2632 год, месяц Гребня.
Рунн. Монтристид.
Серый цвет всегда шёл служителям всевозможных культов. Шёл он и последователям учения Каспиана. Серые капюшоны и балахоны только способствовали укрощению строптивости и гордости молодых монахов и святых отцов. Кротость и смирение, облачённые в серое одеяние, никогда не подвергались насмешке или пренебрежению со стороны обывателей. Наоборот, обыватели начинали уважать и других, носящих тот же цвет одежды. Например, мышей и крыс. А носители высокого церковного сана сильно укрепили любовь к попугаям и павлинам, из-за схожести в многообразии красок одеяния, которое миряне видели прекрасно в отличие от душевного богатства их носителей. И никто, принимая во внимание заслуги церковников, не видел вреда в том, что они украшали свои серые шкурки драгоценными булыжниками. Правда, не все избрали красоту, как основное оружие. Некоторые отдавали предпочтение проверенным временем клыкам. И тогда серые смиренные мышки становились грозными крысами-инквизиторами, которых никто не осмеливался упрекнуть в нечистоплотности и агрессивности.
И вот один из живых представителей негласного символа ордена инквизиторов решил внести свою лепту в святое дело Матери Нашей Церкви. Крыс, азартно помахивая облезлым хвостом, со всем уважением и кротостью вцепился в босую ногу бывшего главы бывшего Ордена Клинка Господнего, ибо путь к спасению души, как всем известно, лежит через страдания грешной плоти. Несчастный еретик же, отблагодарил тварь божью сильным пинком ноги, оставаясь в своём греховном неведении. Резкое движение далось Монбару ещё тяжелее предыдущего, руки, закованные в кандалы, нещадно болели, да и раны, полученные в последнем безумном сражении, никто не собирался залечивать.
Да, сражение они всё же проиграли. Проиграли и войну. Но Андре свято верил, что не всё ещё потеряно, и главное сражение мира ещё состоится. Состоится благодаря жертвам, которые принесли его братья там, на поле у ворот Монмиракля. Они все пали выполняя его приказ. Приказ, который мог стать величайшей ошибкой, а мог оказаться и той малой монеткой, что перевесит чашу весов в нужный момент. Андре де Монбар думал теперь об этом постоянно. Да и о чём ещё ему думать, целыми днями сидя в сырой камере прикованным к скользкой стене на грязной соломе. Два месяца первый и последний из «клинков» был предоставлен своим думам. Два месяца он, несмотря на проклятие глав всех орденов, молил Каспиана о спасении душ своих погибших братьев. Два месяца он, единственный из выживших в том побоище, ждал своей участи.
И вот, наконец, они пришли к нему. Пара крепких инквизиторов, охрана или палачи, пока было не ясно. Секретарь, принёсший столик и кипу чистой бумаги. Пара инквизиторов постарше саном, Первосвященник Сильвиус XI, глава Службы Имперской Безопасности и он, император Александр XVIII. Правда, последний пробыл с Монбаром не долго, тюремный воздух явно нагонял на него тоску. Но Андре знал, император ещё вернётся его навестить.
Первый допрос, даже скорее беседа. Ленивые вопросы следователя, ленивые ответы «клинка». Двухдневный перерыв. Вновь беседа. Вновь перерыв. Наконец, первая угроза и разминающиеся на глазах Монбара костоломы. Стена спокойствия и смирения перед богом. Смена обвинителя. Первые пытки. Новые вопросы.
Его допрашивали и пытали, пытали и допрашивали. Ему угрожали и молили спасти душу. Ломали кости, жгли кожу и напоминали о грехе лжи и неповиновения. Монбар часами пересказывал операции, выполняемые по приказу конклава, и днями перечислял святыни и богатства, захваченные в этих походах. Инквизиторы часами предлагали сознаться в сговоре с Дьяволом, палачи днями практиковались на главе «клинков» в своём искусстве.
Наконец устали все. Было объявлено о дне последнего допроса, на который были приглашены Первосвященник и император. Монбару посоветовали ночью подумать о своей душе. Он провёл её в воспоминаниях и молитве. Проснулся последний глава «клинков» как после ночной попойки с хорошими друзьями: бодрый, полный идей и готовый сравнять горы с землёй. Стража помогла ему умыться, привести свой внешний вид в относительный порядок и отнесла в зал для допроса, ибо своих сил и здоровья даже на небольшую прогулку палачи ему не оставили. Это действительно был зал, правда, очень малых размеров и под землёй, но света тут было несравненно больше, и исходил он не от пыточных очагов. За стоящими полукругом столами уже собрались все его сегодняшние судьи и дознатчики, что явилось для Монбара неожиданностью: он уже внутренне приготовился к нескольким часам ожидания величественного появления Первосвященника и императора. Но сегодня Александр и Сильвиус дожидались его, Монбара, появления.
Если бы Монбар был в состоянии, он бы вошёл как обычно, с гордо поднятой головой, прямой спиной и горящими глазами. Сегодня же Андре пришлось ограничиться гордым взглядом несломленной души. Казалось, что окружавшие его рослые подпалачики-инквизиторы – личная гвардия главы «клинков». Андре де Монбара усадили на простой стул посреди комнаты прямо перед столом судей. Суд начался.
- Арестованный, назовите своё имя, - серый, пустой голос одного из инквизиторов. Главные вопросы сегодня будет задавать явно не он.
- Андре де Монбар, магистр Ордена Клинка Господнего, граф… - продолжить ему не позволили.
- Специальными указами его преосвященства Первосвященника Сильвиуса XI и его величества императора Александра XVIII, вы, Андре из рода Монбар, лишены монашеского сана и дворянского титула, - инквизитор-церемониймейстер прямо таки сорвался толи на крик, толи на визг.
- Как будет угодно верховным слугам Его…
- Итак, начнём, пожалуй, - получив молчаливое согласие Первосвященника, император активно изображал полнейшую скуку, инквизитор-церемониймейстер продолжил, - Пункт первый. Слуга Божий Андре обвиняется в сговоре с дьяволом и совершении по приказу его поступков порочащих светлое имя Церкви Нашей и Империи. Есть ли у вас, обвиняемый, что сказать в своё оправдание?
- Ложь. Всё вами сказанное ложь. В данной ситуации вам следует обвинить несколько поколений предыдущих императоров и кардиналов в сговоре с Лукавым, ибо на каждое действие Ордена у меня найдётся письменный приказ.
- Вы поплатитесь за подобную дерзость, Монбар, - на этот раз вскипел Первосвященник. – Есть ли у вас прямые распоряжения, следуя которым вы и ваш еретический орден должны были уничтожать народы и красть у них принадлежащее им имущество?
- Нет, таких приказов у меня нет. Но есть распоряжения, предписывающие любыми средствами привести некоторые народы и племена в лоно Церкви Нашей. А право на трофеи даровано ещё первому магистру Ордена…
- Довольно, - ранимая натура императора не терпела пустых споров. – Переходите к следующему пункту.
- Да, ваше величество. Но… Да, ваше величество, слушаюсь, - инквизитор суетливо перебирал свои записи.
- Пункт второй. Вы, Андре из рода Монбар, обвиняетесь в греховных сношениях с некой Эскариной ле Фэй, еретичкой и главой еретического культа.
- Я отказываюсь отвечать по этому обвинению, я всё-таки рыцарь!
- Нет, вам придётся. Кстати, напомню, что вы лишены рыцарского звания. А связь с еретичкой Эскариной ле Фэй привёл к тому, что вы замыслили бунт против императора, с целью раскола нашей великой империи и захвата власти на некоторой её территории.
- Никакого бунта я не замышлял. И мои братья пали невинными жертвами некоторых церковных сановников, жадных до чужого богатства.
- За эту клевету вы также ответите, Монбар, - отец Сильвиус прямо таки трясся от переполняющей его ярости.
- Я отвечу за все свои ошибке, но не перед вами, не здесь и не сейчас!
- Довольно, - император окончательно заскучал в совсем не светском дворцовом обществе, - заканчивайте с этим, господа. Разве вы не видите, он ни в чём не сознается: ни в помощи еретикам, ни в накоплении военных сил на Мэлите. Заканчивайте, прошу вас.
- Брат-инквизитор, прошу, - не Первосвященник, а сама любезность.
- Итак, суд, в лице его императорского величества Александра XVIII, Первосвященника Рунна Сильвиуса XI, постановил: признать Андре из рода Монбар еретиком и государственным преступником. Т.к. вышеназванный Андре не смог предоставить суду никаких опровергающих обвинения доказательств своей правоты и непогрешимости, суд постановил конфисковать всё имущество преступника в пользу императорской казны, а самого его предоставить очистительному пламени, дабы спасти его бессмертную душу от вечных мук…
Полная версия: Часть вторая: Возрождение из пепла
22 день месяца Полотна. Рунн. Утро.
Прости...обещаю хранить,
Остатки нашего с тобой прежнего, нежного бережно...
Клянись на крови
Братья или враги
Он выбрал это место, не из-за патриотических чувств, просто оно было ближе к дому Карлы. Да и редко здесь было людно, слишком дорогое удовольствие. Позолоченная вывеска «Иберия», красивые большие двери. Раньше это была неприметная таверна ещё времён ИКК, Фернандо хорошо помнил её, сейчас это уже серьёзное и дорогое заведение.
Юноша постояв ещё минуту перед входом, он не сомневался, что Карла уже там, неуверенно толкнул двери. Навстречу холодному утреннему воздуху устремился тёплый, такой долгожданный. Внутри было очень уютно. Изысканный интерьер с иберийской тонкостью отлично дополняла хорошая музыка и прекрасная кухня.
В это ранее утро она была единственным посетителем. Такая красивая она была словно жемчужина, которая казалась такой хрупкой. Она заметила его. Голубые глаза встретили карие, её губ коснулась лёгкая улыбка, ради которой Фернандо готов был умереть хоть прямо сейчас. Но он слишком поздно это понял.
- Рада вас видеть маркиз – нежный и такой предательски короткий поцелуй.
- Я тоже Рад тебя видеть Карла.
- Доброе утро маркиз. – их обслуживал сам владелец «Иберии», явно узнав гостей. – Что-нибудь желаете?
- На ваше усмотрение, я думаю вы не посоветуете плохого.
- Конечно же…- хозяин чересчур низко поклонившись поспешил удалиться.
Иберо впервые не хотел смотреть ей в глаза, он знал, что сегодня она не уснёт, также как и он. Он знал, что сегодня окончательно падёт его детская мечта. Он знал, что с сегодняшнего дня всё будет по-другому. Её рука легла в ладонь Фернандо, он постарался улыбнуться, но это вышло слишком неуклюже.
- Видимо что-то важное вы хотели мне сообщить маркиз или у вас бессонница и вам нужен был человек с кем можно было бы скоротать раннее утро?
Опять улыбка. О Проклятый! Как же красива эта улыбка! И сейчас, именно сейчас он должен сказать, то, что не в коем случае не должен был когда-либо говорить. Ведь ещё детьми они решили, что всегда будут вместе! Все слова, который он готовил куда-то провалились.
- Карла…помнишь когда-то я говорил, что семья у любого из Иберо должна стоять на первом месте? – она молча согласилась слегка прикрыв глаза. – Этот момент наступил и у меня, когда надо отказываться оттого, что казалось раньше не главное в твоей жизни, но когда ты теряешь это понимаешь, каким дураком ты был и что теперь уже ничего не вернуть.- он на мгновение остановился.
- Фернандо, прошу тебя продолжай.
- Вскоре я женюсь…это для блага семьи и всей страны – это так глупо звучало.
- Я знала, что этот момент придёт, но в глубине души надеялась, что обойдёт, но нет – она отвела взгляд в сторону.
- Карла, ты должна понимать, что дороже тебя у меня никогда никого не будет! – он заметил как сначала одна, а за ней и вторая слеза показались на её щеках. – Ты сама знаешь свою цену. Ты всегда сможешь добиться кого угодно, ради тебя люди будут рисковать жизнью, полмира бредет тобой.
- Как ты можешь так говорить, – она говорила почти шёпотом – неужели ты не понимаешь? – она медленно встала из-за стола – Хотя наверное нет и никогда не поймёшь…- она быстро направилась к выходу, подальше от этого места.
Фернандо сидел какое-то время с закрытыми глазами, сотни мыслей крутились в голове Иберо. Он не заметил, как хозяин принёс блюдо гордость своего заведения. И не слышал, как тот его нахваливал.
- У вас стало более оживленно по утрам, – звонкий и приятных смех вывел на мгновение Фернандо из небытия.
- Для вас всегда найдется место, виконт…- хозяин засуетился перед зеленоглазым юношей в черно-белой гвардейской форме.
Иберо на мгновение повернул голову в сторону гостя «Иберии». Кажется, это был один из Барна…во всяком случае Фернандо так показалось, тогда понятно почему и его хозяин решил обслужить. У него сегодня прямо не день, а испытание.
- Красного кастелларского.
Иберо почувствовал спиной, что Барна сейчас смотрит на него.
- Маркиз! Вы ли это?
Фернандо нехотя на мгновение перевёл взгляд со стены на усмехающегося юношу.
- Надо же… – Фернандо даже не обернулся, слишком поганым было настроение.
- Тогда не мудрено, что девушки бегут отсюда подальше. Говорят женщины лучше разбираются в людях. - казалось теперь ранний гость смеялся
Но Иберо ничего не ответил на это. Не это было главным сейчас для него. Прошло несколько минут, пока гвардеец допивал принесенное ему вино, послышался звон упавших на стол монет, и снова усмешка. Он поднялся со своего места.
- Меня зовут Эстебан Барна. Вы убили моего кузена в Корпусе. Я искал встречи с вами.
Иберо постарался вспомнить то о чём говорил Эстебан. Кажется Себастьян Олье звали того неудачника. Он был не так красив, как к примеру те же Барна и потому завидовал Фернандо. И то, что ибериец часто экспериментировал со своей причёской, было главной целью Олье. Он пытался поддеть Иберо в каждой ситуации. Кончилось это сначала двумя избиениями прямо на тренировочном дворе. А после и дуэлью с печальным итогом и исключением Фернандо из Корпуса.
- Это главная причина, по которой вы хотели меня увидеть? Или всё-таки решили проверить не влюбитесь ли вы в меня…- Фернандо наконец ответил, поднимаясь с места.
- Да нет. Просто любопытно, с кем вскоре я встречусь на дуэли…- без тени гнева, у высокомерной усмешкой явного превосходства играющей на губах.
- Так может быть сейчас, зачем оттягивать? – ибериец пристально всматривался в глаза Барна и тот не отвёл взгляд.
- Не здесь… Право будет не лучшим тоном волновать владельца сего заведения, - Эстебан был чуть ниже ростом, но физически практически не уступал Иберо.
Их разговор остановили ещё одни гости «Иберии», молодая пара.
Фернандо понимал, что затевать драку на глазах других людей глупо. За дурной славой он не гнался.
- До скорой встречи маркиз, подумайте о месте и времени, - гвардеец подхватил брошенный им на стул плащ.
- Порто де мадре* - Фернандо сказал так, что слышал это лишь Эстебан.
- Не здесь, - с тонкой усмешкой напомнил Барна, покидая зал.
* - Сукин сын (ибер)
Прости...обещаю хранить,
Остатки нашего с тобой прежнего, нежного бережно...
Клянись на крови
Братья или враги
Он выбрал это место, не из-за патриотических чувств, просто оно было ближе к дому Карлы. Да и редко здесь было людно, слишком дорогое удовольствие. Позолоченная вывеска «Иберия», красивые большие двери. Раньше это была неприметная таверна ещё времён ИКК, Фернандо хорошо помнил её, сейчас это уже серьёзное и дорогое заведение.
Юноша постояв ещё минуту перед входом, он не сомневался, что Карла уже там, неуверенно толкнул двери. Навстречу холодному утреннему воздуху устремился тёплый, такой долгожданный. Внутри было очень уютно. Изысканный интерьер с иберийской тонкостью отлично дополняла хорошая музыка и прекрасная кухня.
В это ранее утро она была единственным посетителем. Такая красивая она была словно жемчужина, которая казалась такой хрупкой. Она заметила его. Голубые глаза встретили карие, её губ коснулась лёгкая улыбка, ради которой Фернандо готов был умереть хоть прямо сейчас. Но он слишком поздно это понял.
- Рада вас видеть маркиз – нежный и такой предательски короткий поцелуй.
- Я тоже Рад тебя видеть Карла.
- Доброе утро маркиз. – их обслуживал сам владелец «Иберии», явно узнав гостей. – Что-нибудь желаете?
- На ваше усмотрение, я думаю вы не посоветуете плохого.
- Конечно же…- хозяин чересчур низко поклонившись поспешил удалиться.
Иберо впервые не хотел смотреть ей в глаза, он знал, что сегодня она не уснёт, также как и он. Он знал, что сегодня окончательно падёт его детская мечта. Он знал, что с сегодняшнего дня всё будет по-другому. Её рука легла в ладонь Фернандо, он постарался улыбнуться, но это вышло слишком неуклюже.
- Видимо что-то важное вы хотели мне сообщить маркиз или у вас бессонница и вам нужен был человек с кем можно было бы скоротать раннее утро?
Опять улыбка. О Проклятый! Как же красива эта улыбка! И сейчас, именно сейчас он должен сказать, то, что не в коем случае не должен был когда-либо говорить. Ведь ещё детьми они решили, что всегда будут вместе! Все слова, который он готовил куда-то провалились.
- Карла…помнишь когда-то я говорил, что семья у любого из Иберо должна стоять на первом месте? – она молча согласилась слегка прикрыв глаза. – Этот момент наступил и у меня, когда надо отказываться оттого, что казалось раньше не главное в твоей жизни, но когда ты теряешь это понимаешь, каким дураком ты был и что теперь уже ничего не вернуть.- он на мгновение остановился.
- Фернандо, прошу тебя продолжай.
- Вскоре я женюсь…это для блага семьи и всей страны – это так глупо звучало.
- Я знала, что этот момент придёт, но в глубине души надеялась, что обойдёт, но нет – она отвела взгляд в сторону.
- Карла, ты должна понимать, что дороже тебя у меня никогда никого не будет! – он заметил как сначала одна, а за ней и вторая слеза показались на её щеках. – Ты сама знаешь свою цену. Ты всегда сможешь добиться кого угодно, ради тебя люди будут рисковать жизнью, полмира бредет тобой.
- Как ты можешь так говорить, – она говорила почти шёпотом – неужели ты не понимаешь? – она медленно встала из-за стола – Хотя наверное нет и никогда не поймёшь…- она быстро направилась к выходу, подальше от этого места.
Фернандо сидел какое-то время с закрытыми глазами, сотни мыслей крутились в голове Иберо. Он не заметил, как хозяин принёс блюдо гордость своего заведения. И не слышал, как тот его нахваливал.
- У вас стало более оживленно по утрам, – звонкий и приятных смех вывел на мгновение Фернандо из небытия.
- Для вас всегда найдется место, виконт…- хозяин засуетился перед зеленоглазым юношей в черно-белой гвардейской форме.
Иберо на мгновение повернул голову в сторону гостя «Иберии». Кажется, это был один из Барна…во всяком случае Фернандо так показалось, тогда понятно почему и его хозяин решил обслужить. У него сегодня прямо не день, а испытание.
- Красного кастелларского.
Иберо почувствовал спиной, что Барна сейчас смотрит на него.
- Маркиз! Вы ли это?
Фернандо нехотя на мгновение перевёл взгляд со стены на усмехающегося юношу.
- Надо же… – Фернандо даже не обернулся, слишком поганым было настроение.
- Тогда не мудрено, что девушки бегут отсюда подальше. Говорят женщины лучше разбираются в людях. - казалось теперь ранний гость смеялся
Но Иберо ничего не ответил на это. Не это было главным сейчас для него. Прошло несколько минут, пока гвардеец допивал принесенное ему вино, послышался звон упавших на стол монет, и снова усмешка. Он поднялся со своего места.
- Меня зовут Эстебан Барна. Вы убили моего кузена в Корпусе. Я искал встречи с вами.
Иберо постарался вспомнить то о чём говорил Эстебан. Кажется Себастьян Олье звали того неудачника. Он был не так красив, как к примеру те же Барна и потому завидовал Фернандо. И то, что ибериец часто экспериментировал со своей причёской, было главной целью Олье. Он пытался поддеть Иберо в каждой ситуации. Кончилось это сначала двумя избиениями прямо на тренировочном дворе. А после и дуэлью с печальным итогом и исключением Фернандо из Корпуса.
- Это главная причина, по которой вы хотели меня увидеть? Или всё-таки решили проверить не влюбитесь ли вы в меня…- Фернандо наконец ответил, поднимаясь с места.
- Да нет. Просто любопытно, с кем вскоре я встречусь на дуэли…- без тени гнева, у высокомерной усмешкой явного превосходства играющей на губах.
- Так может быть сейчас, зачем оттягивать? – ибериец пристально всматривался в глаза Барна и тот не отвёл взгляд.
- Не здесь… Право будет не лучшим тоном волновать владельца сего заведения, - Эстебан был чуть ниже ростом, но физически практически не уступал Иберо.
Их разговор остановили ещё одни гости «Иберии», молодая пара.
Фернандо понимал, что затевать драку на глазах других людей глупо. За дурной славой он не гнался.
- До скорой встречи маркиз, подумайте о месте и времени, - гвардеец подхватил брошенный им на стул плащ.
- Порто де мадре* - Фернандо сказал так, что слышал это лишь Эстебан.
- Не здесь, - с тонкой усмешкой напомнил Барна, покидая зал.
* - Сукин сын (ибер)
22 день месяца Полотна. Рунн.
- Они уже пробились в Ремесленный… Громят лавки на Вересковой и Овражной…
Что-то громыхнуло в коридоре, раздался топот и лязг стали.
- Много?
- Их там сотни… может быть тысячи! Лукавый их подери…
Сэмьюэл поднялся из кресла и направился к дверям кабинета, подхватывая на ходу перевязь со шпагой и пистолеты. В ту же минуту дверь распахнулась, и внутрь ввалился здоровенный сержант, а за ним ещё один, поменьше. Первый резко затормозил в шаге от капитана, второй врезался ему в спину металлически бряцнув при этом оружием.
- Малкольм, - кивнул капитан, когда оба сержанта вытянулись по стойке смирно, - и ты, Забральски, докладывайте… И сделайте это по пути на улицу.По всей видимости произошло что-то серьёзное?
- Так точно, сэр, - Забральски, не без основания считавший себя весьма сообразительным, особенно на фоне Мальколма, взял трудности разъяснений на себя, - Сотни бунтовщиков, сэр! Они смяли кордон и разгромили участок на Вересковой улице! У нас много жертв … Бунтари уже на улице Ткачей, а оттуда до Золотого города рукой подать…
- Как чернь могла смять кордон?
- У черни замечены арбалеты и ружья…
- Ого! – Гарди-Прад даже на секунду остановился. - Пушек и иберийских знамен надеюсь пока не замечено?
- Эээ… Никак нет, сэр.
- Отлично, - Гарди-Прад сверкнул глазами. - Кто-то тут у нас проспал вооруженное восстание. Где майор Риддл?
- Майор погиб, сэр.
Капитан нахмурился.
- Как это произошло?
- Не могу знать, сэр.
- Нда.. Это большая потеря, - Гарди-Прад выглядел огорченным, - Ладно, оплакивать будем позже. А сейчас вы двое: собрать офицеров и ждать меня у выхода.
Капитан рванул вниз по лестнице и, вихрем промчавшись мимо живо убиравшихся с его дороги подчиненных, распахнул одну из дверей на первом этаже.
- Итак, Вы утверждаете, что Ваш сосед полез через забор с целью проникнуть в Ваш дом, когда Вы отсутствовали? – спрашивал худощавый черноволосый офицер, расхаживая по комнате. Сидящий в углу здоровый амбал с фингалом под глазом судорожно закивал.
- И… спрыгивая с забора, - с расстановкой продолжал офицер, сверившись с показаниями, записанными на листке, - он сломал ногу, обе руки, разбил лицо и воткнул кухонный нож себе… кхм.. в зад?
Амбал просиял, бросая на следователя взгляды, полные невинной чистоты. Офицер же всем своим видом выказывал сомнения в достоверности только что прочитанного.
- Лейтенант Крукс, срочно следуйте за мной, - прервал эту потенциально интереснейшую и познавательную беседу капитан, и не дожидаясь ответа заторопился дальше.
- Слушаюсь, сэр.
Лейтенант бросил многообещающий взгляд на подозреваемого и выскочил вслед за начальником. Гарди-Прад уже раздавал указания.
- Немедленно поднять весь личный состав. Специальное уличное обмундирование раздать всем. Щиты выдвинуть к месту событий. Пожарные кареты привести в полную готовность, – Они выбежали на улицу, где к ним присоединилось ещё несколько офицеров. Перед зданием штаб-квартиры ВСгР царил организованный хаос: во все стороны одновременно бежали стражники с поручениями, некоторые тащили специальные шлемы и щиты. Крики, металлический звон, ржание лошадей…
- Майор Риддл погиб, - продолжал Сэмьюэль повернувшись к иберийцу Круксу, - Вы лейтенант Крукс, принимаете командование Службой сыска. Я надеюсь, новых сюрпризов для нас не будет?
- Этим вопросом занимался лично майор, сэр.
- Ну что ж, установите обстоятельства его смерти, лейтенант.
Солдаты подвели лошадей.
- Отправить гонцов к графу тот Воорсту, пусть готовится встретить бунтовщиков у Форта, – прокричал капитан, вскочив на коня. – Забральски, поезжайте к Эрику. Передайте чтоб гнал этот сброд на нас с юга. И быстрее, быстрее! – Гарди-Прад сделал страшное лицо. - Всем немедленно выдвигаться!
Вороной под ним переступая с ноги на ногу мотнул головою и заржал, всем видом выражая нетерпение.
- Да! Кто-нибудь, доложите бургомистру! - вспомнил капитан.
- Пошёл! - И всадники один за другим помчались вниз по улице, обгоняя бегущих в полной экипировке солдат. Прохожие шарахались, останавливались, и провожали их встревоженными взглядами. Из окон домов высовывались горожане, недоумевая, уж не война ли началась? Под окнами стражники с грохотом покатили толстые деревянные щиты на колесах, каждый из которых здесь, в Золотом городе, где проезжая часть и тротуары были самыми широкими по сравнению с другими районами, перегораживал улицу наполовину.
* * *
Вскоре солдаты Городской Стражи добрались до улицы Ткачей. Капитан Гарди-Прад был уверен в своих людях: всё отработано годами. Стражники получали звания не за красивые глаза и умение ходить строем: солдаты города знали своё дело. Специально обученные и экипированные войска столицы могли в уличных боях, если не уничтожить, то серьезно измотать армию небольшого герцогства. Бунтовщики уже наверняка отрезаны с левого фланга. Они прорывались из Черного в Ремесленный не для того, чтоб повернуть назад. Теперь у них два пути: в Золотой город, либо к богатым товарами докам в Ремесленном. Стражу с участка на Вересковой улице повстанцы смяли, однако теперь у них на пути в Золотой встанет непреодолимое препятствие, именно тут, на улице Ткачей. А по дороге к докам мятежникам придется миновать графа тот Воорста: задача нереальная без артиллерии.
Войска стражи прибывали и занимали позиции. Передние ряды сооружали некое подобие баррикад, либо же просто формировали стену щитами. За ними выстраивались стрелки. Снизу от перекрестка стали явственно звучать крики и грохот: толпа, как оползень, медленно, но верно продвигалась вперед, круша всё на своём пути. Капитан, прихватив с собой нескольких офицеров, включая Малкольма, и две роты солдат решил попробовать обойти бунтовщиков проулками справа. Они спустили чуть ниже укрепленного места и свернули на узенькую боковую улочку. Шум приближающегося погрома нарастал с каждой секундой.
Не успели они пройти и полсотни шагов, как Забральски крикнул, указывая куда-то поверх голов:
- Наверху! Там кто-то есть!
Домики в переулке были низенькими, в один-два этажа, крыши нависали почти сразу над головами стражников, и Сэмьюэл без труда различил силуэты в тёмных балахонах, двигавшиеся по ним. Пробиравшиеся по крыше тоже заметили отряд Гарди-Прада: часть из них продолжила свой путь, а часть метнулась к краю крыши. В руках блеснула сталь.
- Всем укрыться! Немедленно! – заорал капитан, подталкивая ближайших к стене. – Внимание на крыши!
Стражники, закрываясь щитами, вжались в дома. Двое стрелков схватили ружья и попытались прицелиться, но, в этот момент с крыш на мостовую упал бесформенный мешок. Раздался оглушающий грохот, и проулок заволокло едким синеватым дымом. Ударная волна сшибла деревянный навес рядом с тем местом, где укрывался Гарди-Прад. На мгновение Сэм заметил низколетящее бревно, в следующую секунду оно врезалось ему в бедро и он, падая назад, крепко приложился головой о стену. Шлем загудел как колокол.
В переулке раздались крики и выстрелы, по мостовой звякнули арбалетные болты. Дым рассеивался медленно, неуступчиво освобождая место перестрелки. Шум со стороны улицы Ткачей, где остались основные силы Городской Стражи, перерос в рокот. Капитан Гарди-Прад с трудом поднялся, растирая ушибленную ногу.
- Малкольм! – крикнул он. – Малкольм!
Сержант вынырнул из пелены неся на себе одного из солдат.
- Оставь раненого и за мной!
Малкольм аккуратно прислонил стонущего стражника к стене, и они перебежали к дому на противоположной стороне. Несколько солдат ринулись за своим командиром.
- Подсади, - прохрипел Сэмьюэл сержанту. Малькольм без труда выполнил просьбу. Капитан перевалился через водосток и приподнялся, как вдруг нога поскользнулась, и он рывком завалился на бок. Загнутый клинок со свистом рассек воздух в сантиметрах от лица. Гарди-Прад изо всех сил ударил нападавшего в живот: тот совершил пол-оборота и с криком рухнул на мостовую. Глянув вниз, Сэмьюэл увидел распростертыми ещё пару бандитов в красно-коричневом, и, к своему огромному огорчению, тела четырех стражников.
Позади капитана выросла фигура сержанта Малькольма и, подхватив его, поставила на ноги. За сержантом на крыше появились другие стражники.
- Вы в порядке, сэр? – побеспокоился Малкольм.
- Бывало получше, сержант, – Гарди-Прад завертел головой в поисках мятежников, - Быстрее! Туда!
Люди в балахонах застыли на краю крыш над улицей Ткачей. Снизу нарастал шум боя: толпа бунтовщиков вот-вот должна была врезаться в баррикаду сооруженную стражниками. Как не спешил Гарди-Прад со своими людьми, но вниз, на головы засевшим за баррикадами солдатам, полетели уже до боли знакомые капитану мешки.
- Проклятье!
- Ложись!
В следующий момент здание хорошенько тряхнуло. Грохот раскатом отразился от стен, одна из которых занялась пожаром. Дым разъедал глаза, затруднял дыхание. Группа Сэмьюэля столкнулась с бомбометателями в едком облаке на краю крыши. Схватка была недолгой: стражники быстро расправились с противником. Последнего из красно-коричневых Гарди-Прад пытался взять живым, но тот, представив свое незавидное будушее, предпочел самостоятельно сигануть с крыши.
- Как комары… - капитан склонился над телом одного из мятежников, обыскивая его.
- Жалятся? Летают? – предположил Малькольм. Потом, посмотрев вниз на то, что осталось от самоубийцы, уточнил свою гипотезу. – Плохо летают?
- Долго не живут. Пошли изучим диспозицию.
Сержант наморщил лоб, но ничего не спросил.
Они устроились на краю крыши, глядя вниз. Вопящая, трясущая оружием толпа налетела на тлеющие тут и там баррикады Стража поддалась совсем немного и стойко встречала нападающих, но бунтовщики прибывали и прибывали.
- Ура, сэр! – крикнул Малькольм тыча пальцем в начало улицы. Шла подмога. Неслышно за грохотом битвы подкатывались гигантские щиты, сверкавшие на солнце набитыми с внешней стороны длинными шипами, а за ними ряды и ряды солдат.
- А вот это дважды «ура!», сержант, - указывая в противоположную сторону, воскликнул Гарди-Прад. – Кавалерия!
Там, где море прибывающих бунтовщиков казалось бесконечным, забрезжили просветы, а за ними десятки всадников активно орудующие саблями. Кони вздымались на дыбы и обрушивались на неповоротливых людишек.
- Все вниз! – крикнул капитан своим солдатам, заворожено наблюдавшим за представшей перед ними баталией. – Нечего здесь прохлаждаться!
Они спустились обратно в переулок, и вместе с державшими там всё это время оборону, атаковали повстанцев. Люди выскакивали из толпы на капитана, кто с вилами, кто с топором, а кто и с ножом, и находили свою смерть от точно разящей шпаги. Дикие крики, перекошенные лица. Какая сила толкала всех этих булочников, плотников и нищих на подобное самоубийство? Ненависть? Жажда наживы? Глупость? Неужели опыт предшественников ничему их не научил? Мысли скакали в голове, пока тело выполняло жестокую работу.
Они пробивались вперед вдоль стены строения, когда толпа, в ужасе отпрянув от падающих, объятых пламенем балок дома на противоположной стороне, прижала их к одному из подъездов. Сэмьюэл повалился на что-то мягкое. Оттолкнувшись, он поднялся и сдернул грязную мешковину. Из угла на него зыркнули три пары обезумевших от страха глаз.
- Да здесь дети! – удивленно воскликнул капитан. Он вытянул из клубка испуганных зверьков одного, на свету оказавшегося перепачканной нищенкой. Что-то с металлическим звоном ударило в его нагрудную пластину.
- Эй-ей! У неё нож!
Прю отчаянно тыкала кинжалом во все стороны.
- Аккуратнее! Выпустите их в переулок! – крикнул Гарди-Прад на вытянутых руках передавая девчонку Малкольму. – Отставить! Не сметь их бить!
Стражники извлекли сопротивляющихся детей и, передавая по цепочке, отправили в более-менее безопасное место…
…Бой продолжался, но результат был уже предрешен. Тяжелые щиты на колесах миновали баррикады и медленно двигались вниз по улице. Сквозь специальные отверстия в щитах стража расстреливала мятежников и, осознав бесперспективность своих стараний, многие из бунтарей пытались улизнуть проулками, через окна и двери протискивались в неохваченные пока пламенем дома.
Кавалерия, сминая толпу, почти пробилась к щитам. Офицер на белом красавце наткнувшись взглядом на Гарди-Прада направился к нему.
- Сэмьюэл, и ты тут! – широко улыбаясь, воскликнул всадник, осаживая гарцующего коня.
- Я ещё никогда не был так рад тебя видеть Эрик! – запыхавшись ответил капитан, прислоняясь спиной к стене. - Наше «пёрышко» как всегда прилетело вовремя.
Ван де Веер поднял коня на дыбы.
- Всегда к Вашим услугам, граф! – коннлантец рассмеялся, золотистые кудри трепал ветерок. Создавалось ощущение, что он встретил старого приятеля на светском рауте. «Нет, этого ничто не берет», - подумал Сэм, - «стоя по колено в крови он будет так же смеяться. Да что там, сейчас именно этот случай». Но вслух он спросил о другом.
- Что там у Родерика?
- О, не волнуйся мой капитан! Родерик встретит этих воров со всеми почестями!
- Эрик, я надеюсь, он не додумается палить из пушек по городу!?
- Ха! Граф разумеется маньяк, мой капитан, - «Пёрышко» заговорщицки подмигнул, - но не до такой же степени! Поехали, сами посмотрим. Да и помощь им наша не помешает: основная толпа свернула к докам. Там сейчас самая рубка.
Позади коннлантца, верхом на невысоком скакуне, красовался сержант Забральски, весьма довольный выполненным поручением и тем фактом, что ещё жив.
Через несколько минут, капитану подвели коня и он, вместе с Эриком, и частью прибывших с ним всадников отправился в путь по узким боковым улочкам. Забральски вызвался сопровождать капитана, решив испытывать удачу до конца, раз уж пошла такая пьянка. По дороге Сэмьюэл подъехал вплотную к коннлантскому графу.
- Эрик, я давно хотел спросить тебя. Зачем тебе эта служба в страже?
- О! Фонтоне бывает очень щедр, когда ему что-то действительно нужно! – ван де Веер похлопал себя по карману.
- И только? Не обижайся, но мне иногда кажется, что ты просто любишь на всём скаку срубать людям головы.
- Ну да! Ты меня раскусил, - Эрик поравнялся с Гарди-Прадом, - Откровенность за откровенность. А тебе она зачем?
- Мне нравится синий мундир, - не задумываясь ответил капитан.
- Хм… - Эрик не удовлетворился ответом.
- И столица мой дом. Мне нравится его защищать. По крайней мере, мне нравится думать, что я защищаю его.
Сам того не желая, он надавил на больную мозоль. Оставшуюся часть пути они задумчиво молчали. У каждого из них слова «мой дом» затрагивали особые струнки в душе.
Они выскочили на Овражную улицу перед самым её выходом на площадь Вознесения, которая отделяла Ремесленный город от доков и Форта Ангела. Впереди них сотни две стражников толкая перед собой щиты выдавливали с улицы мятежников. Вокруг и позади была разрушенная полусожженная улица. В дальнем конце улицы делали свое дело кареты пожарной службы. Кое где ещё слышались удары и звон бьющегося стекла: падальщики, оглядываясь, выволакивали мешки и скрывались в подворотнях. Гарди-Прад с прискорбием осознавал, что остановить расхищение сейчас невозможно, сперва необходимо покончить с остающимися бунтовщиками. Овражная, Вересковая улицы, улица Ткачей… Капитан припоминал, что в этом районе исторически селились купцы и ремесленники - выходцы с севера Империи.
- Скорее граф! – прерывая его раздумья, прокричал ван де Веер. - А то нам ничего не останется! – и он с разгону врезался в толпу справа от щита. Его кавалеристы улюлюкая бросились вдогонку. Сэмьюэл пытался разжечь в себе азарт боя, но лишь усталость и боль во всем теле были ему ответом. Тряхнув головой и сжав зубы он направил коня в толпу. Сержант Забральски без энтузиазма потрусил следом за коммандиром.
И снова вокруг безумные глаза, длинные заточенные колья и свист шальных арбалетные болтов. Забральски не столько сражался, сколько старался не подставиться, прячась за могучей фигурой капитана. Они прорубились к выходу на площадь, когда стражники вокруг закричали и остановились.
- Дальше нельзя! – ван де Веер подъехал к капитану. С головы до пят, или вернее до копыт, он был забрызган кровью. – Возьми капитан, - Эрик протянул бинокль. - Не пропусти главную сцену спектакля.
Сэмьюэл хотел было принять бинокль правой рукой, но та не слушалась от усталость, и он протянул левую. Раздался залп.
По всей длине аллеи, разделявшей площадь Вознесения надвое, выстроились в несколько рядов стрелки. Передние отстрелявшись синхронно отступили назад, освобождая место и отдавая ружья на перезарядку.
Второй залп.
По людскому морю побежала волна паники. Те, кто был сзади, преследуемые стражниками, давили заметавшихся в сомнениях передних, до конца не осознавая происходящего.
Третий залп.
Отдельные безумцы ещё пытались добежать до стройных рядов стрелков и достать их вилами или пикой.
Четвертый.
Группы мятежников, выгоняемые из переулков солдатами, устремлялись в гибельный котел.
Пятый.
Шестой. На шестом залпе Забральски скрутило, и он перегнулся с лошади.
Всё. Мятежа больше не было. Полтысячи тел за пару минут легло на площадь Вознесения. Пять сотен ртов раскрылись в болезненном крике, в неожиданно наступившей относительной тишине. Солдаты замерли по всему периметру площади. Гигантские щиты, скрипнув, остановились. Жалкие остатки бунтовщиков бежали, ковыляли и ползли беспрепятственно куда-нибудь подальше от этого кровавого стонущего нагромождения.
Сэмьюэл Гарди-Прад вытер изорванным рукавом кровь и пот, застилающие глаза. С противоположной стороны от линии стрелков отделился всадник, и в одиночестве медленно поехал через площадь. Конь брезгливо переступал через тела. Полные ужаса глаза взирали на верхового со всех сторон. Примерно на полпути граф тот Воорст воздел руку и приветственно помахал капитану.
* * *
К концу второй бутылки нервы начали отпускать. Всё тело продолжало ныть, но боль стала менее заметна: алкоголь делал своё дело. Сэм успел умыться и сменить пришедшую в негодность форму. В кабаке «Зелёная крыса» в этот вечер было против обычного многолюдно, посетители нервно обменивались новостями, то и дело срываясь на крик. Капитан сидел, сгорбившись у стойки, всеми силами стараясь не замечать громкой дискуссии за ближайшим столиком, где разношерстная четверка, набирая градус, выкрикивала, говорила и мямлила:
- Это всё от недостатка правильного воспитания! Каспианского воспитания, скажу я вам. Нету той Богобоязни, что сдерживала чернь ранее от поступков греховных…
- Да ну что Вы, любезный мой, эти бандиты совершенные безбожники. Какое там каспианское воспитание, их наверняка науськивали эти еретики-откровенцы.
- А п`моему.. ик.. эт`были скифы…
- Вот-вот. Понаехали тут! Это все выходцы из Саджиса и Мисра – я никогда им не доверял!
- И правильно! Я вообще сомневаюсь, что они такие же люди, как и мы. Все эти чернозадые Саджиссцы… У них же по пять жён!
- И они молятся песчаным человечкам…
- Ик… хто? Скифы?
- А? Ну да, эти тоже.
От пережитого и выпитого голова капитана начала гудеть. Мысли разбегались, но неизменно возвращались назад, прихватив колоритный образ сегодняшней площади Вознесения.
- А в страже, скажу я вам, сплошь безбожники и служители Сеятеля!
- Вот-вот! Надо было поговорить с людьми, успокоить их. А они их щитами давили, а кого не раздавили – из ружьёв: бабах!
- Господи приди и покарай демонов сих в форме…
- … и пщаных ч`ловечиков!
- …и прочих бесов! О, Боже Каспиане! Воздай за пролитие невинной…
Сэмьюэл, развернувшись, ударил кружкой по столу и, наваливаясь всем телом, заорал:
- Какой невинной?! Какой Каспиане?! Где ты бесов увидел? – он схватил за грудки говорившего последним. - Где был твой «О, Боже» сегодня днем? Куда, ко всем чертям, он смотрел?!
Капитан посадил бедолагу назад с такой силой, что ножка стула подломилась, и он съехал на пол.
- Невинные вырезали пол сотни купцов вместе с семьями, а? Невинные мародерствовали и поджигали город? Молчи, идиот, и молись своему божку, чтобы я тебе голову не оторвал, - Сэмьюэл развернулся и потянулся за новой кружкой, предусмотрительно поставленной на стойке хозяином кабака. На его плечо легла рука и силой развернула обратно. Кружка описала в воздухе дугу, изливая содержимое на окружающих.
- Ты! Еретик! – прогремела плохо различимая в полумраке фигура угрожающе поднимая вторую руку. – Да таких как ты…
Сэмьюэл не стал дожидаться окончания. Мозг инстинктивно отдал распоряжения мышцам и капитан, упершись руками и головой в противника, толкнул что было сил. С треском ломая стол, они рухнули, раздавая тычки друг другу. Вырвавшись из объятий, Сэмьюэл начал медленно подниматься: всё тело заныло с утроенной силой, а туман в голове мешал сконцентрироваться. Удар ноги отправил его сметать плечами другой стол. Противник бодро распрямился и двинулся вперед. Только теперь Сэмьюэл разглядел с кем имеет дело: огромная детина габаритами едва уступала сержанту Малкольму, который по всеобщему мнению являлся чудовищем. Гарди-Прад судорожно попытался нащупать хоть какое-нибудь оружие, но, увы, он не взял с собой даже складного ножа. Медленно приподнимаясь, он ухватил стоящий рядом стул, и когда борец с еретиками приблизился, Сэм отвлек его на попытку удара ногой, а сам обрушил стул сверху. Секундного замешательства хватило для того, чтобы повторить трюк с толканием и падением, с тем лишь отличаем, что на сей раз они разнесли на куски входные двери и вывалились на улицу. Драка продолжалась на земле: Гарди-Прад попытался придушить соперника, но никак толком не мог пережать мускулистую шею. В свою очередь здоровяк раздавал тяжелые удары, один из которых пришелся точно в нос. В глазах у Сэма заблестело, по лицу потекли струйки крови. Он отпустил шею и стал увлеченно орудовать кулаками.
Несколько пар рук растащили их, ещё продолжающих молотить по воздуху, в разные стороны.
- А ну-ка, держите крепче этого здоровяка! – раздался голос за спиной. Недавнего противника схватили трое стражников, как с трудом разобрал Сэмьюэл сквозь щелочки, оставшиеся на месте глаз. Он попытался вырваться.
- Кто среди вас главный! Немедленно представиться! Я ваш капитан, отпустите же, черт возьми!
Фонарь подлетел к лицу, ослепляя слезящиеся глаза.
- Капитан? – с сомнением произнес голос.
- Да! Капитан! Гарди-Прад! – заорал Сэмьюэл освобождаясь.
- Капрал Уайт, сэр, старший патруля.
Капитана штормило, он сделал пару шагов в бок, прежде чем смог выровняться.
- Боже Каспиане, с Вами всё в порядке, сэр? – старший патруля попытался поддержать командира.
- О нет, капрал, только не про «О Боже»…Со мной всё хорошо.
Сэмьюэл повернулся спиной и сделал несколько неуверенных шагов.
- А что делать с этим, сэр?
- С этим? – капитан попробовал оглянуться, но не сумел. - Этого ведите в Штаб-квартиру, в камеру его… Зззз.. За мной.
И он пошел, пошатываясь, во главе процессии. Если б кто-то спросил его сейчас с какой стороны Вольтурна, он бы не ответил, но ноги сами несли в нужном направлении.
Из-за угла выплыл ещё один шарик света.
- Так, что это у нас здесь? – раздался знакомый голос.
- О нет, только не ты… - пробормотал Гарди-Прад, нащупывая руками шпагу. Шпаги не было. Как и пистолета.
Маркиз де Нортми в сопровождении двух гвардейцев и цокота лошадиных копыт приблизился к процессии, один из его попутчиков поднес фонарь к лицу командира стражи.
- Какая встреча! Герой дня! Страшный и ужасный граф Гарди-Прад!
- Идите к Лукавому, маркиз.
- Пошел бы, да он послал меня к Вам. Да Вы еще и пьяны, а я нет – где в мире справедливость? – Никола сокрушенно покачал головой. Фонарь выхватил из сумерек лица стражников и пленного здоровяка. – А это Ваш сегодняшний улов со дна бутыли?
Маркиз вдруг замолчал. Он узнал задержанного.
- Капитан, куда Вы ведете этого человека?
- Не Вашего ума дело. Он арестован, – Сэмьюэл изо всех сил старался придать себе вертикальное положение.
- Не сомневаюсь, что это дело Вашего ума, а также Вашего положения, которым, я надеюсь, Вы дорожите? - Никола выжидающе смотрел на Сэма, дожидаясь утвердительного кивка. Сэм судорожно соображал, каким именно положением он дорожит больше: вертикальным или горизонтальным? Так и не дождавшись реакции, де Нортми спрыгнул с лошади и сделал пару шагов в сторону, делая приглашающий жест рукой Гарди-Праду последовать за ним.
- Вы имеете хотя бы малейшее представление, кто это? – Тихо, но четко спросил маркиз.
- Какая разница… - начал было Гарди-Прад, но де Нортми перебил его.
- Огромная. Он наследник дома Торнхеймов. Хайнц. За что его арестовали?
- За драку.
- С кем он дрался?
- Со мной.
Маркиз с усмешкой посмотрел на Сэмьюэля и продолжил:
- Это не важно. Отпустите его сейчас же.
- И не подумаю, - Гарди-Прад мотнул головой.
- А Вы лучше подумайте, - посоветовал маркиз. – И хорошенько. Торнхеймы этого так просто не оставят. И Фонтоне Вас по голове не погладит.
Сэмьюэл напряг непослушный мозг.
- Хайнц фон Торнхейм?
- Да.
- Вот это вот?
- Да.
До него начинало доходить.
- Вот он, - Сэмьюэл махнул рукой в сторону здоровяка, - наследник Торнхеймов?
- Послушайте, граф, думайте быстрее…
- Пусть катится на все четыре, - выдохнул капитан.
- Вот и отлично, - улыбнулся Никола, - Ваш капитан велел отпустить задержанного, - громко произнес он.
- Сэр?
- Отпустите, – подтвердил Гарди-Прад
- Вам необходимо выспаться, граф, - с деланным сочувствием заметил Никола. Сэмьюэл собрался было что-то ответить, но передумал и, шатаясь, поплелся прочь.
Ночь в Рунне выдалась тревожной. Во многих домах до утра не гас свет: горожане обсуждали события прошедшего дня. Одни, не смыкая глаз, ждали возвращения пропавших родных, другие рыдали, отчаявшись дождаться. По улицам топали усиленные патрули стражи. То здесь, то там завязывались отдельные стычки.
А капитан Городской Стражи Сэмьюэл Гарди-Прад, не дойдя каких-то два десятка шагов до дверей своего дома, упал на мокрую землю, с хрустом поломав кустарник, и захрапел.
- Они уже пробились в Ремесленный… Громят лавки на Вересковой и Овражной…
Что-то громыхнуло в коридоре, раздался топот и лязг стали.
- Много?
- Их там сотни… может быть тысячи! Лукавый их подери…
Сэмьюэл поднялся из кресла и направился к дверям кабинета, подхватывая на ходу перевязь со шпагой и пистолеты. В ту же минуту дверь распахнулась, и внутрь ввалился здоровенный сержант, а за ним ещё один, поменьше. Первый резко затормозил в шаге от капитана, второй врезался ему в спину металлически бряцнув при этом оружием.
- Малкольм, - кивнул капитан, когда оба сержанта вытянулись по стойке смирно, - и ты, Забральски, докладывайте… И сделайте это по пути на улицу.По всей видимости произошло что-то серьёзное?
- Так точно, сэр, - Забральски, не без основания считавший себя весьма сообразительным, особенно на фоне Мальколма, взял трудности разъяснений на себя, - Сотни бунтовщиков, сэр! Они смяли кордон и разгромили участок на Вересковой улице! У нас много жертв … Бунтари уже на улице Ткачей, а оттуда до Золотого города рукой подать…
- Как чернь могла смять кордон?
- У черни замечены арбалеты и ружья…
- Ого! – Гарди-Прад даже на секунду остановился. - Пушек и иберийских знамен надеюсь пока не замечено?
- Эээ… Никак нет, сэр.
- Отлично, - Гарди-Прад сверкнул глазами. - Кто-то тут у нас проспал вооруженное восстание. Где майор Риддл?
- Майор погиб, сэр.
Капитан нахмурился.
- Как это произошло?
- Не могу знать, сэр.
- Нда.. Это большая потеря, - Гарди-Прад выглядел огорченным, - Ладно, оплакивать будем позже. А сейчас вы двое: собрать офицеров и ждать меня у выхода.
Капитан рванул вниз по лестнице и, вихрем промчавшись мимо живо убиравшихся с его дороги подчиненных, распахнул одну из дверей на первом этаже.
- Итак, Вы утверждаете, что Ваш сосед полез через забор с целью проникнуть в Ваш дом, когда Вы отсутствовали? – спрашивал худощавый черноволосый офицер, расхаживая по комнате. Сидящий в углу здоровый амбал с фингалом под глазом судорожно закивал.
- И… спрыгивая с забора, - с расстановкой продолжал офицер, сверившись с показаниями, записанными на листке, - он сломал ногу, обе руки, разбил лицо и воткнул кухонный нож себе… кхм.. в зад?
Амбал просиял, бросая на следователя взгляды, полные невинной чистоты. Офицер же всем своим видом выказывал сомнения в достоверности только что прочитанного.
- Лейтенант Крукс, срочно следуйте за мной, - прервал эту потенциально интереснейшую и познавательную беседу капитан, и не дожидаясь ответа заторопился дальше.
- Слушаюсь, сэр.
Лейтенант бросил многообещающий взгляд на подозреваемого и выскочил вслед за начальником. Гарди-Прад уже раздавал указания.
- Немедленно поднять весь личный состав. Специальное уличное обмундирование раздать всем. Щиты выдвинуть к месту событий. Пожарные кареты привести в полную готовность, – Они выбежали на улицу, где к ним присоединилось ещё несколько офицеров. Перед зданием штаб-квартиры ВСгР царил организованный хаос: во все стороны одновременно бежали стражники с поручениями, некоторые тащили специальные шлемы и щиты. Крики, металлический звон, ржание лошадей…
- Майор Риддл погиб, - продолжал Сэмьюэль повернувшись к иберийцу Круксу, - Вы лейтенант Крукс, принимаете командование Службой сыска. Я надеюсь, новых сюрпризов для нас не будет?
- Этим вопросом занимался лично майор, сэр.
- Ну что ж, установите обстоятельства его смерти, лейтенант.
Солдаты подвели лошадей.
- Отправить гонцов к графу тот Воорсту, пусть готовится встретить бунтовщиков у Форта, – прокричал капитан, вскочив на коня. – Забральски, поезжайте к Эрику. Передайте чтоб гнал этот сброд на нас с юга. И быстрее, быстрее! – Гарди-Прад сделал страшное лицо. - Всем немедленно выдвигаться!
Вороной под ним переступая с ноги на ногу мотнул головою и заржал, всем видом выражая нетерпение.
- Да! Кто-нибудь, доложите бургомистру! - вспомнил капитан.
- Пошёл! - И всадники один за другим помчались вниз по улице, обгоняя бегущих в полной экипировке солдат. Прохожие шарахались, останавливались, и провожали их встревоженными взглядами. Из окон домов высовывались горожане, недоумевая, уж не война ли началась? Под окнами стражники с грохотом покатили толстые деревянные щиты на колесах, каждый из которых здесь, в Золотом городе, где проезжая часть и тротуары были самыми широкими по сравнению с другими районами, перегораживал улицу наполовину.
* * *
Вскоре солдаты Городской Стражи добрались до улицы Ткачей. Капитан Гарди-Прад был уверен в своих людях: всё отработано годами. Стражники получали звания не за красивые глаза и умение ходить строем: солдаты города знали своё дело. Специально обученные и экипированные войска столицы могли в уличных боях, если не уничтожить, то серьезно измотать армию небольшого герцогства. Бунтовщики уже наверняка отрезаны с левого фланга. Они прорывались из Черного в Ремесленный не для того, чтоб повернуть назад. Теперь у них два пути: в Золотой город, либо к богатым товарами докам в Ремесленном. Стражу с участка на Вересковой улице повстанцы смяли, однако теперь у них на пути в Золотой встанет непреодолимое препятствие, именно тут, на улице Ткачей. А по дороге к докам мятежникам придется миновать графа тот Воорста: задача нереальная без артиллерии.
Войска стражи прибывали и занимали позиции. Передние ряды сооружали некое подобие баррикад, либо же просто формировали стену щитами. За ними выстраивались стрелки. Снизу от перекрестка стали явственно звучать крики и грохот: толпа, как оползень, медленно, но верно продвигалась вперед, круша всё на своём пути. Капитан, прихватив с собой нескольких офицеров, включая Малкольма, и две роты солдат решил попробовать обойти бунтовщиков проулками справа. Они спустили чуть ниже укрепленного места и свернули на узенькую боковую улочку. Шум приближающегося погрома нарастал с каждой секундой.
Не успели они пройти и полсотни шагов, как Забральски крикнул, указывая куда-то поверх голов:
- Наверху! Там кто-то есть!
Домики в переулке были низенькими, в один-два этажа, крыши нависали почти сразу над головами стражников, и Сэмьюэл без труда различил силуэты в тёмных балахонах, двигавшиеся по ним. Пробиравшиеся по крыше тоже заметили отряд Гарди-Прада: часть из них продолжила свой путь, а часть метнулась к краю крыши. В руках блеснула сталь.
- Всем укрыться! Немедленно! – заорал капитан, подталкивая ближайших к стене. – Внимание на крыши!
Стражники, закрываясь щитами, вжались в дома. Двое стрелков схватили ружья и попытались прицелиться, но, в этот момент с крыш на мостовую упал бесформенный мешок. Раздался оглушающий грохот, и проулок заволокло едким синеватым дымом. Ударная волна сшибла деревянный навес рядом с тем местом, где укрывался Гарди-Прад. На мгновение Сэм заметил низколетящее бревно, в следующую секунду оно врезалось ему в бедро и он, падая назад, крепко приложился головой о стену. Шлем загудел как колокол.
В переулке раздались крики и выстрелы, по мостовой звякнули арбалетные болты. Дым рассеивался медленно, неуступчиво освобождая место перестрелки. Шум со стороны улицы Ткачей, где остались основные силы Городской Стражи, перерос в рокот. Капитан Гарди-Прад с трудом поднялся, растирая ушибленную ногу.
- Малкольм! – крикнул он. – Малкольм!
Сержант вынырнул из пелены неся на себе одного из солдат.
- Оставь раненого и за мной!
Малкольм аккуратно прислонил стонущего стражника к стене, и они перебежали к дому на противоположной стороне. Несколько солдат ринулись за своим командиром.
- Подсади, - прохрипел Сэмьюэл сержанту. Малькольм без труда выполнил просьбу. Капитан перевалился через водосток и приподнялся, как вдруг нога поскользнулась, и он рывком завалился на бок. Загнутый клинок со свистом рассек воздух в сантиметрах от лица. Гарди-Прад изо всех сил ударил нападавшего в живот: тот совершил пол-оборота и с криком рухнул на мостовую. Глянув вниз, Сэмьюэл увидел распростертыми ещё пару бандитов в красно-коричневом, и, к своему огромному огорчению, тела четырех стражников.
Позади капитана выросла фигура сержанта Малькольма и, подхватив его, поставила на ноги. За сержантом на крыше появились другие стражники.
- Вы в порядке, сэр? – побеспокоился Малкольм.
- Бывало получше, сержант, – Гарди-Прад завертел головой в поисках мятежников, - Быстрее! Туда!
Люди в балахонах застыли на краю крыш над улицей Ткачей. Снизу нарастал шум боя: толпа бунтовщиков вот-вот должна была врезаться в баррикаду сооруженную стражниками. Как не спешил Гарди-Прад со своими людьми, но вниз, на головы засевшим за баррикадами солдатам, полетели уже до боли знакомые капитану мешки.
- Проклятье!
- Ложись!
В следующий момент здание хорошенько тряхнуло. Грохот раскатом отразился от стен, одна из которых занялась пожаром. Дым разъедал глаза, затруднял дыхание. Группа Сэмьюэля столкнулась с бомбометателями в едком облаке на краю крыши. Схватка была недолгой: стражники быстро расправились с противником. Последнего из красно-коричневых Гарди-Прад пытался взять живым, но тот, представив свое незавидное будушее, предпочел самостоятельно сигануть с крыши.
- Как комары… - капитан склонился над телом одного из мятежников, обыскивая его.
- Жалятся? Летают? – предположил Малькольм. Потом, посмотрев вниз на то, что осталось от самоубийцы, уточнил свою гипотезу. – Плохо летают?
- Долго не живут. Пошли изучим диспозицию.
Сержант наморщил лоб, но ничего не спросил.
Они устроились на краю крыши, глядя вниз. Вопящая, трясущая оружием толпа налетела на тлеющие тут и там баррикады Стража поддалась совсем немного и стойко встречала нападающих, но бунтовщики прибывали и прибывали.
- Ура, сэр! – крикнул Малькольм тыча пальцем в начало улицы. Шла подмога. Неслышно за грохотом битвы подкатывались гигантские щиты, сверкавшие на солнце набитыми с внешней стороны длинными шипами, а за ними ряды и ряды солдат.
- А вот это дважды «ура!», сержант, - указывая в противоположную сторону, воскликнул Гарди-Прад. – Кавалерия!
Там, где море прибывающих бунтовщиков казалось бесконечным, забрезжили просветы, а за ними десятки всадников активно орудующие саблями. Кони вздымались на дыбы и обрушивались на неповоротливых людишек.
- Все вниз! – крикнул капитан своим солдатам, заворожено наблюдавшим за представшей перед ними баталией. – Нечего здесь прохлаждаться!
Они спустились обратно в переулок, и вместе с державшими там всё это время оборону, атаковали повстанцев. Люди выскакивали из толпы на капитана, кто с вилами, кто с топором, а кто и с ножом, и находили свою смерть от точно разящей шпаги. Дикие крики, перекошенные лица. Какая сила толкала всех этих булочников, плотников и нищих на подобное самоубийство? Ненависть? Жажда наживы? Глупость? Неужели опыт предшественников ничему их не научил? Мысли скакали в голове, пока тело выполняло жестокую работу.
Они пробивались вперед вдоль стены строения, когда толпа, в ужасе отпрянув от падающих, объятых пламенем балок дома на противоположной стороне, прижала их к одному из подъездов. Сэмьюэл повалился на что-то мягкое. Оттолкнувшись, он поднялся и сдернул грязную мешковину. Из угла на него зыркнули три пары обезумевших от страха глаз.
- Да здесь дети! – удивленно воскликнул капитан. Он вытянул из клубка испуганных зверьков одного, на свету оказавшегося перепачканной нищенкой. Что-то с металлическим звоном ударило в его нагрудную пластину.
- Эй-ей! У неё нож!
Прю отчаянно тыкала кинжалом во все стороны.
- Аккуратнее! Выпустите их в переулок! – крикнул Гарди-Прад на вытянутых руках передавая девчонку Малкольму. – Отставить! Не сметь их бить!
Стражники извлекли сопротивляющихся детей и, передавая по цепочке, отправили в более-менее безопасное место…
…Бой продолжался, но результат был уже предрешен. Тяжелые щиты на колесах миновали баррикады и медленно двигались вниз по улице. Сквозь специальные отверстия в щитах стража расстреливала мятежников и, осознав бесперспективность своих стараний, многие из бунтарей пытались улизнуть проулками, через окна и двери протискивались в неохваченные пока пламенем дома.
Кавалерия, сминая толпу, почти пробилась к щитам. Офицер на белом красавце наткнувшись взглядом на Гарди-Прада направился к нему.
- Сэмьюэл, и ты тут! – широко улыбаясь, воскликнул всадник, осаживая гарцующего коня.
- Я ещё никогда не был так рад тебя видеть Эрик! – запыхавшись ответил капитан, прислоняясь спиной к стене. - Наше «пёрышко» как всегда прилетело вовремя.
Ван де Веер поднял коня на дыбы.
- Всегда к Вашим услугам, граф! – коннлантец рассмеялся, золотистые кудри трепал ветерок. Создавалось ощущение, что он встретил старого приятеля на светском рауте. «Нет, этого ничто не берет», - подумал Сэм, - «стоя по колено в крови он будет так же смеяться. Да что там, сейчас именно этот случай». Но вслух он спросил о другом.
- Что там у Родерика?
- О, не волнуйся мой капитан! Родерик встретит этих воров со всеми почестями!
- Эрик, я надеюсь, он не додумается палить из пушек по городу!?
- Ха! Граф разумеется маньяк, мой капитан, - «Пёрышко» заговорщицки подмигнул, - но не до такой же степени! Поехали, сами посмотрим. Да и помощь им наша не помешает: основная толпа свернула к докам. Там сейчас самая рубка.
Позади коннлантца, верхом на невысоком скакуне, красовался сержант Забральски, весьма довольный выполненным поручением и тем фактом, что ещё жив.
Через несколько минут, капитану подвели коня и он, вместе с Эриком, и частью прибывших с ним всадников отправился в путь по узким боковым улочкам. Забральски вызвался сопровождать капитана, решив испытывать удачу до конца, раз уж пошла такая пьянка. По дороге Сэмьюэл подъехал вплотную к коннлантскому графу.
- Эрик, я давно хотел спросить тебя. Зачем тебе эта служба в страже?
- О! Фонтоне бывает очень щедр, когда ему что-то действительно нужно! – ван де Веер похлопал себя по карману.
- И только? Не обижайся, но мне иногда кажется, что ты просто любишь на всём скаку срубать людям головы.
- Ну да! Ты меня раскусил, - Эрик поравнялся с Гарди-Прадом, - Откровенность за откровенность. А тебе она зачем?
- Мне нравится синий мундир, - не задумываясь ответил капитан.
- Хм… - Эрик не удовлетворился ответом.
- И столица мой дом. Мне нравится его защищать. По крайней мере, мне нравится думать, что я защищаю его.
Сам того не желая, он надавил на больную мозоль. Оставшуюся часть пути они задумчиво молчали. У каждого из них слова «мой дом» затрагивали особые струнки в душе.
Они выскочили на Овражную улицу перед самым её выходом на площадь Вознесения, которая отделяла Ремесленный город от доков и Форта Ангела. Впереди них сотни две стражников толкая перед собой щиты выдавливали с улицы мятежников. Вокруг и позади была разрушенная полусожженная улица. В дальнем конце улицы делали свое дело кареты пожарной службы. Кое где ещё слышались удары и звон бьющегося стекла: падальщики, оглядываясь, выволакивали мешки и скрывались в подворотнях. Гарди-Прад с прискорбием осознавал, что остановить расхищение сейчас невозможно, сперва необходимо покончить с остающимися бунтовщиками. Овражная, Вересковая улицы, улица Ткачей… Капитан припоминал, что в этом районе исторически селились купцы и ремесленники - выходцы с севера Империи.
- Скорее граф! – прерывая его раздумья, прокричал ван де Веер. - А то нам ничего не останется! – и он с разгону врезался в толпу справа от щита. Его кавалеристы улюлюкая бросились вдогонку. Сэмьюэл пытался разжечь в себе азарт боя, но лишь усталость и боль во всем теле были ему ответом. Тряхнув головой и сжав зубы он направил коня в толпу. Сержант Забральски без энтузиазма потрусил следом за коммандиром.
И снова вокруг безумные глаза, длинные заточенные колья и свист шальных арбалетные болтов. Забральски не столько сражался, сколько старался не подставиться, прячась за могучей фигурой капитана. Они прорубились к выходу на площадь, когда стражники вокруг закричали и остановились.
- Дальше нельзя! – ван де Веер подъехал к капитану. С головы до пят, или вернее до копыт, он был забрызган кровью. – Возьми капитан, - Эрик протянул бинокль. - Не пропусти главную сцену спектакля.
Сэмьюэл хотел было принять бинокль правой рукой, но та не слушалась от усталость, и он протянул левую. Раздался залп.
По всей длине аллеи, разделявшей площадь Вознесения надвое, выстроились в несколько рядов стрелки. Передние отстрелявшись синхронно отступили назад, освобождая место и отдавая ружья на перезарядку.
Второй залп.
По людскому морю побежала волна паники. Те, кто был сзади, преследуемые стражниками, давили заметавшихся в сомнениях передних, до конца не осознавая происходящего.
Третий залп.
Отдельные безумцы ещё пытались добежать до стройных рядов стрелков и достать их вилами или пикой.
Четвертый.
Группы мятежников, выгоняемые из переулков солдатами, устремлялись в гибельный котел.
Пятый.
Шестой. На шестом залпе Забральски скрутило, и он перегнулся с лошади.
Всё. Мятежа больше не было. Полтысячи тел за пару минут легло на площадь Вознесения. Пять сотен ртов раскрылись в болезненном крике, в неожиданно наступившей относительной тишине. Солдаты замерли по всему периметру площади. Гигантские щиты, скрипнув, остановились. Жалкие остатки бунтовщиков бежали, ковыляли и ползли беспрепятственно куда-нибудь подальше от этого кровавого стонущего нагромождения.
Сэмьюэл Гарди-Прад вытер изорванным рукавом кровь и пот, застилающие глаза. С противоположной стороны от линии стрелков отделился всадник, и в одиночестве медленно поехал через площадь. Конь брезгливо переступал через тела. Полные ужаса глаза взирали на верхового со всех сторон. Примерно на полпути граф тот Воорст воздел руку и приветственно помахал капитану.
* * *
К концу второй бутылки нервы начали отпускать. Всё тело продолжало ныть, но боль стала менее заметна: алкоголь делал своё дело. Сэм успел умыться и сменить пришедшую в негодность форму. В кабаке «Зелёная крыса» в этот вечер было против обычного многолюдно, посетители нервно обменивались новостями, то и дело срываясь на крик. Капитан сидел, сгорбившись у стойки, всеми силами стараясь не замечать громкой дискуссии за ближайшим столиком, где разношерстная четверка, набирая градус, выкрикивала, говорила и мямлила:
- Это всё от недостатка правильного воспитания! Каспианского воспитания, скажу я вам. Нету той Богобоязни, что сдерживала чернь ранее от поступков греховных…
- Да ну что Вы, любезный мой, эти бандиты совершенные безбожники. Какое там каспианское воспитание, их наверняка науськивали эти еретики-откровенцы.
- А п`моему.. ик.. эт`были скифы…
- Вот-вот. Понаехали тут! Это все выходцы из Саджиса и Мисра – я никогда им не доверял!
- И правильно! Я вообще сомневаюсь, что они такие же люди, как и мы. Все эти чернозадые Саджиссцы… У них же по пять жён!
- И они молятся песчаным человечкам…
- Ик… хто? Скифы?
- А? Ну да, эти тоже.
От пережитого и выпитого голова капитана начала гудеть. Мысли разбегались, но неизменно возвращались назад, прихватив колоритный образ сегодняшней площади Вознесения.
- А в страже, скажу я вам, сплошь безбожники и служители Сеятеля!
- Вот-вот! Надо было поговорить с людьми, успокоить их. А они их щитами давили, а кого не раздавили – из ружьёв: бабах!
- Господи приди и покарай демонов сих в форме…
- … и пщаных ч`ловечиков!
- …и прочих бесов! О, Боже Каспиане! Воздай за пролитие невинной…
Сэмьюэл, развернувшись, ударил кружкой по столу и, наваливаясь всем телом, заорал:
- Какой невинной?! Какой Каспиане?! Где ты бесов увидел? – он схватил за грудки говорившего последним. - Где был твой «О, Боже» сегодня днем? Куда, ко всем чертям, он смотрел?!
Капитан посадил бедолагу назад с такой силой, что ножка стула подломилась, и он съехал на пол.
- Невинные вырезали пол сотни купцов вместе с семьями, а? Невинные мародерствовали и поджигали город? Молчи, идиот, и молись своему божку, чтобы я тебе голову не оторвал, - Сэмьюэл развернулся и потянулся за новой кружкой, предусмотрительно поставленной на стойке хозяином кабака. На его плечо легла рука и силой развернула обратно. Кружка описала в воздухе дугу, изливая содержимое на окружающих.
- Ты! Еретик! – прогремела плохо различимая в полумраке фигура угрожающе поднимая вторую руку. – Да таких как ты…
Сэмьюэл не стал дожидаться окончания. Мозг инстинктивно отдал распоряжения мышцам и капитан, упершись руками и головой в противника, толкнул что было сил. С треском ломая стол, они рухнули, раздавая тычки друг другу. Вырвавшись из объятий, Сэмьюэл начал медленно подниматься: всё тело заныло с утроенной силой, а туман в голове мешал сконцентрироваться. Удар ноги отправил его сметать плечами другой стол. Противник бодро распрямился и двинулся вперед. Только теперь Сэмьюэл разглядел с кем имеет дело: огромная детина габаритами едва уступала сержанту Малкольму, который по всеобщему мнению являлся чудовищем. Гарди-Прад судорожно попытался нащупать хоть какое-нибудь оружие, но, увы, он не взял с собой даже складного ножа. Медленно приподнимаясь, он ухватил стоящий рядом стул, и когда борец с еретиками приблизился, Сэм отвлек его на попытку удара ногой, а сам обрушил стул сверху. Секундного замешательства хватило для того, чтобы повторить трюк с толканием и падением, с тем лишь отличаем, что на сей раз они разнесли на куски входные двери и вывалились на улицу. Драка продолжалась на земле: Гарди-Прад попытался придушить соперника, но никак толком не мог пережать мускулистую шею. В свою очередь здоровяк раздавал тяжелые удары, один из которых пришелся точно в нос. В глазах у Сэма заблестело, по лицу потекли струйки крови. Он отпустил шею и стал увлеченно орудовать кулаками.
Несколько пар рук растащили их, ещё продолжающих молотить по воздуху, в разные стороны.
- А ну-ка, держите крепче этого здоровяка! – раздался голос за спиной. Недавнего противника схватили трое стражников, как с трудом разобрал Сэмьюэл сквозь щелочки, оставшиеся на месте глаз. Он попытался вырваться.
- Кто среди вас главный! Немедленно представиться! Я ваш капитан, отпустите же, черт возьми!
Фонарь подлетел к лицу, ослепляя слезящиеся глаза.
- Капитан? – с сомнением произнес голос.
- Да! Капитан! Гарди-Прад! – заорал Сэмьюэл освобождаясь.
- Капрал Уайт, сэр, старший патруля.
Капитана штормило, он сделал пару шагов в бок, прежде чем смог выровняться.
- Боже Каспиане, с Вами всё в порядке, сэр? – старший патруля попытался поддержать командира.
- О нет, капрал, только не про «О Боже»…Со мной всё хорошо.
Сэмьюэл повернулся спиной и сделал несколько неуверенных шагов.
- А что делать с этим, сэр?
- С этим? – капитан попробовал оглянуться, но не сумел. - Этого ведите в Штаб-квартиру, в камеру его… Зззз.. За мной.
И он пошел, пошатываясь, во главе процессии. Если б кто-то спросил его сейчас с какой стороны Вольтурна, он бы не ответил, но ноги сами несли в нужном направлении.
Из-за угла выплыл ещё один шарик света.
- Так, что это у нас здесь? – раздался знакомый голос.
- О нет, только не ты… - пробормотал Гарди-Прад, нащупывая руками шпагу. Шпаги не было. Как и пистолета.
Маркиз де Нортми в сопровождении двух гвардейцев и цокота лошадиных копыт приблизился к процессии, один из его попутчиков поднес фонарь к лицу командира стражи.
- Какая встреча! Герой дня! Страшный и ужасный граф Гарди-Прад!
- Идите к Лукавому, маркиз.
- Пошел бы, да он послал меня к Вам. Да Вы еще и пьяны, а я нет – где в мире справедливость? – Никола сокрушенно покачал головой. Фонарь выхватил из сумерек лица стражников и пленного здоровяка. – А это Ваш сегодняшний улов со дна бутыли?
Маркиз вдруг замолчал. Он узнал задержанного.
- Капитан, куда Вы ведете этого человека?
- Не Вашего ума дело. Он арестован, – Сэмьюэл изо всех сил старался придать себе вертикальное положение.
- Не сомневаюсь, что это дело Вашего ума, а также Вашего положения, которым, я надеюсь, Вы дорожите? - Никола выжидающе смотрел на Сэма, дожидаясь утвердительного кивка. Сэм судорожно соображал, каким именно положением он дорожит больше: вертикальным или горизонтальным? Так и не дождавшись реакции, де Нортми спрыгнул с лошади и сделал пару шагов в сторону, делая приглашающий жест рукой Гарди-Праду последовать за ним.
- Вы имеете хотя бы малейшее представление, кто это? – Тихо, но четко спросил маркиз.
- Какая разница… - начал было Гарди-Прад, но де Нортми перебил его.
- Огромная. Он наследник дома Торнхеймов. Хайнц. За что его арестовали?
- За драку.
- С кем он дрался?
- Со мной.
Маркиз с усмешкой посмотрел на Сэмьюэля и продолжил:
- Это не важно. Отпустите его сейчас же.
- И не подумаю, - Гарди-Прад мотнул головой.
- А Вы лучше подумайте, - посоветовал маркиз. – И хорошенько. Торнхеймы этого так просто не оставят. И Фонтоне Вас по голове не погладит.
Сэмьюэл напряг непослушный мозг.
- Хайнц фон Торнхейм?
- Да.
- Вот это вот?
- Да.
До него начинало доходить.
- Вот он, - Сэмьюэл махнул рукой в сторону здоровяка, - наследник Торнхеймов?
- Послушайте, граф, думайте быстрее…
- Пусть катится на все четыре, - выдохнул капитан.
- Вот и отлично, - улыбнулся Никола, - Ваш капитан велел отпустить задержанного, - громко произнес он.
- Сэр?
- Отпустите, – подтвердил Гарди-Прад
- Вам необходимо выспаться, граф, - с деланным сочувствием заметил Никола. Сэмьюэл собрался было что-то ответить, но передумал и, шатаясь, поплелся прочь.
Ночь в Рунне выдалась тревожной. Во многих домах до утра не гас свет: горожане обсуждали события прошедшего дня. Одни, не смыкая глаз, ждали возвращения пропавших родных, другие рыдали, отчаявшись дождаться. По улицам топали усиленные патрули стражи. То здесь, то там завязывались отдельные стычки.
А капитан Городской Стражи Сэмьюэл Гарди-Прад, не дойдя каких-то два десятка шагов до дверей своего дома, упал на мокрую землю, с хрустом поломав кустарник, и захрапел.
Всегда казалось, что он небольшого роста из-за милой, безобидной привычки пригибаться и стараться не мешать никому, нигде. Жоффруа де Барна осторожно обходил играющих в большой гостиной комнате детей.
- БАЦ! - одна из чашек грохнулась на пол, и конечно разбилась на мелкие кусочки.
Вице-канцлер Рунна вздрогнул, вскинув черные глаза на прелестную девушку, что тут же незамедлила объявить о том, что она думает о разбивающихся чашках:
- Проклятье, - Катажина с сожалением посмотрела на поломанную вещь, всячески изображая раскаяние.
Девушка присела, собирая осколки и Жоффруа поспешил ей помочь, случайно толкнув ее под руку так, что она поранилась:
- Ой, бедное дитя, бедная девочка. А.. все моя неаккуратность, - если девушка и пыталась что-то сказать, то это было не слышно за беспристанным бормотанием.
Вице-канцлер искренне переживая за собственную оплошность крепко ухватил молодую девушку за руку, ведя за собой и беспристанно рассказывая что он не хотел повредить ей, случайнности это так часто происходит.
- Одн-но не удачное движение.. а вы можете смеяться над старым человеком, вы смеетесь.. А вот.. у меня платок.. минутку.. да, вот сюда.. это мой кабинет. Уютно, верно? Рад что вам нравится, это очень приятно.
- Да отпустите, наконец, меня! - эти слова первые, которые он услышал, перешагнув порог своего кабинета.
Мужчина развернулся, оглядывая ярко-сверкающие, черные глаза в обрамлении густых ресниц, румянец гнева так и пылал на белоснежных щеках девушки, когда он вдруг медленно, рассчетливо и неторопливо улыбнулся:
- Уже поздно, милое дитя. - слова его стали холодны, как сталь острого кинжала. Пальцы сжались на тонкой кисти девушки, едва не выворачивая. - Уверен, что эти капли крови - лишь малость по сравнению с тем, что тебе, девочка, доводилось испытывать и делать.
Огромные, красивые глаза сузились: он видел, что она хорошо его поняла и радовался этому, как жестокой игре - оторвать мушке лапки, крылышки. Ах как она хороша была со всеми этими мушиными прелестями. Такие полупрозрачные, легкие крылышки, трепещущие на ветру, чуть переливающиеся в лучах солнечного света. Быстрые, ловкие лапки. Но вот уже и течет солоноватая, вязкая жидкость. Пока лишь капельки ее, но и они - на редкость вкусны. Жоффруа облизнулся и поднес было руку с кровотачащей раной к губам, чтобы слизнуть алеющую, соблазнительную кровь. Вторая рука Катажины взметнулась, но не смогла достигнуть своей цели. Девушка должна была и скорей всего ощутила сильный удар в грудь, словно огромный зверь пихнул ее и она упала в мягкое кресло. Вице-канцлер расстроенно покачал головой:
- Ай-ай, больно? Но это пустяки. Давай посмотрим, что у нас есть такого, чтобы не было еще больнее, - острые, черные глаза сузились, разглядывая девушку, которая сейчас напоминала натянутую струну, приготовившуюся к...
- Ого. - удивился вице-канцлер и задумчиво обошел собственный стол, усаживаясь в кресло напротив.
Глаза его уже более сосредоточенно разглядывали сидящую перед ним красавицу:
- Вы действительно представляете собой сокровище...
- Которое вы чуть было не уронили в грязь! О, да! Вы вытащили бы меня потом, замарали бы ваши лапы, чтобы добыть!
- Тихо, - с губ вице-канцлера сорвался нечеловеческий приказ.
Каркание ли ворона или писк мерзкой твари, но на возмущенную Катажину смотрел звероподобный монстр, жаждующий лишь одного - раздавить ее, завладеть тем, что ему не подвластно. К ней медленно направились еще трое существ, из их пастей сочилась липкая жидкость, а длинные лапы тянулись к ее хорошенькой головке:
- Отооорваааать... - прошипело или прохрипело существо в кресле. Оно чувствовало, как напряглась, приготовилась к неведомо чему его "невольная" гостья и толстые губы нелепого рта/пасти кривились в звериной усмешке. Вдруг до его слуха долетели слабые, но четкие слова:
- Нее посмееешшь...
Хриплый, злорадный хохот сорвался с губ всех четырех существ, прежде чем они расстворились в алом воздухе комнаты. Ранка на руке Катажины исчезла, а в кресле напротив нее сидел уставший, заботливый вице-канцлер:
- Вы очаровательны, очаровательны.. Да, вот видите все прошло.. А у вас - светлая головка. Кое чего не хватает, но ведь вы не уйдете от меня просто так?
Несколько раз она моргнула глазами, прежде чем перевести дыхание и медленно сказать:
- Вам ли не знать, что - нет. Но именно вы не посмеете тронуть ни одного волоска на моей голове, - ее губы улыбнулись уверенно и почти легко. В глазах все же мелькнуло что-то - боль или страх.
Жоффруа де Барна задумчиво пожевал кончик своего любимого пера:
- Мы договоримся. Не можем не договорится, ведь вам так много предстоит узнать еще.
- Да, - коротко, решившись на что-то ответила Катажина Риди. - Как и вам!
Вице-канцлер поднялся и привычно, безобидно улыбнулся:
- Я рад был помочь вам. Приходите навестить меня еще.
Черноволосая красавица поднялась и, еще на несколько секунд застыв, стремительно покинула кабинет, где остался лишь его хозяин, задумчиво достающий небольшой, бархатный сверток. Но прежде, чем он успел его открыть - еще раз открылась дверь и раздались быстрые, уверенные шаги:
- Добрый день, сестра, - негромко сказал Жоффруа, раскрывая большую тетрадь, в которой неторопясь сделал несколько пометок. - У тебя ко мне дело?
Он поднял глаза, оглядывая восхитительно прекрасную женщину перед собой. Гертруда придирчиво осмотрела свои руки с отполированными до блеска ноготками и подняла брови, глядя на брата:
- Что это за очаровательное создание, которое так стремительно покинуло твой кабинет?
Вице-канцлер покивал головой, подтверждая все разом: и очаровательность создания и ту поспешность, с которой покинули его кабинет. Сестра улыбнулась:
- Ты опять шалил?
- Ах, все суета сует. Отвлекают.. от важных дел. Ты взяла к себе нашего милого племянника?
- Жан-Пьера? Разумеется! Но больше меня волнует то, что ты говорил недавно о своем сыне, милый брат.
Кончик пера едва заметно задрожал, а черные глаза проникновенно посмотрели в чистые, голубые глаза женщины:
- Сестра, ты беспокоишься?
- Да, - повелительно и решительно сказала Гертруда. - Не забывай на что он способен.
Жоффруа де Барна поднялся и губы его снова тронула нечеловеческая улыбка:
- Любимая сестра.. он мой....
И как сквозь стену или огромное расстояние донеслось последнее слово:
-...сын...
- БАЦ! - одна из чашек грохнулась на пол, и конечно разбилась на мелкие кусочки.
Вице-канцлер Рунна вздрогнул, вскинув черные глаза на прелестную девушку, что тут же незамедлила объявить о том, что она думает о разбивающихся чашках:
- Проклятье, - Катажина с сожалением посмотрела на поломанную вещь, всячески изображая раскаяние.
Девушка присела, собирая осколки и Жоффруа поспешил ей помочь, случайно толкнув ее под руку так, что она поранилась:
- Ой, бедное дитя, бедная девочка. А.. все моя неаккуратность, - если девушка и пыталась что-то сказать, то это было не слышно за беспристанным бормотанием.
Вице-канцлер искренне переживая за собственную оплошность крепко ухватил молодую девушку за руку, ведя за собой и беспристанно рассказывая что он не хотел повредить ей, случайнности это так часто происходит.
- Одн-но не удачное движение.. а вы можете смеяться над старым человеком, вы смеетесь.. А вот.. у меня платок.. минутку.. да, вот сюда.. это мой кабинет. Уютно, верно? Рад что вам нравится, это очень приятно.
- Да отпустите, наконец, меня! - эти слова первые, которые он услышал, перешагнув порог своего кабинета.
Мужчина развернулся, оглядывая ярко-сверкающие, черные глаза в обрамлении густых ресниц, румянец гнева так и пылал на белоснежных щеках девушки, когда он вдруг медленно, рассчетливо и неторопливо улыбнулся:
- Уже поздно, милое дитя. - слова его стали холодны, как сталь острого кинжала. Пальцы сжались на тонкой кисти девушки, едва не выворачивая. - Уверен, что эти капли крови - лишь малость по сравнению с тем, что тебе, девочка, доводилось испытывать и делать.
Огромные, красивые глаза сузились: он видел, что она хорошо его поняла и радовался этому, как жестокой игре - оторвать мушке лапки, крылышки. Ах как она хороша была со всеми этими мушиными прелестями. Такие полупрозрачные, легкие крылышки, трепещущие на ветру, чуть переливающиеся в лучах солнечного света. Быстрые, ловкие лапки. Но вот уже и течет солоноватая, вязкая жидкость. Пока лишь капельки ее, но и они - на редкость вкусны. Жоффруа облизнулся и поднес было руку с кровотачащей раной к губам, чтобы слизнуть алеющую, соблазнительную кровь. Вторая рука Катажины взметнулась, но не смогла достигнуть своей цели. Девушка должна была и скорей всего ощутила сильный удар в грудь, словно огромный зверь пихнул ее и она упала в мягкое кресло. Вице-канцлер расстроенно покачал головой:
- Ай-ай, больно? Но это пустяки. Давай посмотрим, что у нас есть такого, чтобы не было еще больнее, - острые, черные глаза сузились, разглядывая девушку, которая сейчас напоминала натянутую струну, приготовившуюся к...
- Ого. - удивился вице-канцлер и задумчиво обошел собственный стол, усаживаясь в кресло напротив.
Глаза его уже более сосредоточенно разглядывали сидящую перед ним красавицу:
- Вы действительно представляете собой сокровище...
- Которое вы чуть было не уронили в грязь! О, да! Вы вытащили бы меня потом, замарали бы ваши лапы, чтобы добыть!
- Тихо, - с губ вице-канцлера сорвался нечеловеческий приказ.
Каркание ли ворона или писк мерзкой твари, но на возмущенную Катажину смотрел звероподобный монстр, жаждующий лишь одного - раздавить ее, завладеть тем, что ему не подвластно. К ней медленно направились еще трое существ, из их пастей сочилась липкая жидкость, а длинные лапы тянулись к ее хорошенькой головке:
- Отооорваааать... - прошипело или прохрипело существо в кресле. Оно чувствовало, как напряглась, приготовилась к неведомо чему его "невольная" гостья и толстые губы нелепого рта/пасти кривились в звериной усмешке. Вдруг до его слуха долетели слабые, но четкие слова:
- Нее посмееешшь...
Хриплый, злорадный хохот сорвался с губ всех четырех существ, прежде чем они расстворились в алом воздухе комнаты. Ранка на руке Катажины исчезла, а в кресле напротив нее сидел уставший, заботливый вице-канцлер:
- Вы очаровательны, очаровательны.. Да, вот видите все прошло.. А у вас - светлая головка. Кое чего не хватает, но ведь вы не уйдете от меня просто так?
Несколько раз она моргнула глазами, прежде чем перевести дыхание и медленно сказать:
- Вам ли не знать, что - нет. Но именно вы не посмеете тронуть ни одного волоска на моей голове, - ее губы улыбнулись уверенно и почти легко. В глазах все же мелькнуло что-то - боль или страх.
Жоффруа де Барна задумчиво пожевал кончик своего любимого пера:
- Мы договоримся. Не можем не договорится, ведь вам так много предстоит узнать еще.
- Да, - коротко, решившись на что-то ответила Катажина Риди. - Как и вам!
Вице-канцлер поднялся и привычно, безобидно улыбнулся:
- Я рад был помочь вам. Приходите навестить меня еще.
Черноволосая красавица поднялась и, еще на несколько секунд застыв, стремительно покинула кабинет, где остался лишь его хозяин, задумчиво достающий небольшой, бархатный сверток. Но прежде, чем он успел его открыть - еще раз открылась дверь и раздались быстрые, уверенные шаги:
- Добрый день, сестра, - негромко сказал Жоффруа, раскрывая большую тетрадь, в которой неторопясь сделал несколько пометок. - У тебя ко мне дело?
Он поднял глаза, оглядывая восхитительно прекрасную женщину перед собой. Гертруда придирчиво осмотрела свои руки с отполированными до блеска ноготками и подняла брови, глядя на брата:
- Что это за очаровательное создание, которое так стремительно покинуло твой кабинет?
Вице-канцлер покивал головой, подтверждая все разом: и очаровательность создания и ту поспешность, с которой покинули его кабинет. Сестра улыбнулась:
- Ты опять шалил?
- Ах, все суета сует. Отвлекают.. от важных дел. Ты взяла к себе нашего милого племянника?
- Жан-Пьера? Разумеется! Но больше меня волнует то, что ты говорил недавно о своем сыне, милый брат.
Кончик пера едва заметно задрожал, а черные глаза проникновенно посмотрели в чистые, голубые глаза женщины:
- Сестра, ты беспокоишься?
- Да, - повелительно и решительно сказала Гертруда. - Не забывай на что он способен.
Жоффруа де Барна поднялся и губы его снова тронула нечеловеческая улыбка:
- Любимая сестра.. он мой....
И как сквозь стену или огромное расстояние донеслось последнее слово:
-...сын...
22 день месяца Полотна.
Рунн. Дворец Красного канцлера.
Быстро и бесшумно ступая по толстым коврам коридора, Виктуар вошел в библиотеку, где, задумчиво окинув взглядом стеллажи с книгами, направился вдоль них к небольшому, но очень уютно расположенному месту, где привычно склонившись над книгами сидела его младшая сестра.
- Хорошего дня, Анриетта. Давно ты здесь?
- Здравствуй, брат. С утра, - бледное лицо с особенно выделяющимися на нем глазами, глядящими сквозь собеседника.
Он чуть прикусил губу, несводя взгляда с вновь опустившейся темно-каштановой головки. Анриетта опять подняла глаза, чуть вскидывая бровь. Виктуар улыбнулся и отойдя к окну решительно отодвинул тяжелую штору, скрывающую свет солнца. Девочка, если и была недовольна, не показала этого, молча вставая и складывая книжки, но старший брат решил все по-своему:
- Мне нужен твой совет, Анриетта.
- Да, Виктуар? – она развернулась, внимательно глядя на брата.
Маркиз молча и неторопливо вытащил из груды книг на ее столе одну единственную, задумчиво изучил название и посмотрел на сестру. Спокойствие темного взора и сейчас было безупречным, но на скулах появился едва заметный румянец. Виктуар кивнул и осторожно положил книгу обратно, выпрямляясь и складывая руки на груди:
- Твой совет и помощь, сестра, - он говорил медленно, осторожно. – Помоги мне разобраться вот в этих трактатах.
Девочка склонила голову, читая протянутые им листы:
- Это споры древних, брат. О силе разума, воли, чувств и ее применении.
- И владении ею, - улыбнулся опять Виктуар. – Я рад, что ты так легко меня понимаешь. Мне необходимо выучится владеть собой, чтобы всегда побеждать.
- Мне известно мало людей, которые настолько хорошо владеют собой, брат, - холодно и четко произнесла Анриетт.
- Правильно, потому что некоторые не могут выжить. Кроме владения собой нужна еще и защита от чуждого, быть может, враждебного влияния. Наш отец до сих пор сохранил относительный нейтралитет и независимость мнения, потому что обладает высокой степенью защиты, - их взгляды встретились.
Пятнадцатилетний, взрослый ребенок внимательно ловил каждое слово, прежде чем темноволосая головка опустилась на грудь. Анриетта, не ответив, развернулась и ушла. Виктуар задумчиво провел рукой по щеке и губам, стирая довольную, хоть и горькую сейчас усмешку. Выждав некоторое время, он вышел следом за сестрой, на ходу надевая перчатки и кивая головой из-под земли возникшему слуге, который протягивал ему шпагу. Спускаясь по лестнице на первый этаж, маркиз заметил в открытых дверях гостиной силуэт своей царственной родственницы и, быстро взглянув на часы в холле, пошел к Екатерине де Барна. Женщина повернулась на звук шагов и улыбнулась племяннику, протягивая ему руку для поцелуя:
- Тетушка, я не нарушил ваш покой, надеюсь? – бирюзовые глаза заглянули в самую глубину синих омутов.
- Виктуар, милый, ты не хуже меня знаешь ответ на этот вопрос. Я рада тебе, - она с видимым удовольствием присела в кресло, возле которого Виктуар тут же опустился на одно колено.
- Глядя на вас, тетушка, я забываю о том в какое время мы живем. И очень хочется верить, что сейчас сюда ворвется какой-нибудь дракон от которого я сумею защитить вас. После чего стану рыцарем прекрасной дамы, - он не закончил фразу, воспеваемую менестрелями всех стран, но Екатерина поняла намек и мелодично рассмеялась.
- О, ну почему нет, милый племянник? С единственной оговоркой: дракона надо победить! – синие глаза полыхнули странным пламенем. – Или погибнуть…
Улыбка на ее губах являлась ярким контрастом со словами, что он не мог не оценить.
- Но, мой дорогой, давайте вернемся в настоящее и посмотрим где вам удобнее и приличнее проявить столь похвальный пыл, - непринужденно раскрыв веер, Като поиграла им некоторое время, достаточное для того, чтобы маркиз удобно расположился в кресле напротив нее. – Вы, мой милый друг, конечно, уже познакомились со всеми новоприбывшими?
- Не столь близко, madame, как хотелось бы, - мягко ответил Виктуар, пристально следя за выражением ее глаз. – Вы же, разумеется, говорите о ком-то конкретном?
- Я тоже, как и вы, люблю вспоминать былое. Дни моей молодости, милых подруг и наперсниц.
Виктуар улыбнулся, склоняя голову набок и лукаво отвечая:
- Тетушка, вы и герцогиня Иберо являетесь образцами вечной молодости, красоты и … ума. Конечно, я и раньше был знаком с семьей Иберо. Мне посчастливилось учиться с герцогом в корпусе.
- У него очаровательная, юная сестра, - задумчиво складывая веер и глядя прямо в глаза племянника, промурлыкала Екатерина.
Виктуар внутренне собрался, продолжая улыбаться и оценивая величину предлагаемого хода и ставки. Игра была крупной, но насколько они готовы были к возможному проигрышу или выигрышу. Ни того, ни другого семья Барна себе не позволяла:
- Да, Беатрис Иберо – очаровательная девушка, - согласился он, сохраняя на лице маску и прекрасно осознавая, что тетушка поняла его ответ.
- Рада, что ты разделяешь мою точку зрения, Виктуар. И с удовольствием познакомлю вас поближе. Chere Alice не будет возражать. Я уверена, - странная улыбка заиграла на красивых губах этой женщины.
Виктуар поднялся и опять склонился к руке своей царственной родственницы:
- Я тем более, madame. Вы знаете, что я – всегда к вашим услугам, - бирюзовые глаза смотрели мягко, но в голосе прозвучал холод расчета, который она слишком хорошо знала.
Маркиз де Барна отвесил поклон и вышел из гостиной, продолжая размышлять, но уже переносясь мыслями к более приятному занятию – благотворительности. Сегодня они встречались с Катажиной. Виктуар усмехнулся, поправляя шпагу, вышел на улицу и тут же вскочил на приготовленного для него коня, направляясь в Золотой Рунн, где ему предстояло встретиться с Кати и препроводить ее в новый дом.
22 день месяца Полотна.
Рунн. Улицы Королевского Рунна.
Проезжая по мощеным улицам, молодые люди неторопливо оглядывали достопримечательности одной из самых великолепных частей столицы. Виктуар время от времени останавливался, рассказывая своей спутнице об истории окружающих их домов.
- Королевская часть города удивительна тем, что собрала в себе все стили, искусства и легенды. Каждый из владык великих и малых домов в свое время, отдавая приказ о постройке дома, уверен, настаивал на том, чтобы строение не только поражало своим величием, но и отражало его характер и нрав. Возможно это – подсознательное желание и тех, кто создает эти дворцы. Как вы считаете, Катажина?
- Думаю, вы правы, маркиз, - улыбнулась девушка, поднимая головку, оглядывая улицу и проезжающие мимо них экипажи взором хозяйки на пиру. – Любой художник стремится запечатлеть в своих творениях самого себя, свою суть, свои желания и помыслы. Это как способ обрести вечное бессмертие.
Маркиз де Барна кивнул головой на слова собеседницы:
- Именно об этом я сейчас и размышляю. Впрочем, понять и воплотить – это слишком различные вещи…. А мы с вами, Катажина, уже подъезжаем к особняку герцога Флавио. Вероятно, у вас ним связано даже больше воспоминаний, чем у меня? Ведь Флавио – ваша родина, не так ли? Я достаточно хорошо знаком лишь с наследником Дома. Если можно сказать: нарочитая «скромность», то это вероятно неплохо охарактеризует моего кадетского приятеля – Эстерада Флавио.
- Мы не были представлены друг другу, маркиз, но ваши слова меня заинтересовали, - в черных локонах девушки заиграли лучи солнца, когда она, повернув голову, оглядывала строение.
Виктуар тоже посмотрел на дом, который они проезжали, думая о своем, но между тем вежливо отвечая:
- Я вас познакомлю, Кати, если вам этого захочется, - на миг в светлых глазах его появилась тень, тут же исчезнувшая, когда номени Риди повернулась к нему, задавая следующий вопрос:
- А чей это дом? Он кажется пустующим.
Губы маркиза тронула улыбка, он протянул руку, останавливая ее коня и чуть склоняя голову в ответ на ее любопытствующий взгляд:
- Мне захотелось по-своему отметить ваше выздоровление, Катажина. Вы доставили мне такую радость, тем что согласились после вашей, по счастью, кратковременной болезни – прогуляться со мной. – Маркиз привычно говорил легкие для него слова комплиментов. – А этот дом… Я считаю, что история этого дома заслуживает нового начала, Кати. Потому что это – ваш дом, - он получил удовольствие от удивления, которое смотрело на него огромными, черными очами. – Вот ключи. И надеюсь, что я буду первым гостем.
Он соскочил с коня, помогая тут же девушке, которая, не веря собственным глазам, смотрела на него. В сверкающем взоре мелькнуло удивление, вопрос и нетерпение. Чувства отразились и тут же пропали, уступив место обычному огню, в котором привычно скрывались все эмоции этой девушки. Маркиз подал ей руку, указывая слугам на коней, о которых им нужно было позаботится. Сам он неторопливо повел Катажину в дом, чуть улыбаясь на восхищенные взгляды девушки, которая осматриваясь, уже предполагала где, как и что она разместит в новом доме. Они вошли в дом, где перед Кати склонились несколько служанок и слуг:
- Это слуги нашего дома, которые наводили здесь порядок к вашему приезду, Кати. Я оставлю вам их, пока вы не осмотритесь полностью, чтобы они выполнили необходимые перестановки и дождались, пока вы пригласите своих людей. Затем, они вернуться к нам. Впрочем, если вы пожелаете вдруг кого-то оставить, - маркиз поглядел в черные глаза девушки откровенно-чистым взглядом и улыбнулся, - я возражать не буду.
Номени чуть присела перед ним в реверансе, а глаза сверкнули настолько ярким огнем, что могли бы ослепить, но он продолжал молчать, рассматривая ее прелестное личико. Неизвестно сколько бы длилось это молчание, если бы вдруг по одному ему ведомому знаку или звуку, Виктуар встрепенулся и улыбнулся уже давно знакомой улыбкой:
- Вашу руку, Кати, - он требовательно взял за руку. – Вечер только начался.
Последняя фраза звучала двусмысленно, но это его мало волновало. Маркиз вывел девушку на крыльцо, возле которого уже нетерпеливо перебирали ногами четыре превосходных, вороных коня, запряженных в легкий, летний экипаж.
- Пожалуй, вам будет, чем заняться эти дни, Кати? Например, визитами?
- О да, - с чувством и так присущим ей оттенком легкого превосходства, ответила Кати, бросая на молодого наследника один из тех взглядов, ради которых юноши свершают головокружительные прыжки или сумасбродные поступки.
Губы маркиза скривились в полуулыбке, потому что ему никогда не были и не будут свойственны ни одно из тех восхитительных безумств, которые с такой радостью обсуждают кумушки или воспевают бродяги-певцы. Он всегда знал, что ему нужно, а также знал, как этого достичь.
Рунн. Дворец Красного канцлера.
Быстро и бесшумно ступая по толстым коврам коридора, Виктуар вошел в библиотеку, где, задумчиво окинув взглядом стеллажи с книгами, направился вдоль них к небольшому, но очень уютно расположенному месту, где привычно склонившись над книгами сидела его младшая сестра.
- Хорошего дня, Анриетта. Давно ты здесь?
- Здравствуй, брат. С утра, - бледное лицо с особенно выделяющимися на нем глазами, глядящими сквозь собеседника.
Он чуть прикусил губу, несводя взгляда с вновь опустившейся темно-каштановой головки. Анриетта опять подняла глаза, чуть вскидывая бровь. Виктуар улыбнулся и отойдя к окну решительно отодвинул тяжелую штору, скрывающую свет солнца. Девочка, если и была недовольна, не показала этого, молча вставая и складывая книжки, но старший брат решил все по-своему:
- Мне нужен твой совет, Анриетта.
- Да, Виктуар? – она развернулась, внимательно глядя на брата.
Маркиз молча и неторопливо вытащил из груды книг на ее столе одну единственную, задумчиво изучил название и посмотрел на сестру. Спокойствие темного взора и сейчас было безупречным, но на скулах появился едва заметный румянец. Виктуар кивнул и осторожно положил книгу обратно, выпрямляясь и складывая руки на груди:
- Твой совет и помощь, сестра, - он говорил медленно, осторожно. – Помоги мне разобраться вот в этих трактатах.
Девочка склонила голову, читая протянутые им листы:
- Это споры древних, брат. О силе разума, воли, чувств и ее применении.
- И владении ею, - улыбнулся опять Виктуар. – Я рад, что ты так легко меня понимаешь. Мне необходимо выучится владеть собой, чтобы всегда побеждать.
- Мне известно мало людей, которые настолько хорошо владеют собой, брат, - холодно и четко произнесла Анриетт.
- Правильно, потому что некоторые не могут выжить. Кроме владения собой нужна еще и защита от чуждого, быть может, враждебного влияния. Наш отец до сих пор сохранил относительный нейтралитет и независимость мнения, потому что обладает высокой степенью защиты, - их взгляды встретились.
Пятнадцатилетний, взрослый ребенок внимательно ловил каждое слово, прежде чем темноволосая головка опустилась на грудь. Анриетта, не ответив, развернулась и ушла. Виктуар задумчиво провел рукой по щеке и губам, стирая довольную, хоть и горькую сейчас усмешку. Выждав некоторое время, он вышел следом за сестрой, на ходу надевая перчатки и кивая головой из-под земли возникшему слуге, который протягивал ему шпагу. Спускаясь по лестнице на первый этаж, маркиз заметил в открытых дверях гостиной силуэт своей царственной родственницы и, быстро взглянув на часы в холле, пошел к Екатерине де Барна. Женщина повернулась на звук шагов и улыбнулась племяннику, протягивая ему руку для поцелуя:
- Тетушка, я не нарушил ваш покой, надеюсь? – бирюзовые глаза заглянули в самую глубину синих омутов.
- Виктуар, милый, ты не хуже меня знаешь ответ на этот вопрос. Я рада тебе, - она с видимым удовольствием присела в кресло, возле которого Виктуар тут же опустился на одно колено.
- Глядя на вас, тетушка, я забываю о том в какое время мы живем. И очень хочется верить, что сейчас сюда ворвется какой-нибудь дракон от которого я сумею защитить вас. После чего стану рыцарем прекрасной дамы, - он не закончил фразу, воспеваемую менестрелями всех стран, но Екатерина поняла намек и мелодично рассмеялась.
- О, ну почему нет, милый племянник? С единственной оговоркой: дракона надо победить! – синие глаза полыхнули странным пламенем. – Или погибнуть…
Улыбка на ее губах являлась ярким контрастом со словами, что он не мог не оценить.
- Но, мой дорогой, давайте вернемся в настоящее и посмотрим где вам удобнее и приличнее проявить столь похвальный пыл, - непринужденно раскрыв веер, Като поиграла им некоторое время, достаточное для того, чтобы маркиз удобно расположился в кресле напротив нее. – Вы, мой милый друг, конечно, уже познакомились со всеми новоприбывшими?
- Не столь близко, madame, как хотелось бы, - мягко ответил Виктуар, пристально следя за выражением ее глаз. – Вы же, разумеется, говорите о ком-то конкретном?
- Я тоже, как и вы, люблю вспоминать былое. Дни моей молодости, милых подруг и наперсниц.
Виктуар улыбнулся, склоняя голову набок и лукаво отвечая:
- Тетушка, вы и герцогиня Иберо являетесь образцами вечной молодости, красоты и … ума. Конечно, я и раньше был знаком с семьей Иберо. Мне посчастливилось учиться с герцогом в корпусе.
- У него очаровательная, юная сестра, - задумчиво складывая веер и глядя прямо в глаза племянника, промурлыкала Екатерина.
Виктуар внутренне собрался, продолжая улыбаться и оценивая величину предлагаемого хода и ставки. Игра была крупной, но насколько они готовы были к возможному проигрышу или выигрышу. Ни того, ни другого семья Барна себе не позволяла:
- Да, Беатрис Иберо – очаровательная девушка, - согласился он, сохраняя на лице маску и прекрасно осознавая, что тетушка поняла его ответ.
- Рада, что ты разделяешь мою точку зрения, Виктуар. И с удовольствием познакомлю вас поближе. Chere Alice не будет возражать. Я уверена, - странная улыбка заиграла на красивых губах этой женщины.
Виктуар поднялся и опять склонился к руке своей царственной родственницы:
- Я тем более, madame. Вы знаете, что я – всегда к вашим услугам, - бирюзовые глаза смотрели мягко, но в голосе прозвучал холод расчета, который она слишком хорошо знала.
Маркиз де Барна отвесил поклон и вышел из гостиной, продолжая размышлять, но уже переносясь мыслями к более приятному занятию – благотворительности. Сегодня они встречались с Катажиной. Виктуар усмехнулся, поправляя шпагу, вышел на улицу и тут же вскочил на приготовленного для него коня, направляясь в Золотой Рунн, где ему предстояло встретиться с Кати и препроводить ее в новый дом.
22 день месяца Полотна.
Рунн. Улицы Королевского Рунна.
Проезжая по мощеным улицам, молодые люди неторопливо оглядывали достопримечательности одной из самых великолепных частей столицы. Виктуар время от времени останавливался, рассказывая своей спутнице об истории окружающих их домов.
- Королевская часть города удивительна тем, что собрала в себе все стили, искусства и легенды. Каждый из владык великих и малых домов в свое время, отдавая приказ о постройке дома, уверен, настаивал на том, чтобы строение не только поражало своим величием, но и отражало его характер и нрав. Возможно это – подсознательное желание и тех, кто создает эти дворцы. Как вы считаете, Катажина?
- Думаю, вы правы, маркиз, - улыбнулась девушка, поднимая головку, оглядывая улицу и проезжающие мимо них экипажи взором хозяйки на пиру. – Любой художник стремится запечатлеть в своих творениях самого себя, свою суть, свои желания и помыслы. Это как способ обрести вечное бессмертие.
Маркиз де Барна кивнул головой на слова собеседницы:
- Именно об этом я сейчас и размышляю. Впрочем, понять и воплотить – это слишком различные вещи…. А мы с вами, Катажина, уже подъезжаем к особняку герцога Флавио. Вероятно, у вас ним связано даже больше воспоминаний, чем у меня? Ведь Флавио – ваша родина, не так ли? Я достаточно хорошо знаком лишь с наследником Дома. Если можно сказать: нарочитая «скромность», то это вероятно неплохо охарактеризует моего кадетского приятеля – Эстерада Флавио.
- Мы не были представлены друг другу, маркиз, но ваши слова меня заинтересовали, - в черных локонах девушки заиграли лучи солнца, когда она, повернув голову, оглядывала строение.
