Древнее сказание, утерянное во времени....

В древней книге буквы чертят эту историю. Буквы пляшут в страшном хороводе, разбегаясь и не поддаваясь никаким силам, им не хочется складываться во что-то осмысленное и ясное, но есть сила, которая может совладать с ними. Память способна на многое, если заставить ее ожить и, вытерев пыль со старого переплета, отпереть причудливый замок, распахнуть страницы и дотронуться до пожелтевшей не то бумаги, не то ткани. Тогда непослушные буквы устало остановят свой вечный бег, замрут на мгновенье и сложатся в слоги, слова, предложения, побегут ровными рядами, рисуя, плетя, рассказывая о том, что было или что помнится… О том, о чем не хотят вспоминать, о том, о чем не сказано в истории, о том, о чем умалчивает людская молва – самая верная сплетница в мире. Они поведают легенду, ставшую былью и быль, ставшую сказкой. Они расскажут правду.
    Случилась она на заре времен, когда силы создавшие мир еще не получили имен и звали себя как им хотелось. Люди же их называли Силами или Игроками, позже их звали Богами. Совсем после их назвали демонами. И белое стало черным, а черное белым. Создавшие – разрушающими, уничтожившие – созидающими, а память умерла на устах людской молвы – самой верной сплетницы в мире. День равнялся трем дням нынешнего времени.
    Каждый из Богов сам выбирал себе дом и землю, чтобы жить, творить и совершенствоваться, но все они всегда могли вернуться в Чертоги – огромный зал, затерянный между вчера и сегодня, днем и ночью, светом и тьмой. Изящные и в тоже время величественные колонны поддерживали свод цвета чернильной ночи, на котором сверкали звездочки, и из каждой изливался солнечный свет. Свет дневного светила подаренный ночными красавицами. Это было прекрасно, это было совершенно, это было божественно. Хорошо, что люди не могли видеть этого, потому что увидевший такое однажды – никогда бы не смог жить.
    В один из дней, Крио – один из Богов призвал в Чертоги братьев и сестер. Пять братьев Старших и три сестры откликнулись на зов. Четвертая долго не появлялась. И лишь когда Крио заговорил, сверкание прервало его речь и появилась четвертая из сестер. Легенда гласит, что ей не было равных по красоте и холодности – Леа – лед и совершенство северного сияния, красота полярной ночи.
- Зачем ты собрал нас? - невозмутимый голос прекрасной сестры Богов замораживал воздух. Прозрачная гладь бассейна, раскинувшегося в центре огромного зала, покрылась ледяной коркой, игравшей в лучах падавшего со всех сторон света радугой.
- Не для приятной беседы, - тут же ответил Крио, лед треснул и по глади воды пошли волны. Вода начала закипать.
- Жаль, - откликнулся Бир – повелитель бурь и миражей. - Две сестры уже поссорились сегодня из-за клочка земли на севере. Каждая желает вложить свою силу в него… - Бир тронул каменную статую и та, обернувшись олененком, исчезла в туманной дымке, подступавшей к Чертогам.
Крио повел рукой, прерывая брата:
- Молчаливый покинул нас. – Зал вздрогнул, свет сотен лучей замерцал и забился.
- Что?! - единый крик огласил чертог.
- Тело Молчаливого зверски изуродовано людьми, убившими его. Вот…
Перед изумленными Богами появился светящийся сосуд, где покоились останки одного из них.
- Он был младшим… Его срок не пришел, но он ходил среди людей, - прижимая руку к губам, шептала одна из сестер – Даиль – повелительница дневного света и летнего ветра.
Леа молча смотрела на Крио. Губы богини скривились в странной улыбке, но слова за нее сказал Раф – владыка тени и облаков:
- Людям не под силу такое. Молчаливый хоть и не получил имени, и срок его не пришел - был одним из нас. Убить его могли только…
Взгляды девяти пар глаз перекрестились. Поднялся Нид – властитель камня и железа:
- Нам под силу воскресить его.
- И начать вражду между собой, - тихо молвила Крои. Их сходство с Крио было бы абсолютным, но сестра всегда задумчива и тиха – повелительница дождя и тумана, а брат - повелевал молниями и громом. - Когда Молчаливый воскреснет, он будет другим. И пожелает найти тех, кто сотворил с ним подобное...
Тарс – владыка огня и эха усмехнулся:
- Неужели это страшит? Мы давно засиделись тут...
Поднялась Леа:
- Наша вражда - скучна. Мы разнесем мир и разойдемся в разные стороны. Пусть люди решают - кому из нас остаться с ними. Мы отдадим им все, что сможем. И Молчаливого тоже… Те, кто оживят его, или погубят мир, или обретут.
- Зачем же отдавать им такой козырь? - поразилась словам сестры Бьер, повелевающая снами и шепотом листьев.
Крио поднялся во весь рост, жестом прекращая все разговоры:
- Выбор между живыми Силами и мертвым богом, который несет своим воскрешением проклятие или благословение... Наделение людей - избранных - великими способностями… Открытия им тайны Сил - пусть управляют и тешат свою ненасытную гордость… Наш всегда молчавший брат сможет стать великим… каждой своей частью, - рука бога скользнула в свечение, окрашиваясь в зарево горящей крови. Он усмехнулся: - Святые мощи… Сила, Власть, Жизнь… Занятные ставки в игре. Разбирайте свои фигуры, братья и сестры… С еще одним условием. Проигравший теряет свою силу, отдавая выигравшему… И становится его покорным слугой. Победитель властен над его жизнью… Такие простые правила – такая сложная игра.
    Девять пар глаз перекрестились. Боги улыбнулись, принимая игру. Девять точеных изящных рук столкнулись над сосудом, источавшим аромат смерти…  Смерти ли? Разве могут Боги умирать? Но, если Боги подарили смерть людям, значит сами они знали о ней… Откуда? Что ждет их в конце пути и есть ли он – этот конец…
Был день первый.


***


    На высоком утесе над бушующим морем стоят двое. Он облачен в серое с бирюзой, она в голубое с серым. Шквальный ветер рвет его темные кудри и ее русые косы, бросается им в лицо, нападает, но двое замерли. Нерушимо. Непоколебимо.
- Что ты знаешь о случившемся? - голос Бира был тих, но в нем слышался рокот волн, накатывающих на неприступные скалы.
Крои вскинула глаза на брата:
- Его убили и расчленили, желая получить силу…
- Они получат ее. Полностью. Как бы им не стало плохо от этой силы...
- Не надо так. Они - люди. Обезумевшие, - узкая ладонь нежно гладила его сильное плечо.
- Они слабы, но пытаются стать равными нам… Мы должны бы наказать их, а мы даруем им величайшее из сокровищ, - сильная рука накрывает изящную руку сестры и сжимает ее в своей огромной ладони. Волны, совсем обезумев, взлетают все выше, окатывая их солеными брызгами.
- Они, как дети, брат… Как дети. Разве можно судить и обвинять детей? – Узкая ладошка выскальзывает из руки брата и касается развеваемых на ветру волос Бога.
- Детей нужно воспитывать. Поркой!
- Детей нужно любить, любить и учить… - Пальцы зарываются в густые локоны и теряются там.
- Возможно, в чем-то ты и права… - Он закрывает глаза и задумывается. – Но мне бы не хотелось, чтобы мы совершили ошибку. Это будет дорого нам стоить…
- Мы не ошибемся… - Маленький пальчик коснулся губ брата, не давая сорваться ответу. Вокруг них зашумел серый дождь, а волны бессильно откатились назад.


***


    Горы, израненные разломами и пропастями, вздыбленные наростами пиков и вершин. Горы, рождающие  металлы и драгоценные камни, скалы – бывшие вулканами, истекшие лавой, рассыпавшиеся пеплом и прахом. И двое на вершине одной из этих несчастных гор. Один сидит на плоском валуне  и играет с маленькой ящеркой – вспыхивающей, сгорающей и возрождающейся из собственного пепла, неожиданно он спрашивает:
- Ты веришь старшему? – Тарс, совсем молодой по меркам Богов, страшный старик по меркам смертных.
- У меня нет повода не верить, - Нид сгибает в пальцах металлические кольца. Потом разгибает их и начинает развлекаться заново, сооружая разные фигурки.
Тарс вскочил:
- А я ходил к черте… И знаю кто там! У них нет имени. Хотя они много старше нас.
Нид невозмутимо поднял глаза на брата, кольцо сломалось в его пальцах:
- Если то, что ты видел - старше, то имя ему есть. Другое дело, что ты его не знаешь. - Тебе расхотелось играть?
Молодой Бог расправил сильные плечи, ящерка вспыхнула в последний раз, и он пустил сверкающий пепел по ветру:
- Отчего же! - но тут же сник. - Но как же Бьер? И остальные сестры.. Разве они смогут на равных бороться с нами?
Нид засмеялся легко и непринужденно, в руках его уже образовалась длинная крепкая цепь:
- Смогут. Еще как.
- Но как…
Так… так… так… ответило насмешливое эхо.
Был день второй.


***


    Чертоги казались пустыми, но лишь на первый взгляд. Даиль, Бьер и Раф стояли возле светящегося сосуда. Руки их едва касались его стенок. Сквозь пальцы плавно лилась кровь.
- Они все погибли?
- Не уверен. Но те, кто поднял на него руку - да. Видевшие остались живы. Совершившие - ушли вслед за ним.
- Люди не уходят вслед за нами. У них свой путь, - тихий голос Даиль перебил сестру и брата.
- Ты уверена? - Раф насмешливо изогнул бровь.
Глаза богини засветились, соперничая с сиянием сосуда:
- Да… Их путь ведет к нам, но никогда люди не подойдут и не встанут рядом. Им не захочется выходить из рамок времени жизни...
Бьер вздохнула:
- Из тебя бы вышла прекрасная Видящая, сестра. Ты убедишь даже нас в том, чего даже и не видела ни разу. Черта одна. И мы были там все.
Кровь остановилась, застывая причудливым узором и связывая их пальцы. Раф напрягся, вглядываясь в узор:
- Десять… правильно - десять.
- Нас девять…
- А священных мощей будет десять, - безапелляционно заявил Раф.
- Двенадцать… - возникший за их спинами Нид, властно вознес руку. Тарс, появившийся вместе с ним, неотрывно смотрел за сосудом. - Вы забыли его голову… и сердце… Не оставлять же нам это в качестве памяти о брате.
Сверкающий сосуд задрожал, разбиваясь...
    Бир и Крои возникли рядом со своими братьями и сестрой. Сразу запахло дождем и морем. Двенадцать частей растерзанного тела замерли в круге между Богами, алые узоры, словно трещины по сухой земле, бежали по ним, складываясь в странные знаки и символы, красноватое свечение разрасталось, становясь невыносимым даже для глаз Старших. Наконец, вспышка ослепительно алого пламени взметнулась высоко к небу, разбрасывая вокруг ледяные искры, и потухла так же стремительно, как появилась. В круге осталось двенадцать предметов, невероятно простых и этим прекрасных.
- Да будет так! – Громовым раскатом за спинами Старших раздался голос Крио. Величественный Бог стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, он хмурился, за его спиной потрескивали разряды маленьких молний. Рядом замерла Леа, красивые губы кривила усмешка, пальцы едва заметно плели непонятный узор – отчего молнии Крио замерзали и падали на пол, разбиваясь. Девять фигур замерли над двенадцатью святынями.
Был день третий.


***


    Они звали это Срезом и боялись туда ходить, но чем больше они боялись, тем притягательнее он казался, тем сильнее манил. Запретный плод… Неразгаданная загадка… За невидимой линией Грани небо и земля сходили с ума, иногда меняясь местами или смешиваясь в страшных судорогах. Там и не было земли и неба, там было… Что? Даже они не знали этого. Сила, чистая сила. Или пустота? Абсолютная пустота. Соляные копи с прожилками черных кристаллов, изумрудная трава, посыпанная стальным пеплом, голубое небо залитое кровавыми облаками, яркое золото осенних лесов с разорванными в клочья листьями. Мир без правил и законов. Безумие, хаос, сила… Или просто мираж. Ждущих за этой таинственной границей нарекли лаами. Вдоль Среза беспокойно вышагивали гигантские джарги. Их изображения пугают людей своей нечеловеческой красотой и неправдоподобием. Тела гигантских кошек венчали человеческие головы, а людские тела украшали морды животных. Первые были умны, изворотливы, но не могли говорить. Когда заговаривали вторые - их было страшно слушать.
    Леа стояла тонко звенящим путем к Срезу. Странный путь манил полупесней-полузовом. Охраняющие его существа перекликались, слыша эту мелодию и заглушая ее своими криками. Рядом с сестрой появился Крио:
- О чем думаешь?
Прервавшийся вопль одного из джаргов был ему ответом. Леа отвела взор, и существо поползло прочь от Богов.
- Опять о нем, - Крио сжал кулаки. - Он всегда тебе нравился.
- Да, - легко согласилась она и, помолчав, спросила. - Это ты сделал? Ты тот, кто дал людям Силу?
Он не торопливо повернул сестру к себе, твердо отвечая:
- Нет. Со временем я бы сделал это. Но не раньше обретения имени. Люди вольны сделать его как Губителем, так и Спасителем. А могут и тем, и другим сразу… но в разные времена, - улыбка осветила его лицо. - Любопытная игра может получиться.
Леа попыталась отвернуться, но жаркие ладони повелителя молний держали крепко:
- Будь на моей стороне... Мы выиграем и будем вместе.
Резкий, безрадостный и беззаботный смех:
- Пойдешь со мной за Срез, брат?
Лед против молний.
- Ты с ума сошла…
Молнии бьют по гладкой тверди льда.
- Пока нет. Иначе уже давно забрала бы тебя с собой, но только туда. Лаами обрадовались бы твоим мыслям, брат. Они гениально просты, - смех снова сорвался с красивых губ. - Но я не пойду туда. Мы пойдем к людям… Все мы… Это будет интересно и опасно для нас… И для них тоже, пожалуй… Но для нас опаснее. Они всего лишь фигуры – мы игроки. Они не знают, что на них играют, а мы играем на собственную жизнь и могущество… Но разве можно не играть? Разве можно?
Брат молчал, вглядываясь в лицо сестры, как будто пытался понять – безумна она или нет. Не дождавшись ответа, она повторила:
- Мы пойдем к людям…
- Зачем?
    Леа улыбнулась. Потом рассмеялась. Крио вдруг отпустил ее и отступил. Молнии разбились о льдину, но та выдержала. Где-то за спиной Богини завыли джарги, они заметались и забились у Грани. Крио отступил еще дальше, Леа по-прежнему стояла не шевелясь… Потом ее рука взлетела в странном жесте и граница разбилась, пропуская странные белесые нити, которые Богиня легко поймала и сплела вязью странных узлов. Граница стала еще плотнее и как будто ощутимее.
- Так будет надежнее – двенадцать узлов, двенадцать святынь, двенадцать печатей… И мир, который держится на них, а не на призрачной грани… - Она, наконец, отступила и только тогда оглянулась на Срез. Один из джаргов подошел к самой грани, заглядывая огромными пустыми глазницами с узкими красными зрачками в глаза Богини, та коснулась грани перед его мордой, ударила, но граница выдержала, тогда Леа склонилась к самой морде животного и что-то прошептала. Джарг вдруг сел и заскулил, обиженно и печально. Леа отвернулась и направилась вслед за Крио…
Был день четвертый.


***


- ЧТО?! - крик пятерых Богов заставил ночной свод Чертогов вздрогнуть, но не остановил их сестер.
- Наши дети родятся среди людей. И от тех, кого мы выберем, - легко улыбнувшись, промолвила Крои.
- Какая глупость, - откликнулся Тарс.
- Прелестно, - подхватил Раф. - А почему не от нас?
Сестры дружно фыркнули:
- Дать вам такой козырь в руки. НИ-ЗА-ЧТО! - четыре призрачных сияния обозначали место исчезновения Богинь.
Оставшиеся Игроки переглянулись.
- Мы тоже можем стать прародителями людей, - воскликнул Тарс.
Крио и Бир обменялись взглядами:
- Можем, - негромко сказал последний. - Но наши дети будут всегда проигрывать их.
- Но... - Крио помолчал, нахмуривая брови. - Их дети могут не полюбить друг друга... Даже родившись от одной матери. Слишком сильна сила "игры"... и выиграть желает всякий…
- Но победитель будет один, если он вообще будет… - Едва слышно завершил Нид.
Был день пятый.


***


- Кто ты? – Человек замер перед ледяным совершенством. Женщина, облаченная в голубоватую почти прозрачную мантию, рассмеялась. Глаза ее вспыхнули осколками льда, она нежно обняла мужчину, приближая свое лицо к его, и прошептала
- Твоя Судьба…
Губы их встретились. Мужчина почувствовал - как все внутри покрывается снежной коркой, но противостоять смертоносному объятию не мог.
- Я многому могу научить тебя, Повелитель Севера, - в женских глазах уже не было холода, они как будто начали оттаивать, становясь ярко синими, белоснежная раньше кожа приобрела слегка розоватый оттенок, единственное, что осталось неизменным – волосы, абсолютно белые, как снега его родины. Она уже не казалась Богиней, а стала простой женщиной, пусть божественно прекрасной.
- Я пойду за тобой в жизни и в смерти, - прошептал мужчина, не в силах оторвать взгляда от красавицы в его объятиях.
- Мне не нужна твоя смерть, - весело рассмеялась та. – Мне нужна жизнь, только жизнь. Та, которую ты можешь подарить мне. Нам. Всему миру.
- Как мне звать тебя?
- Когда-то меня звали Леа…
Льдинками рассыпался их шепот, смешавшись на сомкнувшихся губах. И снежная буря закружилась вокруг, не смея потревожить покой двух фигур, прильнувших друг к другу.
Был день шестой.


***


- Ты все еще сомневаешься? – Черноволосый красавец встал плечом к плечу с рыжеволосым великаном, взиравшим на раскинувшуюся перед ним землю.
- Нет, жребий брошен и первые ходы сделаны, но меня не покидает чувство, что нас всех обманули, что где-то мы не заметили ловушки…
Грозовые облака заклубились на горизонте, рассыпая яркие зарницы, вдали загрохотал гром.
- Ты говоришь о младшем? – В тонких пальцах черноволосого сплелась паутинка причудливой картины и, подхваченная сильным порывом ветра, унеслась прочь
- Да. – Коротко и веско, как гром среди ясного неба.
- Ты что-то подозреваешь?
- Нет, только пытаюсь понять… - Великан обернулся на брата, заглянул ему в глаза, но взгляд Бира был спокоен – непривычно для повелителя бурь. – И еще боюсь, впервые боюсь…
- Проиграть?
- Проиграть… Нет, проигрыш не так страшен, если будет победивший. – Старший брат замолкает и надолго устанавливается тишина, изредка нарушаемая все приближающейся грозой.
- Тогда что может страшить Бога?
Крио посмотрел на непогоду, усугубляющуюся ураганным ветром – не обошлось без Бира – и только потом ответил:
- Я боюсь, что мы сами окажемся всего лишь фигурами, которых разыграет чья-то умелая рука… Тогда игра заранее проиграна, всеми нами. И даже теми, кто рвется из за Грани… Потому что тот, кто смог так легко нас обмануть – наверняка предусмотрел все…
Очередной порыв ветра, сорвал огромный камень и с диким грохотом понес его вниз со склона холма, на котором стояли боги. Небо раскололось пополам молнией и небеса рассыпались проливным дождем, который уже закручивался в отдельные смерчи.
- Если будет так, как ты говоришь… Тогда мир обречен… Уже сейчас, за сотни и тысячи веков до прорыва.
- Нет, любое событие можно предотвратить, если знать - как и когда.
Две фигуры плечом к плечу вышли из бури к поселению людей.
Был день седьмой.

25 день месяца Кинжала
Система пещер в горах Северной Флавии

- Сегодня ты уезжаешь, - негромкий голос прокатился по небольшой пещере и эхом отразился от стен.

Груда козьих шкур в дальнем углу пещеры зашевелилась и оттуда показалась растрепанная голова черноволосой девушки. Она сонно моргнула и устремила большие темные глаза на своего учителя, показывая, что слышит его и готова выполнять все указания.

- Все уже решено. Я опять видел сон. Время пришло, теперь от нас потребуются более активные действия.

Катажина медленно села на своем ложе, стараясь одновременно прийти в себя после недолгого сна и не пропустить ни единого слова из того, что ей говорили. Сладко потягивающаяся девушка представляла из себя зрелище весьма соблазнительное, но, казалось, Ашзера нисколько не трогал вид молодой ученицы. Он был холоден и отстранен. Создавалось впечатление, что здесь, в пещере, присутствует только тело могущественного колдуна в то время, как его мысли и душа витают где-то далеко отсюда.

- Ты поедешь в Рунн и присоединишся ко двору их императорских величеств. Начни новую жизнь. Стань такой же, как они. Тебя примут за свою, не будут ожидать подвоха. Будь такой же, как они... Тебе начнут доверять. Слейся с ними... Только так ты сможешь выполнить, что задумала. Будь одной из них... Но никогда не забывай себя. - негромкие слова падали и падали, как капли дождя, и разбивались о каменный пол.

Внешне Катажина была абсолютно спокойна, но внутри её существа что-то радостно встрепенулось. Наконец-то она сможет жить в условиях, достойных её особы. Девушка презрительно покосилась на скудную обстановку жилища своего учителя. Нет, больше никаких скал, вечного снега, вони, грязи и коз. Больше никаких коз!
Образ жизни молодой номенки подразумевает богатый дом, роскошные наряды, породистых скакунов и изысканное общество. Вот чего она достойна. Вот какое место она должна занять в жизни.

- Никогда не забывай, что я готовил тебя для другого. - Ашзер монотонно продолжал свой монолог. - Ищи людей, которые смогут достичь поставленных нами целей. Используй их. Недовольных и обиженных. Отвергнутых фаворитов. Обделённых императорскими милостями придворных, - голос колдуна приобрел то особенное звучание, делавшее его превосходным оратором. - Ищи людей, обладающих силой. Используй их тоже. Используй силу, но осторожно... Осторожно, ибо твой главный козырь также легко может стать твоей главной погибелью.

Катажина неслышно вздохнула и потянулась за одеждой. Бесшумно натягивая простое платье, она думала, что всё это уже было им сказано. Она и так прекрасно знает, что нужно делать. Этот разговор бесполезен. Но всё же, перебивать своего учителя юная ведьма не смела - ей лучше других был известен раздражительных характер колдуна.
Она сделает всё, как нужно. Пять лет её и без того недолгой жизни Кати готовили к этой поездке. Девушка была уверена, что не перепутает ни строчки из приготовленной специально для неё роли. Она дочь знаменитого скульптора, жившая у своей дальней родственницы в Остаррике. Она, внезапно осиротевшая после страшной трагедии, потрясшей всю империю, богатая наследница фамильного состояния. Она приедет в Рунн в поисках мужа. Она будет жить у своего двоюродного дяди Макса Клиша, который до её замужества будет играть роль опекуна.

- Главной твоей целью будут Великие печати. Каждый день и каждый час помни о них. Замечай всё, что тебя окружает. Будь всегда готова. Твоя основная задача, Ищущая, - поиск. Не смей забывать об этом.

Катажина позволила себе довольно улыбнуться. Она гордилась своим даром, делающим её уникальной и столь важной для Ашзера. Полностью уверенная в своих силах и в том, что справится с возложенной на неё миссией, девушка с удовольствием предвкушала возможность реализовать своё дар Ищущей. О да, эта часть задания должна быть особенно интересной.
Ашзер не шевельнулся, но что-то в его позе подсказало Катажине, что учитель вернулся на грешную землю. А это значило, что он раздражен. В последнее время, это стало его нормальным состоянием, когда они оставались одни. Для его многочисленных последователей он мог быть страстным, энергичным, увлекающим за собой, жестоким, могущественным, каким угодно... Но наедине с самой близкой своей помощницей, Ашзер снимал маски. Или, по крайней мере, часть масок.
- Что ты застыла, как каменное изваяние?! - этот голос использовался не только, чтобы вдохновлять почитающих Черного Сеятеля. - У тебя есть вопросы? Тогда ступай прочь. Если ты мне понадобишься, я сумею найти тебя. Я должен побыть один. Должен подумать.

Закутавшись в плотный плащ, обитый мехом, Катажина поспешила выйти из пещеры. Было раннее утро, солнце только вставало над горизонтом, окрашивая белоснежный снег в нежно-розовые тона. Девушка глубоко вздохнула и вдруг криво усмехнулась:
"Хороший день для начала важного предприятия, - подумала она. - Это признает любая религия. Я наконец-то смогу быть свободной от опеки. Я наконец-то смогу достичь чего-то сама. Я..."
Эти мысли постоянно преследовали Кати, но в присутствии Ашзера она старалась подавлять их. Он вроде не умеет читать мысли, но кто знает наверняка... Нужно быть осторожной. Предельно осторожной, если хочешь чего-то добиться. Еще будет время подумать. Много времени. Ей предстоит долгая дорога в отчий дом. Надо многое сделать и многое подготовить. В конце концов, ей надо еще успеть стать сиротой.

15 число месяца Фибулы.
Северная Горынь.

   Свежевыпавший снег похрустывал под сапожками, елки шуршали иголками под порывами сурового здешнего ветра… Девушка в богато расшитой шубке взбежала на гребень холма и всмотрелась в горизонт.
   - Иван! – закричала она по-скифски. – Я ничего не вижу…
   - Тык ыж не там, барыня, – отозвался ее спутник, с трудом поднимающийся в гору. – Еще леском пройтить надобны… Там и стоит избушка…
   Девица скривилась.
   - Это вовсе не так близко, как ты говорил…
   - Ну шо поделыть… Уж пришили почти…
   Катрин ослепительно улыбнулась и, протянув своему спутнику ручку в рукавчике, помогла ему взобраться на вершину холма.
   - Уфф… - Иван шумно вздохнул. – Тяжко…
   - Пошли… - Катрин дернула его за рукав, и шагнула вниз. Внезапно, еще не успевший слежаться снег поехал вниз, увлекая за собой спутников, Иван заорал дурным голосом, Катрин завизжала, и они кубарем скатились к подножию…
   - Забери тебя Сеятель… - девушка вылезла из сугроба и рассмеялась. – Охх… Вроде цела… Ты цел? – она обратилась к своему спутнику.
   Тот тоже поднялся, кряхтя и стряхивая с себя снег.
   - Цел, цел… - проворчал Иван. – Говорю ж, не надо тут бегать… Опасное это места… А шо, если бы выше было?
   Катрин рассмеялась.
   - Пошли… Нам еще возвращаться…
   Иван опять вздохнул и, поднатужившись, взвалил на себя многочисленные тюки с одеждой и провизией.
   - Надеюсь, и правда остановился здесь… - болтала Катрин. – Я гналась за ним через всю Империю, пока не потеряла его след в скифских степях… Потом – три месяца поисков, взятки чиновникам, многочисленные попойки – и все только ради того чтобы узнать, что этот умник решил спрятаться на самом краю Империи, в сердце Горынских гор…
   Иван вздохнул, остановился и вцепился в бороду.
   - Чего? – Катрин обернулась к нему. – Чего опять случилось? Не говори, что опять пошли не туда...
   - Нет, барыня… - сотник покачал головой. – Только дай ж подумать… Тут развилка, видишь?…
   - Ну, начинается… - Катрин подняла руки над головой. – Пока ты вспоминаешь, стемнеет!
   - Тудыть! – махнул рукой Иван.
   - Ну пошли… Только вперед иди, а то я снегу полные сапоги наберу…
   Темнеть, конечно, еще не начало, но путь они и в самом деле прошли долгий…
   - Что это за избушка? Кто ее построил? – внезапно спросила Картин.
   Иван молчал, потом вздохнул и сказал:
   - Темное это место, барыня… Здесь волхвы жили…
   - Колдуны? – заинтересовалась девушка.
   - Ну, по-вашему – колдуны, а по-нашему волхвы…
   - И что с ними случилось?
   Иван обернулся и провел ладонью вдоль горла.
   - Все ясно, - ухмыльнулась Катрин. – Как везде, короче…
   - А шо везде? – заворчал Иван. – Если ты чародей,  то чародествуюй людям во добро, а если ты порчу на них насылать будешь – то на кол тебя, и все дело…
   Катрин хмыхнула.
   - Да была у нас в селе добрая колдунья, лечила всех… А потом какой-то пьяница, забулдыжник, донес на нее – мол, приезжайте Господа Инквизиторы, ведьма тут… Ну они и приехали – быстро разобрались что к чему, ведьму сожгли, ее вещички этому уроду отдали, а с деревни взяли штраф… Хорошо еще, что пособников искать не стали… Но с этим у нас было строго, герцог требовал неоспоримых доказательств…
   - Ну уж… - проворчал Иван. – А мы ж уже и дошли.
   Картин де Тюрель выглянула из его плеча. И в самом деле – избушка, обычный сруб из бревен…
   - Стой здесь… - скомандовала она. – Я вернусь… Обязательно вернусь…
   Катрин легко взбежала на крыльцо, рывком распахнула дверь… и увидела его, сидящим за столом, склонившемся над грудой бумаг. Альбер Бруа, гениальный математик, гордость Руннского Универститета… ее сокурсник и любовник…
   - Альбер!
   Ученый обернулся.
   - Катрин! Ты… ты нашла меня! Я не смел и надеяться…
   Он заключил ее в объятия, прижал к груди, расцеловал.
   - Как ты нашла меня?
   - Ооо… - Катрин плюхнулась на полати. – Это было совсем не просто… Ты умело скрывался… Но тебя видели в Высоких Стрежках, старейшина долгался куда ты отправился… Пришлось побегать… Но теперь я здесь…
   Альбер нахмурился.
   - Прости меня, но мне пришлось сделать это… Ты же знаешь… Этьен искал нас, он бы не выпустил тебя со мной вместе. Мне пришлось уехать из Люрица прежде, чем ты оказалась там…
   - Бедняжка… - Катрин погладила его по щеке. – Ты ведь скучал без меня…
   - О, да… - прошептал математик, зарываясь лицом в ее роскошные волосы… - Я так скучал… Мне было так одиноко…
   Она ответила ему жарким поцелуем, он тоже не остался в долгу… Когда все кончилось, они лежали на полу и смотрели на пламя очага, пляшущие искры, медленно гаснущие огоньки…
   - Расскажи мне о том, чего ты достиг за это время…
   Альбер встал, кинулся к столу, достал чертежи.
   - Хмм… Мои предположения относительно кривизны оправдались. Видимо человек может при определенных условиях, используя элементы "магии" и начертательной геометрии, перейти их этого мира в совершенно иной. В таком перемещении подразумеваются два этапа; сначала надо выйти из трехмерного, известного нам, измерения, а потом вернуться назад него, но в другом месте, возможно, из бесконечной дали. Это можно сделать, сохранив себе жизнь, что, в общем-то, понятно. Любое существо из любой точки трехмерного измерения может выжить в четырехмерном измерении, и его выживание, относящееся ко второму этапу, зависит от того неизвестного места в трехмерном измерении, которое оно выберет для возвращения…
   Катрин улыбнулась.
   - Это все теория. Как насчет практики?
   - К сожалению, здесь у меня совсем нет возможностей практиковаться… - он обвел окружающее пространство рукой. – Существует некая географическая зависимость… Вероятно есть некие "места силы"… У меня, конечно же, было пара опытов, но каждый раз я натыкался на невидимую преграду…
   Девушка налила ему вина из своей фляжки.
   - Тогда выпьем за успех!
   - За науку и успех! – улыбнулся Альбер и залпом осушил кубок.
   Катрин, выпила из своего, усмехнулась и стала одеваться.
   - Как ты понимаешь, такое знание может стать поистине незаменимым – проходить сквозь стены, исчезать и появляться совершенно в другом месте…
   - Да, – ученый задумался. – Никак нельзя допустить, чтобы это знание попало к таким людям, которые используют его во зло… Возможно, всеобщая конференция в Гельве сможет разрешить этот вопрос…
   - Конференция… Гельва… - Катрин улыбнулась и стала складывать чертежи в сумку. – Ты всегда был так наивен…
   Альбер с изумлением взглянул на нее.
   - СИБ никогда не допустит, чтобы такие знания получили всеобщую огласку, – объяснила девушка. – Поэтому боюсь это станет тайной… на всегда… Ты зря полез в такие дебри, милый…
   - Ч-что?… - он попытался встать, но руки и ноги уже не действовали.
   - Да, да, – она собрала все его записи, открыла дверь и обернулась с улыбкой. – Я тебя отравила. Привет от Черного Герцога…
   И закрыла дверь. Иван стоял чуть по отдали, вопросительно глядя на нее.
   - Отправляемся в Свияжск, – сказала Катрин. – Надеюсь, мы будем в ближайшем поселке, до того как стемнеет.   

15 число месяца Фибулы.
Брамер. Трелинн.

