказать, что они завалили врага трупами – и только так смогли победить. Вефир знал, что перед лицом Каар, надо быть честным сам с собою – если оставить сегодняшнюю тактику, так как есть – в следующий раз победа будет чьей-то другой.
Да, Лирия выиграла битву у Темного Брода, но оставалась еще непокоренная южная и восточная Лакона, где сражались и гибли воины Самаля. Первое, что сделал Вефир после того как его рати были вновь собранны – так это отправил весточку брату Великого Хана. Ярно в последний момент удалось обхитрить их, он оставил в своем лагере небольшой отряд, создав иллюзию присутствия большого количества войск. Даже удивительно, но разведчики ничего не заметили, и император ушел, оставаясь по-прежнему угрозой номер один для лирийцев.
Головы тех, кто упустил Ярно, оказались рядом с головами тех, кто бежал с поля боя, и тех, кто бросился обирать трупы, позволив многим лаконцам вырваться из окружения. Он, Вефир ибн-Найджбер, по воле Каара замещающий повелителя, не позволит им своевольничать! Дисциплина должна быть железной, а повиновение – беспрекословным. Только так они победят...
Вефир задумался. Они все сражались плечом к плечу, и все заслужили награды. Он должен им дать то, чего они хотят, и чего заслужили... Нужно поговорить со всеми вождями, и определить дальнейших план действий по покорению Лаконы. Когда Сафар вернется, он уступит ему это место, но пока он, Вефир – Великий Хан, чье слово закон. Да, Кир может быть ему полезна как полководец (и как женщина (!)), Барг-Танг разбирается в магии и все что с ней связанно, Афиар Мирх отменный тактик и просто замечательный человек, Кармун, сын Угумра – грозный воин, но должно быть некое единоначалие – без него они обречены.
Наметить новые цели – вот что важно. Сейчас им надо двигаться вперед, не оставаться на месте, довольствуясь уже полученным. Конечно, что придется отдать на поживу кочевникам – так уж они народ, не могут жить без того, чтобы кого-то не пограбить и понасиловать, но тут уже ничего не поделать – Вефир не может лично следить за каждым воином Орды. Жертв среди новых поданных Великого Хана не избежать... Возможно, это и правильно – место убитых неверных займут дети степи, которые, во чтобы это не стало, должны обрести новый дом. Если бы это не случилось здесь, это бы произошло в Лирии, с лирийскими городами... Рядом со львами всегда рыскают шакалы...
Отец и дед Сафар добивались того, что происходит сейчас, так должен ли Вефир усомнится в правильности сделанного? Нет, в выполнении поставленных целей нужно быть твердым, полным решимости идти до конца. В любом случае все обернется благом, как сказал Каар...
От дальнейших размышлений Вефира отвлек Барг-Танг, достаточно тихо появившийся в зале. Они уже достаточно давно не разговаривали наедине, по сути, с тех пор как Вефир стал "Сафаром". Поговорить позднее не получилось, а вот теперь время есть... Но, казалось карлик глядит осуждающее.
- Я глядел в огонь и воду. Я видел знаки. Древнее зло пробуждается ото сна...
- Зло? – Вефир поднял бровь. – О чем ты говоришь друг мой? Зло было повержено на ратном поле, зло древнее, когда-то пришедшее к нам на родину, убивающее и грабящее. Теперь они понесли справедливую кару. – да, была справедливость Каара в том, что имперцы бежали с поля боя, завывая от ужаса. Где уж тут мужество тигров, скорее дранных котов... Вефир снова погрузился в размышления...
- Зло для людей... – Барг-Танг выглядел опечаленным. – Я могу видеть будущее, возможно смутно, и поэтому я могу ошибаться... Но мне кажется, что мы обратили мечи не против того врага...
Вефир поднялся с трона.
- Враг выбран точно. Каар покарал Лакону за тысячелетия унижений, что пришлось пережить всем ее соседям – Лирии, Полумесяцу, Сторну. В незыблемой гордыне эта Империя Зла думала, что ей предназначено править всем миром! Но нет, на каждого найдется свой меч! Вождь, мы не какие-то захватчики и воры, мы Кара, Божественное Возмездие свыше! Мы призваны дать им горький урок, который они поймут. Иначе было нельзя...
В глазах Барг-Танга засверкали искры.
- Пойми же меня, советник великого! То с чем столкнемся мы, может дать всем людям этот зловещий урок! Это придет из глубин, и поднимется выше облаков. Тьма, тьма, что чернее ночи, наползет на землю... И здесь и там, есть люди, которые способны понять ЭТО! Останови меч, советник, иначе скоро не останется места для рода человеческого на этой земле...
- О чем ты просишь меня, ллуниф? - возвысил голос Вефир. - Я должен сказать другим вождям, что, мол, мы должны сложить оружие, и объединится с нашим врагом? Как ты себе это представляешь? Что ты думаешь, они мне ответят? Я не могу остановить это меч, пойми, теперь он остановится, только испив вдоволь крови. Лакона обречена в любом случае...
Барг-Танг пошел к выходу.
- Что ж, в любом случае стоило попытаться...
Поступали последние донесения. Имперцы были разбиты, те кто уцелел, бежали, спасая свои жизни. Потери среди войск лирийцев были очень велики, во много раз больше чем у лаконцев – сказывалось превосходство в оружейном деле. Стандартные имперские доспехи надежно берегли своего обитателя, а вот лирийцы предпочитали маневренность защищенности – и гибли, гибли тысячами. Можно сказать, что они завалили врага трупами – и только так смогли победить. Вефир знал, что перед лицом Каар, надо быть честным сам с собою – если оставить сегодняшнюю тактику, так как есть – в следующий раз победа будет чьей-то другой.
Да, Лирия выиграла битву у Темного Брода, но оставалась еще непокоренная южная и восточная Лакона, где сражались и гибли воины Самаля. Первое, что сделал Вефир после того как его рати были вновь собранны – так это отправил весточку брату Великого Хана. Ярно в последний момент удалось обхитрить их, он оставил в своем лагере небольшой отряд, создав иллюзию присутствия большого количества войск. Даже удивительно, но разведчики ничего не заметили, и император ушел, оставаясь по-прежнему угрозой номер один для лирийцев.
Головы тех, кто упустил Ярно, оказались рядом с головами тех, кто бежал с поля боя, и тех, кто бросился обирать трупы, позволив многим лаконцам вырваться из окружения. Он, Вефир ибн-Найджбер, по воле Каара замещающий повелителя, не позволит им своевольничать! Дисциплина должна быть железной, а повиновение – беспрекословным. Только так они победят...
Вефир задумался. Они все сражались плечом к плечу, и все заслужили награды. Он должен им дать то, чего они хотят, и чего заслужили... Нужно поговорить со всеми вождями, и определить дальнейших план действий по покорению Лаконы. Когда Сафар вернется, он уступит ему это место, но пока он, Вефир – Великий Хан, чье слово закон. Да, Кир может быть ему полезна как полководец (и как женщина (!)), Барг-Танг разбирается в магии и все что с ней связанно, Афиар Мирх отменный тактик и просто замечательный человек, Кармун, сын Угумра – грозный воин, но должно быть некое единоначалие – без него они обречены.
Наметить новые цели – вот что важно. Сейчас им надо двигаться вперед, не оставаться на месте, довольствуясь уже полученным. Конечно, что придется отдать на поживу кочевникам – так уж они народ, не могут жить без того, чтобы кого-то не пограбить и понасиловать, но тут уже ничего не поделать – Вефир не может лично следить за каждым воином Орды. Жертв среди новых поданных Великого Хана не избежать... Возможно, это и правильно – место убитых неверных займут дети степи, которые, во чтобы это не стало, должны обрести новый дом. Если бы это не случилось здесь, это бы произошло в Лирии, с лирийскими городами... Рядом со львами всегда рыскают шакалы...
Отец и дед Сафар добивались того, что происходит сейчас, так должен ли Вефир усомнится в правильности сделанного? Нет, в выполнении поставленных целей нужно быть твердым, полным решимости идти до конца. В любом случае все обернется благом, как сказал Каар...
