Ну что за меня отвечать...
Да, честно говоря, я конкретно не рассчитал силы. Если для стихотворения мне надо полчаса времени и немного вдохновения, то рассказ я пишу днями, а планирую - неделями... В общем, вот мой ответ. Ллиэн, извини, постараюсь больше так не оступаться.
Перед бурей.
The midnight hour begins to lathe
In summer evening’s epitath.
The winds are getting crazy as
The storm begins to rise…
Blackmore’s Night
- Перед грозой всегда так тихо, правда?
Ванесса стояла в дверном проёме, прислонившись к косяку. Войт выбрался из-под распростёртого крыла, но не торопился вставать с тёплого деревянного пола.
- Да... В такое время всегда происходит что-то необычное... Не вокруг, так внутри... Даже чаще всего внутри. Ты ведь замечала, что самые лучшие картины у тебя получаются именно перед дождём?
Ванесса улыбнулась.
- Ты прав. Может... и сейчас что-то произойдёт?
- Я же говорю, всегда что-нибудь да случается... Кстати, как ячмень?
- Так себе... Я всегда говорила, что мы с ним не управимся.
Маленький посев ячменя на полянке в двухста шагах от дома уже третий год доставлял немало хлопот, а пользы приносил мало: зерна еле-еле хватало на семена.
- Ну что ты так? Мы пробуем. В этом году, - я видел, - уже больше, чем в прошлом. А там - срубим пару деревьев, расширим поляну, удобрим землю...
- Да мы просто не знаем, как его обрабатывать! Ты удобряешь золой, а с чего ты решил, что надо удобрять золой, а не навозом, не илом, не перегноем?
Ванесса немного даже раскраснелась. Но нельзя было сказать, что ячмень был её больной темой.
- Ну, во-первых, ни ила, ни навоза у нас в достаточном количестве нет - озерцо на юге пересохло год назад, а на целую поляну мы и за год не наиспражняемся. А во-вторых, нужно пытаться делать хоть что-то новое, менять хоть малость. А галеник меня уже достал.
- Что ты имеешь против галеника? - подмигнула Ванесса. Краска так и не сошла с её лица.
- Да… То же, почему я мастерю его.
- Почему? – девушка нахмурилась.
- Ты знаешь. Улететь… к ним.
- Зачем? Они нас бросили.
- Нет, не бросили. Мы сами ушли. Даже не по своей воле. Они нас примут.
- Примут?.. Нас?.. Но…
- Ладно, ладно. Пойдём за грибами. Самое время, пока сухо.
Войт поднялся на ноги, вытер, как смог, измазанные в смоле ладони, и окинул взглядом неоконченный шедевр.
Если это напоминало птицу, то только наличием крыльев, обтянутых материалом лишних защитных костюмов. Многочисленные отвесы, шестерни, фиксаторы, сложные зубчатые механизмы, - всё это было до того нестандартно, до того сложно, что даже сам мастер плохо помнил, как устроены, например, малые ходовые маховики, которые он делал одними из первых, пять лет назад. Потом он на время забросил проект и, вернувшись к практическому исполнению задуманного, вынужден был долго копаться в чертежах, чтобы понять, что к чему.
Они вышли из дома. Идя за Ванессой, Войт смотрел на её стройные плечи, подчёркнутые красным обтягивающим комбинезоном. "Как она... Всё время в нём, в одном и том же. И как она стирается? У меня хотя бы есть рубашка и штаны... Его рубашка."
Воспоминания нахлынули внезапно. Перед глазами встало лицо мускулистого низкорослого мужчины. Войт что-то кричал, кого-то звал тогда... А он просто посмотрел на него сверху вниз, просто так посмотрел, не по-отечески, а по-дружески, - и протянул руку. И дал эти штаны и эту махровую клетчатую рубашку. Он сказал тогда что-то про воду, про дождь... Что же он сказал?.. Восьмилетний мальчуган не слушал, он смотрел. Тогда тот мужчина казался таким сильным, таким мудрым, что просто хотелось смотреть, чувствовать его поблизости, слушать - только чтобы слышать его голос.
Войт даже не узнал его имени. Он ушёл, а через какие-то две минуты - грохот, кровь в голове и на руках. Смерть. Кисловатый запах разлагающегося биополимера. Стены капсулы, тающие и слоящиеся под руками. Чистый лесной воздух, наполненный смертью.
- Ты когда-нибудь задумывалась, почему мы никогда не выходим на улицу в дождь?
- Не знаю… Наверно, просто не было повода, - Ванесса успокоилась и отвечала вяло-дружелюбно.
- Я вот, например, не выхожу, потому что он мне сказал.
Ванесса резко обернулась.
- Что?.. Ты мне не говорил.
- Он предупреждал меня… Не выходить под дождь. Я не помню, почему.
- Ну и ладно, - неожиданно рассмеялась девушка, тряхнув прямыми русыми волосами до лопаток. – Идём… Здесь обычно много лисичек.
Рацион лесных жителей не отличался разнообразием. Собственно, он на 95% состоял из галеника, растения, с виду напоминающее банановый куст, из больших и питательных плодов которого можно было делать что угодно: салат, жаркое, сушёные палочки… Галеник рос сам по себе, как на дрожжах. Его заросли начинались сразу с торца дома и тянулись метров на 40 вглубь леса. Кроны высоких корабельных сосен не мешали ему впитывать солнечный свет, влагу он брал и с поверхности, и с глубины – как Войт не пытался, ему не удавалось выдернуть корень взрослого растения целиком. Галеник был для Ванессы и Войта манной небесной – кроме него, им нужна была только вода, которую они брали из родника, расположенного в трёхстах шагах к западу от дома.