Виктуар тоже посмотрел на дом, который они проезжали, думая о своем, но между тем вежливо отвечая:
- Я вас познакомлю, Кати, если вам этого захочется, - на миг в светлых глазах его появилась тень, тут же исчезнувшая, когда номени Риди повернулась к нему, задавая следующий вопрос:
- А чей это дом? Он кажется пустующим.
Губы маркиза тронула улыбка, он протянул руку, останавливая ее коня и чуть склоняя голову в ответ на ее любопытствующий взгляд:
- Мне захотелось по-своему отметить ваше выздоровление, Катажина. Вы доставили мне такую радость, тем что согласились после вашей, по счастью, кратковременной болезни – прогуляться со мной. – Маркиз привычно говорил легкие для него слова комплиментов. – А этот дом… Я считаю, что история этого дома заслуживает нового начала, Кати. Потому что это – ваш дом, - он получил удовольствие от удивления, которое смотрело на него огромными, черными очами. – Вот ключи. И надеюсь, что я буду первым гостем.
Он соскочил с коня, помогая тут же девушке, которая, не веря собственным глазам, смотрела на него. В сверкающем взоре мелькнуло удивление, вопрос и нетерпение. Чувства отразились и тут же пропали, уступив место обычному огню, в котором привычно скрывались все эмоции этой девушки. Маркиз подал ей руку, указывая слугам на коней, о которых им нужно было позаботится. Сам он неторопливо повел Катажину в дом, чуть улыбаясь на восхищенные взгляды девушки, которая осматриваясь, уже предполагала где, как и что она разместит в новом доме. Они вошли в дом, где перед Кати склонились несколько служанок и слуг:
- Это слуги нашего дома, которые наводили здесь порядок к вашему приезду, Кати. Я оставлю вам их, пока вы не осмотритесь полностью, чтобы они выполнили необходимые перестановки и дождались, пока вы пригласите своих людей. Затем, они вернуться к нам. Впрочем, если вы пожелаете вдруг кого-то оставить, - маркиз поглядел в черные глаза девушки откровенно-чистым взглядом и улыбнулся, - я возражать не буду.
Номени чуть присела перед ним в реверансе, а глаза сверкнули настолько ярким огнем, что могли бы ослепить, но он продолжал молчать, рассматривая ее прелестное личико. Неизвестно сколько бы длилось это молчание, если бы вдруг по одному ему ведомому знаку или звуку, Виктуар встрепенулся и улыбнулся уже давно знакомой улыбкой:
- Вашу руку, Кати, - он требовательно взял за руку. – Вечер только начался.
Последняя фраза звучала двусмысленно, но это его мало волновало. Маркиз вывел девушку на крыльцо, возле которого уже нетерпеливо перебирали ногами четыре превосходных, вороных коня, запряженных в легкий, летний экипаж.
- Пожалуй, вам будет, чем заняться эти дни, Кати? Например, визитами?
- О да, - с чувством и так присущим ей оттенком легкого превосходства, ответила Кати, бросая на молодого наследника один из тех взглядов, ради которых юноши свершают головокружительные прыжки или сумасбродные поступки.
Губы маркиза скривились в полуулыбке, потому что ему никогда не были и не будут свойственны ни одно из тех восхитительных безумств, которые с такой радостью обсуждают кумушки или воспевают бродяги-певцы. Он всегда знал, что ему нужно, а также знал, как этого достичь.
22 число месяца Полотна.
Рунн. Особняк герцога Флавио.
На белоснежной щеке сверкают прозрачные капли воды, тонкая, женская рука неторопливо, плавно вытирает щеку, а розовых губ касается еле заметная улыбка. Ванна с любимым, нежно-прянным ароматом мяты и горькой полыни. Две служанки сноровисто моют густые, пепельные кудри, ополоснув в последний раз, одна из прислуживающих девушек быстро и ловко вытерла волосы своей хозяйки, а потом помогла женщине подняться, обмывая все ее тело: молодое, безупречное, даже в преддверии будущего материнства. Белоснежные, по девичьи небольшие груди налились в ожидании такого желанного для нее события, до которого осталось уже считанные месяцы. Живот заметно округлился и ее явно смущало то, как служанки ахают и причитают над ней. Ноги были пожалуй слишком длинны, но, как и все ее тело – безупречны. Она сама не осознавала своей красоты, смущаясь и опуская голову. Юная женщина чуть прикрыла глаза, тихо прошептав:
- Прошу тебя, Сабрина, поскорее.
- Номени Анна, можно ли так смущаться своего счастья?! – воскликнула девушка, подставляя свое плечо на которое легли чуть задрожавшие пальцы Анны Валевской-Флавио. – Вам надо гордится и, подняв голову, смотреть на всех свысока, что вы – будущая мама наследника Флавио!
Розовые губы тронула еще одна улыбка:
- Я знаю. Но, право, не вижу повода проявлять свою гордость и счастье подобным образом, - женщина ступила на пол и тут же с удовольствием закуталась в подогретое специально для нее полотенце.
Но девушки не пожелали оставить свою молодую хозяйку в покое, тут же проводив ее к небольшому столику с зеркалом, где усадив на изящную табуретку, принялись расчесывать пепельные волосы, весело щебеча и то и дело окуная расчески в воду с лимонным соком. Они неутомимо, не останавливаясь, расчесывали и расчесывали густые кудри своей хозяйки, пока те не высохли и не засияли в лучах, заглядывающего в комнату солнца. Анна вздохнула и наконец поднялась, отдавая негромкое распоряжение:
- Розово-белое платье, Сабрина. Прибери волосы по-домашнему. Грета, принеси мое рукоделье.
Девушки быстро выполнили все эти несложные поручения, зная, что их молодая хозяйка до невозможности смущается от переодеваний и излишних слов в свой адрес, а потому хоть и продолжали щебетать, но в основном перешли на обсуждение погоды и шумных беспорядков, охвативших всю столицу. Анна Валевская-Флавио вновь унеслась мыслями в мир, который всегда принадлежал лишь ей.
… Руки одевают меня с привычной, ласковой и чуть журящей заботой. И я благодарна этим милым девушкам за то, что, явно не одобряя мою природную застенчивость, они умеют развеять едва уловимое смущение, заставляющее краснеть щеки и опускать глаза. Прохлада легкого шелка окутала все тело и с губ сорвался облегченный вздох. Я всегда была слишком стеснительной, по мнению Натали… Натали.. Милая, родная, самая лучшая сестра. О такой можно было только мечтать. Смелая и веселая. Ты была достойна самого лучшего в этой жизни, но любовь, которую ты испытала, сломала бы и не такое мужественное сердце. Кого ты любила, Натали? И почему ради любви – предала? Неужели даже такое может творить с людьми любовь? Сердце застучало отчаянно и быстро. И, словно в ответ, мне показалось, что малыш мягко пошевелился.
- Он ведь уже может ворочаться? – охнув, проговорила молодая женщина и тут же вспыхнула румянцем. Девушки, прислуживающие ей, были еще моложе, чем она сама.
Но бойкая на язычок Сабрина уже радостно кивает головой и на моих губах расцветает улыбка, когда я слушаю ее пояснения. Рука чуть заметно гладит живот, пока ловкие пальцы Греты заправляют последние, пушистые локоны под легкую, вышитую серебром сетку, из-под которой локоны мягко падают на спину. Киваю обеим девушкам и, взяв рукоделье, выхожу из комнаты, направляясь в большой зал, куда обычно заглядывает Эстерад в перерывах между делами. Мне хочется увидеть его сегодня, и поэтому я устраиваюсь у окна, принимаясь за свое рукоделье. Шерстяные нити перепутались, но это меня не огорчает, так как, распутывая, я мечтаю: о муже, о нашем ребенке, о том, как мы будем проводить вместе дни и вечера, о моем родном отце, который наверняка приедет как только родится дитя, о Евгении Флавио, который стал еще одним отцом мне, убедив, что в мире нет края доброте и ласке, когда сердце умеет любить, и заботится о том, что дорого ему. Может быть мои мысли ощутимы, как и мой дар? Дверь открылась, и я увидела герцога Флавио, с улыбкой направляющегося ко мне:
- Добрый день, Анна.
Моя попытка подняться и присесть в привычном поклоне, решительно остановлена его сильной рукой:
- Добрый день, отец. Как вы спали? Не сильно вам мешали расшалившиеся под окном кошки? – улыбаясь, смотрю ему в лицо и поднимая руку, целую его ладонь. – Благословите.
Герцог Флавио склоняется и его губы мягко целуют мою щеку:
- Очень хорошо спал, дочка. А вот ты – не спала, раз слышала эти крики под окнами, - он покачал головой, садясь напротив и осторожно беря большой моток с нитками, чтобы придержать его обеими руками. – Давай-ка вместе распутаем эту пряжу.
- О, я бы справилась.. но, - улыбка радостно засветилась на губах. – Спасибо вам, отец. Я хочу связать кофточку для малыша.
Красивое лицо герцога озарилось теплым светом:
- Тогда я буду только рад помочь тебе, дочка.
Несколько долгих минут проходят в молчании, пока мои пальцы аккуратно выпутывают нить, скользя мимо протянутых рук Евгения Флавио и сматывая клубок, который потом превратится в чудесную, теплую кофту для моего будущего сына. Наверное, мои глаза слишком сильно блестят счастьем, потому что с губ отца сорвался смех и ласковые слова:
- Тебе хорошо, дочка? – посмотрев на мой радостный кивок, он сам задумчиво и медленно наклонил голову. – Чудесно. Я хочу устроить небольшой ужин и буду рад, если и тебе это доставит удовольствие, Анна.
- Если мне удобно появится при людях, - чуть запнувшись, проговариваю в ответ, поднимая глаза на отца. – Мне не хочется беспокоить других своими редкими, но все же явными приступами недомогания. Боюсь, что контролировать их – выше моих сил.
- Анна, дочка, ты радуешь старика своим присутствием и он уверен, что каждое мгновение с таким созданием как ты – продляет жизнь и делает ее лучше. Я бы хотел, чтобы у всех собравшихся на мой ужин была долгая и, - улыбка вновь появилась на его губах. – Счастливая жизнь.
Осторожно сматываю еще несколько витков длинной нити и снимаю с рук отца пряжу:
- Так и будет, ваша светлость, - глаза засияли, и я невольно выпрямилась. – Эстерад идет..
Муж вошел через несколько мгновений после моих слов и склонился в изящном поклоне, приветствуя. Рука потянулась к нему – безотчетно, с надеждой. Теплый поцелуй согрел, как не может порой согреть самое жаркое солнце. Заметив, что Эстерад обменялся с отцом малопонятными для меня взглядами, я улыбнулась, поднимаясь и попросив прощения, вышла за дверь. Мне все равно было необходимо покинуть их. Я знала, что хочу устроить мужу небольшой сюрприз и тороплюсь сделать все возможное до того, как он появится в своей комнате.
Пальцы осторожно расправляют шелковистую ткань с кружевом. Пышные манжеты невесомы и легки, а белоснежная, отливающая лунным блеском ткань сверкает при малейшем движении. Расправив рубашку на темном атласе постели, улыбаюсь и выскальзываю за дверь, прячась за тяжелой портьерой. Страд всегда перед вечерним уходом заходил к себе, чтобы сменить камзол. В этот раз, возможно, ему захочется надеть новую рубашку. Знакомые шаги на лестнице и сердце бьется им в такт. Закрываю глаза, представляя, как он поднимается, едва касаясь рукой перил и, возможно, чуть улыбаясь своей неповторимой улыбкой. Рука тронула губы, которых он коснулся поцелуем, когда пришел. «Он поднялся.. Прошел мимо портьеры…. Зашел в комнату»… Не выдерживаю и выхожу быстро следом, стараясь бесшумно подойти к дверям и замираю опять. Вдруг он еще не увидел подарка? Может быть и такое, ведь он мог пройти в другую сторону, не взглянуть на кровать. Мог просто зайти и прислонившись к стене, закрыть глаза. Я сама так делаю часто, чтобы успокоить мысли и чувства. Вот и сейчас, прежде чем заглянуть в комнату, стою рядом и стараюсь все сдержать в себе. Слишком сильно желание почувствовать все и разом….» Вздыхаю и делаю шаг в комнату, где возле постели стоит Эстерад. Как я и надеялась – муж смотрит на мой подарок и его лицо светится. Нежность.. ласковая, заботливая и трогательная нежность. Так, словно, он боялся сделать мне больно тем, что смотрит на меня. Улыбаюсь и приближаюсь на шаг:
- Тебе нравится?
- Очень. Это…. Ты сама сделала ее, Анна?
- Конечно, - улыбка не может исчезнуть, пока он смотрит на меня. В темных глаза ничто не отражается, позволяя тонуть, как в беззвездной ночи, где так легко дышать прохладой и свежестью. – Во время твоей последней поездки. Мне все равно нечем было себя занять.
Помолчав, наклоняю голову:
- Примерь, пожалуйста.
Слежу за каждым его движением, чуть теребя локон волос и отчего-то волнуясь. Одевшись, он поднимает на меня взгляд, и я опять чувствую румянец, который заиграл на щеках. Эстерад приблизился и осторожно обнял за талию, чуть прижимая к себе. Губы его ласково касаются щек – даря им странную прохладу поцелуев. Руки мягко поднялись, обнимая мужа и чуть касаясь его шеи:
- Тебе правда нрав…
Не успеваю договорить, когда его губы накрывают мои, и я вздрагиваю. Нет, не от боли, а от странного холода. И лишь потом слышу стук распахнувшегося окна. Эстерад мягко прижал к себе и заглянул в лицо:
- Испугалась? Это ветер, - руки его уверенно и привычно подхватили меня, усаживая в кресло. И опускаясь рядом на колени, его голова прижалась к моему животу и я закрыла глаза, отчаянно смущаясь и в тоже время, зарываясь пальцами в короткие, жесткие волосы мужа.
- Его пока не слышно, - негромкий голос нарушил тишину. – Нянечка сказала, что еще месяц и можно будет почувствовать, как он шевелится. Спрашивала его имя.. Я не знаю, любимый, как его назвать.
- Ты так уверена, что будет мальчик? – он поднимает лицо, я это чувствую. Чувствую его взгляд.
- Да, - открываю глаза и осторожно убираю руку от его головы, чувствуя, как бьется сердце от совершенно другого желания, но ему надо идти.
Эстерад поднялся и склонившись, опять прижался губами к моим губам:
- Спасибо, Анна. Рубашка просто чудо. Как и та, которая ее создала.
Вновь наслаждаюсь его поцелуем, руками, которые ласково и нежно ласкают лицо, чуть касаясь щек и висков:
- Я люблю тебя, Эстерад..
Рунн. Особняк герцога Флавио.
На белоснежной щеке сверкают прозрачные капли воды, тонкая, женская рука неторопливо, плавно вытирает щеку, а розовых губ касается еле заметная улыбка. Ванна с любимым, нежно-прянным ароматом мяты и горькой полыни. Две служанки сноровисто моют густые, пепельные кудри, ополоснув в последний раз, одна из прислуживающих девушек быстро и ловко вытерла волосы своей хозяйки, а потом помогла женщине подняться, обмывая все ее тело: молодое, безупречное, даже в преддверии будущего материнства. Белоснежные, по девичьи небольшие груди налились в ожидании такого желанного для нее события, до которого осталось уже считанные месяцы. Живот заметно округлился и ее явно смущало то, как служанки ахают и причитают над ней. Ноги были пожалуй слишком длинны, но, как и все ее тело – безупречны. Она сама не осознавала своей красоты, смущаясь и опуская голову. Юная женщина чуть прикрыла глаза, тихо прошептав:
- Прошу тебя, Сабрина, поскорее.
- Номени Анна, можно ли так смущаться своего счастья?! – воскликнула девушка, подставляя свое плечо на которое легли чуть задрожавшие пальцы Анны Валевской-Флавио. – Вам надо гордится и, подняв голову, смотреть на всех свысока, что вы – будущая мама наследника Флавио!
Розовые губы тронула еще одна улыбка:
- Я знаю. Но, право, не вижу повода проявлять свою гордость и счастье подобным образом, - женщина ступила на пол и тут же с удовольствием закуталась в подогретое специально для нее полотенце.
Но девушки не пожелали оставить свою молодую хозяйку в покое, тут же проводив ее к небольшому столику с зеркалом, где усадив на изящную табуретку, принялись расчесывать пепельные волосы, весело щебеча и то и дело окуная расчески в воду с лимонным соком. Они неутомимо, не останавливаясь, расчесывали и расчесывали густые кудри своей хозяйки, пока те не высохли и не засияли в лучах, заглядывающего в комнату солнца. Анна вздохнула и наконец поднялась, отдавая негромкое распоряжение:
- Розово-белое платье, Сабрина. Прибери волосы по-домашнему. Грета, принеси мое рукоделье.
Девушки быстро выполнили все эти несложные поручения, зная, что их молодая хозяйка до невозможности смущается от переодеваний и излишних слов в свой адрес, а потому хоть и продолжали щебетать, но в основном перешли на обсуждение погоды и шумных беспорядков, охвативших всю столицу. Анна Валевская-Флавио вновь унеслась мыслями в мир, который всегда принадлежал лишь ей.
… Руки одевают меня с привычной, ласковой и чуть журящей заботой. И я благодарна этим милым девушкам за то, что, явно не одобряя мою природную застенчивость, они умеют развеять едва уловимое смущение, заставляющее краснеть щеки и опускать глаза. Прохлада легкого шелка окутала все тело и с губ сорвался облегченный вздох. Я всегда была слишком стеснительной, по мнению Натали… Натали.. Милая, родная, самая лучшая сестра. О такой можно было только мечтать. Смелая и веселая. Ты была достойна самого лучшего в этой жизни, но любовь, которую ты испытала, сломала бы и не такое мужественное сердце. Кого ты любила, Натали? И почему ради любви – предала? Неужели даже такое может творить с людьми любовь? Сердце застучало отчаянно и быстро. И, словно в ответ, мне показалось, что малыш мягко пошевелился.
- Он ведь уже может ворочаться? – охнув, проговорила молодая женщина и тут же вспыхнула румянцем. Девушки, прислуживающие ей, были еще моложе, чем она сама.
Но бойкая на язычок Сабрина уже радостно кивает головой и на моих губах расцветает улыбка, когда я слушаю ее пояснения. Рука чуть заметно гладит живот, пока ловкие пальцы Греты заправляют последние, пушистые локоны под легкую, вышитую серебром сетку, из-под которой локоны мягко падают на спину. Киваю обеим девушкам и, взяв рукоделье, выхожу из комнаты, направляясь в большой зал, куда обычно заглядывает Эстерад в перерывах между делами. Мне хочется увидеть его сегодня, и поэтому я устраиваюсь у окна, принимаясь за свое рукоделье. Шерстяные нити перепутались, но это меня не огорчает, так как, распутывая, я мечтаю: о муже, о нашем ребенке, о том, как мы будем проводить вместе дни и вечера, о моем родном отце, который наверняка приедет как только родится дитя, о Евгении Флавио, который стал еще одним отцом мне, убедив, что в мире нет края доброте и ласке, когда сердце умеет любить, и заботится о том, что дорого ему. Может быть мои мысли ощутимы, как и мой дар? Дверь открылась, и я увидела герцога Флавио, с улыбкой направляющегося ко мне:
- Добрый день, Анна.
Моя попытка подняться и присесть в привычном поклоне, решительно остановлена его сильной рукой:
- Добрый день, отец. Как вы спали? Не сильно вам мешали расшалившиеся под окном кошки? – улыбаясь, смотрю ему в лицо и поднимая руку, целую его ладонь. – Благословите.
Герцог Флавио склоняется и его губы мягко целуют мою щеку:
- Очень хорошо спал, дочка. А вот ты – не спала, раз слышала эти крики под окнами, - он покачал головой, садясь напротив и осторожно беря большой моток с нитками, чтобы придержать его обеими руками. – Давай-ка вместе распутаем эту пряжу.
- О, я бы справилась.. но, - улыбка радостно засветилась на губах. – Спасибо вам, отец. Я хочу связать кофточку для малыша.
Красивое лицо герцога озарилось теплым светом:
- Тогда я буду только рад помочь тебе, дочка.
Несколько долгих минут проходят в молчании, пока мои пальцы аккуратно выпутывают нить, скользя мимо протянутых рук Евгения Флавио и сматывая клубок, который потом превратится в чудесную, теплую кофту для моего будущего сына. Наверное, мои глаза слишком сильно блестят счастьем, потому что с губ отца сорвался смех и ласковые слова:
- Тебе хорошо, дочка? – посмотрев на мой радостный кивок, он сам задумчиво и медленно наклонил голову. – Чудесно. Я хочу устроить небольшой ужин и буду рад, если и тебе это доставит удовольствие, Анна.
- Если мне удобно появится при людях, - чуть запнувшись, проговариваю в ответ, поднимая глаза на отца. – Мне не хочется беспокоить других своими редкими, но все же явными приступами недомогания. Боюсь, что контролировать их – выше моих сил.
- Анна, дочка, ты радуешь старика своим присутствием и он уверен, что каждое мгновение с таким созданием как ты – продляет жизнь и делает ее лучше. Я бы хотел, чтобы у всех собравшихся на мой ужин была долгая и, - улыбка вновь появилась на его губах. – Счастливая жизнь.
Осторожно сматываю еще несколько витков длинной нити и снимаю с рук отца пряжу:
- Так и будет, ваша светлость, - глаза засияли, и я невольно выпрямилась. – Эстерад идет..
Муж вошел через несколько мгновений после моих слов и склонился в изящном поклоне, приветствуя. Рука потянулась к нему – безотчетно, с надеждой. Теплый поцелуй согрел, как не может порой согреть самое жаркое солнце. Заметив, что Эстерад обменялся с отцом малопонятными для меня взглядами, я улыбнулась, поднимаясь и попросив прощения, вышла за дверь. Мне все равно было необходимо покинуть их. Я знала, что хочу устроить мужу небольшой сюрприз и тороплюсь сделать все возможное до того, как он появится в своей комнате.
Пальцы осторожно расправляют шелковистую ткань с кружевом. Пышные манжеты невесомы и легки, а белоснежная, отливающая лунным блеском ткань сверкает при малейшем движении. Расправив рубашку на темном атласе постели, улыбаюсь и выскальзываю за дверь, прячась за тяжелой портьерой. Страд всегда перед вечерним уходом заходил к себе, чтобы сменить камзол. В этот раз, возможно, ему захочется надеть новую рубашку. Знакомые шаги на лестнице и сердце бьется им в такт. Закрываю глаза, представляя, как он поднимается, едва касаясь рукой перил и, возможно, чуть улыбаясь своей неповторимой улыбкой. Рука тронула губы, которых он коснулся поцелуем, когда пришел. «Он поднялся.. Прошел мимо портьеры…. Зашел в комнату»… Не выдерживаю и выхожу быстро следом, стараясь бесшумно подойти к дверям и замираю опять. Вдруг он еще не увидел подарка? Может быть и такое, ведь он мог пройти в другую сторону, не взглянуть на кровать. Мог просто зайти и прислонившись к стене, закрыть глаза. Я сама так делаю часто, чтобы успокоить мысли и чувства. Вот и сейчас, прежде чем заглянуть в комнату, стою рядом и стараюсь все сдержать в себе. Слишком сильно желание почувствовать все и разом….» Вздыхаю и делаю шаг в комнату, где возле постели стоит Эстерад. Как я и надеялась – муж смотрит на мой подарок и его лицо светится. Нежность.. ласковая, заботливая и трогательная нежность. Так, словно, он боялся сделать мне больно тем, что смотрит на меня. Улыбаюсь и приближаюсь на шаг:
- Тебе нравится?
- Очень. Это…. Ты сама сделала ее, Анна?
- Конечно, - улыбка не может исчезнуть, пока он смотрит на меня. В темных глаза ничто не отражается, позволяя тонуть, как в беззвездной ночи, где так легко дышать прохладой и свежестью. – Во время твоей последней поездки. Мне все равно нечем было себя занять.
Помолчав, наклоняю голову:
- Примерь, пожалуйста.
Слежу за каждым его движением, чуть теребя локон волос и отчего-то волнуясь. Одевшись, он поднимает на меня взгляд, и я опять чувствую румянец, который заиграл на щеках. Эстерад приблизился и осторожно обнял за талию, чуть прижимая к себе. Губы его ласково касаются щек – даря им странную прохладу поцелуев. Руки мягко поднялись, обнимая мужа и чуть касаясь его шеи:
- Тебе правда нрав…
Не успеваю договорить, когда его губы накрывают мои, и я вздрагиваю. Нет, не от боли, а от странного холода. И лишь потом слышу стук распахнувшегося окна. Эстерад мягко прижал к себе и заглянул в лицо:
- Испугалась? Это ветер, - руки его уверенно и привычно подхватили меня, усаживая в кресло. И опускаясь рядом на колени, его голова прижалась к моему животу и я закрыла глаза, отчаянно смущаясь и в тоже время, зарываясь пальцами в короткие, жесткие волосы мужа.
- Его пока не слышно, - негромкий голос нарушил тишину. – Нянечка сказала, что еще месяц и можно будет почувствовать, как он шевелится. Спрашивала его имя.. Я не знаю, любимый, как его назвать.
- Ты так уверена, что будет мальчик? – он поднимает лицо, я это чувствую. Чувствую его взгляд.
- Да, - открываю глаза и осторожно убираю руку от его головы, чувствуя, как бьется сердце от совершенно другого желания, но ему надо идти.
Эстерад поднялся и склонившись, опять прижался губами к моим губам:
- Спасибо, Анна. Рубашка просто чудо. Как и та, которая ее создала.
Вновь наслаждаюсь его поцелуем, руками, которые ласково и нежно ласкают лицо, чуть касаясь щек и висков:
- Я люблю тебя, Эстерад..
22 месяца Полотна. Рунн.
Утро.
Не смотря на пост князь Брамера пил пиво. Как обычно темное. Ради чего в сторону был отложен даже меч. Фридрих Карл фон Хирш если и удивился, то не подал виду.
- Налевай, чего уж там, - проворчал на замершего у двери барона князь.
Стоять в дверях и действительно было глупо. Копченый угорь пах умопомрачительно. Кувшина только и хватило, чтобы разлить в две кружки. Мелкой посуды Торнхейм не признавал.
- Выпьем, - князь помедлил, - за веру. И за людей, которые готовы постоять за неё во славу господа.
Еслиб барон успел отхлебнуть пива, то наверное поперхнулся бы. Слишком о многом говорили эти слова. Слишком.
- Выпьем. – Согласился он, салютую князю серебряной кружкой.
К счастью пиво было хорошим, а кружка достаточно большой, чтоб отпив половину успеть обдумать, что будет дальше. Торнхейм ждал. Медлил. Вглядывался. Это было не привычным.
- Готов ли ты к делам во славу веры нашей?
Отвечать было глупо. Фридрих Карл ответил прямым и твердым взглядом.
- Я знаю, что ты пойдешь на всё. Но так ли это?
- Испытай меня, Готфрид.
- Хм… И испытаю. Мы должны встряхнуть этот город. Пора очистить его от скверны еретиков. Пусть бегут отсюда, пока могут. Потому что скоро…
- Что скоро?
Князь резко остановился.
- Увидишь. Все увидят.
Вечер.
Часовня дома Торнхеймов была пуста и темна. Пахло пылью. Тяжёлые шаги отдавались от стен. Фридрих Карл фон Хирш замер перед пределом и опустился на колени. Слова молитвы в слух. Мысли внутри.
Решился бы князь на это один? Вряд ли. Значит договор. Договор с кем? Динштайн… Куда иголка туда и нитка. Без него тут не обошлось. Кто ещё? Должен быть вдохновитель. Этот церковник… Теодорус. Не даром он поехал с ними в Рунн. Но и этого тут мало. Кто ещё? Иберо… Иберо? Диего нужна смута как телеге пятое колесо. Он не глуп. И лучше править спокойной страной, чем мятежной. Торнхейм, Динштайн, Теодорус. Торнхейм, Динштайн, Теодорус. Торнхейм, Динштайн, Теодорус и… Все таки Иберо? Но не Диего. Кто? Я слишком мало о них знаю. С этими Диего пусть справляется сам. Сам? А он знает? Он должен узнать. Но это… Это будет предательство. Предательство. Я не могу предать князя. Но если я не сделаю этого? Диего узнает. Найдутся люди. Что потом? Брамером станет управлять наместник как Ирром? Бароны будут грызться друг другом. Семья Торнхейм сложит за все случившиеся голову. Клара… Меньшее из зол. Брамер и Торнхейм не должны пострадать. Но и крови не должно больше быть.
Утро.
Не смотря на пост князь Брамера пил пиво. Как обычно темное. Ради чего в сторону был отложен даже меч. Фридрих Карл фон Хирш если и удивился, то не подал виду.
- Налевай, чего уж там, - проворчал на замершего у двери барона князь.
Стоять в дверях и действительно было глупо. Копченый угорь пах умопомрачительно. Кувшина только и хватило, чтобы разлить в две кружки. Мелкой посуды Торнхейм не признавал.
- Выпьем, - князь помедлил, - за веру. И за людей, которые готовы постоять за неё во славу господа.
Еслиб барон успел отхлебнуть пива, то наверное поперхнулся бы. Слишком о многом говорили эти слова. Слишком.
- Выпьем. – Согласился он, салютую князю серебряной кружкой.
К счастью пиво было хорошим, а кружка достаточно большой, чтоб отпив половину успеть обдумать, что будет дальше. Торнхейм ждал. Медлил. Вглядывался. Это было не привычным.
- Готов ли ты к делам во славу веры нашей?
Отвечать было глупо. Фридрих Карл ответил прямым и твердым взглядом.
- Я знаю, что ты пойдешь на всё. Но так ли это?
- Испытай меня, Готфрид.
- Хм… И испытаю. Мы должны встряхнуть этот город. Пора очистить его от скверны еретиков. Пусть бегут отсюда, пока могут. Потому что скоро…
- Что скоро?
Князь резко остановился.
- Увидишь. Все увидят.
Вечер.
Часовня дома Торнхеймов была пуста и темна. Пахло пылью. Тяжёлые шаги отдавались от стен. Фридрих Карл фон Хирш замер перед пределом и опустился на колени. Слова молитвы в слух. Мысли внутри.
Решился бы князь на это один? Вряд ли. Значит договор. Договор с кем? Динштайн… Куда иголка туда и нитка. Без него тут не обошлось. Кто ещё? Должен быть вдохновитель. Этот церковник… Теодорус. Не даром он поехал с ними в Рунн. Но и этого тут мало. Кто ещё? Иберо… Иберо? Диего нужна смута как телеге пятое колесо. Он не глуп. И лучше править спокойной страной, чем мятежной. Торнхейм, Динштайн, Теодорус. Торнхейм, Динштайн, Теодорус. Торнхейм, Динштайн, Теодорус и… Все таки Иберо? Но не Диего. Кто? Я слишком мало о них знаю. С этими Диего пусть справляется сам. Сам? А он знает? Он должен узнать. Но это… Это будет предательство. Предательство. Я не могу предать князя. Но если я не сделаю этого? Диего узнает. Найдутся люди. Что потом? Брамером станет управлять наместник как Ирром? Бароны будут грызться друг другом. Семья Торнхейм сложит за все случившиеся голову. Клара… Меньшее из зол. Брамер и Торнхейм не должны пострадать. Но и крови не должно больше быть.
Рунн
22 день месяца Полотна.
Ровно в полдень восточные ворота Рунна впустили в столицу весьма странную процессию. А ведь раньше караваны ходили регулярно. Теперь разве что на великий Совет приезжает герцог восточный. Зная роскошь кирийцев, множество горожан удивленно хлопая глазами пялились на восточных красавиц. И хотя лица их были прикрыты паранджой, отчего то воображение обывателей рисовало образы блистательных богинь во плоти, а прикрываются они дабы не ослепить зрячих своим идеальным великолепием. Вот на вороных, черных как сердце грешника, лошадях едет неизменная четверка Неспящих. Редкого человека, глянувшего в их глаза не пронимает дрожь и смятение. Сколько же невероятных легенд ходит о них. Издревле Неспящие были личной охраной Царей Кирии, а теперь и герцогов. Говорят, что они никогда не спят, ибо сомкнув глаза можно пропустить покушение. Говорят, что они все евнухи, ибо похоть и влечение притупляют внимание, что может стоить жизни правителя. Говорят, что они никогда не едят, ибо сытый хуже спящего, не замечает дула пистолета, направленного на Повелителя. Говорят, что у них нет имени, а зовут их Алиф, Ба, Та и Шин, что означает Первый, Второй, Третий и Четвертый. А сколько историй ходит об их знаменитых косах с вплетенными колокольчиками. Но все же только одна фигура приклеивала к себе взгляд раз и навсегда – фигура Кирийского герцога. На огромном гнедом скакуне восседает не менее огромный человек в синем плотно облегающем длиннополом кафтане, покрытым золотой и загадочной кирийской вязью, а на указательном пальце красовался перстень с огромным сапфиром в золотой оправе. В отличии от тех же Неспящих, герцог не носил тюрбан и вообще какого бы ни было головного убора. Абсолютно лысая голова своим блеском перещеголяла даже блеск золота на солнце. Зеваки не разочаровались, все молва приписывала Шапуру Рустему было при нем – и суровый взор, и ятаган на поясе, и знаменитая лысина вкупе с черной как смоль бородой, и караван. Да, именно караван, которого уже много лет не было в Рунне. Шелка, пряности, специи, восточные сладости, шелка, оружие, да все что угодно было отыскать в этом нескончайном потоке купцов и лошадей. А вот фашир каравана Керим засеменил к своей лошади - к Фонтоне спешит проторенной многолетним сотрудничеством дорогой. С его напыщенностью может сравнится только его тучность, а уж равного ему в этом не сыскать во всей ойкумене. На нем атласный халат, под ним тончайшего шелка голубая сорочка, красные туфли с лихо закрученными носками и замысловатым узором. Ха, а вот какой то нищий протягивает дрожащую руку герцогу. Глупец! Он не знает, что Кирийский Дракон ненавидит просящих милостыню, в Эктабане он отрубает им кисть руки. Раздался свист ятагана. Не преминул он сделать это и в Рунне с презрением на лице и словами «Сын свиньи!» на устах. Хех, глупый береги вторую руку. Шакур Рустем рявкнул «Сейчас к дану Еуджениху!» и указал перстом направление. Виконт Ипсиланти и четверо Неспящих устремились за своим герцогом. К месту пришелся стишок какого-то умника из толпы:
Толпа базарная, теснясь,
Расходится без гула,
Чтобы ушей Рустема грязь
Случайно не коснулась.
Фашир - голова (кирийск.)
Дан – уважаемый (кирийск.)
Еуджених – Евгений (кирийск. акцент)
22 день месяца Полотна.
Ровно в полдень восточные ворота Рунна впустили в столицу весьма странную процессию. А ведь раньше караваны ходили регулярно. Теперь разве что на великий Совет приезжает герцог восточный. Зная роскошь кирийцев, множество горожан удивленно хлопая глазами пялились на восточных красавиц. И хотя лица их были прикрыты паранджой, отчего то воображение обывателей рисовало образы блистательных богинь во плоти, а прикрываются они дабы не ослепить зрячих своим идеальным великолепием. Вот на вороных, черных как сердце грешника, лошадях едет неизменная четверка Неспящих. Редкого человека, глянувшего в их глаза не пронимает дрожь и смятение. Сколько же невероятных легенд ходит о них. Издревле Неспящие были личной охраной Царей Кирии, а теперь и герцогов. Говорят, что они никогда не спят, ибо сомкнув глаза можно пропустить покушение. Говорят, что они все евнухи, ибо похоть и влечение притупляют внимание, что может стоить жизни правителя. Говорят, что они никогда не едят, ибо сытый хуже спящего, не замечает дула пистолета, направленного на Повелителя. Говорят, что у них нет имени, а зовут их Алиф, Ба, Та и Шин, что означает Первый, Второй, Третий и Четвертый. А сколько историй ходит об их знаменитых косах с вплетенными колокольчиками. Но все же только одна фигура приклеивала к себе взгляд раз и навсегда – фигура Кирийского герцога. На огромном гнедом скакуне восседает не менее огромный человек в синем плотно облегающем длиннополом кафтане, покрытым золотой и загадочной кирийской вязью, а на указательном пальце красовался перстень с огромным сапфиром в золотой оправе. В отличии от тех же Неспящих, герцог не носил тюрбан и вообще какого бы ни было головного убора. Абсолютно лысая голова своим блеском перещеголяла даже блеск золота на солнце. Зеваки не разочаровались, все молва приписывала Шапуру Рустему было при нем – и суровый взор, и ятаган на поясе, и знаменитая лысина вкупе с черной как смоль бородой, и караван. Да, именно караван, которого уже много лет не было в Рунне. Шелка, пряности, специи, восточные сладости, шелка, оружие, да все что угодно было отыскать в этом нескончайном потоке купцов и лошадей. А вот фашир каравана Керим засеменил к своей лошади - к Фонтоне спешит проторенной многолетним сотрудничеством дорогой. С его напыщенностью может сравнится только его тучность, а уж равного ему в этом не сыскать во всей ойкумене. На нем атласный халат, под ним тончайшего шелка голубая сорочка, красные туфли с лихо закрученными носками и замысловатым узором. Ха, а вот какой то нищий протягивает дрожащую руку герцогу. Глупец! Он не знает, что Кирийский Дракон ненавидит просящих милостыню, в Эктабане он отрубает им кисть руки. Раздался свист ятагана. Не преминул он сделать это и в Рунне с презрением на лице и словами «Сын свиньи!» на устах. Хех, глупый береги вторую руку. Шакур Рустем рявкнул «Сейчас к дану Еуджениху!» и указал перстом направление. Виконт Ипсиланти и четверо Неспящих устремились за своим герцогом. К месту пришелся стишок какого-то умника из толпы:
Толпа базарная, теснясь,
Расходится без гула,
Чтобы ушей Рустема грязь
Случайно не коснулась.
Фашир - голова (кирийск.)
Дан – уважаемый (кирийск.)
Еуджених – Евгений (кирийск. акцент)
Пара слов
Капелька нежности
Я тебя, я тебя
Одного до бесконечности
Как огня, как огня...
Ута "Я тебя"
Капелька нежности
Я тебя, я тебя
Одного до бесконечности
Как огня, как огня...
Ута "Я тебя"
22 день месяца Полотна,
Рунн, Шенбруннский дворец
Иногда в жизни все идет наперекосяк.
Ещё недавно тебе казалось, что должен начаться какой-то новый этап, из-за сгустившихся туч выглянет ласковое весеннее солнышко и кардинально изменит твою жизнь, что свежепохороненное прошлое на следующий же день перестанет висеть над любимыми и близкими и мир сможет вздохнуть полной грудью, избавившись от глобальных тягот и забот. Но нет - нелюбимый муж, своевольный деспот-император уже покоится в могиле, а проблемы и неприятности только начинаются - вся эта тягота с Великим Советом и выбором новой династии в первую очередь ставит под удар наследника рода иберийского Диего Альберто Иберо, а также оставшуюся одинокой вдовой лучшую подругу Эрмину, и мысли об этих двух самых замечательных людях, чья судьба не устает навязывать им своё представление о том, как им надо жить и кому они так много должны за право быть самими собой, не дают с истинно каспианским спокойствием плыть по течению времени.
Фрейлина Агнесса де Анфра встречала утро этого, казалось бы, настолько долгожданного дня 22 Полотна, сидя на полу в своих покоях в Шенбруннском дворце, ненадолго оставшемся без своего императора. Светлые её волосы были в беспорядке рассыпаны по плечам, лицо хранило налет бессонной ночи, длинные тонкие пальцы крепко сжимали бокал с терпким иберийским вином, а пересохшие губы устало шептали, шептали, шептали... В никуда, ни о чем, никому. Только тучам за окном. Да и нет того, кто бы мог понять это предрассветный шепот, кому он бы был нужен и дорог, не существует человека, в чью теплую рубашку можно было бы уткнуться острым носиком, зарыться в его тепло, запах, сильные руки, зарыться с головой, и шептать, шептать, шептать... Вместе.
Агни поднесла холодную бледную руку к щеке, желая вытереть слёзы, но их почему-то не было. Устало вздохнув, девушка, за столько лет привыкшая, что быть сильной - это всего лишь способ выжить, поднялась с пола. Новый день - это не только новые препятствия, которые нам нужно бесконечно преодолевать, но и пусть маленькие и незаметные, но шансики повернуть все по-своему, выиграть в непрестанной схваткой с самим собой. И если она хочет этого, всеми фибрами своей души хочет выиграть и быть нужной, она не должна позволять себе раскисать и заливать душу вином - оно, конечно, на время притупляет боль, но вместе с тем делает её лишь дольше.
Агнесса решительно поднялась с теплого кирийского ковра и принялась приводить себя в порядок. Вчера она вернулась с похорон обессиленной, её хватило только на то, чтобы скинуть с себя неудобное парадное платье, да приказать принести бутылку вина, так что сейчас ей было за себя стыдно - простое домашнее платье да распущенные волосы в сочетании с темными кругами под тусклыми глазами, тяжелые парадные украшения - серьги и массивные кольца, от которых наутро ломило пальцы, наполовину опустошенная бутылка вина - всё это наводило скорее на мысли о развратности и аморальности, чем о искренних переживаниях о судьбе друзей.
Взгляд девушки зацепился за бирюзовое кольцо, украшавшее её безымянные палец, - что-то в нем вызывало у неё потом смутных ассоциаций, воспоминаний и чувств. Где-то она видела глаза такого же яркого и чистого цвета, как этот камень. И что-то мешало её эти глаза забыть. Грустная улыбка, маленькой бабочкой неуловимо украсила её лицо, глаза мечтательно полуприкрылись, а девушка все вспоминала, вспоминала, вспоминала... Его глаза, и улыбку, серьезный тон, которым он с ней говорил, и его незабываемый голос - свежие воспоминания были приятны и легки, как нежные сливки в молочном коктейле. Они так убаюкивающе прекрасны и расслабляющи, что думать о чем-то другом кажется кощунством.
Нет, эти мысли тоже надо решительно гнать прочь.
Подавив очередной печальный вздох (это уже становится театральным), Агнесса с ожесточением принялась расчесывать спутавшиеся за ночь волосы. Ей скоро вообще ни о чем нельзя будет думать и мечтать. Только о других глазах, темных и непроницаемых, о темных жестких волосах и привычке подолгу кататься на лошади. Ей нужно думать о мальчике, которого она уже совсем не помнит. Ей должно о нем думать. Это её судьба, и взмах флавийского клинка четыре года назад сделал так, что изменить её она больше не в силах.
22 число месяца Полотна,
Рунн, Королевский город
Он встретил её в одном из коридоров императорского дворца, когда она спешила занять своё место подле любимой императрицы. Такой смешной и забавный, хоть, и в этом она была уверена, многие вовсе не считали его таковым. Рейнхард Дресслер был фигурой далеко не комической для многочисленных государственных преступников, замышляющих нечто недоброе против самих устоев жизни Рунна.
Но Агнесса смотрела на него немного иначе. Этот несомненно умный человек, казалось бы, нашедший своё место в этой жизни, почему-то всегда немного не вписывался в привычную картину окружающего мира. Всегда в нем было что-то немного чересчур, или наоборот - чего-то ему не хватало, чтобы стать таким же, как все, типичным жителем столицы, обывателем с кучей стандарных проблем - как бы заработать побольше да поесть повкуснее. Немного неуклюж, слегка некуртуазен, чересчур задумчив временами, местами "себе на уме", как-будто ведет некий внутренний диалог со своим ангелом-хранителем. Разговариваешь с ним - и всегда пытаешься угнаться за несколькими зайцами, несколькими мыслями одновременно, чрезвычайно сложно, но в то же время интересно.
И потом - он сразу начал вопринимать её способности всерьёз - качество удивительное для мужчины. Тем хуже, что его доверия она в данной ситуации не оправдала...
- Номени де Анфра, добрый день.
- Номен Дресслер... - фрейлина немного замялась, не в состоянии понять, хочет ли она сейчас этого разговора или лучше сейчас развернуться прочь и убежать, лишь бы не шокировать симпатичного ей человека.
- Рейн, я же просил вас.
- Рейн. - Агни немного улыбнулась и подняла голову ему навстречу. - Как продвигается расследование? Вам стало что-нибудь понятно из тех документов, что хранятся у вас?
- Увы. Увы и ах, я не могу похвастаться ничем более-менее разумным и адекватным. Сплошные заговоры каких-то пахарей, бредовые предсказания и непонятные пророчества. Сочинившему это проконсультироватсья бы с хорошим врачом или, может быть, церковником, так как он явно был не в своем уме. Быть может, вы были правы, и тот документ, что хранится у вас, может пролить свет на эти тайны.
- Двойное увы... - девушка печально вздохнула. - Я поспешила с выводами. Той рукописи... Ну, в общем, сейчас её невозможно прочитать.
- Вы не смогли понять, на каком языке она написана? Возможно, мои ребята смогут...
- Подождите. У нас нету некоего ключа. Шифра, который даст нам подсказку, к тому, как читать интересующий нас текст. - Уловив оттенок недоверия в глазах следователя, Агнесса, забыв обо всем, принялась с жаром доказывать свою правоту. - Я точно знаю, что это не другой язык, поверьте мне. Там же большой лист, плотно исписанный мельчайшим почерком, так? Но на нем нет ни единого повторяющегося слова! Ни единого! Ни на одном существующем языке так написать связный текст невозможно.
- Я вам верю. - Рейн улыбнулся, и девушка вновь заметила какое-то странно-отстраненное выражение его живых глаз. Как-будто бы его больше волновала не судьба доверенного ему расследования, не внезапная смерть Императора и не загадки в таинственных рукописях, а нечто другое - понятное лишь ему одному, и лишь ему одному ценное.
- Спасибо. - Агни счастливо вздохнула. - Это мне важно.
- Не волнуйтесь, номени. Вместе мы так или иначе одолеем какие-то глупые буковки.
Фрейлина довольно рассмеялась и бросила на прощанье какую-то пустую фразочку про то, как она рада, что её значимость для расследования до сих пор ценят, но всё внутри девушки болезненно дрожало от такого дорогого и запретного слова "вместе".
22 число месяца Полотна
Музыка: Era - Bnae Voltare Mezzo
Так, ладно, лучше скажу сразу.
Расследование идет совершенно не туда, куда должно! В принципе. Где, Лукавый возьми, заговор, происки врагов или друзей, где обманутые мужья… хммм… и жены? Где хоть что-то материальное?
Нееет, вместо этого я сижу и придирчиво анализирую груду бумаг, написанных так, как даже накрытые мною адепты Сеятеля (хммм… а кто, интересно, Пахарь?) на стенах не писали.
Я вам вот что скажу: главный враг человечества – это отнюдь не какой-нибудь одуревший фанатик с кровью по лопатки, а очень даже хилый и лысый старичок, который сидит и пишет, пишет, пишет… А потом люди, даже не прочитавшие всю эту писанину, принимаются творить разные противоестественные вещи просто потому, что прочитавшие шутки не поняли.
Н-да, я тоже шутки не понял. Поскольку шифр, коим вся эта комическая история была зашифрована, упорно не раскалывался. Агнесса, внимательно вчитавшись, заявила, что немного ошиблась и ключа у нас нет. При этом у нее было такое жалобное лицо, что я не мог не сказать, что это ничего и неприятность временная.
Агнесса слишком не походила на женщин, которых я обычно видел. Минимум жеманства, при этом невероятное изящество и чувство стиля. Блестящий ум, но почти по-детски яркие эмоции. Красота – и грусть, не черная, а какая-то уже привычная…
Обождите, сейчас положу перо и умою лицо холодной водой. Даже не думай об этом, старый мошенник. Она – дочь графа, бывшая невеста наследника герцога, выросшая на благодатном юге и каждое воскресенье посещающая экклесианскую церковь; ты – усталый и циничный сыщик на излете молодости, барон со стылым замком на севере, откровенно липовый откровенец и одна из цепных собачек Нортми. Вопрос – почему ты, мечтатель недорезанный, еще о чем-то думаешь? Дур-р-рак…
Ладно, к документам, к документам, к документам…Долго и упорно, долго и упорно просматривать каждую енотами драную черточку. Каждый рассыпающийся листок. Каждый клочок черновика, на котором скучающий писарь расписывал перья… Каждую страничку… каждое поле…
СТОП! Это еще что такое? «См. 136413 за 2621-03-09, CCCXLI». Могу поклясться, тут документ, дата и страница… Притом дату эту я видел… совсем недавно… Девятое число Узла, 2621 год…
На столе я нашарил давно еще взятую книгу с перечнем изъятого у Клинков. Так-так, документы… Я же помню, что, в связи со спецификой хранения архивов самими Клинками, датировка проведена почти для всех… Тааак…
Два часа поисков подарили нить – этой датой обозначались три документа, два – у церкви, один – у СИБ. Быстро отловив дежурных прихвостней, погнал их в Центр. Еще три часа прошли в томительном ожидании, в течение которого я раскладывал солитер и косынку, временно свернув документы на дальний край рабочего стола.
Гонцы, вернувшись, заявили, что данного документа в наличии нет – оттащен к Черному Герцогу… каковой в данный конкретный момент временно недоступен.
Что же касается его сына и моего бывшего подследственного, который ныне возглавляет нашу славную контору… Во-первых, кто сказал, что он в курсе бумаг собственного отца? Во-вторых, вы как хотите, а я к нему в ближайший месяц близко не подойду… ну или хотя бы до конца траура. Потому что оно мне надо, трогать бедолагу?
Так или иначе, я грустно пошел домой. Холодный пол, зола в камине… Тоскливо даже…
Так или иначе, отвар южной травки с долькой кислого фрукта как-то примирил меня с действительностью, и, закутавшись в клетчатый каэлернийский плед, я побрел до книжных шкафов…
…Вот тут-то меня и пригвоздило к полу. На самом видном месте лежала стопка документов Монбара, выданная шефом для анализа – который я так и бросил с этим Императором и прочими. Дрожащими руками я осмотрел обложки книг. На третьей стоял полустертый штамп 136413… Я же это уже видел… то-то меня тогда царапнуло…
Я быстро распахнул книгу, нашел триста сорок первую страницу и принялся читать…
…Орден сумел установить некоторые свойства Чаши (наверняка истинные и у подобных ей вещей).
Давно еще замечено, что в присутствии тех из братьев, кто по крови принадлежал к Великим Домам, артефакт ведет себя престранно. Наблюдаются искажения многие в эфирных течениях, и чем сродственнее держащий Чашу кому-либо из герцогов, тем сильнее.
Одновременно с этим братья признавались в некоторой приятности близости к Чаше, а по окончании долгих наблюдений и вовсе с видимой неохотой выпускали ее из рук. У братьев, чья кровь не столь близка к Великим домам, такого не наблюдалось.
После продолжительных, более недели, контактов с Чашей практически у всех братьев из Великих домов наблюдался прилив сил как телесных, так и духовных.
Однако же большие опасения вызывает инцидент пятидесятилетней давности с молодым братом Камилло, четвертым сыном тогдашнего герцога Флавио. Перенося Чашу для большего удобства во время одного из первых экспериментов по долгосрочному контакту, он совершил неудачное движение вблизи постамента, что привело к появлению царапины длиной не более дюйма у основания – до того подобные предметы считались физически неразрушимыми! Сам же юноша после сего долго болел, без видимой причины постоянно теряя силы…
Так!!!
Я вскочил из кресло и обежал вокруг него пару кругов. Уж если от дюймовой царапинки мальчишка чуть не умер… а в у Александра мы нашли одни черепки… то удивительно, как бедолагу не пришлось отскребать от стенки!
Убийство раскрыто – не было никаких убийств! Тут у нас статья «неосторожное обращение с оружием», наверное…
Быстро одевшись в парадное и собрав нужные тома, я поскакал во дворец. Однако через пять шагов вернулся за лошадью…
Музыка: Era - Bnae Voltare Mezzo
Так, ладно, лучше скажу сразу.
Расследование идет совершенно не туда, куда должно! В принципе. Где, Лукавый возьми, заговор, происки врагов или друзей, где обманутые мужья… хммм… и жены? Где хоть что-то материальное?
Нееет, вместо этого я сижу и придирчиво анализирую груду бумаг, написанных так, как даже накрытые мною адепты Сеятеля (хммм… а кто, интересно, Пахарь?) на стенах не писали.
Я вам вот что скажу: главный враг человечества – это отнюдь не какой-нибудь одуревший фанатик с кровью по лопатки, а очень даже хилый и лысый старичок, который сидит и пишет, пишет, пишет… А потом люди, даже не прочитавшие всю эту писанину, принимаются творить разные противоестественные вещи просто потому, что прочитавшие шутки не поняли.
Н-да, я тоже шутки не понял. Поскольку шифр, коим вся эта комическая история была зашифрована, упорно не раскалывался. Агнесса, внимательно вчитавшись, заявила, что немного ошиблась и ключа у нас нет. При этом у нее было такое жалобное лицо, что я не мог не сказать, что это ничего и неприятность временная.
Агнесса слишком не походила на женщин, которых я обычно видел. Минимум жеманства, при этом невероятное изящество и чувство стиля. Блестящий ум, но почти по-детски яркие эмоции. Красота – и грусть, не черная, а какая-то уже привычная…
Обождите, сейчас положу перо и умою лицо холодной водой. Даже не думай об этом, старый мошенник. Она – дочь графа, бывшая невеста наследника герцога, выросшая на благодатном юге и каждое воскресенье посещающая экклесианскую церковь; ты – усталый и циничный сыщик на излете молодости, барон со стылым замком на севере, откровенно липовый откровенец и одна из цепных собачек Нортми. Вопрос – почему ты, мечтатель недорезанный, еще о чем-то думаешь? Дур-р-рак…
Ладно, к документам, к документам, к документам…Долго и упорно, долго и упорно просматривать каждую енотами драную черточку. Каждый рассыпающийся листок. Каждый клочок черновика, на котором скучающий писарь расписывал перья… Каждую страничку… каждое поле…
СТОП! Это еще что такое? «См. 136413 за 2621-03-09, CCCXLI». Могу поклясться, тут документ, дата и страница… Притом дату эту я видел… совсем недавно… Девятое число Узла, 2621 год…
На столе я нашарил давно еще взятую книгу с перечнем изъятого у Клинков. Так-так, документы… Я же помню, что, в связи со спецификой хранения архивов самими Клинками, датировка проведена почти для всех… Тааак…
Два часа поисков подарили нить – этой датой обозначались три документа, два – у церкви, один – у СИБ. Быстро отловив дежурных прихвостней, погнал их в Центр. Еще три часа прошли в томительном ожидании, в течение которого я раскладывал солитер и косынку, временно свернув документы на дальний край рабочего стола.
Гонцы, вернувшись, заявили, что данного документа в наличии нет – оттащен к Черному Герцогу… каковой в данный конкретный момент временно недоступен.
Что же касается его сына и моего бывшего подследственного, который ныне возглавляет нашу славную контору… Во-первых, кто сказал, что он в курсе бумаг собственного отца? Во-вторых, вы как хотите, а я к нему в ближайший месяц близко не подойду… ну или хотя бы до конца траура. Потому что оно мне надо, трогать бедолагу?
Так или иначе, я грустно пошел домой. Холодный пол, зола в камине… Тоскливо даже…
Так или иначе, отвар южной травки с долькой кислого фрукта как-то примирил меня с действительностью, и, закутавшись в клетчатый каэлернийский плед, я побрел до книжных шкафов…
…Вот тут-то меня и пригвоздило к полу. На самом видном месте лежала стопка документов Монбара, выданная шефом для анализа – который я так и бросил с этим Императором и прочими. Дрожащими руками я осмотрел обложки книг. На третьей стоял полустертый штамп 136413… Я же это уже видел… то-то меня тогда царапнуло…
Я быстро распахнул книгу, нашел триста сорок первую страницу и принялся читать…
…Орден сумел установить некоторые свойства Чаши (наверняка истинные и у подобных ей вещей).
Давно еще замечено, что в присутствии тех из братьев, кто по крови принадлежал к Великим Домам, артефакт ведет себя престранно. Наблюдаются искажения многие в эфирных течениях, и чем сродственнее держащий Чашу кому-либо из герцогов, тем сильнее.
Одновременно с этим братья признавались в некоторой приятности близости к Чаше, а по окончании долгих наблюдений и вовсе с видимой неохотой выпускали ее из рук. У братьев, чья кровь не столь близка к Великим домам, такого не наблюдалось.
После продолжительных, более недели, контактов с Чашей практически у всех братьев из Великих домов наблюдался прилив сил как телесных, так и духовных.
Однако же большие опасения вызывает инцидент пятидесятилетней давности с молодым братом Камилло, четвертым сыном тогдашнего герцога Флавио. Перенося Чашу для большего удобства во время одного из первых экспериментов по долгосрочному контакту, он совершил неудачное движение вблизи постамента, что привело к появлению царапины длиной не более дюйма у основания – до того подобные предметы считались физически неразрушимыми! Сам же юноша после сего долго болел, без видимой причины постоянно теряя силы…
Так!!!
Я вскочил из кресло и обежал вокруг него пару кругов. Уж если от дюймовой царапинки мальчишка чуть не умер… а в у Александра мы нашли одни черепки… то удивительно, как бедолагу не пришлось отскребать от стенки!
Убийство раскрыто – не было никаких убийств! Тут у нас статья «неосторожное обращение с оружием», наверное…
Быстро одевшись в парадное и собрав нужные тома, я поскакал во дворец. Однако через пять шагов вернулся за лошадью…
22 день месяца Полотна.
Окрестности Руна.
Тонкая девичья рука отодвинула черный в темноте полог, пропуская в шатер острый звездный свет. Табор спал, и серебристо белый полукруг луны неуклонно полз к горизонту.
Он не пришел.
Девушка, по-кошачьи потянувшись, села, глядя в звездную тишину.
Герцогу незачем приходить сюда…. Тем более герцогу Иберо. У него и без того есть все….
Эта мысль, режущая, словно осколок, не оставляла Радэ весь прошедший вечер. В память врезались белые стены Артурианского храма, сотни черных платьев, камзолов, вуалей, плащей, притворно скорбные и откровенно безразличные лица, в этот момент, как никогда, схожих друг с другом, «лучших» людей Империи.
Она и сама тогда была похожа на них черным атласным платьем, украшенным почти невесомым тончайшим кружевом, темными сапфирами ожерелья и сережек, прозрачной темной вуалью прячущей собранные в высокую прическу волосы и взгляд. Внешне ровно настолько же Флавио, насколько другие здесь были Фростами, Нортми, Иберо, Барна…. Радэ не без интереса рассматривала этих странных людей, которых к счастью видела не столь часто, как могла бы.
Взгляд задерживался на лицах, даже не стараясь ухватить спрятанные глубоко под приличествующими событию масками эмоции… а потом Радэ вздрогнула, невольно, раньше чем осознала то, что видит. На лице родилась и тут же погасла улыбка узнавания. А широко распахнутые черные глаза продолжали смотреть на молодого темноволосого мужчину с рубиновой цепью на простом черном камзоле.
- Элла, кто это? – она с трудом узнала собственный негромкий голос, почти шепот. Стоило ли задавать вопрос, если ответ очевиден? Кузина послушно проследила взглядом за почти незаметным кивком головы Радэ и улыбнулась.
- Герцог Диего Иберо, один из претендентов на престол…
Он больше и не придет…
С рассветом в табор принесли новости.
В Рунне продолжались волнения. Говорили, что ворота Золотого города, как и главные выезды из столицы до сих пор перекрыты стражей и гвардией. И те и другие с ног сбиваются, что бы найти зачинщиков беспорядков, но безуспешно.
- Сегодня в город лучше и не соваться, ласточка, - Рубен белозубо усмехнулся, откинув тяжелый полог.
- Будет еще много дней - кивнула в ответ девушка в длинном цветастом платье, продолжая задумчиво перебирать гребнем тяжелые волнистые пряди смоляных волос.
- Люблю, когда ты так говоришь, красавица, - ромалэ засмеялся и взмахнув рукой пошел прочь.
Надежда пустое чувство. В эту минуту, укрывшись от мира в густой полутьме шатра, Радэна Флавио подумала об этом, возможно, первый раз в жизни. Но сейчас она была готова почувствовать себя сколь угодно глупой, лишь бы никто не отнял этого внезапно возникшего ощущения.
Ворота города закрыты…. Он не мог бы прийти и оставить своих людей в столь тревожное время, даже если бы захотел.
Девушка с улыбкой наблюдала, как тяжелый бронзовый гребень каждым прикосновением делил темные пряди на десяток дорожек лишь для того, что бы они через мгновение небрежно рассыпались по плечам.
- Страд сегодня не придет?
Радэна подняла взгляд, встречаясь с ярко-желтыми глазами их гостьи. За дни, проведенные здесь, Лианна сама стала похожа на невысокую серебристоволосую ромалэ, настолько легко переняла их манеру одеваться, носить ленты в волосах, порой даже двигаться. В таборе не принято было задавать лишних вопросов, и Радэ не знала об этой девочке, новом увлечении своего склонного к авантюрам кузена ничего кроме имени, да коротких оговорок о путешествии из Экилона.
- Не знаю, - Радэ улыбнулась, - Придет, если обещал.
Девушка присела напротив.
- А можешь на нас погадать?
- Плохая примета…, - Радэ улыбнулась в ответ на удивленный взгляд, - Нельзя на родню гадать. Говорят, тогда нагаданного не изменишь.
Темные ресницы на мгновение прикрыли желтые глаза собеседницы, потом она вновь улыбнулась:
- Но ведь Кариэ может?
Радэ, улыбнувшись, кивнула.
- Я найду ее, - решительно подхватив цветные юбки, Лианна выскользнула из шатра, вновь впустив в него тишину и воспоминания.
Так просто быть уверенной во взаимных чувствах, в своем будущем, даже если не знаешь о нем ничего…
Гребень снова коснулся темных волос.
Диего… Обычное имя, если забыть о громких титулах и фамилии. Что у них было на двоих? Случайная встреча, пара вечеров, слова лишенные пустых обещаний… всего лишь время и растаявшее тепло прикосновений. Радэ невольно улыбнулась самой себе, собственной вере, на грани уверенности…
Он придет… к ней.
Весенний день сгорел, оставив после себя лишь сноп искр, застывших на чернильно-черном небе, как продолжение пламени костра. Табор шумел, несмотря на прошедшие вчера похороны, на бунт в городе и сотню других мелочей, так часто меняющих человеческие планы. Громкая музыка, хлопки в ладоши и смех.
Радэ и сама кружилась среди веселящихся людей в фиолетово-алом огне развивающихся юбок, не выдавая никому своего ожидания, радостно и искренне улыбаясь каждому взгляду, и не на мгновение, не выпуская из мыслей одно единственное имя и несколько слов. Столько лиц, возникающих лишь на мгновение, столько рук, касающихся ее плеч и талии в танце и по ее же желанию исчезавших, едва прерывалась отрывистая, как биение сердца, музыка.
Падающее с высоты наполненное звездами небо, огонь, и рваные гитарные аккорды. Она всегда танцевала так, будто не было ничего больше. Вздох, чья то рука в танце поймала ее тонкую ладонь, и через мгновение взгляд встречается с иссиня-черными глазами, утопившими в себе и небо, и пламя костров.
Он здесь…
Она засмеялась, обхватывая его за шею, увлекая за собой в толпу ярких танцующих людей, чувствуя, как тело обнимают сильные руки, отпустившие ее лишь, когда танец закончился, и два столь недавно знакомых, но уже крепко связанных друг с другом человека остались в стороне от всеобщего веселья.
- Нам нужно поговорить, - сильный спокойный голос, и смысл слов с трудом достигнувший девушки сквозь радостные крики и шум ни на день не прекращавшегося здесь праздника.
Радэ вскинула на герцога взгляд, и на лице девушки родилась улыбка:
- Я все знаю. Я видела тебя на похоронах, там, в храме, - она улыбалась, глядя в вороненую сталь любимых глаз, а он молчал, и Радэ просто прижалась к груди мужчины, слушая его дыхание.
- Я помолвлен. И не имею права приходить сюда, - его рука коснулась щеки, отводя упавшую на лицо девушки непослушную темную прядь.
Всего лишь слова… Радэ внезапно поняла, что они не причинили ей боли, возможно, потому, что с того дня в Артурианском Храме она была к ним готова, гораздо более чем к тому, что больше не увидит того, кто теперь не покидал ее мыслей.
- Мне все равно. Я люблю тебя… Я просто хочу остаться с тобой…
Окрестности Руна.
Тонкая девичья рука отодвинула черный в темноте полог, пропуская в шатер острый звездный свет. Табор спал, и серебристо белый полукруг луны неуклонно полз к горизонту.
Он не пришел.
Девушка, по-кошачьи потянувшись, села, глядя в звездную тишину.
Герцогу незачем приходить сюда…. Тем более герцогу Иберо. У него и без того есть все….
Эта мысль, режущая, словно осколок, не оставляла Радэ весь прошедший вечер. В память врезались белые стены Артурианского храма, сотни черных платьев, камзолов, вуалей, плащей, притворно скорбные и откровенно безразличные лица, в этот момент, как никогда, схожих друг с другом, «лучших» людей Империи.
Она и сама тогда была похожа на них черным атласным платьем, украшенным почти невесомым тончайшим кружевом, темными сапфирами ожерелья и сережек, прозрачной темной вуалью прячущей собранные в высокую прическу волосы и взгляд. Внешне ровно настолько же Флавио, насколько другие здесь были Фростами, Нортми, Иберо, Барна…. Радэ не без интереса рассматривала этих странных людей, которых к счастью видела не столь часто, как могла бы.
Взгляд задерживался на лицах, даже не стараясь ухватить спрятанные глубоко под приличествующими событию масками эмоции… а потом Радэ вздрогнула, невольно, раньше чем осознала то, что видит. На лице родилась и тут же погасла улыбка узнавания. А широко распахнутые черные глаза продолжали смотреть на молодого темноволосого мужчину с рубиновой цепью на простом черном камзоле.
- Элла, кто это? – она с трудом узнала собственный негромкий голос, почти шепот. Стоило ли задавать вопрос, если ответ очевиден? Кузина послушно проследила взглядом за почти незаметным кивком головы Радэ и улыбнулась.
- Герцог Диего Иберо, один из претендентов на престол…
Он больше и не придет…
С рассветом в табор принесли новости.
В Рунне продолжались волнения. Говорили, что ворота Золотого города, как и главные выезды из столицы до сих пор перекрыты стражей и гвардией. И те и другие с ног сбиваются, что бы найти зачинщиков беспорядков, но безуспешно.
- Сегодня в город лучше и не соваться, ласточка, - Рубен белозубо усмехнулся, откинув тяжелый полог.
- Будет еще много дней - кивнула в ответ девушка в длинном цветастом платье, продолжая задумчиво перебирать гребнем тяжелые волнистые пряди смоляных волос.
- Люблю, когда ты так говоришь, красавица, - ромалэ засмеялся и взмахнув рукой пошел прочь.
Надежда пустое чувство. В эту минуту, укрывшись от мира в густой полутьме шатра, Радэна Флавио подумала об этом, возможно, первый раз в жизни. Но сейчас она была готова почувствовать себя сколь угодно глупой, лишь бы никто не отнял этого внезапно возникшего ощущения.
Ворота города закрыты…. Он не мог бы прийти и оставить своих людей в столь тревожное время, даже если бы захотел.
Девушка с улыбкой наблюдала, как тяжелый бронзовый гребень каждым прикосновением делил темные пряди на десяток дорожек лишь для того, что бы они через мгновение небрежно рассыпались по плечам.
- Страд сегодня не придет?
Радэна подняла взгляд, встречаясь с ярко-желтыми глазами их гостьи. За дни, проведенные здесь, Лианна сама стала похожа на невысокую серебристоволосую ромалэ, настолько легко переняла их манеру одеваться, носить ленты в волосах, порой даже двигаться. В таборе не принято было задавать лишних вопросов, и Радэ не знала об этой девочке, новом увлечении своего склонного к авантюрам кузена ничего кроме имени, да коротких оговорок о путешествии из Экилона.
- Не знаю, - Радэ улыбнулась, - Придет, если обещал.
Девушка присела напротив.
- А можешь на нас погадать?
- Плохая примета…, - Радэ улыбнулась в ответ на удивленный взгляд, - Нельзя на родню гадать. Говорят, тогда нагаданного не изменишь.
Темные ресницы на мгновение прикрыли желтые глаза собеседницы, потом она вновь улыбнулась:
- Но ведь Кариэ может?
Радэ, улыбнувшись, кивнула.
- Я найду ее, - решительно подхватив цветные юбки, Лианна выскользнула из шатра, вновь впустив в него тишину и воспоминания.
Так просто быть уверенной во взаимных чувствах, в своем будущем, даже если не знаешь о нем ничего…
Гребень снова коснулся темных волос.
Диего… Обычное имя, если забыть о громких титулах и фамилии. Что у них было на двоих? Случайная встреча, пара вечеров, слова лишенные пустых обещаний… всего лишь время и растаявшее тепло прикосновений. Радэ невольно улыбнулась самой себе, собственной вере, на грани уверенности…
Он придет… к ней.
Весенний день сгорел, оставив после себя лишь сноп искр, застывших на чернильно-черном небе, как продолжение пламени костра. Табор шумел, несмотря на прошедшие вчера похороны, на бунт в городе и сотню других мелочей, так часто меняющих человеческие планы. Громкая музыка, хлопки в ладоши и смех.
Радэ и сама кружилась среди веселящихся людей в фиолетово-алом огне развивающихся юбок, не выдавая никому своего ожидания, радостно и искренне улыбаясь каждому взгляду, и не на мгновение, не выпуская из мыслей одно единственное имя и несколько слов. Столько лиц, возникающих лишь на мгновение, столько рук, касающихся ее плеч и талии в танце и по ее же желанию исчезавших, едва прерывалась отрывистая, как биение сердца, музыка.
Падающее с высоты наполненное звездами небо, огонь, и рваные гитарные аккорды. Она всегда танцевала так, будто не было ничего больше. Вздох, чья то рука в танце поймала ее тонкую ладонь, и через мгновение взгляд встречается с иссиня-черными глазами, утопившими в себе и небо, и пламя костров.
Он здесь…
Она засмеялась, обхватывая его за шею, увлекая за собой в толпу ярких танцующих людей, чувствуя, как тело обнимают сильные руки, отпустившие ее лишь, когда танец закончился, и два столь недавно знакомых, но уже крепко связанных друг с другом человека остались в стороне от всеобщего веселья.
- Нам нужно поговорить, - сильный спокойный голос, и смысл слов с трудом достигнувший девушки сквозь радостные крики и шум ни на день не прекращавшегося здесь праздника.
Радэ вскинула на герцога взгляд, и на лице девушки родилась улыбка:
- Я все знаю. Я видела тебя на похоронах, там, в храме, - она улыбалась, глядя в вороненую сталь любимых глаз, а он молчал, и Радэ просто прижалась к груди мужчины, слушая его дыхание.
- Я помолвлен. И не имею права приходить сюда, - его рука коснулась щеки, отводя упавшую на лицо девушки непослушную темную прядь.
Всего лишь слова… Радэ внезапно поняла, что они не причинили ей боли, возможно, потому, что с того дня в Артурианском Храме она была к ним готова, гораздо более чем к тому, что больше не увидит того, кто теперь не покидал ее мыслей.
- Мне все равно. Я люблю тебя… Я просто хочу остаться с тобой…
Ночь с 22 на 23 число месяца Полотна.
Сакрэ. Императорский парк.
Чадящий факел изо всех сил попытался выправится, но усилие было тщетным и его накрыла ночь. Рядом с потухшим светильником скользнула чья-то тень, едва заметная в свете далеких, тусклых звезд на затянутом серыми облаками небе. Человек мягко скользил по темным тропинкам парка, прислушиваясь к доносящейся до него неповторимой речи Ночи. Эта спутница особенно была ему близка, глаза незнакомца могли видеть в тьме ночи ничуть не хуже, чем при свете дня. Человек остановился, всматриваясь вперед. Губы раздвинулись в белозубой улыбке и в следующее мгновение он уже стремительно скользнул к своей цели. В тишине дворцового парка возмутилась потревоженная птаха, но гораздо более громким оказалось возмущенное ворчание:
- Рауль!
- О прости, я испортил твою прическу, братец. Хотя, можешь сильно не переживать, отметить пробор и тщательность завитых кудрей здесь и сейчас - некому.
Брат-близнец, которому только что прилетело по голове сильным подзатыльником, быстро огляделся, чтобы проверить - аллея действительно была пустой.
- Что ты тут делаешь? - недовольным, чуть брезгливым голосом, спросил Крис Фьер, оглядывая косо повязаный на голове Рауля пиратский платок. - Неужели и здесь не можешь оставить своих морских причуд.
Его брат оскалился не хуже острозубой акулы:
- Что такое? Ты забыл как это больно бывает, когда наши шпаги перекрещиваются, брат?
Несколько минут Крис казалось разрывался между желанием и еще какими-то своими мыслями, но вдруг его губы холодно усмехнулись, смеряя брата оценивающим взором:
- Кажется это ты забыл, что в последний раз нянечке пришлось смазывать твои многочисленные синяки и ссадины. А всего лишь из-за собственной слишком горячей головы, Рауль. Моя хладнокровность одержит верх над твоей горячностью.
Юноша, чьи пиратские повадки еще более подчеркивались внешним видом, отвесил полупоклон:
- Желаешь попробовать сейчас же? - белые зубы сверкали в злорадной усмешке.
- В темноте? Ты с ума сошел?
- Трусишь?
Крис заметно вздрогнул и свирепо посмотрел на брата, но ответил просто, обнажив шпагу. Два плаща легко скользнули в пыль тропы, а близнецы встали в позицию и одинаково усмехнулись друг другу. Шпаги зазвенели, скрестившись. Противники для начала обменялись парой ударов, проверяя твердость и уверенность, а также удерживая свои позиции. Неожиданно Рауль перешел к атаке, нанося один за другим выпады, стремясь запутать соперника, сбить его с толку, атакуя с той презрительностью к общепринятым правилам, которая возникает у людей ни раз преступавших нормы поведения как в мирной жизни, так и в бою. Его брат ловко, но недостаточно быстро уклонялся от нападения, за что удостоился царапины на подбородке и тут же выругался, вызвав смех у продолжающего нападать соперника:
- Ничего страшного.. всего лишь - царапина. Объяснишь это небрежностью цирюльника, братец!
Глухое ворчание вот и все, что позволил себе Крис, резким и сильным ударом отбивая шпагу противника. Клинок выскочил из руки похваляющегося и улетел во тьму, Рауль быстро отскочил на полшага назад, пригибаясь и избегая удара наотмашь, он легко подхватил плащ, оборачивая его несколько раз вокруг правой руки и встречая следущую атаку этим своеобразным щитом. На губах Криса появилась нехорошая улыбка, когда он двинулся вперед маленькими шагами, но неуклоно давя на брата, который старался не открываться ему, но все же заработал укол в правое предплечье и скривился:
- Между прочим - больно, - оскалился он.
- Соврешь что-нибудь о том, что портниха была в таком восторге от твоей улыбки, Рауль, что перепутала твое плечо с подушечкой для своих иголок..
- О да.. И порвала мой плащ, - усмешка и резкий выпад правой руки, с желанием ослепить братца, но Крис предусмотрительно отступил, чем воспользовался и Рауль, отпрыгивая назад и в сторону, куда улетела его шпага.
Крис, опомнившись, тут же ринулся за братом, но не успел предупредить картинный кувырок через голову, сопровождаемый хриплым смешком:
- Ловись рыбка мала и велика, - раздался из темноты голос и шорох..
Оставшийся в кругу тусклого отблеска далеких факелов Крис, фыркнул, как кот:
- Тебе бы в акробаты пойти.. забавлять чернь на улицах...
- Это не так весело, как разбираться с тобой, брат.
Вновь два гибких тела закружились, ища слабые места в защите и пытаясь достать друг друга, причинив не столько боли, сколько насмешливо издеваясь.. Зло или легко.. Им все это было достаточно легко сделать и братья всегда были слишком не похожи, чтобы не осознавать это и не уметь с этим справляться, порой подставляя друг другу слабые места. И закаляясь в борьбе друг с другом. Перед лицом всего мира они были - братьями Фьер, сыновьями своего отца. И в этом имени уже не было слабых брешей, лишь умение, сила и хитрый ум.
Когда на темной тропе парка послышались шаги караульных гвардейцев, братья уже вложили шпаги в ножны, оглядывая друг друга.
- Номены, вы заблудились?
- Мы заговорились, - откликнулся Рауль, закидывая на плечо плащ и широко, нагло ухмыляясь.
- Вам придется добираться до берега на лодке, - равнодушно заметил один из караульных. - Паром закрыт.
- Почему? - спросил Крис, недовольно нахмурившись.
- Из-за беспорядков в городе, - пояснил второй караульный, четко поклонившись, прежде чем продолжить обход.
Дождавшись, когда гвардейцы уйдут, Рауль разразился хохотом, глядя на лицо своего брата:
- Только не говори мне, Крис, что ты не в курсе всех дворцовых интриг.. Неужели ты мог подумать, что мне нужно лишь перекинуться с тобой парой ударов? Нет, я решил тебе показать полную приключений жизнь...
- От тебя всего можно ожидать, - пробурчал Крис, направившись к выходу из дворцового парка. - Хорошо, что лодкой ты владеешь в совершенстве.
- Ты ранил меня в плечо, брат. Тебе и весла в руки.
Крис что-то прорычал, свирепо кидая взгляд в сторону говорившего: в такие минуты, как эта он мог полностью потерять контроль над собой, чем и умел пользоваться его смешливый родственник.
- Куда ты собрался дальше? - Крис полной грудью вдохнул ночной воздух, взглянув на далекие звезды.
- Зайдем в наши ресторации, Крис. Скоро уже завершение месяца и отец просил проверить работу ночных заведений, - в тоне насмешника уже не было ни одной ироничной ноты, лишь железная деловая хватка.
Сакрэ. Императорский парк.
Чадящий факел изо всех сил попытался выправится, но усилие было тщетным и его накрыла ночь. Рядом с потухшим светильником скользнула чья-то тень, едва заметная в свете далеких, тусклых звезд на затянутом серыми облаками небе. Человек мягко скользил по темным тропинкам парка, прислушиваясь к доносящейся до него неповторимой речи Ночи. Эта спутница особенно была ему близка, глаза незнакомца могли видеть в тьме ночи ничуть не хуже, чем при свете дня. Человек остановился, всматриваясь вперед. Губы раздвинулись в белозубой улыбке и в следующее мгновение он уже стремительно скользнул к своей цели. В тишине дворцового парка возмутилась потревоженная птаха, но гораздо более громким оказалось возмущенное ворчание:
- Рауль!
- О прости, я испортил твою прическу, братец. Хотя, можешь сильно не переживать, отметить пробор и тщательность завитых кудрей здесь и сейчас - некому.
Брат-близнец, которому только что прилетело по голове сильным подзатыльником, быстро огляделся, чтобы проверить - аллея действительно была пустой.
- Что ты тут делаешь? - недовольным, чуть брезгливым голосом, спросил Крис Фьер, оглядывая косо повязаный на голове Рауля пиратский платок. - Неужели и здесь не можешь оставить своих морских причуд.
Его брат оскалился не хуже острозубой акулы:
- Что такое? Ты забыл как это больно бывает, когда наши шпаги перекрещиваются, брат?
Несколько минут Крис казалось разрывался между желанием и еще какими-то своими мыслями, но вдруг его губы холодно усмехнулись, смеряя брата оценивающим взором:
- Кажется это ты забыл, что в последний раз нянечке пришлось смазывать твои многочисленные синяки и ссадины. А всего лишь из-за собственной слишком горячей головы, Рауль. Моя хладнокровность одержит верх над твоей горячностью.
Юноша, чьи пиратские повадки еще более подчеркивались внешним видом, отвесил полупоклон:
- Желаешь попробовать сейчас же? - белые зубы сверкали в злорадной усмешке.
- В темноте? Ты с ума сошел?
- Трусишь?
Крис заметно вздрогнул и свирепо посмотрел на брата, но ответил просто, обнажив шпагу. Два плаща легко скользнули в пыль тропы, а близнецы встали в позицию и одинаково усмехнулись друг другу. Шпаги зазвенели, скрестившись. Противники для начала обменялись парой ударов, проверяя твердость и уверенность, а также удерживая свои позиции. Неожиданно Рауль перешел к атаке, нанося один за другим выпады, стремясь запутать соперника, сбить его с толку, атакуя с той презрительностью к общепринятым правилам, которая возникает у людей ни раз преступавших нормы поведения как в мирной жизни, так и в бою. Его брат ловко, но недостаточно быстро уклонялся от нападения, за что удостоился царапины на подбородке и тут же выругался, вызвав смех у продолжающего нападать соперника:
- Ничего страшного.. всего лишь - царапина. Объяснишь это небрежностью цирюльника, братец!
Глухое ворчание вот и все, что позволил себе Крис, резким и сильным ударом отбивая шпагу противника. Клинок выскочил из руки похваляющегося и улетел во тьму, Рауль быстро отскочил на полшага назад, пригибаясь и избегая удара наотмашь, он легко подхватил плащ, оборачивая его несколько раз вокруг правой руки и встречая следущую атаку этим своеобразным щитом. На губах Криса появилась нехорошая улыбка, когда он двинулся вперед маленькими шагами, но неуклоно давя на брата, который старался не открываться ему, но все же заработал укол в правое предплечье и скривился:
- Между прочим - больно, - оскалился он.
- Соврешь что-нибудь о том, что портниха была в таком восторге от твоей улыбки, Рауль, что перепутала твое плечо с подушечкой для своих иголок..
- О да.. И порвала мой плащ, - усмешка и резкий выпад правой руки, с желанием ослепить братца, но Крис предусмотрительно отступил, чем воспользовался и Рауль, отпрыгивая назад и в сторону, куда улетела его шпага.
Крис, опомнившись, тут же ринулся за братом, но не успел предупредить картинный кувырок через голову, сопровождаемый хриплым смешком:
- Ловись рыбка мала и велика, - раздался из темноты голос и шорох..
Оставшийся в кругу тусклого отблеска далеких факелов Крис, фыркнул, как кот:
- Тебе бы в акробаты пойти.. забавлять чернь на улицах...
- Это не так весело, как разбираться с тобой, брат.
Вновь два гибких тела закружились, ища слабые места в защите и пытаясь достать друг друга, причинив не столько боли, сколько насмешливо издеваясь.. Зло или легко.. Им все это было достаточно легко сделать и братья всегда были слишком не похожи, чтобы не осознавать это и не уметь с этим справляться, порой подставляя друг другу слабые места. И закаляясь в борьбе друг с другом. Перед лицом всего мира они были - братьями Фьер, сыновьями своего отца. И в этом имени уже не было слабых брешей, лишь умение, сила и хитрый ум.
Когда на темной тропе парка послышались шаги караульных гвардейцев, братья уже вложили шпаги в ножны, оглядывая друг друга.
- Номены, вы заблудились?
- Мы заговорились, - откликнулся Рауль, закидывая на плечо плащ и широко, нагло ухмыляясь.
- Вам придется добираться до берега на лодке, - равнодушно заметил один из караульных. - Паром закрыт.
- Почему? - спросил Крис, недовольно нахмурившись.
- Из-за беспорядков в городе, - пояснил второй караульный, четко поклонившись, прежде чем продолжить обход.
Дождавшись, когда гвардейцы уйдут, Рауль разразился хохотом, глядя на лицо своего брата:
- Только не говори мне, Крис, что ты не в курсе всех дворцовых интриг.. Неужели ты мог подумать, что мне нужно лишь перекинуться с тобой парой ударов? Нет, я решил тебе показать полную приключений жизнь...
- От тебя всего можно ожидать, - пробурчал Крис, направившись к выходу из дворцового парка. - Хорошо, что лодкой ты владеешь в совершенстве.
- Ты ранил меня в плечо, брат. Тебе и весла в руки.
Крис что-то прорычал, свирепо кидая взгляд в сторону говорившего: в такие минуты, как эта он мог полностью потерять контроль над собой, чем и умел пользоваться его смешливый родственник.
- Куда ты собрался дальше? - Крис полной грудью вдохнул ночной воздух, взглянув на далекие звезды.
- Зайдем в наши ресторации, Крис. Скоро уже завершение месяца и отец просил проверить работу ночных заведений, - в тоне насмешника уже не было ни одной ироничной ноты, лишь железная деловая хватка.
23 месяца Полотна. Рунн, резиденция Ауралона.
С возрастом гораздо сильнее раздражает неуют, особенно если знаешь, что где-то есть и обжитые тобой комнаты, и чуткие слуги, уже выучившие, насколько горячей должна быть вода для умывания и насколько прожаренной еда. И сейчас Первосвященник как никогда был близок к раздражению.
В комнате стояло две жаровни, и горел камин, чтобы разогнать сырость, таящуюся по углам. После благословенного тепла Ауралона Рунн кажется довольно промозглым. Бонифаций поплотнее запахнул полы одеяния, подбитого беличьим мехом, и опустился в кресло.
Хорошее кресло, удобное. Не то что эти, по новой моде – на них и сесть-то страшно. Увезти его, что ли, с собой после коронации? В мире не так уж много вещей, от которых ему легче, почему же обязательно надо страдать от отсутствия удобной мебели? Или оставить его, чтобы и в следующий приезд было, где посидеть. Да, в следующий, кто бы что по этому поводу не думал! Первосвященник притопнул ногой в мягкой, также подбитой мехом, туфле. Сердито посмотрел на свой стол: там, в груде прочих бумаг лежал и пакет, отданный ему герцогиней Конарэ. Кажется, Антуанетта слишком буквально восприняла мысль о том, что он должен отвечать перед Каспианом за все грехи этого бренного мира. Впрочем, она несла этот груз много больше его, к тому же не зная самого сокровенного. Любопытство – страшный плод, страшный: он дарит самый сильный соблазн до того, как бывает сорван, и самый горький вкус – после.
Прости мне, Каспиан, ты один знаешь все мои грехи и ведаешь, что и на смертном одре я не избегну любопытства. И все сегодняшнее недовольство – лишь его последствие. Хорошо еще, что вряд ли кто-то догадается, что пакет уже вскрывали и запечатали снова. Тот, кому предназначен сей ценный дар, не должен ни о чем подозревать. Или ему должно хватить ума сделать вид.
Кардинал Руиз наклонил белоснежную голову, едва касаясь губами рубинового перстня Первосвященника.
- Благословите, святой отец.
- Да пребудет с тобой милость Божья, сын мой. – Бонифаций, чуть нахмурившись, проследил, как кардинал усаживается в кресло напротив: их специально так поставили, еще утром.
Симеон всегда вызывал у него смутное, ничем не объяснимое недовольство. И при этом понимание, что особо рассчитывать в столь щепетильных вещах больше ни на кого не приходится. Может, потому и раздражал. Первосвященник медлил прерывать тишину, а кардинал вежливо ждал.
Молоденький служка принес каву для кардинала и кубок с дымящимся варевом для Бонифация. Он отпил грудной отвар и поморщился. Что-то слишком много туда стали класть имбиря.
- Простуда, Ваше Святейшество?
- Похоже, да. Началась сразу после похорон Его Величества.
- Вам стоит поберечь себя.
- И я того же мнения. – живо откликнулся Бонифаций. – Для того тебя сюда и вызвал. Герцогиня Конарэ нанесла мне визит и оставила некий пакет. Из ее рассказа я понял, что он имеет какое-то отношение к Монбару. Вы же с ним приятельствовали? – кардинал медленно кивнул, не отводя внимательного взгляда от его лица. – И славно. Мне, по моему нездоровью, этим делом заниматься недосуг, так что думаю, ты с ним вполне сам справишься. Справишься, Симеон?
- Если такова воля Вашего Святейшества. – спокойно отозвался кардинал.
- Именно такова. – подтвердил Его Святейшество. – К тому же, дела Монбара и все, что также имеет к ним касание, имеют больше отношения к твоим… изысканиям.
- Они вам не по нраву? – приподняв бровь, спросил Руиз.
- Каждодневная моя молитва – чтобы они никогда не понадобились. – Бонифаций вдруг почувствовал себя очень старым и серьезно посмотрел в непроницаемые глаза кардинала. – Для истинной веры чудеса не нужны, сын мой.
Симеон мягко улыбнулся:
- Ваше Святейшество, мы молимся одному богу… и суть наших молитв - одна, как я понял из ваших слов. – он помолчал и тихо прибавил. - Надеюсь, что он нас услышит.
Руиз ушел, унося документы Франсуа Конарэ. Бонифаций сплел короткие пухлые пальцы на животе и прикрыл глаза. Чтобы Симеон не решил с ними сделать, его благословение он получит. К тому же действительно есть дела и поважнее. Выбор Императора – светская процедура, дело же Церкви – благословить этот выбор, а не вмешиваться… слишком сильно. Посмотрим, как Симеон решит эту задачу.
Ему же самому придется заняться менее интересными делами. Теодорус вызывает подозрения, и с Фабиусом не все ладно, и в отваре слишком много имбиря… Вот и будем разбираться, с Божьей помощью.
Секретарь серой тенью проскользнул в комнату, прижимая к груди объемистую стопку документов.
- Чего тебе, Маттео? – раздраженно спросил Первосвященник.
- Ваше Святейшество, тут отчеты по епархиям, прошения…
- Оставь на столе, я потом посмотрю. Ответ от Ее Величества был? Дай сюда.
Вдовствующая Императрица (теперь уже вторая по счету) в самых теплых выражениях благодарила Бонифация за приглашение вместе полюбоваться миниатюрами в старинной «Хронике Коннланта». Он скосил глаз на стол, где лежало точно такое же письмо от Екатерины. Где еще две эти кроткие горлицы смогут спокойно поговорить, как не в доме пастыря. Но для очистки совести тяжелый том с миниатюрами он все-таки приказал перенести из библиотеки сюда.
С возрастом гораздо сильнее раздражает неуют, особенно если знаешь, что где-то есть и обжитые тобой комнаты, и чуткие слуги, уже выучившие, насколько горячей должна быть вода для умывания и насколько прожаренной еда. И сейчас Первосвященник как никогда был близок к раздражению.
В комнате стояло две жаровни, и горел камин, чтобы разогнать сырость, таящуюся по углам. После благословенного тепла Ауралона Рунн кажется довольно промозглым. Бонифаций поплотнее запахнул полы одеяния, подбитого беличьим мехом, и опустился в кресло.
Хорошее кресло, удобное. Не то что эти, по новой моде – на них и сесть-то страшно. Увезти его, что ли, с собой после коронации? В мире не так уж много вещей, от которых ему легче, почему же обязательно надо страдать от отсутствия удобной мебели? Или оставить его, чтобы и в следующий приезд было, где посидеть. Да, в следующий, кто бы что по этому поводу не думал! Первосвященник притопнул ногой в мягкой, также подбитой мехом, туфле. Сердито посмотрел на свой стол: там, в груде прочих бумаг лежал и пакет, отданный ему герцогиней Конарэ. Кажется, Антуанетта слишком буквально восприняла мысль о том, что он должен отвечать перед Каспианом за все грехи этого бренного мира. Впрочем, она несла этот груз много больше его, к тому же не зная самого сокровенного. Любопытство – страшный плод, страшный: он дарит самый сильный соблазн до того, как бывает сорван, и самый горький вкус – после.
Прости мне, Каспиан, ты один знаешь все мои грехи и ведаешь, что и на смертном одре я не избегну любопытства. И все сегодняшнее недовольство – лишь его последствие. Хорошо еще, что вряд ли кто-то догадается, что пакет уже вскрывали и запечатали снова. Тот, кому предназначен сей ценный дар, не должен ни о чем подозревать. Или ему должно хватить ума сделать вид.
Кардинал Руиз наклонил белоснежную голову, едва касаясь губами рубинового перстня Первосвященника.
- Благословите, святой отец.
- Да пребудет с тобой милость Божья, сын мой. – Бонифаций, чуть нахмурившись, проследил, как кардинал усаживается в кресло напротив: их специально так поставили, еще утром.
Симеон всегда вызывал у него смутное, ничем не объяснимое недовольство. И при этом понимание, что особо рассчитывать в столь щепетильных вещах больше ни на кого не приходится. Может, потому и раздражал. Первосвященник медлил прерывать тишину, а кардинал вежливо ждал.
Молоденький служка принес каву для кардинала и кубок с дымящимся варевом для Бонифация. Он отпил грудной отвар и поморщился. Что-то слишком много туда стали класть имбиря.
- Простуда, Ваше Святейшество?
- Похоже, да. Началась сразу после похорон Его Величества.
- Вам стоит поберечь себя.
- И я того же мнения. – живо откликнулся Бонифаций. – Для того тебя сюда и вызвал. Герцогиня Конарэ нанесла мне визит и оставила некий пакет. Из ее рассказа я понял, что он имеет какое-то отношение к Монбару. Вы же с ним приятельствовали? – кардинал медленно кивнул, не отводя внимательного взгляда от его лица. – И славно. Мне, по моему нездоровью, этим делом заниматься недосуг, так что думаю, ты с ним вполне сам справишься. Справишься, Симеон?
- Если такова воля Вашего Святейшества. – спокойно отозвался кардинал.
- Именно такова. – подтвердил Его Святейшество. – К тому же, дела Монбара и все, что также имеет к ним касание, имеют больше отношения к твоим… изысканиям.
- Они вам не по нраву? – приподняв бровь, спросил Руиз.
- Каждодневная моя молитва – чтобы они никогда не понадобились. – Бонифаций вдруг почувствовал себя очень старым и серьезно посмотрел в непроницаемые глаза кардинала. – Для истинной веры чудеса не нужны, сын мой.
Симеон мягко улыбнулся:
- Ваше Святейшество, мы молимся одному богу… и суть наших молитв - одна, как я понял из ваших слов. – он помолчал и тихо прибавил. - Надеюсь, что он нас услышит.
Руиз ушел, унося документы Франсуа Конарэ. Бонифаций сплел короткие пухлые пальцы на животе и прикрыл глаза. Чтобы Симеон не решил с ними сделать, его благословение он получит. К тому же действительно есть дела и поважнее. Выбор Императора – светская процедура, дело же Церкви – благословить этот выбор, а не вмешиваться… слишком сильно. Посмотрим, как Симеон решит эту задачу.
Ему же самому придется заняться менее интересными делами. Теодорус вызывает подозрения, и с Фабиусом не все ладно, и в отваре слишком много имбиря… Вот и будем разбираться, с Божьей помощью.
Секретарь серой тенью проскользнул в комнату, прижимая к груди объемистую стопку документов.
- Чего тебе, Маттео? – раздраженно спросил Первосвященник.
- Ваше Святейшество, тут отчеты по епархиям, прошения…
- Оставь на столе, я потом посмотрю. Ответ от Ее Величества был? Дай сюда.
Вдовствующая Императрица (теперь уже вторая по счету) в самых теплых выражениях благодарила Бонифация за приглашение вместе полюбоваться миниатюрами в старинной «Хронике Коннланта». Он скосил глаз на стол, где лежало точно такое же письмо от Екатерины. Где еще две эти кроткие горлицы смогут спокойно поговорить, как не в доме пастыря. Но для очистки совести тяжелый том с миниатюрами он все-таки приказал перенести из библиотеки сюда.
23 число месяца Полотна.
Королевский Рунн.
Подошедший слуга с трудом дотянулся до плеч наследника Брамера, застегивая на нем плащ. Хайнц вздохнул и решительно высвободился от неуклюжей заботы:
- Ступай, - негромко приказал он, хмурясь и бросая короткий взгляд в зеркало, отразившее его самого – с головы до ног.
- Куда ты собрался? – вездесущая Клара подошла, заглядывая в черные глаза брата.
- В Артурианский собор, - коротко отрезал Хайнц.
- Я могу пойти с тобой?
Маркиз покачал головой, на мгновение обняв сестру за плечи и уже проходя к выходу, но вдруг обернулся и не глядя на нее сказал:
- Давай встретимся на переправе? Я покажу тебе дворцовый парк. Через два часа.
В ответ раздался короткий смех и тут же:
- Отлично, брат! – он знал, что сестра скорей всего сейчас еще и поцелует в щеку, а потому быстро кивнув – вышел на улицу, чтобы тут же вскочить на своего коня.
Большое, величественное здание собора встретило безмолвием. Хайнц спокойно прошел к образу святого, прикладывая руку к груди и наклоняя голову. С детских лет он умел молиться, не произнося ни слова вслух, не желая кому бы то ни было доверять то, о чем он изволит просить Спасителя. Его наставнике пробовали заставить прочитать вслух молитву, но мальчик лишь упрямо сжимал зубы и наклонял голову, становясь похожим на молодого быка. В конце концов, каждый имеет право молится так, как считает нужным. Наследник Брамера безмолвно отступил назад, поднимая взгляд на образ святого и сотворяя знамение, чтобы отойти и сесть на одну из бесчисленных скамеек. Ему нечем было занять себя в этом скучном городе, до сих пор ныли полученные в недавней стычке ссадины, но эта ноющая боль была незаметна. Хайнц огляделся и неожиданно встретил дружественную усмешку. Мимо длинных скамей к нему шел черноволосый молодой человек – герцог Иберии, один из Королей Юга.
- Добрый день, - негромко сказал герцог, присаживаясь рядом.
- У нас порой говорили: мир твоему дому. Но это было очень давно, - задумчиво пробасил Хайнц. – Рад встретить вас здесь, герцог.
Диего Альберто поморщился и с заметной горечью произнес:
- Хайнц, по-моему, мы можем оставить официальность. Тем более друг с другом. Или ты в чем-то обижен на наш дом?
Маркиз фон Торнхейм прямо посмотрел в лицо бывшего своего сокурсника:
- Да, ты никогда не любил обиняков с хорошими друзьями, Диего. – черные глаза продолжали с хмурым вопросом смотреть на лицо герцога, который опять усмехнулся.
- Ты считаешь, это плохо? Что с тобой, Хайнц? – подразумевая довольно значительные кровоподтеки и синяки, украшавшие давнего приятеля.
- Небольшая потасовка…. И встреча с одним из старых знакомцев, - негромко объяснил юноша, изучая ссадины на своих больших руках. – Я считаю, что друзей надо проверять.. и может быть ни один раз. Слепая вера – плохо. Люди коварны, особенно те, кто не понимает тебя.
Диего помолчал, раздумывая и негромко, в тон собеседника спросил:
- Что тебя беспокоит, Хайнц? – он помолчал, и сам же ответил: - Мое решение женится на дочери Дома Фрост?
- Да, - ответ был короток, честен и прям. – Она – северянка, язычница, иноверка. Они не нужны нам.
- Слепая вера – это плохо, - по-прежнему негромко повторил слова своего собеседника Диего. – Разве ты забыл это?
- Нет, я помню. Как и помню другие свои слова. Эти люди – чужды нам, они не понимают нас и могут предать или нарушить свое слово, - впервые Хайнц говорил настолько горячо и убежденно.
Диего успокаивающе положил руку на плечо товарища и чуть сжал его:
- Нам нужен этот союз, Хайнц. Именно не желание понять друг друга заставляло наших предков убивать и сеять вражду. Вспомни, разве мы плохо относились к своим собратьям в Корпусе? Разве всегда хотели вражды лишь от того, что они другой веры? И неужели не хотелось ни разу – поверить в слова о чести, верности и справедливости?
- Хотелось. Но не из пасти леопарда или волка! – казалось, из груди парня вырвалось рычание.
- А мне ты можешь поверить, друг?
Наследник Брамера хмуро улыбнулся, вставая:
- Я всегда тебе верил, Диего, и ты знаешь, что с готовностью присягну на верность такому императору, как ты. И все же – будь осторожен с теми, кто умеет держать запазухой камень.
Они вместе вышли из собора и чуть помедлили, оглядывая улицы Рунна:
- Иногда мне кажется, что время здесь останавливается, - тихо проговорил Хайнц.
- Наверное, это было бы неплохо, но, к сожалению, невозможно. До встречи.
Маркиз кивнул головой и быстро прошел к своему застоявшемуся вороному, необычайно легко для своей комплекции вскочив в седло, он в последний раз оглянулся на уже сидевшего в седле Диего, махнув ему напоследок рукой и пришпорив коня, которого направил к переправе через Вольтурну. Подъезжая к парому, он огляделся, высматривая сестру и увидев родовую карету, спрыгнул с коня, подходя и открывая дверцу:
- Давно ждешь?
- Не очень, но ты все равно – опоздал, - недовольно покосилась на него Клара, подавая руку и выходя на улицу. – А почему дворец на острове?
Хайнц задумчиво посмотрел на переправу, к которой они приближались, и негромко сказал:
- Возможно потому, что оборонять его так – удобнее. А захватить – труднее, - он подал руку сестре, помогая взойти на паром и, молча, вставая рядом.
Река заплескалась за кормой, продолжая нести свои волны по давно проложенному руслу, не обращая на людей, которые всегда были и есть, меняясь из поколения в поколение. Для этих вод – время значения не имело, как и сама жизнь бегущая над ними. Хайнц твердо стоял, хмуро набычившись, и глядя в холодно-блестевшую, мелкую рябь, пробегающую по реке. Клара застыла рядом и любой, кто бы сейчас посмотрел на них – признал бы брата и сестру. Они были похожи посадкой, статью, только глаза сестры смотрели открыто-вызывающе, а брат – хмуро отводил взгляд, предпочитая не видеть людей, встречающих их на «королевском» берегу. Клара и Хайнц дружно сошли с парома, неторопливо направляясь в огромные ворота, за которыми раскинулся парк, одна из величайших гордостей Шенбрунна. Рука Клары привычно подхватила брата, словно это ни он, а она решила показать дворцовые примечательности, маркиз фон Торнхейм усмехнулся, глядя на сестру сверху вниз:
- Дворец посмотрим позже….
- Кажется, это твой друг, - ему показалась, что Клара не очень довольна и Хайнц глянул в том направлении, которое она указала.
К ним навстречу шел Рикардо, в окружении трех девушек. Две черноволосые были так схожи, что в них легко было признать сестер. Третья девушка заставила маркиза почувствовать, что в его груди есть сердце, забившееся от восхищения очаровательным, белокурым созданием. Рик что-то начал говорить, и, девушка радостно улыбнулась, переводя взгляд на остановившихся напротив брата и сестру. Хайнц вздрогнул, когда его черные глаза встретили нежный, сверкающий взгляд голубых, как само небо, очей. Клара сжала его руку, тихо что-то прошептав, а ему не хотелось слышать и видеть никого, кроме этого белокурого, чудесного создания.
- Хайнц, разреши тебе представить еще одну мою спутницу – Марина де Нортми…
Странно, но гром не грянул, и молния не сверкнула, а нежно-голубые глаза по-прежнему смотрели с ласковым вниманием и невольным удивлением на наследника княжества Брамер. Это действительно было странным… Хайнц слишком хорошо знал, насколько ему неприятно все связанное с именем этой девушки и понял, что все это неприятное не имеет значения, если он видит себя в этих удивительных глазах.
Королевский Рунн.
Подошедший слуга с трудом дотянулся до плеч наследника Брамера, застегивая на нем плащ. Хайнц вздохнул и решительно высвободился от неуклюжей заботы:
- Ступай, - негромко приказал он, хмурясь и бросая короткий взгляд в зеркало, отразившее его самого – с головы до ног.
- Куда ты собрался? – вездесущая Клара подошла, заглядывая в черные глаза брата.
- В Артурианский собор, - коротко отрезал Хайнц.
- Я могу пойти с тобой?
Маркиз покачал головой, на мгновение обняв сестру за плечи и уже проходя к выходу, но вдруг обернулся и не глядя на нее сказал:
- Давай встретимся на переправе? Я покажу тебе дворцовый парк. Через два часа.
В ответ раздался короткий смех и тут же:
- Отлично, брат! – он знал, что сестра скорей всего сейчас еще и поцелует в щеку, а потому быстро кивнув – вышел на улицу, чтобы тут же вскочить на своего коня.
Большое, величественное здание собора встретило безмолвием. Хайнц спокойно прошел к образу святого, прикладывая руку к груди и наклоняя голову. С детских лет он умел молиться, не произнося ни слова вслух, не желая кому бы то ни было доверять то, о чем он изволит просить Спасителя. Его наставнике пробовали заставить прочитать вслух молитву, но мальчик лишь упрямо сжимал зубы и наклонял голову, становясь похожим на молодого быка. В конце концов, каждый имеет право молится так, как считает нужным. Наследник Брамера безмолвно отступил назад, поднимая взгляд на образ святого и сотворяя знамение, чтобы отойти и сесть на одну из бесчисленных скамеек. Ему нечем было занять себя в этом скучном городе, до сих пор ныли полученные в недавней стычке ссадины, но эта ноющая боль была незаметна. Хайнц огляделся и неожиданно встретил дружественную усмешку. Мимо длинных скамей к нему шел черноволосый молодой человек – герцог Иберии, один из Королей Юга.
- Добрый день, - негромко сказал герцог, присаживаясь рядом.
- У нас порой говорили: мир твоему дому. Но это было очень давно, - задумчиво пробасил Хайнц. – Рад встретить вас здесь, герцог.
Диего Альберто поморщился и с заметной горечью произнес:
- Хайнц, по-моему, мы можем оставить официальность. Тем более друг с другом. Или ты в чем-то обижен на наш дом?
Маркиз фон Торнхейм прямо посмотрел в лицо бывшего своего сокурсника:
- Да, ты никогда не любил обиняков с хорошими друзьями, Диего. – черные глаза продолжали с хмурым вопросом смотреть на лицо герцога, который опять усмехнулся.
- Ты считаешь, это плохо? Что с тобой, Хайнц? – подразумевая довольно значительные кровоподтеки и синяки, украшавшие давнего приятеля.
- Небольшая потасовка…. И встреча с одним из старых знакомцев, - негромко объяснил юноша, изучая ссадины на своих больших руках. – Я считаю, что друзей надо проверять.. и может быть ни один раз. Слепая вера – плохо. Люди коварны, особенно те, кто не понимает тебя.
Диего помолчал, раздумывая и негромко, в тон собеседника спросил:
- Что тебя беспокоит, Хайнц? – он помолчал, и сам же ответил: - Мое решение женится на дочери Дома Фрост?
- Да, - ответ был короток, честен и прям. – Она – северянка, язычница, иноверка. Они не нужны нам.
- Слепая вера – это плохо, - по-прежнему негромко повторил слова своего собеседника Диего. – Разве ты забыл это?
- Нет, я помню. Как и помню другие свои слова. Эти люди – чужды нам, они не понимают нас и могут предать или нарушить свое слово, - впервые Хайнц говорил настолько горячо и убежденно.
Диего успокаивающе положил руку на плечо товарища и чуть сжал его:
- Нам нужен этот союз, Хайнц. Именно не желание понять друг друга заставляло наших предков убивать и сеять вражду. Вспомни, разве мы плохо относились к своим собратьям в Корпусе? Разве всегда хотели вражды лишь от того, что они другой веры? И неужели не хотелось ни разу – поверить в слова о чести, верности и справедливости?
- Хотелось. Но не из пасти леопарда или волка! – казалось, из груди парня вырвалось рычание.
- А мне ты можешь поверить, друг?
Наследник Брамера хмуро улыбнулся, вставая:
- Я всегда тебе верил, Диего, и ты знаешь, что с готовностью присягну на верность такому императору, как ты. И все же – будь осторожен с теми, кто умеет держать запазухой камень.
Они вместе вышли из собора и чуть помедлили, оглядывая улицы Рунна:
- Иногда мне кажется, что время здесь останавливается, - тихо проговорил Хайнц.
- Наверное, это было бы неплохо, но, к сожалению, невозможно. До встречи.
Маркиз кивнул головой и быстро прошел к своему застоявшемуся вороному, необычайно легко для своей комплекции вскочив в седло, он в последний раз оглянулся на уже сидевшего в седле Диего, махнув ему напоследок рукой и пришпорив коня, которого направил к переправе через Вольтурну. Подъезжая к парому, он огляделся, высматривая сестру и увидев родовую карету, спрыгнул с коня, подходя и открывая дверцу:
- Давно ждешь?
- Не очень, но ты все равно – опоздал, - недовольно покосилась на него Клара, подавая руку и выходя на улицу. – А почему дворец на острове?
Хайнц задумчиво посмотрел на переправу, к которой они приближались, и негромко сказал:
- Возможно потому, что оборонять его так – удобнее. А захватить – труднее, - он подал руку сестре, помогая взойти на паром и, молча, вставая рядом.
Река заплескалась за кормой, продолжая нести свои волны по давно проложенному руслу, не обращая на людей, которые всегда были и есть, меняясь из поколения в поколение. Для этих вод – время значения не имело, как и сама жизнь бегущая над ними. Хайнц твердо стоял, хмуро набычившись, и глядя в холодно-блестевшую, мелкую рябь, пробегающую по реке. Клара застыла рядом и любой, кто бы сейчас посмотрел на них – признал бы брата и сестру. Они были похожи посадкой, статью, только глаза сестры смотрели открыто-вызывающе, а брат – хмуро отводил взгляд, предпочитая не видеть людей, встречающих их на «королевском» берегу. Клара и Хайнц дружно сошли с парома, неторопливо направляясь в огромные ворота, за которыми раскинулся парк, одна из величайших гордостей Шенбрунна. Рука Клары привычно подхватила брата, словно это ни он, а она решила показать дворцовые примечательности, маркиз фон Торнхейм усмехнулся, глядя на сестру сверху вниз:
- Дворец посмотрим позже….