От дальнейших размышлений Вефира отвлек Барг-Танг, достаточно тихо появившийся в зале. Они уже достаточно давно не разговаривали наедине, по сути, с тех пор как Вефир стал "Сафаром". Поговорить позднее не получилось, а вот теперь время есть... Но, казалось карлик глядит осуждающее.
- Я глядел в огонь и воду. Я видел знаки. Древнее зло пробуждается ото сна...
- Зло? – Вефир поднял бровь. – О чем ты говоришь друг мой? Зло было повержено на ратном поле, зло древнее, когда-то пришедшее к нам на родину, убивающее и грабящее. Теперь они понесли справедливую кару. – да, была справедливость Каара в том, что имперцы бежали с поля боя, завывая от ужаса. Где уж тут мужество тигров, скорее дранных котов... Вефир снова погрузился в размышления...
- Зло для людей... – Барг-Танг выглядел опечаленным. – Я могу видеть будущее, возможно смутно, и поэтому я могу ошибаться... Но мне кажется, что мы обратили мечи не против того врага...
Вефир поднялся с трона.
- Враг выбран точно. Каар покарал Лакону за тысячелетия унижений, что пришлось пережить всем ее соседям – Лирии, Полумесяцу, Сторну. В незыблемой гордыне эта Империя Зла думала, что ей предназначено править всем миром! Но нет, на каждого найдется свой меч! Вождь, мы не какие-то захватчики и воры, мы Кара, Божественное Возмездие свыше! Мы призваны дать им горький урок, который они поймут. Иначе было нельзя...
В глазах Барг-Танга засверкали искры.
- Пойми же меня, советник великого! То с чем столкнемся мы, может дать всем людям этот зловещий урок! Это придет из глубин, и поднимется выше облаков. Тьма, тьма, что чернее ночи, наползет на землю... И здесь и там, есть люди, которые способны понять ЭТО! Останови меч, советник, иначе скоро не останется места для рода человеческого на этой земле...
- О чем ты просишь меня, ллуниф? - возвысил голос Вефир. - Я должен сказать другим вождям, что, мол, мы должны сложить оружие, и объединится с нашим врагом? Как ты себе это представляешь? Что ты думаешь, они мне ответят? Я не могу остановить это меч, пойми, теперь он остановится, только испив вдоволь крови. Лакона обречена в любом случае...
Барг-Танг пошел к выходу.
- Что ж, в любом случае стоило попытаться...
1 день месяца Темнейших Глубин. Фалесса.
Присутствие на Малом совете посторонних, а тем более не дворян, хотя последнее и было спорным, не поощрялось и даже, можно было сказать, запрещелось, но Консул есть Консул. Он сказал, другие промолчали. Так, Кот оказался негласным "членом" совета. Слушать разглагольствования о положении в стране стало своеобразным хобби. Всегда равнодушный и непробиваемый - Адриан, всегда великолепно держащая себя императрица, играющий в сови игры Шаорин и капитан гвардии, последний представлял мало интереса. Сам Иванэ поражал Кота тем, что казалось был создан дабы руководить. Хотя официально вела собрание Саола, убийца видел, что девушка во многом полагается на каменного герцога. не удивительно. Он вот тоже даже не заметил, как стал "человеком Амарра".
Каменный герцог...Когда-то это было так или только казалось, но то что сделала одна маленькая ... легко разрушило веками закаленную твердь. После бегства Лексы от Иванэ осталась тень. Он продолжал ходить, ест, спать, делать дела, бывал на стене, учавствовал в защтите, посещал двор, вел совет...Но это не был тот Иванэ, за которым когда-то пошел Кот. Это было лишь его отражение в зеркале жизни.
- Провизии нам пока хватает, даже более чем, но конца осаде пока не видно, и достоверных данных о положении всех войск у нас нет... - Голос герцога плавно тек над большим резным столом, за которым сидело четыре человек. Это и так было всем известно, но каждый раз люди вновь и вновь повторют то, что больше всего их волнует.
Одно из кресел сегодня пустовало. Адриан просил передать, что немного задержится. Что за дела заставили верховного мага пропустить Малый совет осталось тайной. И слава Марэлю. Кот предпочитал не лезть в дела этого человека. Не буди лихо, пока...
Двойные створки распахнулись и на пороге возникла фигура в темном балахоне. Ну вот стоило помянуть и Адриан уже явился на "зов".
- Пршу простить меня, за опоздание. - После маг спокойно прошел на свое место и опустился в высокое кресло.
- Уверены, что только очень важные дела заставили Вас задержаться. - Можно было подумать, что в этом замечании кроется усмешка, если бы их не сказал Иванэ Из его уст они прозвучали как простая констатация неприложного факта.
- Да. Мне только что сообщили новость об Императоре. Наши войска разбиты у Темного Брода лирийцами. Император и многие рыцари убиты. Остатки тех, кто выжил - таких немного - отступают. Армии Лаконы больше не существет.
Если и случаются в жизни немые сцены, то в данный момент Кот наблюдал именно ее.
Тишина наступившая вдруг в комнате напомнила Коту ночные засады, когда даже дыхание может стоить убийце головы. Сейчас о своих головах и их сохранности, видимо, подумали все присутствующие, кроме может быть самого Адриана, который даже не дрогнул, сообщая страшную новость. Реакция других была и похожей, и совершенно разной. Шаорин знал, понял Кот. Мирта сильно побледнела, но сдержала себя в руках. Где-то там был ее брат. Иванэ поднял глаза на Кота, но в них ничего уже не отразилось. Этот человек перешел ту грань, за которой что-то может потрясти, осталось только то, что сокрушает окончательно. Интересно, что еще подготовила стерва - Судьба для герцога?
Но времени узнать, что станется с герцогом после этого известия Коту не предоставилось. Императрица в первый момент просто замершая, как прекрасная статуя, вздохнула и начала медленно оседать на пол. Кот бросился было вперед, но его опередили другие крепкие мужские руки. Иванэ подхватил Сао на руки, словно она была невесомой и решительно направился прочь из комнаты. Все расступились, Кот последовал за герцогом, следом заними выбежала Мирта. Прозрачностью лица она немного уступала Сао. Убийца даже испугался, что она тоже сейчас рухнет ему на руки, но девушка решительно шла рядом с ним, сжимая маленькие кулачки. После того, как она вернула с того света Эвора, к лечению которого он тоже имел отношение, Кот не заметил, как стал восхищаться хрупкой, но такой сильной дворнякой.
Иванэ, тем временем, уже достиг комнат императрицы и скрылся за дверью. Кот бесцеремонно последовал за ним. Мирта уже отдавала приказы служанкам. Кто-то охал и причитал, кто-то суетливо кинулся готовить постель, одна из девушек разбила вазу - и в этом всеобщем наступившем хаосе посреди комнаты возвышался герцог с бездыханной девушкой на руках. Впервые за последние дни в его глазах появилось осмысленное выражение, он снова мог заботиться о ком-то, он кому-то был нужен. Кот уже возблагодврил Марэля за этот нежданный обморок. Пусть он вызван ужасными известиями, но об этом можно подумать завтра. Теперь уже лишний день не сыграет роли.
Когда женщины, наконец, немного успокоились, Ивнэ опустил Сао на кровать и присел на край рядом с ней. Пару раз он легко ударил девушку по щекам, возвращая в реальность. Веки императрицы затрепетали, приоткрылись и Сао посмотрела на Иванэ.
- Это был не кошмарный сон?
- Боюсь, что нет, Ваше Величество. - Голос Амарры теперь был успокаивающим. Как бы тяжко не было ему, перед лицом боли другого он прогнал тоску прочь.
Императрица вновь закрыла глаза и прижала ладонь ко лбу. Иванэ взял со столика кубок с водой, приготовленный одной из служанок, и протянул ей:
- Выпейте. Вам станет легче.
Девушка удивленно посмотрела на герцога, но стакан взяла. Легкий румянец стал возвращаться на ее щеки.
- Теперь Вам нужно отдохнуть. Поспите, завтра ничего не изменится, но это не повод, чтобы губить и себя.