   Дрожащий человек прислонившись к холодной, каменной стене, пытался удержать в руках стило и кусок пергамента…
   - "Моя дорогая, любимая дочь…" – писал он, периодически хныкая о боли в раздробленных руках. – "Знай же – чтобы тебе обо мне не говорили, я невиновен в том, в чем меня обвиняют, и умру невиновным, хотя и сам признался во всем том, в чем меня обвинили…"
   Дверь раскрылась, человечек спрятал пергамент и стило так быстро, как только мог. Фигура, что еле протиснулась, в дверь могла напугать даже храбреца – как ростом, так и чудовищными доспехами, гравированными химерами и оскалившимися псами… Мрачное лицо, зловещая гримаса… Жуть, но не человек.
   - Бургомистр, – прогрохотал голос. – Вы приговорены к смерти. Хотите что-то сказать напоследок?…
   - Я ничего не делал! Не делал! – заплакал человек.
   - Ты старый мошенник, – князь Торнхейм подошел к нему. – Знай Локкер, твоя душа будет гореть в аду…
   С потолка сыпалась пыль, а ступеньки дрожали, когда он вышел за дверь, и стал подниматься по лестнице. Локкер перекрестился, достал стило и стал писать дальше…
   - "Каждый кто попадает в эти темницы – умирает, отсюда нет выхода и нет никакой надежды… Я расскажу тебе, как это случилось со мной. Когда я только попал сюда, я встретил моего кузена… Он спросил меня: Как ты попал сюда? Я ответил: Злые люди оговорили меня… Он покачал головой и сказал: Ты колдун, поэтому признайся лучше добровольно, иначе мы подвергнем тебя пытке…"
   Обитая железом дверь снова открылась, и в камеру вошел судья. За ним внесли стол, свечи и все что полагается в таких случаях.
   - Кристиан фон Локкер. – судья сел и стал листать бумаги. – Я пришел сообщить вам решение суда. Вы признаны виновным по всем статьям обвинения – ересь, сговор с дьяволом, убийство с помощью колдовства, посещение шабаша, и заговор против властей. На суде вы подтвердили и подписали ваше признание… Приговор – милосердная смерть,  без пролития крови… Состоится завтра утром, в восемь часов… Хотите что-то добавить?…
   - Нет… - прошептал Локкер. – Я должен сказать, что я невиновен, – подумал он. – Нет… - еще раз прошептал бывший бургомистр.
   Судья собрал бумаги, ушел, за ним унесли стол и свечи. Камера снова погрузилась во мрак.
   Локкер подполз к окну, и снова достал стило.
   - "Дорогая моя дочь, я отказывался снова и снова, и тогда, они начали пытать меня… Ужасная, нестерпимая боль… Я потерял всякий счет дням… Когда в один из дней палач нес меня обратно в мою камеру, он сказал мне: Господин, лучше признайтесь, будь это правдой или нет. Поэтому что если вы не признаетесь, одна пытка будет следовать за другой, пока вы не скажите, что вы колдун… Они никогда вас не отпустят, я видел, я был на многих таких процессах… Вот так он сказал мне…"
   Локкер отложил письмо и зарыдал…
   - О Господи… За что?!… За что, Господи?!!
   Солнце уже давно зашло, и лишь лучи луны проникали в камеру, освещая мертвенно-бледным светом обреченного бургомистра. Наконец, тот успокоился, вырез слезы ободранным рукавом и вновь принялся за письмо.
   - "Тогда я признался… Признался во всем, в чем меня обвиняли… Меня заставили все написать, и расписаться. Но на следующий день снова собрались все они – князь, судья, епископ – потребовали назвать от меня имена сообщников, которые были со мной на шабаше. Я сказал, что не узнал никого. Тогда они вновь стали угрожать мне – а потом меня стали водить по улицам и заставляли показывать на дома – сначала один, потом другой. Боже мой, я не знал почти никого из них, а кого знал – так это были самые добрые и богобоязненные люди…"
   Дверь снова открылась, и на пороге показался приходской священник. Он озирался, и дрожал – как и всех, его пугало это место… сильнее чем ад.
   - Кристиан… - священник узнал его. – Что ВЫ делаете здесь?
   Локкер горестно вздохнул.
   - Неужели, это правда, все то, в чем вас обвиняют? – ужаснулся священник.
   Локкер застонал. – Это правда…
   - Я не верю, – тихо сказал священник. – Да, я знаю, в последнее время они слишком многих невинных осудили на смерть, но Господь все видит и знает… Скажите, вы называли имена?…
   Бургомистр закрыл голову руками и заплакал.
   - Ради Господа, – прошептал священник. – Отрекитесь, отрекитесь от своих слов… Не отправляйте на смерть других людей…
   - Я не могу… - в отчаянии сказал Локкер. – Я не выдержу новых пыток, Вы понимаете, святой отец? О если бы я мог отречься и умереть! Но нет, я не могу отказаться от своих слов, так как все начнется снова…
   - Прощайте, Кристиан… - священник перекрестил его. – Я буду молиться за вашу душу, да спасет Вас Господь…
   Дверь снова закрылась. Локкер задумался и вновь достал стило. До рассвета оставалось совсем мало времени.
   - "Дорогая дочь, теперь ты понимаешь в каком я положении. Никто не может спастись – поэтому умоляю тебя – бросай все и беги из этого ужасного места. Сохрани в тайне это письмо и заплати марку человеку, который тебе его передаст. Прощай мое дитя, ибо твой отец никогда больше не увидит тебя..."

   Иоганн-Годфрид сидел в своем кресле, и подсчитывал в уме недельную прибыль. Рядом подобострастно застыл новый бургомистр.
   - А что… - Годфрид отвлекся от расчетов. – Этого негодяя Локкера казнили?…
   - О да, Ваша Светлость, – пропищал новый бургомистр. – Казнили на рассвете…
   Торнхейм задумался, вперив свой тяжелый взгляд в бургомистра.
   - А этот священник, исповедник, его, вместе с сообщниками, схватили?
   - Да, Ваша Светлость, схватили. Они уже дают первые показания. Они говорят, что задумывали бежать из города, что хотели податься в Нортми. Вне всякого сомнения – они колдуны и еретики.
   - Нужно сделать из них такой образец, чтобы все были поражены, – прогрохотал князь. – Хватит милосердных сожжений – следующий малефик будет четвертован!

10 число месяца Медальона.

      Вот уже три года, как я являюсь Старшим Советником. Три года назад, я отправился в свой первый самостоятельный набег. Это было нечто – командовать людьми, которые готовы выполнить любой твой приказ. Именно тогда я понял, что чувствует Император, ведя за собой армию. Власть пьянила, но в то же время и отрезвляла – ведь теперь я должен отвечать за пятьдесят человек, составляющих команду моего брига «Нимфа». Тогда я собирался напасть на небольшой иберский купеческий корабль.

      Шла пятая неделя плавания, но мы так и не встретили подходящего корабля. Точнее, за всё время путешествия нам повстречался только один караван из четырёх каравелл. И вот на горизонте показались паруса. Через час оказалось, что это два иберских военных галеона топят фрегат. Фрегат с Джамайа. Естественно мы вмешались, но силы всё равно, были не равны. Два часа боя показали, что мы проиграли – фрегат еле держался на воде, а у нас были сильно повреждены паруса, но уйти от галеонов, которым то же досталось, мы можем. Мы просигналили на фрегат, и послали две лодки за спасшимися. Из двухсот человек команды спаслось только тридцать. Среди них оказались и капитан и губернатор. Губернатор плыл в Иберию, чтобы заключить договор о мире, который они же и предложили. Но это была ловушка подлых иберийцев. По возвращению на Джамайа, губернатор, в награду, назначил меня Старшим Советником. Что в будущем означало, что я стану губернатором.

      И вот сейчас, стоя на борту своего галеона «Джамайский кот», вспоминая старика, я понимаю, как же давно это было. Многое изменилось. Многое…. Уже месяц как старик умер. Он был хорошим губернатором. Теперь я должен вернуться и стать Губернатором.

      Прошла неделя и «Кот» вошёл в гавань Порт-Рояль. Меня встретила делегация в составе Верховного и Выборного Советов. После посещения могилы старика, мы отправились в форт на коронацию. Коронация состояла из возложения на мою голову губернаторской короны и присяге на верность членов совета. А потом наступила пьянка на три дня. На мои плечи свалилась вся тяжесть правления. И хотя я готовился к этому моменту, но всё же, это оказалось тяжело.

      В первую очередь я назначил Старшим Советником своего старого друга, с которым мы провернули множество кровавых, но прибыльных операций — Гордана Нордвинга. Теперь у меня был твёрдый тыл, во время отсутствия. Ведь, именно сейчас мне предстояло опасное, длительное путешествие. И меня не будет на острове.

      Своими первыми приказами я велел: 1) При атаке иберского корабля менять Джамайский флаг на фростийский; 2) При атаке на фростийский корабль менять флаг на иберский; 3) Не оставлять в живых свидетелей; 4) в казну острова отходит 20% от добычи; 5) По возможности не трогать фростийские корабли; 6) при захвате Флавийского корабля, в казну отходит 12%

      Прошёл месяц, закончив со всеми делами, я отправился воплощать свои планы…

10 число месяца Фибулы.
Алиер. Замок Стаиль.


Бумаги спокойно перекочевали на стол перед молодым человеком, который не торопился рассматривать их, предпочитая задумчиво наигрывать мелодию на гитаре. Чарльз хорошо знал своего тана и не особо волнуясь сел напротив, запахнувшись в плащ поплотнее.
- Морозит? - раздался голос тана Алиера.
- Немного. Ваша библиотека всегда была одним из самых холодных мест в замке..
- Отец и брат любили в ней бывать. Я предпочитал другие места, - несколько аккордов и струны резко прижаты рукой. - Письма были, Чарльз?
Граф Айрдун вздохнул и переглянулся с управляющим замка Стаиль, который подбросил пару поленьев в камин, где тут же веселее затрещал огонь. Варл неторопливо подошел к окну и встав возле него, устремил взор на своего хозяина. Дирок вздохнул в свою очередь и опять принялся наигрывать что-то:
- Я знаю.. Письма приходят сразу ко мне, - он резко оборвал мелодию. - Хорошо. Чарльз, что вы принесли?
- Проект построения кораблей и верфей, мой тан, несколько обращений церковных старост к пастве. Это доклады об их речах. Суть в том, что в последнее время участились случае гонения язычников и появлений возмущений в людских массах. Предлагаю сместить старост.
- Не стоит. Это лишь усилит недовольство. Отправь к ним мое письмо с верным нам отцом Ореном. Он умеет поразительно точно передавать наши мысли в отношении церкви, службы и отношений между религиями.
- Так и сделаем. Пираты?
Дирок поморщился, а Чарльз еще сильнее наклонил упрямую голову. Разговор этот у них происходил ни раз и ни два, но единого решения не появлялось: его тан усиливая охрану собственного острова мало помогал избавлению вод от пиратов, нужно было иное решение, но ничего кроме презрения эти нахалы у него не вызывали и поэтому он своего рода тоже вел себя, как пират, сталкиваясь с их судами. Единственное различие заключалось в том, что насиловать там никого не разрешалось, а все деньги перечислялись церквям или раздавались беднякам.
- Территория моя - значит тут им не быть, - чуть заметно понижая голос решительно сказал молодой граф и тронул струны.
Чарльз знал, чем так выводят из себя его господина пираты - насилие. Этот образ действий был неприменим для графа дэ Ла Прада в отношении к любому, но особенно - к женщинам. Старик вздохнул и поднялся:
- Разрешите идти?
- Посиди, Чарльз.. Я не в духе сегодня. Прости.
- Я понимаю, - глаза пожилого мужчины спокойно посмотрели на юношу и улыбнулись. - Уверен, что скоро вы получите известие от сестры. Она итак пишет вам очень часто.
Граф странно посмотрел в огонь:
- Если она не напишет - я поеду в столицу. Мы не виделись уже более двух лет..
Чарльз промолчал, подумав о том, сколько он не видел свою дочь и уж тем более не знал что с ней. Его детьми стали вот эти двое: Дирок и Сандра.

10 число месяца Фибулы.
Остеррика. Замок Хелленкифер.

   Он ехал сквозь сосновый лес, приближаясь к родовому замку Динштайнов – Хелленкиферу. Вот уже полтора года прошло с тех пор, как Альбрехт фон Динштайн покинул Дену и уединился в горной крепости, переживая там свое горе – смерть единственного сына и наследника, убитого на дуэли.
   Штефан понимал герцога, но дела Остеррики требовали присутствия ее повелителя в столице, да и нельзя хоронить себя… Поэтому по поручению своих товарищей, он отправился сюда, дабы уговорить Динштайна вернуться…
   Ничто не сравнится с красотой дворцов Дены, но и Хелленкифер была прекрасна – словно державшаяся на незримых опорах, она устремлялась прямо в небеса. Несмотря на кажущуюся хрупкость конструкции, крепость была неприступна.
     Цепи загрохотали, громадный подъемный мост опустился. Конь Штефана с опаской покосился на простирающуюся по сторонам от моста бездонную пропасть и осторожно ступил на доски.
   Въехав во двор, Ралленштайн спрыгнул с коня и огляделся – здесь ничего не изменилось со дня его прошлого визита… Все чисто, ничего лишнего… Как это похоже на Альбрехта – даже не смотря на траур, он успевает за всем следить…
   - Полковник Штефан фон Ралленштайн? – герцог спускался по крыльцу. – Рад видеть Вас…    
   Оскар преклонил колено перед своим сюзереном. Альбрехт практически не изменился, он все так же в отличной физической форме, и все также мрачен… Даже тень улыбки не посещает его величественный лик… Неужели это горе убьет его…
   - Мой повелитель… - Штефан встал. – Совет города Дены послал меня к Вам с поручением…
   - Отлично… - Динштайн внимательно смотрел на него. – Тогда поговорим за обедом. Вам выделят комнату, чтобы Вы могли отдохнуть после долгого пути. Я буду ждать Вас в три часа дня…
   И герцог ушел…
   Когда они встретились за столом, Штефан никак не мог найти нужных слов, чтобы пересказать все, о чем так долго говорили в ратуше. Так получилось, что разговор начал сам Динштайн.
   - Как дела в армии?
   - Все отлично. – Штефан обрадовался, все-таки о войсках можно говорить спокойно, не опасаясь сказать чего-то лишнего, чтобы не понравилось герцогу. А вот как сказать, что лучше всего Альбрехту фон Динштайну будет вернутся в Дену – это еще вопрос. – Мы тренируем все новых и новых новобранцев. Новая система тренировки приносит потрясающие результаты… Эта армия будет лучшей…
   - Тренировки! – Динштайн махнул рукой. – Только в бою закаляется солдат! Впрочем, неважно… последняя стоящая война отгремела почти сорок лет назад… Наши воины отправятся, за океан, в Новую Иберию, помогать герцогу Диего в его войне с язычниками… и только после этого они станут чем-то стоящим…
   Динштайн умолк, устлавшись куда-то вдаль.
   Штефан закашлялся. Все-таки надо объяснить для чего он сюда приехал.
   - Ваша Светлость, милорд герцог, я приехал по конкретной просьбе городского совета Дены. Они просят Вас вернуться…
   - Вернутся… - тихо сказал Альбрехт. Молчание продолжалось минуту или две, а потом герцог продолжил твердым голосом: - Хорошо, я вернусь. Я был не прав, когда забыл о своем долге перед вами. Я бы мог сделать больше, если бы думал не о себе, а о других… Надеюсь, Господь простит мне этот грех. Да, я вернусь. Поеду с вами. Собирайтесь, Штефан.
   Ралленштайн встал из-за стола, направившись в свою комнату. На пороге его остановил голос герцога:
   - Спасибо, Вам Штефан, – сказал Альбрехт фон Динштайн.

20 число месяца Фибулы.
Рунн.

День определенно трудно назвать удачным. С утра глупые класры* прочистили все сточные канавы и теперь там кроме грязи ничего нет. Ни единого съедобного куска. Маленькая девчонка даже не подозревала насколько жалко она выглядит, роясь среди мусора и грязи и еле слышно ворча и постанывая. Ужасно болели ноги - она успела набегаться от проснувшегося и не протрезвевшего Торира, которому вдруг приспичило удовлетворить свою похоть и неважно с кем. Прю видела, как он сначала насилует первую, кто ему попадается под лапу, а потом еще и бьет, обвиняя в том, что "счастливица" не догадалась угостить его кружом** вина. В этот раз Прю ковыляла мимо его конуры, когда он выполз и попытался ухватить ее. Скорей всего он просто не разглядел кто идет, иначе бы испугался. "Что можно разглядеть залитыми вином и кровью зенками? Да ничего, конечно." - едва слышно ворчала Прю, пытаясь отыскать кусок хоть какой еды. - "Живот болит так, словно меня ударили в него.. И пинтяков со швалью сегодня тут нет. Как тут прокормишь себя? Если не притащу денег - останусь без жратвы и вечером. Никто не кормит того, кто не платит. Если ты, конечно, не фирла какая-нибудь. Тогда тебе платят, кормят и еще одевают. Хотя зачем одевать? Если тут же ты лезешь раздевать?" Прю жалобно шмыгнула носом и поковыляла к своему обычному месту напротив этого красивого дома, где вечерами играла странная музыка. Настолько странная, что она готова была получить под зад за опаздание на вечернюю свору, где все отчитывались за день в том сколько и что принес или сделал, главное дослушать эту музыку. Прю сама не могла понять чего ей так нравилось в ней, но стояла и слушала, как завороженная. Но сейчас там было тихо и девочка могла услышать лишь собственное, хриплое дыхание. Несчастный ребенок сел, забившись от прохладного ветра между стен, понимая что так ее никто не увидит: "Посижу немного. Совсем чуть, а потом вылезу. Все равно пинтов и фирл сейчас нет и клянчить не у кого", - рассуждала она, пытаясь закутаться в рванную одежонку. Свернувшись и подобрав под себя ноги, девчонка затихла, похожая больше на звереныша, чем на человека. Час прошел или больше - считать время нищим не для чего. Главное - выжить. На все остальное времени хватит. Неожиданные шаги пробудили ее от полудремы и она торопливо вскочила, соображая, что ее заметили и сейчас скорей всего будут бить. На головой раздался негромкий голос:
- Держи.
Прю вздрогнула, не поднимая головы, попыталась сообразить куда, кого и зачем собираются держать, но все на что ее хватило - это быстро скользнуть между стеной и появившейся тенью. Тень явно этого не хотела и решительно пихнула нищенку обратно:
- Держи пока дают, - в грязные руки Прю сунули что-то теплое и тут же ушли. С перепугу она выпустила это из рук, рассматривая ставшими круглыми глазами. Но ничего кроме приятно пахнувшего свертка там не было. Сверток пах очень приятно. Даже незнакомая с ароматами нищенка поняла это. Прю присела на короточки и тыкнула сверток одним из немытых пальцев:
- Ну и зачем Прю этот мешок? - хрипло спросила она саму себя.
Любопытство всегда сильнее страха и девочка медленно, опасаясь сделать неверное движение, то и дело вскидывая голову, оглядываясь не придет ли кто за свертком - разворачивала неожиданное подношение. И развернув - задохнулась, удивленная. В свертке был кусок хлеба, мясо и что-то белое пахнущее так, как может пахнуть лишь еда. Кому как ни голодному знать запах еды. Нищенка быстро огляделась еще более напуганная таким неожиданным богатством, сваленным к ее ногам, но руки уже сами подхватили все это сокровище и прижали к груди. Девочка быстро спряталась как можно глубже, вновь усаживаясь на корточки и торопливо доставая свалившееся на нее сокровище. Она была так жутко голодна, что первые два раза даже не поняла что она кусает. Зубы сами впились в варенное, мягкое и необычайно вкусное мясо. Но потом Прю остановила сама себя: "Погодим, погодим. Не надо торопится, а то скрутит как в тот раз и помру.. Но есть все еще хочется!" Слезящиеся глаза смотрели на еду, напитываясь одним ее видом. Дрожащие пальцы почти робко оторвали от странного, белого куска еды шматок и быстро сунули в рот. Было вкусно. Очень вкусно. Прю расстерялась что делать с такой прорвой еды, когда есть нельзя. Руки тщательно замотали подношение, а грязный нос шмыгал и шмыгал, вдыхая вкуснющий запах из свертка:
- К себе не отнесешь - отберут. А мне хватит на целый день. Только нельзя показываться с этим на улице, - бормотала девочка. - Вдруг этот пинтяк ошибся? Наверняка ошибся.. Кому нужно подкармливать меня? Во ему влетит, когда поймут, что он оттартал столько вкусного не тому.. А вдруг отберут? Нет. Уже не отберут. Там все заляпано моими руками. Потом от хлеба откушу и фиг он кому понадобится.
Хриплый, болезненый смех сорвался с ее губ, но она тут же с испугом подавила его. Она поднялась, запихивая сверток в плечевой мешок и неожиданно заметила то, что ускользало от ее внимания. Прямо возле того места, где к ее ногам кинули столько вкусного лежали две монетки тускло светившиеся в грязи. Прю медленно подошла и подобрала их, сжимая в грязном кулочке. Одна такая монетка - это ее зарабаток за день. А вторую. Она никому не отдаст вторую. Сделает ее своей монетой "счастья", о котором рассказывали сказки и которое она для себя никогда не могла представить..

*класры - мусорщики, дворники, уборщики
**кружом - исковерканная "кружка"

14-15 день месяца Фибулы.
Флавио. Сивилианская обитель.

Рука расчесывает длинные пряди цвета золота. Медленно ведет гребень по длинным локонам, но руки не хватает и приходится перехватывать и снова вести сквозь упрямые локоны разделяющий их гребешок. Движение за движением.. Девушка отложила гребень лишь убедившись, что шелковистые волосы блестят, отражаясь от тусклой свечи. Вздохнув, она отбросила пряди волос за спину и опустилась на колени, не обращая внимания, что столь тщательно расчесанные локоны теперь касаются пола. Тонкие пальцы переплелись для молитвы, но губы даже не приоткрылись. Лишь необычайные, желтые глаза внимательно разглядывали вычерченный на каменом листе облик Спасителя:
- Какой пугающий образ, - вместо молитвы тихо прошептала коленопреклоненная девушка. - Почему ты пугаешь больше, чем согреваешь? Здесь холодный камень, стены.. Зачем же еще пугать?
С огарка свечи шипяще пополз воск и она опомнилась, опуская голову и закрывая глаза. Губы привычно зашептали слова молитвы, прежде чем она снова поднялась и быстро прошла к убогой постели с тонким одеялом, которое ни в коей мере не согревало ее тонкое тело: "Скоро весна.. Скоро холод камня согреется лучами солнца. Зимнее солнце не согревает. Оно лишь безразлично светит.."

..На следующее утро, когда за окном еще было темно - будили в сивилианской обители до зари - она уже быстро убирала свои длинные, шелковистые пряди под странной формы накидку, которая завязывалась на затылке. Длинное, грубого пошива платье послушницы укрыло ее от ветра, что пронзительно дул между стен обители и девушка быстро закончив нехитрый, утренний туалет, направилась в сад: необходимо было расчистить место для будущей клумбы и с соизволения пречистой латы, выбрать семена, чтобы с наступлением тепла - опустить их в землю и потом с замиранием сердца ждать, когда появятся первые ростки. Она всегда, как ребенок радовалась цветам, которые вырастали из крохотного зернышка. И пока не уволили из монастыря старика, присматривающего за их садиком, постоянно добивалась у него ответа на вопрос: как же это происходит - было семечко, а стал прекрасный цветок. Старик был стар, но обожал внимание и с удовольствием рассказывал что по его мнению происходит. Она даже не подозревала, что своим увольнением он обязан ей. Однажды пречистая лата застала их прогуливающимся по дорожкам садика и весело болтающими о всякой чепухе: подобное, праздное времяпровождение возмутило ее и старик больше не приходил подстригать деревья и убирать коряги и пни.. Девушка почувствовала холод, который охватил ее ноги, когда она ступила на замороженную землю. Тонкие полусапожки слабо защищали ее маленькие ноги.
- Лианна, дитя мое, подойди сюда! - окликнула одна из присматривающих за юными послушницами монашек.
Она вздрогнула, но быстро подошла, не смея поднять глаза - это тоже было запрещенно в сивилианской обители.
- Лианна, пресвятая лата зовет тебя, чтобы ты почитала ей книгу и после обеда она желает написать несколько писем. Сегодня садом занимаются другие..
Девушка вздрогнула и еле подавила стон: лучше бы ей надо было выносить мусор и мыть полы во всем монастыре, чем читать книгу в комнатах латы. Но спорить тут не приходилось и она медленно пошла туда, куда ей велели.

10 день месяца Фибулы
Западная Горынь

Трактир "Кот в мешке" никогда не отличался особой изысканностью.  Расположенный в стороне от главного тракта, ведущего на запад, он привлекал в основном странного вида небритых мужчин, закутанных в старые плащи, под которыми всегда угадывался арсенал, оказавший бы честь даже оперативнику СИБ.  Впрочем, количество и качество оружия - единственное, что роднило посетителей старого Рико и представителей власти. По старой традиции, капитан гвардии появлялся здесь раз в три дня, выпивал бутылку вина под гробовое молчание остальных посетителей, и удалялся до следующего своего визита.  После его ухода гости оживали и возвращались к выпивке, разговорам и делам.

Вскоре после очередного визита господина капитана двери "Кота" отворились перед очередным посетителем.  Золотоволосая женщина, затянутая в черный мужской костюм - почему-то не сопровождаемая ни гробовым молчанием, ни недоуменными взглядами - прошла к свободному столу, заказала вина и еды на двоих, и застыла в спокойном ожидании.

Ждать ей пришлось недолго.  Вскоре после ее появления, двери открылись в очередной раз перед высоким мужчиной, отличающимся от остальных посетителей разве что цветом плаща, хотя слой грязи, покрывавший его, заставлял усомниться и в этом.  Войдя в трактир, он направился прямо к столу женщины и, последовав ее приглашающему жесту, уселся напротив нее. 

- Скажите, сударь, - женщина заговорила первой - эта повальная небритость - нечто вроде пароля, по которому в этом притоне узнают своих? Ничем другим я не могу объяснить это ужасающее небрежение собственной внешностью.  Более того - разве вы не опасаетесь, что возможный наниматель примет вашу щетину за признак недобросовестности, или - еще хуже - нерешительности?
Впрочем, простите, это я так, высказала наболевшее.  Итак, что вы можете мне сказать?
- То, что однажды сказал первый адмирал императрице, когда она выразила недоумение, подобное вашему. Те, кто судят о вине по бутылке - чтож, они заслуживают всего, чего бы им не всучили.  Леди, вам незачем проверять меня - я тот, кто вам нужен.  В Горыни - а особенно здесь, у Кота - обман не в цене, это несерьезно.
- Позвольте, сударь, я сама решу, что и как мне делать.  Итак, кто послал вас?
- Леди, не забывайте, где вы находитесь - странно светлые глаза яростно блеснули - здесь, на краю мира, посылают только каторжников - на верную смерть.  Я не собираюсь умирать за вас, леди, запомните это.  Вам нужна услуга. Я готов эту услугу оказать.  За деньги. Вперед.
- Сударь, на этот раз забываетесь вы.  Вперед не платит никто, это - верх несерьезности.  Итак, начнем сначала.  Кто вы такой, и где то, что вы должны были мне показать?
- Кто я - неважно, вам это знать незачем.  А вот как я могу показать Вашему Величеству кольцо, которое вы же сами выиграли у того, кому вы его подарили, в карты - об этом стоит подумать. 
Темно-синие глаза Екатерины, вдовствующей императрицы руннской империи улыбнулись: - Вы правы, господин неизвестный, это действительно стоит как следует обдумать.  Итак...
- Итак, Ваше Величество, нам пора.  Как говорят у меня на родине, и как часто любил повторять господин адмирал – time and tide wait for no man*, а нам предстоит длинная дорога.  Путь в Рунн небезопасен и в лучшие времена, а господа в разведке недаром едят свой хлеб. Раз уж вы решили добраться хотя бы до Остаррики прежде, чем вас заметят, нам надо отправляться в путь.

*Время и прилив не ждут никого

24 число месяца Фибулы.
Шенбурнн. Дворец. Рунн.

Ожидание сравнимо разве что со скукой. Скучать и ждать - самое ненавистное для нас. Неважно кого или чего. Мы просто не любим этого. Поэтому мы не собирались ждать. Развлекаясь, в очередной раз устроили небольшое соревнование среди собственных любимцев. Правда в этот раз девушки были лишены возможности выбирать. Выбирала та единственная женщина, не прощающая измены - битва. Не смертельная, как это могло бы быть. Но - битва. Когда в итоге шпаги скрестили Конрад и Никола - мы не особенно удивились. Даже обрадовались: скучать в таком сражении вряд ли придется. И было сложно сказать кто победит. Конарэ - хитер и ловок, Нортми - выдержан и умел. Два лезвия скрестились:
- Напоминаю, друзья мои, без крови, - на миг отрываясь от битвы и обводя взглядом присутствующих. Несколько тяжело дышащих фаворитов с трудом подавляют досаду, избегая моего взгляда. Не вижу двух своих любимиц - Сандру и Марианну Фабер. Фрейлины Ее Величества встречаясь с моими глазами, пытаются выдержать взгляд. Скучно.. Возвращаемся к своим фаворитам. Тонкие шелка блуз прилипли к разгоряченным телам. Вот на что смотрит большинство присутствующих.. Оценивая не столько умение фехтовальщиков, сколько красоту самих противников. Улыбаемся.. Это еще одна помеха. Девичьи ли взгляды или оценивающие мужские, что не отрываются от полуобнаженных фигур.
Мы следим за ними очень внимательно. Рядом едва слышится дыхание Карны, рука ее обвивает нашу талию и это хорошо. Наши глаза четко ловят каждое движение двух фехтовальщиков. С плеча Конрада слетает ловко срезанное кружево. Белоснежный кусок летит и падает в пыль. Конарэ вспыхивает, красивые губы сжимаются узкой линией. Смеюсь, меня забавит этот гнев - он всегда был похож на ребенка. Глаза скользят по его фигуре, оценивая в который уже раз и.. Плавно перемещаются на застывшего напротив Николу: "Так-так, мой мальчик.. А лишь мгновение назад ты жил.. и улыбался в лицо.. Кидал нам вызов." Мы соизволяем чуть коснутся ладонью Конрада, утешая и набрасывая на его плечи собственную рубашку, которую Карна плавно стянула, обнажив нас по пояс. Взгляд опять возвращается к Николе и мы улыбаемся, приближаясь. Маркиз убирает шпагу, что странным, уходящим движением ускользает от нашей груди и выпрямляется перед нами, встречаясь взглядом. Рукой отстраняем протягиваемый кем-то камзол - ни к чему. Приблизившись вплотную, легко убираем падающую на столь красивое лицо прядь волос:
- Ты был удивительно хорош, Никола. Жаль, что так недолго..
- Ваше Величество недовольны мной?
- Почти, почти доволен, Никола, - глаза в глаза, как в смертельном бою. Улыбаюсь, позволяя слегка тронуть его губы одной рукой, а вторая властно обняла талию капитана. - Так или иначе, мы найдем способ удовлетворить себя не так ли?
Глаза в глаза, как в битве или в любви.. Чуть склоняю голову, ощущая, как тело под рукой поддается: "Еще одно испытание, мальчик? Ты ошибаешься. Лишь шаг к нему.." Глаза леденеют..
- Я вас слушаю, Этьен, - не оборачиваясь бросаю в сторону.
- Ваше Величество, могу я вас просить на пару слов? - невозмутимого Этьена пожалуй сложно сразить ухаживанием за его сыном.
Улыбаюсь, склоняясь и чуть касаясь щекой щеки маркиза, чувствуя, как вновь потеплели глаза. Отпускаем его зная, что это лишь отсрочка. Этьен Нортми властно накидывает на наши плечи блузу - с Конрада он ее что ли содрал? Но смотреть некогда. То что он сообщил - важнее. Не оборачиваемся, зная, что Никола рядом, как и всегда, когда нам предстоит покинуть замок.
- Мы покидаем вас. Конрад, мальчик мой, выбирай себе любой приз. Я свой уже выбрал, - не поворачиваясь, встряхиваем головой и застегиваем несколько пуговиц камзола. Губы кривит улыбка: снова река.. дорога.. дом правительства. Дорога - один из видов скучнейшего ожидания. Прикрываем глаза, зная этот путь наизусть, да и комната Этьена ничего кроме смертельной скуки не могла навеять:
- Мы пойдем без вас, Этьен.
- Это невозможно, государь, - твердый голос герцога вызывает на лице ленивую улыбку:
- Мы ослышались? - глаза встречают мрачный взгляд осмелившегося.
- Нет, Ваше Величество. Вряд ли..
- Вряд ли - это не то слово, герцог. Мы желаем идти в одиночестве! - голос холоден.
- Я лишь покажу дорогу, - рука Этьена нажала едва выступающую книгу в одном из безчисленных шкафов кабинета.
Прищуриваемся, глядя в спину идущего впереди Этьена, размышляя не утомился ли глава имперской безопасности на своей должности. Все таки годы не малые. Надо заботится о столь.. ценных подданых. Возле одной из многочисленных дверей в этом длинном переходе, мы остановились и соизволили повернуть голову, оглядываясь. Рядом тут же оказался Никола и рука легла на его плечо, сжимая. Пожалуй несколько сильнее, чем хотелось бы. Но это уж наше дело, да и ему не привыкать. Этьен посторонился, пропуская вперед и указывая на ту - единственную дверь - за которой исчезнет ожидание. Улыбаемся:
- Возвращаетесь? - это не вопрос. Утверждение.
Остальное нас мало волнует. Слишком близка и желанна цель. О том, чтобы войти незаметно и речи не может быть. Мы входим так, как желаем и хотим, проходя по комнатам и осматривая их крайне придирчивым взглядом:
- Передай герцогу, что все должно быть учтено. Нам известна его предупредительность, но в данной ситуации ее мало, - улыбаюсь.
Последний шаг. Иначе и быть не могло:
- Ma belle madame Ekaterina, - сверкающий властный взгляд встречает ее горящий взор. - Как вы могли заставить нас так беспокоится?
- Mon fils, ничто не может сравнится с тем, что пережила я, - знакомая с детства улыбка, озаряет ее прекрасное лицо. - Мое сердце изнылось вдали от вас, Александр.
Приближаемся, беря ее руку и не сводя глаз с этого прекрасного лица. Губы улыбаются:
- Ваше сердце, ma belle? Мы думали, что надежно защитили его. Неужели вы столь плохо знаете сына, мадам?
- С сердцем матери не поспоришь, сын мой. Поверьте, у меня были причины нарушить данное вам слово, Александр, - рука такая же прекрасная, какой мы ее помним, зарывается в наши волосы, лаская и склоняя к себе.
- Никола, ты свободен, - нежно касаемся материнских щек и губ, даже не затрудняясь проверить, зная что все исполняется по слову.
Долгие мгновения:
- Мне не хватало ваших рук, ma belle.. С их ласковыми прикосновениями не сравнится ничто..
Странная полуулыбка скользит по необыкновенным губам, к которым так и тянет прикоснутся:
- Это не делает чести вашим фаворитам, Александр.
Удивляемся:
- Чести? Разве у них есть честь?
Губы встречаются на долгий миг - и пропадает тепло. Открывая глаза, видим фигуру, застывшую у окна. Никаких ожиданий более. Вставая за ее спиной, чувствуем тепло этой прекрасной женщины, руки медленно и неумолимо обвиваются вокруг стройной талии. Едва слышный шепот:
- Мне не хватало этого вида... из окна..
Склоняем голову:
- Мне не хватало вас, madame.

Кьеза. Белые Горы. Конец месяца Фибулы.