- Кажется, это твой друг, - ему показалась, что Клара не очень довольна и Хайнц глянул в том направлении, которое она указала.
К ним навстречу шел Рикардо, в окружении трех девушек. Две черноволосые были так схожи, что в них легко было признать сестер. Третья девушка заставила маркиза почувствовать, что в его груди есть сердце, забившееся от восхищения очаровательным, белокурым созданием. Рик что-то начал говорить, и, девушка радостно улыбнулась, переводя взгляд на остановившихся напротив брата и сестру. Хайнц вздрогнул, когда его черные глаза встретили нежный, сверкающий взгляд голубых, как само небо, очей. Клара сжала его руку, тихо что-то прошептав, а ему не хотелось слышать и видеть никого, кроме этого белокурого, чудесного создания.
- Хайнц, разреши тебе представить еще одну мою спутницу – Марина де Нортми…
Странно, но гром не грянул, и молния не сверкнула, а нежно-голубые глаза по-прежнему смотрели с ласковым вниманием и невольным удивлением на наследника княжества Брамер. Это действительно было странным… Хайнц слишком хорошо знал, насколько ему неприятно все связанное с именем этой девушки и понял, что все это неприятное не имеет значения, если он видит себя в этих удивительных глазах.
23 день месяца Полотна.
Вечер. В двух днях пути от Вышеграда.
Часто волки приходили в овечьих шкурах
Прольётся море нечестивой крови
Отец глаголит - это божья воля
Святое, как ковчег Ноя
Не до скорби, оставьте работу
Открыт сезон охоты братской роты,
Всё остальное пустое
Дождь похоже и не собирался заканчиваться. Более того, он явно усилился и обжигал холодом щёки. Тракт, по которому не щадя лошадей неслись двое всадников, больше походил на болото, чем на дорогу. В другой раз они безусловно переночевали бы в каком-нибудь придорожном трактире, но теперь было не до сна и не до дождя, время было дорого. На нарушителях ночного спокойствия не было плащей и они явно не были готовы к капризам погоды, каждый из них полностью промок.
Мокрые волосы того, что был чуть впереди спадали на глаза и мужчина не сразу заметил, как навстречу им погоняя могучих жеребцов мчались три фигуры. Разглядеть их было тяжело, так как стена дождя, если что и позволяла увидеть, так это лишь силуэты.
Один из приближавшихся резко взмахнул рукой и незнакомцы одновременно остановились. Милан также решил, что разумнее будет остановиться, хоть это и опасно. Мирослав последовал его примеру.
Выглядела троица одинаково, на них были одеты куртки с поднятыми воротникам и все троя были в низко опущенных на глаза шляпах, с краёв которых падали капли дождя. Тем самым лиц их было не видно, что совсем не нравилось Трваю.
- Милан – это я Андрей. –Трвай сразу узнал Шорохова. Он был одним из тех, кто отвечал за взрыв в Вышеграде.
- Кто эти люди? – Милан говорил еле слышно, дождь заглушал слова.
- Это новые «данииловцы», они помогли мне выбраться из столицы. После взрыва все на ушах стоят. Гусева пока нет в городе и это радует, но из столицы никого не выпускают.
- Что вы здесь делаете? – Трваю совсем всё это не нравилось, о том, что они в дороге никто не знал и он старался не показать взволнованности.
- Впереди застава…мы спешили, как могли. Главное было предупредить вас. Мы не надеялись, но Бог есть и он сжалился над нами.
- Как Корский? Есть потери? – Милан немного прищурился, пытаясь всё-таки разглядеть глаза Шорохова.
- Корский погиб при взрыве. Перстов и Неглинов повешены на площади, вместе с ещё пятью непричастных к делу дворянами. Все молодая знать под присмотром.
- Что ж это о многом говорит, но дела могли быть и хуже…
- Я думаю, Милан всё это мы обсудим позже…время неумолимо уходит, надо подчищать хвосты. В городе без тебя тяжело. Я знаю дорогу, как можно обойти заставу, чуть впереди есть незаметная обычному взору дорога, она уходит в лес. Не будем терять ни минуты! – он повернул коня в сторону Вышеграда, тем самым давая понять, чтобы Трвай следовал за ним.
- Нет. Нам нечего скрываться сейчас. Да у нас нет времени, но мы не будем щадить лошадей и вскоре будем в столице. Застава для нас сейчас не опасна. – Милан внимательно осматривал спутников Шорохова.
- Ты не понимаешь…ты последняя наша надежда, только ты можешь нас сплотить и ты нужен живой всей Скифии. – Андрей только повернул голову в сторону Трвая.
- Значит и решение принимать мне. Наша дорога напрямую в Вышеград! – Трвай закусил губу.
- Ты не понимаешь – повторил сквозь зубы Шорохов.
В следующее мгновение один из спутников Андрея ударил Милана с такой силой, что скифиец вылетел из седла и едва не разбил голову об дорожный камень.
- Ты не расслышал? Поедешь туда, куда скажут!
Трвай плюнул кровью в одну из луж, что занимали почти весь тракт. Посмотрел издевательски снизу вверх на говорившего. После перевёл взгляд на Мирослава, который всё это время хладнокровно соблюдал спокойствие, не делая глупостей. Тот поймал взгляд Трвая. Милан слегка наклонил голову давая знак, в это же мгновение раздалось два выстрела и спутники Шорохова медленно вывалились из своих сёдел.
- Андрей, вы вели себя глупо – Милан медленно поднялся с мерзкой земли и даже нашёл в себе силы улыбнуться. – предать и не покраснеть.
- Я не виноват – Шорохов умоляющими глазами смотрел на Трвая – меня поймали после взрыва и заставили, - прошу Милан сжалься…
- Впереди есть застава?
- Нет никакой заставы. В город пускают всех. Но никого не выпускают, пока нет Гусева, есть шанс укрыться…
- Там впереди где ты предлагал нам обойти заставу кто-то есть?
- Да пять человек и они ждут нас, но ничего не буду предпринимать, так как не знают, когда точно вы будете проезжать здесь. Прошу тебя Милан простить меня…
- Это война Андрей и ты предал меня…и мне ничего не остаётся…- в следующее мгновение Трвай ударил в грудь Шорохова фамильным кинжалом. – Прости…
В сумасшедший дождь на главном тракте Скифии, двое одиноких всадников о чём-то говорили, но ливень поедал знакомую речь. После один из них спешился, обыскал три неподвижные фигуры, которые наполовину утопли в грязи и с какими-то бумагами в руке, вновь взобрался на свою лошадь. Через минуту о том, что здесь было двое мужчин, говорили лишь одиноко лежащие тела и ржание где-то в лесу лошадей, что потеряли своих седоков.
Вечер. В двух днях пути от Вышеграда.
Часто волки приходили в овечьих шкурах
Прольётся море нечестивой крови
Отец глаголит - это божья воля
Святое, как ковчег Ноя
Не до скорби, оставьте работу
Открыт сезон охоты братской роты,
Всё остальное пустое
Дождь похоже и не собирался заканчиваться. Более того, он явно усилился и обжигал холодом щёки. Тракт, по которому не щадя лошадей неслись двое всадников, больше походил на болото, чем на дорогу. В другой раз они безусловно переночевали бы в каком-нибудь придорожном трактире, но теперь было не до сна и не до дождя, время было дорого. На нарушителях ночного спокойствия не было плащей и они явно не были готовы к капризам погоды, каждый из них полностью промок.
Мокрые волосы того, что был чуть впереди спадали на глаза и мужчина не сразу заметил, как навстречу им погоняя могучих жеребцов мчались три фигуры. Разглядеть их было тяжело, так как стена дождя, если что и позволяла увидеть, так это лишь силуэты.
Один из приближавшихся резко взмахнул рукой и незнакомцы одновременно остановились. Милан также решил, что разумнее будет остановиться, хоть это и опасно. Мирослав последовал его примеру.
Выглядела троица одинаково, на них были одеты куртки с поднятыми воротникам и все троя были в низко опущенных на глаза шляпах, с краёв которых падали капли дождя. Тем самым лиц их было не видно, что совсем не нравилось Трваю.
- Милан – это я Андрей. –Трвай сразу узнал Шорохова. Он был одним из тех, кто отвечал за взрыв в Вышеграде.
- Кто эти люди? – Милан говорил еле слышно, дождь заглушал слова.
- Это новые «данииловцы», они помогли мне выбраться из столицы. После взрыва все на ушах стоят. Гусева пока нет в городе и это радует, но из столицы никого не выпускают.
- Что вы здесь делаете? – Трваю совсем всё это не нравилось, о том, что они в дороге никто не знал и он старался не показать взволнованности.
- Впереди застава…мы спешили, как могли. Главное было предупредить вас. Мы не надеялись, но Бог есть и он сжалился над нами.
- Как Корский? Есть потери? – Милан немного прищурился, пытаясь всё-таки разглядеть глаза Шорохова.
- Корский погиб при взрыве. Перстов и Неглинов повешены на площади, вместе с ещё пятью непричастных к делу дворянами. Все молодая знать под присмотром.
- Что ж это о многом говорит, но дела могли быть и хуже…
- Я думаю, Милан всё это мы обсудим позже…время неумолимо уходит, надо подчищать хвосты. В городе без тебя тяжело. Я знаю дорогу, как можно обойти заставу, чуть впереди есть незаметная обычному взору дорога, она уходит в лес. Не будем терять ни минуты! – он повернул коня в сторону Вышеграда, тем самым давая понять, чтобы Трвай следовал за ним.
- Нет. Нам нечего скрываться сейчас. Да у нас нет времени, но мы не будем щадить лошадей и вскоре будем в столице. Застава для нас сейчас не опасна. – Милан внимательно осматривал спутников Шорохова.
- Ты не понимаешь…ты последняя наша надежда, только ты можешь нас сплотить и ты нужен живой всей Скифии. – Андрей только повернул голову в сторону Трвая.
- Значит и решение принимать мне. Наша дорога напрямую в Вышеград! – Трвай закусил губу.
- Ты не понимаешь – повторил сквозь зубы Шорохов.
В следующее мгновение один из спутников Андрея ударил Милана с такой силой, что скифиец вылетел из седла и едва не разбил голову об дорожный камень.
- Ты не расслышал? Поедешь туда, куда скажут!
Трвай плюнул кровью в одну из луж, что занимали почти весь тракт. Посмотрел издевательски снизу вверх на говорившего. После перевёл взгляд на Мирослава, который всё это время хладнокровно соблюдал спокойствие, не делая глупостей. Тот поймал взгляд Трвая. Милан слегка наклонил голову давая знак, в это же мгновение раздалось два выстрела и спутники Шорохова медленно вывалились из своих сёдел.
- Андрей, вы вели себя глупо – Милан медленно поднялся с мерзкой земли и даже нашёл в себе силы улыбнуться. – предать и не покраснеть.
- Я не виноват – Шорохов умоляющими глазами смотрел на Трвая – меня поймали после взрыва и заставили, - прошу Милан сжалься…
- Впереди есть застава?
- Нет никакой заставы. В город пускают всех. Но никого не выпускают, пока нет Гусева, есть шанс укрыться…
- Там впереди где ты предлагал нам обойти заставу кто-то есть?
- Да пять человек и они ждут нас, но ничего не буду предпринимать, так как не знают, когда точно вы будете проезжать здесь. Прошу тебя Милан простить меня…
- Это война Андрей и ты предал меня…и мне ничего не остаётся…- в следующее мгновение Трвай ударил в грудь Шорохова фамильным кинжалом. – Прости…
В сумасшедший дождь на главном тракте Скифии, двое одиноких всадников о чём-то говорили, но ливень поедал знакомую речь. После один из них спешился, обыскал три неподвижные фигуры, которые наполовину утопли в грязи и с какими-то бумагами в руке, вновь взобрался на свою лошадь. Через минуту о том, что здесь было двое мужчин, говорили лишь одиноко лежащие тела и ржание где-то в лесу лошадей, что потеряли своих седоков.
23 число месяца Полотна.
Рунн. Королевский парк.
Ребенок мягко ступил на тропинку, подбирая длинные юбки и обходя лужу. Почти осторожно, но если бы кто-то наблюдал за отражением в воде, то не увидел бы девочки. Там была чуждая тень, вызвавшая у ребенка непонятную усмешку.
- Осторожнее с чужими тенями, - негромкий, хрипловатый голос, на который Анриетта повернулась медленно, окидывая обладательницу взглядом. – Добрый день, дитя.
- Здравствуйте, номени…
- Карна. Карна Норн.
Девочка присела в реверансе, складывая руки перед собой и внимательно глядя на появившуюся женщину. Та улыбнулась ярко-красными губами, странно кого-то напомнив. Анриетта продолжала смотреть, не желая говорить, но и не отступая. Высокая, черноволосая красавица в ответ, не отрываясь, смотрела в каштановые глаза девочки, пока смех не сорвался с ее губ, разбившись о застывший вокруг них в безмолвии воздух. И словно какая-то преграда рухнула. Птицы защебетали, а деревья суетливо зашептались с бродячим ветерком.
- Неплохо, маленькая, - покровительственно кивнула женщина, задумчиво суживая глаза. – Как насчет чашки ароматного чая?
- У нас сегодня – семейный обед.
- Предложение остается в силе, номени Анриетта, - негромко, завершая разговор, сказала Карна.
Два темных взгляда погасли, когда их обладательницы раскланялись. Девочка чувствовала, что молодая женщина проходит мимо, ощущала ее взор, как холодное дуновение ночного воздуха. Но в этот раз она не стала поднимать взгляд: она уже узнала все, что было нужно. В начале аллеи виднелась фигура в сутане. Анриетта де Барна неторопливо направилась к ожидающему ее священнику:
- Добрый день.
- Дитя мое, я рад нашей встрече, - в темных глазах священника зажглись искорки, тут же потускневшие от ледяного взора девочки.
- Вы принесли то, о чем я вас просила?
- Конечно, дитя мое, но чем древняя рукопись сможет помочь нашим беседам?
Анриетта осторожно взяла казавшийся хрупким рулон бумаги:
- Пока не могу ответить вам. Это была просто, - ребенок помолчал – моя просьба, которую вы выполнили.
Пикарус самодовольно поднял голову, а потом благочестиво сделал святое знамение, осеняя и себя и свою собеседницу:
- Любой священнослужитель будет рад помочь своему прихожанину. А ты, дитя мое, всегда можешь рассчитывать на мою поддержку и заботу.
В темно-каштановых глазах отражался каждый жест этого человека. Их обладательница пристально следила даже за тем, как дышит священник, отмечая что-то непонятное. Со стороны же казалось, что между ними идет тихий, благостный разговор. Спустя короткое время, маленькая де Барна и священник королевской часовни расстались, направившись, каждый в свою сторону. И если бы кто-то мог заглянуть в глубину детских глаз, то увидел бы в них холодное удовлетворение.
23 число месяца Полотна.
Рунн. Особняк герцога Барна.
Три коротких удара в большую дверь и вновь тишина, только где-то в отдалении слышны шаги слуг – торопливые, приглушенные коврами, суетящиеся. Анриетта осторожно отступила, понимая, что сейчас дверь откроется. Так и случилось: перед ней появился ее старший брат – Виктуар де Барна. Девочка коротко наклонила голову и негромко поздоровалась. Маркиз едва улыбнулся и посторонился, безмолвно приглашая сестру войти в свою комнату. Внимательные, темные глаза охватили разом всю комнату с ее аскетическим порядком и самого хозяина комнаты. Черные брюки и мягкие, домашние туфли, свободная рубашка с широкими рукавами, расстегнута на груди и накинутый на одно плечо бархатный камзол. Темные глаза встретились с бирюзовой безмятежностью, и Анриетта скупо улыбнулась, на что Виктуар отвесил изысканный поклон, указывая на один из стульев:
- Прошу, сестрица.
Девочка отрицательно качнула головой:
- Лучше присядьте вы, брат. – бровь юноши изогнулась, но он сел, продолжая внимательно следить за ней. Маленькая де Барна помолчала и размеренно, негромко продолжила:
- Вчера вы соизволили говорить со мной о защите от чуждого влияния. Я хочу уточнить, брат, если это возможно: на вас кто-то влияет или вы просто интересуетесь? – ребенок, как всегда, был предельно честен и прям.
Молодой человек откинулся на спинку стула, пристально разглядывая стоящую перед ним девочку, с губ его лениво потекли слова – одно за другим. Настолько нарочито лениво и незначительно, что Анриетта едва заметно наклонилась вперед, вслушиваясь.
- Влияние.. знаете, милая сестра, когда я вижу чей-либо взгляд – я ожидаю влияния. Вам известно, какое значение древние предавали даже мимолетному взору? Как особо отмечались глубокие взгляды? Предугадать когда ты ощутишь или попадешь под влияние практически нельзя, Анриетта, - совсем тихо промолвил Виктуар. – И вот это мне лично не нравится.
Девочка аккуратно подняла руку и, как, казалось бы, любящим жестом коснулась ладонью щеки брата:
- Ясновидение – редкий дар. И, говорят, священный, хотя на самом деле это всего лишь предугадывание ходов и вариаций отступлений.
Брови молодого человека дрогнули, словно на какое-то мгновение ему стало больно, но он справился с приступом и чуть улыбнулся, накрывая руку сестры своей, чтобы прижать к щеке эту прохладную ладонь. Настал черед Анриетты едва заметно вздрагивать, в темных глазах отразился сверкающий взор и улыбка брата: самоуверенная, как всегда, но при этом – открытая, какой она была очень и очень редко:
- Сестренка, из тебя вышел бы недурственный полководец. Я сделал тебе больно? Чем?
- Прошу прощения, брат?
- Ты вздрогнула.
- От неожиданности, - чуть подумав, уронила слова девочка. Недолгое молчание вновь окутало родственников, прежде чем девочка мягко освободив руку, сказала: - Я согласна с вами, Виктуар. И постараюсь помочь вам, чем смогу.
- Вот и хорошо, - ледяных, девичьих пальцев коснулись теплые губы.
Рунн. Королевский парк.
За спиною - лук, гордый блеск венца.
Говорят, победителю судей нет.
Так забудь про жалость, великий царь!
Ведь любую твою оправдает страсть
Лишь одно безграничное право - власть.
Говорят, победителю судей нет.
Так забудь про жалость, великий царь!
Ведь любую твою оправдает страсть
Лишь одно безграничное право - власть.
Ребенок мягко ступил на тропинку, подбирая длинные юбки и обходя лужу. Почти осторожно, но если бы кто-то наблюдал за отражением в воде, то не увидел бы девочки. Там была чуждая тень, вызвавшая у ребенка непонятную усмешку.
- Осторожнее с чужими тенями, - негромкий, хрипловатый голос, на который Анриетта повернулась медленно, окидывая обладательницу взглядом. – Добрый день, дитя.
- Здравствуйте, номени…
- Карна. Карна Норн.
Девочка присела в реверансе, складывая руки перед собой и внимательно глядя на появившуюся женщину. Та улыбнулась ярко-красными губами, странно кого-то напомнив. Анриетта продолжала смотреть, не желая говорить, но и не отступая. Высокая, черноволосая красавица в ответ, не отрываясь, смотрела в каштановые глаза девочки, пока смех не сорвался с ее губ, разбившись о застывший вокруг них в безмолвии воздух. И словно какая-то преграда рухнула. Птицы защебетали, а деревья суетливо зашептались с бродячим ветерком.
- Неплохо, маленькая, - покровительственно кивнула женщина, задумчиво суживая глаза. – Как насчет чашки ароматного чая?
- У нас сегодня – семейный обед.
- Предложение остается в силе, номени Анриетта, - негромко, завершая разговор, сказала Карна.
Два темных взгляда погасли, когда их обладательницы раскланялись. Девочка чувствовала, что молодая женщина проходит мимо, ощущала ее взор, как холодное дуновение ночного воздуха. Но в этот раз она не стала поднимать взгляд: она уже узнала все, что было нужно. В начале аллеи виднелась фигура в сутане. Анриетта де Барна неторопливо направилась к ожидающему ее священнику:
- Добрый день.
- Дитя мое, я рад нашей встрече, - в темных глазах священника зажглись искорки, тут же потускневшие от ледяного взора девочки.
- Вы принесли то, о чем я вас просила?
- Конечно, дитя мое, но чем древняя рукопись сможет помочь нашим беседам?
Анриетта осторожно взяла казавшийся хрупким рулон бумаги:
- Пока не могу ответить вам. Это была просто, - ребенок помолчал – моя просьба, которую вы выполнили.
Пикарус самодовольно поднял голову, а потом благочестиво сделал святое знамение, осеняя и себя и свою собеседницу:
- Любой священнослужитель будет рад помочь своему прихожанину. А ты, дитя мое, всегда можешь рассчитывать на мою поддержку и заботу.
В темно-каштановых глазах отражался каждый жест этого человека. Их обладательница пристально следила даже за тем, как дышит священник, отмечая что-то непонятное. Со стороны же казалось, что между ними идет тихий, благостный разговор. Спустя короткое время, маленькая де Барна и священник королевской часовни расстались, направившись, каждый в свою сторону. И если бы кто-то мог заглянуть в глубину детских глаз, то увидел бы в них холодное удовлетворение.
23 число месяца Полотна.
Рунн. Особняк герцога Барна.
Три коротких удара в большую дверь и вновь тишина, только где-то в отдалении слышны шаги слуг – торопливые, приглушенные коврами, суетящиеся. Анриетта осторожно отступила, понимая, что сейчас дверь откроется. Так и случилось: перед ней появился ее старший брат – Виктуар де Барна. Девочка коротко наклонила голову и негромко поздоровалась. Маркиз едва улыбнулся и посторонился, безмолвно приглашая сестру войти в свою комнату. Внимательные, темные глаза охватили разом всю комнату с ее аскетическим порядком и самого хозяина комнаты. Черные брюки и мягкие, домашние туфли, свободная рубашка с широкими рукавами, расстегнута на груди и накинутый на одно плечо бархатный камзол. Темные глаза встретились с бирюзовой безмятежностью, и Анриетта скупо улыбнулась, на что Виктуар отвесил изысканный поклон, указывая на один из стульев:
- Прошу, сестрица.
Девочка отрицательно качнула головой:
- Лучше присядьте вы, брат. – бровь юноши изогнулась, но он сел, продолжая внимательно следить за ней. Маленькая де Барна помолчала и размеренно, негромко продолжила:
- Вчера вы соизволили говорить со мной о защите от чуждого влияния. Я хочу уточнить, брат, если это возможно: на вас кто-то влияет или вы просто интересуетесь? – ребенок, как всегда, был предельно честен и прям.
Молодой человек откинулся на спинку стула, пристально разглядывая стоящую перед ним девочку, с губ его лениво потекли слова – одно за другим. Настолько нарочито лениво и незначительно, что Анриетта едва заметно наклонилась вперед, вслушиваясь.
- Влияние.. знаете, милая сестра, когда я вижу чей-либо взгляд – я ожидаю влияния. Вам известно, какое значение древние предавали даже мимолетному взору? Как особо отмечались глубокие взгляды? Предугадать когда ты ощутишь или попадешь под влияние практически нельзя, Анриетта, - совсем тихо промолвил Виктуар. – И вот это мне лично не нравится.
Девочка аккуратно подняла руку и, как, казалось бы, любящим жестом коснулась ладонью щеки брата:
- Ясновидение – редкий дар. И, говорят, священный, хотя на самом деле это всего лишь предугадывание ходов и вариаций отступлений.
Брови молодого человека дрогнули, словно на какое-то мгновение ему стало больно, но он справился с приступом и чуть улыбнулся, накрывая руку сестры своей, чтобы прижать к щеке эту прохладную ладонь. Настал черед Анриетты едва заметно вздрагивать, в темных глазах отразился сверкающий взор и улыбка брата: самоуверенная, как всегда, но при этом – открытая, какой она была очень и очень редко:
- Сестренка, из тебя вышел бы недурственный полководец. Я сделал тебе больно? Чем?
- Прошу прощения, брат?
- Ты вздрогнула.
- От неожиданности, - чуть подумав, уронила слова девочка. Недолгое молчание вновь окутало родственников, прежде чем девочка мягко освободив руку, сказала: - Я согласна с вами, Виктуар. И постараюсь помочь вам, чем смогу.
- Вот и хорошо, - ледяных, девичьих пальцев коснулись теплые губы.
23 число месяца Полотна
Музыка: Black Sabbath – Scarlet Pimpernel
Это невыносимо. Я просто кожей чувствую, что на меня давит это место, как будто с каждым днем все эти тяжеловесные здания на палец сползают со своих фундаментов, окружая дом тана...
Наверное, так не было… раньше. Последний раз я бывал в Рунне четырнадцатилетним, и тогда мне… даже нравилось; непривычно, но так интересно. Яркий город; город, где солнечный свет легким шелком устилает улицы; где прохожие – будто райские птицы на раскрашенных гравюрах; где тепло и уютно… Но теперь – нет. Что-то изменилось, и дело не во мне – или не столько во мне. Радоваться я совсем не разучился – и в другое время я бы пропадал на улицах не вечерами, а в самые оживленные часы – смотрел бы, слушал до изнеможения... Но – вечерами, так же наблюдая и вслушиваясь, замечаешь нечто совершенно другое. Что-то висит в воздухе, и речь не об облаках.
Ломаные перья. Сколько уже? Пять? И три залитых чернилами листа… Вот оно – письмо домой. Черные строчки на изжелта-белом листке – будто слова не написаны, а выжжены на том, что еще недавно, совсем недавно было молодой сосной. А что до письма – его нет. Есть торопливые росчерки, есть слова; есть означающее – нет означаемого.
…Кувшин летит в стену. Капли разлетаются – алмазами, не рубинами. Чем больше пьешь – тем страшнее становится, тем больше хочется забиться в угол и выть – маленьким волчонком в клетке. Так что – вода и только вода – пока не выберусь отсюда…
Натянув очередную, еще не штопанную после утра, рубаху и куртку, я вышел на крышу, где и уселся, привалившись спиной к трубе. Холодно – но терпимо; может быть, ветер раздует ненужные ощущения.
Ненужные предчувствия.
Фросты строили высоко, и город был виден почти весь; весь город – но не его люди… Рунн вдруг стал похож на любимые мои северные равнины, царство чистых, ненарушенных, ни в чем не нуждающихся – стихий. Город… он вдруг показался мне таким же. Камень домов. Воды реки. Ветер – в движении облаков.
Огонь – в опускающемся солнце.
Труба грела спину, ветер холодил лицо. Внизу неторопливо шли последние прохожие – хотя какие последние? Это – Королевский город, тут и в пять часов кто-то возвращается от какой-нибудь Эсте или в крайнем случае Шаре. Или наоборот? Кого там из них считают более… «Шикарной»? А, не столь важно.
Не выбираю же… хех…
Я подтянул к себе меч (странно – даже не запомнил, как его брал), поднялся и начал танцевать. Вот так – один и на крыше, небыстро, но с полной концентрацией.
Каждое движение – удар.
Каждый шаг – уход.
Каждый взгляд – скрыт.
Каждый взмах – оправдан.
Ничего лишнего.
Ничего.
Один – против восьми алебард… в кольце… перед строем стрелков…
…Когда делать все правильно – недостаточно.
…Когда от тебя мало что зависит.
…Когда надо быть совершенным, чтобы иметь хоть один шанс.
Человек не безупречен.
И это правда.
Или ты – человек. Или ты – живешь.
Выбирай.
Клинок летит в ножны, рука – ко лбу. Мокрые волосы. Капли пота на скулах. Взмокшая рубашка. Усталость.
И безупречная тренировка. Разве это обмен?!
Солнце село, только тонкая красная линия у горизонта напоминает о закате. Все-таки тороплюсь… Но – так или иначе, я присел на парапет, на котором отплясал последние такты, и досмотрел закат до конца.
Сбежав по лестнице, я вновь оказался в своих чердачных комнатах. Остатки письма были сожжены; проще все же добежать до нашего семейного дома и увидеть приехавшего Юру – а уж он расскажет родителям, что надо. Юра – он человек надежный. Главное – ни слова о политике. Если получится, конечно…
Но завтра, все завтра…
Одежду – на стул, быстро забираюсь под одеяло – все ж холодно. Сразу, как согреваюсь – засыпаю…
… А когда просыпаюсь – вокруг белый холод. Ноги вязнут в снегу; метель бросается навстречу, как бешеный зверь; дышать – практически нереально. Кажется, сам ветер – виден, будто белыми полосами он обвивает меня, и лишь иногда заметен клочок неба – меньше, чем на удар сердца… которое не бьется. Да и дышать я не чувствую особой нужды… а когда подношу к глазам руки – кожа чуть ли не белее вихрящегося снега.
И лишь иногда виделись в белом аду два серых пятна – в небе и на земле. Похоже, они приближались – а вьюга чуть-чуть, почти неразличимо успокаивалась…
Музыка: Black Sabbath – Scarlet Pimpernel
Это невыносимо. Я просто кожей чувствую, что на меня давит это место, как будто с каждым днем все эти тяжеловесные здания на палец сползают со своих фундаментов, окружая дом тана...
Наверное, так не было… раньше. Последний раз я бывал в Рунне четырнадцатилетним, и тогда мне… даже нравилось; непривычно, но так интересно. Яркий город; город, где солнечный свет легким шелком устилает улицы; где прохожие – будто райские птицы на раскрашенных гравюрах; где тепло и уютно… Но теперь – нет. Что-то изменилось, и дело не во мне – или не столько во мне. Радоваться я совсем не разучился – и в другое время я бы пропадал на улицах не вечерами, а в самые оживленные часы – смотрел бы, слушал до изнеможения... Но – вечерами, так же наблюдая и вслушиваясь, замечаешь нечто совершенно другое. Что-то висит в воздухе, и речь не об облаках.
Ломаные перья. Сколько уже? Пять? И три залитых чернилами листа… Вот оно – письмо домой. Черные строчки на изжелта-белом листке – будто слова не написаны, а выжжены на том, что еще недавно, совсем недавно было молодой сосной. А что до письма – его нет. Есть торопливые росчерки, есть слова; есть означающее – нет означаемого.
…Кувшин летит в стену. Капли разлетаются – алмазами, не рубинами. Чем больше пьешь – тем страшнее становится, тем больше хочется забиться в угол и выть – маленьким волчонком в клетке. Так что – вода и только вода – пока не выберусь отсюда…
Натянув очередную, еще не штопанную после утра, рубаху и куртку, я вышел на крышу, где и уселся, привалившись спиной к трубе. Холодно – но терпимо; может быть, ветер раздует ненужные ощущения.
Ненужные предчувствия.
Фросты строили высоко, и город был виден почти весь; весь город – но не его люди… Рунн вдруг стал похож на любимые мои северные равнины, царство чистых, ненарушенных, ни в чем не нуждающихся – стихий. Город… он вдруг показался мне таким же. Камень домов. Воды реки. Ветер – в движении облаков.
Огонь – в опускающемся солнце.
Труба грела спину, ветер холодил лицо. Внизу неторопливо шли последние прохожие – хотя какие последние? Это – Королевский город, тут и в пять часов кто-то возвращается от какой-нибудь Эсте или в крайнем случае Шаре. Или наоборот? Кого там из них считают более… «Шикарной»? А, не столь важно.
Не выбираю же… хех…
Я подтянул к себе меч (странно – даже не запомнил, как его брал), поднялся и начал танцевать. Вот так – один и на крыше, небыстро, но с полной концентрацией.
Каждое движение – удар.
Каждый шаг – уход.
Каждый взгляд – скрыт.
Каждый взмах – оправдан.
Ничего лишнего.
Ничего.
Один – против восьми алебард… в кольце… перед строем стрелков…
…Когда делать все правильно – недостаточно.
…Когда от тебя мало что зависит.
…Когда надо быть совершенным, чтобы иметь хоть один шанс.
Человек не безупречен.
И это правда.
Или ты – человек. Или ты – живешь.
Выбирай.
Клинок летит в ножны, рука – ко лбу. Мокрые волосы. Капли пота на скулах. Взмокшая рубашка. Усталость.
И безупречная тренировка. Разве это обмен?!
Солнце село, только тонкая красная линия у горизонта напоминает о закате. Все-таки тороплюсь… Но – так или иначе, я присел на парапет, на котором отплясал последние такты, и досмотрел закат до конца.
Сбежав по лестнице, я вновь оказался в своих чердачных комнатах. Остатки письма были сожжены; проще все же добежать до нашего семейного дома и увидеть приехавшего Юру – а уж он расскажет родителям, что надо. Юра – он человек надежный. Главное – ни слова о политике. Если получится, конечно…
Но завтра, все завтра…
Одежду – на стул, быстро забираюсь под одеяло – все ж холодно. Сразу, как согреваюсь – засыпаю…
… А когда просыпаюсь – вокруг белый холод. Ноги вязнут в снегу; метель бросается навстречу, как бешеный зверь; дышать – практически нереально. Кажется, сам ветер – виден, будто белыми полосами он обвивает меня, и лишь иногда заметен клочок неба – меньше, чем на удар сердца… которое не бьется. Да и дышать я не чувствую особой нужды… а когда подношу к глазам руки – кожа чуть ли не белее вихрящегося снега.
И лишь иногда виделись в белом аду два серых пятна – в небе и на земле. Похоже, они приближались – а вьюга чуть-чуть, почти неразличимо успокаивалась…
23 число месяца Полотна.
Королевский Рунн.
Малый дворец Иберо.
Герцог Динштайн с достоинством опустился в широкое кресло, указывая рукой напротив себя:
- Диего, позволь тебе представить кардинала Барна. Нашего верного друга и союзника, который ни раз помогал торжеству справедливости и веры.
Герцог Иберо вежливо склонился, целуя протянутую ему руку святого отца, благословившего его и улыбнувшегося:
- Сын мой, деяния наши - благие или дурные - пусть судит единственный творец наш. Мы же постараемся служить ему в меру сил своих скромных.
- Рад встрече с вами, Ваше Преосвященство. Чем могу быть полезен? - герцог перевел проницательный взгляд на Альбрехта, который улыбнулся тонкими губами:
- Я попросил Его Преосвященство помочь тебе в нелегком пути восшествия к славе и торжеству Великой Экклесианской Церкви. Кардинал Теодорус пользуется уважением в Ауралоне и к слову его стоит прислушаться.
Диего молча кивнул головой, проходя к небольшому столу. Все трое сидели в кабинете герцога Иберии, в его доме, куда Альбрехт Динштайн пришел вместе со своим благодушным и улыбчивым спутником. В дверях кабинета появился слуга с подносом, на котором стояли чашки с дымящимся кава. Герцог Иберо жестом поблагодарил слугу и радушно произнес, улыбаясь и встречаясь с темным взором своего родственника:
- Вы обогнали меня, дядя, я как раз собирался обратиться за духовной поддержкой, - Диего промолчал, изучая что-то в лице собеседника. - К кардиналу Рунна.
- Он сомнителен! - решительно и твердо сказал правитель Остаррики. - Мы не можем рисковать, доверяясь тому, чье поведение более чем настораживает верных слуг Святой Экклесии.
Говоривший с неудовольствием заметил, что племянник явно предпочитает думать по своему:
- Мне кажется, что вы знаете больше меня, ваша светлость, - подчеркнуто официально продолжил разговор Диего, беря свою чашку с кава и улыбкой приветствуя такой же жест от кардинала Барна, который чуть качал головой, слушая разговор. - Я жду пояснений.
- Вера не нуждается в пояснениях, сын мой, - заговорил кардинал, по-прежнему благостно улыбаясь. - Ведь вы вряд ли будете требовать пояснения с нашего Творца, когда он будет выносить свой суровый приговор?
В ласковых глазах священника сверкнул и погас огонек. Да, кардинал Барна внимательно прислушивался к разговору и явно сделал для себя определенные выводы. Герцог Динштайн еще больше выпрямился в кресле, не сводя сурового взгляда с лица племянника. Диего Иберо неторопливо поставил на стол чашку и с расстановкой произнес:
- Я верю в праведный суд Творца, Ваше Преосвященство. Но человеку, пусть и избранному самим Творцом, свойственно ошибаться. Этому нас учит и Великая Книга, где описаны деяния Творца, Сына его и тех, кто нес нам светоч его мудрости.
Кардинал Теодорус тоже поставил чашку и мягко сложил ладони:
- Верно, сын мой, но и ошибки эти будут исправлены праведным судом Творца. Нам же следует идти по слову его, склоняя голову перед мудростью слов Книги и следуя им. Не будем судить или оправдывать моего собрата по вере, ведь не для этого мы пришли сюда. Я просто надеюсь, что наша беседа продолжится, и мы найдем точки соприкосновения друг с другом, сын мой, - на губах священника заиграла его радушная улыбка.
Черные брови герцога Динштайна приподнялись в безмолвном вопросе, а Диего Альберто Иберо наклонил голову:
- Всегда буду рад видеть вас, Ваше Преосвященство. Как и вас, дядя. Мы с вами совсем скоро увидимся вновь. На приеме в доме Дэ Ла Прад.
Властитель Остаррики нахмурился, решительно сжимая пальцы правой руки в кулак:
- Мы не придем на этот прием! - звучный, красивый голос был похож на рокот далекого грома.
- Мы? Кто это - мы? - негромко спросил Диего следя за тем, как поднимается его владетельный родич, чтобы спустя мгновение подняться за ним следом. - Вы, дядя, и ваш верный друг, наш преданный союзник - князь Брамера - оставите нас в столь трудный час? В час, когда мы все должны быть едины? Ведь в этом наша победа.
В негромком, но привыкшем повелевать голосе послышались странные нотки, заставившие насторожится герцога Динштайна и еще радушнее улыбнуться кардинала.
- Мне показалось или ты смеешься надо мной, Диего?
- Я всего лишь повторяю ваши слова, дядя. Мне не хотелось бы, чтобы между нами была стена непонимания или отчуждения.
- Дети мои, смех или разумный довод рассудка, но как гласит слово Творца: будь терпим и да вознаградится терпение твое.
- Воистину так, - гулко подтвердил герцог Остаррики. - Был рад встрече, Диего. Скоро мы увидимся.
Не знающий Альбрехта человек решил бы, что он смирился, но племянник неплохо знал своего дядю и лишь вежливо склонил голову, благодаря за визит и направляясь за гостями, чтобы проводить их до порога, где герцог Динштайн вдруг развернулся, бросая последнее слово:
- Я полагаю, что нужно расстаться на хорошей ноте, Диего. Я решил жениться. Дому Анфра уже выслано предложение, которое, в чем я не сомневаюсь, будет принято.
Короткий кивок и вежливые слова прощания: лишних чувств герцог Дены себе никогда не позволял, особенно в важных делах наследия.
Поздний вечер 23 числа месяца Полотна.
Дом герцога Динштайн.
- Не бывать этому! - страшный в своей свирепости и силе возглас заставил содрогнуться стоявших на карауле слуг, но они тут же снова приняли невозмутимое выражение лиц.
- Успокойся, Готфрид, - раздался холодный, расчетливый голос герцога Динштайна, которые твердой рукой закрыл двери, оставаясь наедине со старинным другом.
Оставшиеся перед безмолвием темного коридора охранники вытянулись еще более прямо, всматриваясь в невидимые тени ночных сумерек.
Герцог Остаррики молча погладил эфес шпаги, прежде чем снять ее с пояса, кладя на стол перед собой:
- Мы пойдем на этот званный вечер, Готфрид. Он нам нужен, как и мы ему, - темные глаза страшно сверкнули. - Когда Великий Творец желает провести неверных слуг своих, то, прежде всего, закрывает им уши и глаза, чтобы они тыкались подобно слепым щенкам. Мы не будем слепы и глухи. Противника нельзя недооценивать, его надо знать.
- Мои люди еще не насытились красотами столицы, - пробасил Торнхейм, еле сдерживая прорывающуюся в голосе ярость.
- Наш час скоро вновь пробьет. И он не за горами, но осторожность нам не помешает. Не забывай, что есть верные слуги наши, чьи заслуги и доблесть не позволит стоять в стороне, пока бьют неверных или.. беззащитных.
Князь Брамера басисто захохотал:
- О, да. Великий мореход Иберо не будет стоять, пока на его глазах избивают невинных...
- И погибнет в первых рядах, - глухо закончил Альбрехт Динштайн. - Унося за собой орды верных псов своих, а может и преданных друзей. Надеюсь это поможет обратить внимание кардинала Рунна на безобразия, творимые еретиками. Сложно управлять ситуацией стоя в стороне, не правда ли, Готфрид?
Князь кивнул, соглашаясь и откидываясь на спинку стула, затрещавшего под ним:
- Твои загадки просты, Альбрехт, как и решения их. Главное, чтобы простота эта была доступна всем и каждому. Нужно, чтобы кто-то из твоих слуг проследил за всем этим и возможно... Возможно придется пожертвовать самыми преданными.
- У нас есть такие, - кивнул герцог, гася слабый язычок пламени свечи, что трепыхалась перед ним в надежде на спасение. Рука герцога Дены не знала пощады, душа огонь сердца и наполняя все вокруг властным холодом расчета и беспощадности.
Королевский Рунн.
Малый дворец Иберо.
Герцог Динштайн с достоинством опустился в широкое кресло, указывая рукой напротив себя:
- Диего, позволь тебе представить кардинала Барна. Нашего верного друга и союзника, который ни раз помогал торжеству справедливости и веры.
Герцог Иберо вежливо склонился, целуя протянутую ему руку святого отца, благословившего его и улыбнувшегося:
- Сын мой, деяния наши - благие или дурные - пусть судит единственный творец наш. Мы же постараемся служить ему в меру сил своих скромных.
- Рад встрече с вами, Ваше Преосвященство. Чем могу быть полезен? - герцог перевел проницательный взгляд на Альбрехта, который улыбнулся тонкими губами:
- Я попросил Его Преосвященство помочь тебе в нелегком пути восшествия к славе и торжеству Великой Экклесианской Церкви. Кардинал Теодорус пользуется уважением в Ауралоне и к слову его стоит прислушаться.
Диего молча кивнул головой, проходя к небольшому столу. Все трое сидели в кабинете герцога Иберии, в его доме, куда Альбрехт Динштайн пришел вместе со своим благодушным и улыбчивым спутником. В дверях кабинета появился слуга с подносом, на котором стояли чашки с дымящимся кава. Герцог Иберо жестом поблагодарил слугу и радушно произнес, улыбаясь и встречаясь с темным взором своего родственника:
- Вы обогнали меня, дядя, я как раз собирался обратиться за духовной поддержкой, - Диего промолчал, изучая что-то в лице собеседника. - К кардиналу Рунна.
- Он сомнителен! - решительно и твердо сказал правитель Остаррики. - Мы не можем рисковать, доверяясь тому, чье поведение более чем настораживает верных слуг Святой Экклесии.
Говоривший с неудовольствием заметил, что племянник явно предпочитает думать по своему:
- Мне кажется, что вы знаете больше меня, ваша светлость, - подчеркнуто официально продолжил разговор Диего, беря свою чашку с кава и улыбкой приветствуя такой же жест от кардинала Барна, который чуть качал головой, слушая разговор. - Я жду пояснений.
- Вера не нуждается в пояснениях, сын мой, - заговорил кардинал, по-прежнему благостно улыбаясь. - Ведь вы вряд ли будете требовать пояснения с нашего Творца, когда он будет выносить свой суровый приговор?
В ласковых глазах священника сверкнул и погас огонек. Да, кардинал Барна внимательно прислушивался к разговору и явно сделал для себя определенные выводы. Герцог Динштайн еще больше выпрямился в кресле, не сводя сурового взгляда с лица племянника. Диего Иберо неторопливо поставил на стол чашку и с расстановкой произнес:
- Я верю в праведный суд Творца, Ваше Преосвященство. Но человеку, пусть и избранному самим Творцом, свойственно ошибаться. Этому нас учит и Великая Книга, где описаны деяния Творца, Сына его и тех, кто нес нам светоч его мудрости.
Кардинал Теодорус тоже поставил чашку и мягко сложил ладони:
- Верно, сын мой, но и ошибки эти будут исправлены праведным судом Творца. Нам же следует идти по слову его, склоняя голову перед мудростью слов Книги и следуя им. Не будем судить или оправдывать моего собрата по вере, ведь не для этого мы пришли сюда. Я просто надеюсь, что наша беседа продолжится, и мы найдем точки соприкосновения друг с другом, сын мой, - на губах священника заиграла его радушная улыбка.
Черные брови герцога Динштайна приподнялись в безмолвном вопросе, а Диего Альберто Иберо наклонил голову:
- Всегда буду рад видеть вас, Ваше Преосвященство. Как и вас, дядя. Мы с вами совсем скоро увидимся вновь. На приеме в доме Дэ Ла Прад.
Властитель Остаррики нахмурился, решительно сжимая пальцы правой руки в кулак:
- Мы не придем на этот прием! - звучный, красивый голос был похож на рокот далекого грома.
- Мы? Кто это - мы? - негромко спросил Диего следя за тем, как поднимается его владетельный родич, чтобы спустя мгновение подняться за ним следом. - Вы, дядя, и ваш верный друг, наш преданный союзник - князь Брамера - оставите нас в столь трудный час? В час, когда мы все должны быть едины? Ведь в этом наша победа.
В негромком, но привыкшем повелевать голосе послышались странные нотки, заставившие насторожится герцога Динштайна и еще радушнее улыбнуться кардинала.
- Мне показалось или ты смеешься надо мной, Диего?
- Я всего лишь повторяю ваши слова, дядя. Мне не хотелось бы, чтобы между нами была стена непонимания или отчуждения.
- Дети мои, смех или разумный довод рассудка, но как гласит слово Творца: будь терпим и да вознаградится терпение твое.
- Воистину так, - гулко подтвердил герцог Остаррики. - Был рад встрече, Диего. Скоро мы увидимся.
Не знающий Альбрехта человек решил бы, что он смирился, но племянник неплохо знал своего дядю и лишь вежливо склонил голову, благодаря за визит и направляясь за гостями, чтобы проводить их до порога, где герцог Динштайн вдруг развернулся, бросая последнее слово:
- Я полагаю, что нужно расстаться на хорошей ноте, Диего. Я решил жениться. Дому Анфра уже выслано предложение, которое, в чем я не сомневаюсь, будет принято.
Короткий кивок и вежливые слова прощания: лишних чувств герцог Дены себе никогда не позволял, особенно в важных делах наследия.
Поздний вечер 23 числа месяца Полотна.
Дом герцога Динштайн.
- Не бывать этому! - страшный в своей свирепости и силе возглас заставил содрогнуться стоявших на карауле слуг, но они тут же снова приняли невозмутимое выражение лиц.
- Успокойся, Готфрид, - раздался холодный, расчетливый голос герцога Динштайна, которые твердой рукой закрыл двери, оставаясь наедине со старинным другом.
Оставшиеся перед безмолвием темного коридора охранники вытянулись еще более прямо, всматриваясь в невидимые тени ночных сумерек.
Герцог Остаррики молча погладил эфес шпаги, прежде чем снять ее с пояса, кладя на стол перед собой:
- Мы пойдем на этот званный вечер, Готфрид. Он нам нужен, как и мы ему, - темные глаза страшно сверкнули. - Когда Великий Творец желает провести неверных слуг своих, то, прежде всего, закрывает им уши и глаза, чтобы они тыкались подобно слепым щенкам. Мы не будем слепы и глухи. Противника нельзя недооценивать, его надо знать.
- Мои люди еще не насытились красотами столицы, - пробасил Торнхейм, еле сдерживая прорывающуюся в голосе ярость.
- Наш час скоро вновь пробьет. И он не за горами, но осторожность нам не помешает. Не забывай, что есть верные слуги наши, чьи заслуги и доблесть не позволит стоять в стороне, пока бьют неверных или.. беззащитных.
Князь Брамера басисто захохотал:
- О, да. Великий мореход Иберо не будет стоять, пока на его глазах избивают невинных...
- И погибнет в первых рядах, - глухо закончил Альбрехт Динштайн. - Унося за собой орды верных псов своих, а может и преданных друзей. Надеюсь это поможет обратить внимание кардинала Рунна на безобразия, творимые еретиками. Сложно управлять ситуацией стоя в стороне, не правда ли, Готфрид?
Князь кивнул, соглашаясь и откидываясь на спинку стула, затрещавшего под ним:
- Твои загадки просты, Альбрехт, как и решения их. Главное, чтобы простота эта была доступна всем и каждому. Нужно, чтобы кто-то из твоих слуг проследил за всем этим и возможно... Возможно придется пожертвовать самыми преданными.
- У нас есть такие, - кивнул герцог, гася слабый язычок пламени свечи, что трепыхалась перед ним в надежде на спасение. Рука герцога Дены не знала пощады, душа огонь сердца и наполняя все вокруг властным холодом расчета и беспощадности.
23 число месяца Полотна.
Цыганский табор в окрестностях Рунна.
День не предвещал ничего необычного, когда начался тихим, как и всегда после шумной ночи – утром. Незаметно наступил полдень, когда все многочисленные жители табора подались в город, чтобы собраться вечером у костров, приведя с собой гостей и вновь развлекаясь до утра песнями, танцами, жаркими объятьями.
Страд сегодня прибыл так рано, что удивил этим тетю и похоже даже такого всегда невозмутимого Диса. А Ли была рада, потому что он прибыл вместе с обещанной ей белоснежной лошадкой с серыми пятнами. Девушка восторженно захлопала в ладоши:
- Она чудесна, Эстерад! Можно мне прокатится на ней?
- Подожди, мой ангел, сначала я попробую, - засмеялся в ответ на ее восторг Страд. – Луг за табором знаешь? Я буду там. Мне понадобится около часа. Ты оденься и приходи.
Последние слова он проговорил, скользнув глазами по спущенной с одного плеча длинной рубашке, обнажающей белоснежную кожу с трогательной, нежной ямкой ключицы. Лианна странно сверкнула глазами, но, не сказав ни слова, скрылась за занавеской, торопясь одеться и пойти следом за маркизом.
Ли с той невероятной быстротой, которая появляется у всех молоденьких девушек, когда они торопятся получить заслуженные подарки, сбросила с себя ночную рубашку, накидывая на себя тонкую блузу с широким вырезом, открывающим ее плечи и большую часть спины. Руки привычно завязали на талии широкий пояс и оправили юбки. Девушка быстро глянула на свое отражение, но даже не потрудилась остановиться, чтобы поправить выбившиеся из прически длинные, серебристые локоны. Ей было известно, что ожидающий ее мужчина столь же нетерпеливо ждет. Она выпорхнула из кибитки, на миг задержавшись, чтобы от полноты чувств поцеловать старую цыганку.
- Страд привел мне лошадку!
Цыганка рассмеялась и покачала головой, но Ли уже бежала дальше. Маленькие ступни быстро мелькали из-под широких юбок, чуть пританцовывая на ходу. Девушка вновь остановилась, увидев Радэ, которая кому-то махнула рукой. Лианна проследила за взглядом цыганочки, ожидая увидеть Эстерада Флавио, но вместо него желтые глаза заметили высокого, черноволосого красавца-офицера, который сверкнул ослепительной улыбкой на приветствие Радэны. Лианна засмеялась неизвестно чему, быстро крутанулась на месте и снова побежала туда, где ее ждал Страд. Расцветающие цветы, ярко-зеленая, по-весеннему пахнущая трава и сверкание солнечных лучей не могли сравниться с блеском желтых, счастливых глаз хрупкой девушки, которая вылетела на огромную поляну, звонко окликнув гарцующего всадника:
- Страд!
Молодой маркиз остановил лошадь, разворачиваясь и припускаясь галопом к появившейся девушке, что чуть подпрыгивала от нетерпения. Но останавливаться он не стал, когда достиг своей цели. Молодой человек резко склонился с седла, подхватив белокурую «цыганочку» и ловко усадив перед собой. От неожиданности она прижалась к его груди, задыхаясь от восторга и охватившего ее счастливого смеха. Маркиз пришпорил коня, обнимая свою «пленницу» за талию и крепко прижимая к себе. Ли рассмеялась, закидывая голову назад и жмурясь от солнечных лучей. Страд остановил бег лошади и вдруг прильнул к смеющимся губам поцелуем. Девушка вздрогнула, сердце ее заколотилось отчаянно, а воспоминания об одном-единственном поцелуе охватили все ее существо жарким пламенем. Руки ее поднялись, обнимая сильные плечи, а губы ответили на требовательный поцелуй. Время и мир вокруг потерялись в томном мареве. Тоненькие пальчики чуть дрожали, лаская склоняющегося к ней мужчину, а он страстно покрывал поцелуями ее плечи, постепенно стягивая легкую блузку с груди. Лианна тихо вскрикнула, и мужчина застонал, поднимая на нее пылающий жарким огнем взгляд:
- Я тебя напугал, девочка моя, прости, - он осторожно поправил одежду, продолжая ласкать ее взглядом.
Лианна на мгновение закрыла глаза, ощущая, как все ее тело полыхает в ответ на каждое его прикосновение. Она с трудом справилась с дыханием, ощущая, как пылают ее щеки и что ей трудно посмотреть прямо в лицо этому человеку, который будит в ней совершенно невообразимые чувства.
- Страд, отпусти меня, - тихо прошептала она.
Маркиз спрыгнул на землю и поймал в объятья девушку, которая последовала за ним почти мгновенно. Его руки крепко обвились вокруг ее талии, но когда он склонился к ней вновь, Ли чуть откинулась назад, улыбаясь розовыми губками. Но Эстерад настойчиво притянул девушку ближе, почти касаясь поцелуем ее прелестного личика:
- Ты волшебно пахнешь, Лианна, одурманиваешь, как самый сладостный яд…
- Почему – яд? – прошептала она в ответ, вскидывая на него кошачьи глаза.
- Потому что от тебя – нет спасения, - еще тише проговорил маркиз, целуя девушку в губы.
Лианна опять растворилась в сладостном поцелуе, еле справляясь с дрожью, а Страд подхватил ее на руки, решительно направляясь к шатру своей тети. Девушка смотрела в темно-фиолетовые глаза, медленно, как в полузабытьи, теребя пуговицы его камзола. Войдя в шатер, Страд поставил ее перед собой, по-прежнему крепко удерживая за талию:
- Я хочу тебя, Ли, - прямо поведал он девушке, которая быстро опустила ресницы, скрывая желтый огонь глаз.
Его рука решительно подняла девичью головку, заставляя посмотреть прямо в лицо:
- Лианна, - голос почти пел ее имя.
- Хочешь? Тогда – бери, - тихо сказала девушка, плавным движением стягивая с плеч блузку и обнажая маленькие грудки.
Она слишком хорошо понимала, что он уже не в силах отказаться от нее и хотела сама узнать больше. Маркиз плавно провел рукой вверх, касаясь рукой молочно-белой груди, через мгновение он уже склонял голову, покрывая предложенный ему дар страстными поцелуями. Лианна вспыхнула огнем, чувствуя, как сладостная дрожь опять властно охватывает все ее тело, и это было слишком прекрасно, чтобы останавливаться. Длинные, мужские пальцы ловко распутывали завязки юбок, скидывая их одну за другой и торопясь обнажить девушку. Лишь когда он достиг цели, то невольно отступил, вбирая все ее существо одним взглядом. Лианна опустила глаза, пытаясь справиться со смущением, а Эстерад вдруг упал на колени, покрывая ее живот и бедра поцелуями и тихо шепча:
- Ли, любимая моя девочка, даже сейчас я могу остановиться, хоть и хочу тебя. Я остановлюсь, если…
Ладонь накрыла его губы, пальчики дрожали, как и голос:
- Поцелуй меня, Страд, - когда он поднялся и прильнул к ее губам, девушка обхватила его голову руками, приникая к нему всем телом и отвечая на поцелуй, который длился так долго, что у них не хватило дыхания.
Ли запрокинула голову, ощущая, как ее тело снова и снова покрывают поцелуями. Девушка застонала, едва не падая, но Страд ловко поймал ее, укладывая на постель и срывая с себя последнюю одежду. Лианна вздрогнула и хотела отодвинуться, но властная рука, которой так сладко было повиноваться, вновь притянула ее к себе.
- Я.. ох, Страд, - губы его снова ласкали девичью грудь, играя розовыми жемчужинками сосков. – Как.. когда ты успел раздеться?
Она вспыхнула, потому что он не удержался от смешка, но тут же, извиняясь, прильнул к ее губам:
- Право, я просто был занят поцелуями.. а руки – уж и сам не заметил как – расправились с одеждой. Ты боишься?
- Немного, - прошептала она, скользя взглядом по его телу и краснея до корней волос. – Что я должна делать?
- Ничего, чтобы тебе не понравилось, любимая, - губы его касались ее губ. – Просто – наслаждайся. И все.
- Страд…. – девушка вытянула последнюю ленту из серебристых волос, окутываясь ими как покрывалом и растворяясь в ласке, нежности и страсти, которую впервые пробудили в ней со всей данной ей природой силой.
Она чувствовала, что он уже еле сдерживает себя, и сама не понимала, что должно произойти, но ждала этого и хотела. Боль ударила неожиданно, вызывая крик. Маленькие ладони уперлись в его грудь, протестуя, но он и не двигался, ожидая, когда боль пройдет. Губы его скользили по белоснежным щекам, собирая хлынувшие слезы:
- Любимая.. больше не будет больно, - прошептал он, осторожно выходя из ее недр и снова вонзаясь в юное тело резким толчком.
Лианна вскрикнула, выгибаясь. Боль не ушла, смешавшись со сладостью, и это пьянило сильнее вина. Она вонзила ноготки его плечи, вызывав у него стон. Губы их нашли друг друга, впиваясь вновь ненасытным поцелуем:
- О, Страд…. – сквозь ресницы она увидела, как зажглись его глаза:
- Лианна, - движения стали более резкими, но она уже инстинктивно поймала этот пьянящий ритм. – Скажи это, Ли…
Девушка вскрикнула вновь, ее тело охватывали волны болезненно-сладкой дрожи. Губы тихо прошептали:
- Я люблю тебя, Страд.
Лианна почувствовала, как все его тело содрогнулось. Застонав, он замер на несколько мгновений, а потом принялся покрывать ее лицо быстрыми поцелуями, от которых ей почему-то хотелось смеяться и плакать.
- Повтори, - негромко попросил он.
- Я люблю тебя, - Ли обхватила темноволосую голову ладонями, притягивая к себе и целуя. – Люблю.
Эстерад так крепко обнял хрупкую фигурку девушки, что она невольно засмеялась. А мужчина перевернулся на спину, не выпуская свое сокровище из рук и всматриваясь в огромные, кошачьи глаза:
- Прости, что сделал тебе больно.
- Мне понравилось, - чуть помолчав, ответила Лианна. – Даже боль… но.. потом будет также?
Он усмехнулся, проводя пальцами по ее розовыми губам и подбородку:
- Насколько я знаю – потом будет еще лучше, но… ты должна отдохнуть. А потом я намерен еще и еще любить тебя. Это слишком сладко, любимая. У нас впереди день, вечер и ночь. И еще много таких дней, - говоря все это, маркиз уложил свою возлюбленную на кровать, закрывая ей глаза поцелуями и бережно смывая с ее ног кровь влажным полотенцем.
Длинные ресницы чуть приоткрылись:
- Я стала женщиной?
- Да, - просто ответил Страд, откидывая окровавленные тряпки. – Ты стала моей женщиной.
На девичьих губах заиграла улыбка, когда он вновь склонился, покрывая легкими поцелуями ее плечи и шею. Она уже ощутила вкус этого пряного блюда страсти, и он ей понравился. Девушка потянулась, кладя ладонь на плечо лежащего рядом мужчины и не открывая глаз, угадывая, что он смотрит на нее ни в силах отвести взгляд.
Цыганский табор в окрестностях Рунна.
День не предвещал ничего необычного, когда начался тихим, как и всегда после шумной ночи – утром. Незаметно наступил полдень, когда все многочисленные жители табора подались в город, чтобы собраться вечером у костров, приведя с собой гостей и вновь развлекаясь до утра песнями, танцами, жаркими объятьями.
Страд сегодня прибыл так рано, что удивил этим тетю и похоже даже такого всегда невозмутимого Диса. А Ли была рада, потому что он прибыл вместе с обещанной ей белоснежной лошадкой с серыми пятнами. Девушка восторженно захлопала в ладоши:
- Она чудесна, Эстерад! Можно мне прокатится на ней?
- Подожди, мой ангел, сначала я попробую, - засмеялся в ответ на ее восторг Страд. – Луг за табором знаешь? Я буду там. Мне понадобится около часа. Ты оденься и приходи.
Последние слова он проговорил, скользнув глазами по спущенной с одного плеча длинной рубашке, обнажающей белоснежную кожу с трогательной, нежной ямкой ключицы. Лианна странно сверкнула глазами, но, не сказав ни слова, скрылась за занавеской, торопясь одеться и пойти следом за маркизом.
Ли с той невероятной быстротой, которая появляется у всех молоденьких девушек, когда они торопятся получить заслуженные подарки, сбросила с себя ночную рубашку, накидывая на себя тонкую блузу с широким вырезом, открывающим ее плечи и большую часть спины. Руки привычно завязали на талии широкий пояс и оправили юбки. Девушка быстро глянула на свое отражение, но даже не потрудилась остановиться, чтобы поправить выбившиеся из прически длинные, серебристые локоны. Ей было известно, что ожидающий ее мужчина столь же нетерпеливо ждет. Она выпорхнула из кибитки, на миг задержавшись, чтобы от полноты чувств поцеловать старую цыганку.
- Страд привел мне лошадку!
Цыганка рассмеялась и покачала головой, но Ли уже бежала дальше. Маленькие ступни быстро мелькали из-под широких юбок, чуть пританцовывая на ходу. Девушка вновь остановилась, увидев Радэ, которая кому-то махнула рукой. Лианна проследила за взглядом цыганочки, ожидая увидеть Эстерада Флавио, но вместо него желтые глаза заметили высокого, черноволосого красавца-офицера, который сверкнул ослепительной улыбкой на приветствие Радэны. Лианна засмеялась неизвестно чему, быстро крутанулась на месте и снова побежала туда, где ее ждал Страд. Расцветающие цветы, ярко-зеленая, по-весеннему пахнущая трава и сверкание солнечных лучей не могли сравниться с блеском желтых, счастливых глаз хрупкой девушки, которая вылетела на огромную поляну, звонко окликнув гарцующего всадника:
- Страд!
Молодой маркиз остановил лошадь, разворачиваясь и припускаясь галопом к появившейся девушке, что чуть подпрыгивала от нетерпения. Но останавливаться он не стал, когда достиг своей цели. Молодой человек резко склонился с седла, подхватив белокурую «цыганочку» и ловко усадив перед собой. От неожиданности она прижалась к его груди, задыхаясь от восторга и охватившего ее счастливого смеха. Маркиз пришпорил коня, обнимая свою «пленницу» за талию и крепко прижимая к себе. Ли рассмеялась, закидывая голову назад и жмурясь от солнечных лучей. Страд остановил бег лошади и вдруг прильнул к смеющимся губам поцелуем. Девушка вздрогнула, сердце ее заколотилось отчаянно, а воспоминания об одном-единственном поцелуе охватили все ее существо жарким пламенем. Руки ее поднялись, обнимая сильные плечи, а губы ответили на требовательный поцелуй. Время и мир вокруг потерялись в томном мареве. Тоненькие пальчики чуть дрожали, лаская склоняющегося к ней мужчину, а он страстно покрывал поцелуями ее плечи, постепенно стягивая легкую блузку с груди. Лианна тихо вскрикнула, и мужчина застонал, поднимая на нее пылающий жарким огнем взгляд:
- Я тебя напугал, девочка моя, прости, - он осторожно поправил одежду, продолжая ласкать ее взглядом.
Лианна на мгновение закрыла глаза, ощущая, как все ее тело полыхает в ответ на каждое его прикосновение. Она с трудом справилась с дыханием, ощущая, как пылают ее щеки и что ей трудно посмотреть прямо в лицо этому человеку, который будит в ней совершенно невообразимые чувства.
- Страд, отпусти меня, - тихо прошептала она.
Маркиз спрыгнул на землю и поймал в объятья девушку, которая последовала за ним почти мгновенно. Его руки крепко обвились вокруг ее талии, но когда он склонился к ней вновь, Ли чуть откинулась назад, улыбаясь розовыми губками. Но Эстерад настойчиво притянул девушку ближе, почти касаясь поцелуем ее прелестного личика:
- Ты волшебно пахнешь, Лианна, одурманиваешь, как самый сладостный яд…
- Почему – яд? – прошептала она в ответ, вскидывая на него кошачьи глаза.
- Потому что от тебя – нет спасения, - еще тише проговорил маркиз, целуя девушку в губы.
Лианна опять растворилась в сладостном поцелуе, еле справляясь с дрожью, а Страд подхватил ее на руки, решительно направляясь к шатру своей тети. Девушка смотрела в темно-фиолетовые глаза, медленно, как в полузабытьи, теребя пуговицы его камзола. Войдя в шатер, Страд поставил ее перед собой, по-прежнему крепко удерживая за талию:
- Я хочу тебя, Ли, - прямо поведал он девушке, которая быстро опустила ресницы, скрывая желтый огонь глаз.
Его рука решительно подняла девичью головку, заставляя посмотреть прямо в лицо:
- Лианна, - голос почти пел ее имя.
- Хочешь? Тогда – бери, - тихо сказала девушка, плавным движением стягивая с плеч блузку и обнажая маленькие грудки.
Она слишком хорошо понимала, что он уже не в силах отказаться от нее и хотела сама узнать больше. Маркиз плавно провел рукой вверх, касаясь рукой молочно-белой груди, через мгновение он уже склонял голову, покрывая предложенный ему дар страстными поцелуями. Лианна вспыхнула огнем, чувствуя, как сладостная дрожь опять властно охватывает все ее тело, и это было слишком прекрасно, чтобы останавливаться. Длинные, мужские пальцы ловко распутывали завязки юбок, скидывая их одну за другой и торопясь обнажить девушку. Лишь когда он достиг цели, то невольно отступил, вбирая все ее существо одним взглядом. Лианна опустила глаза, пытаясь справиться со смущением, а Эстерад вдруг упал на колени, покрывая ее живот и бедра поцелуями и тихо шепча:
- Ли, любимая моя девочка, даже сейчас я могу остановиться, хоть и хочу тебя. Я остановлюсь, если…
Ладонь накрыла его губы, пальчики дрожали, как и голос:
- Поцелуй меня, Страд, - когда он поднялся и прильнул к ее губам, девушка обхватила его голову руками, приникая к нему всем телом и отвечая на поцелуй, который длился так долго, что у них не хватило дыхания.
Ли запрокинула голову, ощущая, как ее тело снова и снова покрывают поцелуями. Девушка застонала, едва не падая, но Страд ловко поймал ее, укладывая на постель и срывая с себя последнюю одежду. Лианна вздрогнула и хотела отодвинуться, но властная рука, которой так сладко было повиноваться, вновь притянула ее к себе.
- Я.. ох, Страд, - губы его снова ласкали девичью грудь, играя розовыми жемчужинками сосков. – Как.. когда ты успел раздеться?
Она вспыхнула, потому что он не удержался от смешка, но тут же, извиняясь, прильнул к ее губам:
- Право, я просто был занят поцелуями.. а руки – уж и сам не заметил как – расправились с одеждой. Ты боишься?
- Немного, - прошептала она, скользя взглядом по его телу и краснея до корней волос. – Что я должна делать?
- Ничего, чтобы тебе не понравилось, любимая, - губы его касались ее губ. – Просто – наслаждайся. И все.
- Страд…. – девушка вытянула последнюю ленту из серебристых волос, окутываясь ими как покрывалом и растворяясь в ласке, нежности и страсти, которую впервые пробудили в ней со всей данной ей природой силой.
Она чувствовала, что он уже еле сдерживает себя, и сама не понимала, что должно произойти, но ждала этого и хотела. Боль ударила неожиданно, вызывая крик. Маленькие ладони уперлись в его грудь, протестуя, но он и не двигался, ожидая, когда боль пройдет. Губы его скользили по белоснежным щекам, собирая хлынувшие слезы:
- Любимая.. больше не будет больно, - прошептал он, осторожно выходя из ее недр и снова вонзаясь в юное тело резким толчком.
Лианна вскрикнула, выгибаясь. Боль не ушла, смешавшись со сладостью, и это пьянило сильнее вина. Она вонзила ноготки его плечи, вызывав у него стон. Губы их нашли друг друга, впиваясь вновь ненасытным поцелуем:
- О, Страд…. – сквозь ресницы она увидела, как зажглись его глаза:
- Лианна, - движения стали более резкими, но она уже инстинктивно поймала этот пьянящий ритм. – Скажи это, Ли…
Девушка вскрикнула вновь, ее тело охватывали волны болезненно-сладкой дрожи. Губы тихо прошептали:
- Я люблю тебя, Страд.
Лианна почувствовала, как все его тело содрогнулось. Застонав, он замер на несколько мгновений, а потом принялся покрывать ее лицо быстрыми поцелуями, от которых ей почему-то хотелось смеяться и плакать.
- Повтори, - негромко попросил он.
- Я люблю тебя, - Ли обхватила темноволосую голову ладонями, притягивая к себе и целуя. – Люблю.
Эстерад так крепко обнял хрупкую фигурку девушки, что она невольно засмеялась. А мужчина перевернулся на спину, не выпуская свое сокровище из рук и всматриваясь в огромные, кошачьи глаза:
- Прости, что сделал тебе больно.
- Мне понравилось, - чуть помолчав, ответила Лианна. – Даже боль… но.. потом будет также?
Он усмехнулся, проводя пальцами по ее розовыми губам и подбородку:
- Насколько я знаю – потом будет еще лучше, но… ты должна отдохнуть. А потом я намерен еще и еще любить тебя. Это слишком сладко, любимая. У нас впереди день, вечер и ночь. И еще много таких дней, - говоря все это, маркиз уложил свою возлюбленную на кровать, закрывая ей глаза поцелуями и бережно смывая с ее ног кровь влажным полотенцем.
Длинные ресницы чуть приоткрылись:
- Я стала женщиной?
- Да, - просто ответил Страд, откидывая окровавленные тряпки. – Ты стала моей женщиной.
На девичьих губах заиграла улыбка, когда он вновь склонился, покрывая легкими поцелуями ее плечи и шею. Она уже ощутила вкус этого пряного блюда страсти, и он ей понравился. Девушка потянулась, кладя ладонь на плечо лежащего рядом мужчины и не открывая глаз, угадывая, что он смотрит на нее ни в силах отвести взгляд.
23 число месяца Полотна. Рунн.
Экипаж с гербом де Барна на лакированной дверце катил по Рунн по направлению к императорскому дворцу. Как ни странно, но супруги Барна ехали туда вместе: Альфред собрался в канцелярию, а Леопина, после долгой отлучки из столицы, хотела увидеться с фрейлинами, как их покровитель, - почетная должность для супруги канцлера. Заодно во дворце можно было узнать последние новости из числа тех, что ее муж не рассказывает за ужином, а справляться у насквозь продажного секретаря – глупо. Леопина не любила шум столицы, к тому же сырой воздух плохо влиял на ее кожу, и она предпочитала проводить время с матерью в Тижоне.
Помимо мужа и детей она скучала лишь по дворцовым сплетням. Впрочем, к разлукам с мужем она уже привыкла, детей то и дело порывалась забрать с собой (хотя на этот раз даже покладистый Филипп заупрямился и ехать отказался), а о сплетнях ей писали дворцовые кумушки-конфидентки. Но письма письмами, а настоящие сплетни передаются из уст в уста – это добавляет им жизни, - как сплетням, так и устам.
Леопина любила поговорить, а канцлер достаточно соскучился по супруге, чтобы выдерживать ее болтовню. По крайней мере, по дороге к дворцу.
- Ах, я совсем забыла тебе рассказать. У Мелиссы Фабер… Ты помнишь милую девушку, она так весело играла с Раулем когда-то? Так вот у нее родился первенец, меня приглашали стать его покровительницей. Такой очаровательный малыш, только молчун, - мальчики ведь должны кричать, тогда они вырастают с мужественной грудью. Но он очень мил, хотя и слабоват. Впрочем, Фаберы никогда не славились крепким здоровьем, даже странно, что Леонард, да прибавит Каспиан ему сил, все еще с нами. Альфред, да слушаешь ли ты?
- Да-да, конечно, дорогая, - не впопад ответил де Барна.
Остаток пути канцлер молча смотрел в окно кареты. Они проехали мимо гвардейца, который, узрев герб, тотчас вытянулся и салютовал. А тогда, почти тридцать лет назад, ему лишь кланялись. Он был наследник канцлера, к тому же прибывал в относительной немилости перед Ришаром де Барна, известным своей суровостью. Тогда Альфред часто бывал при дворе, но старался избегать канцелярии, отправляясь туда лишь по делам службы.
Двадцать восемь лет назад была отвратная погода, впрочем, весьма обычная для Руна: моросящи дождь и ветер. Альфред тогда замерз – ему пришлось снять плащ, чтобы укутать свою ношу – маленький сверток, лишь изредка шевелящийся под слоем пеленок и теплым плащом. Младенец был очень молчалив, точь-в-точь как юный Фабер, какое-то время Альфред думал, что везет немого, от которого отказались родители. Потом оказалось, что это не так, но тогда, в сущности, ему было все равно, кого он везет. Будущий канцлер был молод и честолюбив, и рассчитывал, что исполнение этой миссии поможет ему вновь обрести расположение отца.
- Альфред, но ты же совсем не меня не слушаешь! – Упрямо повторила герцогиня де Барна.
- Ты говорила о том, что заказала бочонок иберийского по случаю семейного ужина, - пожал плечами канцлер.
- Два бочонка, я их привезла из Тижона. В Барна еще достаточно виноградников, чтобы обойтись без иберийского, - гордо заявила Леопина, но тут же смягчилась. – Хотя я знаю, ты его любишь.
- Иберийское… из Барна… какая разница, милостивая супруга? – фыркнул канцлер. – Оставь детали мажордому.
- Это важно, - подавая вино из Барна ты лишний раз покажешь, что верен земле и роду. На ужине будут только свои, но… - она задумалась на миг, но быстро нашлась. – Твой отец всегда так делал!
Отец. Отец был хитрее. Отец был решительней, хотя и отходчив. Постепенно грозный Ришар де Барна начал вновь благоволить наследнику. Рано или поздно это бы произошло само по себе, но иногда Альфреду казалось, что он в канцлерском кресле лишь благодаря тому младенцу, которого он отвез в монастырь Клинков. Младенцу, которого он вполне мог бы называть «Ваше Величество».
Экипаж с гербом де Барна на лакированной дверце катил по Рунн по направлению к императорскому дворцу. Как ни странно, но супруги Барна ехали туда вместе: Альфред собрался в канцелярию, а Леопина, после долгой отлучки из столицы, хотела увидеться с фрейлинами, как их покровитель, - почетная должность для супруги канцлера. Заодно во дворце можно было узнать последние новости из числа тех, что ее муж не рассказывает за ужином, а справляться у насквозь продажного секретаря – глупо. Леопина не любила шум столицы, к тому же сырой воздух плохо влиял на ее кожу, и она предпочитала проводить время с матерью в Тижоне.
Помимо мужа и детей она скучала лишь по дворцовым сплетням. Впрочем, к разлукам с мужем она уже привыкла, детей то и дело порывалась забрать с собой (хотя на этот раз даже покладистый Филипп заупрямился и ехать отказался), а о сплетнях ей писали дворцовые кумушки-конфидентки. Но письма письмами, а настоящие сплетни передаются из уст в уста – это добавляет им жизни, - как сплетням, так и устам.
Леопина любила поговорить, а канцлер достаточно соскучился по супруге, чтобы выдерживать ее болтовню. По крайней мере, по дороге к дворцу.
- Ах, я совсем забыла тебе рассказать. У Мелиссы Фабер… Ты помнишь милую девушку, она так весело играла с Раулем когда-то? Так вот у нее родился первенец, меня приглашали стать его покровительницей. Такой очаровательный малыш, только молчун, - мальчики ведь должны кричать, тогда они вырастают с мужественной грудью. Но он очень мил, хотя и слабоват. Впрочем, Фаберы никогда не славились крепким здоровьем, даже странно, что Леонард, да прибавит Каспиан ему сил, все еще с нами. Альфред, да слушаешь ли ты?
- Да-да, конечно, дорогая, - не впопад ответил де Барна.
Остаток пути канцлер молча смотрел в окно кареты. Они проехали мимо гвардейца, который, узрев герб, тотчас вытянулся и салютовал. А тогда, почти тридцать лет назад, ему лишь кланялись. Он был наследник канцлера, к тому же прибывал в относительной немилости перед Ришаром де Барна, известным своей суровостью. Тогда Альфред часто бывал при дворе, но старался избегать канцелярии, отправляясь туда лишь по делам службы.
Двадцать восемь лет назад была отвратная погода, впрочем, весьма обычная для Руна: моросящи дождь и ветер. Альфред тогда замерз – ему пришлось снять плащ, чтобы укутать свою ношу – маленький сверток, лишь изредка шевелящийся под слоем пеленок и теплым плащом. Младенец был очень молчалив, точь-в-точь как юный Фабер, какое-то время Альфред думал, что везет немого, от которого отказались родители. Потом оказалось, что это не так, но тогда, в сущности, ему было все равно, кого он везет. Будущий канцлер был молод и честолюбив, и рассчитывал, что исполнение этой миссии поможет ему вновь обрести расположение отца.
- Альфред, но ты же совсем не меня не слушаешь! – Упрямо повторила герцогиня де Барна.
- Ты говорила о том, что заказала бочонок иберийского по случаю семейного ужина, - пожал плечами канцлер.
- Два бочонка, я их привезла из Тижона. В Барна еще достаточно виноградников, чтобы обойтись без иберийского, - гордо заявила Леопина, но тут же смягчилась. – Хотя я знаю, ты его любишь.
- Иберийское… из Барна… какая разница, милостивая супруга? – фыркнул канцлер. – Оставь детали мажордому.
- Это важно, - подавая вино из Барна ты лишний раз покажешь, что верен земле и роду. На ужине будут только свои, но… - она задумалась на миг, но быстро нашлась. – Твой отец всегда так делал!
Отец. Отец был хитрее. Отец был решительней, хотя и отходчив. Постепенно грозный Ришар де Барна начал вновь благоволить наследнику. Рано или поздно это бы произошло само по себе, но иногда Альфреду казалось, что он в канцлерском кресле лишь благодаря тому младенцу, которого он отвез в монастырь Клинков. Младенцу, которого он вполне мог бы называть «Ваше Величество».
23 число месяца Полотна. Рунн.
Черная карета в сопровождении всадников свернула на Улицу 13-го Фибулы. Вся улица состояла из нескольких домов в два-три этажа и была тихой и уютной. В небольшом дворике играла стайка малышей под присмотром нянек, или мамаш, о чем-то мирно беседующих сидя на скамейке. При виде вооруженных всадников они стали бросать в их сторону удивленные, озабоченные взгляды.
У дома номер 2, изобилующего балконами и балкончиками щедро украшенными лепниной, карета остановилась. Бертран вышел, и в сопровождении Малкольма быстрым шагом прошел внутрь. Оставшиеся на улицы стражники сгрудились у подъезда.
- Добрый день, Ваше превосходительство! – почти восторженно приветствовала его домохозяйка, мадам Мапуль.
- Рад Вас видеть мадам, - Бертран поцеловал её руку, - от встречи к встрече Вы становитесь всё прекраснее и прекраснее.
Домохозяйка захихикала, потрясая внушительными формами, и стрельнула глазками. Идя по коридору они обменялись взаимными комплиментами и улыбаясь друг другу остановились перед одной из дверей.
- Ну и как там Ваш пациент? – спросил, наконец, бургомистр.
- О, господин Фонтоне, - мадам Мапуль закатила глаза, - бедный-бедный малыш… Вы не представляете себе! На нем нет живого места!
- Какой ужас! – деланно воскликнул Бертран, - Ну что ж, постараюсь его поддержать, чем смогу.
Кивнув домохозяйке, бургомистр прошел в комнату.
Напротив двери, в кровати громоздилось нечто укутанное в одеяла, подоткнутое здесь и там шарфами и шалями, и с голубой грелкой на голове. Разноцветный отёк продрал сквозь слои мазей две щёлки и уставился на вошедшего.
- Дядя, это чудовищно, спасите меня! – прогудело нечто сквозь шарфы вокруг нижней половины того, что в другие времена сходило за лицо.
- Нда-а, - с сочувствием протянул Бертран присаживаясь на край кровати и ища перед собой знакомые очертания, - Мадам Мапуль не оставила тебе шансов. С другой стороны может оно и к лучшему: тебе явно надо отлежатся. Мне сейчас сложно даже представить, что где-то там, внутри, скрывается мой дорогой Сэм.
- Мне конец, - обречено прохрипело создание и тяжело вздохнуло, вздымая одеяла, - Она меня залечит.
- Мужайся, мой дружочек, - улыбаясь, Фонтоне хотел погладить его по руке, но не найдя её просто провел ладонью по одеялу.
- Я заехал на пару минут, убедиться, что ты в надежных руках и за тобой присмотрят, как следует, - продолжал он, - теперь я в этом более чем уверен. Давай лечись и никуда не спеши. До поры до времени в страже тебя вполне подменит Эрик.
Одеяло вздохнуло ещё раз.
- Ну-ну, не расстраивайся. Ты нам нужен здоровым, бодрым и полным сил. В городе обстановка усложняется, – серьезным тоном заметил Бертран, - зачинщики проявлений неповиновения могут оказаться весьма влиятельными людьми. Да и в самой страже нужно навести порядок. Есть у меня кое-какие подозрения…
Минуту бургомистр задумчиво сидел, сплетая и расплетая пальцы рук.
- Службу сыска после смерти Риддла возглавил Крукс… Ибериец… Насколько ты ему доверяешь, Сэм?
- Не очень, – пробубнил капитан из-под одеяла.
- Хм…
Ещё мгновение Бертран рассматривал всякие мази, капли и пилюли, которыми была заставлена прикроватная тумбочка.
- В общем поправляйся, Сэмьюэл, – заключил бургомистр вставая и поправляя камзол, - дел очень много… Да, у тебя появился ещё один подопечный. Некий отец Феодорус. Я направил его по своим каналам в архивы СИБа: пусть разгадает для меня пару загадок. И за ним будет нужен глаз да глаз…
В дверях Бертран обернулся, и ещё раз окинул взглядом место заключения пациента.
- Какая у тебя всё же замечательная домохозяйка!
- Заберите её себе… - еле слышно прохрипели из-под грелки.
Черная карета в сопровождении всадников свернула на Улицу 13-го Фибулы. Вся улица состояла из нескольких домов в два-три этажа и была тихой и уютной. В небольшом дворике играла стайка малышей под присмотром нянек, или мамаш, о чем-то мирно беседующих сидя на скамейке. При виде вооруженных всадников они стали бросать в их сторону удивленные, озабоченные взгляды.
У дома номер 2, изобилующего балконами и балкончиками щедро украшенными лепниной, карета остановилась. Бертран вышел, и в сопровождении Малкольма быстрым шагом прошел внутрь. Оставшиеся на улицы стражники сгрудились у подъезда.
- Добрый день, Ваше превосходительство! – почти восторженно приветствовала его домохозяйка, мадам Мапуль.
- Рад Вас видеть мадам, - Бертран поцеловал её руку, - от встречи к встрече Вы становитесь всё прекраснее и прекраснее.
Домохозяйка захихикала, потрясая внушительными формами, и стрельнула глазками. Идя по коридору они обменялись взаимными комплиментами и улыбаясь друг другу остановились перед одной из дверей.
- Ну и как там Ваш пациент? – спросил, наконец, бургомистр.
- О, господин Фонтоне, - мадам Мапуль закатила глаза, - бедный-бедный малыш… Вы не представляете себе! На нем нет живого места!
- Какой ужас! – деланно воскликнул Бертран, - Ну что ж, постараюсь его поддержать, чем смогу.
Кивнув домохозяйке, бургомистр прошел в комнату.
Напротив двери, в кровати громоздилось нечто укутанное в одеяла, подоткнутое здесь и там шарфами и шалями, и с голубой грелкой на голове. Разноцветный отёк продрал сквозь слои мазей две щёлки и уставился на вошедшего.
- Дядя, это чудовищно, спасите меня! – прогудело нечто сквозь шарфы вокруг нижней половины того, что в другие времена сходило за лицо.
- Нда-а, - с сочувствием протянул Бертран присаживаясь на край кровати и ища перед собой знакомые очертания, - Мадам Мапуль не оставила тебе шансов. С другой стороны может оно и к лучшему: тебе явно надо отлежатся. Мне сейчас сложно даже представить, что где-то там, внутри, скрывается мой дорогой Сэм.
- Мне конец, - обречено прохрипело создание и тяжело вздохнуло, вздымая одеяла, - Она меня залечит.
- Мужайся, мой дружочек, - улыбаясь, Фонтоне хотел погладить его по руке, но не найдя её просто провел ладонью по одеялу.
- Я заехал на пару минут, убедиться, что ты в надежных руках и за тобой присмотрят, как следует, - продолжал он, - теперь я в этом более чем уверен. Давай лечись и никуда не спеши. До поры до времени в страже тебя вполне подменит Эрик.
Одеяло вздохнуло ещё раз.
- Ну-ну, не расстраивайся. Ты нам нужен здоровым, бодрым и полным сил. В городе обстановка усложняется, – серьезным тоном заметил Бертран, - зачинщики проявлений неповиновения могут оказаться весьма влиятельными людьми. Да и в самой страже нужно навести порядок. Есть у меня кое-какие подозрения…
Минуту бургомистр задумчиво сидел, сплетая и расплетая пальцы рук.
- Службу сыска после смерти Риддла возглавил Крукс… Ибериец… Насколько ты ему доверяешь, Сэм?
- Не очень, – пробубнил капитан из-под одеяла.
- Хм…
Ещё мгновение Бертран рассматривал всякие мази, капли и пилюли, которыми была заставлена прикроватная тумбочка.
- В общем поправляйся, Сэмьюэл, – заключил бургомистр вставая и поправляя камзол, - дел очень много… Да, у тебя появился ещё один подопечный. Некий отец Феодорус. Я направил его по своим каналам в архивы СИБа: пусть разгадает для меня пару загадок. И за ним будет нужен глаз да глаз…
В дверях Бертран обернулся, и ещё раз окинул взглядом место заключения пациента.
- Какая у тебя всё же замечательная домохозяйка!
- Заберите её себе… - еле слышно прохрипели из-под грелки.
23 день месяца Полотна,
Рунн, Служилый город, некая таверна
Пить вредно для здоровья, вредно для здоровья пить...
Что за глупая фраза? Что может быть вредного в том, чтобы после тяжелого, плодотворного дня немного выпить винца с другом? И ведь на этот раз "немного" значит именно то, что значит, ведь бутылок на их столе всего... Раз, два... шесть... девять... надцать...
- Уйма, - громкий голос Хайнца фон Торнхейма слегка развеял пьяную дымку вокруг головы Рика, на мгновение выдернув его перенасыщенный алкоголем и эмоциями разум на поверхность - к относительно свежему воздуху переполненной таверны, крикам и шуму, ругани и атмосфере местной гражданской войны - то ли все друг друга любят, то ли наоборот - хотят немедленно уничножить. Разницу заметить невозможно, да и нет её, наверное.
- О чем ты, друг? - Рикардо оторвал невероятно тяжелую голову от столешницы и мутным взглядом уставился на приятеля.
- Бутылок на нашем столе - уйма. - И как он умудряется всегда оставаться настолько предельно серьезным? - А то у тебя после "..надцати" язык заплетаться начал.
Граф Арида задумался. Это давалось с трудом, мысли ворочались, будто огромные волны, перекатывались с одного бока на другой на бескрайних просторах мужского разума, но храбрый моряк не сдавался.
- Пусть будет уйма. - Ему кажется или пол таверны действительно начал раскачиваться, будто любимая всей душой палуба "Морены"? Мягкие волны скользят под её днищем, а она ласково и изящно плывет вперёд, подальше от всяческих забот, запретов, обязанностей, самых лучших на свете адмиралов и их прелестных дочек... - Но мне пока не собираюсь останавливаться.
- Офицер, офицер!
- Да, миледи? - Рикардо повернул голову и невольно залюбовался красотой окликнувшей его девушки.
- Номен, прошу вас, помогите, - под звуки этого голоса Рик ощутимо почувствовал приближение весны - солнце над головой, свежий городской воздух, пение влюбленных в жизнь птиц, юных особ, сурово нуждающихся в помощи настоящего мужчины. - Наш Понси залез воо-он на тот дуб и никак не хочет слезать!
Граф Арида прикинул высоту подвергшегося атаке неведомого животного столетника и мысленно присвистнул: девушка, вдобавок ко всем прочим своим достоинствам, еще и умела требовать от жизни многого - ну настоящая миледи!
- Помогу, чем смогу, разумеется. - Рикардо обнажил белые зубы в широчайшей из своих улыбок, превосходно отыгрывая свою любимую роль - капитан Арида, акула всех морей, и принялся было развивать тему. - Грешно оставлять такую прелестную девушку одну в беде. Я с удовольствием выступлю в качестве вашего защитника...
- А она не одна, - некое милое дитя, лучезарно улыбнулось и моргнуло серыми глазами. - У неё есть защитники: есть мы с сестрой, а также два наших брата, а также её собственный кузен, и наш папа, и её папа, между прочим маршал, а ещё её дядя и...
Граф Арида полушутливо-полуиспуганно попятился:
- Всё ясно, у вас, номени, на содержании собственная армия. Но, может,я смогу записаться в неё добровольцем?
Неумолимый серый взгляд не изменился ни на йоту:
- Номен достанет нам Понси?
Так. К чему это он вёл?
Пить даже полезно! Вот он выпил - ему сейчас хорошо. И Хайнц выпил. Ну может он сильно меньше выпил, и разницы по нему не заметно, но наверняка он её чувствует! Так что пить не вредно, да...
А что вредно? Весь вред от таких вот маленьких девочек, которые ещё даже не соображают, что они такое, но уже чрезмерно смело смотрят на мир своими большущими глазами, такими большими, как-будто в них помещается вся улица, весь Рунн с предместьями, да что там Рунн! Кажется, эти глаза вмещают в себя всё небо над головой, всё море под ногами! Настоящее Море, не голубое и синее, как любят петь менестрели да трепачи, а серое, пасмурное, море цвета дождя, море, в которое отважится выйти далеко не каждый капитан и не каждая команда, с которым могут совладать лишь люди отчаянно храбрые и безумно решительные. Такие люди отдают всех себя своему морю, и за это они любят их до последнего мгновения их крошечной жизни.
А эти девочки... Они раз посмотрят на тебя, а потом всё. Прощай море, прощай крошечная жизнь, прощай ветер в голове. И сутками, сутками ты думаешь только о них, об их улыбках, жестах, ленточке на платье. О том, что они сказали, или о том, как ты понял то, что они сказали, или о том, что они может быть когда-нибудь скажут, прямо смотря в твои недоверчиво-счастливые глаза, упрямо выставив подбородок вперед и закусив нежно-розовую губу.
Хайнц, кажется, понимал ход его мыслей, хотя они не произнесли ни слова. Просто Торнхейму сегодня тоже повезло - ему явило свой ослепительный лик само Солнце, яркое и праздничное, не такое пронзительное, как Море, но ведь каждому своё, не правда ли? Оно и к лучшему, решил Рикардо после непродолжительных раздумий. Хайнц друг, и не хватало ещё, чтобы они поссорились из-за какого-то женского непостоянства.
- Хайнц, друг мой! - Граф почти твердо поднялся из-за стола и уже гораздо более уверенным движением поднял бокал. - Друг мой! Давай выпьем! Сегодня нам есть, чем гордиться! Прекрасными дамами, светлыми чувствами, гордится тем, какие мы есть, и тем, что мы начинаем! - распространяться про то, что сегодняшнее случайное знакомство с очаровательнейшей троицей Марина де Нортми, Каэтана и Рон Фьер сулит друзьям не только надежду на лучшие чувства, но и вполне ощутимую похвалу Адмирала Иберо за служебное рвение, право, не стоило, но чувства переполняли Рика до краёв, что отчетливо проступало на его немыслимо счастливой некуртуазной физиономии.
- Вы не правы! - Чья-то расплывчатая фигура не менее нетрезво, чем Рик, выступила из общей массы пьющих и жующих в трактире, и гневно воззрилась на сияющего, словно сотня золотых, капитана. - Вчера во время бойни в городе погибло уйма народу, номен. Погиб мой кузен Освальд и мой друг Домослав! Как после этого вы можете гордиться своей напыщенной мордой? Погиб мой друг Домослав!! - Громопободный рёв говорившего перерос в пьяный визг. - Вы не правы, номен.
Это он зря сказал. Что бы там не имелось в виду под этой фразочкой. Кто же говорит Рикардо Кристобалю Фе Арида, что он не прав? Тем более сейчас, когда ему не только все моря и океаны по колено, но и небо где-то на расстоянии вытянутой руки.
- Что? – Уточнил граф, поднимаясь. Где-то рядом послышался стук упавшего стула – встал Хайнц.
- Вы не правы, - повторил глупый человек. Кулак Рикардо врезался в скулу горожанина, раздалось нервное "хрусть" и на пол посыпался дождь зубов. Горожанину не понравилось, Рикардо наоборот, и тут началось...
А что собственно началось-то? Ах, да. Драка. Настоящая. По всем правилам. С битьем посуды и мебели, телами пролетающими от стенки к стенке, качаниями на люстре и катанием по лестнице. Весьма говорящие звуки «ба-бах», «бу-бух», «дзинь», «шмяк», «хряк» и даже «хряк-дзинь-ба-бах» огласили зал таверны.
И в центре этого хаоса возвышались двое мужчин. Рикардо и Хайнц. Ну, возвышались – это, конечно, сильно сказано, иногда и они летали или были подвержены воздействию «шмяк» и «бу-бух», но в остальном им было хорошо. Имело ли что-либо другое значение?
- Этот мой! – Воинственно заявил свои права на следующего желающего Хайнц, и Рик милостиво уступил, приглядев жертву и себе.
Когда от процветающего еще сегодня утром заведения остались лишь обломки и осколки с забрызганными вином и кровью стенами, а пол стенал от ползающих по нему людей, друзья присели на пол, упираясь в спину друг друга, чтобы не потерять остатки равновесия.
- По-моему, это было весело. – Констатировал Хайнц.
- А по-моему, это было красиво. Побеждать - красиво. – Серьезно ответил Рик.
На том и сошлись.
Рунн, Служилый город, некая таверна
Пить вредно для здоровья, вредно для здоровья пить...
Что за глупая фраза? Что может быть вредного в том, чтобы после тяжелого, плодотворного дня немного выпить винца с другом? И ведь на этот раз "немного" значит именно то, что значит, ведь бутылок на их столе всего... Раз, два... шесть... девять... надцать...
- Уйма, - громкий голос Хайнца фон Торнхейма слегка развеял пьяную дымку вокруг головы Рика, на мгновение выдернув его перенасыщенный алкоголем и эмоциями разум на поверхность - к относительно свежему воздуху переполненной таверны, крикам и шуму, ругани и атмосфере местной гражданской войны - то ли все друг друга любят, то ли наоборот - хотят немедленно уничножить. Разницу заметить невозможно, да и нет её, наверное.
- О чем ты, друг? - Рикардо оторвал невероятно тяжелую голову от столешницы и мутным взглядом уставился на приятеля.
- Бутылок на нашем столе - уйма. - И как он умудряется всегда оставаться настолько предельно серьезным? - А то у тебя после "..надцати" язык заплетаться начал.
Граф Арида задумался. Это давалось с трудом, мысли ворочались, будто огромные волны, перекатывались с одного бока на другой на бескрайних просторах мужского разума, но храбрый моряк не сдавался.
- Пусть будет уйма. - Ему кажется или пол таверны действительно начал раскачиваться, будто любимая всей душой палуба "Морены"? Мягкие волны скользят под её днищем, а она ласково и изящно плывет вперёд, подальше от всяческих забот, запретов, обязанностей, самых лучших на свете адмиралов и их прелестных дочек... - Но мне пока не собираюсь останавливаться.
- Офицер, офицер!
- Да, миледи? - Рикардо повернул голову и невольно залюбовался красотой окликнувшей его девушки.
- Номен, прошу вас, помогите, - под звуки этого голоса Рик ощутимо почувствовал приближение весны - солнце над головой, свежий городской воздух, пение влюбленных в жизнь птиц, юных особ, сурово нуждающихся в помощи настоящего мужчины. - Наш Понси залез воо-он на тот дуб и никак не хочет слезать!
Граф Арида прикинул высоту подвергшегося атаке неведомого животного столетника и мысленно присвистнул: девушка, вдобавок ко всем прочим своим достоинствам, еще и умела требовать от жизни многого - ну настоящая миледи!
- Помогу, чем смогу, разумеется. - Рикардо обнажил белые зубы в широчайшей из своих улыбок, превосходно отыгрывая свою любимую роль - капитан Арида, акула всех морей, и принялся было развивать тему. - Грешно оставлять такую прелестную девушку одну в беде. Я с удовольствием выступлю в качестве вашего защитника...
- А она не одна, - некое милое дитя, лучезарно улыбнулось и моргнуло серыми глазами. - У неё есть защитники: есть мы с сестрой, а также два наших брата, а также её собственный кузен, и наш папа, и её папа, между прочим маршал, а ещё её дядя и...
Граф Арида полушутливо-полуиспуганно попятился:
- Всё ясно, у вас, номени, на содержании собственная армия. Но, может,я смогу записаться в неё добровольцем?
Неумолимый серый взгляд не изменился ни на йоту:
- Номен достанет нам Понси?
Так. К чему это он вёл?
Пить даже полезно! Вот он выпил - ему сейчас хорошо. И Хайнц выпил. Ну может он сильно меньше выпил, и разницы по нему не заметно, но наверняка он её чувствует! Так что пить не вредно, да...
А что вредно? Весь вред от таких вот маленьких девочек, которые ещё даже не соображают, что они такое, но уже чрезмерно смело смотрят на мир своими большущими глазами, такими большими, как-будто в них помещается вся улица, весь Рунн с предместьями, да что там Рунн! Кажется, эти глаза вмещают в себя всё небо над головой, всё море под ногами! Настоящее Море, не голубое и синее, как любят петь менестрели да трепачи, а серое, пасмурное, море цвета дождя, море, в которое отважится выйти далеко не каждый капитан и не каждая команда, с которым могут совладать лишь люди отчаянно храбрые и безумно решительные. Такие люди отдают всех себя своему морю, и за это они любят их до последнего мгновения их крошечной жизни.
А эти девочки... Они раз посмотрят на тебя, а потом всё. Прощай море, прощай крошечная жизнь, прощай ветер в голове. И сутками, сутками ты думаешь только о них, об их улыбках, жестах, ленточке на платье. О том, что они сказали, или о том, как ты понял то, что они сказали, или о том, что они может быть когда-нибудь скажут, прямо смотря в твои недоверчиво-счастливые глаза, упрямо выставив подбородок вперед и закусив нежно-розовую губу.
Хайнц, кажется, понимал ход его мыслей, хотя они не произнесли ни слова. Просто Торнхейму сегодня тоже повезло - ему явило свой ослепительный лик само Солнце, яркое и праздничное, не такое пронзительное, как Море, но ведь каждому своё, не правда ли? Оно и к лучшему, решил Рикардо после непродолжительных раздумий. Хайнц друг, и не хватало ещё, чтобы они поссорились из-за какого-то женского непостоянства.
- Хайнц, друг мой! - Граф почти твердо поднялся из-за стола и уже гораздо более уверенным движением поднял бокал. - Друг мой! Давай выпьем! Сегодня нам есть, чем гордиться! Прекрасными дамами, светлыми чувствами, гордится тем, какие мы есть, и тем, что мы начинаем! - распространяться про то, что сегодняшнее случайное знакомство с очаровательнейшей троицей Марина де Нортми, Каэтана и Рон Фьер сулит друзьям не только надежду на лучшие чувства, но и вполне ощутимую похвалу Адмирала Иберо за служебное рвение, право, не стоило, но чувства переполняли Рика до краёв, что отчетливо проступало на его немыслимо счастливой некуртуазной физиономии.
- Вы не правы! - Чья-то расплывчатая фигура не менее нетрезво, чем Рик, выступила из общей массы пьющих и жующих в трактире, и гневно воззрилась на сияющего, словно сотня золотых, капитана. - Вчера во время бойни в городе погибло уйма народу, номен. Погиб мой кузен Освальд и мой друг Домослав! Как после этого вы можете гордиться своей напыщенной мордой? Погиб мой друг Домослав!! - Громопободный рёв говорившего перерос в пьяный визг. - Вы не правы, номен.
Это он зря сказал. Что бы там не имелось в виду под этой фразочкой. Кто же говорит Рикардо Кристобалю Фе Арида, что он не прав? Тем более сейчас, когда ему не только все моря и океаны по колено, но и небо где-то на расстоянии вытянутой руки.
- Что? – Уточнил граф, поднимаясь. Где-то рядом послышался стук упавшего стула – встал Хайнц.
- Вы не правы, - повторил глупый человек. Кулак Рикардо врезался в скулу горожанина, раздалось нервное "хрусть" и на пол посыпался дождь зубов. Горожанину не понравилось, Рикардо наоборот, и тут началось...
А что собственно началось-то? Ах, да. Драка. Настоящая. По всем правилам. С битьем посуды и мебели, телами пролетающими от стенки к стенке, качаниями на люстре и катанием по лестнице. Весьма говорящие звуки «ба-бах», «бу-бух», «дзинь», «шмяк», «хряк» и даже «хряк-дзинь-ба-бах» огласили зал таверны.
И в центре этого хаоса возвышались двое мужчин. Рикардо и Хайнц. Ну, возвышались – это, конечно, сильно сказано, иногда и они летали или были подвержены воздействию «шмяк» и «бу-бух», но в остальном им было хорошо. Имело ли что-либо другое значение?
- Этот мой! – Воинственно заявил свои права на следующего желающего Хайнц, и Рик милостиво уступил, приглядев жертву и себе.
Когда от процветающего еще сегодня утром заведения остались лишь обломки и осколки с забрызганными вином и кровью стенами, а пол стенал от ползающих по нему людей, друзья присели на пол, упираясь в спину друг друга, чтобы не потерять остатки равновесия.
- По-моему, это было весело. – Констатировал Хайнц.
- А по-моему, это было красиво. Побеждать - красиво. – Серьезно ответил Рик.
На том и сошлись.
23 день месяца Полотна,
Рунн, особняк де Барна.
Пасмурное туманное утро сменилось не менее промозглым днем, которое обещало превратиться в дождливый вечер. Погода в Рунне облачилась в траурные одеяния, однако было место, которого не коснулось всеобщее уныние - резиденция семьи канцлера Рунна. Роскошный и просторный особняк де Барна был в этот день лучился от света, детского смеха, беспечной легкости.
Чтобы попасть из своей комнаты в Алый зал нужно было спуститься на первый этаж и пройти по длинному коридору, соединяющему оба крыла здания. Именно по этому коридору размеренно, вальяжно шествовал Рауль де Барна. Одет он был в дорогой иссиня-черный камзол, на поясе висел неизбежный парадный палаш в золоченых ножнах, русые волосы стянуты в изящный хвост. Непозволительно скромно для пышного семейного обеда, но вполне обычно для графа. Впрочем появилась и новая деталь - на указательном пальце левой руки красовался изысканной работы аккуратный золотой перстень с небольшим ярко красным рубином, который сверкал даже в полутьме коридора. Вот уже и конец пути, Рауль небрежным жестом коснулся резных дверей и, прищурив серые глаза от внезапно-яркого света, попал в легендарный Алый зал, который олицетворял собой всю мощь, славу и богатство семьи Барна.
Просторный, но в тоже время уютный зал не зря зовется Алым - красное сукно на полу, в красных ливреях суетятся слуги у длинного и роскошно сервированного стола, алые гобелены на колоннах вдоль стен. Неповторимую атмосферу создают свечи в замысловатых золотых подсвечниках. Но самое удобное и любимое место Рауля в этом зале - покрытые багровым бархатом диваны, скрытые за колоннами. Это место как отдельный заповедный уголок.
Рауль вошел и осмотрелся - справа кружком стояли братья и кузен и что-то увлеченно обсуждали. Виктуар, приметив вошедшего брата, кивнул ему головой в знак приветствия. Этебан и Венсан стояли спиной к Раулю. Слева граф заметил Анриетту, младшую сестренку. Именно к ней он и направился. После истории с ранением Рауль по особому стал относится к Анриетте, приподнял легкую как пушинку сестру, поцеловал в бархатную щечку и шепнул на ушко:
-Здравствуй, сестренка.
Однако рана тут же напомнила о себе - боль хоть и терпимая, но все же была весьма ощутима. Девочка положила ладонь на правое предплечье брата, когда он поставил ее вновь на пол, и спокойно посмотрела в его серые глаза:
- Добрый вечер, Рауль. Больно? - в темных глазах ее казалось мелькнули две искорки - отражение каминого огня.
- Заживет, - уверенно ответил старший брат, улыбаясь.
Ребенок кивнул головой, отступая в сторону и, отвернувшись от всех, устремил взор в пламя камина.
Рауль развернулся и направился к кучке живо что-то обсуждающих братьев.
- Мое почтение, братья. Надеюсь я не подслушал что-либо секретное и чрезвычайно важное? - Рауль нарочито таинственно нахмурил брови.
- Кузен, приветствую. Мы как раз обсуждаем одно забавное мероприятие. - Эстебан с неподдельной радостью подмигнул кузену.
- Да, братец, ты знаешь, что в Рунн снова приехал цыганский табор? Мы намерены сегодня его посетить. Ты с нами?
- Венсан, - перебил брата Виктуар- Неужели ты забыл, что Рауль ранен? Полагаю рана дает о себе знать.
- Я польщен, что братья радеют за меня, но ваши опасения напрасны, я в здоров как никогда. - Cпокойно, - ответил Рауль. - Однако, мы забыли о своих обязанностях. Виктуар, пока отец не спустился, нам следует приветствовать гостей. Я вижу, дядя Жофф уже приехал.
Виктуар небрежно поклонившись отошел к окну. Отодвинув тяжелую штору, он осмотрел сад и повернулся лишь на слова отца, приветствующего всех. Старший сын канцлера Рунна предупредительно отодвинул стул, помогая своей матери сесть, а потом вежливо поцеловав ее руку занял место по левую сторону от неё.
Важный дворецкий уже объявил появление в гостиной младшего брата канцлера, и портьера у входа поднялась, чтобы пропустить его и приехавших одновременно сестер.
- Гертруда, Като, вы обе так прекрасны, право же, я кажется самый счастливый брат в Рунне! Като, ты чудесно выглядишь, похоже, ты уже оправилась после похорон? Труди, как самочувствие дорогого Этьена? - вопросы Жоффа сыпались один за другим, не оставляя малейшей лазейки для ответа.
Странно как возраст играет с нами, думала вдовствующая императрица, не переставая улыбаться и кивать брату. Кажется, совсем недавно мы четверо с интересом смотрели друг на друга, гадая, что из нас получится. Другие, как я сейчас понимаю, гадали о том же. А теперь - Жофф например, совсем не изменился, у него все тот же неподвижный взгляд и улыбка, от которой мороз по коже. А вот Гертруда - нет, внешне она тоже не изменилась. она все также красива как и десять, и двадцать лет назад, но вот взгляд у нее совершенно заледенел. А вот и Альфред, как всегда слегка усталый...
- Ma tante, о чем вы задумались? Золотой за Ваши мысли - так, кажется, говорят в Алиере? Незаметно подошедший Виктуар мило улыбнулся. - Простите, дядюшка, я не хотел перебить Вас.
- Боюсь, mon cher, в Алиере предпочитают действия - за мысли там дают всего лишь медную монетку, - молодец Виктуар, я кажется совсем отвлеклась.
- Мысли императрицы бесценны, так что даже золотой - недостаточная за них плата, - Альфред слегка поклонился, предлагая сестре руку - Ужин накрыт, надеюсь, Вы согласитесь сопровождать меня к столу? Виктуар, прошу Вас, позаботьтесь о другой Вашей тетке. Жофф, Марина очаровательна, прошу Вас, займите Ваше место рядом с ней.
Повинуясь указаниям канцлера, многочисленное семейство Барна заняло свои места, и шествие двинулось к столу.
Следуя старинному обычаю, глава семейства восседает во главе стола с супругой. По правую руку от него сели Екатерина, Виктуар, Гертруда, и сдедуя старшинству, остальные дети слева братья и племянники. Еще совсем недавно Раулю крайне неуютно общество старшего Виктуара и младшего Жан-Пьера. Теперь все было иначе, и граф мог спокойно посвятить себя поглощению нежнейшей куропатки с чернослив ом.
