Часть вторая: Возрождение из пепла Опции

[Эстерад Флавио]

2 число месяца Иглы.

Музыка:  Deep Purple – Child in Time.

Я пришел к ней поздним утром; оставив карету у ворот, постучался в дверь. Служанка – кажется, Кора… - убежала торопить свою, как выяснилось, уже собирающуюся госпожу, а я остался в дверях, опершись плечом о косяк и посматривая на лестницу.
Ожидание продлилось недолго – скрипнула дверь наверху… потом половица где-то ближе… а потом на лестнице появилась Императрица. Сегодня она была одета весьма скромно – я бы даже сказал, подчеркнуто скромно – но это лишь помогало восприятию обретенного такой милой и в общем-то простой девочкой величия. Смотрелась она истинной владычицей.
-Прекрасно, Ли. Я бы на их месте умолял бы тебя прийти и править нами. И еще – с добрым утром, - я подошел и подал ей руку, сведя по последним ступеням и повел через маленький дворик к воротам.
Шли мы неторопливо, говоря о разных малозначительных вещах. Никакого напряжения, никакого, упаси провидение, страха… К чему? Солнце светит, девушка улыбается – чем плохо-то?
Мы приехали одними из последних – остальные наверняка пришли не свет не заря, в надежде до начала совета броситься в глаза нужным людям. Мы же, сопровождаемые Дисом, не вступая в разговоры, до дверей. Отец, судя по всему, уже в зале, так что мне осталось только передать Ли с рук на руки Юрию, и предоставить дальнейшее удаче – его, ее и моей…

***

Когда дверь за отцом и Ли закрылась, я не смог даже посмотреть на Константина. Эх, Страд, никогда ты не умел красиво проигрывать и никогда не научишься… а меж тем стоило бы – с твоей-то дурной головой! Невоздержанный язык и туман перед глазами отлились ударом, который отец принял за меня; хуже всего то, что в тот момент меня это совершенно не волновало…
Собственно, пока ко мне не обратилась Лианна, я был готов даже бросаться на Высокий Совет с кулаками. По счастью, девочка показала фамильное присутствие духа… В конце концов, поймать уздечку у взбешенного Эстерада Флавио – многого стоит.
Так или иначе, отца отпустили, вдоволь насмотревшись, как великий человек униженно выпрашивает милосердия. «Отвечать за Флавио», по высокопарному выражению этого невесть из какого дворцового зеркала выбравшегося фантома, осталось мне. Интересно, чего от меня потребуют?
Пока же непрерывной чередой принимали присяги у герцогов. Н-да, уж чего-чего, а разнообразия нашей аристократии не занимать… единственное, что роднит этих таких разных людей в одеждах таких разных расцветок – это тоже не всегда похожие герцогские цепи. Наконец люд схлынул, и стоять перед троном остался лишь я.
-Ну что же, маркиз, Нам угодно, чтобы вы подтвердили свою присягу, - сделал повелительный жест Константин. Ну что же, проиграл – прими оплеуху. Хоть раз в жизни… Хоть раз – постарайся проиграть достойно… но победителей на всякий случай запомни.
Я шагнул к Императору с чувством (подозреваю, что и с видом тоже) расстреливаемого дезертира; неловко опустился на одно колено – на оба не встану! Вот не встану и все!
-Маркиз…, - холодный голос из-за спины… В тот же миг я сменил позу на протокольную, даже не задумавшись, кому, собственно, подчинился.
-Я, Эстерад Флавио, marchese di e’Sko, наследник земель и титула герцогов Флавио, титула Наместника Востока, титула Кесаря Земного Истинноверцев и места в Высоком совете, от лица народа Флавио и Истинноверцев империи присягаю Императору Константину XIII Александриту в верной службе и верноподданном почтении до момента, когда Создатель почтет нужным призвать к себе одного из нас. Клянусь Создателем нашим и кровью предков моих…
Слова падали, будто комья земли на гроб; я смотрел в пол и произносил все эти фразы… Клятва принесена, нити порваны, пульс стихает. What will be – will be…
Милосердным жестом мне было приказано подняться, и после надлежащих поклонов и прочего я был отпущен. На выходе меня тут же выловил Дис.
-Ли с отцом ведь уехали? – спросил я у него.
-Да. Она наверняка уже дома, - он как всегда был немногословен, - Ты к ней?
-Конечно, - мы уже вышли на свежий воздух, - Дис! Мы все-таки проиграли, а ты спокоен, как удав!
-Рано сдаешься,– наемник усмехнулся,
Более ничего за всю дорогу от него добиться не получилось. Там и дороги-то… если не прогулочным шагом, а как мы – молча и торопливо.
…На волю хочу! Чтоб хорошая дорога – Легионеру ног не сбить, чтоб ветер западный, с океана… или дождь  холодный… да хоть снег скифийский! Лишь бы мчаться так, чтоб дорога съедала разум, чтоб слезы – но от ветра, чтоб щеки горели – но от холода! А не по городу, где дети из-под копыт выпрыгивают!..
Но вот уже – роза на вратах; размыкающиеся дубовые двери и испуганная горничная.
Где? Ах в церкви? В какой, к Сеятелю, церкви Ах одна? Да я вам что, каждый сарай с крестом помнить должен, идиоты Где это заведение?… Отлично… держи империал.
Лара-Миротворица, невестина заступница да вдовья утешительница… Ближайшая часовенка, маленькая и ухоженная. Редко там в мирное время бывают… Анна говорила, что молилась здесь, когда я был в Кирии с Ипсиланти… Чушь конечно, но меня тогда даже не оцарапали, хотя тот же Бахрам уж на что бойцом был.
Я пошел в церквушку один, оставив Диса в доме; ни к чему уступать другим даже секунд своей личной жизни…
Ли стояла на коленях у алтаря. Свет из витража (желтый, красный и светло-светло голубой) затопил ее личико, что будто грифельными линиями рисовалось на фоне светлой стены.
Я шагнул вперед, подошел к коленопреклоненной девушке, склонился над ней. Пальцы порхнули по серебристым волосам… губы коснулись ушка…
-Встаньте… моя Императрица.
И за спиной повис испуганный вскрик… Я обернулся.
Румянец на щеках, ужас в глазах, взметнувшиеся пепельные волосы… и жест рукой, словно ставящий стену…
Анна.

[Лианна]

02 день месяца Иглы.
Церковь св. Лары возле Дома Роз.

Не в том месте, не в то время © Р. Чандлер

    Девушка в немом ужасе смотрела на красивую женщину, что побледнела, как полотно. Желтые глаза с безмолвным, невыразимым неверием нашли взгляд маркиза Флавио, пухлые губки распахнулись, но вместо вопроса с них сорвался вздох. Девушка не могла вымолвить и слова, пытаясь понять, что же такое случилось: тот, на которого она в мечтах своих смотрела как на любимого и обожаемого мужа - вдруг стоял, как чужой, не зная, что сказать. Лианна совершенно по другому взглянула в фиолетовые, странно заблестевшие глаза маркиза Флавио. В глубине янтаря зажегся медленный пламень: гнева, обиды и ненависти. Ненависти к волоокой, тихой красавице, что замерла, поднеся ладонь ко рту, видимо испугавшись того страшного преображения, искажающего хорошенькие черты лица бывшей послушницы. Лианна отвернулась, но всем существом чувствовала кроткий взгляд женщины. Ли ощущала в ней что-то, заставляющее ее терять контроль над собой, преображающее все ее сознание, выпускающее яростную ненависть и самые страшные сомнения.
- Это - твоя жена, Эстерад? - в нежном голоске проявилась и все больше звенела сталь. - Вот эта кукла, разряженная, застывшая без движения - твоя жена?!! Ты обманывал меня!!
- Ли! - очнулся мужчина. - Посл...
- НЕТ! НЕ ЖЕЛАЮ СЛУШАТЬ! Убирайся с моих глаз! Вместе с ней! Забирай ее и проваливай! - ее не волновало сколько людей могут услышать этот крик. Сердце рвалось на части, а в глазах плескались боль и гнев.
- Успокойтесь, пожалуйста, - раздался женский голос.. Возможно в нем была нежность, просьба, но Ли вскинулась на него диким, необузданным зверьком.
- Молчи! Замолчи немедленно! - пальчики прижались к висками, разрывающимся от боли. - Это ты его подговорила, да? Ты смеялась, зная, что он слушается твоего голосочка?
    Слово за словом срывалось с розовых губ, бросая неведомую ей ярость и боль в чужое, казавшееся сейчас, ликом проклятого всеми Лукавого, лицо. Женщина пошатнулась, хватаясь руками за воздух и теряя равновесие. "Добить!" - вспыхнуло в сознании, но счастливую соперницу подхватил появившийся словно из-под земли Дис и тут же отступил прочь. Лианна задрожала всем телом от еще одного яростного всплеска гнева. И обернулась к так и молчавшему Страду:
- У-би-рай-ся!!! - медленно, словно через силу выговорила она. Но, столкнувшись с ним взглядом, - ощутила удар в грудь: боль! Девушка быстро развернулась и выбежала прочь из церкви, где так надеялась найти покой.

02 день месяца Иглы.
Дом Роз. Поздний вечер.

Не ходи, не гляди, не
Жди, я не твоя отныне. ©

    Вбежавшая в небольшой кабинет, где расположился граф, служанка застыла, испуганно глядя на него. Рауль приподнялся, напоминая туго натянутую тетиву лука:
- Что случилось? Что с Лианной?
- Хозяйка.. она.. - запинаясь заговорила девушка, глядя в красивое, встревоженное лицо графа.
    Рауль подскочил к ней одним прыжком, хватая за плечи и встряхивая:
- Она у себя?
- Да.. - выдохнула служанка, судорожно переведя дыхание и пытаясь скрыть смущение, охватившее ее при прикосновении его сильных рук. - Она пришла минут двадцать назад... я хотела вам сказать.. а она.. она - плачет.. а сейчас попросила меня принести ей ножницы..
    Последние слова он уже не слушал, оттолкнув служаночку и кинувшись через коридор в уютную, красивую комнату. Лианна стояла посреди комнаты и ожесточенно срезала прядь за прядью своих серебристых локонов. Почти не глядя, девушка яростно, хоть и неумело щелкала длинными ножницами и пушистые пряди падали на пол у ее ног:
- Кто! Кто сказал, что, обрезав волосы - начнешь новую жизнь?! Какой идиот! Дурак! - лихорадочный, дрожащий голос сорвался на крик, закончившийся стоном.
    Граф стремительно подошел к белокурому созданию и одной рукой перехватил ее руку с ножницами, а второй крепко прижал пытающуюся сопротивляться девушку к своей груди. Тяжелый инструмент выпал из тонких пальцев, и юноша осторожно поднес судорожно сжавшуюся в маленький кулачок руку к своим губам:
- Лианна, что случилось? Что ты с собой делаешь? - в ответ на него поднялись желтые глаза с дрожащими на длинных ресницах слезами, и с розовых губ сорвался слабый стон:
- Он женат.. ты.. он.. он обманывал меня.. Я.. я ненавижу его!! Ненавижу!
    Рауль осторожно вытер пальцами слезы, не давая им пролиться, и склонился к ее лицу, ласково касаясь губами висков:
- Ты сама не веришь этим словам, Ли, - губы осторожно скользнули по белоснежным щекам, осушая ледяные дорожки, и остановились, не касаясь девичьих губ.
- Я ему не верю, Рауль.. п-понимаешь? - прошептала девушка, глядя в лицо склонившегося к ней парня огромными, яростно-сверкающими глазами. Руки ее скользнули к его плечам, обнимая, притягивая к себе: - Мне больно.. больно где-то в груди...
    Молодой человек быстро подхватил хрупкую девушку на руки, садясь вместе с ней в высокое кресло и укачивая почти как маленькую. Ладони его нежно скользили по полуобнаженным плечам, пытаясь согреть, а губы снова и снова целовали пушистую головку, тихо шепча что-то успокаивающее, нежное. Ли перестала дрожать, прижавшись к теплой, мужской груди, губы ее чуть дрожали, когда она вновь подняла глаза на Рауля и тихо спросила:
- Я тебе нравлюсь?
    Вместо ответа он прижался к ее губам, целуя. Девушка ответила на поцелуй, ощущая, как по замерзшему телу пробегают такие знакомые, удивительные волны. Рауль на миг оторвался от розовых губ, но Ли еле слышно прошептала: "Еще.." Нежность прикосновений постепенно переросла в страсть, Лианна быстро расстегнула мужской камзол, снимая его, пальчики ее тут же легли на шелковистую ткань верхней рубашки, чуть дрожа, пока молодой граф осторожно распутал завязки ее одежды, обнажая спину. Широкие ладони скользили по нежной коже, стягивая платье и тонкую нижнюю блузу. Его пальцы ласкали ее, стараясь не оставить без внимания ни один кусочек трепещущего тела, а Ли с удивлением поняла, что желает этих ласк….

    Утро бесцеремонно ворвалось в спальню, где утомленные после долгой ночи, спал Рауль, не выпускавший из объятий юную девушку, которая за сумасшедше-короткое время обратилась из ясноглазого ангела в жестокого демона. Пухлые, искусанные в кровь губки улыбались сквозь сон. Ледяные дорожки слез были стерты сладкими поцелуями…. Маленький демон крепко спал.

Сообщение отредактировал Лианна - 22.01.2006, 22:30

[Никола де Нортми]

- А может, ты ищешь любовь душой неверной?
Если ты ищешь любовь, дай бог, встретишь.
- Люблю я одни звезды в дальнем небе,
ищу одного друга в жизни и в смерти.
                                                              © Ф. Г. Лорка

2-3 день месяца Иглы. Рунн. Поздний вечер - ночь.

У каждого из нас свое место, и его следует знать © Рокэ Алва

          Никэ остановился на ступенях особняка Нортми и неожиданно для себя посмотрел на небо. Посмотрел и улыбнулся. Ветер в лицо. Падающая не в срок звезда – последняя нота расколотой флейты. В нем умер великий поэт. К Лукавому. Мир и так вращался вокруг Николы де Нортми. Будь он первым герцогом или последней мразью в сточной канаве. Мир вращался вокруг него, просто потому, что он так хотел. И что еще хуже – даже если не хотел.
          Шелк ночи касался кожи приятной прохладой и затихающей жизнью города. Он всегда любил ночь, это было его время, ведь самые главные злодеяния, ошибки и подвиги всегда свершаются под покровом тьмы.
          Дым радостно переступил с ноги на ногу, когда хозяин оказался в седле. Потрепав коня по шее, новый герцог де Нортми легко сдавил его бока каблуками, и животное, понимавшее с полуслова и полу-жеста, сорвалось с места. Если бы кому-то посчастливилось проследить путь молодого мужчины в эту ночь, то многие бы очень удивились, но свидетелями ночной дороги капитана императорских гвардейцев были только холодные звезды, а они не делятся со смертными своими секретами.
          В переполненной таверне, куда привела Николу дорога, было многолюдно, столица бурлила от последних известий, слухов и сплетен. То ли чудесное воскрешение, то ли ужасная ошибка небес, то ли благая весть о чуде – живом брате Александра – новом Императоре Руннской Империи и множество вариаций на тему. Все это передавалось из уст в уста, обрастало подробностями, как снежный ком, приукрашивалось и становилось чем угодно, но только не правдой. Впрочем, людские умы были заняты – этого довольно, а через пару дней все, наконец, поймут – что же случилось сегодня на Высоком Совете и возрадуются. Или ужаснутся. Это каждому предстоит решить для себя.
          Сам капитан де Нортми относился к ходу Иберо со своей несмываемой усмешкой, а что творилось у него в душе и в голове – Каспиан вас упаси узнать. Единственное, что могло заинтересовать Николу в действиях новых властьдержателей – останется ли он командующим императорскими гвардейцами, присяга, принесенная им в зале Совета была его выпадом в этой схватке. Он намеревается служить новому императору, как служил прежнему, по-своему, но служить. Все остальное будет на их совести, с него вины уже хватит.
          - Давно это началось? – Как будто продолжая уже начатый разговор, спросил капитан, присаживаясь на свободный стул рядом с Андре Кламором за стол, где расположились его люди.
          Гвардеец усмехнулся, наливая командиру вина, и довольно кивнул.
          - С самого нашего знакомства с ней.
          Никола даже не посмотрел на поставленную перед ним кружку, сегодня он не собирался пить, потому что его ждали куда более приятные и пьянящие вещи.
          - И ты молча наблюдаешь?
          Андре оглянулся и задумчиво посмотрел на дверь, за которой в бархатной тьме безлунной ночи его брат Базиль целовался с Селестиной Ксавье.
          - Ты предлагаешь мне присоединиться? – Мужчины переглянулись и усмехнулись друг другу.
          - Вытаскивай своего брата, и собирайтесь, сегодня ночью вы будете дежурить. И где демоны носят моего оруженосца, кстати?
          Неру, молчавший до этого момента, вставил:
          - Лео на посту, сегодня его смена.
          - Как удачно, - улыбнулся Никола. Со дня похорон Императора мальчишка сильно повзрослел, как будто предложение, сделанное капитаном, было ядом, убивающим детство и юность. Так оно и было.
          - Дежурить? – Возмутился тем временем Кламор. – Сегодня не наша очередь, какого Лукавого, Никэ, мы празднуем сегодня… - Он задумался, пытаясь вспомнить, что же именно они празднуют, но так и не придумал. - … что-нибудь. Может даже избрание нового Императора!
          Но капитан де Нортми уже поднимался, не обращая внимания на возражения.
          - Сегодня вы дежурите, потому что я так сказал, Андре. Поторопись. – Бросив на стол пару монет, он направился к выходу, вслед ему неслись недовольные вопли и попытки других гвардейцев успокоить праведный гнев Кламора. До этого Николе тоже не было дела. Сегодня ему ни до чего не было дела.
          Шаги мужчины разбили хрупкое уединение двух молодых людей. У него входило в привычку мешать другим.
          - Номени Ксавье – Никола кивнул, не испытывая ни малейшего сожаления, это было не для него. Какая глупость – жалеть о своих поступках. Какова же цена этим поступкам, если потом их оплакивать. Девушка не ответила, выскользнув из объятий Базиля, она поправила выбившиеся из косы волосы и скрылась в таверне. Будем надеяться, что никто не расстроится, узнав, что герцог де Нортми не заслужил ее одобрения, потому что сам он по этому поводу не переживал. – Будь осторожен, Базиль. – И как ни в чем не бывало, добавил. – Поехали, сегодня вы с братом будете дежурить.
          Младший Кламор долго молчал, поправляя седло своего коня, прежде чем небрежно уронил:
          - Тебе ли говорить мне об этом, Никэ.
          - О дежурстве? Безусловно. – Капитан уже был в седле Дыма и ждал. Он не любил ждать, но бывают такие случаи, когда даже самое долгое ожидание стоит того, что оказывается в его конце. К счастью для всех, кто был повинен в испытаниях его терпения – сегодня был как раз такой случай.
          - Ты понял – о чем я говорю.
          - Бунт на корабле? – Усмехнувшись, поднял бровь Никола. – Как мило.
          Базиль хотел что-то ответить на это, но тут из света во тьму вывалился его брат и громко сказал нарождающейся ночи.
          - Я открыто заявляю, что мой командир – Никола де Нортми – мерзавец.
          - Прекрати повторять давно известные всем истины, Андре. – Никола направил коня в сторону центра города и крикнул. – Если не будете во дворце раньше меня, то поставлю вас дежурить на всю будущую неделю.
          Братья, не шевелясь, стояли и смотрели вслед своему командиру.
          - И в день коронации тоже. – Донеслось до них, когда Дым перешел на рысь.
          Переглянувшись, Кламоры взлетели в седла и пришпорили коней, с одинаковой мыслью в голове – как бы им придушить Николу де Нортми так, чтобы об этом никто не узнал и главное, чтобы об этом не догадался он сам.
          - Лучше подумайте о ядах, это проще и надежнее. – Посоветовал капитан, когда их лошади поравнялись с его конем.
          Все трое рассмеялись, и Руннская ночь наполнилась ощущением надвигающегося счастья. Это очень странное и неподвластное многим чувство, но некоторым избранным оно знакомо.
          Сегодня даже Никола имел на него право.