- Что же нам теперь делать, Иванэ? Ярно...он мертв...войска...- В этот момент княжна, стала удивительно похожа на маленькую девочку, ищущую защиту. В ней было столько беззащитности, что даже Кот дрогнул. Иванэ взял руку Сао в свою, поцеловал ее и ответил:
- Спать. Вам нужно спать. Об остальном я позабочусь. - После этого он встал, поклонился и вышел. Кот также поклонился и последовал за герцогом.
Только в своих комнатах во дворце, Иванэ заговорил с Котом.
- Итак, нам поставили шах и мат.
Присутствие на Малом совете посторонних, а тем более не дворян, хотя последнее и было спорным, не поощрялось и даже, можно было сказать, запрещелось, но Консул есть Консул. Он сказал, другие промолчали. Так, Кот оказался негласным "членом" совета. Слушать разглагольствования о положении в стране стало своеобразным хобби. Всегда равнодушный и непробиваемый - Адриан, всегда великолепно держащая себя императрица, играющий в сови игры Шаорин и капитан гвардии, последний представлял мало интереса. Сам Иванэ поражал Кота тем, что казалось был создан дабы руководить. Хотя официально вела собрание Саола, убийца видел, что девушка во многом полагается на каменного герцога. не удивительно. Он вот тоже даже не заметил, как стал "человеком Амарра".
Каменный герцог...Когда-то это было так или только казалось, но то что сделала одна маленькая ... легко разрушило веками закаленную твердь. После бегства Лексы от Иванэ осталась тень. Он продолжал ходить, ест, спать, делать дела, бывал на стене, учавствовал в защтите, посещал двор, вел совет...Но это не был тот Иванэ, за которым когда-то пошел Кот. Это было лишь его отражение в зеркале жизни.
- Провизии нам пока хватает, даже более чем, но конца осаде пока не видно, и достоверных данных о положении всех войск у нас нет... - Голос герцога плавно тек над большим резным столом, за которым сидело четыре человек. Это и так было всем известно, но каждый раз люди вновь и вновь повторют то, что больше всего их волнует.
Одно из кресел сегодня пустовало. Адриан просил передать, что немного задержится. Что за дела заставили верховного мага пропустить Малый совет осталось тайной. И слава Марэлю. Кот предпочитал не лезть в дела этого человека. Не буди лихо, пока...
Двойные створки распахнулись и на пороге возникла фигура в темном балахоне. Ну вот стоило помянуть и Адриан уже явился на "зов".
- Пршу простить меня, за опоздание. - После маг спокойно прошел на свое место и опустился в высокое кресло.
- Уверены, что только очень важные дела заставили Вас задержаться. - Можно было подумать, что в этом замечании кроется усмешка, если бы их не сказал Иванэ Из его уст они прозвучали как простая констатация неприложного факта.
- Да. Мне только что сообщили новость об Императоре. Наши войска разбиты у Темного Брода лирийцами. Император и многие рыцари убиты. Остатки тех, кто выжил - таких немного - отступают. Армии Лаконы больше не существет.
Если и случаются в жизни немые сцены, то в данный момент Кот наблюдал именно ее.
Тишина наступившая вдруг в комнате напомнила Коту ночные засады, когда даже дыхание может стоить убийце головы. Сейчас о своих головах и их сохранности, видимо, подумали все присутствующие, кроме может быть самого Адриана, который даже не дрогнул, сообщая страшную новость. Реакция других была и похожей, и совершенно разной. Шаорин знал, понял Кот. Мирта сильно побледнела, но сдержала себя в руках. Где-то там был ее брат. Иванэ поднял глаза на Кота, но в них ничего уже не отразилось. Этот человек перешел ту грань, за которой что-то может потрясти, осталось только то, что сокрушает окончательно. Интересно, что еще подготовила стерва - Судьба для герцога?
Но времени узнать, что станется с герцогом после этого известия Коту не предоставилось. Императрица в первый момент просто замершая, как прекрасная статуя, вздохнула и начала медленно оседать на пол. Кот бросился было вперед, но его опередили другие крепкие мужские руки. Иванэ подхватил Сао на руки, словно она была невесомой и решительно направился прочь из комнаты. Все расступились, Кот последовал за герцогом, следом заними выбежала Мирта. Прозрачностью лица она немного уступала Сао. Убийца даже испугался, что она тоже сейчас рухнет ему на руки, но девушка решительно шла рядом с ним, сжимая маленькие кулачки. После того, как она вернула с того света Эвора, к лечению которого он тоже имел отношение, Кот не заметил, как стал восхищаться хрупкой, но такой сильной дворнякой.
Иванэ, тем временем, уже достиг комнат императрицы и скрылся за дверью. Кот бесцеремонно последовал за ним. Мирта уже отдавала приказы служанкам. Кто-то охал и причитал, кто-то суетливо кинулся готовить постель, одна из девушек разбила вазу - и в этом всеобщем наступившем хаосе посреди комнаты возвышался герцог с бездыханной девушкой на руках. Впервые за последние дни в его глазах появилось осмысленное выражение, он снова мог заботиться о ком-то, он кому-то был нужен. Кот уже возблагодврил Марэля за этот нежданный обморок. Пусть он вызван ужасными известиями, но об этом можно подумать завтра. Теперь уже лишний день не сыграет роли.
Когда женщины, наконец, немного успокоились, Ивнэ опустил Сао на кровать и присел на край рядом с ней. Пару раз он легко ударил девушку по щекам, возвращая в реальность. Веки императрицы затрепетали, приоткрылись и Сао посмотрела на Иванэ.
- Это был не кошмарный сон?
- Боюсь, что нет, Ваше Величество. - Голос Амарры теперь был успокаивающим. Как бы тяжко не было ему, перед лицом боли другого он прогнал тоску прочь.
Императрица вновь закрыла глаза и прижала ладонь ко лбу. Иванэ взял со столика кубок с водой, приготовленный одной из служанок, и протянул ей:
- Выпейте. Вам станет легче.
Девушка удивленно посмотрела на герцога, но стакан взяла. Легкий румянец стал возвращаться на ее щеки.
- Теперь Вам нужно отдохнуть. Поспите, завтра ничего не изменится, но это не повод, чтобы губить и себя.
- Что же нам теперь делать, Иванэ? Ярно...он мертв...войска...- В этот момент княжна, стала удивительно похожа на маленькую девочку, ищущую защиту. В ней было столько беззащитности, что даже Кот дрогнул. Иванэ взял руку Сао в свою, поцеловал ее и ответил:
- Спать. Вам нужно спать. Об остальном я позабочусь. - После этого он встал, поклонился и вышел. Кот также поклонился и последовал за герцогом.
Только в своих комнатах во дворце, Иванэ заговорил с Котом.
- Итак, нам поставили шах и мат.
14-20 день Месяца Падения Зерна
Тарикэ сидела перед зеркалом, расчесывая свои длинные, черные локоны. В комнату резко и решительно вошла Сильвия:
- Ну! Он опять пришел. И даже со своим другом.
Черноволосая девушка улыбнулась с неистребимым лукавством:
- Он очень красивый..
В комнату вошел маленький слуга:
- Леди, к вам Свен Сакола. Он был бы рад увидеть вас... и вас, - добавил слуга, переводя взор на Сильвию.
Тарикэ засмеялась, глядя на лицо своей подруги, а та в притворной строгости сдвинула брови.
- Послушай, принцесса, а как же ты так свободно общаешься с мужчинами? - лукаво спросила Сильвия.
- Не свободно.. Честно. Я просто.. Ох, я не знаю. Но его глаза такие.. У наших витязей глаза темные, строгие, подчиняющие себе. Женщина создана только для того, чтобы мужчина мог продолжить свой род во славу Каара..
- Ты что - смеешься? - прервала ее подруга.
Кали покачала головой. Перед ее мысленным неожиданно появился великий везирь. Его глаза так ласково и внимательно смотрящие на нее, как на равную. Тарикэ вздохнула и улыбнулась:
- Давай не будем спорить, Сильвия.
Когда девушки спустились в комнату, Свен и его друг - Роб оживленно обсуждали странную тишину со стороны лирийцев, для которых жертвы были не важны - важен лишь прорыв. Белый город пока стоял. Увидев Тарикэ, Свен радостно улыбнулся и тут же предложил всем прогулятся по улицам города. Его глаза смотрели в очи юной принцессы чуть лукаво и ласково. Юноша мягко приблизился к Тарикэ и тихо сказал:
- Ты очень красивая, Кали.
