Часть вторая: Возрождение из пепла Опции

[Карна Норн]

28-29 число месяца Полотна.
Королевский Рунн. Поздняя ночь.
Особняк Айс.

Жила была девочка... Сама виновата. ©

      Изящный пальчик осторожно коснулся тяжелой портьеры: серебристые кисти покрыла въевшаяся пыль. Молодая женщина медленно подняла взгляд, рассматривая потолок, где с трудом можно было угадать рисунок, украшавший его когда-то. Глаза проследили путь последних солнечных лучей, тающих на холодном стекле окна. День завершался, уступая дорогу своей верной спутнице – Ночи. Длинный день….


      Карна улыбнулась, плавно поднимая руку и поправляя длинную шпильку в прическе. Черные, непроницаемые глаза смотрели в холод зеркала. Она ожидала, когда ее пригласят пройти, ушедший слуга попросил позволения доложить о ней. Этикет требовал соблюдения подобных тонкостей. Карна еще раз улыбнулась своему отражению, блестящий ноготок осторожно обвел вырез платья, обозначая что-то малопонятное на белоснежной груди, обнаженной едва ли не до сосков. За спиной раздались быстрые, уверенные шаги и Карна обернулась, встречаясь взглядом с совсем юной девушкой, одетой в кожаный жилет, свободную рубашку и брюки. Тонкую талию обвивал широкий пояс с заткнутым за него кинжалом. При всем умении фрейлины держать на своем лице маску холодной невозмутимости, глаза ее удивленно распахнулись, рассматривая это явление. «Явление» же в ответ тоже подняло насмешливо брови:
- Вы кого-то ждете?
      Женщина сделала два шага навстречу появившейся девушке и негромко ответила:
- Жду. Когда Первый Тан Севера изволит пригласить к себе…. Слуга уже ушел с докладом.
- Что ж, тогда дожидайтесь, - прозвучал звонкий ответ, и девушка пошла было прочь, но ее остановил мягкий, хрипловатый голос:
- Вы не очень вежливы, Ваше Высочество. Ведь вы – Асни Александрит-Фрост?
      Черные глаза смотрели с вежливым интересом в застывшие холодом осколки голубого льда:
- Мое имя вы произносите правильно, номени. Но я – тан Райм! – сказано было с гордостью и властью, присущей лишь тем, кто знает что это за бремя.
      Карна улыбнулась и присела в полу-реверансе:     
- Я запомню, Ваше Высочество.
- Пройдите за мной, номени Норн, - звучный голос подошедшего слуги, обратил внимание черноволосой девушки в другую сторону.
      Фрейлина приподняла юбки и последовала за лакеем, который показывал ей путь, поднимаясь по лестнице на второй этаж, проходя по коридору, где казалось застыла тишина и спокойствие. Возле одной из дверей он остановился, а Карна на мгновение затаила дыхание, глядя на белоснежную собаку, что подняла голову, встречая ее взгляд. Верхняя губа псины приподнялась, но из горла ее не вырвалось ни одного звука. Черные глаза девушки внимательно осмотрели животное, прежде чем кивнуть уже пригласившему ее войти слуге и пройти в светлый кабинет. Собака последовала за ней, но девушка уже мало обращала на нее внимание, глядя черными, бездонными глазами на поднявшегося к ней навстречу человека. Высокий, статный, широкоплечий, с поразительно холодным взглядом и едва заметной улыбкой на губах. Карна присела в реверансе, тут же поднимаясь:
- Благодарю за то, что нашли время и приняли меня, - хрипловатый голос на мгновение смолк. – Постараюсь отнять его у вас как можно меньше, наместник Севера.
      Она села в кресло, держась очень прямо и не сводя глаз с лица мужчины: ей были известны россказни о нем, еще больше виделось в его повадках – нарочитое или небрежное подчеркивание того, как мало волновали этого человека все сплетни мира. Карна угадывала это каким-то шестым чувством, продолжая молча смотреть, пока Первый Тан не расположился напротив, устремив на посетительницу звериные, желто-серые глаза:
- Слушаю вас, номени.
- Мне хотелось бы знать, когда Ирр будет свободен? – хрипловатый голос металлическим ударом бросил слова в лицо собеседнику. – Ваши люди не могут нести мир своим подданным, даря лишь смерть и насилие.
- А Флавио предлагает вам деньги, чтобы купить себе свободу? – ледяная глыба даже не шелохнулась, только губ коснулась усмешка. – Или оружие, которое так кстати усмиряет ваших соотечественников, убивающих друг друга с его помощью.
      На женском лице не дрогнул ни один мускул, лишь глаза расширились еще больше, когда она резко поднялась. Правая рука сжалась в кулак, когда усилием воли, она успокоила бешено застучавшее сердце: «Отец!»
- Воды, номени?
- Благодарю, если можно, - она уже не села, молча беря из рук поднявшегося мужчины серебристый бокал и отпивая короткий глоток. Мозг привычно работал, выдавая планы один за другим и тут же отметая их. – Вы очень любезны. Я не забуду этого.
      Мужчина склонил голову – визит был окончен. Впереди ожидал званный ужин в доме герцога Флавио.


      ….вечер сверкал свечами, освещая многочисленных гостей, пришедших на ужин. Карна уютно устроилась в большом кресле у камина, как раз напротив присевшей напротив Анны, чьи глаза неотрывно смотрели на мужа. Эстерад, маркиз Флавио, веселился вовсю, сверкая улыбками и дружелюбием. Черные глаза внимательно смотрели на сына, переведя потом взгляд на герцога, который любезно беседовал с Алисой и Диего Иберо. Они так не похожи – отец и сын, но в бесшабашном сверкании одного и спокойном блеске другого были неумолимо связующие нити. Черные глаза женщины на мгновение закрылись, помогая ей запомнить эту минуту. Зачем? Память – удивительна, когда в ней как в созвездии проглядывает единая картина неба, соединяемая сияющими звездами.
- Я еще не все тебе рассказал! – восклицание.
      Карна медленно подняла ресницы, бросая короткий взгляд на мило улыбнувшуюся женщину напротив себя. Анна Флавио смотрела на своего мужа с той невероятной нежностью, которая видна лишь в по-настоящему влюбленных женщинах. Собеседник Эстерада засмеялся над очередной шуткой и обернулся, сталкиваясь взглядом с черными глазами северянки. Правильные черты лица украсила яркая, как мимолетный луч света, улыбка. Карна улыбнулась в ответ, вставая и беря с небольшого столика рядом с камином бокал теплого вина, который специально разогрели по ее просьбе. Молодая женщина пригубила вино – отменный вкус, просто отменный. Кончики пальцев левой руки коснулись краев высокого бокала, на безымянном пальце короткой вспышкой сверкнул синеватый луч. Кольцо с темным гранатом было бы почти не видно на фоне ткани черного платья, если бы не тонкие пальцы, играющие им. Миндалевидные глаза продолжали любоваться на молодого кьезанского наследника, отмечая красоту его лица, простоту манер и силу движений. «Милый мальчик….» - последний раз обводя кончиками пальцев края бокала, подумала Карна. Гранат перестал сверкать, темные глубины его утратили свою силу… до следующего раза. Северянка медленно пошла вперед, продолжая задумчиво изучать взглядом присутствующих.
- За весь вечер мне еще не довелось побеседовать с вами, номени Норн, - вновь сверкнул улыбкой Арно Тарл, кьезанский наследник, один из тех, кто возможно поддержит северных танов, во главе с Роем Фростом.
- Не ты один такой – не счастливый, - тут же вклинился в беседу Эстерад.
- Э, нет, Страд. Вряд ли тебя увлечет рассказ о моей родине. А вот номени поймет меня, я уверен, - засмеялся Арно, салютуя старинному знакомцу и глядя прямо в омуты черных глаз.
      Карна Норн кивнула головой, безмолвно благодаря маркиза за любезность, когда он протянул руку, забирая бокал из ее руки и ставя его на ближайший столик. Черные глаза женщины лишь мимолетом провели странную связующую нить, проследив за бокалом и тут же подняв взгляд на почти немедленно подхватившего ее под руку Тарла, который провел ее сначала к окну, показывая дорогу вдоль домов и живо объясняя, как удивителен путь в столицу, где все так различается и не похоже на родной край его. Казалось, что молодому человеку тесно и не хватает места, так поразительно чужды были его движения среди общего, тихого и таинственного танца-разговора. Танец этот всегда вплетался в привычную суету вечера, где разговоры и встречи ни на миг не останавливались, вызывая живейший интерес как у участников, так и у наблюдателей. Но Карна уже не следила за всем этим, завершая свое пребывание в доме герцога Флавио удивительно мелодичным финалом, который по достоинству мог бы оценить лишь один человек, но сейчас она лишь улыбалась, слушая занимательный рассказ своего партнера по танцу, описывающего красоты своего края. Было видно, что мужчина крепко любит свою родину, считая ее единственным и неповторимым на земле местом, которое едва ли не священно для каждого. Карна мягко улыбнулась:
- Благодарю вас за рассказ. Надеюсь, что ваши родные будут рады, когда вы вернетесь домой, - черные глаза сверкнули.
      Арно аккуратно провел свою собеседницу между расставленных стульев, помогая ей сесть:
- Я один здесь, номени Норн, - легкая тень пробежала по красивым чертам лица и он тут же пояснил, глядя прямо в ее глаза. – Моя единственная сестра осталась дома. Она больна.
      Карна одним плавным движением достала свой веер, висевший на серебристой цепочке и развернула:
- Надеюсь она поправится, - кровавые губы чуть приоткрылись.
- Желаете пить, номени?
- С удовольствием, - мягкая улыбка, проводила взглядом статную фигуру кьезанца, прежде чем женщина вновь прикрыла ресницы, следя за тем, как он проходит к бокалам, которые они оставили перед тем, как увлечься беседой и позволить себе потеряться среди приглашенных, берет их и возвращается, чтобы предложить ей глоток великолепного вина.
      Их лица ярко освещались многочисленными язычками свечей, когда он тихо поднял руку, словно вновь приветствуя ее и делая большой глоток. Карна улыбнулась, наблюдая за ним и чуть касаясь губами краев бокала, из которого совсем недавно пил кьезанец.
      …. Молодой человек был так очарователен…. Утро он встретит в мирном, спокойном сне. От которого уже не будет пробуждения. Сон приведет туда, куда он пожелает, даже к сестре. Причем, судя по всему, гораздо быстрее, чем он мог себе это представить. Перед ней все еще явственно виделось его лицо, когда они прощались. На нем уже виднелась усталая печать смерти, скорей всего сильное тело мужчины уже наливалось слабостью и придя домой – он упадет на постель желая одного: долгожданного сна. И возможно еще раз повторит для себя любимое имя своей сестры, как он повторил его для Карны, когда она переспросила:
- Очень красивое…. Почти святое. Лотта.




      …..В пустоте комнаты даже ее бесшумные шаги были слышны, как вздохи давно застывшего в этих стенах времени. Еще одно долгое мгновение, и одетая в черное фигурка растворится в темном бархате наступившей ночи, но этого не могло случиться:
- Мне жаль, что я не смог вас принять достойно. Но у меня есть еще время исправиться, - дыхание ветра сорвало тени, набежавшие на стены, и откинуло прочь.
      Карна повернулась и опустилась в глубоком реверансе, склоняя голову. Она замерла, пока подошедший мужчина не протянул ей руку, в которую она вложила свою ледяную ладонь. Он плавно помог ей подняться, заглядывая серыми глазами в глубину ее взора:
- Что вы пытаетесь там найти, наместник? – тихо спросила она.
- Ту самую покорность, которую вы стараетесь мне показать, Карна.
      Кровавые губы улыбнулись, а головка склонилась набок:
- Вряд ли вы привычны к напускной или правдивой покорности, наместник, - белоснежная грудь поднялась в вырезе платья, когда девушка перевела дыхание, вновь окидывая взором запустение этого дома: - Почему вы не живете здесь?
- Довольно унылая жизнь тут должна быть. Вам так не кажется, Карна? Здесь может зажечься новая жизнь, но для этого нужен не старый, больной морем тан. А чуть больше или чуть меньше. Это, смотря как относиться, - стальные, сверкающие глаза смотрели вопреки словам так, как будто вдыхали жизнь во все, что видели. Даже в лед…
      Карна встряхнула головой, отгоняя невольное видение, губы ее изогнулись презрительно:
- Сложно быть женой того, кто дышит лишь морем и живет для него.
- А ты хотела бы попробовать? – и взгляд, где насмешка и утверждение.
- Нет!
      Как странно, что она так торопливо это сказала.

Сообщение отредактировал Карна Норн - 29.12.2005, 10:23

[Лианна]

29 день месяца Полотна.
Королевский Рунн.

      Утро проникло сквозь шторы, заставляя девушку проснуться. Сладко потянувшись она резко села и тут же вновь упала на подушки, рассмеявшись: сон, где она вновь находилась среди холодных камней старого монастыря оказался лишь сном, как и следовало ожидать. Правда, в этом сне появился странный образ мужчины, который смотрел в желтые глазищи и не произносил ни слова, а казалось, что звал. Но зачем ей мужчина, да еще из сна, когда сейчас и здесь скорей всего появится Страд. Он всегда приходил по утрам и частенько заставал ее еще в полусне, от которого пробуждал чувственными ласками. Тихий стук в дверь, Ли вздохнула: не он… наверняка служанка, которая пришла ее одеть.
- Входи, Кора. Который час?
- Около полудня, Ваше Величество, - Лианна улыбнулась ответу девушки, прищуривая глаза, так ее велел называть Страд, чтобы его возлюбленная уже сейчас привыкала к своему высокому титулу.
      Белокурую девушку это забавляло, как странные детские игры, в которые она никогда не играла, но сейчас – с удовольствием и увлеченно представляла себя Королевой, перед которой все и вся склоняют головы, выражая готовность служить и любить. Лианна быстро вскочила с постели:
- Ой, как же я заспалась!!! Почему ты не разбудила меня раньше?
- Вы не велели… Но к вам пришел граф де Барна, он ждет вас в приемной.
      Лианна захлопала в ладошки и быстро присела к зеркалу:
- Заплети мне косу, Кора. И подай голубое платье с золотой тесьмой. И побыстрее! Рауль еще не видел моего дома, а я так хочу ему все-все показать сама.
      Через короткое, поразительно короткое время – Ли уже важно вступала в приемную, но увидев молодого графа – тут же растеряла всю свою напускную важность и прижав руки к груди, глядя прямо в его лицо сияющими глазами, спросила:
- Мне это платье идет? Смотри, а вот тут – она быстро пробежала по комнате, показывая на красивые картины на стене. – Тут полагается всему этому находится?
- Добрый день, Лианна.
      Граф рассмеялся, протягивая руки к девушке, которая, спохватившись, вложила свои беленькие пальчики в его руку, улыбаясь:
- Я так рада, что ты зашел, - ей было легко называть его по имени.
      С того вечера в таборе, когда они танцевали в бешенном водовороте прошло всего шесть дней, но для Ли это была целая жизнь и она с удовольствием рассказывала Раулю о том, как удивительно кружится в этой жизни, как в том памятном танце, где все восхищает. Вот и сейчас она требовательно потянула его за собой, показывая комнату за комнатой, объясняя что и где находится и как будет обставлено. Граф не уставал слушать звенящий колокольчиком голос, который замолчал лишь тогда, когда весь дом, включая спальни, был показан, и они вновь вернулись в приемную. Лианна приказала принести чай и с огромным удовольствием сама угостила своего гостя, подавая ему фарфоровое блюдце, она вдруг заметила неожиданную судорогу на миг исказившую красивое лицо Рауля:
- Что с тобой?
- Минутная слабость, хотя я готов просто упасть к твоим ногам, - полушутливо ответил молодой человек. – Ведь ты нагадала мне судьбу, тогда в таборе.
      Девушка улыбнулась, присаживаясь в кресло и заботливо расправляя юбки платья:
- По-моему я несла откровенную чушь в тот вечер, но нам было весело. Эстерад так увлекательно рассказывал о своих приключениях, а ты перебивал его, уточняя где и как это могло происходить. А мне захотелось разыграть из себя настоящую ромалэ, но гадать я не умею. Хотя, знаешь, в последнее время я все чаще вижу странные сны, может быть, это после табора просыпается дар предвидения?
      Граф покачал головой, ставя чашку на стол и любуясь на счастливое личико своей собеседницы:
- Просто в твоей жизни многое изменилось. А скоро еще больше изменится, - в его глазах мелькнула тень, которую тут же прогнала улыбка.
      Дверь скрипнула, когда вошла Кора, присевшая вновь в вежливом реверансе:
- Его милость – маркиз Флавио к вам.
      Белокурое, счастливое своим, как ей казалось, неповторимым счастьем, создание вскочило стремительно, бросаясь навстречу любимому и потому не видела, как на миг окаменело лицо у служанки, бросившей странный взгляд на оставшегося сидеть в кресле графа де Барна. Слишком многое не видится, когда счастье слепит глаза.

[Виктуар де Барна]

29 число месяца Полотна.
Рунн.

      Небо с утра украсилось облаками, которые с угрожающей скоростью летели над головой, чуждые людям и их мелким заботам. Королевский дворец полнился суетой еще более необъяснимой с точки зрения молодого маркиза де Барна, который пришел во дворец вслед за отцом и дядей, проследовавших в свои кабинеты. Виктуар, заметив своего маленького кузена, остановился поговорить с ним. Они обменялись важными приветствиями, правда старший скрыл улыбку, но потом очень серьезно проговорил:
- Филипп, в последнее время с тобой творится что-то непонятное. Насколько я понимаю, ты не намерен рассказывать что происходит, так как считаешь что со всем можешь справится сам? - в бирюзовых глазах помимо насмешки сверкнул и исчез огненный всплеск.
      Мальчик неожиданно и очень серьезно кивнул головой, важно проговорив:
- Ты всегда меня понимал, Виктуар. Есть дела, с которыми каждый взрослый мужчина должен справится самостоятельно.
      Наследник рода выдержал паузу скорее необходимую ему, чем важности ситуации - маркизу совсем не хотелось что-либо испортить неожиданной улыбкой, какой бы дружественной она ни была.
- Вот поэтому - держи, - в ладони сверкнуло красное золото.
- Печатка? - в светлых глазах Филиппа заискрилась радость. - Настоящая?
- Разумеется, Филипп, - Виктуар, наконец, позволил себе улыбнутся. - Твоя печать для скрепления личных писем и бумаг. Перстень чуть великоват, но ты растешь быстро.
      Кузен мигом одел подарок на средний палец и гордо вскинул голову:
- В самый раз, Виктуар!
      Они обменялись иронично-серьезными взглядами, прежде чем весьма официально раскланятся:
- Куда ты направляешься, Филипп?
- Ее Величество направила меня встретить герцогиню Иберо и ее дочь, для препровождения их к ней. Ты знаком с ее светлостью?
- Да, - задумчиво откликнулся Виктуар. - Мы встретились на празднике и царственная тетушка представила нас друг другу.
- Отличный повод продолжить такое замечательное знакомство, - с искренним воодушевлением откликнулся Филипп, делая приглашающий жест рукой. - Пойдем, потому что через несколько минут мы рискнем прослыть весьма необязательными...
      Братья довольно быстро прошли по с детства знакомыми тропинками, направляясь на столь важную встречу. Филипп что-то рассказывал, время от времени кидая гордый взгляд на перстень, украсивший его левую руку. Виктуар кивал головой, не особо прислушиваясь к монологу, в котором пестрели описания прошедшего праздника и наступивших будней. Он размышлял о прошедшей уже Рессуректе, о коротких словах, которыми обменялись Екатерина де Барна и Алиса Иберо...