2-3 день месяца Иглы. Рунн. Шенбрунн. Ночь.

          Три пары лакированных сапог шаг в шаг шли к своей цели по коридорам Шенбрунна. Их блестящие носки ослепляли, их каблуки отбивали дробь судьбы чересчур громко, а те, кто был обут в эти сапоги, слишком привыкли получать то, что они хотят. Это бывает вредно для здоровья. Для здоровья окружающих, конечно. Никто не посмел бы остановить сегодня капитана гвардейцев, шествовавшего по нескончаемым залам, комнатам и покоям Шенбруннского дворца.
          Всюду в замке Императора уже чувствовалось дыхание перемен, почти незаметное, но уже тлетворное. Иберийские солдаты вызывали куда больше доверия, чем люди, одетые в черно-серебряную форму гвардейцев, извечная борьба за право охранять, а значит держать в своей руке жизнь властителя. Но все это завтра, когда угодно, только не сегодня.
          Однако…
          - Добрый вечер, герцог Иберо. – Никола вежливо склонил голову, а потом посмотрел в глаза своего бывшего лучшего друга. Единственного лучшего друга.
          - Добрый вечер, герцог Нортми. – Диего ответил кивком и сделал знак своим людям оставить их, он всегда знал этикет лучше Никэ. Никола последовал его примеру и жестом показал Андре и Базилю, чтобы они продолжили путь. Ибериец всегда и во всем был лучше. Он – положительный герой. А Никола? Был ли он хотя бы героем?
          - Иберийские гвардейцы неплохо вписались в интерьер дворца, тебе так не кажется? – Капитан усмехнулся.
          - Им пришлось. – Спокойно заметил герцог Иберии. – Политика заставляет нас делать глупости, которые оказываются важными государственными поступками. – Он помолчал и прямо спросил. – Каких глупостей можно ожидать от тебя, Никэ? Будешь ли ты хранить жизнь нового Императора?
          Никола улыбнулся, опустив голову.
          - Это единственное, чему я научился в последние годы. Правда, не очень преуспел, похоже.
          - Я не вижу здесь ответа на свой вопрос. – Покачал головой Диего.
          Стоило задуматься – почему так получается - когда он говорит что-то вполне однозначное, его никогда не понимают. Стоило, а может быть и нет.
          - Это «да», Диего. Да, я буду защищать нового Императора, как защищал его брата. Жаль, что я так непонятно об этом говорю.
          Они оба замолчали, возможно, вспоминая такое же непонимание, возникшее между ними в прошлом или думая о чем-то другом, мало ли может быть общих тем для молчания у старых друзей, которые стали, если не врагами, то чужими людьми.
          - Хорошо, мне достаточно твоего слова, Никэ. – Кивнул, наконец, герцог Иберо.
          - Спасибо. – Никола не усмехнулся в ответ на оказанное ему доверие. – Тогда я смею откланяться и продолжу осмотр дворца, герцог.
          - Не смею вас задерживать, герцог, - также перешел на официальный тон Диего.
          Они кивнули друг другу и разошлись в разные стороны, прекрасно ощущая струну, натянутую между ними с тех самых пор, как два юноши, покидающие кадетский корпус и бывшие друг другу почти братьями, вдруг перестали ими быть. Еще тогда теплое чувство родства замерзло, и было разбито в ледяную крошку, по которой они теперь и ходили, общаясь друг с другом. Оба они должны были понимать, что эту струну может ждать лишь две судьбы. Первая – тихое тошнотворное тление, которое убьет последние остатки взаимопонимания и превратит их в случайных знакомых. Вторая – эта струна просто лопнет и потянет их за собой, причиняя боль обоим. Какой бы исход не ждал их впереди – как прежде уже не будет.

* * *

          Верная камеристка Ее Величества заметила его первой, глаза иберийки стали огромными от удивления и такой наглости, но герцога де Нортми мало волновало мнение какой-то девчонки. Он сделал повелительный жест головой, не произнося ни слова, и указал на дверь. Девушка в испуге посмотрела на императрицу, желание предупредить и верность боролись со страхом перед командиром императорских гвардейцев. Но женщина была полностью поглощена расчесыванием волос, думая о чем-то своем, а капитан смотрел прямо на девушку, как хищник на приглянувшуюся добычу. Добыча пискнула и ретировалась.
          - Ты обо всем знала.
          Он остановился у раскрытых балконных дверей и стал наслаждаться открывающимся видом. Расческа в руках Ее Величества вдовствующей императрицы Эрмины Иберо дрогнула, свидетельствуя, что его появление замечено, но тут же продолжила движение по темно-русым локонам. Конечно, она не должна перед ним отчитываться, как не должна этого никому другому, но он все равно ждал. И дождался.
          - Да.
          Никола не просил ничего более. Прямой вопрос, прямой ответ, все честно. К зависти многих они могли позволить себе отношения, не замешанные на политике, несмотря на то, кем была она, и кем стал он. Все, что произошло в зале Высокого Совета, навсегда осталось там, этому не было здесь места.
          Смешно наблюдать за тем, как некоторые любят вершить судьбы и думают, что делают этим великое одолжение. Было бы смешно, если бы не было так печально, поэтому все время, в течение которого он был вынужден присутствовать на совете, капитан посвятил другому занятию – созерцанию Эрмины Иберо - делу куда более важному, чем выборы любого Императора. Непростительное отношение к делам государства со стороны того, кто лишь два дня назад стал главой одного из Высоких Домов - совершенно нормальное поведение для Николы де Нортми.
          - А ты все-таки вернулся. – Женщина даже не повернулась, но зачем, если все за нее сказал голос.
          - Я же обещал. – Улыбнулся он, подходя к ней и задувая по пути свечи. Он забрал гребень из тонких пальцев так, что руки их даже не соприкоснулись. Они научились этому за последние годы – признаваться в своих чувствах на расстоянии вытянутой руки. Поэтому ладонь Николы замерла в сантиметре от шелковистых прядей, прежде чем он погрузил пальцы в рассыпающийся по едва прикрытым шалью плечам шелк волос.
          - Разве это занятие для герцога де Нортми – расчесывать волосы забытой всеми вдовствующей Императрицы? – Уже знакомая ирония в голосе и что-то совсем новое, что слишком ему нравилось, чтобы от этого отказаться. Эрмина затушила две свечи, стоящие перед зеркалом, оставив только одну, отчего комната погрузилась почти во тьму, позволявшую им видеть только друг друга.
          - Оно куда достойнее многих других, на которые я теперь должен себя обречь и которых от меня ждут. – Пальцы намеренно запутались в темно-русых локонах.
          - Герцог де Нортми боится, что не справится с ними? – Это был притягательный танец на острие так долго сдерживаемых чувств, каждое слово – шаг над бездной, цена которому удар живого человеческого сердца. Их взгляды встретились в серебристой глубине зеркала, зацепились друг за друга и уже не смогли расстаться.
          - Рядом с вами, Ваше Величество, мне нечего бояться, потому что… - Он накрыл свободной рукой ее ладонь. Их руки впервые соприкоснулись, и пальцы тут же переплелись, как будто делали это сотни и тысячи раз. Как это странно – впервые ощущать себя частью единого целого. Странно и до боли сладко. – Я снова нашел свою веру.
          Из прошлого в будущее только один шаг – настоящее. Впереди бесконечность других шагов и нельзя вернуться назад. Никогда. Никола сделал шаг, отступая и позволяя Императрице подняться, Эрмина шагнула к нему.
          - Я тебя… - Последнее слово этой благословенно-проклятой фразы украл первый поцелуй.
          Когда Господь создавал мужчину и женщину, которые предназначены друг другу, его должно быть вдохновляло пламя – то горящее ровно и согревающее все вокруг, то бушующее самым страшным пожаром. Никола де Нортми и Эрмина Иберо наконец были готовы сгореть. Вместе.
          Обняв Императрицу и зарывшись лицом в душистые волосы, капитан императорских гвардейцев, едва касаясь тонкой ткани, провел рукой по спине Императрицы, как будто это не сильные мужские руки ласкали женщину, а дуновение нежного весеннего ветра. Ладонь его легла на позвоночник Эрмины, чертя только им понятные знаки. Она едва заметно вздрогнула от слишком нежной ласки.
          Их руки переплелись, требуя все больше и больше, пока губы исследовали и открывали… Кожа к коже или душа к душе две половинки одного целого, узнавать друг друга, исследуя неизведанную бездну чужого мира, так близко, что ближе уже нельзя, так открываться друг другу, как не смогут это сделать никакие слова. Говорить прикосновениями, вздохами и одним на двоих ритмом биением черного провала зрачка – некоторые зовут это страстью, другие любовью, Никола и Эрмина нашли свое название тому, что происходило между ними.
          - Мы играем в слишком опасную игру, Никэ… - Шепнула тишина женским голосом, гася последнюю свечу.
          - Нам хорошо, Эрмини. – Ответила тьма мужским. – И пусть весь мир подождет.

Сообщение отредактировал Mяyka - 22.01.2006, 18:37

[Рикардо Арида]

3 день месяца Иглы,
Рунн, особняк Иберо

I see you comb your hair and gimme that grin
It's making me spin now, spinnin' within
Before I melt like snow
I say Hello - How do you do!
Roxette

Завтра дальняя дорога
Выпадает королю...
к/ф "Бременские музыканты"

Капитана Арида мало трогали какие бы то ни было политические волнения и перемещения. Был император - не стало его, будет другой - ну и что, что как капля воды похожий на прежнего, тем удобнее увальням-придворным, не надо привыкать к новому лицу да и вот вам повод особо не тратиться на императорскую одёжку. Власть Иберо была непоколебимой, и этот факт он готов был доказывать своей честью и кровью до скончания времён, а чьё-то иное мнение мало когда его интересовало.
Впрочем, все эти многочисленные совещания, согласования и прочая болтовня в Великом Совете на время плотно заняли Адмирала Антонио, что имело, так сказать, две стороны - светлую и тёмную. По левую руку шла возможность расслабиться и подольше покутить с друзьями и соратниками - а ведь именно за этим Рик стремился в блистательную столицу империи: народные гуляния и праздненства, как ни странно, отмечавшиеся среди дворянства гораздо дольше и пышнее, чем в среде самого народа, так кстати подвернувшийся день святой Ангелины, праздник более народный, чем церковный, вновь выманивший добродушных горожан и хорошеньких горожанок на улицы, благоприятствующая погода, когда, как казалось, сами Небеса потворствуют радостям и улыбкам со всех сторон, - всё это настраивало на безделье и самолюбование. Но по другую руку стоял долг и надзор за дочкой самого Адмирала Иберо - дело, в котором он, Рикардо, был, как и следовало ожидать, оставлен главным, так что вся ответственность ложилась на его широкие плечи. Это было задание, которое Рик не мог ни при каких обстоятельствах бросить на самотёк, так что вчерашний вечер окрасился для него заботами и хлопотами.
А ещё это был вечер, когда Рикардо наконец-то мог почувствовать себя героем популярного романа. Вечер, скрытый налётом таинственности и очарования пустынных дорог, вечер столь же волнующий, как и возможность поцеловать тонкую затянутую в дорожную перчатку руку, еле-еле показавшуюся в окне кареты.

Указания Адмирала были предельно четкими - доставить номени Каэтану Иберо в отчий дом в целости и сохранности, благо возможность, благоразумно предоставленная старым пройдохой Жоресом Фьёром, всё сделать в эту же ночь - девочку одну, в страшной спешке и почти тайно увозили к какой-то старой давным-давно забытой родственнице - подвернулась как нельзя более кстати. Проследить за неприметной каретой, выхаевшей из ворот особняка гильдмейстера, было несложно. Неспешно прокатилась она по отнюдь не самым главным улицам города и выехала за его черту ровно там, где и нужно было, - на участке, наиболее близком к жилищу далёкой родственницы. Сюрпризов не предполагалось. Во всяком случае, если не считать сюрприза, подготовленного Риком и его товарищами, удобно расположившихся на пригорке за одним из поворотов изрядно петлявшей дороги, ведущей на восток.

Карету сопровождало трое дюжих молодых людей, но, если учесть всю ту подготовку, которую провели Рикардо и его люди, проблемы они не составили - и очень скоро без лишнего шума их места заняли не менее дюжие молодцы из команды капитана, а повозка, на минутку застывшая на обочине, покатила обратно в город. Из глубины кареты послышался громкий девичий голосок, немедленно требующий объяснений, и лицо Рика украсилось широкой улыбкой в ожидании встречи с обладательницей этого настойчивого голоса.
- Номени Каэтана, не стоит так далеко высовываться из кареты, это может стать опасным. - Они остановились, капитан спешился и приоткрыл дверь повозки. Оттуда выглянула гордая и как всегда невероятно красивая Каэтана в тёмно-зелёном тёплом дорожном плаще с капюшоном и ненамного высунулся кончик дамской туфли. Брови её были высоко подняты, а в глазах бушевало непонимание.
- Номен Рикардо..?
- Счастлив приветствовать вас, номени, безмерно счастлив. - Рик обеими руками взял протянутую ему маленькую ладошку и запечатлел на ней легкий поцелуй.- Не извольте беспокоится, всё в полном порядке. Просто планы немного изменились, и своим долгом я считаю доставить вас прямиком к вашему отцу.
- Моему отцу? - девушка была удивлена, но ни малейших следов тревоги не проявляла. Планы изменились - что ж, ей же лучше, кто стремится ехать одной к скучной тётке в глухую горынь, где нет ни сестры, ни друзей, ни даже всего обширного гардероба, что остаётся храниться дома?
- Да, а теперь давайте продолжим наш путь, уже и так темно, задерните поплотнее шторы и ни о чем не волнуйтесь. Со мной вы можете себя считать в полной безопасности. - Он захлопнул дверцу кареты и махнул кучеру - мол, трогай, а сам подошёл к своей лошади. Краем глаза капитан Арида заметил, что при каждом шаге микроскопические пылинки опускаются на его вычищенные до блеска сапоги, но даже это не могло выбить из него тот заряд бодрости и отличного настроения, обеспеченного сегодняшним приключением. Никаких забот, никаких волнений. Всё прошло как по маслу, и они победили.
Опять.

"А ведь насколько правильную вещь я сделал, - на следующее утро умиротворенно думал  Рикардо, думал, не вдаваясь в излишне глубокомысленные рассуждения. - Нет ничего, важнее и крепче семейных уз, так что моё дело правое, пусть использованные методы и отдают бретерством и лихачеством. Нет ничего важнее семьи, и она-то теперь, наверное, понимает это, как поняла бы любая на её месте. Быть одной из Иберо - что может быть лучше, а как ей должно понравится на Юге! И ведь это удачно, что именно я соединил её с потерянными родственниками..."
Рикардо вошёл в дом своего шефа, бывший ещё теперь и домом свежеспасенной девицы, - принимать похвалу за успешно выполненное задание, дожидаться нового и хоть полвзгляда кинуть на свою новонайденную землячку. В первой же гостиной его мечта грозилась осуществиться - на краешке софы с видом примерной дочери почтеннейшего семейства сидела номени Каэтана Иберо в компании служанки и, как ей и положено, посвящала себя вышиванию.
- Драгоценнейшая номени.. - длинный темпераментный монолог в самом ещё своём начале запнулся о холодный взгляд девицы:
- Это вы? - девушка встала, а её тон не оставлял сомнений - она была чем-то недовольна. Теперь мужчине оставалось только выяснить, что именно рискнуло навлечь на него гнев его возлюбленной. Голос Рика сделался трагичным:
- Да, я. Вы не рады меня видеть?
- Не рада.
- Откуда столько неумолимости в вашем голосе, очаровательная Каэтана! Позвольте мне загладить свою вину, откройте, кто посмел вас обидеть?
- Вы мне врали.
Гм. Ребенок говорил что-то странное.
- Как я мог?! Разве я не привез вас к вашему отцу, как и обещал?
- Привезли.
- Разве вы не рады наконец-то найти своего настоящего родителя, который будет вас любить, баловать и оберегать?
- Рада.
- Но тогда вы должны быть довольны, незабвенная моя.
- Должна. Но не довольна! - Девушка заметно сердилась и с этим надо было что-то срочно делать.
- Никто же не собирается разлучать вас с вашими прежними родственниками. И ваша сест... и номени Вероника, и Рауль, и Крис, и номен Жорес будут с вами, зато у вас появятся новые, ещё более близкие вам люди - например, Фернандо и Беатрис Иберо - ваши новые брат с сестрой. Я уверен, вы будете счастливы.
- Замолчите, номен Рикардо, и уйдите прочь. Я разочаровалась в вас. - Каэтана казалась спокойной, но длительное общение с её отцом показывало капитану, что это далеко не самое лучшее, что могло бы быть. Подчас для удачливого и искусного мореплавателя буря лучше мертвого штиля.
- Позвольте мне загладить свою вину, позвольте объяснить вам получше..
Звонкий удар пощечины послышался капитану ещё до того, как рука была занесена - слишком часто он прислушивался к этому звуку раньше. Резкий взмах изящной кисти, хлесткий удар, столь родное сердцу влюбленного молодого человека "бдыщщ" и неожиданно прояснившаяся голова вкупе с приятной тяжестью в коленях - в наследство от папочки, Каэтана получила не только пронзительный взгляд да исключительную улыбку, но и тяжелую руку, от которой пострадает ещё не один номен, стоит ребенку подрасти.
Она ушла, а капитан Арида остался в гостиной один, на него уже выплестнули всё негодование и раздражение, что копилось внутри бедной девочки всю предыдущую ночь. Мужчина прижал руку к пострадавшей щеке и тихо улыбнулся: "Всё-таки ей будет хорошо среди Иберо."

Сообщение отредактировал Рикардо Арида - 23.01.2006, 12:32

[Дирок дэ Ла Прад]

3 число месяца Иглы.
Дом Эстэ. Позднее утро.


- Дай коснуться, любимая, прядей густых… - слова родились на грани сна и пробуждения. Он проснулся, тихо прошептав их еще раз.
      Яркий луч солнца запутался в темных локонах красавицы, спокойно спящей в объятьях мужчины, который осторожно пошевелился, не желая нарушать сон возлюбленной. Его рука мягко заслонила от любопытного луча девичье лицо, едва касаясь нежной кожи щеки. Убедившись, что она по прежнему спит, мужчина улыбнулся и прикрыл глаза. Он хотел и мог позволить себе эти минуты бездумного отдыха.