- Да прибудет с вами Каспианово благословление.
- Горные и лесные Боги укажут вам путь – говоривший очертил в воздухе какую-то странную фигуру.
- Быть может благородный сир передумает? Что вас ожидает никто не знает. За последнее столетие никто не вернулся – хозяин единственного постоялого двора в небольшой деревушке Крамере старался говорить искренне, но как показалось Арно ему было больше жалко своего лучшего коня, которого у него купил мужчина, нежели молодого дворянина.
Тарл выслушал ещё достаточно слов о том, что за него будут молиться и лучше бы ему отказаться от своих намерений. В основном говорили на старо-кьезанском, который в центре и на юге уже никем не используется и просто-напросто забыт, но на севере и тем более около Белых гор был основным языком.
Флоре Тарл хорошо знал древнее наречие Кьезы и понимал каждого говорившего, но лучше бы он его не знал.
Было немного жутковато наблюдать, как чуть ли не полдеревни благословляли тебя, каждый верой в своего Бога и читать на лицах людей лишь сожаление.
Арно улыбнулся всем, кто вышел проводить его в этот «последний путь» и развернув коня направился в сторону леса.
Мужчина слышал, как ему вслед ещё говорили оберегающие слова,  но вскоре небольшая, но милая деревушка скрылась за спиной.
В этих диких местах наследника никто не узнал. Но относились к Арно хорошо.
Прошли те времена, когда в этих местах силились убийцы, грешники и поклоняющиеся тёмным силам. После того, как горные господари и воеводы* прошлись по этим землям, народ стал совсем другим. Лишь в горах оставались, как их здесь называют отступники.
  Добраться наследнику Кьезы до этих мест было не так-то легко. Пришлось сменить не одну лошадь. Более того, до этой деревушки Арно пришлось добираться по-скифски** от самого Гарлаца, ближайшего города, который находится достаточно далеко, так как тракт полностью занесён снегом.
  За ужином в постоялом дворе Арно много узнал о местах в которые ведёт путь. Главным источником стал хозяин двора. Он рассказал, что от ведьмы к которой направляется Тарл никто не возвращался. Леса люди не очень-то боятся если не забираться далеко к горам. А вот дорогу, которую ищет Арно, избегает каждый. Хозяин, как мог, объяснил где начинается эта дорога. Наследник узнал много об обычаях о которых он раньше и не знал. Нечисти в лесах и порою на равнинах хватает, но есть ночи, в которые тёмные силы принимают верх своего могущества. Это – Trazdarh nekt и Brakada nekt***. Последнюю бояться более всего. Так как каждый, кто покинет свой дом после полуночи проклят до конца своих дней.
Флоре Тарл узнал многое, чего он не слышал от придворного лекаря. Арно не отступил бы даже если его впереди ждал Каспиан со шпагой в руке. Лотта тяжело больна и ей уже ничто не поможет кроме ведьмы, как её называют все кто что-то слышал о ней. Если Иоганн говорит, что современная медицина не способна спасти сестру и лишь потусторонняя сила может что-то сделать, значит путь Арно один – в глубь леса. Как ни противился дед говоря, что он единственный наследник Кьезы, Арно не мог послать кого-то в эту безусловно опасную, а может и смертельную дорогу. Да и как он может кому-то доверить жизнь Лотты, как ни себе.
        Небольшая тропа, которая вела Арно была едва уловима и порою просто пропадала под огромными сугробами. Простая лошадь здесь бы не прошла и лишь вешт**** не спеша нёс своего нового хозяина, но и он иногда испытывал трудности, когда сугробы доходили до величественных размеров.
Снег лениво падал большими хлопьями, а вскоре и вовсе перестал. Или это деревья не давали ему пути, обступив Арно так плотно, что их верхушки образовали некий свод.
После трёхчасовой езды Тарл заметил, как дорога упирается в большое дерево, от которого резко сворачивает вправо. Арно на мгновение остановился и убедившись, что именно здесь ему придётся сойти хоть и с ужасной, но всё же дороги. Кьезанец направил коня вперёд.
Сказать то, что мужчина был очень удивлён, значит ничего не сказать, когда через некоторое время увидел широкую и ухоженную дорогу. В этих краях даже тракты в куда худшем состояние.  Тарл долго не думая продолжил путь по новой дороге.
По мере того, как стало темнеть холод всё усиливал свою хватку. Вешт  обеспокоено вдыхал воздух расширенными ноздрями. Арно стал с подозрением смотреть по сторонам, ему казалось, что он здесь не один. Белые горы были уже совсем рядом, а ведь день-два назад они казались такими далёкими.
Флоре Тарл достаточно замёрз и устал, а между тем по времени была примерно полночь. Но из-за обильного снега дорога была хорошо видна. Место безусловно было жутковато, а волчий вой, который с каждым часом был ближе, только подкреплял это.
Мужчине давно казалось, что за ним кто-то наблюдает. А прекрасных слух, который за чистую является в стрельбе основным чувством, когда зрение бессильно и не может помочь стреляющему, поддерживал в этом мнение Арно. Тарл прославился стрельбой на всю империю и как только где-то в темноте деревьев-исполинов раздался очередной шорох, кьезанец моментально среагировал.
Одинокий всадник с вытянутыми в разные стороны руками, в каждой из которых было по пистолю направленные в чащу, со стороны выглядел довольно странно. Кьезанец же не двигаясь, ждал момента, когда лучше выстрелить.
- Остановись! – голос шёл справа из темноты.
- Кто вы? – Арно специально сказал «вы», тем самым, дав понять говорившему, что знает, что тот не один.
-Стражи Койлы.
- На мёртвом языке Койла – это нить…
- В этих краях древний яхык жив. А дорога, по которой ты движешься священна. Мы следим за тобой с того момента, как твой конь вступил на неё. Сейчас же мы присматриваем за тобой, нам велели тебя пропустить и проследить, чтобы ты добрался до видящей.
- Видящая? Кто это? – Арно уже ничего не понимал. Да и ночь стала как будто темнее.
- Та к который ты направляешься.- Долго ли мне ещё?
Ответа не последовало. Кьезанец ещё какое-то время подождал, а после продолжил путь.
Всё происходящее не укладывалось в голове . Арно хотелось, как можно быстрее окончить своё дело и вернуться в столицу, а после разобраться во всём. Мужчина чувствовал, что за ним продолжают наблюдать. Где-то слева от дороги кто-то или что-то плакало, а после раздался мужской крик, да такой, что казалось это сразу несколько человек издали рёв. Этот лес был весьма негостеприимен и если бы не эта стража, так думал Тарл, то пришлось бы очень нелегко.
Мужчина давно потерялся во времени и потому не знал, как скоро недалеко от дороги появилась хижина. Внешне она была в ужасном состояние и окна её были темны, как и ночь правившая в округе.
Арно спешился. Он осторожно подошёл к двери. Несколько раз постучавшись и не дождавшись ответа кьезанец толкнул дверь и она поддалась. Это было весьма странно, но просторная и ухоженная комната была полностью освещена, хотя снаружи на это не было и намёка. На стенах были выгравированы непонятные картины. На одной Арно готов был поклясться был изображён Каспиан, на других какие-то высокие и красивые люди, видимо тоже Боги. Смысла большинства Тарл не понимал.
- Для меня большая честь принимать наследника трона кьезанского – Арно обернулся на говорившую весьма пожилую, но достаточно красивую женщину. Кьезанец не сомневался. Что мгновение назад там никого не было.
- Откуда вы знаете меня? Бываете в столице? – Тарл не скрывал своего удивления.
- Я знаю многое, как знаю, что твоя сестра тяжело больна и может умереть. И я помогу тебе, так как сейчас каждая смелая душа нужна этому миру. Находиться здесь тебе долго нельзя. Когда ты выйдешь из дома, то увидишь, что на твоём коне лежит небольшая сумка, ты отдашь её придворному врачу, он знает, что делать – она закрыла глаза, а когда её веки были вновь подняты глаза казались красными. – А теперь иди. По дороге обратно не на мгновение не останавливайся.
- Как я могу отбла…- начал было Тарл, но понял, что этого никто не ждёт. – Спасибо…
Обратно мужчина гнал вешта не жалея. Арно часто вспоминал красные глаза, но спешил он не из-за страха…Лотте нужно лекарство.



* Горные господари и воеводы – имеется ввиду поход Теодора Победителя за Белые горы, когда он вместе с присягнувшими ему горными господарями и их воеводами очищал предгорья от отступников.
** по-скифски – на санях.
***  Trazdarh nekt и Brakada nekt – Столпов ночь и Красная ночь         
**** Вешт – порода северных лошадей. Они крупнее обычных и у них густой что-то на подобии шерсти покров, в особенности на ногах.

29 месяца Медальона


    Опять эти чайки налетели! Я сердито посмотрел на Диего, тот ответил ослепительной улыбкой. Племянник сидел, свесив ноги за борт и лениво крошил хлеб.
    - Скучно, tio*, - сказал он прежде чем я произнес хоть слово.
    Я посмотрел на дерущихся птиц и пожал плечами.
    - Они нам всю палубу загадят. – Не знаю, кто придумывает все эти трогательные песни о «белоснежных чайках, провожающих корабли». По мне, так тупые и прожорливые твари.
    - Загадят – уберем. – Диего потянулся и легко соскочил на палубу, - Людей надо занимать работой, чтобы не думали. Ты меня сам учил.
    Здесь он прав. На такой жаре и при полном бездействии нам только бунта и не хватало. Или стычки с местными.
    Племянник наконец внял голосу разума и уселся рядом со мной, в тенечке. Сиеста, время лени и тишины.
    Салиб подошел с подносом и опустился на колени. Составил на ковер крохотные чашки и тарелку с печеньем. Поднос, на котором осталась стопка бумаг, с поклоном поставил передо мной и принялся священнодействовать с напитком.
    - Ваш кава, эмин**.
    - Как ты можешь пить эту гадость? – Диего поморщился и сразу стал похож на Алистину. Так-то он вылитый Рико, но подобные гримаски передались ему от матери.
    - Должно же во мне быть что-то от саджиссца?
    - А добавить туда еще и нубийского ты не хочешь?
    Опять начинается. Я попытался свести разговор к шутке:
    - Сам подумай, на что я буду похож, если к саджисской доломе*** на меня еще и нубийскую чалму нацепить?
    - Смешно, - спокойно отозвался племянник.
    - Диего, баста! Сделай нубийским герцогом Фернандо, дай его Беатрис в приданое, но без меня! Или вообще, давай его Нортми подарим, пусть мучаются!
    - Мы не для того мучались с ним сами, чтобы теперь на блюде преподнести Нортми!
    - Тише, chico****, - я успокаивающе поднял руку. – Я к тому, что Нубия пока больше камень на шее, чем украшение короны. Я и у себя-то появляюсь так редко, что там уже забыли, как их герцог выглядит: последний раз меня отказывались пропустить во дворец, пока Салиб не пришел и не подтвердил, что в их  Кабру действительно пришла радость – в моем лице.
    Салиб невозмутимо забрал у меня пустую чашку и долил кава. Вот она где, радость-то. Я просто обрастаю людьми, которые почему-то считают, что я без них пропаду.
    - О, сколько тебе писем! - восхитился племянник, ловко утянув с тарелки последнее печенье, - От Эрмины тоже есть. Уже на два больше, чем мне. Я обижусь.
    - Самому чаще писать надо! Кто за тебя последний раз письмо домой сочинял, а?
    - Ну, tio, ты же помнишь, как я был занят. Кстати, ты очень хорошо написал, если бы не сделал в письме столько ошибок, матушка бы наверняка поверила, - он увернулся от моего подзатыльника и, снова переходя на серьезный тон, спросил, - Ладно, Нубию пока отложим, что ты собираешься делать с Джамайей?
    - Меня беспокоит этот Нордвинг. Он сильно мутит там воду. Похоже, собирается стать новым  almirante bastardo*****. И еще очень хотелось бы знать, кому мы так насолили в Империи, что он снабжает Джамайю секретными сведениями?
    - Легче спросить, кому мы не насолили. Брось, Антонио, один раз – это еще случайность. А Нордвинг… даже не знаю. Фрост со своей игрой «я – лучший друг пиратов» нам не помощник. А Буревестник – все эти северяне одинаковы.
    Я хмыкнул, но промолчал. С Таном мы друг друга уважали. Думаю, попроси я о помощи, он бы не отказал… если бы за нами обоими не стояли Великие Дома. И с Шарлем видимся все реже и разговариваем все осторожнее. Дружба вопреки здравому смыслу, вот как это выглядело, но ведь она всегда – вопреки. А здравый смысл не любит, когда им пренебрегают, вот этой дружбы уже почти и нет.
    Пора было заняться письмами. Толстенная стопка: отчеты от Майсара. Я всегда подозревал его в извращенном чувстве юмора – его рапорты с каждым разом становятся все толще. Рука безошибочно выхватила из стопки конверт, неуловимо пахнущий жасмином. Эри… Так давно не виделись, что при ее имени вспоминается не человек, а душистые листы бумаги, исписанные твердым и быстрым почерком.
    Народ ее обожал, ее вкусу следовали, Александр выполнял все ее желания. Выполнял бы, но она никогда его ни о чем не просила. Мог ли я обвинять ее в излишней гордости, если сам болен тем же? Жаль было только, что она так редко улыбается. Обычно это происходило после удачных выпадов в сторону мужа.
    После обычных новостей пошла какая-то невнятица. И буквы все знакомые, и слова, но – по отдельности. Я вчитался еще раз… Эрмина зачем-то  стала писать на эмбролье – одном из иберийских диалектов. Это был язык контрабандистов, искаженное звучание, смесь, где нельзя было с налету определить, что значат привычные, казалось бы, слова. Кажется, это было десять лет тому: шутки ради я обучил ему Диего с Фернандо. Мальчишки две недели говорили на своем собственном языке, и их никто не понимал. Эри тоже быстро выучилась.
    Я продирался сквозь мешанину смыслов. «Нужный человек, способный не спрашивая отправиться очень далеко и выполнить все, чего от него потребуют..." Однако. Кузина кажется слишком разумной, чтобы играть в перевороты. И, предположим, только предположим, что у меня есть такой человек – куда он должен направиться? «И, Тони, очень тебя прошу, хоть небритость и украшает настоящих мужчин, брейся там почаще…»
    Это было двадцать лет назад. Она со смехом заявила, что моя трехдневная щетина не прибавляет мне очарования, и синие глаза тогда сверкали и казались невероятно огромными. На душе сразу  потеплело – Като… Задачка решилась. Похоже, мои милые дамы решили щелкнуть нашего дорогого Алехандро по носу. Ему будет полезно. К тому же я никогда не откажу ни кузине, ни Като. Особенно в такой ничтожной мелочи.
    Я улыбнулся, порвал письмо на мелкие клочки и позволил ветру разнести их над океаном. Надо спуститься в каюту, написать распоряжение. Корабль отчалит сегодня же. Нужный человек немедленно отправится в путь. Ради Като. Она имеет право на ответный ход. Ради Эри. Пусть она улыбнется.
    Я проследил взглядом за белыми лоскутками. Итак, завертелось. Кто попадает в большую политику по собственному желанию, а ты, адмирал, исключительно по дружбе.
    - Плохие новости? – спросил Диего.
    - Скорее наоборот.
    - Тогда зачем..?
    - Разве ты не знаешь? «Брось свое сердце ветру и последуй за ним», - я заметил испуганный взгляд племянника, - Саджисский мыслитель четырехвековой давности, мне Майсар рассказывал.
    - Слава Каспиану, а я было решил, что ты сам почитывать начал, - Диего с кошачьей грацией вскочил на ноги, подхватив кинжал, - У нас сегодня много дел, адмирал. Когда «Святая Лара» отправляется в Старый Свет?
    - Я думаю, лучше сегодня. Пока ветер попутный.

*дядюшка
**«господин» садж.
***национальная саджисская одежда – длинная рубаха с вышивкой
****парень
*****бандитский адмирал – пренебрежительное название

15 число месяца Чаши.   
Коннлант. Коннбург.
Владение герцога Диего.

   Изабелла внимательно смотрела в зеркало. Неужели у нее появились морщинки у глаз. Просто невероятно! Ей же всего двадцать восемь лет! Проклятье, и Анна, и Алиса в свои годы выглядели гораздо лучше!
   Графиня Катена в ярости запустила гребнем в ненавистное зеркало, и то разлетелось на тысячи осколков. Ее душили слезы… Ну почему, почему этот мир так несправедлив? И что она сделала такого, что ухитрилась прогневать Господа Бога, за что ей все эти наказания…
   Она бросилась на кровать и зарыдала. Нет, лучше умереть, чем так дальше жить… Это просто невозможно…
   - Леди Изабелла… Прибыл гонец от вашего мужа.
   Изабелла оторвалась от подушки и посмотрела на лакея. Неужели Сальвадор возвращается?
   - Пождите пару минут, мне надо себя привести в порядок.
   Проклятье, а зеркало-то разбилось. Изабелла достала из шкатулки подарок Сальвадора. Маленькое зеркальце, то, что надо. Пара секунд, и она уже в порядке.
   - Впустите его…
   Гонец вошел. Бегающие глаза и дрожащие руки – явно не признак хороший новостей.
   - Я лучше прочитаю, - сразу сказал он, и вытащил свиток.
   Графиня уселась на краюшек кровати и грустно посмотрела на гонца:
   - Читайте.
   - "Дорогая Изабелла, обстоятельства сложились так, что мне придется задержаться…" – она вздохнула. – "Наши дела, видимо, складываются не так удачно, как мне хотелось бы… Повстанцы получают помощь из-за пределов Коннланта, поэтому мне придется задержаться здесь, на границе, нужно выяснить источник этой помощи. У меня есть предположения, но они слишком ужасны, чтобы их озвучивать раньше времени… Но если я прав, Империю ждет новое потрясение, вполне сравнимое с той войной, которая бушевала тридцать лет назад. Все же, надеюсь, я не прав, и все не так плохо. Люблю тебя и молюсь за тебя, граф Сальвадор Катена."
   - Что же он обнаружил? – подумала Изабелла. – Странно…
   - А Вы можете что-нибудь добавить к сказанному графом? – она обратилась к порученцу.
   Тот замялся, но все же решил сказать.
   - Боюсь, все несколько хуже, чем пишет граф. Коннлант на грани всеобщего мятежа. Уж не знаю, что и к чему привело, но нас ненавидят в этой стране, графиня…
   - За что? – Изабелла пошла к окну и отодвинула занавесу. – За что же они нас ненавидят? Или же вы говорите о черни, полной недостойных мыслей, чьи страсти разжигают проповеди еретиков? Так с ними у нас всегда был один разговор – виселица и костер. Но неужели, в Коннланте нет здравомыслящих, благородных, истинноверующих людей? Я отказываюсь в это поверить.
   - Если не верите, взгляните туда, – порученец подошел к окну и указал рукой в направлении главных ворот. – Там, похоже, собирается толпа…
   - Чего они хотят? – Изабелла нахмурилась. – Плетей? Я же приказала никому не ходить по улицам после десяти вечера? Что делает стража? Почему не разгонит мятежников? Я спрашиваю, почему?…
   Вошел капитан стражи.
   - Представители городского совета хотят видеть Вас, леди Изабелла…
   - Так это представители? – Изабелла рывком задернула занавесу. – Посмотрим, что они хотят Нам сказать…
   Она быстро накинула теплый плащ, и в сопровождении четырех гвардейцев, капитана и порученца спустилась к воротам.
   - Миледи, – теперь она узнала старейшину городского совета. – Хорошо, что Вы пришли, у нас есть для Вас важное сообщение…
   - Я слушаю, – холодно сказала Изабелла. – Только быстро, здесь прохладно. А вот дворец я вас не пушу, нечего там таким оборванцам как вы там делать… - она с презрением оглядела бедные одежды представителей. – Возмутительно, то, что вы вообще посмели явиться сюда в таком виде.
   - Нижайше прошу прощения, – поклонился старейшина. – Мы не хотели оскорбить Вас, миледи. Итак, городской совет Коннбурга просит Вас отменить принятые накануне решения… Этот новый налог на двери трактиров, как-то "каждый кто заходит в трактир должен уплатить 10 медяков в казну", или налог на фонари – "каждая улица должна выплачивать по одной серебряной монете в месяц за каждый горящий на улице фонарь". Полный список наших требований – изложен здесь, – он помахал пергаментом.
   - Дайте сюда, – потребовала Изабелла, взяла у него из рук бумагу и, не глядя, разорвала на клочки. Толпа зароптала:
   - Запомните раз и навсегда! – Изабелла обращалась ко всем. – Вы ничего не можете требовать у Богом данного вам наместника! Как дети, вы должны с почтением и любовью относится к нему, как к отцу. С прилежанием и смирением выполнять его приказы! Я здесь по воле герцога Диего Иберо, герцога Иберии, герцога Коннланта, да продлит Господь его годы, и я буду править вами – строго, но справедливо! Вы ведете себя возмутительно, и я не уверена, что вы не поддерживаете тех мятежников, с которыми сейчас сражается мой доблестный муж! Вы заслужили наказания за свою наглость, за то, что посмели явиться сюда и что-то потребовать! Отныне – все налоги на этот месяц поднимутся вдвое! А теперь разойдитесь немедленно по домам, если не хотите получить плетей!
   Побледневший старейшина отшатнулся от нее. Толпа забурлила, как вода в котелке над огнем.
   - Долой Иберо! – завопил кто-то, и в тот же миг кричала уже вся площадь. – Долой проклятых кровопийц! Шлюха! Смерть иберийцам!
   Кто-то начал вытаскивать булыжники из мостовой, в стражу полетели камни, овощи, всяческие непонятные вещи. Капитан Лопес выругался и, схватив Изабеллу, потащил во дворец. Та шла, словно не понимала, что происходит.
   - Ч-что? Что происходит? Что они делают?!
   - Молчите лучше, графиня, – процедил сквозь зубы капитан. – Вы сегодня уже сделали все, что смогли…
   Она очнулась только в своей комнате, на часах была полночь… Она подошла к окну… Огни, везде огни… Что – это горят дома?
   - Я должна сообщить Диего! – подумала она и села за письмо. – Вся надежда только на него…

24 Число месяца Фибулы

Музыка: Tito& Tarantula, After Dark.

Я сидел у себя в кабинете, читал и пил. Что читал – не смогу сказать при всем желании; мрачное что-то, какой-то роман о студенте-самоубийце. Пил тоже что-то с трудом определимое… Вино наверное, но сорт и год не назову.
За окном собирались тучи. Хоть бы снег, что ли, пошел… Люблю снег. Это так красиво – когда с линяло-серого неба он падает  крупными хлопьями, и чтоб обязательно день был безветренный. В Скифии это было всегда так к месту – словно театральная декорация.
Но в Рунне, даже если такое вдруг случится, это будет фальшиво. Уходить из этого города, только уходить. Страшный город… красивый, но страшный. И чем ближе к Сакрэ – тем хуже. Сейчас… хотя другого я не видел.
В Кирию хочу, на восточную границу. Или за Горынь. Честно говоря, за Горынь даже лучше. Мы и с Дисом это обсуждали.
А вот и он, Дис-братишка. Легок на помине.
-Что, Страд? Опять жизнь – гадость, люди – сволочи, солнце – поганый светильник?
-Вроде того.
-А точнее?
-Анна приезжает. Завтра. Представляешь, летит! Добраться поскорее хочет… Ты ее не звал?
Он покачал головой.
-Вот и я нет. А вот поди ж ты – завтра будет.
-И что?
-Понимаешь, она... хорошая. Не знаю, как сказать... Но - не люблю.
-Что так?
-Вообще никого в жизни не любил, а ее вдруг должен?
-А почему нет?
-Дис, я же говорил… Мне ее навязали. Все, закончили!
-Закончили. Прекрати рыдать.
-Да кто рыдает? Слушай, пошли, я тебе кое-что покажу.
Я поднялся с кресла, быстро, не оглядываясь, вышел из дома и пошел вглубь сада. Остановился у странного вида площадки: она была усыпана мелкими камешками, среди которых торчали семь обломков скал. Рядом встал Дис
-Ты никак собрался все-таки объяснить, что это такое?
-Ага. Слушай, помнишь, я провел как-то три месяца в Леванте, а ты в то время мотался с поручениями отца?
-Да. И?
-Там в Леванте есть крохотная община дунган – таких мелких и узкоглазых типов. В общем, меня как-то к ним занесло, и мне подарили там кое-что. Две старые книги и их перевод на имперский.
-С какого?
-А я знаю? Мне сказали тогда, что книги эти дико старые, их привез с востока, с родины дунган, еще прапрадед их нынешнего главного и перевел на дунганский. А отец нынешнего их перевел уже на имперский.
-Так откуда книги-то?
-Вроде с островов каких-то странных на самом-самом дальнем востоке, но суть не в этом. Одна книжка – небольшая совсем. Там рассказывается, как делать такие вот Сады камней.
-Смысл?
-Смысл есть. Вот посчитай камни.
-Шесть.
-Встань вон туда и еще раз пересчитай.
-Шесть.
-Не-а, семь. Как бы не встал, какой-нибудь из них ты не увидишь – другие камни закроют. Это символ бесконечности самопостижения.
-Забавно.
-Это не все. Понимаешь, я долго над этим думал… есть способ увидеть все семь.
-?
Я отошел на пару шагов, разбежался и сложным движением, как учили у Клинков, вспрыгнул на один из камней.
-Вот я и вижу все. Понимаешь?
-Хочешь сказать, что, чтобы понять человека, надо стать чем-то... или кем-то, кто выше людей?
-А ты меня хорошо знаешь…

22 число месяца Фибулы

Музыка: Blackmore’s Night, Queen for a Day (part 1).

Я проснулась довольно поздно… Но какое это имеет значение? Куда мне вообще торопиться? В этом городе нет ни одного места, где без Электры Флавио жизнь бы замерла.
Ох, почему бы мне тогда не понежиться лишних пару минут под мягчайшей периной? Это так приятно, все тело словно гладят – я не признаю ночнушек. Тем более на улицах тут так холодно… Дома еще не облетели листья, а тут не сегодня-завтра пойдет снег. Как же это красиво… Страд очень любит.
Ему так скучно, наверно… Не любит столицу временами. Я вот люблю! Тут – все, тут балы, тут поэты… даже точнее поэтессы… В других местах женщины… не слишком заметны в литературе. А тут…
В подтверждение я нашарила на тумбочке у кровати крохотный томик, что читала накануне вечером, открыла на первой попавшейся странице – и ах! Послушайте:

И вновь плывут поля - не видишь ты, не видишь! -
И одуванчик умилительно пушист.
Росинку шевеля, - не видишь ты, не видишь! -
Пошатывается разлатый лист.

И корольки поют, - не слышишь ты, не слышишь, -
Как корольки поют над нивами, и как
Вдали копыта бьют, - не слышишь ты, не слышишь!
И поздний выстрел будит березняк.

Зима  у нас, весна, - не помнишь ты, не помнишь:
Тебе столетие не долгосрочней дня.
Так памятлива встарь, - не помнишь ты, не помнишь
Ни вечера, ни ветра, ни меня!

Это посвящено Каролине де Тардэ, великой, но благодаря попам неизвестной поэтессе. Эх, хотела бы я встретиться с ней… Но нет, она – мать руннской женской поэзии, а я – просто маленькая домашняя Эла… которая иногда развлекается стихами, за которые жгут. И добро б только читала – так и пишу. Иногда, по паре строк, в запечатанном конверте без подписи оставляю их в гостиных, где собираются руннские дамы, любящие писать. Вот это, например…

Ты вошла, как входили тысячи,
Но дохнуло огнем из дверей,
И открылось мне: тот же высечен
Вещий знак на руке твоей.

Да, я знаю, - кольцо Венерино
И твою отмечает ладонь:
Слишком поступь твоя размерена,
Взгляда слишком померк огонь,

И под пудрой лицо заплакано,
На губах, под румянами, кровь, -
Да, сестра моя, да, вот так она
Зацеловывает - любовь!

И с десяток таких вот было анонимно прочитано на вечерах. Горжусь я этим, ох горжусь…
Но все равно – скучаю часто по дому. У нас там знаете как хорошо! Знаете, цветы какие! И море. Теплое. А в Стигге у нас такая библиотека! Там даже Каролина де Тардэ есть, откуда я ее и выкопала. Папа там опять же. И Радэ еще во Флавио…
При воспоминании о Радэне я покраснела как осенняя вишня. Не будем углубляться в это, но именно Радэ сделала меня той, кто я есть сейчас. Если бы не она... я бы так и ждала какого-нибудь принца.Я выскользнула из постели, оделась (сама, не в вечернее же платье облачаюсь) и спустилась вниз.
Служанки немедленно засуетились, пытаясь выяснить, что молодая синьора предпочтет на завтрак. Я поняла, что день будет в точности такой же, как и вчерашний.

24 число месяца Фибулы, Рунн.


Он смотрел на них холодно, размышляя о своем: "Один слаб в бою, но опытен и хитер. Из того разряда, который берет ни силой, а словом или.. обманом. Второй, умел, храбр, отважен, но безрассуден. Ни тот, ни другой. Еще одна проверка не помешает."
- Идем.
Они двинулись вчетвером. Первым шел он сам, за ним шагали те двое, кого он отсеял из тех, кто пришел сегодня на место погибших из отряда "Ревенанты". За ними всеми шел еще один парнишка - случайный знакомый из таверны. До того, как пришли "клиенты" он развлекал Диса своей похвальбой о подвигах в многочисленных битвах. Наемник слушал, попивая горячий, хмельной напиток из большой кружки. Но потом заставил замолчать "знакомца" одним взглядом. С кандидатами пришлось поговорить, а затем и просто сразится. Тонкому бармену ни впервой избавлятся от трупов, поэтому ему были положены монеты. Дис видел, что парнишка увязался за ними, но ни в его правилах было мешать людям делать то, что им хочется. Главное, чтобы это ни мешало ему самому. Еще один переулок, повернув в который и пройдя пару шагов, он резко развернулся и молча напал на тех, кто следовал за ним. Два кинжала безшумно вылетели из ножен, перекрестившись на миг перед его лицом, а затем неумолимо направившись на противников. Увязавшийся за ним парень едва слышно вскрикнув, крутанулся и избегая левого кинжала, пригнулся, подставляя "хитреца". Второй кандидат, которого Дис для самого себя определи, как более умелого и храброго воина, ускользнул в бок отбивая кинжалы, но подскользнулся и упал. Минутная заминка, он уже выпрямлялся, чтобы вскочить на ноги, но и кинжалы не привыкли ждать, угрожающе касаясь его горла и груди. Дис молча стоял над замершим наемником, который мрачно смотрел на него снизу вверх.
- Он погиб? - поинтересовался Бредл у озадаченного паренька.
- А ты как думаешь? Если бы ни он, то я. Ведь ты свои клинки прямо в мое сердце направлял! Нет, ты вообще соображаешь что делаешь-то? Ты мог меня убить! Я разве для этого пошел с вами?
- А зачем ты пошел? - на отрывая глаз от коленопреклоненного противника, спросил Дис.
- Я думал ты и меня проверить хочешь.
Наемник сузил глаза и неожиданным движением отбросил левую руку и ставший ее продолжением кинжал в сторону юноши. Раздался быстро подавленный стон:
- За что?
- Потому что до сих пор не достал оружие и не попытался меня убить, - отступая от соперника, который не сводил с него глаз, даже не соизволив глянуть на паренька рядом. - Я беру вас в "Ревенанты". Единственное условие: вам придется кое-что освоить. Мое слово - закон. Повторять его дважды я не умею и не хочу. Если вы это не усвоите - я ничего не могу вам гарантировать. Вы подчиняетесь мне. Выше меня для вас лишь один человек. С ним я вас познакомлю.
- А я тебя просил меня принимать в свой отряд? - возмутился разговорчивый, молодой флавиец.
- Можешь отказаться. Но лишь сейчас, - за все это время Дис даже не глянул на паренька лицо которого заливала кровь из рассеченного кинжалом лба. - Ты?
Последнее было обращенно к поднявшемуся с колен "кандидату". Тот хмуро посмотрел на труп своего "коллеги", затем на Бредла и на раненного парня.
- Согласен. Но тоже с условием.
Дис поднял глаза, заинтересовавшись:
- Да, Ленард?
- Ты научишь меня тому, чего я не знаю.
Бредл поднял бровь:
- Это не условие. Это правило для "Ревенанты". Вы учитесь тому, что вас интересует. Я учу тому, что интересует меня. Если выдерживаете - проживаете дольше. Бенито, ты готов? - он даже не заинтересовался согласен парень или нет. Что явно не устроило паренька.
- Эй! У меня тоже есть условие!
- Да? - он уже развернулся, шагая по направлению к особняку герцога Флавио.
- Ты больше не будешь меня полосовать своим кинжалом, - ворчал сзади парень.
- Послушай, Бенито, а почему ты спрятался за Нерино? - послышался вопрос Ленарда. - Ведь я был ближе.
- Да.. Но тот хитрее. Я думал, что он найдет способ сразится с этим парнем. А я пока убегу.
- Чего ж потом не убежал?
- Так ведь не нашел же. Я думал мне - каюк.. Хотя, мне все равно - каюк. Столько всего не знаю. Только болтать умею, - переживал Бенито, пытаясь вытереть кровь.
- На вот, держи, - Дис понял, что Ленард протягивает собеседнику платок и удовлетворенно прикрыл глаза.

Здравствуйте, отец

Рада написать вам еще одно письмо. Прошу прощения, что не столь часто рассказываю как у меня дела в дороге. Но вам нет причины волноваться. Чувствую я себя очень хорошо, а ожидание встречи с вашим сыном отзывается таким счастьем в сердце, что я даже не замечаю как дороги. Завтра я уже буду в Рунне и смогу лично засвидетельствовать Эстераду свою нежность и любовь, а так же передать ему ваши пожелания здоровья и благополучия.
Вы знаете, отец, в пути меня не оставляет мысль о том, что время летит в ожидании незаметно. Особенно в ожидании счастливом. Ведь только счастье может испытывать женщина, находящаяся в моем положении. Никому больше я не решилась рассказать о нем, кроме вас. Поэтому и эти счастливые строки направлены к вам. Я замечаю как хороша природа, только проснувшись и поняв, что еще один день дороги - позади. И еще один день приближает так радующую меня встречу. Разве можно так любить? Даже выходя замуж за вашего сына, я не подозревала насколько счастлива я буду. Мне было трудно это представить и пережить это оказалось еще труднее. Никогда еще мои мысли не были столь нетерпеливы.
Перечитала написаное и поняла, что все эти слова лишь обо мне одной.. И я совсем забыла поинтересоваться вашим драгоценным здоровьем, отец. Как себя чувствует ваша разболевшаяся накануне моего отъезда спина? Помогает ли та мазь, которую сделала нянюшка? Прошу вас беречь себя. Мысль о том, что вы не здоровы может омрачить даже эту безбрежную радость, которую я несу в своем сердце.
Любящая вас,
Анна.

Такое письмо я написала моему второму отцу - Евгению Флавио. Его бесконечная доброта и терпимость всегда поражала меня. Именно он помог мне понять мир совершенно необычный для меня и - я надеюсь - хоть чуть-чуть открыл для меня своего сына.. Эстерад.. твоя нежность и тепло всегда согревали, но ведь так непросто смирится с тем, что любя не получаешь любви взамен. Наверное это было бы легче, если бы я смогла нелюбить вас. Ох, право, что за мысли? У меня есть радостное известие для него и я думаю, что радость наша станет взаимной..
Деревья в пути голы и неприветливы, но мне кажется, что они полны надежды.. Как и мое сердце..

23 число Месяца Фибулы"

26 число месяца Фибулы. Рунн.