      Зажигающиеся свечи освещали присутствующих, отражаясь в глазах людей. Лица на миг становились другими, когда взгляд ловил мечущийся язычок пламени, призванный по легенде исполнить желание. Дрожащий огонек еле держался за жизнь, а на него возлагали такие огромные надежды, как исполнение чужих желаний. Екатерина на мгновение коснулась локтя племянника, который тут же протянул руку, помогая тетушке пройти среди празднующих и приблизится к цели. Синие, загадочные глаза засветились ярче звезд, когда встретились с темными очами красавицы герцогини:
- Алисинья, со светлым праздником вас, - на лице Като появилась одна из тех удивительных улыбок, перед которыми многие мужчины падали на колени, а женщины еще выше поднимали голову, ощущая себя в очередной раз блистательно-всесильными королевами мира: "Улыбка, как оружие, покоряющее без шума и суеты.", - подумал Виктуар, наблюдая разворачивающимся действием.
- Он стал еще светлее и радостнее с вашим появлением, Екатерина, - негромко ответила герцогиня, рядом с ней почти немедленно появился Диего, обменявшийся с Виктуаром вежливым приветствием и поздравлением.
- Свеча погасла, - раздался тихий голос.
      Трудно было определить была ли заговорившая девушка расстроена или осталась равнодушной к такому нерадостному знамению.
- Моя дочь - Беатрис, - нежно посмотрев на темную головку, которая высокомерно и холодно склонилась, приветствуя всех. - С Диего вы знакомы, мой младший сын - в отъезде.
      На губах Екатерины играла все та же улыбка, но Виктуар подумал, что в ней появилось еще что-то - еле уловимое, как само понимание тонкости игры. Когда во дворце разнесся слух о том, что младший из братьев Иберо будет адъютантом у маршала Нортми - у многих придворных на  лицах расцвели эти самые "тонкие улыбки". Словно всех разом озарило всевидение дальновидного или предсказуемого шага. Виктуар улыбнулся словам герцогини, которая предложила дочери взять ее свечу, на что та очень серьезно сказала о том, что мечты и желания похищать плохо. Он протянул свою свечу к девушке:
- Тогда зажгите еще одно желание, номени, и пусть оно сбудется, как и предыдущее, - негромко сказал маркиз.
      Девушка наклонила свечу, золотисто-оранжевый огонек легко вспыхнул, озарив ее лицо, затем она пошла вслед за братом, подерживающим герцогиню Иберо и Екатерину де Барна, продолжающих беседу. Маркиз предусмотрительно предложил Беатрис свою руку, на что она ответила еле заметной улыбкой. Все они направлялись к кортежу, который отличало и богатство убранства, и родовые цвета Иберо.

      И вновь эти непроницаемо темные глаза, с блестящими искрами света:
- Маркиз, - Алиса протянула руку для поцелуя.
- Не мог отказать себе в удовольствии увидеть вас еще раз, узнав, что мой кузен отправлен, чтобы встретить вас, - Виктуар улыбнулся Беатрис, которая очень серьезно посмотрела прямо в его лицо, прежде чем милостиво кивнуть красивой головкой. - Рад встрече с вами.
      Филипп отменно поклонился, приглашая следовать за собой и бросая яркий взгляд на старшего брата. Виктуар вновь удержал улыбку потому что действительно гордился своим маленьким кузеном, освоившем в совершенстве не только придворный этикет, стихосложение и верховую езду, но и отлично обучающегося фехтованию. Весь вид Филиппа говорил: "Я сумею постоять за себя и за тех, кто мне дорог!" Лишь когда две красавицы и их сопровождающий скрылись за поворотом тропы, Виктуар негромко рассмеялся.
- Номен Виктуар? - неожиданный голос оборвал такой неуместный смех.
- Номени, - если он и смешался от взгляда ярко-голубых глаз, в которых солнечными нитями сплелись удивление, недоумение и лукавая насмешка, то ненадолго. - Прошу прощения за смех, если он вас потревожил.
- Ничуть, маркиз, я просто не ожидала услышать от вас смех без причины..
- Без видимой причины, номени де Анфра, - вежливо склонился Виктуар, - Смех над собой всегда бывает без очевидной, видимой причины. Вы куда-то направлялись, Агнесса? Могу я вас сопроводить?
      Ответом был легкое прикосновение к руке и улыбка:
- Разумеется, если только это не отвлечет вас от важных дел..
- Ничуть, - очень спокойно ответил Виктуар, сжимая тонкие пальцы фрейлины.

[Сэмьюэл Гарди-Прад]

28 число месяца Полотна.
Рунн. Неподалеку от особняка Иберо.

    Ближе к ночи становилось холоднее, и Сэм зябко поёживался, кутаясь и сильнее надвигая капюшон не слишком теплого плаща. Уже более полутора часов он стоял, переминаясь с ноги на ногу, в укромном уголке у заднего двора особняка Иберо, и наблюдал за входом. Всегда, когда он замерзал, ему начинало грезиться море и южное солнце, а там, недалеко и до юношеских воспоминаний, которые непременно приводили к мыслям о родителях. Невеселым мыслям…
    Он уже как-то свыкся с одиночеством. Это получилось само собой, без особых страданий и переживаний. Просто жизнь шла и складывалась именно так, а не иначе. Служба в армии, служба в страже… Годы мелькали, пестрили лицами. По большому счету эти лица, эта работа, задержания, допросы и бесконечные бумаги и составляли его жизнь. Он потерял родителей, потерял лучшего и, по всей видимости, единственного настоящего друга… А что приобрел? Опыт. Уважение сослуживцев. И кучу шрамов. Всё, пожалуй…
   
    Двери хлопнули. Ну, наконец. Крукс вышел, запахиваясь и надевая шляпу. Он глянул по сторонам и быстрым шагом направился вдоль улицы. Сэм, практически не таясь, двинулся за ним. Пройдя десяток шагов, Крукс оглянулся, и, заметив слежку, ускорился ещё больше. Дойдя до следующего угла, он бросился в подворотню. Капитан побежал и свернул туда же.
    Что-то железное зазвенело по камням мостовой. В сумраке переулка Гарди-Прад рассмотрел парящего в воздухе иберийца.
    - Кххх.. Сержантхх.. –прохрипел он, - Как… ты… смеешшшшь…
    Укутанный в такой же как у капитана черный плащ, Малкольм держал его в воздухе одной рукой. Крукс вцепился в эту руку своими обеими и дрыгал ногами.
    - Сержант, поставьте его на землю, - снимая капюшон спокойно сказал Сэмьюэль, и откинул ногой подальше валяющийся на мостовой кинжал.
    Крукс прислонился к дому, пытаясь восстановить дыхание.
    - Эктор, Эктор… - протяжно произнес Сэмьюэль, вглядываясь в лицо своему подчиненному, – Как же так?
    - Сэр, я не понимаю в чем дело? – Крукс выглядел затравленно, и всё ещё держался за шею.
    - Я пока не буду спрашивать, что ты там делал. Я пока всего лишь спрошу, где печать?
    - Печать?
    - Печать.
    - Какая печать, сэр?
    - С анонимки о покушении.
    Крукс развел руками.
    - Не могу знать, сэр.
    - Эктор, я сейчас серьезно подумываю попросить Малкольма ударить тебя головою о стену. К тебе анонимка поступила с печатью, от тебя она вышла без оной. И не морочь мне голову Крукс, я не настроен церемониться. Отвечай! Кому ты передал печать? Иберо?
    Эктор перевел взгляд с капитана на Малкольма, а затем обратно. На его лице отобразилась внутренняя борьба. После минутного колебания он опустил голову.
    - Это не совсем то, что Вы думаете, сэр. Я… люблю… девушку… Она у них работает. В доме.
    Повисла пауза. Гарди-Прад с трудом сдерживал улыбку.
    - Ты же женат, Крукс. У тебя любовница?
    - Я не мог им отказать, сэр, - он посмотрел капитану в глаза, - Они могли рассказать обо всем Эльзе.
    - Вздор. Это не оправдание, лейтенант. Кому ты передал печать?
    - Хосе. Поверенный герцога.
    - Так. Ясно, - Гарди-Прад сделал несколько шагов из стороны в сторону, - Чья это печать?
    - Не могу знать… - завел было по новой ибериец, но капитан гневно прервал его.
    - Проклятье, Крукс, ты же профессионал! Ты должен помнить рисунок печати!
    - Так точно, сэр, - тихо просопел лейтенант.
    - У тебя единственный шанс Эктор, хоть как-то сгладить свою вину. Завтра ты мне представишь рисунок печати, и скажешь, кому она принадлежит.
    - Так точно, сэр.
    - Исполняй, - капитан развернулся и подал Малкольму знак следовать за ним, - И не трясись, от нас Эльза ничего не узнает. Если не станешь выкидывать новые коленца.
    Гарди-Прад скрылся за углом. Проходя мимо подавленного Крукса, Малкольм с сочувствием заглянул ему в глаза и похлопал по плечу.

[Анна Валевская]

29 число месяца Полотна.
Королевский парк, одна из бесчисленных аллей.


      Эта прогулка стала такой же незабываемой, как и все предыдущие. На моих глазах деревья наливались силой, наполняя воздух удивительным ароматом весенней свежести. Крохотные листья едва проглянув на тонких ветвях уже украсили собой все вокруг, а первые, весенние цветы с удовольствием дышали навстречу ветру. Я снова ловила себя на мысли, что улыбаюсь без всякой причины, любуясь на красоту парка Шенбрунна. Меня привозили сюда почти каждый день и проводили в одну из отдаленных аллей, чтобы я могла насладиться свежестью и силой пробуждающейся природы. Наедине мне нечего прятать, здесь можно позволить своим мыслям бесконечно мечтать. Даже о несбыточном, не опасаясь, что неожиданное, облеченное силой желание навредит кому-то. Осторожно огибаю еще один поворот тропинки. Эти изгибы тропы бесконечны и в них можно запутаться, видимо именно для этого человек придумал небольшие скамейки и беседки, чтобы можно было остановиться, присесть и подумать. Опять эта улыбка! Наверное, все дело в милых сердцу воспоминаниях о прошедшем ужине, который устроил герцог Флавио. Поразительно, с какой радостью и тщанием отец готовился к этому ужину, лично следя за малейшими мелочами. Порой я слышала его голос из огромного зала, где он отдавал распоряжения о том, как и чем сервировать стол и даже как расставить свечи.
- Отец, разве так важно будет стоять здесь еще один канделябр или нет? – удивилась я.
- Мне бы хотелось чтобы помимо сверкания бесконечных бликов – люди еще и могли видеть глаза друг друга. Тебе не кажется, что это важно, дочка, когда можно заглянуть в глаза другому человеку? – герцог улыбнулся, ласково коснувшись моего подбородка.
      Он был прав, как всегда. Даже не отражая чувств – взгляд человека важен, в нем внимание может смениться скукой или ожиданием. В нем может мелькнуть улыбка, которая обрадует тебя.
      В этот прошедший уже вечер, я видела в глазах мужа себя и не могла скрыть своей радости. Он говорил, шутил и даже молчал в этот вечер для меня. Я была в этом уверена, так как его взгляд очень часто обращался к моему лицу. О чем еще смела я мечтать? Разве что об одном…. Но чей-то голос насмешливо произнес, обращаясь к невидимому мне собеседнику:
- Любви нет.
      Вздрагиваю невольно и кутаюсь в шаль, устремляя взгляд на белоснежный ствол тонкого деревца и тихо шепча:
- Но лишь отчасти, - сейчас мне легко говорить, споря с сердцем, которое продолжает ждать чуда. – Взаимной любви – нет. Зато есть силы любить…. И ждать, пока еще можно ждать, пока еще бьется сердце…
      Рука невольно закрывает глаза, пряча даже от безмолвия и пустоты, вспыхнувшие огнем слезы. Голова закружилась, вновь пробуждая ночной кошмар, разрывающий сознание на части… и одиночество, в котором так безотчетно бьется что-то… сердце? Нет. Толчок за толчком, словно разрывающий тело металл, вонзающийся все глубже. И чей-то далекий голос, кажущийся знакомым и в тоже время...
- Вам письмо, - знакомый тихий шепот, приводит в чувство: «Нельзя мечтать о невозможном… ты так говорила, сестра?» - Благодарю вас, Сабрина. Я сейчас прочту письмо, и мы поедем домой.
- Как прикажете, - девушка делает быстрый реверанс и я чувствую улыбку, с которой она следит за тем, как я распечатываю письмо. Перед глазами еще догорают последние слезинки, мешающие видеть подпись: - От отца!
      Сердце забилось сильнее, обрадованное долгожданной весточкой. Отец – Радемир Валевский – в городе и ждет встречи со мной. Как же давно мы не виделись! Сегодня он придет к герцогу Флавио, чтобы побеседовать с ним и забрать меня к себе в дом на время, пока пройдут все связанные с выбором нового императора торжества и события. Поднимаю взгляд на улыбающуюся служанку, которая уже не скрывает удовольствия, все же проворчав:
- Вот вы и улыбаетесь, хозяйка, это хорошо. Вам плакать нельзя, как известно.
      Киваю головой, целуя строчки в письме, сообщающие о том, как скучал отец и как надеется на то, что у него родится внук, который несомненно составит радость как для него, так и для нас со мужем. Сабрина помогает мне встать и осторожно ведет к ожидающей нас карете.

29 число месяца Полотна.
Малый дворец князей Валевских.


      Любящие руки, взгляд, голос - это греет лучше любого огня, проникая в каждую частичку тела, души. Мое счастье стало по настоящему полным, когда отец прижал меня к груди и расцеловал не менее нежно, чем незадолго до нашей встречи я целовала строчки написанные его рукой. Мне кажется он совсем не изменился, такой же сильный и любящий человек, каким я его помню до своего замужества. Лишь во взгляде небольшая усталость, которую он тут же объясняет долгой дорогой и ожиданием встречи. Радимир Валевский - светлый князь Полонии. Светлый в нашем наречии означает - ведущий вперед, освящающий путь тем, кто следует за ним. Я мысленно повторяю титул и улыбаюсь.
- Что тебя обрадовало, доченька? - заботливо усаживая меня в кресло, спрашивает отец.
- Вы, папа, - я вновь улыбаюсь, даже не стараясь скрыть свою радость. Рядом с Евгением Флавио и моим родным отцом - я всегда чувствую себя невероятно счастливой и окруженной теплой нежностью. Самой любовью.
      Отец садится рядом, держа мою руку и чуть поглаживая. Глаза его внимательно рассматривают мое лицо:
- Как ты похорошела, Анна.
      Опускаю глаза:
- Это все малыш. Он дает мне силы, отец. Он и мой муж.
- Ты так любишь его, - мне почудилась грусть и какая-то тоска в голосе.
- Его нельзя не любить, - тихо отвечаю. Голова склоняется на родное плечо. - Наверное каждая женщина мечтает о таком счастье: любить и быть любимой. - на миг замолкаю, чтобы тут же продолжить. - У меня оно есть.
      Мы еще долго сидели, тихо разговаривая и вспоминая прошлое, когда я еще жила в отцовском замке. Перед моими глазами вновь возникали знакомые картины, где все дышит теплом и лаской, где был и есть мой дом, в который я всегда рада вернутся, хоть на миг ощутив себя маленькой девочкой, перед которой открывается великолепный и ослепительный мир.

Сообщение отредактировал Анна Валевская - 29.12.2005, 10:18

[Шарль де Нортми]

29 число месяца Полотна.
Рунн.

    Мужчина смотрел прямо перед собой, мягко поддерживая жену и дочь. Сыновья стояли чуть в стороне, безмолвно следя за тем, как помещают в холодный склеп гроб с телом Черного Герцога - Этьена де Нортми. За их спинами стоял еще один безмолвный свидетель, и первый маршал Рунна мог поклясться, что в душе этого свидетеля есть место радости в этот миг. Похороны были на удивление спокойны, даже последняя молитва, призванная осветить путь умершего и успокоить скорбящих, была очень немногословной. Шарль оглянулся, встречаясь взглядом с маркизом Иберо, словно прицеливаясь...

    ...Приехав три дня назад в полевой лагерь первый маршал Рунна узнал, что его адъютанту было недосуг явится раньше, он появился в лагере лишь на следующий день. Весьма позабавив весь офицерский состав, но видимо не смутившись, так как твердо прошел к маршалу:
- По вашему приказанию..
- С опозданием в сутки, вы прибыли? Я тронут. Что ж, для начала вычистите нашу одежду и обувь, - Шарль холодно оглядел своего адъютанта. - Да и сами себя приведите в порядок. Что за вид? Смирно!
    Не давая шанса на возражение или объяснение:
- Кругом! Шагом марш!
    Бывшие тут же генералы пехоты и артиллерии вовремя скрыли усмешки, когда задумчивый взгляд маршала переместился на их лица:
- Продолжайте.. - в его голосе появилось рычание просыпающегося зверя.
- Вы сами видели испытания наших пушек и я не стану говорить много слов - нам нужен опытный мастер, способный усилить их маневренность и дальнобойность, - завершая свой монолог отчеканил фон Дюрнер.
- Я привез вам такого умельца, - маршал сделал знак и полог палатки отодвинулся, пропуская невысокого человека с очень быстрым, постоянно что-то оценивающим взглядом. - Рекомендую: Корден Кано. У него уже есть идеи, которые он готов показать на деле. - кивок и завершая разговор. - Генерал артиллерии - Зигмунд фон Дюрнер. Смотр построений - завтра, Герард. Как и кавалерии, Коррес обещал зрелище.
    Трудно было сказать что слышалось в словах маршала - насмешка или простое обозначение факта. Стоявшие перед ним генералы - выпрямились, отдавая честь и уже собирались идти, как полог еще раз дернулся, пропуская хмурого Фернандо Иберо:
- Вам срочный пакет из Рунна.
    Шарль жестом приказал остаться, забирая конверт и вскрывая его. Быстро пробежав глазами содержимое, мужчина некоторое время не поднимал головы, а затем отдал короткий приказ:
- Срочный смотр кавалерии! Стэн, - как только второй адъютант показался в проеме палатки, маршал велел известить генерала Корреса об изменениях в планах. Затем он обернулся к маркизу. - Вы, молодой человек, немедленно принимайте ванну - будете сопровождать меня в Рунн.
- Ваша одежда еще не готова, - бросил в ответ Иберо, поднимая на маршала упрямый взор.
- Как и ваша. - ровно ответил Шарль, пряча полученное письмо на груди, делая еще один знак. - Горячую ванну. Быстро. Мне нужен адъютант, а не грязная насмешка над ним. Раздевайтесь, молодой человек...
    ... Меньше всего волновало первого маршала Рунна то, что никто из его предшественников не устраивал головомойку своим адъютантам в прямом смысле этого слова. В тот момент неопрятный вид человека, опоздавшего на службу внушал ему презрение и отвращение. А испытывать подобные чувства он не привык и поэтому кратко исправил все на свой лад. Внешний лоск, что так ценится в блестающих огнями залах, был достигнут, после чего Шарль в сопровождении четырех своих адъютантов направился на смотр кавалерийских маневров, которыми так гордился генерал Коррес. Оказалось, что не зря, так как даже наступление ранних, весенних сумерек не приостановило гарцующих на рысаках воинов, показывающих свои умения. Скупо похвалив Корреса, Шарль коротко сообщил, что намерен тут же отбыть в столицу. С ним должны были отбыть весь офицерский состав, а также два личных адъютанта. Один из них отправился вперед, чтобы оповестить о возвращении Шарля де Нортми, а второй - Фернандо Иберо - должен был с этого дня безотлучно находится при особе маршала. Юноша угрюмо ехал чуть позади, видимо снова и снова переживая дневное купание в присутствии строгого ценителя чистоты. Ехавший рядом с Шарлем Алонсо Коррес чуть насмешливо произнес:
- Вы строги с ним, маршал Нортми.
- Не более чем с другими..
- Неужели вы и своего племянника купали в ванне лично? - усмехнулся Алонсо.
- Да. И неоднократно, - ответная реплика украсилась мимолетной улыбкой, маршал пришпорил коня, заканчивая разговор. В Рунне были дела поважнее, чем воспоминания о детских годах детей семейства Нортми, бултыхающихся в ваннах.