      Состоявший Совет оставил после себя весьма яркие воспоминания. В первый день Дирок получил истинное наслаждение от появления очаровательной маленькой принцессы, так уверенно и ярко заявившей о себе. Маленькая красавица похоже даже не подозревала о том, какой накал борьбы мог возникнуть. Ее появление практически уравняло стороны. Надо признать, что тана Алиера в первую очередь волновала сама девушка, а вовсе не ее высокое происхождение, как впрочем и с любой другой. Северная трибуна практически ничем не отметила шага сделанного флавийцами, обозначив лишь свою позицию. Первый Тан Севера об этом предупреждал своих танов. Снятие кандидатуры тана Райм вызывало у Дирока еще одну улыбку, за которую Асни вполне могла отправить его на тот свет, если бы они обменялись мнениями по поводу ее возможного воцарения. Второй день Совета был не менее ярким. Дирок лишь один раз с сомнением посмотрел на разыгравшееся представление. Когда приносил клятву верности Эстерад Флавио. Безудержный нрав наследника флавийцев был слишком хорошо известен, а поэтому тан не сомневался в том, что теперь за этим молодым человеком будут присматривать в оба глаза. Появление Константина прошло триумфально, скорей всего на это и было рассчитано у торжествующих южан. Странное дело, но склоняя голову перед законным императором, Дирок почувствовал, как груди что-то тревожно кольнуло. Венценосные Александриты были слишком похожи, он должен будет подготовить сестру – это было понятно сразу. Но не только волнение за Сандру беспокоило молодого тана.
      Найти одну из фрейлин ее величества во дворце – не составило труда. Дирок не очень удивился, застав Сандру в веселой компании своего старинного знакомца – Рикардо Арида. Молодые люди с увлечением обсуждали каким растениям суждено этим летом украсить балконы дворца, обвив их своими ветвями. Садовник, который послушно кивал головой – лишь вставлял краткие и очень нужные замечания по поводу приживется или нет то или другое растение.
- Я уверена, что вы сможете вырастить любой редкий цветок, Аргон, - промурлыкала Сандра. – И все таки прошу вас обратить внимание на красоту фасада. Пусть цветы придадут лишь изысканный штрих и без того превосходной картине дворца.
- По моему важнее не красота цветов – они все удивительно красивы, номени Сандра, - вставил свое слово Рик. – А крепость их побегов….
      Сандра весело засмеялась:
- Право, мне хочется верить, что вы заботитесь лишь о цветах, граф… а не только о том, как оказаться на балконе той или другой девушки.
- Думаете я стану лезть на балкон к прекрасной номени?!! – с исключительной искренностью удивился Рикардо.
- Нет, насколько я знаю тебя – ты вежливо постучишь.. и тебе не смогут отказать, мой прямодушный друг. – вмешался в разговор тан Алиера. – Какой у вас увлекательный спор….
- И чью сторону ты поддержишь, брат? – задиристо откликнулась Сандра.
- Уверен, что ты знаешь ответ, сестра, - улыбнулся Дирок. – Впрочем, даже если вокруг балкона не будет ни одного дерева, а стены замка – будут казаться неприступными. Можешь не сомневаться, что я найду способ проникнуть в крепость….
- И спасти прекрасную затворницу…. От одиночества, - перебил друга Рикардо, склоняясь перед Сандрой, чтобы не дать возможности Дироку ответить на выпад. – Позвольте поцеловать вашу руку, номени. Ваше общество всегда будет для меня праздником, даже когда находятся грубияны нарушающие его очарование.
      Дирок вздохнул, давая себе зарок позже разобраться со старым беспутником:
- Ты угадал, Рик, мне нужно поговорить с сестрой. Но это не отменяет нашей с тобой скорой встречи, приятель.
- В любое время! – отозвался граф Арида, удаляясь.
      Сандра с улыбкой отпустила садовника, дав ему небольшой список, который они так дружно обсуждали, и обернулась к брату:
- У нас есть Император?
- Да… - он ловко провел сестру к скамье под душистыми липами и коротко поведал ей о втором дне Совета и его результате….


      Руки осторожно обняли пошевелившуюся на груди красавицу, не желая отпускать:
- Еще очень рано, - тихо сказал он.
      Красивая, женская рука скользнула по его плечам, ласково коснувшись шеи:
- Утро давно прошло, милый. – как короткая отметина, как шрам, напоминающий, что все проходит, оставляя лишь короткий след. Порой – еле заметный, а часто – ноющий всю жизнь.
- Ты хочешь чтобы я ушел?
      Тихий, переливчатый смех, нежный поцелуй в щеку и загадочная глубина взгляда, когда он открыл глаза:
- Послушай, Элен…. Первые две строки, - и нараспев, продолжил. - Дай коснуться, любимая, прядей густых, эта явь мне милей сновидений любых..
      Тихий шелест распускающихся листьев за окном, негромкие голоса где-то за дверью. Его рука нежно гладила шелковистые пряди, а женщина молчала, ожидая. Не дождавшись ответа, спросила:
- Дальше? Ведь ты это сочиняешь прямо сейчас…
- Да, - теперь он рассмеялся. – Но сегодня мне что-то мешает поймать последние, нужные слова.
- Они появятся, Дирок.. Я не припоминаю, чтобы ты остановился не дописав песню.
      Элен поднялась и накинула на себя легкий пеньюар, вдруг странно отдалившись. Мужчина молча следил за тем, как она проходит по комнате, распахивая шторы и впуская солнце, что неумолимо клонилось к закату, затем она позвонила в колокольчик, приказывая принести кава и села к огромному зеркалу, вглядываясь в свое отражение. Молодой тан чуть улыбнулся, одеваясь:
- Ты права, нужно успеть сделать необходимые распоряжения. И обрадовать сестру, тем что свадьба будет.
- Ты дал согласие? – их глаза встретились в отражении стекла, но это его не устроило и он, приблизившись, опустился на одно колено перед возлюбленной.
- Если ты о помолвке Сандры, то ее уже нет. А мне нужно твое согласие, Элен.
      Огромные глаза пронзительно впились в его лицо:
- Да, - негромко продолжил он. – Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Подожди, - он словно предугадал ответ. – Не спеши отвечать, я прошу тебя подумать. Ответишь, когда я допишу эти строки….
      Он усмехнулся, целуя шелковистый локон, упавший на полуобнаженное плечо, поднялся и весело закончил:
- С твоего разрешения, Элен, мне нужно идти.
      Уже у дверей его догнал вопрос:
- Зачем, Дирок?
      Он обернулся, глядя прямо в темные омуты глаз:
- Чтобы любить тебя и защитить. Это так просто, но невозможно, если ты не согласишься.

3 число месяца Иглы.
Особняк Прад. Вечер.


      Он вихрем влетел в дом, проносясь к огромному залу, где в кресле сидела его сестра.
- Сандра, скажи слово!
      Девушка коротко засмеялась, поджимая под себя ноги и отставляя чашку с молоком:
- О чем?
- Мечта…
- Сердце! – рыжая головка склонилась набок, изумрудные глаза испытывающе посмотрели на брата.
      Дирок замер, глядя в никуда и тихо пропел:

Дай коснуться, любимая, прядей густых,
Эта явь мне милей сновидений любых...
Твои кудри сравню только с сердцем влюбленным,
Так нежны и так трепетны локоны их!

- Запиши это, Рокки, - еле слышно прошептала Сандра, влажно сверкнув глазами. – И кто она? – недолгое молчание. – Номени де Эстэ?
      Молодой тан улыбнулся – мечтательно, бездумно:
- Впервые в жизни я чувствую, что нежности и любви недостаточно, чтобы сделать счастливой женщину…. Но в жизни нет вопросов без ответов.

[Карна Норн]

3 день месяца Иглы.
Шенбрунн.

    Серый, без единого пятнышка конь стремительно несся меж деревьев к Шенбруннскому лесу. Послушный почти безмолвному зову своей черной всадницы, он лишь строптиво раздувал ноздри, вдыхая свежий воздух. Карна едва придерживала поводья, царственно выпрямив стан, и глядя прямо в лицо несущемуся ей навстречу ветру. Кровавые губы девушки кривились усмешкой, вспоминая недавнее столкновение...

    ...Все было разыгранно с исключительной изысканностью, отмечающей любые представления настоящих ценителей дворцовых интриг. Черноволосая красавица с утра от души позабавилась последними сплетнями о Совете, ярко представив себе разыгравшиеся там картины. Ей уже нетерпелось увидеть неожиданных претендентов и того, кто вышел победителем с легкой руки своих покровителей.
- Говорят он как две капли воды похож на своего покойного брата, - восхищенно блестя глазами рассказывала Лаура де Кана.
- О, да! И когда он вошел в зал Совета, над ним засияли лучи солнца. Это знамение, - перебила Анн де Вальдэ.
    Карна слушала, улыбаясь и чуть-чуть постукивая сложенным веером по тыльной стороне ладони.
- Наверное кому-то будет приятно увидеть новое воплощение Александра, - дамы изволили покосится на красавицу-фаворитку.
- Любезные номени, вам стоит приготовится к тому, что нравы этого двора поменяются. Александр ушел, унеся с собой ту незабываемую атмосферу легкого сумасбродства, позволяющую всем творить то, что им заблагорассудится. Посмотрим, чем отличится Константин. Внешнее сходство - всегда обманчиво, - негромко парировала Карна своим завораживающим, хрипловатым голосом.          Сказав последние слова, женщина подняла глаза, с усмешкой одаряя разговорчивых придворных сверкающим из глубины взором, слегка склонила голову и направилась к выходу из зала. Смех так и рвался наружу, но ему позволялось отражаться лишь в сияющих, черных глазах и гордой улыбке, словно это она - победительница. Она и чувствовала себя такой, следуя подсказке предвидения: тот, кто родился императором, но воспитывался послушным сыном веры - станет игрушкой любого, искушенного в играх интриг, политики и честолюбия. Осталось только увидеть в чьи руки попадет восхитительно-невинная игровая фигура нового монарха.
- Вы сегодня ослепительны, номени Норн, - у этого голоса на все случаи жизни запасена усмешка.
- Рада признать, что и вы - поразительно хорошо выглядите, ваша светлость, герцог де Нортми.
- Как вы официальны.
- Как вы милы, - в тон ему ответила Карна, чуть прищуриваясь, когда серые глаза оценивающе охватили ее одним взглядом.
Никола де Нортми сделал еще один шаг, приближаясь к ней:
- Все еще сердиты на меня?
- По моему вам это должно льстить, герцог, - сверкнули в улыбке белоснежные зубы.
    Никола не менее ослепительно улыбнулся, склоняя голову и бросая исподлобья взгляд на красавицу:
- Так это положительный ответ?
    Она была насторожена с самого начала, доверяя новоиспеченному герцогу не более, чем дикому зверю, выслеживающему добычу. Ее только чуть озадачивало то, что на охотника Никола не был похож.. Скорее..
- Я вам не помешала? - мурлыкающий, чуть гневный голос: "О, да.. Вот это охотник.. Тогда Никола - загонщик.. Ну что ж, тигрица, послушаем тебя.."
    Карна улыбнулась появившейся рядом с ними красавице, ограничившись коротким:
- Ничуть, - и опять посмотрела на усмехнувшегося Николу.
- Мне несколько надоело ждать обещанной встречи, герцог де Нортми. Я пошла искать вас и нашла в исключительно милом обществе, - всегда такое выразительное лицо огненноволосой фрейлины сейчас могло сравниться разве что с ледянной маской, которую в канун большого праздника зимы высекают на холодных льдах скал Ирра. Но и она сверкает переливаясь в лучах солнца или луны. Карна же не заметила ни одного чувства: "Очаровательно, Сандра. Я недооценила тебя, милая.."
- Не мог отказать себе в удовольствии, моя несравненная, - раздался ленивый ответ герцога.
- А вы, Карна, не приминули воспользоваться ситуацией? - в голосе тоже колко звенели ледянные ноты.
- Мне не дано выбирать предпочтения герцога, Сандра, я могу лишь.. восхищаться ими. - глаза вновь засияли, оценивая едва заметную тень, пробежавшую по красивому лицу фрейлины. - Возможно ему не хотелось идти на столь скучную встречу.
    В ярко-зеленых глазах засверкало холодное презрение:
- Ах, наш блистательный капитан стал герцогом и теперь ему претят встречи со мной, - обращенный казалось бы к мужчине выпад, был нацелен на ослепительно улыбнувшуюся женщину.
- Милая Сандра, зависть очень нехорошее чувство. Наш доблестный капитан поднимается по очень скользкой лестнице славы. Теперь он - особо приближенный Ее Императорскому Величеству.
- Вы смогли сбить меня с толку, номени Норн, один раз. Но сейчас сами подсказали верный ответ. Именно ваша зависть заставила искать причины, чтобы разлучить меня с моим женихом. Из зависти ко мне, вы стараетесь оболгать чистое имя, прикрывая свои собственные интриги. - лед еще более застыл, поражая сверканием изумрудного блеска.
- Вы забываетесь, Сандра! - черноволосая красавица презрительно повела плечами.
- Ваша горячность доказывает обратное, номени, - чеканный ответ. - Именно вы, а не кто либо другой, замечен в обществе капитана. - легкий поворот головы, холодный кивок. - Что ж, я оставляю вас, Никола, с номени Норн, возможно, именно с ней вам будет приятнее провести все последующие вечера. Всего хорошего.
    Карна на мгновение прикрыла глаза, прежде чем перевести взгляд с удаляющейся фрейлины на все еще стоящего перед ней герцога де Нортми.
- Желаете разнести меня одним из колдовских заклинаний, Карна?
- Что вы, ваша светлость, я всегда теперь буду апплодировать вашим представлениям... в первых рядах, - кровавые губы изогнула еще одна странная усмешка, когда развернувшись она покинула его.

    Да, она недооценила ее.. Но теперь еще больше убедилась, в верности своего решения по отношению к давней сопернице. А герцог.. для ребенка он слишком великовозрастен, для актера играющего ребенка - чересчур увлекающийся и подчас суетливый, но это не отменит наслаждения от представления! Однако это оказалось неожиданным: он решил защищать рыжеволосую фрейлину. Что ж. Защита - не самая сильная сторона нынешнего герцога Нортми.

    Вихрь - так звали серого рысака - встал на дыбы и громко заржал, взбрыкивая передними ногами. Молодая женщина сжала зубы, усилием воли вновь обретая власть над собой и животным, но прежде чем они оба едва не упали, сильная рука перехватила поводья и негромкий голос произнес:
- Вам, номени, надо внимательнее следить за дорогой. Так, задумавшись, недолго и свалится с лошади, - широкоплечий мужчина в форме офицера городской стражи смотрел прямо ей в лицо, продолжая удерживать повод.
    Карна чуть нахмурилась и уже собралась вырвать уздечку, как вдруг в памяти ярко вспыхнуло: капитан городской стражи. Какие милые сюрпризы бывают у баловницы судьбы! Черные глаза с живым вниманием окинули взглядом ладную фигуру капитана, а на губах заиграла улыбка:
- Спасибо за предупреждение, капитан, но думаю я бы справилась с этим рысаком, даже если бы ваша помощь не подоспела, - изящная кисть руки коснулась виска. - Но я благодарна.. за вашу помощь.
    Мгновение она молчала, глядя как он отступает с молчаливым поклоном, а потом сделала движение, словно собиралась спрыгнуть на землю. И он снова оказался рядом, подхватывая молодую женщину на руки и аккуратно ставя ее на землю. Карна на мгновение коснулась плеч капитана кончиками пальцев и склонила черноволосую голову набок:
- О, вы еще раз докажите мне, что вы мужчина?
    Сэм Гарди-Прад удивленно поднял брови, но потом усмехнулся:
- Как вам будет угодно, номени. Желаете немедленных доказательств?
    Карна беззаботно захохотала. Также беззаботно она смеялась, узнав о том представлении, которое разыграли Иберо, выбрав мышь в колпаке*.
- Нет, потом... - она отступила, улыбнувшись кровавыми губами. - Сегодня вечером.
    Последнее уточнение сказано так тихо, как для самой себя, но он услышал и зеленые с золотыми искрами глаза его сверкнули, когда он молча склонился перед ней.


    Черный браслет тонкой змейкой обвивал руку покойно лежащую на спинке кресла. Карна Норн задумчиво изучала сквозь хрустальное сверкание бокала блики пламени в камине, когда в дверь постучали. Эса вскочила с маленькой табуретки у ног госпожи, заглядывая в черные глаза, где лишь на миг отразилось удивление.
- Открой. - служанка быстро выполнила тихий приказ, впуская капитана городской стражи.
    Мужчина склонил голову, приветствуя улыбнувшуюся ему в ответ Карну, и протянул огромный букет белоснежных, как снег на вершинах гор, нарциссов:
- Благодарю, но... - женщина не успела закончить слова.
- Мне приятно подарить их вам, Карна.
    Легкое движение тонкой руки, служанка бесшумно поставила перед госпожой вазу и удалилась. Карна приблизилась к капитану, осторожно беря букет, чтобы поместить их в широкую, стариную вазу черного оникса. Изящные пальцы чуть расправляли хрупкие стебли бледных цветов с едва уловимым запахом:
- Они красивы, - задумчиво проговорила Карна. - И холодны. Сродни мне.
    Теплые руки коснулись ладони, мужчина легко развернул ее к себе:
- Я не заметил в тебе холодности.
    Кровавые губы улыбнулись:
- Когда мы успели выпить с вами, чтобы быть на "ты", капитан? - легко спросила женщина, касаясь прохладной ладонью его щеки.
- Так проще, - ответил он, - но от глотка вина не откажусь...
- Вина?
- Да. - он помолчал, разглядывая красавицу, которая в свою очередь изучала его, протягивая свой бокал, что еще совсем недавно покойно стоял на столе, и погружаясь темным взглядом в спокойную глубину зеленых глаз.
    Сэм сделал короткий глоток и возвращая Карне, которая так же на миг приблизила бокал к губам и вновь ставя его на стол. Неожиданно мужчина подхватил со стола бокал, допивая его и откидывая прочь, чтобы обвить руками женские плечи, склоняясь и целуя красавицу в губы - опьяняюще, жарко. Женские пальцы скользнули по пуговицам камзола, что с неимоверной скоростью растегивались казалось бы от легкого прикосновения, а потом плавно развязали ворот рубашки. Сэм глубоко вздохнул, прерывая поцелуй, но не отстраняясь от манящих, ярко-красных губ:
- Так быстро?
    Карна улыбнулась, губы их касались друг друга, когда хрипловатый голос прошептал:
- Так проще. - негромкий смех удивил может быть кого-то, но они не удивлялись, помогая друг другу освободиться от ставшей сейчас ненужной одежды. Руки мужчины сжали гибкий, женский стан, чуть приподнимая и опускаясь вместе с ней в кресло.
    Черный, как драконий глаз**, взгляд встретился с разгорающимся зеленым пламенем колдовского пожара, чтобы вспыхнуть от одного движения сильных рук, разорвавших тонкий батист пеньюра. Зов ночи, освященной слепящим месяцем; зов, что родился вместе с первым существом с горячей кровью; зов, которому послушны все, кто ходит по земле - ироничный и страстный, сладостный и хмельной зов пламени в жилах. Зов, которому послушны все, кто слышит его - при свете солнца, под покровом тьмы. Ироничный и страстный, сладостный и хмельной зов крови.