Пальцы осторожно перевернули страницу книги. Едва заметные в повседневной жизни пылинки тяжелым грузом легли между этих страниц. Человек в кресле задумчиво сложил руки, глядя в никуда: "Одни и те же строки. В разных книгах, на разных языках, но об одном и том же. Чем же так привлекательны они?" Он прикрыл глаза, наблюдая, как заходит секретарь с новыми письмами. Иоаннус был несколько хмур. Симеон открыл глаза и спокойно указал куда нужно положить письма.
- Два с особой отметкой. Мне их прочитать?
- Не стоит. Сын мой, готов ли отчет о служениях за прошедший месяц? Сколь суровым испытаниям подверглась наша церковь в борьбе с неверием?
- Ваше Преосвященство ведает, что пока мы принимаем неверных - мы не можем карать их именем святым..
- Зато мы можем убеждать. Не подаваясь искушениям их, - лишь губы улыбнулись.
Руиз встал и взял одно из писем. Руки привычно взрезали бумагу. Иоаннус замер в полупоклоне:
- Через час с четвертью у вас встреча, - явно гордясь своей памятью.
Кардинал взглянул на него и не повышая голоса произнес:
- Двадцать поклонов ежедневно на каждой службе. В течении недели. Не гордитесь, друг мой. Путь к вечному хладу лежит чрез эту гордость. Хладу в сердце своем, в душе, что никогда не согреется в лучах возрождающейся души.
Священник читая письмо, медленно прошел к окну и обратно. Вернувшись, он все также неторопливо сложил бумагу и спокойно посмотрел на секретаря:
- Спасибо, Иоаннус. Вы свободны на сегодня.
Секретарь вышел, а Каноре задумчиво посмотрел на письма, прежде чем сложить их в искуссно сработанную шкатулку, защелкивая на замок. Руки коснулись груди в безмолвной и краткой молитве, а затем сняли с кресла длинную ленту, схожую с принятыми при дворе накидками, если бы не однообразность этих лент - креозов, что накидывались на плечи и различались цветами. У него - белоснежная, у первосвященника - красная. Различались еще парадные креозы, но Руиз никогда не задумывался к чему они, зная первопричины возникновения - развитие его уже мало заботило. Кардинал Рунна вышел из своего дома, направляясь к карете и благославляя возницу, который даже сидя умудрился вытянутся и замереть в благочинном подчтении:
- Сын мой, следи за дорогой. За путем твоим в сады Спасителя послежу я, - негромко попросил Симеон, улыбнувшись одними губами. - Во дворец.

Он даже не удивился, увидев на берегу светловолосого великана:
- Я перенес нашу встречу, святой отец, - улыбка монарха могла бы затмить само солнце, если бы в темно-синих, сапфировых глазах не скрывалось что-то опасное, тревожное.
- Как вам угодно, Ваше Величество. Правда здесь не столь удобно, - Руиз оглядел пологий берег и взглянул на Шенбурнн, величественно красующийся на противоположном берегу.
- А там - смертельно скучно. Тем более постоянно кто-то мешает.
- Александр, вам ли не знать средства от скуки? - кардинал устремил свои черные глаза на императора, что поигрывал кольцами на правой руке.
- Я его знаю, Ваша Светлость, - улыбка потускнела. - Но оно тоже скучное. Вот ведь парадокс.
- Можно закрыть свой разум, Ваше Величество, но никто не в силах закрыть сердце от Творца. И мудрость сердца открывает тайны разума.
- Вы обещали растолковать те слова.. Помните? Монбар с его криками, - резко меняя тему и встречаясь глазами с взором кардинала, властно сказал Александр.
Руиз задумчиво изучал этого красивого, великолепного человека, который отлично знал свою власть, свои силы и возможности, но не мог переступить через свои желания, предпочитая считать их возникновение - провиностью других. Тех кто никак не мог угодить ему. Или наоборот.. Умел играть на этих желаниях: "Нет. Играть на его желаниях никто не может. Слишком силен. Значит, играет сам... И проигрывает."
- В его словах есть та доля истины, мой государь, которая свойственна любому приговоренному. Он желал проклясть вас. Остался ваш ответ: желаете ли вы подчинится ему и быть проклятым, - кардинал склонил голову, предпочитая не видеть искаженное смехом лицо своего Императора.
- Вы меня развлекли, святой отец. Вы желали поговорить еще о чем-то? Кстати, как продвигаются сбор реликвий Ордена? Насколько они необходимы, Ваше Преосвященнство?
- Им нет цены, Александр. Хотя, вряд ли вас заинтересует плиты старого, рассыпающегося камня. Книги в тленном переплете.
- Но вас же они интересуют, - сапфировые глаза проникновенно посмотрели в глубину черных глаз.
- Да. Потому что это знания веков, утерянные в период розни и вражды.
- Хорошо. Пусть так. Я могу вам помочь, padre?
Руиз улыбнулся по отечески, став в какой-то миг похож на стоящего рядом Императора Александра:
- Вы уже оказываете неоценимую помощь, мой государь. Я хотел бы только осмотреть библиотеку Шенбурнна и некоторые старинные вещи.
- Завтра или на днях. Я пришлю за вами. Если что-то из них вам нужно будет - оно ваше. Даю вам слово.
Александр склонил голову, рассматривая что-то на противоположном берегу, возможно свой дворец или приближающуюся лодью. Кардинал поднял руку и мягко благословил Императора. Монарх поднял бровь, неспеша задавать вопрос и медленная улыбка раздвинула его губы. Руиз в ответ спокойно склонил голову и вновь поднял, негромко сказав:
- Каждый останется при своем, сын мой.

28 число месяца Фибулы. Рунн, Шенбурн.

Тело приятно расслабилось. Ловкие пальцы умело скользили по рукам, плечам, спине и ногам, масируя.. Когда девичьи руки приостановились мы быстро перевернулись на спину, притягивая одну из девушек к себе и целуя в губы. Нам нравилось это смущение и желание, которое просыпалось в восхищенных взорах подобных малышек.. Они очень не часто удостаивались нашего внимания.. Только когда нам желалось увидеть этот блеск в глазах Конрада.. Отвернулся. Делаю взмах рукой, выгоняя девушек. Смотрим на спину фаворита и, не выдержав, смеемся.. Белокурая голова Конрада опускается знакомым, упрямым движением.. Поднимаемся и приближаемся к обиженному любимцу, обнимая его за талию:
- Мне мешает твоя одежда, мальчик.. - голос намерянно тих..

...В детстве было так интересно наблюдать за похождениями нашего родителя.. У него было много любовниц и они - каждая по своему - были восхитительны. Порой я видел и плоды их любви.. Очаровательное зрелище. Однажды я наблюдал за тонкими ручками совсем крошечной девочки с белокурыми волосами моего отца. Но она была так слаба.. как и ее мать, лежащая вся в крови.. Вид крови меня не пугал.. Впрочем, как и решение убрать и мать, и ребенка.. Действительно: зачем нужна эта женщина, которая так слаба, да еще испачкана?..
.. Этот мальчик так походил на красивую девушку.. Только пожалуй еще нежнее.. Его лицо, его руки.. До нас доходили слухи о том, что мы испортили мальчика. Любопытно. Очень даже. Те кто любят - многое портят? И как это - полюбить, не испортив? Ха..
.. Мать в очередной раз смотрит на нас, а видит только отца.. Или кто ее знает кого она видит, но взгляд ее я не люблю.. Ей мы желанны лишь как дитя-наследник.. А мы - есть мужчина! Любящий, когда выполняются наши желания. Мы приказываем матери, а она в слезы и у нас не хватает сил выдержать их..

..Нами посланы на все части света, включая неизведанные и неоткрытые министр финансов, канцлер со всеми его бумагами и вся гвардия во главе с министром "всеимперской" безопасности.. И еще мною послан большой букет ярких, аллеющих, как капли крови цветов к ногам прекраснейшей из женщин. Сами мы направляемся за пажом, несущим огромную корзину и замираем не доходя до распахивающихся перед ним и нами дверями. Там где я стою видна часть небольшого зала со смеющимися девушками - фрейлины нашей супруги - Эрмина тоже видна, но наши глаза не отрываются лишь от одного лица. Золото тускнеет от зависти и, наверное, поэтому она отвергает наши подарки.. Повернула голову. Неуклюжий паж! На колени надо было упасть! Впрочем, чего от него ждать. Ведь рядом Эрмина. Они все от нее без ума. И нас она сводила с ума.. было, было. Делаю необходимые шаги и появляюсь перед лицом жены. Наши глаза привычно перекрещиваются:
- Ваше Величество..
- Ваше Величество..
Ну разумеется! Наши величества в недоумении. Встреча явно не запланирована. Что делать? Вот такой сегодня день.
- Ваше Величество, прошу меня простить, но я пришел чтобы похитеть у вас вот эту девушку, - поворачиваюсь и в упор смотрю на склонившуюся в реверансе фрейлину. - Сандра, вы нужны мне.
Какие невыносимые слова! Они просто невыносимы. Поворачиваюсь к Эрмине и целую ее руку в знак признательности, не забывая заглянуть в глубину карих глаз лишь на миг посмотревших на меня.. Мы идем вместе к выходу из зала, сопровождаемые тишиной. Не выдерживаю и подхватываю идущую передо мной девушку на руки, прижимая к себе.
В ее комнате мне долго не хочется отпускать ее, хочется, чтобы поняла, догадалась, почувствовала. Да только что? Мою память? Но она только моя. Тяну время, вглядываясь в самые чистые изумруды. И она смотрит на меня.
- Сегодня..
- Очередной год с того дня, Ваше Величесто.. С того дня, как вы.. соизволили обратить на меня свое внимание, - с вызовом говорит тихий голос.
- Ты помнишь это?
- Это невозможно забыть.
Да, слова те. Но что не так? Мне не нравится их звучание, а я так надеялся обрадоватся:
- Позволь я тебя раздену.. А потом ты разденешь меня..
- Как вам будет угодно..
Пальцы холодны, как лед. И скользят с какой-то странной, медленной плавностью. Необычно это.. Она нереально красива, таких не бывает.
- На кого ты похожа, Сандра?
Девушка непонимающе смотрит на меня своими глубокими глазами и я тону, в груди не хватает воздуха:
- На свою мать..
- А улыбка?
- Я не знаю, Ваше Величество. Я почти не помню ее.
- Я где-то видел твою улыбку, девочка моя.
Замолкаю, завороженно проводя рукой по ее шее, по чуть дрогнувшим плечам:
- Тсс.. неужели ты до сих пор боишься меня? - мы помолчали и вновь заговорили, но словами чужими, ставшими вдруг родными:

Так это просто и странно звучит,
Что поневоле душа заболит:
Только и счастья, блаженства и сил
В той, что когда-то я страстно любил..

Ее дыхание касается моих губ, сводя с ума:

Если же слово теперь, хоть одно, -
Снова страдать мне навек суждено!.. - Сандра опускает взгляд и я понимаю, что она опять восстает против меня, моего желания, моего чувства.. и своего тоже. Я же знаю!

Приподнимаю ее голову, заставляя вновь посмотреть глаза в глаза:
- Ты любишь меня?
Молчание.. Будь оно проклято это ее молчание! Я не желаю его слышать!
- Это очень простое слово, Сандра.. Скажи его.
- Вы всегда требуете невозможного от меня, Ва..
- Александр.. Назови меня по имени и ответь.
Молчание. Снова и снова. Глаза в глаза и - молчание. Не желаю этого терпеть. Считаю до трех..
Раз.. Легкий вздох..
Два.. Ресницы опустились..
Три..
- Александр..
Поздно. Поцелуй прерывает слова.. оставляя лишь желание обладать..
...Отводим свою любимицу к ее императорскому величеству, целуем руку:
- Ты сегодня была восхитительна, впрочем, как и всегда, - признательный взгляд в сторону Эрмины. - Вы само очарование. Позвольте покинуть вас. Встретимся завтра, на параде в вашу честь, Эрмина.
- Благодарю, что напомнили, Ваше Величество.
Наше Величество уже слишком далеко от этих слов..

.. Долго стою, не выпуская из объятий чуть дрожащего то ли от боли, то ли от наслаждения Конрада. Взглядом окидываю раскинувшийся передо мной сад.. Придворные.. слуги.. Любимцы.. Любимицы.. Министры.. Император.. Красиво это все. И пусто. В глазах тех, кто дорог - пустота. Если глаза закрыты - пустота отражается в голосе. Конрад шевельнулся, поворачиваясь и целуя мое плечо:
- О ком ты думаешь?
- О пустоте.
Руки привычно скользят по телу фаворита:
- Заполним ее сегодня дружным, семейным кругом, мой любимый мальчик?
Конрад дернулся, но мне уже было не до этого.. Я засмеялся.

28 месяца Фибулы

    - Номени, больше вы мне сегодня не нужны, благодарю вас, - Императрица сдержанно улыбнулась. Зала опустела. Эрмина медленно пошла вдоль окон, старательно обходя солнечные пятна на полу. Его Величество с каждым разом все грубее вторгается в ее мир. Точно боится, что о нем перестанут помнить. Последнее унижение – а это унижение! – и для Сандры и для нее. Сандра, как кошка, отлеживается, прячась от всех. Но чтобы пережить сегодняшнее, ей нужна опора. Им обеим нужна. Только вместе – иначе этот случай ляжет первой тяжелой горечью на их дружбу.
    - Сандра! – Императрица ворвалась в комнату и перевела дыхание. Фрейлина примостилась на самом краю постели, сбив все простыни в тяжелый ком и брезгливо отшвырнув их.
    - Ваше Величество, пожалуйста, - она подняла большие зеленые глаза, сейчас обведенные темными кругами, и с мукой посмотрела на Эрмину.
    - Я не уйду, - спокойно отозвалась та, - и тебе не позволю себя мучить. И прекрати называть меня «Ваше Величество», словно это ты виновата!
    - Я… - фрейлина закусила губу, пытаясь подавить сухие рыдания. Справилась с собой и продолжила, - Эрмини, тебе должно быть невыносимо после всего этого со мной говорить.
    - Почему это? – ровно отозвалась Императрица, - У тебя здесь ужасно душно, кстати, - она подошла к окну, но разбухшая рама не поддавалась, - Проклятье! – Эрмина с такой силой толкнула окно, открывая его, что створки жалобно задребезжали. Больше солнца и ветра! Она села на кровать рядом с подругой и взяла ее руки в свои.
    - Сандринья, ты дашь ему уничтожить тебя? Не веди себя так, словно ты одна в этом мире! И позволь мне, пожалуйста, самой решать, с кем мне разговаривать. Ты – моя подруга, разве нет?
    - До сих пор не понимаю, за что, - Сандра улыбнулась, - Уже два года…
    - Да, и мы еще ни разу не поссорились. Я и начинать не хочу. Поэтому вставай, умойся, и пойдем в сад, а здесь пока уберут.
    Эрмина посмотрела вслед расправившей плечи фрейлине. А ведь два года назад ей казалось, что это новое испытание, еще одна тяжесть, которую придется нести, не показывая виду – фаворитка мужа назначена ее фрейлиной! Что же, то, что гадость, задуманная Александром, обернулась для нее одной из самых больших радостей, в очередной раз доказывает могущество Господа. Иначе это чудо не объяснишь. Эрмина невесело улыбнулась и вспомнила первую встречу с Сандрой.

  Новая гостья замерла на пороге ее гостиной. Гордо вскинутый подбородок, прямая спина и презрительный взгляд зеленых глаз. Это заметили все фрейлины, и по комнате пронеслась волна перешептываний. «А маменька мне говорила… нет, честно!» Высокомерно поджимались губки, кто-то нарочито громко фыркнул, девушка у клавесина оборвала мелодию. Лицо Сандры де ла Прад едва заметно дрогнуло, и все. В полной тишине Эрмина встала, девушка присела перед ней в реверансе, склонив голову ровно настолько, насколько полагалось.
    - Ваше Величество.
    - Добро пожаловать, Сандра. – Неужели страшный враг? Эрмина отвергла эту мысль. Враги не смотрят так… затравленно, и так гордо, отталкивая, всем своим видом крича «не трогайте меня!». «Красивая девушка, пожалуй, красивее меня. Новая Карна?» Она вспомнила, где уже видела такой взгляд – в зеркалах, семь лет тому назад.
    - Луиза, распорядитесь приготовить чай на двоих в беседке. Сандра не составите мне компанию в прогулке по саду?
    Они шли в молчании, пока не остановились у буйно цветущего куста жасмина.
    - Вы любите цветы, Сандра?
    - Не все, Ваше Величество.
    - Какие же больше?
    - Розы. У них очень острые шипы, - в ее голосе слышался уже неприкрытый вызов и потаенная надежда, что теперь ее точно оставят в покое.
    - А я всегда любила жасмин, - императрица улыбнулась, словно не заметив выпада фрейлины, - трудно поверить, но в Иберии он сейчас цветет еще пышнее. Там все усеяно белыми лепестками… О, наш чай уже готов! Пойдемте.
Откладывать подобные разговоры – все равно что… Поэтому после первого глотка Эрмина поставила чашку на стол и спокойно спросила:
    - Сандра, Вам тяжело быть здесь?
    Рука фрейлины мелко задрожала, и чашка неприятно зазвенела о тонкое блюдце.
    - Я не прошу у Вас дружбы или верности, Сандра, но поверьте, здесь Вам опасаться нечего.
    - Почему? – спросила та, не поднимая глаз.
    - Хотя бы назло моему супругу. Если он решил стравить жену и любовницу, что уже грешит дурным вкусом, то я не желаю потакать его забавам, - она улыбнулась в ответ на быструю и неуверенную усмешку фрейлины, - Я слишком хорошо знаю Александра… не полезу к Вам в душу и не буду изливать свою, но я Вам не враг, Сандра. Кажется, это называется «взаимовыгодный союз»?


    Посвежевшая Сандра вошла в комнату.
    - Эрмини, а как же завтрашний парад?
    - Пойду и буду светиться счастьем рядом с нежно любимым супругом. Люди такие зрелища любят, - наверно, голос задрожал, потому что Сандра пристально вгляделась в подругу.
    - Ты так его ненавидишь?
    - Ненавижу? – Эрмина серьезно посмотрела на нее, - Это уже было. Пока я не поняла, что ему от моей ненависти ничего не будет, а вот меня она ест изнутри. Как мне старательно объясняли родственники, двое по-настоящему хороших фехтовальщиков никогда не позволят себе ненавидеть друг друга. Теперь я предпочитаю фехтовать.
    - Ты не боишься?
    - Меня он не тронет. У нас равные силы.

29 день месяца Фибулы, Рунн.

Медленной, с детства выученной походкой шествуем вдоль окон к центральному, парадному выходу. Там нас ждет Эрмина и ее стайка фей. Если бы я слышал хотя бы половину того, что идя рядом со мной бормочет Барна. Канцлер как всегда на редкость нудлив. Рядом с ним вышагивает министр финансов де Эстэ. Морщусь: досадно, когда с утра такие вот воспоминания в голову лезут, а они не просто лезут, а вползая начинают шептатся и ворочатся. Причем голоса у них не так противны как у моих министров.. голоса восхитительны, но слушать их не желаю!
-.. Осмелюсь обратить внимание, вашего императорского величества, на тот факт, что не далее, как год назад мы уже повышали налоги и это оправдало себя, но в данной ситуации еще одно..
- Еще одно слово, милейший Альфред, и наше дражайшее терпение кончится.. Вам придется бежать от нашего дражайшего гнева.. Что вам больше по душе? - мой голос намерянно ленив. Главное не сбится с шага. Ох уж эти уроки детства.. Улыбаюсь: есть и приятные воспоминания.
- Ваше величество, стоит принять во внимание слова канцлера, - тихий голос де Эстэ. - И принять меры к решению..
- Граф, мы ценим вас и доверяем. Нас не волнуют факты и вопросы. Нам нужны: решения и ответы, - замолкаю, останавливаясь и вглядываясь в сверкающую в солнечных лучах воду реки за окном. - Мне скучно... Дайте мне битву.
Министры заткнулись. Не удивительно. Я редко позволяю говорить с ними от своего лица. И обычно это равносильно приказу, хоть и выглядит милой просьбой. Улыбаюсь и продолжаю шествие. Мои глаза уже видят Эрмину. Не убыстряя шага - приближаюсь и беру нежную, изящную руку жены, заглядывая в самую глубину ее карих глаз:
- Мы подумали, Ваше Величество, и решили: нам нужен наследник. Надеюсь вы справитесь с этим несложным делом и родите нам сына?
Женские губы дрогнули неуловимой улыбкой - я никогда не мог ее поймать, эту улыбку - глупость какая:
- Остается надеятся, Ваше Величество, что вы сможете справится с одной женщиной.
Пальцы скользнули из моей ладони, не оставляя времени на ответ. Пора открывать наш небольшой парад. Настроение испорченно. Взгляд на остающихся за нашими спинами фрейлин: слышали или нет.. Плевать.
От дворца к городу мы переплываем на открытом, сияющим золотом корабле. Я и Эрмина стоим рука об руку: так положено. Так учили. Повернувшись оглядываю застывших чуть в отдалении герцога и маркиза Нортми. Эрмина следит за моим взглядом или.. Вот как?
- Ваше Величество, нас ждут, - голос жены мягок и тих. Интересно, инквизиторы таким же голосом чаруют ведьм в камерах перед тем как загнать им иглы под ноготки
Мы шествуем! К двум породистым, белоснежным коням в золоченой сбруе. Взмах рукой и наши верные подданные разражаются громовым ревом, приветствуя нас. Подхватываю Эрмину на руки и усаживаю ее в седло. Рев усиливается. Взлетаю сам! Пик громовых раскатов гласа людского. Еще бы: хлеба и звери готовы.. Мы едем вперед. На городскую площадь. Вокруг незаметным движением возникают гвардейцы, окружая нас. Мои глаза лениво скользят по ладным фигурам всадников: кого попало в гвардию не берут. Уродов тем более. Улыбаюсь. Толпе не надоедает вопить: "Слава!! Александр!! Милосердие!" И про кого это последнее? Смотрю на улыбающуюся рядом жену: обмен взглядами входит в уроки детства. Взгляд может быть очень разным: покровительственным, гневным, давящим... парадным, как сейчас. Эрмина отвечает не менее парадным взглядом. "Ее то кто учил этому?!" Отворачиваюсь. Улыбаюсь. Площадь.
Огромным полукругом стоят одетые в черное и серебрянное гвардейцы. Оглядываю их ряды и перекинув ногу, вылетаю из седла. Рядом немедленно оказывается Никола, но властный жест останавливает моего капитана. Шаг, еще.. осматриваю вытянувшихся передо мной солдат. Отлично! Просто отлично!
- Ты! - выхватываю шпагу и занимаю позицию, делая приглашающий жест острием.
Надо отдать должное: гвардеец хоть и ошалел - быстро пришел в себя и встал напротив. Чуть откидываю падающие на лицо волосы и улыбаюсь ободряюще-опасной улыбкой. Выпад.. Защита.. Финт с заходом снизу - отбил.  Обманка справа и стремительная атака в голову.. С трудом, но отбил. Боится.. это понятно.
- Нападай! - не хилый приказ для простого гвардейца.. Попробуй не подчинись, мальчик..
Неуверенная контратака. Моя улыбка становится еще шире.
- Ты! - удар справа - Будешь! - закрученный, расчитанный на слабую руку финт - Защищать нас!
Подейстовало. Парень встал твердо.. И уже не отступал, хоть я и видел, как пот катится градом по его лицу. Спокойно, мальчик, спокойно.. Это не самое страшное.. Улыбка стала чуть ли не ласковой..
Резкий взмах в сторону и точный полупоклон, насмешливый взгляд.. Клинок уверенным движением влетает в ножны. Делаю шаг к юноше и отрываю с пояса кошель звенящий монетами:
- Выпей за мое здоровье с друзьями, гвардеец, - кидаю и с салютующим взмахом руки поворачиваюсь к Эрмине, склоняясь и тут же выпрямляясь:
- Ваше Величество! - я знаю, что все ловят каждое слово.. и о выпивке с друзьями тоже. - Это наш вам подарок, моя Императрица. Ваша личная гвардия. Ура, гвардейцы!
Дружный крик вызывает улыбку. Лицо жены засияло. Наши глаза встретились.. Лукавый побери, что было в этом взгляде. Молча подхожу и взлетаю в седло.
- Вашу руку, Эрмина..
Рука об руку мы едем с площади в сопровождении двойной охраны. Я задумался. Что это был за взгляд?.. Боль.. Да, я помню такой взгляд. Давным-давно.. При нашей первой встрече. Ты была одной из самых очаровательных невест, Эрмина.. Но.. тебе не понравился Конрад. Тебе не понравилась моя жизнь.. Ты не поняла нас. Просто не поняла. А так хотелось тогда.. Плевать. Легче брать, когда не надо упрашивать. Ты спряталась во дворце, Эрмина.. Где-то в этом городе затерялась еще одна - не пожелавшая исполнить желание своего императора.
.. Откидываю голову.. Что за день сегодня, Лукавый?! Еще одно воспоминание.. ни одно.. Мы движемся.. Скоро вновь корабль.. Улыбаюсь, прикрывая глаза. Перед мысленным взором опять возникают сверкающие черные глаза, улыбка, лукавое движение головы: "Не вас я жду, ваше величество.." - "Как же?!" - "А вот так.. " И ускользает.. как видение - желанное и запретное.. Не меня.. Значит так. Ну что ж. Прийдем без приглашения. Мы желаем - мы берем.. В том коридоре так трудно было разойтись.. Резковатый запах ударил в голову.. Это не запах моря. Это какая-то ароматная трава. Пьянящая как вино или чужие, не ждущие тебя губы.. Их целовать слаще всего. Они достаются нам.. первыми. И тот, другой. Нет, она уже не ждет.. Она уже хочет только нас. Резкий удар.. Хватаюсь за висок.
- Что с вами, Александр?
- Мы утомлены, - еле слышно выговариваю. Я зол... я очень зол.
Та потом ушла.. исчезла.. Плевать.
..Солнце все также сверкает в отражении воды. Королевский дворец похож на странный остров, плывущий среди воды, облаков и воспоминаний.. Чего там болтал этот Рыцарь Ордена? Нам было странно его слушать.. Это были слова обезумевшего от боли животного.. Та, в чьих жилах есть наша кровь... Не было у нас сестер. Или были? Одна должна была давно умереть. Она родилась до срока и мать ее умерла на руках нашего родителя спустя несколько месяцев после рождения девчонки.. Отражение.. мое отражение? Вранье! Ложь во спасение.. Или проклятие? Встретимся в холоде вечности, Монбар, и поговорим.. Ха!
Сжимаю кулак.. Рядом появляется Конрад, трогает мою руку:
- Александр?
- Я зол, Конрад..
Мягкие губы касаются моей руки, которая привычно ласкает его щеку. Мой мальчик... милый мальчик. Заглядывает мне в глаза:
- Александр, я приготовил тебе сюрприз.. В малом зале..
Наши глаза загораются одинаковым огнем. Плевать.. нас уже ждут.

29 день Фибулы. Рунн.

Анриетт хмуро глядя на изгиб книги потянула ее на себя.. Переплет медленно подавался под пальцами и открывал совершенно другую книгу. Девочка вздохнула: "Вечно они путают обложки.. оборачивают и выходит, что белое становится - черным". Она осторожно спустилась с лестницы, прижимая к себе книгу и столкнулась внизу с Виктуаром:
- Мы ждем только тебя, сестра. Ты опять зачиталась.
- Да.
Брат и сестра молча вышли из дверей библиотеки и пошли в большой, "семейный" зал. Когда в гости приходил Жоффруа Барна - все собирались именно там. Анриетта неторопливо шла рядом с братом, держа под мышкой с таким трудом найденную в библиотеке книгу. Не доходя до огромных, красного дерева дверей, их встретили еще два родственника:
- Сестрица! Брат! - слова были сказаны практически одновременно.
Анриетта остановилась, устремив темно-коричневые глаза на двух юношей. Сверкающие неуемнным весельем одного и более мягкое отражение этого же сверкания в глазах другого. Зеленые и фиалковые камни.. не отражающие ничего. Девочка хотела присесть в реверансе, но обладатель зеленых глаз уже подскочил, подхватывая под руку и выуживая книгу:
- А это что в очередной раз?
Второй юноша пристроился с другой стороны, оттеснив старшего брата и заглядывая через голову сестры в книгу:
- "Душа - это общие воспоминания, обычаи, легенды, неудачи, надежды, тело - это особенности почвы, расы, языка, гор, рек. Никто не мог быть более свободен от всего этого, чем первые экллетики.." - с трудом дочитав строку, Леонард присвистнул. - Анриетта, неужели тебе это интересно?
- Не могу поверить, чтобы ты читала такую скучную книгу, кузина, - вторил сверкая глазами Эстебан.
Анриетт молча отобрала книжку и высвободилась из рук брата и кузена:
- Вы правы. Я ее не читала. Пока мне это не интересно, - девочка подняла на миг плечи, расправляя их и решительно прошла к дверям, оставляя за спиной родных и двоюродных родичей.
Тонкие пальцы легли на массивный замок, но тут же рядом возник опять Эстебан:
- Позвольте, кузина, - юноша легко потянул на себя дверь, распахивая ее перед ней.
Анриетта не оглядываясь шагнула в багрово-черный полумрак гостиной.

Иберия. 15 число месяца Фибулы.


Солнце светило настолько ярко, отчего люди, улицы и особняки иберийской знати казались золотыми. Фернандо не боялся быть узнанным. Центр столицы кипел. Иберийцы куда-то спешили и мало кому был интересен юноша в одиночестве прогуливавшийся на своём вороном жеребце. Быть может кто-то и замечал его сходство с младшим Иберо, но явно не ожидая видеть маркиза одного без гвардейцев не предавал этому этом большого значения.
Фернандо любил вырваться из дворцовых лап. Диего в Новом Свете и он единственный наследник в Иберии. Мать постоянно ставила кого-то присматривать за ним зная характер Фернандо. Да он мог блеснуть вундеркиндством в самой безнадёжной ситуация, но этих ситуаций не должно быть. Поэтому Иберо любил принадлежать самому себе, когда никто не лезет со своими советами и наставлениями. И наплевать, что он один наследник находящийся в стране. С Диего ничего не случится и он будет править Иберией.
Фернандо привлекла толпа людей обступившая кого-то кольцом. Иберо подъехав поближе заметил невесёлую картину. Какой-то видимо моряк, явно не ибериец так как говорил он на имперском, прижав нож к шее молодой иберийки, жадно целовал её плечи. Он кричал, чтобы люди разошлись и пропустили его, они видимо пришли на крик девушки. Люди молчали, явно боясь неверного движения моряка.
Фернандо спешился. Пройдя в круг из людей, он заговорил:
- Чего ты хочешь? – Иберо начал на имперском.
- Я хочу, чтобы меня выпустили вместе с ней и я ушёл к себе на корабль. Да и кто ты такой?  Посланник Иберии? – он засмеялся. – Дайте пройти! Я уже два года в плавание, мне не хватает женского внимания – он снова стал смеяться.- Или я убью её…
- Эрто… - послышалось где-то справа.
- Эрто, Эрто, Эрто – подхватили остальные.
- Что такое Эрто? – моряк спросил у девушки, которую держал, видимо она владела языком Рунна.
- Дитя… - прошептала она испуганно.
- Ха! Да ты у нас сопляк! Иди отсюда, пока я не надрал твою розовую задницу! – сейчас он уже ржал.
Вокруг люди шептались и о чём-то переговаривались глядя на Фернандо.
После последних слов моряка Иберо вскипел.
- Хватит болтать! Достань шпагу!
Видимо моряка эти слова также задели.
- Мне какой-то щенок указывает! – он резким движением бросил иберийку на землю и вытащив шпагу сделал первый выпад.
Фернандо первое время отбивал частые и грубые, но примитивные атаки противника. А после того, как моряк первый раз открылся, Иберо этим сразу же воспользовался, шпага вошло в грудь. Через мгновение явилась стража.
- Вы как всегда вовремя! – Иберо был в гневе. – Унесите его отсюда! Узнайте кто он. – Фернандо быстро взобрался на лошадь под взгляды столпившихся людей.
- Мы обязаны сопроводить вас до дворца – начал один из гвардейцев.
- Вы обязаны следить за порядком в городе! Оставайтесь здесь. Это приказ. – юноша дал шпоры вороному.

С матерью он столкнулся уже у своих комнат.
- Ну что, ты доволен? – Алиса говорила спокойно, но отчего-то Фернандо было очень неприятно. – Не можешь ни дня без приключений на свою голову. Без внимания и поклонения.
- Довольно. – Фернандо не посмотрел в глаза матери, зная, что не выдержит ее взгляда, и, склонив голову, собрался пройти мимо. Но звук пощечины, прозвучавшей в тишине пустых коридоров, и боль, коснувшаяся пламенем его щеки, остановили юношу.
- Еще раз так заговоришь со мной, и на этом свете на одно Солнце будет меньше. - Бросила Алиса Иберо и ушла прочь.
Младший из Иберо смотрел вслед уходящей матери...сейчас он как никогда напоминал ребёнка, у которого отобрали игрушку, но его глаза говорили о многом...

30 день Фибулы. Рунн

    Эрмина неподвижно стояла на палубе рука об руку с Александром. Рев толпы становился все слышнее. Она скосила взгляд вбок. Красавец-супруг – воплощение имперского могущества, живой бог. Как ни странно, но даже к красоте можно привыкнуть, особенно за семь лет. Итак, Его Величество желает получить наследника? Семь лет назад она сама мечтала о сыне, потом еще два года проклинала Александра за то, что он не дал ей хотя бы этого – не наследника, нет, а просто сына или дочь, которые могли у нее быть. А сейчас… это проклятый род с безумием в крови. И добавлять к этому ожерелью еще одно звено она не станет.
    Чуть повернула голову вслед за Александром. Мрачный Этьен. И одновременно с ним – молнией вспыхнувший взгляд Николы. Эрмина отвернулась быстрее, чем следовало, и рассердилась на себя за это. Что за глупости. Между Иберо и Нортми не может быть ничего общего, и пусть он прекратит так на нее смотреть!
    Герцог Конарэ стоял, картинно облокотившись на борт. Эрмина скользнула глазами мимо. Пресвятая Лара, как можно было быть настолько наивной! Или брату так был нужен этот брак, что он готов был закрыть глаза на многое?