    Отходя от семейного склепа, он вдруг почувствовал, как тяжело облокотилась об его руку Сабрина и осторожно обнял жену, прижимая к себе:
- Я рядом.
    Она справилась, слабо кивнув головой и сжав ладонь мужа. Тихий голосок Марины:
- Мамочка.. я тоже.. тоже рядом.
    Шарль невольно улыбнулся, переведя взгляд на светлую головку дочери, с нежностью глядящей на родных.
- Пойдем, Марина.
- Разрешите, - негромкий голос.
    Маршал посмотрел на склонившегося перед ними Фернандо:
- Извольте, молодой человек. Моя жена - Сабрина де Нортми, моя дочь - Марина, - его пальцы коснулись щеки девушки, стирая прозрачные слезы. - Маркиз Фернандо Иберо.
- Мои соболезнования, - впервые в голосе юного гордеца появились простые, человеческие интонации.
    "Игра продолжается" - прикрывая глаза, подумал первый маршал Рунна.

[Народ]

29-30 месяца Полотна. Рунн. Собор Каспиана. Глубокая темная ночь.

"Будьте осторожны в своих желаниях. Они с вами осторожничать не будут."
Первое Правило Демиургов

"Вначале было Слово
И Слово было...
Упс!"
Сотворение мира (воспоминания очевидца)

        В храме тускло мерцают свечи – света ровно столько, чтобы можно было различить лица присутствующих. Ночь накрыла город. Ночь – время невозможных дел и слов, которых ты ни за что не скажешь утром.
        Слова, которые мерно заполняют сейчас храм – не из породы невозможных. Скорее, их просто очень давно не выпускали на волю, но они очень важны для людей, которые напряженно вслушиваются, завороженные древним ритуалом.
        - И я поставлю тебя над всеми и дам тебе жребий славный и тяжелый…
        Императоров коронуют громко и пышно. Так, чтобы по улицам красочной бесконечной лентой вился кортеж, чтобы сверху летели розовые лепестки, и в самом главном соборе священник поднимал вверх корону над склоненной головой помазанника Божьего, заставляя солнечный свет дробиться от мельчайших граней украшающих ее драгоценных камней. Чтобы у простых людей слепило глаза при одном воспоминании, чтобы они бережно вынимали этот день из шкатулок своей памяти и, благоговея, вспоминали его. Только тогда люди расходятся с коронации в полном убеждении, что все было «по-настоящему». Большая власть утверждается большими деньгами, говорят они и многозначительно кивают головой. Не понимая, что использовали здесь их.
        Толпу опасно лишать праздника, поэтому она всегда его получает, рано или поздно. Получит она и очередную «настоящую» коронацию. Не ту, тихую, что вершится сейчас, ибо эта – для избранных, и смысл ее неясен сразу.

        Первосвященник произносит положенные, отполированные веками формулы превращения простого человека во властителя в меру торжественно. Громкий голос и резкие жесты не для этого храма и этой ночи. Все священники немного лицедеи, и он знает сейчас, что его слова идут к сердцам слушающих. Все они верят в одного Бога и надеются положить эту ночь заслоном на пути распада Империи.
        Человек, стоящий перед ним, совсем недавно сложил с себя монашеский сан. Бонифаций лично произнес над его склоненной головой слова, возвратившие монаха Константина миру светскому. Тому, где он был нужнее.
        - Как Каспиан глава Церкви нашей и отец всем ее детям, верным и заблудшим, так и Император – отец подданным своим...
        Бонифаций переводит взгляд на невозмутимое лицо кардинала Руиза. Ни в одном сне не приснилось бы, как они, словно два заговорщика, коронуют нового Императора, с легкой досадой думает он. Впрочем, принятое решение – не повод для сожалений, в этом мире достаточно сожалеть о том, что еще не сделано и молиться о том, чтобы быть спокойным перед тем, что только придет. И Первосвященник продолжает проникновенно произносить слова, искренне прося Каспиана за этого мужчину, на которого возложено столько надежд.

        - Ныне восходишь ты по ступеням и становишься над всеми…
        Черные глаза только что спокойно встретившие взгляд Первосвященика, вновь устремляются к стоящему перед Бонифацием Константину. Перед глазами будущего императора сейчас – лишь тьма ночи, в которой таится неведомое и двое людей, взявшие на себя ответственность перед Всевышним за него: "Сознает ли эту ответственность Первосвященник? О, да. Именно поэтому он недоволен.. Сложно нести в своем сердце слова за других людей, которые и сами могли бы облегчить тяжкое бремя святого отца. Только люди чаще всего лишь улыбаются и склоняют голову, получая благословение, а иногда орошают руку, благословившего, слезами. Впрочем, бывает еще, что ту самую руку могут и отрубить... и все это за простые слова благословения".
        Руиз ободряюще улыбается Константину, когда тот делает шаг к Бонифацию, тихо повторяя слова клятвы. За спиной нового императора виднеются почти неразличимые фигуры тех, кто поддержит все его последующие шаги. Иберо в очередной раз удивят всех, Руиз склоняет белоснежную голову: "Пусть будут силы защитить... А удивиться мы сумеем".

        - Север и Восток, Юг и Запад склоняются перед тобой… – здесь только Юг, в лице семьи Иберо. За этими людьми переливается все южное золото, слепит глаза море, жгучее солнце и пряные ароматы земли, камни могучих замков, овеянных воспоминаниями о недавних битвах, ибо что для камня несколько сотен лет. Гордость и опасность, высокомерие и щедрость, красота и вера – все это в избытке есть у Иберо.
        Вот они стоят внизу, все рядом. Темные шахматные фигуры на истертых плитах. Или святые со старинных картин, где из-за вуали времени уже не различить, что несут их лица: милосердие или гнев Божий.
        Отблески пламени свечей бросают на лица присутствующих дрожащие тени. Время сомнений прошло, и ставки в этой игре утверждены окончательно. Диего молча смотрит, как Бонифаций опускает на голову коленопреклоненного Константина корону Александритов. Пройдет три дня и этого золотоволосого человека признает вся Империя, немногие в Совете осмелятся идти против законного наследника престола, принятого тремя великими домами и Ауралоном.
      И Константин, конечно, запомнит оказанную ему услугу. Но помнить можно по разному. Как и верить. Лицо молодого императора до мелочей повторяло другое, подчеркивая этим схожесть и, еще более, разительное отличие с его покойным братом. Чем станет для Рунна Константин?
      Время покажет. Диего прячет тронувшую губы усмешку. Как бы то ни было Иберо во многом заранее приняли ответственность за это.

        Первосвященник трижды возносит корону, прежде чем опустить ее на голову Константина. Молодая женщина задумчиво смотрит на коронуемого – на его темно-синие глаза, сжатые губы. Она видит этого человека второй раз в жизни, но сейчас, в этом тусклом свете, она знает выражение на его лице. Это даже забавно, думает она, не совсем еще понимая, что именно имела в виду. Кто-то умирает, и остается лишь отпечаток на чужом лице. Кровь – единственное общее, что есть между двумя братьями. И ради этой крови Иберо совершают то, что совершают. Вся коронация лишь теснее связывает семью с новым Александритом. О, у них множество оправданий. Например, они должны это сделать, чтобы по-прежнему остаться у власти. Но мы даже не снисходим до оправданий.
        Иберо считают чересчур высокомерными и гордыми, вспоминает Эрмина. С легким вздохом она решает, что, пожалуй, согласна принять такое положение дел. Диего, посмотрев на нее, успевает поймать отблеск трепещущей мгновенной улыбки. Мы танцуем опасный танец, брат мой, но как красиво мы это делаем. Ее лицо снова становится серьезным, и Эрмина присоединяет свою просьбу к таким же, уже трепещущим под сводами церкви. Пусть он будет хорошим императором. Он должен им стать – иначе ради чего были все эти свечи и слова, и ночь кутала их в свой плащ от посторонних.

        Константин принимает из рук Первосвященника скипетр и державу и начинает произносить за ним слова клятвы.
        Зачем? В этой торжественной тьме с пляшущими по стенам тенями и острыми отблесками свечей под звук монотонно падающих слов-камней давней клятвы, зачем они делают это? Тени прошлого или их собственные, теперь все слишком переплелось, все слишком смешалось.
        Алиса слегка поворачивает голову, чтобы лучше видеть лицо Диего. Ей больно от той любви, которую она испытывает к сыну в этот миг.
        Зачем? Чтобы спать спокойнее, чтобы не смотреть в никуда каждую ночь переполненными страхом за своих детей глазами. Чтобы одиночество ее холодной спальни было наполнено уверенностью, что его не отравят завтра, не убьют из-за угла. Чтобы знать, что у них всегда есть второй шанс. Она согласна на такую цену.
Всего лишь еще одна интрига, пара шагов к трону и реверанс перед всеми. Откровенный, как признание чужого проигрыша, вежливый, как хорошо выверенный ход шахматной партии, смелый, как любая тайна.
        Корона на очередного Александрита уже возложена. Не важно - каким он будет императором, важно иное – он будет их щитом, их мечом. Теперь нет пути назад. Осталось перекрыть все другие дороги, чтобы соперник не пришел к цели первым, но это они умели. Потому что они – Иберо. Короли юга. Короли мира.

        - И ныне встань – Императором!
        Возможно в такой тихой коронации больше силы, чем если бы она совершалась при полном скоплении народа и при блеске дня. Иначе почему собравшиеся здесь кожей ощущают странный трепет при последних словах Первосвященника. Это почти выигранная партия, проведенная безукоризненно и точно. Но обаяние слов и обрядов имеет неизмеримую власть над людскими умами. Новый Император поворачивается, и семейство Иберо первым приветствует его. Герцог Иберо подходит, вкладывает свои руки в ладони сюзерена и начинает произносить свою присягу. 
        Антонио Иберо смотрит поверх всех голов. Он думает о море и парусах. О  ярких изразцах, украшающих города Саджисса, о шорохе, с которым корабли выкатываются на песчаный берег, и о новых землях под ногами. Мы берем все больше, потому что мы способны это удержать. Все эти церемонии в черных и тихих глубинах ночи, все эти страшные тайны, напоминают мальчишечьи игры. Мы позволяем себе такие игры. Возможно, потому что мы достаточно сильны. Возможно, потому что нам просто так захотелось. Он смотрит на Алису с Эрминой. Он старается одним взглядом уберечь их от мыслей, забирающих тепло вернее самых холодных зимних ветров. Но разве женщину можно уберечь против ее воли? Беатрис, думает он. Еще одна тонкая девочка с непреклонным взглядом, которая сделает так, как решит семья
        Адмирал вслед за Диего опускается на колени перед Константином и глухим голосом присягает новому Императору.
        Женщины застывают в глубоком реверансе, пока Император не подходит и не помогает им подняться, произнеся необходимые учтивые слова.
        Время громких слов подходит к концу. Пора покидать храм – верные люди позаботятся, чтобы к утру здесь не осталось и намека на случившееся. Кареты с занавешенными окнами разъезжаются в разные стороны. В храме ровно горят свечи. Скоро они погаснут.

Сообщение отредактировал Народ - 03.01.2006, 0:00

[Константин]

30 день месяца Полотна Рунн

Старый, но очень аккуратный и красивый сад как нельзя лучше подходил для серьёзных размышлений. В нём можно было плодотворно обдумать как всю свою жизнь в целом, так и некоторые менее глобальные её аспекты. Казалось, каждое деревце, каждый куст и травинка всем своим существованием старались придать мыслям попавшего в их царство строгость и последовательность, настроить на нужный лад, придать уверенность в собственных силах.
Константин уже битый час бродил по саду в тщётных попытках подготовиться к предстоящему Совету. Но нужные мысли никак не шли. Надеяться на то, что всё сделают и без него, он себе позволить не мог и потому продолжал попытки собрать нужные мысли в связную речь.
Ничего не получалось. Может, сказывалось волнение и ответственность. Может - усталость последних дней. Константин буквально был выдернут из привычного ему мира и чуть ли не насильно посажен на абсолютно не его место. Как ему объяснили, больше на этом месте сидеть сейчас было некому, а его в какой-то степени обязывал долг происхождения. Константин вновь окунулся в события последних дней, благо обстановка этому только способствовала…

Старое большое зеркало спало. Спало оно уже долго, кое-где успели проявиться отметины этого сна. Что ж, так бывает, особенно, если ты - старое зеркало в большом руннском доме. Особенно, в доме священнослужителя. Особенно, если первый за несколько долгих лет обитатель этой комнаты также священнослужитель. Пусть молодой, пусть уже совсем скоро перестанущий быть священнослужителем. Всё равно. Такие люди не побеспокоят сна старого зеркала. Им нет до него дела, ему до них - тем более.
Открытая рукой пожилого слуги дверь слегка скрипнула. Пелена сна окончательно спала: вместе с этим тихим, чуть заметным уху звуком, в комнату ворвался свет из коридора. Сперва, как бы из-подтишка, первые робкие лучи просочились в комнату, и почти сразу же шумная волна отблесков ламп ворвалась следом, распахивая дверь настежь. Потревоженная темнота неохотно отступила в дальние углы, отдав незваным гостям занимавший центр комнаты мягкий ковёр и большую половину кровати, стоящей у стены напротив дверей.
Следом за светом в комнату вошли двое: отрывший дверь слуга-ибериец и молодой человек в простом монашеском балахоне. Слуга держал в руках свечу, слабый огонёк весь трясся от страха остаться один на один с озлобленной нежданным появлением в её владениях людей темнотой. Поставив свечу на столик у изголовья кровати, слуга обернулся к остановившемуся напротив зеркала спутнику:
- Господин, до церемонии есть ещё пара часов. Я приду позже, чтобы помочь вам переодеться.
Тот, кому были адресованы эти слова, с какой-то запоздалостью вздрогнул, резко обернулся на голос:
- Благодарю вас, но… - договаривать ему не пришлось, старый ибериец улыбнулся и молча закрыл за собой двери комнаты.
«Ну, вот. Вновь промашка… Диего же предупреждал… Мне нужно постоянно следить за собой…» Мысли стремительно переплетались в голове Константина. Множество мыслей, все разные и каждая по-своему очень важная. Одна требовала смириться с необходимостью перехода к жизни мирской. Ей вторили слова кардинала и герцога Иберо. Сегодня его освободят от монашеского обета. Освободят от клятвы данной Всевышнему, ради другой клятвы – данной народу Рунна. Пожалуй, наставник прав, эта клятва принесёт больше пользы. Он с помощью своих новых друзей сможет многое сделать. Сделать сам и помочь сделать что-то хорошее своим друзьям. Диего утверждает, что только один факт его правления может спасти Империю от смуты. «Люди как звери, когда власть им дана» - но люди много хуже зверей, когда хотят эту власть получить. Константин знал это на собственном опыте. Из-за власти индейские вожди шли на смертельные испытания и подвергали им других претендентов, из-за власти руннский лавочник сдавал полиции соседа, не желая иметь поблизости конкурента. Из-за власти Константин никогда не видел своей семьи…
          Кардинал рассказал ему как, опасаясь междоусобной войны, император Константин 12 отдал одного из своих сыновей в Орден Клинка Господнего. Отец боялся возможных жертв, Константин также их не допустит. Он станет императором. Сначала просто для стабильности империи, а позже – если будет на то воля Его – для её процветания и возвышения.
Константин обернулся к кровати. На ней лежал его новый наряд. Да, в этом трудно будет разобраться без посторонней помощи, но – он почти император. Его задача – забота о народе, а не наоборот…

            Когда слуга вернулся, чтобы приготовить молодого господина к церемонии, ему представилось странное зрелище. Посреди комнаты стоял светски одетый Константин, напротив стояло большое зеркало. Света двух свеч явно не хватало для того, чтобы оценить красоту молодого человека. Но взгляд монаха был неподвижен. Он смотрел в отражение собственного лица и что-то шептал. Ибериец учтиво удалился, тихо прикрывая за собой дверь. За мгновение до того, как та полностью закрылась, его слуха коснулись слова. Слова, не предназначенные никому из ныне живущих на земле:
          -… прости, брат. Прости. Я не мог помочь тебе раньше. Но теперь я понесу твою ношу. Да поможет мне Бог. Да спасёт он твою душу, брат…

            Впереди были переход в мирскую жизнь, коронация и… неизвестность. Константин совершенно не представлял себя императором. Да, сначала помогут друзья и наставник, да, дальше станет понятнее. Но что делать сейчас он абсолютно не знал. Положившись на милость Творца, последний из Александритов кинулся в прозрачные воды реки Судьбы. На каждом из её берегов и островков Константина ждало будущее, везде своё, разное. К какой земле его прибьет, не знал никто.  И это правильно, ведь нет воли превыше воли Его.

          Под ногами хрустнула случайно неубранная сухая ветка. Резкий звук разорвал тишину и магию воспоминаний. Константин медленно оглядел сад, возвращаясь в реальность. Нет, сегодня явно неподходящий для составления речей день…

Сообщение отредактировал Константин - 09.01.2006, 1:02

[Кардинал Руиз]

30 день месяца Полотна.
Рунн. Королевский город.