- Рауль, мы все обеспокоены вашим здоровьем. Быть может вы поведаете нам наконец об этом ужасном происшествии? - светским тоном поинтересовалась Марина Барна, жена Жоффруа. - Вы великолепно выглядите, но говорят, что рана ужасно кровоточила.
- Раны имеют неприятную особенность кровоточить, тетушка. Иначе зачем их наносить? - ответил Рауль и отпил вино из хрустального бокала.
- А как же душевные раны? Они не кровоточат, но не менее опасны, - невообразимо серьезно парировал Леонард.
- Уверяю вас, этот, с позволения сказать, разбойник не успел стать мне другом или любимой дамой, а уж тем более предать и изменить. Увы для него, нанести мне душевную рану не получилось, - передразнивая серьезность Леонарда ответил Рауль.
- Рауль, мы вас нижайше просим, поведайте нам о своих злоключениях, мы все за вас переживаем, - Екатерине Барна похоже действительно интересно.
- Тетушка, мне очень приятна ваша забота, но не думаю что это неподходящая тема для сегодняшнего вечера. Впрочем извольте. - Рауль покрутил бокал вина в руке. - Возвращаясь домой, я проезжал мимо Кадетского тупика, из мрака которого выскочил бандит, отнюдь не благородный, выстрелил из пистолета и попал в вашего покорного слугу. Как видите, ничего интересного и захватывающего в разбойном нападении нет и быть не может.
- Братец, может быть тогда порадуете нас историей о Монтристиде? - Ухмыльнулся Жан-Пьер.
Анриетта медленно водила пальцами по ободку бокала с сильно разбавленным, красным вином, почти не глядя ни на кого за столом и только чутко вбирая каждое слово возникающей то тут, то там беседы. Ее тарелка осталась девственно чистой. На краткий миг девочка подняла глаза, посмотрев на Леонарда, но как только заговорил Жан-Пьер, ребенок вновь опустил глаза, продолжая разглядывать хрустально-кровавую жидкость в бокале.
Рауль и бровью не повел.
- Боюсь никакого красноречия не хватит описать сие благочестивое заведение. Жан-Пьер непременно посетите его, масса новых эмоций доселе неизвестных вам обеспечено.
Маркиз прислушивался к словам братьев, чуть улыбаясь самому себе. И когда Рауль закончил свое короткое повествование, негромко сказал:
- Я даже могу порекомендовать разговор с одним удивительно общительным дознатчиком. Очень любопытный тип.
- Ты нашел с ним общий язык, как видно, - пробурчал Жан-Пьер, поигрывая вином в бокале.
- Представь себе - да, братец. И много интересного у него узнал.
- Поведаешь нам? - красивое лицо третьего отпрыска канцлера выглядело искренне озабоченным и даже обрадованным вниманием оказаным ему.
- В другой раз, - ответил Виктуар, поднимая бокал и встречаясь взглядом со своим третьим братом.
- Господа, прошу прекратить. После подобных разговоров я рискую потерять аппетит. Поговорим о более приятных вещах. - Размеренно проговорил до сих пор безучастный Альфред де Барна.
Разговор ненадолго стих, чтобы тут же начаться снова, переходя на обсуждение последних новостей из цыганского табора и прочих подробностей городской жизни. Беседа была особенно оживленной среди младших членов семьи, однако Жоффруа старался не отставать. Его шутки, комплименты и пикантные замечания сыпались как горох, не обходя никого. Марина с Гертрудой поддерживали разговор, то вставляя свои замечания, то просто улыбаясь, и только Альфред, кажется, остался совсем безучастным. Kанцлер задумчиво рассматривал свою тарелку и, казалось, был всецело поглощен узором на фарфоре.
- Неужели разговоры о Монтристиде действительно отбили Вам аппетит? - тихий голос Екатерины был почти неслышен за смехом и общим разговором.
- Только глупцы и очень молодые могут шутить о таких вещах. Первые - не знают, что творят, а вторые уверены в непобедимой силе своей чистой совести. - Альфред был серьезен, как никогда.
- Ну, в нашем возрасте мало кто может похвастаться такой чистотой, и тем не менее, мне всегда казалось, что Вы - именно из этого меньшинства. Неужели я ошибалась? - улыбка не покидала лица Като, но синие глаза смотрели пристально, как на дуэли. - Неужели и Вы пали жертвой нашего ужасного времени?
- Ну что ты, Като, право же, иногда ты - сущий ребенок. Вот сейчас ты мне напоминаешь Рауля - разве подобная тема подходит для застолья?
Как будто специально дожидаясь этих слов, Леопина поднялась со своего места.
Венсан сидел где-то посередине правой стороны стола, меж Фредериком и Леонардом, и медленно и церемонно вкушал красное тижонское. К разговорам он, погруженный в свои мысли о самых разных вещах, не прислушивался.
Момент, когда Виктуар первым поднялся из-за стола, он благополучно пропустил - но слова, что старший Барна сказал Раулю и что дальше передались по цепочке - услышал очень скоро.
Брат предлагал отправиться прогуляться - и, скорее всего, дойти до остановившегося в Рунне табора ромалэ. Венсан много о них слышал - но, в отличие от того же Рауля, никогда у них не бывал. Любопытство вкупе с неплохим вином сподвигло его сразу и безоговорочно принять предложение и передать его дальше - такому же погруженному в себя Леонарду. Далее весть полетела к кузенам - а молодые Барна уже шли к выходу, церемонно прося прощения за свой уход у старшего поколения.
Пройдя через сад, они почти правильным строем вышли на улицу, руководимые Виктуаром, рядом с которым важно, но то и дело сбиваясь на подпрыгивания, шел маленький Филипп. В этот момент от них отделился Жан-Пьер, но почти никто - кроме Венсана и, возможно, Виктуара, не заметил этого - а заметившие не придали никакого значения.
- Что ж, похоже, дети покинули нас ради более интересных развлечений. По такому случаю, предлагаю оставшимся перейти в гостиную, там нам будет уютней, - И Леопина первой поднялась из-за стола, с улыбкой принимая руку вскочившего вслед за ней Жоффа.
В гостиной действительно было уютно, там горел огонь в камине, и слуги уже расставляли напитки для гостей. Жофф и здесь взял на себя роль хозяина, продолжая рассказывать разные истории весело смеявшимся дамам. Только канцлер по-прежнему не принимал участия в общем разговоре.
- Ну, застолье окончено, а тема осталась, - Екатерина незаметно отделилась от остальных, и присоединилась к канцлеру у камина. - Вы так и не утолили мое любопытство.
- Боюсь, это не тема для всего сегодняшнего вечера. Почему бы Вам не навестить меня как-нибудь на днях, такие вещи гораздо лучше обсуждать при свете дня.
- Ловлю Вас на слове, и обязательно воспользуюсь Вашим приглашением. А пока - боюсь, разговоры о возрасте не пустой звук, во всяком случае, для меня. Леопина, Альфред, я чувствую себя совершенно разбитой, события последних дней не прошли для меня бесследно. Благодарю вас обоих за чудесный вечер, я была рада увидеть всех моих племянников. Собрать всю семью за одним столом - это подвиг, достойный легенд.
Вечер, похоже, действительно подходил к концу. Жоффруа с Мариной решили последовать примеру уехавшей Екатерины, да и Гертруде пора было вернуться к больному Этьену, и вот уже они стоят, прощаясь с хозяевами, и Жофф приглашает всех к себе... После отъезда гостей Леопина подошла к замершему у камина Альфреду:
- Дорогой, ты все время говорил с твоей сестрой. Право же, я не понимаю, о чем можно говорить столько времени?
- Похоже, дорогая моя, именно Вы, а не я, принадлежите к одному замечательному меньшинству. Впрочем, это и неудивительно, - непонятно и невпопад ответил канцлер, не отводя взгляда от огня.
Рунн, особняк де Барна.
Пасмурное туманное утро сменилось не менее промозглым днем, которое обещало превратиться в дождливый вечер. Погода в Рунне облачилась в траурные одеяния, однако было место, которого не коснулось всеобщее уныние - резиденция семьи канцлера Рунна. Роскошный и просторный особняк де Барна был в этот день лучился от света, детского смеха, беспечной легкости.
Чтобы попасть из своей комнаты в Алый зал нужно было спуститься на первый этаж и пройти по длинному коридору, соединяющему оба крыла здания. Именно по этому коридору размеренно, вальяжно шествовал Рауль де Барна. Одет он был в дорогой иссиня-черный камзол, на поясе висел неизбежный парадный палаш в золоченых ножнах, русые волосы стянуты в изящный хвост. Непозволительно скромно для пышного семейного обеда, но вполне обычно для графа. Впрочем появилась и новая деталь - на указательном пальце левой руки красовался изысканной работы аккуратный золотой перстень с небольшим ярко красным рубином, который сверкал даже в полутьме коридора. Вот уже и конец пути, Рауль небрежным жестом коснулся резных дверей и, прищурив серые глаза от внезапно-яркого света, попал в легендарный Алый зал, который олицетворял собой всю мощь, славу и богатство семьи Барна.
Просторный, но в тоже время уютный зал не зря зовется Алым - красное сукно на полу, в красных ливреях суетятся слуги у длинного и роскошно сервированного стола, алые гобелены на колоннах вдоль стен. Неповторимую атмосферу создают свечи в замысловатых золотых подсвечниках. Но самое удобное и любимое место Рауля в этом зале - покрытые багровым бархатом диваны, скрытые за колоннами. Это место как отдельный заповедный уголок.
Рауль вошел и осмотрелся - справа кружком стояли братья и кузен и что-то увлеченно обсуждали. Виктуар, приметив вошедшего брата, кивнул ему головой в знак приветствия. Этебан и Венсан стояли спиной к Раулю. Слева граф заметил Анриетту, младшую сестренку. Именно к ней он и направился. После истории с ранением Рауль по особому стал относится к Анриетте, приподнял легкую как пушинку сестру, поцеловал в бархатную щечку и шепнул на ушко:
-Здравствуй, сестренка.
Однако рана тут же напомнила о себе - боль хоть и терпимая, но все же была весьма ощутима. Девочка положила ладонь на правое предплечье брата, когда он поставил ее вновь на пол, и спокойно посмотрела в его серые глаза:
- Добрый вечер, Рауль. Больно? - в темных глазах ее казалось мелькнули две искорки - отражение каминого огня.
- Заживет, - уверенно ответил старший брат, улыбаясь.
Ребенок кивнул головой, отступая в сторону и, отвернувшись от всех, устремил взор в пламя камина.
Рауль развернулся и направился к кучке живо что-то обсуждающих братьев.
- Мое почтение, братья. Надеюсь я не подслушал что-либо секретное и чрезвычайно важное? - Рауль нарочито таинственно нахмурил брови.
- Кузен, приветствую. Мы как раз обсуждаем одно забавное мероприятие. - Эстебан с неподдельной радостью подмигнул кузену.
- Да, братец, ты знаешь, что в Рунн снова приехал цыганский табор? Мы намерены сегодня его посетить. Ты с нами?
- Венсан, - перебил брата Виктуар- Неужели ты забыл, что Рауль ранен? Полагаю рана дает о себе знать.
- Я польщен, что братья радеют за меня, но ваши опасения напрасны, я в здоров как никогда. - Cпокойно, - ответил Рауль. - Однако, мы забыли о своих обязанностях. Виктуар, пока отец не спустился, нам следует приветствовать гостей. Я вижу, дядя Жофф уже приехал.
Виктуар небрежно поклонившись отошел к окну. Отодвинув тяжелую штору, он осмотрел сад и повернулся лишь на слова отца, приветствующего всех. Старший сын канцлера Рунна предупредительно отодвинул стул, помогая своей матери сесть, а потом вежливо поцеловав ее руку занял место по левую сторону от неё.
Важный дворецкий уже объявил появление в гостиной младшего брата канцлера, и портьера у входа поднялась, чтобы пропустить его и приехавших одновременно сестер.
- Гертруда, Като, вы обе так прекрасны, право же, я кажется самый счастливый брат в Рунне! Като, ты чудесно выглядишь, похоже, ты уже оправилась после похорон? Труди, как самочувствие дорогого Этьена? - вопросы Жоффа сыпались один за другим, не оставляя малейшей лазейки для ответа.
Странно как возраст играет с нами, думала вдовствующая императрица, не переставая улыбаться и кивать брату. Кажется, совсем недавно мы четверо с интересом смотрели друг на друга, гадая, что из нас получится. Другие, как я сейчас понимаю, гадали о том же. А теперь - Жофф например, совсем не изменился, у него все тот же неподвижный взгляд и улыбка, от которой мороз по коже. А вот Гертруда - нет, внешне она тоже не изменилась. она все также красива как и десять, и двадцать лет назад, но вот взгляд у нее совершенно заледенел. А вот и Альфред, как всегда слегка усталый...
- Ma tante, о чем вы задумались? Золотой за Ваши мысли - так, кажется, говорят в Алиере? Незаметно подошедший Виктуар мило улыбнулся. - Простите, дядюшка, я не хотел перебить Вас.
- Боюсь, mon cher, в Алиере предпочитают действия - за мысли там дают всего лишь медную монетку, - молодец Виктуар, я кажется совсем отвлеклась.
- Мысли императрицы бесценны, так что даже золотой - недостаточная за них плата, - Альфред слегка поклонился, предлагая сестре руку - Ужин накрыт, надеюсь, Вы согласитесь сопровождать меня к столу? Виктуар, прошу Вас, позаботьтесь о другой Вашей тетке. Жофф, Марина очаровательна, прошу Вас, займите Ваше место рядом с ней.
Повинуясь указаниям канцлера, многочисленное семейство Барна заняло свои места, и шествие двинулось к столу.
Следуя старинному обычаю, глава семейства восседает во главе стола с супругой. По правую руку от него сели Екатерина, Виктуар, Гертруда, и сдедуя старшинству, остальные дети слева братья и племянники. Еще совсем недавно Раулю крайне неуютно общество старшего Виктуара и младшего Жан-Пьера. Теперь все было иначе, и граф мог спокойно посвятить себя поглощению нежнейшей куропатки с чернослив ом.
- Рауль, мы все обеспокоены вашим здоровьем. Быть может вы поведаете нам наконец об этом ужасном происшествии? - светским тоном поинтересовалась Марина Барна, жена Жоффруа. - Вы великолепно выглядите, но говорят, что рана ужасно кровоточила.
- Раны имеют неприятную особенность кровоточить, тетушка. Иначе зачем их наносить? - ответил Рауль и отпил вино из хрустального бокала.
- А как же душевные раны? Они не кровоточат, но не менее опасны, - невообразимо серьезно парировал Леонард.
- Уверяю вас, этот, с позволения сказать, разбойник не успел стать мне другом или любимой дамой, а уж тем более предать и изменить. Увы для него, нанести мне душевную рану не получилось, - передразнивая серьезность Леонарда ответил Рауль.
- Рауль, мы вас нижайше просим, поведайте нам о своих злоключениях, мы все за вас переживаем, - Екатерине Барна похоже действительно интересно.
- Тетушка, мне очень приятна ваша забота, но не думаю что это неподходящая тема для сегодняшнего вечера. Впрочем извольте. - Рауль покрутил бокал вина в руке. - Возвращаясь домой, я проезжал мимо Кадетского тупика, из мрака которого выскочил бандит, отнюдь не благородный, выстрелил из пистолета и попал в вашего покорного слугу. Как видите, ничего интересного и захватывающего в разбойном нападении нет и быть не может.
- Братец, может быть тогда порадуете нас историей о Монтристиде? - Ухмыльнулся Жан-Пьер.
Анриетта медленно водила пальцами по ободку бокала с сильно разбавленным, красным вином, почти не глядя ни на кого за столом и только чутко вбирая каждое слово возникающей то тут, то там беседы. Ее тарелка осталась девственно чистой. На краткий миг девочка подняла глаза, посмотрев на Леонарда, но как только заговорил Жан-Пьер, ребенок вновь опустил глаза, продолжая разглядывать хрустально-кровавую жидкость в бокале.
Рауль и бровью не повел.
- Боюсь никакого красноречия не хватит описать сие благочестивое заведение. Жан-Пьер непременно посетите его, масса новых эмоций доселе неизвестных вам обеспечено.
Маркиз прислушивался к словам братьев, чуть улыбаясь самому себе. И когда Рауль закончил свое короткое повествование, негромко сказал:
- Я даже могу порекомендовать разговор с одним удивительно общительным дознатчиком. Очень любопытный тип.
- Ты нашел с ним общий язык, как видно, - пробурчал Жан-Пьер, поигрывая вином в бокале.
- Представь себе - да, братец. И много интересного у него узнал.
- Поведаешь нам? - красивое лицо третьего отпрыска канцлера выглядело искренне озабоченным и даже обрадованным вниманием оказаным ему.
- В другой раз, - ответил Виктуар, поднимая бокал и встречаясь взглядом со своим третьим братом.
- Господа, прошу прекратить. После подобных разговоров я рискую потерять аппетит. Поговорим о более приятных вещах. - Размеренно проговорил до сих пор безучастный Альфред де Барна.
Разговор ненадолго стих, чтобы тут же начаться снова, переходя на обсуждение последних новостей из цыганского табора и прочих подробностей городской жизни. Беседа была особенно оживленной среди младших членов семьи, однако Жоффруа старался не отставать. Его шутки, комплименты и пикантные замечания сыпались как горох, не обходя никого. Марина с Гертрудой поддерживали разговор, то вставляя свои замечания, то просто улыбаясь, и только Альфред, кажется, остался совсем безучастным. Kанцлер задумчиво рассматривал свою тарелку и, казалось, был всецело поглощен узором на фарфоре.
- Неужели разговоры о Монтристиде действительно отбили Вам аппетит? - тихий голос Екатерины был почти неслышен за смехом и общим разговором.
- Только глупцы и очень молодые могут шутить о таких вещах. Первые - не знают, что творят, а вторые уверены в непобедимой силе своей чистой совести. - Альфред был серьезен, как никогда.
- Ну, в нашем возрасте мало кто может похвастаться такой чистотой, и тем не менее, мне всегда казалось, что Вы - именно из этого меньшинства. Неужели я ошибалась? - улыбка не покидала лица Като, но синие глаза смотрели пристально, как на дуэли. - Неужели и Вы пали жертвой нашего ужасного времени?
- Ну что ты, Като, право же, иногда ты - сущий ребенок. Вот сейчас ты мне напоминаешь Рауля - разве подобная тема подходит для застолья?
Как будто специально дожидаясь этих слов, Леопина поднялась со своего места.
Венсан сидел где-то посередине правой стороны стола, меж Фредериком и Леонардом, и медленно и церемонно вкушал красное тижонское. К разговорам он, погруженный в свои мысли о самых разных вещах, не прислушивался.
Момент, когда Виктуар первым поднялся из-за стола, он благополучно пропустил - но слова, что старший Барна сказал Раулю и что дальше передались по цепочке - услышал очень скоро.
Брат предлагал отправиться прогуляться - и, скорее всего, дойти до остановившегося в Рунне табора ромалэ. Венсан много о них слышал - но, в отличие от того же Рауля, никогда у них не бывал. Любопытство вкупе с неплохим вином сподвигло его сразу и безоговорочно принять предложение и передать его дальше - такому же погруженному в себя Леонарду. Далее весть полетела к кузенам - а молодые Барна уже шли к выходу, церемонно прося прощения за свой уход у старшего поколения.
Пройдя через сад, они почти правильным строем вышли на улицу, руководимые Виктуаром, рядом с которым важно, но то и дело сбиваясь на подпрыгивания, шел маленький Филипп. В этот момент от них отделился Жан-Пьер, но почти никто - кроме Венсана и, возможно, Виктуара, не заметил этого - а заметившие не придали никакого значения.
- Что ж, похоже, дети покинули нас ради более интересных развлечений. По такому случаю, предлагаю оставшимся перейти в гостиную, там нам будет уютней, - И Леопина первой поднялась из-за стола, с улыбкой принимая руку вскочившего вслед за ней Жоффа.
В гостиной действительно было уютно, там горел огонь в камине, и слуги уже расставляли напитки для гостей. Жофф и здесь взял на себя роль хозяина, продолжая рассказывать разные истории весело смеявшимся дамам. Только канцлер по-прежнему не принимал участия в общем разговоре.
- Ну, застолье окончено, а тема осталась, - Екатерина незаметно отделилась от остальных, и присоединилась к канцлеру у камина. - Вы так и не утолили мое любопытство.
- Боюсь, это не тема для всего сегодняшнего вечера. Почему бы Вам не навестить меня как-нибудь на днях, такие вещи гораздо лучше обсуждать при свете дня.
- Ловлю Вас на слове, и обязательно воспользуюсь Вашим приглашением. А пока - боюсь, разговоры о возрасте не пустой звук, во всяком случае, для меня. Леопина, Альфред, я чувствую себя совершенно разбитой, события последних дней не прошли для меня бесследно. Благодарю вас обоих за чудесный вечер, я была рада увидеть всех моих племянников. Собрать всю семью за одним столом - это подвиг, достойный легенд.
Вечер, похоже, действительно подходил к концу. Жоффруа с Мариной решили последовать примеру уехавшей Екатерины, да и Гертруде пора было вернуться к больному Этьену, и вот уже они стоят, прощаясь с хозяевами, и Жофф приглашает всех к себе... После отъезда гостей Леопина подошла к замершему у камина Альфреду:
- Дорогой, ты все время говорил с твоей сестрой. Право же, я не понимаю, о чем можно говорить столько времени?
- Похоже, дорогая моя, именно Вы, а не я, принадлежите к одному замечательному меньшинству. Впрочем, это и неудивительно, - непонятно и невпопад ответил канцлер, не отводя взгляда от огня.
23 число месяца Полотна.
Цыганский табор в окрестностях Рунна. Вечер и ночь.
Сопротивление тонких рук было легко сломлено, да она и не пыталась особо противиться тем ласкам, которыми возлюбленный снова и снова осыпал ее тело. Лианна негромко засмеялась, пытаясь в очередной раз отстраниться от Страда, а он опять привлек девушку к себе, шепча в ее розовое ушко:
- Давай не пойдем сегодня никуда, Ли. Сюда никто не войдет, моя тетя – мудрая женщина.
- Эстерад, любимый, мы итак заняли ее дом.. – Лианна вновь засмеялась, она стала звать это место – домом только потому, что здесь был Страд. – Это не хорошо. И потом….
Девушка замолчала, жаркий поцелуй накрыл ее губы. Маркиз Флавио, почти не отрываясь от девичьих губ, прошептал:
- Так что – потом?
- Я хочу танцевать, - лукаво закончила она. – И я буду танцевать, потому что мне очень это нравится.
Неожиданным и гибким движением она выскользнула из его объятий и быстро накинула на себя тонкую рубашку. Страд с ленивой грацией опасного зверя откинулся на кровать, следя за каждым движением своей «цыганочки». Девушка фыркнула, но все же с удовольствием крутилась перед ним, одевая одну юбку за другой и ловя его одобрительные взгляды:
- Я хорошо выгляжу?
- Просто прекрасно, Лианна, - улыбнулся он, потянувшись.
- Ты разве не идешь? – она быстро перекинула на грудь толстую косу своих серебристых локонов, в которые искусно вплела несколько разноцветных лент. Вокруг хорошенького личика закрутились беззаботные прядки и, девушка вновь засмеялась, когда Страд глухо застонал и стал было подниматься, чтобы вновь поймать ее в объятья, но Лианна поднырнула под его руку и выбежала из шатра, чтобы тут же столкнуться с высоким парнем:
- Вот так-так… ну и сюрпризы случаются в этих краях! Белокурая цыганочка – это что еще одно чудо наступившего года? – от мужчины приятно пахло вином, Лианна задорно вскинула головку, сверкнув кошачьими, желтыми глазами:
- А может это искусственный волос, господин хороший? – звонко спросила она, пытаясь передать голосом неповторимую интонацию ромалэ.
Мужская рука обвилась вкруг тонкой талии, и он склонился над ней, заглядывая в желтые глаза:
- Вряд ли это мягкое, серебристое чудо может быть искусственным, прелестница, - негромко сказал он, и Лианна увидела отражение искр костра в его зрачках.
- Что-то случилось, Лианна? – опасный тон этого спокойного голоса был ей слишком хорошо уже знаком.
Но отчего-то она совсем не торопилась останавливать сошедшихся мужчин. Бывшая монашка и сама себе бы не призналась, но тот взгляд, которым смотрел на нее незнакомец – уже зажигал в ней какое-то неведомое доселе чувство. Она говорила с ним, ловя себя на том, что где-то в глубине сидит яркий огонек, которому не терпится выскочить и завертеться. Хотелось смеяться и кружится. Ах! Ей же хотелось танцевать! А вот и Страд! Но почему он тоже смотрит как-то странно?
- Мы идем танцевать, Эстерад, - решительно заявила девушка, хватая незнакомца за руку
- Да, мой ангел….
Лианна дождалась, когда с глупыми формальностями представления друг другу будет законченно и уже более требовательно потянула за собой незнакомца, которого, как, оказалось, звали Рауль де Барна. Перед ними мелькали лица кружившихся, смеющихся людей, но для Лианны на какое-то мгновение весь мир сосредоточился лишь в одном человеке – пригласившем ее танцевать. Ее! Совсем другую и, наверное, это имело огромное значение. Но еще более важным были надежные руки, обнявшие ее талию и закружившие под звуки веселых гитар, гулких бубнов и переливчатых бубенцов. На короткие мгновения желтые глаза встречались с глазами Рауля и Ли смеялась, прихлопывая в ладоши и опять попадая в объятья танца, музыки, сильных рук. Музыка закончилась слишком быстро по ее мнению, а появившийся как из-под земли Страд – еще более быстро что-то сказал Раулю и тот, извинившись и попросив подождать, ушел вслед за маркизом. Белокурая девушка даже не поняла сразу, что осталась одна в шумной толпе и, что начался следующий танец, а рядом – никого, кто бы смотрел и восхищался каждым ее движением, улыбкой, взглядом. Да! Маленькая ножка гневно топнула: вос-хи-щал-ся бы!
- Мне это понравилось… - тихо-тихо прошептала она, выходя из веселого круга. Ей стало неуютно в этом танцующем, бесшабашном мире, где никто не замечает….
- Пойдем! – тихий и быстрый голос, а рук коснулись горячие ладони, чтобы, схватив, закружить быстро-быстро под низкой луной на темном, беззвездном небе.
И белокурая девушка опять рассмеялась, хотя не могла разглядеть того, кто схватил ее и кружил, кружил, кружил, не останавливаясь в этом буйном круговороте, где небо и земля вот-вот поменяются местами. Лианна, звонко смеясь, что-то кричала в распахнувшееся над ней небо, но ее голос терялся в смехе и темноте…. И даже когда они остановились – мир продолжал кружиться. Ли помнила лишь, как ее осторожно остановили и, кажется, рядом раздался чей-то вздох и шорох удаляющихся шагов. Так ходит ветер….
И вновь – кружился мир над головой, а она стояла и улыбалась ему, пытаясь понять, когда же небо опять окажется над головой, а не под ногами. К ее губам прижались губы:
- Страд… - тихо прошептала девушка, обнимая его.
- Узнала? – руки возлюбленного обхватили ее плечи, лаская.
В темноте она подумала, что он улыбнулся на ее кивок, но уже не хотелось думать, хотелось опять ощутить его поцелуи.
- Я хочу тебя, Ли, - прошептал юноша, подхватывая ее на руки.
Лианна привычно вытягивала из волос одну ленточку за другой, не отрываясь от любимых глаз, в которых плескалось пламя… Синяя, серебристо-белая, золотисто-оранжевая…. Алой ленточки не было…
Цыганский табор в окрестностях Рунна. Вечер и ночь.
Сопротивление тонких рук было легко сломлено, да она и не пыталась особо противиться тем ласкам, которыми возлюбленный снова и снова осыпал ее тело. Лианна негромко засмеялась, пытаясь в очередной раз отстраниться от Страда, а он опять привлек девушку к себе, шепча в ее розовое ушко:
- Давай не пойдем сегодня никуда, Ли. Сюда никто не войдет, моя тетя – мудрая женщина.
- Эстерад, любимый, мы итак заняли ее дом.. – Лианна вновь засмеялась, она стала звать это место – домом только потому, что здесь был Страд. – Это не хорошо. И потом….
Девушка замолчала, жаркий поцелуй накрыл ее губы. Маркиз Флавио, почти не отрываясь от девичьих губ, прошептал:
- Так что – потом?
- Я хочу танцевать, - лукаво закончила она. – И я буду танцевать, потому что мне очень это нравится.
Неожиданным и гибким движением она выскользнула из его объятий и быстро накинула на себя тонкую рубашку. Страд с ленивой грацией опасного зверя откинулся на кровать, следя за каждым движением своей «цыганочки». Девушка фыркнула, но все же с удовольствием крутилась перед ним, одевая одну юбку за другой и ловя его одобрительные взгляды:
- Я хорошо выгляжу?
- Просто прекрасно, Лианна, - улыбнулся он, потянувшись.
- Ты разве не идешь? – она быстро перекинула на грудь толстую косу своих серебристых локонов, в которые искусно вплела несколько разноцветных лент. Вокруг хорошенького личика закрутились беззаботные прядки и, девушка вновь засмеялась, когда Страд глухо застонал и стал было подниматься, чтобы вновь поймать ее в объятья, но Лианна поднырнула под его руку и выбежала из шатра, чтобы тут же столкнуться с высоким парнем:
- Вот так-так… ну и сюрпризы случаются в этих краях! Белокурая цыганочка – это что еще одно чудо наступившего года? – от мужчины приятно пахло вином, Лианна задорно вскинула головку, сверкнув кошачьими, желтыми глазами:
- А может это искусственный волос, господин хороший? – звонко спросила она, пытаясь передать голосом неповторимую интонацию ромалэ.
Мужская рука обвилась вкруг тонкой талии, и он склонился над ней, заглядывая в желтые глаза:
- Вряд ли это мягкое, серебристое чудо может быть искусственным, прелестница, - негромко сказал он, и Лианна увидела отражение искр костра в его зрачках.
- Что-то случилось, Лианна? – опасный тон этого спокойного голоса был ей слишком хорошо уже знаком.
Но отчего-то она совсем не торопилась останавливать сошедшихся мужчин. Бывшая монашка и сама себе бы не призналась, но тот взгляд, которым смотрел на нее незнакомец – уже зажигал в ней какое-то неведомое доселе чувство. Она говорила с ним, ловя себя на том, что где-то в глубине сидит яркий огонек, которому не терпится выскочить и завертеться. Хотелось смеяться и кружится. Ах! Ей же хотелось танцевать! А вот и Страд! Но почему он тоже смотрит как-то странно?
- Мы идем танцевать, Эстерад, - решительно заявила девушка, хватая незнакомца за руку
- Да, мой ангел….
Лианна дождалась, когда с глупыми формальностями представления друг другу будет законченно и уже более требовательно потянула за собой незнакомца, которого, как, оказалось, звали Рауль де Барна. Перед ними мелькали лица кружившихся, смеющихся людей, но для Лианны на какое-то мгновение весь мир сосредоточился лишь в одном человеке – пригласившем ее танцевать. Ее! Совсем другую и, наверное, это имело огромное значение. Но еще более важным были надежные руки, обнявшие ее талию и закружившие под звуки веселых гитар, гулких бубнов и переливчатых бубенцов. На короткие мгновения желтые глаза встречались с глазами Рауля и Ли смеялась, прихлопывая в ладоши и опять попадая в объятья танца, музыки, сильных рук. Музыка закончилась слишком быстро по ее мнению, а появившийся как из-под земли Страд – еще более быстро что-то сказал Раулю и тот, извинившись и попросив подождать, ушел вслед за маркизом. Белокурая девушка даже не поняла сразу, что осталась одна в шумной толпе и, что начался следующий танец, а рядом – никого, кто бы смотрел и восхищался каждым ее движением, улыбкой, взглядом. Да! Маленькая ножка гневно топнула: вос-хи-щал-ся бы!
- Мне это понравилось… - тихо-тихо прошептала она, выходя из веселого круга. Ей стало неуютно в этом танцующем, бесшабашном мире, где никто не замечает….
- Пойдем! – тихий и быстрый голос, а рук коснулись горячие ладони, чтобы, схватив, закружить быстро-быстро под низкой луной на темном, беззвездном небе.
И белокурая девушка опять рассмеялась, хотя не могла разглядеть того, кто схватил ее и кружил, кружил, кружил, не останавливаясь в этом буйном круговороте, где небо и земля вот-вот поменяются местами. Лианна, звонко смеясь, что-то кричала в распахнувшееся над ней небо, но ее голос терялся в смехе и темноте…. И даже когда они остановились – мир продолжал кружиться. Ли помнила лишь, как ее осторожно остановили и, кажется, рядом раздался чей-то вздох и шорох удаляющихся шагов. Так ходит ветер….
И вновь – кружился мир над головой, а она стояла и улыбалась ему, пытаясь понять, когда же небо опять окажется над головой, а не под ногами. К ее губам прижались губы:
- Страд… - тихо прошептала девушка, обнимая его.
- Узнала? – руки возлюбленного обхватили ее плечи, лаская.
В темноте она подумала, что он улыбнулся на ее кивок, но уже не хотелось думать, хотелось опять ощутить его поцелуи.
- Я хочу тебя, Ли, - прошептал юноша, подхватывая ее на руки.
Лианна привычно вытягивала из волос одну ленточку за другой, не отрываясь от любимых глаз, в которых плескалось пламя… Синяя, серебристо-белая, золотисто-оранжевая…. Алой ленточки не было…
23 число месяца Полотна.
Рунн. Королевский город.
Последние несколько недель стали особенно трудными для офицеров Имперских легионов, расквартированных в Рунне. Если до того, как Александр умер, они могли делать все что захотят, то теперь и начальство бдительно следило за дисциплиной, не гнушаясь даже наказывать провинившихся. Не обращали внимание ни на звания, ни на происхождение.
По мнению Эдвара де Нортми, все это было ужасно несправедливо, и вся служба в его глазах тот час же потеряла свою привлекательность. Теперь он зверски уставал, и не хватало ни сил, ни времени на то, что было его основным время провождением раньше – азартные игры, выпивка и девицы.
- Я скоро умру, – пожаловался он на днях одному из своих товарищей, Анатолю де Лаки, сыну какого-то обедневшего графа из Нортми.
- Умри, – ответил жестокосердный друг, и Эдвар понял, что на сочувствие окружающих ему рассчитывать не приходится. В самом деле – все были заняты какими-то делами, бегали туда-сюда, а на несчастного лейтенанта Нортми было всем плевать. Эдвар тяжко вздыхал, но делать было нечего – приходилось выполнять свои обязанности, ведь его строгий отец периодически напоминал о себе, и о том, что если Эдвар проштрафится, то горы Горыни станут тем пейзажем, который он будет созерцать в ближайшие пятнадцать лет.
Скука загнала бы его в могилу гораздо раньше служебных обязанностей и тяжелой жизни, но в один из дней, которых ничем не отличался от бесконечной вереницы таких же, его пригласил к себе на беседу сам герцог Этьен де Нортми.
Черный герцог был известным пугалом среди офицеров Первого Имперского Легиона, но у Эдвара были дополнительные причины бояться и уважать старика. Он раньше часто встречал Этьена у них дома, хотя, по сути, в обычные дни, они почти не виделись и не разговаривали. Постоянно работающий глава Службы Имперской Безопасности ужинал в своем кабинете, а Эдвар в общей столовой. Но иногда они все-таки сталкивались – в коридорах, на лестнице, на общих праздниках, и цепкий, холодный и яростный взгляд Этьена приводил сына Шарля в ужас, и Эдвар почти сразу опускал глаза.
В Черном герцоге и, правда, было что-то не совсем земное – он походил на небожителя, грозного бога грома и молний, готового миловать и карать. С таким лучше не сталкиваться, а то еще, упаси Каспиан, чем-то вызовешь его гнев. Когда старик заболел, Эдвар крайне удивился. Он скорее ожидал, что Этьен переживет их всех.
Конечно, последнее время вряд ли можно назвать спокойным, так что ничего удивительного, что даже самого Черного герцога достало до печенок. Удивительно другое – как еще жив сам Эдвар?
Впрочем, теперь это не надолго. Уж вряд ли дядя зовет его для того, чтобы наградить за верную службу. Эх, не надо было болтать при девчонках, подумал он, наверняка, в этом и есть причина. Но что он мог с собой поделать – когда умение держать язык за зубами никогда не было его сильной стороной? Да, Эдвар де Нортми, это тебя и погубит.
Время, доселе еле ползшее, стремительно ускорило свой бег. Он нервно поглядывал на часы, до встречи с Черным герцогом оставалось все меньше и меньше времени. Наконец, оно и вовсе кончилось. Ноги сами несли его в особняк Нортми, язык присох к гортани, в голове было пусто, а сердце билось часто-часто.
- Все пропало, – занудно гудел внутренний голос. – Все пропало, все пропало, все пропало…
Он поднялся по ступенькам, которые как будто стали в два раза выше, прошел по длинной галерее, и вошел в небольшую залу. Здесь уже сидел его отец, выжидательно смотря куда-то в даль. Теперь он поймал взглядом Эдвара, точно в прицел, тихонько кивнул и сказал:
- Он ждет тебя, заходи.
Каждый шаг, словно прыжок через пропасть. Окованная железом дверь распахнулась, словно врата преисподни. Он вошел.
На кровати, обложенный подушками, лежал Черный герцог… Но как он изменился – страшно похудел, щеки валились, но глаза стали только ярче.
- Эдвар. – голос Этьена немного ослаб, но в нем звучала непреклонная воля. – Подойди.
- Да, Ваша Светлость, – отчеканил офицер Нортми, почти строевым шагом пересекший комнату и осторожно севших на стул, стоявший рядом с кроватью.
Этьен закашлялся.
- Проклятая болезнь. Как же все не вовремя.
- Вы обязательно поправитесь, – осторожно заметил Эдвар.
- Разумеется, – кивнул герцог. – Но разговор не обо мне, а о тебе.
- Что случилось? – он постарался спросить как можно более спокойным голосом, надеясь, что Черный герцог не заметит его волнения.
- Много что случилось в Империи и еще случиться, – ответил Этьен. – Настают лихие времена, многое меняется, и многое не останется прежним. Смерть Александра для многих стала неожиданностью, теперь все пришло в движение. Очень многие надеются теперь получить какие-то выгоды для себя, и сделают для этого все возможное… Грядет война.
- Вы шутите. – Эдвар де Нортми изумился. – Последняя война была тридцать с лишним лет назад.
- Многие и не помнят всех горестей войны, – согласился Этьен. – Поэтому война действительно может начаться. Ладно, не буду тебя мучить политикой… В самом деле, поговорим о тебе.
- Обо мне? – теперь он снова не на шутку испугался.
- Да. – Черный герцог кивнул. – Ты Нортми, помни об этом. А для Нортми слова "долг" и "честь" – не пустые слова. Современная молодежь, почти не знавшая трудных времен и войн, растлилась, растеряла то, чем дорожили их отцы и деды. Поэтому ты должен выбирать – остаться на этом гнилостном болоте или же попробовать встать в полный рост.
- Не совсем понимаю… О чем Вы?
- У меня есть для тебя задание, – сказал Этьен де Нортми. – Офицером Имперской Армии сейчас может быть любой шалопай, но то, что я поручу тебе, на порядок сложнее и опаснее. Итак, слушай внимательно. В Коннланте есть человек по имени Йоханн ван Экеен, мой старинный друг. Я хочу, чтобы ты и еще несколько моих людей, отправились к нему и стали выполнять его приказы. Станешь при нем на должности порученца. Думаю, ему есть чему тебя научить… Внимательно следи за тем, что происходит вокруг. Пробуй делать выводы. Не важно, будешь ты ошибаться или нет, ведь не ошибается только тот, кто ничего не делает. Но, только побывав в опасной ситуации, можно понять кто ты, и чего стоишь. Я верю в тебя, Эдвар.
Эдвар де Нортми оглянулся на неслышно вошедшего отца. Тот кивнул.
- Все что ты будешь делать, будет твоей личной заслугой, к которой мы не имеем отношения, – продолжил Этьен. – В Коннланте знатность и происхождение значат очень мало. Там море приносит свежий воздух, которого так не хватает здесь – в столице. Я очень надеюсь, что ты отбросишь свою зависть, лень и высокомерие. Поверь, мальчик, - все это лишнее. Людей уважают за дела, за следование идеалам и верность своим принципам.
- Это официальное поручение от Службы Имперской Безопасности и от Генерального Штаба. Ко всему прочему, ты должен сообщать о том, что происходит в Коннланте. – заметил Шарль. – Если все будет сделано так, как надо, ты будешь представлен к награде.
Ошарашенный Эдвар не знал, что и сказать.
- Когда… когда я должен отправиться?
- В ближайшие дни, – ответил Этьен. – Нужно закончить кое-какие дела.
Рунн. Королевский город.
Последние несколько недель стали особенно трудными для офицеров Имперских легионов, расквартированных в Рунне. Если до того, как Александр умер, они могли делать все что захотят, то теперь и начальство бдительно следило за дисциплиной, не гнушаясь даже наказывать провинившихся. Не обращали внимание ни на звания, ни на происхождение.
По мнению Эдвара де Нортми, все это было ужасно несправедливо, и вся служба в его глазах тот час же потеряла свою привлекательность. Теперь он зверски уставал, и не хватало ни сил, ни времени на то, что было его основным время провождением раньше – азартные игры, выпивка и девицы.
- Я скоро умру, – пожаловался он на днях одному из своих товарищей, Анатолю де Лаки, сыну какого-то обедневшего графа из Нортми.
- Умри, – ответил жестокосердный друг, и Эдвар понял, что на сочувствие окружающих ему рассчитывать не приходится. В самом деле – все были заняты какими-то делами, бегали туда-сюда, а на несчастного лейтенанта Нортми было всем плевать. Эдвар тяжко вздыхал, но делать было нечего – приходилось выполнять свои обязанности, ведь его строгий отец периодически напоминал о себе, и о том, что если Эдвар проштрафится, то горы Горыни станут тем пейзажем, который он будет созерцать в ближайшие пятнадцать лет.
Скука загнала бы его в могилу гораздо раньше служебных обязанностей и тяжелой жизни, но в один из дней, которых ничем не отличался от бесконечной вереницы таких же, его пригласил к себе на беседу сам герцог Этьен де Нортми.
Черный герцог был известным пугалом среди офицеров Первого Имперского Легиона, но у Эдвара были дополнительные причины бояться и уважать старика. Он раньше часто встречал Этьена у них дома, хотя, по сути, в обычные дни, они почти не виделись и не разговаривали. Постоянно работающий глава Службы Имперской Безопасности ужинал в своем кабинете, а Эдвар в общей столовой. Но иногда они все-таки сталкивались – в коридорах, на лестнице, на общих праздниках, и цепкий, холодный и яростный взгляд Этьена приводил сына Шарля в ужас, и Эдвар почти сразу опускал глаза.
В Черном герцоге и, правда, было что-то не совсем земное – он походил на небожителя, грозного бога грома и молний, готового миловать и карать. С таким лучше не сталкиваться, а то еще, упаси Каспиан, чем-то вызовешь его гнев. Когда старик заболел, Эдвар крайне удивился. Он скорее ожидал, что Этьен переживет их всех.
Конечно, последнее время вряд ли можно назвать спокойным, так что ничего удивительного, что даже самого Черного герцога достало до печенок. Удивительно другое – как еще жив сам Эдвар?
Впрочем, теперь это не надолго. Уж вряд ли дядя зовет его для того, чтобы наградить за верную службу. Эх, не надо было болтать при девчонках, подумал он, наверняка, в этом и есть причина. Но что он мог с собой поделать – когда умение держать язык за зубами никогда не было его сильной стороной? Да, Эдвар де Нортми, это тебя и погубит.
Время, доселе еле ползшее, стремительно ускорило свой бег. Он нервно поглядывал на часы, до встречи с Черным герцогом оставалось все меньше и меньше времени. Наконец, оно и вовсе кончилось. Ноги сами несли его в особняк Нортми, язык присох к гортани, в голове было пусто, а сердце билось часто-часто.
- Все пропало, – занудно гудел внутренний голос. – Все пропало, все пропало, все пропало…
Он поднялся по ступенькам, которые как будто стали в два раза выше, прошел по длинной галерее, и вошел в небольшую залу. Здесь уже сидел его отец, выжидательно смотря куда-то в даль. Теперь он поймал взглядом Эдвара, точно в прицел, тихонько кивнул и сказал:
- Он ждет тебя, заходи.
Каждый шаг, словно прыжок через пропасть. Окованная железом дверь распахнулась, словно врата преисподни. Он вошел.
На кровати, обложенный подушками, лежал Черный герцог… Но как он изменился – страшно похудел, щеки валились, но глаза стали только ярче.
- Эдвар. – голос Этьена немного ослаб, но в нем звучала непреклонная воля. – Подойди.
- Да, Ваша Светлость, – отчеканил офицер Нортми, почти строевым шагом пересекший комнату и осторожно севших на стул, стоявший рядом с кроватью.
Этьен закашлялся.
- Проклятая болезнь. Как же все не вовремя.
- Вы обязательно поправитесь, – осторожно заметил Эдвар.
- Разумеется, – кивнул герцог. – Но разговор не обо мне, а о тебе.
- Что случилось? – он постарался спросить как можно более спокойным голосом, надеясь, что Черный герцог не заметит его волнения.
- Много что случилось в Империи и еще случиться, – ответил Этьен. – Настают лихие времена, многое меняется, и многое не останется прежним. Смерть Александра для многих стала неожиданностью, теперь все пришло в движение. Очень многие надеются теперь получить какие-то выгоды для себя, и сделают для этого все возможное… Грядет война.
- Вы шутите. – Эдвар де Нортми изумился. – Последняя война была тридцать с лишним лет назад.
- Многие и не помнят всех горестей войны, – согласился Этьен. – Поэтому война действительно может начаться. Ладно, не буду тебя мучить политикой… В самом деле, поговорим о тебе.
- Обо мне? – теперь он снова не на шутку испугался.
- Да. – Черный герцог кивнул. – Ты Нортми, помни об этом. А для Нортми слова "долг" и "честь" – не пустые слова. Современная молодежь, почти не знавшая трудных времен и войн, растлилась, растеряла то, чем дорожили их отцы и деды. Поэтому ты должен выбирать – остаться на этом гнилостном болоте или же попробовать встать в полный рост.
- Не совсем понимаю… О чем Вы?
- У меня есть для тебя задание, – сказал Этьен де Нортми. – Офицером Имперской Армии сейчас может быть любой шалопай, но то, что я поручу тебе, на порядок сложнее и опаснее. Итак, слушай внимательно. В Коннланте есть человек по имени Йоханн ван Экеен, мой старинный друг. Я хочу, чтобы ты и еще несколько моих людей, отправились к нему и стали выполнять его приказы. Станешь при нем на должности порученца. Думаю, ему есть чему тебя научить… Внимательно следи за тем, что происходит вокруг. Пробуй делать выводы. Не важно, будешь ты ошибаться или нет, ведь не ошибается только тот, кто ничего не делает. Но, только побывав в опасной ситуации, можно понять кто ты, и чего стоишь. Я верю в тебя, Эдвар.
Эдвар де Нортми оглянулся на неслышно вошедшего отца. Тот кивнул.
- Все что ты будешь делать, будет твоей личной заслугой, к которой мы не имеем отношения, – продолжил Этьен. – В Коннланте знатность и происхождение значат очень мало. Там море приносит свежий воздух, которого так не хватает здесь – в столице. Я очень надеюсь, что ты отбросишь свою зависть, лень и высокомерие. Поверь, мальчик, - все это лишнее. Людей уважают за дела, за следование идеалам и верность своим принципам.
- Это официальное поручение от Службы Имперской Безопасности и от Генерального Штаба. Ко всему прочему, ты должен сообщать о том, что происходит в Коннланте. – заметил Шарль. – Если все будет сделано так, как надо, ты будешь представлен к награде.
Ошарашенный Эдвар не знал, что и сказать.
- Когда… когда я должен отправиться?
- В ближайшие дни, – ответил Этьен. – Нужно закончить кое-какие дела.
23 число месяца Полотна.
Рунн. Королевский город.
- Женитьба… - Конраду это слово всегда представлялось омерзительным на слух, а еще отвратительнее был смысл. Он, конечно, понимал, что таков порядок, заведенный от начала времен, что род человеческий продолжается естественным путем, но все равно – женщины ему казались отвратительными и непереносимыми созданиями.
Теперь речь шла о том, что ему придется делить свой дом и ложе с какой-то дурой, вроде одной из императорских шлюх, на которых Конрад в свое время достаточно насмотрелся. И что нашло на деда, когда он писал свое идиотское завещание? Можно подумать, он предвидел все, что последует после его смерти…
Франсуа был очень умен, но ум не помогает против чумы. Знаменитая эпидемия, что пронеслась над Экилоном девять лет назад, уничтожила почти одну треть населения, а затем сразу прекратилась, но дед, мать и отец были в числе ее жертв.
- Забавно… - усмехнулся Конрад. – Можно быть сколь угодно могущественным, богатым и знаменитым, но разница между бедняком и герцогом, которые подыхают от чумы… где она эта разница? Смерть для всех выглядит едино.
Он огляделся вокруг – Жиль Тардэ ухитрился превратить неплохой особняк в помойку, почти вся мебель была разбита, дорогой хрусталь скрипел под сапогами, шторы или простыни, было не понятно, - разодраны в клочья.
Для герцогини слуги освободили одну из комнат, а он с удобствами устроился в кресле, которое более-менее еще держалось на ножках. Рядом стоял ящик с бутылками вина, чуть поотдали горел камин, дров хватало изрядно, слуги периодически приносили какой-нибудь еды на шампурах или подносах.
Никто из старых дружков в его доме появляться не стал, ну а он не унывал. Старая экилонская поговорка о том, что бутылка лучший приятель, была верна. Он пил, ел, спал, и больше его на этот раз ничего не интересовало.
В этот раз он проснулся, потому что его немилосердно трясли за плечо. Конрад выругался спросонья, потянулся за кнутом, чтобы проучить наглеца, но оказалось, что сзади стоит Бром ван Хоос, верная Этьеновская ищейка.
- Вы? – герцог Конарэ в изумлении поднял бровь. – Что Вам надо?
- Ваш дядя зовет Вас, – сообщил Бром. – Это срочно.
- В самом деле? – насмешливо спросил Конрад. – Так срочно, что прям очень срочно? Или срочно, но на самом деле не очень срочно? А может быть и вовсе не срочно, а так – ерунда какая-то?
- Пойдемте, герцог, – ван Хоос проигнорировал его словесную эскападу.
Конрад задумался, стоит ли послать Этьеновского посланца далеко и надолго, но потом решил, что он потом замучается гадать, что от него все-таки хотел Черный герцог. Нортми представления дают редко, шанс упускать нельзя.
- Хорошо, – герцог Конарэ вскочил на ноги. – Веди меня, грозный страж, тропою мрака и отчаяния…
Бром с изумлением взглянул на него, но ничего не сказал, а вышел прочь из залы. Конраду ничего не оставалось, как последовать за ним.
Особняк Нортми располагался в двух шагах от его собственного дома, и чтобы дойти до него потребовалось совсем немного времени. Погода была на редкость омерзительная, что для, как правило, теплой руннской весны было необычно. Герцог Конарэ недовольно поежился и посмотрел на шагавшего впереди ван Хооса. Тот на капризы погоды не обращал ни малейшего внимания.
Обойдя длинный забор, миновав ворота, и войдя в двери особняка Нортми, они проследовали дальше по длинной цепочке галерей и лестниц. Конрад редко бывал здесь, но кое-что помнил. Обычно Этьен сидел в своем кабинете на самом верху, но теперь они шли куда-то в левое крыло.
Оказалось, все изменилось. Черный герцог, пока Конрада не было в Рунне, успел серьезно заболеть и уже какую неделю лежал в постели, никуда не выходя.
- Такая чудесная новость, а я и не знаю, – подумал владыка Экилона. – Будет забавно, если он тоже умрет.
Этьен читал какую-то книженцию. Эй, старик, скоро тебе книжки не понадобятся. Клирики врут, ни рая, ни ада нет, есть только прах и пустота. Если бы Конрад умирал, он бы лучше устроил веселую пирушку, а не стал бы проводить время столь бесполезно.
- Конрад… - на лице Черного герцога появилось странное выражение.
- Дядя, – племянник учтиво поклонился. – Вы не сердитесь за мой спешный отъезд? Так я понял, убийц Вы не нашли.
- Сердиться на тебя Конрад, это бесполезно, – поморщился Этьен. – Расследование и в самом деле завершилось ничем, но есть кое-какие интересные догадки.
- Я рад, – ухмыльнулся Синий герцог. – Тогда зачем Вы меня позвали?
- Разговор у нас будет об ином, – глава Службы Имперской Безопасности встал с постели. Было видно, что ему это дается с трудом. Конрад насмешливо наблюдал за этими неуклюжими попытками.
- О чем же?
- Три дня назад, у меня была твоя бабушка. Мы пришли к соглашению. Тебе нужно жениться, и продолжить род Конарэ.
- Пресветлый Каспиан. – Конрад рассмеялся. – Меня без меня женили. Я так и знал, что это когда-нибудь случиться.
- Я знаю о завещании твоего деда, – нахмурился Этьен. – Как ты понимаешь, женитьба и в твоих интересах. Мои обязательства перед ним огромны, и я мог бы считать их исполненными, если бы знал, что будущее семьи Конарэ… скажем так, в надежных руках.
- Ладно, предположим, я соглашусь. – Синий герцог ухмыльнулся. – На ком Вы меня думаете женить?
Этьен подошел к окну и долго глядел вдаль. Затем он заговорил.
- Ты сын моей любимой сестры, Конрад. Твой отец был мне как брат. Твой дед сделал меня тем, кто я сейчас есть. Я бесконечно уважаю твою бабушку. Все мы совершаем ошибки, Конрад. Мне стоило убить Александра, когда я узнал обо всем, но я предпочел долг перед государством, долгу перед моей семьей… Да, это было ошибкой.
- Мне все равно, что Вы сейчас думаете, – зло прищурился герцог Конарэ. – Я Вас не собираюсь прощать, а бог, в которого Вы верите – прощает вообще все.
Этьен как-то сразу сник.
- Очень жаль, Конрад.
- Кто она, вот что скажите. Ваши сожаления мне не интересны, а с женой мне жить.
- Анжелика. – выдохнул Черный герцог. – Она выйдет за тебя замуж.
- В самом деле? – Конрада эта новость окончательно развеселила. – Ваша любимая дочка? И Вы отдаете ее мне?
- Надеюсь, ты будешь о ней заботиться, – герцог Нортми снова лег в постель. – Анжелика добрая и отзывчивая девушка. Господь наделил ее терпением и смирением, она сможет перенести все трудности…
- О да! – Синий герцог задумался. – Против такого союза возражений у меня действительно нет. Вам удалось меня удивить, Этьен. Что ж, я согласен. Эту свадьбу надо сыграть как можно скорее.
- В свое время… - печально кинул глава Службы Имперской Безопасности. – Теперь иди, Конрад. Я очень устал.
- Хорошо, дядя. – Конрад еще раз поклонился и вышел, насвистывая незатейливый мотив.
Анжелика! Он постарался вспомнить ее черты. В целом, она была очень красивой девушкой, только немного запуганной. Конрад постарается ее перевоспитать, и посмотрим чья возьмет – его или Этьена. В любом случае, это будет весьма забавно.
Рунн. Королевский город.
- Женитьба… - Конраду это слово всегда представлялось омерзительным на слух, а еще отвратительнее был смысл. Он, конечно, понимал, что таков порядок, заведенный от начала времен, что род человеческий продолжается естественным путем, но все равно – женщины ему казались отвратительными и непереносимыми созданиями.
Теперь речь шла о том, что ему придется делить свой дом и ложе с какой-то дурой, вроде одной из императорских шлюх, на которых Конрад в свое время достаточно насмотрелся. И что нашло на деда, когда он писал свое идиотское завещание? Можно подумать, он предвидел все, что последует после его смерти…
Франсуа был очень умен, но ум не помогает против чумы. Знаменитая эпидемия, что пронеслась над Экилоном девять лет назад, уничтожила почти одну треть населения, а затем сразу прекратилась, но дед, мать и отец были в числе ее жертв.
- Забавно… - усмехнулся Конрад. – Можно быть сколь угодно могущественным, богатым и знаменитым, но разница между бедняком и герцогом, которые подыхают от чумы… где она эта разница? Смерть для всех выглядит едино.
Он огляделся вокруг – Жиль Тардэ ухитрился превратить неплохой особняк в помойку, почти вся мебель была разбита, дорогой хрусталь скрипел под сапогами, шторы или простыни, было не понятно, - разодраны в клочья.
Для герцогини слуги освободили одну из комнат, а он с удобствами устроился в кресле, которое более-менее еще держалось на ножках. Рядом стоял ящик с бутылками вина, чуть поотдали горел камин, дров хватало изрядно, слуги периодически приносили какой-нибудь еды на шампурах или подносах.
Никто из старых дружков в его доме появляться не стал, ну а он не унывал. Старая экилонская поговорка о том, что бутылка лучший приятель, была верна. Он пил, ел, спал, и больше его на этот раз ничего не интересовало.
В этот раз он проснулся, потому что его немилосердно трясли за плечо. Конрад выругался спросонья, потянулся за кнутом, чтобы проучить наглеца, но оказалось, что сзади стоит Бром ван Хоос, верная Этьеновская ищейка.
- Вы? – герцог Конарэ в изумлении поднял бровь. – Что Вам надо?
- Ваш дядя зовет Вас, – сообщил Бром. – Это срочно.
- В самом деле? – насмешливо спросил Конрад. – Так срочно, что прям очень срочно? Или срочно, но на самом деле не очень срочно? А может быть и вовсе не срочно, а так – ерунда какая-то?
- Пойдемте, герцог, – ван Хоос проигнорировал его словесную эскападу.
Конрад задумался, стоит ли послать Этьеновского посланца далеко и надолго, но потом решил, что он потом замучается гадать, что от него все-таки хотел Черный герцог. Нортми представления дают редко, шанс упускать нельзя.
- Хорошо, – герцог Конарэ вскочил на ноги. – Веди меня, грозный страж, тропою мрака и отчаяния…
Бром с изумлением взглянул на него, но ничего не сказал, а вышел прочь из залы. Конраду ничего не оставалось, как последовать за ним.
Особняк Нортми располагался в двух шагах от его собственного дома, и чтобы дойти до него потребовалось совсем немного времени. Погода была на редкость омерзительная, что для, как правило, теплой руннской весны было необычно. Герцог Конарэ недовольно поежился и посмотрел на шагавшего впереди ван Хооса. Тот на капризы погоды не обращал ни малейшего внимания.
Обойдя длинный забор, миновав ворота, и войдя в двери особняка Нортми, они проследовали дальше по длинной цепочке галерей и лестниц. Конрад редко бывал здесь, но кое-что помнил. Обычно Этьен сидел в своем кабинете на самом верху, но теперь они шли куда-то в левое крыло.
Оказалось, все изменилось. Черный герцог, пока Конрада не было в Рунне, успел серьезно заболеть и уже какую неделю лежал в постели, никуда не выходя.
- Такая чудесная новость, а я и не знаю, – подумал владыка Экилона. – Будет забавно, если он тоже умрет.
Этьен читал какую-то книженцию. Эй, старик, скоро тебе книжки не понадобятся. Клирики врут, ни рая, ни ада нет, есть только прах и пустота. Если бы Конрад умирал, он бы лучше устроил веселую пирушку, а не стал бы проводить время столь бесполезно.
- Конрад… - на лице Черного герцога появилось странное выражение.
- Дядя, – племянник учтиво поклонился. – Вы не сердитесь за мой спешный отъезд? Так я понял, убийц Вы не нашли.
- Сердиться на тебя Конрад, это бесполезно, – поморщился Этьен. – Расследование и в самом деле завершилось ничем, но есть кое-какие интересные догадки.
- Я рад, – ухмыльнулся Синий герцог. – Тогда зачем Вы меня позвали?
- Разговор у нас будет об ином, – глава Службы Имперской Безопасности встал с постели. Было видно, что ему это дается с трудом. Конрад насмешливо наблюдал за этими неуклюжими попытками.
- О чем же?
- Три дня назад, у меня была твоя бабушка. Мы пришли к соглашению. Тебе нужно жениться, и продолжить род Конарэ.
- Пресветлый Каспиан. – Конрад рассмеялся. – Меня без меня женили. Я так и знал, что это когда-нибудь случиться.
- Я знаю о завещании твоего деда, – нахмурился Этьен. – Как ты понимаешь, женитьба и в твоих интересах. Мои обязательства перед ним огромны, и я мог бы считать их исполненными, если бы знал, что будущее семьи Конарэ… скажем так, в надежных руках.
- Ладно, предположим, я соглашусь. – Синий герцог ухмыльнулся. – На ком Вы меня думаете женить?
Этьен подошел к окну и долго глядел вдаль. Затем он заговорил.
- Ты сын моей любимой сестры, Конрад. Твой отец был мне как брат. Твой дед сделал меня тем, кто я сейчас есть. Я бесконечно уважаю твою бабушку. Все мы совершаем ошибки, Конрад. Мне стоило убить Александра, когда я узнал обо всем, но я предпочел долг перед государством, долгу перед моей семьей… Да, это было ошибкой.
- Мне все равно, что Вы сейчас думаете, – зло прищурился герцог Конарэ. – Я Вас не собираюсь прощать, а бог, в которого Вы верите – прощает вообще все.
Этьен как-то сразу сник.
- Очень жаль, Конрад.
- Кто она, вот что скажите. Ваши сожаления мне не интересны, а с женой мне жить.
- Анжелика. – выдохнул Черный герцог. – Она выйдет за тебя замуж.
- В самом деле? – Конрада эта новость окончательно развеселила. – Ваша любимая дочка? И Вы отдаете ее мне?
- Надеюсь, ты будешь о ней заботиться, – герцог Нортми снова лег в постель. – Анжелика добрая и отзывчивая девушка. Господь наделил ее терпением и смирением, она сможет перенести все трудности…
- О да! – Синий герцог задумался. – Против такого союза возражений у меня действительно нет. Вам удалось меня удивить, Этьен. Что ж, я согласен. Эту свадьбу надо сыграть как можно скорее.
- В свое время… - печально кинул глава Службы Имперской Безопасности. – Теперь иди, Конрад. Я очень устал.
- Хорошо, дядя. – Конрад еще раз поклонился и вышел, насвистывая незатейливый мотив.
Анжелика! Он постарался вспомнить ее черты. В целом, она была очень красивой девушкой, только немного запуганной. Конрад постарается ее перевоспитать, и посмотрим чья возьмет – его или Этьена. В любом случае, это будет весьма забавно.
23 число месяца Полотна.
Скифия. Где-то в лесных чащобах.
Прошло уже десять дней, с тех пор как она попала в плен к Беспутину и стала заниматься расшифровкой таинственных рукописей, что имелись в распоряжении этого ужасного человека. Чем она больше вникала в написанное, тем больше понимала, что такие знания нельзя оставлять в руках подонка.
К сожалению, за ней бдительно следили, контролируя каждый шаг, и поэтому о бегстве не приходилось даже думать. Проклятые людоеды даже ухитрились кого-то схарчить за то время, пока она пребывала в их лагере. До шалаша, в котором ее держал Беспутин, как-то донеслись ужасающие крики, а затем все снова стихло.
Можно было не сомневаться, что сделай она что-то не так, ее участь будет очень печальна. До сих пор Беспутин относился к ней даже с доверием – ведь она отдавала ему большую часть расшифрованных свитков, которые он немедленно прочитывал.
Ее изумляло что открытия, которые сделал в математике Альбер Бруа, соотносились со знаниями древних мирсцев. Несомненно, те знали больше, чем знают они сейчас. Кое-что потерялось, и истершиеся иероглифы говорили о том, что когда-то забытое может вновь напомнить о себе.
Ее преподаватели научили ее обращать внимание на, казалось бы, ничего не значащие вещи, которые, тем не менее, были очень важны. Осознание приходило постепенно. Оказалось, что в мире есть множество вещей, которые суеверия записали в чудеса и небылицы, но на самом деле с кристальной ясностью было понятно, что силы, о которых сообщали свитки, реальны…
Она делала пометки на полях. Ни один из источников не говорил всего, поэтому приходилось с сожалением откладывать очередной пергамент, и браться за другие – искать, выписывать, сводить вместе.
Работа захватила ее с головой. Наука всегда давалась ей с необычайной легкостью, а сейчас она понимала, что находится на пороге величайшего открытия.
- Итак, существует три силы… - сообщила она Беспутину, который поглаживал свою бороду, пил пиво из огромной деревянной кружки и внимательно слушал ее. – Две из них почти недоступны, и поэтому неинтересны, но есть и третья, более занимательная.
- Чем же она занимательна? – спросил старый скиф.
- Сила эта доступна каждому, кто захочет обладать ей. – Катрин показала свои расчеты. – Достаточно лишь "протянуть руку". Мой друг, Альбер Бруа, пришел к выводу о возможности мгновенного перемещения в пространстве. Я проверила его теорию, и оказалось, что существует некий заслон, мешающий осуществить подобное перемещение. Его преодолеть нереально, но, тем не менее, как я поняла, источник силы находится как раз за ним. Потоки силы просачиваются сквозь существующую "брешь". Если бы как-то можно было расширить эту "брешь", поток силы бы возрос невероятно…
- Какими бы тогда возможностями обладали… - покачала головой Катрин. – Нам не нужно было бы работать, люди избавились бы от болезней, от старости. Мы стали бы бессмертными… мы стали бы богами…
- Богами… богом быть не просто, Катя. – Беспутин со свистом втянул в себя остатки пива. – Тем более, какой интерес, если все будут богами?
Разумеется, он ничего не понимал. Все они – кто собрались здесь, обладали небольшим количеством этой силы, но не догадывались, что на самом деле представляет собой эта сила.
Наибольшую пользу ей принесли записи некоего инквизитора, жившего четыре века назад. Йозеф фон Шпрут оставил после себя несколько томов различных описаний и своих собственных догадок. В те времена, когда он жил, эта сила очень ярко проявила себя, многие люди попали под ее влияние, а слабые волей не смогли контролировать свои новые способности. Естественно, что Церковь все объявила проделками Темного Сеятеля. Никто даже не стал разбираться, в чем на самом деле была причина, а ведь все было просто - "брешь" в очередной раз расширилась. Вот что стало причиной – неизвестно.
Тем не менее, наблюдения фон Шпрута ей очень помогли. Прослеживалась определенная тенденция… С древних времен, поток силы все возрастал и возрастал, ныне по сравнению с обнаруживаемым в четырех вековых записях, он еще возрос на порядок. Она расспросила Беспутина и старушек, оказалось, что так называемый "выброс" произошел около трех недель назад, видимо в самый канун нового года.
Остается узнать, что именно такого случилось четыре века назад и три недели назад, и ключ к силе будет получен. Догадка была близка, но как всегда помешали внешние обстоятельства.
Был обычный день, в лагере Беспутина все занимались своими обыденными делами, как вдруг прибежал какой-то мальчуган, обычно стоявший на посту близ дороги, и закричал, что сюда приближаются какие-то люди на повозках.
Георгий сразу засуетился, приказал всем остальным собраться и быть готовым ко всему. Было видно, что он порядком растерян, а из обрывков разговоров она поняла, что он не ожидал появления этих гостей так скоро.
Громыхающие повозки, запряженные вороными лошадьми, выдыхающими пар, остановились прямо на поляне, и из них стали выпрыгивать люди, с головы до пят закутанные в серые балахоны.
Из однородной группы выделился какой-то человек, вроде бы и не высокий, он возвышался над остальными своими товарищами. Сделав три шага по направлению к Беспутину, он скинул капюшон. Седые волосы, бледное лицо, тусклые глаза… От его взгляда у Катрин забегали мурашки по коже.
- Ашзер… - имя, словно шипение змеи. – Я не ждал тебя.
- Я прибыл раньше срока, – а вот голос его наоборот завораживал, впрочем, Беспутин тоже обладал этим даром, но в меньшей степени. Катрин разумела, что это действие той самой силы. Но одно дело понимать, другое – противостоять чарующему напеву. Она пообещала себе, что обязательно научится этому искусству.
- Еще не все готово, – сообщил Беспутин, нервно подергивая себя за бороду. – Приезжайте позже.
- Я останусь здесь, – с ледяной твердостью сообщил Ашзер. – Я лично прослежу, чтобы вы исполнили все как надо. Как глава восточного ковена, я обязан контролировать вашу деятельность. Вся власть принадлежит Триаде, а я действую по ее приказанию.
- Ыы-эх! – Георгий махнул рукой. – Оставайтесь, гости дорогие, будем пить, плясать, гулять! Пусть будет праздник, и познаете вы скифское гостеприимство!
Катрин хмыкнула про себя. Она-то уже все знала про скифское гостеприимство. Вне всякого сомнения, хитрый Беспутин что-то задумал. Вот только что?
Приехавшие с Ашзером люди стали разбивать свой лагерь, чуть в стороне от остальных. Сам он, продолжил беседовать с Георгием, но уже тише и, отойдя на изрядное расстояние, так что Катрин ничего не слышала.
Перед ней вновь встал вопрос, что делать. Осторожно предупредить незнакомцев, что Беспутин подготавливает западню? Но может Ашзер уже сам все видит и понимает? Или же эти новые гости окажутся еще страшнее, чем Георгий со своими людоедами?
Она постаралась к ним приглядеться. Какие-то еще совсем юноши и девушки, причем не местные – явно или из Ауралона или из Барна, то есть почти земляки. Не то что, эти дикари, даже узнав которых, нельзя было предугадать, что они будут делать в следующий момент.
Они беспрекословно выполняли все указания Ашзера, но все-таки Катрин успела к ним подойти чуть поближе и шепнуть на имперском:
- Надо поговорить!
Девчонка, набиравшая воду, удивленно взглянула на нее:
- Когда все уснут!
- Хорошо. – Катрин согласилась. Действительно, ночью может быть будет возможность поговорить, и за ней не будут следить.
Ночь выдалась безоблачная, с неба неярко светил тусклый серп месяца. Катрин вновь заковали в колодки, но стражу не выставили – Распутин действительно устроил оргию по поводу приезда гостей. Несомненно, что он готовит какую-то пакость… От него нельзя ждать ничего иного.
У входа в шалаш показалась знакомая уже девчонка, на этот раз с откинутым назад капюшоном, но в том же сером балахоне. Так она выглядела гораздо привычнее – волосы цвета льна, пухлые губы, немного курносый нос, голубые глаза, хлопающие от удивления ресницы. Ни дать, ни взять – дочка зажиточного крестьянина, а не адепт непонятного магического ордена.
- Ты здесь? – раздался недоверчивый голос.
- Да. – Катрин постаралась подвинуться поближе к выходу.
Девушка вошла.
- Что это? – указала на колодки.
- Здесь я – пленница, – ответила Катрин. – Беспутин держит меня, чтобы я помогала ему переводить свитки.
- Понятно, – девушка провела руками, что-то прошептав, над, мешающими Катрин двигаться, деревяшками, и те рассыпались трухой. Теперь она смотрела на нее насмешливо.
- Герда, – представилась она. – А ты кто?
- Катрин, – агент Этьена встала, потирая затекшие запястья.
- Что же ты хотела нам сообщить? – спросила девчонка.
- Беспутин замышляет предательство, – сообщила Катрин, выглянув из шалаша и посмотрев на всякий случай, не подслушивает ли кто. – Я все поняла. Он хочет обмануть вашу бдительность, и когда вы не будете ожидать – он ударит.
Девчонка рассмеялась.
- Как забавно. Никто не может противостоять мощи Черного Сеятеля! Наши враги будут повержены! Мы неуязвимы.
- Ерунда. – Катрин быстро собрала свои вещи. – Да и причем тут Сеятель?
- Преисподняя царит в наших душах! – фанатично выкрикнула Герда. – Услышь зов своих верных чад, Властитель! Господин, мы взываем к Тебе! Отец, дай нам Силу! Хозяин, дай нам Высшее Знание!
Теперь настал черед Катрин давиться смехом. Герда продолжала что-то тонко вскрикивать и топать ножками, не обращая на нее внимание.
- Зачем вы приехали сюда? – спросила она позже, когда девчонка, наконец, утихла и села на колени, уставившись невидящим взором в землю.
- Знаменитая легендарная стрела Скифии… - прошептала ученица Ашзера. – Беспутин нашел печать.
- Что за стрела? Что за печать? – Катрин пожала плечами. Теперь она точно ничего не понимала.
- Три печати уже пали… - монотонно пробубнила Герда. – Девять осталось. Когда они падут, ад воцарится на земле, и престолы рухнут, а верные Сеятелю станут богами.
- А… - Катрин застыла на месте. Разум словно молния пронзила догадка. Ну, конечно же. Так называемые "печати" и есть ключ к приобретению силы. Когда падает очередная – поток силы возрастает. Эти дурачки действительно правы - когда все печати падут, они действительно станут богами, только Сеятель тут не причем. Все эти веры в Каспиана и Сеятеля – чушь для идиотов, есть только наука и знание.
- Ты не знаешь, где он держит эту печать? – осторожно спросила Катрин.
- Нет. – Герда пожала плечами. – В любом случае, это значения не имеет. Печати все равно будут разрушены.
- Чем быстрее, тем лучше, – сказала Катрин, напряженно всматриваясь в ночную тьму. – Теперь, побежали живо.
Она уже все решила. Больше здесь ей делать нечего, она узнала все, что ей было нужно и даже более того. Загостилась, нечего сказать. Но пора уже заканчивать со скифским гостеприимством.
Лагерь спал. Орды Беспутина похоже напились, и теперь их можно было хоть из пушки будить, все равно бы никто не проснулся. Люди Ашзера тоже на все плевали, видимо надеясь на то, что "Сеятель защитит".
Палатка Георгия стояла распахнутой, оттуда раздавался богатырский храп. Катрин осторожно заглянула внутрь, Герда осталась стоять на стреме, что-то бормоча про себя.
Беспутин спал, вытянувшись во весь рост и не сняв сапоги. Вокруг во множестве валялись пустые бутылки, раскрытые книги, и еще какой-то невероятный хлам в ужасающем количестве. Катрин, сморщившись, стала переворачивать здесь все, пытаясь найти стрелу. Артефакта не было.
Девушка задумалась. Несомненно, злодей прячет столь ценную вещь где-то рядом. Только вот где?
Очередная догадка просияла точно падающая звезда в ночи. Поднатужившись, Катрин стянула с Беспутина сапог. Стрела, выпавшая из него, еле слышно звякнула, но Георгий заворчал и заворочался во сне. Девушка буквально на цыпочках вышла из палатки.
Герда недоверчиво уставилась на нее.
- Это она? – указав на крепко зажатую в ладошке стрелу.
Катрин молча кивнула. От таинственного предмета словно шли волны теплоты. Она внимательно посмотрела на нее – по стреле словно пробегала рябь, что-то словно менялось.
- Давай сюда, – неожиданно сказала Герда. – Печать должна быть уничтожена. Ашзер найдет способ ее сломать.
- Это же уникальный случай, – с удивительным для себя жаром заговорила Катрин. – Ее нужно изучить… Чтобы понять суть преграды.
- Быстро, – приказала наглая девчонка. – Положи на землю, и отойди на несколько шагов.
О, нет. Катрин почувствовала, как ее переполняет сила. Та сила, про которую она так долго и много читала, которую так тщательно изучала. Написанное в свитках, запомнилось. Сила должна принадлежать ей. Рой голосов заполнил разум. Действуй, приказывали они.
Катрин подняла руку, словно отдавая команду, и Герду откинуло на несколько метров. Девчонка пискнула и затихла. Затем пришел черед стана. Пламень, повинуясь ей, вспыхнул на подобранной ветке. Она поднесла горящий факел к одному из шалашей, который почти сразу же занялся, и огонь начал перекидывался с одной палатки на другую. Лагерь завыл, заметался, забегал… Катрин рассмеялась.
Ей нужен был конь. Еще один взмах руки и рядом остановился один из тех вороных, на которых приехал Ашзер. Она мигом вскочила на него, и через минуту была уже далеко. Скифия оставалась позади, в дорожной сумке лежала стрела. Катрин возвращалась… Она так устала…
Скифия. Где-то в лесных чащобах.
Прошло уже десять дней, с тех пор как она попала в плен к Беспутину и стала заниматься расшифровкой таинственных рукописей, что имелись в распоряжении этого ужасного человека. Чем она больше вникала в написанное, тем больше понимала, что такие знания нельзя оставлять в руках подонка.
К сожалению, за ней бдительно следили, контролируя каждый шаг, и поэтому о бегстве не приходилось даже думать. Проклятые людоеды даже ухитрились кого-то схарчить за то время, пока она пребывала в их лагере. До шалаша, в котором ее держал Беспутин, как-то донеслись ужасающие крики, а затем все снова стихло.
Можно было не сомневаться, что сделай она что-то не так, ее участь будет очень печальна. До сих пор Беспутин относился к ней даже с доверием – ведь она отдавала ему большую часть расшифрованных свитков, которые он немедленно прочитывал.
Ее изумляло что открытия, которые сделал в математике Альбер Бруа, соотносились со знаниями древних мирсцев. Несомненно, те знали больше, чем знают они сейчас. Кое-что потерялось, и истершиеся иероглифы говорили о том, что когда-то забытое может вновь напомнить о себе.
Ее преподаватели научили ее обращать внимание на, казалось бы, ничего не значащие вещи, которые, тем не менее, были очень важны. Осознание приходило постепенно. Оказалось, что в мире есть множество вещей, которые суеверия записали в чудеса и небылицы, но на самом деле с кристальной ясностью было понятно, что силы, о которых сообщали свитки, реальны…
Она делала пометки на полях. Ни один из источников не говорил всего, поэтому приходилось с сожалением откладывать очередной пергамент, и браться за другие – искать, выписывать, сводить вместе.
Работа захватила ее с головой. Наука всегда давалась ей с необычайной легкостью, а сейчас она понимала, что находится на пороге величайшего открытия.
- Итак, существует три силы… - сообщила она Беспутину, который поглаживал свою бороду, пил пиво из огромной деревянной кружки и внимательно слушал ее. – Две из них почти недоступны, и поэтому неинтересны, но есть и третья, более занимательная.
- Чем же она занимательна? – спросил старый скиф.
- Сила эта доступна каждому, кто захочет обладать ей. – Катрин показала свои расчеты. – Достаточно лишь "протянуть руку". Мой друг, Альбер Бруа, пришел к выводу о возможности мгновенного перемещения в пространстве. Я проверила его теорию, и оказалось, что существует некий заслон, мешающий осуществить подобное перемещение. Его преодолеть нереально, но, тем не менее, как я поняла, источник силы находится как раз за ним. Потоки силы просачиваются сквозь существующую "брешь". Если бы как-то можно было расширить эту "брешь", поток силы бы возрос невероятно…
- Какими бы тогда возможностями обладали… - покачала головой Катрин. – Нам не нужно было бы работать, люди избавились бы от болезней, от старости. Мы стали бы бессмертными… мы стали бы богами…
- Богами… богом быть не просто, Катя. – Беспутин со свистом втянул в себя остатки пива. – Тем более, какой интерес, если все будут богами?
Разумеется, он ничего не понимал. Все они – кто собрались здесь, обладали небольшим количеством этой силы, но не догадывались, что на самом деле представляет собой эта сила.
Наибольшую пользу ей принесли записи некоего инквизитора, жившего четыре века назад. Йозеф фон Шпрут оставил после себя несколько томов различных описаний и своих собственных догадок. В те времена, когда он жил, эта сила очень ярко проявила себя, многие люди попали под ее влияние, а слабые волей не смогли контролировать свои новые способности. Естественно, что Церковь все объявила проделками Темного Сеятеля. Никто даже не стал разбираться, в чем на самом деле была причина, а ведь все было просто - "брешь" в очередной раз расширилась. Вот что стало причиной – неизвестно.
Тем не менее, наблюдения фон Шпрута ей очень помогли. Прослеживалась определенная тенденция… С древних времен, поток силы все возрастал и возрастал, ныне по сравнению с обнаруживаемым в четырех вековых записях, он еще возрос на порядок. Она расспросила Беспутина и старушек, оказалось, что так называемый "выброс" произошел около трех недель назад, видимо в самый канун нового года.
Остается узнать, что именно такого случилось четыре века назад и три недели назад, и ключ к силе будет получен. Догадка была близка, но как всегда помешали внешние обстоятельства.
Был обычный день, в лагере Беспутина все занимались своими обыденными делами, как вдруг прибежал какой-то мальчуган, обычно стоявший на посту близ дороги, и закричал, что сюда приближаются какие-то люди на повозках.
Георгий сразу засуетился, приказал всем остальным собраться и быть готовым ко всему. Было видно, что он порядком растерян, а из обрывков разговоров она поняла, что он не ожидал появления этих гостей так скоро.
Громыхающие повозки, запряженные вороными лошадьми, выдыхающими пар, остановились прямо на поляне, и из них стали выпрыгивать люди, с головы до пят закутанные в серые балахоны.
Из однородной группы выделился какой-то человек, вроде бы и не высокий, он возвышался над остальными своими товарищами. Сделав три шага по направлению к Беспутину, он скинул капюшон. Седые волосы, бледное лицо, тусклые глаза… От его взгляда у Катрин забегали мурашки по коже.
- Ашзер… - имя, словно шипение змеи. – Я не ждал тебя.
- Я прибыл раньше срока, – а вот голос его наоборот завораживал, впрочем, Беспутин тоже обладал этим даром, но в меньшей степени. Катрин разумела, что это действие той самой силы. Но одно дело понимать, другое – противостоять чарующему напеву. Она пообещала себе, что обязательно научится этому искусству.
- Еще не все готово, – сообщил Беспутин, нервно подергивая себя за бороду. – Приезжайте позже.
- Я останусь здесь, – с ледяной твердостью сообщил Ашзер. – Я лично прослежу, чтобы вы исполнили все как надо. Как глава восточного ковена, я обязан контролировать вашу деятельность. Вся власть принадлежит Триаде, а я действую по ее приказанию.
- Ыы-эх! – Георгий махнул рукой. – Оставайтесь, гости дорогие, будем пить, плясать, гулять! Пусть будет праздник, и познаете вы скифское гостеприимство!
Катрин хмыкнула про себя. Она-то уже все знала про скифское гостеприимство. Вне всякого сомнения, хитрый Беспутин что-то задумал. Вот только что?
Приехавшие с Ашзером люди стали разбивать свой лагерь, чуть в стороне от остальных. Сам он, продолжил беседовать с Георгием, но уже тише и, отойдя на изрядное расстояние, так что Катрин ничего не слышала.
Перед ней вновь встал вопрос, что делать. Осторожно предупредить незнакомцев, что Беспутин подготавливает западню? Но может Ашзер уже сам все видит и понимает? Или же эти новые гости окажутся еще страшнее, чем Георгий со своими людоедами?
Она постаралась к ним приглядеться. Какие-то еще совсем юноши и девушки, причем не местные – явно или из Ауралона или из Барна, то есть почти земляки. Не то что, эти дикари, даже узнав которых, нельзя было предугадать, что они будут делать в следующий момент.
Они беспрекословно выполняли все указания Ашзера, но все-таки Катрин успела к ним подойти чуть поближе и шепнуть на имперском:
- Надо поговорить!
Девчонка, набиравшая воду, удивленно взглянула на нее:
- Когда все уснут!
- Хорошо. – Катрин согласилась. Действительно, ночью может быть будет возможность поговорить, и за ней не будут следить.
Ночь выдалась безоблачная, с неба неярко светил тусклый серп месяца. Катрин вновь заковали в колодки, но стражу не выставили – Распутин действительно устроил оргию по поводу приезда гостей. Несомненно, что он готовит какую-то пакость… От него нельзя ждать ничего иного.
У входа в шалаш показалась знакомая уже девчонка, на этот раз с откинутым назад капюшоном, но в том же сером балахоне. Так она выглядела гораздо привычнее – волосы цвета льна, пухлые губы, немного курносый нос, голубые глаза, хлопающие от удивления ресницы. Ни дать, ни взять – дочка зажиточного крестьянина, а не адепт непонятного магического ордена.
- Ты здесь? – раздался недоверчивый голос.
- Да. – Катрин постаралась подвинуться поближе к выходу.
Девушка вошла.
- Что это? – указала на колодки.
- Здесь я – пленница, – ответила Катрин. – Беспутин держит меня, чтобы я помогала ему переводить свитки.
- Понятно, – девушка провела руками, что-то прошептав, над, мешающими Катрин двигаться, деревяшками, и те рассыпались трухой. Теперь она смотрела на нее насмешливо.
- Герда, – представилась она. – А ты кто?
- Катрин, – агент Этьена встала, потирая затекшие запястья.
- Что же ты хотела нам сообщить? – спросила девчонка.
- Беспутин замышляет предательство, – сообщила Катрин, выглянув из шалаша и посмотрев на всякий случай, не подслушивает ли кто. – Я все поняла. Он хочет обмануть вашу бдительность, и когда вы не будете ожидать – он ударит.
Девчонка рассмеялась.
- Как забавно. Никто не может противостоять мощи Черного Сеятеля! Наши враги будут повержены! Мы неуязвимы.
- Ерунда. – Катрин быстро собрала свои вещи. – Да и причем тут Сеятель?
- Преисподняя царит в наших душах! – фанатично выкрикнула Герда. – Услышь зов своих верных чад, Властитель! Господин, мы взываем к Тебе! Отец, дай нам Силу! Хозяин, дай нам Высшее Знание!
Теперь настал черед Катрин давиться смехом. Герда продолжала что-то тонко вскрикивать и топать ножками, не обращая на нее внимание.
- Зачем вы приехали сюда? – спросила она позже, когда девчонка, наконец, утихла и села на колени, уставившись невидящим взором в землю.
- Знаменитая легендарная стрела Скифии… - прошептала ученица Ашзера. – Беспутин нашел печать.
- Что за стрела? Что за печать? – Катрин пожала плечами. Теперь она точно ничего не понимала.
- Три печати уже пали… - монотонно пробубнила Герда. – Девять осталось. Когда они падут, ад воцарится на земле, и престолы рухнут, а верные Сеятелю станут богами.
- А… - Катрин застыла на месте. Разум словно молния пронзила догадка. Ну, конечно же. Так называемые "печати" и есть ключ к приобретению силы. Когда падает очередная – поток силы возрастает. Эти дурачки действительно правы - когда все печати падут, они действительно станут богами, только Сеятель тут не причем. Все эти веры в Каспиана и Сеятеля – чушь для идиотов, есть только наука и знание.
- Ты не знаешь, где он держит эту печать? – осторожно спросила Катрин.
- Нет. – Герда пожала плечами. – В любом случае, это значения не имеет. Печати все равно будут разрушены.
- Чем быстрее, тем лучше, – сказала Катрин, напряженно всматриваясь в ночную тьму. – Теперь, побежали живо.
Она уже все решила. Больше здесь ей делать нечего, она узнала все, что ей было нужно и даже более того. Загостилась, нечего сказать. Но пора уже заканчивать со скифским гостеприимством.
Лагерь спал. Орды Беспутина похоже напились, и теперь их можно было хоть из пушки будить, все равно бы никто не проснулся. Люди Ашзера тоже на все плевали, видимо надеясь на то, что "Сеятель защитит".
Палатка Георгия стояла распахнутой, оттуда раздавался богатырский храп. Катрин осторожно заглянула внутрь, Герда осталась стоять на стреме, что-то бормоча про себя.
Беспутин спал, вытянувшись во весь рост и не сняв сапоги. Вокруг во множестве валялись пустые бутылки, раскрытые книги, и еще какой-то невероятный хлам в ужасающем количестве. Катрин, сморщившись, стала переворачивать здесь все, пытаясь найти стрелу. Артефакта не было.
Девушка задумалась. Несомненно, злодей прячет столь ценную вещь где-то рядом. Только вот где?
Очередная догадка просияла точно падающая звезда в ночи. Поднатужившись, Катрин стянула с Беспутина сапог. Стрела, выпавшая из него, еле слышно звякнула, но Георгий заворчал и заворочался во сне. Девушка буквально на цыпочках вышла из палатки.
Герда недоверчиво уставилась на нее.
- Это она? – указав на крепко зажатую в ладошке стрелу.
Катрин молча кивнула. От таинственного предмета словно шли волны теплоты. Она внимательно посмотрела на нее – по стреле словно пробегала рябь, что-то словно менялось.
- Давай сюда, – неожиданно сказала Герда. – Печать должна быть уничтожена. Ашзер найдет способ ее сломать.
- Это же уникальный случай, – с удивительным для себя жаром заговорила Катрин. – Ее нужно изучить… Чтобы понять суть преграды.
- Быстро, – приказала наглая девчонка. – Положи на землю, и отойди на несколько шагов.
О, нет. Катрин почувствовала, как ее переполняет сила. Та сила, про которую она так долго и много читала, которую так тщательно изучала. Написанное в свитках, запомнилось. Сила должна принадлежать ей. Рой голосов заполнил разум. Действуй, приказывали они.
Катрин подняла руку, словно отдавая команду, и Герду откинуло на несколько метров. Девчонка пискнула и затихла. Затем пришел черед стана. Пламень, повинуясь ей, вспыхнул на подобранной ветке. Она поднесла горящий факел к одному из шалашей, который почти сразу же занялся, и огонь начал перекидывался с одной палатки на другую. Лагерь завыл, заметался, забегал… Катрин рассмеялась.
Ей нужен был конь. Еще один взмах руки и рядом остановился один из тех вороных, на которых приехал Ашзер. Она мигом вскочила на него, и через минуту была уже далеко. Скифия оставалась позади, в дорожной сумке лежала стрела. Катрин возвращалась… Она так устала…
23 число месяца Полотна. Вторник.
Цыганский табор.
Пьянящий винный задор сменяется совершенно глупой апатией, неизбежным ступором. Братья и кузены, еще мгновение назад казавшиеся невероятно забавными и веселыми, становятся скучны и утомительны. Рауль всегда ненавидел такие моменты, однако изменить себя не мог и не хотел. Лишь всезамечающий Виктуар обратил внимание удаляющуюся фигуру младшего брата. Прогуляться вдоль разномастных цветастых шатров, понаблюдать за не менее цветастыми и разномастными хозяевами, допить вино и забыться…
Видели ли вы когда-нибудь как взрывается размеренная, пускай и хмельная, жизнь? Видели ли вы, как расцветает на её месте новая, невообразимо чудесная и упоительно беспечная? Рауль де Барна относился ко всем без исключения женщинам одинаково, без излишних эмоций, с некоторой безразличностью. Впервые он полностью отдался танцу, впервые он тонул в серебре волос, впервые он был околдован взглядом смеющихся глаз, впервые он почувствовал себя … живым. Хмель заставляет вскипать кровь в жилах, пламя костра и всеобщее веселье создают совершенно волшебную атмосферу, обворожительная девушка напротив будоражит доселе неизвестные чувства. Но все неожиданно начавшееся кончается тоже внезапно. Фиолетовые глаза Эстерада Флавио оборвали музыку и вернули Рауля обратно на бренную землю.
-Пойдем. Мне нужно с тобой поговорить. – еле слышно шепнул Маркиз Флавио. Но Графа эти слова оглушили и Рауль направился вслед за уверенно шагающим Эстерадом. А шумная толпа и не заметила исчезновения…
Страд шагал вдоль огромного шатра и когда звуки веселящихся цыган и музыки стали приглушенными, он остановился и резко повернулся лицом к Раулю.
-Хочу сказать тебе только одно. Забудь эту цыганку, выбрось из головы, она не для тебя. – Страд говорил отрывисто, четко выговаривая каждое слово.
-Маркиз, ты говоришь так, будто хочешь дуэли? Я должен понимать твои слова как вызов? – Рауль вновь превратился в себя прежнего, только в груди клокотало, в ушах бил набат. Никто не знает, каких неимоверных усилий стоила эта маска, которую доселе он носил не снимая. - Кто эта девушка?
-Граф, если бы на твоем месте стоял другой, он был бы уже мертв. Ты знаешь, я не блефую.– Страд красноречиво опустил руку на эфес.- Лианна очень важна для меня. Более того, она важна для будущего империи, когда-нибудь ты все узнаешь и поймешь.
Так значит ее имя Лиана! Божественное, неземное имя. Отразившаяся луна сверкнула в его глазах Эстерада, и маркиз растворился во всеобщем веселье, из которого граф Барна был столь нахально выброшен. Рауль так и остался стоять в лунном свете, а мир вокруг кружился и рушился.
Цыганский табор.
Пьянящий винный задор сменяется совершенно глупой апатией, неизбежным ступором. Братья и кузены, еще мгновение назад казавшиеся невероятно забавными и веселыми, становятся скучны и утомительны. Рауль всегда ненавидел такие моменты, однако изменить себя не мог и не хотел. Лишь всезамечающий Виктуар обратил внимание удаляющуюся фигуру младшего брата. Прогуляться вдоль разномастных цветастых шатров, понаблюдать за не менее цветастыми и разномастными хозяевами, допить вино и забыться…
Видели ли вы когда-нибудь как взрывается размеренная, пускай и хмельная, жизнь? Видели ли вы, как расцветает на её месте новая, невообразимо чудесная и упоительно беспечная? Рауль де Барна относился ко всем без исключения женщинам одинаково, без излишних эмоций, с некоторой безразличностью. Впервые он полностью отдался танцу, впервые он тонул в серебре волос, впервые он был околдован взглядом смеющихся глаз, впервые он почувствовал себя … живым. Хмель заставляет вскипать кровь в жилах, пламя костра и всеобщее веселье создают совершенно волшебную атмосферу, обворожительная девушка напротив будоражит доселе неизвестные чувства. Но все неожиданно начавшееся кончается тоже внезапно. Фиолетовые глаза Эстерада Флавио оборвали музыку и вернули Рауля обратно на бренную землю.
-Пойдем. Мне нужно с тобой поговорить. – еле слышно шепнул Маркиз Флавио. Но Графа эти слова оглушили и Рауль направился вслед за уверенно шагающим Эстерадом. А шумная толпа и не заметила исчезновения…
Страд шагал вдоль огромного шатра и когда звуки веселящихся цыган и музыки стали приглушенными, он остановился и резко повернулся лицом к Раулю.
-Хочу сказать тебе только одно. Забудь эту цыганку, выбрось из головы, она не для тебя. – Страд говорил отрывисто, четко выговаривая каждое слово.
-Маркиз, ты говоришь так, будто хочешь дуэли? Я должен понимать твои слова как вызов? – Рауль вновь превратился в себя прежнего, только в груди клокотало, в ушах бил набат. Никто не знает, каких неимоверных усилий стоила эта маска, которую доселе он носил не снимая. - Кто эта девушка?
-Граф, если бы на твоем месте стоял другой, он был бы уже мертв. Ты знаешь, я не блефую.– Страд красноречиво опустил руку на эфес.- Лианна очень важна для меня. Более того, она важна для будущего империи, когда-нибудь ты все узнаешь и поймешь.
Так значит ее имя Лиана! Божественное, неземное имя. Отразившаяся луна сверкнула в его глазах Эстерада, и маркиз растворился во всеобщем веселье, из которого граф Барна был столь нахально выброшен. Рауль так и остался стоять в лунном свете, а мир вокруг кружился и рушился.
23 число месяца Полотна.
Цыганский табор. Далее - Королевский Рунн.
Он сделал несколько шагов, кладя руку на бедро, где находился один из кинжалов:
- Что-то случилось, Лианна?
Белокурые локоны чуть качнулись, когда она обернулась, сияя глазами на двух окруживших ее мужчин:
- Нет-нет, Дис, это я сама чуть не сбила с ног этого молодого человека, - на розовых губах появилась улыбка.
- И поэтому он тебя обнял, - завершил логическую цепочку Дис, продолжая смотреть ни на нее.
- А кто ты такой? - высокомерный вопрос и тон, вызвали вполне понятное желание пояснить:
- Для тебя это уже не важно, - коротко и с явным желанием поссориться, сказал наемник.
Стоящая между ними девушка мягко положила ладонь на грудь наемника, и он остановился, хмуро глядя на провинившегося молодчика. Пальцы чуть шевельнули кинжал, но тут же с видимой расслабленностью опустились, когда стоявший перед ним парень отпустил Лианну. Девушка, улыбаясь, спросила:
- Позвольте спросить, как ваше имя?
- Рауль де Барна, - сказано было так, словно это имя было у него написано на лбу и светилось в темноте. - А ваше, очаровательная?
- Лианна, - она склонила голову набок и осторожно, плавно убрала руку с груди наемника, уверенно кладя ее на плечо нового знакомого. - Еще раз прошу прощения и…
- Могу я тоже в качестве извинения пригласить тебя на танец, цыганочка? - услышав это, Дис едва заметно повернул голову в сторону, как зверь ощущает приближение еще одного зверя.
- Спокойно, Дис, - раздался чуть насмешливый и от этого еще более опасный голос.
Белокурая девушка радостно засверкала глазами на появившегося человека, которого за мгновение до этого почувствовал Брэдл.
- Мы идем танцевать, Эстерад, - голосок звенел серебром.
- Да, мой ангел, - все также насмешливо сказал маркиз Флавио, но в его голосе ясно чувствовалась нежность. - Только позволь я разрешу небольшое недоразумение. Рауль, доброго вечера и я хотел бы познакомить тебя с моим другом детства. Дис Брэдл. Надеюсь, вы найдете общий язык. Дис, это…
- Он изволил представиться, - коротко кивнув, прервал друга наемник. Глаза привычно проследили за тем, как Лианна фыркнув на все их речи, подхватила своего нового знакомого под руку и упорхнула в круг танцев. - Если ты будешь здесь, Страд, я уйду.. до утра. Нет возражений?
- Да, я останусь, - глаза маркиза тоже сверлили спины ушедших.
- Мне кажется он не понял ничего, - негромко сказал Дис.
- Я поясню.
Они переглянулись и молча разошлись. Наемник направился к своему Зверю, который вольно бродил вокруг табора, но, почувствовав хозяина, поднял голову, внимательно следя за приближением человека. Дис молча подошел и, оседлав коня, взлетел в седло, направляясь в город. Парень проехал через весь город, не глядя по сторонам и лишь приблизившись к особняку семьи Флавио, он осмотрелся. Не доезжая до ворот, Дис плавно соскользнул с коня, беря его под уздцы и устремляя холодный взгляд на бредущего мимо ворот особняка монаха. Так поздно или так рано - смотря как оценивать время три часа утра, мало кто осмеливался бродить у ворот особняков Королевского Рунна:
- Кого-то ищите?
- Сын мой, Спаситель всегда ищет тех, кто нуждается в его слове. Милосердие его безгранично, - голос звучал напевно, с привычными интонациями.
Наемник приблизился еще на несколько шагов к монаху:
- Вам нужно мое милосердие или вы желаете поговорить с теми, кто находится в этом доме? Проводить, - светло серые глаза сузились, прицеливаясь.
- Пожалуй - нет, сын мой, - мягко возразил монах. - Ведь это особняк семьи Флавио.
Дис молчал, тяжело глядя на собеседника, пока тот не склонил голову, ускользая в сторону от наемника. Последний проследил взглядом за удаляющейся фигурой, прежде чем дать знак вышедшему из ворот парню:
- За ним. Только осторожно. Он мне нужен живой.
Один из рекрутов кивнул головой, привыкший подчиняться беспрекословно и безмолвно, а затем быстро двинулся за своей целью, предоставив Брэдлу возможность следовать дальше в дом. Наемник, не останавливаясь, прошел мимо полусонного дворецкого в свою комнату, удостоив его лишь многозначительным взглядом, на который тот кивнул и пошел докладывать герцогу Флавио о том, кто прибыл. Северянин быстро переоделся и на несколько мгновений остановился у окна, внимательно оглядывая улицу, казалось, что он просто любуется на раннее утро, когда солнце еще и не выползло из своей берлоги, предпочитая пуховые облака - обычной своей работе: освещать землю. Но осматривание улицы заняло у наемника немного времени, что там интересного на практически пустой мостовой? Его ждала еще одна встреча.
- А если бы я спал?
- Тогда и дворецкий выглядел бы более сонным, ваша светлость, - ровный, почти безликий голос.
- Да, ему пришлось выпить не мало кавы за ночь, - покачал головой герцог Флавио, рассматривая тонкую гравюру. - А неплохая работа, но как всегда - все слишком грубовато. Видна подделка.
Наемник вскинул голову - до этих слов он задумчиво изучал носки своих сапог. Глаза их встретились, и Дис чуть поднял плечи, тихо говоря:
- Насколько мне известно - у обмана не бывает доказательств правоты, бывают лишь доказательства убедительности обмана.
Евгений Флавио улыбнулся - искренне, тепло, словно решая какую-то задачку, только что увидел ни один выход из возникших затруднений, а два или три. Наемник подождал и, видя, что герцог отложив гравюру, взялся за перо и бумагу, Дис поднялся и подошел к окну кабинета, вновь внимательно изучая улицу. Особняк окружал внушительный забор, со второго этажа дома можно было увидеть, что забор этот еще и широкий. Дис нахмурился.
- Что-то случилось? - мягкий вопрос.
- Пока нет, - коротко прокомментировал свою мимику северянин, по-звериному втягивая воздух.
- Значит, мой сын настроен серьезно, - словно продолжая разговор о гравюре, сказал герцог.
- Более чем.
- Что-то еще?
Даже у хищника более понятное для возможной жертвы поведение, Дис знал, что удар подобного человека, каким являлся герцог Флавио можно и не заметить. Удара может и не быть. Будет - улыбка и внимательный взгляд темных глаз. Вот почему он был собран при любой встрече с этим человеком, как любой хищник - он чувствовал неизмеримо большее напряжение оттого, что нельзя было предупредить быстротой, силой или хитростью. Здесь было другое - ошибка не могла быть допущена даже по "стечению обстоятельств". Северянин обернулся и ровно произнес:
- К вашей племяннице приходит молодой офицер. Ибериец.
Бровь Евгения Флавио чуть поднялась, но Дис, предупреждая вопрос, достал из-за пазухи сложенный вдвое лист бумаги:
- Я решил, что вас заинтересует, как он выглядит. Один из цыган зарисовал его, получилось похоже, - слова, как четкие шаги в темноте. Солнце все еще не показалось над городом.
- Благодарю, мой мальчик, - кивнул головой герцог, забирая у наемника лист и разглядывая запечатленное на нем лицо. - Мне нечего тебе сказать. Ты все давно знаешь сам. Иди, отдохни.
Дис склонил голову и тихо вышел из кабинета, оставив владыку Флавио в одиночестве.
24 число месяца Полотна.
Цыганский табор. Раннее утро.
Возвращаясь в табор, он не думал о том, что на его совести в очередной раз появилась чья-то жизнь, нелепо оборванная и окончившаяся в водах реки. Каждый сам отвечает за свою веру: кто-то верит, что обманом проживет всю свою жизнь; кто-то полагает, что лишь честное слово способно решить все вопросы; кому-то милее не задумываться ни о чем, проживая каждый день, как свой последний. Все эти мысли не сильно его отягощали, потому что ему нравилось жить по-своему, без сожалений о том, что ты сделал. То, что ему было дорого - он хранил, а те, кто ему был - дорог умели хранить себя сами. Конь презрительно вскинулся, и наемник посмотрел вперед, сильной рукой сдерживая Зверя: возле еще не зазеленевшего клена стояла стройная, черноволосая девушка и высокий ибериец, держащий в поводу своего рысака. Дис соскользнул на землю, отпуская своего коня, который презрительно покосился на хозяина и скрылся в поднимающемся тумане. Раннее утро окутывало все вокруг льдисто-вязким покрывалом, приглушая звуки. Он бесшумно двигался к все еще тихо беседующей паре. Утро - пора прощаний. Так и случилось: цыганочка улыбнулась своему собеседнику и побежала к табору, а ибериец пошел к городу, ведя за собой коня. На лице молодого южанина блуждала полуулыбка, которую он явно не спешил прятать. Разве туману было дело до чужого счастья или несчастья? Наемник нахмурился и выступил навстречу:
- Неплохо устроилось все, верно? - спокойно спросил он поднявшего на него взор южанина.
- Где? - вполне закономерно не понял о чем речь утренний собеседник.
- В твоей жизни. Там - едва заметный кивок на город - игра имен и крови. Здесь - игра на чувствах... до первой капли крови, верно?
- Тебя это не касается, - ибериец легко перешел на язык, которым говорил с ним Дис: без титулов, лишь два живых существа в клочьях разорванного тумана.
- А вот это не тебе решать, - негромко завершил необычайно длинную для себя речь Дис, плавно вытягивая шпагу и кинжал.
Южанин не изменился в лице, принимая вызов и легко отражая первые удары. Оба противника, казалось, просто балуются, обмениваясь опасными выпадами, если бы в глазах их не сверкал едва ли не звериный огонь. Лезвия, сталкиваясь, не издавали привычного звона, глухое эхо тумана скрывало странную драку. Ибериец улыбнулся, уклоняясь от кинжала, который летел в его горло и едва успел отбить выпад противника в левый бок. Но тут же во взоре его сверкнула еще более опасная сталь, чем сверкающая в его руках: ибериец перешел в нападение, предупреждая малейшие попытки контратаки, которую мог бы начать его соперник. Казалось, что до конца дуэли осталось недолго ждать, но рядом с южанином появилась девушка, чьи яркие глаза еще совсем недавно с ласковой нежностью смотрели на него, прощаясь:
- Остановитесь! - в голосе слышалась боль и мольба.
Наемник замер и молча вложил клинок в ножны, внимательно глядя в ярко-горящие, темные глаза девушки. Его соперник кивнул, дожидаясь развязки странной сцены, цыганочка шагнула к застывшему Дису:
- Поверь, все хорошо, - темные, как беззвездное небо глаза заглянули в самую душу, ласково улыбаясь.
Дис осторожно обнял девушку, крепко прижимая ее к себе и касаясь губами ее локонов:
- Удачи.
Он легко обогнул иберийца и исчез в тумане, где его уже ждал один из наемников:
- Ты меня опять чуть не убил.
- А зачем ты подставлялся, Бенито? - тихо спросил Дис. - Видел же, что я собираюсь бросать кинжал.
- Радэна торопилась слишком. Я боялся, что попадет в нее. Больше не буду бояться, - парень, как всегда, был слишком разговорчив. - А почему ты не убил этого молодчика? Ведь мог же… Просто подкрался бы и прибил. Зачем вся эта "дуэль"?
Наемник пожал плечами, насвистев неприхотливую мелодию:
- Мне захотелось встретится с настоящим противником.
- И? Он - настоящий.
Дис остановился, глядя на розовеющее небо:
- Да.
Цыганский табор. Далее - Королевский Рунн.
Он сделал несколько шагов, кладя руку на бедро, где находился один из кинжалов:
- Что-то случилось, Лианна?
Белокурые локоны чуть качнулись, когда она обернулась, сияя глазами на двух окруживших ее мужчин:
- Нет-нет, Дис, это я сама чуть не сбила с ног этого молодого человека, - на розовых губах появилась улыбка.
- И поэтому он тебя обнял, - завершил логическую цепочку Дис, продолжая смотреть ни на нее.
- А кто ты такой? - высокомерный вопрос и тон, вызвали вполне понятное желание пояснить:
- Для тебя это уже не важно, - коротко и с явным желанием поссориться, сказал наемник.
Стоящая между ними девушка мягко положила ладонь на грудь наемника, и он остановился, хмуро глядя на провинившегося молодчика. Пальцы чуть шевельнули кинжал, но тут же с видимой расслабленностью опустились, когда стоявший перед ним парень отпустил Лианну. Девушка, улыбаясь, спросила:
- Позвольте спросить, как ваше имя?
- Рауль де Барна, - сказано было так, словно это имя было у него написано на лбу и светилось в темноте. - А ваше, очаровательная?
- Лианна, - она склонила голову набок и осторожно, плавно убрала руку с груди наемника, уверенно кладя ее на плечо нового знакомого. - Еще раз прошу прощения и…
- Могу я тоже в качестве извинения пригласить тебя на танец, цыганочка? - услышав это, Дис едва заметно повернул голову в сторону, как зверь ощущает приближение еще одного зверя.
- Спокойно, Дис, - раздался чуть насмешливый и от этого еще более опасный голос.
Белокурая девушка радостно засверкала глазами на появившегося человека, которого за мгновение до этого почувствовал Брэдл.
- Мы идем танцевать, Эстерад, - голосок звенел серебром.
- Да, мой ангел, - все также насмешливо сказал маркиз Флавио, но в его голосе ясно чувствовалась нежность. - Только позволь я разрешу небольшое недоразумение. Рауль, доброго вечера и я хотел бы познакомить тебя с моим другом детства. Дис Брэдл. Надеюсь, вы найдете общий язык. Дис, это…
- Он изволил представиться, - коротко кивнув, прервал друга наемник. Глаза привычно проследили за тем, как Лианна фыркнув на все их речи, подхватила своего нового знакомого под руку и упорхнула в круг танцев. - Если ты будешь здесь, Страд, я уйду.. до утра. Нет возражений?