* Мышь в колпаке - тоже, что и кот в мешке.
**Драконий глаз - черный, драгоценный камень с колдовскими свойствами, дающий силу женщинам. (Зем.аналог - гематит..)

Сообщение отредактировал Карна Норн - 31.01.2006, 17:54

[Жан-Пьер де Барна]

3 число месяца Иглы.
Рунн. Особняк Нортми.

    - Не малы ли дни мои? Оставь, отступи от меня, чтобы я немного ободрился, прежде, нежели отойду, - и уже не возвращусь, в страну тьмы и сени смертной… - чтение Книги Ответов Анжеликой перемежалось чередой всхлипов и вздохов. Жан-Пьер сидевший в стороне, молча играл с котенком, двигая перед ним концом шарфа, - в страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма…
    Будущая герцогиня Конарэ отодвинула книгу в сторону и снова зарыдала.
    - Ну же… - граф Барна отложил в сторону шарф, котенок тут же противно завопил. – Анжелика, того, что уже случилось – не исправить. Ваш отец вряд ли обрадовался, увидев Вас в таком состоянии.
    - Неуж.. неужели… - слезы душили ее. – За… за что, Жан-Пьер? Мой отец был… был хорошим человеком, самым лучшим…
    - В наши времена сложно быть хорошим, – вздохнул граф. – Многие завидуют. Исправить прошлое нам не дано, остается надеяться на будущее…
    - Ка... Как я могу надеяться? – она закрыла лицо руками. – Все так… так плохо… просто ужасно…
    - Быть может… - начал Жан-Пьер, но дверь хлопнула – в комнату вошел Конрад де Конарэ.
    - Граф, – вежливый полупоклон, ехидная улыбка на губах. – Анжелика…
    - Кхм-кхм. – Жан-Пьер встал, откашлявшись. – Мы ждали Вас еще вчера, Ваша Светлость.
    - Я был занят… - загадочно сообщил Конрад, вешая шляпу на вешалку и снимая сапоги. – Может быть, Вы не в курсе, но весь прошедший день мы выбирали нового Императора…
    - Всю ночь? – граф Барна вскинул бровь в мнимом удивлении.
    - Нет, хватило и дня. – Конрад улыбался. – Было бы из чего выбирать, возможно, это бы продлилось и дольше.
    - Значит, теперь мы все живем под сенью деяний Диего Первого?
    - Увы, с первыми нам не везет, – герцог уселся в кресло, водрузил ноги на пуфик стоявший рядом и потянулся за бутылью вина. – Возрадуйтесь. На троне будет сидеть нечто, называемое Константином Тринадцатым!
    Жан-Пьер раскрыл рот от удивления.
    - Откуда же взялся Тринадцатый?
    - Об этом надо узнать у Вашей тетушки… - ехидно заметил Конрад. – Впрочем, рискну предположить, что взялся он оттуда же, откуда берутся все люди… Аист его в корзинке не принес, я в этом уверен.
    - Он брат Александра? – снова удивился граф Барна. – Но где же он был все это время?…
    - Сеятель его знает… - Конрад залпом осушил бокал. – Я так и не понял. Важно то, что у нас с Вами неожиданно оказалось куча родственников, о которых мы понятия не имели. Просто – цирк. Флавио притащили какую-то девицу – якобы сводную сестру Александра, Иберо извлекли на свет божий брата-близнеца Александра... Может быть вина, граф? У Вас такое лицо…
    - Да, пожалуй, – ошарашенный Жан-Пьер сел обратно в кресло. – Почему…
    - У меня тоже много «почему»… - лениво заметил герцог Конарэ. – Поэтому я всю ночь и провел в седле, раздумывая над этими вопросами… Пришел к интересным выводам, знаете ли…
    - Поделитесь? – граф Барна глотнул вина.
    - Политика в наше время стала вредна для здоровья, как впрочем, и воздух столицы. – Конрад улыбался. – Я собираюсь покинуть двор и вернуться в свое имение вместе с супругой… - он посмотрел на Анжелику. – Это же самое я могу посоветовать и всем остальным, если у вас, конечно, нет орла на гербе.
    - Дельный совет. – Жан-Пьер тоже улыбнулся. – А вы уверены в своих пророчествах?
    - Сами увидите… - ухмыльнулся герцог Конарэ, и, закрыв глаза, откинулся назад.

Сообщение отредактировал Жан-Пьер де Барна - 04.02.2006, 23:23

[Анжелика де Нортми]

3 число месяца Иглы.
Рунн. Кладбище невинно убиенных.

    - Я хочу посетить могилу своего отца, – неожиданно Анжелика встала со своего места. – Если Вы хотите проводить меня, Жан-Пьер, то пойдемте. Конрад, Вы не возражаете?
    - Идите, идите… - сказал герцог, не открывая глаз. – Прогуляйтесь.
    На улице дул прохладный ветерок, но поскольку они облачились в теплые плащи с большими капюшонами, закрывающими лицо, было тепло. Анжелика вздохнула. Небо синеет, птицы поют, но на душе лежит громадная скала, и снять ее не представляется возможным.
    Предвкушая грядущий праздник, и еще не отойдя после предыдущего, народ ходил по улицам веселый, отовсюду доносился звонкий смех и звуки иных наречий Империи.
    - Унд эс вирд айн стиллес бэтен, тиф ин унзрен сеелен вах, эх ди дункле нахт зихь найгет, тёне фромм айн лид вид нах… - доносилось из близлежащей таверны.
    Анжелика вздрогнула.
    - Как много брамерцев в последнее время в Рунне. – заметил Жан-Пьер. – Я совсем не давно видел еще один отряд, прибывший в город… Вооружены до зубов, смотрят как волки. Что-то не верится, что они прибыли веселиться.
    - Отец бы все понял… - тихо сказала Анжелика. – Теперь все рушится. Жан-Пьер, я не говорила это никому, но вам скажу. Мне снятся сны о том, что этот мир падает в бездну… полную тьмы.
    - Вам здорово досталось в последнее время, – граф пожал плечами. – Неудивительно, что вам грезится всякая гадость. Ваша мать просила меня пока позаботиться о Вас…
    - Вы не поняли. – Анжелика грустно вздохнула. – Но это и не важно.
    Кладбище было совсем рядом. Пятеро Нортми лежит в нем. Все пятеро нашли свою смерть в коварной столице, но один пережил остальных на тридцать восемь лет… Тридцать восемь лет бесконечных боев, скитаний и потерь… Проклятие Андре де Монбара продолжало действовать и еще один человек, предавший его сошел в могилу.
    Здесь росли вековые деревья, а ветки переплетались меж собой и затеняли землю, не давая солнечным лучам осветить каменные надгробья. Спокойный полумрак… Пустырь, где была вырыта яма, куда по приказу Мишеля де Морле побросали убитых во время ночи Святого Августа. Почти сорок лет прошло и возникшее здесь кладбище принимало в свое лоно усопших откровенцев, бесчисленных купцов и проповедников. А теперь в землю лег и тот, кто защищал их все это время…
    - Останьтесь здесь, – приказала дочь Черного герцога.
    - Слушаюсь. – Жан-Пьер остановился у калитки.
    Протопанные тропинки не были прямыми, и в начале Анжелика растерялась, но вскоре стало ясно куда идти – любая дорожка вела к центру, а там и был похоронен Этьен де Нортми.
    Тьма окружала ее, но впервые в жизни тьма не была враждебна. Тонкие пальчики коснулись гранита, и древний камень не был холодным. Цветы легли рядом с каменной плитой, отрезавшей от этого мира лучшего из людей. Ветер растрепал ее волосы, принеся слово: «Анжелика»…
    - Отец!
    Да, да… Он жив! Силуэт стоявший в конце одной из тропинок, в тени деревьев, дрогнул и исчез за поворотом. Бегом туда…
    Запыхавшаяся девушка врезалась в застывшего рядом с одной из могил человека, тот поднял на нее взгляд. Нет, это не он…
    - Прошу простить меня, - неизвестный поклонился. – Вы чем-то разочарованы, я смотрю? Надеюсь, причиной разочарования был не я.
    Анжелика огляделась по сторонам. Она могла бы поклясться, что видела фигуру отца, но вокруг было пусто, незнакомец был единственным кроме нее человеком, кто находился сейчас на кладбище.
    - Нет… - сказала она, опустив глаза. – Прошу меня простить, я видимо ошиблась.
    - Ангелы не ошибаются, – неожиданно сказал мужчина.
    Анжелика перевела взгляд на надгробье, около которого стоял неизвестный. «Джон Кроуклоу, покойся с миром». Еще одна трагедия, оставшаяся неизвестной для остального мира.
    - Вы, наверное, дочь Этьена. – неожиданно сказал незнакомец. – Я – Джеймс Кроуклоу, и я искал вашего отца, но, увы, опоздал…
    - Искали? – удивилась Анжелика. – Для чего?…
    - Причин было много… - Джеймс тихо улыбнулся. – Сейчас это уже неважно, сделанного не вернешь назад, но можно еще спасти тех, кто этого заслуживает. Нортми были благословенны Господом на великие дела, а превыше всех – ваш отец. Мы должны закончить то, что было им начато. В Рунне я слышал о многом, слышал и о вашем грядущем замужестве. Нортми отныне потеряно для нас, но может быть, мы найдем пристанище в Экилоне?
    - Не совсем понимаю о чем Вы? – удивилась девушка.
    - Не обращайте внимания, – сказал он. – Просто я хочу поговорить с герцогом Конарэ. Может, Вы поможете с этим?
    - Господь велел помогать другим людям, – ответила Анжелика.
    - Правильно, – согласился Джеймс. – Тогда оставим мертвых в покое, и пойдем…
    Взяв ее под руку, он провел ее к выходу, где уже ждал Жан-Пьер.
    - Алиерский проповедник! – граф похоже знал Джеймса.
    - Приветствую тебя. – Кроуклоу поклонился. – Тебя окружает тьма, граф… Берегись…

[Конрад де Конарэ]

3 число месяца Игры.
Рунн. Особняк Нортми.

    Он задремал, и опять ему приснился этот неугомонный старик, вернувшийся даже с того света, чтобы прочитать своему племяннику очередную нотацию. Конрад долго спорил с Черным герцогом, каждый раз опровергая его доводы, сердясь, но, так и не убедив Этьена, что честь и долг в этом мире пустые слова.
    - Забудьте, - говорил Конрад. – Никому это ненужно. Все хотят поступать по своему желанию.
    - Есть и те, для кого совесть превыше всех земных наград, – упрямился мертвый глава Службы Имперской Безопасности.
    - Дураки. Могила будет для них лучшей наградой.
    - Не собирайте сокровищ на земле, а собирайте на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не крадут, – цитировал Черный герцог Книгу Ответов.
    - Глупость! – герцог Конарэ сердился и топал ногой. – После смерти ничего нет, и нет ни рая, ни ада. Мертвые умирают навсегда, и больше мы их никогда не увидим.
    - Но меня же ты видишь, – резонно заметил Этьен де Нортми.
    - Да… - растерялся Конрад, и пока он придумывал ответ, глава Службы Имперской Безопасности исчез, а его самого кто-то стал энергично трясти за рукав. Синий герцог оглянулся. Девчонка, служившая у его бабушки. Но ей-то что надо?!
    - Мой добрый герцог, - сказала девчонка. – Наконец-то я нашел Вас! У меня крайне важный разговор к Вам!
    - Чего?… - Конрад замотал головой и тут понял, что уже проснулся. Перед ним стоял благообразный дед в богатоукрашенном, но уже изношенном камзоле.
    - Это Вы?… - герцог Конарэ удивленно посмотрел на него. – Кто Вы такой, Сеятель Вас побери?
      - Граф Селестин де Осси, Ваш покорный слуга, – дворянин с изумительной ловкостью отвесил изумленному Конраду церемонный поклон. – Я прибыл в Рунн сегодняшним утром, чтобы предложить Вам свои услуги, мой сиятельный сеньор.   
    - Какая прелесть… - Конрад протер глаза, во рту был мерзкий привкус. – Тогда окажите услугу, найдите бутылку вина, в которой еще что-то есть… Проклятая жизнь…
    Голова кружилась, стены шатались, руки дрожали. Он с трудом дошел до умывальника, вылил на себя кувшин холодной воды, причесался, и с мукой во взгляде повернулся к графу Осси.
    Тот уже замер около столика, на котором стоял бокал вина. Конрад слабо улыбнулся.
    - Налейте и себе, граф.
    Вытянувшийся по струнке Селестин несколькими точными движениями наполнил свой кубок, Конрад зачаровано следил за ним.
    - За Императора Константина! – провозгласил Конрад, залпом выпивая свое вино. Селестин эхом повторил за ним, согласно кивнув.
    - Отлично, – герцог, улыбаясь, сел в свое кресло. – Теперь, валяйте, рассказывайте, какими ветрами Вас занесло ко мне.
    - Я слышал, что Вы возвращались в свой замок, Ваша Светлость… - осторожно заметил старик.
    - Да, было дело, – согласился Конрад.
    - Но пробыли там совсем не долго, – продолжил граф Осси. – Я не успел прибыть к Вам.
    - Для чего же я понадобился? – герцог улыбнулся.
    Селестин выпрямился, гордо глянув на своего сюзерена.
    - Осси всегда служили роду Конарэ, будучи их самыми верными союзниками! Мы сражались и умирали за вас, почитая это величайшей доблестью. Но мы не служим женщинам, и пока в Экилоне сидела жена Франсуа, командуя всеми, мы вынуждены были оставаться в своем имении. Мы отрешили от мира, не желая знать ничего, пока наш герцог находился в Рунне, вдали от своего родного края. Но теперь все изменилось, не так ли? И Вы вернетесь в Экилон, чтобы все было как встарь.
    - Святой Каспиан… - Конрад рассмеялся. – Вы провели все это время в своем поместье, не зная ничего о том, что происходит в мире?
    - Кое-какие новости о нас доходили, – граф задумчиво кивнул. – Но я ничего не желаю слышать об Императорском дворе, слишком много лжи. К сожалению, мы не знали ничего о Вас… Возможно, теперь, когда Вы возвращаетесь, многое изменится, и мы с радостью примем нашего герцога.
    Конрад расхохотался, Селестин с удивлением смотрел на него.
    - Извините, - герцог вытер слезы. – Просто ситуация довольно-таки забавна. Нет, я рад, что у меня, оказывается, есть столь верные слуги… Да, действительно я скоро вернусь в Экилон, и, видимо, останусь там надолго. Могу я просить Вас об услуге?
    - Я с радостью исполню любой Ваш приказ! – обрадовался граф Осси.
    - Помогите мне устроить свадьбу. – Конрад улыбался. – Все должно быть… ну скажем, ваше всех похвал.
    - Хорошо, Ваша Светлость! – граф поклонился. – Я лично прослежу за этим.
    - Тогда отправляйтесь обратно в Экилон. – герцог вертел бокал в руке. – Пока Вы чего-нибудь не услышали здесь, в Рунне. Знаете ли, дворцовые сплетни, они вредят здоровью…

Сообщение отредактировал Конрад де Конарэ - 04.02.2006, 23:28

[Диего Альберто Иберо]

3 день месяца Иглы.
Рунн. Шенбрунн.

      Высокий совет остался позади, но Шенбрунн все еще был пуст и немноголюден. Те, кто держал здесь покои при Александре, давно поспешили оставить их. Эти стены вновь заживут привычным для них наигранным подобием жизни, лишь когда их новый хозяин полностью вступит в свои права.
      До Коронации оставалось четыре дня.
      А пока застывшее величие главных театральных подмостков Империи – залов Шенбруннского дворца в Рунне – нарушал лишь звук шагов герцога Иберо. Все было так, как должно. Пройдет еще ни один день, прежде чем большинство придворных осмелятся примерить себя к новым декорациям этой сцены. Диего надеялся, что это даст ему хоть какое-то лишнее время. Слишком многое из случившегося после смерти Александра требовало принятия срочных мер и решений.
      Недлинный путь к  широкой лестнице, ведущей в Императорский сад, и раннее утро, полоснувшее неярким белым светом по уставшим глазам. Прошедшая в покоях Шенбрунна ночь, хоть и была щедра на тревожные и, казалось бы, столь неуместные теперь, после торжества Дома Иберо в Совете, мысли, но сна так и не принесла. 
    Возможно, и не стоило покидать дворец в этот день, первый день правления Императора Константина XIII, но последние недели научили герцога тому, насколько бесценным может быть время.
    Диего вздохнул, на мгновение позволил себе закрыть глаза, затем обернулся на приближающийся стук копыт.
- Ваша лошадь готова, - герцог принял у Хосе поводья нервного гнедого жеребца из шенбруннской конюшни, - Выглядите усталым, господин.
- Всю ночь складывал в уме простые числа, - улыбнулся Диего.
- И что с результатами?
- Настораживают.
    Взгляд Хосе стал серьезным.
- Уверены, что я не должен поехать с вами?
- Оставайся с Константином, - подтвердил Диего, - И отправь человека к бургомистру Фонтоне, скажи, что я хотел бы встречи с ним.
- Как вам угодно, - кивнул Хосе, отступая назад.
    После гибели Этьена Нортми и покушения на Антонио, он, как человек знающий возможно слишком много, всерьез обеспокоился за безопасность своих подопечных. Но Диего напротив был почти уверен, что со стороны тех, кто был повинен в этой смуте, никому из дома Иберо, кроме, пожалуй, дяди, опасность грозить и не могла, пока во всяком случае.
    Герцог вскочил в седло и тронул поводья. Застоявшийся в стойле конь непокорно мотнул головой, но подчинился, зарысив к переправе.