Кинжала рукоять - как крест
В серебряном покое... ©

    Чаша чуть светилась, стоя перед двумя людьми, тихо глядящими в почти истлевшие страницы книги. Девушка чей лик почти скрывала тень осторожно, обеими руками перевернула страницу и негромко продолжила чтение на незнакомом языке. Рядом с ней сидел священик, его белоснежная голова была опущена на грудь, пряча взор черных глаз. Когда он поднял взор, девушка замолчала:
- Все это лишь память прошлого, которое тоже было бессильно, - в звучном голосе не отражалось ничего, казалось он был безликим, как и пустые глаза, глядящие в никуда.
    Аделина еще раз перевернула страницу, качая головой:
- Зная прошлое мы можем не допустить ошибки, предупредить удар, тем более сейчас, когда покров тайны так слаб.
    Кардинал Рунна слабо улыбнулся, разглядывая тонкие черты лица своей помощницы:
- Тебе тяжело, дочь моя? - он мягко коснулся прохладной ладони сантиссы.
- Это легче, чем знать и не иметь возможности что-то сделать, - негромкий голос был спокоен, но кардинал хорошо понимал, каким бременем является умение, которому не хватает сил.
    Кардинал провел рукой над чашей, гася в ней странный, серебристо-алый свет. Аделина улыбнулась, когда комната, где они сидели заполнилась светом всем привычных свечей, взгляд ее медленно скользил, оглядывая стены, задержавшись на ларце и вновь посмотрев на священника, который тоже заулыбался:
- Довольно на сегодня, дочь моя, - мужчина мягко коснулся лба девушки, словно стирая что-то. - Мне нужна любая ваша поддержка и я не хочу, чтобы вы расходывала силы, пытаясь найти ответ там, где его могли не знать вовсе.
- Вы считаете, что эти слова говорят о пустом?
- Конечно, нет, - очень серьезно ответил священник. - Но и разгадки они не дают. Впрочем, мы уже знаем, что и те, кто касались священной тайны в прошлом - погибли. Очень интересно, что некоторые, обладающие вероятно не малой силой, погибали ни сразу.
- Возможно, что ответ ни в том насколько силен человек.. А в том, насколько он нужен.
    Руиз поднял брови, безмолвно спрашивая. Сантисса прижала ладонь ко лбу, пытаясь правильно подобрать слова. Священник ждал, не торопя, но и не ища своего ответа, пока не услышаны будут слова девушки.
- Сила забирающая жизни людей - растет. И возрастает она каждый раз, как только разбивается святыня. Но может быть и ей нужно время, чтобы собраться? Как человеку для удара - нужно сначала замахнуться.
- Вы хотите сказать, дочь моя, что даже разбитие священного дара не может быть необратимым? Что человека, разбившего, если он не погиб сразу - можно спасти?
    Аделина закрыла глаза, в сиреневой одежде служительницы святой Лары она казалась почти безащитной. Первое впечатление, как и второе - было обманчивым. Девушка была даже опасной, но не хотела или не могла становиться таковой без необходимости, предпочитая хранить в себе и силы, и умения, которыми наградил ее Всевышний.
- Я уверена, что это возможно. Конечно, если и сам человек не оттолкнет помощь, стремясь получить лишь неведомую власть.
    Руиз медленно вновь склонил голову, заглядывая в самого себя и размышляя над сказанными словами. Спустя короткое время его голос зазвучал снова:
- Это очень простое и понятное объяснение. Возможно оно верное. По меньшей мере у нас наверняка будет шанс это проверить или понять, - в черных глазах засверкал жестокий огонь.
- Святой отец, вы думаете, что наши старания напрасны? Мы не остановим рвущуюся нить?
    Когда их глаза встретились, Руиз уже вновь был спокоен и даже улыбался:
- Мы не остановим людей, дочка, - он очень редко позволял себе так, по родственному, называть свою незаменимую помощницу. - Но мы можем попытаться спасти их.
    Мужчина поднялся, поправляя золотую цепь на своей груди:
- И очень многое зависит от вас, Дели.
    Девушка улыбнулась, подняв на Руиза глаза:
- Возможно, мы сумеем убедить Константина в необходимости помочь нам получить оставшиеся реликты.
- На все воля божья.
- Удачи вам, святой отец, - мягко произнесла сантисса, и кардинал Рунна, кивнув головой, покинул комнату.

[Сандра дэ Ла Прад]

30 число месяца Полотна.
Рунн. Дом Прад.

Вам снова границу меж былью и сказкой стирать,
То в небе блистать, то паяцем бродить меж людьми.
И все потому, что нельзя, чтоб прервалась Игра
На сцене театра с прекрасным названием - Мир. © Маэстро

Сумейте посмеяться над собой! ©

      Она сидела, гордо выпрямившись в кресле, и все не решалась выпить бокал до краев наполненный вином. Ей еще ни разу не приходилось пить в одиночестве, поверяя свою безмолвную боль пьянящему напитку. Сандра крепко сжала в руке холодное стекло, пальцы побелели от усилия и - первый обжигающий глоток. Девушка всхлипнула, тут же отставила бокал, вытирая мокрые ресницы и быстро одергивая домашнее платье. Приближались чьи-то шаги.
- Энн, я же просила никого не пускать! - чуть срывающимся голосом крикнула она.
- Прошу прощения, моя несравненная, я думал, что срочное приглашение от Ее Величества ваш приказ не касается, - едва ли не мурлыкающий голос заставил ее плечи резко подняться и тут же опустится.
- Герцог де Нортми, простите меня, но я не желала бы видеть сегодня гостей. - она поднялась, неуловимо подчеркивая голосом обращение, так непривычно звучащее по отношению к этому человеку.
      Медленно она прошла два шага и, повернувшись, посмотрела, прямо в его лицо, в которой раз поражаясь странной красоте. В облике Николы все кричало, вызывая на дуэль целый мир. Вот только сам Никола - молчал, сдерживая себя. То, что прорывалось сквозь эту маску сдержанности, могло испугать незнающего человека. Сандра его боялась.. и тянулась к нему. Ей казалось, что он мог ее понять. Но..
- Сандра, что с вами? Мне казалось, что пить в одиночестве - не ваш удел, - она видела, как его глаза, тая усмешку, оглядывают ее фигуру в простом, цвета зеленой листвы платье с белоснежной тесьмой. Несколько маленьких пуговок были расстегнуты на высокой груди, открывая белоснежные полушария с удивительной черной родинкой на левой груди. Точно такие же три родимых пятнышка виднелись и на левом плече.
- Прошел месяц с того дня, как.. - она не договорила, судорожно сжав руку в кулак и вонзая острые ноготки в ладонь. - Будьте столь любезны, герцог, налейте себе вина. Это хорошее вино, поверьте.
      Пока он наполнял бокал, ей удалось взять себя в руки, и они молча пригубили вино. Никола приблизился к девушке, ставя свой бокал обратно на стол.
- Что просили передать мне Ее Величество?
- Ничего, моя несравненная.
      Сандра вскинула голову, удивленно распахивая глаза и невольно улыбаясь, а Никола, склонившись, словно на светском приеме, легко промолвил:
- Мне просто хотелось увидеть мою невесту.
      Яркие изумруды засверкали, когда Сандра тихо ответила:
- Ваше желание исполнилось. Спасибо за любезный визит, ваша светлость, - она вновь посмотрела на все еще сжатый в руке бокал.
- Как и ваше, Сандра, - усмешка играла на его губах, когда она опять подняла на него взгляд. - Ведь ваше желание тоже исполнилось... Он умер, моя несравненная.
      Холод стекла выскользнул из руки, разбиваясь опьяневшими осколками у их ног. Рыжие волосы резким всплеском взметнулись, когда она отвернулась от герцога, закрывая лицо руками, глухо попросив:
- Уходите, уходите, Никола! - в груди разрывалась давно сдерживаемая боль о прошлом, которое изменить было невозможно и о непоправимом настоящем, где она никак не могла почувствовать себя свободной.
      Вместо затихающих вдали шагов - ее обняли теплые руки, прижимая к себе:
- Как же приятно знать, что вы не забыли мое имя.
      Она повернулась к нему, неожиданно спрашивая:
- Скажите, вам хочется поцеловать меня, Никола? - казалось, что каждое слово дается ей с трудом.
      Серые глаза встретились с лихорадочно сверкающим зеленым взглядом, пытаясь заглянуть в самую душу, губы перестали улыбаться:
- Сандра, вы прекрасно знаете насколько красивы. И соврет тот, кто скажет, что не хочет целовать вас.
      Девушка на миг опустила взор, явно преодолевая себя:
- Поцелуйте меня.
      Серые, бездонные глаза проникающе смотрели в изумрудные очи девушки. Он наклонился, и губы его осторожно коснулись ее губ, ласково, тепло, согревающе. Несколько мгновений Сандра казалось не сознавала, что происходит, но губы сами открылись, отвечая на ласку. Минута, другая.. молчание и поцелуй. Когда Никола осторожно отстранился, Сандра стояла, глядя невидящими глазами перед собой, а потом вновь резко закрыла лицо руками:
- О боги.. Я ничего не чувствую.. Я, как кукла, привыкла, что ласками от меня требуют ответа.. И сейчас.. я.. А вы.. Вы, Никола, каково это чувствовать себя игрушкой в руках Конрада или самого .. О! - она резко замолчала. По пухлой губе лениво потекла капелька крови, Сандра неуверенно потянулась к мужчине, на месте которого любой другой застыл бы от этих слов, но человек, называющийся ее женихом все также спокойно смотрел на нее. - Никола, простите.. О, простите меня. Я сама не знаю что говорю.
      В следующий миг крепкие мужские руки охватили ее, прижимая к груди и ласково гладя собранные в толстую косу рыжие волосы:
- Да поплачь же, Сандра! - раздался приказ.
      Она дернулась, пытаясь вырваться из его объятий, и топнула ногой:
- Я никогда не плачу, Никола де Нортми!
      Но он лишь еще крепче прижал ее к себе и неожиданно прижался губами к рыжей макушке, целуя:
- Конечно, храбрая девочка, - и она задрожала, обнимая его талию руками, утыкаясь в сильную, мужскую грудь и заливая ее горькими слезами.
      Мужчина стоял и тихо гладил пахнущие вереском волосы, глядя серыми глазами в одному ему ведомую даль. Постепенно едва слышный плач стих и девушка в его руках шевельнулась, поднимая голову и утирая мокрые глаза:
- Простите меня, Никола, - начала было она, но тот лишь решительно покачал головой:
- Тише, красавица, - он посмотрел сверху вниз в ее лицо и осторожно осушил губами мокрые от слез щеки. Губы спокойно и нежно скользили по высоким скулам, по вискам с прилипшими к ним кудрявыми прядями волос.
      Влажные ресницы прикрыли блеск зеленых глаз, когда Сандра запрокинула головку, ловя его губы своими губами. Миг они, стояли не шевелясь, а потом чувственный поцелуй, переплетая дыхание и желание - закружил голову. Сандра с трудом оторвалась от красавца, что чуть отстранился, лишь для того, чтобы взять девичью руку и целовать каждый палец, скользя теплыми губами по ее ладони, чуть целуя изящную кисть. Серые глаза поднялись, в глубине их мелькнула искра:
- А ты хочешь поцеловать меня, Сандра?
      Девушка тихо покачала головой, касаясь своих губ пальчиками:
- Что это было, Никола? - в изумрудных глазах плескалось удивление и неверие самой себе.
- Зови меня - Никэ, - он улыбнулся. Таким она ни разу его не видела.
    Сандра тихо повторила, ласково прижимая ладошку к его щеке:
- Никэ... - в имени, как и голосе засветилось солнце, согревая и на чувственных губах появилась ответная улыбка. - Это было чудо?
- Какой же ты ребенок... Но при этом одна из самых восхитительных женщин в мире.
- О.. Я поверю вашему опыту, Никэ. Только думаю, что немногие смогут это проверить на себе. Я не желаю больше отдаваться без чувств.. А чувства мои крепко спят.
- Не торопи чувства, Сандра, научись их понимать, - любуясь на прелестное, чуть утомленное лицо, негромко попросил Никола.
- Я и не хочу принадлежать кому бы то ни было чувствами, Никэ.. Я очень боюсь этого.. И боюсь того, что это тело вновь станет чьей-то красивой игрушкой..
    Мужские губы чуть коснулись ее ладони, что по-прежнему ласково прижималась к его щеке, согревая:
- Этого не будет, Сандра, пока у вас есть такой друг, как я.
    Девушка чуть приподнялась, нежно касаясь его губ:
- Спасибо тебе.. - в изумрудных глазах загорелось лукавство. - Ты по-прежнему непредсказуем, блистательный мой. Могу я попросить еще об одном, Никэ?
    Ответом ей было крепкое объятье рук. Нежные пальчики наклонили к себе золотоволосую голову, что-то шепча ему прямо в ухо..

Сообщение отредактировал Сандра дэ Ла Прад - 10.01.2006, 21:21

[Народ]

30 день месяца Полотна. Рунн.

    День начался с того, что по городу поползли слухи об оборотнях. На поверку источником этих слухов оказался офицер Городской Стражи, который вместе с несколькими солдатами блокировал доступ в помещения Министерства дорог и путей во Дворце Правительства. Офицер намекнул паре особо дотошных зевак, что в здании ловят «не чистых на руку оборотней».
    Стража с раннего утра проводила обыск и изымала документы. Служащим министерства были предъявлены предписания, в которых говорилось о предполагаемых фактах коррупции и кражи казенных средств при строительстве городских дорог. Министр Леонард Фабер и замминистра Макс Клиш, не смотря на их активное сопротивление и угрозы, были выставлены вон из своих кабинетов. На обещания графа де Фабер дойти до Верховного Судьи, ему была предъявлена бумага за подписью самого Манфреда Нубэ, в которой сообщалось, что министр более не вправе покидать столицу до выяснения всех обстоятельств выявленных преступлений. Граф в бешенстве покинул Дворец Правительства, суля вероломным зачинщикам обысков все кары небесные и мучения земные.
    Ещё в течение двух часов кареты с эмблемами Городской стражи вывозили министерские документы…

                                                              * * *

    Много позже, когда солнце уже давно скрылось за горизонтом, Леонард Фабер ужинал вместе с приближенными компаньонами в одном из ресторанов Золотого города на набережной Вольтурны. После пережитого он снова, уже не первый день, принимал лишнего, что незамедлительно сказывалось на его поведении. Как говорится, «на старые дрожжи». Он кричал, экспрессивно размахивая руками, то и дело порываясь вскочить и мчаться туда, где, по его мнению, уж разберутся с кем надо.
    В самый разгар застолья официант поднес Леонарду запечатанный конверт, который передал только что какой-то неизвестный, сказав, что сообщение чрезвычайно важное и личное. Пробежав глазами по сообщению граф ещё больше переменился в лице, и, после минутного размышления, неуверенно поднялся и направился к выходу. В дверях он поманил за собой двух гвардейцев сопровождавших его сегодня в течение всего дня и вышел вместе с ними на темную промозглую улицу. У парапета, в месте, где начиналась лестница вниз, к реке, он потребовал себе пистолет и переносной фонарь, и приказал ждать его тут, но в случае подозрительного шума немедленно бежать на помощь.
    Граф де Фабер, слегка покачиваясь и держа фонарь и пистолет перед собой в вытянутых руках, спустился к реке. Шум веселой набережной здесь слегка приглушался и шелест реки, ласкающей каменные стены, слышался отчетливее. С Вольтурны тянуло холодом, но нетрезвого Леонарда это сейчас волновало мало. Он напряженно бродил вдоль кромки воды несколько минут, водя фонарем из стороны в сторону, постепенно приближаясь к нависающей над рекой черной махине прогулочной площадки. Из темноты ему навстречу выступила сгорбленная фигура.
    - Стой где стоишь! - рявкнул граф, - Твоё послание?
    - Нет, - прохрипела закутанная в рванину фигура, - меня послали передать милорду вот это.
    В неверном свете фонарика было не различить ни лица говорившего, ни предмета, который он протягивал Леонарду.
    - Что это? – спросил Фабер.
    - Письмо.
    - Положи на землю. И без глупостей. У меня пистолет.
    - Только не убивайте, милорд. Помилуйте… - заскрипел оборванец.
    - Молчать. Положи на землю. Два шага назад, - командовал граф.
    Фигура послушно отступила и сгорбилась ещё больше. Леонард медленно подошел, и, не сводя ни глаз, ни пистолета с подозрительного существа поставил фонарь на мостовую, поднял послание и стал засовывать его во внутренний карман.
    - Ах, да! Милорд! Ещё кольцо, - в руке у оборванца что-то блеснуло.
    - Какое кольцо? – Фабер озадаченно приблизился. В следующую секунду все было решено. Фигура в лохмотьях резко выпрямилась и оказалась ростом даже выше Леонарда. Быстрый взмах и кинжал пробил графу горло. Вторая рука убийцы перехватила пистолет и вырвала его из слабеющих пальцев. Когда тело Леонарда глухо повалилось наземь, оборванец бросился шарить по его карманам не дожидаясь пока затихнут последние судороги. Из одежд графа немедленно было извлечено минуту назад переданное послание, затем ещё какие-то бумаги, а чуть позже - кошелёк.
    - Хочешь, чтоб было сделано хорошо, сделай сам, - прошептал убийца. – Эх, Фабер, Фабер… Доказательства, говоришь…
    Фонарь и пистолет полетели в воду, а сам оборванец бросился в темноту под площадкой. Сверху донесся топот быстрых шагов и звон обнажаемой стали.
    - Быстрее! Ты его видишь? Где фонарь? – прокричал кто-то.
    - Я его не вижу! Бегом!
    В глубине пространства под площадкой, среди удерживающих её стен и свай, оказался узкий проход в сторону города, по которому убийца ринулся быстрым шагом. Спустя пару минут он вынырнул на заднем дворе одной из построек, и устремился по направлению к центру, на ходу срывая с себя обноски. Он выкинул ненужный более маскарадный костюм в мусорный бак по дороге. Кошелек Фабера полетел в черную пустоту одного из подвалов. На утро парочка ночующих в нем нищих не поверят своему счастью.
    Через пятнадцать минут спокойным прогулочным шагом убийца вышел к Золотой площади, на задний двор Ратуши, и с удовольствием втянул свежий ночной воздух, перед тем как нырнуть в проем древнего перехода ведущего в…

Сообщение отредактировал Народ - 11.01.2006, 14:03

[Народ]

01 день месяца Иглы.
Шенбрунн. Зал Красноречия.
Высокий Совет.


    Наступивший день должен был стать знаменательным в истории Руннской империи: спустя многие годы в Шенбруннском дворце будет заседать Высокий Совет. И вопрос, стоящий перед его членами определит судьбу многих, как сильных мира сего, так и простолюдинов – новый император должен быть избран.

    Обстановка важности предстоящих событий пронизывала дворец, и воздух, казалось, полнился тем томительным предчувствием, какое школяр испытывает перед выпускным экзаменом. Прибывающие на заседание знатные господа, вельможи и отцы Церкви один за другим шествовали по сверкающим коридорам к Залу Совета. У каждых дверей подобно изваяниям застыли императорские гвардейцы в парадной белоснежной форме с черным шитьем и трехцветными черно-сине-красными лентами, охватывающими гарды их шпаг. Уже давно стражи дворца не видели столько вершителей людских судеб собравшимися в одном месте, но их лица как всегда были невозмутимы. И только в самой глубине глаз мелькало что-то, что отличало их от статуй и что могло быть расценено как любопытство, снедающее любого человека, которому приходится быть свидетелем таких знаменательных событий.

    Зал Совета находился в конце длинной череды коридоров и комнат. Это занимательное помещение сильно отличалось своим скромным убранством от прочих. Кроме того, оно было квадратным и имело только один вход. Узкие сводчатые окна располагались очень высоко от пола и были перекрещены толстыми железными прутьями, встроенными в каменную кладку стен. В давние времена императоры не один раз прибегали к нехитрому трюку, который становился возможным в ходе заседания Высокого Совета в этом зале: они просто закрывали двери и не выпускали никого, пока нужное решение не было принято.

    Вдоль каждой из стен Зала Совета располагались трибуны. Столы темного дерева и помесь кресел с лавками, обитыми темно-красным бархатом с тисненным геральдическим рисунком. Трибуны именовались по сторонам света и до сих пор заседающие, за редким исключением, располагались за трибуной соответствующей той части Империи, которую они представляли. Так, герцога Иберо, как и Ауралонского Первосвященника, можно было увидеть сидящим за Южной трибуной, и в то же время герцог Флавио абсолютно правомерно восседал за Восточной, а Фросты не променяли бы свою Северную ни на какую другую. Лишь Западная трибуна немного выбивалась из общего распределения, потому как за ней восседали представители центральных семей Нортми, Барна и Конарэ, а также высокопоставленные столичные чиновники.
Итак, Высокий Совет собрался вновь…

    Акустика зала была устроена архитекторами таким образом, что даже негромкие слова, сказанные в специальном месте – Круге Красноречия, были превосходно слышны сидящим на самых удаленных местах. Бургомистр Рунна Бертран Фонтоне говорил уже несколько минут к ряду. Он приветствовал каждого из членов Совета, называя его звания, регалии и заслуги перед Империей. По торжественному случаю на груди бургомистра красовался отлитый из золота орден с изображением герба столицы; украшающие орден и массивную цепь изумруды и бриллианты переливались в лучах пробивающегося сквозь узкие окошки солнца. Бертран говорил спокойно и уверенно, методично выдерживая веками заведенную традицию представления членов Совета, и в конце своего выступления передал слово для благословения Ауралонскому Первосвященнику.