Девушка вспыхнула, как роза. А рядом находившаяся Сильвия, услышав слова Роба о собственной неотразимости, неожиданно приблизилась к нему и чуть выпятив губы приказала:
- А ну! Покажи мне насколько ты ослеплен мной!
Сильвия звонко смеялась, ее смех внезапно был заглушен мягким поцелуем, а потом - звонкой пощечиной. Роб радостно рассмеялся:
- Ты умеешь постоять за себя! Но пусть меня помилуют Силы, ты - дитя, - веско сказал Роб.
- Скажу тебе по секрету: ты прав, Роб. Пошлите гулять, дети, - покровительственно кивнула она в сторону смущенных Кали и Свена.
Мягкая ладошка Тарикэ почти полностью исчезла в руке юноши:
- А ваш город выстоит? - неожиданно спросила девушка.
Глаза Свена чуть потемнели:
- Мы очень надеемся на это. Но, Силы знают, Белый город - невечен.. Всему приходит конец.
- Ты это так говоришь, Свен, - тихо прошептала Кали, - словно Криэранн обречен.
Парень улыбнулся, скрывая тревогу в глазах:
- Если в городе будут девушки с такими глазами, как у тебя, то он - выстоит!
Болтая ни о чем они ходили по улицам осажденного города, не обращая внимания на темнеющие небеса, на усиливающий ветер... Они просто - жили.
Тарикэ сидела перед зеркалом, расчесывая свои длинные, черные локоны. В комнату резко и решительно вошла Сильвия:
- Ну! Он опять пришел. И даже со своим другом.
Черноволосая девушка улыбнулась с неистребимым лукавством:
- Он очень красивый..
В комнату вошел маленький слуга:
- Леди, к вам Свен Сакола. Он был бы рад увидеть вас... и вас, - добавил слуга, переводя взор на Сильвию.
Тарикэ засмеялась, глядя на лицо своей подруги, а та в притворной строгости сдвинула брови.
- Послушай, принцесса, а как же ты так свободно общаешься с мужчинами? - лукаво спросила Сильвия.
- Не свободно.. Честно. Я просто.. Ох, я не знаю. Но его глаза такие.. У наших витязей глаза темные, строгие, подчиняющие себе. Женщина создана только для того, чтобы мужчина мог продолжить свой род во славу Каара..
- Ты что - смеешься? - прервала ее подруга.
Кали покачала головой. Перед ее мысленным неожиданно появился великий везирь. Его глаза так ласково и внимательно смотрящие на нее, как на равную. Тарикэ вздохнула и улыбнулась:
- Давай не будем спорить, Сильвия.
Когда девушки спустились в комнату, Свен и его друг - Роб оживленно обсуждали странную тишину со стороны лирийцев, для которых жертвы были не важны - важен лишь прорыв. Белый город пока стоял. Увидев Тарикэ, Свен радостно улыбнулся и тут же предложил всем прогулятся по улицам города. Его глаза смотрели в очи юной принцессы чуть лукаво и ласково. Юноша мягко приблизился к Тарикэ и тихо сказал:
- Ты очень красивая, Кали.
Девушка вспыхнула, как роза. А рядом находившаяся Сильвия, услышав слова Роба о собственной неотразимости, неожиданно приблизилась к нему и чуть выпятив губы приказала:
- А ну! Покажи мне насколько ты ослеплен мной!
Сильвия звонко смеялась, ее смех внезапно был заглушен мягким поцелуем, а потом - звонкой пощечиной. Роб радостно рассмеялся:
- Ты умеешь постоять за себя! Но пусть меня помилуют Силы, ты - дитя, - веско сказал Роб.
- Скажу тебе по секрету: ты прав, Роб. Пошлите гулять, дети, - покровительственно кивнула она в сторону смущенных Кали и Свена.
Мягкая ладошка Тарикэ почти полностью исчезла в руке юноши:
- А ваш город выстоит? - неожиданно спросила девушка.
Глаза Свена чуть потемнели:
- Мы очень надеемся на это. Но, Силы знают, Белый город - невечен.. Всему приходит конец.
- Ты это так говоришь, Свен, - тихо прошептала Кали, - словно Криэранн обречен.
Парень улыбнулся, скрывая тревогу в глазах:
- Если в городе будут девушки с такими глазами, как у тебя, то он - выстоит!
Болтая ни о чем они ходили по улицам осажденного города, не обращая внимания на темнеющие небеса, на усиливающий ветер... Они просто - жили.
2 день месяца Темнейших Глубин.
Лакона. Фалесса.
Полутемная комната и почти полная тишина, нарушаемая только глухим звуком биения собственного сердца и хриплым прерывистым дыханием. Тусклый луч холодного зимнего солнца пробивался через узкий просвет между тяжелыми портьерами, оставляя на черно-красных тай-суанских коврах пыльную бледно-желтую полоску. Зеркала, громоздкая деревянная мебель, картины в золоченых рамах на стенах…. Все это было, и вместе с тем не существовало….
Тот, кого очень давно, словно в прошлой жизни, звали лесным Князем, был безмерно далек и от осажденной Фалессы и от себя самого. Он ушел бы совсем, но Сила, слишком большая и своенравная, что бы ослабшее сознание князя могло противиться ей, привязала Эвора к изувеченному человеческому телу, памяти, позору и чувству вины, которые теперь уже почти не причиняли боль…. И он был благодарен за это. Уйти было бы слабостью и самым простым выходом… уйти после того, как твоими руками разрушено все… он должен попытаться исправить. Глядя в белый потолок, Эвор ощущал презрение к собственному бессилию.
Но у него осталось небо. И пусть теперь, летая во второй своей оболочке над степями и границей леса, что когда- то был его домом, Эвор не мог полностью отрешиться от прочего мира, но ветер странным образом снимал боль и дарил свободу, отобрать которую был не в силах никто….
Она вошла, как всегда, бесшумно, и Эвор не услышал ее приближения, пока тонкая прохладная ладонь девушки не коснулась его лба. Он медленно открыл глаза, хотя мог этого и не делать. Кроме нее здесь быть некому, а черты этого лица он раз и навсегда запомнил в мельчайших деталях. Невысокая хрупкая красавица, светловолосая, с темно-синими как зимнее море глазами. Эти глубочайшие, обрамленные пушистыми ресницами омуты были первым, что Эвор увидел, вернувшись из-за черты, он не мог не узнать их.
Война и все, что навалилось на молодого Князя в последние месяцы, заставило забыть ту мимолетную встречу в Криэране, но едва взглянув в огромные темные глаза Мирты (да, теперь он знал, как ее зовут), он безошибочно вспомнил все и не мог не поразиться тому, как сильно она изменилась. Какая холодность и затаенная тревога и мягкая, но огромная Сила заключена, в этой тоненькой девушке…, та самая сила, что приказала ему вернуться назад. В прочем, они стали другими оба.
Они редко говорили, порой, не обмениваясь и парой слов за день. Князь был для нее обременительным обязательством, и молчаливая договоренность не лезть друг другу в душу, казалось, вполне устраивала обоих. Но у Эвора порой создавалось странное впечатление, что он живет с утра до вечера лишь для того, что бы дождаться ее прихода, сказать пару ничего не значащих слов и просто смотреть на нее, пока она снова не уйдет.
- Жара нет, - тихо сказала Мирта.
Эвор молча кивнул, он и сам чувствовал, что почти совсем уже поправился, настолько, насколько в его случае это было возможно.
- Там внизу герцог Амарра, он хотел поговорить с вами, - тихо произнесла Мирта, и голос ее показался Эвору неожиданно усталым и глухим, - Вы сможете его выслушать?
- Да, непременно, - но слова не несли в себе никаких эмоций.
К «Мечу Лаконы» Эвор относился гораздо лучше, чем к Ярно и его своре, возможно потому, что честь и смелость герцога Амарры были неоспоримы, а честь в Лесу ценилась ничуть не менее, чем в Империи, и Иванэ вызывал у Князя только непременное уважение… но врагом от этого быть не переставал.