- Да, я останусь, - глаза маркиза тоже сверлили спины ушедших.
- Мне кажется он не понял ничего, - негромко сказал Дис.
- Я поясню.
Они переглянулись и молча разошлись. Наемник направился к своему Зверю, который вольно бродил вокруг табора, но, почувствовав хозяина, поднял голову, внимательно следя за приближением человека. Дис молча подошел и, оседлав коня, взлетел в седло, направляясь в город. Парень проехал через весь город, не глядя по сторонам и лишь приблизившись к особняку семьи Флавио, он осмотрелся. Не доезжая до ворот, Дис плавно соскользнул с коня, беря его под уздцы и устремляя холодный взгляд на бредущего мимо ворот особняка монаха. Так поздно или так рано - смотря как оценивать время три часа утра, мало кто осмеливался бродить у ворот особняков Королевского Рунна:
- Кого-то ищите?
- Сын мой, Спаситель всегда ищет тех, кто нуждается в его слове. Милосердие его безгранично, - голос звучал напевно, с привычными интонациями.
Наемник приблизился еще на несколько шагов к монаху:
- Вам нужно мое милосердие или вы желаете поговорить с теми, кто находится в этом доме? Проводить, - светло серые глаза сузились, прицеливаясь.
- Пожалуй - нет, сын мой, - мягко возразил монах. - Ведь это особняк семьи Флавио.
Дис молчал, тяжело глядя на собеседника, пока тот не склонил голову, ускользая в сторону от наемника. Последний проследил взглядом за удаляющейся фигурой, прежде чем дать знак вышедшему из ворот парню:
- За ним. Только осторожно. Он мне нужен живой.
Один из рекрутов кивнул головой, привыкший подчиняться беспрекословно и безмолвно, а затем быстро двинулся за своей целью, предоставив Брэдлу возможность следовать дальше в дом. Наемник, не останавливаясь, прошел мимо полусонного дворецкого в свою комнату, удостоив его лишь многозначительным взглядом, на который тот кивнул и пошел докладывать герцогу Флавио о том, кто прибыл. Северянин быстро переоделся и на несколько мгновений остановился у окна, внимательно оглядывая улицу, казалось, что он просто любуется на раннее утро, когда солнце еще и не выползло из своей берлоги, предпочитая пуховые облака - обычной своей работе: освещать землю. Но осматривание улицы заняло у наемника немного времени, что там интересного на практически пустой мостовой? Его ждала еще одна встреча.
- А если бы я спал?
- Тогда и дворецкий выглядел бы более сонным, ваша светлость, - ровный, почти безликий голос.
- Да, ему пришлось выпить не мало кавы за ночь, - покачал головой герцог Флавио, рассматривая тонкую гравюру. - А неплохая работа, но как всегда - все слишком грубовато. Видна подделка.
Наемник вскинул голову - до этих слов он задумчиво изучал носки своих сапог. Глаза их встретились, и Дис чуть поднял плечи, тихо говоря:
- Насколько мне известно - у обмана не бывает доказательств правоты, бывают лишь доказательства убедительности обмана.
Евгений Флавио улыбнулся - искренне, тепло, словно решая какую-то задачку, только что увидел ни один выход из возникших затруднений, а два или три. Наемник подождал и, видя, что герцог отложив гравюру, взялся за перо и бумагу, Дис поднялся и подошел к окну кабинета, вновь внимательно изучая улицу. Особняк окружал внушительный забор, со второго этажа дома можно было увидеть, что забор этот еще и широкий. Дис нахмурился.
- Что-то случилось? - мягкий вопрос.
- Пока нет, - коротко прокомментировал свою мимику северянин, по-звериному втягивая воздух.
- Значит, мой сын настроен серьезно, - словно продолжая разговор о гравюре, сказал герцог.
- Более чем.
- Что-то еще?
Даже у хищника более понятное для возможной жертвы поведение, Дис знал, что удар подобного человека, каким являлся герцог Флавио можно и не заметить. Удара может и не быть. Будет - улыбка и внимательный взгляд темных глаз. Вот почему он был собран при любой встрече с этим человеком, как любой хищник - он чувствовал неизмеримо большее напряжение оттого, что нельзя было предупредить быстротой, силой или хитростью. Здесь было другое - ошибка не могла быть допущена даже по "стечению обстоятельств". Северянин обернулся и ровно произнес:
- К вашей племяннице приходит молодой офицер. Ибериец.
Бровь Евгения Флавио чуть поднялась, но Дис, предупреждая вопрос, достал из-за пазухи сложенный вдвое лист бумаги:
- Я решил, что вас заинтересует, как он выглядит. Один из цыган зарисовал его, получилось похоже, - слова, как четкие шаги в темноте. Солнце все еще не показалось над городом.
- Благодарю, мой мальчик, - кивнул головой герцог, забирая у наемника лист и разглядывая запечатленное на нем лицо. - Мне нечего тебе сказать. Ты все давно знаешь сам. Иди, отдохни.
Дис склонил голову и тихо вышел из кабинета, оставив владыку Флавио в одиночестве.
24 число месяца Полотна.
Цыганский табор. Раннее утро.
Возвращаясь в табор, он не думал о том, что на его совести в очередной раз появилась чья-то жизнь, нелепо оборванная и окончившаяся в водах реки. Каждый сам отвечает за свою веру: кто-то верит, что обманом проживет всю свою жизнь; кто-то полагает, что лишь честное слово способно решить все вопросы; кому-то милее не задумываться ни о чем, проживая каждый день, как свой последний. Все эти мысли не сильно его отягощали, потому что ему нравилось жить по-своему, без сожалений о том, что ты сделал. То, что ему было дорого - он хранил, а те, кто ему был - дорог умели хранить себя сами. Конь презрительно вскинулся, и наемник посмотрел вперед, сильной рукой сдерживая Зверя: возле еще не зазеленевшего клена стояла стройная, черноволосая девушка и высокий ибериец, держащий в поводу своего рысака. Дис соскользнул на землю, отпуская своего коня, который презрительно покосился на хозяина и скрылся в поднимающемся тумане. Раннее утро окутывало все вокруг льдисто-вязким покрывалом, приглушая звуки. Он бесшумно двигался к все еще тихо беседующей паре. Утро - пора прощаний. Так и случилось: цыганочка улыбнулась своему собеседнику и побежала к табору, а ибериец пошел к городу, ведя за собой коня. На лице молодого южанина блуждала полуулыбка, которую он явно не спешил прятать. Разве туману было дело до чужого счастья или несчастья? Наемник нахмурился и выступил навстречу:
- Неплохо устроилось все, верно? - спокойно спросил он поднявшего на него взор южанина.
- Где? - вполне закономерно не понял о чем речь утренний собеседник.
- В твоей жизни. Там - едва заметный кивок на город - игра имен и крови. Здесь - игра на чувствах... до первой капли крови, верно?
- Тебя это не касается, - ибериец легко перешел на язык, которым говорил с ним Дис: без титулов, лишь два живых существа в клочьях разорванного тумана.
- А вот это не тебе решать, - негромко завершил необычайно длинную для себя речь Дис, плавно вытягивая шпагу и кинжал.
Южанин не изменился в лице, принимая вызов и легко отражая первые удары. Оба противника, казалось, просто балуются, обмениваясь опасными выпадами, если бы в глазах их не сверкал едва ли не звериный огонь. Лезвия, сталкиваясь, не издавали привычного звона, глухое эхо тумана скрывало странную драку. Ибериец улыбнулся, уклоняясь от кинжала, который летел в его горло и едва успел отбить выпад противника в левый бок. Но тут же во взоре его сверкнула еще более опасная сталь, чем сверкающая в его руках: ибериец перешел в нападение, предупреждая малейшие попытки контратаки, которую мог бы начать его соперник. Казалось, что до конца дуэли осталось недолго ждать, но рядом с южанином появилась девушка, чьи яркие глаза еще совсем недавно с ласковой нежностью смотрели на него, прощаясь:
- Остановитесь! - в голосе слышалась боль и мольба.
Наемник замер и молча вложил клинок в ножны, внимательно глядя в ярко-горящие, темные глаза девушки. Его соперник кивнул, дожидаясь развязки странной сцены, цыганочка шагнула к застывшему Дису:
- Поверь, все хорошо, - темные, как беззвездное небо глаза заглянули в самую душу, ласково улыбаясь.
Дис осторожно обнял девушку, крепко прижимая ее к себе и касаясь губами ее локонов:
- Удачи.
Он легко обогнул иберийца и исчез в тумане, где его уже ждал один из наемников:
- Ты меня опять чуть не убил.
- А зачем ты подставлялся, Бенито? - тихо спросил Дис. - Видел же, что я собираюсь бросать кинжал.
- Радэна торопилась слишком. Я боялся, что попадет в нее. Больше не буду бояться, - парень, как всегда, был слишком разговорчив. - А почему ты не убил этого молодчика? Ведь мог же… Просто подкрался бы и прибил. Зачем вся эта "дуэль"?
Наемник пожал плечами, насвистев неприхотливую мелодию:
- Мне захотелось встретится с настоящим противником.
- И? Он - настоящий.
Дис остановился, глядя на розовеющее небо:
- Да.
24 день месяца Полотна.
Резиденция кардинала Рунна. Малый кабинет.
Блестящие, крохотные шары неторопливо катились, подчиняясь наклоняющей многогранник руке. Черные глаза не отрываясь следили за прозрачными гранями, в непонятных лабиринтах которых, шла странная игра. Каноре де Руиз, кардинал Рунна размышлял, сидя неподвижно и играя. В застывшей фигуре оживал лишь взгляд, наблюдающий, и руки - направляющие. Малый кабинет, где любил отдыхать Его Преосвященство, был расположен в самой тихой части огромного дома и редко кому позволялось нарушить покой хозяина. Кардинал осторожно положил прозрачный многогранник с застывшими в неподвижности шарами и прикрыв глаза, откинулся в кресле, ожидая. Его слух уловил шаги, которые через нарушившие тишину комнаты.
- Войдите, - вымолвил мужчина, открывая глаза и поправляя кардинальскую мантию.
Дверь бесшумно отворилась, впуская высокого, черноволосого красавца, чей внимательный взгляд быстро окинул все нехитрое убранство кабинета. Руиз поднялся, встречая склонившегося перед ним посетителя, и благословляя его.
- Я рад вас видеть, герцог Иберо, надеюсь, что мой посланец не очень удивил вас? - на губах кардинала засветилась почти озорная улыбка.
- Признаюсь - удивил. Он был похож на разведчика, - в темных глазах молодого герцога блеснул огонь.
Его Преосвященство с видимой беспомощностью развел руками:
- Я должен был понять, что вас этим провести сложно….
Он просил быть его глазами и молодой человек, чей спор о том, что есть добро в этом мире - согласился. С той странной встречи в храме, они ни раз беседовали по многу и Каноре не мог ни признаться себе в том, что слишком мало может прочесть в разбитых сердцах. Альбер Тардэ и сам не подозревал, что сердце его разбито и осколки ранят его изнутри, не давая возможности свободно дышать. Его Преосвященство осторожно собирал осколки, читая в них, как в обрывках книги, сохранившейся на них боли - прошлое этого юноши.
- Вы так легко осуждаете, сын мой…
- А вы с такой легкостью - прощаете, святой отец….
Властный взмах рукой:
- Вновь осудили, не зная истины и не дослушав. Вы всегда не слушаете до конца, Альбер?
- Скорее я предугадываю то, что мне могут сказать!
- Всегда?
- Чаще всего, святой отец, - а улыбка была хорошей, без желания ударить или упредить удар. Этот еще не научился сражаться таким хитрым оружием - улыбкой.
- Тогда вы наверняка угадаете, что я намерен вам предложить, Альбер, - кардинал встал у окна, разглядывая стоящего перед ним спорщика.
- Служить вам? - хмыкнул Тардэ.
- И каков будет ваш ответ? Впрочем, я могу угадать: вы спросите о своей цене, - черные глаза смотрели безжалостно, не отвечая на усмешку юноши. - У меня нет цены для доверия. А я бы просил, чтобы вы мне доверяли….
- Ваш посланник передал мне этот перстень, - Диего Альберто протянул тяжелое кольцо с черным камнем - редкий гранат. - Все это было похоже на игру, если бы при этом он не был так серьезен.
Его Преосвященство взял перстень и, одевая на средний палец левой руки, тихо улыбнулся:
- Он решал сложную для себя задачу, но похоже ему удалось найти верный ответ.
Герцог Иберо поднял бровь и кардинал мягко кивнул головой:
- Простите меня, сын мой. Я вас пригласил не столько для того, чтобы проверить верность своих друзей, сколько для того, чтобы вы помогли мне.
- Чем я могу служить?
- Верой и правдой, - негромко ответил кардинал, произнеся эти слишком обязывающие слова с едва уловимой горечью. - Признаюсь, герцог, что рассчитываю именно на это.
Глаза молодого человека не отрывно смотрели на застывшего у стола священника, в очередной раз коснувшегося странного, прозрачного многогранника, в котором чуть качнулись два серебристых шара, ударившись друг о друга и раскатившись в разные стороны.
- Так просто, когда есть лишь две стороны, решить для самого себя с кем ты и почему. Но - представьте, сын мой, - появляется еще одна сторона, - черные глаза седоволосого человека встретились с взглядом внимательно слушавшего Диего. - Вы умны, сын мой. И мне не хочется хитрить с вами.
Герцог Иберо искренне улыбнулся:
- Целиком поддерживаю это желание, Ваше Преосвященство.
- Что ж, тогда - прошу, ознакомьтесь с этим документом, сын мой, - тихо продолжил кардинал, протягивая свернутый лист бумаги.
Время неслышно продолжало свой ход, не обращая внимания на двух людей, которые уже не нуждались в словах. Диего Альберто Иберо молча сложил бумаги, поняв, что для простого чтения его бы не вызвали сюда. Он наблюдал за тем, как кардинал проходит к небольшой дверце, отворяет ее и делает знак, приглашая находящегося за ней войти.
- Позволь представить тебе герцога Иберо, сын мой, - вошедший склонил голову, скрывая взгляд пронзительных, синих глаз. - Ваша Светлость, перед вами - Константин Александритский. Единственный и законный наследник престола.
- Вы знали о своем происхождении? - тихо спросил герцог Иберии, сразу решив поставить необходимые для самого себя "точки".
- Святой отец недавно поведал мне о тайне моего рождения. Я воспитывался в Ордене Клинков Господних и до некоторого времени был в Новой Иберии, - одни и те же черты лица, но перепутать их было бы нельзя. Хоть сходство и было поразительным.
- Вы сознаете что произойдет, когда вы появитесь в свете? - в голосе герцога слышался холод и сочувствие.
Молодой послушник вновь опустил светловолосую голову, но лишь затем, чтобы решительно поднять ее, сказав:
- Я стану Императором.
За его спиной раздался едва слышный вздох: кардинал Рунна, Каноре де Руиз перевел дыхание.
Позже, провожая своего высокопоставленного гостя до дверей, кардинал размышлял о том, что они могли упустить: "И все же, до чего легко выбирать из двух сторон…. Пока не появится третья. Сильный и мужественный человек, такой как Диего Иберо, готов поддержать справедливую сторону, сознавая насколько нежеланна эта самая справедливость. И насколько она - слепа. Как же самонадеянно с моей стороны считать себя - правым. Игра стоит того, тем более, когда со ставкой согласен партнер. Да будет так!"
Резиденция кардинала Рунна. Малый кабинет.
Блестящие, крохотные шары неторопливо катились, подчиняясь наклоняющей многогранник руке. Черные глаза не отрываясь следили за прозрачными гранями, в непонятных лабиринтах которых, шла странная игра. Каноре де Руиз, кардинал Рунна размышлял, сидя неподвижно и играя. В застывшей фигуре оживал лишь взгляд, наблюдающий, и руки - направляющие. Малый кабинет, где любил отдыхать Его Преосвященство, был расположен в самой тихой части огромного дома и редко кому позволялось нарушить покой хозяина. Кардинал осторожно положил прозрачный многогранник с застывшими в неподвижности шарами и прикрыв глаза, откинулся в кресле, ожидая. Его слух уловил шаги, которые через нарушившие тишину комнаты.
- Войдите, - вымолвил мужчина, открывая глаза и поправляя кардинальскую мантию.
Дверь бесшумно отворилась, впуская высокого, черноволосого красавца, чей внимательный взгляд быстро окинул все нехитрое убранство кабинета. Руиз поднялся, встречая склонившегося перед ним посетителя, и благословляя его.
- Я рад вас видеть, герцог Иберо, надеюсь, что мой посланец не очень удивил вас? - на губах кардинала засветилась почти озорная улыбка.
- Признаюсь - удивил. Он был похож на разведчика, - в темных глазах молодого герцога блеснул огонь.
Его Преосвященство с видимой беспомощностью развел руками:
- Я должен был понять, что вас этим провести сложно….
Он просил быть его глазами и молодой человек, чей спор о том, что есть добро в этом мире - согласился. С той странной встречи в храме, они ни раз беседовали по многу и Каноре не мог ни признаться себе в том, что слишком мало может прочесть в разбитых сердцах. Альбер Тардэ и сам не подозревал, что сердце его разбито и осколки ранят его изнутри, не давая возможности свободно дышать. Его Преосвященство осторожно собирал осколки, читая в них, как в обрывках книги, сохранившейся на них боли - прошлое этого юноши.
- Вы так легко осуждаете, сын мой…
- А вы с такой легкостью - прощаете, святой отец….
Властный взмах рукой:
- Вновь осудили, не зная истины и не дослушав. Вы всегда не слушаете до конца, Альбер?
- Скорее я предугадываю то, что мне могут сказать!
- Всегда?
- Чаще всего, святой отец, - а улыбка была хорошей, без желания ударить или упредить удар. Этот еще не научился сражаться таким хитрым оружием - улыбкой.
- Тогда вы наверняка угадаете, что я намерен вам предложить, Альбер, - кардинал встал у окна, разглядывая стоящего перед ним спорщика.
- Служить вам? - хмыкнул Тардэ.
- И каков будет ваш ответ? Впрочем, я могу угадать: вы спросите о своей цене, - черные глаза смотрели безжалостно, не отвечая на усмешку юноши. - У меня нет цены для доверия. А я бы просил, чтобы вы мне доверяли….
- Ваш посланник передал мне этот перстень, - Диего Альберто протянул тяжелое кольцо с черным камнем - редкий гранат. - Все это было похоже на игру, если бы при этом он не был так серьезен.
Его Преосвященство взял перстень и, одевая на средний палец левой руки, тихо улыбнулся:
- Он решал сложную для себя задачу, но похоже ему удалось найти верный ответ.
Герцог Иберо поднял бровь и кардинал мягко кивнул головой:
- Простите меня, сын мой. Я вас пригласил не столько для того, чтобы проверить верность своих друзей, сколько для того, чтобы вы помогли мне.
- Чем я могу служить?
- Верой и правдой, - негромко ответил кардинал, произнеся эти слишком обязывающие слова с едва уловимой горечью. - Признаюсь, герцог, что рассчитываю именно на это.
Глаза молодого человека не отрывно смотрели на застывшего у стола священника, в очередной раз коснувшегося странного, прозрачного многогранника, в котором чуть качнулись два серебристых шара, ударившись друг о друга и раскатившись в разные стороны.
- Так просто, когда есть лишь две стороны, решить для самого себя с кем ты и почему. Но - представьте, сын мой, - появляется еще одна сторона, - черные глаза седоволосого человека встретились с взглядом внимательно слушавшего Диего. - Вы умны, сын мой. И мне не хочется хитрить с вами.
Герцог Иберо искренне улыбнулся:
- Целиком поддерживаю это желание, Ваше Преосвященство.
- Что ж, тогда - прошу, ознакомьтесь с этим документом, сын мой, - тихо продолжил кардинал, протягивая свернутый лист бумаги.
Время неслышно продолжало свой ход, не обращая внимания на двух людей, которые уже не нуждались в словах. Диего Альберто Иберо молча сложил бумаги, поняв, что для простого чтения его бы не вызвали сюда. Он наблюдал за тем, как кардинал проходит к небольшой дверце, отворяет ее и делает знак, приглашая находящегося за ней войти.
- Позволь представить тебе герцога Иберо, сын мой, - вошедший склонил голову, скрывая взгляд пронзительных, синих глаз. - Ваша Светлость, перед вами - Константин Александритский. Единственный и законный наследник престола.
- Вы знали о своем происхождении? - тихо спросил герцог Иберии, сразу решив поставить необходимые для самого себя "точки".
- Святой отец недавно поведал мне о тайне моего рождения. Я воспитывался в Ордене Клинков Господних и до некоторого времени был в Новой Иберии, - одни и те же черты лица, но перепутать их было бы нельзя. Хоть сходство и было поразительным.
- Вы сознаете что произойдет, когда вы появитесь в свете? - в голосе герцога слышался холод и сочувствие.
Молодой послушник вновь опустил светловолосую голову, но лишь затем, чтобы решительно поднять ее, сказав:
- Я стану Императором.
За его спиной раздался едва слышный вздох: кардинал Рунна, Каноре де Руиз перевел дыхание.
Позже, провожая своего высокопоставленного гостя до дверей, кардинал размышлял о том, что они могли упустить: "И все же, до чего легко выбирать из двух сторон…. Пока не появится третья. Сильный и мужественный человек, такой как Диего Иберо, готов поддержать справедливую сторону, сознавая насколько нежеланна эта самая справедливость. И насколько она - слепа. Как же самонадеянно с моей стороны считать себя - правым. Игра стоит того, тем более, когда со ставкой согласен партнер. Да будет так!"
24 день месяца Полотна.
Рунн.
Асни проснулась за час до рассвета… от тишины. Это было восьмое утро встреченное в столице Империи, но она так и не научилась спокойно спать без привычного гулкого рокота, сопровождавшего ее все годы прошлой жизни…. Рев волн, разбивающихся о скалы, бессильная ярость моря, смешанная с криками чаек и подхваченная ветром. Песня, заглушить которую, на Стальных Берегах не способны даже самые толстые стены, непрерывная, врезавшаяся в кровь, как дыхание или биение сердца…
В столичном каменном гнезде Фростов было тихо.
Как долго можно прожить, остановив свое сердце и не дыша?
Асни вздохнула, разглядывая, теряющийся в темноте потолок и внезапно почувствовала злость. Нет ничего хуже, чем вот так, забывая о том, кто ты есть, жалеть себя.
Она решительно села на постели, спустив ноги на холодный пол, и на мгновение замерла, поняв, что в комнате не одна. Неожиданно для нее самой, на губах появилась улыбка:
- Ну, иди сюда.
Когти шаркнули по гладкому паркету, белый мохнатый зверь, виляя хвостом, почти лениво поднялся со своего законного места у двери, прошествовал через комнату, сел рядом и ткнулся мокрым черным носом в руку девушки.
Асни рассеяно, улыбаясь сама не зная чему, разгладила пальцами мягкую шерсть на голове пса.
- Ты тоже скучаешь по дому…., - по замку в скалах над морем, чьих стен когда-то касались руки богов, твоих истинных Хозяев.
Собака понимающе ударила по полу пушистым хвостом, продолжая смотреть на девушку льдисто-голубыми осколками глаз. Еще одна сумрачно-снежная легенда северного края. Моряки болтали о псах Фроста многое, говорили, что собаки подобные этим некогда служили Белой Праматери, впрочем, моряки всегда болтают много и часто без толку.
Девушка поднялась с постели, быстро накинув на себя белую льняную рубаху. Рунн не север, и утро здесь вместо того, что бы колоть ледяными иголками холода лишь слегка касалось кожи почти неощутимой прохладой. Но оделась Асни по привычке быстро. Приталенные кожаные штаны, черный короткий камзол и широкий пояс, ничего лишнего…. Короткий взгляд на зеркало, отразившее стройную почти мальчишескую фигуру, и Асни выскользнула в коридор.
Дом был все так же тих, даже пес и тот следовал за ней совершенно бесшумно, словно призрак. Отчего-то остро захотелось услышать и почувствовать ветер. Как можно скорее…. Но ноги сами остановились у простых дубовых дверей, из под которых сейчас не выбивалось уже привычной полоски света. Первый Тан Севера, верно, все же иногда отдыхает. Тишина. Асни вздохнула, но продолжала стоять, словно ожидая чего-то.
- Вой, - Форло ударил тяжелой пивной кружкой по столешнице, так что дрогнула стоящая на ней железная посуда со снедью, и нетрезвыми, казалось, полубезумными глазами осмотрел своих невольных слушателей, - Клянусь, что каждую ночь со стен Осколка доносится волчий вой. Я сам слышал его.
- Собаки, - скептически ответил Ормо, негромко, но так что одноглазого ворона услышал каждый, - У Первого Тана много собак. Собаки воют по ночам.
- Да что я, собаки от волка не отличу? - выражение лица штурмана «Чайки» стало яростным.
Асни, наблюдавшая за происходящим со стороны, легко поднялась со своего места.
- Довольно. Волки или собаки, велика разница.
- Да разве ж в собаках дело, мой Тан, - на лице Форло появилась опасная усмешка, и хриплый голос стал на полтона ниже, - Рой Фрост сам волчьей кровью меченый. Не зря люди говорят, он и брата своего и супружницу под нож пустил, все оттого, что клыки мяса просят.
- Ты бредишь, Форло, - спокойно отозвалась Асни, пальцы под плащом сомкнулись на ручке пистолета, - Перебрал. Тебе лучше вернуться в каюту. Ормо заменит тебя.
- Вы идете неправильным курсом, тан. Этот человек убил вашего отца, мы все служили ему и все умрем там. Ваш приказ неверен, - он поднялся из-за стола ей на встречу.
Асни не двинулась с места. Кругом стояли ее люди, ее только до тех пор, пока она не проявит слабости. Рука с пистолем поднялась на встречу мужчине. Одно из немногих правил услышанных от отца, когда тот учил Эйнара морским законам – если поднимаешь оружие, то единственное позволительное действие выстрелить… Асни видела, как в глазах Форло всколыхнулся, мгновенно сменившись гневом, страх. Думать об этом поздно. Через мгновение, заглушая шум и плеск воды, раздался хлопок….
Первое, что тан Райм успела понять, было болью, тупой гудящей болью отдачи в запястье, болью, которую Форло не испытает уже никогда, ибо чувствовать ее могут только живые люди. Взгляд девушки скользнул по застывшему на полу кают-компании телу штурмана и лицам окруживших его людей:
- Любой бунт на моем корабле карается смертью, - медленно произнесла она, - Этот корабль идет курсом на Рёвельборг. Каждый, кто пожелает оставить «Чайку» может сделать это на берегу.
Возражений не возникло. Асни поймала одобрительный взгляд, все это время стоявшего в паре шагов Ормо.
Ту ночь Асни провела без сна. То казалось, что ноет рука, на деле привыкшая к стрельбе, то приходили непрошенные раздумья о том, что она могла ошибиться. Дочь Авентина ворочалась на жесткой лежанке капитанской каюты почти до утра, пока не заставила себя забыть о сне вовсе, подняться на мостик, сменив рулевого.
Летняя светлая ночь окрасила море в светло-серую беспокойную сталь. «Чайка» шла курсом на север, почти строго на Небесную Корону*. Старики говорят, если долго плыть в ее направлении, то рано или поздно корабль упрется в вечный лед, место которое когда-то было обителью богов на земле, Сокровенное, хранимое холодом. Там, врезанные в льдины, навеки нашли свой покой сотни кораблей… кораблей тех танов, кто не смирившись с судьбой в конце земного пути отважились бросить вызов богам….
Когда-то, если море не заберет ее раньше, Асни тоже отправится в этот путь… но пока дорога «Чайки» лежит восточнее.
- Не спится?
Ормо поднялся по ступеням на Мостик и встал рядом.
- Я люблю ночь. К тому же, завтра мы уже будем на земле. То, что рассказал Форло про Роя Фроста, правда?
- У каждого своя правда, Тан, - усмехнулся одноглазый ворон, - Ты сомневаешься в верности своего решения?
- Райм будут верны Фросту. Тут не может быть никаких сомнений….
Их и не было… сомнений…. Взгляд еще раз скользнул по темному дереву дверей.
- Тан Райм? – глубокий тихий голос Вердении заставил девушку вздрогнуть, - Куда вы так рано?
Неулыбчивое, очень правильное лицо северной ведьмы было совершенно бесстрастным, взгляд светлых глаз казался острым.
Асни до сих пор не могла отделаться от настигавшей ее в присутствии этой женщины тревоги. Пальцы девушки коснулись белой шерсти бродившего за ней пса:
- Тут душно.
Вердения кивнула, словно это было достаточным для нее аргументом и, ничего больше не говоря, прошла мимо.
Раннее столичное утро встретило прохладой и речной свежестью. Взятый на конюшнях беспокойный серый жеребчик легко рысил по сонным аллеям Королевского и Золотого города, где в такую рань просыпались разве, что слуги. Рунн был огромен, несравненно больше любого города, что Асни видела раньше, сочетая в себе порой прямо противоположные качества и разномастную почти не сочетаемую архитектуру. Казалось, каждый здесь делает все, что бы перекричать своим наглядным богатством соседа.
В Служилом и Ремесленном, напротив, было уже многолюдно и шумно. Асни порой оглядывалась, но вспоминались черные черепичные крыши домов Лисьего. Здесь ничего не напоминало о доме, но оттого туда тянуло только сильнее.
В особняк Фростов Асни вернулась только к обеду, бросила конюшенному удила, и спрыгнув с коня быстрым шагом прошла в холл, остановившись лишь для того, что бы придать своему лицу и осанке приличествующее тану выражение, когда услышала знакомый голос:
- Передайте герцогу, что я найду время для встречи, после приема.
Шаги. Асни проводила взглядом до дверей немолодого загорелого человека в черном и вошла в гостиную.
- Тан Райм, - серо-желтые глаза Роя Фроста на какое-то время остановились на ней, потом он кивнул, - Хорошо, что ты уже здесь. Тебя ждут.
Асни позволила портнихе и одной из служанок Тори, своих она не держала, застегнуть многочисленные крючки скреплявшие платье на спине и собрать заколками с лунным камнем слишком короткие для выхода в свет волосы в подобие высокой прически. Черное с серебром, облегающее в талии платье, с открытыми плечами, но при этом едва открывающее тонкие ключицы. Из украшений ожерелье – серебро и лунный камень. Девушка усмехнулась самой себе, последний раз она надевала платье лет шесть назад, когда еще была ребенком. Как глупо, наверное, все это выглядит сейчас со стороны, с ее манерой держаться. Она никогда не согласилась бы носить что-то подобное, но приказы Первого Тана, даже такие приказы, обсуждению не подлежат.
Наконец, ее оставили в покое, и Тан Райм подошла к зеркалу.
- Замечательно сидит, номени, - раскланивалась рядом портниха.
- Странно, - тихо ответила Асни самой себе, - Будто я – не я.
*Созвездие северных широт, состоящее из трех звезд, по Камелии, самой яркой центральной звезде которого вычисляется направление, считается, что она указывает строго на север.
Рунн.
Асни проснулась за час до рассвета… от тишины. Это было восьмое утро встреченное в столице Империи, но она так и не научилась спокойно спать без привычного гулкого рокота, сопровождавшего ее все годы прошлой жизни…. Рев волн, разбивающихся о скалы, бессильная ярость моря, смешанная с криками чаек и подхваченная ветром. Песня, заглушить которую, на Стальных Берегах не способны даже самые толстые стены, непрерывная, врезавшаяся в кровь, как дыхание или биение сердца…
В столичном каменном гнезде Фростов было тихо.
Как долго можно прожить, остановив свое сердце и не дыша?
Асни вздохнула, разглядывая, теряющийся в темноте потолок и внезапно почувствовала злость. Нет ничего хуже, чем вот так, забывая о том, кто ты есть, жалеть себя.
Она решительно села на постели, спустив ноги на холодный пол, и на мгновение замерла, поняв, что в комнате не одна. Неожиданно для нее самой, на губах появилась улыбка:
- Ну, иди сюда.
Когти шаркнули по гладкому паркету, белый мохнатый зверь, виляя хвостом, почти лениво поднялся со своего законного места у двери, прошествовал через комнату, сел рядом и ткнулся мокрым черным носом в руку девушки.
Асни рассеяно, улыбаясь сама не зная чему, разгладила пальцами мягкую шерсть на голове пса.
- Ты тоже скучаешь по дому…., - по замку в скалах над морем, чьих стен когда-то касались руки богов, твоих истинных Хозяев.
Собака понимающе ударила по полу пушистым хвостом, продолжая смотреть на девушку льдисто-голубыми осколками глаз. Еще одна сумрачно-снежная легенда северного края. Моряки болтали о псах Фроста многое, говорили, что собаки подобные этим некогда служили Белой Праматери, впрочем, моряки всегда болтают много и часто без толку.
Девушка поднялась с постели, быстро накинув на себя белую льняную рубаху. Рунн не север, и утро здесь вместо того, что бы колоть ледяными иголками холода лишь слегка касалось кожи почти неощутимой прохладой. Но оделась Асни по привычке быстро. Приталенные кожаные штаны, черный короткий камзол и широкий пояс, ничего лишнего…. Короткий взгляд на зеркало, отразившее стройную почти мальчишескую фигуру, и Асни выскользнула в коридор.
Дом был все так же тих, даже пес и тот следовал за ней совершенно бесшумно, словно призрак. Отчего-то остро захотелось услышать и почувствовать ветер. Как можно скорее…. Но ноги сами остановились у простых дубовых дверей, из под которых сейчас не выбивалось уже привычной полоски света. Первый Тан Севера, верно, все же иногда отдыхает. Тишина. Асни вздохнула, но продолжала стоять, словно ожидая чего-то.
- Вой, - Форло ударил тяжелой пивной кружкой по столешнице, так что дрогнула стоящая на ней железная посуда со снедью, и нетрезвыми, казалось, полубезумными глазами осмотрел своих невольных слушателей, - Клянусь, что каждую ночь со стен Осколка доносится волчий вой. Я сам слышал его.
- Собаки, - скептически ответил Ормо, негромко, но так что одноглазого ворона услышал каждый, - У Первого Тана много собак. Собаки воют по ночам.
- Да что я, собаки от волка не отличу? - выражение лица штурмана «Чайки» стало яростным.
Асни, наблюдавшая за происходящим со стороны, легко поднялась со своего места.
- Довольно. Волки или собаки, велика разница.
- Да разве ж в собаках дело, мой Тан, - на лице Форло появилась опасная усмешка, и хриплый голос стал на полтона ниже, - Рой Фрост сам волчьей кровью меченый. Не зря люди говорят, он и брата своего и супружницу под нож пустил, все оттого, что клыки мяса просят.
- Ты бредишь, Форло, - спокойно отозвалась Асни, пальцы под плащом сомкнулись на ручке пистолета, - Перебрал. Тебе лучше вернуться в каюту. Ормо заменит тебя.
- Вы идете неправильным курсом, тан. Этот человек убил вашего отца, мы все служили ему и все умрем там. Ваш приказ неверен, - он поднялся из-за стола ей на встречу.
Асни не двинулась с места. Кругом стояли ее люди, ее только до тех пор, пока она не проявит слабости. Рука с пистолем поднялась на встречу мужчине. Одно из немногих правил услышанных от отца, когда тот учил Эйнара морским законам – если поднимаешь оружие, то единственное позволительное действие выстрелить… Асни видела, как в глазах Форло всколыхнулся, мгновенно сменившись гневом, страх. Думать об этом поздно. Через мгновение, заглушая шум и плеск воды, раздался хлопок….
Первое, что тан Райм успела понять, было болью, тупой гудящей болью отдачи в запястье, болью, которую Форло не испытает уже никогда, ибо чувствовать ее могут только живые люди. Взгляд девушки скользнул по застывшему на полу кают-компании телу штурмана и лицам окруживших его людей:
- Любой бунт на моем корабле карается смертью, - медленно произнесла она, - Этот корабль идет курсом на Рёвельборг. Каждый, кто пожелает оставить «Чайку» может сделать это на берегу.
Возражений не возникло. Асни поймала одобрительный взгляд, все это время стоявшего в паре шагов Ормо.
Ту ночь Асни провела без сна. То казалось, что ноет рука, на деле привыкшая к стрельбе, то приходили непрошенные раздумья о том, что она могла ошибиться. Дочь Авентина ворочалась на жесткой лежанке капитанской каюты почти до утра, пока не заставила себя забыть о сне вовсе, подняться на мостик, сменив рулевого.
Летняя светлая ночь окрасила море в светло-серую беспокойную сталь. «Чайка» шла курсом на север, почти строго на Небесную Корону*. Старики говорят, если долго плыть в ее направлении, то рано или поздно корабль упрется в вечный лед, место которое когда-то было обителью богов на земле, Сокровенное, хранимое холодом. Там, врезанные в льдины, навеки нашли свой покой сотни кораблей… кораблей тех танов, кто не смирившись с судьбой в конце земного пути отважились бросить вызов богам….
Когда-то, если море не заберет ее раньше, Асни тоже отправится в этот путь… но пока дорога «Чайки» лежит восточнее.
- Не спится?
Ормо поднялся по ступеням на Мостик и встал рядом.
- Я люблю ночь. К тому же, завтра мы уже будем на земле. То, что рассказал Форло про Роя Фроста, правда?
- У каждого своя правда, Тан, - усмехнулся одноглазый ворон, - Ты сомневаешься в верности своего решения?
- Райм будут верны Фросту. Тут не может быть никаких сомнений….
Их и не было… сомнений…. Взгляд еще раз скользнул по темному дереву дверей.
- Тан Райм? – глубокий тихий голос Вердении заставил девушку вздрогнуть, - Куда вы так рано?
Неулыбчивое, очень правильное лицо северной ведьмы было совершенно бесстрастным, взгляд светлых глаз казался острым.
Асни до сих пор не могла отделаться от настигавшей ее в присутствии этой женщины тревоги. Пальцы девушки коснулись белой шерсти бродившего за ней пса:
- Тут душно.
Вердения кивнула, словно это было достаточным для нее аргументом и, ничего больше не говоря, прошла мимо.
Раннее столичное утро встретило прохладой и речной свежестью. Взятый на конюшнях беспокойный серый жеребчик легко рысил по сонным аллеям Королевского и Золотого города, где в такую рань просыпались разве, что слуги. Рунн был огромен, несравненно больше любого города, что Асни видела раньше, сочетая в себе порой прямо противоположные качества и разномастную почти не сочетаемую архитектуру. Казалось, каждый здесь делает все, что бы перекричать своим наглядным богатством соседа.
В Служилом и Ремесленном, напротив, было уже многолюдно и шумно. Асни порой оглядывалась, но вспоминались черные черепичные крыши домов Лисьего. Здесь ничего не напоминало о доме, но оттого туда тянуло только сильнее.
В особняк Фростов Асни вернулась только к обеду, бросила конюшенному удила, и спрыгнув с коня быстрым шагом прошла в холл, остановившись лишь для того, что бы придать своему лицу и осанке приличествующее тану выражение, когда услышала знакомый голос:
- Передайте герцогу, что я найду время для встречи, после приема.
Шаги. Асни проводила взглядом до дверей немолодого загорелого человека в черном и вошла в гостиную.
- Тан Райм, - серо-желтые глаза Роя Фроста на какое-то время остановились на ней, потом он кивнул, - Хорошо, что ты уже здесь. Тебя ждут.
Асни позволила портнихе и одной из служанок Тори, своих она не держала, застегнуть многочисленные крючки скреплявшие платье на спине и собрать заколками с лунным камнем слишком короткие для выхода в свет волосы в подобие высокой прически. Черное с серебром, облегающее в талии платье, с открытыми плечами, но при этом едва открывающее тонкие ключицы. Из украшений ожерелье – серебро и лунный камень. Девушка усмехнулась самой себе, последний раз она надевала платье лет шесть назад, когда еще была ребенком. Как глупо, наверное, все это выглядит сейчас со стороны, с ее манерой держаться. Она никогда не согласилась бы носить что-то подобное, но приказы Первого Тана, даже такие приказы, обсуждению не подлежат.
Наконец, ее оставили в покое, и Тан Райм подошла к зеркалу.
- Замечательно сидит, номени, - раскланивалась рядом портниха.
- Странно, - тихо ответила Асни самой себе, - Будто я – не я.
*Созвездие северных широт, состоящее из трех звезд, по Камелии, самой яркой центральной звезде которого вычисляется направление, считается, что она указывает строго на север.
24 день месяца Полотна.
Рунн. Дом Прад.
Изящная рука зависла над булькающим соусом, пальчики в каком-то полусне продолжали добавлять то одну приправу, то другую, пока толстушка-кухарка не окликнула:
- Майрис Сандра!!! Вы же его засластите!
- Ой! – охнула девушка, очнувшись от своих мыслей и быстро отложив пакетики с засушенными, душистыми травками. Она быстро схватила ложку и едва не утопила ее в пряном, кипящем соусе. – Ох, что-то все не так сейчас.
- Идите отдохнуть, майрис. Я справлюсь тут, - заворчала кухарка.
- Прости меня, Хана, я все тебе тут испортила.
Кухарка внимательно посмотрела на соус, потом на хозяйку и вновь заворчала:
- И вовсе не все. Но лучше вам пойти, майрис Сандра, полежать, отдохнуть…
Сандра вышла из кухни, слыша несущееся ей в спину ворчание и повторяемые слова: полежать, отдохнуть… девушка боялась позволить себе это. Как только она закрывала глаза – время меняло свой ход, властной рукой утягивая ее назад и заставляя переживать то, что уже давно было пережито. Но забыть – не получалось. Рыжие кудри упали на грудь, когда девушка склонила голову, входя в свою комнату и едва не падая на пороге. Но ей хватило сил медленно дойти до кровати, где можно было вытянуться и со стоном уткнуться в шелковые простыни. Тонкие пальцы бессильно сжались, и Сандра отчаянно ударила по кровати кулаком, прежде чем перевернуться на спину. Зеленые глаза уставились в высокий потолок, расписанный мраморными узорами. Нити рисунка завивались, перекручивались, уводя ее вслед за памятью, за прошлым.. снова назад. И девушка закрыла глаза, зажимая рот рукой.
...Она получила официальное приглашение на обед с его императорским величеством и первым священослужителем столицы. Девушка знала, что император выделяет ее и, поэтому не удивилась приглашению. Сандра очень хорошо сознавала свою красоту. Ей нравилось то восхищение, которым ее окружали. Повертевшись еще раз напротив огромного зеркала, она осталась довольна собой: белое платье с черной отделкой выгодно оттеняло ее золотистую кожу и придавало неповторимый блеск изумрудным глазам. Девушка поспешила на важный обед. Александр встретил ее неизменной улыбкой, и вспыхнувший взгляд лучше слов показал, что ее вид восхищает его. Сандра улыбнулась в ответ, гордо поднимая головку.
- Сандра, их святейшество задерживается.. Прошу вас, не откажитесь выпить бокал вина?
- О, ваше величество, говорят это еще сильнее разжигает аппетит..
- Это хорошо, - взгляд императора с излишней откровенностью скользнул по покатым плечам и глубокому вырезу платья, но потом он опять улыбнулся и собственноручно налил девушке вина.
Сандра сделала два маленьких глотка и поставила бокал на стол, присаживаясь напротив Александра и расправляя юбки:
- Вы меня балуете.
В царственном взгляде мелькнул и погас огонь, на который она не обратила внимания:
- То ли еще будет, дитя мое.
Девушка чуть вздрогнула, ощутив странный холодок, пробежавший по спине, и постаралась сесть прямее, но это ей не удалось и она обессилено упала вперед, подхваченная ловкими руками. Ее губы лепетали что-то извиняющееся, но комната уже кружилась в бешеном водовороте.
...Сандра очнулась. И первое, что ощутила это ласку нежного шелка, на котором лежала и теплые поглаживания мужских пальцев, скользящих по обнаженной груди, животу. Сандра вздрогнула и, с трудом собираясь с силами, устремила зеленые глаза прямо в лицо Александра. Император внимательно следил за ней, чуть улыбаясь:
- Ты еще красивее, чем я мог предположить. Как ты себя чувствуешь, Сандра?
Она медленно осознавала происшедшее:
- Вы.. Воспользовались моей беспомощностью?
Губы его раздвинулись в циничной улыбке, холодный взгляд устремился прямо в огромные, зеленые глаза:
- Я решил научить тебя наслаждаться, моя девочка.. Твое тело очень чувствительно. А этот пресловутый первый раз - всегда боль. Сейчас же ты можешь почувствовать лишь наслаждение.
Сандра отказывалась понимать то, что он говорил. В груди ее появился противный комок страха и бессилия:
- Что вам нужно еще от меня, Ваше Величество?
- Очень немного - любви. Полюби меня, красавица моя, и ты будешь вознаграждена по-королевски. Обещаю, - он говорил так странно. Перед девушкой все плыло..
Она вытянулась в струнку, пытаясь не ощущать жаркого, мужского тела, его рук, но они ласкали ее - нежно, изучающе, требовательно.. И ее послушное тело откликалось на каждое прикосновение.. В изумрудных глазах постепенно появлялась странная тень: чуждое полузабытье.. страстная, манящая волна.. и страх..
Его терпению и настойчивости не было предела. Руки и губы ласкали ее снова и снова жаркими поцелуями, касаниями, удовлетворено ловя ответную силу ее чувственного тела. Сандра не верила сама себе: страстное желание побеждало ее, оставляя где-то за пределами самого сознания все остальные чувства. Иссушающая жажда, которая ничем не могла быть удовлетворена, смотрела ей в душу из сапфировых глаз, подхватывая каждое движение, каждый вздох и стон. Девушка не могла забыться, не могла потерять сознание, она всего лишь жаждала, чтобы это прекратилось. За окном гремела страшная гроза и с каждым раскатом грома - ее тело содрогалось от сладострастного желания, которое пробуждали в ней умелые руки Александра. С каждым раскатом она ощущала, как пылает нежная кожа и хотя сознание кричало: "нет" - тело предательски и преданно отвечало: "да-да-да".. И не было слез. На улице хлестали бешеные струи дождя, а она не могла заплакать...
Поздним утром Александр медленно одевал ее. Длинные пальцы чуть ласкали кожу стройной ножки, натягивая чулок. Сандра не в силах была осознать того, что произошло, того, что могло случиться дальше. Зеленые глаза смотрели в себя и не узнавали то, что видели внутри.
- Сандра.. Я утомил тебя ласками, моя прекрасная девочка. Но ты - восхитительная и полагаю, отказаться от тебя будет выше моих сил. Завтра и послезавтра я разрешаю тебе отдохнуть, но потом желаю видеть тебя в своих руках, - он говорил так спокойно, так ласково, что она открыла глаза и взглянула прямо в бездонную глубину синих омутов, замечая в них животное удовлетворение и.. И это решило все:
- Я не ваша рабыня. И никогда не буду принадлежать вам! - зеленые глаза из последних сил сдерживали напор его воли.
Александр поднялся, поднимая ее к себе и обнимая талию одной рукой, ласково прикоснулся к пушистым, рыжим локонам, разглядывая ее лицо едва ли не со смехом:
- Не торопись с ответом, моя красавица.. Хорошо подумай. А пока - ступай.
Девушка нарочито спокойно направилась к выходу, сжимая в себе невероятное желание кинуться прочь. Его слова преградили ей путь к двери:
- Сандра, у вас есть братья, кажется? – полу-утверждение. - И сестры. Не родные, но все же. Немаленькая семья. Я слышал разговоры, что вы весьма дружны. У вас очаровательная семья, моя несравненная девочка.
Она нашла в себе силы повернуться, присесть в реверансе и выйти из комнаты прежде, чем сильная дрожь выдала тот ужас, который охватил все ее существо.
Она видела лишь одно лицо во всем этом безбрежном океане взглядов, вздохов, шепотов, фигур – для нее все уходило с ним, с человеком, который так многое изменил в ее жизни на свой лад. И сейчас он был удивительно красив и казался всего лишь спящим. Еще миг: он усмехнется, как это бывало после сна, не открывая глаз, поднимет руку и все опять замрут, ожидая. Почему-то она была уверена, что никто из рядом стоящих людей ни в силах был бы понять ее. Одиночество особенно остро чувствовалось в этой блистательной толпе, где каждый был похож на рядом стоящего. Отличие было лишь в умении показать свое лицо или маску, подходящую случаю. Девушка судорожно сжала шелковистую ткань огромной шали, в которую она куталась. Изумрудные глаза влажно сверкнули, когда она, в который уже раз вскинула взгляд на пышно убранный гроб. Страшно? Да, ей было страшно, что все это лишь розыгрыш. Но память была еще страшнее. Холодное дуновение воздуха ударило в спину, и Сандра оглянулась. Глаза ее встретили взгляд единственного человека, к которому ей сейчас хотелось прижаться, но брат был далеко. Отворачиваясь, девушка дрожащими пальцами натянула на плечи черную шаль и прикрыла рыжие ресницы: страшнее всего был холод в душе…
.. Когда в первый раз до ее слуха донесся похотливо-осуждающий шепот за спиной: "фаворитка.." - девушка лишь еще выше подняла голову, продолжая идти вперед. Никто не мог знать, что до этого слова она сама определила свое место и, заняв его, приняла решение: лучше жить сверкая, раз умереть невозможно….
… Пальчики коснулись рукояти оружия: холодная. Девушка судорожно сжала руку, на миг приставив лезвие к своей груди, намечая место удара. Это легко. Несоизмеримо легче, чем позорная роль, предложенная тем, кому ты не можешь сказать «нет». Сильные мужские пальцы сжали девичью кисть и из нее выпал тонкий стилет. Сандра гневно вскинула голову, сталкиваясь с властным, стальным взглядом:
- Не надо, - негромко сказал спокойный голос. – К вам – Император.
- Браво-браво, Никола. Благодарю, ты свободен.
Гнев потух и опять в душу хлынул холод из красивых, поразительно синих глаз. Два осколка льда – безжалостных и жестоких. Сандра вздрогнула, когда мужчина приблизился к ней:
- Что мы видим, моя красавица, - слова Императора кинжалами вонзались в сознание, только причиняли гораздо более сильную боль, отравленную безысходностью. – Вы желаете покинуть нас без разрешения? Это грех. И преступление. За которое платить придется. Вашей семье, Сандра. Неужели вы думаете, моя красивая девочка, что мы позволим вам безнаказанно уйти в небытие? Нет, за вашу смерть – безвременную и безмерно нас огорчившую – расплатятся все, кто, так или иначе вам дорог. Братья и сестры – родные, двоюродные, да хоть через несколько поколений…
Зеленые глаза внимательно следили за лицом Его Величества и понимали, что в каждом слове сквозит пронзительная правда, от которой никуда спрятаться. Девушка дрогнула – опять. Он умел заставить ее дрожать от слабости, страха, страсти.
- Я повторяю, моя красивая, упрямая девочка: просто полюби меня, и я сделаю тебя счастливой.
Снова это ласкающее прикосновение и она знала, что не сумела справиться: в глазах мелькнула и пропала мольба. Нет, молить было бесполезно – это она тоже очень быстро поняла.
- Вы дали мне время подумать, - тихо проговорила девушка, опираясь точеной рукой о спинку стула. Эта комната стала клеткой, которую вскорости заменят на другую – более просторную и блистательную.
- Именно, моя красавица, подумать. Ни на что большее мы вам разрешения не давали, - он предупредительно удержал ее от реверанса, угадывая, что она может упасть от охватившей все тело слабости. Губы его коснулись обнаженного плеча девушки. – До встречи на балу, моя красивая девочка.
Дверь распахнулась, впуская в комнату порыв вольного ветра:
- Сестра, что с тобой? – девушка почувствовала, как теплые руки поднимают ее, обнимая, прижимая к груди, где вольно билось дорогое ей сердце, ради этой музыки жизни – она готова была сделать еще ни единожды то, что ей пришлось сотворить.
Пушистая, рыжая головка поднялась и две пары зеленых глаз встретились, улыбнувшись друг другу:
- Ты плачешь, сестренка?
Кудри взметнулись, когда она покачала головой, прижимаясь к нему и обнимая в ответ:
- Нет. Как плакать, когда сердце умерло в груди? И уже давно.
Теплая ладонь брата коснулась ее щек, девушка невольно улыбнулась опять, так как в его взоре мелькнуло решительное: «нет»! И она встряхнулась, как кошка:
- Я задумалась, Дирок. А надо не думать, а делать.
- Правильно, - сказал брат и прежде чем он продолжил, девушка решительно протянула руку и позвонила в колокольчик:
- Пожалуй, я пройдусь, тем более что уборка главного нашего зала – это уже твоя обязанность. Все эти шкафы и столы мне не составить, - она по-ребячески состроила гримаску и показала ему язык, прежде чем подхватить под руку появившуюся в дверях служанку и вместе с ней выскользнуть в коридор. – Энн, положи в мою любимую корзиночку несколько вкусных пирожков и обязательно – клубничное варенье. Скажи Марти, чтобы он меня сопровождал.
- Куда вы собрались, майрис? – недовольно пробурчала девушка.
- Да, я тоже хотел бы это знать, хотя бы скажи – когда тебя ждать, - высказался появившийся следом Дирок, выгибая бровь.
Сандра на миг остановилась, а потом встряхнула головкой:
- Навещу одну очаровательную, будущую мамочку.
Спустя пару часов, молодая фрейлина рассматривала причудливо разрисованную вазу на столе в огромном, приемном зале дома герцога Флавийского, ожидая, когда ее проведут к Анне Валевской-Флавио.
- Я решил убедиться в этом лично, - за спиной девушки раздался мягкий, красивый голос, на который она повернулась, улыбаясь.
- Это честь для меня, ваша светлость. Но, право, я не хотела вас беспокоить. – легкий реверанс и плавно поднятая рука. - Просто пришла проведать вашу очаровательную невестку. Надеюсь ее здоровье в порядке?
Евгений Флавио взял протянутую ему руку, не спеша отпускать, и с удовольствием любуясь на открыто встретивший его взор фрейлины:
- Благодарю вас, Сандра, за беспокойство. Мне бы хотелось, чтобы вы не только поэтому радовали нас своими визитами, - губы его коснулись руки девушки, чуть улыбаясь.
- Вашему обаянию сложно что-либо противопоставить, герцог, - чуть лукаво прищурилась Сандра.
- Лишь ваше очарование, Сандра.
- Говорят оно опасно, мой герцог, я бы не хотела быть опасной для вас, - девушка вновь присела в реверансе, сверкнув улыбкой.
И герцог Флавио поднял руки, разводя их в стороны и оглядываясь с преувеличенным вниманием:
- Если бы все, что мне грозило, было столь очаровательным и красивым…
- То вы не были герцогом, ваша светлость. И скорей всего обрели бы Сады Блаженства на земле нашей.
Дверь отворилась и на пороге комнаты появилась Анна Флавио, чье лицо тут же озарилось улыбкой узнавания:
- Сандра, как мило, что вы пришли меня навестить. Я вам очень рада.
Рыжеволосая девушка улыбнулась в ответ с искренней приязнью, встречая взгляд нежно-голубых глаз: спокойных и ласковых.
Рунн. Дом Прад.
Мир расколот пустотой на части,
Гаснут звезды в небесах алых.
Сердце пламени - во тьме власти.
Голос Крови: "Начни сначала!"
Гаснут звезды в небесах алых.
Сердце пламени - во тьме власти.
Голос Крови: "Начни сначала!"
Изящная рука зависла над булькающим соусом, пальчики в каком-то полусне продолжали добавлять то одну приправу, то другую, пока толстушка-кухарка не окликнула:
- Майрис Сандра!!! Вы же его засластите!
- Ой! – охнула девушка, очнувшись от своих мыслей и быстро отложив пакетики с засушенными, душистыми травками. Она быстро схватила ложку и едва не утопила ее в пряном, кипящем соусе. – Ох, что-то все не так сейчас.
- Идите отдохнуть, майрис. Я справлюсь тут, - заворчала кухарка.
- Прости меня, Хана, я все тебе тут испортила.
Кухарка внимательно посмотрела на соус, потом на хозяйку и вновь заворчала:
- И вовсе не все. Но лучше вам пойти, майрис Сандра, полежать, отдохнуть…
Сандра вышла из кухни, слыша несущееся ей в спину ворчание и повторяемые слова: полежать, отдохнуть… девушка боялась позволить себе это. Как только она закрывала глаза – время меняло свой ход, властной рукой утягивая ее назад и заставляя переживать то, что уже давно было пережито. Но забыть – не получалось. Рыжие кудри упали на грудь, когда девушка склонила голову, входя в свою комнату и едва не падая на пороге. Но ей хватило сил медленно дойти до кровати, где можно было вытянуться и со стоном уткнуться в шелковые простыни. Тонкие пальцы бессильно сжались, и Сандра отчаянно ударила по кровати кулаком, прежде чем перевернуться на спину. Зеленые глаза уставились в высокий потолок, расписанный мраморными узорами. Нити рисунка завивались, перекручивались, уводя ее вслед за памятью, за прошлым.. снова назад. И девушка закрыла глаза, зажимая рот рукой.
*****
...Она получила официальное приглашение на обед с его императорским величеством и первым священослужителем столицы. Девушка знала, что император выделяет ее и, поэтому не удивилась приглашению. Сандра очень хорошо сознавала свою красоту. Ей нравилось то восхищение, которым ее окружали. Повертевшись еще раз напротив огромного зеркала, она осталась довольна собой: белое платье с черной отделкой выгодно оттеняло ее золотистую кожу и придавало неповторимый блеск изумрудным глазам. Девушка поспешила на важный обед. Александр встретил ее неизменной улыбкой, и вспыхнувший взгляд лучше слов показал, что ее вид восхищает его. Сандра улыбнулась в ответ, гордо поднимая головку.
- Сандра, их святейшество задерживается.. Прошу вас, не откажитесь выпить бокал вина?
- О, ваше величество, говорят это еще сильнее разжигает аппетит..
- Это хорошо, - взгляд императора с излишней откровенностью скользнул по покатым плечам и глубокому вырезу платья, но потом он опять улыбнулся и собственноручно налил девушке вина.
Сандра сделала два маленьких глотка и поставила бокал на стол, присаживаясь напротив Александра и расправляя юбки:
- Вы меня балуете.
В царственном взгляде мелькнул и погас огонь, на который она не обратила внимания:
- То ли еще будет, дитя мое.
Девушка чуть вздрогнула, ощутив странный холодок, пробежавший по спине, и постаралась сесть прямее, но это ей не удалось и она обессилено упала вперед, подхваченная ловкими руками. Ее губы лепетали что-то извиняющееся, но комната уже кружилась в бешеном водовороте.
...Сандра очнулась. И первое, что ощутила это ласку нежного шелка, на котором лежала и теплые поглаживания мужских пальцев, скользящих по обнаженной груди, животу. Сандра вздрогнула и, с трудом собираясь с силами, устремила зеленые глаза прямо в лицо Александра. Император внимательно следил за ней, чуть улыбаясь:
- Ты еще красивее, чем я мог предположить. Как ты себя чувствуешь, Сандра?
Она медленно осознавала происшедшее:
- Вы.. Воспользовались моей беспомощностью?
Губы его раздвинулись в циничной улыбке, холодный взгляд устремился прямо в огромные, зеленые глаза:
- Я решил научить тебя наслаждаться, моя девочка.. Твое тело очень чувствительно. А этот пресловутый первый раз - всегда боль. Сейчас же ты можешь почувствовать лишь наслаждение.
Сандра отказывалась понимать то, что он говорил. В груди ее появился противный комок страха и бессилия:
- Что вам нужно еще от меня, Ваше Величество?
- Очень немного - любви. Полюби меня, красавица моя, и ты будешь вознаграждена по-королевски. Обещаю, - он говорил так странно. Перед девушкой все плыло..
Она вытянулась в струнку, пытаясь не ощущать жаркого, мужского тела, его рук, но они ласкали ее - нежно, изучающе, требовательно.. И ее послушное тело откликалось на каждое прикосновение.. В изумрудных глазах постепенно появлялась странная тень: чуждое полузабытье.. страстная, манящая волна.. и страх..
Его терпению и настойчивости не было предела. Руки и губы ласкали ее снова и снова жаркими поцелуями, касаниями, удовлетворено ловя ответную силу ее чувственного тела. Сандра не верила сама себе: страстное желание побеждало ее, оставляя где-то за пределами самого сознания все остальные чувства. Иссушающая жажда, которая ничем не могла быть удовлетворена, смотрела ей в душу из сапфировых глаз, подхватывая каждое движение, каждый вздох и стон. Девушка не могла забыться, не могла потерять сознание, она всего лишь жаждала, чтобы это прекратилось. За окном гремела страшная гроза и с каждым раскатом грома - ее тело содрогалось от сладострастного желания, которое пробуждали в ней умелые руки Александра. С каждым раскатом она ощущала, как пылает нежная кожа и хотя сознание кричало: "нет" - тело предательски и преданно отвечало: "да-да-да".. И не было слез. На улице хлестали бешеные струи дождя, а она не могла заплакать...
Поздним утром Александр медленно одевал ее. Длинные пальцы чуть ласкали кожу стройной ножки, натягивая чулок. Сандра не в силах была осознать того, что произошло, того, что могло случиться дальше. Зеленые глаза смотрели в себя и не узнавали то, что видели внутри.
- Сандра.. Я утомил тебя ласками, моя прекрасная девочка. Но ты - восхитительная и полагаю, отказаться от тебя будет выше моих сил. Завтра и послезавтра я разрешаю тебе отдохнуть, но потом желаю видеть тебя в своих руках, - он говорил так спокойно, так ласково, что она открыла глаза и взглянула прямо в бездонную глубину синих омутов, замечая в них животное удовлетворение и.. И это решило все:
- Я не ваша рабыня. И никогда не буду принадлежать вам! - зеленые глаза из последних сил сдерживали напор его воли.
Александр поднялся, поднимая ее к себе и обнимая талию одной рукой, ласково прикоснулся к пушистым, рыжим локонам, разглядывая ее лицо едва ли не со смехом:
- Не торопись с ответом, моя красавица.. Хорошо подумай. А пока - ступай.
Девушка нарочито спокойно направилась к выходу, сжимая в себе невероятное желание кинуться прочь. Его слова преградили ей путь к двери:
- Сандра, у вас есть братья, кажется? – полу-утверждение. - И сестры. Не родные, но все же. Немаленькая семья. Я слышал разговоры, что вы весьма дружны. У вас очаровательная семья, моя несравненная девочка.
Она нашла в себе силы повернуться, присесть в реверансе и выйти из комнаты прежде, чем сильная дрожь выдала тот ужас, который охватил все ее существо.
*****
Она видела лишь одно лицо во всем этом безбрежном океане взглядов, вздохов, шепотов, фигур – для нее все уходило с ним, с человеком, который так многое изменил в ее жизни на свой лад. И сейчас он был удивительно красив и казался всего лишь спящим. Еще миг: он усмехнется, как это бывало после сна, не открывая глаз, поднимет руку и все опять замрут, ожидая. Почему-то она была уверена, что никто из рядом стоящих людей ни в силах был бы понять ее. Одиночество особенно остро чувствовалось в этой блистательной толпе, где каждый был похож на рядом стоящего. Отличие было лишь в умении показать свое лицо или маску, подходящую случаю. Девушка судорожно сжала шелковистую ткань огромной шали, в которую она куталась. Изумрудные глаза влажно сверкнули, когда она, в который уже раз вскинула взгляд на пышно убранный гроб. Страшно? Да, ей было страшно, что все это лишь розыгрыш. Но память была еще страшнее. Холодное дуновение воздуха ударило в спину, и Сандра оглянулась. Глаза ее встретили взгляд единственного человека, к которому ей сейчас хотелось прижаться, но брат был далеко. Отворачиваясь, девушка дрожащими пальцами натянула на плечи черную шаль и прикрыла рыжие ресницы: страшнее всего был холод в душе…
.. Когда в первый раз до ее слуха донесся похотливо-осуждающий шепот за спиной: "фаворитка.." - девушка лишь еще выше подняла голову, продолжая идти вперед. Никто не мог знать, что до этого слова она сама определила свое место и, заняв его, приняла решение: лучше жить сверкая, раз умереть невозможно….
… Пальчики коснулись рукояти оружия: холодная. Девушка судорожно сжала руку, на миг приставив лезвие к своей груди, намечая место удара. Это легко. Несоизмеримо легче, чем позорная роль, предложенная тем, кому ты не можешь сказать «нет». Сильные мужские пальцы сжали девичью кисть и из нее выпал тонкий стилет. Сандра гневно вскинула голову, сталкиваясь с властным, стальным взглядом:
- Не надо, - негромко сказал спокойный голос. – К вам – Император.
- Браво-браво, Никола. Благодарю, ты свободен.
Гнев потух и опять в душу хлынул холод из красивых, поразительно синих глаз. Два осколка льда – безжалостных и жестоких. Сандра вздрогнула, когда мужчина приблизился к ней:
- Что мы видим, моя красавица, - слова Императора кинжалами вонзались в сознание, только причиняли гораздо более сильную боль, отравленную безысходностью. – Вы желаете покинуть нас без разрешения? Это грех. И преступление. За которое платить придется. Вашей семье, Сандра. Неужели вы думаете, моя красивая девочка, что мы позволим вам безнаказанно уйти в небытие? Нет, за вашу смерть – безвременную и безмерно нас огорчившую – расплатятся все, кто, так или иначе вам дорог. Братья и сестры – родные, двоюродные, да хоть через несколько поколений…
Зеленые глаза внимательно следили за лицом Его Величества и понимали, что в каждом слове сквозит пронзительная правда, от которой никуда спрятаться. Девушка дрогнула – опять. Он умел заставить ее дрожать от слабости, страха, страсти.
- Я повторяю, моя красивая, упрямая девочка: просто полюби меня, и я сделаю тебя счастливой.
Снова это ласкающее прикосновение и она знала, что не сумела справиться: в глазах мелькнула и пропала мольба. Нет, молить было бесполезно – это она тоже очень быстро поняла.
- Вы дали мне время подумать, - тихо проговорила девушка, опираясь точеной рукой о спинку стула. Эта комната стала клеткой, которую вскорости заменят на другую – более просторную и блистательную.
- Именно, моя красавица, подумать. Ни на что большее мы вам разрешения не давали, - он предупредительно удержал ее от реверанса, угадывая, что она может упасть от охватившей все тело слабости. Губы его коснулись обнаженного плеча девушки. – До встречи на балу, моя красивая девочка.
Дверь распахнулась, впуская в комнату порыв вольного ветра:
- Сестра, что с тобой? – девушка почувствовала, как теплые руки поднимают ее, обнимая, прижимая к груди, где вольно билось дорогое ей сердце, ради этой музыки жизни – она готова была сделать еще ни единожды то, что ей пришлось сотворить.
Пушистая, рыжая головка поднялась и две пары зеленых глаз встретились, улыбнувшись друг другу:
- Ты плачешь, сестренка?
Кудри взметнулись, когда она покачала головой, прижимаясь к нему и обнимая в ответ:
- Нет. Как плакать, когда сердце умерло в груди? И уже давно.
Теплая ладонь брата коснулась ее щек, девушка невольно улыбнулась опять, так как в его взоре мелькнуло решительное: «нет»! И она встряхнулась, как кошка:
- Я задумалась, Дирок. А надо не думать, а делать.
- Правильно, - сказал брат и прежде чем он продолжил, девушка решительно протянула руку и позвонила в колокольчик:
- Пожалуй, я пройдусь, тем более что уборка главного нашего зала – это уже твоя обязанность. Все эти шкафы и столы мне не составить, - она по-ребячески состроила гримаску и показала ему язык, прежде чем подхватить под руку появившуюся в дверях служанку и вместе с ней выскользнуть в коридор. – Энн, положи в мою любимую корзиночку несколько вкусных пирожков и обязательно – клубничное варенье. Скажи Марти, чтобы он меня сопровождал.
- Куда вы собрались, майрис? – недовольно пробурчала девушка.
- Да, я тоже хотел бы это знать, хотя бы скажи – когда тебя ждать, - высказался появившийся следом Дирок, выгибая бровь.
Сандра на миг остановилась, а потом встряхнула головкой:
- Навещу одну очаровательную, будущую мамочку.
Спустя пару часов, молодая фрейлина рассматривала причудливо разрисованную вазу на столе в огромном, приемном зале дома герцога Флавийского, ожидая, когда ее проведут к Анне Валевской-Флавио.
- Я решил убедиться в этом лично, - за спиной девушки раздался мягкий, красивый голос, на который она повернулась, улыбаясь.
- Это честь для меня, ваша светлость. Но, право, я не хотела вас беспокоить. – легкий реверанс и плавно поднятая рука. - Просто пришла проведать вашу очаровательную невестку. Надеюсь ее здоровье в порядке?
Евгений Флавио взял протянутую ему руку, не спеша отпускать, и с удовольствием любуясь на открыто встретивший его взор фрейлины:
- Благодарю вас, Сандра, за беспокойство. Мне бы хотелось, чтобы вы не только поэтому радовали нас своими визитами, - губы его коснулись руки девушки, чуть улыбаясь.
- Вашему обаянию сложно что-либо противопоставить, герцог, - чуть лукаво прищурилась Сандра.
- Лишь ваше очарование, Сандра.
- Говорят оно опасно, мой герцог, я бы не хотела быть опасной для вас, - девушка вновь присела в реверансе, сверкнув улыбкой.
И герцог Флавио поднял руки, разводя их в стороны и оглядываясь с преувеличенным вниманием:
- Если бы все, что мне грозило, было столь очаровательным и красивым…
- То вы не были герцогом, ваша светлость. И скорей всего обрели бы Сады Блаженства на земле нашей.
Дверь отворилась и на пороге комнаты появилась Анна Флавио, чье лицо тут же озарилось улыбкой узнавания:
- Сандра, как мило, что вы пришли меня навестить. Я вам очень рада.
Рыжеволосая девушка улыбнулась в ответ с искренней приязнью, встречая взгляд нежно-голубых глаз: спокойных и ласковых.
В растопленной весной душе
Ступая тихо, словно кошка,
Любовь пробьется понемножку
В железо-каменной броне
© Неизвестный Руннский менестрель
Ступая тихо, словно кошка,
Любовь пробьется понемножку
В железо-каменной броне
© Неизвестный Руннский менестрель
24 день месяца Полотна. Рунн. Шенбрунн. Большой дворцовый парк.
По всем законам логики и здравого рассудка Селестина Ксавье должна была быть счастлива, но как часто наш разум бывает в споре с сердцем! Так случилось и в этот раз. Дочь простого трактирщика, поднявшаяся до горничной в императорском дворце, молодая, красивая, здоровая девушка и завидная будущая жена для любого обитателя Служилого города, чего еще ей можно было желать? Но это там, в нижнем городе, она стала повелительницей улицы и квартала, здесь – на посыпанных разноцветным гравием дорожках парка и в коридорах, увешанных старыми гобеленами и родовыми портретами Александритов, хватало своих красавиц и королев. Здесь она была никем, частью интерьера и мебели, необходимой вещью. Не беда, всякое в жизни случается, если только ты не влюблена в одного из первых повес Рунна.
Селестина долго сопротивлялась своим чувствам, отрицая их всеми возможными способами, флиртуя с постояльцами своего отца и соседскими парнями, с готовностью отвечая на внимание лакеев во дворце, но… Но сердце ее продолжало биться только для одного мужчины. И не было ее вины в том, что он на нее не смотрел и не мог посмотреть. Птице предначертано небо, рыбе – река. Но она никогда не была рыбой, кошкой – да, пожалуй, дворовой кошкой, но не рыбой. А кошки всегда любили птичек.
Что же поделать - морской альбатрос* не по зубам даже сидящей на крыше замка хищнице. Подавив вздох, девушка надела капюшон неприметного коричневого плаща и побрела по аллеям большого дворцового парка. Под ногами противно скрежетал камень о камень, острая грань врезалась в подошву, девушка скривилась от боли. Как же тут ходят эти надушенные и раскрашенные придворные, с позволения сказать, дамы. Ведь их тряпичные туфельки и вовсе подходят лишь для кукольных игр, ну да Лукавый с ними, красота требует жертв. Значит, Шенбруннский дворец переполнен агнцами - жертвами красоты.
Из-за мелкого и какого-то несерьезного дождя, поливавшего или скорее одарившего столицу Империи своей скудной милостью, между голыми, покрытыми едва раскрывающимися свечками молодых листьев деревьями было мерзостно и сыро. Однако клумбы какими-то волшебными стараниями садовников уже зеленели травой, еще молодой и нежной, но надежно скрывавшей черную плоть земли. Это хорошо, значит, следов ее маленького преступления не останется.
- Базиль, умоляю, или ты улыбнешься, или я решу, что Шэлла говорила правду, и ты в нее влюбился по уши.
- Шэл может говорить, что ей вздумается, а тебе лучше не совать свой нос в мои дела.
Андре Кламор, рассмеялся и хлопнул брата по плечу, Базиль улыбнулся в ответ, Селестина глубоко вздохнула в своем укрытии. Неприметный плащ делал девушку незаметной и почти сливался с холодным, влажным стволом дерева. Если кошка хочет спрятать свои секреты, она всегда носит неприметную шкурку, об этом позаботилась природа, внешность Селестины, если честно, была приметной, но природе можно и помочь!
Мужчины остановились, как и ожидала девушка. Они каждый день фехтовали здесь в это время, они, их капитан – Никола де Нортми, его адъютант – Эстебан де Барна и тот парень, что приходил к Жаклин – Леонард.
- Что-то Никэ опаздывает, на него это не похоже, - протянул Андре, располагаясь на одной из скамеек, и девушка отпрянула назад, когда он оглянулся. Закрыв глаза, она прижалась щекой к шершавой коре, молясь Каспиану и всем святым, чтобы ее не заметили, потеряв голову от любви, она потеряла и осторожность. Впрочем, даже если ее найдут, это не страшно. Она всего лишь служанка, преступно оставившая работу, а они подумают, что интересует ее маркиз Нортми, так было всегда… Женщины липли к этому золотоволосому красавцу, словно мухи к меду, она этого не понимала. Кроме того, командир императорских гвардейцев – бывший фаворит покойного императора, как говорили, и сам был одинаково ласков, как с женщинами, так и с мужчинами. Правда это или нет, она не собиралась выяснять, ее это мало волновало, а о роде отношений братьев Кламоров и их капитана она не смела задумываться. Влюбленное сердце – слепо, глухо и… немо. Да она бы отдала сотню никол за одного Андре, за один взгляд, за один поцелуй… Нет, за поцелуй она бы продала душу Лукавому, но главарь демонов не спешил с выгодной сделкой. Земные дела его заботили мало, как того и следовало ожидать. Что можно взять с людишек? Мясо, злобу и глупость… Душу и сердце они продали уже давно.
- Давай пока разомнемся? – Предложил Базиль, и его брат согласно кивнул.
Братья Кламор, не расположенные скучать, скрестили шпаги и предались фехтованию. Оружие, вино и женщины – дай мужчинам любимые игрушки и с ними не будет проблем. Она согласилась бы и на проблемы, но именно тогда, когда ты ищешь их, они прячутся в свои самые темные норы. Селестина могла бы часами наблюдать - как Андре фехтует, смеется, говорит, шутит, и, конечно же, ей хотелось придушить тех разряженных кукол из дворца, которые флиртовали или кокетничали с ним, но больше всего ей хотелось, чтобы он был счастлив, наблюдать за этим счастьем можно было со стороны. Сжав кулачки, закусив губы и пошире открыв глаза, чтобы не капали слезы.
Но у людей нет вечности – нужно возвращаться. Осторожно отступив в тень, девушка заскользила по одной из боковых дорожек в противоположную от дворца сторону, не стоит играть со своей счастливой звездой. Лучше сделать круг, но быть уверенной, что тебя не встретят в ненужном месте, в ненужное время, в ненужной компании. Да вот только люди предполагают одно, а боги судят иначе, им по нраву свои игры. Раздвинув густые ветки жасминового куста, Селестина застыла в шоке. Она никогда не была трусихой, но зрелище, открывшееся ей, могло привести в замешательство любого.
На одной из множества неизбежных дорожек стоял тот самый Никола де Нортми, стоял и стоял бы себе, тихо и спокойно, но все в его позе, напоминавшей пантеру перед прыжком, просто вопило об опасности, горничная перевела взгляд чуть правее и почти почувствовала, как ледяной порыв ветра рванул волосы из-под капюшона. В нескольких шагах от капитана гвардейцев застыл один из пажей Императрицы – двенадцатилетний Филипп де Барна – и сжимал в руках пистолет. Пистолет, направленный в грудь маркиза де Нортми. Движения мальчишки были каким-то странными – дерганными, как у куклы, которых держал в старом сундуке ее дед – Марк Буффон. Куклы, приносящие радость детям и взрослым, куклы, которых дергали за веревочки, заставляя дарить смех.
В глазах пажа застыло помешательство, как иначе назвать то, что он делал? Селестина хотела попятиться, но ее сковал ужас, нужно было что-то делать - кричать, звать на помощь, остановить мальчишку, но она приросла к месту и онемела. Все не во время, как всегда.
- Не думал, что вы так не любите арифметику, Филипп. Неужели мой совет со счетом произвел столь сильное и неизгладимое впечатление?
Что же ты делаешь, безумец? Нет, не мальчишка, а капитан. Он же выстрелит, а ты еще больше раззадориваешь его… Идиот! Глупец! Нет, безумец… Девушка уже нашла сил протянуть руку, то ли помогла злость, то ли разум возобладал, но тут рука мальчика дернулась, и грохнул выстрел, разрубивший дневную тишину парка и спугнувший птиц, с окрестных деревьев сорвались черные стаи и с корежащим душу клекотом исчезли в серо-мерзком мареве дождя. Капли воды смешались с капельками крови, брызнувшей из раны, мужчина пошатнулся и начал медленно падать, пистолет выпал из рук пажа, того трясло, как последний лист на осеннем ветру.
Наступила мертвая тишина. Селестина наблюдала - как из бока мужчины медленно вытекал алый ручеек, и не могла пошевелиться, вид крови снова сковал ее. Хотелось бежать, тошнило и шумело в голове от выстрела. Но нужно что-то делать, забери ее душу Лукавый. Нужно!
Она не успела. На поляну выбежал Леонард де Барна, ему хватило доли секунд, чтобы понять, что произошло. На кузена он не смотрел, сразу бросился к своему капитану. Через мгновение на поляне появился Эстебан, а с другой стороны продрались сквозь заросли барбариса братья Кламоры. Открывшаяся гвардейцам картина повергла в явное смятение даже их. Первым опомнился именно Андре, он бросился к мальчишке, схватил его, хорошенько тряхнул и поднял над землей, но ему помешали, рука Эстебана Барна опустилась на плечо лейтенанта Кламора.
- Оставь его. – Спокойно и веско.
- Твой брат пытался убить Николу. – Холодно и равнодушно.
- Оставь его.
- Прекратите! – Между ними вклинился Базиль. Он положил руку на другое плечо брата и тихо сказал. – Отпусти мальчишку. А вы, Эстебан, лучше бы позаботились о капитане.
Сам он дождался, пока Андре выполнит его просьбу и лишь потом, опустился на молодую траву, которой положено быть зеленой, а она покраснела. Медная трава. Это было противоестественно и страшно. Четверо гвардейцев, будто забыв о ребенке, занялись раной маркиза де Нортми. Лео искромсал свою рубашку на бинты, Андре и Эстебан помогали ему, Базиль сооружал носилки из плаща.
- Нужно скорее убираться отсюда, звук выстрела наверняка всполошил весь дворец, скоро здесь будет половина Шенбрунна.
Четверо гвардейцев, один ребенок и одна девушка вздрогнули и обратились к говорившему. Никола скривился от боли, но с помощью своих людей смог сесть. Повязки тут же пропитались кровью насквозь. Все-таки он был безумцем…
- Лукавый и все его демоны… - Выругался командир пантер.
- Ты с ума сошел! В тебя стреляли, что ты делаешь? – Возмутился Андре на попытки маркиза встать, но все же подставил свое плечо.
- Подумай сам… Что сделают с моей репутацией, если узнают, что меня чуть не прикончил сопливый мальчишка? – Горько усмехнулся Никола.
- Какая в Бездну репутация?!?
- Самая что ни на есть скверная! – Ответил сумасшедший капитан.
- Кто-то идет… - Она впервые услышала - как заговорил Леонард, он первым прибежал и первым почувствовал приближение людей.
- Придется вам поиграть, мальчики, - усмехаясь, сказал маркиз Нортми. – Вам и нашей маленькой зрительнице. Даме не пристало прятаться и лазить по кустам, как какой-то драной кошке, прелестница.
Селестина вздрогнула и сделала пару шагов назад, когда он посмотрел в ее сторону. Он знал! Все время знал, что она здесь! Какого демона она не убралась отсюда сразу же, как появились гвардейцы? Зрелища захотелось? Вот и получила! Теперь придется расхлебывать – и за себя, и за других. Но еще можно попытаться исчезнуть. Девушка склонилась и стала отходить, пока не уперлась во что-то спиной, обернувшись, она посмотрела вниз и увидела пару начищенных до блеска сапог. Медленно, очень медленно горничная поднимала взгляд, скользила глазами по паре черных брюк, черному камзолу с серебристой вышивкой, пока не утонула в сиреневатой бездне с голубыми искрами. Голова закружилась, и ей стало страшно. Ее кузина, ее младшая кузина не боялась этого парня, а ей почему-то было не по себе. Он так смотрел, как будто хотел разодрать кожу на лбу, расколоть череп, как перезревший орех и проникнуть внутрь, чтобы найти там что? Возможно, пустоту… Гнилую, коричневую пустоту.
- Нет, Лео. – Это было сказано тихо, но наваждение пропало, а юноша тут же потерял к ней интерес и поспешил на зов своего капитана. – Этим займется Базиль.
Младший Кламор кивнул и решительно шагнул к девушке, сомкнув на ее запястье пальцы, они показались Селестине холодными, как сталь и тяжелыми, как камень. Раненый капитан и трое его гвардейцев исчезли в тех самых зарослях барбариса, Эстебан вел за руку Филиппа, мальчик после выстрела, казалось, совершенно потерял ориентацию в пространстве. Кукла… Кукла, которую дергают за веревочки. Почему ей все время приходит в голову это сравнение?
- Что вы собираетесь делать? – От волнения у девушки пересохли губы, и она облизнула их. В любой другой ситуации она бы не осмелилась заговорить вот так с дворянином, в любой другой ситуации, но не сейчас. То, свидетелями чего они стали – сближало и уравнивало в правах родовитого гвардейца и простую служанку.
Базиль посмотрел на нее. Молча и серьезно. Он всегда так смотрел, не то что его брат… Ну почему маркиз поручил остаться младшему, а не старшему? Ведь счастье было так возможно… Даже сейчас, даже в этих обстоятельствах, даже не смотря на причину, по которой они здесь оказались. Времени предаваться дальнейшим мечтаниям не было – послышались крики приближающихся людей. Базиль вдруг потянул девушку на себя, зарылся пальцами в ее волосы, выпуская пару локонов и портя этим аккуратную прическу, потом коснулся шнуровки на платье и едва ее ослабил. Селестина онемела от такой наглости, а молодой мужчина нанес последний удар, выбивая из легких девушки весь воздух страстным поцелуем.
Именно в этот момент на поляну выбежало с десяток гвардейцев, за ними ввалились слуги, а потом показались и придворные.
- Что тут произошло?
- Мы слышали выстрел…
Базиль спокойно обернулся, бесцеремонно обнимая Селестину за талию и крепко прижимая к себе.
- Я всего лишь показывал девушке устройство пистолета, а он выстрелил, - не моргнув, соврал гвардеец, демонстрируя орудие преступления.
- Вы в кого-то попали? – Жизнерадостно и восторженно подалась вперед какая-то толстушка в дорогих черных, как и положено трауром, тряпках, отделанных бледно-зеленым кружевом.
- Нет, - скорбно сообщил Кламор. - Если только ворону или дерево, номени, - все же подмигнул он толстушке. Та глупо захихикала, прикрывая рот пухлой ручкой. Среди гвардейцев и слуг тоже послышались смешки. Кажется, им поверили. Девушка уже была готова вздохнуть с облегчением, когда на нее вылили ведро холодной воды.
- Тогда могу я узнать - почему вы делали это в таком месте, лейтенант Кламор? И почему подол платья вашей спутницы испачкан кровью? – Вперед выступил Жюстьен де Ларо, начальник дневной смены гвардейцев.
Кровь! Они совсем забыли про кровь! Можно было бы упасть в отчаяние, но не хотелось. В конце концов, это не ее забота – выкручиваться. Что же придумает великий изобретатель, обнимающий ее, теперь? Это было немного злорадно. И через мгновение она расплатилась за свою злобу. Помните, что расплата приходит всегда и за все, иногда раньше, иногда позже, но всегда.
- Мне бы не хотелось говорить об этом при всех. – Многозначительно кивнул Базиль Жюстену.
- Отчего же? – В атаку пошел какой-то расфуфыренный индюк, умудрившийся даже в траур нарядиться в такое сочетание черного, что оно было кричащим. – Мы имеем право знать! Не скрывайте своего преступления, если таковое имеет место быть, и будьте готовы платить.
- Я всегда плачу по своим долгам и обязательствам, виконт де Гранжо! – Отчеканил лейтенант. Индюк заткнулся, но все выжидающе смотрели на парочку. Селестина вдруг почувствовала себя кошкой, брошенной в центр своры голодных, злых, бешеных собак. Так это и было по сути. – Но мой ответ может скомпрометировать женщину, а такого я себе позволить не могу.
Лая не было, ее разорвали молча, а потом бросили в ледяную воду, и она утонула. Воздуха не хватало, слова застряли где-то чуть ниже горла, ее затрясло, а глаза испуганно распахнулись. Ножки в туфельках утопали в свежей кровавой грязи, пятно на подоле платья немым приговором кричало о необходимости казни. Это она могла забыть, чудовища никогда не совершают ошибок и не отпускают своих жертв, когда встали на след свежей крови. Да как он посмел! Как посмел! Мразь! Он, видите ли, не хотел ее скомпрометировать! Да он только этого и хотел! Сволочь! Лукавый и все его демоны… Ее только что утопили, изощренно, утонченно, до зубовного скрежета куртуазно. С холодной усмешкой на губах и самыми лучшими побуждениями.
- О! – Многозначительно заметила какая-то красавица с высокой прической и насмешливо и презрительно одновременно посмотрела на Селестину. Давешняя толстушка захлопала ресницами, она явно не понимала – о чем здесь говорят, глупая гусыня. Индюк похотливо осклабился, а де Ларо нахмурился. Он был недоволен, очень недоволен. Но не жалел, что спросил, никто не жалел… Кому какое дело, что служанку поймали с гвардейцем, дело житейское. Да везде и всегда и особенно в Рунне и уж тем более во дворце жили по законам открытых на ночь дверей и свободной любви, но во всем был свой этикет, даже в прелюбодеянии. Можешь грешить хоть с Лукавым, но так, чтобы об этом не знали или лишь смели догадываться, тем пикантнее и интересней. Еще одна игра, еще одна охота, только дичью тут были слухи, сплетни и людские репутации, за которыми намертво были привязаны положение и жизнь. Всего лишь игра.
Сегодня дичью была она – Селестина Ксавье. Дичью достаточно глупой и неопытной, чтобы попасться, а ведь все так хорошо начиналось. Под взглядами людей, которых только что посвятили во все подробности ее интимной жизни, даже те, которых не было, она чувствовала себя голой, ей было холодно и противно, снова вернулась тошнота. Никому до этого не было дела – люди стали расходиться. Ее утопили, развлечение подошло к концу, можно возвращаться к другим делам, все закончилось. Все хорошо. Тогда почему, когда все очень хорошо, больше всего хочется выть кошкой, у которой утопили котят?
Пару раз уходящие еще оглянулись, и девушка вдруг почувствовала, что ее ледяную ладонь сжала теплая рука. Но поднять голову и посмотреть в глаза палача, приносящего этим рукопожатием извинение, сил у нее не было.
- Браво. - Никола де Нортми уже стоял сам, хотя новые повязки опять были пропитаны кровью. Хоть бы ты истек кровью, чудовище! Хоть бы… Опять глупые пустые мечты. Всю жизнь сплошные мечты… Все девятнадцать лет… - Даже я не смог бы придумать ничего лучше, мои поздравления с актерским дебютом, Базиль.
Но младший Кламор что-то не спешил светиться радостью и довольством. Так тебе и надо. Молчание затягивалось. Наконец, заговорил старший из братьев. Еще утром она бы отдала все за эти слова, обращенные к ней, сейчас она уже не знала – нужны ли они ей вовсе. Любовь имеет прескверное свойство, как хорошее вино - настаиваться годами и выдыхаться за пару минут.
- Номени, я надеюсь, что вы сохраните нашу общую тайну? – Андре взял ее за руку и поцеловал нежное запястье, даже сейчас они, прежде всего, остались льстецами, дамскими угодниками и светскими людьми, и лишь потом чудовищами.
Она обессилено кивнула, сил заговорить так и не нашлось. Забавно – из всех ее слышал только Базиль. Какие только глупости порой не лезут в голову!
- Нужно идти, иначе весь этот спектакль был напрасен. – Напомнил Эстебан Барна, все еще держащий своего брата за руку. Спасут ли они мальчишку? Да и имеет ли это значение? Они уже его спасли, утопив ее. Но что такое честь бедной девчонки из служилого города против чести, положения и имени высшей знати Империи? Что такое полевой цветок под косой косарей?
Леонард и Андре взвалили себе на плечи благословенную и желанную ношу в лице их капитана, Эстебан вел Филиппа де Барна, Базиль держал пропитанные кровью бинты, шпаги друзей и испачканные плащи.
- У меня есть все основания полагать, что вы спасли не только мою репутацию, но и мою жизнь, номени... – Никола в последний раз обернулся к девушке.
- Ксавье. Селестина Ксавье. – Послушно представилась служанка.
- Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, мое имя или моя шпага – они будут в вашем распоряжении, Селестина. – Учтиво кивнул капитан гвардейцев.
- Катитесь к Лукавому и его демонам, маркиз де Нортми. – Бесцветно прошептала она.
Мужчина странно усмехнулся этим словам, как будто она высказала вслух его самое сокровенное желание. Сумасшедший? Да! Так и есть! Безумное чудовище…
- Благодарю вас. – Вежливо согласился он. – Все, как будет угодно даме.
Дольше всех не решался уйти Базиль. Бедный, его же теперь дворянская честь заест, чего доброго, как сварливая жена любого мужа – плохого или хорошего. Честь, как ядовитая змеюка, заползает в душу незаметно, а попробуй потом выловить! Зараза поопасней чумы! Но она не собиралась его спасать. С чего вдруг?
- Извини.
Вот так.
Когда это они перешли на «ты»? Да они и на «вы-то» были всего один раз, пока она не стала утопленницей. Извини. Так просто и легко, попросил прощение и все хорошо, все замечательно, все всё сразу забыли. Забыли, как плевал в душу, как бил и пинал, как разрушал жизнь. Когда остались только дымящиеся руины и пепелище так просто сказать – прости. Каспиан тоже учит прощать. Все мужчины одинаковы, они любят, когда их прощают, но почему они никогда не задумываются о том, чтобы не делать того, за что потом нужно извиняться? Почему об этом не задумываются все люди?
- Мне не за что Вас прощать, номен Кламор. – Пора вернуться на свое место, теперь уже не законное, потому что после сегодняшнего ее наверняка вышвырнут из дворца, гулящих девиц здесь не держат. Она осталась не только без чести и имени, но и без работы, денег и своей свободы. Ей остается только вернуться к отцу и матери и просить у них кусок хлеба, конечно, она найдет новую работу, но какую? Думать о худшем не хотелось, лучшего не приходило в голову. – С Вашего позволения, номен.
Селестина присела в низком придворном реверансе, как было положено, и, развернувшись, быстро пошла по дорожке к дворцу. Гранитные осколки снова резали ступни, но на этот раз она не замечала ничего, ни боли, ни ветра, касавшегося нежной кожи, ни слез, смешавшихся со снова пошедшим дождем. Было сыро и мерзко. На небесах, на земле, в душе девушки. В миг, когда она почти достигла дворца, низкие тучи вдруг прорезал один единственный солнечный луч, преображая все вокруг. Как издевка или насмешка в серых глазах, которую она никогда теперь не забудет.
* Альбатрос – герб семьи Кламор
24 день месяца Полотна.
Рунн.
- Я ждал вас, барон, - худощавый седоватый человек, бледный от непрестанного сидения над книгами, захлопнул переплетенный столь же черной, как его простые монашеские одежды, кожей том журнала.
- Не сомневаюсь, - улыбнулся Мишель, по-свойски усаживаясь в кресло напротив главы ордена игнетиссов. Было бы наивно полагать, что этот часто всезнающий человек пропустит его отъезд из Эр-Сайафа, - Тяга к перемене мест, святой отец. Мне говорили Рунн особенно хорош весной.
- Вы сумеете в этом убедиться, - с присущей ему серьезностью произнес Фабиус, - Вам есть чем поделиться со мною?
Мишель, чуть склонив голову, положил на стол стопку писем, два десятка наполненных бумагой конвертов, перевязанных грубой почтовой лентой, результат их переписки двух последних лет.
- Пока нет, но это лучше сжечь, святой отец, - негромко, с едва касающейся губ улыбкой произнес он, и, когда рука священника уже готова была вложить их в ящик стола, добавил, - Прямо сейчас.
Фабиус кивнул и понимающе усмехнулся в ответ.
- Не любите оставлять следов.
- Зависит от ситуации.
Мишель снова улыбнулся, несмотря на легкое недовольство, коснувшееся лица священника, привыкшего к беспрекословному подчинению собственных людей. Так или иначе, сейчас Фабиус не может себе позволить ни приказывать ему, ни избавиться от ценного уже самим своим существованием человека. Мишеля надежно защищало его собственное имя.
- В любом случае, я считаю, что прибыл вовремя, и могу вновь быть полезен нашему общему делу, Ваше Преосвященство.
- Несомненно, сын мой, - Фабиус сдержано кивнул головой, продолжая пристально вглядываться в лицо гостя, словно это могло помочь открыть его тайные замыслы.
Мишель улыбнулся. Вам ли, святой отец не знать, насколько лживы бывают и лица и слова? Возможно куда более, чем догорающие в огне камина строки.
- Где вы остановитесь, барон?
- Дома.
Взгляд Фабиуса вновь стал осуждающим, но игнетисс, возможно к лучшему, вновь предпочел промолчать.
- Вам доставят конверт.
Мишель поднялся с места, кивнул головой:
- Счастливого дня, святой отец.
Косые лучи солнца пробивались тусклыми желтыми полосами сквозь узкие прорези полуистлевших портьер. Пыль на полу, на старой мебели, картинах и гобеленах… Пыль сделавшая хлам и произведения искусства равными в своей серости. Частицы этой пыли витали в воздухе, причудливо танцевали в полосе разрезавшего комнату на неровные полосы света, создавая каждый раз особенное дотоле невиданное никем представление.
Sic transit Gloria mundi*. Сколь бы могущественны не были вершители судеб мира, какие бы цели не преследовали, однажды все превратится в пыль, и лишь течению времени дозволено решить раньше или позднее это случится….
Но каждый раз находится кто-то желающий вновь примерить этот закон на себя.
Мишель вновь улыбнулся, передвинув сначала черную, потом белую костяную фигурку вперед по клетчатой доске.
- Шах и мат, - голос последнего из Морле потонул в тишине, он с чувством некого удовлетворения допил оставшуюся в стакане светло-зеленую жидкость и, прикрыв глаза, откинулся спиной к стене.
Интересно, мог ли сорок лет назад его всемогущий дед предположить, что с прошествием пары поколений в его личном кабинете лишенный титула и состояния последний выживший потомок будет играть в шахматы с самим собой?
- Ты так и не бросил этой дурной привычки? – знакомый голос, с обычным для него оттенком дружелюбного безразличия.
- Какой из трех? – Мишель улыбнулся, не открывая глаз, - Рад слышать тебя, Хосе. Рунн воистину великий город. Стоит утром показаться на улицах, и к вечеру становишься новостью, о которой знают все.
- Все оттого, что плохо травят церковных крыс и светских пауков, - подобие усмешки в бесстрастном голосе, - Зачем ты здесь?
- Здесь не хуже чем везде, - с лица Мишеля не сходила улыбка, но голубые глаза теперь внимательно смотрели на гостя, - Есть все, что мне нужно – интересное общество, шахматы, абсент и тишина. Выпьешь?
- Извини, предпочитаю красное иберийское.
- Не сомневался, – Морле засмеялся и одним движением поднялся на ноги, - Что ж, рад был повидать.
Хосе, человек с собачьей верностью всю свою жизнь прослуживший дому Иберо, но напоминавший при этом об отце, с ответной усмешкой кивнул.
- Конечно. Не стану больше отнимать твое время.
- Еще увидимся, - чуть склонил голову Мишель, - Я намерен остаться здесь надолго…
Послание игнетиссов принесли, когда уже стемнело. Молодой человек в форме городского стражника коротко поклонился и, даже не стараясь разглядеть того, чью тень заметил в полумраке пропыленного коридора, молча положил на стол запечатанный воском конверт и с таким же безмолвным поклоном покинул дом.
На такие письма не ставят печатей и подписей, но Мишель узнал бы послание Фабиуса из тысячи. Огонек свечи выхватил из мрака пару строк, ничего не сказавших бы любому другому человеку. Воля главы игнетиссов, по мнению Фабиуса воплощавшая желание Творца, которому он посвятил жизнь…. Так или иначе, все это будет стоить Его Преосвященству недешево.
Мишель пару раз смерил комнату шагами, стараясь верно оценить сложность изложенного на сероватом листе бумаги предложения, потом усмехнулся сам себе и вложил конверт во внутренний карман камзола. Пальцы задели и вытащили на свет ярко-алую полоску шелковой ленты, со вчерашней ночи покоившейся на груди. Вспомнились ночной ветер, белокурые платиновые волосы и звонкий смех…. Когда все дела с «божьей волей» будут завершены, стоит вернуть пропажу хозяйке.
До того времени никаких посторонних мыслей.
Мишель, накинув чудом оставшийся чистым в этой пыли светлый плащ, вышел в сад, затем на улицы Королевского города. Стоило навестить светлейшего владыку Кирии Рустема, и узнать последние новости.
* Так проходит земная слава (лат)
Рунн.
- Я ждал вас, барон, - худощавый седоватый человек, бледный от непрестанного сидения над книгами, захлопнул переплетенный столь же черной, как его простые монашеские одежды, кожей том журнала.
- Не сомневаюсь, - улыбнулся Мишель, по-свойски усаживаясь в кресло напротив главы ордена игнетиссов. Было бы наивно полагать, что этот часто всезнающий человек пропустит его отъезд из Эр-Сайафа, - Тяга к перемене мест, святой отец. Мне говорили Рунн особенно хорош весной.
- Вы сумеете в этом убедиться, - с присущей ему серьезностью произнес Фабиус, - Вам есть чем поделиться со мною?
Мишель, чуть склонив голову, положил на стол стопку писем, два десятка наполненных бумагой конвертов, перевязанных грубой почтовой лентой, результат их переписки двух последних лет.
- Пока нет, но это лучше сжечь, святой отец, - негромко, с едва касающейся губ улыбкой произнес он, и, когда рука священника уже готова была вложить их в ящик стола, добавил, - Прямо сейчас.
Фабиус кивнул и понимающе усмехнулся в ответ.
- Не любите оставлять следов.
- Зависит от ситуации.
Мишель снова улыбнулся, несмотря на легкое недовольство, коснувшееся лица священника, привыкшего к беспрекословному подчинению собственных людей. Так или иначе, сейчас Фабиус не может себе позволить ни приказывать ему, ни избавиться от ценного уже самим своим существованием человека. Мишеля надежно защищало его собственное имя.
- В любом случае, я считаю, что прибыл вовремя, и могу вновь быть полезен нашему общему делу, Ваше Преосвященство.
- Несомненно, сын мой, - Фабиус сдержано кивнул головой, продолжая пристально вглядываться в лицо гостя, словно это могло помочь открыть его тайные замыслы.
Мишель улыбнулся. Вам ли, святой отец не знать, насколько лживы бывают и лица и слова? Возможно куда более, чем догорающие в огне камина строки.
- Где вы остановитесь, барон?
- Дома.
Взгляд Фабиуса вновь стал осуждающим, но игнетисс, возможно к лучшему, вновь предпочел промолчать.
- Вам доставят конверт.
Мишель поднялся с места, кивнул головой:
- Счастливого дня, святой отец.
Косые лучи солнца пробивались тусклыми желтыми полосами сквозь узкие прорези полуистлевших портьер. Пыль на полу, на старой мебели, картинах и гобеленах… Пыль сделавшая хлам и произведения искусства равными в своей серости. Частицы этой пыли витали в воздухе, причудливо танцевали в полосе разрезавшего комнату на неровные полосы света, создавая каждый раз особенное дотоле невиданное никем представление.
Sic transit Gloria mundi*. Сколь бы могущественны не были вершители судеб мира, какие бы цели не преследовали, однажды все превратится в пыль, и лишь течению времени дозволено решить раньше или позднее это случится….
Но каждый раз находится кто-то желающий вновь примерить этот закон на себя.
Мишель вновь улыбнулся, передвинув сначала черную, потом белую костяную фигурку вперед по клетчатой доске.
- Шах и мат, - голос последнего из Морле потонул в тишине, он с чувством некого удовлетворения допил оставшуюся в стакане светло-зеленую жидкость и, прикрыв глаза, откинулся спиной к стене.
Интересно, мог ли сорок лет назад его всемогущий дед предположить, что с прошествием пары поколений в его личном кабинете лишенный титула и состояния последний выживший потомок будет играть в шахматы с самим собой?
- Ты так и не бросил этой дурной привычки? – знакомый голос, с обычным для него оттенком дружелюбного безразличия.
- Какой из трех? – Мишель улыбнулся, не открывая глаз, - Рад слышать тебя, Хосе. Рунн воистину великий город. Стоит утром показаться на улицах, и к вечеру становишься новостью, о которой знают все.
- Все оттого, что плохо травят церковных крыс и светских пауков, - подобие усмешки в бесстрастном голосе, - Зачем ты здесь?
- Здесь не хуже чем везде, - с лица Мишеля не сходила улыбка, но голубые глаза теперь внимательно смотрели на гостя, - Есть все, что мне нужно – интересное общество, шахматы, абсент и тишина. Выпьешь?
- Извини, предпочитаю красное иберийское.
- Не сомневался, – Морле засмеялся и одним движением поднялся на ноги, - Что ж, рад был повидать.
Хосе, человек с собачьей верностью всю свою жизнь прослуживший дому Иберо, но напоминавший при этом об отце, с ответной усмешкой кивнул.
- Конечно. Не стану больше отнимать твое время.
- Еще увидимся, - чуть склонил голову Мишель, - Я намерен остаться здесь надолго…
Послание игнетиссов принесли, когда уже стемнело. Молодой человек в форме городского стражника коротко поклонился и, даже не стараясь разглядеть того, чью тень заметил в полумраке пропыленного коридора, молча положил на стол запечатанный воском конверт и с таким же безмолвным поклоном покинул дом.
На такие письма не ставят печатей и подписей, но Мишель узнал бы послание Фабиуса из тысячи. Огонек свечи выхватил из мрака пару строк, ничего не сказавших бы любому другому человеку. Воля главы игнетиссов, по мнению Фабиуса воплощавшая желание Творца, которому он посвятил жизнь…. Так или иначе, все это будет стоить Его Преосвященству недешево.
Мишель пару раз смерил комнату шагами, стараясь верно оценить сложность изложенного на сероватом листе бумаги предложения, потом усмехнулся сам себе и вложил конверт во внутренний карман камзола. Пальцы задели и вытащили на свет ярко-алую полоску шелковой ленты, со вчерашней ночи покоившейся на груди. Вспомнились ночной ветер, белокурые платиновые волосы и звонкий смех…. Когда все дела с «божьей волей» будут завершены, стоит вернуть пропажу хозяйке.
До того времени никаких посторонних мыслей.
Мишель, накинув чудом оставшийся чистым в этой пыли светлый плащ, вышел в сад, затем на улицы Королевского города. Стоило навестить светлейшего владыку Кирии Рустема, и узнать последние новости.
* Так проходит земная слава (лат)
25 число месяца Полотна.
Рунн. Золотой город
В последнее время старый добрый Рунн напоминает растревоженный улей. Похороны Императора, беспорядки, прибытие кирийского каравана что дальше? Гражданская война, приход Каспиана?
- И куда смотрит СИБ в-в-вкупе с Фонтоне? – Матис Арлан прервал размышления Рауля.
Барон заикался. Этот недуг, как и седину на висках, он получил давным-давно в Саджиссе. Рауль питал некоторую симпатию к Безумному Барону. Это прозвище он получил благодаря своему поведению на поле брани. Матис сражался неистово, никогда не надевал каски, всегда рвался в гущу сражения. Именно его и назначил Рауль де Барна на свое место, хотя многие офицеры были против, и особенно Клод де Триста, который, оказывается, сам метил в капитаны. Совсем недавно Арлан спас жизнь графу Барна, спугнув наемного убийцу.- Черный Герцог п-п-п-передал хозяйство сыну, а маркиз похоже совсем обленился?
- Барон, конная прогулка в солнечный день в такой приятной кампании – полезно. Но если будем обсуждать беспорядки, СИБ и Черного Герцога, то хорошее настроение и аппетит мы с вами не нагуляем. – Рауль прищурился от яркого весеннего солнца. – Хотя неприятных тем все равно не избежать. Матис, расскажите, как получилось, что бравые кавалерийские войска отказались от услуг опытного офицера?
- В-в-все очень просто. Я и мои ребята единственные, кто не поверил что вы могли убить старину Жамона и не скрывали своего скромного мнения. Де Триста занял ваше место и первым же приказом отправил нас по домам. – меланхолично поведал барон. – С-с-самое интересное в этой истории – это исчезновение новоиспеченного капитана как раз в день вашего освобождения.
- Я полагаю без тюремной решетки новоиспеченному капитану будет неуютно вести со мной светскую беседу. А в неизбежности ответной аудиенции сомневаться не приходится. Каждому загадочному исчезновению всегда есть прозаическое объяснение.
Арлан от души рассмеялся.
- Вот и все, хорошее настроение и аппетит мы с вами уже испортили. – смех барона уже перешел в кашель, но слова Рауля мгновенно прекратили приступ веселья. За разговором они и не заметили, что проезжают мимо особняка Корресов. Что называется «напросились» - навстречу с суровым видом ехал его хозяин, генерал кавалерии Алонсо Коррес. То ли он только что выехал, то ли наоборот возвращался, это уже не важно.
- Вот дак встреча! Монтристидский арестант, приветствую. – Алонсо отсалютовал рукой, но всем видом показывал свою неприязнь. –Прекрасно выглядите.
- Ваша Светлость. – Арлан кивнул головой, но Коррес даже не взглянул на него.
- Генерал, в такое прекрасное утро грех не выглядеть прекрасно. – холодно бросил Рауль.
- Что-то вы не очень любезны. С беднягой Жамоном вы по-другому разговаривали, не так ли? – Алонсо буквально буравил Рауля недружелюбным взглядом.
- Насколько я помню мы с вами уже обсуждали мое отношение к Жамону. Что-то изменилось? Каспиан смилостивился и воскресил Старого Быка? – едва ли не зевая парировал Рауль.
- Изменилось. Я имею все основания полагать, что вы мне врали. – В ровном голосе Алонсо звучал вызов.
- Выходит, что я лжец и убийца? – граф еле сдерживал поднимавшуюся ярость. – Матис, как много нового я о себе узнаю, ужасно познавательная прогулка выдалась. Генерал, как по вашему она должна закончится? Дуэлью?
Рауль громко вдохнул весенний воздух и спокойно выдохнул.
- О, это было бы веселое завершение нашей беседы. – Алонсо легким движением утихомирил отчего то разволновавшегося коня. Фортадский скакун, генерал и Раулю дарил такого. Теперь породистый гнедой потерялся в бездонных запасниках СИБ. – Впрочем, зная врожденную осторожность Барна, я и не надеюсь на подобное развитие событий. А ведь я воевал с тобой плечом к плечу когда-то.
Коррес просто смеялся и плевал в лицо. Как и Жамон Вернер в тот злополучный вечер.
Запах табачного дыма и вина, зеленое сукно стола, обступившие стол по кругу зрители, карты. Напряженное лицо Клода де Триста и красное лоснящееся и гогочущее Старого Быка напротив. Виконт проигрывал, и проигрывал серьезно. Лукавый его дернул играть с Жамоном, раньше он себе такого не позволял.
-Все лейтенантик, допрыгался. Прокутил папенькино состояние. – Вернер кинул карты на стол, повернулся к наблюдавшим за партией гостям и расхохотался. Некоторые поддержали демонический гогот полковника.
-Полковник, вам сам Лукавый шельмует. – упавшим голосом пробормотал Клод.- Так везти не может.
-Что ты сказал, твою подкову. – Жамон развернулся к недавнему сопернику. – Поучить тебя уму разуму али сам поймешь, что сказал? Ты никак в шулерстве меня обвиняешь, шельма?