    Канцлер Рунна, герцог Альфред де Барна спустился с Западной трибуны и вышел в середину зала. Темным мрамором на полу был означен круг – специально отведенный для ораторов Круг Красноречия. В руке у канцлера был тяжелый церемониальный жезл с рубином в набалдашнике. Красный цвет не покидал канцлерский жезл уже не один десяток лет, но сам символ власти канцлеров Барна держал не так часто – ежедневная рутина и Малые Советы не требовали церемониала. Ударив концом жезла о мраморный пол и призывав к тишине, канцлер заговорил сам.

- Приветствую вас, благородные номены и номени! Если высокий Совет мне позволит, я бы хотел совершить некую прогулку. Правда, вместо императорского парка мы отправимся вглубь руннской истории, но подобный экскурс будет не менее освежающим.
В зале послышался ропот.
- Я прошу сохранять тишину. Это Совет, а не ярмарка. – Барна позволил себе заговорить громче, а конец церемониального жезла ударил о пол. – Мы ждали совета месяц, так извольте усмирить свое нетерпение!
- Итак, вы, несомненно, готовы назвать претендентов на престол. А кто-то, - канцлер обвел глазами собравшихся, - предпочел бы именовать себя, но предоставит эту честь другим. Задумайтесь, члены Совета, – не поступите опрометчиво.

Альфред де Барна продолжал:

«Никому не надо, я уверен, напоминать печальную историю одного из Советов, который заседал неделю, но так и не смогли выбрать повелителя. Не повторяйте старые ошибки. Тот, кого вы сделаете императором, положит начало новой династии на троне. О, я уверен, что у него найдутся люди, которые запомнят каждого, кто голосовал против. Не один десяток лет пройдет, пока те, кто впал в немилость, вновь обретут прежний фавор у нового повелителя. Помните о себе и о тех, кто станет носить ваше имя после вас и выбирайте осторожно.

Не стоит также впадать в иную крайность – раздробленность это прямой путь к усобице. Рунн силен лишь тогда, когда им правит один император, когда все земли объединены под могущественной дланью императора. Раздоры это страшная болезнь государства, его неминуемая гибель. Десятки лет прошли со времен той страшной войны, что едва не убила Рунн, изгнала его законного правителя из столицы, сделала бесплодными земли и сердца людей. Мое сердце до сих пор скорбит о сожженных деревнях и разграбленных городах. Миролюбивые жители Руна покинули семейные очаги, мастерские и лавки для того, чтобы кануть в кровавой бойне, алкать и призывать насилие и смерть на головы своих братьев. Многие, многие и по сей день наполнены печалью тех ужасных лет.»

    Герцог Торнхейм, и без того мрачный, помрачнел еще сильней и яростно закивал, подтверждая слова канцлера.

- Выбор ваш сегодня будет затруднен еще и тем, что почивший император, да пребудет он в милости Каспиана, не оставил прямых наследников. Я позволю себе напомнить членам Совета о праве престолонаследия. – В зале притихли, приготовившись слушать. Взгляд канцлера наткнулся на откровенно скучающего герцога Конарэ, усердно рассматривавшего то потолок, то собственные ботфорты.

- Итак, мы знаем три права о наследовании. Первое, - право крови, – по нему наследует ближайший родственник почившего повелителя. Далее, право воли, по которому наследует приемник императора, ежели таковой означен в изъявлении последней воли. Как, вероятно, известно членам Совета, приемника не существует. И, наконец, право чести, - наследует родственник повелителя, в чьем происхождении нет изъянов.

- Выбирайте, номены и номени, - сегодня судьба Рунна, судьба всей империи в ваших руках. Тот, кто возвысится сегодня, принесет Рунну славу или низвергнет его в пропасть разрушения. Выбирайте и да поможет вам Каспиан!

    Вышедший вслед за канцлером Первосвященник ограничился короткой молитвой и благословением всех присутствующих. Сев на место, Бонифаций сплел пухлые пальцы на объемистом животе и сонно полуприкрыл глаза. Что впрочем не помешало ему прекрасно видеть все происходящее.
    Снова сменивший его Альфред де Барна дождался полной тишины и приступил к делу.
- Поскольку покойный Император не оставил прямого наследника, а также не составил завещания, где мог бы указать своих возможных преемников, ответственность выбора ложится на наши плечи. Ближайшей родственницей является принцесса крови Асни Александрит-Райм, дочь принца Авентина. Второй претендент – герцог Диего-Альберто Иберо, прямой потомок младшей линии Александритов от принца Фердинанда.
- Асни Райм снимает свою кандидатуру, - Первый Тан поднялся с места и подчеркнуто сдержано кивнул головой.
    При упоминании герцога Иберо на Южной трибуне послышались возгласы одобрения. Соратники Иберо ликовали – после того, как Первый Тан снял кандидатуру Асни Райм у герцога не осталось соперников. На прочих трибунах члены Совета старались сохранять спокойствие, хотя некоторые решили поскорее выразить свое почтение новому повелителю. Хотя за герцога еще должны были отдать голоса члены Совета, но раз из претендентов остался только он, многие посчитали что императорская корона уже красуется на черных волосах молодого герцога.

    Предупреждения канцлера не пропали втуне – члены Совета решили своевременно упрочить свое положение. У новоиспеченного императора всегда прибавляется число друзей, соратников из тех, что выжидают победного момента, а потом делают вид, что поддерживали повелителя с самого начала. Так добывают власть для себя и потомков.

    Зал Совета наполнился шумом и взволнованными голосами, которые, однако, моментально затихли по требовательному жесту канцлера. На Восточной трибуне потребовали внимания.

Все женщины, как женщины.. а я - Богиня! ©

Чего хочет женщина – того хочет Творец! © народная руннская мудрость.

    И почему ей до этого казалось, что время идет очень медленно? Нет! И нет! Слишком быстро распахнулись двери, очень быстро и она не успела вздохнуть, ступая в огромный Зал Совета. Вздох замер где-то в груди, когда маленькая ножка в фиолетовой туфельке ступила на порог Зала, белокурая головка поднялась, а желтые глазищи медленно, царственно оглядели присутствующих. Они - те, кто сейчас смотрели на нее - скоро приклонят головы, приветствуя свою Императрицу. На короткий миг глаза Лианны задержались на двух женщинах - их она угадала безошибочно - Эрмина Иберо и Екатерина Барна. И эти гордые головы скоро будут покорно склоняться, славя ее - Лианну...

    ...Поздним вечером серебристоволосая девушка стояла напротив высокого человека с проницательным, улыбчивым взглядом и грелась в свете его улыбки:
- Вы так прелестны и юны, дитя мое.
    Лианна улыбнулась, сжимая в кулачок пальцы левой руки:
- Я волнуюсь.. И мне кажется, что это очень заметно. Это неправильно?
- Это неудивительно, девочка, - теплая ладонь коснулась белоснежной щечки девушки, темные глаза сверкнули ободряюще. - Но улыбка будет лучшим украшением этого лица.
    Евгений Флавио - владыка Флавии, способный подчинить себе весь мир по собственному желанию, как сказал про него Страд. Сейчас он стоял за спиной отца, глядя своими темно-фиолетовыми глазами в зарумяневшееся личико девушки. Ли чувствовала его присутствие и это заставляло ее существо еще больше трепетать: желание, волнение, ожидание... В головке, украшенной серебристыми косами, все перепуталось.
- Вы завтра будете на Совете? - вырвалось у девушки и она тут же смутилась: "Вот глупая! Конечно он будет.."
    Красивое лицо герцога Флавио вновь осветилось отеческой улыбкой:
- Я не смог бы пропустить ваше появление в свете, дитя мое. Теперь я буду ждать его с особенным нетерпением, - он чуть повернул голову вправо, бросая взгляд на сына и вновь возвращаясь к заметно успокоенной девочке, засиявшей от того, что ее оплошность не была наказана. - До скорой встречи, Лианна.
    Мужчина склонился и губы его коснулись лба девушки...

    ... Она посчитала это благословением. И теперь с удовольствием встретила нежный и внимательный взгляд герцога Флавио, который едва заметно соединил ладони обеих рук. Лианна чуть наклонила головку, которую венчала прическа изображающая корону, украшенную сверкающими, сапфировыми шпильками. Тонкую фигурку новоявленной претендентки охватывал фиолетовый шелк дивного платья, оттеняющего ослепительно белоснежную кожу, блистающего алмазной россыпью звезд, украшающих его. На груди сияло бриллиантовое колье. Именно так впервые появилась на Совете, пред лицом правителей разных стран Империи будущая императрица - Лианна I. На ее губах заиграла уверенная улыбка, а глаза сверкнули, когда долгожданный вдох прогнал вдруг возникшую перед глазами тень. Странная это была тень, но быстро растворившаяся среди бликов света, падающего из окна. Они сидели вокруг, рассматривая ее и, вероятно, чего-то ожидая. В ответ девушка просто улыбалась, встречая взгляды, направленные на ее лицо и как ей казалось все уже было решено. В светловолосой головке не могло родится даже подозрения на то, насколько верно ей казалось. Инстинктивно она направилась к темному кругу, к ней быстро подошел молодой человек, искренне улыбнувшийся, когда желтые глаза Ли встретились с его глазами:
- Мое имя - Юрий Глинский. Я вижу, что Эстерад не преувеличивал, когда говорил о вас, - он протянул ей руку, в которую она вложила свои пальчики, и помог встать в центр круга.
- Он правда не преувеличивал, - еле слышно проговорила девушка, окидывая восхищенным взглядом весь зал. - Это действительно сказка.. в которой я - Королева.
    Юрий еще раз улыбнулся этим словам и обернулся к собранию:
- Вот та, о которой я говорил: Лианна Александрит-Глинская.
    Отчего-то вновь сжались пальчики левой руки и медленно разжались, чуть коснувшись висящей на поясе сумочки, почти незаметной, так как сделана она была из того же материала, что и платье. Ей никогда не были знакомы взгляды, которыми строгие, но справедливые родители удостаивают своих детей, когда те добиваются чего-то значительного в своей жизни. А сейчас на нее смотрели люди, которые наверняка были строже любых родителей. Но они оценят ее триумф!
- Я не сомневаюсь, что у столь прекрасной номени есть документы, доказывающие ее происхождение? - этот полувопрос исходил от кого-то из строгих наблюдателей.
    Лианна плавным жестом перехватила свою сумочку и неторопливо достала бумаги, которые так тщательно подготовили и сберегли для нее. Дожидаясь, когда один из писарей возьмет их, Ли впервые подумала о том, какими были ее родители. Желтые глазищи посмотрели прямо в лицо стоящего чуть в отдалении Юрия. Он был единственный кого она могла разглядеть достаточно внимательно, да еще являлся ее родственником: была ли ее мать такой же спокойной и уравновешенной? Улыбалась ли она также ободряюще и нежно? Насколько властным был ее отец? Наверняка он был красив. Эстерад говорил, что покойный Император – ее брат по отцу – был удивительно красивым человеком. Что же касается характера…. На все воля Творца.
    Лицо подошедшего писаря светилось любопытством, но он лишь молча забрал документы и передал их величественному человеку в красной мантии. Тот молча изучил их, задумчиво посмотрел на новую претендентку и заговорил:
- К сожалению те, кто мог бы лично подтвердить ваше происхождение - давно мертвы, - рука его чуть коснулась груди, отдавая безмолвную дань памяти. - Нет ли у вас живых свидетелей?
    Мраморные щеки Ли окрасились очаровательным румянцем, но через мгновение она набожно прижала к груди руки, возводя глаза к невидимым сейчас небесам:
- Лишь Творец, который видит нас и читает мысли каждого из нас, - она узнала голос задавший и тот, самый первый вопрос. Желтые глаза засияли, когда она вновь обратилась к этому человеку. - Я росла в монастыре, где от меня долго скрывали правду о моем происхождении, но настоятельница хранила эти документы и небу было угодно, чтобы в этот трудный и опасный для моей родины час я узнала о своем высоком рождении!
    Нежный голосок задрожал, словно пытаясь сдержать слезы. Она действительно разволновалась, потому что верила тому, кто помог ей появится тут и не могла подвести тех, кто верил в нее. Рядом опять встал Юрий Глинский, чей кроткий взор тоже был устремлен на собеседника Лианны:
- Разве подписи Императора, названного при жизни - Святым и Справедливым - недостаточно, чтобы убедить вас? Вы уже не узнаете руку того, кому верно служили долгие годы, канцлер? Или вам претит мысль, что в крови этого ангела течет и наша кровь?
    Но человека в красной мантии было не так легко смутить:
- Прошу прежде всего - спокойствия, - он передал документы сидевшему рядом человеку и тот, вслед за канцлером, начал придирчиво изучать их. - Магия и колдовство может завести в страшные дебри.. и может обмануть даже верных. - Ли ощутимо почувствовала, как внимательный взгляд говорившего пронзает все ее существо, но уже не смутилась, так как действительно не поняла сути его слов, наивно хлопнув длинными, черными ресницами и чуть склонив увенчанную королевской прической головку:
- Прошу прощения, но о чем вы?
- Право, не будь так уважаемо место, где вы председательствуете, Альфред, я бы вызвал вас на дуэль, защищая честь и достоинство моей родственницы!
- Не забывайтесь, княжич, - в спокойном голосе зазвенел металл. - Помните кто стоит перед вами!
- Лишь когда вы проявите достаточное уважение к той, которая пришла к вам, канцлер, - решительно сделал еще один шаг вперед Глинский.
    На мгновение воцарилась полная тишина, замолкли перешептывающиеся члены совета, которые внимательно следили за происходящим, замерли испуганные писаки с дрожащими перьями в руках, даже тихий шепот времени - застыл на долгий миг, чтобы озарится миролюбивой улыбкой Первого Канцлера:
- Поэтому не будет дуэли. Будет перерыв, необходимый нам для проверки документов и вынесения решения.
    Ли почувствовала, как ее руку осторожно берет молодой княжич и взглянула на него:
- Я провожу вас, Ваше Императорское Высочество, - мягко и ласково сказал Юрий, подчеркивая самый факт появления девушки в Зале Красноречия.
    Еще мгновение назад она чувствовала себя Императрицей в окружении подданных, которые только и ждут, когда им позволят принести присягу.. и вдруг - двери открываются вновь, но она еще не коронована. Зачем-то понадобился перерыв и глупые проверки. Ли безотчетно последовала за княжичем, невольно удивившись взгляду, которым удостоил ее выход герцог Флавио. Взгляд этот предназначался ни ей, а кому-то из находящихся за ее спиной, в ложе, украшенной черно-красными цветами. При выходе из зала Совета их встретил Эстерад, за спиной которого она заметила равнодушного ко всему происходящему наемника. Серебристоволосая головка поникла - опять ждать. Ждать это так противно! Просто ненавистно!
- Вы были очаровательны, Лианна, - из голоса молодого Глинского исчезли грозные ноты и на лице появилась мягкость и даже застенчивость, когда девушка подняла на него взгляд.
- Спасибо вам, Юрий. Без вам мне было бы в сто раз труднее, - теперь голос непритворно дрогнул, в глазах сверкнули слезы. - Страд, они меня не выбрали.
    Его рука уверенно скользнула к ней, приобнимая и отводя. Вокруг их и все еще стоявшего рядом Глинского - немедленно выросли флавийские наемники. Ли почувствовала внезапно нахлынувшую усталость, хотелось лишь прижаться к любимому и быстро покинуть дворец.
- Им придется это сделать... - в голосе Страда послышался тихий рык.
- Ты их заставишь? - с детской уверенностью в чуде спросила Лианна.
- Если будет надо - я перебью полсовета, чтобы оставшиеся выбрали тебя. - Он повернулся к княжичу и отвесил ему признательный поклон. - Я не забуду этого, друг. Как тебе наша будущая Правительница?
- Она была похожа на ангела.. и - уверен - многие это поняли.
    Ли слабо, но тепло улыбнулась:
- Я всегда буду рада видеть вас, Юрий.
- Равно, как и я, - поддержал ее Страд. - А сейчас позволь, я отведу мою девочку домой. Ей нужно отдохнуть и набраться сил перед следующим действием.

Сообщение отредактировал Блэйз - 13.01.2006, 18:30

[Валентина Ольшанская]

1 день месяца Иглы.
Рунн.

- Ну же, Маргарет, решайся! - Кларисия Торнхейм требовательно топнула ногой.
- О Боже! Я не знаю. Вдруг кто-то узнает. Отец будет... будет в ярости.
Белые пальчики Маргарет не решительно теребили кружевной платок. Ещё чуть-чуть и от платка останутся лохмотья.
- Марго, ты сама хотела пойти. Кто рассуждал о том как интересно бы было взглянуть на цыган, посмотреть табор, узнать будущее... - Вмешалась Валентина.
- Но... но я не говорила...
- У нас может не буть другого шанса. Только сейчас все озабоченны Советом и никому не будет до нас никого дела.
- Я не знаю....
- Маргарет фон Хирш - ты трусиха!
- Я!
- Именно. Сначала раздразнила нас своими мечтами, а когда пришла пора действовать, ты идешь на попятный.
- Хорошо. Хорошо. Мы едем. Но право я не знаю...
Валентина и Клара подхватили нерешительную под руки и увлекли за собой.

План был разработан с тщательностью военной компании. Сопротивление баронесы фон Вейд было сломлено уверениями что обе её "поднадзорных" отправляются на прогулку в надежнейшей компании дочери князя и её сопровождающих. Сама же Клара вовсе не стала никому ничего объяснять. Неожиданным препятствием стала засада в лице племянника Гийома засевшего на конюшне и приказом сопровождать Маргарет и Валентину, если тем вздумается прогуляться в город. Впрочем препятствовать в их прогулке он не стал. Узнав, что они отправляются в компании Клары Торнхейм , он совсем повеселел.
- Что делать? Он поедет с нами. - Шепнула сестре Валентина, пока юноша седлал для себя лошадь.
- Я так и знала что ничего не выйдет. Самое большее нам светит прогулка по Королевскому городу. Не дальше.
- Может Клара что-то придумает.
Ответный взгляд сестры был полон сомнения.
Клара не терпеливо привстала в стременах, когда девушки вышли из конюшни, и нахмурилась увидев нежеланного провожатого.
- Дядя приказал ему сопровождать нас. - Пояснила Валентина.
- Э... - Юноша растерянно оглянулся. - А... Э... А разве... Ведь дочь князя должны сопровождать...
- Я еду куда хочу и с кем хочу! - Резко бросила Клара. - А твое дело молчать и ехать, раз уж тебе приказали.
Девушка изловчилась и подстегнула кнутом смирную лошадка Маргарет от чего та рванула со двора.
- Клара! - Валентина рванулась за подругой и кузиной. К счастью её жеребчика не пришлось подгонять.
Клара задала темп вполне приемлимый для лошадей подруг, но совсем не подходящий для лошади "сопровождающего". Он невольно начал уже отстовать пока они ехали вдоль берега по Королевскому городу.
- Номени! Номени, подождите!
- Клара! Давай остановимся.
- Вот ещё!
- Но так нельзя.
- Вы хотите попасть в табор?
- Хотим, но не обязательно убегать. Мы вполне можем его уговорить ехать с нами. В конце концов надо же будет кому-то охранять лошадей. - Рассудила Валентина.
- Тогда подождем его у Леонидова моста. - Решила Клара.