    - Алехандро! – она отмахнулась от кинувшегося навстречу слуги: не надо ничего докладывать, он ее ждет!  Вихрем пронеслась по императорским покоям и застыла на пороге их спальни. Две фигуры, слившиеся в одну. Двое мужчин, замерших в тесном объятии у окна. Александр увидел ее и с улыбкой пошел навстречу. И ей впервые в жизни захотелось стать нестерпимо глупой, чтобы он сейчас солгал, а она поверила, и все пошло как прежде. И первая боль была еще до его слов, оттого, что она знала, что ничему не поверит.
    - Любимая, - он взял ее за руку и подвел к белокурому юноше с капризной улыбкой, - давно хотел, чтобы вы познакомились поближе. Конрад и ты – двое самых дорогих для меня людей.
    - Я счастлив, Эрмина, - герцог Конарэ задержал ее безжизненную руку в своей. – Надеюсь, я могу вас так называть?
    У нее хватило сил только на то, чтобы отнять у него свою ладонь. Александр, помрачнев, отослал Конрада, а сам принялся ходить по комнате и что-то ей объяснять. Сквозь шум в ушах до нее доносилось: ты должна понять… если не желаешь принимать меня таким, то… понять… принять… Почему-то стало трудно дышать…
    Когда Эрмина очнулась, Александр был рядом, держал ее руки и встревожено смотрел на нее. Она было потянулась к нему, но вспомнила случившееся и закаменела в его объятиях.
    - Эрмини, я не ожидал такого от тебя, - он протянул это чуть обиженно, как ребенок, товарищи которого отказались играть по его правилам, - ты же моя умная девочка. Пойми, Конрад – часть меня, а ты давала клятву полностью принадлежать мне. Ты очень нам нужна. Прекрати смотреть на меня так! Ну хорошо, я понимаю, тебе надо привыкнуть к этой мысли. У тебя есть неделя. Правда, я заботливый муж? – он лукаво улыбнулся, поцеловал ее и ушел.
    Через неделю она переехала в другое крыло дворца.


    Ползущая по воде тень от облака на мгновение показалась личиной с безобразной ухмылкой. В детстве нянька пугала ее и Диего рассказами о привидениях. Дневные призраки опаснее ночных, говорила она. Вот он, ищет ее, ласковый и безразличный призрак с пустыми глазами. Как у Александра… Я не хочу тебя видеть, муж мой, не хочу вспоминать, каким ты мог быть. Церемонное прощание у входа во дворец и они разойдутся в разные стороны. Не оборачиваясь. Она поморщилась и едва удержалась от того, чтобы поднести руку к виску. Каждая встреча с мужем вытягивает столько сил, что потом чувствуешь себя вялой медузой, выброшенной на берег. Но ведь мы – хорошие актеры, Алехандро? Конечно же, самые лучшие. И Эрмина с сияющей улыбкой протянула руку мужу.
    - Что за парочка! – умиленно выкрикнула из толпы какая-то женщина. Император улыбнулся жене, она склонила голову в ответ… Как легко изображать любовь, если ее нет, да еще перед такими великодушными зрителями. Интересно, знает ли Александр о ее роли в побеге Като? Письмо от belle-mere с просьбой «навестить скучающую затворницу» было доставлено сегодня утром. Конечно, она не откажет матушке в такой скромной просьбе. Будет с кем, наконец, оценить так изящно разыгранную интригу. Из Коннланта плохие новости, в кабинете ждет целая кипа прошений… А взгляд… может, его и не было…

28 день месяца Фибулы
Шернбурннский дворец

Агнесса тихо пробралась в свою комнату. По крайней мере, ей казалось, что тихо, но Франческа, горничная фрейлины, как всегда, услышала, что вернулась госпожа. Женщина воспитывала Агнессу с младенчества и относилась к ней как мать, поэтому могла позволить себе многое:
- Нет, ну где ж это виданно, чтобы девица из благородной семьи возвращалась домой так поздно ночью! Вы совершенно не заботитесь о своей репутации, signora Agnessa, совершенно! А вдруг кто-нибудь заметил бы ваше отсутствие? Вдруг бы за вами послала императрица? Она же любит, чтобы вы читали ей жития святых перед сном.
- Помолчи немного...
- Что бы подумал ваш отец, не застань он вас в своей комнате? Что бы подумали люди?! Господи Каспиане, прости её, грешницу...
- Франческа!
Агнесса сняла с себя плащ и начала расшнуровывать платье.
- Segniora Agnessa, вы должны больше думать о своём положении. Нельзя допустить, чтобы во дворце пошли слухи о том, чем вы занимаетесь в столь позднее время. Вы же понимаете, что подумают об этом люди, как они это назовут...
- Замолчи же ты наконец! Ещё немного и ты назовешь меня распутницей, - Агнесса сердито посмотрела на чересчур болтливую горничную. - Я была в университете, ты знаешь.
- Но вы вернулсь так поздно...
- Ну не могу же я показываться там днём! Люди не так поймут. - возмущенная девушка начала ходить по комнате из стороны в сторону и отчаянно жестикулировать. - Те самые люди, о мнении которых ты так сильно печешься. Все те, которые считают, что женщина должна быть глупа как пробка и поэтому ей нет места в "храме науки". Хорошо хоть профессор Ле Дрюон слегка рассеян и поэтому ничего не понимает в правилах, принятых в свете. На его лекциях я могу тихонько сидеть на заднией скамье и слушать действительно интересные вещи... Знаешь, иногда мне кажется, что он принимает меня за одного из своих студентов.
Франческа фыркнула: "Старый осёл!" Но Агнессу было уже не остановить:
- Сегодня он сказал, что я могу помочь ему в его работе по изучению законодательстсва времен императора Леонида! Ты представляешь, он пустил меня в университетскую библиотеку! Я могу читать книги, о которых раньше я только мечтала. Там лежат cтолько раритетов! Свод законов, составленный по приказу императора Валентина, житие императора Леонида...
- Рыться в пыльных книжках - занятие недостойное для дочери графа Анфра.
- С тобой бесполезно разговаривать! - дочь графа возмущенно закатила глаза. - Не серди меня, Франческа, я сильно устала сегодня... Лучше помоги мне раздеться.
- О, сiarissa! И чем же думает ваш батюшка! - расшнуровывая корсет, старая горничная всё равно продолжала свои причитания. - Хорошо, хоть Жан сопровождает вас повсюду. Страшно подумать, что может случиться с одинокой молоденькой барышней в таком большом городе, как Рунн. А с этим оболтусом вы в безопасности. Он туп, но его мускулатура производит впечатление на негодяев, которыми полнится этот город.
- Ах, Франческа, тебя послушать, так лучше всего людям живется в маленьких деревушках где-нибудь в глубине твоего обожаемого Ауралона, где женщины рано выходят замуж, разом рожают дюжину детей и не видят дальше своего носа!
- А что плохого в том, чтобы стать чьей-то женой и нарожать ему детишек?
- Ты же знаешь, что для меня это невозможно, - серая тень набежала на лицо Агни.
- Вы хороните себя заживо в грудах этих ваших "риритетов"! Вы молоды, красивы. Ваш отец - богатый человек, всякому хотелось бы породниться с вашей семьей. Вот взять, например, Дирока де Ла Прада. Как он смотрел на вас во время прошлого бала!
- Дирок так смотрит на всех, кто не носит камзол и сапоги.
- А молодой Винсенте Коррес?
- Он младше меня на год.
- А...
- Молю тебя - прекрати... Они мне совершенно не подходят. - Агнесса грустно посмотрела в зеркало и увидела стройную светловолосую девушку с большими красивыми глазами. Никто из этих юношей не мог зажечь чувство в этих глазах. Они уже не помнили нежности и любви. Не полнились нетерпением перед долгожданной встречей и слезами радости при встрече с Ним. Они не помнили глаз любимого человека. Они забыли. Навсегда.
Девушка в зеркале выпрямилась, и глаза её наполнились решимостью.
- Уже поздно и мне пора спать, завтра важный день.
- Вы будете сопровождать императрицу во время парада?
- Разумеется. Лишь бы все прошло удачно на этот раз. Она так много волнуется в последнее время, ей просто необходимо немного расслабиться, развеселиться... Как бы я хотела облегчить её страдания, помочь её нести её тяжкое бремя.
- Это святая женщина, госпожа Агнесса, воистину так. Святая великомученница! С её-то мужем...
- Попридержи свой длинный язык!

Когда горничная ушла, Агни встала на колени перед иконой, висевшей у её кровати, и начала повторять молитву, которую она повторяла каждый вечер вот уже четыре с половиной года:
- Святая Кира, защити и сохрани меня. Дай мне сил достойно прожить следующий день. Дай мне сил помочь тем, кто нуждается в моей помощи. Позаботься о моих родных и друзьях. Позаботься о моём милом Фридрихе там, на небесах. Пошли тех, кто сможет помочь мне достичь того, чего я хочу.
Агнесса де Анфра поднялась с колен и выпрямилась в полный рост:
- И пусть Чёрный Сеятель пожрёт Эстерада Флавио.

27 месяца Фибулы. Рунн, особняк Фьер

    - Итак, повторяю последний раз: мне ваши проделки, и уж тем более то, к чему они приводят, надоели. Каэтана, ты старшая – умей держать себя в руках. Рон, пора уже взрослеть. Ни я, ни Жорес не хотим за вас краснеть. И пока я не могу поручиться, что вы не устроите что-либо подобное на людях, пожалуй, придется лишить вас развлечений на… неделю.
    - Бабушка!!! – в два голоса. Быстрый, исподлобья, взгляд друг на друга, и сестры мгновенно пришли к выводу, что сейчас придется постараться вместе.
    - Бабуля, ты совершенно права, - Вероника потупила глаза, - я очень виновата и прошу у Каэ прощения, что втянула ее в это…
    - Нет, это все я, - Каэтана, наоборот, взглянула на бабушку чистыми глазами, - мы действительно повели себя… необдуманно («теперь уже и не вспомнить, кто первый начал»).
    - Как трогательно, - с иронией произнесла старая дама, - Но, раз тут такое единодушие, думаю, беспокоить Жореса этим происшествием я не буду.
    - Бабуленька, ты чудо! – Рон вихрем налетела на бабушку и принялась ее обнимать.
    - Главное, не забудьте принести извинения Гортензии. Она будет ждать вас на этой неделе в гости. И никаких вздохов!

    За дверью они переглянулись.
    - В гости к Гортензии, ну надо же! Спорить готова, она нам там устроит медленную пытку! – выпалила Рон. – Как только бабушка ее столько лет терпит!
    - Все лучше сидения дома, - отозвалась Каэ. – Раз уж она оценила эту шутку, может все ограничится обычным двухчасовым выговором?
    - Ты еще смеешься? – Вероника укоризненно посмотрела на сестру.
    - Пытаюсь… В конце концов, за любое удовольствие приходится платить. Но вот честное слово, за ту ночь мне ничего не жалко, буду сидеть и слушать все ее ехидства!
    - Это точно, ничего! – хихикнула Рон, - Как учил папочка, одним выстрелом расправились с двумя зайцами, а то и с тремя. Пошли, поищем Рауля с Крисом.

    Братцы вальяжно развалились на диване в маленькой гостиной. Изображали молодых светских львов, фрр. Давно их никто не ставил на место… Каэ с Рон переглянулись: старые обиды прочь, время заключить новый союз против зазнавшихся родственников!

    - Что, досталось от бабушки, бедняжки?
    - Она собиралась нас никуда не выпускать, – Рон, надув губы, плюхнулась между братьями. Крис подвинулся, чтобы в середку поместилась еще и Каэ.
    - И за что она так с вами?
    - Нууу… - девушки почему-то очень заинтересовались фруктами на столе.
    - Эй, так не пойдет! Нам тоже интересно! Каэ, Рон, радости мои, а ну рассказывайте! Крис, не пускай их! – скомандовал Рауль.
    - Мы позавчера гуляли… - начала Рон, - и тут они подошли…
    - И заявили, что… - Каэ фыркнула, - в общем, все те глупости, какими вы обычно забиваете уши девушкам, пытаясь произвести впечатление!
    - А мы не забиваем, - ухмыльнулся Крис, - Девушки нас и без этого любят.
    Рауль довольно хохотнул. Каэ закатила глаза.
    - Ну и мы были… очарованы, - Рон глубоко вздохнула. Каэ, вторя ей, мечтательно взмахнула ресницами.
    - Что!! – Рауль, - Мои сестры и два каких-то хлыща! Да вы без нас никуда больше не выйдете!
    - Девочки, вы в своем уме?! – это уже Крис. – Сколько раз я вам объяснял, что этим юнцам верить нельзя! Ни один мужчина никогда…
    - А вам? – невинно спросила Каэтана.
    - Что – нам? Нам можно, мы же не мужчины, а ваши братья… тьфу, дьявол!! Каэтана, опять твои подначки! Да прекратите смеяться! Что вы на самом деле устроили?
    - Ну, они были такие… скользкие, - Каэ поморщилась.
    - Ага, и еще самоуверенные жутко, - наморщила нос Рон, - как будто мы им должны быть благодарны, что они нас заметили.
    - И мы решили: раз они такие глупые, то сами и виноваты.
    - И?? –  Рауль сейчас выглядел как ребенок, слушающий самую лучшую сказку.
    - И мы сказали, - подхватила Рон, - что согласны… на свидание. Пусть приходят в полночь, под балкон.
    - Только то ли они нас не так поняли, - Каэтана уже едва сдерживала смех, - но они стали петь песни, отвратительно, кстати, пели, под балконом у Гарпии.
    Рауль расхохотался во все горло. Гарпия – негласное прозвище, с оттенком уважения, их соседки, весьма язвительной и склочной старухи. В выражениях она никогда не стеснялась, и притом, как уверял Крис, ругалась как-то два часа подряд и ни разу не повторилась. Чего она только не наговорила…
    - Эх, такое пропустили, - вздохнул Крис.
    - Дома надо чаще ночевать! – хмыкнула Каэ, - А потом синьора Гортензия быстро сообразила, кто это ей устроил такую колыбельную, и пришла к бабушке, они же подруги…
    - Ага, и бабушка долго нам объясняла, как надо себя вести, - вздохнула Рон. – Правда, сказала, что Гортензия не очень-то и рассердилась, потому что, слава богу, чувство юмора у нее есть, но теперь мы должны сходить к ней в гости.
    - Нет, Крис, ты как знаешь, - Рауль хитро посмотрел на сестер, - а я никогда не женюсь! После того, как передо мной распахнулись такие бездны женского коварства, мне в любой девушке будет видеться…
    - Змея? – услужливо подсказал Крис.
    - Ах, вы!!!
    И в хохочущих братьев полетели подушки.

30 число месяца Фибулы, Рунн.

Отца она заметила издалека и радостно замахала ему рукой, едва не выпав в окошка кареты. Марина даже не услышала тихого возгласа матери, которая попыталась ее одернуть: мама всегда излишне опекала дочку, но та так и не научилась ценить эту опеку, принимая ее как должное. Девушка очень любила мать, но ее она видела ежедневно и та, возможно в силу своей тихой, надежной и незыблимой поддержки, стала чуть ли не частью обыденности. Хотя именно к ней бежала девочка, когда ей хотелось плакать или смеятся без причины. Знала, что поймут и обязательно погладят по голове, говоря о том, насколько она замечательная. А вот отец.. Марина обожала его, считая едва ли не сверхсуществом. В ее голове прочно укоренился образ отца, который одним появлением оживлял собой все вокруг в их тихом поместье. Слуги начинали быстрее носится, братья прекращали ее задирать, а мама расцветала улыбкой, глядя на мужа. Кому как не волшебнику такое под силу? Марина видела еще одного человека, чье появление оживляло мир вокруг, но его она встречала еще реже, чем отца...
- Папа, папа!! Мы приехали! Ты не представляешь какая длинная дорога! И как у вас тут тепло! Робер, не дергай меня за руку! - чуть пихнула она младшего брата.
- Марина, пожалуйста, будь вежливей с братом, - раздался негромкий голос из глубины кареты.
Девушка фыркнула и нетерпеливо попросила кучера остановится. Сабатина Нортми удивилась просьбе дочери, но та уже выскочила из кареты и чуть подпрыгивала от нетерпения, ожидая, когда приблизится отец. Пепельные волосы свободно развевались из-под шляпы, а на губах играла улыбка, когда он встретился глазами с дочерью, соскакивая с коня:
- Как же ты выросла, моя девочка, - спокойным, тихим голосом сказал он, но Марине как всегда почувствовался рокот волн в этом голосе. Она знала, что ее отец способен крикнуть так, что задрожат и самые храбрые, но он никогда без нужды не повышал голос. Это вообще было одной из черт настоящих Нортми: спокойствие и невозмутимость.
Она не выдержала и со всех ног бросилась к папе, обнимая его за шею:
- Я так соскучилась! Так хотела увидеть вас, отец! А где Эдвар?! Неужели он нас не встречает? - голубые, как небо в рассветное утро глаза девушки распахнулись от возмущения.
- Егоза, у него служба..
- Но у тебя тоже - служба, папа, а ты поехал нас встречать. А эта вредина опять выдумала причину, чтобы не видеть меня? Он меня не любит, - губы девушки надулись в капризном возмущении.
Шарль Нортми - Первый Маршал Рунна - легко коснулся ее щеки поцелуем:
- Дитя, не говори глупостей. Твой брат любит тебя, маму и Робера. Просто есть долг, который превыше любви, - маршал спокойно взял дочь за руку, подходя к карете и глядя в утомленное лицо жены. - Я рад видеть вас.
Мужчина склонился перед окошком кареты и взял руку Сабатины, касаясь ее губами. Марина восхищенно смотрела на родителей, гордясь тем как нежно они относятся друг к другу:
- Папа, а дядя Этьен? И кузен Никола с кузиной Анжеликой? Они тоже на службе?
Шарль снова встретился глазами с женой, которая едва улыбнулась в ответ, глядя в лицо своего супруга и чуть заметно повела бровями. Маршал развернулся и в упор посмотрел на Марину:
- Послушайте-ка, юная леди, я выехал встречать дочь или капризную принцессу, которая недосчитывается в толпе своих подданых?
Девушка рассмеялась и кинулась с начала на шею отца, потом к карете, хватая материнскую руку, потом опять к отцу:
- Простите, простите!! Но я так мечтала о нашей встрече..

.. Дом в столице почти не поменялся. И люди в нем тоже. Марина узнавала слуг и здоровалась со всеми. Ворвалась в комнату кузины и закружила ее, быстро рассказывая о том, что она ей привезла из родного поместья и даже не замечая, что Анжелика едва ли не напугана столь бурными проявлениями радости. Весь день прошел для Марины в суете раскладывания подарков, веселом щебетании и бегании от отца, к матери, а потом к брату в поисках тех или иных вещей. Поздно вечером появился Этьен Нортми и, скупо улыбнувшись, поздоровался с братом, поцеловал новоприбывших и прошел в свой кабинет. Но Марина почти сразу же вбежала к нему, предварительно постучав, но не дождавшись ответа и просто зайдя:
- Позвольте нарушить ваше уединение, дядя Этьен.
Герцог поднял глаза и внимательно посмотрел на быстро пересекающую кабинет девушку. Но та, словно и не видела его взгляда, доставая что-то из-за спины:
- Вот, смотрите какой шарф я для вас сшила.. - она совершенно беспардонно забралась на колени к Этьену и очень красиво повязала его шею шарфом. - Вот, черный шарф. Он нашего цвета, правда ведь?
Девушка прижалась к его груди и что-то пропела, потом рассмеялась, когда Этьен поднял ее руку и чуть поцеловал, спокойно сказав:
- Спасибо.
- Я тебе не мешаю, дядя? Я посижу совсем чуть-чуть, хорошо?..

..Вошедший Никола застал именно эту картину: на коленях его отца сидела Марина, что-то рассказывающая ему, а сам герцог Нортми спокойно перебирал бумаги и прочитывал их, почти не обращая внимания на племяницу и между тем, ласково обнимая ее за плечи. Маркиз Нортми чуть поклонился, улыбнулся Марине, которая соскочила с колен Этьена:
- Рад видеть вас, кузина.
Марина вспыхнула и засияла всем своим существом, зазвенев колокольчиком:
- Никэ, как вам не стыдно! Я забыла как вы выглядите! А вы забыли нас..
Она видела, как губы его тронула знакомая с детства улыбка и засияла еще ярче, когда услышала его слова:
- Кузина, как вы могли так подумать? А вот девичья память - увы - говорят очень короткая? - едва уловимая усмешка в голосе, заставила девушку сложить ладони:
- Никола, о пожалуйста, ведь вы не думаете, что я забыла вас?
Капитан гвардии быстро подошел и поцеловал руку девушки:
- Даже не допускаю такой мысли, Марина..

...Это было более 10 лет назад. Она была совсем маленькой, но помнила тот день, когда в Кадетский Корпус поступал Никола. Вокруг шумела толпа людей: от простолюдинов до блистательной знати. И один большой человек зачитывал что-то по бумаге. А потом юноша из толпы блистающей украшениями знати отделялся и уходил куда-то за двери странного, строгого и почти без окон заведения. Когда среди ее родных вперед выступил Никола, Марина заплакала и уцепилась в руку кузена своими пальчиками, что были перемазаны в какой-то сладости:
- Никольяа... Никольяаа.. не ходи тудааааа.. они кушльют мачиков..
Стоящий рядом старший брат рассмеялся, а кузен наклонился и поцеловал девчушку в щеку:
- Подавятся, Марина. Верь мне...

.. Она выбежала вслед за ним в коридор и окликнула:
- Уходите?
- Служба, моя очаровательная кузина. Я зашел только чтобы сказать, что рад вашему приезду.
Девушка улыбнулась и заглянула прямо в серые глаза капитана:
- Я тоже так рада. Ой! У меня есть подарок для вас.. Минуточку, пожалуйста, не уходите, Никола.
Марина быстро пробежала в свою комнату и бережно держа что-то в ладонях вернулась. Подойдя вплотную к кузену, она протянула ему на ладонях небольшой амулет: странный серебристо-льдистый камень, покоящийся на черном бархате унизанном белыми бисеринками:
- Это вам, Никола. Можно просто носить его.. Камень нашли где-то на севере.. я попросила поместить его на черный бархат и вышила на нем ваши инициалы, кузен.
Загадочный кристалл странно переливался на черном фоне, отражаясь льдистым светом от белоснежных крапинок бисера, складывающихся в его имя.

30 число месяца Фибулы. Рунн. Дворец Императора.

Выпад противника был простым, но сильным. Никола сделал пол-оборота так, что шпага его соперника скользнула чуть вправо, а потом резко отступил назад, одновременно выводя шпагу из-под прямого удара, и невидимым движением, выбрасывая левую руку с кинжалом высоко вверх.
- Вы убиты, Неру! – На губах капитана заиграла искристая улыбка. Он опустил оружие и поклонился сопернику. Здоровенный детина на голову выше совсем не маленького Николы насупился совсем по-детски и сказал:
- Вы деретесь не так! Никто не делает таких неожиданных связок.
- А как так? – Рассмеялся капитан, принимая из рук слуги бокал красного вина и делая маленький глоток. – Ты думаешь, что в настоящем бою тебя спросят – как так, а как не так? – Он все еще смеялся, но глаза уже стали замерзать.
- Мастер Грин не учит нас таким штукам, которые вытворяете Вы.
- Именно поэтому я каждое утро фехтую с вами, со всеми по очереди, - терпеливо объяснил маркиз де Нортми, надевая черный камзол, украшенный тонкой серебряной вышивкой. – Нельзя принимать, все чему вас учат, за аксиому. Нужно думать иногда самим.
- За акси… что? – Детина еще больше нахмурился, стараясь понять - обругали его только что или похвалили.
- Не бери в голову. Сам соображай, вот и все. – Никола привел свою одежду в порядок и бросил взгляд на фехтующих во дворе гвардейцев. Кто-то уже закончил поединки так же, как и он с Неру, и теперь отдыхал в тени росших здесь же тополей. Одна пара привлекла особое внимание, фехтовальщики не дрались, а танцевали на каменном квадрате плацета*. Два гибких тела совершали невозможное, они не пели песню боя, они плели узор высокого искусства фехтования. Только истинные ценители шпаги могли оценить это действо – Никола оценил. Когда один из фехтовальщиков приставил шпагу к груди другого, второй в свою очередь из-под его руки прижал кинжал к горлу своего оппонента. Противники замерли друг против друга. Все остальные уже перестали драться или делать вид и с любопытством наблюдали за исходом схватки. Когда напряжение между гвардейцами достигло критической точки, и воздух между ними можно было потрогать рукой, раздались аплодисменты, и красивый мужской баритон заметил:
- Браво! Браво господа!
Замершие в немом поединке мужчины обернулись, потом одновременно расслабились и отсалютовали своему капитану. Никола подошел к ним и с интересом стал рассматривать шпагу того фехтовальщика, что был чуть повыше.
- Отличная балансировка, Базиль. Я не помню этой шпаги у тебя.
- Ее у него и не было, - влез в разговор без разрешения старший брат Базиля – Андрэ Кламор, бывший еще мгновение назад его противником в поединке. – Это подарок на день рождения – от отца.
- Лукавый и его демоны! – Никола скривил губы в усмешке. – Я совсем забыл, у тебя же вчера был день рождения.
- Да. – Коротко бросил Базиль. Спокойный и уверенный в себе, он совсем не походил на ветренного и всегда смеющегося брата, но в то же время, они были очень похожи внешне. Любой, увидевший их вместе, уже не сомневался – это кровные братья.
- Это надо отметить! – Никола положил руку на плечо Базиля и заговорщически подмигнул. – Думаю, графиня де Эстэ, будет рада видеть нас сегодня вечером.
- О! – Андре радостно обнял брата за плечи. – Мы придем!
Но Никола смотрел только на Базиля, бровь его была вопросительно поднята.
- Мы придем. – Подтвердил младший брат, спокойно глядя в глаза своего капитана.
- Отлично! – Никола уже перенес свое внимание на другие дела. – Всем отдыхать до обеда, дневной смене готовится к вступлению на посты, остальные свободны.
Гвардейцы стали расходиться. Никола смотрел - как скрываются в казармах Андрэ и Базиль – любимое его детище за последние два года. Когда он впервые встретил сыновей Пьера де Кламора – председателя Верховного Трибунала, это были совсем зеленые мальчишки, только окончившие кадетский корпус и не знающие куда приложить свою неуемную энергию. А капитан императорских гвардейцев только начинал собирать ту гвардию, которой ему бы хотелось командовать. Еще тогда он понял – из ребят выйдет толк, и предложил им пойти на службу. Жизнерадостным Андрэ предложение было встречено как новое интригующее приключение, серьезным Базилем – как хороший задел на будущее. Братья согласились. Не все оказалось так легко, как казалось поначалу. Не раз Андрэ пытался уйти, Никола уже отчаивался что-то сделать с абсолютно неуправляемыми юношами, но день шел за днем и постепенно братья начали принимать правила той игры, которую навязал им Никола. От природы оба талантливые фехтовальщики – стали учиться драться так же, как капитан – не заучивая стандартные связки, а сочиняя свою песню схватки. Сейчас они были лучшими среди равных. И самое главное, они признавали его как своего капитана – одна из самых сложных задач любого командира, не заставить подчиняться, а дать понять, что иначе просто нельзя. Своя история стояла за каждым, кто ныне носил черные с серебром камзолы императорских гвардейцев. Никола де Нортми, став капитаном гвардии, собрал свою маленькую армию, армию, в которой каждый солдат прошел свою дорогу вместе с капитаном. Здесь не было случайных и ненадежных людей, здесь не было лишних, здесь все были свои. Каждый мог быть уверен, что если завтра, не приведи Лукавый, придется сражаться за жизнь Императора, за жизнь самой страны – они смогут стать плечом к плечу со своими «братьями» и их спины будут закрыты.
Никола потратил на это два года, но игра стоила того. Маркиз де Нортми любил играть, особенно в рискованные игры, где ставкой была жизнь – неважно чья. В данном случае жизнь Императора и его собственная.
Последним в казармах скрылся Неру, неудачливый противник капитана. Ох, Неру, Неру… Силища есть, ума не надо… Но и не таких обламывали – у этого парня все еще впереди. Усмехнувшись своим мыслям, Никола прошел через двор и направился к входу во дворец. Его ждала встреча с самым главным человеком в его жизни, с его подопечным, с тем, кого он должен был охранять денно и нощно – с Императором.
- Ваше Величество.
Золотоволосая голова приподнялась и оторвалась от плеча Камиллы Фабер. В глубоких синих глазах мелькнула искорка узнавания, монаршая особа чуть ослабила объятия и девушка соскользнула с колен мужчины, сидевшего на троне.
- Никола! Ты вовремя, - Александр одарил капитана одной из самых своих сногсшибательных улыбок, ловя убегающую девушку за руку. – Присоединяйся, а то Нашему Величеству с Ками совсем скучно…
- Думаю, гораздо интереснее будет продолжить после нашей тренировки, Ваше Величество, - Никола слегка поклонился, гораздо меньше, чем того требовал этикет, в глазах его мелькнул вызов, но император не мог этого видеть – он был занят созерцанием выреза платья Камиллы, точнее того вида, который открывался в этом вырезе.
- Тренировка? Ах, да… - Без особого энтузиазма заметил Александр, но вдруг глаза его зажглись азартом, и он резко встал - отчего девушка, опять устроившаяся на его коленях, чуть не упала. – Оставь нас. – Бросил монарх растерявшейся девушке. Подобрав пышные юбки, она тут же скрылась за дверью малого тронного зала.
Александр с ленивой грацией тигра, вышедшего на охоту, спустился по ступеням и встал перед Николой. Капитан гвардейцев не дрогнул и выдержал пристальный взгляд. Император усмехнулся, разглядывая своего телохранителя от золотистых волос, собранных в аккуратный хвост до кончиков черных блестящих сапог. Он, видимо, остался доволен.
- Скажи мне…
- Да, Ваше Величество. – Никола все еще стоял на вытяжку перед Императором.
- Нет… - На долгое-долгое мгновение монарх замолчал, а потом внезапно выхватил шпагу и атаковал. Реакция гвардейца была молниеносной, но он сдержал порыв бойца и встретил выпад Александра глухим, но совершенно безопасным блоком. Он должен помнить, что охраняет Императора. Постоянно должен это помнить. Помнить!
А потом понеслась сумасшедшая пляска. Они делали то, что никакие каноны фехтования вообще не признают возможным. Выпады, блоки, связки, отступы, атаки, контратаки… Только ловкость рук, сверкание стали, танец двух тел и глаза. Глаза в глаза – только так в фехтовании и никак иначе, чтобы предвидеть, предугадать, предотвратить… Никола всегда был хорошим бойцом, многому его научил мастер Шано – обучавший сына герцога де Нортми еще в родовом поместье, потом мастера в кадетском корпусе, да и опыт, полученный на службе у дяди Шарля очень многое дал капитану, но он вынужден был признать, что тому искусству фехтования, которого он достиг сейчас, он обязан только одному человеку – Александру. Именно Император научил Николу сочинять, а не повторять, удивлять, а не делать то, что от тебя ожидают, иногда даже шокировать… Как при таком образе жизни монарх сумел стать таким бойцом – оставалось для капитана загадкой. Кровь предков? Врожденный дар? Впрочем, какая разница…
Очередной удар заставил Николу отступить, но он тут же выправился и нанес серию ответных выпадов. Император рассмеялся и дал знак, что поединок окончен.
- На сегодня хватит. – Александр легко загнал шпагу в ножны и знакомым жестом откинул волосы с лица. Он был красив, Никола, будучи ценителем истинной красоты – мог и смел это оценить и признать. Он не видел смысла отрицать очевидное. Да, его самого тоже называли красивейшим из всех фаворитов Императора, но зачем отрицать очевидное – никто из приближенных монарха не мог затмить его внешне. – Ты научился всему, чему было можно, мой мальчик. Когда-то я легко побеждал тебя, теперь я не уверен, что смогу это сделать…
Когда-то Александр победил маркиза де Нортми раз и навсегда, без всякой шпаги или другого оружия, потому что он был властителем, повелителем и брал то, что хотел. Он взял. Взял то, что принадлежало Николе и так и не вернул… Никогда уже не вернет.
- Вы мне льстите, Ваше Величество.
- Мы никогда и никому не льстим. К счастью, Мы можем себе это позволить. – Лед и сталь в голосе императора. – Сегодня вечером я хочу, чтобы ты был во дворце, Никола!
- Как будет угодно Вашему Величеству, - отвесив вежливый поклон, капитан направился к дверям, но его нагнали брошенные в спину слова:
- Передай своей любовнице, что Нам не нравятся твои частые визиты к ней… Ты нужен Нам душой... и телом...
Маркиз де Нортми замер, рука его непроизвольно сжалась на эфесе шпаги так сильно, что побелели костяшки пальцев, но почти мгновенно расслабилась. Он резко кивнул головой и скрылся за дверью, из-за которой вслед ему несся холодный смех.

*Плацет – каменный квадраты, которыми выложен двор гвардейских казарм специально, чтобы ограничить площадь для поединка одной пары фехтовальщиков.

29 число месяца Фибулы, Рунн, Шенбурнн.

Пальцы потянули своевольный локон, выпрямляя и тут же отпуская. Пушистый проказник мягко лег на белоснежную щеку девушки, которая пристально вглядывалась в свое лицо, отражающееся в зеркале. В огромных, зеленых глазах усилием воли не отражалось ничего. Боль, гнев или страдание не искажали этих правильных черт. Прошло несколько минут и на чувственных губах появилась улыбка - соблазнительная и чарующая. Сандра облегченно вздохнула:
- Анна, платье! Я итак опаздываю на торжественный выезд, - она оглянулась и тут же бровь ее капризно выгнулась. - Конрад.. Я не знала, что вам будет интересен процесс моего одевания.
Грудь ее высоко поднялась, едва не выскакивая из плотного корсета. Она прекрасно знала, что на этого высокомерного красавца все женские ухищрения не производят никакого впечатления. И действительно - первый фаворит императора практически не обратил внимание на полураздетую женщину. Молодой герцог Конарэ брезгливо отстранил служанку графини и медленно приблизился к Сандре, которая вновь развернулась к зеркалу, одевая драгоценные сережки с изумрудами, доставшиеся ей от матери. Глядя в ее отражение, герцог склонился и негромко сказал:
- Сегодня вечером, в малом зале.
Губы его изогнула странная усмешка. Изумруд дрогнул и выпал из тонких пальцев фрейлины. Конарэ ловко поймал украшение и протянул его хозяйке:
- Мне жаль, если я вас расстроил.
- Нисколько, герцог. Просто снова не удасться выспаться. Вам ли этого не знать, - их глаза встретились в стекле, отражая странные молнии и тут же погасли.
Сандра взяла сережку из протянутой руки герцога. Конрад мягко поклонился и быстро ушел. А она вновь смотрела на себя в зеркало, убирая из глаз всякое выражение: "Это никто не должен видеть, никто.."