Старый Бык рассвирепел пуще прежнего и резко встал из-за стола, стул с грохотом упал на пол. Клод вздрогнул, но остался сидеть.
-Поди обделался? Может еще партию сыграем от страха мысли застыли?
Клод встал из-за стола, снял со спинки стула камзол и накинул его на плечи.
-Клод, что на тебя нашло, ты зачем сел с ним играть? – Клод мне не ответил, но Старый Бык медленно перевел взгляд с него взгляд. Теперь его черные как смоль глаза смотрели точно на меня.
-Вылез майор. Твою подкову, ты еще поговори тут. Что на тебя нашло. – Жамон передразнил меня мерзким, сюсюкающим голосом. – Тебе слабо сыграть со мной?
Старый Бык подошел вплотную и при слове «тебе» ткнул указательным пальцем мне в грудь.
- Предпочитаю вино картам. В вино я еще никому не проигрывал, и это мне нравится.
- Ха, совсем забыл. Наш кавалерийский Барна совсем не играет. – Он опять скорчил дурацкую рожу. – Болтают, что у вас Барна трусость – фамильная черта. Оказывается это правда.
Жамон повернулся к гостям и в очередной раз залился хохотом. Похоже он сам не нарадуется такой удачной шутке. Я стиснул кубок вина в руке и краем глаза заметил выходящего из зала Клода де Триста….
- Воевали плечом к плечу, пришло время повоевать шпага к шпаге. Извольте быть завтра пополудни на пустыре святого Бенедикта. – прошептал сдавленным от ярости голосом Рауль, а Коррес от неожиданности даже потянулся к эфесу. - Моими секундантами будут барон Матис Арлан и маркиз Виктуар де Барна.
-Граф, вы умеете удивлять, граф. Мои секунданты: Граф Эктор Паштига и мой младший брат Висенте. Предлагаю провести дуэль верхом, полагаю это было бы уместно, тем более подобные действа своего рода традиция. Вы не против?
Конная дуэль с лучшим наездником Рунна, что может быть веселее?
-Как вам угодно, мне без разницы. – Рауль дотронулся до кольца с рубином. В последнее время это его успокаивало. – Итак, до завтра, Ваша Светлость. Не смею вас боле задерживать, тем более собирается дождь, а вы без плаща.
Коррес улыбнулся, развернул коня и направился к воротам своего особняка.
Рунн. Золотой город
В последнее время старый добрый Рунн напоминает растревоженный улей. Похороны Императора, беспорядки, прибытие кирийского каравана что дальше? Гражданская война, приход Каспиана?
- И куда смотрит СИБ в-в-вкупе с Фонтоне? – Матис Арлан прервал размышления Рауля.
Барон заикался. Этот недуг, как и седину на висках, он получил давным-давно в Саджиссе. Рауль питал некоторую симпатию к Безумному Барону. Это прозвище он получил благодаря своему поведению на поле брани. Матис сражался неистово, никогда не надевал каски, всегда рвался в гущу сражения. Именно его и назначил Рауль де Барна на свое место, хотя многие офицеры были против, и особенно Клод де Триста, который, оказывается, сам метил в капитаны. Совсем недавно Арлан спас жизнь графу Барна, спугнув наемного убийцу.- Черный Герцог п-п-п-передал хозяйство сыну, а маркиз похоже совсем обленился?
- Барон, конная прогулка в солнечный день в такой приятной кампании – полезно. Но если будем обсуждать беспорядки, СИБ и Черного Герцога, то хорошее настроение и аппетит мы с вами не нагуляем. – Рауль прищурился от яркого весеннего солнца. – Хотя неприятных тем все равно не избежать. Матис, расскажите, как получилось, что бравые кавалерийские войска отказались от услуг опытного офицера?
- В-в-все очень просто. Я и мои ребята единственные, кто не поверил что вы могли убить старину Жамона и не скрывали своего скромного мнения. Де Триста занял ваше место и первым же приказом отправил нас по домам. – меланхолично поведал барон. – С-с-самое интересное в этой истории – это исчезновение новоиспеченного капитана как раз в день вашего освобождения.
- Я полагаю без тюремной решетки новоиспеченному капитану будет неуютно вести со мной светскую беседу. А в неизбежности ответной аудиенции сомневаться не приходится. Каждому загадочному исчезновению всегда есть прозаическое объяснение.
Арлан от души рассмеялся.
- Вот и все, хорошее настроение и аппетит мы с вами уже испортили. – смех барона уже перешел в кашель, но слова Рауля мгновенно прекратили приступ веселья. За разговором они и не заметили, что проезжают мимо особняка Корресов. Что называется «напросились» - навстречу с суровым видом ехал его хозяин, генерал кавалерии Алонсо Коррес. То ли он только что выехал, то ли наоборот возвращался, это уже не важно.
- Вот дак встреча! Монтристидский арестант, приветствую. – Алонсо отсалютовал рукой, но всем видом показывал свою неприязнь. –Прекрасно выглядите.
- Ваша Светлость. – Арлан кивнул головой, но Коррес даже не взглянул на него.
- Генерал, в такое прекрасное утро грех не выглядеть прекрасно. – холодно бросил Рауль.
- Что-то вы не очень любезны. С беднягой Жамоном вы по-другому разговаривали, не так ли? – Алонсо буквально буравил Рауля недружелюбным взглядом.
- Насколько я помню мы с вами уже обсуждали мое отношение к Жамону. Что-то изменилось? Каспиан смилостивился и воскресил Старого Быка? – едва ли не зевая парировал Рауль.
- Изменилось. Я имею все основания полагать, что вы мне врали. – В ровном голосе Алонсо звучал вызов.
- Выходит, что я лжец и убийца? – граф еле сдерживал поднимавшуюся ярость. – Матис, как много нового я о себе узнаю, ужасно познавательная прогулка выдалась. Генерал, как по вашему она должна закончится? Дуэлью?
Рауль громко вдохнул весенний воздух и спокойно выдохнул.
- О, это было бы веселое завершение нашей беседы. – Алонсо легким движением утихомирил отчего то разволновавшегося коня. Фортадский скакун, генерал и Раулю дарил такого. Теперь породистый гнедой потерялся в бездонных запасниках СИБ. – Впрочем, зная врожденную осторожность Барна, я и не надеюсь на подобное развитие событий. А ведь я воевал с тобой плечом к плечу когда-то.
Коррес просто смеялся и плевал в лицо. Как и Жамон Вернер в тот злополучный вечер.
Запах табачного дыма и вина, зеленое сукно стола, обступившие стол по кругу зрители, карты. Напряженное лицо Клода де Триста и красное лоснящееся и гогочущее Старого Быка напротив. Виконт проигрывал, и проигрывал серьезно. Лукавый его дернул играть с Жамоном, раньше он себе такого не позволял.
-Все лейтенантик, допрыгался. Прокутил папенькино состояние. – Вернер кинул карты на стол, повернулся к наблюдавшим за партией гостям и расхохотался. Некоторые поддержали демонический гогот полковника.
-Полковник, вам сам Лукавый шельмует. – упавшим голосом пробормотал Клод.- Так везти не может.
-Что ты сказал, твою подкову. – Жамон развернулся к недавнему сопернику. – Поучить тебя уму разуму али сам поймешь, что сказал? Ты никак в шулерстве меня обвиняешь, шельма?
Старый Бык рассвирепел пуще прежнего и резко встал из-за стола, стул с грохотом упал на пол. Клод вздрогнул, но остался сидеть.
-Поди обделался? Может еще партию сыграем от страха мысли застыли?
Клод встал из-за стола, снял со спинки стула камзол и накинул его на плечи.
-Клод, что на тебя нашло, ты зачем сел с ним играть? – Клод мне не ответил, но Старый Бык медленно перевел взгляд с него взгляд. Теперь его черные как смоль глаза смотрели точно на меня.
-Вылез майор. Твою подкову, ты еще поговори тут. Что на тебя нашло. – Жамон передразнил меня мерзким, сюсюкающим голосом. – Тебе слабо сыграть со мной?
Старый Бык подошел вплотную и при слове «тебе» ткнул указательным пальцем мне в грудь.
- Предпочитаю вино картам. В вино я еще никому не проигрывал, и это мне нравится.
- Ха, совсем забыл. Наш кавалерийский Барна совсем не играет. – Он опять скорчил дурацкую рожу. – Болтают, что у вас Барна трусость – фамильная черта. Оказывается это правда.
Жамон повернулся к гостям и в очередной раз залился хохотом. Похоже он сам не нарадуется такой удачной шутке. Я стиснул кубок вина в руке и краем глаза заметил выходящего из зала Клода де Триста….
- Воевали плечом к плечу, пришло время повоевать шпага к шпаге. Извольте быть завтра пополудни на пустыре святого Бенедикта. – прошептал сдавленным от ярости голосом Рауль, а Коррес от неожиданности даже потянулся к эфесу. - Моими секундантами будут барон Матис Арлан и маркиз Виктуар де Барна.
-Граф, вы умеете удивлять, граф. Мои секунданты: Граф Эктор Паштига и мой младший брат Висенте. Предлагаю провести дуэль верхом, полагаю это было бы уместно, тем более подобные действа своего рода традиция. Вы не против?
Конная дуэль с лучшим наездником Рунна, что может быть веселее?
-Как вам угодно, мне без разницы. – Рауль дотронулся до кольца с рубином. В последнее время это его успокаивало. – Итак, до завтра, Ваша Светлость. Не смею вас боле задерживать, тем более собирается дождь, а вы без плаща.
Коррес улыбнулся, развернул коня и направился к воротам своего особняка.
25 число месяца Полотна.
Рунн. Дом Прад.
Когда с самого утра в доме все сверкает, когда слуги носятся в торопливой поспешности доделывая казалось бы несущественные мелочи, когда брат и сестра Прад, встречаясь осматривают друг друга с особой критичной внимательностью – это значит лишь одно: в доме ожидается большой прием. Тан Алиера и его рыжеволосая сестрица улыбнулись, закончив осмотр:
- Сандра, ты восхитительна. Этот темно-зеленый бархат платья поразительно тебе идет.
Брови девушки поднялись в насмешливом вопросе:
- Дирок, кажется, вечер еще не начался, а ты уже очаровываешь.
- Со своей сестрой я могу быть кристально честен.
- А с другими девушками? Им ты врешь? – продолжила безжалостный допрос Сандра.
Глубокие, зеленые глаза брата сверкнули, хотя лицо осталось серьезным, как никогда:
- Моя прекрасная сестра, да будет тебе известно, что я никогда не соврал ни одной девушке. А вот ты сейчас – нервничаешь и срываешь на мне свое беспокойство, - его губ коснулась ослепительная улыбка, когда он нагнулся и поцеловал Сандру в лоб. – Пойдем? Скоро прибудут первые гости.
Сандра привстала на цыпочки, обняв брата за плечи и прижавшись к его щеке своей. Губы ее улыбались мягко и тепло:
- Ты у меня всегда был и есть – самый лучший, Дирок. Вот только – откуда ты знаешь, что гости скоро приедут? – в голосе появилась лукавая издевка. – До назначенного часа еще много времени.
Дирок ловко подхватил сестру под руку, направляясь к лестнице, а потом и вниз – в огромный, освещенный многочисленными свечами холл, где они собирались встречать гостей. Шагая вниз, он пояснил:
- Сандра, даже живя в нашем диком, северном крае, твой брат великолепно знает о том, что на подобные званные приемы гости имеют обыкновение прибывать за час или два до назначенного времени, - юноша помолчал и, улыбнувшись, закончил. – И потом: мы ожидаем прибытия большого количества очаровательных, восхитительных молодых номени. А их я чувствую душой.
- Плут! – завершила его речь рыжеволосая красавица.
Одновременно с ее безапелляционным «приговором», послышался звучный голос дворецкого, которому вторили решительные, быстрые шаги гостя:
- Граф Рикардо Кристобаль Фе Арида!
В дверях показалась фигура высокого, великолепно сложенного морского офицера, при взгляде на него лицо Дирока, как заметила Сандра, озарилось веселой усмешкой:
- Рад видеть тебя, старый друг!
Черные глаза графа с невыразимой мольбой обратились к улыбнувшейся ему Сандре:
- Номени, судя по вашей красоте и обворожительности, вы сестра этого наглеца, которого спасает лишь узы нашей «древней» дружбы… Я умоляю вас не верить его словам. Мы с ним – одного возраста! А он из какого-то черного умысла «чернит» меня перед такой ослепительной красавицей, - закончив свою пламенную, яркую речь, Рикардо прижался губами к душистой руке Сандры, еле сдерживающей смех и останавливающей Дирока повелительным взглядом:
- Граф, даже если бы я не была о вас наслышана от своего брата, то узнала бы по этим удивительным и ласкающим слух любой девушки словам. И, уверяю, что именно родство с Дироком, заставляет доверять не словам, а глазам. А они меня не обманывают. Я вижу перед собой одного из самых блистательных капитанов южного флота Империи, - девушка улыбалась, когда ее зеленые глаза встретились с ласковым взором графа Арида. – Дирок, я провожу графа в гостиную и вернусь.
- Лучше его провожу я, - решительно сказал Дирок, ухмыляясь. – А то ты рискуешь забыть обо всем на свете. Рик, в течении вечера ты еще не раз сможешь восхититься моей золотой сестрицей, но встречать гостей без нее я не смогу даже ради нашей с тобой дружбы.
Сандра улыбнулась первому гостю и подошла к зеркалу, чтобы еще раз оглядеть себя, но в этот миг опять послышался голос дворецкого:
- Агнесса де Анфра!
Зеленые глаза засветились благодарностью, когда в холл вступила очаровательная, белокурая девушка. Рыжеволосая фрейлина поспешила навстречу новоприбывшей:
- Агнесса, как я рада, что ты пришла чуть раньше. Ты даже не представляешь, насколько спокойнее мне стало, - Сандра с искренним восхищением оглядела свою прекрасную подругу. – Пожалуй, я не буду говорить тебе комплименты…
- И правильно сделаешь, сестра, - раздался глубокий, бархатный голос за ее плечом. – Потому что это с огромным удовольствием сделаю я.
Дирок дэ Ла Прад склонился перед улыбнувшейся его словам номени де Анфра и, подняв свои загоревшиеся опасным огнем глаза, сказал:
- Вы восхитительны, номени. Клянусь всеми богами, что солнце и луна сейчас вошли в наш скромный дом, чтобы озарить его взглядом ваших глаз, теплотой вашей улыбки, - с этими словами, Дирок поднял белоснежную руку девушки, целуя каждый пальчик.
- Благодарю вас, Дирок, но боюсь, что не заслуживаю столь многочисленных похвал, - безукоризненные черты лица красавицы-фрейлины светились улыбкой. Девушка повернулась к хозяйке дома: - Сандра, ты можешь на меня рассчитывать. Я рада быть тебе полезной.
Рыжеволосая фрейлина с искренней радостью кивнула головкой, следя, как ее брат проводит гостью в гостиную. Она не успела перевести дух, как Дирок вернулся:
- Рик своего не упустит.
- О, я не сомневаюсь в твоем друге, - нежно промурлыкала его сестра, поправляя бархатную ленточку на шее. – Граф околдует своими манерами, голосом и взглядами любую девушку. Надеюсь, что у Агнессы хватит мужества противостоять его обворожительности. Как и твоей, милый брат.
- Ты не справедлива к нам, Сандра, - в тон ей ответил Дирок, играя фамильным перстнем. – Красоту надо воспевать.. И сколько бы голосов ей не пели – все будет мало.
Девушка фыркнула, но не успела ничего ответить, потому что вошедший дворецкий объявил следующих гостей:
- Князь Готфрид Иоганн фон Торнхейм с сыном и дочерью!
Вошедшие дружно три человека смотрелись внушительно. Между двумя величественными и высокими мужчинам, чуть впереди выступала казавшаяся хрупкой девушка. Сандра почему-то вспомнила себя, когда одиннадцатилетней девчонкой она приехала в Осколок на первый в ее жизни официальный прием. И она шла рядом с отцом и впереди своих братьев, выступая как взрослая номени, хотя, как ей вспоминалась – тогда все казалось «взрослым», а она – была лишь маленькой, но очень старающейся выглядеть большой девчушкой.
- Рада приветствовать вас в своем доме, князь, - рыжие локоны едва заметно качнулись, когда Сандра присела в реверансе, тут же поднимаясь и с улыбкой встречая мрачный взгляд брамерского владыки.
- Нам приятен ваш визит, - Дирок был рядом, и она чувствовала его, даже не оглядываясь. – Надеюсь, вы представите нас своим детям, князь?
Густые, черные брови нахмурились, Иоганн-Готфрид Торнхейм казалось бы угрожающе навис над всеми, но голос его прозвучал ровно, отразившись от стен холла:
- Мой сын – Хайнц фон Торнхейм. Моя дочь – Клариссия.
Сандра едва заметно прикрыла глаза густыми, рыжими ресницами, протягивая маркизу Торнхейм свою изящную руку, а затем обменялась с его сестрой взглядами, приветствуя. Дирок понял все без малейшего намека, предложив Кларе руку и отходя в сторону, чтобы пропустить свою сестру, ловко подхватившую под руки величественных представителей Высокого дома Торнхейм, очаровательно улыбаясь, то одному, то другому и беззаботно интересуясь тем, как они доехали до их дома и погодой. Тан Алиера намеренно задержался, останавливаясь со своей спутницей у одного и зеркал и срывая белоснежную розу:
- Вы позволите? Этот цветок придаст еще больший блеск вашей коже, номени, - он улыбнулся и ловко прикрепил душистый подарок к манжету. Когда девушка вскинула на него глаза, тан Алиера легко продолжил. – В ваших глазах можно было бы утонуть, но я с вашего разрешения – буду любоваться.
Он вновь положил тонкую руку девушки на изгиб своей руки и провел ее следом за уже ушедшими в гостиную отцом и сыном Торнхейм. Клара небрежно подняла руку с подарком и чуть коснулась лепестков розы губами, странно улыбнувшись собственным мыслям и благодарно кивая графу дэ Ла Прад. Сандра вежливо представила новоприбывших, следуя скорее правила этикета, так как все они безусловно были знакомы. Девушка проследила, что князь занял место в одном из кресел, устремляя хмурый взгляд в огонь камина, а молодые люди затеяли небольшую беседу – одну из тех милых и ни к чему не обязывающих бесед, которые можно начинать с какого угодно места и продолжать до бесконечности или до любого удобного случая. Фрейлина сделала едва заметный знак, и слуга бесшумно обошел гостей, угощая легкими напитками. А хозяева вновь вышли в холл, ожидая прихода следующих гостей. И они не замедлили явиться.
- Ее Величество, вдовствующая Императрица Эрмина! Герцог Диего-Альберто Иберо! Герцог Антонио Иберо! Герцогиня Иберо с сыном Фернандо и дочерью Беатрис! Герцог Альбрехт Динштайн!
Сандра невольно выпрямилась еще больше и на мгновение затаила дыхание: почему-то встречи с родными Эрмины по-особому волновали ее. В конце концов, лишь доброте своей царственной подруги она обязана тем, что на нее смотрят почти как на равную. Хоть она совсем этого не заслуживает. Сандра распахнула свои огромные глаза, приветливо встречая новоприбывших и ласково приветствуя каждого. Фрейлина продолжала очаровательно улыбаться, встречая строгий, ледяной взгляд герцога Остаррики, внимательный герцога Иберо – того, кто являлся едва ли не основной причиной сегодняшнего вечера, нежного Эрмины, вежливого герцогини Иберо, равнодушно-холодного Фернандо и Беатрис, искреннего адмирала Иберо.
- Это честь для нас принимать Вас в своем доме, - негромко сказала фрейлина, присаживаясь в реверансе перед великолепными представителями дома Иберо.
Рыжеволосая головка гордо поднялась, изумрудные глаза внимательно вглядывались в каждого из семьи Иберо. Адмирал ответил улыбкой, вдовствующая герцогиня и ее дочь - короткими наклонами головы, братья Иберо - изысканно вежливыми поклонами, герцог Динштайн коротким кивком своей красивой головы. Во все еще траурных одеждах всех этих людей виделся неуловимо-изысканный штрих, отмечающий их принадлежность к Высокому Дому, где каждый знал и помнил какое имя он носит. За плечом фрейлины Дирок отдал отменно-превосходный поклон всем еще раз:
- Двери нашего дома открыты для вас.
Сандра улыбнулась, встретившись взглядом с Эрмини и чуть отступая, чтобы провести гостей в дом:
- Прошу вас, проходите и располагайтесь, - она чуть заметно кивнула по направлению к правому углу большой гостиной: Рикто - первый музыкант и сочинитель столицы, мягко взмахнул рукой, начиная одну из плавных, южных мелодий.
Гости проходили, рассматривая стены с огромными гобеленами, вышитые еще во времена Константина Миротворца*. Сандра еле заметно повела обнаженными плечами, поправляя кружево темно-зеленного платья.
- Сандринья, что с тобой? Ты волнуешься?
- Немного, Ваше Величество, - тихо ответила фрейлина.
- Ох, что за официальность. Ты заигрываешься.
- О нет.. Эрмини, просто сейчас я нахожусь на своем месте, с которого уже мне не сойти. Никогда, - улыбка на губах была как всегда обворожительной. Чуть тряхнув головой, бывшая фаворитка вновь присела в реверансе и, поднимаясь, тихо попросила: - Не защищай меня от собственной памяти, Эрмини. С ней только я смогу справится.. Когда-нибудь.. Тебя зовут..
Сандра поймала взгляд брата и едва заметно кивнула на дверь. Им предстояло встретить еще гостей. Рыжеволосая девушка посмотрела на часы и чуть вздохнула: стрелки подходили к отметке три – время назначенного приема.
- Они сейчас будут, - склоняясь к сестре и чуть целуя ее в щеку, прошептал Дирок.
- Какая точность. – фыркнула его сестра, ласково беря под руку. – Всех девушек одарил вниманием, плутишка?
- И не только девушек, но и двух самых восхитительных женщин.
- О, позволь я угадаю, ты подарил каждой из них по алой розе?
Дирок покачал головой:
- Нет, я подарил красную розу императрице… и алую розу герцогине…
- Боясь их перепутать в суете вечера, - опять подколола его сестрица.
- Не угадываешь, моя очаровательная егоза, я всего лишь отметил те чувства, которые родились в моем сердце при виде их красоты.
- Надеюсь, ты мне расскажешь по-родственному, что это за чувства? – заинтересовалась Сандра.
- Конечно: искреннее восхищение и восхищение искренностью, - и он так задорно подмигнул, что девушка прыснула от смеха.
- Первый Тан Севера Рой Артурсон Фрост! Тангабранд Айс тан Севера и наместник Ирра! Ее Высочество Асни Александрит-Фрост! Виктория-Екатерина Фрост!
Появившиеся люди могли впечатлить своим видом любого: у всех четверых была повадка зверей – гордая, независимая стать. По-разному, но ощущалось это и в хрупкой фигурке Виктории Фрост, и в ее широкоплечем брате. Сандра невольно усмехнулась собственным мыслям: «Боги! О чем ты думаешь? Ну, кого тебе напомнила эта большеглазая полудевушка-полудитя? – и она не могла не ответить себе честно: - Очаровательного котенка. А все кошки, даже самые маленькие – независимы, горды, сильны и живучи…» Сандра улыбнулась, услышав слова своего брата:
- Мы рады видеть вас.
- Счастлива приветствовать вас, - добавила Сандра, встречаясь вновь с каждым из них взглядом.
Мягкий, почти робкий взор – Виктории, ясный, чуть насмешливый взгляд Асни Райм, засветившиеся удовольствием глаза тана Буревестника и спокойно-невозмутимый взгляд Первого Тана Севера. Почему-то Сандре показалось, что в их теплом доме повеяло холодным воздухом гор и она едва сдержалась, чтобы не передернуть плечами. Вновь выручил Дирок, который ловко подхватил под руки двух девушек, сопровождая их в огромный гостиный зал и уже напевая что-то:
- Маленькая принцесса, вы позволите мне сегодня быть вашим рыцарем? Знаете, такие страшные в своей невозмутимости номены, которые бросят свою железную перчатку любому, кто осмелится косо посмотреть на их избранниц.
- Но вы совсем не страшный, Дирок, - послышался нежный голосок девушки.
- Не говоря уж о том, что невозмутимым вам быть сложно, - добавила Асни.
- Тан Райм, вы удивительно правы сегодня, - Сандра услышала в голосе брата усмешку, когда приглашала за собой двух легендарных танов своей родины. – Мне сложно сохранить невозмутимость, Асни, когда я вижу, насколько вы обворожительны… в платье.
Сандра улыбнулась своим спутникам:
- Надеюсь, вам понравится наш скромный прием, мой тан, - мурлыкнула она, посмотрев прямо в спокойные глаза Роя Фроста.
Этот человек ответил вежливым и коротким кивком, не сказав ни одного слова. Молодая фрейлина фыркнула в глубине души: «Варвар!». Но ее рыжеволосая головка тут же обратилась к Тангабранду Айсу:
- Я уверена, что вы забыли, мой тан, но сегодня исполнится моя детская мечта – танцевать с вами.
- Буду надеяться, что это была не единственная ваша мечта, Сандра, - в серых глазах Буревестника сверкнул яркий огонь, когда он посмотрел на очаровательное лицо хозяйки дома, засветившееся искренней радостью.
Рунн. Дом Прад.
Когда с самого утра в доме все сверкает, когда слуги носятся в торопливой поспешности доделывая казалось бы несущественные мелочи, когда брат и сестра Прад, встречаясь осматривают друг друга с особой критичной внимательностью – это значит лишь одно: в доме ожидается большой прием. Тан Алиера и его рыжеволосая сестрица улыбнулись, закончив осмотр:
- Сандра, ты восхитительна. Этот темно-зеленый бархат платья поразительно тебе идет.
Брови девушки поднялись в насмешливом вопросе:
- Дирок, кажется, вечер еще не начался, а ты уже очаровываешь.
- Со своей сестрой я могу быть кристально честен.
- А с другими девушками? Им ты врешь? – продолжила безжалостный допрос Сандра.
Глубокие, зеленые глаза брата сверкнули, хотя лицо осталось серьезным, как никогда:
- Моя прекрасная сестра, да будет тебе известно, что я никогда не соврал ни одной девушке. А вот ты сейчас – нервничаешь и срываешь на мне свое беспокойство, - его губ коснулась ослепительная улыбка, когда он нагнулся и поцеловал Сандру в лоб. – Пойдем? Скоро прибудут первые гости.
Сандра привстала на цыпочки, обняв брата за плечи и прижавшись к его щеке своей. Губы ее улыбались мягко и тепло:
- Ты у меня всегда был и есть – самый лучший, Дирок. Вот только – откуда ты знаешь, что гости скоро приедут? – в голосе появилась лукавая издевка. – До назначенного часа еще много времени.
Дирок ловко подхватил сестру под руку, направляясь к лестнице, а потом и вниз – в огромный, освещенный многочисленными свечами холл, где они собирались встречать гостей. Шагая вниз, он пояснил:
- Сандра, даже живя в нашем диком, северном крае, твой брат великолепно знает о том, что на подобные званные приемы гости имеют обыкновение прибывать за час или два до назначенного времени, - юноша помолчал и, улыбнувшись, закончил. – И потом: мы ожидаем прибытия большого количества очаровательных, восхитительных молодых номени. А их я чувствую душой.
- Плут! – завершила его речь рыжеволосая красавица.
Одновременно с ее безапелляционным «приговором», послышался звучный голос дворецкого, которому вторили решительные, быстрые шаги гостя:
- Граф Рикардо Кристобаль Фе Арида!
В дверях показалась фигура высокого, великолепно сложенного морского офицера, при взгляде на него лицо Дирока, как заметила Сандра, озарилось веселой усмешкой:
- Рад видеть тебя, старый друг!
Черные глаза графа с невыразимой мольбой обратились к улыбнувшейся ему Сандре:
- Номени, судя по вашей красоте и обворожительности, вы сестра этого наглеца, которого спасает лишь узы нашей «древней» дружбы… Я умоляю вас не верить его словам. Мы с ним – одного возраста! А он из какого-то черного умысла «чернит» меня перед такой ослепительной красавицей, - закончив свою пламенную, яркую речь, Рикардо прижался губами к душистой руке Сандры, еле сдерживающей смех и останавливающей Дирока повелительным взглядом:
- Граф, даже если бы я не была о вас наслышана от своего брата, то узнала бы по этим удивительным и ласкающим слух любой девушки словам. И, уверяю, что именно родство с Дироком, заставляет доверять не словам, а глазам. А они меня не обманывают. Я вижу перед собой одного из самых блистательных капитанов южного флота Империи, - девушка улыбалась, когда ее зеленые глаза встретились с ласковым взором графа Арида. – Дирок, я провожу графа в гостиную и вернусь.
- Лучше его провожу я, - решительно сказал Дирок, ухмыляясь. – А то ты рискуешь забыть обо всем на свете. Рик, в течении вечера ты еще не раз сможешь восхититься моей золотой сестрицей, но встречать гостей без нее я не смогу даже ради нашей с тобой дружбы.
Сандра улыбнулась первому гостю и подошла к зеркалу, чтобы еще раз оглядеть себя, но в этот миг опять послышался голос дворецкого:
- Агнесса де Анфра!
Зеленые глаза засветились благодарностью, когда в холл вступила очаровательная, белокурая девушка. Рыжеволосая фрейлина поспешила навстречу новоприбывшей:
- Агнесса, как я рада, что ты пришла чуть раньше. Ты даже не представляешь, насколько спокойнее мне стало, - Сандра с искренним восхищением оглядела свою прекрасную подругу. – Пожалуй, я не буду говорить тебе комплименты…
- И правильно сделаешь, сестра, - раздался глубокий, бархатный голос за ее плечом. – Потому что это с огромным удовольствием сделаю я.
Дирок дэ Ла Прад склонился перед улыбнувшейся его словам номени де Анфра и, подняв свои загоревшиеся опасным огнем глаза, сказал:
- Вы восхитительны, номени. Клянусь всеми богами, что солнце и луна сейчас вошли в наш скромный дом, чтобы озарить его взглядом ваших глаз, теплотой вашей улыбки, - с этими словами, Дирок поднял белоснежную руку девушки, целуя каждый пальчик.
- Благодарю вас, Дирок, но боюсь, что не заслуживаю столь многочисленных похвал, - безукоризненные черты лица красавицы-фрейлины светились улыбкой. Девушка повернулась к хозяйке дома: - Сандра, ты можешь на меня рассчитывать. Я рада быть тебе полезной.
Рыжеволосая фрейлина с искренней радостью кивнула головкой, следя, как ее брат проводит гостью в гостиную. Она не успела перевести дух, как Дирок вернулся:
- Рик своего не упустит.
- О, я не сомневаюсь в твоем друге, - нежно промурлыкала его сестра, поправляя бархатную ленточку на шее. – Граф околдует своими манерами, голосом и взглядами любую девушку. Надеюсь, что у Агнессы хватит мужества противостоять его обворожительности. Как и твоей, милый брат.
- Ты не справедлива к нам, Сандра, - в тон ей ответил Дирок, играя фамильным перстнем. – Красоту надо воспевать.. И сколько бы голосов ей не пели – все будет мало.
Девушка фыркнула, но не успела ничего ответить, потому что вошедший дворецкий объявил следующих гостей:
- Князь Готфрид Иоганн фон Торнхейм с сыном и дочерью!
Вошедшие дружно три человека смотрелись внушительно. Между двумя величественными и высокими мужчинам, чуть впереди выступала казавшаяся хрупкой девушка. Сандра почему-то вспомнила себя, когда одиннадцатилетней девчонкой она приехала в Осколок на первый в ее жизни официальный прием. И она шла рядом с отцом и впереди своих братьев, выступая как взрослая номени, хотя, как ей вспоминалась – тогда все казалось «взрослым», а она – была лишь маленькой, но очень старающейся выглядеть большой девчушкой.
- Рада приветствовать вас в своем доме, князь, - рыжие локоны едва заметно качнулись, когда Сандра присела в реверансе, тут же поднимаясь и с улыбкой встречая мрачный взгляд брамерского владыки.
- Нам приятен ваш визит, - Дирок был рядом, и она чувствовала его, даже не оглядываясь. – Надеюсь, вы представите нас своим детям, князь?
Густые, черные брови нахмурились, Иоганн-Готфрид Торнхейм казалось бы угрожающе навис над всеми, но голос его прозвучал ровно, отразившись от стен холла:
- Мой сын – Хайнц фон Торнхейм. Моя дочь – Клариссия.
Сандра едва заметно прикрыла глаза густыми, рыжими ресницами, протягивая маркизу Торнхейм свою изящную руку, а затем обменялась с его сестрой взглядами, приветствуя. Дирок понял все без малейшего намека, предложив Кларе руку и отходя в сторону, чтобы пропустить свою сестру, ловко подхватившую под руки величественных представителей Высокого дома Торнхейм, очаровательно улыбаясь, то одному, то другому и беззаботно интересуясь тем, как они доехали до их дома и погодой. Тан Алиера намеренно задержался, останавливаясь со своей спутницей у одного и зеркал и срывая белоснежную розу:
- Вы позволите? Этот цветок придаст еще больший блеск вашей коже, номени, - он улыбнулся и ловко прикрепил душистый подарок к манжету. Когда девушка вскинула на него глаза, тан Алиера легко продолжил. – В ваших глазах можно было бы утонуть, но я с вашего разрешения – буду любоваться.
Он вновь положил тонкую руку девушки на изгиб своей руки и провел ее следом за уже ушедшими в гостиную отцом и сыном Торнхейм. Клара небрежно подняла руку с подарком и чуть коснулась лепестков розы губами, странно улыбнувшись собственным мыслям и благодарно кивая графу дэ Ла Прад. Сандра вежливо представила новоприбывших, следуя скорее правила этикета, так как все они безусловно были знакомы. Девушка проследила, что князь занял место в одном из кресел, устремляя хмурый взгляд в огонь камина, а молодые люди затеяли небольшую беседу – одну из тех милых и ни к чему не обязывающих бесед, которые можно начинать с какого угодно места и продолжать до бесконечности или до любого удобного случая. Фрейлина сделала едва заметный знак, и слуга бесшумно обошел гостей, угощая легкими напитками. А хозяева вновь вышли в холл, ожидая прихода следующих гостей. И они не замедлили явиться.
- Ее Величество, вдовствующая Императрица Эрмина! Герцог Диего-Альберто Иберо! Герцог Антонио Иберо! Герцогиня Иберо с сыном Фернандо и дочерью Беатрис! Герцог Альбрехт Динштайн!
Сандра невольно выпрямилась еще больше и на мгновение затаила дыхание: почему-то встречи с родными Эрмины по-особому волновали ее. В конце концов, лишь доброте своей царственной подруги она обязана тем, что на нее смотрят почти как на равную. Хоть она совсем этого не заслуживает. Сандра распахнула свои огромные глаза, приветливо встречая новоприбывших и ласково приветствуя каждого. Фрейлина продолжала очаровательно улыбаться, встречая строгий, ледяной взгляд герцога Остаррики, внимательный герцога Иберо – того, кто являлся едва ли не основной причиной сегодняшнего вечера, нежного Эрмины, вежливого герцогини Иберо, равнодушно-холодного Фернандо и Беатрис, искреннего адмирала Иберо.
- Это честь для нас принимать Вас в своем доме, - негромко сказала фрейлина, присаживаясь в реверансе перед великолепными представителями дома Иберо.
Рыжеволосая головка гордо поднялась, изумрудные глаза внимательно вглядывались в каждого из семьи Иберо. Адмирал ответил улыбкой, вдовствующая герцогиня и ее дочь - короткими наклонами головы, братья Иберо - изысканно вежливыми поклонами, герцог Динштайн коротким кивком своей красивой головы. Во все еще траурных одеждах всех этих людей виделся неуловимо-изысканный штрих, отмечающий их принадлежность к Высокому Дому, где каждый знал и помнил какое имя он носит. За плечом фрейлины Дирок отдал отменно-превосходный поклон всем еще раз:
- Двери нашего дома открыты для вас.
Сандра улыбнулась, встретившись взглядом с Эрмини и чуть отступая, чтобы провести гостей в дом:
- Прошу вас, проходите и располагайтесь, - она чуть заметно кивнула по направлению к правому углу большой гостиной: Рикто - первый музыкант и сочинитель столицы, мягко взмахнул рукой, начиная одну из плавных, южных мелодий.
Гости проходили, рассматривая стены с огромными гобеленами, вышитые еще во времена Константина Миротворца*. Сандра еле заметно повела обнаженными плечами, поправляя кружево темно-зеленного платья.
- Сандринья, что с тобой? Ты волнуешься?
- Немного, Ваше Величество, - тихо ответила фрейлина.
- Ох, что за официальность. Ты заигрываешься.
- О нет.. Эрмини, просто сейчас я нахожусь на своем месте, с которого уже мне не сойти. Никогда, - улыбка на губах была как всегда обворожительной. Чуть тряхнув головой, бывшая фаворитка вновь присела в реверансе и, поднимаясь, тихо попросила: - Не защищай меня от собственной памяти, Эрмини. С ней только я смогу справится.. Когда-нибудь.. Тебя зовут..
Сандра поймала взгляд брата и едва заметно кивнула на дверь. Им предстояло встретить еще гостей. Рыжеволосая девушка посмотрела на часы и чуть вздохнула: стрелки подходили к отметке три – время назначенного приема.
- Они сейчас будут, - склоняясь к сестре и чуть целуя ее в щеку, прошептал Дирок.
- Какая точность. – фыркнула его сестра, ласково беря под руку. – Всех девушек одарил вниманием, плутишка?
- И не только девушек, но и двух самых восхитительных женщин.
- О, позволь я угадаю, ты подарил каждой из них по алой розе?
Дирок покачал головой:
- Нет, я подарил красную розу императрице… и алую розу герцогине…
- Боясь их перепутать в суете вечера, - опять подколола его сестрица.
- Не угадываешь, моя очаровательная егоза, я всего лишь отметил те чувства, которые родились в моем сердце при виде их красоты.
- Надеюсь, ты мне расскажешь по-родственному, что это за чувства? – заинтересовалась Сандра.
- Конечно: искреннее восхищение и восхищение искренностью, - и он так задорно подмигнул, что девушка прыснула от смеха.
- Первый Тан Севера Рой Артурсон Фрост! Тангабранд Айс тан Севера и наместник Ирра! Ее Высочество Асни Александрит-Фрост! Виктория-Екатерина Фрост!
Появившиеся люди могли впечатлить своим видом любого: у всех четверых была повадка зверей – гордая, независимая стать. По-разному, но ощущалось это и в хрупкой фигурке Виктории Фрост, и в ее широкоплечем брате. Сандра невольно усмехнулась собственным мыслям: «Боги! О чем ты думаешь? Ну, кого тебе напомнила эта большеглазая полудевушка-полудитя? – и она не могла не ответить себе честно: - Очаровательного котенка. А все кошки, даже самые маленькие – независимы, горды, сильны и живучи…» Сандра улыбнулась, услышав слова своего брата:
- Мы рады видеть вас.
- Счастлива приветствовать вас, - добавила Сандра, встречаясь вновь с каждым из них взглядом.
Мягкий, почти робкий взор – Виктории, ясный, чуть насмешливый взгляд Асни Райм, засветившиеся удовольствием глаза тана Буревестника и спокойно-невозмутимый взгляд Первого Тана Севера. Почему-то Сандре показалось, что в их теплом доме повеяло холодным воздухом гор и она едва сдержалась, чтобы не передернуть плечами. Вновь выручил Дирок, который ловко подхватил под руки двух девушек, сопровождая их в огромный гостиный зал и уже напевая что-то:
- Маленькая принцесса, вы позволите мне сегодня быть вашим рыцарем? Знаете, такие страшные в своей невозмутимости номены, которые бросят свою железную перчатку любому, кто осмелится косо посмотреть на их избранниц.
- Но вы совсем не страшный, Дирок, - послышался нежный голосок девушки.
- Не говоря уж о том, что невозмутимым вам быть сложно, - добавила Асни.
- Тан Райм, вы удивительно правы сегодня, - Сандра услышала в голосе брата усмешку, когда приглашала за собой двух легендарных танов своей родины. – Мне сложно сохранить невозмутимость, Асни, когда я вижу, насколько вы обворожительны… в платье.
Сандра улыбнулась своим спутникам:
- Надеюсь, вам понравится наш скромный прием, мой тан, - мурлыкнула она, посмотрев прямо в спокойные глаза Роя Фроста.
Этот человек ответил вежливым и коротким кивком, не сказав ни одного слова. Молодая фрейлина фыркнула в глубине души: «Варвар!». Но ее рыжеволосая головка тут же обратилась к Тангабранду Айсу:
- Я уверена, что вы забыли, мой тан, но сегодня исполнится моя детская мечта – танцевать с вами.
- Буду надеяться, что это была не единственная ваша мечта, Сандра, - в серых глазах Буревестника сверкнул яркий огонь, когда он посмотрел на очаровательное лицо хозяйки дома, засветившееся искренней радостью.
25 число месяца Полотна.
Королевский Рунн. Дом Прад.
Слуга склонился, когда Сандра появилась в лучах света вместе со своим братом:
- Обед будет готов через полчаса, майрис, - негромкий голос и еще один вежливый поклон.
- Хорошо, я не сомневалась в вас, Кэй, - глаза оглядели присутствующих, которые как это всегда бывает на подобных званых вечерах разделились на несколько групп.
Дирок скользнул из-за ее спины, направляясь к небольшой группе, где находилась Агнесса де Анфра и Клариссия Торнхейм. Молодой тан непринужденно присоединился к этому кружку, кивая головой маркизу де Торнхейм, стоявшему тут же и интересуясь - а не соизволит ли номени Клара пройти с ним…. Рыжеволосая фрейлина чуть улыбнулась, поняв намерение своего брата, который подхватив девушку под руку повел ее знакомиться с Викторией Фрост и Асни Александрит-Фрост, тем самым разбивая один из кружков, но и вынуждая оставшихся создать еще один или даже два кружка. Привычное и почти необходимое желание в этих полувстречах-полузнакомствах, чтобы пришедшие именно пообщались друг с другом, без создания какого-либо напряжения. Зеленоглазая девушка чуть улыбнулась герцогу Динштайну, приближаясь, чтобы взять его под руку:
- Прошу у вас прощения, ваша светлость, но вы стоите прямо у окна, здесь дует. Позвольте я провожу вас к более уютному месту, - ей действительно не хотелось оставлять вне поля зрения подобную фигуру. Неизвестно почему, но во взгляде, в голосе герцога слышался мрачный протест.
- Я прекрасно себя чувствую в любом месте, где…
- Где нет меня? - улыбалась Сандра. - Ах, ваша светлость, чем мне вызвать улыбку на вашем хмуром лице? Может быть самой стать очень и очень серьезной? Право, мне бы не хотелось при вас притворяться. Тем более, что это совершенно бессмысленно.
Серьезные, темные глаза посмотрели на фрейлину, прежде чем он мягко, но настойчиво освободил свою руку:
- Спасибо за заботу, номени Сандра. Но я действительно сам решу что мне делать.
- Или я помогу тебе, - раздался за плечом Сандры негромкий, мелодичный голос. - Милый брат, мне давно хотелось у вас поинтересоваться….
Эрмини как всегда удивительно вовремя появилась, фрейлина успела поймать лукавый взгляд карих глаз и улыбнулась благодарно. Вечер крутился в сверкании свечей, шорохе платьев и негромких разговорах собравшихся. Рикардо Фе Арида как-то совершенно незаметно поменялся местами с Дироком, рассказывая Кларе и Виктории, стоящей рядом с таном Буревестником о том, насколько теплое течение встречается на пути от Иберии к Новой Иберии. По словам графа в его волнах можно сварится, на что Асни резонно заметила, что почему-то варенной рыбы там не встречала и Дирок, прежде чем подхватить эту девушку под руку отметил, что вероятно потому рыба там и не клюет. Дирок и Асни (девушка двигалась порывисто, не смотря на платье, чрезвычайно красиво облегающее всю ее стройную, тонкую фигуру) продолжили негромко говорить, переходя к небольшой картине, где изображалось знаменитое сражение у Вольтурны, времен завоевания этих берегов основателем империи. Но молодых танов интересовала не произведение живописи, а двое людей, стоящих перед ним.
- Не разрешите ли наш спор, герцог? - весело начал разговор тан Алиера.
- Это не спор, а глупости, которые выдумывают такие люди, как вы, Дирок, чтобы привлечь к себе внимание легковерных девушек, - решительно перебила его Асни, Тан Райм.
- Вы не похожи на девушку, которую легко провести, - негромко, чуть поклонившись вставил свое слово герцог Иберо.
Асни с едва заметным превосходством окинула Дирока взглядом, вызвав у того искреннюю улыбку:
- Но все же про спор: согласен, в водах Фай нельзя варить рыбу, но сварится вполне можно, потому что там течет едва ли не кипяток.
Диего Иберо тоже улыбнулся:
- Очень теплое течение, но не кипяток, если быть честным. Мне довелось пересекать это место и не раз.
- Герцог, вы должны сказать свое слово в этом споре, - решительно заявила Асни, до этого они медленно двигались по направлению к все еще развлекающему Клариссию Торнхейм и Викторию Фрост Рикардо, а теперь - целенаправленно шли.
- Брат, но мы кажется не договорили? - окликнул холодный голос Фернандо.
- Вот и договорите обо всем или о другом с нами, - откликнулся вместо Диего тан Алиера, направляя младшего Иберо вслед за старшим братом.
Вчетвером они вернулись к было оставленному разговору. Иберийцы вежливо склонились перед двумя девушками. Герцог Иберо решительно, хоть и шутливо отказался поддержать мысль о варенной рыбе, которую можно ловить в водах Фай, а Фернандо равнодушно смотрел на спорящих, переводя взгляд с одного лица на другое.
Мягкая музыка едва заметно кружилась между присутствующими: теплый напев юга с мелодичными звуками флейт и нежным перебором гитар. Дирок огляделся, находя взглядом сестру, которая стояла вместе с Агнессой перед герцогом Остаррики, неторопливо рассказывающего о том, как и когда лучше переходить горы. Сидящий по прежнему в кресле князь Брамера хмуро глядел в огонь, изредка улыбаясь чему-то, а его сын внимательно прислушивался к словам Альбрехта, изредка вставляя краткие вопросы. Тан Алиера чуть поморщился, когда услышал все эти рассуждения и решительно перешел к Беатрис Иберо, предлагая ей пройти и послушать о том, как удобнее передвигаться по суше или по морю. По пути он еле заметно подмигнул Рикардо, решившему вставить свое слово в рассуждения герцога Динштайна. И его присоединение к компании у камина ознаменовалось легким смехом, вырвавшемся у Сандры и Агнессы после первой же реплики графа, заметившего, что совсем не обязательно лезть в горы, когда можно их переплыть. Рыжеволосая фрейлина мило улыбнулась, оставляя беседующих у камина и плавно переходя ближе к дверям, желая проверить скоро ли будет готов обед. Девушка мягко скользнула мимо стоящих рядом герцогини Иберо, тана Фроста, Асни Фрост, тана Айс и адмирала Иберо, к которым уже успели присоединится Дирок с Беатрис. Все они стояли посреди зала, попивая легкое вино и негромко что-то обсуждая. Хотя, когда Сандра чуть больше присмотрелась, она поняла, что говорят в основном герцогиня и Рой Фрост. Двое остальных - слушали, изредка вставляя пару слов. Рыжеволосой красавице вдруг захотелось остановится и послушать, но она просто удержала на губах улыбку, проходя дальше и ощущая желание обернуться и встретится взглядом с одним из этих людей, словно вызвать на поединок. Фрейлина усмехнулась сама себе - какие только глупости не лезут в голову, когда волнуешься.
Возле небольшого столика застыла юная Виктория Фрост, взгляд которой уже довольно длительное время был опушен к прихотливому рисунку ковра, украшающего приемный зал дома. Рядом с ней стоял герцог Иберо, в свою очередь задумчиво разглядывая это смущенное существо.
- Может быть вина? - тихо спросил он, подавая знак разносившему напитки слуге, тот бесшумно подошел, протягивая поднос и услужливо склоняясь.
- Красное? Белое? - обычный вежливый вопрос заставил девушку вскинуть голову и посмотреть на Диего Иберо широко открытыми глазами:
- Спасибо... я не люблю вино, - смутилась своей откровенности девушка и снова опустила голову.
Герцог удержал слугу взглядом, беря два бокала белого вина и задумчиво глотнув из одного:
- Попробуйте, Виктория. Это легкое вино юга Фортады, - его рука протянула девушке фужер. - У него прелестный букет и очень тонкий вкус.
Какое-то мгновение девушка не двигалась, потом снова посмотрела на Короля Юга, уверено протянула руку, беря бокал, и пригубила вино.
- Благодарю, - кивнула Виктория и продолжила разглядывать ковер.
Чуть в отдалении от них стояла еще одна молодая пара, черноволосая девушка пронзительно и глядя прямо в нарочито безмятежное лицо своего красавца-собеседника громко спросила:
- А вам доводилось, маркиз, охотится на медведей? У нас в Брамере зимой они подбираются к домам в поисках пищи...
- Медведи зимой спят, - лениво откликнулся маркиз Иберо.
- Не всегда, - упрямо возразила Клариссия Торнхейм.
Но их спору не суждено было продолжится, так как вошедший слуга громко объявил:
- Прошу к столу! - одновременно с этими словами за его спиной распахнулись двери в большой зал, где стоял огромный круглый стол.
Все прошли в обеденный зал, дворецкие внимательно и придирчиво следили, провожая гостей к их местам. Ее Величество Эрмина задержалась возле очаровательного зеркала, глядя в которое она поправляла небольшой, ажурный шарф, украшающий левое плечо. Сандра подошла к своей царственной подруге, тихо прошептав о том, где расположила ее за столом. Эрмини кивнула головой и сжала руку рыжеволосой девушки:
- Не волнуйся, Сандринья.
- Как прикажите, Ваше Величество, - чопорно, но с лукавой искоркой ответила Сандра. - О, какая очаровательная вещица. Кажется она очень древняя. Откуда этот кулон?
Под тончайшим шарфом светился мягким, теплым светом камень, опутанный странными, переплетающимися линиями, словно специально завораживающим взоры тех, кто смотрел на него. Медового цвета сердолик был оправлен бронзой и легкой, золотистой сеткой.
- Диегито привез из Новой Иберии, - изящные пальцы Эрмини коснулись медальона. - Удивительная вещица, не правда ли?
- Странно, что тебе понравилась эта простая, хоть и очень древняя безделушка, - улыбнулась Сандра.
- Сестра, я хочу похитить твою очаровательную собеседницу, - возник рядом с ними Дирок.
- Ты просто проголодался! - прозвучало безжалостное обвинение.
Дирок, уже подхвативший улыбнувшуюся ему императрицу под руку, мягко возразил:
- Нет, я потерялся без самой обворожительной красавицы на свете… и чувствую себя сиротой, - и едва ли сестра успела бы ему сказать хоть слово, потому что правитель Алиера уже ловко провел красавицу императрицу на ее место.
Рядом с Сандрой, возник тан Буревестник, спокойно осматривая рассаживающихся за столом гостей. Тангабранд Айс вдохнул полной грудью, затянутую черной кожей камзола и усмехнулся:
- Сандра, мне кажется ваш брат должен быть не очень доволен тем, как расположились гости? - он протянул девушке руку, помогая ей пройти к столу.
- Для него на этом обеде открывается великолепный вид, мой тан, - зеленые глаза сверкали искренней радостью, глядя прямо в лицо заулыбавшегося ей Тангабранда. - Он несомненно оценит, что сможет уделять внимание сразу всем прекрасным девушкам этого вечера. А не только тем, кому бы посчастливилось занять места справа или слева от него.
Вопреки этим словам, рыжеволосая фрейлина едва ли не физически ощутила осуждающий взгляд брата, но намеренно не обратила на него внимания, усаживаясь за стол и улыбаясь Антонио Иберо, занявшему место по правую руку от нее. Севший слева от Ее Величества князь Торнхейм посмотрел на другой конец стола, где рядом с Диего Альберто сидела тихая, русоволосая девушка, не поднимающая глаз от своего прибора на столе. Черные глаза князя сузились, но он позволил себе лишь странную улыбку, которую вполне можно было принять за оскал. Дочь князя, сидевшая рядом с отцом, вдруг наклонилась к нему, спрашивая:
- А зачем на столе блюда без еды?
Ответом ей был легкий хлопок Дирока, который расторопные слуги восприняли, как знак и быстро внесли первую смену блюд - аппетитные овощи, запеченные в особом соусе. Прислуживающие лакеи быстро наполнили тарелки гостей и поставили блюда на доселе пустые тарелки, оказавшиеся изящными подставками. Гости уделили должное внимание ароматным угощениям и изысканному вину. Наступившая первые несколько минут тишина за столом - быстро наполнилась негромкими разговорами ни о чем. Застолье всегда подразумевало если не удовлетворение, то относительное спокойствие, так как пища располагала к самым безобидным темам, например, урожаи прошлого года или наступающую весну нынешнего года. К тому времени, как слуги уже третий раз меняли блюда, кто-то заговорил о слишком откровенной моде, позволяющей без особого труда лицезреть красоту плеч и груди девушек. Кое-кто в ответ - лишь восхитился, но тут же получил незатейливый вопрос о том, как же воспевать, если тайн не остается. После чего Рикардо, улыбнувшись казалось бы всем присутствующим женщинам, провозгласил тост за самые обворожительно-прекрасные тайны, таящиеся в легких кружевах и шелках.
Рыжеволосая фрейлина почти не притронулась к еде, чутко следя за разговорами за столом. Их было немного и поэтому если вдруг ровное течение беседы было бы нарушено - то и заметить это легко. К ней склонился слуга, предлагая наполнить бокал вином, но Сандра отрицательно качнула головкой:
- Воды.
Прислуживающий ей слуга поспешил выполнить просьбу, а Сандра между тем поймала себя на том, что пристально наблюдает за движениями брата, который легким жестом приказал отодвинуть от герцога Торнхейма одно блюдо с салатом и придвинуть блюдо с жаркое, которого почти никто не коснулся из-за очень прянного соуса.
- Герцог, я уверен, что этот кисло-сладкий подлив к мясу - достоин вашего внимания. А уж тем более вашего аппетита, - донесся до нее очень серьезный голос брата.
"Слишком серьезный! Плут.." - узнала она интонацию и поняла, что Дирок заметил то, как герцог Брамера предпочитая не участвовать в беседе - уделил все свое внимание разнообразным блюдам на столе.
- У нас пост, - провожая уносимое было блюдо, проговорил басом Готфрид Торнхейм. Его сын посмотрел на отца и хмыкнул, переводя взгляд на Дирока:
- Да, угостите нас еще каким-нибудь вкусным... салатом.
- Всегда рад угодить вашим вкусам, - улыбнулся Дирок, еле заметно подмигивая укоризненному взгляду сестры: "О боги.. Дирок, как будто ты не знал!"
Вошедший дворецкий с готовностью встретил взгляд хозяйки, чуть приоткрывая двери, из-за которых полилась плавная, мелодичная музыка, зовущая в другой зал, где слуги за время обеда приглушили свет, убрав часть свечей, расставили стулья и небольшие столики, на которых расположили разнообразные напитки. Казалось, что музыка позвала, отразившись от открывающихся дверей.
- Будут танцы? - спросила, как всегда непосредственно и просто, Клариссия Торнхейм.
Агнесса встала, опираясь на руку Рикардо, и улыбнулась Кларе:
- А вам хочется? - голубые глаза посмотрели на маркиза Иберо насмешливо: - Если ваш кавалер заметит чуть больше, чем пустой бокал, то танец - будет.
Хайнц подождал, когда все перейдут в другой зал и подал знак слуге, который поспешно подошел:
- Через час подашь карету, - тихо сказал маркиз.
Сандра, выходившая последней, улыбнулась адмиралу Иберо, прося у него прощения и оборачиваясь к наследнику Брамера, подняла бровь:
- Вы собираетесь покинуть нас так скоро?
- Мне кажется, что смысла оставаться уже нет, а кто-то всегда уходит первым, номени, - нахмурился юноша, избегая смотреть прямо в зеленые, искрящиеся огнем глаза.
- Вы разумеется правы, маркиз, - кивнула головкой фрейлина, подхватывая его под руку и проводя за собой в наполненный музыкой зал. - Но право, мне жаль, если вам что-то пришлось не по нраву.
Юноша молча, отрицательно покачал головой, склоняясь и целуя руку хозяйки дома. Девушка в ответ кивнула головкой, отпуская своего спутника и осматривая разместившихся в гостиной людей. По ее знаку, Рикто - один из признанных и лучших музыкантов и сочинителей империи - взмахнул рукой, и покорные его воле исполнители заиграли одну из самых мелодичных иберийских мелодий - сарабанд. Антонио Иберо улыбнулся, склоняясь перед Агнессой де Анфра в пригласительном поклоне, почти одновременно с ним Дирок пригласил на танец Эрмину, а Рикардо отменно предупредительно протянул руку Алисе Иберо, которая, улыбнувшись Альбрехту и Рою, коснулась изящными пальцами руки своего партнера, вступая в круг танцующих. Герцог Остаррики коротко поклонился и быстро отошел от застывшего в невозмутимой неподвижности тана Фроста, Альбрехт прошел к чуть притоптывающей от нетерпения Клариссии, подхватив по пути под руку своего племянника - Фернандо и тихо сказав:
- Уверен, что ты не забыл хороших манер. Прошу тебя - пригласи девушку на этот танец.
Если младший из братьев Иберо и хотел что-то сказать - он предпочел приберечь слова для следующего раза, молча склоняясь перед Клариссией. Танец продолжался, наполняя музыкой речи тех, кто не соизволил войти в круг.
- Этот танец кое-кто не забудет, - подходя к Первому Тану Севера, проговорил Буревестник.
Тан Фроста посмотрел на вальсирующих и чуть улыбнулся:
- Танец явно не будет последним.
- Вы угадали, мой тан, - откликнулась вместо наместника Ирра Сандра, слышавшая последние слова. Зеленые глаза девушки сверкнули, когда она присела в небольшом реверансе, обворожительно улыбнувшись: - Тан Буревестник, следующий танец….
- Ваш, Сандра, - ответил на ее улыбку и сверкающий взгляд Тангабранд, чуть отодвинувшись в сторону и уступая место возникшей рядом с ними Асни Райм, посмотревший свысока на еще один реверанс фрейлины.
Рыжеволосая красавица легко прошла дальше, продолжая следить за танцующими и теми, кто соизволял любоваться зрелищем. Она подошла к присевшей на краешек стула Виктории и опустилась рядом с ней:
- Надеюсь вам нравится вечер, Виктория? - негромко, словно успокаивая саму себя проговорила Сандра, чуть кивнув стоящему неподолеку Диего, который в ответ склонил голову, неторопливо приближаясь к девушкам.
- Вечер просто замечательный! - быстро вскинула и вновь опустила свои огромные глаза Тори.
- Когда это говорит такой искренний человек, как вы, Виктория, в это невозможно не поверить, - ласково улыбнулась Сандра и наклонила голову, встречая темный взгляд герцога Иберо. - Почему вы не танцуете? Я понимаю, что это нескромно, но не могли бы вы, ваша светлость, порадовать нас следующим танцем?
- Если вам будет угодно, - вежливо ответил Диего.
- Ох, я ужасно забывчивая.. как же я упустила, что следующий танец - родом с Севера. Вы знаете лендлер? Виктория, вам он наверняка знаком, он легкий и, пожалуй, один из самых любимых всеми танцев. В нем плавность и красота сочетаются с непривычной для нашего края - непринужденностью.
Русоволосая головка быстро кивнула, а Диего улыбнулся, понимая незатейливую задумку фрейлины:
- Если Виктория не будет возражать - я с радостью приглашу ее на следующий танец.
- Я не буду возражать и с радостью приму приглашение герцога Иберо, - негромко, но очень отчетливо проговорила Тори.
Как только закончился один танец, Рикто тут же заиграл вступление к новому танцу. Диего помог подняться Виктории и прошел в снова образующийся круг, где уже находился Рикардо, пригласивший Клару Торнхейм. Сандра поднялась было навстречу к приближающемуся к ней наместнику Ирра, но возле нее возник Дирок, поправляющий пышные манжеты своей рубашки.
- Ты не подскажешь мне, сестрица, кто придумал эту вычурную моду? И не могла бы ты лично меня освободить от этих торчащих браслетов?
- Мода, любезный брат, для того и существует, чтобы прятать очевидное.. Если я освобожу твои руки, то у многих мужей откроются глаза..
- Ты мне не доверяешь, - укорил ее Рокки, улыбаясь Агнессе, с которой он встретился глазами.
- Да. Я доверяю моде. И очень хочу, чтобы мой брат как можно дольше ей следовал.. радуя многочисленных поклониц своим ослепительным видом..
Дирок закатил глаза:
- Знаешь, когда ты сыпешь комплименты на мою голову, Сандра, это значит одно: вежливый посыл меня к древним богам за очередным пророчеством, - они быстро обменялись улыбками и сестра увидела в глазах тана Алиера знакомый, яркий огонь, а оглянувшись только и смогла вздохнуть.
Ее ветряный и непостоянный брат уже спешил пригласить на танец очередную девушку. На губах фрейлины заиграла улыбка: этот танец и для Дирока будет своеобразным удовольствием - Асни Райм казалась человеком умеющим постоять за себя, при любых обстоятельствах.
Танец начинался и маленькая, женская ладошка полностью скрылась в уверенной руке одного из легендарных танов Севера. Рыжеволосая красавица спрятала улыбку, глядя широко распахнутыми глазами в лицо своего партнера, а величайшая легенда Севера, неустрашимый тан Буревестник усмехнулся:
- Сандра, неужели вы всего лишь возьмете с меня один долг? - в голосе слышалась бархатистая ласка.
- О, нет, - тихо промурлыкала в ответ девушка. - Я вам его не смогу зачесть, мой тан.
В ответ на его поднятую бровь, девушка продолжила медленный танец, поднимая руку и скользя ладонью по мужской груди к шее, которую мягко обняли тонкие пальчики:
- Ведь это я вас опять пригласила, - зеленые бесенята смотрели в серые, безбрежные, как само море глаза.
Мужчина не стал отвечать, поймав ее руку и в следующем движении они уже стояли спиной друг другу, приникая так тесно, словно желая слиться в единое целое. Пальцы рук хитро переплелись, но только до следующего поворота, где опять они глаза смотрели в глаза, чуть исподлобья, сверкая и вызывая на лицах улыбки. И снова ладони соприкоснулись, чтобы на миг встретившись - разойтись. Шаг за шагом они кружились среди тихо переговаривающихся людей, подчиняясь плавным тактам древней музыки и велению собственных тел, то жарко приникающих друг к другу, то вновь - расстающихся. Последнее па танца должно было поставить мужчину на одно колено, но вместо этого тан Буревестник подхватил фрейлину, поднимая ее на плече над всеми. Сандра невольно рассмеялась, оглядываясь с высоты своего полета, откуда ее ловко перехватили на руки и только потом аккуратно опустили на пол, склоняясь в благодарственном поклоне:
- Вы восхитительны, мой тан.
- Это были мои слова, но в ваших устах они звучат настолько божественно, что я предпочту наслаждаться и не возражать вам, - с охотой отозвался Тангабранд, проводя хозяйку вечера к небольшому креслу и чуть кивая подошедшему князю Торнхейма.
- Благодарим вас, номени Сандра, разрешите откланяться, - следом за ним стояли его дети, молчаливо прощающиеся.
Фрейлина поднялась, кивая рыжими кудрями:
- Я провожу вас, - улыбка, предназначенная князю и вежливый жест, указывающий гостям дорогу.
Когда они ушли, девушка позволила себе несколько минут отдыха, отойдя в сторону от вновь распределившихся по группам гостей и даже не прислушиваясь пока к негромким беседам, которые возникали то тут, то там. Рыжеволосая фрейлина подошла к высокому зеркалу, оглядывая себя с головы до ног и чуть поправляя манжеты и пояс платья. Тонкие пальчики незаметно вытащили из корсажа душистый платок, который девушка быстро приложила к виску: платок дарил любимый, вересковый аромат. Сандра едва заметно вздохнула, вновь пряча маленький кусочек ткани на груди. Глаза ее опять скользнули по зеркальному отражению и брови чуть нахмурились: "Ах, я должна была это предвидеть.." Тонкие пальцы попытались справиться с выбившимся из прически кудрями, что теперь придавали ее лицу очаровательно-беззаботный, но при этом совершенно растрепанный вид. Сандра сердито притопнула ножкой в бархатной туфельке, случайно ли, но взгляд ее заметил в зеркале отражения Первого Наместника Севера и его племянницы - Асни Райм. Неизвестно почему, но осознание, что она проходила мимо этих подтянутых, сдержанных и насмешливых северян в подобном растрепанном виде - еще больше раздосадовало Сандру. Девушка гневно прикусила нижнюю губку: "Трудно было подсказать, что мне нужно подправить прическу? Нет! Будут молча смотреть и усмехаться! Варвары.. Впрочем.. вечер заканчивается и это просто усталость…" - на губах ее вновь заиграла улыбка, которая подобно пламени первой свечи - начинала и заканчивала любой светский вечер…
Королевский Рунн. Дом Прад.
Слуга склонился, когда Сандра появилась в лучах света вместе со своим братом:
- Обед будет готов через полчаса, майрис, - негромкий голос и еще один вежливый поклон.
- Хорошо, я не сомневалась в вас, Кэй, - глаза оглядели присутствующих, которые как это всегда бывает на подобных званых вечерах разделились на несколько групп.
Дирок скользнул из-за ее спины, направляясь к небольшой группе, где находилась Агнесса де Анфра и Клариссия Торнхейм. Молодой тан непринужденно присоединился к этому кружку, кивая головой маркизу де Торнхейм, стоявшему тут же и интересуясь - а не соизволит ли номени Клара пройти с ним…. Рыжеволосая фрейлина чуть улыбнулась, поняв намерение своего брата, который подхватив девушку под руку повел ее знакомиться с Викторией Фрост и Асни Александрит-Фрост, тем самым разбивая один из кружков, но и вынуждая оставшихся создать еще один или даже два кружка. Привычное и почти необходимое желание в этих полувстречах-полузнакомствах, чтобы пришедшие именно пообщались друг с другом, без создания какого-либо напряжения. Зеленоглазая девушка чуть улыбнулась герцогу Динштайну, приближаясь, чтобы взять его под руку:
- Прошу у вас прощения, ваша светлость, но вы стоите прямо у окна, здесь дует. Позвольте я провожу вас к более уютному месту, - ей действительно не хотелось оставлять вне поля зрения подобную фигуру. Неизвестно почему, но во взгляде, в голосе герцога слышался мрачный протест.
- Я прекрасно себя чувствую в любом месте, где…
- Где нет меня? - улыбалась Сандра. - Ах, ваша светлость, чем мне вызвать улыбку на вашем хмуром лице? Может быть самой стать очень и очень серьезной? Право, мне бы не хотелось при вас притворяться. Тем более, что это совершенно бессмысленно.
Серьезные, темные глаза посмотрели на фрейлину, прежде чем он мягко, но настойчиво освободил свою руку:
- Спасибо за заботу, номени Сандра. Но я действительно сам решу что мне делать.
- Или я помогу тебе, - раздался за плечом Сандры негромкий, мелодичный голос. - Милый брат, мне давно хотелось у вас поинтересоваться….
Эрмини как всегда удивительно вовремя появилась, фрейлина успела поймать лукавый взгляд карих глаз и улыбнулась благодарно. Вечер крутился в сверкании свечей, шорохе платьев и негромких разговорах собравшихся. Рикардо Фе Арида как-то совершенно незаметно поменялся местами с Дироком, рассказывая Кларе и Виктории, стоящей рядом с таном Буревестником о том, насколько теплое течение встречается на пути от Иберии к Новой Иберии. По словам графа в его волнах можно сварится, на что Асни резонно заметила, что почему-то варенной рыбы там не встречала и Дирок, прежде чем подхватить эту девушку под руку отметил, что вероятно потому рыба там и не клюет. Дирок и Асни (девушка двигалась порывисто, не смотря на платье, чрезвычайно красиво облегающее всю ее стройную, тонкую фигуру) продолжили негромко говорить, переходя к небольшой картине, где изображалось знаменитое сражение у Вольтурны, времен завоевания этих берегов основателем империи. Но молодых танов интересовала не произведение живописи, а двое людей, стоящих перед ним.
- Не разрешите ли наш спор, герцог? - весело начал разговор тан Алиера.
- Это не спор, а глупости, которые выдумывают такие люди, как вы, Дирок, чтобы привлечь к себе внимание легковерных девушек, - решительно перебила его Асни, Тан Райм.
- Вы не похожи на девушку, которую легко провести, - негромко, чуть поклонившись вставил свое слово герцог Иберо.
Асни с едва заметным превосходством окинула Дирока взглядом, вызвав у того искреннюю улыбку:
- Но все же про спор: согласен, в водах Фай нельзя варить рыбу, но сварится вполне можно, потому что там течет едва ли не кипяток.
Диего Иберо тоже улыбнулся:
- Очень теплое течение, но не кипяток, если быть честным. Мне довелось пересекать это место и не раз.
- Герцог, вы должны сказать свое слово в этом споре, - решительно заявила Асни, до этого они медленно двигались по направлению к все еще развлекающему Клариссию Торнхейм и Викторию Фрост Рикардо, а теперь - целенаправленно шли.
- Брат, но мы кажется не договорили? - окликнул холодный голос Фернандо.
- Вот и договорите обо всем или о другом с нами, - откликнулся вместо Диего тан Алиера, направляя младшего Иберо вслед за старшим братом.
Вчетвером они вернулись к было оставленному разговору. Иберийцы вежливо склонились перед двумя девушками. Герцог Иберо решительно, хоть и шутливо отказался поддержать мысль о варенной рыбе, которую можно ловить в водах Фай, а Фернандо равнодушно смотрел на спорящих, переводя взгляд с одного лица на другое.
Мягкая музыка едва заметно кружилась между присутствующими: теплый напев юга с мелодичными звуками флейт и нежным перебором гитар. Дирок огляделся, находя взглядом сестру, которая стояла вместе с Агнессой перед герцогом Остаррики, неторопливо рассказывающего о том, как и когда лучше переходить горы. Сидящий по прежнему в кресле князь Брамера хмуро глядел в огонь, изредка улыбаясь чему-то, а его сын внимательно прислушивался к словам Альбрехта, изредка вставляя краткие вопросы. Тан Алиера чуть поморщился, когда услышал все эти рассуждения и решительно перешел к Беатрис Иберо, предлагая ей пройти и послушать о том, как удобнее передвигаться по суше или по морю. По пути он еле заметно подмигнул Рикардо, решившему вставить свое слово в рассуждения герцога Динштайна. И его присоединение к компании у камина ознаменовалось легким смехом, вырвавшемся у Сандры и Агнессы после первой же реплики графа, заметившего, что совсем не обязательно лезть в горы, когда можно их переплыть. Рыжеволосая фрейлина мило улыбнулась, оставляя беседующих у камина и плавно переходя ближе к дверям, желая проверить скоро ли будет готов обед. Девушка мягко скользнула мимо стоящих рядом герцогини Иберо, тана Фроста, Асни Фрост, тана Айс и адмирала Иберо, к которым уже успели присоединится Дирок с Беатрис. Все они стояли посреди зала, попивая легкое вино и негромко что-то обсуждая. Хотя, когда Сандра чуть больше присмотрелась, она поняла, что говорят в основном герцогиня и Рой Фрост. Двое остальных - слушали, изредка вставляя пару слов. Рыжеволосой красавице вдруг захотелось остановится и послушать, но она просто удержала на губах улыбку, проходя дальше и ощущая желание обернуться и встретится взглядом с одним из этих людей, словно вызвать на поединок. Фрейлина усмехнулась сама себе - какие только глупости не лезут в голову, когда волнуешься.
Возле небольшого столика застыла юная Виктория Фрост, взгляд которой уже довольно длительное время был опушен к прихотливому рисунку ковра, украшающего приемный зал дома. Рядом с ней стоял герцог Иберо, в свою очередь задумчиво разглядывая это смущенное существо.
- Может быть вина? - тихо спросил он, подавая знак разносившему напитки слуге, тот бесшумно подошел, протягивая поднос и услужливо склоняясь.
- Красное? Белое? - обычный вежливый вопрос заставил девушку вскинуть голову и посмотреть на Диего Иберо широко открытыми глазами:
- Спасибо... я не люблю вино, - смутилась своей откровенности девушка и снова опустила голову.
Герцог удержал слугу взглядом, беря два бокала белого вина и задумчиво глотнув из одного:
- Попробуйте, Виктория. Это легкое вино юга Фортады, - его рука протянула девушке фужер. - У него прелестный букет и очень тонкий вкус.
Какое-то мгновение девушка не двигалась, потом снова посмотрела на Короля Юга, уверено протянула руку, беря бокал, и пригубила вино.
- Благодарю, - кивнула Виктория и продолжила разглядывать ковер.
Чуть в отдалении от них стояла еще одна молодая пара, черноволосая девушка пронзительно и глядя прямо в нарочито безмятежное лицо своего красавца-собеседника громко спросила:
- А вам доводилось, маркиз, охотится на медведей? У нас в Брамере зимой они подбираются к домам в поисках пищи...
- Медведи зимой спят, - лениво откликнулся маркиз Иберо.
- Не всегда, - упрямо возразила Клариссия Торнхейм.
Но их спору не суждено было продолжится, так как вошедший слуга громко объявил:
- Прошу к столу! - одновременно с этими словами за его спиной распахнулись двери в большой зал, где стоял огромный круглый стол.
Все прошли в обеденный зал, дворецкие внимательно и придирчиво следили, провожая гостей к их местам. Ее Величество Эрмина задержалась возле очаровательного зеркала, глядя в которое она поправляла небольшой, ажурный шарф, украшающий левое плечо. Сандра подошла к своей царственной подруге, тихо прошептав о том, где расположила ее за столом. Эрмини кивнула головой и сжала руку рыжеволосой девушки:
- Не волнуйся, Сандринья.
- Как прикажите, Ваше Величество, - чопорно, но с лукавой искоркой ответила Сандра. - О, какая очаровательная вещица. Кажется она очень древняя. Откуда этот кулон?
Под тончайшим шарфом светился мягким, теплым светом камень, опутанный странными, переплетающимися линиями, словно специально завораживающим взоры тех, кто смотрел на него. Медового цвета сердолик был оправлен бронзой и легкой, золотистой сеткой.
- Диегито привез из Новой Иберии, - изящные пальцы Эрмини коснулись медальона. - Удивительная вещица, не правда ли?
- Странно, что тебе понравилась эта простая, хоть и очень древняя безделушка, - улыбнулась Сандра.
- Сестра, я хочу похитить твою очаровательную собеседницу, - возник рядом с ними Дирок.
- Ты просто проголодался! - прозвучало безжалостное обвинение.
Дирок, уже подхвативший улыбнувшуюся ему императрицу под руку, мягко возразил:
- Нет, я потерялся без самой обворожительной красавицы на свете… и чувствую себя сиротой, - и едва ли сестра успела бы ему сказать хоть слово, потому что правитель Алиера уже ловко провел красавицу императрицу на ее место.
Рядом с Сандрой, возник тан Буревестник, спокойно осматривая рассаживающихся за столом гостей. Тангабранд Айс вдохнул полной грудью, затянутую черной кожей камзола и усмехнулся:
- Сандра, мне кажется ваш брат должен быть не очень доволен тем, как расположились гости? - он протянул девушке руку, помогая ей пройти к столу.
- Для него на этом обеде открывается великолепный вид, мой тан, - зеленые глаза сверкали искренней радостью, глядя прямо в лицо заулыбавшегося ей Тангабранда. - Он несомненно оценит, что сможет уделять внимание сразу всем прекрасным девушкам этого вечера. А не только тем, кому бы посчастливилось занять места справа или слева от него.
Вопреки этим словам, рыжеволосая фрейлина едва ли не физически ощутила осуждающий взгляд брата, но намеренно не обратила на него внимания, усаживаясь за стол и улыбаясь Антонио Иберо, занявшему место по правую руку от нее. Севший слева от Ее Величества князь Торнхейм посмотрел на другой конец стола, где рядом с Диего Альберто сидела тихая, русоволосая девушка, не поднимающая глаз от своего прибора на столе. Черные глаза князя сузились, но он позволил себе лишь странную улыбку, которую вполне можно было принять за оскал. Дочь князя, сидевшая рядом с отцом, вдруг наклонилась к нему, спрашивая:
- А зачем на столе блюда без еды?
Ответом ей был легкий хлопок Дирока, который расторопные слуги восприняли, как знак и быстро внесли первую смену блюд - аппетитные овощи, запеченные в особом соусе. Прислуживающие лакеи быстро наполнили тарелки гостей и поставили блюда на доселе пустые тарелки, оказавшиеся изящными подставками. Гости уделили должное внимание ароматным угощениям и изысканному вину. Наступившая первые несколько минут тишина за столом - быстро наполнилась негромкими разговорами ни о чем. Застолье всегда подразумевало если не удовлетворение, то относительное спокойствие, так как пища располагала к самым безобидным темам, например, урожаи прошлого года или наступающую весну нынешнего года. К тому времени, как слуги уже третий раз меняли блюда, кто-то заговорил о слишком откровенной моде, позволяющей без особого труда лицезреть красоту плеч и груди девушек. Кое-кто в ответ - лишь восхитился, но тут же получил незатейливый вопрос о том, как же воспевать, если тайн не остается. После чего Рикардо, улыбнувшись казалось бы всем присутствующим женщинам, провозгласил тост за самые обворожительно-прекрасные тайны, таящиеся в легких кружевах и шелках.
Рыжеволосая фрейлина почти не притронулась к еде, чутко следя за разговорами за столом. Их было немного и поэтому если вдруг ровное течение беседы было бы нарушено - то и заметить это легко. К ней склонился слуга, предлагая наполнить бокал вином, но Сандра отрицательно качнула головкой:
- Воды.
Прислуживающий ей слуга поспешил выполнить просьбу, а Сандра между тем поймала себя на том, что пристально наблюдает за движениями брата, который легким жестом приказал отодвинуть от герцога Торнхейма одно блюдо с салатом и придвинуть блюдо с жаркое, которого почти никто не коснулся из-за очень прянного соуса.
- Герцог, я уверен, что этот кисло-сладкий подлив к мясу - достоин вашего внимания. А уж тем более вашего аппетита, - донесся до нее очень серьезный голос брата.
"Слишком серьезный! Плут.." - узнала она интонацию и поняла, что Дирок заметил то, как герцог Брамера предпочитая не участвовать в беседе - уделил все свое внимание разнообразным блюдам на столе.
- У нас пост, - провожая уносимое было блюдо, проговорил басом Готфрид Торнхейм. Его сын посмотрел на отца и хмыкнул, переводя взгляд на Дирока:
- Да, угостите нас еще каким-нибудь вкусным... салатом.
- Всегда рад угодить вашим вкусам, - улыбнулся Дирок, еле заметно подмигивая укоризненному взгляду сестры: "О боги.. Дирок, как будто ты не знал!"
Вошедший дворецкий с готовностью встретил взгляд хозяйки, чуть приоткрывая двери, из-за которых полилась плавная, мелодичная музыка, зовущая в другой зал, где слуги за время обеда приглушили свет, убрав часть свечей, расставили стулья и небольшие столики, на которых расположили разнообразные напитки. Казалось, что музыка позвала, отразившись от открывающихся дверей.
- Будут танцы? - спросила, как всегда непосредственно и просто, Клариссия Торнхейм.
Агнесса встала, опираясь на руку Рикардо, и улыбнулась Кларе:
- А вам хочется? - голубые глаза посмотрели на маркиза Иберо насмешливо: - Если ваш кавалер заметит чуть больше, чем пустой бокал, то танец - будет.
Хайнц подождал, когда все перейдут в другой зал и подал знак слуге, который поспешно подошел:
- Через час подашь карету, - тихо сказал маркиз.
Сандра, выходившая последней, улыбнулась адмиралу Иберо, прося у него прощения и оборачиваясь к наследнику Брамера, подняла бровь:
- Вы собираетесь покинуть нас так скоро?
- Мне кажется, что смысла оставаться уже нет, а кто-то всегда уходит первым, номени, - нахмурился юноша, избегая смотреть прямо в зеленые, искрящиеся огнем глаза.
- Вы разумеется правы, маркиз, - кивнула головкой фрейлина, подхватывая его под руку и проводя за собой в наполненный музыкой зал. - Но право, мне жаль, если вам что-то пришлось не по нраву.
Юноша молча, отрицательно покачал головой, склоняясь и целуя руку хозяйки дома. Девушка в ответ кивнула головкой, отпуская своего спутника и осматривая разместившихся в гостиной людей. По ее знаку, Рикто - один из признанных и лучших музыкантов и сочинителей империи - взмахнул рукой, и покорные его воле исполнители заиграли одну из самых мелодичных иберийских мелодий - сарабанд. Антонио Иберо улыбнулся, склоняясь перед Агнессой де Анфра в пригласительном поклоне, почти одновременно с ним Дирок пригласил на танец Эрмину, а Рикардо отменно предупредительно протянул руку Алисе Иберо, которая, улыбнувшись Альбрехту и Рою, коснулась изящными пальцами руки своего партнера, вступая в круг танцующих. Герцог Остаррики коротко поклонился и быстро отошел от застывшего в невозмутимой неподвижности тана Фроста, Альбрехт прошел к чуть притоптывающей от нетерпения Клариссии, подхватив по пути под руку своего племянника - Фернандо и тихо сказав:
- Уверен, что ты не забыл хороших манер. Прошу тебя - пригласи девушку на этот танец.
Если младший из братьев Иберо и хотел что-то сказать - он предпочел приберечь слова для следующего раза, молча склоняясь перед Клариссией. Танец продолжался, наполняя музыкой речи тех, кто не соизволил войти в круг.
- Этот танец кое-кто не забудет, - подходя к Первому Тану Севера, проговорил Буревестник.
Тан Фроста посмотрел на вальсирующих и чуть улыбнулся:
- Танец явно не будет последним.
- Вы угадали, мой тан, - откликнулась вместо наместника Ирра Сандра, слышавшая последние слова. Зеленые глаза девушки сверкнули, когда она присела в небольшом реверансе, обворожительно улыбнувшись: - Тан Буревестник, следующий танец….
- Ваш, Сандра, - ответил на ее улыбку и сверкающий взгляд Тангабранд, чуть отодвинувшись в сторону и уступая место возникшей рядом с ними Асни Райм, посмотревший свысока на еще один реверанс фрейлины.
Рыжеволосая красавица легко прошла дальше, продолжая следить за танцующими и теми, кто соизволял любоваться зрелищем. Она подошла к присевшей на краешек стула Виктории и опустилась рядом с ней:
- Надеюсь вам нравится вечер, Виктория? - негромко, словно успокаивая саму себя проговорила Сандра, чуть кивнув стоящему неподолеку Диего, который в ответ склонил голову, неторопливо приближаясь к девушкам.
- Вечер просто замечательный! - быстро вскинула и вновь опустила свои огромные глаза Тори.
- Когда это говорит такой искренний человек, как вы, Виктория, в это невозможно не поверить, - ласково улыбнулась Сандра и наклонила голову, встречая темный взгляд герцога Иберо. - Почему вы не танцуете? Я понимаю, что это нескромно, но не могли бы вы, ваша светлость, порадовать нас следующим танцем?
- Если вам будет угодно, - вежливо ответил Диего.
- Ох, я ужасно забывчивая.. как же я упустила, что следующий танец - родом с Севера. Вы знаете лендлер? Виктория, вам он наверняка знаком, он легкий и, пожалуй, один из самых любимых всеми танцев. В нем плавность и красота сочетаются с непривычной для нашего края - непринужденностью.
Русоволосая головка быстро кивнула, а Диего улыбнулся, понимая незатейливую задумку фрейлины:
- Если Виктория не будет возражать - я с радостью приглашу ее на следующий танец.
- Я не буду возражать и с радостью приму приглашение герцога Иберо, - негромко, но очень отчетливо проговорила Тори.
Как только закончился один танец, Рикто тут же заиграл вступление к новому танцу. Диего помог подняться Виктории и прошел в снова образующийся круг, где уже находился Рикардо, пригласивший Клару Торнхейм. Сандра поднялась было навстречу к приближающемуся к ней наместнику Ирра, но возле нее возник Дирок, поправляющий пышные манжеты своей рубашки.
- Ты не подскажешь мне, сестрица, кто придумал эту вычурную моду? И не могла бы ты лично меня освободить от этих торчащих браслетов?
- Мода, любезный брат, для того и существует, чтобы прятать очевидное.. Если я освобожу твои руки, то у многих мужей откроются глаза..
- Ты мне не доверяешь, - укорил ее Рокки, улыбаясь Агнессе, с которой он встретился глазами.
- Да. Я доверяю моде. И очень хочу, чтобы мой брат как можно дольше ей следовал.. радуя многочисленных поклониц своим ослепительным видом..
Дирок закатил глаза:
- Знаешь, когда ты сыпешь комплименты на мою голову, Сандра, это значит одно: вежливый посыл меня к древним богам за очередным пророчеством, - они быстро обменялись улыбками и сестра увидела в глазах тана Алиера знакомый, яркий огонь, а оглянувшись только и смогла вздохнуть.
Ее ветряный и непостоянный брат уже спешил пригласить на танец очередную девушку. На губах фрейлины заиграла улыбка: этот танец и для Дирока будет своеобразным удовольствием - Асни Райм казалась человеком умеющим постоять за себя, при любых обстоятельствах.
Танец начинался и маленькая, женская ладошка полностью скрылась в уверенной руке одного из легендарных танов Севера. Рыжеволосая красавица спрятала улыбку, глядя широко распахнутыми глазами в лицо своего партнера, а величайшая легенда Севера, неустрашимый тан Буревестник усмехнулся:
- Сандра, неужели вы всего лишь возьмете с меня один долг? - в голосе слышалась бархатистая ласка.
- О, нет, - тихо промурлыкала в ответ девушка. - Я вам его не смогу зачесть, мой тан.
В ответ на его поднятую бровь, девушка продолжила медленный танец, поднимая руку и скользя ладонью по мужской груди к шее, которую мягко обняли тонкие пальчики:
- Ведь это я вас опять пригласила, - зеленые бесенята смотрели в серые, безбрежные, как само море глаза.
Мужчина не стал отвечать, поймав ее руку и в следующем движении они уже стояли спиной друг другу, приникая так тесно, словно желая слиться в единое целое. Пальцы рук хитро переплелись, но только до следующего поворота, где опять они глаза смотрели в глаза, чуть исподлобья, сверкая и вызывая на лицах улыбки. И снова ладони соприкоснулись, чтобы на миг встретившись - разойтись. Шаг за шагом они кружились среди тихо переговаривающихся людей, подчиняясь плавным тактам древней музыки и велению собственных тел, то жарко приникающих друг к другу, то вновь - расстающихся. Последнее па танца должно было поставить мужчину на одно колено, но вместо этого тан Буревестник подхватил фрейлину, поднимая ее на плече над всеми. Сандра невольно рассмеялась, оглядываясь с высоты своего полета, откуда ее ловко перехватили на руки и только потом аккуратно опустили на пол, склоняясь в благодарственном поклоне:
- Вы восхитительны, мой тан.
- Это были мои слова, но в ваших устах они звучат настолько божественно, что я предпочту наслаждаться и не возражать вам, - с охотой отозвался Тангабранд, проводя хозяйку вечера к небольшому креслу и чуть кивая подошедшему князю Торнхейма.
- Благодарим вас, номени Сандра, разрешите откланяться, - следом за ним стояли его дети, молчаливо прощающиеся.
Фрейлина поднялась, кивая рыжими кудрями:
- Я провожу вас, - улыбка, предназначенная князю и вежливый жест, указывающий гостям дорогу.
Когда они ушли, девушка позволила себе несколько минут отдыха, отойдя в сторону от вновь распределившихся по группам гостей и даже не прислушиваясь пока к негромким беседам, которые возникали то тут, то там. Рыжеволосая фрейлина подошла к высокому зеркалу, оглядывая себя с головы до ног и чуть поправляя манжеты и пояс платья. Тонкие пальчики незаметно вытащили из корсажа душистый платок, который девушка быстро приложила к виску: платок дарил любимый, вересковый аромат. Сандра едва заметно вздохнула, вновь пряча маленький кусочек ткани на груди. Глаза ее опять скользнули по зеркальному отражению и брови чуть нахмурились: "Ах, я должна была это предвидеть.." Тонкие пальцы попытались справиться с выбившимся из прически кудрями, что теперь придавали ее лицу очаровательно-беззаботный, но при этом совершенно растрепанный вид. Сандра сердито притопнула ножкой в бархатной туфельке, случайно ли, но взгляд ее заметил в зеркале отражения Первого Наместника Севера и его племянницы - Асни Райм. Неизвестно почему, но осознание, что она проходила мимо этих подтянутых, сдержанных и насмешливых северян в подобном растрепанном виде - еще больше раздосадовало Сандру. Девушка гневно прикусила нижнюю губку: "Трудно было подсказать, что мне нужно подправить прическу? Нет! Будут молча смотреть и усмехаться! Варвары.. Впрочем.. вечер заканчивается и это просто усталость…" - на губах ее вновь заиграла улыбка, которая подобно пламени первой свечи - начинала и заканчивала любой светский вечер…
25 число месяца Полотна,
Рунн, особняк де Барна.
Филипп проснулся. Голова раскалывалась от малейшего движения, перед глазами все плыло, разум заволокла толстая горячая пелена, непреодолимым барьером вставшая между мальчиком и окружающим миром, в горле першило, в вязкой духоте, заполнившей комнату, невозможно было дышать. Филипп проснулся, но лучше бы он этого не делал, потому что реальность, вступившая на смену обуревавшим его кошмарам, была во много раз этих кошмаров хуже.
Мальчик помнил.
Прошлым утром он вот точно также проснулся на своей кровати, но что-то поменялось, что-то было иным. Мир не заиграл новыми красками, на фамильный особняк не напали орды степных кочевников, он не повзрослел на двадцать лет и не обзавелся во сне женой и кучкой сыновей, но ощущение было подобное. Неожиданно жизнь кардинально поменялась, всё прошлое было забыто как незначимое и незаметное. Начиналось что-то иное.
Теперь Филиппом правила новая мысль. Единственно верная. Единственно справедливая. Неизбежная. И, как ни странно, крайне приятная лично для мальчика.
На свете много людей, и всех их можно поделить на хороших и дурных. Хорошие, как водится, справедливы, честны, их стоит любить, ими стоит восхищаться, поощрять и заботиться об их благе. Дурные люди ничего не стоят. Ни похвал, ни опеки, ни доброты, ни даже упоминаний. От них один вред. Скорбь. Разочарование.
Хорошие люди должны избавляться от плохих. Всё просто.
Младший де Барна заставил себя сесть на кровати и хорошенько оглядеться. Вопреки самым худшим опасениям, проснулся он в своей собственной постели, с своей собственной комнате в особняке де Барна. Также, несмотря на, казалось, вполне обоснованные ожидания, поблизости не наблюдалось никаких следов цепей, кандалов или взвода до зубов вооруженных конвоиров. По крайней мере, ему их обнаржить не удалось.
Это было до крайности странно - ведь кто-то же должен охранять страшного государственного преступника, покусившегося на жизнь и достоинство самого капитана императорских гвардейцов? Ну хоть кто-то? Хоть бы пара охранников, в конце концов, он и убежать может. Или один охранник? Хоть бы дверь на ключ закрыли, балбесы...
Филипп встал с кровати, полуслышно прошептал маленькую молитву (с сомнением в голосе - "Боже, благодарю тебя за то, что я проснулся сегодня") и принялся одеваться и приводить себя в порядок. Собственное состояние Филиппа не радовало совершенно - на голове обычный Коннлант, в голове - полная Кьеза, ноги подкашиваются, в висках стучит, глаза воспалены и лихорадочно бегают от предмета к предмету в поисках разгадки.
Ведь он точно пытался! Он не мог вспомнить зачем и почему, не мог понять, как в его ум могла забрести столь дикая идея, но он был уверен, что пытался убить маркиза де Нортми. Он точно помнил...
...тяжесть громоздкого и неудобного оружия в трясущихся от напряжения руках, шершавость рукоятки, запах пороха, шум в голове, вспотевшие ладошки, его всего колотит, трясет, и он не может остановиться. Мерзкая уверенная улыбка на отчего-то знакомом лице, он точно знает, но вот только сейчас не может вспомнить. Кто это?
Это он виноват. Он дурной. Он не стоит её. Он не нужен.
В чем виноват? Что случилось? В чем дело? Мальчик растерянно замер перед напрягшимся человеком, но усиленно бьющаяся в мозгу мысль не давала ни на секунду расслабиться.
Кто это?
Кто это? Враг. Враг!!
Оглушающий взрыв. Грохот такой, будто Небеса упали на землю. В таком грохоте не слышно ни криков, ни шума улиц, ни сбитого дыхания, ни даже собственных мыслей.
Особенно мыслей.
А ведь тогда, в парке, в его голове звучала мысль, та самая мысль, но было чувство, что она была не его. Не такая. Неправильная. Та мысль звучала как-то.. по-женски...
Лишь только мальчик осознал это, у него закружилась голова, перед глазами поплыло и появилось одно желание - куда-нибудь убежать, убежать подальше, зарыться поглубже и больше не появляться никому на глаза. Мысль означала, что он одержим, он проклят и ничто его больше не сможет спасти.
Филипп не помнил, как выбежал из дома на улицу, как плутал по переулкам Рунна до самой темноты пока, наконец, в изнеможении не свалился у какой-то стены. Слишком много сил уходило у пажа блистательной императрицы, чтобы заглушить в себе чужой голос, страшный голос, который, вопреки всем его верованиям, на самом деле был голосом столько лет молчавшего бога.
Поговори со мной.
Просто поговори.
Я не могу больше быть один.
Одному страшно. когда я один, я не знаю, что мне делать. А ты? Тебя окружает много людей - всё проще. Ты либо на высоте положения, либо стремительно несешься в бездонную пропасть. Тебя вознесут как героя или, не успеешь оглянуться, затопчут ногами и тебя не станет.
А я один. Мне страшнее. Пропасти глубже, а вершины - острее. Удары болезненнее, ибо их наносить некому, только самому себе. А уж я-то знаю, куда бить, знаю - за что. Мне хуже.
Поговори со мной. Не оставляй одного. Иначе я погублю тебя, погублю себя, одним только ударом.
Не оставляй меня одного! Я сумею быть благодарным.
Ты мне нужен. Ты мне нужен. Ты мне нужен.
Пожалуйста.
Рунн, особняк де Барна.
Филипп проснулся. Голова раскалывалась от малейшего движения, перед глазами все плыло, разум заволокла толстая горячая пелена, непреодолимым барьером вставшая между мальчиком и окружающим миром, в горле першило, в вязкой духоте, заполнившей комнату, невозможно было дышать. Филипп проснулся, но лучше бы он этого не делал, потому что реальность, вступившая на смену обуревавшим его кошмарам, была во много раз этих кошмаров хуже.
Мальчик помнил.
Прошлым утром он вот точно также проснулся на своей кровати, но что-то поменялось, что-то было иным. Мир не заиграл новыми красками, на фамильный особняк не напали орды степных кочевников, он не повзрослел на двадцать лет и не обзавелся во сне женой и кучкой сыновей, но ощущение было подобное. Неожиданно жизнь кардинально поменялась, всё прошлое было забыто как незначимое и незаметное. Начиналось что-то иное.
Теперь Филиппом правила новая мысль. Единственно верная. Единственно справедливая. Неизбежная. И, как ни странно, крайне приятная лично для мальчика.
На свете много людей, и всех их можно поделить на хороших и дурных. Хорошие, как водится, справедливы, честны, их стоит любить, ими стоит восхищаться, поощрять и заботиться об их благе. Дурные люди ничего не стоят. Ни похвал, ни опеки, ни доброты, ни даже упоминаний. От них один вред. Скорбь. Разочарование.
Хорошие люди должны избавляться от плохих. Всё просто.
Младший де Барна заставил себя сесть на кровати и хорошенько оглядеться. Вопреки самым худшим опасениям, проснулся он в своей собственной постели, с своей собственной комнате в особняке де Барна. Также, несмотря на, казалось, вполне обоснованные ожидания, поблизости не наблюдалось никаких следов цепей, кандалов или взвода до зубов вооруженных конвоиров. По крайней мере, ему их обнаржить не удалось.
Это было до крайности странно - ведь кто-то же должен охранять страшного государственного преступника, покусившегося на жизнь и достоинство самого капитана императорских гвардейцов? Ну хоть кто-то? Хоть бы пара охранников, в конце концов, он и убежать может. Или один охранник? Хоть бы дверь на ключ закрыли, балбесы...
Филипп встал с кровати, полуслышно прошептал маленькую молитву (с сомнением в голосе - "Боже, благодарю тебя за то, что я проснулся сегодня") и принялся одеваться и приводить себя в порядок. Собственное состояние Филиппа не радовало совершенно - на голове обычный Коннлант, в голове - полная Кьеза, ноги подкашиваются, в висках стучит, глаза воспалены и лихорадочно бегают от предмета к предмету в поисках разгадки.
Ведь он точно пытался! Он не мог вспомнить зачем и почему, не мог понять, как в его ум могла забрести столь дикая идея, но он был уверен, что пытался убить маркиза де Нортми. Он точно помнил...
...тяжесть громоздкого и неудобного оружия в трясущихся от напряжения руках, шершавость рукоятки, запах пороха, шум в голове, вспотевшие ладошки, его всего колотит, трясет, и он не может остановиться. Мерзкая уверенная улыбка на отчего-то знакомом лице, он точно знает, но вот только сейчас не может вспомнить. Кто это?
Это он виноват. Он дурной. Он не стоит её. Он не нужен.
В чем виноват? Что случилось? В чем дело? Мальчик растерянно замер перед напрягшимся человеком, но усиленно бьющаяся в мозгу мысль не давала ни на секунду расслабиться.
Кто это?
Кто это? Враг. Враг!!
Оглушающий взрыв. Грохот такой, будто Небеса упали на землю. В таком грохоте не слышно ни криков, ни шума улиц, ни сбитого дыхания, ни даже собственных мыслей.
Особенно мыслей.
А ведь тогда, в парке, в его голове звучала мысль, та самая мысль, но было чувство, что она была не его. Не такая. Неправильная. Та мысль звучала как-то.. по-женски...
Лишь только мальчик осознал это, у него закружилась голова, перед глазами поплыло и появилось одно желание - куда-нибудь убежать, убежать подальше, зарыться поглубже и больше не появляться никому на глаза. Мысль означала, что он одержим, он проклят и ничто его больше не сможет спасти.
Филипп не помнил, как выбежал из дома на улицу, как плутал по переулкам Рунна до самой темноты пока, наконец, в изнеможении не свалился у какой-то стены. Слишком много сил уходило у пажа блистательной императрицы, чтобы заглушить в себе чужой голос, страшный голос, который, вопреки всем его верованиям, на самом деле был голосом столько лет молчавшего бога.
Поговори со мной.
Просто поговори.
Я не могу больше быть один.
Одному страшно. когда я один, я не знаю, что мне делать. А ты? Тебя окружает много людей - всё проще. Ты либо на высоте положения, либо стремительно несешься в бездонную пропасть. Тебя вознесут как героя или, не успеешь оглянуться, затопчут ногами и тебя не станет.
А я один. Мне страшнее. Пропасти глубже, а вершины - острее. Удары болезненнее, ибо их наносить некому, только самому себе. А уж я-то знаю, куда бить, знаю - за что. Мне хуже.
Поговори со мной. Не оставляй одного. Иначе я погублю тебя, погублю себя, одним только ударом.
Не оставляй меня одного! Я сумею быть благодарным.
Ты мне нужен. Ты мне нужен. Ты мне нужен.
Пожалуйста.
25 число месяца Полотна.
Рунн и окрестности.
Очередное донесение догорало ярким пламенем в камине. Фабиус скрестил руки на груди, глубоко задумавшись. Все оказалось сложнее, чем он предполагал. Похоже в Рунне гораздо больше агентов Черного герцога, больше, чем сообщали отчеты Лазариуса… Но этого следовало ожидать. Старый паук очень долго плел свою паутину…
В любом случае, сейчас Фабиусу нечего противопоставить всей этой армии осведомителей, убийц, сыскарей и подкупленных изменников. Этьен приготовился к долгой войне, которую он наверняка бы выиграл, но и тут было свое но… Вся эта сложная система держалась на одном человеке.
И чтобы там Черный герцог не воображал себе, он, как и все люди, смертен. Приятную мысль прервал стук в дверь. Фабиус недовольно обернулся – на пороге стоял архиепископ.
- Входите, Лазариус… - сантэт пододвинул стул. – Садитесь.
- У меня отличные новости, Ваше Высокопреосвященство, – сообщил Лазариус. – Я составил список подходящих нам людей. Если Вы разрешите, я поясню.
- Я разрешаю, – кивнул глава ордена Игнитиссов.
- Как известно в Рунне и окрестностях проживает почти три миллиона человек…
- Невероятная цифра, – заметил Фабиус.
- Результаты последней переписи ее подтвердили. – Лазариус пожал плечами. – Город и вправду огромен. Ничего удивительного, что в нем свыше пятидесяти мужских монастырей, принадлежащих разным орденам и более двухсот церквей и приходов. Мое внимание привлекли лишь семь их них, входящие в число самых крупных…
- Что же в них такого примечательного?
- Все настоятели – мои близкие знакомые, – пояснил Лазариус. – Я очень хорошо знаю этих людей, Ваша Светлость. Им можно доверять.
- Доверять нельзя никому, – отрезал Фабиус. – Даже самому себе. А мне – можно.
Архиепископ промолчал.
- Ну что Вы замолчали? – спросил глава ордена Игнитиссов спустя минуту. – Мне интересно. У меня даже появились кое-какие мысли по поводу того, как можно было бы использовать Ваших друзей, мой дорогой друг.
- Собственно, сообщить мне больше нечего, – вздохнул Лазариус. – Вы можете сами с ними поговорить и узнать все, что нужно. Я же со своей стороны обещаю, что они будут Вам лояльны.
Фабиус кивнул.
- Что ж, надо навестить Ваших друзей. Может быть даже прямо сейчас, как Вы на это смотрите?
- Не предупредив их? – воскликнул Лазариус.
- Самый лучший визит – внезапный, – пояснил сантэт. – А сейчас самое время для позднего завтрака.
- Поедем, – согласился архиепископ, понявший, что Фабиус все равно настоит на своем.
Глава Ордена Игнитиссов медлить не стал – через пять минут они уже выходили из дверей представительства Ордена в Рунне. Почти сразу подкатила закрытая карета, и Фабиус сделав какой-то сложный знак пальцами, приказал Лазариусу залезать внутрь.
- Сделаем несколько кругов, чтобы посмотреть, не будет ли кто за нами следить… - пояснил сантэт, когда карета уже тронулась. – Если будут спрашивать, то говорите, что мы отправились помолиться и совершить пожертвование накануне Ресурректы.
- Разумеется, Ваша Светлость… - карета сделала очередной круг, чуть покачнувшись на повороте, Фабиус задернул шторку и задумался.
Колеса тихо скрипели, на лицо сантэта падала тень, придавая его чертам зловещий вид. Сидящий напротив священник поежился – ведь такой убьет, и ничего не почувствует – словно муху раздавил. Черный герцог нагонял ужас на своих врагов, а Фабиус был страшен и для своих друзей.
- К кому поедем первыми, друг мой? – глава Ордена прервал его мрачные размышления.
Архиепископ Лазариус вынул из кармана список, и принялся его разглядывать.
- Ммм… - промычал он. – Похоже, ближайший к нам из монастырей это аббатство святого Андре, настоятель – отец Авидус …
- Скажите кучеру, чтобы ехал прямо туда, – приказал Фабиус. – Мне не терпится увидеть этого отца Авидуса.
Монастырь святого Андре не потрясал своей монументальностью, в отличие от многих других зданий в Рунне. Не очень высокое здание из красного кирпича и с круглым куполом из жести, стоявшее чуть в стороне от дороги. Прошедший дождь превратил обочины дороги в глубокие лужи полные липкой грязи.
Фабиус, провалившийся почти по колено, гневно взглянул на архиепископа, но тот лишь пожал плечами – ведь погода от его воли не зависела. Вместе они проследовали к резной деревянной двери, которая была гостеприимно распахнута. За дверью сразу обнаруживался резкий контраст по сравнению с тем, что было снаружи – здесь было тепло, горело множество свечей, приятно пахло благовониями.
- Нам сюда… - Лазариус указал на небольшую лестницу, ведущую в подвал. Крутые ступеньки уводили во мрак, архиепископ пошел вперед, сантэт ступал следом. Наконец, дорога подошла к концу – очередная дверца стала перед ними недвижимой преградой. Лазариус осторожно постучал.
- Кто там? – раздался недовольный голос.
- Откройте отец Авидус! – прокричал архиепископ. – Это я, ваш друг.
- Лазариус? – недоверчиво спросил голос. – Что Вам тут понадобилось?
- Отоприте, и я расскажу.
- Хорошо… - раздался звон ключей и грохот отпираемых засовов. Дверь со скрипом приоткрылась, в щели показалось недовольное лицо настоятеля храма святого Андре.
- Ты не один! – с возмущением воскликнул Авидус. – Я же просил никого сюда не приводить! Кругом воры и грабители, грабители и воры. Кто он? - священник указал узловатым пальцем на Фабиуса.
- Тише! – зашипел Лазариус. – Это Его Высокопреосвященство сантэт Фабиус, глава Ордена Игнитиссов.
Отец Авидус от удивления раскрыл рот. Лазариус отодвинул его от двери и жестом пригласил Фабиуса войти.
Теперь настала его очередь удивляться – пол в комнате, освещенной неярким светом факелов, был покрыт равномерным слоем золотых монет, а, кроме того, везде валялась прочая утварь тоже из золота. У стен стояли сундуки с откинутыми крышами – и в них тоже было золото.
Лазариус перехватив удивленный взгляд сантэта, развел руками. Авидус мрачно посматривал на обоих.
- Что это? – спросил Фабиус.
- Мое богатство… - неохотно пояснил Авидус. – У вас какой-то был разговор ко мне?
- Давайте сядем, и поговорим спокойно, – предложил Лазариус.
Авидус притащил из угла три стула.
- Уважаемый настоятель… - начал Фабиус. – Вне зависимости от вашего личного отношения к моему Ордену, Вы не можете отрицать, что мы делаем очень полезную и важную работу – везде, где только можно противостоим еретикам, язычникам и безбожникам, защищая, в том числе Вас и Ваши интересы.
- Ну, положим… - Авидус кивнул. – И что дальше?
- До сих пор мы делали это совершенно безвозмездно – теперь ситуация изменилась. Мы хотим взять реванш за поражение в Религиозной войне. Битва уже началась, и в скором времени все получат зримое доказательство нашей силы. Жертвы будут отмщены!
- При чем тут я? – поежился Авидус. – Я мирный человек, никому не причиняю зла, ни хочу ни во что вмешиваться… Давайте договоримся, а? Какова "цена вопроса", так скажем?
- Триста тысяч империалов помогут делу Святой Экклесии, – брякнул Фабиус. – Разумеется, после нашей окончательной победы мы вернем все деньги, и даже с процентами.
Авидус тяжко вздохнул, и по очереди взглянул на своих собеседников, как бы не зная – верить им или нет.
- Хорошо… - он безнадежно махнул рукой. – Я дам Вам денег… как мне не жаль с ними расставаться, – и тут он снова тяжко вздохнул. – Их вскоре доставят в представительство Вашего Ордена…
Когда Фабиус и Лазариус уже сидели в карете, которая направлялась к очередной церкви, выбранной архиепископом, он сказал:
- Согласитесь Ваше Высокопреосвященство, Авидус нужный человек?
- Да, – согласился сантэт. - Но нам нужны не только деньги, а еще и люди. Смелые люди, умные люди. У Вас есть такие?
- О, Ваше Высокопреосвященство, у меня есть самые разные люди. Теперь я познакомлю Вас с другим удивительным человеком, аббатом Инфлатусом. Ничему не удивляйтесь, приготовьтесь к неожиданностям.
- Хорошо… - прошептал Фабиус и карета тронулась, увозя их по направлению к обители имени святого Марка.
Это аббатство было настоящей крепостью – высокие стены, окруженные рвом. Предполагалось, что сюда не проникнет никакой грех, но защита была создана не только против греха. Осада этого логовища обошлась бы дорого для осаждающих, и не один бы воин остался под белокаменной преградой.
Но сейчас монастырь представлял собой на редкость мирное зрелище – везде гуляли задумчивые монахи, погруженные в свои раздумья, на заднем дворе шла работа, внутри тоже царил деловой дух. Сантэт с архиепископом поднялись под самую крышу, пройдя в небольшую комнатку.