У Леонидова моста юноша как и его лошадь были уже порядочно запыхавшимися.
- Номени, вы не могли бы ехать по-медленнее. - Взмолился он.
- Я не люблю медленно ездить, - беспощадно отрезала Клара.
- Я надеюсь вы не поедете дальше, - в голосе юноше появился ужас.
Бедняга начал осозновать что прогулка по Корелевскому городу хоть и быстрая не удовлетворит дочь князя.
- Конечно поедем. И ты не можешь мне указывать куда ехать.
- Барон оторвет мне голову.
- Это твои проблемы. Здесь совершенно негде разогнаться. Валентина, я так хочу посмотреть на что способен твой новый конь.
- Он ещё не мой, - вздохнула та. - Дядя пока не сказал окончательного слова. Мне будет жаль с ним расстаться.
- Тогда тем более. Как можно расстаться с лошадью и не узнать на что она способна?!
- Ох... Может вы все же...
- Не ной, Герберт. Я обещаю что дальше по городу мы поедем по-медленнее, чтоб ты не отстовал от нас. - Валентина чуть задумалась. -Если конечно...
- Что конечно?
- Не будешь слишком назойливым.
- Номени, я...
-Твое слово ничего здесь не значит, - снова вмешалась Клара. - Будет так как я хочу. Поехали.

Несчастный сопровождающий не успевал ни возражать, ни препятствовать передвижениям трех девушек. Буквально через пол часа они выехали за город. А Клара увидев табор заявила, что хочет пойти туда. Вот тут уж Герберт попытался встать стеной. Но как всегда не учел настойчивости Кларисы. Он ничего не мог сделать когда дочь самого князя заявляла "я так хочу". В итоге несчастный остался охранять лошадей, проклиная, конечно мысленно, всех дочерей князя вместе взятых. И глазами полными страдания провожал любимую племянницу и дочь своего хозяина, которых Клара взяла с собой в табор "для сопровождения её особы".
- Бедняга.
- Ничего. Постоит с лошадями.
- Он так переживает. - Снова пожалела юношу Маргарет.
- Ничего. Когда вернемся, я намекну ему что все это может остаться между нами. И никто не узнает каким негодным он оказался сопровождающим. - Притворно вздохнула Валентина.
- Сразу видно что ты племянница Хирша, - хмыкнула Клариса. - Такая же хитрая.
- Да?
- Ох...
Маргарет в испуге отшатнулась от маленьких грязных ручек которые дернули её за подол.
- Добрая номени, дай монетку. - Попросила девочка лет пяти в ярком платье с распушенными волосами и хитрой белозубой улыбкой.
- Господи Маргарет, это всего лишь ребенок. Дай ей денежку. - С укоризной взглянула на кузину Валентина.
Монетка исчезла в грязной ручонке.
- Номени, хотят посмотреть табор? Я могу вам все показать. Или номены хотят узнать будущее, погадать на судьбу и узнать имя суженного?
Ребенок блеснул лукавыми черными глазами.
- Именно это и хотят номени, - ответила за всех Валентина.
- Ай на-нэ на-нэ, вы будете моими гостями. Гость для нас свят. Вас никто не обидит.
Хоть покровительство и было сомнительным, но девушки не стали его отвергать. Табор оглушил и ошарашил девушек своим шумом, весельем, обилием красок и какой-то своей непонятной, почти лихорадочной жизнью. После мрачного дома Торнхеймов, после Брамера со строгими порядками здесь все было слишком. Слишком ярким, шумным, праздничным. Казалось здесь не прекращался какой-то не понятный карнавал. Клара смотрела на все с интересом, но несколько отстраненно. Маргарет этот праздник жизни напугал и она пыталась раствориться между своими подругами. Валентина пыталась не потеряться в обилии красок и не потерять их маленькую проводницу.
- Давайте уйдем от сюда. Давайте уйдем. - Проборматала Маргарет.
- Марго, ну же. Мы уже здесь.
- Я кажется п-понимаю п-почему цыган не пускают в Брамер.
- Да не трясись ты так. Нас здесь не съедят.
- Пусть только попробуют. - Сверкнула глазами Клара.
- Марго, не вздумаю упасть в обморок. - Валентина обняла пошатнувшуюся кузину.
- Эй ты! Как там тебя? - Клара окликнула девочку. - Нам нужна вода. Нашей подруге плохо.
- Ай, вай мэ! Сейчас! Кариэ! Кариэ!
Поспешила девочка к одной из разноцветный кибиток. На её зов появилась цыганка. Уже не молодая, но и не старая. Очень статная и по своему все ещё красивая. Она в одно мгновение оценила обстановку. Перехватила ослабевающую девушку из рук Валентины и Кларисы.
- Ай-яй, разве можно так, красавица.
И увлекла всех троих к себе в кибитку. Клара неловко застыла на пороге, впрочем с любопытством оглядываясь. Валентина помогла усадить кузину и уговорилу ту выпить бокал вина, который дала им цыганка. Вино видимо оказалось слишком крепким и Маргарет почти мгновенно захмелела.
- Ой как все кружиться...
- Марго, с тобой все хорошо.
- Ага. Вино такое... От него внутри тепло и весело.
- Ай-нэ, хмель быстро пройдет. А я знаю зачем вы пришли. - Изрекла цыганка.
- Это и так понятно. - Фыркнула Клара.
- Ай-ей, раз смелая такая, тебе первой гадать буду. Не боишься.
- Я?! - Возмутилась Клара.
- Только здесь гадать не буду. Гадать с глазу на глаз надо. Карты суеты не любят. - Цыганка сделала приглашающий жест за полог разноцветный полог разделяющий кибитку.
Клара и гадалка скрылись за пологом. Валентине стало не по себе. Шум табора приглушался стенками, Маргарет бездумно посмотрела наверх и захихикала.
Кларисия пробыла с цыганкой наедине всего минут пять. Она вышла слегка растеренной и задумавшейся.
- Теперь твоя очередь, красавица. Да нет, тебе говорю. - Кивнула на Валентину цыганка. - Свою сестру оставь. Ей сейчас гадать бесполезно, что скажу в голове не задержится.
- А если я не хочу?
- Ай-нэ, упрямая какая.
- Я свою судьбу итак знаю.
- Что знаешь, что не знаешь. А что нагадаю - сбудется. Боишься туда идти, так дай руку так скажу. - Цыганка ловко ухватила Валентину за руку и повернула ладонью к верху. - Ай на-нэ на-нэ, жизнь твоя с горя началась. Верно говорю? Да? Близких ты потеряла. А счастье впереди будет, любовь будет. Хочешь чтоб дальше сказала? Да? Карты кинуть надо. А здесь больше ничего не скажу.
- И не надо. Спасибо. Нам пора. Марго, пошли.
Девушка поспешила выйти из кибитки гонимая не ясным предчувствием.
- Счастливая будешь. Не смотря ни на что. Верь мне. - Сказала ей в догонку цыганка. - Верь мне.
Маленькая проводница как ни странно ждала их у входа.
- Кариэ - хорошая гадалка. К ней часто из города молодые номены ездят.
- Наверно. Проводишь нас?
- Ай-яй, уходите уже? А у нас самое веселье вечером. Вечером приезжайте. Не пожалеете.
Валентина спешила уйти из табора и увести подруг. Цыганка сама того не зная задела у неё что-то внутри и вывела её из привычного равновесия. Что было не так? Может ей действительно чего-то не хватало?

По городу они ехали, к удовольствию провожатого, почти не торопливо, но только до Леонидова моста. Тут Клара стряхнула с себя странную задумчивость и поморщилась.
- Глупости все это! Валентина, мы так и не испытали твоего красавца?!
- В следующий раз.
- А может сейчас? Давай на перегонки вдоль той стены? Улица совсем пустая.
- Не знаю.
- Ой, Валентина, действительно давай. Пряма как дома! - Оживилась Маргарет.
- Ты себя хорошо чувствуешь? - С сомнением вгляделась девушка в разрумянившиеся лицо кузины.
- Конечно. Ну давай! Спорим я первая до конца стены доскачу.
Не дожидаясь подруг она резко пришпорила лошадь и понеслась вскачь по пустой улице.
- Что?! - Клариса рванулась за ней следом.
- Ну уж нет! - Валентина с удовольствием включилась в погоню и рванулась следом.
Цокот копыт отдавалсь по мостовой. Ветер бил в лицо. Валентина перенесла свои вес на носки, пригнулась к шее лошади. Подруги успели на какое-то расстояние опередить её, но Клара уже начала обходить Маргарет. Валентина успела только увидеть как седло кузины начало странно съезжать на бок, увлекая за собой всадницу...
Валентина еле смогла остановить коня возле упавшей.
- Марго! Марго!
О боже! Мертва? Жива? Что мне делать?
Валентину охватила паника. Она попыталась нашупать пульс, но руки слишком дрожали. Спустя минуту к ней присоединился Герберт, а затем и Клара.
- Нет. Нет, она живая. - Бормотал юноша, который все же смог нащупать пульс. - Я так и знал! Так и знал, что все это плохо кончится! Нам нужна помощь. Лекарь.
- Я приведу! - Кинулась к лошади Клара.
- Герберт, вода... У тебя есть вода?
- Лучше лекаря дождемся.
- Дурень, давай сюда.
- Она и так в себя приходит.
- Ох...
- Маргарет, родная... ты как?
- М-мммм...
- Где болит?
- Всё...
- Что всё?
- Всё... болит..
- Не шевелись, Клара уехала за помощью.
- Как пить дать, барон оторвет мне голову. На галеры отправит.
- Да помолчи ты! Маргарет, не закрывай глаза! Слышишь?! Маргарет, пожалуйста...

Сообщение отредактировал Валентина Ольшанская - 18.01.2006, 21:32

[Алонсо Коррес]

1 день месяца Иглы. После Совета.
Рунн.

Твоя нежность пленила меня с первых минут
Окутала…навсегда

Алонсо долго ждал этой минуты. Теперь у него есть час-другой на то, чтобы принять ванну, переодеться и остаться наедине со своими мыслями в полной изоляции от всего.
Совет внёс и внесёт серьёзные изменения в планы и в жизнь самых известных и не очень людей Империи. Всё, что произошло надо хорошо обдумать, и надолго нельзя отлучаться из дворца, мало ли какой ещё сюрприз ждёт их всех. Герцог сегодня ещё вернётся туда, но со свежими силами.
Рунн жил Советом. Каждый уважающий себя житель столицы не мог не поделиться с кем-нибудь своим мнением о происходящем. Кто-то где-то даже принимал ставки на то, кто станет новым императором. Говорят, были даже те, кто на Каспиана ставили. Но герцог Фортады сомневался в том, что они были здоровы или хотя бы трезвы.
У широких ворот в свою резиденцию Корреса уже ждал Рико, который разглядывал яблоко в своих руках. Видимо не найдя ничего странного откусил от него приличный кусок.
- Что-то произошло? - Алонсо, не останавливаясь напротив юноши, проехал во двор особняка.
- Там номени Клара Торнхейм - жуя, Рико направился вслед за своим герцогом, - во время конной прогулки её подруга номени Маргарет упала с лошади. Хорошо, что это было неподалёку. Антонио помог им. Доктор осматривает её.
- Они вдвоём? - Коррес спешился.
- Нет. Там ещё номени... Валентина, кажется, и их сопровождающий.
- Ты можешь быть свободен.

О горячей ванне можно было забыть, а вот переодеться всё-таки было необходимо. Алонсо сначала прошёл к себе в покои, а после уже с бокалом фортийского направился в гостиную. Там герцога ждала Клариса, она очень живо и буйно начала рассказывать, о том что произошло. О её характере Алонсо был наслышан. Чтобы справиться с этой девушкой, обаяния одного явно не достаточно. Из рассказанного герцог понял, что карета скоро будет и пострадавшей уже ничего не грозит. Девушка проводила Корреса в одну из спален, сколько их в доме мужчина никогда не знал, где и лежала Маргарет. Перед дверями сидел сопровождающий девушек, он хотел встать и поприветствовать герцога, но Алонсо лёгким жестом руки остановил его, в восторженных глазах юноши можно было легко угадать, что о герцоге Фортады он наслышан.
На краю большой кровати сидел личный лекарь Корресов, на высоком стуле у изголовья сидела третья девушка, видимо она очень сильно переживала и даже не обратила сначала внимания на вошедших. Доктор, увидев Алонсо, улыбнулся, что говорило о том, что с девушкой всё будет хорошо.
- Я думаю, вы меня извините, но номени Маргаритой нужно поставить свинцовую примочку. - Доктор слегка приподнялся с кровати.
- Конечно! Валентина, идём. - Клара взяла девушку под руку и вывела из спальни.
Алонсо слегка задержался уточнив, что с пострадавшей. Когда герцог покинул комнату, его взору предстала картина, как Клара давала указания сопровождающему их юноше сидеть у дверей и никуда не отходить. Это вызвало улыбку на лице Корреса, и Торнхейм заметила это.
- Герцог, познакомьтесь с моей другой подругой, Валентиной Ольшанской. - Представила девушку Клара.
Только сейчас мужчина увидел лицо обладательницы красивых тёмных волос. И как только её глаза столкнулись взглядом с его, сердце на мгновение у Алонсо замерло, что очень удивило самого герцога.
- Кажется, мы с вами встречались? - Коррес ослепительно улыбнулся Валентине.
- Да? - девушка сначала растерялась.
- Когда вы выбирали себе лошадь.
- Простите...- Валентина слегка сморщила красивый лобик пытаясь вспомнить. - Ах да! Конечно. Простите меня, герцог - она очень красиво улыбнулась. - Теперь я знаю, что вы герцог. Вы очень добры.
- Не стоит. Антонио, принеси нам вина - Алонсо говорил негромко, зная, что слуга рядом. - Я вас никуда не отпущу. Гмм... по крайне мере пока не угощу лучшим вином Империи, не покажу дом и сад, кстати один из самых больших в Рунне.
- А мы и не откажемся - Клара не растерялась. - Начнём с оружейной, наверняка же в доме генерала кавалерии есть такая комната.

Они долго гуляли по просторным и светлым комнатам резиденции цветочной страны. Алонсо для себя понял, что дома не знает совсем. Оружейная комната произвела на Клару огромное впечатление. Оторвать Торнхейм от оружия было невозможно, казалось, она не видит ничего вокруг. Девушка сняла со стены, с разрешения хозяина, огромный меч и начала на удивление Алонсо резво им размахивать. Она так увлеклась, что не заметив оставленного, ей же на столе, бокала и задела его. Всё содержимое вскоре красовалось алым пятном на платье девушки.
- Пустяки! - Клара подняла меч снова.
- Вы меня, конечно, извините, - Алонсо мягко положил руку сверху тяжеленного клинка - но я так это оставить не могу. Думаю, вам стоит привести себя в порядок.
- Нет, нет герцог. Ничего страшного.
- И слышать ничего не хочу, Клариссия. Здесь вам придётся уступить мне, хотя бы как хозяину дома, - настаивал Коррес.
Алонсо ещё долго пришлось уговаривать девушку и с немалыми усилиями, всё-таки поручил юную Торнхейм служанкам.
Вернувшись Коррес заметил небольшую растеренность Валентины и извинившись, за то, что на некоторое время оставил девушку одну, предложил прогуляться по саду.

- Это больше похоже на лес, - Валентина улыбнулась, - здесь так красиво.
- Спасибо, слышать это от вас для меня большая честь, номени. Я люблю работать здесь. Вам обязательно надо побывать в Фортаде. Она вся, как этот сад. Ваша улыбка... украсила бы её ещё больше.
- Я много читала о юге. О Иберии и Фортраде. - На лице Валентины появился милый румянец от смущения. - У вас много красивых праздников и обычаев.
- Тогда решено! - Алонсо звонко засмеялся - Я вас жду в гости, номени Валентина. И никаких возражений!
Они ещё долго говорили обо всём, что было хоть как-то интересно. Коррес никак не мог оторваться от глаз Валентины, ему хотелось, чтобы этот день никогда не кончался. Потом к ним присоединилась Клара принявшаяся рассказывать, как её развеселили служанки, когда удивлённо хлопали глазами видя, как она ловко орудовала шпагой Рико у ворот.
- Проклятый! Я совсем забыла, что карета давно нас ждёт. И Марго наверное уже потеряла нас. - Клара мгновенно бросилась к дому.

Когда девушки уже сидели в карете и рассыпались в благодарностях герцогу, Алонсо взял своевременно подготовленный Рико букет цветов.
- Примите от меня эти цветы, номени Валентина, - герцог сверкнул своей ослепительной улыбкой - Они из моего сада, который вам так понравился. Надеюсь они будут напоминать вам об этом дне... до следующей нашей встречи.
Он точно знал, что она состоится. Глаза Валентины сказали ему об этом.

[Народ]

02 день месяца Иглы.
Шенбрунн. Зал Совета.

- Совет рассмотрел бумаги, представленные Лианной Александрит-Глинской и признал их подлинными. – от этой короткой фразы по трибунам побежала волна шепотков, вскоре однако смолкшая. Слишком высоко поднялись ставки, чтобы можно было упускать происходящее из виду. Девичья фигурка в центре зала, казавшаяся еще более хрупкой из-за строгого черного платья, выше подняла голову.
          Евгений Флавио улыбнулся и с интересом продолжил следить за развитием событий. Жорес Фьер увидев на лице герцога выражение вежливого любопытства откинулся на спинку кресла и тоже не стал торопиться с высказываниями.
С трибуны северян, хранивших спокойствие, раздался голос Первого Тана:
- Совет не в полном составе.
- Если герцогу Иберо угодно блистать своим отсутствием… - выразительный жест, говорящий все, что можно подумать о таком поведении. Эрмина Иберо, рассеянно поигрывая черным кружевным веером, бросила на Первого Адмирала быстрый вопросительный взгляд, почти никем не замеченный. Он ответил кузине столь же молниеносным кивком и встал.
- Не легче ли предположить, что у герцога Иберо имеются очень важные причины для отсутствия? И что он с минуты на минуту появится, чтобы их предъявить? – и прибавил с легкой усмешкой. – Лучше начать открывать двери, к нам приближается персона, не любящая ждать.
- Не будет ли герцог Саджисский так любезен, чтобы пояснить… - громкий, нарочито громкий и уверенный стук в дверь. Словно у стоявших за ней нет и тени сомнения, что их могут не впустить. Повинуясь старому ритуалу, который сейчас казался весьма уместным, канцлер спросил:
- Кто хочет войти сюда?
          Прозвучало одно-единственное слово, и двери открылись раньше, чем сидящие в зале успели осознать вызов и перемены, которые нес им этот ответ.
Отзвуки чеканного «Император!» еще не покинули зал Совета, но их заглушил общий вздох.
          У него были золотые волосы. Не такие длинные, как у Александра. И синие глаза. Точно такие же, как у покойного Императора. И его лицо. Чуть другое выражение – не удовольствие от произведенного впечатления, скорее просто спокойствие. Но кто ищет подобные мелочи в такой момент. Все и так было слишком… да, именно ошеломляюще.
И посреди всеобщего потрясенного молчания Диего Иберо, выйдя вперед и оставив своего спутника в кольце охраны в цветах Юга, кратко и точно поведал Совету о происхождении и правах Контантина Александрита, единокровного и единородного брата умершего Императора и его законного наследника. Даже те, кто уже знал эту историю, прослушали ее еще раз с неослабевающим интересом.
          Во время рассказа Первосвященник успел спуститься с трибуны и оказался рядом с Константином как раз когда герцог Иберо замолчал.
- Господь с нами! – начал он тихо, не давая остальным участникам Совета времени для возражений и вопросов. – Ибо сей человек – ответ на наши молитвы. Я сам разрешил его от монашеских обетов, и короновал два дня назад. Империя без главы – вдова, беззащитная и немощная, порадуемся же вместе, что вдовство ее было недолгим.
          Если бы кто-то обратил сейчас внимание на серебристоволосую, хорошенькую девушку, застывшую неестественно прямо у восточных трибун, то этот внимательный наблюдатель увидел удивительную смену чувств, отражающихся на ее лице: восхищение, удивление, досада, разочарование, интерес. Все это быстро промелькнуло в широко распахнутых глазах, отражающих сейчас лишь одного человека - безмолвный, величественный, золотоволосый красавец стоящий в центре всеобщего внимания. Девушка крепко сжала тонкий веер, невольно волнуясь даже сильнее, чем в свое первое появление на Совете, когда все взгляды были обращены на нее. Сейчас никто не смотрел в ее сторону, но все ее существо было охвачено странным огнем. Лианна сделала глубокий вздох и тихо прикрыла желтые глазищи: какое удивительное зрелище.. и эта разволновавшаяся девочка, и в очередной раз пораженные члены Совета, и весь этот странный зал, как никогда похожий на большую сцену.