Возвращать его с того света из простой солидарности никто не стал бы, и в свете того, что Фалесса в осаде, похоже Лаконе необходима была помощь Леса… именно то, чего Эвор дать сейчас не мог, даже если бы захотел. Тил никогда не примет того, кто принес Лесу столько смертей, того, кто, переступив через обычаи и собственную веру, осквернил святыни, стоявшие еще до того, как строились первые города тех земель, что теперь называются Лаконой.
Услышав шаги на лестнице, Эвор с трудом сел на кровати, спрятав под одеяло изувеченную руку. Двери медленно открылись. Мирта вернулась вместе с Иванэ, и хотела было оставить их, но герцог, прикоснувшись к плечу девушки, дал понять, что хочет, что бы она осталась. Амарра сел в кресло, напротив Эвора, Мирта молчаливо отошла к окну, отдернула портьеру, впустив в комнату холодный зимний свет.
- Доброе утро, Князь, - негромко произнес Иванэ, - Мне сказали, что вы чувствуете себя уже лучше. Есть разговор, который лучше не откладывать.
Амарра был странно бледен, всегда спокойное и лишенное эмоций лицо казалось старше, чем прежде. Наверное, война имеет свойство менять всех.
- Я слушаю, герцог, - спокойно ответил Эвор, собственный голос сухой и слабый все еще казался ему странным.
- Лакона сейчас в очень тяжелом положении, Князь. Вы, думаю, знаете это. Фалесса и Криэран в осаде. Армия Ярно разбита, - Иванэ помолчал какое-то мгновение, - Та самая армия, которая пришла в Полумесяц с огнем и мечом. Поэтому я пойму, если вы откажете мне в помощи, но все же вы должны сознавать, что в случае, если Лакона будет завоевана Лирией, хан не будет мириться с тем, что его страну разделяет надвое ваш лес.
- И что именно Лаконе нужно от меня? – Эвор чуть прищурился, что бы лучше рассмотреть против света неподвижно-спокойное лицо своего собеседника, со стороны могло показаться, что Князь хмурится.
- Вы сами это понимаете, Князь. Перемирие с Лаконой, союз против Лирии, возможно помощь с ТОЙ стороны вашего Леса или поддержка у Тай-Суансих перевалов, - у Амарры было прекрасное свойство говорить все прямо в лоб, что бы потом не оставалось лишних вопросов.
Что ж будет правильным ответить честностью на честность.
- Моя жизнь для Леса больше ничего не стоит, - негромко проронил Князь, - Мне не простят ни этой войны, ни того, ЧТО я сделал. Но все это крайне смешно мне, - без тени улыбки произнес Эвор, - Что сделал Ярно, когда я предлагал ему обрести в лице Тила верного союзника и надежного соседа?
Мирта резко обернулась от окна, ее серебристые локоны, разметавшись по обтянутым светло-синим шелком плечам, казались пеной на глади волн.
- Есть время, когда забыть старые обиды, становится единственной возможностью выжить, Князь, - ее голос звенел гневом, и Эвор внезапно с какой то отрешенностью подумал, что это единственный живой голос в комнате, - Если вы не желаете больше думать о себе, то подумайте о своих людях. Выдержит ли Лес еще одну войну, на этот раз с сытой и сильной Лирией?
- Это не хуже чем ходить в вечных вассалах у Ярно, - в какую то секунду сквозь полную оторванность от всего прорвался гнев, тут же погасший.
Амарра несколько мгновений молчал, казалось, собираясь с мыслями, потом решился.
- За помощь, Князь, вы останетесь живым и получите свободу, себе и Лесу. Я как Консул Лаконы могу признать независимость Полумесяца, и если вам нужны гарантии…
- Гарантии? В этой стране вряд ли сыщутся гарантии большие, чем данное вами слово, герцог, - обронил Эвор мрачно, о чести Амарры ходили легенды.
Мало радости вступать с союз с Лаконой, чьи правители угнетали и унижали лесных жителей на протяжении века, мало чести, но еще глупее и страшнее лишить Тил такой возможности, возможно последней. Крилла в Княжих Чертогах уже присягнула Ярно на верность. Договор с Амаррой хотя бы компенсирует потери Леса, и если не сведет их на «нет», но хотя бы частично оправдает пришедшую по вине Эвора в Тил войну. С такими условиями Князь даже осмелился бы предстать перед советом. Его, конечно, все равно прогонят, но возможно вернут их роду право на престол Тила, и дети Сиэнны смогут называть себя Князьями…. И Лес будет свободен.
Это не искупит вины, но позволит сохранить хоть что-то… если лирийцы не уничтожат все на своем пути.
Эвор долго молчал, настолько, что могло показаться он снова провалился в «ничто», стараясь понять и взвесить все…. Терять молодому Князю в этой жизни больше было нечего. Если Лакона и откажется от своих обязательств, он все равно «выигрывает» собственную жизнь и свободу, которые хоть и не имеют без Леса никакого смысла, но могут закончиться с большей пользой, чем в руках столичного палача.
- Я согласен, - тихо, но твердо ответил Эвор.
В этот момент еще никто не знал, как ценен будет для обеих сторон этот странный, рожденный охватившей Лакону и Полумесяц агонией, альянс.
Лакона. Фалесса.
Полутемная комната и почти полная тишина, нарушаемая только глухим звуком биения собственного сердца и хриплым прерывистым дыханием. Тусклый луч холодного зимнего солнца пробивался через узкий просвет между тяжелыми портьерами, оставляя на черно-красных тай-суанских коврах пыльную бледно-желтую полоску. Зеркала, громоздкая деревянная мебель, картины в золоченых рамах на стенах…. Все это было, и вместе с тем не существовало….
Тот, кого очень давно, словно в прошлой жизни, звали лесным Князем, был безмерно далек и от осажденной Фалессы и от себя самого. Он ушел бы совсем, но Сила, слишком большая и своенравная, что бы ослабшее сознание князя могло противиться ей, привязала Эвора к изувеченному человеческому телу, памяти, позору и чувству вины, которые теперь уже почти не причиняли боль…. И он был благодарен за это. Уйти было бы слабостью и самым простым выходом… уйти после того, как твоими руками разрушено все… он должен попытаться исправить. Глядя в белый потолок, Эвор ощущал презрение к собственному бессилию.
Но у него осталось небо. И пусть теперь, летая во второй своей оболочке над степями и границей леса, что когда- то был его домом, Эвор не мог полностью отрешиться от прочего мира, но ветер странным образом снимал боль и дарил свободу, отобрать которую был не в силах никто….
Она вошла, как всегда, бесшумно, и Эвор не услышал ее приближения, пока тонкая прохладная ладонь девушки не коснулась его лба. Он медленно открыл глаза, хотя мог этого и не делать. Кроме нее здесь быть некому, а черты этого лица он раз и навсегда запомнил в мельчайших деталях. Невысокая хрупкая красавица, светловолосая, с темно-синими как зимнее море глазами. Эти глубочайшие, обрамленные пушистыми ресницами омуты были первым, что Эвор увидел, вернувшись из-за черты, он не мог не узнать их.
Война и все, что навалилось на молодого Князя в последние месяцы, заставило забыть ту мимолетную встречу в Криэране, но едва взглянув в огромные темные глаза Мирты (да, теперь он знал, как ее зовут), он безошибочно вспомнил все и не мог не поразиться тому, как сильно она изменилась. Какая холодность и затаенная тревога и мягкая, но огромная Сила заключена, в этой тоненькой девушке…, та самая сила, что приказала ему вернуться назад. В прочем, они стали другими оба.
Они редко говорили, порой, не обмениваясь и парой слов за день. Князь был для нее обременительным обязательством, и молчаливая договоренность не лезть друг другу в душу, казалось, вполне устраивала обоих. Но у Эвора порой создавалось странное впечатление, что он живет с утра до вечера лишь для того, что бы дождаться ее прихода, сказать пару ничего не значащих слов и просто смотреть на нее, пока она снова не уйдет.
- Жара нет, - тихо сказала Мирта.