Здесь их взору открылось очередное необычайное зрелище – стоял мольберт, рядом с ним суетился художник, позировал же ему сам настоятель – уже седой мужчина необычайно гордого вида, чем-то напоминавший королевского орла. Его, как будто царский, взгляд был полон некоей внутренней силы и необычайного высокомерия.
- Отец Инфлатус! – осторожно позвал Лазариус.
- Кто вы?! – тут же откликнулся Инфлатус, возвысив голос - Как вы смеете мешать мне?
- Это я, твой друг, – ответил архиепископ. – Со мной сантэт Фабиус, глава Ордена Игнитиссов.
- А, это ты… - недовольно молвил аббат. – Не вовремя ты, отец Лазариус, совсем не вовремя. Неужели ты не видишь, что мэтр Раймонд занят увековечением моего величественного образа на этом шедевральном полотне?
- Вижу, но…
- Тогда почему мешаете? – сурово спросил Инфлатус, перебив архиепископа.
- Очень важное дело, - пояснил смутившийся Лазариус. – Глава Ордена Игнитиссов хочет с Вами поговорить…
- А. – запнулся аббат. – Сам сантэт Фабиус? В моем монастыре? Что ж ты сразу не сказал!
- Я пытался, – тихо заметил Лазариус, но его уже никто не слушал. Инфлатус прогнал художника, распорядился накрыть стол, сразу начал забалтывать Фабиуса. Впрочем, тот быстро пресек все его попытки…
- Сколько под Вашим началом монахов? – прямо спросил сантэт.
- Где-то около полутора тысяч, – с гордостью поведал аббат. – Обитель святого Марка одна из самых больших в Рунне. К нам приезжают люди со всей Империи, и…
- Неважно, – прервал его Фабиус. – Чем они занимаются обычно?
- Нуу… - Инфлатус задумался. – У нас есть свое подсобное хозяйство. Дел много, Ваше Высокопреосвященство, но мы рады трудиться во благо Экклесии.
- Я дам вам новые занятия, – спокойно произнес Фабиус. – Скоро к вам доставят оружие. Мечи. Шпаги. Мушкеты. Доспехи. Я слышал, Вы человек военный?
- Да, я сражался под командованием Мишеля де Морле в последней войне! – надувшись от гордости, ответил аббат.
- Тогда Вы знаете, что с этими предметами делать, – криво усмехнулся сантэт. - Обучите владению оружием всех Ваших монахов, и Экклесия Вас не забудет.
- Можно узнать зачем? – поинтересовался Инфлатус.
- Скажем так, если у нас будут в городе свои силы, о которых никто не будет знать, в нужный момент мы сможет нанести внезапный и решающий удар, – пояснил Фабиус. – Разумеется, что человек, командующий этими людьми, прославится, его деяния будут замечены, и он вознесется на вершину славы… Главное – хранить тайну. Скажите своим людям, что это новое испытание для их веры.
- Я буду знаменит! – просиял аббат. – Мое имя войдет в историю!
- Разумеется, – кивнул сантэт.
- Эх, а я думал, мне предстоит сойти в прах неизвестным аббатом… - продолжил радоваться Инфлатус. – Но я еще покажу всем, чего я стою! Меня недооценили, но теперь они поймут, как ошибались!
Распрощавшись с ним, Лазариус и Фабиус пошли к выходу. Позади слышались вопли аббата, продолжавшего распространяться о своей грядущей популярности.
- Ваше Высокопреосвященство, можно спросить? – осторожно осведомился архиепископ.
- Спрашивайте, – равнодушно ответил сантэт.
- Откуда Вы возьмете мушкеты и доспехи?
- Терпение, мой друг, и Вы все скоро узнаете. – Фабиус забрался в карету. – Кого Вы выбрали в качестве цели для нашего следующего визита?
- Есть такой храм святого Люваля… - ответил Лазариус. – Настоятель – отец Десидиосус, или просто Диосус, как мы его все называем.
- Давайте к отцу Десидиосусу, хорошо, – сантэт приказал двигаться. – Посмотрим и на Десидиосуса, почему бы и нет.
Кони несли карету вперед, по узким мощенным улицам, Фабиус морщился от тряски, но молчал. Архиепископ тоже призадумался.
Вскоре их взорам предстало круглое здание храма святого Люваля – очень древнее, с обвалившейся штукатуркой и разваливающейся кладкой, украшенное мерзкими мордами гаргулий и прочих чертей.
- Как-то у вас тут все запущенно, – заметил сантэт, разглядывая живописные полу-руины.
- Что делать, – снова пожал плечами Лазариус. – Пойдемте.
Они снова миновали двери, одна из которых была перекошена, прошли по длинным коридорам, где капало с потолка, поднялись по истертым ступенькам на самый вверх, в отдельную темную комнату, где под толстым меховым пледом кто-то спал.
- Отец Диосус, проснитесь! – потряс его за плечо архиепископ. – У вас важные гости!
Человек под пледом что-то невнятно промычал и перевернулся на другой бок. Лазариус тяжко вздохнул.
- Отец Диосус!! Проснитесь!! – повысил голос архиепископ, еще сильнее тряся его.
- …Господь послал ему крепкий сон, этот добрый дар, от века ниспосылаемый Им и в нощи и во дни всем, кому Он хочет… - пробормотал настоятель во сне, и снова перевернулся.
- Сеятель тебя раздери, – выругался взмокший Лазариус. – ПРОСНИСЬ!!!
- А! – тонко вскричал вскочивший Десидиосус, схватил табурет и заслонился им от стоящих у дивана двух людей. Потом пригляделся и опустил свое орудие, укоризненно покачав головой.
- Это Вы, брат мой? Как нехорошо тревожить беднягу, который так устал, что прилег отдохнуть на минутку. Надеюсь, Господь простит вам этот грех… А теперь извините меня, но я все же намерен вновь вернутся в объятия Морфея… - с этим словами он снова лег на диван и скрылся из виду, укрывшись с головой.
- Э, нет! – возмущенный архиепископ вытащил беднягу из его укрытия, и стряхнул на пол. – Так просто от нас Вы не отделаетесь, брат Диосус! Посмотрите, кто к Вам пришел – сам сантэт Фабиус, глава Ордена Игнитиссов!
Сидящий на полу Диосус открыл рот от изумления.
- Правда? – недоверчиво спросил он.
- Абсолютная. – Фабиус присел на краюшек освободившегося дивана. – Настоятель храма святого Люваля…
- Это я, – откликнулся Диосус. Сантэт кинул.
- Могущество моего Ордена неоспоримо… - продолжил Фабиус. – Мы способны причинить очень большие неприятности, но мы также можем оказать и существенную помощь… Все зависит от Вашего выбора, отец Диосус. Выбирайте…
- Выбирать – что? – спросил ошарашенный монах.
- Или Вы помогаете нам… - сантэт улыбнулся. – Или же… думаю, Вам все понятно.
Диосус сглотнул.
- Ну эээ… - слов не было. – Я готов Вам помочь… только чем я могу помочь Вам?…
- Теперь слушайте, – размеренно начала говорить Фабиус. – После войны, и до сих пор многие дворянские семейства держат в своих арсеналах массу всякого оружия – от мушкетов времен Лиги, до доспехов времен императора Максимилиана… Конечно, ничего из этого им не нужно… Но пригодится нам.
- Для чего? – возопил Диосус, но, поймав взгляд сантэта, затих. – Понял, молчу.
- Я хочу, чтобы Вы сделали вот что. – Фабиус наклонился ближе к нему. – Организуйте скупку старого оружия под предлогом стремления к миру. Говорите, что Вы хотите "перековать мечи на оралы" и прочее в том же духе. Думаю, столичные жители сочтут это отличной возможностью избавиться от рухляди. Это нам и надо.
- То есть я должен… покупать старые мушкеты? – удивился Диосус. – Хорошо, я попрошу братьев этим заняться. Действительно - мы призовем общество к миру! Зачем вам оружие, скажем мы, отдайте его нам – и мы переплавим его в полезные и мирные предметы…. А откуда мы возьмем деньги?
- Их Вам пришлют, – сказал невозмутимый Фабиус. – В свое время. Не подведите меня, Диосус, и Вы получите все, что захотите. А подведете… догадайтесь сами, что с Вами случиться. Связь будем держать через Лазариуса. – он жестом указал на стоявшего рядом архиепископа.
Удивленный и напуганный настоятель со всем соглашался.
Фабиус и Лазариус распрощались с ним, так же как и с двумя предыдущими монахами, и пошли дальше.
- Брат Десидиосус ленив, но думаю, страх заставит его трудиться усерднее, – предположил архиепископ, когда они уже выходили из церкви святого Люваля.
- Согласен, – в серых глазах Фабиуса как будто была заметна насмешка. – Куда мы отправимся теперь, мой друг?
- Монастырь имени святого Фернана. – предложил архиепископ. – Чудное место. Им руководит отец Либидиносус… Замечательный человек. Его имя мы тоже сокращаем для краткости. Зовите его просто Носус. Он не обидится.
Карета вновь понеслась по кочкам и косогорам, периодически встряхивая людей, что сидели внутри. Путь до монастыря святого Фернана был долгим, поэтому сантэт успел задремать. Разбудил его назойливый голос Лазариуса.
- Полдень, Ваше Высокопреосвященство. Мы на месте.
Фабиус зевнул.
- Почему у Вас в Рунне такие отвратительные дороги, архиепископ? Меня растрясло.
- Вероятно, об этом надо спросить Леонарда де Фабера, – пожал плечами Лазариус. – Неужели в Ауралоне дороги лучше?
- Лучше, – отрезал сантэт, выбираясь из кареты. Они остановились у длинной каменной стены.
- Это аббатство – очень большое, – сказал Лазариус, отворяя калитку. – Отец Носус – очень добрый человек. Он создал приют и школу для сироток. Я слышал, Орден Игнитиссов тоже организовывает учебные заведения?
- Вы все правильно услышали, – согласился Фабиус, осматривая территорию аббатства святого Фернана. – Здесь много мелких зданий. Куда нам идти?
- Вон туда, – указал в самую даль архиепископ. – Такое большое серое здание.
Путь был долгим, и по пути им то и дело попадались компании, состоящие из монахов, долговязых послушников и закутанных в монастырскую робу послушниц с аппетитными формами, подмигивающих проходящим мимо них святым отцам.
Серое здание, бывшее обиталищем отца Носуса было совсем близко. Проделав очередной путь по коридорам, лестницам и комнатам, архиепископ и сантэт оказались перед входом в покои аббата.
- Ой, надо же. Тут не закрыто. – Лазариус толкнул дверь, и та открылась – на этот раз без скрипа. – Поторопимся Ваше Высокопреосвященство, у нас еще много дел впереди.
Обширную комнату разделяла на две части занавесь из плотной ткани. Фабиус прислушался – из-за ширмы доносились звуки хлестких ударов и тяжкие стоны. Лазариус ничего не замечающий, сделал несколько резких шагов вперед и раздвинул занавесь, открыв целиком все что, было за ней.
Отец Носус, без всяких признаков подобающего ему одеяния, стоял на корточках, изумленно взирая на пришедших к нему гостей, позади него застыла полуобнаженная девчонка в корсете и с плеткой в руках, тоже немало удивленная. Напуганный аббат пытался встать, но ноги его не слушались… он словно лягушка барахтался по полу.
- Нда. – архиепископ залился краской. – Вижу, мы Вам помешали отец Либидиносус? Думаю, мы сейчас выйдем, а Вы закончите урок со своей ученицей, не так ли? Ваше Высокопреосвященство, давайте выйдем…
Услышав титул, которым Лазариус именовал Фабиуса, аббат перепугался еще сильнее, и так ничего и не смог сказать. Святые отцы действительно вышли на некоторое время, чтобы вернуться через пять минут, и обнаружить, что Носус уже оделся, а девица и вовсе испарилась, как будто ее и не было. Прозорливый сантэт даже заметил плохо замаскированный тайный ход.
- Я не Никонианец, брат Носус. – пояснил глава Ордена Игнитиссов. – Пороки Церкви, Матери Нашей – не моя забота. Я полагаюсь на суд Творца, который способен определить меру наказания для каждого. Мое дело же – вещи иного порядка. Политика. Финансы. Общество. Поэтому, мы сейчас поговорим о моих делах, а о Ваших – мы забудем.
- О, Вы так милостивы! – Носус бухнулся на колени. – Храни Вас Каспиан. Поверьте, это было совсем не то, о чем Вы подумали.
- Я же говорю, не будем об этом, – отмел оправдания Фабиус. – Тем более, вещи о которых я хотел Вас попросить, тоже не очень чисты. Праведны лишь святые и ангелы, а мы – твари божьи, найдем оправдание лишь делом. Экклесия в опасности, друг мой. Ересь везде, и лишь решительность и готовность идти до конца, помогут нам противостоять ей.
- Что от меня требуется? – аббат утер выступившие слезы.
- Грамотные люди всегда были редкостью… - сообщил Фабиус. – Наука – великая сила, которая меняет мир. Знаю, что Вы руководите школой для сирот. Вы поддерживаете связи со своими птенцами, которые покинули гнездо?
- О, да, – жалостливо молвил отец Носус. – Милые детки, как они могут забыть меня? Разумеется, мы переписываемся.
- Они Вас слушаются? – спросил сантэт.
- Разумеется, – грустно сказал аббат. – Тем более, их братики и сестрички тоже учатся здесь.
- Тогда слушайте. – Фабиус наклонился к нему. – Нам отчаянно не хватает людей. Проклятый Черный герцог создал настоящую сеть, и почти все мои агенты – под наблюдением. В этой ситуации мне бы пригодились новые, ни в чем не замешанные юноши и девушки, которые могли бы устраиваться в услужение разным герцогам и графам, следить за ними, узнавать их тайны, и сообщать все это мне.
- Понимаю. – Носус вздохнул. – По правде сказать, они уже занимаются этим… У нас мало денег, а шантаж может принести небольшие суммы… Так, что вот. Вы получите все, что хотите.
- Бросьте свои мелкие делишки, – приказал сантэт. – Теперь мы играем по крупному. Этот город в этом году должен стать нашим. Действуйте только на основании моих рекомендаций. Послушание – вознаграждается. Самодеятельность – наказывается.
- Я все понял, – склонил голову аббат.
Оставив Носуса обдумывать детали предстоящего его дела, Фабиус и Лазариус отправились к своей карете, по дороге разглядывая живописные рощи аббатства святого Фернана.
- Кто будет следующим? – зевнул сантэт. – Кого Вы выбрали, друг мой?
- Храм святого Анри. Настоятель – отец Промпус.
- Отлично. – Фабиус задумался. – Может быть, до вечера мы успеем объехать всех Ваших друзей?
- Я надеюсь, Ваше Преосвященство, – архиепископ согнулся в поклоне.
Поездка до храма заняла не более десяти минут. Здание этой церкви было громадным – и необычайно красивым. Множество шпилей и башенок рвались вверх, к небесам. Грандиозные окна были украшены цветными витражами.
Прихожане торопились на проповедь, архиепископ и сантэт влились в толпу и вместе со всеми вошли в большой зал, где отец Промпус уже начал свою речь.
- Всеми силами души, как того требует пасторское попечение, стремимся мы, чтобы экклесиатская вера в наше время всюду возрастала и процветала, а всякое еретическое нечестие искоренилось из среды верных! – кричал с кафедры отец Промпус. – Ересь и грех везде, куда только не посмотришь! Гнев божий пал на Императора, а теперь он падет и на нечестивую знать! Смерть и преисподняя будут царить на земле!…
Святой отец еще долго распространялся на тему грехов и ереси, обещая страшные муки на том свете и костры инквизиции на этом. Однако в какой-то момент его красноречие иссякло, и проповедь закончилась. Запуганные прихожане потоком устремились из церкви и Фабиус с Лазариусом остались в одиночестве.
- Отец Промпус! – позвал архиепископ.
Настоятель обернулся в гневе, но, увидев, что это его знакомый, смягчился.
- Лазариус! Как Вам моя речь?
- Вполне впечатляющее, – заметил подошедший сантэт.
- А Вы кто такой? – с яростью прошипел Промпус.
- Это сантэт Фабиус, глава Ордена Игнитиссов. – представил его Лазариус. – Не сердитесь отец Промпус, мы решили не предупреждать о Вашем визите.
- Хорошо, – успокоившийся священник внимательно посмотрел на Фабиуса. – Я представлял Вас другим, Ваше Высокопреосвященство…
- Каким же? – спросил Фабиус.
- Более… более воинственным, – пояснил настоятель.
- Войну я оставил другим, – хитро улыбнулся сантэт. – Таким как Вы.
- Мой долг – сражаться словом против ереси и лжи, – гордо ответил Промпус. – Что я и делаю в меру своих скромных сил.
- Это будет замечено, друг мой… - сказал Фабиус. – Рано или поздно придет время отделять овец от козлищ, и тогда ни один поступок не останется незамеченным. Ваше слово, чье-то дело – все будет учтено.
- Однако Вы прибыли в Рунн не для того, чтобы меня хвалить, – заметил настоятель.
- Разумеется. – Фабиус опять холодно улыбнулся. – Наша борьба только начинается. Великая святая война против всякой ереси, язычества и безбожия. Я, если вам угодно, полководец, который и поведет войска на битву. А мой нынешний визит – это смотр этого войска.
- Вот как… - Промпус задумался. – Что ж. Я готов. Искоренение ереси в Империи – цель моей жизни, которую я готов с готовностью отдать за святые идеалы. Что я должен делать?
- Браво, мой друг, – сантэт хлопнул в ладоши. – Ответ истинного экклесиата. Как жаль, что в Империи мало таких людей, как вы. Но мне ваша смерть не нужна, а жизнь – пригодится.
- Что я должен делать? – повторил настоятель.
- Да просто продолжайте делать то, что делаете сейчас, – сказал Фабиус. – Слово – великое оружие, и иногда иного не нужно. Помните – Вы не одни, и поэтому не отчаивайтесь. Придет и наш черед. Победа будет за нами.
- Я буду молиться за Ваш успех. – Промпус поклонился.
- Для вящей славы божьей… - благословил его сантэт. – Пойдемте, друг мой, Лазариус. Здесь мы сделали все что могли.
Они вышли из храма, оставив отца-настоятеля застывшим в молитве.
- Хоть один фанатик у Вас есть… - задумчиво сказал Фабиус. – Уже хорошо… С фанатиками значительно проще работать.
Лазариус лишь вздохнул.
- Не медлите, друг мой, – произнес сантэт. – Выбирайте следующую цель. Надеюсь, их не много осталось? Солнце уже начинает клониться к горизонту. День кончается.
- Ыы-эх! – снова вздохнул архиепископ. – Ну, скажем, аббатство святого Ювера. Руководит им отец Гулосус, как и все мои друзья – замечательный человек.
- Тогда не будем медлить. Поехали быстрее, – приказал Фабиус, и они отправились к аббаству святого Ювера. Тряская дорога усыпила его, и через некоторое время он вновь проснулся оттого, что Лазариус положил ему руку на плечо.
- Уже приехали?
- Да, Ваше Высокопреосвященство, – сказал Лазариус. – Можете выходить.
Сантэт в очередной раз вылез из кареты. Начинало смеркаться, шпиль аббатства горел алым в лучах заката. Совсем недалеко располагался небольшой погост, откуда доносился странный шум.
- Ведите, – приказал Фабиус. Архиепископ открыл дверь, и они оказались в здании монастыря, где было на удивление тепло и к тому же вкусно пахло. Проголодавшийся Лазариус с шумом втянул в себя воздух, принюхиваясь к соблазнительным запахам.
- Пойдемте, друг мой, – сантэт дернул его за рукав. – Мало времени. Где тут у вас этот брат Гулосус?
- Сюда. – Лазариус не стал тратить время даром, и через несколько минут они уже были у дверей кабинета аббата. За дверьми отчетливо был слышен звук разговора и звон посуды. Не медля, архиепископ открыл двери. В помещении тут же воцарилась тишина. Фабиус выглянул из-за плеча Лазариуса, и увидел громадный стол, уставленный всяческой едой – жареными поросятами, косулями под пряными травами, фаршированными фазанами, декоративными орлами, множеством различных салатов и фруктов. Похоже, вечеринка была в разгаре. В самом центре сидел огромный-преогромный, толстый-претолстый монах, пивший из гигантской кружки, справа и слева от него сидели монахи поменьше размером, но тоже все упитанные, жадно поглощающие содержимое своих тарелок.
Теперь они все застыли, а глаза их устремились на вошедших. Только самый толстый продолжал что-то жевать – видимо машинально.
- Что это такое? – неожиданно высоким тоном взвизгнул Лазариус.
- Вы не поверите, - сказал самый толстый монах. – У нас великое горе.
- Горе?! Не верю!
- Умер наш брат, Радиус, – монах смахнул слезу. – Все что Вы видите - это траурная трапеза, поминки по усопшему.
- Да неужели? – продолжил возмущаться архиепископ. – Что же, отец Гулосус, случилось с братом Радиусом?
- Он утонул, – скорбно ответил толстый монах, и зарыдал.
- Утонул? – опешил Лазариус. – Где?
- Правильнее спросить в чем. – Гулосус вытер слезы. – В бочке с вином.
- Как он так ухитрился? – недоумевал архиепископ.
- Брат Радиус был очень ученым человеком, – пояснил монах. – Он решил измерить соотношение между стенками и днищем бочки… Поскользнулся, упал и захлебнулся…
Архиепископ задумался.
- Все равно не верю. Потрясающая чушь.
- Можете не верить, – пожал плечами Гулосус. – Тем не менее, брат Радиус мертв – а мы устроили поминки по нему.
- О, Господи, святой Каспиан, спаси и сохрани… - Лазариус перекрестился. – Вы совсем запудрили мне мозги, я даже забыл ради чего пришел. Познакомьтесь отец Гулосус – это сантэт Фабиус, глава Ордена Игнтиссов. Ваше Высокопреосвященство – это отец Гулосус, настоятель аббатства святого Ювера.
- Очень приятно. – Фабиус сел за один из свободных стульев. – У меня мало времени, так что буду краток. Отец Гулосус, могу я рассчитывать на Вашу помощь?
- Всегда! – отсалютовал толстый монах. – Я много слышал о Вас, Ваше Высокопреосвященство. Могу лишь гордиться оказанной мне честью.
- Отлично, – сантэт сложил руки на груди. – Тогда слушайте. У Вас большой монастырь, места много, еды я вижу, тоже хватает.
Все монахи согласно закивали.
- Вскоре в город прибудет группа рыцарей из Брамера, численностью примерно в пять тысяч человек, – продолжил Фабиус. – Я хочу, чтобы Вы их всех встретили, помогли бы им обстроится в вашем монастыре, дали им монашескую одежду, всячески их замаскировав под монахов, и продолжали их укрывать, пока не будет дан сигнал.
- Нет ничего проще! – обрадовался Гулосус. – Я с радостью приму у себя гостей!
- Убытки Вам возместят, – сантэт кивнул. – Экклесия все помнит.
Монахи продолжили свою поминальную трапезу, а архиепископ с сантэтом шли к выходу.
- Время позднее. – Фабиус посмотрел на всходивший серп луны. – Сколько еще у Вас осталось друзей, которых мы не посетили, друг мой?
- Только один, – эхом отозвался Лазариус. – Последний. Храм святого Гастона, управляемый отцом Инвидусом.
- Последний, так последний, – согласился Фабиус. – Оно и к лучшему. Трогайте, друзья мои, надо успеть по полуночи…
И вновь понеслась мимо дорога, и прыгающая луна, то и дело скрывающаяся за верхушками деревьев. Наступала ночь, время покоя и отдохновения.
Они прибыли к храму святого Гастона, когда уже все небо было усыпано мерцающими звездами. Высокая колокольня, не особо большое здание самого храма, относительно скромное – все из белого камня, без особых украшений.
- Пойдемте, Ваше Высокопреосвященство, – архиепископ распахнул перед ним дверь.
- Ну, давайте, удивите меня… - проворчал сантэт. – Хотя я сегодня я уже столько увидел, что меня сейчас, пожалуй, ничем не удивишь.
- Нет предела человеческим возможностям, – процитировал Книгу Откровений Лазариус. – Вот мы и пришли.
Последняя дверь открывшись, тихо скрипнула.
В почти пустой комнате стоял неказистый стол, рядом с ним такой же стул, на стуле сидел монах и недовольно смотрел на вошедших гостей.
- Как? – изумился Фабиус. – Здесь нет ничего. Ни груд золота, ни художников рисующих шедевральные полотна, ни спящих монахов, ни голых девиц, ни гневных проповедей, ни столов ломящихся от еды!? В чем подвох?
Отец Инвидус недобро посмотрел на него.
- Вот именно! – воскликнул он. – Здесь ничего этого нет! А спрашивается почему? Чем я хуже остальных? Ничем. Это несправедливо. Я отец Инвидус, заслужил все это и даже больше того. Но у меня ничего нет, все досталось другим.
- Спокойно, мой друг! – ответил Лазариус. – Вы не знаете главного. Перед Вами…
- … сантэт Фабиус, глава Ордена Игнитиссов. – закончил за него Инвидус. – Знайте, что за этот день у меня побывало шесть гонцов. Каждый из Ваших друзей спешил похвастаться, что у него побывал сантэт Фабиус, мудрый и ужасный! А теперь я задаюсь вопросом, почему именно ко мне Вы прибыли последними? А?
- Друг мой… - опешил архиепископ. – Ну, так это просто совпадение…
- Так всегда получается, – проворчал Инвидус, вылезая из-за стола. – Я вечно последний. Я никому не нужен. Меня никто не любит.
Сантэт Фабиус хитро улыбнулся.
- Вы правы, друг мой. Сейчас Вы последний, и у меня даже не осталось заданий для Вас. Отцу Авидусу я поручил доставлять нам золото, отцу Инфлатусу подготовить отряды бойцов, отцу Десидиосусу скупать оружие, отцу Либидиносусу посылать шпионов, отцу Промпусу проповедовать, отцу Гулосусу укрыть в своем монастыре брамерцев… А Вам… Что я могу поручить Вам?
Инвидус взвыл от отчаяния.
- Разве что… - Фабиус развел руками. – Я поручу Вам все это сразу.
- О! – глаза настоятеля вспыхнули огнем. – Ваше Высокопреосвященство, я сделаю все и даже больше того! Остальные будут посрамлены.
- Отлично, – сантэт кивнул. – Вы меня не разочаровали. Я буду ждать результатов, друг мой. Пойдемте, Лазариус.
Архиепископ и сантэт скрылись, оставив Инвидуса обдумывать, как он перещеголяет всех остальных.
Была уже глубокая ночь. Лазариус помог Фабиусу усесться в карету. Похоже, ему не давала покоя какая-то мысль.
- Скажите, Ваше Высокопреосвященство. Разве Вы не знали заранее, что представляет собой каждый из моих друзей, которых мы посетили сегодня? При Ваших возможностях это было бы неудивительно.
- Разумеется, я все знал, – зевнул Фабиус. – Я знал, еще будучи в Ауралоне, что и кому поручить. Знал, что они делали, и что они будут делать. Я знаю все, друг мой. И пусть теперь меня попробует кто-то перехитрить, я сам пожму этому человеку руку.
Рунн и окрестности.
Очередное донесение догорало ярким пламенем в камине. Фабиус скрестил руки на груди, глубоко задумавшись. Все оказалось сложнее, чем он предполагал. Похоже в Рунне гораздо больше агентов Черного герцога, больше, чем сообщали отчеты Лазариуса… Но этого следовало ожидать. Старый паук очень долго плел свою паутину…
В любом случае, сейчас Фабиусу нечего противопоставить всей этой армии осведомителей, убийц, сыскарей и подкупленных изменников. Этьен приготовился к долгой войне, которую он наверняка бы выиграл, но и тут было свое но… Вся эта сложная система держалась на одном человеке.
И чтобы там Черный герцог не воображал себе, он, как и все люди, смертен. Приятную мысль прервал стук в дверь. Фабиус недовольно обернулся – на пороге стоял архиепископ.
- Входите, Лазариус… - сантэт пододвинул стул. – Садитесь.
- У меня отличные новости, Ваше Высокопреосвященство, – сообщил Лазариус. – Я составил список подходящих нам людей. Если Вы разрешите, я поясню.
- Я разрешаю, – кивнул глава ордена Игнитиссов.
- Как известно в Рунне и окрестностях проживает почти три миллиона человек…
- Невероятная цифра, – заметил Фабиус.
- Результаты последней переписи ее подтвердили. – Лазариус пожал плечами. – Город и вправду огромен. Ничего удивительного, что в нем свыше пятидесяти мужских монастырей, принадлежащих разным орденам и более двухсот церквей и приходов. Мое внимание привлекли лишь семь их них, входящие в число самых крупных…
- Что же в них такого примечательного?
- Все настоятели – мои близкие знакомые, – пояснил Лазариус. – Я очень хорошо знаю этих людей, Ваша Светлость. Им можно доверять.
- Доверять нельзя никому, – отрезал Фабиус. – Даже самому себе. А мне – можно.
Архиепископ промолчал.
- Ну что Вы замолчали? – спросил глава ордена Игнитиссов спустя минуту. – Мне интересно. У меня даже появились кое-какие мысли по поводу того, как можно было бы использовать Ваших друзей, мой дорогой друг.
- Собственно, сообщить мне больше нечего, – вздохнул Лазариус. – Вы можете сами с ними поговорить и узнать все, что нужно. Я же со своей стороны обещаю, что они будут Вам лояльны.
Фабиус кивнул.
- Что ж, надо навестить Ваших друзей. Может быть даже прямо сейчас, как Вы на это смотрите?
- Не предупредив их? – воскликнул Лазариус.
- Самый лучший визит – внезапный, – пояснил сантэт. – А сейчас самое время для позднего завтрака.
- Поедем, – согласился архиепископ, понявший, что Фабиус все равно настоит на своем.
Глава Ордена Игнитиссов медлить не стал – через пять минут они уже выходили из дверей представительства Ордена в Рунне. Почти сразу подкатила закрытая карета, и Фабиус сделав какой-то сложный знак пальцами, приказал Лазариусу залезать внутрь.
- Сделаем несколько кругов, чтобы посмотреть, не будет ли кто за нами следить… - пояснил сантэт, когда карета уже тронулась. – Если будут спрашивать, то говорите, что мы отправились помолиться и совершить пожертвование накануне Ресурректы.
- Разумеется, Ваша Светлость… - карета сделала очередной круг, чуть покачнувшись на повороте, Фабиус задернул шторку и задумался.
Колеса тихо скрипели, на лицо сантэта падала тень, придавая его чертам зловещий вид. Сидящий напротив священник поежился – ведь такой убьет, и ничего не почувствует – словно муху раздавил. Черный герцог нагонял ужас на своих врагов, а Фабиус был страшен и для своих друзей.
- К кому поедем первыми, друг мой? – глава Ордена прервал его мрачные размышления.
Архиепископ Лазариус вынул из кармана список, и принялся его разглядывать.
- Ммм… - промычал он. – Похоже, ближайший к нам из монастырей это аббатство святого Андре, настоятель – отец Авидус …
- Скажите кучеру, чтобы ехал прямо туда, – приказал Фабиус. – Мне не терпится увидеть этого отца Авидуса.
Монастырь святого Андре не потрясал своей монументальностью, в отличие от многих других зданий в Рунне. Не очень высокое здание из красного кирпича и с круглым куполом из жести, стоявшее чуть в стороне от дороги. Прошедший дождь превратил обочины дороги в глубокие лужи полные липкой грязи.
Фабиус, провалившийся почти по колено, гневно взглянул на архиепископа, но тот лишь пожал плечами – ведь погода от его воли не зависела. Вместе они проследовали к резной деревянной двери, которая была гостеприимно распахнута. За дверью сразу обнаруживался резкий контраст по сравнению с тем, что было снаружи – здесь было тепло, горело множество свечей, приятно пахло благовониями.
- Нам сюда… - Лазариус указал на небольшую лестницу, ведущую в подвал. Крутые ступеньки уводили во мрак, архиепископ пошел вперед, сантэт ступал следом. Наконец, дорога подошла к концу – очередная дверца стала перед ними недвижимой преградой. Лазариус осторожно постучал.
- Кто там? – раздался недовольный голос.
- Откройте отец Авидус! – прокричал архиепископ. – Это я, ваш друг.
- Лазариус? – недоверчиво спросил голос. – Что Вам тут понадобилось?
- Отоприте, и я расскажу.
- Хорошо… - раздался звон ключей и грохот отпираемых засовов. Дверь со скрипом приоткрылась, в щели показалось недовольное лицо настоятеля храма святого Андре.
- Ты не один! – с возмущением воскликнул Авидус. – Я же просил никого сюда не приводить! Кругом воры и грабители, грабители и воры. Кто он? - священник указал узловатым пальцем на Фабиуса.
- Тише! – зашипел Лазариус. – Это Его Высокопреосвященство сантэт Фабиус, глава Ордена Игнитиссов.
Отец Авидус от удивления раскрыл рот. Лазариус отодвинул его от двери и жестом пригласил Фабиуса войти.
Теперь настала его очередь удивляться – пол в комнате, освещенной неярким светом факелов, был покрыт равномерным слоем золотых монет, а, кроме того, везде валялась прочая утварь тоже из золота. У стен стояли сундуки с откинутыми крышами – и в них тоже было золото.
Лазариус перехватив удивленный взгляд сантэта, развел руками. Авидус мрачно посматривал на обоих.
- Что это? – спросил Фабиус.
- Мое богатство… - неохотно пояснил Авидус. – У вас какой-то был разговор ко мне?
- Давайте сядем, и поговорим спокойно, – предложил Лазариус.
Авидус притащил из угла три стула.
- Уважаемый настоятель… - начал Фабиус. – Вне зависимости от вашего личного отношения к моему Ордену, Вы не можете отрицать, что мы делаем очень полезную и важную работу – везде, где только можно противостоим еретикам, язычникам и безбожникам, защищая, в том числе Вас и Ваши интересы.
- Ну, положим… - Авидус кивнул. – И что дальше?
- До сих пор мы делали это совершенно безвозмездно – теперь ситуация изменилась. Мы хотим взять реванш за поражение в Религиозной войне. Битва уже началась, и в скором времени все получат зримое доказательство нашей силы. Жертвы будут отмщены!
- При чем тут я? – поежился Авидус. – Я мирный человек, никому не причиняю зла, ни хочу ни во что вмешиваться… Давайте договоримся, а? Какова "цена вопроса", так скажем?
- Триста тысяч империалов помогут делу Святой Экклесии, – брякнул Фабиус. – Разумеется, после нашей окончательной победы мы вернем все деньги, и даже с процентами.
Авидус тяжко вздохнул, и по очереди взглянул на своих собеседников, как бы не зная – верить им или нет.
- Хорошо… - он безнадежно махнул рукой. – Я дам Вам денег… как мне не жаль с ними расставаться, – и тут он снова тяжко вздохнул. – Их вскоре доставят в представительство Вашего Ордена…
Когда Фабиус и Лазариус уже сидели в карете, которая направлялась к очередной церкви, выбранной архиепископом, он сказал:
- Согласитесь Ваше Высокопреосвященство, Авидус нужный человек?
- Да, – согласился сантэт. - Но нам нужны не только деньги, а еще и люди. Смелые люди, умные люди. У Вас есть такие?
- О, Ваше Высокопреосвященство, у меня есть самые разные люди. Теперь я познакомлю Вас с другим удивительным человеком, аббатом Инфлатусом. Ничему не удивляйтесь, приготовьтесь к неожиданностям.
- Хорошо… - прошептал Фабиус и карета тронулась, увозя их по направлению к обители имени святого Марка.
Это аббатство было настоящей крепостью – высокие стены, окруженные рвом. Предполагалось, что сюда не проникнет никакой грех, но защита была создана не только против греха. Осада этого логовища обошлась бы дорого для осаждающих, и не один бы воин остался под белокаменной преградой.
Но сейчас монастырь представлял собой на редкость мирное зрелище – везде гуляли задумчивые монахи, погруженные в свои раздумья, на заднем дворе шла работа, внутри тоже царил деловой дух. Сантэт с архиепископом поднялись под самую крышу, пройдя в небольшую комнатку.
Здесь их взору открылось очередное необычайное зрелище – стоял мольберт, рядом с ним суетился художник, позировал же ему сам настоятель – уже седой мужчина необычайно гордого вида, чем-то напоминавший королевского орла. Его, как будто царский, взгляд был полон некоей внутренней силы и необычайного высокомерия.
- Отец Инфлатус! – осторожно позвал Лазариус.
- Кто вы?! – тут же откликнулся Инфлатус, возвысив голос - Как вы смеете мешать мне?
- Это я, твой друг, – ответил архиепископ. – Со мной сантэт Фабиус, глава Ордена Игнитиссов.
- А, это ты… - недовольно молвил аббат. – Не вовремя ты, отец Лазариус, совсем не вовремя. Неужели ты не видишь, что мэтр Раймонд занят увековечением моего величественного образа на этом шедевральном полотне?
- Вижу, но…
- Тогда почему мешаете? – сурово спросил Инфлатус, перебив архиепископа.
- Очень важное дело, - пояснил смутившийся Лазариус. – Глава Ордена Игнитиссов хочет с Вами поговорить…
- А. – запнулся аббат. – Сам сантэт Фабиус? В моем монастыре? Что ж ты сразу не сказал!
- Я пытался, – тихо заметил Лазариус, но его уже никто не слушал. Инфлатус прогнал художника, распорядился накрыть стол, сразу начал забалтывать Фабиуса. Впрочем, тот быстро пресек все его попытки…
- Сколько под Вашим началом монахов? – прямо спросил сантэт.
- Где-то около полутора тысяч, – с гордостью поведал аббат. – Обитель святого Марка одна из самых больших в Рунне. К нам приезжают люди со всей Империи, и…
- Неважно, – прервал его Фабиус. – Чем они занимаются обычно?
- Нуу… - Инфлатус задумался. – У нас есть свое подсобное хозяйство. Дел много, Ваше Высокопреосвященство, но мы рады трудиться во благо Экклесии.
- Я дам вам новые занятия, – спокойно произнес Фабиус. – Скоро к вам доставят оружие. Мечи. Шпаги. Мушкеты. Доспехи. Я слышал, Вы человек военный?
- Да, я сражался под командованием Мишеля де Морле в последней войне! – надувшись от гордости, ответил аббат.
- Тогда Вы знаете, что с этими предметами делать, – криво усмехнулся сантэт. - Обучите владению оружием всех Ваших монахов, и Экклесия Вас не забудет.
- Можно узнать зачем? – поинтересовался Инфлатус.
- Скажем так, если у нас будут в городе свои силы, о которых никто не будет знать, в нужный момент мы сможет нанести внезапный и решающий удар, – пояснил Фабиус. – Разумеется, что человек, командующий этими людьми, прославится, его деяния будут замечены, и он вознесется на вершину славы… Главное – хранить тайну. Скажите своим людям, что это новое испытание для их веры.
- Я буду знаменит! – просиял аббат. – Мое имя войдет в историю!
- Разумеется, – кивнул сантэт.
- Эх, а я думал, мне предстоит сойти в прах неизвестным аббатом… - продолжил радоваться Инфлатус. – Но я еще покажу всем, чего я стою! Меня недооценили, но теперь они поймут, как ошибались!
Распрощавшись с ним, Лазариус и Фабиус пошли к выходу. Позади слышались вопли аббата, продолжавшего распространяться о своей грядущей популярности.
- Ваше Высокопреосвященство, можно спросить? – осторожно осведомился архиепископ.
- Спрашивайте, – равнодушно ответил сантэт.
- Откуда Вы возьмете мушкеты и доспехи?
- Терпение, мой друг, и Вы все скоро узнаете. – Фабиус забрался в карету. – Кого Вы выбрали в качестве цели для нашего следующего визита?
- Есть такой храм святого Люваля… - ответил Лазариус. – Настоятель – отец Десидиосус, или просто Диосус, как мы его все называем.
- Давайте к отцу Десидиосусу, хорошо, – сантэт приказал двигаться. – Посмотрим и на Десидиосуса, почему бы и нет.
Кони несли карету вперед, по узким мощенным улицам, Фабиус морщился от тряски, но молчал. Архиепископ тоже призадумался.
Вскоре их взорам предстало круглое здание храма святого Люваля – очень древнее, с обвалившейся штукатуркой и разваливающейся кладкой, украшенное мерзкими мордами гаргулий и прочих чертей.
- Как-то у вас тут все запущенно, – заметил сантэт, разглядывая живописные полу-руины.
- Что делать, – снова пожал плечами Лазариус. – Пойдемте.
Они снова миновали двери, одна из которых была перекошена, прошли по длинным коридорам, где капало с потолка, поднялись по истертым ступенькам на самый вверх, в отдельную темную комнату, где под толстым меховым пледом кто-то спал.
- Отец Диосус, проснитесь! – потряс его за плечо архиепископ. – У вас важные гости!
Человек под пледом что-то невнятно промычал и перевернулся на другой бок. Лазариус тяжко вздохнул.
- Отец Диосус!! Проснитесь!! – повысил голос архиепископ, еще сильнее тряся его.
- …Господь послал ему крепкий сон, этот добрый дар, от века ниспосылаемый Им и в нощи и во дни всем, кому Он хочет… - пробормотал настоятель во сне, и снова перевернулся.
- Сеятель тебя раздери, – выругался взмокший Лазариус. – ПРОСНИСЬ!!!
- А! – тонко вскричал вскочивший Десидиосус, схватил табурет и заслонился им от стоящих у дивана двух людей. Потом пригляделся и опустил свое орудие, укоризненно покачав головой.
- Это Вы, брат мой? Как нехорошо тревожить беднягу, который так устал, что прилег отдохнуть на минутку. Надеюсь, Господь простит вам этот грех… А теперь извините меня, но я все же намерен вновь вернутся в объятия Морфея… - с этим словами он снова лег на диван и скрылся из виду, укрывшись с головой.
- Э, нет! – возмущенный архиепископ вытащил беднягу из его укрытия, и стряхнул на пол. – Так просто от нас Вы не отделаетесь, брат Диосус! Посмотрите, кто к Вам пришел – сам сантэт Фабиус, глава Ордена Игнитиссов!
Сидящий на полу Диосус открыл рот от изумления.
- Правда? – недоверчиво спросил он.
- Абсолютная. – Фабиус присел на краюшек освободившегося дивана. – Настоятель храма святого Люваля…
- Это я, – откликнулся Диосус. Сантэт кинул.
- Могущество моего Ордена неоспоримо… - продолжил Фабиус. – Мы способны причинить очень большие неприятности, но мы также можем оказать и существенную помощь… Все зависит от Вашего выбора, отец Диосус. Выбирайте…
- Выбирать – что? – спросил ошарашенный монах.
- Или Вы помогаете нам… - сантэт улыбнулся. – Или же… думаю, Вам все понятно.
Диосус сглотнул.
- Ну эээ… - слов не было. – Я готов Вам помочь… только чем я могу помочь Вам?…
- Теперь слушайте, – размеренно начала говорить Фабиус. – После войны, и до сих пор многие дворянские семейства держат в своих арсеналах массу всякого оружия – от мушкетов времен Лиги, до доспехов времен императора Максимилиана… Конечно, ничего из этого им не нужно… Но пригодится нам.
- Для чего? – возопил Диосус, но, поймав взгляд сантэта, затих. – Понял, молчу.
- Я хочу, чтобы Вы сделали вот что. – Фабиус наклонился ближе к нему. – Организуйте скупку старого оружия под предлогом стремления к миру. Говорите, что Вы хотите "перековать мечи на оралы" и прочее в том же духе. Думаю, столичные жители сочтут это отличной возможностью избавиться от рухляди. Это нам и надо.
- То есть я должен… покупать старые мушкеты? – удивился Диосус. – Хорошо, я попрошу братьев этим заняться. Действительно - мы призовем общество к миру! Зачем вам оружие, скажем мы, отдайте его нам – и мы переплавим его в полезные и мирные предметы…. А откуда мы возьмем деньги?
- Их Вам пришлют, – сказал невозмутимый Фабиус. – В свое время. Не подведите меня, Диосус, и Вы получите все, что захотите. А подведете… догадайтесь сами, что с Вами случиться. Связь будем держать через Лазариуса. – он жестом указал на стоявшего рядом архиепископа.
Удивленный и напуганный настоятель со всем соглашался.
Фабиус и Лазариус распрощались с ним, так же как и с двумя предыдущими монахами, и пошли дальше.
- Брат Десидиосус ленив, но думаю, страх заставит его трудиться усерднее, – предположил архиепископ, когда они уже выходили из церкви святого Люваля.
- Согласен, – в серых глазах Фабиуса как будто была заметна насмешка. – Куда мы отправимся теперь, мой друг?
- Монастырь имени святого Фернана. – предложил архиепископ. – Чудное место. Им руководит отец Либидиносус… Замечательный человек. Его имя мы тоже сокращаем для краткости. Зовите его просто Носус. Он не обидится.
Карета вновь понеслась по кочкам и косогорам, периодически встряхивая людей, что сидели внутри. Путь до монастыря святого Фернана был долгим, поэтому сантэт успел задремать. Разбудил его назойливый голос Лазариуса.
- Полдень, Ваше Высокопреосвященство. Мы на месте.
Фабиус зевнул.
- Почему у Вас в Рунне такие отвратительные дороги, архиепископ? Меня растрясло.
- Вероятно, об этом надо спросить Леонарда де Фабера, – пожал плечами Лазариус. – Неужели в Ауралоне дороги лучше?
- Лучше, – отрезал сантэт, выбираясь из кареты. Они остановились у длинной каменной стены.
- Это аббатство – очень большое, – сказал Лазариус, отворяя калитку. – Отец Носус – очень добрый человек. Он создал приют и школу для сироток. Я слышал, Орден Игнитиссов тоже организовывает учебные заведения?
- Вы все правильно услышали, – согласился Фабиус, осматривая территорию аббатства святого Фернана. – Здесь много мелких зданий. Куда нам идти?
- Вон туда, – указал в самую даль архиепископ. – Такое большое серое здание.
Путь был долгим, и по пути им то и дело попадались компании, состоящие из монахов, долговязых послушников и закутанных в монастырскую робу послушниц с аппетитными формами, подмигивающих проходящим мимо них святым отцам.
Серое здание, бывшее обиталищем отца Носуса было совсем близко. Проделав очередной путь по коридорам, лестницам и комнатам, архиепископ и сантэт оказались перед входом в покои аббата.
- Ой, надо же. Тут не закрыто. – Лазариус толкнул дверь, и та открылась – на этот раз без скрипа. – Поторопимся Ваше Высокопреосвященство, у нас еще много дел впереди.
Обширную комнату разделяла на две части занавесь из плотной ткани. Фабиус прислушался – из-за ширмы доносились звуки хлестких ударов и тяжкие стоны. Лазариус ничего не замечающий, сделал несколько резких шагов вперед и раздвинул занавесь, открыв целиком все что, было за ней.
Отец Носус, без всяких признаков подобающего ему одеяния, стоял на корточках, изумленно взирая на пришедших к нему гостей, позади него застыла полуобнаженная девчонка в корсете и с плеткой в руках, тоже немало удивленная. Напуганный аббат пытался встать, но ноги его не слушались… он словно лягушка барахтался по полу.
- Нда. – архиепископ залился краской. – Вижу, мы Вам помешали отец Либидиносус? Думаю, мы сейчас выйдем, а Вы закончите урок со своей ученицей, не так ли? Ваше Высокопреосвященство, давайте выйдем…
Услышав титул, которым Лазариус именовал Фабиуса, аббат перепугался еще сильнее, и так ничего и не смог сказать. Святые отцы действительно вышли на некоторое время, чтобы вернуться через пять минут, и обнаружить, что Носус уже оделся, а девица и вовсе испарилась, как будто ее и не было. Прозорливый сантэт даже заметил плохо замаскированный тайный ход.
- Я не Никонианец, брат Носус. – пояснил глава Ордена Игнитиссов. – Пороки Церкви, Матери Нашей – не моя забота. Я полагаюсь на суд Творца, который способен определить меру наказания для каждого. Мое дело же – вещи иного порядка. Политика. Финансы. Общество. Поэтому, мы сейчас поговорим о моих делах, а о Ваших – мы забудем.
- О, Вы так милостивы! – Носус бухнулся на колени. – Храни Вас Каспиан. Поверьте, это было совсем не то, о чем Вы подумали.
- Я же говорю, не будем об этом, – отмел оправдания Фабиус. – Тем более, вещи о которых я хотел Вас попросить, тоже не очень чисты. Праведны лишь святые и ангелы, а мы – твари божьи, найдем оправдание лишь делом. Экклесия в опасности, друг мой. Ересь везде, и лишь решительность и готовность идти до конца, помогут нам противостоять ей.
- Что от меня требуется? – аббат утер выступившие слезы.
- Грамотные люди всегда были редкостью… - сообщил Фабиус. – Наука – великая сила, которая меняет мир. Знаю, что Вы руководите школой для сирот. Вы поддерживаете связи со своими птенцами, которые покинули гнездо?
- О, да, – жалостливо молвил отец Носус. – Милые детки, как они могут забыть меня? Разумеется, мы переписываемся.
- Они Вас слушаются? – спросил сантэт.
- Разумеется, – грустно сказал аббат. – Тем более, их братики и сестрички тоже учатся здесь.
- Тогда слушайте. – Фабиус наклонился к нему. – Нам отчаянно не хватает людей. Проклятый Черный герцог создал настоящую сеть, и почти все мои агенты – под наблюдением. В этой ситуации мне бы пригодились новые, ни в чем не замешанные юноши и девушки, которые могли бы устраиваться в услужение разным герцогам и графам, следить за ними, узнавать их тайны, и сообщать все это мне.
- Понимаю. – Носус вздохнул. – По правде сказать, они уже занимаются этим… У нас мало денег, а шантаж может принести небольшие суммы… Так, что вот. Вы получите все, что хотите.
- Бросьте свои мелкие делишки, – приказал сантэт. – Теперь мы играем по крупному. Этот город в этом году должен стать нашим. Действуйте только на основании моих рекомендаций. Послушание – вознаграждается. Самодеятельность – наказывается.
- Я все понял, – склонил голову аббат.
Оставив Носуса обдумывать детали предстоящего его дела, Фабиус и Лазариус отправились к своей карете, по дороге разглядывая живописные рощи аббатства святого Фернана.
- Кто будет следующим? – зевнул сантэт. – Кого Вы выбрали, друг мой?
- Храм святого Анри. Настоятель – отец Промпус.
- Отлично. – Фабиус задумался. – Может быть, до вечера мы успеем объехать всех Ваших друзей?
- Я надеюсь, Ваше Преосвященство, – архиепископ согнулся в поклоне.
Поездка до храма заняла не более десяти минут. Здание этой церкви было громадным – и необычайно красивым. Множество шпилей и башенок рвались вверх, к небесам. Грандиозные окна были украшены цветными витражами.
Прихожане торопились на проповедь, архиепископ и сантэт влились в толпу и вместе со всеми вошли в большой зал, где отец Промпус уже начал свою речь.
- Всеми силами души, как того требует пасторское попечение, стремимся мы, чтобы экклесиатская вера в наше время всюду возрастала и процветала, а всякое еретическое нечестие искоренилось из среды верных! – кричал с кафедры отец Промпус. – Ересь и грех везде, куда только не посмотришь! Гнев божий пал на Императора, а теперь он падет и на нечестивую знать! Смерть и преисподняя будут царить на земле!…
Святой отец еще долго распространялся на тему грехов и ереси, обещая страшные муки на том свете и костры инквизиции на этом. Однако в какой-то момент его красноречие иссякло, и проповедь закончилась. Запуганные прихожане потоком устремились из церкви и Фабиус с Лазариусом остались в одиночестве.
- Отец Промпус! – позвал архиепископ.
Настоятель обернулся в гневе, но, увидев, что это его знакомый, смягчился.
- Лазариус! Как Вам моя речь?
- Вполне впечатляющее, – заметил подошедший сантэт.
- А Вы кто такой? – с яростью прошипел Промпус.
- Это сантэт Фабиус, глава Ордена Игнитиссов. – представил его Лазариус. – Не сердитесь отец Промпус, мы решили не предупреждать о Вашем визите.
- Хорошо, – успокоившийся священник внимательно посмотрел на Фабиуса. – Я представлял Вас другим, Ваше Высокопреосвященство…
- Каким же? – спросил Фабиус.
- Более… более воинственным, – пояснил настоятель.
- Войну я оставил другим, – хитро улыбнулся сантэт. – Таким как Вы.
- Мой долг – сражаться словом против ереси и лжи, – гордо ответил Промпус. – Что я и делаю в меру своих скромных сил.
- Это будет замечено, друг мой… - сказал Фабиус. – Рано или поздно придет время отделять овец от козлищ, и тогда ни один поступок не останется незамеченным. Ваше слово, чье-то дело – все будет учтено.
- Однако Вы прибыли в Рунн не для того, чтобы меня хвалить, – заметил настоятель.
- Разумеется. – Фабиус опять холодно улыбнулся. – Наша борьба только начинается. Великая святая война против всякой ереси, язычества и безбожия. Я, если вам угодно, полководец, который и поведет войска на битву. А мой нынешний визит – это смотр этого войска.
- Вот как… - Промпус задумался. – Что ж. Я готов. Искоренение ереси в Империи – цель моей жизни, которую я готов с готовностью отдать за святые идеалы. Что я должен делать?
- Браво, мой друг, – сантэт хлопнул в ладоши. – Ответ истинного экклесиата. Как жаль, что в Империи мало таких людей, как вы. Но мне ваша смерть не нужна, а жизнь – пригодится.
- Что я должен делать? – повторил настоятель.
- Да просто продолжайте делать то, что делаете сейчас, – сказал Фабиус. – Слово – великое оружие, и иногда иного не нужно. Помните – Вы не одни, и поэтому не отчаивайтесь. Придет и наш черед. Победа будет за нами.
- Я буду молиться за Ваш успех. – Промпус поклонился.
- Для вящей славы божьей… - благословил его сантэт. – Пойдемте, друг мой, Лазариус. Здесь мы сделали все что могли.
Они вышли из храма, оставив отца-настоятеля застывшим в молитве.
- Хоть один фанатик у Вас есть… - задумчиво сказал Фабиус. – Уже хорошо… С фанатиками значительно проще работать.
Лазариус лишь вздохнул.
- Не медлите, друг мой, – произнес сантэт. – Выбирайте следующую цель. Надеюсь, их не много осталось? Солнце уже начинает клониться к горизонту. День кончается.
- Ыы-эх! – снова вздохнул архиепископ. – Ну, скажем, аббатство святого Ювера. Руководит им отец Гулосус, как и все мои друзья – замечательный человек.
- Тогда не будем медлить. Поехали быстрее, – приказал Фабиус, и они отправились к аббаству святого Ювера. Тряская дорога усыпила его, и через некоторое время он вновь проснулся оттого, что Лазариус положил ему руку на плечо.
- Уже приехали?
- Да, Ваше Высокопреосвященство, – сказал Лазариус. – Можете выходить.
Сантэт в очередной раз вылез из кареты. Начинало смеркаться, шпиль аббатства горел алым в лучах заката. Совсем недалеко располагался небольшой погост, откуда доносился странный шум.
- Ведите, – приказал Фабиус. Архиепископ открыл дверь, и они оказались в здании монастыря, где было на удивление тепло и к тому же вкусно пахло. Проголодавшийся Лазариус с шумом втянул в себя воздух, принюхиваясь к соблазнительным запахам.
- Пойдемте, друг мой, – сантэт дернул его за рукав. – Мало времени. Где тут у вас этот брат Гулосус?
- Сюда. – Лазариус не стал тратить время даром, и через несколько минут они уже были у дверей кабинета аббата. За дверьми отчетливо был слышен звук разговора и звон посуды. Не медля, архиепископ открыл двери. В помещении тут же воцарилась тишина. Фабиус выглянул из-за плеча Лазариуса, и увидел громадный стол, уставленный всяческой едой – жареными поросятами, косулями под пряными травами, фаршированными фазанами, декоративными орлами, множеством различных салатов и фруктов. Похоже, вечеринка была в разгаре. В самом центре сидел огромный-преогромный, толстый-претолстый монах, пивший из гигантской кружки, справа и слева от него сидели монахи поменьше размером, но тоже все упитанные, жадно поглощающие содержимое своих тарелок.
Теперь они все застыли, а глаза их устремились на вошедших. Только самый толстый продолжал что-то жевать – видимо машинально.
- Что это такое? – неожиданно высоким тоном взвизгнул Лазариус.
- Вы не поверите, - сказал самый толстый монах. – У нас великое горе.
- Горе?! Не верю!
- Умер наш брат, Радиус, – монах смахнул слезу. – Все что Вы видите - это траурная трапеза, поминки по усопшему.
- Да неужели? – продолжил возмущаться архиепископ. – Что же, отец Гулосус, случилось с братом Радиусом?
- Он утонул, – скорбно ответил толстый монах, и зарыдал.
- Утонул? – опешил Лазариус. – Где?
- Правильнее спросить в чем. – Гулосус вытер слезы. – В бочке с вином.
- Как он так ухитрился? – недоумевал архиепископ.
- Брат Радиус был очень ученым человеком, – пояснил монах. – Он решил измерить соотношение между стенками и днищем бочки… Поскользнулся, упал и захлебнулся…
Архиепископ задумался.
- Все равно не верю. Потрясающая чушь.
- Можете не верить, – пожал плечами Гулосус. – Тем не менее, брат Радиус мертв – а мы устроили поминки по нему.
- О, Господи, святой Каспиан, спаси и сохрани… - Лазариус перекрестился. – Вы совсем запудрили мне мозги, я даже забыл ради чего пришел. Познакомьтесь отец Гулосус – это сантэт Фабиус, глава Ордена Игнтиссов. Ваше Высокопреосвященство – это отец Гулосус, настоятель аббатства святого Ювера.
- Очень приятно. – Фабиус сел за один из свободных стульев. – У меня мало времени, так что буду краток. Отец Гулосус, могу я рассчитывать на Вашу помощь?
- Всегда! – отсалютовал толстый монах. – Я много слышал о Вас, Ваше Высокопреосвященство. Могу лишь гордиться оказанной мне честью.
- Отлично, – сантэт сложил руки на груди. – Тогда слушайте. У Вас большой монастырь, места много, еды я вижу, тоже хватает.
Все монахи согласно закивали.
- Вскоре в город прибудет группа рыцарей из Брамера, численностью примерно в пять тысяч человек, – продолжил Фабиус. – Я хочу, чтобы Вы их всех встретили, помогли бы им обстроится в вашем монастыре, дали им монашескую одежду, всячески их замаскировав под монахов, и продолжали их укрывать, пока не будет дан сигнал.
- Нет ничего проще! – обрадовался Гулосус. – Я с радостью приму у себя гостей!
- Убытки Вам возместят, – сантэт кивнул. – Экклесия все помнит.
Монахи продолжили свою поминальную трапезу, а архиепископ с сантэтом шли к выходу.
- Время позднее. – Фабиус посмотрел на всходивший серп луны. – Сколько еще у Вас осталось друзей, которых мы не посетили, друг мой?
- Только один, – эхом отозвался Лазариус. – Последний. Храм святого Гастона, управляемый отцом Инвидусом.
- Последний, так последний, – согласился Фабиус. – Оно и к лучшему. Трогайте, друзья мои, надо успеть по полуночи…
И вновь понеслась мимо дорога, и прыгающая луна, то и дело скрывающаяся за верхушками деревьев. Наступала ночь, время покоя и отдохновения.
Они прибыли к храму святого Гастона, когда уже все небо было усыпано мерцающими звездами. Высокая колокольня, не особо большое здание самого храма, относительно скромное – все из белого камня, без особых украшений.
- Пойдемте, Ваше Высокопреосвященство, – архиепископ распахнул перед ним дверь.
- Ну, давайте, удивите меня… - проворчал сантэт. – Хотя я сегодня я уже столько увидел, что меня сейчас, пожалуй, ничем не удивишь.
- Нет предела человеческим возможностям, – процитировал Книгу Откровений Лазариус. – Вот мы и пришли.
Последняя дверь открывшись, тихо скрипнула.
В почти пустой комнате стоял неказистый стол, рядом с ним такой же стул, на стуле сидел монах и недовольно смотрел на вошедших гостей.
- Как? – изумился Фабиус. – Здесь нет ничего. Ни груд золота, ни художников рисующих шедевральные полотна, ни спящих монахов, ни голых девиц, ни гневных проповедей, ни столов ломящихся от еды!? В чем подвох?
Отец Инвидус недобро посмотрел на него.
- Вот именно! – воскликнул он. – Здесь ничего этого нет! А спрашивается почему? Чем я хуже остальных? Ничем. Это несправедливо. Я отец Инвидус, заслужил все это и даже больше того. Но у меня ничего нет, все досталось другим.
- Спокойно, мой друг! – ответил Лазариус. – Вы не знаете главного. Перед Вами…
- … сантэт Фабиус, глава Ордена Игнитиссов. – закончил за него Инвидус. – Знайте, что за этот день у меня побывало шесть гонцов. Каждый из Ваших друзей спешил похвастаться, что у него побывал сантэт Фабиус, мудрый и ужасный! А теперь я задаюсь вопросом, почему именно ко мне Вы прибыли последними? А?
- Друг мой… - опешил архиепископ. – Ну, так это просто совпадение…
- Так всегда получается, – проворчал Инвидус, вылезая из-за стола. – Я вечно последний. Я никому не нужен. Меня никто не любит.
Сантэт Фабиус хитро улыбнулся.
- Вы правы, друг мой. Сейчас Вы последний, и у меня даже не осталось заданий для Вас. Отцу Авидусу я поручил доставлять нам золото, отцу Инфлатусу подготовить отряды бойцов, отцу Десидиосусу скупать оружие, отцу Либидиносусу посылать шпионов, отцу Промпусу проповедовать, отцу Гулосусу укрыть в своем монастыре брамерцев… А Вам… Что я могу поручить Вам?
Инвидус взвыл от отчаяния.
- Разве что… - Фабиус развел руками. – Я поручу Вам все это сразу.
- О! – глаза настоятеля вспыхнули огнем. – Ваше Высокопреосвященство, я сделаю все и даже больше того! Остальные будут посрамлены.
- Отлично, – сантэт кивнул. – Вы меня не разочаровали. Я буду ждать результатов, друг мой. Пойдемте, Лазариус.
Архиепископ и сантэт скрылись, оставив Инвидуса обдумывать, как он перещеголяет всех остальных.
Была уже глубокая ночь. Лазариус помог Фабиусу усесться в карету. Похоже, ему не давала покоя какая-то мысль.
- Скажите, Ваше Высокопреосвященство. Разве Вы не знали заранее, что представляет собой каждый из моих друзей, которых мы посетили сегодня? При Ваших возможностях это было бы неудивительно.
- Разумеется, я все знал, – зевнул Фабиус. – Я знал, еще будучи в Ауралоне, что и кому поручить. Знал, что они делали, и что они будут делать. Я знаю все, друг мой. И пусть теперь меня попробует кто-то перехитрить, я сам пожму этому человеку руку.
25 - 26 день месяца Полотна. Рунн. Шенбрунн. Ночь.
- Спасибо, Юстина, на сегодня все. - Эрмина тряхнула волосами, заботливо освобожденных от шпилек и расчесанных камеристкой. Пушистые пряди мягко рассыпались по плечам и спине темным облаком. - Подай шаль и можешь идти спать.
Юстина молча помогла ей накинуть на темно-гранатовое домашнее платье черную ажурную шаль, заботливо расправила ее, присела в реверансе и удалилась. Дежурные фрейлины уже давно спали, также отпущенные Императрицей. В покоях было тихо, только слегка потрескивали свечи.
Эрмина прошлась по комнатам, а потом неожиданно для самой себя спустилась к двери, выходящей в сад. Мгновение помедлила, открыла ее и вышла.
Все дорожки были пусты - иди куда хочешь. Ночь была удивительно теплая для месяца Полотна. Именно такой она сейчас должна быть в Иберии. Молодая женщина дошла до еще не расцветшего куста жасмина и остановилась. Совсем рядом был проход в другие сады Сакрэ. Его охраняли гвардейцы - она сейчас последняя подопечная Николы де Нортми.
Александр приказал разбить этот сад для нее. Но несмотря на все усилия садовников Иберийский Сад в Шенбрунне был всего лишь отражением настоящих садов Иберии. Так земные сады пытаются повторить райский, в который мало кто из людей попадает. Ее Иберия давно стала раем, в который она не торопится вернуться.
Эрмина усмехнулась своим мыслям. Каждое воспоминание о доме - драгоценный камень на четках памяти. И небо Иберии, море Иберии всегда жили в ее сердце. В самых счастливых снах она снова распахивала окно своей девичьей спальни в Кастелларе и смотрела на слияние воды и воздуха на горизонте, на белые паруса в городской гавани. Но скажи ей сейчас: ты свободна от всех обязанностей, здесь справятся без тебя, поезжай искать свое море… и она бы не смогла. Может быть, позже, когда для ее сердца действительно не останется ничего важнее.
Какой выбор есть у императорских вдов? Достойный монастырь, где можно второй раз попытаться получить власть, добавив к чести имени ореол святости. Но она еще не хотела ни такой власти, ни такого покоя. Многие ночи, вместе с этой, доказывали Эрмине, что она молода, жива, слишком жива, и не стоит раньше времени уходить под защиту монастырских стен. О том же говорили ветер, перебиравший ее волосы, нежная упругость ветвей, которых касалась ее рука и сила, которую у нее никто не отнял за эти семь лет.
Чужие шаги прозвучали совсем близко. Кто-то вторгся в ее сад и не особо старался скрыться. Архангел, пришедший сообщить, что она изгнана из этого сада? Странно, гвардейцы капитана Нортми не пропустили бы и архангела, если бы на то был приказ их начальника.
Ночь оставила очень мало оттенков, а шедший ей навстречу мужчина выбрал для себя еще меньше. Черная форма, светлые волосы. Бледное лицо и на нем - сейчас - двумя темными колодцами глаза.
- Никола?
- Совершенно верно, Ваше Величество… Уже двадцать пять лет. Вам нравится мое имя? Нравится его произносить? - он поднял голову с кривой усмешкой, но вскоре снова уронил ее, словно не в силах выдержать ее взгляд.
- Что? О чем вы говорите? Что с вами? - Эрмина сделала неуверенный шаг к мужчине, но замерла.
Он еще успел прошептать из тумана, заволакивающего его сознание:
- У меня все хорошо, Ваше Величество. Как всегда. Все хоро…
А потом Никола де Нортми упал к ногам Эрмины Иберо.
- Что это за гадость? - мужской голос был тусклым и ничего не выражающим.
- Нюхательная соль. - Эрмина отставила флакон в сторону и склонилась над золотоволосой головой.
Всего час назад реальностью были смех и музыка в доме Прадов. Улыбаться шуткам Буревестника и Дирока, приехать оттуда в полной убежденности, что все идет именно так, как задумано…
Чтобы разрушить здание ее уверенности, понадобился всего один человек. Тот, чья голова сейчас лежала у нее на коленях.
Снова шаткое поле игры, где силы равны, значит играть можно до бесконечности. Уже много лет они не могут отказаться от этой острой и нежной муки, возможно, убивая в себе что-то лучшее. Что же с тобой делать, плод искушения?* У меня нет божественной выдержки, чтобы тебя отвергнуть, пусть даже этот подарок опаснее любой беды. Она машинально отвела светлые волосы от его лба и приготовилась встретить и принять первый взгляд, зная, что после него все изменится. И что он тоже об этом знает. Страшно? Вовсе нет. Это вовсе не страх заставляет ее губы подрагивать от пока еще не ясной ей самой улыбки. Это просто предвкушение игры.
Серые глаза медленно открылись.
- Ваше величество. Я уже говорил сегодня, как вы прекрасны?
- Как вы себя чувствуете, Никола?
Он поднял руку, дотронулся до ее щеки, и дернулся, словно от резкой боли. Эрмина быстро провела ладонью по черному мундиру, пальцы оказались в чем-то мокром и липком. Она поднесла их к лицу и почувствовала запах крови.
- Все хорошо. - Никола рывком сел и теперь пытался подняться на ноги. Они встали одновременно, так что императрица успела поддержать покачнувшегося маркиза.
- Я обязательно поаплодирую вашему упрямству. - сухо сказала она. - Позже. Идемте, вас надо перевязать.
В монастырях ларианок важной стороной обучения юных дворянок считалось воспитание милосердия к ближним. Раз в неделю девочки посещали госпиталь, где ухаживали за не очень тяжело больными. Сменить повязку на ране и остановить кровь Эрмина умела. Больше здесь ничего и не требовалось.
- Кто в вас стрелял?
- Стрелять в капитана императорских гвардейцев нехорошо. - серьезно отозвался Никола. - Это всем известно. Я чистил пистолет, и он случайно разрядился.
- Какой вы замечательный лжец. - Было странно и хорошо говорить сейчас, не пряча и не ища в одной фразе новые смыслы. Просто говорить, продлевая время вместе. Такие моменты потому и запоминаются, что длятся очень недолго. В самом деле, невозможно же всю жизнь говорить то, что думаешь.
- Вы, конечно, можете приказать. - меланхолично, даже с некоторой торжественностью продолжил капитан.
- И вы все равно не ответите?
- Нет. - он чуть улыбнулся, по-прежнему серьезно глядя на нее.
Она тихо рассмеялась.
- Больше всего на свете мне сейчас хочется запустить в вас чем-нибудь потяжелее.
Никола проследил за ее взглядом и задумчиво посмотрел на бронзовую вазу.
- Если вам это доставит удовольствие…
- Иберо не добивают раненых. - она завязала последний узел на повязке. - Вот и все. Сейчас вам лучше всего как следует выспаться. Можете остаться здесь.
Никола резко вскинул голову и сжал ее руку.
- Вы этого хотите? - и тут же перебил сам себя. - Если вы скажете о каспианском милосердии - лучше молчите, Ваше Величество!
Смертельно усталый и настолько же гордый. Эрмина не улыбнулась этой мысли, не позволила даже тени понимающей улыбки, появиться на лице. Любовь - это очень серьезная игра.
Она мягко опустила руку ему на плечо, заставив капитана откинуться на подушки.
- Я не хочу, чтобы ты ушел. - Его пальцы разжались, отпуская ее - ведь она пообещала вернуться.
- Я не уйду.
В молчании он следил, как она проходит по комнате, легким дыханием гася свечи. Эрмина задула последнюю свечу и легла рядом. Голова опустилась на мужское плечо, словно это уже было тысячу раз. Крепкие руки обняли ее и прижали к груди.
Никола заснул сразу же, касаясь губами ее виска. Рядом с ней гулко и сильно билось чужое сердце. Она накрыла его ладонью и улыбнулась.
*плод искушения – когда Каспиан с учениками постился в пустыне, демоны Сеятеля являлись им в виде прекрасных девушек, предлагая отведать диковинные и прекрасные плоды. В первый раз устоял только Каспиан. Он устыдил учеников, они усилили свой пост и таким образом прогнали демонов.
Такая старая игра,
А каждый раз – не по себе.
(с)
А каждый раз – не по себе.
(с)
- Спасибо, Юстина, на сегодня все. - Эрмина тряхнула волосами, заботливо освобожденных от шпилек и расчесанных камеристкой. Пушистые пряди мягко рассыпались по плечам и спине темным облаком. - Подай шаль и можешь идти спать.
Юстина молча помогла ей накинуть на темно-гранатовое домашнее платье черную ажурную шаль, заботливо расправила ее, присела в реверансе и удалилась. Дежурные фрейлины уже давно спали, также отпущенные Императрицей. В покоях было тихо, только слегка потрескивали свечи.
Эрмина прошлась по комнатам, а потом неожиданно для самой себя спустилась к двери, выходящей в сад. Мгновение помедлила, открыла ее и вышла.
Все дорожки были пусты - иди куда хочешь. Ночь была удивительно теплая для месяца Полотна. Именно такой она сейчас должна быть в Иберии. Молодая женщина дошла до еще не расцветшего куста жасмина и остановилась. Совсем рядом был проход в другие сады Сакрэ. Его охраняли гвардейцы - она сейчас последняя подопечная Николы де Нортми.
Александр приказал разбить этот сад для нее. Но несмотря на все усилия садовников Иберийский Сад в Шенбрунне был всего лишь отражением настоящих садов Иберии. Так земные сады пытаются повторить райский, в который мало кто из людей попадает. Ее Иберия давно стала раем, в который она не торопится вернуться.
Эрмина усмехнулась своим мыслям. Каждое воспоминание о доме - драгоценный камень на четках памяти. И небо Иберии, море Иберии всегда жили в ее сердце. В самых счастливых снах она снова распахивала окно своей девичьей спальни в Кастелларе и смотрела на слияние воды и воздуха на горизонте, на белые паруса в городской гавани. Но скажи ей сейчас: ты свободна от всех обязанностей, здесь справятся без тебя, поезжай искать свое море… и она бы не смогла. Может быть, позже, когда для ее сердца действительно не останется ничего важнее.
Какой выбор есть у императорских вдов? Достойный монастырь, где можно второй раз попытаться получить власть, добавив к чести имени ореол святости. Но она еще не хотела ни такой власти, ни такого покоя. Многие ночи, вместе с этой, доказывали Эрмине, что она молода, жива, слишком жива, и не стоит раньше времени уходить под защиту монастырских стен. О том же говорили ветер, перебиравший ее волосы, нежная упругость ветвей, которых касалась ее рука и сила, которую у нее никто не отнял за эти семь лет.
Чужие шаги прозвучали совсем близко. Кто-то вторгся в ее сад и не особо старался скрыться. Архангел, пришедший сообщить, что она изгнана из этого сада? Странно, гвардейцы капитана Нортми не пропустили бы и архангела, если бы на то был приказ их начальника.
Ночь оставила очень мало оттенков, а шедший ей навстречу мужчина выбрал для себя еще меньше. Черная форма, светлые волосы. Бледное лицо и на нем - сейчас - двумя темными колодцами глаза.
- Никола?
- Совершенно верно, Ваше Величество… Уже двадцать пять лет. Вам нравится мое имя? Нравится его произносить? - он поднял голову с кривой усмешкой, но вскоре снова уронил ее, словно не в силах выдержать ее взгляд.
- Что? О чем вы говорите? Что с вами? - Эрмина сделала неуверенный шаг к мужчине, но замерла.
Он еще успел прошептать из тумана, заволакивающего его сознание:
- У меня все хорошо, Ваше Величество. Как всегда. Все хоро…
А потом Никола де Нортми упал к ногам Эрмины Иберо.
- Что это за гадость? - мужской голос был тусклым и ничего не выражающим.
- Нюхательная соль. - Эрмина отставила флакон в сторону и склонилась над золотоволосой головой.
Всего час назад реальностью были смех и музыка в доме Прадов. Улыбаться шуткам Буревестника и Дирока, приехать оттуда в полной убежденности, что все идет именно так, как задумано…
Чтобы разрушить здание ее уверенности, понадобился всего один человек. Тот, чья голова сейчас лежала у нее на коленях.
Снова шаткое поле игры, где силы равны, значит играть можно до бесконечности. Уже много лет они не могут отказаться от этой острой и нежной муки, возможно, убивая в себе что-то лучшее. Что же с тобой делать, плод искушения?* У меня нет божественной выдержки, чтобы тебя отвергнуть, пусть даже этот подарок опаснее любой беды. Она машинально отвела светлые волосы от его лба и приготовилась встретить и принять первый взгляд, зная, что после него все изменится. И что он тоже об этом знает. Страшно? Вовсе нет. Это вовсе не страх заставляет ее губы подрагивать от пока еще не ясной ей самой улыбки. Это просто предвкушение игры.
Серые глаза медленно открылись.
- Ваше величество. Я уже говорил сегодня, как вы прекрасны?
- Как вы себя чувствуете, Никола?
Он поднял руку, дотронулся до ее щеки, и дернулся, словно от резкой боли. Эрмина быстро провела ладонью по черному мундиру, пальцы оказались в чем-то мокром и липком. Она поднесла их к лицу и почувствовала запах крови.
- Все хорошо. - Никола рывком сел и теперь пытался подняться на ноги. Они встали одновременно, так что императрица успела поддержать покачнувшегося маркиза.
- Я обязательно поаплодирую вашему упрямству. - сухо сказала она. - Позже. Идемте, вас надо перевязать.
В монастырях ларианок важной стороной обучения юных дворянок считалось воспитание милосердия к ближним. Раз в неделю девочки посещали госпиталь, где ухаживали за не очень тяжело больными. Сменить повязку на ране и остановить кровь Эрмина умела. Больше здесь ничего и не требовалось.
- Кто в вас стрелял?
- Стрелять в капитана императорских гвардейцев нехорошо. - серьезно отозвался Никола. - Это всем известно. Я чистил пистолет, и он случайно разрядился.
- Какой вы замечательный лжец. - Было странно и хорошо говорить сейчас, не пряча и не ища в одной фразе новые смыслы. Просто говорить, продлевая время вместе. Такие моменты потому и запоминаются, что длятся очень недолго. В самом деле, невозможно же всю жизнь говорить то, что думаешь.
- Вы, конечно, можете приказать. - меланхолично, даже с некоторой торжественностью продолжил капитан.
- И вы все равно не ответите?
- Нет. - он чуть улыбнулся, по-прежнему серьезно глядя на нее.
Она тихо рассмеялась.
- Больше всего на свете мне сейчас хочется запустить в вас чем-нибудь потяжелее.
Никола проследил за ее взглядом и задумчиво посмотрел на бронзовую вазу.
- Если вам это доставит удовольствие…
- Иберо не добивают раненых. - она завязала последний узел на повязке. - Вот и все. Сейчас вам лучше всего как следует выспаться. Можете остаться здесь.
Никола резко вскинул голову и сжал ее руку.
- Вы этого хотите? - и тут же перебил сам себя. - Если вы скажете о каспианском милосердии - лучше молчите, Ваше Величество!
Смертельно усталый и настолько же гордый. Эрмина не улыбнулась этой мысли, не позволила даже тени понимающей улыбки, появиться на лице. Любовь - это очень серьезная игра.
Она мягко опустила руку ему на плечо, заставив капитана откинуться на подушки.
- Я не хочу, чтобы ты ушел. - Его пальцы разжались, отпуская ее - ведь она пообещала вернуться.
- Я не уйду.
В молчании он следил, как она проходит по комнате, легким дыханием гася свечи. Эрмина задула последнюю свечу и легла рядом. Голова опустилась на мужское плечо, словно это уже было тысячу раз. Крепкие руки обняли ее и прижали к груди.
Никола заснул сразу же, касаясь губами ее виска. Рядом с ней гулко и сильно билось чужое сердце. Она накрыла его ладонью и улыбнулась.
*плод искушения – когда Каспиан с учениками постился в пустыне, демоны Сеятеля являлись им в виде прекрасных девушек, предлагая отведать диковинные и прекрасные плоды. В первый раз устоял только Каспиан. Он устыдил учеников, они усилили свой пост и таким образом прогнали демонов.
26 число месяца Полотна
Рунн. Пустырь Святого Бенедикта.
Весеннее солнце беспощадно и скрыться от него на этом поросшем крапивой и лопухами пустыре негде. Рауль держал в руке сочное зеленое яблоко, но даже его не хотелось, граф спрятал фрукт в карман. Теперь понятно, почему это место назвали в честь одного из самых известных великомучеников. Одно хорошо, его противник, расположившийся на другом конце пустыря, страдает не меньше.
-Рауль, скажи мне, что с тобой происходит? Зачем тебе понадобилось эта дуэль, на подвиги потянуло? После той ночи в таборе ты сам не свой. - Виктуар уже не в первый раз задает эти вопросы, однако ответа на них Рауль дать не может. Вот и сейчас он лишь многозначительно промолчал и стряхнул несуществующую пылинку с плеча. Белый мундир имперских кирасиров как всегда безупречно чист. Впрочем, без офицерских эполетов это уже не мундир, а праздное одеяние, обычный колет. Но отказываться от него Рауль не собирался. Алонсо может это не понравится, вот и прекрасно. - Согласен, поздно сокрушаться, теперь нужно побеждать.
-Не имею привычки сокрушаться. Дело сделано - девка брюхата. - Рауль надел кавалерийскую каску, обтянутую красной лакированной кожей с низкими козырьками спереди и сзади, и застегнул ремешок. - Что-то любезного Матиса долго нет. Похоже он нашел общие темы с братом моего противника, приятного во всех отношениях человека. Ах нет, светская беседа окончилась, вот он идет.
-Барон, вы сама стремительность. О чем же вам поведал секундант Его Светлости? - поинтересовался Виктуар.
-Ничего нового. Н-н-начинаем ровно в 12 часов, то есть через десять минут. Условия не изменились. Проигравшим считается либо первый упавший с лошади, либо тяжело раненный и не имеющий возможности продолжать дуэль. Т-т-т-также любая сторона имеет право сдаться и прекратить бой. - сухим голосом отчитался Арлан.
-Значит пора начинать. Старик Жамон даже после смерти является причиной скандалов. Барон, помогите. - Рауль с осторожностью взобрался на вороного и про себя отметил, что рана уже не беспокоит. Еще со времен ИКК граф решил для себя, что никогда не будет давать своим лошадям имен и старался придерживаться этого правила, так с ними намного легче расставаться. Однако этот вороной уже давно служит верой и правдой.. Для себя Рауль прозвал его Мело за поразительное спокойствие, своеобразную меланхоличность. Настоящий гвардейский, боевой конь. Не менее 170 см. в холке, такие стоят целое состояние.
Алонсо Коррес тем временем уже выехал на середину пустыря и терпеливо ждал. Его фортадский скакун был гораздо более миниатюрен по сравнению с конем Рауля.
-В-в-вам просто необходимо как можно быстрее навязать рубку, в ней у вас весомое преимущество - высота коня, длина рук+
-Милейший Матис, благодарю вас за ценнейшие советы. - бесцеремонно оборвал его Рауль. - Вы полаете я не знаю прописных истин? Или же их не ведает первый кавалерист Империи? Увольте.
-Рауль, время пришло. - напомнил подошедший Виктуар, до этого о чем-то разговаривавший с лекарем. - Удачи, братец.
-Мне отец говорил в т-т-т-таких случаях, что нужно сжать волю в кулак. - вставил Арлан.
-Если собрать всю волю в кулак и сжать, она задохнется и умрет. - Граф Барна улыбнулся, дотронулся до рубинового перстня, надел белые перчатки, пришпорил Мело и направился к центру пустыря, где его ждал соперник и Эктор Паштига, один из секундантов генерала. Рауль поприветствовал обоих
-Номены, может ли этот конфликт разрешен мирным путем? - Грузный маршал задал обязательный вопрос. Интересно, был ли хоть раз случай пресловутого примирения? Быть может, но не сейчас. Далее секундант оглашает выдержки из дуэльного кодекса, правила, честь и прочая скука. Рауль вспомнил о яблоке и улыбнулся сам себе. Граф с наслаждением и хрустом откусил добрую половину извлеченного из кармана плода. Эктор Паштига на миг прервал свою заунывную тираду и с удивлением посмотрел на эту сцену, которую он без сомнения воспринял как дерзость. Коррес лишь зло усмехнулся. Однако, расправится с яблоком Раулю не дали, Паштига закончил и дал отмашку разъезжаться.
[/i]Ну чтож, посмотрим, на что ты способен, Рауль де Барна. Скорей бы все кончилось, солнце просто невыносимо, да еще с этим котелком на голове.[/i]
Когда противники оказались на своих местах, Матис Арлан дал знак к началу дуэли. Алонсо отточенным движением обнажил саблю, Рауль следом извлек палаш из золоченых ножен. Коррес будто ждал этого и сорвался с места, подняв клубы вездесущей пыли. Рауль невольно залюбовался генералом. Быстрый, ловкий он словно слился с лошадью, принял обличье мифического кентавра. Рауль рванул навстречу, но медленнее. Дуэлянты сошлись как ближе к лагерю Барна. Наносить удары генералу сложнее, бить пришлось снизу вверх, однако Алонсо набрал совершенно потрясающую скорость. Рауль успел среагировать на улар, направленный в правый бок.. Поразительно, откуда у этого, отнюдь не богатырского телосложения человека, столько силы?! Коррес пронесся дальше, но мигом развернул своего чудного фортадского жеребца. Рауль развернулся намного медленнее - генерал снова успел приблизиться, он поднялся в стременах, обманным движением показал, что будет бить во все тот же правый бок, но в последний момент поднырнул под палашом Рауля и наотмашь рубанул в спину. Старый прием, но действенный, граф не раз видел его в действии и поэтому успел извернуться и парировать палашом этот чудовищной силы удар. Казалось мышцы и жилы вот-вот лопнут от напряжения., но этого не произошло - рука "всего лишь" онемела. Алонсо передышки и не даст, это Рауль тоже понимал. Генерал напоминал уже не кентавра, а чертика, выпрыгивающего из табакерки в самый неожиданный момент. На этот раз он выпрыгнул слева и нанес сокрушительный удар, теперь уже наверняка. В фехтовании палашом конкурентов у Рауля было мало, сориентироваться и выставить клинок он успел, но выдержать уже не смог - в левый бок ударила молния и все тело ответило шокирующей болью. В глазах графа потемнело, и он рухнул на нагретую весенним солнцем землю, как раз рядом с растерзанным и растоптанным яблоком.
Когда тьма в голове прояснилась, Рауль услышал странно спокойный
голос над головой:
- Я уверен, что вы не будете столь безрассудны.
- А я убежден, что вы не будете ссорится с Домом Корресов, Виктуар, -
в железном голосе герцога слышалась холодная ярость.
Может быть ему послышалась усмешка или брат научился шутить, готовясь
пристрелить человека?
- Желаете поссорится с Великим Домом Барна, ваша светлость? - короткое
молчание. - Наши желания почти совпадают, поэтому разрешите лекарю
осмотреть раны моего брата. Уверен, вы еще ни раз найдете повод
продолжить этот спор.
Да, брат научился шутить, когда Рауль открыл глаза, то увидел дуло
пистолета, направленного в грудь герцога Фортады. Последний
ослепительно улыбнулся, скрывая сверкнувшие опасным блеском глаза:
- Я слышал удивительные рассказы о вашей семье, рад что они находят
такое явное подтверждение, - Алонсо легко вложил шпагу в ножны,
кланяясь с преувеличенной вежливостью
- Могу в любое время, на любом светском рауте продолжить повествования
о моей семье, герцог.... В обмен на досужие сплетни о разных сортах
фортадских вин, - ровно ответил Виктуар, пряча пистолет.
Рауль мог только догадываться о взглядах, которыми обменялись
собеседники, прежде чем Коррес удалился прочь. Подбежал и засуетился лекарь, Виктуар склонился над братом.
-Рауль, у тебя идет кровь. - тихо сказал Викутар
-Кровь мне идет, брат. - ответил Рауль и улыбнулся, почувствовав металлический привкус во рту.
Рунн. Пустырь Святого Бенедикта.
Весеннее солнце беспощадно и скрыться от него на этом поросшем крапивой и лопухами пустыре негде. Рауль держал в руке сочное зеленое яблоко, но даже его не хотелось, граф спрятал фрукт в карман. Теперь понятно, почему это место назвали в честь одного из самых известных великомучеников. Одно хорошо, его противник, расположившийся на другом конце пустыря, страдает не меньше.
-Рауль, скажи мне, что с тобой происходит? Зачем тебе понадобилось эта дуэль, на подвиги потянуло? После той ночи в таборе ты сам не свой. - Виктуар уже не в первый раз задает эти вопросы, однако ответа на них Рауль дать не может. Вот и сейчас он лишь многозначительно промолчал и стряхнул несуществующую пылинку с плеча. Белый мундир имперских кирасиров как всегда безупречно чист. Впрочем, без офицерских эполетов это уже не мундир, а праздное одеяние, обычный колет. Но отказываться от него Рауль не собирался. Алонсо может это не понравится, вот и прекрасно. - Согласен, поздно сокрушаться, теперь нужно побеждать.
-Не имею привычки сокрушаться. Дело сделано - девка брюхата. - Рауль надел кавалерийскую каску, обтянутую красной лакированной кожей с низкими козырьками спереди и сзади, и застегнул ремешок. - Что-то любезного Матиса долго нет. Похоже он нашел общие темы с братом моего противника, приятного во всех отношениях человека. Ах нет, светская беседа окончилась, вот он идет.
-Барон, вы сама стремительность. О чем же вам поведал секундант Его Светлости? - поинтересовался Виктуар.
-Ничего нового. Н-н-начинаем ровно в 12 часов, то есть через десять минут. Условия не изменились. Проигравшим считается либо первый упавший с лошади, либо тяжело раненный и не имеющий возможности продолжать дуэль. Т-т-т-также любая сторона имеет право сдаться и прекратить бой. - сухим голосом отчитался Арлан.
-Значит пора начинать. Старик Жамон даже после смерти является причиной скандалов. Барон, помогите. - Рауль с осторожностью взобрался на вороного и про себя отметил, что рана уже не беспокоит. Еще со времен ИКК граф решил для себя, что никогда не будет давать своим лошадям имен и старался придерживаться этого правила, так с ними намного легче расставаться. Однако этот вороной уже давно служит верой и правдой.. Для себя Рауль прозвал его Мело за поразительное спокойствие, своеобразную меланхоличность. Настоящий гвардейский, боевой конь. Не менее 170 см. в холке, такие стоят целое состояние.
Алонсо Коррес тем временем уже выехал на середину пустыря и терпеливо ждал. Его фортадский скакун был гораздо более миниатюрен по сравнению с конем Рауля.
-В-в-вам просто необходимо как можно быстрее навязать рубку, в ней у вас весомое преимущество - высота коня, длина рук+
-Милейший Матис, благодарю вас за ценнейшие советы. - бесцеремонно оборвал его Рауль. - Вы полаете я не знаю прописных истин? Или же их не ведает первый кавалерист Империи? Увольте.
-Рауль, время пришло. - напомнил подошедший Виктуар, до этого о чем-то разговаривавший с лекарем. - Удачи, братец.
-Мне отец говорил в т-т-т-таких случаях, что нужно сжать волю в кулак. - вставил Арлан.
-Если собрать всю волю в кулак и сжать, она задохнется и умрет. - Граф Барна улыбнулся, дотронулся до рубинового перстня, надел белые перчатки, пришпорил Мело и направился к центру пустыря, где его ждал соперник и Эктор Паштига, один из секундантов генерала. Рауль поприветствовал обоих
-Номены, может ли этот конфликт разрешен мирным путем? - Грузный маршал задал обязательный вопрос. Интересно, был ли хоть раз случай пресловутого примирения? Быть может, но не сейчас. Далее секундант оглашает выдержки из дуэльного кодекса, правила, честь и прочая скука. Рауль вспомнил о яблоке и улыбнулся сам себе. Граф с наслаждением и хрустом откусил добрую половину извлеченного из кармана плода. Эктор Паштига на миг прервал свою заунывную тираду и с удивлением посмотрел на эту сцену, которую он без сомнения воспринял как дерзость. Коррес лишь зло усмехнулся. Однако, расправится с яблоком Раулю не дали, Паштига закончил и дал отмашку разъезжаться.
[/i]Ну чтож, посмотрим, на что ты способен, Рауль де Барна. Скорей бы все кончилось, солнце просто невыносимо, да еще с этим котелком на голове.[/i]
Когда противники оказались на своих местах, Матис Арлан дал знак к началу дуэли. Алонсо отточенным движением обнажил саблю, Рауль следом извлек палаш из золоченых ножен. Коррес будто ждал этого и сорвался с места, подняв клубы вездесущей пыли. Рауль невольно залюбовался генералом. Быстрый, ловкий он словно слился с лошадью, принял обличье мифического кентавра. Рауль рванул навстречу, но медленнее. Дуэлянты сошлись как ближе к лагерю Барна. Наносить удары генералу сложнее, бить пришлось снизу вверх, однако Алонсо набрал совершенно потрясающую скорость. Рауль успел среагировать на улар, направленный в правый бок.. Поразительно, откуда у этого, отнюдь не богатырского телосложения человека, столько силы?! Коррес пронесся дальше, но мигом развернул своего чудного фортадского жеребца. Рауль развернулся намного медленнее - генерал снова успел приблизиться, он поднялся в стременах, обманным движением показал, что будет бить во все тот же правый бок, но в последний момент поднырнул под палашом Рауля и наотмашь рубанул в спину. Старый прием, но действенный, граф не раз видел его в действии и поэтому успел извернуться и парировать палашом этот чудовищной силы удар. Казалось мышцы и жилы вот-вот лопнут от напряжения., но этого не произошло - рука "всего лишь" онемела. Алонсо передышки и не даст, это Рауль тоже понимал. Генерал напоминал уже не кентавра, а чертика, выпрыгивающего из табакерки в самый неожиданный момент. На этот раз он выпрыгнул слева и нанес сокрушительный удар, теперь уже наверняка. В фехтовании палашом конкурентов у Рауля было мало, сориентироваться и выставить клинок он успел, но выдержать уже не смог - в левый бок ударила молния и все тело ответило шокирующей болью. В глазах графа потемнело, и он рухнул на нагретую весенним солнцем землю, как раз рядом с растерзанным и растоптанным яблоком.
Когда тьма в голове прояснилась, Рауль услышал странно спокойный
голос над головой:
- Я уверен, что вы не будете столь безрассудны.
- А я убежден, что вы не будете ссорится с Домом Корресов, Виктуар, -
в железном голосе герцога слышалась холодная ярость.
Может быть ему послышалась усмешка или брат научился шутить, готовясь
пристрелить человека?
- Желаете поссорится с Великим Домом Барна, ваша светлость? - короткое
молчание. - Наши желания почти совпадают, поэтому разрешите лекарю
осмотреть раны моего брата. Уверен, вы еще ни раз найдете повод
продолжить этот спор.
Да, брат научился шутить, когда Рауль открыл глаза, то увидел дуло
пистолета, направленного в грудь герцога Фортады. Последний
ослепительно улыбнулся, скрывая сверкнувшие опасным блеском глаза:
- Я слышал удивительные рассказы о вашей семье, рад что они находят
такое явное подтверждение, - Алонсо легко вложил шпагу в ножны,
кланяясь с преувеличенной вежливостью
- Могу в любое время, на любом светском рауте продолжить повествования
о моей семье, герцог.... В обмен на досужие сплетни о разных сортах
фортадских вин, - ровно ответил Виктуар, пряча пистолет.
Рауль мог только догадываться о взглядах, которыми обменялись
собеседники, прежде чем Коррес удалился прочь. Подбежал и засуетился лекарь, Виктуар склонился над братом.
-Рауль, у тебя идет кровь. - тихо сказал Викутар
-Кровь мне идет, брат. - ответил Рауль и улыбнулся, почувствовав металлический привкус во рту.
26 день месяца Полотна.
Рунн. Ремесленный город.
Улицы, переулки, тупики, похожие один на другой, как страницы одной книги - порой скучной, порой захватывающей. Что-то можно пропустить не читая, потому что сюжет от этого не изменится, продолжив неумолимое движение к завершению книги, эпилогу, в котором все подведется к одной черте. Люди считающие себя королями и владыками всего или безызвестные нищие, рыщущие в канавах в поисках куска еды - все они будут стоять на одной черте. Кто-то останется в памяти, а кто-то исчезнет бесследно. Но книга всех уравняет, переплетет и перепутает...
- Гляди куда брыщишь! - резкий, писклявый вскрик. - Прю! Он на краюху наступил лапой! Теперь она воняет его лапой..
Та, к которой обратились, повернула голову и резко огляделась, прежде чем шикнула на сопровождающих ее троих детей - едва ли старше ее самой:
- Не подавишься, когда жрать будешь. Что с сытости приперлась сюда? А ты, канюк*, зри куда прешься. На тебя жратвы больше чем на всю банду надо..
Дети улицы продолжили свой путь, вздрагивая порой от странных шорохов и шумов, доносящихся до них. Похожие на маленьких животных, они и вели себя как животные, выдирая у жизни малейшие куски для того, чтобы дышать. Возглавляющая их девчонка довольно твердо переставляла тонкие ноги, перебираясь из одной канавы в другую и ворча едва слышно на то, как "вонючие класры вылизывают улицы", лишая честного куска хлеба таких, как она.
- Прю, пойдем в чистый город, - заканючила маленькая девчонка - более аккуратно одетая, чем остальные дети, хотя такая же чумазая. На грязной мордашке казалось жили одни глаза, но и они хотели жить. - Там можно промыслить вкуснятины.. за престарноминацией*... или.. рестрара.. вообщем, где пинты с фирлами жрут. Или на твоем месте...
- Сдурела, да? Шваль все еще рыщет по улицам, как голодная псина. Хочет поиметь таких дур, как ты. Дылданет тебя по макушке и что будет? Ты свои копыта и киданешь. Заткнись, Клоди.
Клоди громко шмыгнула носом, но неожиданно ее поддержал долговязый мальчишка с вытекшим правым глазом, отчего его лицо казалось перекошенным:
- Тебя не вбили... давеча.. когда облавили.. швали тогда было на улица - как грязи..
Прю скривилась в усмешке, чуть погладив рукоятку блестящего кинжала, заботливо спрятанного на поясе. Черный город в те дни наводнила не только шваль. То тут, то там проносились всадники, которые были страшнее любой швали, потому что убивали все, что шевелилось. Прю знала, что это "развлекаются" пинтяки, у них свои игры, потому что для них не важна жизнь, которая лишь одна у каждой твари. Девчонка уже собиралась ответить что-то, как вдруг взгляд ее наткнулся на странно скукожившееся в переулке тело:
- Что это тут у нас? - озадаченность легко сменилась любопытством. - Вбили кого-нибудь ночью..
Девчонка подковыляла, сделав знак своим сопровождающим. Все трое - и молчавший до сих пор мальчишка - быстро присоединились к своей предводительнице, изнывая от любопытства. Но Прю предпочитала осторожность и поэтому очень медленно вытащила кинжал, осторожно ткнув им лежащего, на что послышался тихий возглас:
- Нет!
Прю присела рядом, пытаясь повнимательнее разглядеть неожиданный "подарок" улицы:
- Ты кто?
Сопение стоящих рядом детей затихло, они тоже прислушались к ответу:
- Филипп де Барна, сын вице-канцлера Жоффруа де Барна. С кем имею честь?
Клоди хрипло закашлялась, давясь смехом:
- Прю, да это пинтяк!
Предводительница хмуро кивнула, беспокойно поежившись и поднимаясь:
- Пойдем, пока не сцапали. Этому ничего не будет, а нам - достанется.
Их остановил голос найденыша:
- Кто вы? И где я?
- В городе, - тихо бухнула Прю.
Послышался вздох:
- И на том - спасибо.
Где-то в стороне послышались голос:
- Эти твари поползли сюда.. Осмотри ту сторону, а я - эту.
Прю резко дернулась, схватила неожиданного знакомца за руку и зашипела:
- Заткнись и ползем отсюда, понял?
Дети всех времен и народов порой чувствуют одинаково, понимая на уровне недоступному взрослым, которые начинают спрашивать, поступать по своему. Мальчик послушался, пригнувшись и побежав за шмыгнувшими в еще одну подворотню нищими. Сколько они так ползали среди тесно стоявших домов ремесленного города - никто бы не сказал. Но возле одного из домов, Прю резко остановилась и дернула нового знакомца к себе:
- Ты как сюда встрял?
- За тобой! - резко ответил мальчик и всмотрелся в говорившую, но видимо зря. От увиденного ему стало не по себе. - Чего ты меня потащила?
Прю плюхнулась на обочину дороги, вытянула ноги и махнула щедрой рукой:
- Отдыхай..
- Не буду.. я.. я домой хочу.. - в достаточно робком голосе уже чувствовалась уверенность. Мальчик действительно знал чего хотел.
- Ага, к мамочке? А чего ты, пинтяк, делал тут? Как попал? Жрать хочешь?
- Хочу, - хмуро ответил Филипп, не садясь на обочину, а продолжая стоять, хотя ноги его очень видимо дрожали от усталости или слабости. А может и от того и другого. - И спать хочу, но у себя дома.
Прю кивнула головой остальным, которые тут же расположились рядом и достали свои припасы. Она проследила, как дети разделили всю еду и осторожно, едва высунув язык достала из-за пазухи краюху душистого хлеба, от которого все также аккуратно отрезала кусок, протягивая мальчишке:
- Жри.
Мальчик поморщился, но взял хлеб и понюхал его, но голос желудка требовал своего законного и ребенок быстро расправился с предложенным угощением, огорченно поняв, что совсем этим не насытился. Зато теперь он огляделся внимательнее и даже с удивлением приметил, что сидевшая ближе всех к нему большеглазая девчушка - не сводит с него глаз.
- А ты хравсивый.. фолько хрязный..
- Клоди, заткнись! Пинтяки не "храсивые" и не "хрязные", они - пинтяки... и среди них нет стоящих... почти.
- Что вижу - то и говорю, - прожевав свой хлеб, огрызнулась девчонка и тут же отсела чуть дальше, сверкая темными глазами в тишину рассветной улицы.
- Ща схвааем все и покажем тебе дорогу к твоей мамочке, фирле, - пробурчала Прю.
- Ты груба с ней. Так нельзя, - вдруг сказал Филипп, опускаясь на обочину и пиная небольшой камешек ногой.
Прю сверкнула на него глазами и хрипло рассмеялась. Заговорил мальчишка с вытекшим глазом:
- Нельзя доверять.. тебя вот нельзя было забирать с собой.. А Прю права, потому что защищает. У Клоди брата обманули, - он кивнул на отсевшую от них девчонку, которая уже расковыривала дырку на юбке: - заманили его, да и порезали. Верить нельзя..
- За что порезали? - поразился мальчик.
- Ни за что, а зачем, - заворчала Прю, поднимаясь. - На мясо. Похлебку надо из чего-то варить, понял? Пошли. Тебе тут не место. А Бо прав - верить нельзя. Даже когда хочется..
Они действительно вывели мальчика с запутанных улиц ремесленного города, оберегаясь от столкновения с кем бы то ни было. Нищие и мальчик из сверкающего всеми огнями, блесками, завораживающего города шли почти рядом по улицам, разделенные слишком широкой чертой. Потому что он будет продолжать верить.. а дети улиц - будут стараться выживать. Когда перед ними сверкнула в отдаленнии холодная гладь реки, Прю остановилась, казалось защищая тех, кто шел следом и повернулась к мальчику:
- Там, - кивок головой. - твоя мамка. Иди. Не вляпайся больше. Головень то одна.
Над Рунном забрежило утром, солнечные лучи принялись разгонять утренний туман, в котором навсегда скрылись тени детей улиц, продолжая следить за побежавшим по знакомым улицам мальчиком. Казалось, что он уже счастлив, потому что самое страшное в очередной раз оказалось где-то далеко позади. И сказка для него продолжалась.
Рунн. Ремесленный город.
Улицы, переулки, тупики, похожие один на другой, как страницы одной книги - порой скучной, порой захватывающей. Что-то можно пропустить не читая, потому что сюжет от этого не изменится, продолжив неумолимое движение к завершению книги, эпилогу, в котором все подведется к одной черте. Люди считающие себя королями и владыками всего или безызвестные нищие, рыщущие в канавах в поисках куска еды - все они будут стоять на одной черте. Кто-то останется в памяти, а кто-то исчезнет бесследно. Но книга всех уравняет, переплетет и перепутает...
- Гляди куда брыщишь! - резкий, писклявый вскрик. - Прю! Он на краюху наступил лапой! Теперь она воняет его лапой..
Та, к которой обратились, повернула голову и резко огляделась, прежде чем шикнула на сопровождающих ее троих детей - едва ли старше ее самой:
- Не подавишься, когда жрать будешь. Что с сытости приперлась сюда? А ты, канюк*, зри куда прешься. На тебя жратвы больше чем на всю банду надо..
Дети улицы продолжили свой путь, вздрагивая порой от странных шорохов и шумов, доносящихся до них. Похожие на маленьких животных, они и вели себя как животные, выдирая у жизни малейшие куски для того, чтобы дышать. Возглавляющая их девчонка довольно твердо переставляла тонкие ноги, перебираясь из одной канавы в другую и ворча едва слышно на то, как "вонючие класры вылизывают улицы", лишая честного куска хлеба таких, как она.
- Прю, пойдем в чистый город, - заканючила маленькая девчонка - более аккуратно одетая, чем остальные дети, хотя такая же чумазая. На грязной мордашке казалось жили одни глаза, но и они хотели жить. - Там можно промыслить вкуснятины.. за престарноминацией*... или.. рестрара.. вообщем, где пинты с фирлами жрут. Или на твоем месте...
- Сдурела, да? Шваль все еще рыщет по улицам, как голодная псина. Хочет поиметь таких дур, как ты. Дылданет тебя по макушке и что будет? Ты свои копыта и киданешь. Заткнись, Клоди.
Клоди громко шмыгнула носом, но неожиданно ее поддержал долговязый мальчишка с вытекшим правым глазом, отчего его лицо казалось перекошенным:
- Тебя не вбили... давеча.. когда облавили.. швали тогда было на улица - как грязи..
Прю скривилась в усмешке, чуть погладив рукоятку блестящего кинжала, заботливо спрятанного на поясе. Черный город в те дни наводнила не только шваль. То тут, то там проносились всадники, которые были страшнее любой швали, потому что убивали все, что шевелилось. Прю знала, что это "развлекаются" пинтяки, у них свои игры, потому что для них не важна жизнь, которая лишь одна у каждой твари. Девчонка уже собиралась ответить что-то, как вдруг взгляд ее наткнулся на странно скукожившееся в переулке тело:
- Что это тут у нас? - озадаченность легко сменилась любопытством. - Вбили кого-нибудь ночью..
Девчонка подковыляла, сделав знак своим сопровождающим. Все трое - и молчавший до сих пор мальчишка - быстро присоединились к своей предводительнице, изнывая от любопытства. Но Прю предпочитала осторожность и поэтому очень медленно вытащила кинжал, осторожно ткнув им лежащего, на что послышался тихий возглас:
- Нет!
Прю присела рядом, пытаясь повнимательнее разглядеть неожиданный "подарок" улицы:
- Ты кто?
Сопение стоящих рядом детей затихло, они тоже прислушались к ответу:
- Филипп де Барна, сын вице-канцлера Жоффруа де Барна. С кем имею честь?
Клоди хрипло закашлялась, давясь смехом:
- Прю, да это пинтяк!
Предводительница хмуро кивнула, беспокойно поежившись и поднимаясь:
- Пойдем, пока не сцапали. Этому ничего не будет, а нам - достанется.
Их остановил голос найденыша:
- Кто вы? И где я?
- В городе, - тихо бухнула Прю.
Послышался вздох:
- И на том - спасибо.
Где-то в стороне послышались голос:
- Эти твари поползли сюда.. Осмотри ту сторону, а я - эту.
Прю резко дернулась, схватила неожиданного знакомца за руку и зашипела:
- Заткнись и ползем отсюда, понял?
Дети всех времен и народов порой чувствуют одинаково, понимая на уровне недоступному взрослым, которые начинают спрашивать, поступать по своему. Мальчик послушался, пригнувшись и побежав за шмыгнувшими в еще одну подворотню нищими. Сколько они так ползали среди тесно стоявших домов ремесленного города - никто бы не сказал. Но возле одного из домов, Прю резко остановилась и дернула нового знакомца к себе:
- Ты как сюда встрял?
- За тобой! - резко ответил мальчик и всмотрелся в говорившую, но видимо зря. От увиденного ему стало не по себе. - Чего ты меня потащила?
Прю плюхнулась на обочину дороги, вытянула ноги и махнула щедрой рукой:
- Отдыхай..
- Не буду.. я.. я домой хочу.. - в достаточно робком голосе уже чувствовалась уверенность. Мальчик действительно знал чего хотел.
- Ага, к мамочке? А чего ты, пинтяк, делал тут? Как попал? Жрать хочешь?
- Хочу, - хмуро ответил Филипп, не садясь на обочину, а продолжая стоять, хотя ноги его очень видимо дрожали от усталости или слабости. А может и от того и другого. - И спать хочу, но у себя дома.
Прю кивнула головой остальным, которые тут же расположились рядом и достали свои припасы. Она проследила, как дети разделили всю еду и осторожно, едва высунув язык достала из-за пазухи краюху душистого хлеба, от которого все также аккуратно отрезала кусок, протягивая мальчишке:
- Жри.
Мальчик поморщился, но взял хлеб и понюхал его, но голос желудка требовал своего законного и ребенок быстро расправился с предложенным угощением, огорченно поняв, что совсем этим не насытился. Зато теперь он огляделся внимательнее и даже с удивлением приметил, что сидевшая ближе всех к нему большеглазая девчушка - не сводит с него глаз.
- А ты хравсивый.. фолько хрязный..
- Клоди, заткнись! Пинтяки не "храсивые" и не "хрязные", они - пинтяки... и среди них нет стоящих... почти.
- Что вижу - то и говорю, - прожевав свой хлеб, огрызнулась девчонка и тут же отсела чуть дальше, сверкая темными глазами в тишину рассветной улицы.