Самые великие победы начинаются с самых великих поражений © Флавийская мудрость

          Диего Иберо первым преклонил колено перед новым Императором, показывая другим пример:
          - Я присягаю на верность новому Императору – Константину XIII и клянусь служить ему и Руннской Империи!
          В торжественной тишине согласного с этим поступком молчания разнесся резкий выкрик Эстерада Флавио:
          - А я присягаю сильным мужчинам или красивым женщинам, но никак не монахам и чужим куклам!
          Диего обернулся и поднялся. Люди на восточной трибуне напряглись и непроизвольно подались вперед, иберийские солдаты придвинулись к Константину и взялись за гарды шпаг. Бесстрастными остались Север и Центр. Они молча взирали, как впервые сцепились юг и восток – пока только на словах.
          Неповиновение Императору – преступление против страны, но неповиновение воле церкви, признающей этого Императора – преступление против Господа. За первое отправляют на эшафот, за второе лишают душу бессмертия. Но еще слишком рано…
          Думая об этом, Евгений Флавио смотрел не на своего сына, а на герцога де Нортми. Мужчина в черно-белом колете соизволил оторвать глаза от Эрмины Иберо. Они едва заметно кивнули друг другу, и тогда правитель юго-востока поднялся со своего места впервые за два дня совета и возвестил всему миру:
          - Флавия присягает на верность новому Императору! – Глаза мужчины, наполненные уверенностью в своих поступках, строго смотрели на Эстерада, привычной доброй улыбки как не бывало, безобидный старик исчез. С этого человека можно было лепить статую Судии. В конце концов, все увидели настоящего герцога Флавио. Даже у святых кончается терпение, что же говорить о смертных. – Флавия клянется служить ему и Руннской Империи!
          Зал внимал. Евгений спустился с трибуны и остановился перед своим сыном и серебреноволосой девушкой, которая еще недавно должна была стать новой Императрицей, а теперь… Теперь она была претенденткой на трон, и очень опасной для Иберийцев, поэтому…
          - Идем, девочка. – Герцог протянул Лианне руку, и та вложила в нее свою изящную ладонь, потому что глаза герцога Флавио сказали ей «я знаю, что я делаю».
          Герцог преклонил колено перед Константином и Диего Иберо, стоящим рядом с ним, и уверенно и ободряюще кивнул Лианне, девушка присела в глубоком реверансе, но голова ее была поднята очень высоко, как у настоящей Императрицы. Она присягала, но она оставалась собой.
          - Мы принимаем вашу клятву. – Спокойно кивнул Константин.
          - А ваш сын, герцог, тоже присягает на верность новому Императору? – Спросил Диего Евгения, в то время как его глаза спрашивали Эстерада.
          Герцог Флавио непроизвольно сжал пальцы Лианны сильнее, девушка тихо охнула, но вернула рукопожатие и ободряюще улыбнулась. Девчонка схватывает на лету, из нее выйдет толк…
          - Конечно, он присягает, герцог Иберо. – Раздался веселый голос с западной трибуны. Никола де Нортми поднялся со своего места. – Ведь иначе его переубедят ваши люди и мои гвардейцы, думаю, что такого никому бы не хотелось.
          Хотелось, еще как хотелось! Евгений сдерживался из последних сил, так как спина уже задеревенела, не в его возрасте ползать на коленях перед мальчишками, но он сможет – ради Флавии, ради сына… И тут помощь пришла оттуда, откуда он ее совсем не ждал. Лианна поднялась и обернулась к залу совета. Окинув его величественным взглядом, она остановилась на Эстераде, который все это время стоял, с вызовом глядя на окружающих.
          - Маркиз Флавио присягнет новому Императору. Я прошу Совет простить его горячность, лишь самые наилучшие побуждения и мысли о моей судьбе заставили его сказать столь опрометчивые слова. – Твердость, какой нельзя ждать от бывшей послушницы, величие, которое течет в крови этой девушки.
          - Это так? – Настаивали Иберо. Зал ждал. А Страд молчал. Ну же… скажи эти проклятые слова, хоть раз подумай о своей стране, а не о собственном самолюбии! Ты сын Флавии, ее наследник, ее опора и надежда! Ты же сын Евгения…
          - Я присягаю. – То, что не смог даже отец, смогла возлюбленная. Но в этом был весь его сын, может оно и к лучшему.
          Герцог Флавио облегченно закрыл глаза и позволил своей руке коснуться пола, чтобы не упасть. Слабость? Только сильные люди могут ее себе позволить.
          Вот теперь мы действительно сыграем. Евгений поднялся и обратился прямо к Константину:
          - Ваше Императорское Величество, я прошу извинить моему сыну его дерзость, он молод и…
          Новый правитель Империи жестом остановил герцога Флавио, у него это получалось весьма неплохо – величественно и снисходительно. Кровь, подумать только, что делает с людьми кровь.
          - Мы прощаем его. И принимаем клятву.
          - Благодарю вас! – Это было искренней благодарностью, сегодня Евгений был уж слишком искренен, пожалуй. – Могу я просить вас отпустить меня и это невинное дитя, такое волнение не для моего больного сердца. – Попросил он снова, беря Лианну за руку, девушка это позволила.
          - Вы хотите забрать сестру Императора, герцог? Разве не во дворце положено ей жить отныне? – Раздался ледяной вопрос с северной трибуны, откуда его и можно было ожидать. Весьма предусмотрительно.
          - Я успел полюбить эту девушку, как собственную дочь за эти два дня, Первый Тан. Неужели совет сможет лишить старика дочери? – Евгений изобразил самую добрую и усталую улыбку из всех, на которые был способен. Теперь все зависит от Иберо. Если Диего поддержит Фростов, то Константин послушает их, это столь же очевидно, как то, что солнце восходит на востоке, а заходит на западе. Но Король Юга молчал, у мальчишки была честь к удаче Флавио.
          - Идите с миром, Мы ждем вас и свою сестру на официальной коронации. А за Флавию пусть пока ответит ваш сын, доказав Нам свою верность.
          Сладкая горечь поражения. Надменные лица на трибунах, кто-то из них радуется. Не кто-то – большинство, но есть и сочувствующие, и те, кто останется рядом до конца и на кого можно положиться – Жорес Фьер выглядел невозмутимым, но Евгений видел в его глазах немой вопрос. «Все хорошо» кивнул он, зная что Глава гильдий поймет и сделает все верно. На какое-то время всем придется откреститься от своих отношений с Флавией, и некоторые сделают это с великим удовольствием.
          А по залу уже неслось:
          - Нортми присягают на верность Императору… Фросты присягают на верность Императору… Барна присягают на верность Императору… Динштайны присягают на верность императору… - Все новые и новые удары кинжала, рвущего изодранное сегодня фиолетово-черное полотнище.
          Выйдя из зала, они увидели Диса, который сделал шаг к ним, но Евгений отрицательно покачал головой.
          - Останься, твоя забота Страд.
          - С вами все хорошо, Ваша Светлость? – Герцог заглянул во взволнованные золотистые глаза, все величие куда-то делось, и он увидел перед собой просто заботливую девушку, а не несостоявшуюся Императрицу. Что же, ей пора учиться – только из поражения куется настоящая победа.
          - Все хорошо, дочка. Все хорошо. – Евгений улыбнулся и положил свою вторую руку на ладонь Лианы, покоящуюся на сгибе его локтя, на бледных щеках мужчины появился румянец, только вот иголка в сердце никуда не делась. Теперь она уже никогда не исчезнет, до самого последнего дня, который будет… Нет, об этом думать не следовало. Сейчас думалось только о разносящемся под высокими сводами:
          - Райм присягают на верность Императору… Конарэ присягают на верность Императору… Валевские присягают на верность Императору… Рустем и Кирия присягают на верность Императору… Торнхеймы присягают на верность Императору…
          - Герцог Флавио! – Молодой мужчина догнал их, когда они прошли уже половину коридора, уводящего от зала Совета. Удивительно, от этого человека последнего он ожидал верности, а вот как выходит.
          - Что вы хотели герцог де Нортми?
          - Я могу вам чем-то помочь? – Мальчишка спокойно смотрел на него своими серыми глазами, и в них не было насмешки, к которой так все привыкли.
          - Все, что мне сейчас нужно – это оказаться поскорее дома. Мне и моей дочери. – Евгений посмотрел на Лианну.
          Никола тоже бросил взгляд на девушку, с большим интересом переводящую желтые глаза с одного герцога на другого, и кивнул.
          - Мои люди проводят вас к карете, скоро во дворце будет полно иберийских солдат, не думаю, впрочем, что вас задержат, но так будет лучше. – Он кивнул паре своих людей и сделал нужные распоряжения, гвардейцы отдали честь, принимая приказ.
          - Благодарю, но теперь вам лучше вернуться в зал. Будьте верны новому Императору, это сейчас единственное, что вы можете сделать.
          На эти слова капитан усмехнулся и ушел навстречу нескончаемому:
          - Корресы присягают на верность Императору… Прады присягают на верность Императору… Айсы присягают на верность Императору… Анфра присягают на верность Императору…
          Фамилии, армии, церковь, им не было конца и края. И все радостно клялись служить и пресмыкаться, потому что это было так по-человечески.
          В сопровождении двух гвардейцев герцог Флавио и Лианна покинули Шенбрунн по пустым коридорам и залам, которые очень скоро наполнятся новой жизнью, новыми придворными, новыми фаворитами, а вот как надолго – это теперь зависит от Флавио.
          Девушка шла, опустив голову и размышляя, когда еще одно крепкое пожатие мужских пальцев вывело ее из задумчивости. Головка поднялась и в глазах мелькнула улыбка, не отразившаяся на лице:
          - Он боится вас? - длинные ресницы очаровательно прищурились.
          Герцог Флавио изогнул бровь, задавая безмолвный вопрос:
          - Поспешность, - медленно проговорила девушка, склоняя голову с тяжелыми, серебристыми косами набок. - Герцог де Нортми так поспешно вас нагнал.. я удивилась... Он не похож на прирученного зверя.
          Евгений безмолвно следил за полудетскими рассуждениями своей подопечной и, лишь когда голосок замолчал, негромко проговорил:
          - Удивляйся, дочка. Но никогда не бойся зверей. Ни диких, ни домашних, потому что лишь благодаря нашему страху они становятся зверьми.
          Только в карете, уносящей их прочь от сегодняшнего проигрыша, Евгений заговорил вновь.
          - Прости меня и моего сына, девочка, за то, что тебе пришлось сегодня пережить.
          - Вам незачем просить прощения за всех этих людей, Ваша Светлость. – Снисходительно сказала Лианна. Она так и не отпустила его руки, позволяя чувствовать, что кто-то есть рядом. – Они еще заплатят за свою глупость…
          Герцог Флавио улыбнулся этим словам и, подумав немного, спросил:
          - Кровью? – Но, не дав ответу слететь с ее губ, продолжил. - Посмотрев на них сегодня, ты все еще хочешь корону, Лианна?
          Она смотрела ему прямо в глаза, она не боялась, она знала, чего хочет. И это очень хорошо, потому что, только прекрасно осознавая, на что идешь, следует делать следующий шаг.
          - Хочу! Хочу даже больше, чем прежде!
          - Ты ее получишь. – Улыбнулся он в ответ и добавил про себя «Даже если это будет стоить мне жизни».
          Пусть сегодня он бежит и унижается. Это вполне в духе великого зла, которым он слыл. Иберо не могут себе позволить такого из-за гордости, Нортми из-за чести, Фросты из-за непобедимости. Флавио могут позволить себе все, что угодно.

[Клара фон Торнхейм]

2 день месяца Иглы.
Рунн.
раннее утро

”Я пришпорила Вентуса, и ветер засвистел в ушах. Как я люблю это ощущение полета и свободы,  кажется вот-вот у Вентуса вырастут белоснежные широкие крылья и мы вместе оторвемся от земли. Еще мгновенье и не трава и деревья будут проноситься мимо, а мы будем нырять в мягкие и пушистые облака. И поэтому хочется мчаться быстрее и быстрее, что бы никто не смог угнаться, но не в этот раз. Рядом со мной скакали мои новые подруги Маргарет и Валентина. Я никогда и не могла подумать о том что моя жизнь так резко изменится. Никого ближе брата у меня и на свете не было никогда, а тут.
- Номени! Номени, подождите!
- Клара! Давай остановимся.
- Вот ещё!
- Но так нельзя.
- Вы хотите попасть в табор?
- Хотим, но не обязательно убегать. Мы вполне можем его уговорить ехать с нами. В конце концов, надо же будет кому-то охранять лошадей.
Да, идея с цыганами мне казалась довольно интересно, пускай это не много и пугало. Совсем малость. И мне хотелось без промедления оказаться на месте, но подгонять лошадей не было большого смысла. Не следовало мучить ни бедного юношу, который трясся в седле будто мешок с землей (видимо он был так взволнован нашим поступком, что не было сил взять себя в руки), ни девушек.

Когда мы остановились у Леонидова моста, нам пришлось некоторое время ждать нашего сопровождающего. Мне было больше смешно, чем жалко. Ну нельзя же так все близко к сердцу-то принимать. Маргарет все еще была как-то неуверенна в правильности в своих действий, но мы, кажется, смогли ее убедить в обратном.
Когда Герберт подъехал, на него было страшно смотреть, весь взмыленный, усталый. Бедняга.
- Номени, вы не могли бы ехать помедленнее. - Взмолился он.
”Еще чего”,  - мелькнуло в моей голове, дать тебя спуск, никогда!
- Я не люблю медленно ездить
- Я надеюсь, вы не поедете дальше
Как он смешен!
- Конечно поедем. И ты не можешь мне указывать куда ехать.
- Барон оторвет мне голову.
- Это твои проблемы.
Эта игра мне нравилась все больше и больше. Что может сделать этот юнец? Как он мне может перечить? Как он мне может что-то запретить? Ему ничего не остается как следовать за нами и выполнять все приказы.

Я оказались в кибитки с цыганкой. Внутри было темно, свет почти не проникал внутрь, подруг рядом не было. Я стояла одна наедине с цыганкой. Воздух был наполнен странным запахом, чем-то напоминающий жженую травку. Сознание понемногу стало затуманиваться. Цыганка же  пристально посмотрела в мои глаза и улыбнулась так, будто знает все мои мысли, будто знает все о чем я думаю, о чем мечтаю. От этого стало жутко, и мурашки побежали по спине

-Ты смелая и сильная, - произнесла она и схватила мою ладонь, и не сводя с меня своих глаз продолжила - но это ты так думаешь, точнее хочешь думать.
От этих слов внутри что-то кольнуло. Будто моя крепость по камешку рушится под вражеским напором и я с этим ничего не могу поделать.
-Свою смелость и силу тебе еще не раз придется доказать, и доказать не только другим, но и себе.
Женщина держала мою ладонь, и ведя по линиям свой грязный палец читала меня. Я для нее раскрытая книга, разрушенный замок. Или она меня заставляет так думать?
- И что же меня ждет в жизни?- твердым голосом спросила я.
- Твоя жизнь очень интересна и сложна, а тем и интересна, ее ждет много разных испытаний… – коварно улыбнулась цыганка,- но скажу главное, что знать хочешь, то и скажу. Любви да счастья ждешь. Все будет, только вкус то у них разный -у счастья и любви-то.
Я внимательно слушала и смотрела на линии руки, будто сама в них что-то вижу. Цыганка говорила медленно, так плавно будто на распев, да еще и этот запах жженой травы, нет она не смотрела мне в глаза, она все еще вела пальцем по раскрытой ладони и говорила, а я  почувствовала как меня клонит в сон. Я начала проваливаться в пелену дремоты, но я все слышала и будто  сознанием видела все что мне говорили.
- да, вкус разный. Будут в твоей жизни 2 человека, один молодой другой взрослый, которые и решат твою судьбу, которые и сделают из тебя сильную да смелую. Дадут ценные уроки. И только после этих самых уроков ты поймешь. Что счастье это не своя любовь, а чужая. Что счастье это не вечность, а мгновение. Что не того ты от жизни ждала, а только судьба всем правильная дана, и все что получишь, то бери и вникай, а то что мимо тебя пройдет то тебе и не нужно. Ты поймешь, что такое счастье, любовь и жизнь. 
Мысли совсем затуманились, голова потяжелела и веки стали закрываться сами – собой, но я набралась сил и спросила
-И это все, что вы можете мне сказать?
- если все знать будешь, жить не интересно будет.
После этих слов все тут же проснулась и перед глазами все прояснилась.  Цыганка все так же стояла напротив меня и усмехалась. Я протянула ей несколько монет и вышла к подругам…

С этого момента все будто в туман, мы поехали обратно. Как? Что? Зачем? Я плохо соображала, пока мы скакали, в голове вертелись разные мысли, бесконечные вопросы. Верить этой женщине или нет? Что за люди? Брат и отец? Да, конечно кто же еще. Но почему? Что значит все остальное? Значит я не буду счастлива по настоящему, а буду лишь постоянным зрителем? Верить или нет?
Потом внезапное падение Марго…"

Все это было вчера. Хорошо что Маргарет ничего серьезно не повредила. Как такое могло случиться?  Нет не о том я должна была думать… а следить что бы все было хорошо, не гнать. Марго же было не хорошо до этого. Вот я дуреха. Ну ничего все обошлось и ладно. Все прошло, все это было сном, страшным сном, который прошел.
Сейчас меня всю трясло от волнения. Встречи с отцом не всегда заканчивались чем-то приятным. А про этот случай вообще говорить не приходиться. Отец в ярости. Мне просто страшно к нему идти. Пусть будет что будет. Я открыла дверь и тут же столкнулась с разъяренными глазами отца.