Эвор молча кивнул, он и сам чувствовал, что почти совсем уже поправился, настолько, насколько в его случае это было возможно.
- Там внизу герцог Амарра, он хотел поговорить с вами, - тихо произнесла Мирта, и голос ее показался Эвору неожиданно усталым и глухим, - Вы сможете его выслушать?
- Да, непременно, - но слова не несли в себе никаких эмоций.
К «Мечу Лаконы» Эвор относился гораздо лучше, чем к Ярно и его своре, возможно потому, что честь и смелость герцога Амарры были неоспоримы, а честь в Лесу ценилась ничуть не менее, чем в Империи, и Иванэ вызывал у Князя только непременное уважение… но врагом от этого быть не переставал.
Возвращать его с того света из простой солидарности никто не стал бы, и в свете того, что Фалесса в осаде, похоже Лаконе необходима была помощь Леса… именно то, чего Эвор дать сейчас не мог, даже если бы захотел. Тил никогда не примет того, кто принес Лесу столько смертей, того, кто, переступив через обычаи и собственную веру, осквернил святыни, стоявшие еще до того, как строились первые города тех земель, что теперь называются Лаконой.
Услышав шаги на лестнице, Эвор с трудом сел на кровати, спрятав под одеяло изувеченную руку. Двери медленно открылись. Мирта вернулась вместе с Иванэ, и хотела было оставить их, но герцог, прикоснувшись к плечу девушки, дал понять, что хочет, что бы она осталась. Амарра сел в кресло, напротив Эвора, Мирта молчаливо отошла к окну, отдернула портьеру, впустив в комнату холодный зимний свет.
- Доброе утро, Князь, - негромко произнес Иванэ, - Мне сказали, что вы чувствуете себя уже лучше. Есть разговор, который лучше не откладывать.
Амарра был странно бледен, всегда спокойное и лишенное эмоций лицо казалось старше, чем прежде. Наверное, война имеет свойство менять всех.
- Я слушаю, герцог, - спокойно ответил Эвор, собственный голос сухой и слабый все еще казался ему странным.
- Лакона сейчас в очень тяжелом положении, Князь. Вы, думаю, знаете это. Фалесса и Криэран в осаде. Армия Ярно разбита, - Иванэ помолчал какое-то мгновение, - Та самая армия, которая пришла в Полумесяц с огнем и мечом. Поэтому я пойму, если вы откажете мне в помощи, но все же вы должны сознавать, что в случае, если Лакона будет завоевана Лирией, хан не будет мириться с тем, что его страну разделяет надвое ваш лес.
- И что именно Лаконе нужно от меня? – Эвор чуть прищурился, что бы лучше рассмотреть против света неподвижно-спокойное лицо своего собеседника, со стороны могло показаться, что Князь хмурится.
- Вы сами это понимаете, Князь. Перемирие с Лаконой, союз против Лирии, возможно помощь с ТОЙ стороны вашего Леса или поддержка у Тай-Суансих перевалов, - у Амарры было прекрасное свойство говорить все прямо в лоб, что бы потом не оставалось лишних вопросов.
Что ж будет правильным ответить честностью на честность.
- Моя жизнь для Леса больше ничего не стоит, - негромко проронил Князь, - Мне не простят ни этой войны, ни того, ЧТО я сделал. Но все это крайне смешно мне, - без тени улыбки произнес Эвор, - Что сделал Ярно, когда я предлагал ему обрести в лице Тила верного союзника и надежного соседа?
Мирта резко обернулась от окна, ее серебристые локоны, разметавшись по обтянутым светло-синим шелком плечам, казались пеной на глади волн.
- Есть время, когда забыть старые обиды, становится единственной возможностью выжить, Князь, - ее голос звенел гневом, и Эвор внезапно с какой то отрешенностью подумал, что это единственный живой голос в комнате, - Если вы не желаете больше думать о себе, то подумайте о своих людях. Выдержит ли Лес еще одну войну, на этот раз с сытой и сильной Лирией?
- Это не хуже чем ходить в вечных вассалах у Ярно, - в какую то секунду сквозь полную оторванность от всего прорвался гнев, тут же погасший.
Амарра несколько мгновений молчал, казалось, собираясь с мыслями, потом решился.
- За помощь, Князь, вы останетесь живым и получите свободу, себе и Лесу. Я как Консул Лаконы могу признать независимость Полумесяца, и если вам нужны гарантии…
- Гарантии? В этой стране вряд ли сыщутся гарантии большие, чем данное вами слово, герцог, - обронил Эвор мрачно, о чести Амарры ходили легенды.
Мало радости вступать с союз с Лаконой, чьи правители угнетали и унижали лесных жителей на протяжении века, мало чести, но еще глупее и страшнее лишить Тил такой возможности, возможно последней. Крилла в Княжих Чертогах уже присягнула Ярно на верность. Договор с Амаррой хотя бы компенсирует потери Леса, и если не сведет их на «нет», но хотя бы частично оправдает пришедшую по вине Эвора в Тил войну. С такими условиями Князь даже осмелился бы предстать перед советом. Его, конечно, все равно прогонят, но возможно вернут их роду право на престол Тила, и дети Сиэнны смогут называть себя Князьями…. И Лес будет свободен.
Это не искупит вины, но позволит сохранить хоть что-то… если лирийцы не уничтожат все на своем пути.
Эвор долго молчал, настолько, что могло показаться он снова провалился в «ничто», стараясь понять и взвесить все…. Терять молодому Князю в этой жизни больше было нечего. Если Лакона и откажется от своих обязательств, он все равно «выигрывает» собственную жизнь и свободу, которые хоть и не имеют без Леса никакого смысла, но могут закончиться с большей пользой, чем в руках столичного палача.
- Я согласен, - тихо, но твердо ответил Эвор.
В этот момент еще никто не знал, как ценен будет для обеих сторон этот странный, рожденный охватившей Лакону и Полумесяц агонией, альянс.
30 число Зерна.
Итак, мы в Озерном Чертоге – последней крепости Эвора. Эх, да где теперь сам Эвор? А они вот ждут, и за это их нельзя не уважать.
Верховенствует тут Ред Дир – замечательный человек и лидер. Есть в нем что-то такое… Не царственное, не аристократическое, но рядом с ним и Ярно, и Шарк, и даже Эвор выглядят крестьянскими сыновьями. Этакое врожденное благородство в первоначальном смысле этого слова. С ним мы не говорили – зачем я ему? По всем магическим вопросом ему готовы дать совет друиды. Кстати, славные люди. Узнав, что я – маг Воды, они пригласили меня бывать у них почаще, и не раз я забывался в отвлеченных спорах о сути стихии и прочих не касающихся моей горемычной жизни вещах.
Жизнь, кстати, показывала зубы уже не мне. Бедолага Эвор сейчас, должно быть, заживо гнил в фалесских застенках с воспаленной рукой… А ведь он был хорошим человеком. Ершистым, иногда резким, иногда недальновидным, но честным, прямым и всегда готовым отдать за свой малоблагодарный народ всю кровь до капли. Он вел их против железных полков Ярно, а они предали его из-за каких-то деревьев… Да, святыня, но если выбирать между людьми и богами…
К сожалению, мало кто выбирает человека. Все говорят: честь важнее людей; слава важнее людей; идеи, гордость, власть, родина – все это важнее людей. Уроды… Ничего они не понимают! Все это теряет свое значение, если ты остаешься один, если все, кто тебе поверил, полегли ради этой мишуры… Свою собственную жизнь каждый волен отдавать за что хочет, но жертвовать другими – друзьями ли, подданными – недопустимо!
Эвор это понимал, а Ярно – нет… Но почему один лишился пальцев, свободы, если уже не самой жизни, а другой получил славу, власть и лучшую из женщин мира? Ответа нет и не будет…
Все было спокойно… Рыцари ушли встречать лирийцев. Друзья степей явились удивительно вовремя… Ну да, как один на один с огромной империей – так это Лес, а как взять врасплох беззащитные города и увязшую в Лесу армию – так это Сторн с Лирией…
Нам-то в Озерном, благодаря Крилле, уже все равно, но за державу обидно.