    Они встретились на набережной в Королевском городе. Фон Хирш оказался немолодым крепким мужчиной с темными волосами, уже побитыми на висках сединой.
- Добрый день, барон.
- Герцог Иберо, - Фон Хирш сдержано склонил голову, - Вы желали видеть меня?
- Да, наша встреча должна была состояться раньше.
      Не спешиваясь, двое всадников продолжили свой путь вдоль берега.
- Обстоятельства порой бывают сильнее нас. Чем же обязан такой чести?
      Диего помолчал, глядя, как беззвучно стрижи над водой режут прохладный утренний воздух, и снова обернулся к собеседнику.
- Это ваше?
      Барон принял из рук Диего кусочек сургуча с гербом фон Хиршей, его взгляд остановился на этом предмете лишь на мгновение, потом он молча вернул его.
- Это оттиск моего перстня, я никогда не снимаю его.
- Значит, письмо в управление Стражи послали вы. Откуда вы знали?
      Лицо брамерца осталось бесстрастным, он отвел глаза лишь на мгновение, словно стараясь не выдать чего-то даже взглядом.
- Не имею права этого сказать, Ваша Светлость. В деле замешана женщина и мне не хотелось бы озвучивать ее имя.
- Ваше право, - кивнул Диего, - И все же…
- Не один вы заботитесь о благе экклесии, герцог.
      Подобные разговоры  всегда отличались наличием фраз не в полной мере понятных стороннему слушателю, но способных обозначить для собеседников куда больше.
- Только средства разные, - Диего улыбнулся и тронул поводья коня, останавливая его, - Я благодарен вам за встречу, барон. Если вам потребуется помощь, я всегда готов выслушать вас.
      Фон Хирш кивнул головой.
- Сейчас не смею более задерживать вас.
- До встречи, герцог.
      Гнедой жеребец, подчинившись руке наездника, с храпом отступил пару шагов назад и развернулся к переправе. Просыпающийся город принял и растворил в себе недавних собеседников, отправив каждого своей дорогой….
      Насколько верными могут быть собственные домыслы, и насколько можно доверять их подобным подтверждениям?
      Глядя в меняющиеся обрывки плотного тумана за бортом, Диего думал о том, насколько опасными могут быть игры, особенно если их затеяли брамерский князь и герцог Динштайн. Подобные жестокость и ум, сплоченные вместе, могут дать результаты, особенно теперь, когда ничто не сдерживает их. Почти ничто.
      Последние события – направленный на откровенцев бунт в день похорон Александра, покушения на неугодных, увенчавшиеся неожиданным финалом, гибелью Этьена Нортми. Верно рассчитанная партия. Слишком многие считали черного герцога бессмертным, они же теперь имеют веский повод усомниться в нерушимости акта о веротерпимости.
      Паром вздрогнул, ударившись о пристань. Диего ступил на твердую землю, дожидаясь пока слуга сведет на берег коня. Нужно было бы спешить, но герцог дал себе еще несколько минут подумать, пустив гнедого почти шагом.
      Несомненно, выбрано лучшее время. Константин сейчас не сможет отказаться от поддержки экклесиатского востока, что бы не натворили его представители. Случись, какой либо серьезный конфликт с откровением, и Императору придется принять их сторону, как, впрочем, и дому Иберо.
      Учтено было все… Кроме того, что Империя сейчас не выдержит новой религиозной войны. Растраченная еще Александром казна, обремененная шлейфом многочисленных долгов и армия лишь формально являвшаяся единой далеко не единственные сейчас проблемы Рунна.
      Случись что, и Империя с легкостью расколется на ощетинившиеся армиями и военными альянсами друг с другом осколки. И Константин увы не тот, у кого хватит силы и хитрости заставить их всех подчиниться престолу.
      Но сейчас все это пустое… В отсутствии доказательств, не более чем излишняя мнительность, неуместно проснувшаяся после столь значимой победы его Дома в совете. Но все же…
      Герцог натянул поводья, останавливая коня напротив крыльев центральной Шенбруннской лестницы. Входя под защиту дворца, Диего бросил последний взгляд на низкое серое небо. Оно обещало дождь.

- Бертран Фонтоне ожидает в малой приемной, господин.
- Давно? – Диего отдал ожидавшему слуге плащ, снова обратив взгляд к Хосе.
- Четверть часа не более, я сказал, что вы скоро примете его.
      Герцог кивнул, отходя к столу, где с прошедшего вечера осталась лежать тяжелая инкрустированная рубинами цепь. Шенбрунн не то место, где он может позволить себе появляться без этого наглядного напоминания о собственном титуле. Любое представление здесь требовало надлежащего случаю грима.
      Вдруг подумалось, что сегодня он с радостью отказался бы от любых встреч, цепей и разговоров, оставил бы дворец и до следующего утра не возвращался бы в Шенбрунн.
    Он не видел ее уже четыре дня…
      Никогда нельзя успеть всего. Время каждого человека ограничено жесткими рамками часов и минут, которых в каждом дне равно для любого смертного, каким бы саном или титулом он не был отмечен. Герцогу Иберо остро не хватало даже не пары часов в день, сейчас ему не хватало целой жизни, которую он мог бы прожить иначе.
      Застежка негромко щелкнула, Диего одним движением поправил лежащую на плотной ткани камзола герцогскую цепь. Его ждал бургомистр Рунна.

    Малая приемная была этажом выше, подняться по центральной лестнице и миновать пару дверей. Но в тот день Диего было суждено задержать встречу еще на несколько минут.
- Номени Дэ ла Прад, - Диего улыбнулся, поклонившись спускавшейся ему навстречу фрейлине, и поцеловал протянутую ему изящную ручку скрытую темно-зеленым атласом полуоткрытой перчатки.
- Ваша Светлость, - золотисто-рыжая головка Сандры Прад чуть кивнула, и красавица одарила герцога искрящейся улыбкой.
- Для меня было невероятной удачей встретить вас сегодня, - искренне улыбнулся Диего.
    Изумрудно-зеленые глаза посмотрели на него с легким любопытством.
- Я посмею позволить себе небольшую просьбу к вам, Сандра, - негромко произнес герцог, - Через несколько дней Коронация, и после нее бал. Константин впервые при дворе, и все что здесь происходит очень необычно для него. Я буду очень благодарен, если вы уделите немного времени, что бы помочь ему освоиться перед балом и возможно разучить пару танцев.
- Мне будет несложно, - снова улыбнулась фрейлина. Казалось, сегодня она светилась радостью, даже не думая этого скрывать, и улыбка особенно шла ее зеленым глазам.
    В Рунне возможно не было никого, кто мог бы помочь  Константину справится с подводными камнями предстоящего вечера лучше этой девушки, стремящейся делать все, за что не берется, с легкостью и присущим ей совершенством.
- Спасибо вам, Сандра, - он снова коснулся губами тонких пальцев, - Рад был встречи с вами.
    Легкий реверанс, пара слов прощания и девушка продолжила свой путь. Герцог позволил себе еще одну улыбку и толкнул тяжелую дверь приемного кабинета.
    Фотоне поднялся из кресла, приветствуя. Диего видел этого человека прежде лишь однажды, в Совете, но слышал о нем достаточно рассказов, часто друг другу противоречащих. Одни говорили, что он приобрел особое влияние в городе, благодаря расположению черного герцога, другие уверяли, что он ставленник Альфреда Барна. Так или иначе, Фотоне, бургомистр Рунна в четвертом поколении, располагал достаточными возможностями, что бы сейчас быть полезным трону.
- Мне жаль, если я оторвал вас от дел, - поприветствовав гостя, произнес герцог, - Но многие вопросы требуют немедленного решения.
- Я всегда готов служить престолу, Ваша Светлость, - в голосе Фонтоне скользило несколько показное спокойствие.
      Диего кивнул гостю на кресло и опустился в соседнее сам:
- Вам должно быть известно, в каком тревожном состоянии находится сейчас Рунн. Необъяснимая смерть Александра и последовавшие за ней происшествия. Мне нужно, что бы вы помогли внести ясность в некоторые из них.
- Если это известно мне, - бургомистр внимательно посмотрел на герцога, - Буду рад вам помочь.
- После гибели Этьена Нортми, в ту же ночь управление СИБа было сожжено. Со всем имуществом министерства. Как вы, человек, единственно обладающий властью в городе на тот момент, допустили подобное? – задавать этот вопрос было поздно, если стоило, то только для того, что бы понять реакцию градоначальника.
- Не моя компетенция, Ваша Светлость, - Фонтоне продолжал вежливо улыбаться, - Мы не вмешиваемся в дела СИБ. Здание охраняли люди Нортми. Вполне возможно, ими и был устроен поджог.
      Герцог усмехнулся, скорее сам себе. В последнем он не сомневался ни минуты. «Честные» служащие Тайного министерства* с куда большим удовольствием предпочли бы предать дело многих лет и усилий огню, чем, упаси Спаситель, позволить бумагам попасть в руки Иберо. Жаль. Сгоревшие архивы могли дать ответы на многие вопросы.
- Я надеюсь, что впредь руководство Стражи будет вести себя в подобных случаях более благоразумно.
- Благоразумие... - бургомистр окинул задумчивым взглядом окружающую его обстановку, затем посмотрел герцогу в глаза и добавил, - Что ж, я непременно донесу до них Ваши пожелания.
    Он был не из тех людей, что любили, когда вмешиваются в их дела, и тем более указывают на ошибки. Тем не менее, они поняли друг друга, во всяком случае, настолько насколько это сейчас было необходимым.
- Что-то еще, Ваша Светлость?
- Да, - Диего кивнул, - Никола Нортми пожелал передать службу своего отца в ведомство Императора и правительства, Его Величество согласны с этим. Было принято решение реформировать СИБ в городскую систему безопасности при управлении Городской Стражи Рунна.
- Что ж, приятное и долгожданное известие. Продолжать столь достойное дело будет большой честью для моего племянника, - Фонтоне улыбнулся и наклонил голову, губ герцога коснулась ответная полуулыбка:
- Надеюсь, при этой поддержке, дела о покушениях на Их Высочество Асни Александрит-Фрост и моего родственника Антонио Иберо будут раскрыты в самом скором времени.
- Уверяю Вас, делается все возможное.
- Кроме того, через четыре дня коронация. Я хочу, что бы Управление Стражи уделило особое внимание безопасности в городе. Происшедшее в день похорон не должно повториться.
– Разумеется, Ваша Светлость, это их ежедневная работа и прямая обязанность. Стража несет службу в усиленном режиме с момента гибели императора Александра. Если бы не наши отважные воины ещё не известно во что превратился бы город за последний месяц. Ах, если б всё зависело только от них… Впрочем, их заслуги не снимают с них ответственности. В день Коронации будут задействованы все наши резервы..
- Тогда не смею более вас задерживать, - слова, и легкий кивок головой, дающие понять что разговор окончен.
    Нельзя сказать, что Диего был доволен его результатами. Надежным Фонтоне не показался. Кто знает, возможно, это лишь первый взгляд, и остальное рассудит время. Для всех будет лучше, если бургомистр окажется человеком способным поймать попутный ветер.
      Еще несколько минут Диего просидел в пустом кабинете, слушая тишину и словно собирая воедино обрывки мыслей.
      Сегодня Константин был с матерью, и посему герцог отложит визит к Его Величеству до завтра, и вернется сейчас в свои покои к кипам требующих внимания бумаг, которые канцлер Барна предусмотрительно отдал на рассмотрение престола. До Коронации они должны лечь на подпись Императору.
     
- Вас ждут, господин.
      В ответ на вопросительный взгляд герцога, Хосе кивнул на двери кабинета. Диего толкнул их и остановился на пороге. Его действительно ждали….
      Первое что бросилось в глаза – тонкая темно-фиолетовая узорная шаль из тех, что были сейчас в моде, брошенная на спинку кресла. Он никогда не видел этой вещи прежде, но безошибочно знал, чья она еще до того, как обернулся к окну.
      Она была близко. Такой, в тяжелом шелке и ажурном кружеве надлежащего высшему обществу платья, он видел ее лишь однажды на ужине Евгения Флавио, и теперь, как тогда, мог лишь с искренним восхищением удивляться тому, насколько она может меняться, оставаясь даже слишком собой.
- Ты здесь, –  слова, произнесенные не столь для того, что бы узнать ответ, Диего вполне доверял собственным глазам, сколь, что бы услышать голос.
- Никто не может помешать дочери маркиза Флавио беспрепятственно попасть во дворец,- в черных глазах плескался смех…
    Были эти глаза, улыбка, неяркий солнечный свет, дробившийся в скреплявших прическу сапфировых шпильках, заставлявший темные мягкие пряди отливать теплой бронзой. И все, что могло стоять между двоими - титулы, долги, фамилии, громкие слова – теряя смысл, становилось вдруг совершенно невесомым. Их разделяло лишь несколько шагов. Диего прошел их и обнял ее.
- Я больше не могла без тебя…, - ее слова утонули в плотной тишине. 
      Где-то за спиной Хосе благоразумно закрыл двери в кабинет, оставив двоих наедине друг с другом.

Сообщение отредактировал Fiona - 14.02.2006, 11:38

[Шапур Рустем]

Рунн. Королевский город.
3 день месяца Иглы.

      Жалобно скрипнуло кресло из красного дерева, когда массивное тело Шапура Рустема  бесшумно опустилось в его бархатные объятья. Перо, чернильница, чистый лист. Герцог Кирии любил быть Богом. Бережно, аккуратно и в то же время твердо и целеустремленно обмакнуть ослепительно-белоснежное перо в непроглядную тьму чернил и становится Богом. Прежние властители еще свободной и великой Кирии были непревзойденными поэтами, мастерами поэзии. Шапур Рустем был другим, он командовал Диким Дивизионом. Казалось бы стихосложение чуждо его приземленной натуре прирожденного воина. Это ошибочное мнение, ибо получив вожделенную герцогскую цепь, новоявленный правитель не замедлил заставить себя окунуться в эту сферу. Палиндромы, лимерики, сонеты, канцоны… Все это поначалу жутко раздражало герцога, а уж сколько учителей стремительно и бесславно завершили свою жизнь . Справедливости ради стоит отметить, что с годами мастерство Шапура в стихосложении заметно возросло. Более того, он стал получать удовольствие и истинное наслаждение от процесса написания очередного произведения.

Я гений,
Вас зову на пир,
Как зеркало, я отражаю мир
В минуты ярких озарений.
Внимайте мне,
Я – гений!

Я гений,
Я вмещаю мир.
Вы почва, я над ней эфир.
Все станет жертвой изменений.
Останусь я.
Я – гений!

Я гений,
Я сумел понять,
Что больше незачем писать,
Слова бесплотны словно тени,
И больше не звучит:
Я – гений!

      Указанное стихотворение Кирийский владыка считал одним из самых своих удачных. Ну как же, ни один критик не усомнился в гармоничности слога и идеальности рифмы, и уж тем более отрицать правильность его смысловой нагрузки. И совершенно зря, кстати говоря. Во времена Шапура быть поэтом – великая удача, быть хорошим поэтом – великая привилегия, быть лучшим поэтом – еще и великая ответственность. Мастера изящной словесности купались в роскоши, славе и почете, пользовались повсеместной поддержкой Его Скромности Рустема(после безвременной кончины нескольких своих учителей, насытивших своим хилым телом любимых крокодилов, Шапуру пришлось постараться, чтобы заручиться любовью пишущей братии).
    После Высокого Позора, как его называл герцог,  Рустем начал писать поэму, посвященную этому событию. Когда-нибудь он допишет ее, но не сейчас. Еще рано. Зато пришла пора зарифмовать пожар. Шапур сделал знак рукой одному из Неспящих, и через мгновение, скрипнув дверью, в зале материализовалась стайка наложниц, которые тут же начали растирать голый торс герцога всевозможными маслами и благовониями. Истинный хазредит обязан быть чист не только душой, но и телом. Грязные, немытые и вонючие попрошайки Рунна вызывали отвращение у кирийца. Как смеет подобное неверное ничтожество просить милостыню у правителя хазредитов?! Подать просящему – священная обязанность. Так было, пока в Кирии не сформировался новый класс – профессиональный нищий. Этих проходимцев становилось все больше, у них даже сформировалась своя внутренняя иерархия. Шапуру изрядно надоело каждодневно наблюдать этих «оборванцев, обиженных жизнью» (которые к слову сказать жили получше многих), поэтому он озадачил сией проблемой Лучших Мудрецов Востока. Лучшие Мудрецы Востока напрягли свои необъятные умы, покопались в священном писании и выдали на гора запрет. Запрет просить подаяние тем, кого Всеведущий одарил своею милостью. Теперь с протянутой рукой возле дворцов и на базарных площадях могли стоять только калеки, старики и прочие немощные, сирые и убогие. Ежели стража заметит здоровых и молодых людей, промышляющих подобным нехитрым образом, то она либо превращает их в искомых калек, сирых и убогих, либо… Нет, второй вариант они почти никогда не используют.
      Щелчок пальцами, наложницы похватали свои пузырьки с различными маслами-благовониями и бесшумно удалились, синхронно кланяясь. Пора нанести приватную аудиенцию дану Еуджениху. Шапур нацепил самую грозную и раздраженную маску на лицо из всего арсенала своих масок, который к слову был небогат и состоял в основном из разнообразных оттенков гнева. К тому же в это время герцог Флавио обедает, а по части кулинарии старик даст фору любому.

Рунн. Королевский город. Особняк Флавио
3 день месяца Иглы.

-Чаша смирения пуста! Я требую наполнить ее кровью этих выскочек, бросивших тень позора на наш стяг. – Теперь нужно ударить огромным кулаком по шикарному резному столу из красного дерева, но только так, чтобы не дай бог не повредить его, и в то же время чтобы книги и прочие пергаменты подпрыгнули, подсвечники и стекла в рамах жалобно задрожали. Шапур именно так и поступил. Евгений Флавио, восседающий в удобном мягком кресле напротив Кирийца и бровью не повел.
-Милейший Рустем, вы как всегда вовремя, у вас феноменальное чутье. Я знаю, вы не откажетесь отобедать в моей компании.
-Скорее небесное полотно поменяется местами с земной твердью, чем ваш смиренный гость откажется от подобной удачи . – Рустем ни на волосок не отступил от выбранной линии поведения. Хотя внутренне возрадовался, как минимум одной цели он уже достиг. -  Я не потерплю, чтобы мной правил жалкий монах, скверный отрок. Воробьи вздумали тягаться с драконом?! Дан Еуджених, я требую решительных действий! Я одной рукой сверну шею цапле в робе церковника с короной на челе, во имя Хазреда!
Евгений перевел взгляд на кулак Шапура, который сжимался и разжимался в такт дыханию. Пожалуй последнюю фразу кирийца стоит воспринимать буквально и вполне серьезно.
-Дорогой друг, вы понимаете, что вы теперь государственный изменник? Мы с вами рискуем не доить до долгожданного обеда. – Евгений мягко улыбнулся медленно встал, тем самым дал понять, что разговор окончен. – Я ценю вашу преданность и рвение, Рустем. Сейчас не подходящее время для активных действий, искусство политики состоит в умении выжидать и изучать, чем мы и займемся. Всему свое время, дорогой друг. А теперь извольте в обеденный зал.

[Электра Флавио]

4 число месяца Иглы.