Солнце сияло не по зимнему, играя на лицах участников этого большого парада. Сандра всегда держалась чуть в стороне от основной свиты ее императорского величества. Из чувства ли самозащиты или наоборот - вызова. Многие считали, что из-за самолюбования. Она никогда не опровергала и не подтверждала мнения о себе. Необычайно теплый день, радовал и губы легко улыбались. Без особой причины, просто потому что солнце светило, люди чему-то радовались вокруг. Даже их величества были сегодня на удивление единодушны и просто улыбались. Или ей так казалось. Иногда Сандре больше всего в жизни хотелось вернуть то первое, радостное и удивительно яркое воспоминание, которое осталось от ее первого, большого выхода в свитах их величеств. Тогда ей казалось, что мир состоит из улыбок, ласковых взглядов, теплых слов... Сандра улыбнулась какому-то восхищенному человеку в толпе простолюдинов, что ни сводя с нее глаз упал на колени и что-то кричал, возможно стихи или что-то неприличное.. Теперь она знала, что красота рождает не только преклонение, но и желание - сломать, сжать, присвоить. Какое это имело значение для нее? Сейчас самое главное: выдержать еще один вечер... и ночь..

- Убери эти пряди, пожалуйста, - негромко попросила рыжеволосая девушка, оглядывая себя.
Пальцы осторожно расправляли складки платья на плечах. Сложно застегнутые красивыми, темно-гранатовыми брошами, чье единственное предназначение - легко щелкнуть и выпустить ткань, обнажая тело. Это были единственные украшения, которые она одела. Изумрудные сережки были тщательно спрятаны в небольшую шкатулку. Эти застежки - подарок Александра - лежали отдельно, как и все его подарки.. Сандра неторопливо повернулась: да, она была хороша. Теперь - глаза.. Впрочем - нет. Все уйдет из них, как только она переступит порог зала. Дальше уже будет ни она. Она останется здесь ждать, когда все закончится. А потом просто отпустит себя, чтобы заснуть и забыть то, что невозможно забыть. Девушка решительно повернулась и вышла, едва заметив, как Анна зашептала древние слова: пытаясь молится, просить? Разве это имело значение? Главное - выдержать.. При каждом шаге свободно падающее платье обрисовывало длинные ноги девушки, от чего казалось, что она уже раздета. Но это лишь иллюзия. Как и сама девушка, которая плавно шла в малый зал дворца. Лишь восхитительно-прекрасная оболочка шла к Их Величеству Императору. Горько-торжествующая улыбка на миг мелькнула на ее губах, прежде, чем она перешагнула порог огромного, озаряемого сверканием свечей зала и услышала приветственный возглас Александра. Она не оглядываясь могла точно сказать кто был здесь. Рядом встала Карна Норн, застыв на миг и зная, что Александру нравится любоваться ими. Знала об этом ни только Карна. Властные, сильные руки подхватили их для того, чтобы усадить перед Их Величеством. Зеленные глаза мельком взглянули на маркиза Нортми, чьи обнаженные плечи и грудь сверкали в кроваво-алом пламени свечей. Словно в ответ на ее взгляд Никола едва касаясь провел рукой по ее плечу и шелковисто-прохладная ткань соскользнула неудерживаемая более застежкой, обнажая ее грудь. Как и всегда она ощутила знакомое оцепенение, охватившее ее сердце. Здесь и сейчас была ни она, кто угодно или что угодно, но ни она. Сандра отстраненно смотрела, как Камилла и Марианна ле Фабер ласкают Александра, чувствовала, как одна из рук капитана Нортми обвивает ее талию и ждала что будет дальше. Обнаженное плечо девушки касалось груди парня. Прикосновение было жарким. Это она тоже чувствовала. Но это была ни она. Когда Карна встала и пошла к императору и Конраду, Сандра вдруг поняла, что из ее груди вырвался вздох облегчения: "Боги! Значит я все понимаю? Нет-нет-нет... Я не хочу это понимать, видеть.." Голос императора еле долетел до нее. Девушка привычно повернулась и ощутила прикосновение твердых губ к своим губам, еле дрогнувшим в ответ. А опытная рука Николы уже ласкала ее грудь, привычно откликающуюся на то, что от нее хотели. Их глаза встретились и в этот миг она поняла что произойдет, успев неслышно прошептать: "нет" - она уже отвечала на жаркий поцелуй.
- Остается надеятся, что капитан столь блестяще целуется ни только по вашему приказу, - первые ее слова.
Зеленые глаза вызывающе посмотрели прямо в лицо маркиза:
- Вам сказать чего я желаю? Чтоб он сдох, - безапелляционно проговорила Сандра.
- Это желание невыполнимо, графиня, особенно когда я рядом, - никто и не сомневался в ответе.
- Чего она хочет, мой мальчик?
- Немыслимого, мой император. Чтобы все это остановилось, - его глаза не отрывались от изумрудных огней в глазах Сандры, но ей было безразлично.
- Ты прав.. Все только начинается. Присоединяйтесь к нам...
Никола скривил свои красивые губы в улыбке, подхватывая ее на руки и усаживая верхом на своих коленях - лицо к лицу:
- Уж не отвечу сам себе, но пока не хочу делить тебя с кем-либо, златовласка, - его губы легко пробежались по стройной шейке Сандры и она закрыла глаза, вонзая ноготки в его плечи.
Она снова отстранилась от себя, видя как со стороны, запрокидывающуюся рыжую голову, а с губ сорвался стон. Тонкие пальцы зарылись в длинные локоны Николы, лаская. За ним появилась Камилла, стремительно приникающая к его сильной спине. Юноша повернул голову, впиваясь губами в губы обнимающей его Камиллы, а Сандра еле заметным движениями пальцев развязала пояс охватывающий талию маркиза. Шелковистая ткань была настолько тонка, что она ощутила жар его тела. Глаза снова встретились: они знали чего от них ждут. Рыжеволосая встала, чуть покачивая бедрами и начиная медленный танец от которого все мышцы послушного тела стали плавно перекатыватся под кожей. Шелковая ткань в такт движениям девушки медленно сползала с талии, с красивых округлых бедер, падая на пол. Стройная нога поднялась и своевольно опустилась на бедро маркиза, скользя вниз и обнажая и его полностью. Чужим взглядом Сандра видела, как извивается рядом с ним Камилла, содрогаясь от ласки его искусных пальцев и понимала, что через несколько мгновений будет похожа на нее. Тело думало само за себя, выполняя хорошо заученную роль. Рука Николы протянулась к ней и Сандра сделав оборот вновь оказалась на его коленях.. губы их встретились в жадном желании расстаться и снова соединится. Она вскрикнула, ощутив руки на своих бедрах и закусила губу: боль и страх ей было труднее всего подавить, но она с этим справлялась.. справится и сейчас. А движения уже легки.. заучены.. выверены.. лишь чьи-то губы ласкающие ее шею.. и руки, обнимающие ее грудь.. Она знала, что через несколько мгновений все станет одним - единым целым, сладострастным, пугающим и страшным.. Губы против воли прошептали "нет". Видел ли это кто-нибудь.. тот же Никола. Нет, ведь они уже просто были одним целым на этом пиру тел и сладострастия.

Ночь с 30 числа месяца Фибулы на 1 число месяца Полотна.
Шенбурнн.

Очнутся, чтобы подхватить падающий из пальцев бокал - это нужно уметь.
- Поздравляю вас, мое Императорское Величие, - улыбнулся я, отпивая глоток терпкого вина.
Взгляд на комнату вновь вернул приятные и возбуждающие воспоминания о последней оргии. Скорей всего единственное о чем нам хочется сожалеть, так это о том, что все так быстротечно...
Мы - Александр Император Все.. - вставая, я продолжал припоминать собственный титул. - Странно, вчерашняя эскапада затмила даже меня?! Ну, что ты нам скажешь, стекло зеркальное? То что ты говоришь, мне нравится.. Очень впечатляет.. особенно разворот плеч и не смотря на многочисленные возлияния стройная талия. Какая скотина посмела сказать, что для мужчин внешность второстепенна? Отнюдь.. Сей факт признает даже моя драгоценная супруга..
Вдох-выдох, поворот:
- Ах, Эрмина, Эрмина.. Рано или поздно ты осознаешь как много потеряла находясь рядом со мной, - мы соизволили загрустить. - Странно, почему мысли о тебе всегда наводят на меня грусть, моя милая жена? Умница и чаровница.. Почему то ревновать тебя нам не получается, видимо вы не заслуживаете нашей ревности.. Впрочем, во время последнего парада нам не понравился взгляд моего капитана в вашу сторону, Эрмина..
Еще глоток вина:
- Что действительно за нежности у вас? И почему я о них ничего не знаю? Хоть мальчик и красив, но это не повод заглядыватся на него!
Пара неверных шагов и изящный поворот:
- Ах, Эрмина, нам кажется, что отец выбирая заботился о собственном вкусе, а не о нашем.. Единственное за что я благодарен отцу, так это за избавление от возможных наследников. Наш любимый отец обожал приударить за женщинами.. И если наша память верна, то есть еще парочка наследников. Хотя, вряд ли они уцелели. Мы являемся единственно верным решением и выбором для нашей страны.. Отец, отец.. По какой причине вам так нравились исключительно женщины? Видимо, из-за узкости взглядов..
Мы изволили опять обозреть малый зал приема - одно из постоянных мест, где устраивали так радовавшие нас оргии. Вчера тут сияли свечи и ходили полуобнаженные девушки и юноши. Блеск таинственных глаз соперничал лишь со сверкающими в неверном дрожании телами. Конрад изволил выбрать красавиц для утех и мы обозревали их, покоя свою голову на коленях фаворита. Лгут те, кто обвиняет нас в непостоянстве.. Мы не изволили считать, но привлекательность наших любимиц для нас не исчезла с годами. Мы делаем знак.. (полупьяный от воспоминаний я опять повторяю тот волшебный знак - он мне нравится) величественный и плавный жест снизу вверх и в сторону. Никола - наш верный телохранитель - присаживается и аккуратно садит на правое колено черноволосую, демоническую Карну.. Надо будет подарить нашей красавице браслеты черного золота, как раз к сверкающей в ее волосах диадеме. Странное древнее платье очень идет ей, открывая одно из красивейших плеч. И этот небрежный жест, откидывающий черную волну волос за спину. Мы чувствуем огонь и поднимаем взор на Конрада, который с ласковой улыбкой смотрит на нас. Он знает, что сегодня нас будет трое.. нет, четверо.. Конарэ просто очарователен.. Когда мы обращаем наш взор вновь на Никола, на втором колене капитана Нортми уже сидит рыжеволосая Сандра.. Дивное существо.. как может она превращаться из искрометной женщины в ожившее изваяние? Но факт остается фактом.. Моя Сандра всегда поражала меня строптивостью.. Впрочем, тело ее от этого становится еще более желанным, откликаясь на ласки.. Можно смешать эти два удовольствия: ослепляющая Карна и своенравная Сандра.. Но нам захотелось по другому.. Пока.. Все только начиналось.. Возле нас оказались еще две чаровницы: Камилла и Марианна. Одна из них принялась ласкать нашу грудь, а вторая покорно откликалась на ленивые ласки Конрада... Рука поглаживает роскошные каштановые пряди Марианны.. Растягиваем удовольствие.. Полураздетый Никола с двумя красотками смотрится просто превосходно. Может быть.. Нет, решительно нет.. Делаем знак и Карна, плавно приближаясь, зажигает вокруг себя воздух. Эта ведьма совратит самого Каспиана.. но досталась она нам. Будь благословенно решение, поставившее часть Севера на колени.. Именно оно преподнесло нам этих красавиц.
- Карна, - тихий шепот и жаркий поцелуй.
Наши руки и ласки переплетаются.. Кажется уже трудно различить где и чьи.. Но мы ничего не забываем:
- Никола, неужели ты не способен разогреть ярчайшую птицу благих садов, которую видимо сам Каспиан усадил на твои колени?
Как же горделиво выпрямилась Сандра! О, ей не по нраву этот шанс поцеловать моего капитана? Надо воспользоваться.. Впрочем похоже ее грудь противоречит хозяйке, откликаясь на легкое прикосновение пальцев. Ммм.. мы слышали о подвигах Николы в отношении женщин.. До нас ему далеко, но мальчик подает надежды.
- Поменяемся местами.. Я хочу видеть, как поцелуют мою Сандру.. Карна, иди ко мне, мое сокровище. А ты, Конрад, обними нас.. Девочки, вы будете просто отлично смотрется у наших ног..
Наши глаза жадно вбирают в себя малейшее движение двух людей. Легкий поворот женской головки, наклон.. Юный красавец наклонился и коснулся покорных губ..
- Нет-нет, вы, дети мои, разучились целоватся?
- Наверное стоит показать им.. каждому в отдельности, Александр, - плавный и мелодичный голос моего фаворита. Губы оказываются слишком близко..
Сладкое отвлечение, но никогда не стоит останавливатся на достигнутом.. Наш взор вернулся к Николе и Сандре:
- Вы заставляете нас ждать, - пропела рядом Карна, скидывая ту немногую одежду, что была на ней..
Рыжие волосы сверкнули огнем, когда Никола наклонил эту своенравную красавицу, целуя ее уже по настоящему.. Они заслужили наше одобрение:
- Как тебе этот красавец, Сандра?
Мы не видели зеленых глаз, зато услышали ее негромкий голос:
- Остается надеятся, что капитан столь блестяще целуется ни только по вашему приказу..
- Если захочешь - сможешь проверить это.. Сегодня мы позволяем тебе "желать", Сандра.. Чего бы ты желала?
Она посмотрела на Николу, а мы решили вплотную занятся Конрадом сидящим на наших коленях и неутомимой любовницей.. Что за отвар приготовляет Карна? От него чувствуешь себя богом.. Бесценное сокровище эта девушка. Просто бесценное.. и сладкое.. и ядовитое, для многих.. кроме нас..
- Это желание невыполнимо, графиня, особенно когда я рядом, - мы услышали голос Николы.
- Чего она хочет, мой мальчик?
- Немыслимого, мой император. Чтобы все это остановилось..
- Ты прав.. Все только начинается.. Присоединяйтесь к нам...
Потом были губы.. руки.. Кажется мы сломали фамильный трон, стоящий тут уже несколько столетий. Императоры! А держим во дворце всякую рухлядь! Вот эта чаша для возлияний.. Древним богам она может и была нужна, но зачем нам эта потускневшая миска с непонятным рисунком? Возлияния.. Это вроде как - жертва при .. причем тут жертва?! Это просто: налить и выпить..
- Тут и сейчас есть один Бог... и тебе повезло прислуживать нам, - вымолвил я, обращаясь к чаше и наливая туда вино. - А, Лукавый! Какая ж ты тяжелая.. Я засиделся во дворце.. Пора свершить подвиг..
Хохот отразился от пустых стен:
- Подобный моему подвигу разорившему Орден.. Катастрофическая не хватка денег и такая удача: богатейший Орден Клинков.. Но я предложил выбор.. Нет, выбора у святых отцов не было.. У них были необходимые государству, то есть Императору деньги.. Все просто, чаша, есть то что нужно нам.. есть то что нужно от нас.. Первого обычно больше.. и разнообразнее.. Мы - избранные.. Чаша, а как ты думаешь, стоит ли разорять еще один орден? Нет? Ты права... Стоит занятся собственными министрами, например, министром финансов.. Вот скажи мне, чаша, разве может быть у одного человека разом и удача, и деньги, и власть? Я - исключение, меня в пример не приводи..
Мы замолчали, вглядываясь в глубь чуть качающегося перед нами вина:
- Плывет.. Все плывет.. Или лучше приструнить особо зарвавшихся? Например, старика Флавио с его молокососом? Папаша в свое время был наглым, а этот решил побить его во всех ставках..
Тишина, еле слышный шорох за моей спиной, оглядываемся и качаем головой:
- Лучше завоевать Север.. Тем более, что некоторым там нужно преподать урок.. Они слишком возомнили о себе..
Качнувшись, твердо поднимаем чашу:
- За НАШ Север.. Или Юг? Нет, нужнее юг.. там женщины и вино.. и много мужчин.. Северные красавицы у меня есть.. А южные.. Ах, Эрмина.. Ты не стала моей южной звездой.. Зато, сможешь стать символом войны.. Вдруг с тобой, моя радость, что-то случится? А все возможно.. Эта дворцовая жизнь .. с ее интригами..
Мой смех уже не был одиноким. Его подхватил еще кто-то. Или нам показалось?
- А, чаша? - странное произведение выскользнула из моих рук и упало, раскалываясь поразительно уродливыми осколками у наших ног.
Омерзительное зрелище.. в каждом осколке отражается какая-то кривая физиономия.. Надо открыть окно и освежится.. Впрочем, где-то уже открыто окно и по спине пробегает холодный воздух.. Карна, моя красавица. Ты всегда умела читать наши мысли.. Сейчас они разбегаются от нас.. И ты нужна нам.. Поворот вышел кривым и на редкость неудачным. Мне не хватает воздуха.. Поганная чаша двоится и троится в наших глазах.. Сердце..

30 число месяца Фибулы - 1 число месяца Полотна.
Рунн. Дворец Правительства. Крыло СИБ.

   Легкое перо летало над бумагами, временами отправляясь в чернильницу, и вновь - на бумагу, покрывая листки буквами, цифрами, которые складывались во вполне определенные слова…
   Внезапно очередной порыв холодного, северного ветра распахнул окно…  Этьен, герцог де Нортми, оторвался от бумаг, поморщился и пошел закрывать ставни… В эту ночь он остался  один – даже секретарь ушел домой пораньше…
   Завтра начнется новый год – год великих свершений.
   Этьен подошел к стеллажу с книгами – спать не хотелось совершенно, а вот почитать что-нибудь стоит… Он, совсем не спит последнее время, а его ноша с годами становится все тяжелее и тяжелее… К сожалению, нет такого человека, которому он мог бы передоверить ее…
   Книга ему попалась удивительная, удивительного в ней было то, что Этьен видел ее в первый раз… Похоже это была какая-то древняя летопись… И очевидно – из архивов Монбара…
   Этьен сел в кресло, зажег новую свечу – и раскрыл пожелтевшие от времени страницы … До рассвета еще долго, может быть, он успеет закончить чтение половины толстого тома, если ему никто не помешает…
   Хотя, что может случиться сегодня? Ветер продолжал завывать за окном, из щелей тянуло холодом. Герцог поежился и подсел поближе к камину. Книжка действительно была интересной… Этьен сам не заметил, как с головой погрузился в чтение…
   История была занимательной, но удивительно – насколько все повторяется в этом мире – и предательство, и верность, и честные люди, и подлецы – все это было тысячелетия назад, есть и сейчас…
   Да…
   Этьен отложил книгу и подошел к окну. Уже почти рассветало… Мир меняется, но кое-что остается… В этом году должны появится первые результаты его долгой деятельности… Нет, он не думает о мести, лишь о справедливости… Если это будет угодно Господу, он покарает убийц, и воздаст по заслугам всем, кто предавал и лицемерил…
   - Все в руках Господа… - подумал герцог Нортми. – А знаем ли мы, чего хочет Он?…
   Город просыпался… О да, теперь он полюбил Рунн, с его узкими, мощенными улочками, каналами, парками и фонтанами… Столица красива, стоит это признать… Этьен вспомнил свой последний приезд в Нортми… Обветшалые стены фамильного замка, который не перестаивался уже более трехсот лет… Там было определенное величие, какая-то загадочная мрачность, но не красота… Покой могилы…
   Детей он оттуда увез, увез бы и жену, но Гертруда предпочла покой своих собственных владений, суете столицы, где правили Александр и… Иберо… Они расстались не очень хорошо, но в последнее время ее письма стали полны какой-то не свойственной ей раньше нежности… Видимо, она и в самом деле соскучилась…
   Она была права, когда не желала ехать в Рунн, хотя это и дало повод многочисленным пересудам и сплетням… Столица красива… но полна разврата и соблазна… Кто-то выплывает, а кого-то с головой затягивает этот темный омут…Каспиан лишь указал верную дорогу, а выбор каждый делает сам, и спасается тоже сам…
   Каждому Господом предназначено место, и каждому дается время, чтобы сделать, то что он должен сделать… Гордыня, похоть, жажда власти, денег и удовольствий – а на другой чаше весов долг и честь…Выбрать бывает сложно, но правильный выбор лишь один…
   Но сложнее всего брать на себя грех, дабы свершить большее благо… Сколько же лиц… Они приходят к нему во сне и напоминают о себе… Нельзя быть святым и одновременно главой службы Имперской безопасности… Александр – чудовище в короне, но он был и будет верен ему…
   Вдали ударил колокол, и ветер снова распахнул окно…

1 число месяца Полотна.
Рунн. Особняк Барна.

Больше всего на свете Альфред де Барна не любил просыпаться. Не то чтобы он был ленив или злоупотреблял здоровьем в полуночных бдениях, но утренние пробуждения от этого не становились легче. Не говоря уже о том, что утро канцлера ничуть не лучше рассвета крестьянина - работа, работа и работа.

Разве что канцлер Рунна встает позже. Да, Альфред любил поспать, - не самое доступное занятие для государственного деятеля, а потому он ценил каждую минуту редкого удовольствия. Вымуштрованные слуги ходили на цыпочках, а дети, давно махнувшие рукой на чудачества отца скопом заняли противоположное крыло и там шумели в свое удовольствие. Вдобавок, годы брали свое, и канцлер порой долго ворочался в кровати чтобы уснуть. Лекари советовали греть ноги и выпивать бокал иберского, - Альфред выпивал два и тогда спал как младенец. А утро все равно наступало.

По пробуждению, Альфред неспешно одевался и спускался в тенистый сад, окружавший дворец. Обычно там царила тишина, и свежий воздух как нельзя лучше улучшал аппетит. Сегодня же сад наполнял звон металла Венсан опять
упражнялся в фехтовании с кем-то из приятелей. Барна решил понаблюдать за боем он и сам когда-то неплохо фехтовал, хотя за государственными делами забросил это занятие и даже позволил себе располнеть. Венсан дрался
неплохо, даже очень неплохо для юноши, едва покинувшего стены Корпуса. Его соперник, неизвестный Альфреду юноша явно уступал его сыну в умении, хотя брал напористостью и тем, что Венсан то и дело упускал возможность
достать противника.

- Шпаги и дамы, сын мой, предпочитают решительных мужчин, - сообщил канцлер, проходя мимо тренировочной площадки. - И настойчивых.
Венсан вздрогнул и поспешно отсалютовал шпагой. Его приятель последовал примеру юного Барна, хотя и медленней, чем хотелось бы Альфреду. "Молодежь наглеет, - подумал канцлер, - а Венсан все еще живет Корпусом. Муштра и ранние побудки, небось, до сих пор снятся."

Завтракал Барна в комнате прилегавшей к кабинету. Обжорством он, в отличие от своего брата, вице-канцлера Руна, не страдал (впрочем, по Жоффруа не скажешь, что он особенно страдает), - ел быстро, и даже во время еды
предпочитал думать о делах. Близость кабинета настраивала на рабочий лад.

- Жиль! - позвал канцлер. - ЖИЛЬ!

Хорошего слугу, а секретарь это, прежде всего, слуга, не надо звать два раза, - вспомнил Альфред одно из наставлений давно покойного батюшки. Впрочем, он давно сомневался в том, можно ли назвать Жиля де Тардэ хорошим слугой. У него были другие таланты.

Секретарь предстал пред очи канцлера немного погодя и с таким невозмутимым видом, что Альфреду захотелось запустить в него куриной ляжкой. Выскочка из служилого дворянства, он не только сделал карьеру, но еще и умудрился обзавестись поместьем и даже изрядно жениться на дочке небедного соседа. Жиля следовало гнать в шею, а лучше еще и утопить в Вольтурне, но у первого секретаря руннского канцлера было сущственное преимущество, - он мог сделать все. Буквально все, и только это держало его и на этом свете, и в
канцелярии.

- Докладывай, - коротко приказал Барна и углубился в еду.
- Слушаюсь, Ваша Светлость, - поклонился Тардэ и, раскрыв увесистую
папку, приступил к докладу. - Итак, в ночь с 30 числа месяца Фибулы на 1 число
месяца Полотна, Их Императорское Величество изволил принимать у себя герцога Конарэ, равно как и Сандру де ла Прад, сестер ле Фабер...

- Избавь меня от подробностей. Если угодно расскажи это Жоффруа, он
любитель подобных историй. Дальше!

- Слушаюсь коллегия графа Эстэ заканчивает полугодовой отчет по налоговым
податям из Нортми, Иберо и Флавии. Из Новой Иберы сообщают об очередных
беспорядках учиненных дикарями. Новость, как всегда, пришла с запозданием,
полагаю, что к нынешнему дню дикарей подавили.

- Или они сожгли пару поселение-другое - пробормотал канцлер, - воистину, уже давно следовало придумать средство передачи новостей быстрее и надежней попутного галеона. К сожалению, ни голуби, ни даже почтовые кречеты, что канцелярия использовала для особо важных депеш, над океаном не летали. Надо будет спросить у герцога Иберо про альбатросов... 

- Что в столице?

- В Корпусе опять дуэль, - на этот раз Львы с Лисами. Трое кадетов ранены, один серьезно.

- С каких пор в Корпусе ранят кадетов? - удивился Альфред.

- Дуэли с членовредительством там запрещены - все рапиры с «мухами». Но
тут исключительный случай. Дуэлянты обломили кончики оружия, - крови захотелось. Виновные получили две дюжины плетей и раскаялись, зачинщик из Лис в карцере.

- Мельчает молодежь, - усмехнулся Барна. – «Мухи» - они из флавийской смолы, их в огне расплавить можно. Что дальше?

- Дальше забавней, Ваша Светлость. В Золотом городе объявился некий поэт, сочиняющий, значит, стишата.

- И что же? Мало ли поэтов?

- Он про вас сочинял, Ваша Светлость. Я посчитал нужным записать слова, если вы пожелаете ознакомиться.

- Пожелаю. Прочтите, Жиль.

Секретарь извлек из безразмерной папки очередной листок и принялся
самозабвенно читать:

В Шенбрунне сумерки густы
Легко и затеряться.
Того, кого не видишь ты,
Верней всего бояться.
Пусть не выходит он на свет 
Он любит форму тени.
У трона Рунна много лет
Витали привиденья,
Но Барна перещеголял
Их всех по части скрытности,
А также, хоть он и скрывал,
По части ненасытности.
И с тенью в солнечный денек
Прогуливаясь парно,
Вглядитесь в тень на долгий срок
Возможно, это Барна
 
- Прошу прощения, ваше сиятельство, если..

- Нет-нет, почему же? Очень милые вирши, но мне хотелось бы увидеть автора. Желательно в этом кабинете.

- Автора ищут.

- Вот как найдут - сразу ко мне, и без рук, а то знаю я твоих молодчиков. Поэты слишком тонкие создания, чтобы просто так ломать им ребра. Еще новости есть?

- Никак нет. Разрешите идти?

- Иди, и прикажи заложить карету - мне нужно посетить торговое министерство господина Фьера.

Жиль кивнул, тряхнув золотисто-рыжей гривой и удалился. Мерзавец, не то что хитростью, даже цветом волос походил на лисицу. Изящные флавийские часы на каминной полке отзвонили полдень,  - начинался обычный день канцлера великой Империи.

Тяжелая дверь кабинета распахнулась, гулко ударив в стенку - белая кожа вообще прерогатива рыжих, но цвет лица Жиля мог сравниться только со снегами Иберских гор.

- Ваша Светлость, Их Величество император Рунна сегодня...

- Что еще, Тардэ?!

- ... сегодня найден мертвым.

День оказался необычным.

Ночь 19 дня месяца Медальона. Окрестности Сант-Анаксио, Новая Иберия.

   Над окрестностями Сант-Анаксио бушевала гроза. Росчерки молний прорезали тёмное, мёртвое небо каждое мгновение. Гром не смолкал не на минуту, заглушая вой собак, бормотание многочисленных монах и выкрики индейских шаманов. В округе не нашлось бы не одного безумца, спятившего настолько, чтобы выйти этой ночью из-под защиты своей крыши или навеса. Потому лишь мертвенно бледная луна могла рассмотреть слабый огонёк, что одиноко мерцал в одном из гротов окрестных невысоких гор.
   Пламя костра нервно освещало своды пещеры. Хоть пещера и была жилой довольно долгое время, способа, как следует её осветить полностью, до сих пор не было придумано. Агг Убивающий Солнце, сын неведомого отца, охотник и воин племени Вате, Белых Детей Солнца, оставил попытки разглядеть лицо наставника. Нет, брат Никодим не страдал тягой к излишней скрытности. Бывший разбойник, он всегда предпочитал быть лицом к лицу, как с врагами, так и с теми, кто мог таковыми стать. Странно, как при его характере и привычках, брата Никодима ещё не повесили имперцы или не пригвоздили к столбу пыток вожди индейских племён? Да, наставник миссионер, но даже ему, непосвящённому послушнику, известно, что Никодим Михно отправился Новую Иберию в ссылку по настоянию магистра Ордена Клинка Господнего Андре де Монбара.
   Де Монбар. Агг отдал бы всё на свете, только чтобы встретиться с этим человеком. Даже если из всего, что рассказывал о нём наставник и другие «клинки», правдой окажется лишь сотая часть. Увы, теперь эта встреча невозможна. И причина не в разности положения или расстоянии. Две недели назад до наставника дошло известие, о том, что замок Монмиракль, обитель монахов Ордена, пал. Все братья, находившиеся в это время в Старом свете, погибли в битве, защищая свой дом. Дом, который лживые имперские церковники объявили оплотом ереси и греха. Сам Андре де Монбар по приказу императора шакалов, Александра, был сожжён под восторженный вой толпы на главной площади Рунна. Величайший сын Империи был предан своим народом, который защищал всю свою жизнь. Агг и раньше не терпел бледнолицых, но теперь в его сердце поселилась жгучая ненависть ко всем имперцам, не носящим на своей груди знака Клинка Господнего.
   -- … Агг!.. Агг, ты что уснул?!
   -- Простите, учитель, я задумался.
   -- Я знаю, ты сильно опечален принесёнными мною вестями. Твоё уважение к Андре было столь же безгранично, как и моё. Именно потому первым я и поведал сию страшную весть тебе. Ибо на тебя я возлагаю большие надежды. Отец Наш Небесный добр и справедлив, Он не покинет Андре, своего преданейшего слугу. Но за годы существования Ордена мы, «клинки», привыкли не только полагаться на  мудрость Его, но и помогать Господу, ускоряя Его встречи с величайшими грешниками мира сего. Потому и спрашиваю тебя, мой ученик, готов ли ты стать орудием кары Божьим? Готов ли обрушить наш гнев и нашу месть на убийцу Андре де Монбара?
   -- Я готов, учитель!
   -- Тогда, завтра же ты отправишься в Рунн. Дабы величайший грешник земли нашей перестал осквернять своим присутствием творение Отца Нашего. Ты понял, о ком я говорю?
   -- Да, учитель. Шакал не проживет ни одного лишнего дня, и псам его придётся искать себе нового вожака!
   -- Империя перенесёт эту потерю. Хотя я бы больше обрадовался обратному. Ты не просто убьёшь этого подонка. Ты должен как можно дольше мешать Империи обрести нового владыку. Но сначала – он, -- Агг принял из протянутой ему руки деревянную фреску.
На фреске был изображён очень красивый по меркам бледнолицых человек. Художник был по настоящему талантлив, лицо на фреске казалось живым. Единственным, что портило совершенство изображение, был след от воткнутого чуть выше переносицы кинжала. Наставник, тоже порой давал своим чувствам волю? Что ж, Агг только что получил шанс в действительности подпортить красоту императора.
-- А теперь, перейдём к деталям. Через час ты отправишься в Сант-Анаксио. К утру как раз поспеешь. В городе на улице Торговцев найдёшь дом Иды Седого Лиса. Он передаст тебе сундук со снаряжением и деньги на дорогу…

20 число месяца Фибулы, берега Фроста и Осколок.