Делать было совершенно нечего: сидеть в обороне – глупо, а выйти против Криллы и Герена – сил не хватит. Да если бы и хватило – кого сажать на трон? Ред – не из Леса, а Сиэнна. При всем к ней уважении, не та Княгиня, что нужна во время всеобщей резни…
НО! Что-то делать было необходимо…
Итак, мы в Озерном Чертоге – последней крепости Эвора. Эх, да где теперь сам Эвор? А они вот ждут, и за это их нельзя не уважать.
Верховенствует тут Ред Дир – замечательный человек и лидер. Есть в нем что-то такое… Не царственное, не аристократическое, но рядом с ним и Ярно, и Шарк, и даже Эвор выглядят крестьянскими сыновьями. Этакое врожденное благородство в первоначальном смысле этого слова. С ним мы не говорили – зачем я ему? По всем магическим вопросом ему готовы дать совет друиды. Кстати, славные люди. Узнав, что я – маг Воды, они пригласили меня бывать у них почаще, и не раз я забывался в отвлеченных спорах о сути стихии и прочих не касающихся моей горемычной жизни вещах.
Жизнь, кстати, показывала зубы уже не мне. Бедолага Эвор сейчас, должно быть, заживо гнил в фалесских застенках с воспаленной рукой… А ведь он был хорошим человеком. Ершистым, иногда резким, иногда недальновидным, но честным, прямым и всегда готовым отдать за свой малоблагодарный народ всю кровь до капли. Он вел их против железных полков Ярно, а они предали его из-за каких-то деревьев… Да, святыня, но если выбирать между людьми и богами…
К сожалению, мало кто выбирает человека. Все говорят: честь важнее людей; слава важнее людей; идеи, гордость, власть, родина – все это важнее людей. Уроды… Ничего они не понимают! Все это теряет свое значение, если ты остаешься один, если все, кто тебе поверил, полегли ради этой мишуры… Свою собственную жизнь каждый волен отдавать за что хочет, но жертвовать другими – друзьями ли, подданными – недопустимо!
Эвор это понимал, а Ярно – нет… Но почему один лишился пальцев, свободы, если уже не самой жизни, а другой получил славу, власть и лучшую из женщин мира? Ответа нет и не будет…
Все было спокойно… Рыцари ушли встречать лирийцев. Друзья степей явились удивительно вовремя… Ну да, как один на один с огромной империей – так это Лес, а как взять врасплох беззащитные города и увязшую в Лесу армию – так это Сторн с Лирией…
Нам-то в Озерном, благодаря Крилле, уже все равно, но за державу обидно.
Делать было совершенно нечего: сидеть в обороне – глупо, а выйти против Криллы и Герена – сил не хватит. Да если бы и хватило – кого сажать на трон? Ред – не из Леса, а Сиэнна. При всем к ней уважении, не та Княгиня, что нужна во время всеобщей резни…
НО! Что-то делать было необходимо…
[glow=navy,2,500]
Шестой день месяца Темнейших глубин. Раннее утро.
Лирия. Пустыня недалеко от Хайдолы.[/glow]
Вампирке становилось всё хуже. Вчерашний день она провела в том самом карьере, откуда выбралась на поверхность. Однако сидеть на одном месте было выше её сил, и она решила добраться до более-менее обитаемых мест. Это в пустыне-то.
Ночь прошла спокойно, по пути ей никто не встретился (а пусть бы и встретился, лишняя закуска никогда не помешает). Однако вот уже и рассвет, небо посветлело, и вампирка подумала вдруг, что пустыня - не самое лучшее место для вампира. Надо было срочно что-то делать, но Син просто шла вперёл, автоматически передвигая ноги и размышляя.
"Интересно, а почему тогда, во время той жизни, у меня не возникало желания путешествовать? Ведь я же ни разу не уходила далеко от города, почему же? Наверное, из-за пустыни. Надо было уходить в последние дни Войны, тогда тут такие дожди были, песок под ногами хлюпал... А теперь эта мерзость сейчас выползет на небо и подпалит мне шкурку..."
Становилось всё жарче, и, когда вампирке стало казаться, что она уже поджаривается, её взгляду вдруг предстали.. пальмы...
Вампиры не видят миражей, поэтому Сингреллин не стала сомневаться в собственных глазах, а просто рванулась вперёд. К тому моменту, когда до оазиса оставалось всего несколько шагов, Син вдруг осознала, что бежит на четвереньках. Пристыженно оглядевшись (уж не видел ли кто?), она поднялась на ноги, оттряхнула коленки и преодолела последнее расстояние.
Оазис, как оказалось, образовался на берегу озерца, и представлял собой, собственно, само озерце, пяток пальм и одного человека. Сингреллин долго разглядывала жующего нечто похожее на кору пальмы старика, завернутого в лохмотья.
"Жара, а он в лохмотья завернулся", подумала Син, подходя к нему.
- Эй, старик! - крикнула она.
- Кто здесь? - вопросил старикашка, поднимая на вампирку невидящие глаза.
- Я - твоя Смерть. - сказала Син, недобро смеясь.
- Я долго ждал этого. Наконец-то.
- Чего? - опешила вампирка.
- Ты же пришла забрать меня, да? Я живу здесь уже долгое время, надеясь умереть от жары.
- Самоубийца что ли? Почему бы тебе просто не повеситься?
- Я пытался. Не смог. Я слишком боюсь боли. Придя сюда, я хотел умереть от недоедания. Однако уже через четыре дня поймал себя на том, что жую кору...
- О ужас. Могу я не спрашивать тебя, почему ты пошёл на такие меры?
- Зачем тебе спрашивать? Ты же Смерть...
- Эээ... Ну да, ты прав. Просто так спросила. Из вежливости. Однако твоё время ещё не пришло. Ты же ещё не умер.
- Так убей меня!
- Я Смерть, а не убийца. - Син откровенно издевалась; нечто, похожее на сочувствие в её душе умерло, даже не успев родиться.
- Ну ты можешь хотя бы сказать мне, КАК я умру?
- Конечно, могу. Тебя убьёт вампир.
- О! Неужели мне суждено влачить жалкое существование до самого Возвращения Теней?!
- Кого? Вампиров? - вампирке польстило, что её, оказывается, звали Тенью.
- Вампиров, Теней... Какая разница?
- Недолго ждать осталось. Скоро они вернутся.
- Скоро? Их нет уже две тысячи лет, почему же им суждено...
- ДВЕ ТЫСЯЧИ ЛЕТ?! - воскликнула Син, не дослушав. - Ты сказал - две тысячи лет?!!
- Да, именно столько. Разве ты, Смерть, не помнишь, когда произошло то время? Ведь у тебя было много работы...
- Видишь ли, - сказала Син, обдумывая это знание, - на Серых Равнинах время течёт иначе...
- Где?
- Там, куда души уходят после того, как умирают...
- Но я думал, что...
- Да не важно. В общем для меня, Смерти, время несущественно. Поэтому и удивляюсь. И вообще, хватит болтать, помолчи немного. А то заберу тебя позже, чем нужно.
Старик замолчал, ужаснувшись такой участи. Мдя, нашёл во что поверить. Старческий маразм, наверное, замучал дедушку... Тем временем Син, убедившись, что старик слеп, скинула с себя истлевшие лохмотья и нырнула в воду. Впрочем, она тут же пожалела об этом, едва не свихнув себе шею - озерце было весьма неглубоким. Чтож, друдно было ожидать чего-либо иного в пустыне...
Смыв с себя тысячелетнюю грязь, вампирка выбралась на берег, закопала в песок остатки одежды и стала разбирать сумку.
В ней нашлось много интересного. Там было почти всё, что нужно. Кроме того, засыпая, она догадалась наложить на сумку заклинание хранения, поэтому одежда и всё остальное неплохо сохранилось. Син облачилась в одёжки и подумала: "а всё-таки жаль, что старик слепой. Он бы хоть сказал, не буду ли я выглядеть слишком старомодно в таком обвесе? Две тысячи лет - не шутка..."