Музыка: Roxette – It must have been love…

Проходят, проходят праздники. Отзвенела струнами, бокалами да девичьим смехом Ресурректа, отгорели свечи переданными друг другу огоньками. Как же было нам тогда хорошо – по городу идти крохотным шествием, выписывая свечами прихотливые фигуры, любуясь на лица друзей… и подруг. Особенно подруг.
Водопад светлых волос, светящиеся ярче свечи огромные глаза, детское удивление – Виктория Фрост. Тори.
Ураган улыбок, крылья широких рукавов, такой заразительный смех – Вероника Фьер. Рон.
Летящая будто в ладони над мостовой, спешащая будто в несколько мест одновременно, никогда не сомневающаяся, что «мы идем правильно!» - Каэтана Фьер. Каэ.
Нежный румянец – как цветок флавийской вишни, немножко смущенная улыбка – Марина Нортми. Мари.
Когда две стайки молодых людей встретились на опустевшей улочке, то вместе не пойти просто не могли. Вскоре мы были уже перед Ратушей - Каэтана прошлась по бортику, как по натянутому высоко в небесах канату, и клянусь, она могла достать до звезд даже оттуда. А скоро мы зажгли свои – отдав свои свечи статуям, лишенным даже шанса пройтись по волшебному городу Ресурректы…
В Служилом городе мы веселились в одном премилом заведении – надо будет сказать о нем Эстераду. Наши прелестные провожатые всячески развлекали нас, как и одна из хозяек заведения – прелестнейшая девушка, к слову.
Но ничто не длиться вечно, и королевские гвардейцы развезли нас по домам на изящных жеребцах установленных уставом светлых мастей.
И все осталось в прошлом…

***

Ужин и Совет прошли отражением друг друга в болезненно искривленном зеркале. Фальшивые улыбки и бессильная ярость балованного мальчика. Нежданные гости да непризнанные дети. Король-Солнце, за которым не видели света, и поражение, о котором никто в нашем доме не говорил вслух. До него, кажется, никому нет дела. Мне – точно.
Люди глупы. Хуже того – они фальшивы…
Они верят в бога, не видя в себе силы. Они накладывают стальные обручи на свои души и золотые – на пальцы своих возлюбленных. Они желают власти над людьми, не владея даже собственной судьбой. Они всегда рады влезть в душу с факелом, чтобы рассеять то, что им кажется темнотой - не видя в своих не темноты даже, а липкого черного пятна, что смывается лишь обжигающе холодной, с льдинками, водой. Они рады измерить истину своими, но такими одинаковыми аршинами, для чего распнут ее упомянутыми инструментами на жесткой земле
Но кто измерит глубину слезинки, что бежит по тонкой, бледной коже на утративших свой столь чарующий румянец щеках маленькой еще девочки с испуганными глазами и рассыпавшимися в таком непривычном ей беспорядке светлыми волосами?
Анжелика осталась без отца, и ее так же мало трогала политика, как и меня. Кто знает, могла бы я ее утешить? Развеять черные сны, разогнать точащих остренькие коготки о незакрытое сердце кошек? Нет… Вряд ли. Ну кто я для нее – подруга-то едва-едва…
И не увидишь ее – девушка мило и благопристойно держит траур. В ее отсутствие мне оставалось лишь развлекаться чтением – да стараться пореже покидать свои покои.
Подобному же затворничеству по неведомым мне причинам предавалась и Анна, не видно было и Страда – он только ночевал у себя, просиживая поздние часы в кабинете.
Отец оставался все таким же ироничным – лишь немного, немного мрачнее иногда вел себя. Ни он, ни Страд ни слова не сказали о Совете – кроме сухой констатации факта избрания Константина. Странно, ведь обычно они, особенно брат, весьма эмоциональны в оценках…
Что остается девушке в таких обстоятельствах? Предаться задумчивой грусти, которую подчеркивал еще один крайне неприятный факт.
Поймите меня правильно – Криса я знаю давно… и он в принципе человек, не лишенный некоторой приятности. Его ум, аристократизм и своеобразная – изо всех сил подчеркиваемая – утонченность играют в его пользу, да и черты его достаточно изящны, чтобы вызывать вполне положительные чувства даже у меня…. НО все это меркнет пред одним лишь минусом – его принадлежностью к мужской братии.
Однако же политика, политика имеет в нашем обществе вес, и свадьба назначена на конец месяца. Белое с сиреневым платье уже шьют – и представляя себя в том, что, по идее, должно получиться, я не могу сдержать блаженной улыбки. Я практически уверена, что буду выглядеть просто прекрасно, стоя у алтаря. Единственно что, хотелось бы все-таки видеть рядом не Криса в цветах Фьеров, а… такое же белое платье… ну а на ком – этот вопрос отставим же в сторону.

[Катажина Риди]

5 день месяца Иглы,
Рунн, Шенбруннский дворец.

Ведьмино счастье - не верить в разум,
Не знать отказа и середин.
Ведьмино счастье - забывший разум,
Упавший наземь, ещё один.
Ведьмино счастье - с ветрами слиться,
Свободу-птицу в себя впустить.
Ведьмино счастье - до смерти биться,
И возродиться, и отомстить!
"Ведьмино счастье"

Номени Катажина Риди любила Шенбруннский дворец. Любила его за изящные колонны и длинные коридоры, за изысканные витражи и роскошные покои, заставленные дорогой и редкой мебелью. Катажина любила миниатюрные беседки и фонтанчики, то тут, то там раскиданные по огромному саду, окружавшему императорский дворец. В общем и целом за этот мгновенно пролетевший месяц, полный новых событий, открытий, смены общественных ролей и положений, Касенька составила полнокровную картину идеального дворца - величественного и масштабного, утопающего в цветах и зелени, ограниченного лишь небольшой речкой, подобной протекавшей рядом с Шенбрунном Вольтурной.
В самом замке у девушки тоже было несколько любимых помещений - зала Хельги Фрост, Восточные покои, Кирийская комната, но больше всего она любила прохаживаться по бесконечно длинным галереям и коридорам дворца, любоваться прекрасными картинами - пейзажами, портретами, картами, драгоценными безделушками, украшавшими стены императорской резиденции, доспехами славных рыцарей, доблестно защищавших пределы страны, драгоценными вазами и золоченными массивными подсвечниками. Девушка как раз преодолела одну из таких галерей и замерла наверху Голубой лестницы, залюбовавшись прекрасными фресками, покрывавшими потолок этой части императорского дворца. Монументальная картина изображала Леонида VI как добродетельного мужа и доблестного война, сражавшегося с демонами и чертями из преисподней. В углу за древним императором, запечатленным в ауралонской тоге, оставлявшей его тело полуприкрытым, испуганно жалась беззащитная девица в одеянии, прикрывавшем её ещё менее, вся окруженная премиленькими невинными ангелочками и не менее невинно выглядевшими животными. Леонида поддерживало небесное воинство, число его врагов превосходило все мыслимые и немыслимые представления и то и дело грозило вылиться за пределы фрески. Будучи дочерью скульптора и живописца, Катажина могла с полными правом считать, что весьма неплохо разбирается в искусстве. Эта картина, написанная несомненно талантливым другом её отца Себастьяном Риччи пару лет назад по просьбе императора Александра, признавалась настоящим шедевром. От шедевров такого рода у Катажины начиналась мигрень.

***

- Я не должна думать о нём?
- Почему нет? Пойми, Агни, золотце, ты достойно выдержала траур по моему брату, теперь ты должна подумать о себе. - Две женщины, крайне поглощенные в спор о том, что стоит и чего не стоит делать с памятью усопших родственников, поднимались вверх. Спор становился скорее односторонним и грозился выплестнуться за границы Голубой лестницы.
- Но так я буду вести себя неуважительно к его памяти, Дели! Церковь не должна одобрять такого.
- Церковь не одобряет, когда юные прекрасные девушки запираются в себе и боятся проявлений нормальной жизни. Настоящей жизни. Ты не монашка и быть ей не  сможешь. Для тебя это нездорово.
- Почему это?
- Потому что для тебя это неестественно. Ты должна выйти замуж, воспитать мужа и нарожать кучу умненьких ребятишек. - Агнесса фыркнула, как бы избавляя себя от комментариев этого пассажа. - Поверь своей давней подруге, монашеская жизнь - не для тебя.
- Я знаю, - голос девушки на миг запнулся и зазвучал не в пример грустнее.
- Но ты думала об этом? - взгляд внимательный и умудренный опытом, что дается нам не в этом суетливом мире, пытается нащупать тоскливый взгляд голубых глаз белокурой фрейлины.
- Да, думала.
- Агни, ты не должна. Только потому, что ты чувствуешь себя обязанной... Ты не должна, слышишь? Этот выбор должен делаться сердцем, а не обязательствами!
- Возможно, так мне станет легче...
- Не станет.
- Прости, ты, как всегда, права.. - девушка понуро опустила плечи и пошла дальше.

***

Чуть-чуть присев в легком реверансе, Катажина поспешила пройти мимо благочестивой парочки. Одна из них - монахиня - вызывала у ведьмы мигрень ещё худшего рода, начиналась чесаться непокрытая платьем кожа, перед глазами замелькали черные мушки, нательный амулет - почти совершенно такой же, как у всех верующих Империи, - разгорелся так, как будто это был крохотный уголёк на драгоценной цепочке.
Внизу лестницы Катажина остановилась и посмотрела вверх - на как ни в чём ни бывало продолжающих беседовать фрейлину Агнессу де Анфра и приезжую монашку - сантиссу Аделину, кажется, ларианку. Монашка, скромно сложив руки на груди, примирительно разговаривала с Агнессой, желая успокоить вновь разбушевавшуюся девушку. Вокруг неё солнечный расцвеченный свет, попадавший на лестницу через расписные витражи работы того же Себастьяна Риччи, образовывал странную светлую ауру, улавливливаемую лишь самым краешком глаза. Катажина сморгнула, отгоняя видение, сделала шаг, а потом остановилась будто пораженная Карой Небесной.

"Две их будет в поколение, одна светлая, одна тёмная, и никто не сможет повторить то, на что способны лишь они."

Неужели вторая? Вторая?! Да как это может быть? Она же одна! Единственная! Уникальная! Второй такой нет! Целым миром владеть должна она, она одна! Одна!
Этого не может быть. Эта вторая - явная самозванка. Обманщица. Интриганка, жаждущая занять её место, место, причитающееся ей по праву! По праву! Рождение, талант, самое её естество - вот лучшие гарантии того, что именно она, Кася Риди, единственная во всем мире, в целом мире единственная Ищущая. И никто с ней не может сравниться.
Одна.
Одна.
Одна!
И она не оставит существование второй такой же без внимания.

Сообщение отредактировал Катажина Риди - 08.02.2006, 18:10

[Фридрих Карл фон Хирш]

5 день месяца Иглы.
Рунн. Дом Торнхеймов.

Весеннее солнышко за утро прогрело временный кабинет Фридрих Карла фон Хирша в доме Торнхеймов. За зиму рама рассохлась, но уступая силе барона окно все же распахнулось впуская свежий весенний воздух. Хирш почти с наслаждением вдохнул. Последнее время ему все больше не хватало горного воздуха Брамера. А происходящее в столице раздражало и тревожило. Резко открылась дверь за спиной. Барон оглянулся и с трудом сдержал возглас удивления.
- Добрый день, барон.
Нарушивший уединение Хирша был высок и белокож, его темно-рыжие волосы полыхнули как огонь в камине, когда он вышел на яркий солнечный свет.
- Однако ты быстрее, чем я ждал, Рудольф.
- Вы посылали за мной?
- Да. Однако не думаю, что гонец успел доехать хотя бы до Брамера.
- Значит, мы разминулись. – Пожал плечами вошедший.
Затем он закрыл дверь и без церемоний почти упал на диване с наслаждением вытянув ноги в грязных сапогах. Фридрих Карл опустился в уже ставшее для него привычным креслом.
- Итак?
- Итак?! – Усмехнулся мужчина. – И это все что вы можете сказать господин барон? Я в Рунне, можно сказать вопреки своей воле, но по вашим делам.
- Рудольф…
- Ах да. Почта.
Рудольф с неожиданной живостью поднялся и выложил из сумки на стол перед своим господином груду писем и пакетов. Хирш бегло просмотрел выложенное перед ним.
- И что же здесь основное?
- О! Ну наверно вот это неприметное письмецо от Рихарда фон Эстеррайха.
- Чудесно.
Фридрих Карл вскрыл письмо и углубился в чтение. Примерно на середине он прервался и спросил:
- Ты читал?
- Барон писал его при мне. – Усмехнулся Рудольф. – На всякий случай.
- Хм… пожалуй он прав, обстоятельства помогают нам. Рунн стоит на месте, я здесь…
- И деньги тоже здесь. – Вставил мужчина.
- Хм…
- Вернее почти здесь. Я опередил караван Броммеля на три дня. Но думаю, ничто ему не помешает доехать спокойно.
- Н-да… Дело за малым. Не так ли? Но восемь пушек… Это не горсть изюма.

Если бы «голова» Брамера князь Торнхейм знал бы хоть часть того что делает его «левая рука» барон Фридрих Карл фон Хирш… Маленькая чудесная продуманная афера. В курсе, которой были всего 5 человек, включая самого барона фон Хирша и его доверенное лицо, бывшего СИБовца и нынешнего егеря барона, Рудольфа. Годфрид Торнхейм правил Брамером железной рукой. Но порой излишне скупо. Князь был хорошим войном, настоящим господином, но никудышным экономистом. Крепости, стоящие на границах со Скифией, должны быть в надлежащем порядке - требовал князь. Жизнь у беспокойной границы - не сахар. Горный край суров. А надлежащий порядок требует того, чтобы в него вкладывали деньги. Но деньги не появляются из воздуха. Вернее появляются, если приложить знания, мозги и усилия нужных людей.
Первый раз объезжая крепости Хирш был поражен. То что было щитом против Скифии на поверку оказалось дырявым плащом, с трудом согревавшим тело и уж подавно не защищающим от удара кинжала или коварной стрелы. Старые замки на перевалах побитые временем, погодой и небрежностью людей, живущих в них. Старые ружья и пушки, грозившие скорее тем, кто по не разумности возьмется стрелять из них. Плюс уставшие люди, которые живут под постоянной угрозой, без денег и надежд на будущее.
- Что я могу? – Сетовал старый макграф Таммельманн,- Сунься к нам скифы сейчас, то с божьей помощью из-за стен закидаем камнями. Но если так дело пойдет, то через лет пятнадцать и стен не будет. Люди бегут. На пошлине не разживешься. У меня запасов пороха на два дня, а еды – на месяц  впроголодь. Сидя в Трелинне хорошо оружием бряцать и говорить что мы самые грозные.
Решение принесла поездка на расположенные рядом серебряные рудники. Часть из них уже была закрыта. Маленькая спрятанная в горах деревушка у закрытого рудника была ничем не примечательна. Богатые серебряные жилы были выработаны, бывшие рудокопы стали крестьянами и пастухами пытавшими свести концы с концами. Барон только ради любопытства поднял несколько камней у одного из отвала. А потом бросил их в седельную сумку, чтоб только дома извлечь их и отдать племяннице с соответствующей поучительной историей. Впрочем, из рук племянницы то, что на серебряных рудниках считали всего лишь шлаком, попало в руки ее учителя. Тот с интересом вертел камни и так и эдак, а потом попросил их отдать ему. Через несколько дней он подступился уже к самому барону. Его рассказ вызвал живейший интерес у Хирша. То что он привез, конечно было не серебром, но рудой которая все же несла в себе хоть маленькую, но толику серебра, которую можно было извлечь. Подробности процесса барона не интересовали, он задал всего один вопрос:
- Сколько? Сколько нужно руды, чтоб получить слиток?
Так маленькая деревушка перестала быть умирающей. И это было лишь первым шагом. Потом уже появился Броммель, мелкий купец, которому никак не хватало средств. И вторым шагом слитки стали превращаться в скифскую пушнину, которая уже в Рунне оборачивалась в полновесные империалы. Которые уже в свою очередь становились оружием, порохом, амуницией, провиантом, фуражом, а то и новыми стенами, и подвесными мостами. Теперь деньгам предстояло стать пушками для крепости Шпандау.

- То, что привезет Броммель убедит самых несговорчивых.
- Вот вам золото, дайте нам пушки? Как все просто?! А как я объясню откуда деньги? Любой свяжет мое имя с Годфридом Торнхеймом. И клубок потянется дальше: а зачем князю Брамера пушки? И далее, далее, далее…Можно конечно доплатить за тайну. Но покупать мышь в колпаке… Хотелось бы испытать то, что получим. А везти через пол страны? – Хирш потер виски.
- М-ммм… Тайно отлить восемь пушек… Железо, дрова… Это не возможно.
- А испытать? Вот именно. – Кивнул барон. – К тому же князь опять что-то затевает. Это нам не на руку. Мастера могут отказать под предлогом, что мы захотим использовать их здесь, в Рунне. И Годфрид с удовольствием это проделает, если о них узнает.
- В Рунне? Я, кажется, чего-то не знаю.
- Ты много чего не знаешь. Заметил сколько брамерцев в городе?
- Не успел. Князь готовит новую войну?
- Что-то вроде этого.
- Гм…. И куда смотрит Черный Герцог?
- Этьен Нортми мертв.
- Что?
- Вернее убит. И так кстати.
- А СИБ?
- Не знаю.- Пожал плечами Хирш. - Можешь поднять свои старые связи.
- Не хотелось бы. Я больше не СИБовец.
- Тогда оставим все это другим. Меня волнует только Брамер. Рихарду нужны пушки. - Фридрих веско опустил ладонь на стол.
- Тогда есть выход проще. Пусть отольют их у нас.
От простоты решения лицо барона просветлело.
- Конечно. Плавильня, медь, железо, уголь это не проблема. Скрытность! Да я в горах всю армию Империи спрячу, и никто не найдет! – В прищуренных глазах Фридрих Карла прыгали смешинки. – Да, Рудольф, с тобой все проблемы упрощаются.
- М-ммм, могу упростить еще десяток проблем, если меня предварительно покормят и дадут отдохнуть. Да, там еще коробка для Валентины от скифского дядюшки.
- От скифского дядюшки… Ладно. Неси сюда эту коробку.

[Марина де Нортми]

5 день месяца Иглы. Дом Нортми.
Далее – Шенбруннский парк.

И тонкие, застенчивые руки,
И твердая, но легкая походка,
Глаза с печалью - признаком разлуки,
И теплая улыбка, как находка...
Вновь странное судьбы переплетенье -
Везенье это, право же, везенье!