- Ща схвааем все и покажем тебе дорогу к твоей мамочке, фирле, - пробурчала Прю.
- Ты груба с ней. Так нельзя, - вдруг сказал Филипп, опускаясь на обочину и пиная небольшой камешек ногой.
Прю сверкнула на него глазами и хрипло рассмеялась. Заговорил мальчишка с вытекшим глазом:
- Нельзя доверять.. тебя вот нельзя было забирать с собой.. А Прю права, потому что защищает. У Клоди брата обманули, - он кивнул на отсевшую от них девчонку, которая уже расковыривала дырку на юбке: - заманили его, да и порезали. Верить нельзя..
- За что порезали? - поразился мальчик.
- Ни за что, а зачем, - заворчала Прю, поднимаясь. - На мясо. Похлебку надо из чего-то варить, понял? Пошли. Тебе тут не место. А Бо прав - верить нельзя. Даже когда хочется..
Они действительно вывели мальчика с запутанных улиц ремесленного города, оберегаясь от столкновения с кем бы то ни было. Нищие и мальчик из сверкающего всеми огнями, блесками, завораживающего города шли почти рядом по улицам, разделенные слишком широкой чертой. Потому что он будет продолжать верить.. а дети улиц - будут стараться выживать. Когда перед ними сверкнула в отдаленнии холодная гладь реки, Прю остановилась, казалось защищая тех, кто шел следом и повернулась к мальчику:
- Там, - кивок головой. - твоя мамка. Иди. Не вляпайся больше. Головень то одна.
Над Рунном забрежило утром, солнечные лучи принялись разгонять утренний туман, в котором навсегда скрылись тени детей улиц, продолжая следить за побежавшим по знакомым улицам мальчиком. Казалось, что он уже счастлив, потому что самое страшное в очередной раз оказалось где-то далеко позади. И сказка для него продолжалась.
26 месяца Полотна. Рунн, Ремесленный Город.
Порт Рунна находился в Ремесленном Городе. Хотя какой порт может быть на реке, так, лягушатник. Сейчас тут вовсю шла разгрузка «Голубки» – самого большого корабля Фьеров. На этот раз он пришел из Мисра. Фьеры, такое ощущение, успевали везде. И держали руку Флавио. О главе семьи отзывались как о милейшем человеке, о сыновьях – по-всякому. О дочерях я не спрашивал.
Вчера вечером, уже после приема у Прадов, Рик Арида закончил свой доклад. Он всегда был сообразительным.
- Твои выводы? – резко спросил я.
- У вас замечательная дочь, алмиранте. – выверенная интонация, и больше ни одного лишнего слова. Очень умный мальчик.
«Моя дочь». Первым это произнес не я. Рикардо ушел, а я все пытался проследить взглядом за причудливыми изгибами арабесок на потолке. Только глаза разболелись.
Память болела еще больше – от тщетных усилий вспомнить. Как в мутном предутреннем сне выплывали и тут же исчезали, не желая складываться в одну картину, блестящие серые глаза, темные волосы, ощущение ее хрупкости, когда я обнимал ее…
Именно в тот год случился очередной изматывающий душу и снова ни к чему не приведший разговор с Алисой. Очередное – очень верное – решение: забыть, уехать, попытаться наконец жить так, как положено. В тот же год – сокрушительный разгром пиратов на Джамайе и мой триумфальный въезд, уже адмиралом, в Рунн. Столица церемонно склонилась, приглашая Первого Адмирала на танец, и я столь же изысканно вернул этот поклон, принимая приглашение.
Балы, приемы, женщины… Оказывается, ее звали Лией. Странное и поражающее наотмашь сочетание ребенка и взрослой женщины, которая добивается того, чего хочет. Ей захотелось Антонио Иберо, а я не стал возражать. Мне досталось несколько вполне счастливых ночей, придуманное имя, и совсем ничего из того, что действительно важно – девочка жила в своем собственном мире по только ей известным правилам. Что досталось ей, я уже представил по рассказам Рикардо. Семья быстро устроила брак с каким-то дворянчиком и быстрее, чем успели высохнуть чернила в церковной записи о браке, снарядила того в Новую Иберию. Возможно, он мне даже попадался на глаза.
Я выбросил из головы все мысли и отправился спать. Впереди было очень много глупостей. И мне, несомненно, было очень и очень жаль, но я собирался совершить их – все до единой.
Скрученной пружиной, готовой выскочить в любой момент, внутри жила близкая к сумасшествию готовность начать действовать прямо сейчас. Я загонял ее, но шуток становилось все больше, а желание, чтобы случилось хоть что-нибудь для разрядки – все сильнее. Я посмотрел на сверкающую ленту реки.
Военные суда по Вольтурне уже давно не поднимались. Но, будь такая нужда, флот сюда провести можно. Я представил реакцию Совета, ясным утром узревшего из окон дворца гордость императорского флота – восьмидесятипушечного «Феникса».
- Вы о чем-то задумались, адмирал?
- Пустяки, тан Райм. – я вежливо улыбнулся. – Прикидываю, получится ли блокировать Сакрэ флотом с Вольтурны.
Асни серьезно посмотрела на меня, решая, принять это за шутку или за намек и скупо усмехнулась:
- Думаю, до этого не дойдет.
В толчее портовых рабочих и матросов она уверенно шла, каким-то звериным сверхчутьем угадывая путь, чтобы ни с кем не столкнуться. Или это остальные тем же шестым чувством понимали, что лучше не препятствовать этой девушке и спешили освободить дорогу. Мы столкнулись в порту и теперь возвращались в Королевский Город. Я был один, за Асни, отставая на шаг, следовал младший Глинский. Весьма суровый юноша то и дело неодобрительно на меня косился.
- Вы давно знаете Буревестника?
- Целую вечность. Возможно, чуть больше. – Где-то здесь, в одном из грязных переулков мы подрались так, что только клочья летели. Двадцать с чем-то лет назад «высокомерный южанин» и «наглый северянин» решили раз и навсегда выяснить отношения. Естественно, после этого нам ничего не оставалось, как стать друзьями на всю жизнь. У них на Севере вообще считается, что крепкий мордобой в основе дружбы очень этой самой дружбе способствует. У вина, которое мы распили в честь этого события, вкус был отвратительный. А прикрыл наше опоздание в Корпус еще один высокомерный юнец, о котором никто бы не сказал, что он станет маршалом. Мне вот до сих пор с трудом верится.
В следующий момент я вообще мог перестать верить во что-либо: щеку ожгло чем-то горячим, короткий свист на грани слышимости, яростный вскрик Асни (не от неожиданности, механически отметил я – рык зверя, готовящегося напасть). Сладковатый гнилостный запах улиц Аль Параисо на мгновение ударил мне в лицо и после него вонь ближайшей помойки показалась родной и близкой как свежий морской ветер. Запах смерти всего лишь один, но и этого слишком много.
В городе быстро расслабляешься, поэтому оружия у меня и моих спутников было по мелочи. Пара пистолетов и кинжал у меня, пара кинжалов и пистолет у Асни, да заплечная железяка, именуемая мечом, у Андрея Глинского.
Живописная группа, окружавшая нас, обладала гораздо большим количеством острых предметов. Конечно, городской стражи не наблюдалось, да нам и не очень-то хотелось.
Я вытер щеку, посмотрел на кровь на пальцах, потом – на арбалетный болт, глубоко засевший в штукатурку стены. Можно считать – прожил жизнь не зря – вот и на меня покусились. Интересно, вид на какое прекрасное будущее я заслонил, и кому?
Оружия у нас, как я уже говорил, было немного – Рунн считался все-таки приличным городом. Но мы справились. Люди, так жаждущие нашей крови, новичками тоже не были, но их первую атаку удалось отразить без потерь.
Теперь мы стояли напротив друг друга, а между нами живописно раскинулись два трупа. Я ни одного из них не знал, потому и не скорбел. Вожак банды, по виду настоящий северянин, а судя по некоторой заторможенности, еще и кьезанец, мрачно на меня уставился. Можно подумать, это я ворвался к нему в жилище, побил посуду, зарезал всю его живность, а напоследок еще и злорадно вытоптал все цветы в уютном садике.
- Пару человек стоит оставить в живых. – тихо заметил я. Асни согласно кивнула. Юный Глинский перехватил меч поудобнее. Но кто-то в небесах сегодня забавлялся вовсю.
Из-за другого угла вывалилась не менее живописная группа. По виду скорее южане.
- Хэй, Рональд, это вроде не твоя территория?
- И не ваша, Санчес, - угрюмо отозвался вожак. – Шли бы вы гулять в другое место, детишечки. У нас заказ.
- Поверишь, Ронни, у нас тоже.
Сейчас должен был последовать обмен многозначительными фразами и хмыканьями. Обычный мужской ритуал, неизменный и среди индейцев уари и у дунганов, да и здесь им не брезгуют. Из чувства патриотизма я поставил на Санчеса.
- Эй, это же Иберо! – какой-то громила с торчащими в разные стороны зубами тыкал в меня пальцем. – Вы что, …, хотите кокнуть нашего адмирала?
Есть все-таки в южанах трогательная сентиментальность. Тем более трогательная в дылде размерами с небольшой парусник. Я понадеялся только, что «наш адмирал» не означает «заказанный нам».
- Точно он?
- Я тебе говорю! Я два года ходил на «Иберийской Ласточке», пока в Новой Иберии деру не дал. Алмиранте, вы меня помните?
- Конечно, компаньеро! – я широко улыбнулся, перекладывая руку ближе к рукояти пистолета. – Только я сначала приказал тебя выпороть, а потом ты сбежал. – я его вспомнил. Грабежи, убийства мирных индейцев, стычки с матросами. При этом мозгов меньше, чем у крокодила. Наверное, здесь он уже всем просто в печенку въелся рассказами о том, как «мы с адмиралом».
- Я же говорил! Санчес, эти … вконец обнаглели!
- Да, Ронни, как-то нехорошо получается.
На это скупое, но полное укоризны замечание Ронни ответил длинной тирадой, где нашлось уютное местечко всем: Иберо, Иберии, этим проклятым южанам («Понаехали!»), и банде Санчеса лично (Андрей пошевелил губами, явно запоминая новый оборот).
Санчес обиделся. И меньше чем через минуту все началось по-новой. Благородные номены и номени на этот раз не участвовали, разве что отправляя метким пинком вылетавших из пыльного облака обратно. Я проиграл Асни пять империалов, когда Санчес вылетел из кучи-малы через семь минут и затих. Зато еще через четыре минуты с лихвой отыгрался на Глинском – зубастик с «Ласточки» сдаваться пока не собирался.
Полчаса спустя все было кончено. Набежала городская стража, долго ахала, обещала разобраться.
Я подошел к валяющемуся «Ласточке» и осторожно потыкал его носком сапога. Тот посмотрел мутными глазами и улыбнулся мне совершенно беззубой улыбкой.
- Дружок, а что у вас был за заказ? – я повторил еще раз и наконец был услышан и понят.
- Мы на швоих не берем, алмиранте. Нам вот эту шувиху жакажали. – он кивнул на Асни, настороженно прислушивающуюся к разговору.
Я еще никогда не ловил дикую кошку в прыжке, но у меня получилось. Отблагодарили чувствительным тычком под ребра и шипением. Нет, когда девушка начинает именовать себя таном, исчезает у нее какая-то трепетность.
Я поманил начальника отряда.
- Мне бы хотелось забрать вот этого и вот. – я указал на непрерывно ругающегося Рональда.
- Сожалею, Ваша Светлость. Но эти люди задержаны нами и будут сопровождены в тюрьму. Таков приказ. Если желаете, поговорите с капитаном Гарди-Прадом.
Вот он, век прогресса. Все по закону. Я протянул стражнику кошелек, и тот оскорбленно вскинул голову.
- Да не вам это, не волнуйтесь. Это – для них. Проследите, чтобы их там кормили получше, и если возможно, посадите в отдельную камеру. Они еще понадобятся живыми.
- Тони! Где ты так…
- Здесь в Рунне очень прыткие цирюльники, Алистина. – я устало прислонился к двери. – Бреют на лету. Диего дома? Мне нужно с ним поговорить.
26 число месяца Полотна.
Музыка: Black Sabbath – Walk Away
Утро. Неожиданно довольно теплое, солнечное и, да простится мне столь нелогичное впечатление, какое-то радостное.
…Ну еще бы тут не порадоваться… Два дня прошло, а до сих пор щурюсь, как сытый кот – нет, как славно поохотившийся леопард. Эта девушка – лучшая за сотни лет добыча флавийского пятнистого кота – добыча, стремительно переходящая в хозяйку, чешущую зверюгу за ушами и заставляющую мурчать.
Вчера я наконец-то подобрал для моей принцессы подобающее жилье. В Королевском городе я уже давно присмотрел прелестнейший дом – два этажа; ажурные балкончики с ниспадающей, будто водопады, зеленью еще не зацветших роз; очаровательный внутренний дворик с маленьким фонтаном в центре… Роскошный бальный зал, анфилады очень светлых – хоть и скуповато обставленных – комнат, картины с улыбающимися людьми и наполненными вином бокалами… И все это окружено изящной кованой решеткой; над воротами в которой – герб. Роза.
Ведь это – особняк Марго де Рош. Лет тридцать – тридцать пять назад, во время войны, когда милейшая хозяйка этого прелестного места еще была жива, дом ее был тихой гаванью всего Рунна. Тогда ж люди были – не то, что нынешнее племя: мой дуэльный список, ныне такой пугающий для легковозбудимых особ, тогда и в провинции бы не котировался. Или даже проще – пришел ты на бал, пронестись, будто птица-тройка, по модному паркету с девицей из единоверок – а в прихожей тебя уже ожидает удар кинжалом. Что и говорить, не лучший вариант.
Дом же Маргариты считался тихой гаванью. Оружие – сдавали при входе – стоечка даже уцелела; дуэли запрещены под страхом бойкота, лишения общества и прочих светских кошмаров. Так что тут аристократ мог отдохнуть, не отвлекаясь на натужное выживание.
Большинство гостей сложили головы на фронтах религиозной войны; семейству Рош не повезло аналогичным образом – не даром особняк пришлось через трех подставных лиц покупать именно у добрейшего бургомистра Фонтоне. Стоил он совершенно жуткие деньги, сопоставимые с доходом от Леди Удачи в особо удачный день – но это ладно… Для моей Императрицы даже этот дом – недостаточно роскошен.
Вот с отделкой было, что и говорить, скудновато. Но заказы в Ремесленном городе уже сделаны - и работа уже кипела. Думаю, где-то послезавтра все будет готово – благо все требующее долгосрочной работы осталось более или менее на своих местах. К счастью, от предыдущих хозяев осталась достаточных размеров ванна, снабженная соответствующим котлом для воды – помимо прочего она навела меня на мысль заранее закупить благовоний – прежде всего ландыша.
Мебель я постарался найти легкую, изящную, но уютную – что-то вроде получилось. В конце концов, если принцессе не понравится – никогда не поздно переобставить все сначала…
Однако же дела ждали. Игра, в которую я вошел, требовала сторонников – и тут уж никто, кроме меня, ничего не сделает. Начнем с самого легкого. Как известно, Михаил Глинский на похороны Александра приехать не смог – поскольку после акции данииловцев он вообще не в состоянии куда-либо ехать. Следовательно, вместо него приехал его старший сын, который почти всегда раньше прислушивался ко мне.
Но, так или иначе, прямо сейчас к нему идти было бесполезно – бедолага наверняка присутствуют сейчас на каком-либо скорбном приеме, из устраиваемых во множестве дипломатами всех провинций с целью взаимоосмотра.
Так что пока придется коротать время в совершенно другом месте – есть в служилом городе один клуб… Там играют, но не это важно. Важно то, что играют там не в тонто какое-нибудь и не в «Жак Нуар», а в старые и непонятно откуда занесенные – кажется, теми же рома – «Стихии».
Зайдя в небольшой подвальчик, я поприветствовал знакомых, наметанным глазом узрел еще не отставившую закуски тройку за столиком у стены и вписался к ним.
Раздали по пять карт, сверху – Ветер.
Мастер Бувье, сидевший слева от меня, выложил Ветер; ход в Стихиях идет против часовой стрелки, так что я выкинул еще один Ветер. Худой блондин справа кинул на стол Вихрь – он меняет направление ходов – и я сбросил Землю, сменив стихию на Огонь. Бувье бросил Вьюгу – стихия сменилась на Воду, а толстяк в бордовом, сидевший напротив меня, пропустил ход.
Блондин бросил Радугу – она меняет текущую стихию на любую по выбору игрока – и выбрал Огонь. Я тут же выкинул Двойной Огонь и бросил по данному им праву повторного хода Лед, сменив стихию снова на Воду. Бувье бросил Шторм, сменив стихию на Ветер – и каждый обменялся одной картой на выбор с сидящим напротив. Толстяк, мимолетно представившись Гвискаром, бросил Пещеру – стихия сменилась на Огонь, а он взял одну из своих карт, сунул ее вниз колоды и взял дополнительную сверху.
Худой игрок предложил звать себя Отто, кинул Двойной Огонь и Огонь. Я выбросил Двойной Огонь, затем бросил Стихию – она работает за любую карту, и я объявил ее еще одним Двойным Огнем – после чего бросил на нее Лед. Бувье выбросил Гром, а Гвискар – Вихрь.
Бувье и я сыграли Ветром, Отто выбросил Землю, Гвискар – Время – оно, как и Радуга. Меняет элемент на желаемый, но ложится на все, а не только на Воду. На Воду Гвискар стихию и сменил. Все трое сбросили по Воде, и Гвискар сыграл Штормом. Снова – обмен картами. Бувье бросил Землю, я – два Двойных огня и один простой.
В общем, игра шла своим чередом… Выиграл я – в начале-то везло, но Отто остался всего с одним Огнем, который он три хода не мог сбросить.
Кстати, все по честному; в «Стихии» плутовать – себя не уважать… Так или иначе, но в скифийский особняк надо было уже двигаться.
Скифийское представительство смотрелось как-то странно – но не без шарма. Просто даже в Полонии строят совсем по-другому, ближе к Рунну. По-моему, это называется «терем»…
Меня с небольшой свитой пропустили даже без проверок; ребят обещали разместить на время переговоров, а меня провели к княжичу.
-Страд! Ты ли это? – Юрий был искренне рад… Мы с ним виделись где-то года два назад, когда я съездил в Скифию развеяться.
-Я, Юрий. Ну, как здоровье? Не беспокоит? – я уселся в кресло напротив письменного стола.
-Веришь ли – нет. То есть иногда… ну, поведет, бывает, но так – разве с первым моим годом сравнишь?
-Вот и отлично. Ну, а как семья?
-А что семья? Андрей у меня недавно был – он с таном Фростом. Девочки дома остались, мама при отце.
-Слушай, вот кстати о семье… Ты случаем ничего не знаешь про свою тетю… кажется, Светлану?
-Да нет, ничего, - Глинский пожал плечами, - она умерла, когда я был еще совсем маленьким…
-Просто хочу тебя обрадовать…
Глинский подался вперед.
-У тебя есть двоюродная сестра, которая, во-первых, на другую половину Александрит, а во-вторых, без пяти минут моя вторая жена.
Лицо Глинского приняло выражение, которое я видел у него один раз в жизни – после того, как первый раз сводил его к мадам Николь Обюссон. Это было чистое, кристально-чистое прямо-таки удивление.
-И?… - выдавил он.
-И я решил приложить все силы, чтобы девочка стала Императрицей. Поверь, оно того стоит. Только – мне нужна твоя поддержка как наследника и исполняющего обязанности князя Скифии. Ну что, поможешь родственнице?
Глинский откинулся на кресло и немного подумал.
-Вряд ли, - он посмотрел с сожалением, - Во-первых, кто поддержит незаконную? Во-вторых, за мной – никто в Скифии не пойдет – разве только Боровой, но если твой отец согласится. Север – слушает Фроста, - мой друг покачал головой.
-Ничего, все будет. Думаю, удастся договориться и с Фростом. Получив большинство на Совете – мы получим все. А отец – он поддержит. Не сомневаюсь!
-Ну что ж, сударя Евгения я всегда уважал… Но Страд – ну… зачем тебе это? Разве ты не понимаешь, что власть – это крест, а не награда?
-А мне не власть нужна, Юрий… - ухмылка, - Мне нужна слава и девушка. Место в истории – и Императрица.
-Не понимаю… Ну да тебе виднее. Если ты договоришься с Фростом – я договорюсь с Рубцовыми. Голос мой, считай, у тебя.
Я кивнул. В принципе, от этого так и так никуда не деться.
-Только – не сломай шею, маркиз Эстерад Флавио! – Юрий улыбнулся.
-Постараюсь, княжич Юрий Глинский, - ответил я и занялся вином.[i]
Музыка: Black Sabbath – Walk Away
Утро. Неожиданно довольно теплое, солнечное и, да простится мне столь нелогичное впечатление, какое-то радостное.
…Ну еще бы тут не порадоваться… Два дня прошло, а до сих пор щурюсь, как сытый кот – нет, как славно поохотившийся леопард. Эта девушка – лучшая за сотни лет добыча флавийского пятнистого кота – добыча, стремительно переходящая в хозяйку, чешущую зверюгу за ушами и заставляющую мурчать.
Вчера я наконец-то подобрал для моей принцессы подобающее жилье. В Королевском городе я уже давно присмотрел прелестнейший дом – два этажа; ажурные балкончики с ниспадающей, будто водопады, зеленью еще не зацветших роз; очаровательный внутренний дворик с маленьким фонтаном в центре… Роскошный бальный зал, анфилады очень светлых – хоть и скуповато обставленных – комнат, картины с улыбающимися людьми и наполненными вином бокалами… И все это окружено изящной кованой решеткой; над воротами в которой – герб. Роза.
Ведь это – особняк Марго де Рош. Лет тридцать – тридцать пять назад, во время войны, когда милейшая хозяйка этого прелестного места еще была жива, дом ее был тихой гаванью всего Рунна. Тогда ж люди были – не то, что нынешнее племя: мой дуэльный список, ныне такой пугающий для легковозбудимых особ, тогда и в провинции бы не котировался. Или даже проще – пришел ты на бал, пронестись, будто птица-тройка, по модному паркету с девицей из единоверок – а в прихожей тебя уже ожидает удар кинжалом. Что и говорить, не лучший вариант.
Дом же Маргариты считался тихой гаванью. Оружие – сдавали при входе – стоечка даже уцелела; дуэли запрещены под страхом бойкота, лишения общества и прочих светских кошмаров. Так что тут аристократ мог отдохнуть, не отвлекаясь на натужное выживание.
Большинство гостей сложили головы на фронтах религиозной войны; семейству Рош не повезло аналогичным образом – не даром особняк пришлось через трех подставных лиц покупать именно у добрейшего бургомистра Фонтоне. Стоил он совершенно жуткие деньги, сопоставимые с доходом от Леди Удачи в особо удачный день – но это ладно… Для моей Императрицы даже этот дом – недостаточно роскошен.
Вот с отделкой было, что и говорить, скудновато. Но заказы в Ремесленном городе уже сделаны - и работа уже кипела. Думаю, где-то послезавтра все будет готово – благо все требующее долгосрочной работы осталось более или менее на своих местах. К счастью, от предыдущих хозяев осталась достаточных размеров ванна, снабженная соответствующим котлом для воды – помимо прочего она навела меня на мысль заранее закупить благовоний – прежде всего ландыша.
Мебель я постарался найти легкую, изящную, но уютную – что-то вроде получилось. В конце концов, если принцессе не понравится – никогда не поздно переобставить все сначала…
Однако же дела ждали. Игра, в которую я вошел, требовала сторонников – и тут уж никто, кроме меня, ничего не сделает. Начнем с самого легкого. Как известно, Михаил Глинский на похороны Александра приехать не смог – поскольку после акции данииловцев он вообще не в состоянии куда-либо ехать. Следовательно, вместо него приехал его старший сын, который почти всегда раньше прислушивался ко мне.
Но, так или иначе, прямо сейчас к нему идти было бесполезно – бедолага наверняка присутствуют сейчас на каком-либо скорбном приеме, из устраиваемых во множестве дипломатами всех провинций с целью взаимоосмотра.
Так что пока придется коротать время в совершенно другом месте – есть в служилом городе один клуб… Там играют, но не это важно. Важно то, что играют там не в тонто какое-нибудь и не в «Жак Нуар», а в старые и непонятно откуда занесенные – кажется, теми же рома – «Стихии».
Зайдя в небольшой подвальчик, я поприветствовал знакомых, наметанным глазом узрел еще не отставившую закуски тройку за столиком у стены и вписался к ним.
Раздали по пять карт, сверху – Ветер.
Мастер Бувье, сидевший слева от меня, выложил Ветер; ход в Стихиях идет против часовой стрелки, так что я выкинул еще один Ветер. Худой блондин справа кинул на стол Вихрь – он меняет направление ходов – и я сбросил Землю, сменив стихию на Огонь. Бувье бросил Вьюгу – стихия сменилась на Воду, а толстяк в бордовом, сидевший напротив меня, пропустил ход.
Блондин бросил Радугу – она меняет текущую стихию на любую по выбору игрока – и выбрал Огонь. Я тут же выкинул Двойной Огонь и бросил по данному им праву повторного хода Лед, сменив стихию снова на Воду. Бувье бросил Шторм, сменив стихию на Ветер – и каждый обменялся одной картой на выбор с сидящим напротив. Толстяк, мимолетно представившись Гвискаром, бросил Пещеру – стихия сменилась на Огонь, а он взял одну из своих карт, сунул ее вниз колоды и взял дополнительную сверху.
Худой игрок предложил звать себя Отто, кинул Двойной Огонь и Огонь. Я выбросил Двойной Огонь, затем бросил Стихию – она работает за любую карту, и я объявил ее еще одним Двойным Огнем – после чего бросил на нее Лед. Бувье выбросил Гром, а Гвискар – Вихрь.
Бувье и я сыграли Ветром, Отто выбросил Землю, Гвискар – Время – оно, как и Радуга. Меняет элемент на желаемый, но ложится на все, а не только на Воду. На Воду Гвискар стихию и сменил. Все трое сбросили по Воде, и Гвискар сыграл Штормом. Снова – обмен картами. Бувье бросил Землю, я – два Двойных огня и один простой.
В общем, игра шла своим чередом… Выиграл я – в начале-то везло, но Отто остался всего с одним Огнем, который он три хода не мог сбросить.
Кстати, все по честному; в «Стихии» плутовать – себя не уважать… Так или иначе, но в скифийский особняк надо было уже двигаться.
Скифийское представительство смотрелось как-то странно – но не без шарма. Просто даже в Полонии строят совсем по-другому, ближе к Рунну. По-моему, это называется «терем»…
Меня с небольшой свитой пропустили даже без проверок; ребят обещали разместить на время переговоров, а меня провели к княжичу.
-Страд! Ты ли это? – Юрий был искренне рад… Мы с ним виделись где-то года два назад, когда я съездил в Скифию развеяться.
-Я, Юрий. Ну, как здоровье? Не беспокоит? – я уселся в кресло напротив письменного стола.
-Веришь ли – нет. То есть иногда… ну, поведет, бывает, но так – разве с первым моим годом сравнишь?
-Вот и отлично. Ну, а как семья?
-А что семья? Андрей у меня недавно был – он с таном Фростом. Девочки дома остались, мама при отце.
-Слушай, вот кстати о семье… Ты случаем ничего не знаешь про свою тетю… кажется, Светлану?
-Да нет, ничего, - Глинский пожал плечами, - она умерла, когда я был еще совсем маленьким…
-Просто хочу тебя обрадовать…
Глинский подался вперед.
-У тебя есть двоюродная сестра, которая, во-первых, на другую половину Александрит, а во-вторых, без пяти минут моя вторая жена.
Лицо Глинского приняло выражение, которое я видел у него один раз в жизни – после того, как первый раз сводил его к мадам Николь Обюссон. Это было чистое, кристально-чистое прямо-таки удивление.
-И?… - выдавил он.
-И я решил приложить все силы, чтобы девочка стала Императрицей. Поверь, оно того стоит. Только – мне нужна твоя поддержка как наследника и исполняющего обязанности князя Скифии. Ну что, поможешь родственнице?
Глинский откинулся на кресло и немного подумал.
-Вряд ли, - он посмотрел с сожалением, - Во-первых, кто поддержит незаконную? Во-вторых, за мной – никто в Скифии не пойдет – разве только Боровой, но если твой отец согласится. Север – слушает Фроста, - мой друг покачал головой.
-Ничего, все будет. Думаю, удастся договориться и с Фростом. Получив большинство на Совете – мы получим все. А отец – он поддержит. Не сомневаюсь!
-Ну что ж, сударя Евгения я всегда уважал… Но Страд – ну… зачем тебе это? Разве ты не понимаешь, что власть – это крест, а не награда?
-А мне не власть нужна, Юрий… - ухмылка, - Мне нужна слава и девушка. Место в истории – и Императрица.
-Не понимаю… Ну да тебе виднее. Если ты договоришься с Фростом – я договорюсь с Рубцовыми. Голос мой, считай, у тебя.
Я кивнул. В принципе, от этого так и так никуда не деться.
-Только – не сломай шею, маркиз Эстерад Флавио! – Юрий улыбнулся.
-Постараюсь, княжич Юрий Глинский, - ответил я и занялся вином.[i]
26 число месяца Полотна.
Шенбруннский дворец.
Он помнил короткими вспышками в памяти день похорон и окружавших его людей, где добросердечный верующий стоял бок о бок с богомерзким еретиком, возомнившим о себе не весть что. Еретики и богохульники окружили святой престол. Сила их велика и они потеряли страх свой, как и святая церковь потеряла свой облик после великого раскола, когда императора околдовали злые силы, победившие даже после разгрома своего богохульного гнезда. Гонтран знал, что богатства страшного Ордена Клинков не было уничтожено и до сих пор совращает умы несчастных. Он неустанно молился господу, прося защитить заплутавших. Но и сам он был слаб и бессилен, попав в сети неумолимого колдовства. По Книге он знал, как соблазнительны бывают плоды Лукавого, как тяжело защитится от них, как многих соблазняли они подчас. Он видел молодого герцога Иберо во дворце, очарованного северными зверями и запутавшегося в их силках. Он не мог, не имел право предупредить об опасности, так как и сам постыдно поддался очарованию соблазна, преследующего его и днем и ночью. А она – соблазнительница – была так близко, так рядом, продолжая колдовать. Недавно он видел, как совсем невинное дитя пало жертвой морока. Никто не знал и не видел, как стрелял этот мальчик в грязного еретика, ушедшего от праведной расправы. И снова Лукавый спас неверного. Его верные прислужники – ретивые гвардейцы – защитили, подставив имя несчастной, которая теперь тоже опозорена. В тот день, как и сейчас, бывший брат Ивар, ныне просто Гонтран де Лата – бросился куда глаза глядят, желая обратится к Всевышнему с мольбой. Он несся, не видя перед собой никого и ничего, и едва не сбил с ног кого-то:
- Ох… что с вами? – голос прозвучал холодной, отрезвляющей нотой.
Мужчина поднял глаза, в которых пылала мука, женщина улыбнулась ему взглядом, оставаясь почти невозмутимой, только в чудесном голосе появилось сочувствие:
- Это вы? Каким чудом или мороком вас сюда занесло, св.. о, прощу прощения, но вашего светского имени я не знаю.
- Гонтран де Лата, - глубоко вздохнув, вымолвил он, глядя на эту красивую женщину, в глухом, черном платье, не позволяющем даже помыслить о преступных намерениях или расположить к ним: «Она воистину скорбит о нашем государе…. А может и понимает как жестоко он погиб. И какая страшная участь ждет всех остальных.»
- Разрешите мне опереться на вашу руку, номен де Лата? – хриплый голос был исполнен участия и вежливости.
Они прошли несколько шагов, прежде чем она вновь вежливо позволила себе поинтересоваться:
- Куда вы так торопились? Или что-то случилось?
Мужчина открыл было рот, чтобы рассказать о случившемся, но тут же передумал – не зачем такой очаровательной, внимательной и необыкновенной женщине знать о том страшном, что вершится под сводом этого дворца. Наверняка она ни раз сталкивалась с ужасами жизни в этом вертепе, но осталась верной дочерью….
- Я спешил найти дом Творца среди этого пристанища разврата и непотребства, - он сам прервал свои мысли и вдруг ощутимо вздрогнул. – Номени, какую веру вы исповедуете?
Ярко-красные губы дрогнули, а черные глаза посмотрели прямо на него:
- Моим родным домом был – Ирр, где я встретила единственного мужчину, открывшего мне чувства и я поверила его словам, Гонтран. Поверила и пошла за ним, чтобы быть рядом всегда, когда смогу быть полезна ему.
- Это было ошибкой, номени, но вы раскаялись в ней, как видно? – на что он надеялся?
- Ничуть, - улыбнулась она. – Я бы снова повторила то, что сделала и даже сделала больше, если бы это могло спасти Александра от гибели. Его оставили все… я могла себе позволить быть рядом с ним.
- Я буду молиться за вас, номени. Ибо вижу, как велика ваша любовь….
Женщина наклонила голову и чуть отвела руку, указывая на тропу, среди аллей:
- А вот вам путь к месту вознесения ваших молитв, Гонтран. В конце вы увидите Королевскую часовню. До встречи.
С тех пор он часто приходил сюда по нескольку раз в день, чтобы ощутить присутствие Спасителя и верил, что молитвы его будут услышаны в один из чудесных дней, когда он вновь сможет пойти к кардиналу и сказать, что он готов и может следовать за словом Бога.
Шенбруннский дворец.
Он помнил короткими вспышками в памяти день похорон и окружавших его людей, где добросердечный верующий стоял бок о бок с богомерзким еретиком, возомнившим о себе не весть что. Еретики и богохульники окружили святой престол. Сила их велика и они потеряли страх свой, как и святая церковь потеряла свой облик после великого раскола, когда императора околдовали злые силы, победившие даже после разгрома своего богохульного гнезда. Гонтран знал, что богатства страшного Ордена Клинков не было уничтожено и до сих пор совращает умы несчастных. Он неустанно молился господу, прося защитить заплутавших. Но и сам он был слаб и бессилен, попав в сети неумолимого колдовства. По Книге он знал, как соблазнительны бывают плоды Лукавого, как тяжело защитится от них, как многих соблазняли они подчас. Он видел молодого герцога Иберо во дворце, очарованного северными зверями и запутавшегося в их силках. Он не мог, не имел право предупредить об опасности, так как и сам постыдно поддался очарованию соблазна, преследующего его и днем и ночью. А она – соблазнительница – была так близко, так рядом, продолжая колдовать. Недавно он видел, как совсем невинное дитя пало жертвой морока. Никто не знал и не видел, как стрелял этот мальчик в грязного еретика, ушедшего от праведной расправы. И снова Лукавый спас неверного. Его верные прислужники – ретивые гвардейцы – защитили, подставив имя несчастной, которая теперь тоже опозорена. В тот день, как и сейчас, бывший брат Ивар, ныне просто Гонтран де Лата – бросился куда глаза глядят, желая обратится к Всевышнему с мольбой. Он несся, не видя перед собой никого и ничего, и едва не сбил с ног кого-то:
- Ох… что с вами? – голос прозвучал холодной, отрезвляющей нотой.
Мужчина поднял глаза, в которых пылала мука, женщина улыбнулась ему взглядом, оставаясь почти невозмутимой, только в чудесном голосе появилось сочувствие:
- Это вы? Каким чудом или мороком вас сюда занесло, св.. о, прощу прощения, но вашего светского имени я не знаю.
- Гонтран де Лата, - глубоко вздохнув, вымолвил он, глядя на эту красивую женщину, в глухом, черном платье, не позволяющем даже помыслить о преступных намерениях или расположить к ним: «Она воистину скорбит о нашем государе…. А может и понимает как жестоко он погиб. И какая страшная участь ждет всех остальных.»
- Разрешите мне опереться на вашу руку, номен де Лата? – хриплый голос был исполнен участия и вежливости.
Они прошли несколько шагов, прежде чем она вновь вежливо позволила себе поинтересоваться:
- Куда вы так торопились? Или что-то случилось?
Мужчина открыл было рот, чтобы рассказать о случившемся, но тут же передумал – не зачем такой очаровательной, внимательной и необыкновенной женщине знать о том страшном, что вершится под сводом этого дворца. Наверняка она ни раз сталкивалась с ужасами жизни в этом вертепе, но осталась верной дочерью….
- Я спешил найти дом Творца среди этого пристанища разврата и непотребства, - он сам прервал свои мысли и вдруг ощутимо вздрогнул. – Номени, какую веру вы исповедуете?
Ярко-красные губы дрогнули, а черные глаза посмотрели прямо на него:
- Моим родным домом был – Ирр, где я встретила единственного мужчину, открывшего мне чувства и я поверила его словам, Гонтран. Поверила и пошла за ним, чтобы быть рядом всегда, когда смогу быть полезна ему.
- Это было ошибкой, номени, но вы раскаялись в ней, как видно? – на что он надеялся?
- Ничуть, - улыбнулась она. – Я бы снова повторила то, что сделала и даже сделала больше, если бы это могло спасти Александра от гибели. Его оставили все… я могла себе позволить быть рядом с ним.
- Я буду молиться за вас, номени. Ибо вижу, как велика ваша любовь….
Женщина наклонила голову и чуть отвела руку, указывая на тропу, среди аллей:
- А вот вам путь к месту вознесения ваших молитв, Гонтран. В конце вы увидите Королевскую часовню. До встречи.
С тех пор он часто приходил сюда по нескольку раз в день, чтобы ощутить присутствие Спасителя и верил, что молитвы его будут услышаны в один из чудесных дней, когда он вновь сможет пойти к кардиналу и сказать, что он готов и может следовать за словом Бога.
26 число месяца Полотна.
Особняк Элен де Эстэ.
Яркие лучи солнца привередливо поглаживали резные ворота, куда с такой легкостью пропускали всех при неверных лучах луны. И которые так неохотно открывались, когда наступала пора солнечного огня: безжалостного и беспощадного порой, но такого пронзительного и согревающего. Молодой человек, который так своевольно распахнул ленивые створки - впустил вместе с собой солнечные лучи. Они весело побежали за высоким парнем, который привычно перехватил гитару, присматривая себе удобное дерево, но его опередил мелодичный, женский голос:
- Дирок, может, вы предпочтете петь внутри, а не снаружи, распугивая всех окрестных кошек?!
Он обернулся к окну:
- Неужели вы меня ждали, Элен?
- Вас это удивляет? О нет! Вы на это и рассчитываете каждое утро! - казалось, что прекрасная хозяйка возмущенна. Возможно, это так и было, но мужчина привык все узнавать досконально и поэтому он стремительно ворвался в дом и, пролетев сквозь несколько комнат - опустился у ног красавицы, чьи густые, темные локоны укрывали ее подобно удивительной, шелковой накидке:
- Вы не правы, Элен. Я рассчитываю на гораздо большее в этот раз, - в темно-зеленых глазах заплясали бесенята. - И уверен, вы не откажете мне.
Элен протянула руку для поцелуя, но он завладел сразу двумя, на что она лукаво улыбнулась:
- Пожалуй, мне стоит накормить вас завтраком, Дирок. Вы, видимо, голодны.
- Если вы сами собирались откушать, - усмехнулся тан Алиера, - то я несомненно составлю вам компанию. Устроившись у ваших ног.. потому что мне необходимо вдохновение.
- Мои ноги вдохновляют вас?
- Моя прелестная злючка, да! И тебе это известно! - воскликнул Дирок, подхватывая Элен на руки и покружив ее по комнате, вызвав звонкий смех. Но это искреннее веселье, пробившись на миг сквозь маску взрослой женщины, как луч солнца через облака, снова погасло, когда она строго указала тонкой рукой на мягкий диван, куда он и усадил ее, чтобы тут же пристроится рядом, вместе с гитарой.
Один из слуг неторопливо внес поднос с терпким, золотисто-зеленым напитком, источающим удивительный аромат, которым он наполнил две чашки и с поклоном удалился, не промолвив ни слова. Элен молча указала своему раннему гостю на подношение и взяла крохотную чашечку, делая небольшой глоток. Дирок улыбнулся, качая головой и вновь беря в руки гитару. Пальцы привычно касались струн, но мелодия словно не желала в этот раз являться по мановению руки.
- Сегодня ты почти не поешь
- Я жду его..
- Кого - его? - улыбнулась женщина, склоняя голову с тяжелыми прядями черных волос.
- Вдохновение. То, что я услышал, идя к вам - отбило всякую охоту петь.
Брови Элен чуть приподнялись, а губ коснулась улыбка, но Дирок этого не видел, продолжая задумчиво перебирать пальцами струны. Странные, рваные звуки на миг разрезали тишину:
- Вроде песня.. но без души. И слова такие же: о чем-то - но пусты..
Снова этот странный перебор струн, от которого гитара застонала:
За закат, за рассвет
За любовь, которой больше нет
Тебя благодарю..
Тишина. Дирок поднимает голову и осторожно устраивает ее на коленях красавицы.
- А разве это не правда, Рокки? - улыбка сквозит в голосе, но не на губах.
Темно-зеленые глаза мужчины устремляются к чудному лицу Элен:
- Нет, - просто отвечает он.
Задумчивая улыбка успевает тронуть губы женщины, перед зазвучавшей вдруг песней:
Вера в солнце и жизнь не позволит дыханью остыть.
Ни Полет, ни Любовь не поймут преимущества плена.
И поэтому снова и снова сжигаешь мосты,
Не давая над Морем Разлук резать горло Вселенной.
Звуки песни, мелодия еле сдерживаемая пальцами, но другая и о том, что можно лишь ощутить. Дирок замолчал, продолжая разглядывать мягкие губы Элен и ее задумчивые глаза. Она легко коснулась его лба, взъерошивая короткую челку, и склонилась:
- Уж не этого ли вдохновения вы ждете, тан? - чувственный поцелуй. Струны неожиданно дрогнули задорным перебором.
Губы находились так близко, а черные глаза казались невероятно огромными на белоснежном лице. Дирок улыбнулся, даже не пытаясь обнять ее и заставляя лишь музыку петь для этих глаз, губ, нежного прикосновения рук:
- Вы не угадали, Элен. Ваш поцелуй не может быть вдохновением.
- Что?! - соболиная бровь взлетела в гневном недоумении.
Мужчина улыбнулся еще шире, чуть приподнимая голову и легко касаясь таких желанных губ:
- Конечно.. Разве может этот упоительный, сладкий, божественный вкус быть легким вдохновением? Это, - слова и губы касались ее губ. - Величайшая награда, Элен.
Второй поцелуй, казалось, длился целую вечность.
- Вы капризничаете, менестрель, - переведя дыхание, упрекнула его она.
- Имею право.
- Вот как? Чем же я вам не угодила сегодня? - шутливая перепалка вызвала у обоих серьезно-комичные гримасы.
- Как! Элен, вы не догадываетесь?
Женщина качнула головой. Дирок одним плавным движением оказался перед ней на коленях, охватывая взглядом всю ее хрупкую фигурку:
- Значит так, - он быстро отставил гитару в сторону и принялся загибать пальцы. - Я уже битых двадцать минут здесь - раз, но за все это время ни удостоился чести перецеловать каждый пальчик ваших рук, Элен - два, не был допущен к ваших ногам - три..
- Ложь! Наглая ложь, Рокки! - с деланным гневом воскликнула она. - Как только ты появился - то сразу захватил место у моих ног!
- Да? - поднял он бровь, обозревая "захваченное" место. - Нет. Это все ни то..
- А как, по твоему, будет "то"?
Дирок сверкнул улыбкой и, наклонившись, резко обнял ее ноги, поднимая над собой и кружа по комнате:
- Элен! Вы - это вдохновение и песня.. упоение и восторг.. кружение и отдых.. И вы совершеннейше, бесповоротнейше вскружили мою шальную голову, саинте..
Женский смех затих и она, глядя сверху вниз в глаза юноши, спросила:
- Кто это - саинте?
- Древнее божество.. Женщина чарующая своего избранника так, что он становится самым удачливым стрелком, храбрым воином.. Я не помню всю легенду, но говорят саинте появлялись тогда, когда в людях пропадала вера.. Они возрождали ее, - Дирок ухмыльнулся. - В самом прямом смысле этого слова.. Дарили своим избранникам детей..
- Дирок, похоже, ты помешан на детях и женщинах! - погрозила она ему пальчиком.
Он ловко опустил ее перед собой, не разжимая объятий:
- Неправильная постановка. Я помешан на женщинах и детях. И никак иначе. И то, и другое - непредсказуемо прекрасно, Элен.
Тонкие пальцы коснулись его лба:
- Тебе пора остудится..
- Хм? А кто меня потом согреет?
- Догадайся! Но сначала - остудитесь, сударь!
Короткий смех и мужчина быстро метнулся в большой зал. Элен не успела удивится, как он снова стоял рядом с ней, но в этот раз с его волнистых, черных волос обильно капала вода:
- Вода в вашем фонтане - слишком теплая….
Элен всплеснула руками и быстро вышла, чтобы вновь вернуться с льняным полотенцем, которым решительно принялась вытирать мокрую голову молодого тана:
- Дирок, вчера ты оборвал весь чертополох и крапиву в моем саду, даже прошлогоднюю, которая уже никогда не распустилась бы….
- Терпеть не могу сорняков и колючек, - парировал юноша.
- Но для этого есть садовник!
- Он - лентяй.
- Хорошо! Два дня назад ты перестрелял у меня всех крыс в погребе, куда вам якобы понадобилось спуститься за вином.
- Я действительно искал вино! Да и зачем тебе крысы в погребе?
- Дирок, тебе известно, что для кота ты слишком велик? - возмутилась красавица.
- Сестра всегда говорила, что я - большой кот, - очень серьезно возразил юноша, забирая из рук Элен полотенце. - И потом, крысы - это слишком противно. Или тебе помешали мои выстрелы, Элен?
Женщина встретилась взглядом со своим упрямым собеседником и холодно произнесла:
- Да, мне не хочется жить на войне, тан. Я всего лишь женщина… - Элен вдруг замолчала, опустила глаза и совсем тихо спросила. – Зачем? Ведь у нас нет будущего.
Дирок склонился и коснулся губами рта красавицы, заглушая эти горькие слова:
- Ты сердишься на меня?
Легкие поцелуи осторожно коснулись нежной ключицы, лаская. Женские пальчики зарылись в темные, влажные волосы:
- Тебе известен ответ….
- Он мне был бы дорог, если бы ты сказала, Элен, - тихо выдохнул мужчина, крепко обнимая ее и зарываясь лицом в шелковистые волосы.
Теплые объятья и опьяняющий поцелуй поглотили на миг весь мир, как будто ловец за жемчугом решил нырнуть на немыслимую глубину и задыхаясь уже не мог выплыть обратно: в глазах - тьма океанских глубин, а впереди - призрачная раковина, в которой таится сверкающая жемчужина и жизнь на последнем вздохе….
- Я пришел пригласить тебя на прогулку. В королевский парк. Мне хочется представить тебя своей сестре, Элен.
- Ты сошел с ума, милый…
- Ну зачем же, - рука нежно ласкала бархатистую щеку. - Пусть с ума сходят другие.. от зависти. Я буду идти с прекраснейшей женщиной Рунна….
- И первой куртизанкой, - сорвалось с вишневых губ.
- Тебя зовут - Элен де Эстэ. Остальное пусть докажут моему пистолету.
Особняк Элен де Эстэ.
Яркие лучи солнца привередливо поглаживали резные ворота, куда с такой легкостью пропускали всех при неверных лучах луны. И которые так неохотно открывались, когда наступала пора солнечного огня: безжалостного и беспощадного порой, но такого пронзительного и согревающего. Молодой человек, который так своевольно распахнул ленивые створки - впустил вместе с собой солнечные лучи. Они весело побежали за высоким парнем, который привычно перехватил гитару, присматривая себе удобное дерево, но его опередил мелодичный, женский голос:
- Дирок, может, вы предпочтете петь внутри, а не снаружи, распугивая всех окрестных кошек?!
Он обернулся к окну:
- Неужели вы меня ждали, Элен?
- Вас это удивляет? О нет! Вы на это и рассчитываете каждое утро! - казалось, что прекрасная хозяйка возмущенна. Возможно, это так и было, но мужчина привык все узнавать досконально и поэтому он стремительно ворвался в дом и, пролетев сквозь несколько комнат - опустился у ног красавицы, чьи густые, темные локоны укрывали ее подобно удивительной, шелковой накидке:
- Вы не правы, Элен. Я рассчитываю на гораздо большее в этот раз, - в темно-зеленых глазах заплясали бесенята. - И уверен, вы не откажете мне.
Элен протянула руку для поцелуя, но он завладел сразу двумя, на что она лукаво улыбнулась:
- Пожалуй, мне стоит накормить вас завтраком, Дирок. Вы, видимо, голодны.
- Если вы сами собирались откушать, - усмехнулся тан Алиера, - то я несомненно составлю вам компанию. Устроившись у ваших ног.. потому что мне необходимо вдохновение.
- Мои ноги вдохновляют вас?
- Моя прелестная злючка, да! И тебе это известно! - воскликнул Дирок, подхватывая Элен на руки и покружив ее по комнате, вызвав звонкий смех. Но это искреннее веселье, пробившись на миг сквозь маску взрослой женщины, как луч солнца через облака, снова погасло, когда она строго указала тонкой рукой на мягкий диван, куда он и усадил ее, чтобы тут же пристроится рядом, вместе с гитарой.
Один из слуг неторопливо внес поднос с терпким, золотисто-зеленым напитком, источающим удивительный аромат, которым он наполнил две чашки и с поклоном удалился, не промолвив ни слова. Элен молча указала своему раннему гостю на подношение и взяла крохотную чашечку, делая небольшой глоток. Дирок улыбнулся, качая головой и вновь беря в руки гитару. Пальцы привычно касались струн, но мелодия словно не желала в этот раз являться по мановению руки.
- Сегодня ты почти не поешь
- Я жду его..
- Кого - его? - улыбнулась женщина, склоняя голову с тяжелыми прядями черных волос.
- Вдохновение. То, что я услышал, идя к вам - отбило всякую охоту петь.
Брови Элен чуть приподнялись, а губ коснулась улыбка, но Дирок этого не видел, продолжая задумчиво перебирать пальцами струны. Странные, рваные звуки на миг разрезали тишину:
- Вроде песня.. но без души. И слова такие же: о чем-то - но пусты..
Снова этот странный перебор струн, от которого гитара застонала:
За закат, за рассвет
За любовь, которой больше нет
Тебя благодарю..
Тишина. Дирок поднимает голову и осторожно устраивает ее на коленях красавицы.
- А разве это не правда, Рокки? - улыбка сквозит в голосе, но не на губах.
Темно-зеленые глаза мужчины устремляются к чудному лицу Элен:
- Нет, - просто отвечает он.
Задумчивая улыбка успевает тронуть губы женщины, перед зазвучавшей вдруг песней:
Вера в солнце и жизнь не позволит дыханью остыть.
Ни Полет, ни Любовь не поймут преимущества плена.
И поэтому снова и снова сжигаешь мосты,
Не давая над Морем Разлук резать горло Вселенной.
Звуки песни, мелодия еле сдерживаемая пальцами, но другая и о том, что можно лишь ощутить. Дирок замолчал, продолжая разглядывать мягкие губы Элен и ее задумчивые глаза. Она легко коснулась его лба, взъерошивая короткую челку, и склонилась:
- Уж не этого ли вдохновения вы ждете, тан? - чувственный поцелуй. Струны неожиданно дрогнули задорным перебором.
Губы находились так близко, а черные глаза казались невероятно огромными на белоснежном лице. Дирок улыбнулся, даже не пытаясь обнять ее и заставляя лишь музыку петь для этих глаз, губ, нежного прикосновения рук:
- Вы не угадали, Элен. Ваш поцелуй не может быть вдохновением.
- Что?! - соболиная бровь взлетела в гневном недоумении.
Мужчина улыбнулся еще шире, чуть приподнимая голову и легко касаясь таких желанных губ:
- Конечно.. Разве может этот упоительный, сладкий, божественный вкус быть легким вдохновением? Это, - слова и губы касались ее губ. - Величайшая награда, Элен.
Второй поцелуй, казалось, длился целую вечность.
- Вы капризничаете, менестрель, - переведя дыхание, упрекнула его она.
- Имею право.
- Вот как? Чем же я вам не угодила сегодня? - шутливая перепалка вызвала у обоих серьезно-комичные гримасы.
- Как! Элен, вы не догадываетесь?
Женщина качнула головой. Дирок одним плавным движением оказался перед ней на коленях, охватывая взглядом всю ее хрупкую фигурку:
- Значит так, - он быстро отставил гитару в сторону и принялся загибать пальцы. - Я уже битых двадцать минут здесь - раз, но за все это время ни удостоился чести перецеловать каждый пальчик ваших рук, Элен - два, не был допущен к ваших ногам - три..
- Ложь! Наглая ложь, Рокки! - с деланным гневом воскликнула она. - Как только ты появился - то сразу захватил место у моих ног!
- Да? - поднял он бровь, обозревая "захваченное" место. - Нет. Это все ни то..
- А как, по твоему, будет "то"?
Дирок сверкнул улыбкой и, наклонившись, резко обнял ее ноги, поднимая над собой и кружа по комнате:
- Элен! Вы - это вдохновение и песня.. упоение и восторг.. кружение и отдых.. И вы совершеннейше, бесповоротнейше вскружили мою шальную голову, саинте..
Женский смех затих и она, глядя сверху вниз в глаза юноши, спросила:
- Кто это - саинте?
- Древнее божество.. Женщина чарующая своего избранника так, что он становится самым удачливым стрелком, храбрым воином.. Я не помню всю легенду, но говорят саинте появлялись тогда, когда в людях пропадала вера.. Они возрождали ее, - Дирок ухмыльнулся. - В самом прямом смысле этого слова.. Дарили своим избранникам детей..
- Дирок, похоже, ты помешан на детях и женщинах! - погрозила она ему пальчиком.
Он ловко опустил ее перед собой, не разжимая объятий:
- Неправильная постановка. Я помешан на женщинах и детях. И никак иначе. И то, и другое - непредсказуемо прекрасно, Элен.
Тонкие пальцы коснулись его лба:
- Тебе пора остудится..
- Хм? А кто меня потом согреет?
- Догадайся! Но сначала - остудитесь, сударь!
Короткий смех и мужчина быстро метнулся в большой зал. Элен не успела удивится, как он снова стоял рядом с ней, но в этот раз с его волнистых, черных волос обильно капала вода:
- Вода в вашем фонтане - слишком теплая….
Элен всплеснула руками и быстро вышла, чтобы вновь вернуться с льняным полотенцем, которым решительно принялась вытирать мокрую голову молодого тана:
- Дирок, вчера ты оборвал весь чертополох и крапиву в моем саду, даже прошлогоднюю, которая уже никогда не распустилась бы….
- Терпеть не могу сорняков и колючек, - парировал юноша.
- Но для этого есть садовник!
- Он - лентяй.
- Хорошо! Два дня назад ты перестрелял у меня всех крыс в погребе, куда вам якобы понадобилось спуститься за вином.
- Я действительно искал вино! Да и зачем тебе крысы в погребе?
- Дирок, тебе известно, что для кота ты слишком велик? - возмутилась красавица.
- Сестра всегда говорила, что я - большой кот, - очень серьезно возразил юноша, забирая из рук Элен полотенце. - И потом, крысы - это слишком противно. Или тебе помешали мои выстрелы, Элен?
Женщина встретилась взглядом со своим упрямым собеседником и холодно произнесла:
- Да, мне не хочется жить на войне, тан. Я всего лишь женщина… - Элен вдруг замолчала, опустила глаза и совсем тихо спросила. – Зачем? Ведь у нас нет будущего.
Дирок склонился и коснулся губами рта красавицы, заглушая эти горькие слова:
- Ты сердишься на меня?
Легкие поцелуи осторожно коснулись нежной ключицы, лаская. Женские пальчики зарылись в темные, влажные волосы:
- Тебе известен ответ….
- Он мне был бы дорог, если бы ты сказала, Элен, - тихо выдохнул мужчина, крепко обнимая ее и зарываясь лицом в шелковистые волосы.
Теплые объятья и опьяняющий поцелуй поглотили на миг весь мир, как будто ловец за жемчугом решил нырнуть на немыслимую глубину и задыхаясь уже не мог выплыть обратно: в глазах - тьма океанских глубин, а впереди - призрачная раковина, в которой таится сверкающая жемчужина и жизнь на последнем вздохе….
- Я пришел пригласить тебя на прогулку. В королевский парк. Мне хочется представить тебя своей сестре, Элен.
- Ты сошел с ума, милый…
- Ну зачем же, - рука нежно ласкала бархатистую щеку. - Пусть с ума сходят другие.. от зависти. Я буду идти с прекраснейшей женщиной Рунна….
- И первой куртизанкой, - сорвалось с вишневых губ.
- Тебя зовут - Элен де Эстэ. Остальное пусть докажут моему пистолету.
26 число месяца Полотна.
Ночь. Шенбрунн.
- Сиятельная, - служаночка резко выдохнула воздух то ли от страха, то ли от необычной смелости. Черные глаза ее хозяйки медленно поднялись на девушку, продолжившую говорить: - Почему вы так ненавидите..
Эса замолчала, глаза госпожи и прислужницы не отрывались друг от друга. Кровавые губы изогнулись, усмехаясь:
- Кого? Или что? - Карна встала, указывая служанке на небольшое кресло у своих ног.
Девушка покорно села, вздрогнув от того, что белоснежные руки с длинными, ловкими пальцами вдруг взяли ее голову, сжимая виски:
- Договаривай, Эса, - тихий, хрипловатый голос завораживал.
- Ой.. например, Ее Величество... сиятельная, прошу прощения..
- Тише! - служанка не заметила как в руках красавицы появился бокал с темным настоем. - Выпей.
Девушка не смела противоречить, с мольбой посмотрев в холодное, невозмутимое лицо, не отражающее даже тени переживаний или сомнений.
- Пей, девочка, - повторила Карна, следя за движениями своей служанки. И когда та выполнила приказ, тихо продолжила: - Тебе сейчас будет больно. Очень больно, а мне не хочется, чтобы твои вольные или невольные крики переполошили весь дворец.
Все эти слова доносились до прислужницы сквозь странную глухоту, она потеряла способность четко видеть, слышать и даже ощущать. Не почувствовала, как изящная рука обнажила ее ноги и коснулась ступней чем-то липким. Очнулась она от резкой, мучительной боли, изломившей все ее тело и тут же отпустившей. Эса судорожно хватала ртом воздух, ни в силах закричать, рот заполнился слюной и казалось она захлебнется, но неожиданно все закончилось и до нее снова донесся сквозь пелену голос, который видимо продолжал тихо говорить все это время:
- Поэтому не могу сказать что я ненавижу кого-то, девочка. Эрмина Иберо не заслуживает ненависти, но заплатить за все свои притворства - она вполне способна. Ты молода.. и конечно все еще веришь в нежность и любовь? - Карна вновь наклонилась, коснувшись обнаженных коленей своей служанки. - Сейчас ты почувствуешь еще один приступ боли.. не бойся. Все будет хорошо.
Девушка в кресле вновь забилась в конвульсиях, безмолвно открывая и закрывая рот. Темные глаза с мольбой смотрели на Карну, которая задумавшись следила за действием яда, продолжая говорить:
- В нашем мире нет места чистоте, но правда она всегда - правда. У каждого своя. Эрмина Иберо говорила, что любит Александра.. но что она сделала, чтобы помочь ему? Принять его? Чем доказала свою великую, большую любовь к нему? Она хотела только трона, девочка, она его получила... и все это время лгала своему супругу. Александр, - молодая женщина тихо прошептала имя, глядя в сверкающее звездами небо. - Он никогда не умел врать. Он умел повелевать и ему подчинялись. Или спорили, если могли. Но он не лгал, в отличии от своей жены. Она знала о нем все.. И он готов был на все, ради нее. Ах, как трогательно она строила из себя непонятую женщину рядом с мужем-сумасбродом.. Интересно, хоть раз она пыталась понять почему.. почему он стал таким..
Хриплый смех сорвался с губ и женщина вновь обратила взгляд на застывшую фигурку в кресле:
- Ты всегда лучше всех понимала то, что мне надо. Тебе холодно, Эса? Кивни головой..
Получив подтверждение от задрожавшей от простого усилия служанки, Карна осторожно провела пальцами по лбу девушки и коснулась ее век, заставляя закрыть глаза:
- А сейчас - спи.. Проснешься и все покажется тебе дурным сном.. Спи, девочка, - черноволосая женщина тихо отошла к столу, отставляя один бокал и беря другой.
Тонкое стекло легко согрелось в горячих ладонях, пока Карна безмолвно что-то напевала над душистой жидкостью в бокале. Затем она вернулась к уже заснувшей служанке и осторожно попыталась влить ей в рот несколько капель чуть теплого напитка. Но девушка бессознательно сильно сжала губы, словно и во сне опасалась настигающей вдруг боли. Карна усмехнулась и осторожно опустилась на колени, лаская тонкими пальцами лицо девочки, пока она полностью не расслабилась и тогда у черноволосой красавицы получилось напоить ее еще одним отваром. Женщина удовлетворенно заметила, что дыхание служанки успокоилось, а сама она перестала судорожно вздрагивать от малейшего дуновения ветра: «То что нужно.. Только действие слишком быстрое. Но….»
- У нас еще есть время, не правда ли, Луна? – но слова эти были обращены ни к скромной спутнице ночи – луне, а едва уловимому шелесту. – Просыпайтесь, ваша ленивость.
Движения черноволосой ведуньи стали почти незаметны, тихи и неуловимы: шаг.. еще один шажок. Навстречу ей с пола послышалось шипение:
- Хорошо, придешь сама… Но сегодня у тебя будет прогулка, красавица, сегодня у тебя будет хорошая прогулка, Луна.
Карна ласково улыбнулась небесам, где ночь сменяло пока еще тихое утро. Глупцы думают, что ночь умирает и возрождается. Какой детский лепет, ночь царит на земле раньше, чем сама природа услышала человеческий голос. Ей всегда казалось, что первый человек даже и не заметил, насколько велик окружавший его мир. Занятый лишь своими крохотными проблемами и заботами – ему не было дело до величия всего окружающего. Это потом повелось «воспевать», когда все вокруг пело без малейшего усилия человеческого. Смертный прославляет себя, считая, что прославляет мир.
Еще один шепоток и Карна плавно наклонила голову, приподнимая край черной туники. Вокруг левой ноги свернулась разноцветная, пестрая, живая лента. Женщина засмеялась без звука, осторожно опускаясь в кресло и поднимая ножку так, чтобы можно было любоваться капризной любимицей. Губы ее чуть задрожали, но ни одного звука не сорвалось с них. Лишь показалось, что змея крепче обвилась и, уютно положив голову, – заснула. Ведунья аккуратно вытянула обе ножки, напевая едва слышную мелодию и улыбаясь одними глазами восходящему солнцу.
Ночь. Шенбрунн.
- Сиятельная, - служаночка резко выдохнула воздух то ли от страха, то ли от необычной смелости. Черные глаза ее хозяйки медленно поднялись на девушку, продолжившую говорить: - Почему вы так ненавидите..
Эса замолчала, глаза госпожи и прислужницы не отрывались друг от друга. Кровавые губы изогнулись, усмехаясь:
- Кого? Или что? - Карна встала, указывая служанке на небольшое кресло у своих ног.
Девушка покорно села, вздрогнув от того, что белоснежные руки с длинными, ловкими пальцами вдруг взяли ее голову, сжимая виски:
- Договаривай, Эса, - тихий, хрипловатый голос завораживал.
- Ой.. например, Ее Величество... сиятельная, прошу прощения..
- Тише! - служанка не заметила как в руках красавицы появился бокал с темным настоем. - Выпей.
Девушка не смела противоречить, с мольбой посмотрев в холодное, невозмутимое лицо, не отражающее даже тени переживаний или сомнений.
- Пей, девочка, - повторила Карна, следя за движениями своей служанки. И когда та выполнила приказ, тихо продолжила: - Тебе сейчас будет больно. Очень больно, а мне не хочется, чтобы твои вольные или невольные крики переполошили весь дворец.
Все эти слова доносились до прислужницы сквозь странную глухоту, она потеряла способность четко видеть, слышать и даже ощущать. Не почувствовала, как изящная рука обнажила ее ноги и коснулась ступней чем-то липким. Очнулась она от резкой, мучительной боли, изломившей все ее тело и тут же отпустившей. Эса судорожно хватала ртом воздух, ни в силах закричать, рот заполнился слюной и казалось она захлебнется, но неожиданно все закончилось и до нее снова донесся сквозь пелену голос, который видимо продолжал тихо говорить все это время:
- Поэтому не могу сказать что я ненавижу кого-то, девочка. Эрмина Иберо не заслуживает ненависти, но заплатить за все свои притворства - она вполне способна. Ты молода.. и конечно все еще веришь в нежность и любовь? - Карна вновь наклонилась, коснувшись обнаженных коленей своей служанки. - Сейчас ты почувствуешь еще один приступ боли.. не бойся. Все будет хорошо.
Девушка в кресле вновь забилась в конвульсиях, безмолвно открывая и закрывая рот. Темные глаза с мольбой смотрели на Карну, которая задумавшись следила за действием яда, продолжая говорить:
- В нашем мире нет места чистоте, но правда она всегда - правда. У каждого своя. Эрмина Иберо говорила, что любит Александра.. но что она сделала, чтобы помочь ему? Принять его? Чем доказала свою великую, большую любовь к нему? Она хотела только трона, девочка, она его получила... и все это время лгала своему супругу. Александр, - молодая женщина тихо прошептала имя, глядя в сверкающее звездами небо. - Он никогда не умел врать. Он умел повелевать и ему подчинялись. Или спорили, если могли. Но он не лгал, в отличии от своей жены. Она знала о нем все.. И он готов был на все, ради нее. Ах, как трогательно она строила из себя непонятую женщину рядом с мужем-сумасбродом.. Интересно, хоть раз она пыталась понять почему.. почему он стал таким..
Хриплый смех сорвался с губ и женщина вновь обратила взгляд на застывшую фигурку в кресле:
- Ты всегда лучше всех понимала то, что мне надо. Тебе холодно, Эса? Кивни головой..
Получив подтверждение от задрожавшей от простого усилия служанки, Карна осторожно провела пальцами по лбу девушки и коснулась ее век, заставляя закрыть глаза:
- А сейчас - спи.. Проснешься и все покажется тебе дурным сном.. Спи, девочка, - черноволосая женщина тихо отошла к столу, отставляя один бокал и беря другой.
Тонкое стекло легко согрелось в горячих ладонях, пока Карна безмолвно что-то напевала над душистой жидкостью в бокале. Затем она вернулась к уже заснувшей служанке и осторожно попыталась влить ей в рот несколько капель чуть теплого напитка. Но девушка бессознательно сильно сжала губы, словно и во сне опасалась настигающей вдруг боли. Карна усмехнулась и осторожно опустилась на колени, лаская тонкими пальцами лицо девочки, пока она полностью не расслабилась и тогда у черноволосой красавицы получилось напоить ее еще одним отваром. Женщина удовлетворенно заметила, что дыхание служанки успокоилось, а сама она перестала судорожно вздрагивать от малейшего дуновения ветра: «То что нужно.. Только действие слишком быстрое. Но….»
- У нас еще есть время, не правда ли, Луна? – но слова эти были обращены ни к скромной спутнице ночи – луне, а едва уловимому шелесту. – Просыпайтесь, ваша ленивость.
Движения черноволосой ведуньи стали почти незаметны, тихи и неуловимы: шаг.. еще один шажок. Навстречу ей с пола послышалось шипение:
- Хорошо, придешь сама… Но сегодня у тебя будет прогулка, красавица, сегодня у тебя будет хорошая прогулка, Луна.
Карна ласково улыбнулась небесам, где ночь сменяло пока еще тихое утро. Глупцы думают, что ночь умирает и возрождается. Какой детский лепет, ночь царит на земле раньше, чем сама природа услышала человеческий голос. Ей всегда казалось, что первый человек даже и не заметил, насколько велик окружавший его мир. Занятый лишь своими крохотными проблемами и заботами – ему не было дело до величия всего окружающего. Это потом повелось «воспевать», когда все вокруг пело без малейшего усилия человеческого. Смертный прославляет себя, считая, что прославляет мир.
Еще один шепоток и Карна плавно наклонила голову, приподнимая край черной туники. Вокруг левой ноги свернулась разноцветная, пестрая, живая лента. Женщина засмеялась без звука, осторожно опускаясь в кресло и поднимая ножку так, чтобы можно было любоваться капризной любимицей. Губы ее чуть задрожали, но ни одного звука не сорвалось с них. Лишь показалось, что змея крепче обвилась и, уютно положив голову, – заснула. Ведунья аккуратно вытянула обе ножки, напевая едва слышную мелодию и улыбаясь одними глазами восходящему солнцу.
26 число месяца Полотна.
Шенбрунн. Королевский парк.
Весенний непоседа-ветер проносился среди деревьев, пытаясь расшевелить их и даже заставить танцевать вместе с собой. Голос ветра то шумный, то едва уловимый человеческим слухом что-то пел, взлетая ввысь, в небеса, подхватывая там, в синеве снопы солнечных лучей и рассыпая их щедрой рукой среди гуляющих людей, которым оставалось только жмурится и невольно улыбаться проказам ветреного шалуна. А ему дела не было до людей, он кружил вкруг кокетливо склоняющихся перед ним деревьев, обнимал невидимыми руками статуи, сдувая с них холод прошедшей зимы и казалось, что безмолвные камни вздыхают, когда ветер несется дальше, ожидая его вновь и вновь, как то немногое, что по прежнему соединяет их с миром живых:
- Нет, это не святая! Какая святая будет выглядеть столь соблазнительно, Элен? - раздался полу-смешок.
- Это Актавия, чьей волей было - соблазнить погубившего Спасителя Луку, - негромко, разглядывая запечатленную в камне девушку, ответила спутница насмешника. - Она хотела погубить его. Наивно, ты полагаешь?
Молодой человек помолчал, переводя взгляд внимательных глаз с застывшей в вечном безмолвии статуи на хрупкую девушку, которая сейчас слишком серьезно смотрела на него. Рука ее так покойно лежала на изгибе его руки, а через все ее тело казалось натянули очень тонкую струну, едва-едва откликающуюся на малейший взгляд или тихое слово:
- Как ты серьезна, Элен, - Дирок еще пару мгновений разглядывал лик статуи, прежде чем кивнуть головой: - Наивно. И очень. Красота не может погубить, а эта девушка - кем бы она не была - очень красива.
- Для тебя любая женщина - красива, - улыбнулась Элен.
- Откуда ты это знаешь? Ведь вроде я тебе не исповедовался, - молодой тан продолжил прогулку по королевскому саду, где они то и дело останавливались, для подобных коротких разговоров. - Впрочем, мое сердце всегда для тебя открыто и ты вольна читать в нем, как в распахнутой книге….
- Какую же страницу вы мне предназначили для прочтения, тан Алиера? - задорно подняв на него глаза, спросила женщина. - Уж не ту ли, в которой записана песня, которую вы мурлыкали, глядя на святую? Книга Учений гласит, что искусный певец способен оживить камень..
Граф рассмеялся:
- Вы не устаете меня удивлять, Элен. Как в такой хорошенькой головке помещается столько всего удивительного? Ваш взор способен отразить и ласку, а острый язычок тут же окатит душем с ледяной водой….
- Мне всегда казалось, что северные таны очень закаленные по своей сути и не боятся прохладной водички….
- Ах, да, при этом еще и сидят на шпильках, а ходят на иголках, чтобы жизнь была веселее, - фыркнул Дирок. - Да, а рассказов о зверях, с которыми в обнимку мы ходим по улицам городов - вы не слышали, Элен? Я обязательно вам поведаю о них на досуге. О, вот и оранжерея! Та малютка сказала, что моя сестра прошла сюда.
Он чуть посторонился, пропуская свою спутницу вперед и вступая под высокий свод огромного царства, подвластного лишь заботливым рукам королевских садовников.
- Как они тут не задыхаются? - невольно приглушая голос, удивился молодой тан, оглядываясь по сторонам. - Смотрите, Элен, орхидея. Я еще не был там где растет этот цветок, но один мой друг рассказывал, что он поразительно долго может стоять почти без воды. Странно, она выглядит как не живая. Словно ее сделали из кусочков темно-розовой ткани.
- И не пахнет, - тихо продолжила его мысль Элен. - В природе жизнь всегда рядом со смертью…. Хотя, этот цветок - не мертвый, он просто не живой.
Дирок промолчал, легко поведя женщину дальше и глядя в никуда внезапно потемневшими глазами. Пройдя несколько шагов он тихо, распевно заговорил, обращаясь то ли к цветам, то ли к той, что шла рядом:
- В одной древней песне о тех странных летах, когда боги ходили средь людей, даря им то, что щедрость людей позволяла взять. Кажется тогда не было жадности и лжи, не было зависти и пустоты. Сердца были открыты, чтобы жить, а не скучно волочить дни друг за другом. Битвы были за жизнь, преодолевающую боль и страх перед смертью. Так было до того мига, когда один из людей - я не помню его имени - не попросил себе вечности. Глупец, - насмешливо брошенное на тропинку перед ними последнее слово, заставило Элен поднять глаза, встречаясь взглядом с графом Алиера.
- Почему?
- Потому что бессмертье - лишь тень. Оно мертво и наполнено бессмертной тишиной, как тот цветок орхидеи, сердечко мое, - улыбнулся мужчина.
Вновь необъяснимо серьезные взгляд темных глаз и неожиданно легкая улыбка:
- Откуда ты знаешь?
Тан севера ухмыльнулся, отводя ветку, преградившую было путь:
- Песня так учит, она мудрее всяких книг, - он резко остановился, разглядывая небольшую корзинку, стоящую на скамье. - Объясните, что можно унести в столь маленькой корзиночке? Пару зернышек? Постойте здесь, я разыщу сестру, она должна быть где-то рядом. Сандра!
Но не успел он сделать и пары шагов, как приглушенный возглас за спиной заставил его быстро повернуться. Элен застыла рядом со скамьей, правая рука ее была поднята над корзинкой, из которой медленно появилась точенная головка змеи. Каким-то чудом неожиданная гостья не нападала, двигаясь почти незаметно, плавно. Минута и она замерла, завораживающе качнувшись из стороны в сторону и вновь замерев. Дирок резко выдернул кинжал, заканчивая странный танец одним движением. Сталь, сверкнув, замерла, как и экзотичная "танцовщица", а тан бросился к женщине, которая смотрела на змею, словно завороженная странным танцем:
- Ты в порядке, Элен? - у их ног бессильно содрогалось обезглавленное тело.
- Да, все хорошо, - негромко откликнулась она.
Граф дэ Ла Прад поднял свой кинжал и резким движением опрокинул корзинку из которой посыпались лепестки роз: розовые, красные, белоснежные.
- Дирок, что ты творишь! - возмущенный возглас принадлежал рыжеволосой красавице.
- Ты чуть-чуть опередила мой вопрос, сестра, - откликнулся тан Алиера. - Мне любопытно зачем тебе в корзинке змея?
В изумрудных глазах фрейлины вспыхнуло изумление, но когда она увидела обезглавленную змею, то поняла все без слов. И лишь покачала головой, осторожно поднимая корзинку:
- Ничего не меняется, - тихий голос Элен, обратил на себя внимание как Дирока, так и Сандры. - Двор по прежнему славен любопытными подарками.
- Пожалуй я отважу от тебя, Сандра, этого неведомого дарителя, - проворчал граф, хмуро вонзая кинжал в землю, чтобы стереть с него мутную кровь. - Но, прошу прощения, я не представил вас. Сандра дэ Ла Прад, моя единственная сестра. Элен де Эстэ, благодаря которой я сейчас говорю с тобой. Именно Элен заметила эту тварь в твоей корзинке….
Сандра и Элен обменялись короткими реверансами и внимательно посмотрели друг на друга, прежде чем первая тихо спросила:
- Вы очень испугались?
- Я не успела, - мягко улыбнулась Элен. - Подоспел ваш брат.
- Но мог и опоздать, так что с этого дня за тобой будет усилен присмотр, Сандра, - казалось, что мужчину что-то сильно мучит, но он предпочитает ворчать, чем сказать об этом прямо.
Сандра фыркнула, как котенок:
- О не надо, Дирок! Я совсем недавно была под неусыпным присмотром одного молодого адъютанта, которого приставил ко мне Никола, лишив тем самым юношу всех прелестей жизни и заставив присматривать за стареющей фрейлиной!
Дирок и Элен дружно посмотрели на свою попутчицу, которая чуть махнула рукой:
- Хорошо, я преувеличила, но может достаточно одного раза?
- Я поговорю с твоим женихом, сестра, - кажется этот ответ совсем не успокоил девушку, а продолжение беседы - тем более: - Прямо сейчас.
- С мужчинами спорить невозможно, - пожаловалась Сандра Элен.
- Особенно с любящими, - откликнулась та, задумчиво переводя взгляд с сестры на брата.
Сандра улыбнулась, кивая головой и останавливаясь:
- Я была рада познакомиться с вами, Элен, надеюсь, что это не последняя наша встреча, - девушки вновь обменялись взглядами, странно напоминая друг друга. - Мне нужно идти к Ее Величеству, она наверняка уже проснулась после дневного сна.
Дирок легко склонился перед сестрой:
- А я разыщу вашего бравого капитана императорских гвардейцев….
Раздавшийся за их спиной голос был похож на мелодию, только опасную, как шипение змеи, готовящейся напасть:
- Вам не стоит тогда оставлять вашу очаровательную сестру, тан Алиера. Просто проводите ее до покоем Ее Величества.
Говорившая, сверкнула белоснежными зубами, улыбаясь обернувшимся к ней людям. Черные, миндалевидные глаза без малейшего волнения встретили взгляды всех троих.
- Что вы имеете в виду, Карна?
- Всем известно, как ревностно маркиз де Нортми относится к исполнению своего… долга, - негромко ответила молодая женщина, чуть склоняя голову набок. - А Ее Величество так нуждается в круглосуточной опеке…
- Как вы добры, номени Норн, - откликнулась появившаяся за спиной Карны Эрмина Иберо в сопровождении небольшой группы фрейлин. - Я никогда не забываю о доброте. Граф… Номени…. - прекрасная головка, украшенная как короной - жемчужно-алмазной диадемой, склонилась, приветствуя. - Сандра, - обратилась императрица к своей фрейлине. - Мы заждались вас и решили прогуляться по оранжерее, но на аллее рядом распустились первые цветы. Ты должна на это посмотреть….
Дирок улыбнулся, проводив вежливым поклоном свиту Ее Величества, а затем переведя взгляд на все еще стоящую рядом Карну Норн, чей пронзительный взор тоже не отрывался от удаляющейся стайки фрейлин. Молодой тан почувствовал мягкое прикосновение ладони к своей руке. Элен взяла его под руку, чуть улыбаясь:
- Пойдем? - этот короткий вопрос заставил очнуться и черноволосую красавицу-северянку, посмотревшую на заговорившую острым взглядом, улыбнувшуюся холодно и без слова удалившуюся прочь.
А тан Алиера словно и не слышал свою спутницу и лишь когда она еще раз негромко назвала его имя, он - очнулся:
- О чем ты задумался, Дирок?
- Мне жаль это женщину…. Она - несчастна. Любовь страшнее смерти, когда удаляется бесследно, - но не привыкший горевать мужчина тут же гордо вскинул голову, решительно продолжив: - Идем!
Шенбрунн. Королевский парк.
Весенний непоседа-ветер проносился среди деревьев, пытаясь расшевелить их и даже заставить танцевать вместе с собой. Голос ветра то шумный, то едва уловимый человеческим слухом что-то пел, взлетая ввысь, в небеса, подхватывая там, в синеве снопы солнечных лучей и рассыпая их щедрой рукой среди гуляющих людей, которым оставалось только жмурится и невольно улыбаться проказам ветреного шалуна. А ему дела не было до людей, он кружил вкруг кокетливо склоняющихся перед ним деревьев, обнимал невидимыми руками статуи, сдувая с них холод прошедшей зимы и казалось, что безмолвные камни вздыхают, когда ветер несется дальше, ожидая его вновь и вновь, как то немногое, что по прежнему соединяет их с миром живых:
- Нет, это не святая! Какая святая будет выглядеть столь соблазнительно, Элен? - раздался полу-смешок.
- Это Актавия, чьей волей было - соблазнить погубившего Спасителя Луку, - негромко, разглядывая запечатленную в камне девушку, ответила спутница насмешника. - Она хотела погубить его. Наивно, ты полагаешь?
Молодой человек помолчал, переводя взгляд внимательных глаз с застывшей в вечном безмолвии статуи на хрупкую девушку, которая сейчас слишком серьезно смотрела на него. Рука ее так покойно лежала на изгибе его руки, а через все ее тело казалось натянули очень тонкую струну, едва-едва откликающуюся на малейший взгляд или тихое слово:
- Как ты серьезна, Элен, - Дирок еще пару мгновений разглядывал лик статуи, прежде чем кивнуть головой: - Наивно. И очень. Красота не может погубить, а эта девушка - кем бы она не была - очень красива.
- Для тебя любая женщина - красива, - улыбнулась Элен.
- Откуда ты это знаешь? Ведь вроде я тебе не исповедовался, - молодой тан продолжил прогулку по королевскому саду, где они то и дело останавливались, для подобных коротких разговоров. - Впрочем, мое сердце всегда для тебя открыто и ты вольна читать в нем, как в распахнутой книге….
- Какую же страницу вы мне предназначили для прочтения, тан Алиера? - задорно подняв на него глаза, спросила женщина. - Уж не ту ли, в которой записана песня, которую вы мурлыкали, глядя на святую? Книга Учений гласит, что искусный певец способен оживить камень..
Граф рассмеялся:
- Вы не устаете меня удивлять, Элен. Как в такой хорошенькой головке помещается столько всего удивительного? Ваш взор способен отразить и ласку, а острый язычок тут же окатит душем с ледяной водой….
- Мне всегда казалось, что северные таны очень закаленные по своей сути и не боятся прохладной водички….
- Ах, да, при этом еще и сидят на шпильках, а ходят на иголках, чтобы жизнь была веселее, - фыркнул Дирок. - Да, а рассказов о зверях, с которыми в обнимку мы ходим по улицам городов - вы не слышали, Элен? Я обязательно вам поведаю о них на досуге. О, вот и оранжерея! Та малютка сказала, что моя сестра прошла сюда.
Он чуть посторонился, пропуская свою спутницу вперед и вступая под высокий свод огромного царства, подвластного лишь заботливым рукам королевских садовников.
- Как они тут не задыхаются? - невольно приглушая голос, удивился молодой тан, оглядываясь по сторонам. - Смотрите, Элен, орхидея. Я еще не был там где растет этот цветок, но один мой друг рассказывал, что он поразительно долго может стоять почти без воды. Странно, она выглядит как не живая. Словно ее сделали из кусочков темно-розовой ткани.
- И не пахнет, - тихо продолжила его мысль Элен. - В природе жизнь всегда рядом со смертью…. Хотя, этот цветок - не мертвый, он просто не живой.
Дирок промолчал, легко поведя женщину дальше и глядя в никуда внезапно потемневшими глазами. Пройдя несколько шагов он тихо, распевно заговорил, обращаясь то ли к цветам, то ли к той, что шла рядом:
- В одной древней песне о тех странных летах, когда боги ходили средь людей, даря им то, что щедрость людей позволяла взять. Кажется тогда не было жадности и лжи, не было зависти и пустоты. Сердца были открыты, чтобы жить, а не скучно волочить дни друг за другом. Битвы были за жизнь, преодолевающую боль и страх перед смертью. Так было до того мига, когда один из людей - я не помню его имени - не попросил себе вечности. Глупец, - насмешливо брошенное на тропинку перед ними последнее слово, заставило Элен поднять глаза, встречаясь взглядом с графом Алиера.
- Почему?
- Потому что бессмертье - лишь тень. Оно мертво и наполнено бессмертной тишиной, как тот цветок орхидеи, сердечко мое, - улыбнулся мужчина.
Вновь необъяснимо серьезные взгляд темных глаз и неожиданно легкая улыбка:
- Откуда ты знаешь?
Тан севера ухмыльнулся, отводя ветку, преградившую было путь:
- Песня так учит, она мудрее всяких книг, - он резко остановился, разглядывая небольшую корзинку, стоящую на скамье. - Объясните, что можно унести в столь маленькой корзиночке? Пару зернышек? Постойте здесь, я разыщу сестру, она должна быть где-то рядом. Сандра!
Но не успел он сделать и пары шагов, как приглушенный возглас за спиной заставил его быстро повернуться. Элен застыла рядом со скамьей, правая рука ее была поднята над корзинкой, из которой медленно появилась точенная головка змеи. Каким-то чудом неожиданная гостья не нападала, двигаясь почти незаметно, плавно. Минута и она замерла, завораживающе качнувшись из стороны в сторону и вновь замерев. Дирок резко выдернул кинжал, заканчивая странный танец одним движением. Сталь, сверкнув, замерла, как и экзотичная "танцовщица", а тан бросился к женщине, которая смотрела на змею, словно завороженная странным танцем:
- Ты в порядке, Элен? - у их ног бессильно содрогалось обезглавленное тело.
- Да, все хорошо, - негромко откликнулась она.
Граф дэ Ла Прад поднял свой кинжал и резким движением опрокинул корзинку из которой посыпались лепестки роз: розовые, красные, белоснежные.
- Дирок, что ты творишь! - возмущенный возглас принадлежал рыжеволосой красавице.
- Ты чуть-чуть опередила мой вопрос, сестра, - откликнулся тан Алиера. - Мне любопытно зачем тебе в корзинке змея?
В изумрудных глазах фрейлины вспыхнуло изумление, но когда она увидела обезглавленную змею, то поняла все без слов. И лишь покачала головой, осторожно поднимая корзинку:
- Ничего не меняется, - тихий голос Элен, обратил на себя внимание как Дирока, так и Сандры. - Двор по прежнему славен любопытными подарками.
- Пожалуй я отважу от тебя, Сандра, этого неведомого дарителя, - проворчал граф, хмуро вонзая кинжал в землю, чтобы стереть с него мутную кровь. - Но, прошу прощения, я не представил вас. Сандра дэ Ла Прад, моя единственная сестра. Элен де Эстэ, благодаря которой я сейчас говорю с тобой. Именно Элен заметила эту тварь в твоей корзинке….
Сандра и Элен обменялись короткими реверансами и внимательно посмотрели друг на друга, прежде чем первая тихо спросила:
- Вы очень испугались?
- Я не успела, - мягко улыбнулась Элен. - Подоспел ваш брат.
- Но мог и опоздать, так что с этого дня за тобой будет усилен присмотр, Сандра, - казалось, что мужчину что-то сильно мучит, но он предпочитает ворчать, чем сказать об этом прямо.
Сандра фыркнула, как котенок:
- О не надо, Дирок! Я совсем недавно была под неусыпным присмотром одного молодого адъютанта, которого приставил ко мне Никола, лишив тем самым юношу всех прелестей жизни и заставив присматривать за стареющей фрейлиной!
Дирок и Элен дружно посмотрели на свою попутчицу, которая чуть махнула рукой:
- Хорошо, я преувеличила, но может достаточно одного раза?
- Я поговорю с твоим женихом, сестра, - кажется этот ответ совсем не успокоил девушку, а продолжение беседы - тем более: - Прямо сейчас.
- С мужчинами спорить невозможно, - пожаловалась Сандра Элен.
- Особенно с любящими, - откликнулась та, задумчиво переводя взгляд с сестры на брата.
Сандра улыбнулась, кивая головой и останавливаясь:
- Я была рада познакомиться с вами, Элен, надеюсь, что это не последняя наша встреча, - девушки вновь обменялись взглядами, странно напоминая друг друга. - Мне нужно идти к Ее Величеству, она наверняка уже проснулась после дневного сна.
Дирок легко склонился перед сестрой:
- А я разыщу вашего бравого капитана императорских гвардейцев….
Раздавшийся за их спиной голос был похож на мелодию, только опасную, как шипение змеи, готовящейся напасть:
- Вам не стоит тогда оставлять вашу очаровательную сестру, тан Алиера. Просто проводите ее до покоем Ее Величества.
Говорившая, сверкнула белоснежными зубами, улыбаясь обернувшимся к ней людям. Черные, миндалевидные глаза без малейшего волнения встретили взгляды всех троих.
- Что вы имеете в виду, Карна?
- Всем известно, как ревностно маркиз де Нортми относится к исполнению своего… долга, - негромко ответила молодая женщина, чуть склоняя голову набок. - А Ее Величество так нуждается в круглосуточной опеке…
- Как вы добры, номени Норн, - откликнулась появившаяся за спиной Карны Эрмина Иберо в сопровождении небольшой группы фрейлин. - Я никогда не забываю о доброте. Граф… Номени…. - прекрасная головка, украшенная как короной - жемчужно-алмазной диадемой, склонилась, приветствуя. - Сандра, - обратилась императрица к своей фрейлине. - Мы заждались вас и решили прогуляться по оранжерее, но на аллее рядом распустились первые цветы. Ты должна на это посмотреть….
Дирок улыбнулся, проводив вежливым поклоном свиту Ее Величества, а затем переведя взгляд на все еще стоящую рядом Карну Норн, чей пронзительный взор тоже не отрывался от удаляющейся стайки фрейлин. Молодой тан почувствовал мягкое прикосновение ладони к своей руке. Элен взяла его под руку, чуть улыбаясь:
- Пойдем? - этот короткий вопрос заставил очнуться и черноволосую красавицу-северянку, посмотревшую на заговорившую острым взглядом, улыбнувшуюся холодно и без слова удалившуюся прочь.
А тан Алиера словно и не слышал свою спутницу и лишь когда она еще раз негромко назвала его имя, он - очнулся:
- О чем ты задумался, Дирок?
- Мне жаль это женщину…. Она - несчастна. Любовь страшнее смерти, когда удаляется бесследно, - но не привыкший горевать мужчина тут же гордо вскинул голову, решительно продолжив: - Идем!
26 день месяца Полотна. Рунн. Шенбруннский парк.
Жизни вкус как-то вышел весь © я
- Идем. – Согласно кивнула Элен, вкладывая свою ладошку в мужскую руку. Как все оказалось просто. Она чему-то все же научилась за прошедшие годы - играть на чувствах мужчин к ней. Причем весьма неплохо. И вот она знакома с невестой Николы де Нортми и представлена Ее Императорскому Величеству. Но удивляло не это, а то, что осуществившееся мало ее волновало. Ей было все равно.
Все это время она упивалась своими страданиями, как редким и дорогим вином, жертвовала собой не понятно во имя и ради чего, сама искала себе проблемы и придумывала неприятности. А это никому не было нужно. Кроме нее самой. Все, чем она жила, потускнело и выцвело, выдохлось и рассыпалось пеплом. Старое и новое… Какие глупости. Все в наших руках. Мария тогда была права, сказав: «Ты сама вольна выбирать свою дорогу». И она выбрала. А потом долго и мучительно гордилась своим выбором и своей ошибкой. Зачем?
Даже сейчас она так и не научилась не жалеть о свершенном. А стоило. Нельзя же всю жизнь тратить на мучения.
- Ты все-таки испугалась. – Заметил Дирок, наблюдая за девушкой, которая шла рядом с ним, снова погрузившись в свои мысли. Элен отрицательно покачала головой, отчего ее волосы рассыпались по плечам.
- Нет. Все в порядке. – Улыбнулась она. – Я думала о наших ошибках.
- У тебя их много, Элен? – Удивленно поднял бровь тан Алиера. – Извини, но я не верю.
Женщина рассмеялась.
- Я гораздо больше грешница, чем святая. Об этом знают многие мужчины Рунна, Рокки. – Когда это она научилась быть жестокой. – Меня больше интересует – почему мы всегда перекладываем ответственность за свои ошибки на другие плечи.
- Не знаю, как принято в Рунне, но в Алиере мы отвечаем за свои поступки. – Совершенно серьезно ответил Дирок, глядя прямо в черные глаза.
- Я и не думала о тебе. – Успокоила Элен.
- Это стоит исправить, номени. – Тихо сказал тан, привлекая девушку к себе и желая поцеловать. Но, видимо, не судьба.
- Ваша сестра сказала мне, что вы искали меня, тан Алиера. – Элен вздрогнула, и хорошо бы Дирок отнес это на неожиданность.
- А вас не учили хорошим манерам, капитан де Нортми? – Спокойно сказал северянин, оборачиваясь к говорившему, но не выпуская руки куртизанки.
- В глубоком детстве. – Покаялся золотоволосый мужчина. – Но я не припоминаю, чтобы кто-то жаловался на них до сегодняшнего дня.
- Значит, я буду первым. – Как она была сейчас благодарна властителю Алиера за то, что он дал ей пару минут – придти в себя, взяв на себя разговор с капитаном императорских гвардейцев. Она долго готовилась к этой встрече, но все было напрасно. - Вы, к сожалению, не усвоили, что в природе существует такт и уважение к женщине.
- Ах, это. – Никола сокрушенно покачал головой. И впервые за все это время посмотрел на Элен. – Номени де Эстэ простит меня, неправда ли?
Она улыбнулась и поаплодировала себе. Молодец!
- Как всегда, – Голос ее был совершенно спокоен.
- Итак, если на этом вопрос манер исчерпан, я бы хотел узнать – чем могу быть вам полезен, тан. – Она впервые видела Николу в официальной обстановке, при исполнении обязанностей, в сопровождении адъютанта и оруженосца. Строгим и скупым на слова.
- Если вы уже видели мою сестру, то она должна была рассказать вам об инциденте, произошедшем в оранжерее.
Маркиз де Нортми кивнул и едва коснулся взглядом лица Элен.
- Дворец встретил вас не очень радушно, номени.
- Я к этому привыкла. – Смешно и нелепо… Какая вежливая светская беседа.
- Змея предназначалась другой девушке. – Уверенно сказал тан.
- Несомненно, - кивнул Никола, возвращаясь к разговору с Дироком. – Целью была Сандра. Даже после смерти Императора ее не могут оставить в покое, кто-то слишком одержим и желает возвращения старых долгов.
- Вы догадываетесь – кто?
Капитан молчал. Потом усмехнулся.
- Поверьте мне, даже если бы я догадывался, знал наверняка и хотел что-либо с этим сделать, это мало что изменило бы. Здесь каждый играет только сам для себя.
- Значит, вы не заинтересованы в защите Сандры? – Уточнил северянин.
- Одно не исключает другого. – Скорее для себя, чем для других ответил Никола. – Я думаю, что Эстебан с удовольствием вновь составит компанию номени Дэ Ла Прад. Они, кажется, подружились. – Усмехнулся маркиз, оборачиваясь к своему адъютанту. Тот улыбнулся в ответ и кивнул.
- Хорошо, так всем будет спокойнее. И вам в первую очередь, капитан де Нортми. Ведь вы так заботитесь о своей невесте. – Насмешливо заключил Дирок Дэ Ла Прад.
- Как мило, что все довольны и счастливы. – Ответил Никола и кивнул тану Алиера и его спутнице. – А теперь позвольте мне откланяться и заняться своими обязанностями.
Небо было непозволительно высоким, солнце расточительно ярким, а ей было до неприличия безразлично то, что произошло. Она разучилась удивляться и что-либо чувствовать. Ей было легко и хорошо.
- Кто он для тебя? – Дирок имел право на этот вопрос, а она не имела права не ответить.
- Он был вкусом моей жизни и самой жизнью. – Она смело посмотрела на стоящего рядом мужчину, который не отпустил ее руку, несмотря ни на что. – А потом весь вышел.
- Я смогу вернуть тебе вкус к ней, ведь это самое прекрасное, что у нас есть. – Пообещал северянин, и у нее не было причин не верить ему.
- Не нужно совершать ради меня подвиги, - попросила она. – Я не заслуживаю этого.
- Тогда приказывайте, Элен. Что я должен сделать? – Он нашел и вторую ее ладонь и коснулся их поцелуем.
- Любите меня. Просто любите. – Прошептала женщина, прижимаясь к нему всем телом, касаясь мужских губ своими и не собираясь каяться и винить себя в том, что на самом деле просит самого величайшего подвига из всех подвластных человеку.
Тан Алиера выполнил приказ.
Жизни вкус как-то вышел весь © я
- Идем. – Согласно кивнула Элен, вкладывая свою ладошку в мужскую руку. Как все оказалось просто. Она чему-то все же научилась за прошедшие годы - играть на чувствах мужчин к ней. Причем весьма неплохо. И вот она знакома с невестой Николы де Нортми и представлена Ее Императорскому Величеству. Но удивляло не это, а то, что осуществившееся мало ее волновало. Ей было все равно.
Все это время она упивалась своими страданиями, как редким и дорогим вином, жертвовала собой не понятно во имя и ради чего, сама искала себе проблемы и придумывала неприятности. А это никому не было нужно. Кроме нее самой. Все, чем она жила, потускнело и выцвело, выдохлось и рассыпалось пеплом. Старое и новое… Какие глупости. Все в наших руках. Мария тогда была права, сказав: «Ты сама вольна выбирать свою дорогу». И она выбрала. А потом долго и мучительно гордилась своим выбором и своей ошибкой. Зачем?
Даже сейчас она так и не научилась не жалеть о свершенном. А стоило. Нельзя же всю жизнь тратить на мучения.
- Ты все-таки испугалась. – Заметил Дирок, наблюдая за девушкой, которая шла рядом с ним, снова погрузившись в свои мысли. Элен отрицательно покачала головой, отчего ее волосы рассыпались по плечам.
- Нет. Все в порядке. – Улыбнулась она. – Я думала о наших ошибках.
- У тебя их много, Элен? – Удивленно поднял бровь тан Алиера. – Извини, но я не верю.
Женщина рассмеялась.
- Я гораздо больше грешница, чем святая. Об этом знают многие мужчины Рунна, Рокки. – Когда это она научилась быть жестокой. – Меня больше интересует – почему мы всегда перекладываем ответственность за свои ошибки на другие плечи.
- Не знаю, как принято в Рунне, но в Алиере мы отвечаем за свои поступки. – Совершенно серьезно ответил Дирок, глядя прямо в черные глаза.
- Я и не думала о тебе. – Успокоила Элен.
- Это стоит исправить, номени. – Тихо сказал тан, привлекая девушку к себе и желая поцеловать. Но, видимо, не судьба.
- Ваша сестра сказала мне, что вы искали меня, тан Алиера. – Элен вздрогнула, и хорошо бы Дирок отнес это на неожиданность.
- А вас не учили хорошим манерам, капитан де Нортми? – Спокойно сказал северянин, оборачиваясь к говорившему, но не выпуская руки куртизанки.
- В глубоком детстве. – Покаялся золотоволосый мужчина. – Но я не припоминаю, чтобы кто-то жаловался на них до сегодняшнего дня.
- Значит, я буду первым. – Как она была сейчас благодарна властителю Алиера за то, что он дал ей пару минут – придти в себя, взяв на себя разговор с капитаном императорских гвардейцев. Она долго готовилась к этой встрече, но все было напрасно. - Вы, к сожалению, не усвоили, что в природе существует такт и уважение к женщине.
- Ах, это. – Никола сокрушенно покачал головой. И впервые за все это время посмотрел на Элен. – Номени де Эстэ простит меня, неправда ли?
Она улыбнулась и поаплодировала себе. Молодец!
- Как всегда, – Голос ее был совершенно спокоен.
- Итак, если на этом вопрос манер исчерпан, я бы хотел узнать – чем могу быть вам полезен, тан. – Она впервые видела Николу в официальной обстановке, при исполнении обязанностей, в сопровождении адъютанта и оруженосца. Строгим и скупым на слова.
- Если вы уже видели мою сестру, то она должна была рассказать вам об инциденте, произошедшем в оранжерее.
Маркиз де Нортми кивнул и едва коснулся взглядом лица Элен.
- Дворец встретил вас не очень радушно, номени.
- Я к этому привыкла. – Смешно и нелепо… Какая вежливая светская беседа.
- Змея предназначалась другой девушке. – Уверенно сказал тан.
- Несомненно, - кивнул Никола, возвращаясь к разговору с Дироком. – Целью была Сандра. Даже после смерти Императора ее не могут оставить в покое, кто-то слишком одержим и желает возвращения старых долгов.
- Вы догадываетесь – кто?
Капитан молчал. Потом усмехнулся.
- Поверьте мне, даже если бы я догадывался, знал наверняка и хотел что-либо с этим сделать, это мало что изменило бы. Здесь каждый играет только сам для себя.
- Значит, вы не заинтересованы в защите Сандры? – Уточнил северянин.
- Одно не исключает другого. – Скорее для себя, чем для других ответил Никола. – Я думаю, что Эстебан с удовольствием вновь составит компанию номени Дэ Ла Прад. Они, кажется, подружились. – Усмехнулся маркиз, оборачиваясь к своему адъютанту. Тот улыбнулся в ответ и кивнул.
- Хорошо, так всем будет спокойнее. И вам в первую очередь, капитан де Нортми. Ведь вы так заботитесь о своей невесте. – Насмешливо заключил Дирок Дэ Ла Прад.
- Как мило, что все довольны и счастливы. – Ответил Никола и кивнул тану Алиера и его спутнице. – А теперь позвольте мне откланяться и заняться своими обязанностями.
Небо было непозволительно высоким, солнце расточительно ярким, а ей было до неприличия безразлично то, что произошло. Она разучилась удивляться и что-либо чувствовать. Ей было легко и хорошо.
- Кто он для тебя? – Дирок имел право на этот вопрос, а она не имела права не ответить.
- Он был вкусом моей жизни и самой жизнью. – Она смело посмотрела на стоящего рядом мужчину, который не отпустил ее руку, несмотря ни на что. – А потом весь вышел.
- Я смогу вернуть тебе вкус к ней, ведь это самое прекрасное, что у нас есть. – Пообещал северянин, и у нее не было причин не верить ему.
- Не нужно совершать ради меня подвиги, - попросила она. – Я не заслуживаю этого.
- Тогда приказывайте, Элен. Что я должен сделать? – Он нашел и вторую ее ладонь и коснулся их поцелуем.
- Любите меня. Просто любите. – Прошептала женщина, прижимаясь к нему всем телом, касаясь мужских губ своими и не собираясь каяться и винить себя в том, что на самом деле просит самого величайшего подвига из всех подвластных человеку.
Тан Алиера выполнил приказ.
26 число месяца Полотна.
Шенбрунн. Парк.
Когда нужно мысль обгоняет даже чувства, те кто говорят, что следуют первому велению сердца – или весьма наивны, или хитры. Потому что на самом деле сознание опережает чувства человека в этот миг, оценивая все: образ, движения, внимание, расположенность и – моментально просчитывая следующий ход – следует предложение:
- Я обещала вам, Анриетта, чай? Надеюсь, сегодня у вас не запланирован обед?
Девушка, почти дитя, подняла на заговорившую вдруг с ней женщину свои большие глаза и, казалось, задумалась на несколько мгновений, но лишь для того, чтобы тихо сказать:
- Нет. Я свободна сегодня.
- Это чудесно. Пройдемте, номени, если вы не возражаете – через королевскую оранжерею. Хочу взять несколько цветов, чтобы украсить наше с вами скромное чаепитие, - красивые губы улыбнулись, а в глазах сверкал тот самый странный, неуловимый огонь.
Девочка встала и молча кивнула сопровождавшему ее слуге, прижимая к груди книгу, которую читала до того, как с ней заговорили. Карна тоже кивнула слуге:
- Я провожу вашу хозяйку до парома, можете ее там подождать, - взгляд не оставлял выбора, как и тон голоса.
Слуга удалился, а женщина и девочка молча направились к оранжерее. Карна продолжала двигаться, как и ее мысль – стремительно, решая еще одну задачку и явно удовлетворяясь ответом, который она получала….
…. Когда она заговорила, то была уверена, что стреляет наугад, но как известно – такие выстрелы бывают удачными:
- Вам не стоит тогда оставлять вашу очаровательную сестру, тан Алиера. Просто проводите ее до покоев Ее Величества.
- Что вы имеете в виду, Карна? – милая, милая Сандра…. Тебя еще спасало то, что Александр был склонен считать «поисками любви». Как же это наивно – прожить при дворе столько времени и не научится одевать даже самой простенькой маски – невозмутимости.
- Всем известно, как ревностно маркиз де Нортми относится к исполнению своего… долга, - негромко ответила молодая женщина, чуть склоняя голову набок: «Ну же, Сандра, наверняка, тебя заденет это… Ты так печешься о добром имени…. «подруги». - А Ее Величество так нуждается в круглосуточной опеке…
Как это мило! Карна с искренним восхищением проводила свиту Эрмины взглядом: «Александр, ты не зря так долго жил с этой женщиной. Милое единение чувств, преодолевающих смерть. Наверное, именно так обретают бессмертие. Время все сделает за меня… время и желание.. желание почти любой женщины. Ах, только она – не любая. Поэтому ненависть лишняя здесь». Она бы даже рассмеялась, если бы не невольные зрители….
- Красивая могила, - хрипловатый голос был почти неслышен в мареве оранжереи.
- Душная, - откликнулся холодный голосок и, Карна вспомнила, что она ни одна. – Вы уже нашли так необходимые вам цветы, номени?
Черные глаза вспыхнули, встречая нарочито равнодушный взгляд стоящей рядом девочки.
- Да, пойдемте, номени. А вы? Вы что-нибудь тут нашли необходимое для себя?
- Вопросы, номени.
Да, она не ошиблась. Ну что же, мысли как всегда оказались верными. Мысли, безошибочно предупреждающие чувства о неизбежном:
- Охотно отвечу на них, если буду в силах.
Шенбрунн. Парк.
Когда нужно мысль обгоняет даже чувства, те кто говорят, что следуют первому велению сердца – или весьма наивны, или хитры. Потому что на самом деле сознание опережает чувства человека в этот миг, оценивая все: образ, движения, внимание, расположенность и – моментально просчитывая следующий ход – следует предложение:
- Я обещала вам, Анриетта, чай? Надеюсь, сегодня у вас не запланирован обед?
Девушка, почти дитя, подняла на заговорившую вдруг с ней женщину свои большие глаза и, казалось, задумалась на несколько мгновений, но лишь для того, чтобы тихо сказать:
- Нет. Я свободна сегодня.
- Это чудесно. Пройдемте, номени, если вы не возражаете – через королевскую оранжерею. Хочу взять несколько цветов, чтобы украсить наше с вами скромное чаепитие, - красивые губы улыбнулись, а в глазах сверкал тот самый странный, неуловимый огонь.
Девочка встала и молча кивнула сопровождавшему ее слуге, прижимая к груди книгу, которую читала до того, как с ней заговорили. Карна тоже кивнула слуге:
- Я провожу вашу хозяйку до парома, можете ее там подождать, - взгляд не оставлял выбора, как и тон голоса.
Слуга удалился, а женщина и девочка молча направились к оранжерее. Карна продолжала двигаться, как и ее мысль – стремительно, решая еще одну задачку и явно удовлетворяясь ответом, который она получала….
…. Когда она заговорила, то была уверена, что стреляет наугад, но как известно – такие выстрелы бывают удачными:
- Вам не стоит тогда оставлять вашу очаровательную сестру, тан Алиера. Просто проводите ее до покоев Ее Величества.
- Что вы имеете в виду, Карна? – милая, милая Сандра…. Тебя еще спасало то, что Александр был склонен считать «поисками любви». Как же это наивно – прожить при дворе столько времени и не научится одевать даже самой простенькой маски – невозмутимости.
- Всем известно, как ревностно маркиз де Нортми относится к исполнению своего… долга, - негромко ответила молодая женщина, чуть склоняя голову набок: «Ну же, Сандра, наверняка, тебя заденет это… Ты так печешься о добром имени…. «подруги». - А Ее Величество так нуждается в круглосуточной опеке…
Как это мило! Карна с искренним восхищением проводила свиту Эрмины взглядом: «Александр, ты не зря так долго жил с этой женщиной. Милое единение чувств, преодолевающих смерть. Наверное, именно так обретают бессмертие. Время все сделает за меня… время и желание.. желание почти любой женщины. Ах, только она – не любая. Поэтому ненависть лишняя здесь». Она бы даже рассмеялась, если бы не невольные зрители….
- Красивая могила, - хрипловатый голос был почти неслышен в мареве оранжереи.
- Душная, - откликнулся холодный голосок и, Карна вспомнила, что она ни одна. – Вы уже нашли так необходимые вам цветы, номени?
Черные глаза вспыхнули, встречая нарочито равнодушный взгляд стоящей рядом девочки.
- Да, пойдемте, номени. А вы? Вы что-нибудь тут нашли необходимое для себя?
- Вопросы, номени.
Да, она не ошиблась. Ну что же, мысли как всегда оказались верными. Мысли, безошибочно предупреждающие чувства о неизбежном:
- Охотно отвечу на них, если буду в силах.
Это текстовая версия — только основной контент. Для просмотра полной версии этой страницы, пожалуйста, нажмите сюда.