Вампирка сделала для себя заметку по поводу одежды, затем принялась сооружать навес. Через полчаса рядом с озером над песком висел плащ, растянутый между тремя палками. Вампирка сидела под этим плащом, в темноте, а старик время от времени приносил ей воду, дабы помочь охладиться. В противном случае вампирка пригрозила, что не заберёт его в назначенный срок. Совесть Сингреллин молчала.
Решив, что это не дело и что она не сможет долго жить в пустыне, Син подозвала старика. Он, спотыкаясь, подобрался к "шатру", едва не сбив одну из палок.
- Эй, полегче! - сказала Син.
- Да-да, прости, о Всесильная.
- Хватит! Не называй меня больше так. Я не всесильна, я просто могу очень много. Многоможущей тоже называть не смей.
- А как тебя звать?
- Зови меня просто... Мнээ... А, к чему скромность. Зови меня просто Смерть.
- Хорошо, Смерть. Итак, зачем ты позвала меня?
- Собственно, в чём вопрос. Где у нас тут ближайший город?
- Иерохарра. Примерно три дня пути в сторону восходящего солнца, - сказал старик, махнув рукой в другую сторону. На это Син внимания не обратила.
- Прекрасно. Вот туда-то мы и направимся. Именно там мы и должны встретить вампира, убьющего тебя.
- Как скажешь, Смерть...
" Да вот уж так и скажу. Поверь, старик, мне лучше знать, где на тебя нападёт вампир. Я даже знаю, какой вампир это будет... " - подумав так, Сингреллин а Ре'Антэ улыбнулась...
Шестой день месяца Темнейших глубин. Раннее утро.
Лирия. Пустыня недалеко от Хайдолы.[/glow]
Вампирке становилось всё хуже. Вчерашний день она провела в том самом карьере, откуда выбралась на поверхность. Однако сидеть на одном месте было выше её сил, и она решила добраться до более-менее обитаемых мест. Это в пустыне-то.
Ночь прошла спокойно, по пути ей никто не встретился (а пусть бы и встретился, лишняя закуска никогда не помешает). Однако вот уже и рассвет, небо посветлело, и вампирка подумала вдруг, что пустыня - не самое лучшее место для вампира. Надо было срочно что-то делать, но Син просто шла вперёл, автоматически передвигая ноги и размышляя.
"Интересно, а почему тогда, во время той жизни, у меня не возникало желания путешествовать? Ведь я же ни разу не уходила далеко от города, почему же? Наверное, из-за пустыни. Надо было уходить в последние дни Войны, тогда тут такие дожди были, песок под ногами хлюпал... А теперь эта мерзость сейчас выползет на небо и подпалит мне шкурку..."
Становилось всё жарче, и, когда вампирке стало казаться, что она уже поджаривается, её взгляду вдруг предстали.. пальмы...
Вампиры не видят миражей, поэтому Сингреллин не стала сомневаться в собственных глазах, а просто рванулась вперёд. К тому моменту, когда до оазиса оставалось всего несколько шагов, Син вдруг осознала, что бежит на четвереньках. Пристыженно оглядевшись (уж не видел ли кто?), она поднялась на ноги, оттряхнула коленки и преодолела последнее расстояние.
Оазис, как оказалось, образовался на берегу озерца, и представлял собой, собственно, само озерце, пяток пальм и одного человека. Сингреллин долго разглядывала жующего нечто похожее на кору пальмы старика, завернутого в лохмотья.
"Жара, а он в лохмотья завернулся", подумала Син, подходя к нему.
- Эй, старик! - крикнула она.
- Кто здесь? - вопросил старикашка, поднимая на вампирку невидящие глаза.
- Я - твоя Смерть. - сказала Син, недобро смеясь.
- Я долго ждал этого. Наконец-то.
- Чего? - опешила вампирка.
- Ты же пришла забрать меня, да? Я живу здесь уже долгое время, надеясь умереть от жары.
- Самоубийца что ли? Почему бы тебе просто не повеситься?
- Я пытался. Не смог. Я слишком боюсь боли. Придя сюда, я хотел умереть от недоедания. Однако уже через четыре дня поймал себя на том, что жую кору...
- О ужас. Могу я не спрашивать тебя, почему ты пошёл на такие меры?
- Зачем тебе спрашивать? Ты же Смерть...
- Эээ... Ну да, ты прав. Просто так спросила. Из вежливости. Однако твоё время ещё не пришло. Ты же ещё не умер.
- Так убей меня!
- Я Смерть, а не убийца. - Син откровенно издевалась; нечто, похожее на сочувствие в её душе умерло, даже не успев родиться.
- Ну ты можешь хотя бы сказать мне, КАК я умру?
- Конечно, могу. Тебя убьёт вампир.
- О! Неужели мне суждено влачить жалкое существование до самого Возвращения Теней?!
- Кого? Вампиров? - вампирке польстило, что её, оказывается, звали Тенью.
- Вампиров, Теней... Какая разница?
- Недолго ждать осталось. Скоро они вернутся.
- Скоро? Их нет уже две тысячи лет, почему же им суждено...
- ДВЕ ТЫСЯЧИ ЛЕТ?! - воскликнула Син, не дослушав. - Ты сказал - две тысячи лет?!!
- Да, именно столько. Разве ты, Смерть, не помнишь, когда произошло то время? Ведь у тебя было много работы...
- Видишь ли, - сказала Син, обдумывая это знание, - на Серых Равнинах время течёт иначе...
- Где?
- Там, куда души уходят после того, как умирают...
- Но я думал, что...
- Да не важно. В общем для меня, Смерти, время несущественно. Поэтому и удивляюсь. И вообще, хватит болтать, помолчи немного. А то заберу тебя позже, чем нужно.
Старик замолчал, ужаснувшись такой участи. Мдя, нашёл во что поверить. Старческий маразм, наверное, замучал дедушку... Тем временем Син, убедившись, что старик слеп, скинула с себя истлевшие лохмотья и нырнула в воду. Впрочем, она тут же пожалела об этом, едва не свихнув себе шею - озерце было весьма неглубоким. Чтож, друдно было ожидать чего-либо иного в пустыне...
Смыв с себя тысячелетнюю грязь, вампирка выбралась на берег, закопала в песок остатки одежды и стала разбирать сумку.
В ней нашлось много интересного. Там было почти всё, что нужно. Кроме того, засыпая, она догадалась наложить на сумку заклинание хранения, поэтому одежда и всё остальное неплохо сохранилось. Син облачилась в одёжки и подумала: "а всё-таки жаль, что старик слепой. Он бы хоть сказал, не буду ли я выглядеть слишком старомодно в таком обвесе? Две тысячи лет - не шутка..."
Вампирка сделала для себя заметку по поводу одежды, затем принялась сооружать навес. Через полчаса рядом с озером над песком висел плащ, растянутый между тремя палками. Вампирка сидела под этим плащом, в темноте, а старик время от времени приносил ей воду, дабы помочь охладиться. В противном случае вампирка пригрозила, что не заберёт его в назначенный срок. Совесть Сингреллин молчала.
Решив, что это не дело и что она не сможет долго жить в пустыне, Син подозвала старика. Он, спотыкаясь, подобрался к "шатру", едва не сбив одну из палок.
- Эй, полегче! - сказала Син.
- Да-да, прости, о Всесильная.
- Хватит! Не называй меня больше так. Я не всесильна, я просто могу очень много. Многоможущей тоже называть не смей.
- А как тебя звать?
- Зови меня просто... Мнээ... А, к чему скромность. Зови меня просто Смерть.
- Хорошо, Смерть. Итак, зачем ты позвала меня?
- Собственно, в чём вопрос. Где у нас тут ближайший город?
- Иерохарра. Примерно три дня пути в сторону восходящего солнца, - сказал старик, махнув рукой в другую сторону. На это Син внимания не обратила.
- Прекрасно. Вот туда-то мы и направимся. Именно там мы и должны встретить вампира, убьющего тебя.
- Как скажешь, Смерть...
" Да вот уж так и скажу. Поверь, старик, мне лучше знать, где на тебя нападёт вампир. Я даже знаю, какой вампир это будет... " - подумав так, Сингреллин а Ре'Антэ улыбнулась...
Это текстовая версия — только основной контент. Для просмотра полной версии этой страницы, пожалуйста, нажмите сюда.