Молодой человек стоял, прислоняясь к борту и оглядывая спускаемые паруса. Рядом с ним возвышались почти вровень с ним еще двое: первый помощник и пайлот*, с которым они выводили корабли попавшие в бурю. Темно-зеленые глаза юноши решительно устремились к приютившему их порту:
- Ну что ж - пора засвидетельствовать мое почтение владыке здешних мест. Впрочем, не только этих, - он улыбаясь направился к сходням, обращаясь уже к первому помощнику. - Ваши три дня, дружище, постарайтесь как можно скорее подлатать корабли. Берега Фроста отличаются суровым характером.. Я слышал легенду о том, что однажды корабль не мог выйти из этого порта почти месяц.
- Тогда мы будем долго гостить тут, - усмехнулся пайлот, вышагивая чуть раскачивающейся походкой привычного к морю человека. - Я еще не был тут гостем..
Дирок рассмеялся:
- Тут не только берега суровы, друг мой. И если вы привыкли к умеренно спокойной ласке солнца в Алиере, то здесь светило редко появляется из-за облаков.
Спрыгнув на берег, Дирок потянулся и расправил плечи, оглядываясь. К ним молча подошли двое:
- Ваша светлость, чем мы можем служить?
- Помогите моим людям разместится. На рейдерах около 100 человек команды, есть совсем юнцы, которым пришлось солоновато в их первом пути. Могу я надеятся, что всем найдется место в вашем порту?
Они молча поклонились, предпочитая видимо слову - дело. Дирок широко улыбнулся:
- А нам нужно три добрых коня. Я должен засвидетельствовать свое почтение Тану Фроста.
Пожелание его было столь же молча выполнено, и уже спустя час они скакали на приземистых, крепких конях по замерзшей земле, направляясь в возвышающийся над заснеженными землями замок. Путь от порта до замка не был длинным, пролегая через странную дорогу, проложенную за какой-то богам известной надобностью, сквозь негустой подлесок из елей, сосен и еще каких-то могучих великанов, чьи верхушки уходили высоко в небо. Дирок казалось не смотрел по сторонам, но неожиданно молодой тан резко остановил коня, вглядываясь в что-то над головой. Остановился и чуть не слетевший с коня пайлот.
- Карл, лошади тут приучены к этим дорогам, главное привыкнуть к их ходу или просто приноровится, - необычайно поучительно, продолжая разглядывать ствол высокого дуба - едва ли не единственного среди возвышающихся хвойных, промолвил Дирок.
- Мой тан, я не могу приноровится к вашим внезапным остановкам, а не к повадкам коня.
- Что вас заинтересовало там, мастер? - подал голос Дарст.
Дирок молча кинул поводья своему слуге, соскакивая на землю:
- Дупло. И в нем определенно кто-то есть.
И лоцман, и слуга выдохнули столь дружно, что Дирок рассмеялся:
- Друзья мои, не хорошо являться в гости без подарка. Тем более, когда один из хозяев замка - прелестная девушка.
Молодой человек, заканчивая объяснять, ловко вспрыгнул на нижнюю ветку, карабкаясь к дуплу, которое привлекло его внимание. Это было не просто, но ему не привыкать. Добравшись до цели, он устойчиво встал на толстой ветке и осторожно заглянул в дупло, а потом столь же осторожно запустил туда руку, пытаясь достать "хозяина".
- Кто там, мастер? Какого демона вы пытаетесь добыть? - Дарст был обеспокоен, вырвавшимся у его хозяина возгласом.
- Маленького, - откликнулся Дирок, обворачивая руку полой плаща.
Спустя некоторое время он уже очень осторожно спускался. На его груди трепыхалось что-то живое, завернутое и завязаное в плащ. Спрыгнув на землю, юноша прислонился дереву и стал осторожно высвобождать пленника, разворачивая. Дарст и Карл, спрыгнув с коней, наблюдали за его действиями, причем первый увидев окровавленную руку своего господина, молча доставал платок, чтобы перевязать раны. У Дирока вся рука была изодранна и продолжала кровоточить. Тан Алиера наконец высвободил свою находку и на троих мужчин уставились огромные глаза из комка пуха.
- Карл, мешок, - опережая своего хозяина, сказал Дарст. - И кому нужна эта крошка-сова?
Дирок ухмыльнулся, позволяя замотать свою руку и рассматривая добычу:
- Птенец вылупился рано, они обычно появляются в первый месяц весны, чтобы летом быть уже большими, - неожиданно он рассмеялся. - Правда единственное что изменится в этом яростном малыше - это пух. Он превратится в перья, но размер останется тот же. Это кажется самые маленькие совы в мире. надеюсь, что в замке найдется клетка..
Они продолжили путь и уже спустя час въезжали в ворота мрачного замка. Дирок тут же попросил клетку для маленького зверя, чем похоже удивил даже невозмутимых слуг. Но те не привыкли задавать вопросов и просто принесли требуемое. Юноша быстро поместил туда своего пленика, бесцеремонно вытряхнув его из мешка и накрыв плащом, передал на временное хранение Дарсту. Закончив со всем этим, он уверенно направился к дверям, что неторопливо открылись, пропуская его вместе со спутниками. Появившись в огромном зале, молодой тан решительно и уверено прошествовал вперед, склоняясь:
- Прошу прощения, мой Тан, мои корабли попали в шторм и мы встали на рейд у ваших берегов. На ремонт и оснаску понадобится не более трех дней. Позволите воспользоваться вашим гостеприимством? - Дирок смотрел прямо в лицо своего сюзерена и по одному ему ведомому ощущению, понял, что раз не гонят, значит - позволяют.
Рой Фрост выпрямился и чуть склонил голову:
- Прошу к столу. Вы угадали к обеду, Дирок.
Юноша отступил, сверкнув глазами и оглянувшись на стоящих вкруг невозмутимого хозяина замка женщин. Мимо одной из них неторопливо прошла большая, поджарая собака, внимательно посмотревшая на гостя и севшая напротив него. Дирок улыбнулся и склонился перед всеми присутствующими женщинами:
- Я еще ненадолго задержу вас и .. обед, - глаза его сверкнули лукаво, устремляясь прямо в широко распахнутые очи Виктории Фрост. - У меня для вас небольшой подарок, маленькая принцесса.
Он протянул руку и слуга немедленно отдал ему закутанную в плащ клетку. Дирок неторопливо стянул плащ, а сидящий в ней детеныш громко и возмущенно вскрикнул, распахивая свои круглые глаза и вертя пушистой головой:
- Этот большеглазый мог погибнуть.. Но если вам будет угодно - он вырастет. Говорят, что они приручаются, моя леди, - Дирок улыбнулся и протянул свой дар, молчаливой девушке, которая чуть смутившись протянула ему руку для поцелуя.
Молодой человек, опустился на одно колено и нежно перевернул протянутую ему руку, целуя маленькую ладошку и ласково улыбаясь, поднялся, отступая и склоняясь перед молчаливой женщиной, возле которой сидели три пса. Он лишь внимательно посмотрел в светлые глаза этой женщины и улыбнулся, склоняясь в почтительном поклоне, затем не менее почтительные поклоны были отдан Лиссе и Екатерине Фрост, при взгляде на которых в глазах тана Алиера появился такой знакомый и даже опасный свет, но обезоруживающая улыбка быстро прогнала это сияние:
- Я прошу прощения, но моя гитара была смыта за борт и поэтому я буду лишь молча восхищаться вами, когда на самом деле готов воспевать красоту этих лиц, миледи.
- Нет худа без добра. Пока вы пели бы, Дирок, у нас остыл бы обед, - раздался голос Тана Фроста и все присутствующие прошли к столу.
Дирок улыбаясь занял свое место, проследив, что его слуга и пайлот разместились за небольшим столом, где видимо ели гости более низкого ранга. Перед глазами его почему-то промелькнули совсем другие лица.. лица родных, которые уже никогда не собирутся вот так все вместе за столом.

*пайлот - испорченный такой английский, номены и номени - лоцман.

15 число месяца Фибулы.
Горы. Граница Флавио, Ауралона и Остеррики.

   Десятки пар любопытных глаз смотрели на него, ожидая услышать великие откровения и подлинную правду об этом несправедливом мире…
   - Нет, я не пророк, не какой-нибудь флавийский философ – я простой человек, такой как вы, как ваши родители, братья, сестры и другие знакомые вам люди… - Ашзер сделал многозначительный жест рукой. – Я просто понял одну простую вещь… Этот мир порочен изначально, он создан безумным Творцом, тираном, против которого подняли восстание его же слуги, понявшие, что тот предал их… Но жестокий Творец поверг их, правда лишь, до того момента, когда вновь начнется битва между Тьмой и Светой. Тогда они вновь восстанут, и мир изменится…
   Дети слушали, открыв рты, подростки и юноши скептически ухмылялись.
   - Да, это может показаться невероятным… Но посмотрите на наш мир – здесь Церковь взяла все в свои клещи… Алчность… Нетерпимость… Лицемерие... Они говорят, что их бог всемогущ, так неужели он бы дал твориться всем этим несправедливостям, если бы был праведен? Нет, это такой же жестокий тиран, как церкви и власти… Они угнетают народ, ввергая его во тьму неведения и нищеты, и творят беззакония, прикрываясь "священными правами"! Только восстав, мы можем поколебать их престолы, и разрушить колоны из золота, крови и стали, на которых зиждется их могущество! Но против всякого меча нужен другой меч, а против силы, которой владеет церковь, нужна другая, не менее жесткая и слепая сила, но попавшая в верные руки. И у меня есть эта сила… Нет, здесь не нужны не способности, ни прилежание – достаточно лишь протянуть ладонь и взять…
   - Дай нам силу, о Ашзер! – хором затянули дети. – Дай нам ее, и мы сделаем, все, что ты прикажешь!
   Ашзер покачал головой.
   - Но сначала я должен предупредить! Сила тьмы и сила ночи, сила могил и гробниц, сила отверженных и отчаявшихся, сила пустынь и сила гор, сила бездн и сила громовых облаков, сила крыс и сила львов – она навсегда изменит вас, сделает другими, и дороги обратно не будет! Это Путь в Никуда, ступить на который – величайшее проклятие и величайшее благословение! Никто не хочет покинуть нас?
   - Никто, о Ашзер!
   Грянул хор, более опытные адепты ударили в барабаны, заиграли на свирелях. Козлы и бараны заблеяли…
   - Если вы готовы присоединится к нашему братству, то тогда вы должны испить чашу крови и вкусить плоти… Нет, не человеческой… - Ашзер ухмыльнулся заметив в глазах некоторых неофитов панический страх. – Всего лишь крови жертвенного животного, козла, символа нашего повелителя - Черного Сеятеля…
   Юноши, девушки – все одетые в черные балахоны, подбегали, быстро глотали из чаши кровь, зажевывали куском шашлыка и убегали обратно на скамьи.
   - Теперь вы готовы! Готовы принять великую силу нашего повелителя! – Ашзер взмахнул руками, и черно-сиреневые молнии устремились от его пальцев, к глазам неофитов зажигая их багрово-алым пламенем. Простой фокус, но эффектно. Сколько из них догадается о подлоге? Они будут первыми, кто перейдет грань, ту черту, за которой начнется  постижение искусства дьявольской магии…
   Дети крестьян, ремесленников, мелких и бедных дворян – из Флавии, Остеррики, Ауралона, Барна, все они жаждут дармового волшебства и способностей творить чудеса… Их не испугала всемогущая инквизиция – и значит, они пришли по адресу… Ашзер научит их магии, выкует из них нужные ему орудия… У него появятся свои солдаты, своя армия… Он будет готов взять штурмом врата, что отделяют этот мир, от мира в который он попадает во снах. Дьявольская Троица сказала все правильно – мир меняется, он видит отраженные блики пламеня грядущей битвы в каждой капле воды… Знамения… Люди сами совершат все, что нужно для апокалипсиса, он лишь подтолкнет их в нужном  направлении…

30 число месяца Фибулы.
Императорский дворец.

   Вечер был прекрасен, даже и не скажешь, что сейчас зима… Последняя неделя зимы… Преддверие великого праздника… Две тысячи шестьсот тридцать три года назад Император Александр I Завоеватель оправился покорять весь мир. Ему это удалось, и теперь его потомки правили великой Империей… вечной Империей…
   Здесь на острове Саркэ, в одной из комнат громаднейшего Шенбруннского дворца, на роскошной, обшитой бархатом и золотом кровати, в объятиях друг друга лежали двое человек – один из них был Императором Александром XVIII, другой – герцогом Конрадом де Конарэ, его вассалом, другом и… любовником. Императоры не делали различий между полами, отдавая предпочтения в любви и женщинам и мужчинам…
   Конрад был любимым фаворитом Императора Александра. Сопливого мальчишку, которого после смерти родителей взяли ко двору, властитель сумел обольстить и бесконечно привязать к себе, растлив и развратив юношу… Впрочем, наверное, Конраду было суждено стать, тем чем он стал – слишком женственным он был сам. И чертами лица, и тонкой, изящной фигурой, герцог более походил на девицу, чем на воинственного мужа. Хотя шпагой владел отменно, превосходя в этом большинство своих сверстников…
   Теперь двое любовников, сполна утомив себя ласками и любовными страстями, отдыхали, попивая вино и рассказывая, друг другу скабрезные истории:
   - Знаешь, что я недавно видел, - тягучий голос Конрада тек словно мед. – В рощице, у фонтана, сидели на траве два юных, прелестных пажа… И знаешь чем они занимались? Оба были без штанишек… Очаровательное зрелище…
   - И что было дальше? – задумчиво молвил Император.
   - Дальше… Дальше, было как всегда – любовь дала свои плоды. Ах, Александр…
   - Что, Конрад?
   - Ты так и не понял некоторых вещей, – герцог устало откинулся на спинку кровати. – Женщины коварны, только мужчины знают, что такое дружба и… любовь.
   Император вздохнул.
   - Опять ты за свое?
   - Не опять, а снова, – заныл Конрад. – Мне надоело то, что мне приходится делить тебя с этими девками…
   - Очаровательными «девками»… - заметил Александр. – Не думай, что я буду изменять своим вкусам в угоду тебе.
   - Даже не надеюсь, – голос герцога Конарэ сочился ядом. – Только более не проси меня участвовать в ваших оргиях… Я не хочу даже видеть твоих шлюх, а уж тем более прикасаться к ним… Мерзость какая…
   Александр крепко сжал сильные руки. Это было неслыханная наглость.
   - Я не буду тебя просить. Я тебе прикажу! Я твой Император, ты будешь выполнять любой мой приказ. Мое слово - закон!
   - Какие мы грозные, - ухмыльнулся Конрад. - Мое слово - закон!  - передразнил он.
   Император резко поднял голову любимца к себе, вглядываясь в его глаза.
   - Что, сеятель тебя забери, происходит? Ты специально решил устроить для меня представление? Проклятье! Я не потерплю этого!
   Конрад смотрел на своего любовника, не моргая. Затем лишь расхохотался:
   - Дурак! Трижды дурак, если веришь им.
   Император тоже рассмеялся.
   - В самом деле, что на тебя нашло?

15 число месяца Фибулы.
Западный Океан.

   Корабль с отпущенными парусами застыл на водной глади. Человек, стоящий на баке смотрел в подзорную трубу, напряженно вглядываясь в туманную дымку:
   Тихий плеск волн Западного Океана, небо закрытое тучами, густой туман, и торговое судно идущее в порт…
   Капитан усмехнулся, и спрятал трубу. Да, они везут золото, в этом можно быть уверенным. До сих пор вера в Господа не помогала никому, и они стали доверять свои жизни пушкам. Но когда чувство жадности пересиливает чувство осторожности – случается все, что случается обычно в таких случаях…
   К счастью для пиратов – жадность никогда не исчезнет.
   Гордан Нордвинг хрипло рассмеялся.
   - Мои друзья, все вы – члены древнего свободного братства, жители вольной Джамайи. Перед вами корабль заведомо враждебной державы, хехе, чьи трюмы, видимо, под завязку набиты золотом! Этой ночью мы долго будем праздновать нашу победу! Уничтожить всех! Сообщите остальным кораблям мой приказ…
   - Ура! – закричала команда, и все тот час же кинулись по своим местам, исполняя возложенные на них обязанности. Гордан прошелся вдоль борта, не открывая взгляда от вражеского судна. Расстояние между ними стремительно сокращалось, хотя там уже заметили идущие к друг другу корабли и теперь делали все возможное, чтобы выиграть бой. Палили пушки, били баллисты…
   Но – напрасные усилия. От "Желтозубой акулы" и ее капитана еще не уходило не одно судно! Гордан прикинул, какое расстояние остается до карвеллы…
   - Заряжай! – крикнул он. – По моей команде – огонь из всех орудий по левому борту!
   Нордвинг вытащил тяжелый палаш из ножен. Благодаря хитроумным маневрам "Акула" подходила к кораблю с самой незащищенной стороны.
   - Пли! – скомандовал Нордвинг, и огонь пушек смел все, что было живого и неживого, с палубы фрегата. В облаках дыма нельзя было ничего разглядеть, но было понятно, что в этот момент его команда зацепляет веревки с крюками и переправляется на борт каравеллы, чтобы добить оставшихся в живых.
   Дым немного рассеялся, и стало ясно, что бой выигран. Команда врага большей частью была убита залпом, теперь сражение между оставшимися в живых пассажирами и пиратами.
   Подождав когда крики, звон клинков и пальба стихнут, Гордан вступил на борт каравеллы. "Гордость" – вот как она называлась, и это было забавно.
   - Пленные есть? – спросил он одного из пиратов. – Вижу есть… Баб взять с собой, остальных утопить!
   - Пощадите! – завопил кто-то.
   - Вот его – первого к акулам, – указал саблей на завопившего Нордвинг.
   Он уселся на бочку и задумался. Кто-то за спиной зашептал:
   - Видать у капитана плохое настроение…
   - Разговорчики… - пробурчал Нордвинг. – Тащите все золото с этого корыта, пусть отправляется на дно…
   - Да нет тут никакого золота, вот черт… - выругался кто-то.
   - Как нет? – изумился Нордвинг. – Проклятое корыто… Ну, придется тащить его до Порт-Рояля…
   Вечером, когда фрегат уже плыл к Джамайе, Гордан задумался о том, куда почему наводчик сообщил ему неверную информацию… Когда он найдет Билли, тому не жить, если, конечно, он не объяснит, как вместо корабля груженного золотом, в океана оказалась прогулочная шхуна.
   Ладно, не время было грустить, Джамая и ее удовольствия ждали его…

15 число месяца Стрелы.
Южная Нубия.

   Сэла глубоко затянулась, и с вызовом посмотрела на собеседника. Переговоры шли отвратно, похоже, придется возвращаться в Рунн ни с чем. Если, конечно, игнитиссы не вернут им эти дурацкие свитки, которые позарез нужны Этьену.
   - Сами понимаете… - монах, что сидел перед ней скрестил руки на груди, всем своим видом высказывая отвращение. – ситуация патовая – у нас свитки, а у вас единственная лодка… Без лодки мы отсюда не выберемся, а вам нельзя возвращаться без свитков… Другой вопрос, можем ли мы себе позволить, чтобы эти знания попали в руки еретиков?…
   - Вы, конечно, можете возвращаться через джунгли. Посмотрим, сколько из вас выйдет к Кабре… - заметила Сэла. – Предлагаю последний раз – я доставляю вас в Бирло, а вы отдаете свитки…
   - Может быть, мы предпочитаем вовсе не возвращаться… - возразил монах. – Не часто выпадает возможность пострадать за Господа нашего, мы умрем здесь с осознанием выполненного нами долга…
   - Долга? – Сэла Айс встала. – Да вы даже не знаете, что в этих свитках, – впрочем, она и сама не  знала. – Они попали к вам совершенно случайно.
   - В мире ничего не происходит случайно, а лишь по велению Господа, – монах продолжал гнуть свое. – Ваше желание заполучить их уже доказывает, что там что-то крайне важное… Многие мои братья слабы, и действительно хотели бы вернуться в Ауралон, но про место, где спрятаны свитки знаю только я, а я вам этого секрета не раскрою. Дальнейший разговор, полагаю бессмысленным… Поэтому, прощайте миледи Сэла…
   Монах вышел из шатра. Сэла плюнула ему вслед и задумалась.
   - Финиш, – из угла вынырнул сидевший там все время, и подстраховывающий на случай непредвиденных обстоятельств, Хорхе. – Он не скажет, зуб даю.
   - Вижу, – девушка покачала головой. – Тогда надо придумать иной способ…
   - Проклятые фанатики… - Хорхе Рамос покачал головой. – Он не расскажет… если, только мы не найдем иной способ.
   Сэла взглянула на него.
   - Издеваешься?
   - А я знаю такой способ… - Хорхе подозвал Ванессу – их профессионального взломщика. -  Вот она тебе расскажет… Ванесса, какой есть способ найти спрятанную кем-то вещь, если она в каком-то тайнике?
   - Сделать вид, как будто ты уже достал эту вещь, человек кинется проверять тайник – за ним нужно лишь проследить…
   - То-то! – Хорхе. – похлопал Сэлу по плечу. – Тебе нужно лишь правдоподобно сыграть? Играла когда-нибудь в театре, сестренка?
   - Умный, да? – огрызнулась Сэла Айс. – Делаем так… Сегодня сматываемся из лагеря, завтра приходим с таинственным видом и грузимся на корабль… Этот хмырь кидается к тайнику, а он у него видимо далеко отсюда, сразу не проверишь… Мы тихонько следуем за ним, чик-чик саблей по горлу и все.
   - Гут, – подошел Карл фон Каш, стрелок. – Так и сделаем.
   Так и сделали. На ночь команда "Черного стебеля" ушла из лагеря, оставив в нем охрану из мисрского сопровождения и недоумевающих игнитиссов, а утром вернулась, делая загадочные лица, посылая Рудольфусу и его братии воздушные поцелуи. Когда они стали грузится на корабль, нервы у главы экклесиатской миссии в Нубии сдали и он с проклятиями кинулся в джунгли.
   - За ним! – махнула рукой Сэла Айс, и "Черный стебель" кинулся в погоню за монахами, которые естественно ничего не замечали.
   Непроходимые джунгли Нубии, столь же легендарные, сколь и мало проходимые… Здесь жили пигмеи, гигантские крокодилы, обезьяны… Кто тут только не жил… Вот и экклесиатская миссия затесалась в милую компанию диковинных зверушек.
   Святые отцы держались неплохо – все-таки такой марш-бросок по бездорожью для тех, кто проводит время за молитвами и не лицензированной работорговлей – это очень даже неплохо.
   Через пять часов пути над деревьями показался силуэт гигантской каменной пирамиды, вроде тех, что стоят в Мисре. Рудольфус велел своим стоять на месте, а сам вприпрыжку помчался внутрь.
   - Обойдем монахов. – Сэла жестом подозвала Карла. – Если что, нужно будет снять главного одним выстрелом. Сможешь?
   Тот пожал плечами и перезарядил пистоли.
   - Если он попадет в прицел, он умрет.
   - Гут, – улыбнулась Сэла. – Тогда вперед, команда!
   Они обошли с двух сторон монахов. Зашли в храм.
   - Вижу его, – отрапортовал Хорхе. – Перепрятывает свитки, гад.
   - Карл? – Сэла улыбнулась.
   Тут же грохнул выстрел.
   "Валькирия" подошла к телу, брезгливо попинала носком сапога, проверяя, помер ли? Подобрала драгоценные свитки.
   - Домой. Пора домой…

28 месяца Фибулы. Флавия. Стигга.

Музыка: тишина...

    Оплывшая свеча свидетельствовала о том, что ночь подходила к концу, но фитилек все еще не был затушен. Пламя рвалось в плену, привязанное к тонкой нитке и бледно желтому воску, однако, было беспомощно вырваться из вселенной своего предназначения. Чем сильнее оно дергалось, тем светлее становилось в комнате. Тяжелые портьеры на окнах были плотно задвинуты, не пуская лунный свет внутрь и оставляя огонек свечи в полном одиночестве. Свет, лишенный своей естественной основы – это было так по-людски.
    Покрытая морщинами, но все еще очень крепкая рука коснулась пламени и сжала огонек пальцами, пленник затрепыхался в последний раз и потух. Тонкая струйка дыма зазмеилась, убегая к потолку, и вскоре растворилась совсем. Обладатель руки, так жестоко прекратившей существование огонька, распрямился в кресле и тут же замер, прижав руку к спине. На лице его появилась гримаса боли, и он тихонько застонал. Евгений Флавио – великий и ужасный, оказывается, тоже был сделан из крови и плоти, как и все простые смертные. Но знали об этом только стены комнаты, в которой сейчас находился властитель всего юго-востока империи. Только этим книжным шкафам и спрятанным в них книгам, только этому столу и этим шторам было известно, что у герцога тоже есть слабости. Остальной мир не должен был об этом знать, потому что это могло стоить очень дорого для страны, которой Евгений посвятил слишком много - всю свою жизнь. В глубоких глазах засветилась так знакомая тем не многим, кто хорошо знал Евгения, самоирония. Старая развалина, а не властитель юго-востока – вот кто он, а ведь его именем пугают детишек… Беззубый Темный Властелин, шамкающий своими челюстями на врагов. Вредные они все. Никто его не понимает.
    Герцог Флавио поднялся и подошел к окну. Превозмогая боль, он раздвинул шторы и посмотрел на узкую полоску рассвета, позолотившую все за окном. Он мог бы позвать секретаря, который наверняка в полглаза посапывает на кушетке за дверью, но врожденное упрямство заставило его молчать, побеждая свою боль. Секретарь явился сам.
    Дверь бесшумно раскрылась, и на пороге возник невысокий сухонький человек неопределенного возраста. Серхио всегда входил так – без стука. За почти двадцать лет, проведенных рядом со своим господином, он привык быть его тенью, а Евгений привык доверять ему, как себе, то есть до определенной степени. Правильно говорил философ древности Аристьен Флавийский – «Доверяй, но смотри кому». А самое главное – это не переборщить с доверием к самому себе. Человек – сам себе худший враг. За полвека, проведенных на белом свете, Евгений усвоил это на отлично.
    - Вы опять меня не послушались, ваша светлость! – Секретарь подошел к окну, расправил портьеры и распахнул створки, впуская в кабинет хозяина свежий утренний воздух.
    - Мне надоело чувствовать себя немощным стариком, Серхио. – Евгений немного виновато улыбнулся и вернулся к креслу. Освещенная восходящим солнцем комната перестала казаться мрачной. Корешки множества книг, расставленных на полках длинными лентами, бежали вдоль стен. Книги были всюду. Обитатель этого кабинета, видимо, очень любил читать. Только времени на это у него почти не было. Заботы о целой области, огромных зависимых государствах и их процветании – не способствовали появлению свободного времени. Политика – дело хлопотное. Герцог Флавио сел за свой рабочий стол и взял листок бумаги, исписанный мелким, но очень аккуратным почерком. Пробежал его глазами и передал секретарю. – Что ты об этом думаешь?
Серхио внимательно прочитал документ и вернул Евгению
    - Справедливо.
    Правитель Флавии усмехнулся и бросил:
    - Скажи это моему сыну. – Он сложил письмо, капнул горячий воск ярко красного цвета и приложил родовой перстень. На лужице кровавого цвета ожил герб Флавио – леопард и оскалил свою пасть с запечатанного листка. Евгений протянул письмо секретарю. – Пошли утром человека. Анна уже, наверное, подъезжает к Рунну. Посмотрим - как сын поведет себя в начале, а потом ему придет письмо, напомнив – с кем он имеет дело и что значит для нас эта девочка.
    - Совсем забыл, - Серхио хлопнул себя по лбу и достал из внутреннего кармана камзола письмо. – Еще одно, она пишет и пишет…
    Губы герцога непроизвольно растянулись в грустной улыбке.
    - Бедная девочка, и как ее угораздило действительно влюбиться в мое несравненное чадо. Он не стоит даже ее волоска, при всей моей любви к нему. Я еще надеялся, что эта любовь вразумит Страда, но… - Евгений оборвал себя и, распечатав письмо, принялся за чтение. Лицо его стало как-то моложе, морщины разгладились, когда глаза бежали по строчкам, написанным маленькой женской ручкой. Закончив чтение, он аккуратно сложил письмо и убрал в верхний ящик стола. Там лежала стопка точно таких же писем. – Она заслуживает большего, но счастлива тем, что имеет. Удивительная женщина. – В голосе правителя Флавии прозвучали нотки восхищения.
    - Однако, если бы она не стала женой Эстерада, вряд ли Радимир Валевский стал бы вашим фактическим союзником.
    Холод зародился в серых глазах, поднимаясь с самой глубины, и покрывая их инеем.
    - У всего есть своя оборотная сторона. Кроме того, пока рано говорить о каких-либо союзах.
    Секретарь направился к двери, но обернулся.
    - Вы ничего не делаете просто так, если это не принесет выгоды Флавии - сейчас или в будущем.
    Иней превратился в лед.
    - Что-то ты слишком много знаешь. Такие долго не живут, Серхио…
    Человек в дверях замер, но на лице его господина играла самая добрая улыбка. Шутит? Умеют ли шутить такие, как Евгений Флавио – вот в чем вопрос.
    - Я маленький человек, хозяин. Кому нужна моя ничтожная жизнь? Долго не живут такие могущественные люди, как вы. – Смело, но за двадцать лет можно научиться отчаянности.
    Герцог Флавио рассмеялся, запрокинув голову. Но вдруг замер, снова схватившись за спину.
    - Проклятущая болячка, вот прицепилась, - проскрипел он сквозь зубы. Сильные духом мужчины, вроде правителя Флавии ненавидят быть беспомощными. Это их главное проклятие – страх перед слабостью.
    - Я принесу настой. – Безапелляционно констатировал Серхио.
    - Сам пей свое пойло, - буркнул Евгений, но тут же добавил. – Ну что стоишь? Ждешь, пока я действительно отправлюсь к Каспиану или к кому там еще я должен отправиться по мнению святош…
    - Думаю, Каспиан решит сменить место обитания, если туда попадете Вы, - засмеялся мужчина, закрывая за собой дверь.
    - Если не сменит, я ему помогу, - эти слова слышал уже только сам герцог и его кабинет, но эта комната хранила достаточно тайн, чтобы промолчать еще раз.

15 число месяца Фибулы.
Алиер. Один из портов.


   - Мастер!* Мастер! Стойте! – на причале появился подросток, из числа тех, кто убирали в церкви. – Вы забыли свою Книгу Ответов.
   Джеймс Кроуклоу поднял капюшон, и посмотрел на мальчика, восстанавливая в памяти его имя. Все-таки своих прихожан он знал всех по именам, и считал своим долгом хотя бы раз в год побеседовать с каждым из них. В последнее время это становилось затруднительным, так количество людей посещающих его проповеди значительно возросло. А теперь и вовсе будет невозможно. Но имя мальчика, слава Господу, он помнил.
   - Грегори. – Джеймс положил ему руку на плечо. – Я не забыл Книгу Ответов, она всегда останется здесь… - он показал рукой на свое сердце. – Как и этот край, – он обвел все его окружающее рукой. – Милый, милый Алиер, моя родина… Мне будет не хватать ее.
   - Зачем же Вы уезжаете, Мастер?
   - Господь призывает следовать меня зову моей души, а она стремиться в иные дали, в иные страны… - задумчиво сказал Кроуклоу и посмотрел в даль.
   - Почему, о Мастер? – у Грегори округлились глаза. – Почему Вам надо уезжать, в такой момент, когда Вы достигли триумфа и толпа носит Вас на руках?
   - Так. – Джеймс уселся на тюки и посадил рядом с собой Грегори. – Наверное, об этом нужно рассказать поподробнее, да? Тогда слушай. Господь сотворил всех людей равными, и дал им правителей для мудрого руководства и заботы, точно такой же, какую отец дает детям своим… Но правители, духовные и светские, узурпировали эту власть, забыв что она дана им от Господа, и погрязли в пороке и разврате… Но что Господь дает, то он может и отнять… Руководимые светлыми заветами Ульриха Гольцера, храбрые жители Гельвы восстали, и сумели сохранить свою свободу и веру. Эта весть сумела ободрить отчаявшихся, и их сердца вновь забились в надежде.
   - Надежда окрыляет! – радостно согласился  мальчик. – Я слышал, как Вы говорили об этом в своей проповеди. – Мы верим, что Господь нам поможет!
   - Господь помогает, тем, кто готов принять его помощь – а для этого нужна не просто вера… - покачал головой Кроуклоу. – Нужна решимость, желание действовать, готовность идти на самопожертвование… Не просто возомнив в гордыне, что ты превыше императора и герцога, а лишь поняв, что именно тебя выбрал Господь дабы изменить мир, ты сможешь свершить правое дело.
   - Я понял, Мастер. – Грегори склонил голову. – Я буду молиться за успех вашего дела!
   Кроуклоу улыбнулся.
   - Молись, Грегори, – он посмотрел на книгу, которую тот ему принес. – Книга Откровения… Я читаю ее с детства, и каждый раз нахожу в ней все новые и новые слова… Слова, что достигают моего сердца, словно хворост, зажигают в нем благословенный огонь, а потом я уже несу это пламя другим… Почитай и ты ее, Грегори… Может быть, тебе придется поднять то знамя, что выпадет их моих рук…
   Грегори кивнул, посмотрел на книгу, как на самое драгоценное сокровище мира, и убежал.
   - Хороший мальчик. – Джеймс подошел к одной из женщин, что собирали их немудреный скарб. – Мэри, что вы сюда наложили? Зачем это мне? – Кроуклоу улыбнулся.
   - Еда, для Вас Мастер. – Мэри склонила голову. – Вам предстоит дальний путь, а это здоровая и сытная пища.
   - О, поверьте, это совершенно излишне. – Джеймс Кроуклоу взял ее руку в свою. – Я привык питаться хлебом и водой, более мне ничего не нужно. Я не хочу, чтобы вы отдавали эту еду мне, а сами оставались голодными.
   Мэри подняла взгляд от земли, посмотрев Мастеру прямо в лицо.
   - Мы не голодаем, это излишки… Мы бы все равно роздали их бедным, но мама сказала отдать Вам.
   - Право же не стоит. – Кроуклоу задумался. – Я сам раздам их бедным. Наверняка на корабле есть бедные. Пока мы доплывем до Фроста, им будет чем питаться…
   Мэри улыбнулась.
   - Нам будет плохо без Вас. Многие и так уплыли в Новые Земли, подальше от соблазнов и невзгод. А теперь и Вы нас оставляете.
   - Увы… - он взошел на трап. – Возможно, я вернусь! Если мир изменится, то мы снова увидимся.

____________________________________________
* Мастер – глава общины в движении Очистителей

19 число месяца Фибулы.

Музыка: Enciferum, Intro с первого альбома.

Эх, зима!

…По серебряному снегу да галопом. А на звезды ни полвзгляда – обожжешься. Под копытами испуганно – поземка, а луна над головою будто око. Вдоль по полю – посеребренною тенью, серый конь и серый волчий полушубок, да сверкну глазами серыми на небо…

Эх, ночь!

…Позабыть, растереть и рассыпать. Разломить, раздробить и расплавить. Не вернусь, не увижу, не вспомню. По-другому теперь, по-иному. В новой стае и в новой упряжке. Служба службой, присяга присягой…

Эх, скачка!

…Дробью, дробью, часто-часто… Не отстала бы подкова… Скачка чистит ум от дыма… Ночью ясной, под луною… Полверсты – и ты свободен… Скоро, скоро будет дело… Поведет вожак всю стаю… Там и мне найдется место… Пусть рожден я не волчицей… И клинок напьется крови… А пока – зима и скачка…

Эх, Север!

…Где-то там, под хрустальными звездами, я однажды найду свою смерть. И на тризне вождь сорванным голосом скажет несколько слов обо мне. И под арфу с певучими струнами обо мне споет северный скальд.  И в чертогах богов свое место найду… Право, жизни не будет мне жаль...

Эх, жизнь!

15 число месяца Фибулы.
Нортми. Тюрель.