Войт был рад, когда пришло время возвращаться домой. В последнее время ему казалось, что Ванесса давит на него, хотя сама она не проявляла себя так, не подозревала о том, что как-то стесняет спутника.
Вернувшись домой, Ванесса занялась грибами: налила в кадку воды из сделанной из стеблей галеника трубчатой бочки, промыла их и почистила деревянным ножом. Войт же вернулся в большую комнату, к сосновому монстру.
- …Делаешь мечту?..
Ванесса подошла совсем бесшумно и стояла теперь, наверное, посреди комнаты, у края корпуса машины. Голос был напряжённым и беспокойным.
Войт не ответил, не выглянул даже из-под крыла.
- Ты слишком долго мечтаешь!.. Пора бы уж… Живи этой жизнью, а не той. Что ты там надеешься встретить? Что? То, что ты не встретил здесь??? Чего… Чего тебе нехватает? Зачем тебе этот монстр?
Войт выдвинулся из-под машины, мечтательно посмотрел в потолок и задумчиво пропел:
Что ищет он в стране далёкой?
Что он забыл в краю родном…
И потом, после минутной паузы:
- Неужели ты не хочешь улететь?..
Ванесса смотрела, не отрываясь, на лежащего Войта, и не двигалась, не реагировала, застыла, будто во сне.
- А что тебя так привязывает к этому проклятому лесу? Мы улетим… и будем жить там, где людей много, где их миллионы, где мы сможем… мы сможем всё… Понимаешь, там гораздо лучше. Что ты забыла…
Войт остановился на полуслове. По щекам Ванессы бежали слёзы.
- Ну успокойся, успокойся… - Войт вскочил, подошёл к девушке и обнял её. Она вправду почти успокоилась… почти. Пару раз всхлипнула, ткнулась носом в его грудь… но в глазах что-то осталось. Что-то осталось на груди. Может, двенадцать лет без ласки, без чего-то большего, чем обычная улыбка Войта? Такого близкого… чужого. Она знала ответ, а он нет.
Потом они пошли пить чай. Чаем назывался напиток, настоянный на корнях галеника и кое-как подогретый на костре, разведённом во дворе. Он был терпким, липким и сладковатым, совсем непохожим на тот, настоящий чай, вкус которого Войт ещё помнил.
- Эта гадость… Она всё ещё меня утешает. Но как насчёт попробовать приготовить что-нибудь из ячменя?..
- А мне ничего, - ответила Ванесса и сделала могучий глоток из большой, пахучей самой по себе, сосновой кружки. – Мне вообще сразу не понравилась эта идея с ячменём… Ты тратишь на него слишком много времени. Следовало бы…
- Ты опять… Об этом?
- А почему нет??? – вскричала Ванесса, швыряя кружку об стол.
- Что мы будем с ним делать? Ну что? Мы не сможем о нём заботиться, тем более, когда я улечу…
- Ты улетишь? Ты разобьёшься где-нибудь, и я останусь одна… Как ты не понимаешь, мне нужен не просто ребёнок, мне нужен…
- Мы были детьми. Мы ничего не понимаем. Давай сначала выберемся…
Ванесса бессильно опустила голову. Всё было решено. Ничего не изменилось. Выхода нет.
Гроза собиралась уже давно. Войт встал из-за стола через полчаса после разговора. Ванесса давно ушла. Дом, уютная хибара, сооружённая им же из грубых досок, пустым был страшным и недружелюбным. Задыхаясь, Войт выскочил на улицу. Было тяжело. Мысли путались.
На улице тоже было душно. По-своему. Надвигающаяся буря гнала перед собой волны тёплого воздуха, заставляя сосны петь под порывами горячего ветра.
Войт стоял у дома, в зарослях опостылевшего галеника, и думал ни о чём. Зачем Ванессе всё это? Разве она не понимает…
На плечо упала первая капля и зашипела, впитываясь в синий облегающий костюм.
И тут он всё вспомнил.
- Запомни, парень. Ты уже не маленький, должен понять. Этот костюм защитит тебя от чего угодно – кроме дождя. Грязная вода озёр и рек ему не страшна, но чистый дождь растворит его. Да, он тоже сделан из биоматериала. В дождь надевай обычную одежду – и он прослужит тебе долго. Удачи, парень. Держись.
Войт вдруг окунулся в воспоминания – и память услужливо представила сцену восьмилетней давности, будто она произошла вчера. Тут же он вспомнил про птицу: крылья нельзя было так оставлять. И, обернувшись, увидел её.
Ванесса стояла посреди поляны и, сминая ногами посевы ячменя, разворачивала птицу. Даже отсюда были заметны слёзы и выражение отчаяния на её лице.
- Стой, стой!!!
- Перед грозой всегда так тихо, правда? Всегда что-то происходит… Всегда… И сейчас произойдёт. Я… Я устала! Мне хочется… Пропади оно пропадом!!!
Ветер поднимал вихри сухой земли над волнующимся лесом. Недоделанная машина, чудесный самолёт, работающий неизвестно на чём, созданный гением Войта, заработал. Обтянутые биотканью крылья завертелись, зверь завибрировал, стремясь подняться в воздух.
Войт не успевал. Левиафан поднялся в воздух. Ванесса взглянула ещё раз на мужчину воспалёнными глазами – и устремилась вверх, в просвет между деревьями. На Войте горел костюм, слегка обжигая тело, и на смену жжению приходил холод. Дождь заливал ему глаза, но он не опускал головы, следя невидящим взглядом за птичкой, за Икаром, взмывшем в небеса.
И грянул гром.