Сообщение отредактировал Клара фон Торнхейм - 19.01.2006, 14:05

[Фридрих Карл фон Хирш]

2 день месяца Иглы.
Рунн. Дом Торнхеймов.

- Садись, Валентина. – Голос Хирша звучал как всегда.
Впрочем,  Валентина наверняка знала, зачем она здесь. Племянница барона старалась быть спокойной или, по крайней мере, старалась казать такой. Но, пожалуй, впервые Фридрих Карл так сильно не одобрял, то, что она себе позволила.
- Я надеюсь, ты догадываешься, что я хочу тебе сказать. – Он не спрашивал, а констатировал.
- Да, дядя. Я понимаю. Я подвела вас.
- Валентина, ты всегда была крайне разумной девушкой. Я надеялся, что Рунн не вскружит тебе голову.
- Мне очень жаль, что так все получилось.
- Мне тоже. Маргарет уже наказана. Мне не хотелось бы быть слишком суровым. Однако думаю я не могу позволить тебе оставить коня.
- Вы отправите его назад?
- Нет. Он достанется Михелю. И это не подлежит обсуждению.
- Да, дядя. – Валентина опустила голову.
Фридрих поморщился. Валентина была не привычно тихой. Её одно сложные ответы, покорность раздражали его. Ему хотелось встряхнуть воспитанницу за плечи, заставить поднять глаза. Быть может даже выказать непокорность, возмущение.
- Валентина, это была глупа выходка. Зачем вам было это нужно?
- Нам это показалось забавным. – Она чуть улыбнулась и пожала плечами. – Было весело. Я думаю, мы все устали от постоянного контроля.
- Дома, в поместье вас защищали мое имя и репутация. Там каждый знает, что будет, если с кем-то из моей семьи что-то случиться. Здесь у меня нет такой власти. – Барон  тронул руку племянницы, заставляя её посмотреть в его глаза. – Это Рунн. Он полон всякого сброда. С вами бог знает, что могло приключиться. Падение Маргарет это самая маленькая неприятность, которая могла произойти. Здесь выйдя одной из дома, тем более за пределы Королевского города, ты рискуешь головой. Здесь всё очень серьезно, девочка. К тому же… У меня есть повод опасаться за вас.
Валентина резко вскинула голову.
- Повод?
Барон кивнул.
- Боюсь, я тоже был не осторожен. Некоторые мои поступки могут отразиться на вас. Валентна, я очень прошу не выходить одним. Только со мной или Гийомом.
- Или баронессой?
- Если без меня или Гийома, то даже с ней - нет. Баронесса, - он помедлил в раздумьях, - мы с ней имели очень серьезный разговор. В том, что вы уехали одни есть и её вина. Пусть даже вы ехали с сопровождающими Кларисы, но она должна была быть с вами. Возможно, тебя порадует то, что я послал в Брамер за Рудольфом.
Он не стал добавлять, что вокруг слишком мало тех, кому он мог верить и на кого мог положиться.
- Дядя, - Валентина помедлила, - Клара… Её накажут? Быть может, вы скажете, что это целиком моя вина?
- Ты не считаешь, что ты наказана?
- Если и наказана, то слишком мягко. – Улыбнулась Валентина. – Но это не значит, что я не усвоила урок. Я буду осторожной. И Маргарет тоже.
- Жаль, что ты того же не можешь сказать за Клару. – В его глазах и на губах промелькнула мимолетная улыбка.

[Жорес Фьер]

2 месяца Иглы. Рунн, Королевский Город, особняк Фьеров.




        Этого следовало ожидать. Чужие люди рядом с домом, вопросы, с бесцеремонностью заимодавца пытающиеся добраться до сути событий восемнадцатилетней давности. А кому, как не ему, знать о подобной бесцеремонности, ведь это у него в долгу множество несомненно хороших и весьма достойных людей.
        И еще, конечно, следовало ожидать, что все случится, совершенно не дав ему времени освоиться с новым положением вещей. Новый император, выскочивший сегодня на Совете как чертик из табакерки Иберо. Да-да, всем несомненно ясно, в какую сторону дует теперь ветер. Если люди в красно-черных цветах почти затопили дворец, то решить, что это милая шутка, не пришло бы в голову даже покойному Фаберу, мир праху его, где бы он ни был. Может, конечно, герцог Иберо искренне верит, что его люди во дворце ненадолго, всего лишь на первое время, чтобы наш новый и так замечательно похожий на своего брата Император легче освоился… Только вот уйти из дворца по своей воле невероятно трудно. Именно таких людей стоило бы причислять к лику святых, вот так-то.
        Главный источник раздражения сидел сейчас напротив и был необыкновенно вежлив. Говорили, что Антонио Иберо бояться надо начинать именно тогда, когда он просто вежливый. Жорес утомленно прикрыл глаза. Они оба никак не смогли повлиять на случившееся давным давно, но теперь придется принимать решение. Лия и здесь сумела взбудоражить всех и избежать упреков. О мертвых не принято говорить плохо, это свято. О мертвых лучше вообще не говорить, иначе горечь, не имеющая выхода, накроет с головой. Горечь, которую некому высказать, потому что та, кто ее заслужил, давно мертва.


        Лия могла быть самой замечательной сестрой, золотой девочкой с чистыми и лукавыми глазами, бегущей со всеми своими бедами к брату или матери. Обаяние жалобно мяукающего котенка, которого всем хочется обогреть и приласкать. Ведь у котят даже когтей еще нет. Ума, увы, тоже.
        Она тогда сидела бледная, с опущенными глазами, теребя застежку на рукаве. Всем своим видом пытаясь показать, что ничего страшного не произошло, и она вообще не понимает, чего от нее хотят. Мама, прямая и строгая, молча смотрела на нее. Госпоже Регине, наверное, было хуже всех. Ли по наивности своей считала, что догадаться об этом невозможно, а Жорес ничего не знал и затеял этот разговор и для своего успокоения.   
- Ли, ты можешь понять, что мы не желаем тебе плохого?  - его уже начало раздражать упорное молчание в ответ на все вопросы. – Может, мне нужно дать клятву? Тебя за всю жизнь никто пальцем не тронул и не собирается, но если ты и дальше будешь….
- Это мое дело! – наконец-то заговорила.
- Хвала всем святым, ты не онемела! А чего ты хочешь?
- Я хочу остаться здесь. Со мной все хорошо, правда, - тут сестра выдала самую невинную улыбку и чистый взгляд, - мне просто грустно было, вот и…
- И как его зовут? – Регина решила, что пришло время вмешаться. Лия попыталась изобразить удивлением, но неожиданно покраснела и смешалась.
- Я сейчас взвою! Ли, сколько раз тебе…
- Подожди. Лия, ты больше ничего не хочешь рассказать? Или это сделать мне?
- Что рассказать? – Жорес все еще мерил шагами комнату. – Ли? Да прекрати ты ежиться!
- Насколько я понимаю, ты скоро станешь дядей. – он мгновенно остановился. – Я права? – Лия кивнула и продолжила мучать застежку.
- Да  я его убью!
        И вот тут сестра показала фамильное упрямство во всей красе. Она наотрез отказалась назвать имя отца ребенка. Твердила только, что он обязательно вернется, и целыми днями просиживала у окна. О ребенке она совсем не думала. Привыкшая, что до этого со всеми ее проблемами и горестями мать и брат прекрасно справлялись, она в который раз переложила все на них.



        Уже тогда это было просто детское дурное упрямство, уверенность в том, что все будет так, как она хочет, или первые признаки ее безумия? Кто скажет теперь…
        Да, они сделали все, что могли. Жорес утвердительно качнул головой. Но Лия казалось совершенно не думала о том, что ее ждет и не желала никого слушать. И через несколько дней он понял, что надо спасать хотя бы ребенка. Он нашел обедневшего дворянина, собирающегося плыть за моря. Игрок и пьяница Феррего видимо сам не понял, что женится, и в тот же вечер Жорес самолично посадил зятя на первый же отплывающий корабль. Регина увезла дочь к родственникам, вернулись они почти год спустя уже втроем. Лия то ходила целыми днями мрачная и неубранная, то начинала лихорадочно заботиться о ребенке, причиняя дочери своей заботой больше вреда, чем пользы. Пока однажды ночью не попыталась задушить ее.


    - Это она виновата! – давясь сухими рыданиями, кричала Лия, стараясь вырваться из рук брата. – Вы заставили меня выйти замуж, и он теперь никогда не вернется! Если бы не она, – она упорно отказывалась называть дочку как-нибудь иначе. – Вы заставили меня все испортить ради нее! Я вас ненавижу!
        Уснула она только после почти убийственной дозы успокоительного.
        - Я думаю, колыбель Каэ стоит перенести в детскую  к мальчикам. Луиза давно мне об этом говорит. – Жорес протянул племяннице палец, за который та крепко ухватилась обеими руками. Испуг от страшных криков у девочки уже прошел, и сейчас она внимательно изучала новую забаву. – Лия… я очень надеюсь, что это у нее пройдет, но она способна по собственной дурости погубить дочь.
        - Ты прав. – мать медленно кивнула и села рядом с колыбелью. -Сделаем это завтра, а сегодня я посижу здесь, все равно уже не усну.


        Жорес пытался найти в себе ненависть к этому человеку. Но на всю его неприязнь Антонио Иберо ответил бы лишь легким недоумением. Он был частью этой истории вот уже восемнадцать лет, однако узнал об этом недавно. И вряд ли его можно было обвинять соблазнителем. Уже после смерти Лии объявились доброжелатели: не хотела беспокоить раньше, о, конечно, за девочкой так трудно было уследить… В одном он был уверен точно – жертвой Ли не была.
        Проблема в том, что раскрывать объятия новоприобретенному родственнику тоже не тянуло. В другое время, при других обстоятельствах, Жорес Фьер, верный спутник герцогов Флавио, и адмирал Иберо, член клана, бывшего сейчас на вершине возможно и смогли бы… Нет, все равно не смогли бы. На празднике Иберо Фьеры к сожалению, не поспели к началу, так что теперь нет смысла менять планы. Можно слегка их подправить и оставить лазейку для новых возможностей.
        Он знал, что он сейчас скажет. Даже не что, а как. Не знал только, поймет ли его слова человек, сидящий напротив. Но он все-таки сказал, и в ответ глаза Антонио Иберо на мгновение блеснули. Адмирал встал, коротко поклонился и ушел.

        Когда он вошел к ней, мать отложила Книгу Откровений, и вопросительно подняла брови. Прости. Он не сможет рассказать об этом кому-то еще, дети сами должны понять. Госпожа Регина молча слушала, прикрыв глаза.
        - Поэтому Каэтане сегодня придется уехать.
        - Ты сам ей все скажешь?
        - Нет. Это его право. – и его крест тоже. Легких путей он адмиралу Иберо не обещал.
        Мать медленно встала из кресла, подошла к нему, испытующе заглянула в глаза:
        - Ты все еще зол на Лию? – в ней что-то погасло после смерти дочери. Внешне все такая же, но он знал, что ни одного из своих внуков она не любила так, как дочь. Несчастную, упрямую, неправую. И этот вопрос: словно Ли не ранее как сегодня с ним поссорилась. И продолжая его мысль, мать устало вздохнула:
        - Как же я устала от ваших обид. Даже теперь, Жорес, даже теперь. Ты умный мальчик и наверняка все решил правильно, но если Каэтане там будет плохо…
        - Так же плохо ей будет и здесь, когда она узнает, кто ее отец.
        У этой задачи нет готового решения. Он постарался выбрать. Можно и нужно молиться, чтобы его выбор оказался верным. А еще можно помочь своему выбору. Что он также непременно сделает.

[Клара фон Торнхейм]

2 день месяца Иглы.
Рунн.
раннее утро

- Не выйдешь из своей комнаты пока я не позволю!!!!!!!!!!
Я пулей выбежала из комнат отца. Его голос все еще гремел ушах. Нет, ну почему так?!! Даже Хайнц не встал на мою защиту, милый, любимый Хайнц? Ну почему ты позволил…
Горечь, обида, злость и даже подавленные слезы, все перемешалось и застряло в груди. Меня всю трясло, колотило все тело, будто меня опустили в прорубь и выставили голышом на мороз. Я бежала вперед не проронив ни слова. Мои челюсти были так сильно скованы, что казалось зубы посыпятся в крошку. Злость и ненависть росли и крепли в моем сознание, и хотелось крушить, разрушать, уничтожать.
Я вбежала в гостиную. Вокруг возилась какая-то прислуга.
-ВОН! Все вон от сюда!
Испуганный народ повалил за двери.
Когда за спиной хлопнула дверь, слезы сами брызнули из глаз. Я схватила первое что мне попалось под руку (какую-то вазу) и запустила ее в стену. Осколки, позвякивая, полетели в стороны. Стало немного легче. И это было только началом. Душащая меня ненависть начала входить. Тарелки, вазы, статуэтки, все что могла биться со свистом летели в стены и звонко разлетались на осколки, я швыряла их  с силой об пол, и те разбивались прямо у моих ног.
Дальше прорвался голос
- Ненавижу!- крикнула я  и очередная посуда летела в стену.
Слезы не переставая лили из глаз, я почти не видела что твориться во круг. Дышать было тяжело.
И массивная статуэтка полетела прямо в зеркало. Тысячи осколков, плача,  посыпались
на пол. Я рвала и метала. Я разрушала все что попадалось мне на пути. Жаль что комната слишком быстро пустела.
-Ненавижу… -голос почти пропал и я не могла больше кричать как и плакать. Я безвольно села на пол среди осколков, и закрыла лицо рукой. Оно начало высыхать, а в голове стало проясняться.
Что я творю? Что делаю?
Я поднялась на ноги и рассеянно оглянулась. Неужели это все сделала я?
За спиной послышалось какое-то движение, затрещали осколки на полу. В дверях гостиной стоял Фридрих Карл фон Хирш собственной персоной. Меня больше всего взбесило то, что он, оказывается,  тут стоял и улыбался, пока я тут сидела и всхлипывала. Мне захотелось запустить в него чем-то, чтоб остановить этот смех. Но вокруг были только осколки. В глаза бросилось оружие, висевшее на стенах.
Я отучу его смеяться надо мной!
- Смелее, Клара! Только я не безобидная ваза и могу дать отпор.

[Фридрих Карл фон Хирш]

2 день месяца Иглы.
Рунн. Дом Торнхеймов.

Звон разбивающегося стекла резким диссонансом разрывал тишину коридора. Только любопытство заставило Хирша повернуть на эти звуки. Несколько перепуганных служанок перешептывались у дверей большой гостиной на женской половине.
- Я тебе говорю. Прям как бешенная. – Тихо говорила одна служанка другой.
- Вся в князя, - вторила другая.
- Что здесь происходит? – Вопрос прервал пересуды, и женщины испуганно оглянулись на него. А потом бросились врассыпную. За дверью больше ничего не били. Барон чуть подождал и по возможности тихо открыл дверь. В когда-то уютной гостиной царил разгром. Осколки усеивали пол, мебель была частично перевернута. Посреди хаоса замерла Клара. Лицо девушки выражало растерянность. В этот момент она напоминала провинившегося ребенка.
И я, кажется, хотел подобной реакции от Валентины?!
Хирш рассмеялся. В одно мгновение выражение лица Клары изменилось. Её глаза метнулись явно в поисках ещё чего-то уцелевшего, что она мола бы кинуть ему в лицо. Но к счастью девушка ничего не нашла. Её глаза задержались на украшавшем стену оружии. Потом её взгляд снова упал на него. Мысли дочери князя отразились у неё на лице.
- Смелее, Клара! Только я не безобидная ваза и могу дать отпор.
Он знал, что подхлестывает её. Но Клара уже выплеснула свою ярость на посуде и мебели. И вполне могла начать её срывать на окружающих, что было бы вполне в духе князя. Кларисса кинулась к стене и в одно мгновение завладела шпагой. Она все же решилась. Девушка повернулась к нему. На мгновенье замерла. Нарочито медленно Фридрих Карл обнажил свою шпагу и отбросил ножны. Он не стал становиться в стойку.  Приблизил лезвие к своим глазам и как бы сквозь него посмотрел на девушку.
- Не стоит хвататься за оружие, если не знаешь что с ним делать.
- Я прекрасно знаю, что с ним делать. Оружием  убивают врагов! – Пылко бросила Клара.
Не став дальше раздумывать, она атаковала его. Хирш отклонился и с рассчитанной силой ударил по клинку. От этого приема Клара должна была ощутить боль в кисти. Но она не только не выронила оружие, но и попробовала провести резкий выпад. Он парировал. И они принялись кружить по комнате напротив друг друга.
Что я делаю? Зачем?
- Я не могу  драться с женщиной, - остановил их кружение по комнате барон и опустил шпагу.
- Трус, - презрительно бросил Клара и сделала очередной выпад.
Шаг в сторону спас мужчину от клинка.
- Дерись! Дерись! Сеятель тебя побери!
Каскад выпадов, заставил все же барона поднять шпагу, хотя бы за тем, чтобы парировать удары.
- Не плохо. Надо было все же разрешить Валентине…
Договаривать он не стал. Клинки скрестились. Глаза Клары были так близко. В них уже горела не злость. Когда ярость Клары успела испарить? Ему хватило бы усилия, чтоб оттолкнуть её и выбить шпагу. Но он отступил сам. Глаза девушки победно сверкнули.
- Продолжим, - бросила она.
Фридрих Карл снял камзол и остался в одной рубашке.
- Продолжим, - отсалютовал он ей.
Клинки зазвенели столкнувшись. Все было забыто и откинуто. Они втянулись в непонятный танец.

- Клара! Ты должна быть в своей комнате!
- Хайнц…, - Кларисса опустила шпагу.
Фридрих Карл тоже опустил клинок и отступил на шаг. Очарование было нарушено. Хайнц Торнхейм угрожающей башней стоял в дверях и хмурился. Годы тренировки научили «каменного» барона к спокойствию в любых обстоятельствах. Он невозмутимо поднял свой камзол и ножны. Убрал шпагу. Чуть встряхнул камзол, оделся. Провел ладонью по волосам. И спокойно взглянул в глаза обоим.
- Она должна быть в своей комнате. – Повторил с нажимом Хайнц мрачно глядя на барона. – Это приказа отца. Что вы делаете здесь, барон?
- Даю вашей сестре возможность выразить свою злость другим образом, - Хирш выразительны взглядом окинул комнату.
Хайнц хмуро огляделся и, сложив руки на груди, встал у двери, дожидаясь, когда сестра последует к себе.
Фридрих Карл чуть заметно усмехнулся.
- Приказ князя - закон.
Клара резко вскинулась, но тут её посетила другая мысль.
- Валентина и Маргарет тоже наказаны?
- Марго итак наказана своим падением. А Валентина лишиться того, о чем мечтала.
Клара чуть нахмурилась.
- Вы не отдадите ей коня?
- Именно.
- Это...
- Это наказание. Точно такое какое назначил вам отец. Возможно, вас утешит мысль, что они так же переживают за вас. Валентина просила меня сказать князю, что это её вина.
- Вы не сделаете этого!
- Разумеется. В своей семье я - глава, и Валентина уже наказана.
- Клара...- Хайнц не дал сестре сказать что-то ещё. - Отец зол. Очень.
Потом он просто подхватил упрямицу, взвалил на плечо и вышел. Фридрих Карл очень старался не рассмеяться, но удержаться не смог.

Сообщение отредактировал Фридрих Карл фон Хирш - 21.01.2006, 16:47