   Как быстро закончилась зима. Гертруда приказала служанкам убрать все в замке, почистить все комнаты, выкинуть всякий хлам, протереть старинные люстры. Долгая, и достаточно нудная работа, именно то, что нужно девушкам, чтобы не заскучать.
   Она как раз заканчивала объяснять, как ей объявили о приходе графа Жейма де Прэда. Настоящий рыцарь, один из немногих, кто еще хранил верность древним и благородным принципам чести Севера. Граф всегда помогал ей, ведь в отсутствии Этьена кому-то приходилось заниматься делами Нортми, а тут иногда требуется и мужская рука. Жейм всегда поддерживал ее решения, за что Гертруда была ему очень благодарна.
   - Рада Вас видеть граф. – Гертруда подала ему руку. Жейм галантно поцеловал.
   - Вы прекрасны, Ваша Светлость, – граф улыбнулся. – Как себя чувствуете?
   Гертруда закашлялась.
   - Моя простуда еще не совсем прошла. Но это не помешает нашей прогулке.
   - Как прикажете. – Жейм еще раз поклонился. – Тогда жду Вас.
   Герцогиня не заставила себя долго ждать. Через полчаса они уже выходили из ворот замка Ля Пьер. Фамильная крепость Нортми располагалась на каменистом холме, а в долине раскинулась Тюрель – столица герцогства и главный порт страны.
   - Как в последнее время похорошел наш город, – рассуждал Жейм. – Идет строительство новых зданий, в том числе и каменных. Построили здание ратуши, выше и просторнее предыдущего. Идет строительство новой церкви… Мастер Мишель уже выразил нам свою благодарность… Множество людей смогут приобщиться к божьему слову…
   - Да… что может быть важнее в наши времена, - улыбнулась Гертруда. – А что творится за пределами столицы, граф? До меня доходили тревожные слухи.
   Прэда нахмурился.
   - Говорят в Коннбурге бунт. Подробности не известны, через границу никого не пропускают, город блокирован с моря. Пытаемся что-то выяснить, но, к сожалению, источников достоверных сведений у нас нет. Может Вам стоит написать Этьену? Я думаю, он обладает проверенной и точной информацией.
   - Спасибо за совет, граф. – Гертруда встряхнула волосами. – Уверена, мой муж ужа занимается этой проблемой. Его "недреманное око" видит все, что происходит в пределах Империи, да и за пределами тоже. Я обязательно напишу ему…
   - Еще было сообщение… Крестьяне в деревне недалеко отсюда видели… вы не поверите… вампира! – Жейм расхохотался. – Я посоветовал им не злоупотреблять вином. Всего хорошего помаленьку. Представьте себе, почтенный старейшина на полном серьезе уверяет меня, что он и несколько других людей, вышедших ночью в поле, видели гигантского нетопыря пролетевшего на огромной скорости на юг.
   Герцогиня Нортми хотела что-то сказать в ответ, как вдруг перед ними по ходу возник нищий, встав прямо на пути. Жейм уже полез за мелочью, но ему видимо были нужны совсем не деньги. Он задергался словно в припадке, выпучив глаза, и утробным голосом изрек:
   - Ведьма! Ты заплатишь за свои прегрешения! Каспиан все видит!
   Гертруда в испуге отшатнулась. Жейм вытащил шпагу и закрыл ее собой.
   - Как ты смеешь обвинять в чем-то свою герцогиню? Праведнее ее нет на этом свете!
   Нищий расхохотался.
   - Ты ничего не знаешь! Ты ничего не видишь! – и он бесстрашно шагнул вперед. Гертруда зажмурилась. Раздался крик. Когда она открыла глаза – Жейм стоял над телом нищего.
   - Клянусь, это штучки игнитиссов! – мрачно заметил он. – У него был кинжал.
   Побледневшая герцогиня села на мостовую.
   - Что-то мне нехорошо. Жейм позовите кого-нибудь из Ля Пьера… Похоже, нам придется вернуться…

15 число месяца Фибулы.
Рунн. Дворец Правительства.

   Жоффруа хмуро созерцал стоявшего и вываливающего на него горы ненужной информации Жиля. Жутко болела голова, а тут еще секретарь не может изложить все по порядку и приходится вникать во все мелочи самому. Жоф уже давно пытался поставить наглеца на место, но так выходило, что тот ставил на место самого маркиза Барну.
   - Помедленнее… - попросил заместитель канцлера. – Я ведь записываю…
   Жиль уставился на него наглыми зелеными глазами.
   - Но друг мой, нам еще столько делать, столько делать… Империя пропадет без нас! Император пропадет без нас! Канцлер пропадет без нас! Мы не может медлить! Мы должны действовать! Действовать!! Вы знаете, что такое действовать Жоффруа? Не знаете! Тогда я покажу вам! Смотрите!
   Жиль выхватил какую-то бумагу, начисто разрушив порядок, который Жоф наводил все утро, и перемешав все к Сеятелю. Замканцлера обречено закрыл глаза.
   - Так! – завопил Жиль. – Что тут пишут?! Так! Так!! Пишут! Пишут!! А пишут они о том, что им нужны деньги! Деньги!! Причем много! Много денег! Откуда взять?! Неоткуда! Казна пуста! Тогда так и напишем! Казна пуста, господа! Идите к Сеятелю! Может он что-то и посеет! Ха-ха!!
   - Дайте сюда… - тихо попросил Жоффруа. – Положите бумагу мне на стол, Жиль, пожалуйста…
   Но Жиль его не слышал. Он уже писал ответ, комментируя написанное по ходу и изрекая сомнительные остроты.
   - Готово! Вот так надо делать дела! Поняли? Не поняли?! Как не поняли?! Вы, правда, не поняли? Тогда берем следующую бумагу!
   Жоф закатил глаза к потолку.
   - О! О! Снова пишут! Пишут! Они только и делают, что пишут! – орал де Тардэ изведший за последние полчаса гору бумаги. – Этим нужны люди! Люди!! Откуда возьмем людей?! Люди – невосполнимы, да Жоффруа? Так и напишем – нет у нас людей, кончились все! Идите туда же! Империя огромна, но надо ведь когда-то и экономить начать?!
   Замелькало перо. Замканцлера думал о том, почему его брату удается держать этого нахала в узде. У Альфреда, Жиль разве, что не вертится и не лает по команде. Да и с другими министрами он более-менее себя прилично ведет.
   - Готово! – обрадовал Жоффруа Жиль де Тардэ. – Я же говорил что это просто! Просто делай как я! Делай как я!! Теперь можно и отобедать!
   Секретарь выскочил в коридор и завопил:
   - Маркиз Жоффруа де Барна требует обед! И быстро! И много!!
   - Я совсем не хочу есть… - пытался сказать Жоф, но перебить Жиля было невозможно. Он вошел в раж и уже выкрикивал, что именно принести маркизу и в каком порядке.
   - Что бы ты без меня делал! – с укором сказал он, вернувшись в кабинет.
   Принесли жареного гуся.
   Жиль одним движением руки смахнул все бумаги, папки и печати на пол, возвращая в кабинет замканцлера первозданный хаос.
   - Мы будем есть! – объявил он. – Нам не мешать!!
   - Вы хоть когда-нибудь думали, что… - начал Жоффруа.
   - Думал? – переспросил Жиль. – А что?
   - Да как сказать… - растерялся маркиз. – Ну…
   - Да. Я тоже так думаю. – Жиль вытащил из груды одну из бумаг и стал на нее складывать кости. – Надо думать, думать и думать. Думать и думать!! И наша Империя станет еще лучше и веселее. А так – мрачное местечко, не находите?
   Жоффруа вздохнул. Хоть бы Альфред догадался услать Жиля за пределы Рунна, поручив ему какое-нибудь дело. Пока секретарь канцлера здесь, никакой работы не будет.

25 день месяца медальона. Окрестности Сант-Анаксио, Новая Иберия.

   По лесной тропинке лёгкой пружинистой походкой шла фигура в сером монашеском балахоне. Константин постоянно жил в странствиях и мог идти гораздо быстрее. Но сегодня он хотел медленно пройтись по лесу дабы отвлечься. Отвлечься от всего: от мыслей об очередной миссионерской проповеди, от напастей нахлынувших на Орден, от себя самого. Сегодня он был во власти воспоминаний. Память его так и бурлила всевозможными смутными воспоминаниями, чёткими, во всех деталях, моментами радости и грусти. Обходя поваленные тут и там стволы деревьев и легко перепрыгивая через менее значительные препятствия, в виде камней, ям и небольших веток, брат Константин вновь переживал свою, местами не очень счастливую, жизнь. Затем пришла очередь различных предположений, и юных монах предался фантазиям. Ему вдруг захотелось представить свою жизнь в семье с отцом, матерью, братьями и сёстрами и кучей других родственников.
   Так, пребывая в радостной задумчивости, Константин добрался до неглубокой лесной речушки. Подобрав полы балахона, он пересёк водную преграду и вновь сопровождаемый приятными мыслями, свежим лесным воздухом и щебетанием многочисленных пернатых углубился в чащу.
   И всё же полностью отвлечься от неприятностей не удалось. Наслаждение мечтами о возможных родственниках, быстро сменившись смущением при одной мысли о собственной семье, перескочило на родственников существующих. Единственный их представитель, магистр Орден Клинка Господнего и первый наставник Константина, хоть и был довольно долгое время очень далеко, ни на миг не покидал сердца и мыслей своего воспитанника. Но сегодня воспоминание о наставнике не принесли монаху былой радости. Андре де Монбар, как было известно Константину, сейчас во главе большинства братьев Ордена защищал крепость Монмиракль, оплот Ордена Клинка Господнего. За какие грехи перед Небесным Отцом первосвященники объявили «клинков» еретиками, не знал даже второй наставник Константина, Никодим Михно. А ведь тот был правой рукой Андре де Монбара во всех их походах и экспедициях. Брат Никодим сейчас тоже в Новой Иберии и ему, наверное, тяжелее всего, ведь он воин до мозга костей, но магистр строжайше запретил, кому бы то ни было, возвращаться в Старый Свет.
Что же произошло? Почему святые отцы и Император выступили с войском против Ордена?
Константин окончательно потерял покой. Дорога перестала его радовать, голова начала звенеть от неприятных мыслей.
Что ждёт его в Сант-Анаксио, куда его спешно вызвал настоятель местного монастыря никонианцев? Опять какие-то неприятности с индейцами?
«Клинки» были единственными миссионерами, приехавшими в Новую Иберию, которым удалось добиться хоть каких-то успехов в деле просвещения заблудших душ и наставлении их на путь истинный. Члены других орденов, слишком усердствуя в своём консерватизме в вопросах Священного Писания, не могли противопоставить вековой мудрости шаманов ничего кроме силы имперских ружей. Но кто захочет жить на пороховой бочке? Столице колонии нужны мир и спокойствии, а не постоянные аресты и патрули. С отъездом Диего Иберо в Рунн ситуация только ухудшилась. Избавившись от своего главного противника, Лига Пяти Племён стала проводить диверсии чуть ли не в самом Сант-Анаксио. Вот и нечего удивляться, что вновь вспомнили о «клинках», всегда находивших путь к душам и разумам индейских вождей. Местному настоятелю нужна помощь, дабы спокойно нести свет Веры Его в это краю? Долг Константина помочь своему брату по вере в этом святом деле. Мысли о предстоящих хлопотах чуть успокоили молодого монаха и вернули ему спокойствие.
«Что бы сделал на моём месте де Монбар? Помогал бы просящим о помощи и молил бы о помощи для своих попавших в беду братьев Господа. Наставник Никодим? Тот кинул бы миссионерство и сев на первый попавшийся корабль отплыл бы в Старый Свет сражаться. Не важно, куда бы этот корабль первоначально направлялся…»
«Отец Наш Небесный! Тебя молю я о помощи. Отведи беду от верных слуг твоих. Образумь заблудших и заблуждающихся. Ибо радели мы лишь об исполнении воли Твоей и слова Твоего. Защити стены наши, укрепи веру нашу, очисти души наши от грехов земных. Да будет воля Твоя на веки вечные, да будут непоколебимы заветы Твои, да опомнятся грешные перед Тобой. Арде.»
Молитва смолкла как раз в тот момент, когда из-за очередного поворота лесной тропы появилась ещё одна фигура. Серый балахон на ней был изрядно изношен, местами порван и прожжён. Лицо встречного монаха так же носило следы пожара и поспешного бегства. Тяжело дыша, монах с трудом согнулся в приветствии. Константин ответил ритуальным поклоном, прижав правую ладонь к груди, где над сердцем нависал Клинок Кары Господней.
-- Брат Константин! Скорее! У меня для вас плохие новости… Монмиракль пал. Андре де Монбар казнён. Скорее! Брат Никодим ждёт вас в Северном Гроте, - глаза монаха лихорадочно блестят. О выражении своего обычно безмятежно спокойного лица, Константин не думает.
-- Скорее! Нас уже ждут…

21 месяца Чаши. Ауралон

    Славный городок, славный… Первосвященник довольно огляделся. С купола собора святого Петра Ауралон был хорошо виден. Мешанина улиц, серыми реками сбегающих вниз по холмам. Сонные виллы Альта, Лити, Фонти, Сарино. И виноградники за городскими стенами в нежной дымке первой листвы. И пастбища, большие пастбища, на которых скоро появятся отощавшие за зиму стада. Не город – игрушка.
    Бонифаций проследил, как медленно стягиваются от городских ворот к рынкам крестьянские телеги, как открываются ставни на окнах и просыпается город. Утренняя прозрачность и свежесть воздуха, далекие горы , стражи покоя здешних мест, все сейчас напоминало о временах, когда по земле совершенно безнаказанно бродили святые. По правде, вот что пристало бы называть «сердцем мира». Ибо где же сердце, как не там, где ближе всего к Богу? «И заповедаю ангелам моим быть с тобой в печали твоей…» Бонифаций вздохнул. Где те времена, когда капеллу святой Лары расписывал сам Микеле Бонаротти, хотя и предлагали ему любые деньги за работу в Шенбрунне? Впрочем, Бонаротти едва не отправил к праотцам Его Преосвященство Юлия своими капризами. Они друг друга стоили.
    И пусть упрямство Юлия и его ссоры с художниками стали предметом шуток, но то было время, когда умели различать суетное и небесное в человеке. Первосвященник мог быть кем угодно, но перед гласом из Ауралона затихали все распри. А сейчас эти оголтелые кричат о «возрождении». Идиоты! Почему-то никому не хочется быть кирпичиком в могучей кладке, они все желают вознестись наверх, и чтобы мимо шли толпы с знаменами и лобызали им ноги!
    Первосвященник недовольно фыркнул и стал спускаться по крутой внутренней лестнице. Он им покажет возрождение. Конспираторы! Зачем, спрашивается, устраивать собрания ночью, выдумывать особый стук? Это же все должно быть простым, как… Бонифаций остановился, ища слово… как хлеб, как вода! То, что на поверхности, сомнений не вызывает.
    Но все равно надо быть осторожным, очень осторожным. Вот Семпроний, круто начал, и через две недели его торжественно отпевали, а пастырский посох принял этот распутник Климент, да горит он вечно за то, что умудрился так зачернить экклесию, как и «троице Лоренцо»* не снилось! И сколько надо времени, чтобы очистить мантию Пресвятой Церкви, Caspian Dolce!**
    Завтрак уже поджидал. Скромный, следовало оставить силы для полдника. Бонифаций уселся за стол и с удовольствием принялся за тушеного кролика с овощами.
    Секретарь скороговоркой докладывал о письмах и событиях в мире. «А еще, ты, дружок Маттео, состоишь осведомителем сразу у трех почтенных сынов нашей Экклесии. И ни один не подозревает, какой ты у нас ласковый теленок… А вот я знаю…»  Первосвященник добродушно кивнул Маттео. «Я старый и толстый, а еще глупый… у кого еще столько достоинств, чтобы быть выбранным Первосвященником?» Он улыбнулся своим мыслям.
    - Ваше Святейшество, отец Витторио.
    - Пусть войдет, - Бонифаций с усталым вздохом откинулся на мягкую спинку кресла и сплел пальцы рук на груди, - слушаю тебя, брат мой.
    - Отец Бонифаций! Вам известны новости из Коннланта! Почти неделя прошла, а мы бездействуем!!!
    - Мы не бездействуем, брат мой. Посланы письма графине Изабелл и старейшинам Коннланта с призывом к миру. Ибо что мы должны нести своим детям по завещанию Каспиана?
    - Смерть еретикам! – рубанул отец Витторио. Такая прямолинейность не могла не восхищать. Если восхищаться издалека.
    - Тише, брат Витторио. Присядь, откушай со мной, и мы подумаем, что еще можно написать…
    - Пастырь должен быть примером для паствы! – отрезал Витторио, с неприязнью косясь на сервированный стол, - Плоть надо умерщвлять!
    - Я несу на своих плечах ответственность за всех грешников этого мира. Неужели Господь в неизбывной своей милости, - Бонифаций поднял руки к небесам, - желает, чтобы я раньше времени рухнул под этой тяжестью? Ничего мне не будет от нескольких ломтиков, - прозаично закончил он. Отправил еще один кусок в рот, и, пока тот таял на языке, задумался, глядя на мрачного посетителя. У него же на лбу написано – крестовый поход. А то и два. А мы только-только с долгами рассчитались… - Зря ты отказался, Витторио, очень вкусно.
    Отец Витторио, едва удерживаясь от резкого ответа, поклонился и вышел.
    - А глазами-то как сверкал! А вот и не боюсь! – Бонифаций отставил бокал с вином. Коннлант… Хороший подарочек сделал Александр Иберо. У Диего еще хватило бы гибкости, а вот Изабелл – кремень, временами непробиваемый. И все же Иберо – его оплот. Новая Иберия, приведенная под покров Экклесии – за такое можно отпустить грехи на поколение вперед.
    Вспомнив о чем-то, Первосвященник подошел к окну. Внизу во дворе слуги возились с почтовыми голубями. Черныш, бедный, до сих пор отдыхает, так быстро прилететь из Рунна – это не шутка! Зато он узнал обо всем почти одновременно с остальными заинтересованными лицами. Ее вдовствующее Величество вкупе с Ее Величеством сыграли свою партию как по нотам. Посмотрим, что будет дальше. А сейчас – в собор, нельзя пропускать утреннюю службу, хор там такой, что слезы наворачиваются.

*«троица Лоренцо» – трое Первосвященников, принявших это имя и правивших один за другим. Обвинялись в закладывании святых мощей и церковной утвари ростовщикам и чересчур вольном поведении
**Каспиан Сладчайший

29 число месяца Фибулы. Рунн


- Граф, к вам покупатель – слуга вытянулся в струну.
- Пригласи его…
В доме Трвая обстановка была всегда военная. В его доме, который был достаточно больших размеров
  было лишь двое слуг, смертельно боявшихся своего господина. Да это и неудивительно, никто даже и подумать не мог, что в самом центре Руна стоит особняк из которого правит всеми составляющими сепаратистского движения Милан Трвай. Для всех это был дом молодого, но очень талантливого художника, картины которого высоко ценились по всей империи. И казалось, нет ничего удивительного, что в его дом пожаловал один из постоянных покупателей очередного произведения искусства.
Вошедший был типичным дворянином, быть может не очень красивый, но с очень приятными чертами лица. Высокий, но не громадный, наоборот достаточно стройный. Милан указал рукой на плетёный диван, который каким-то чудом вписывался в кабинет из красного дерева.
  Дмитрий Розин. Фанатик, в хорошем смысле этого слова. Нет, не сепаратистского движения, а страны. Он придерживается той цели, достигнув которой Дмитрий сможет помочь Скифии. Розин отслужил достаточное время офицером, не раз рисковал жизнью ради родины.
Но однажды ему пришло письмо, в котором говорилось, что старший брат и отец покинули сей свет…Брата арестовали за то, что он в каком-то неудачном месте зарекнулся о свободе Скифии и без разбирательства был казнён. Влиятельный отец уже ничем не мог помочь, а узнав о смерти сына скончался, от разрыва сердца. После чего Дмитрий ушёл в отставку…Но опять-таки сепаратизм не его жизнь, его жизнь – Скифия, а её благосостояние он видит в новой власти, а поменять её могут хоть как-то лишь молодые дворяне. Розин был лучшим другом Милана, которому он мог доверить всё, что угодно.
- Всё готово. – Дмитрий улыбнулся, у него были очень благородные черты лица, настоящий граф.
- Отлично – Милан бросил в руки пришедшего несколько масок. – Вот. Недавно закончил. На этот раз жертва увидит своё лицо перед смертью.
- Как всегда прекрасная работа – Дмитрий держа в руке очередной из шедевров Трвая внимательно его рассматривал. На маске было изображено лицо Озерова Алексея…старшего, но куда мене активного, чем ненавистный всеми даниловцами Роман
- Он будет здесь примерно через десять дней. Я думаю, чуть позже мы будем знать точно.
- Почему он?
- Так как погубив главных лиц, мы можем развязать прямую войну, а мы пока не готовы. Но если, пара смертей родных наших псевдоскифийцев, не усмирит их пыл, дело дойдёт и до них. Да и Роман уж больно основательно взялся за своё дело, смерти брата он явно не обрадуется…- Вот возьми – Трвай достал из ящика небольшой свёрток и положил себе на стол. – Радиус взрыва будет небольшой…ну может несколько человек захватить, но нам это уже неважно. Сколько вас?
- Семеро – Дмитрий подошёл к столу, за которым сидел Милан и взяв свёрток собирался уже уходить…
- Ты знаешь, что делать. Это всё ради Скифии…
Мужчина на мгновение остановился, а после обернувшись коротко кивнув и вышел из кабинета. 

20 число месяца Фибулы. Нортми.

Конь мчался сквозь деревья, мимо полей и домов. Пригнувшийся к шее коня всадник снова и снова погонял его, заставляя животное преодолевать препятствие за препятствием. Следом за ним летел еще один конник, с трудом поспевая, он, между тем, не отставал. Первый всадник, оглянулся и в один миг остановил коня, дожидаясь спутника.
- Ваша милость, вы навернутся могли! - задыхаясь и переводя дыхание, проговорил подъехавший следом. - Вам ли не знать, что за дороги в этих землях.
- Курт, быстрая езда - лучший спутник в дороге. До Ля Пьер еще полдня пути. Если поспешим, то приедем до темноты. Ночевать в придорожных дворах мне претит.
- Вы загоните лошадь, ваша милость!
Виктуар Барна посмотрел на своего коня, который хрипло дышал и настороженно косился на седока. Юноша чуть прищелкнул языком и конь, едва подпрыгнув, быстро переступил всеми своими копытами по очереди, выстраивая их в одну линию. Но этого явно было мало, потому что старший сын герцога Барна, наклонился и аккуратно погладил шею коня:
- Добрый скакун. Век их и без того недолог, Курт. Лучше если он упадет в скачке, чем под ударом какого-нибудь деревенского мясника.
Слуга промолчал, печально глядя на вороного, который притих, завороженный лаской. Тем неожиданнее было короткое: "Вперед!", когда они рванулись дальше.

Они добрались до замка к вечеру, как и говорил Виктуар. Кони дрожали от усталости, когда их уводили в стойло. Но юноша уже не обращал на это внимание, проходя в величественный дом и кидая назад слуге свою шляпу и перчатки. Курт молчаливо поклонившись в уходящую спину хозяина, помчался проверять его покои и навещать знакомцев, которые еще остались в Ля Пьер. Его хозяин, легко вбежав по лестнице наверх, не дал слуге доложить о себе, входя в холл и склоняясь перед прекрасной женщиной, сидящей удивительно прямо в одном из кресел:
- Тетушка, прошу простить мою торопливость, не мог сдержать желание увидеть вас, - улыбка коснулась его губ, когда он склонился в поклоне над ее рукой и поцеловал кончики пальцев. - Вы как всегда прекрасны.
- Милый племянник, как же невежливо так врываться к даме.
- Даже если это моя родственница? - Виктуар глядел прямо в светлые глаза герцогини Нортми.
- Тем более, если это ваша родственница, любезный друг. Ни ожидала от вас такой несдержанности..
- Вы и меня вряд ли ожидали, ma tante, - осматриваясь откликнулся юноша и найдя небольшую скамейку, тут же пристроил ее рядом с креслом, усаживаясь. - Но я вас ненадолго побеспокою. Дня три или четыре. Очень захотелось поохотится в ваших лесах. А отец передал вам небольшое письмо. Вы совсем похоронили себя в этой глуши.
Слова падали спокойно, размерянно и терялись в тишине. В ответ послышалось:
- Ваша комната всегда готова к вашему приезду, дорогой племянник. Проходите и умойтесь с дороги. Сколько коней вы загнали, торопясь на охоту?
Виктуар неожиданно и широко улыбнулся, посмотрев на красивую родственницу:
- Какое это имеет значение?
- Нам несвойственно такое расточительство, Виктуар, хотя глядя на вас я понимаю, что ваша голова не задумывается о том, кто погибнет, пока вы добираетесь до цели. Целеустремленность - похвальная черта, - красивые губы изогнула очаровательная усмешка. - Пока вы не ушли переодеваться, могу я услышать о том, как дела в столице? И каково самочувствие моих ненаглядных родственников?
Виктуар неторопливо и кратко обрисовал Гертруде о том в каком состоянии он оставил интересующих ее лиц и саму столицу.
- Мы все и всегда рады любой весточке от вас, герцогиня, - поднимаясь, завершил он.
- Я обязательно напишу письмо, которое передам с вами, племянник.
Юноша склонился в изысканном поклоне. Распрямляясь он вновь в упор посмотрел на герцогиню Нортми:
- Вы удивительно прекрасны, тетушка. Кстати, надеюсь вы позволите моему другу писать ваш портрет?
Гертруда улыбнулась:
- Обещаю подумать над этим. Уверяю тебя, мой милый племянник, забота о герцогстве Нортми отнимает все свободное время. Но твоя просьба - священна. Я подумаю.
Изящная рука едва поднялась, а Виктуар, отвесив еще один поклон, стремительно покинул холл.

24 число месяца Фибулы. Остарикка, Дела.

- Вы поедете домой, мой господин?
- Да.
- А кто заплатит за постой?
Молодой парень поднялся из-за стола и хозяин невольно отступил на несколько шагов. Возвысившаяся над ним фигура была поистине устрашающей: широкие плечи, высокий рост, взгляд изподлобья. Хозяин дома перевел дыхание и быстро пошел к выходу, но его остановил ленивый басок:
- Держи и не приставай ко мне больше с глупыми вопросами.
- Да, господин. Спасибо, господин.
Хайнц фон Торнхейм мрачно осмотрел все вокруг себя и медленно распрямился, смачно хрустнув суставами пальцев. Рука осторожно взяла тяжелую шпагу, которую ковали специально по его заказу. В рукояти был выбит его вензель. Именно эти буквы он и рассматривал, раздумывая о доме и своей семье. Эти мысли будут сопровождать весь его путь. Хайнц вышел и пройдя в конюшню с неожиданной легкостью взлетел на своего гигантского коня, делая знак слуге следовать за ним. Рядом с его светлостью, наследником Торнхейма любой человек казался бы карликом и люди шарахались от него. Всегда и всюду. Было лишь одно место, где его приняли на равных и он стал равным для многих. Хайнц хмуро пришпорил коня и они быстро выехали из города.

...Путь лежал напрямую из Дены в Трелинн. Эта дорога была знакома и безопасна. Никто не осмеливался посягнуть на земли грозного герцога Динштайна и страшного хозяина Брамера. Последнего боялись даже те, кого он отмечал за верность и покорность его слову. Его дети жили в страхе перед отцом и его тяжелой рукой. Иоганн-Готфрид презирал ремни и розги, когда удостаивал своих отпрысков личным наказанием, но назидал учителям не жалеть для них плетей, чтобы они учились достойно и были послушны...

29 число месяца Фибулы. Брамер.

..Брамер встретил их проливным дождем:
- Господин Торнхейм, может остановимся в этой постоялой гостинице, - окликнул его старый слуга.
- Ты устал, Дитрих? - негромко спросил его Хайнц.
- Есть такое, ваша светлость, с вашего позволения.
- Подождем до родного дома, старик. Не дело задерживаться в пути.
- Да. Как скажите.
Он не видел, как смотрел на него слуга: смесь гордости и жалости то ли к самому себе, то ли к своему молодому хозяину.
- Дитрих, я хочу, чтобы ты остался дома. Когда мне надо будет ехать в следующий раз - подбери кого-нибудь из своих сыновей.
- Ваша милость не доверяет старику?
- Ты стар, Дитрих. Кто знает что нас ждет..
- Святой Каспиан защитит вас, мой господин.
- Надейся, старик, надейся, но и сам не плошай.
- Вы не оплошали в корпусе и достойно вели себя в войсках.. - старый слуга начал вспоминать то, что пришлось им пережить вместе..
Хайнц редко задумывался над прошлым и сейчас оно мало тревожило парня. Он лишь вспоминал тех, кто так или иначе занял свое место в его памяти. День поступления в корпус был отмечен простым и понятным ему одиночеством. Тех кто учился с ним провожали родные и близкие, порой - шумные друзья. Рядом с ним был лишь Дитрих, который благословил парня, когда призывающий произнес его имя. Хайнц не особо заботился тем, что оказавшиеся в одном тесном сообществе молодые люди принялись сходится друг с другом, дружить или враждовать. Ему было всегда уютно быть самим собой и жить так, как оно привычно. Учеба, наказания, учеба, наставления - это было привычным, знакомым, обыденным. Странной стала та минута, когда он не мог решить задачу по стратегии и к нему вдруг подсели двое:
- Тоже маешься с этой задачкой? Идиоты они, преподы наши, - вольготно располагаясь на столе, заметил Никола Нортми.
Хайнц сжал в кулаке грифель так, что он сломался, рассыпавшись в прах: Нортми.. Враг. И осмеливается подобным образом говорить о тех, кто учит их. Наглый враг.
- Выигрывать сражения, Никола, всегда легко, когда у тебя за спиной резерв в пятьдесят полков. Надо уметь их выигрывать и тогда, когда перед тобой пятьдесят полков, а у тебя - лишь рота.
- Ты приувеличиваешь, Диего, но готов поспорить - я бы тебя и тогда обставил.
Хайнц молчал, наблюдая за их перепалкой и с удивлением понимая, что они - друзья. Неожиданно Диего Иберо склонился над планом, который держал перед собой молодой Торнхейм и легко провел пальцем по линии:
- Смотри, Хайнц, вот тут тебе никто не помешает спрятать столько людей, сколько тебе пожелается и скорей всего нужно будет разделить их пополам, чтобы занять позиции тут и тут..
Хайнц увлекся:
- Да. Я тоже думал об этом - получается похоже на ловушку. Не хватает лишь приманки.
- Верно! - вновь нагло встрял Нортми. - А приманка обычно - маааленький кусок сыра. Что скажешь?
Нет, он не ответил. Промолчал. Но с тех пор они часто общались с Диего Иберо. Понять его было проще и он принимал своего молчаливого приятеля так, словно тот говорил мудренные вещи, да еще и умел подчеркнуть основную мысль. Хайнц любил эти разговоры, как любил и уроки фехтования, которые для него были по настоящему учебой. Он сжимал зубы, упрямо повторяя приемы, которые с легкостью выполняли другие. Для него это было сложно, но упрямство восполняло недостаток умения. Лишь один из группы всегда почитал своим долгом задевать его: Эстерад-флавиец. Их битвы были коротки, но ярки. Обычно флавиец быстро приставлял защищенный наконечник к груди своего соперника. Достаточно быстро, чтобы Хайнц принял тот факт, что обойти этого соперника в размахивании шпагой будет нелегко, но очень просто всегда откинуть тонкий, гибкий клинок сильной рукой и крепко взять врага за грудки, поднимая его над головой и отбрасывая в сторону. А это уже быстро понял сам Эстерад. И старался не подпускать "верзилу", как он его окрестил к своему хрупкому телу.
И это хорошо запомнил Хайнц... Он никогда не жаловался на память. Он вообще редко жаловался и жаловал кого бы то ни было. Он всегда оставался сыном своего отца.

20 день месяца Фибулы.
Рунн.

Голые дубовые ветки бьются в окно. Стук капель по стеклу… Дождь.

  Это осознание пришло даже раньше, чем юноша открыл глаза, вырываясь из неспокойного тяжелого сна в свою заполненную мраком спальню.
  Напольные механические часы в углу комнаты равнодушно отсчитывали секунды.
  Одним резким движением Эстебан сел на постели и на какое-то время снова замер неподвижно, слушая тишину, позволяя глазам привыкнуть к темноте. Сон на закате, как обычно, доставил больше головной боли, чем отдыха. Скука смертная. Но еще не поздно наведаться в «Леди Жанетт» или разнообразить свой досуг игрой в кости в какой ни будь забегаловке Золотого города. Убить время. Просто еще одна ночь.
- Бернард! Лампу, воду, одежду и прикажи седлать коня, - громко произнес он в темноту, с неким удовлетворением замечая, что в смежном со спальней кабинете тут же послышалась возня, шаги и, спустя несколько секунд, методично раздаваемые слугам распоряжения.
  Сам Бернард, невысокий лысоватый и плотно сбитый мужчина немедленно явился на глаза виконта с зажженным масляным светильником в руках.
- Не извольте беспокоиться, господин, все передано в точности.
  Эстебан лениво кивнул, дожидаясь пока вышколенная прислуга принесет в его комнату все, в чем он мог нуждаться.
  Вода – слишком горячая, скользкие пуговицы и давящий на шею воротник, бывают дни когда все раздражает или может быть просто не хватает чего-то важного. Эстебан поправил упавшую на глаза прядь волос, какое-то мгновение постоял, словно оценивая собственное отражение в зеркале.
- Шпагу и плащ.
  Серебристая сталь с легким шелестом вошла в ножны. Юноша на ходу кивнул слуге, принял из его рук шляпу и плащ.
  Свет. Лестница. Холл. Еще один кивок головой, на этот раз дворецкому.
- Куда господин столь поздно?
    Улыбка, почти смех…
- К завтраку не ждите.

  В заведении под названием «Золотое колесо» было дымно, душно и шумно одновременно. Яркое освещение, карты, кости, дорогое вино, не слишком дорогие девицы, навязчивый запах ныне ставших очень модными джамайских сигар и музыка, мешавшая сосредоточиться, да и просто думать. Люди приходили сюда тратить деньги, и владельцы заведения считали своим долгом сделать все, дабы облегчить для них эту задачу.
  Эстебан скучал, рассеяно смотрел на своих играющих в карты приятелей и вот уже второй час мучил кубок с вином…. Если время скоро закончится, то, по сути, все равно как именно оно проходит.
- А ты сегодня не в настроении, Эст, - Артур Тардэ сияющий после не столь крупного сколь просто приятного его сердцу выигрыша уселся в кресло напротив виконта Эрсе, наливая вина, - Жизнь прекрасна.
- Не более чем всегда, - Эстебан усмехнулся, оборачиваясь к игорному столу, - Следующая партия моя!
- Вам не кажется, виконт, что в подобных вещах соблюдается очередь?
    Эстебан сделал еще глоток вина и лишь потом медленно обернулся, поднимаясь навстречу говорившему. Дворянин из провинциальных, на пару лет старше самого Эрсе, немного пьян и вероятно лучше фехтует. Однако, он очень быстро замолчал, не то столкнувшись с взглядом Эстебана, не то разглядев, наконец, гербы с алым вепрем на одежде незнакомца. Виконту внезапно стало почти весело, он приблизился еще на шаг, встречаясь глаза в глаза со своим будущим противником.
- Ты это мне? – в голосе юноши проскользнуло годами отточенное презрение, - Даже не смей предполагать, что ты можешь считать себя мне равным.
  Люди притихли. Эстебан почти с радостью заметил, как в глазах незнакомца разгорается гнев. Виконт любил эту игру, несмотря на то, что всегда оказывался в ней проигравшим, легкое прикосновение к эфесу собственной шпаги, и противник выхватывает свое оружие без вызова, скорее интуитивно.
    Встревоженный люд отшатнулся, шепоток, какая-то девица вскрикнула, но через мгновение сталь встретила сталь, и весь прочий мир на время перестал существовать. Все решает скорость и техника. Бой кончился очень быстро. Всего несколько ударов, и дерущиеся вновь стали неподвижны. Острие шпаги Эстебана касалось горла незнакомца.
- Полно, брось оружие, - скомандовал Эрсе, чей голос снова стал на редкость пустым и отстраненным, - Просто не повезло.
- Мне?
    Виконт вложил свою шпагу в ножны, усмехнувшись недавнему смертельному врагу в лицо.
- Нет, мне.