      Длинные локоны светлых волос беспечно развевались, играя с ветром, а девушка стояла задумавшись, с ее губ слетел тяжелый вздох. И возможно это было так несвойственно ей, что свершилось чудо – солнце выглянуло из-за белоснежных облаков, касаясь светлой головки. Марина подняла голубые глаза к небу, жмурясь на яркое солнышко, но оно уже скрывалось за облаками, успевая лишь нежно коснуться бледных щек девушки, которая огорченно вздохнула:
- Что случилось, Марина, вздохи теперь входят в моду? Значит, я совсем от нее отстал.
      Марина быстро прижала кулачки к глазам, но ее уже поворачивала властная, любящая рука, Никола присел на стоящую рядом скамейку, притянул девушку к себе на колени и нежно обнял:
- Я слушаю. Что за печали могут портить тебе настроение?
      Розовые губы нежно улыбнулись, а головка прижалась к широкой груди мужчины:
- У меня все хорошо, Никэ.
- Тебе никогда это не удастся, Марина, - негромко и просто сказал герцог.
- Что? – удивилась девушка, заглядывая в лицо кузена и подняв руку, касаясь его коротких волос.
- Обмануть меня, - губы усмехнулись, а в глазах тихо сверкали самые нежные лучи, которые только мог подарить свет.
      Мариша, сама не заметив, принялась тихо говорить, что ее растревожило, переживая все то, что случилось с их семьей за столь короткое время…. Тонкие пальчики перебирали золотые волосы кузена, заплетая и расплетая маленькие косички, вплетая и убирая мучившую ее тоску, а мужчина тихо обнимал, слушая сбивчивый, запутанный рассказ:
- А правда, что твоя помолвка разорвана, Никола? – вновь вздохнула Марина.
- Правда, но разве это так печально? – искреннее удивление.
- Но.. – девочка сбилась, пытаясь правильнее сказать. – Вы такие хорошие с номени Сандрой….
- Мы стали хуже, оказавшись не вместе? – очень серьезно спросил Никола.
      Девочка принялась было отвечать, но вдруг увидела в глубине нежности серого утра – искорки, которые вызвали ее задорный смех:
- О, конечно нет, Никэ! Разве ты можешь стать хуже? Никогда! – тут же с величайшей убежденностью ответила сама себе девушка. – И рядом с тобой все становится таким простым, понятным и прекрасным.
      На белоснежных щечках появился румянец, когда она договорила. Никола осторожно взял руку кузины, что теребила его золотые волосы, ласково поцеловал, отпуская девушку:
- Потому что это правильно, Марина.
      Девушка решительно кивнула головкой, улыбнувшись и побежав было прочь, но резко остановившись, она развернулась к все еще сидевшему на скамейке мужчине:
- Спасибо, Никэ. – улыбка заиграла на губах, когда она присела в церемонном реверансе совсем как взрослая номени. – И до встречи!
      Солнце пряталось где-то за облаками, но девушку это уже не печалило, ведь оно там было! А это уже не мало. Мариша быстро пробежала по знакомым коридорам родного дома, столкнулась с одной из наперсниц матери, которая строго спросила куда несется дочь маршала, на что получила весьма отчетливый ответ:
- Писать приглашение, Тофути. Я хочу прогуляться с друзьями – Каэтаной и Рон Фьер. А чтобы дойти до них мне нужно надежное сопровождение. Со мной пойдет Робер, - белоснежная ручка махнула брату, который выглянул из большого зала. – И номен де Барна.
- Который из них? – строго выгнула бровь Тофути, девица де Некс.
      Марина на миг задумалась: кузены Леонард и Эстебан скорей всего на службе, Филипп – тоже. Лицо ее ярко просияло:
- С Венсаном! Робер, ты же пойдешь гулять с нами?
- Конечно, сестра! За тобой вообще – должок, - мальчик нахмурился.
- Робер, я тебя познакомлю с Филиппом де Барна. Этот достойный молодой человек никогда не напоминает девушкам о каких-то глупостях, которые его не устраивают или удивляют, зато всегда рад помочь и быть рядом в нужную минуту, - задиристо откликнулась Марина. – Что ж, я пишу приглашение Венсану, надеюсь, что он не замедлит быть.
      Время в ожидании может быть и течет медленно, но не для таких существ, как Марина, которая успела несколько раз передумать куда они пойдут, что ей надеть и как познакомить брата со своими многочисленными друзьями. Как раз когда она пыталась объяснить Роберу, что ему больше пойдет шляпа без пера, чем с пышными перьями – вошел дворецкий, доложивший о прибытии Венсана. Брат и сестра весело скатились с лестницы, вбегая в гостиную и принимая более серьезный вид, чтобы тут же опять прыснуть от смеха:
- Прошу прощения, Венсан, разрешите.. – Мариша задохнулась на миг, но быстро справившись с собой, наконец, закончила. – Разрешите представить вам моего младшего брата – Робера де Нортми. В этом году он будет направлен в Корпус. Робер, это Венсан де Барна, о котором я тебе много рассказывала, поэтому не буду повторять сейчас.
    Венсан заулыбался довольный словами девушки и тут же, очаровательно споткнувшись, приземлился на одно колено, прося поцеловать маленькую ручку. Марина смеясь позволила, а потом с интересом смотрела, как мальчики приветствуют друг друга. В глазах его брата – Венсан казался едва ли не образцом светского поведения, его тут же забросали вопросами об учебе в корпусе. Девушка нетерпеливо притопнула ножкой:
- Вы обо всем поговорите по дороге в дом Фьер! Я хочу поскорее увидеть подруг, а ваша задача – служить достойным сопровождением.
- Идем! – с охотой откликнулись молодые люди.

******

    Придя в дом Фьер – друзья обнаружили лишь младшую из сестер. Марина хотела сразу расспросить Веронику о том, что случилось, но увидев едва ли не слезы в глазах подруги – передумала, попросив лишь отпустить девушку с ними на прогулку в Шенбруннский парк. Встретивший их вместе с сестрой – Крис, с охотой согласился, негромко попросив напоследок, чуть сжимая руку Марины:
- Постарайтесь отвлечь Рон, если сможете.
    Молодые люди помогли девушкам расположиться в карете и вскочили на лошадей, приготовившись сопровождать. Кучер чуть присвистнул, и карета неторопливо поехала по мостовой городского Рунна. Марина улыбнулась в окошке Венсану и чуть прижала палец к губам, прося пока не отвлекать их. Юноша понимающе кивнул и увлек Робера беседой, предоставив подружкам время пообщаться.
- Вероника, что случилось? Где Каэ?
    Рон судорожно сцепила руки и жалобно посмотрела на подругу, из темных глаз девушки одна за другой полились слезинки:
- Я не знаю. То есть.. я знаю, но не знаю, - слезы уже ручьем лились, а чуть вздернутый носик покраснел.
    Марина достала свой платочек, утирая щеки своего друга и чуть не разрываясь от желания помочь и боязни спугнуть неосторожным вопросом что-то очень тоненькое, едва трепещущие на губах – слова доверия, которые редко повторишь опять. Боль трудно доверить даже друзьям. Вероника Фьер чуть успокоилась и взяла из рук подруги платок, который через пару мгновений превратился в лохмотья, так его истеребили пальчики взволнованной до глубины души девушки, которая вдруг склонилась на плечо своей белокурой спутницы, быстро-быстро рассказывая то, что произошло совсем недавно в их доме.
- В тот день – я решила отпросится у папы, чтобы погулять с братьями по берегу Вольтурны. И Рауль, и Крис были с утра дома. Когда я побежала в кабинет папы, то услышала еще не дойдя до него страшный крик. Ой, мне показалось, что Рауль никогда еще не был так гневен. Он кричал на папу! Марина, братья никогда не ссорились с папой, а тут он кричал, словно его в самое сердце ранили….


- И ты говоришь об этом так просто? Вы решили за нее – где и с кем ей жить? – смуглое, красивое лицо исказила гримаса ярости. – Она одна из нас. И могла сама выбрать свою судьбу, узнав все здесь, а не гадая кто и почему ее отправляет из семьи. Или может быть…. Продает?!!!
- Рауль! Замолчи! – бабушка редко повышала голос и, на мгновение, это возымело действие.
- Он ее родной отец, сын. И ты знаешь как ценим мы тех, кто нам дорог, - Жорес говорил тихо. – Каэтану всегда любили в нашей семье, потому и не имели права скрывать правду. Особенно, когда она уже стала настолько явной. Ты должен и можешь это понять, Рауль.
    Негромкий, четкий голос отца Фьер казалось чуть дрожал, но в ответ еще сильнее прогремел ответ сына:
- Да, я понимаю, что состоялась еще одна выгодная сделка! Причем без согласия одной из сторон. О! Без сомнения Каэ сможет найти путь к сердцу отца, но что за мерзкую вещь вы устроили, отец? Почему скрыли от своей дочери правду? Почему даже когда ОНА должна была выбирать – вы, соизволили, сделать выбор за нее? Решая вопрос о женитьбе Криса – вы спросили его согласия. Принимая решение о том где и с кем жить сестре – вы продали ее согласие!
    В этот миг распахнулась дверь, пропуская взволнованную Веронику, глядящую широкораспахнутыми глазами поочередно то на брата, то на отца, то на бабушку:
- Простите.. я без стука… я… - девочка сбилась, глотая предательский комок в горле. – Где сестренка? Рауль, почему ты так кричишь на папу? Как.. какие чудовищные слова ты говоришь, брат!!!!
    Молодой человек усмехнулся одними губами, пытаясь справится с лицом, где полыхала жгучая ненависть к тому, что было ему явно противно и омерзительно:
- Каэтана у своего родного отца, Вероника. Куда она попала с легкой руки нашего родителя.
- Замолчи, сын! – теперь впервые повысил голос Жорес.
    Рауль еще раз бросил свирепый взгляд на отца и резко вышел из комнаты. Рон вздрогнула, когда за братом рванулись потревоженные портьеры и хлопнула ресницами, пытаясь сдержать слезы непонимания и обиды:
- Папа?
    Жорес тяжело перевел дыхание, проводя ладонями по лицу и молча приближаясь к дочери. Руки отца крепко обняли дрожащую девочку, прижимая к груди, успокаивая и гладя:
- Он прав в одном: Каэтана действительно у своего родного отца. Я … я лишь дядя ей.
    Раздался еще один тяжелый вздох – бабушка:
- Объясни все, что можешь себе позволить, Жорес.


- И папа рассказал…. Про тетю Лию, про то, как родилась Каэтана. Ее сразу все полюбили, но тетя Лия любила папу Каэтаны и только его. И …. И я ее понимаю. А она забыла все и вся, умирая от того, что его нет рядом. Он никогда не знал, что у него есть дочка. А Каэ никогда не знала о своем родном папе. Но…. С тех пор, как она там, у них – она ни разу не была у нас, ни одной весточки не прислала. Наверное, мы не имеем больше права общаться.
- Но кто ее отец, Рон? И что случилось с Раулем?
    Темные глаза вновь наполнились слезами, а хорошенький ротик сжался:
- Брат ушел из дома…. А отец Каэтаны… Адмирал Иберо, - имя было произнесено так тихо, что Марина еле расслышала, но едва не задохнулась от волнения.
    Вероника сжалась рядом, тихо всхлипывая, а Мариша крепко и нежно обхватила плечи своего друга:
- Вот увидишь, Рон, все наладится! А если вдруг ты не сможешь увидеть Каэтану сама, то я уговорю папу нанести визит к адмиралу и взять нас с собой. А там … там мы придумаем что-нибудь. В конце концов – просто поможем Каэ сбежать! Ведь мы – друзья, а значит всегда сможем быть вместе! – с редкой убежденностью в правоте этого нелепого утверждения, сказала Марина де Нортми.
    В возрасте этих юных номени свойственно верить в то, что невозможное становится возможным только потому, что так хотят они – маленькие госпожи своей судьбы, не знающие еще, как мало им позволено будет решить самим. И это было удивительно правильное заблуждение, потому что оно не затмевало солнца у них над головами, прогоняющего те суровые тучи, которые заставляли их плакать. Вероника тихо улыбнулась, прижимая платок к глазам.
- Ну вот, ты уже и улыбаешься, - обрадовалась Марина, чуть похлопав в ладошки. – А мы почти приехали! Посмотри на меня!
    Младшая из сестер Фьер послушно взглянула в глаза подруги, которая с видимой серьезностью осмотрела бледное личико, чуть провела пальчиками по прически, укладывая несколько непослушных локонов, а потом кивнула головой:
- Сейчас мы будем гулять, а потом обязательно решим как поступить. Не забывай, что у нас есть много друзей, а у меня есть Никола, который обязательно поможет, если уж мы сами не справимся.
    Через несколько мгновений карета остановилась, двери распахнулись и молодые люди помогли девушкам выйти, препровождая их на паром. Воды Вольтурны встретили переливчатыми всплесками, забегая вперед, к берегам острова и вновь возвращаясь к парому. Венсан, поддерживающий Веронику, рассказывал о том как в свое время воды эти бурлили от битвы и огня. Огонь этот был необычайный, синий, прозванный – небесным. Но умение разжигать его было утеряно в древности, когда руннские латники покорили загадочную Скифию и Миср. Вероника увлеклась рассказом, представляя себе что-то свое, щечки ее раскраснелись, а широко раскрытые глаза смотрели в никуда, представляя тех, кто мог зажечь воду загадочными волшебниками. Марина и сама затаила дыхание, а Робер – едва рассказ закончился – тут же пристал с расспросами о том где же можно раздобыть утерянный рецепт «небесного пламени». Венсан, смеясь, объяснил, что видимо только из головы.
- Меня в Корпусе мало интересовали полузабытые легенды, но эта была связана со сражением, поэтому и запомнилась, - словно извиняясь, объяснил юноша.
    Они уже шли по расцветающим на глазах аллеям дворцового парка, любуясь на красоту, которую могла подарить лишь необыкновенная затейница Весна, оживляя и согревая своим дыханием природу. Марина время от времени бросала на подругу тревожный взгляд, но видя, как ее увлекла прогулка – успокоилась, отдавшись созерцанию окружающей их красоты и обсуждением грядущего праздника в честь коронации.
- Робер! Не проговорись! Иначе я попрошу папу тебя наказать!
- Я что похож на болтуна, сестра?! – возмутился мальчик.
- Вы похожи на свою сестру, молодой человек, - раздался голос позади них – низкий, грубоватый, но в целом даже приятный.
    Друзья вздрогнули, оглядываясь и поднимая головы. Перед ними возвышался великан, который едва соизволил поклонится, отвечая на приветствия.
- А я вас вспомнила, - мило нарушила наступившее вдруг молчание Вероника. – Маркиз Торнхейм. Вас с нами познакомил номен….
    Девочка запнулась, побледнев, как полотно при воспоминании о тех милых днях, когда все они дружно бродили по этому парку. Головка ее было опустилась, но голосок Маришки тут же заставил ее вновь поднять взгляд:
- Вы тогда были еще вместе со своей сестрой и еще двумя очаровательными девушками. Вы будете на маскараде? Возможно, мы сможем узнать друг друга – кто знает, - задорно звенел голосок, пока девушка весело вела своих друзей, чуть закруживаясь и раскидывая руки, словно хотела обнять их всех, но тут же очаровательно краснея и смеясь в ответ на их улыбки.
    Маркиз, как и все остальные, не смог сдержать улыбки, глядя на светящееся предвкушением озорства, праздника и сюрпризов личико, окруженное белокурыми локонами, но в то же время он быстро ухватил девушку за руку, когда она чуть было не наступила на разлившуюся посреди тропинки лужу. Маленькая ладошка совсем утонула в огромной руке, а Марина ойкнула:
- Ой-ой! А как же мы попадем на ту сторону? Эту лужу не успели высушить садовники, - она покачала головой, пытаясь сообразить куда им теперь повернуть.
- Позвольте мне, - негромко сказал маркиз Торнхейм и, не дожидаясь ответа или разрешения, подхватил девушку на руки легко перенося ее через лужу. – Вам же нужно сюда?
    Казалось, что ему трудно говорить с ней, но Марина всегда могла сказать и за себя, и за других, восторженно захлопав в ладошки и замахав рукой друзьям:
- Робер, сюда! Венсан… - но она не успела договорить, когда юноша уже последовал яркому примеру, подхватив Рон на руки и вызвав ее восторженный, счастливый смех, который отозвался в сердце Мариши светлым лучем счастья. Она посмотрела на своего рыцаря, который все еще держал ее на руках. – Вы просто замечательный, маркиз!
    Молодой человек опустил глаза, мягко ставя девушку перед собой и опять склоняясь перед дружной компанией в почти незаметном поклоне:
- Всего вам доброго, мне пора идти, - слова прозвучали грубовато, особенно от того, что говоривший старался не поднимать головы.
    Но не смотря на это – с ним попрощались очень сердечно, особенно девушки, которые не могли сдержать улыбок и слов благодарности.
- Он такой милый, - беззаботно подвела итог приключению Марина, вновь продолжая путь.
- Только очень большой, - фыркнула Рон.
- А мне он показался огромным, - округлил глаза Робер.
    В этот миг из-за очередного поворота показалась еще одна группа: двое юношей и девушка.
- Братья! Сестра! – с беспечной радостью гуляющего окликнул их Венсан.
    Встретившись, молодые люди раскланялись друг с другом. Венсан взял на ответственность, представляя Роберу своих родных:
- Моя сестра – Анриетта, мой брат – Леонард. И кузен – Эстебан. Они уже служат Родине в рядах императорской гвардии. А это Робер де Нортми.
    Эстебан забавно вскинул голову:
- Венс, ты говоришь так, словно каждый день мы защищаем Сакрэ от орд варваров. Поверьте, номени, наша служба гораздо скучнее, чем кажется на первый взгляд, - и он так задорно подмигнул, что Вероника и Марина звонко рассмеялись.
- Это не отменяет ее ответственности, - негромко сказала Анриетта, прижимая к груди две книжки.
- Уверена, что Леонарду служба не кажется не скучной, не излишне обязывающей, - Марина восхищенно окинула молодого человека взглядом, который с не меньшим восхищением переместился на его кузена. – Вы похожи на славных рыцарей древних времен. Они сражались храбро и всегда побеждали, а еще умели петь, воспевая те битвы, в которых дрались. И прекрасных дам, чьи улыбки были достойной наградой, когда рыцари возвращались домой.
    Лео даже не усмехнулся, Эстебан с Венсаном рассмеялись, правда последний все же окинул братьев странным взглядом, словно примиряя на себя форму рыцаря. Робер это проделал с еще большим чувством детской зависти к возрасту старших товарищей.
- Когда их приносили на щитах – улыбок никто не видел, - уронила Анриетта, прерывая смех. – Война не подвиг.
- Скорее – средство к достижению цели. И жестокое. – неожиданно поддержал сестру Леонард.
    Вероника склонила темную головку набок, глядя на странно отдалившегося вдруг молодого человека:
- Вы так серьезны. Впрочем, я заметила, что иногда вы даже шутите с серьезным лицом.
- И поет с таким же лицом, - вмешался в разговор Эстебан. – В чем вы могли убедится, номени.
    Его слова развеяли вдруг набежавшие тучи, засветив новые улыбки на лицах:
- О, мы не будем вас отвлекать, - сказала Мариша, приседая в реверансе. – И надеюсь увидеть всех вас на маскараде.
    Леонард бросил на кузена испепеляющий взгляд, склоняясь к рукам своих знакомых:
- У нас будет та самая «скучная» служба.
- Ох, значит вы не попоете для нас? – лукаво спросила Вероника.
- Он сделает это в другой раз, - склонился в свою очередь Эстебан.
- И по первому вашему зову, - подхватил Венсан, ловко избегая взгляда брата, который молча предложил своей сестре руку, огибая развеселившуюся вновь стайку друзей.
    Они вновь шли к по парку, обсуждая каждое дерево и птицу, которая попадалась им навстречу. Фантазируя и мечтая, обмениваясь множеством впечатлений и стараясь не думать о скорой разлуке, но она все же наступила. Прогулка подходила к своему неминуемому завершению. Венсан намеревался проводить сначала до дома Нортми, но Марина решительно воспротивилась, желая удостоверится, что Вероника благополучно будет встречена дома родными. Но как бы каждый из них не старался – минута прощания наступила, но была встречена улыбкой:
- Спасибо, - искренне прошептала Вероника, принимая из руки Венсана нежно-розовый цветок лилии.
    Вероятно самый первый из распустившихся в королевской оранжерее нынешней весной.
- До скорой встречи, Рон, - нежно поцеловав подругу в щеку, прошептала Марина. – А она будет очень-очень скоро!

Сообщение отредактировал Марина де Нортми - 12.02.2006, 19:48

[Агнесса де Анфра]

6 день месяца Иглы,
Рунн, особняк де Анфра

В давние времена внутренним стержнем, ядром только лишь зарождающейся Империи была преданность. Горстка друзей тогда еще совсем юного Александра, прозванного впоследствии Великим, и стала основой будущего государства - они поддерживали его и советовали в делах политических, они составили костяк легендарной армии завоевателя, окружали его со всех сторон, несли на своих плечах вверх, ввысь, точно так же, как и он вёл их вперёд – в то будущее, о котором они все вместе мечтали. И стали легендой.
Спустя много лет после смерти тех людей, их жизнь превратилась в канон, образец для подражания. Верность правящему дому, стремление к государственному благу – все эти качества были востребованы в течение многих и многих сотен лет, несмотря на все заговоры, политические волнения, интриги и противоречия. Подобные понятия о правильной и честной жизни существовали в людских умах, но, разумеется, неумолимая реальность и вечно жестокое время не могли оставить их нетронутыми, неизменёнными. Классические понятия о долге и чести превратились в чётко сбалансированные представления о личной выгоде и поддержке и верности правителю, который эту выгоду видел лучше всех.
Таков был мир мужчин, мир воинов, и они, непримиримо уверенные в своей избранности и священности своей доли, даже близко не подпускали слабых женщин к своей чести. Тем не менее, частенько рассуждала Агнесса, оставшись одна в большой дворцовой библиотеке – извечной вотчине мужчин, их уверенность вовсе не значила, что женщины совершенно чужды этих понятий. Благодаря извечному противоречию между полами, быть может, им даже удалось достичь гораздо более глубокого понимания смысла верности и преданности, чем это когда-либо удастся мужчинам.
Почему женщина не может быть воином? Разве главные и наиболее страшные баталии происходят на ристалищах и турнирных полях? Разве свою жизнь и честь можно отстоять лишь с большим и острым мечом в руке? Женщины просто меньше склонны рассуждать на эту тему, делала вывод девушка. Они молча поступают так, как должно, и делают это достойно, что, в большинстве случаев, остаётся незамеченным со стороны сильных и честных мужчин.
А ведь как прекрасно было бы однажды почувствовать себя слабой, нежной, ранимой, но не отвратительно беспомощной, а защищенной. Защищенной чьей-то сильной рукой, твердым плечом, на котором так спокойно спать, острым умом и крепкой мужской логикой, с которой не нужно постоянно спорить. Жить так, как думают о женщинах мужчины – сказочная мечта, столько же несбыточная, как любая сказка.
Это жизнь.

Агнесса вполне отдавала себе отчет в том, о чем может хотеть говорить с ней отец. И она была готова, когда утром этого дня посыльный принес записку от графа Мориса де Анфра, желающего видеть свою дочь за чашкой вечернего чая. Она не позволила себе ни единого лишнего движения, ни единой вредной мысли, лишь смиренно попросила Эрмину отпустить её на вечер, готовая исполнить свой дочерний долг.
Её отец изначально верил в преданность и честь. Но также рьяно он верил в существование свободы выбора сюзерена из наиболее достойных кандидатов. Именно друзья Александра Великого, часто повторял он своей дочери, сделали его тем, кем он стал, но прежде этого, они выбрали стать его друзьями.
Смерть Фридриха фон Динштайна разрушила амбициозные планы и надежды Мориса. Он воспитывал свою дочь с расчетом на этот брак, вложил в девочку всего себя, свои стремления, знания, желания, но не смог заметить её состояния, её самоотверженной жертвы, принесенной на алтарь первой любви. Он гордился тем, как она вела себя в то сложное время, но не понял решения продолжать траур по молодому Динштайну столь долго. Он пытался подыскать ей подходящего жениха, но каждый раз получал отказ под различными предлогами, благовидными и не особо. Он злился тогда, а теперь восхвалял Каспиана и всех святых мучеников, что позволил ей эту блажь – Небеса давали ему второй шанс, и он не видел причин от него отказываться.

Тихо журчащая беседа за изящным столиком красного дерева медленно текла своим чередом - книги, законы, науки, политика. Они давно не разговаривали вот так по душам, неспешно и открыто. Такая беседа изначально предполагала абсолютную честность и полнейшее доверие, это было правилом, так что Морис, возможно, излишне поспешно, стремился перейти к главной причине их встречи:
- Агнесса, ты всегда была наблюдательной девушкой и не можешь не видеть, что в стране назревают большие перемены. Новый император, новые союзы и альянсы, новые враги. Возможно, войны. Я не хочу ходить вокруг да около, темнить и увиливать, я всецело доверяю тебе и верю в тебя и твою способность принимать правильные решения в такой ситуации. - Морис выбрал тон самый нежный и заботливый, но в то же время абсолютно серьёзный, чтобы убедить дочь в том, что он не желает ей зла. Он допускал возможность, что Агнесса была девушкой гораздо более самостоятельной, чем он мог бы хотеть этого, поэтому предпочитал быть осторожным, хотя и был уверен в успехе своей идеи.
- Я чем-то могу помочь, отец?
- Милая моя девочка, ты очень нужна мне сейчас, мне, нашей семье, всему графству. Твой брак станет наилучшим закреплением великого союза, который откроет новые перспективы для меня и твоих братьев. Ты всегда была практичной девушкой, и я верю, ты с честью выполнишь свой дочерний долг перед семьёй.
Агнесса непроизвольно сжалась внутри, но виду не подала, а продолжала спокойно улыбаться. Медленный кивок, тихий, почти игрушечный стук фарфоровой чашки о поднос, выпрямленная спина. Делать то, что очень не хочется, - легко, главное только делать это медленно, отбросив ненужные мысли и эмоции. Достоинство. Гордость. Долг. Грустно?
Такова жизнь.
- Да, отец.
Брак. Кто-то, кроме Фридриха, в её мыслях, снах, ночах. Семья, дети, совместные обеды и ужины. Старость. Мечты, слова клятв, любви - всё не от него. Хотя при чем тут любовь? Только долг. Она должна выполнить его с честью. И надеяться на достойного супруга.
Брак. Ей всегда твердили об этом - сначала мать, няньки, воспитатели, женщины дома Иберо, всегда знавшие в этом толк, потом старшая наставница, проявлявшая большую заботу о совсем ещё юной Агнессе, впервые попавшей в Шенбрунн, Антуанетта де Конарэ. Это долг каждой женщины. Её поле битвы за свою честь. 
- Кто станет моим мужем? - Голос уверенный, негромкий, она знает, что должна сделать и, в конце концов, пришла к выводу, что это не так уж плохо, хоть и неизбежно.
- Ты станешь герцогиней фон Динштайн, я думаю, в самое ближайшее время. Альбрехту необходим наследник, причем как можно быстрее, и ты воистину наилучшая кандидатура на роль его матери! - обрадованный столь удивительной покладистостью дочери, Морис не помнил себя от счастья.
А она поначалу не поверила.
- Но Фридрих же умер...
- Конечно, умер, да упокоит Каспиан его душу. Его отец просил твоей руки.
- Альбрехт? Альбрехт фон Динштайн?
- Да, он, - Морис удивленно посмотрел на дочь, за которой не замечал прежде приступов подобной рассеянности. Она не могла забыть имени герцога Остаррики? Фрейлина продолжала чересчур спокойно пить свой чай, и только чуть дрожащие руки и рассеянный взгляд выдавали её состояние.
- Но он же отец Фридриха, папа... Отец Фридриха просил моей руки? - голос слабый, девушка чувствовала невероятную слабость во всем теле, шум в голове мешал сосредоточиться и как будто ограждал её от невероятного ответа.
Морис довольно улыбнулся, как человек через много лет, достигший-таки своей заветнейшей цели, и ободряюще улыбнулся дочери:
- Скоро он станет не просто отцом Фридриха, но и отцом твоих детей, милая. Это великое событие.
Он говорил ещё. И больше. И опять. А она никак не могла заставить себя слушать.

Как это может быть? Темноволосый мальчик, с которым она вместе росла в детстве и которому было уготовано стать её мужем. Он уже не мальчик, юноша - красивый, сильный, такой знакомый и родной и, одновременно, притягательно чужой в ладной офицерской форме. Её жених. Её судьба. И, рядом с ним, - взрослый мужчина, чьи черты так напоминают черты мальчика, с невероятно серьезным лицом благословляющий их союз. Она была так смущена тогда, не смела поднять глаза на всех этих людей, собравшихся вокруг, тихонько пролепетала слова клятвы, а мужчина одобряюще улыбнулся сыну, когда помолвка была заключена. Она не помнила, чтобы видела его много раз в своей жизни - Альбрехт фон Динштайн, почти её второй отец, не интересовался играми детей, но, всё снова и снова прокручивая только что сказанное, Морисом она никак не могла поверить...
Тонкая дрожащая ниточка, на которой, казалось, всё это время держалось её существо, с противным визгом лопнула, и её накрыло волной паники и липкого страха. Никогда в своей жизни, в самом страшном кошмаре, в самых запретных фантазиях, Агнесса не могла подумать о том, чтобы стать женой отца своего любимого. Родить Фридриху братьев, стать матерью сына, который заменит герцогу наследника, встанет на место её жениха - было в этом что-то чудовищное, жуткое, неправильное. Ничего подобного нельзя допустить, это совершенно невозможно в мире, где есть хоть капля справедливости. В это надо было верить.
Паника сменялась гневом. Разум моментально очистился от мысленных всхлипов и стонов, привычно выстроившись под гнётом извечных нельзя: нельзя жалеть себя, недопустимо показывать слабость, даже если очень хочется. Эти вечные нельзя превратили её в то, что она есть сейчас, сделали её сильнее и тверже. "Но что ты получила взамен, невинное дитя? - ехидно интересовался внутренний голос, самый верный критик, в нужный момент готовый ударить в наиболее больное место. - Что ты получила за эти усилия? Признание? Похвалу? Уважение?"
Мужа.
Агнесса расслабилась и отбросила всю присущую ей логику. В мире мужчин принято думать, что женщины - существа изнеженные и капризные? Они истеричны, не способны сдерживать свои эмоции и чувства и в действиях руководствуются только лишь ими?
Они даже представить себе не могут, на что способна женщина, наконец-то давшая волю своим желаниям.

Первой пострадала фарфоровая чашка, которую девушка держала в руках. Желая дать выход накопившемуся, Агнесса сделала резкий жест рукой, выплеснув горячее содержимое сосуда на собеседника и белоснежную скатерть. Миниатюрная чашечка с неожиданной силой врезалась в поверхность стола, вдребезги разбив чайник, молочник и сахарницу. Осколки дорогого фарфора с ласкающим измученные нервы звуком брызнули во все стороны. Молоко, крупинки сахара и жидкая кашица из чайных листьев в центре стола изобразили удивительную смесь, достойную быть запечатленной талантливой кистью какого-нибудь великого художника, ещё не нашедшего своего места в этом мире, - изначальный хаос, противостояние порядку, правилам. Свобода.
Агнесса в бешенстве прошлась перед остолбеневшим от подобного поворота дел отцом, изо всех сил стараясь быть как можно более убедительной и страшной - золотое пламя длинных локонов, яркие молнии, то тут, то там мелькающие из-под пушистых ресниц, изящно наманикюренные пальчики, хищно изогнутые, всем своим видом показывающие - дайте что-нибудь порвать, смять, сокрушить. Девушке было плохо, очень-очень плохо, и она не собиралась более со смирением и покорностью относится к окружающему миру, доведшему её до такого состояния.
- Нет! - её голос звучал бы почти спокойно, если бы не дрожь гнева в самом его основании. - Этого никогда не будет. - Она развернулась, собираясь выйти вон, когда Морис, не прочувствовав всей степени безвыходности ситуации, попытался что-то ей возразить.
- Я сказала, нет, папа! - Она сорвалась, закричала громко, очень громко, и редкое ауралонское стекло в книжных шкафах дрожало в унисон с её криком. - Это противно законам человеческим и божеским, то, что вы предлагаете! Этого никогда не будет!!

Внизу, уже в карете, которая везла её в Шенбруннский дворец к Императрице, девушка моментально успокоилась и начала планировать свои дальнейшие действия. Мир воинов не допускает присутствия женщин, но на этот раз она не отступит. Им придётся начать войну, если они хотят получить её. И она им эту войну обеспечит.

Сообщение отредактировал Ир-Янь - 13.02.2006, 13:04

[Рикардо Арида]

6 день месяца Иглы,
Рунн, трактир «Бочка эля».

First the good news -
It's gonna feel very nice.
Then the bad news -
You're gotta pay a heavy price.
Nataly Imbrulia "One more addiction"

Прелестная номени Каэтана вот уже третий день не хотела его видеть, Адмирал был слишком занят заботами о новоприобретенной дочери, так что не отказывал ей ни в чем - в том числе и в праве дуться на своего адъютанта. Не помогали ни цветы, ни украшения, ни сладости, тайком переправлявшиеся в одним шустрым пажем из Шенбрунна (слуг Рика девушка не хотела видеть ровно также, как и его самого). Всё шло как-то наперекосяк.
И это следовало исправить.

Рикардо никогда так не напивался. Точнее сказать - давно, потому что то, как он напивался во времена своей бурной моряцкой молодости, не оставляло в его памяти ни малейших следов, кроме толпы разъяренных трактирщиков и счетов за разгромленные помещения. То, как он кутил в юности, вообще не поддавалось никакому учету, ведь, увы, адъютант Первого Адмирала, в отличие от самого Первого Адмирала, пить не пьянея не умел никогда. Он не столько пил, сколько хотел напиться, и пьян был одним лишь желанием это сделать. Он погружался в этот процесс с головой, как в увлекательное путешествие, в котором подчас можно было потерять самого себя, опуститься до каких-то немыслимых низин, позволить себе прежде недозволенное, но при этом помнить одно - он капитан Рикардо Кристобаль Фе Арида и никто не смеет этот факт опровергать. Где-то на этом уровне обычно и начиналась драка.
Его отношения с трактирами всегда складывались также, как с женщинами. Сначала он пропивал там деньги, заказывая всё самое вкусное для себя и друзей, потом ему выставляли счёт, а потом вышвыривали за порог, обычно со скандалом. И этому была одна причина, широко известная всем, кто хоть капельку был знаком с капитаном Арида. Он совершенно не помнил меры. Нигде. Что уж говорить про трактиры, в которых управлялись две красивые девушки...

Рик сидел за ближайшим к барной стойке столиком "Бочки эля" и отчаянно флиртовал. Флиртовал он, как и воевал, всегда храбро и безрассудно, забывая всё и всех вокруг, не принимая иного результата, кроме безоговорочной победы той или иной стороны. Ему было всё равно, которой, ведь поражение тоже может быть сладким, если уметь пользоваться своими преимуществами, каковые в его арсенале всегда были - белозубая улыбка, пара-тройка забавных моряцких историй про любовь и пиратов, туго набитый кошелек и прекрасная родословная.
В данный момент весь этот арсенал испытывался на Селестине Ксавье и Жаклин Буффон, дочери и племяннице местного трактирщика, так кстати спустившихся обслужить полуночного гостя. Рикардо говорил и говорил, рассказывал небылицы, острил, пересыпая свою речь обильными комплиментами. Ему было все равно, которая из этих девушек окажется податливее к его чарам, да и окажется ли вообще. Дело было в другом. Это как спорт, как хобби, как фехтование, только во много раз интересней. Очаруй одну, соблазни другую, не оставь равнодушной третью и не останься равнодушным сам - вот, что главное. Испытание на прочность, прочность чувств и эмоций. Кто победит - мужчина или женщина? Кто решится сделать первый шаг - он или она? Подтолкнуть противника первым раскрыть свои карты, сделать всё по-своему, сделать красиво - это было самым важным.
Это как фехтование. Только фехтуя, ты грозишь ранить лишь собственную бренную плоть, а не высокие чувства, а ведь каждая улыбка женщине должна быть серьезной на всю тысячу империалов и нести за собой далекоидущие планы.

- Вина и чего-нибудь пожевать, девочки, и в темпе, шевелите ножками, - негромкий, но настойчивый голос резким баритоном вклинился в журчащее воркование обменивающихся взаимными комплиментами и разрушил некую иллюзию погони, охоты, атмосферу азарта, созданную в помещении трактира. Рик недовольно глянул на Сэма Гарди-Прада, капитана городской стражи и дальнего родственника его приятеля Дирока, и попытался продолжить беседу, но Селестина уже убежала на кухню, выполняя заказ, а Жаклин отвлеклась от блистательного капитана и начала усердно протирать стойку, и лишь мягкий румянец выдавал её прошлые намерения.
Лишенный своих внимательных слушательниц, Рикардо разом посуровел и переключил своё внимание на несовершенство этого мира.
- Кто вы такой, чтобы лишать честного иберийца женского внимания?! - мужчина хотел завестись не на шутку и это ему удавалось. Он подошел вплотную к продолжавшему жевать посетителю таверны. Несовершенство этого мира не обращало на капитана ни малейшего внимания, что выводило из себя ещё больше. Мягким кошачьим движением рука капитана выдернула тарелку из рук Сэма, лишив наглеца его вожделенной пищи.
- Я уже ел оттуда, - капитан Стражи медленно поднял глаза, отправляя в рот кусок оставшийся на вилке, - это как минимум не гигиенично.
- Ничего, у меня крепкий желудок.
- Отдайте мою еду.
- Не отдам.
Тут уже не на шутку завелся Сэмьюэл. Пара гневных взглядов, способных прожечь дыры в одежде, далее последовала серия ударов до тех пор, пока дело не кончилось оглушительным апперкотом с неприятной и пронзительной свежестью в голове в конце.

Сэм грузно опустил поверженного Рика на скамью и потребовал простой воды, чтобы дать своему прошлому противнику прийти в себя. Рикардо залпом выпил стакан и попытался поперхнуться, когда понял, что это не вино. В голове начало проясняться, и он выдал:
- Это всё женщины, - сказал и замолк, а Сэм без интереса наклонил голову, видимо, ожидая продолжения. Пауза становилась вязкой. В конце концов, он не выдержал:
- Что женщины?
- Ну женщины... - Рикардо обернулся в сторону сестёр и образно покрутил пальцами, пытаясь обрисовать, где именно там были женщины. - ...и я такой. Вот.
- Во всём виноваты женщины? - перевёл Сэмюэл, странно хмыкнул и тоже опустился на скамью. Перспектива выслушивать пьяный бред очередного выпивохи в этом городе его радовать не могла, но с другой стороны, выпивоха этот был тесно приближен к клану Иберо. Авось, сболтнет что-то лишнее.
- Неееееет, приятель. Ты не понял. Во всём виноват я. - Рикардо попытался ткнуть себя пальцем туда, где он обычно был виноват. - Они совершенны. Они богини. У них такие глаза... Ах, нет, про глаза уже было. У них такие улыбки... - Ещё один нежный взгляд, посланный сёстрам.
- Тогда в чём проблема? - Сэм стал медленно раскуривать трубку. Рикардо выдохнул:
- Индейцы.
- При чем здесь эти несчастные отсталые твари?
- Несчастные? Ха! Они не более несчастны, чем вот эти две прелестные девочки - слабый пол, скажу я тебе, приятель. - Рика несло, он уже и забыл, кого именно называет "приятелем". - Женщинам и Уари нужно одно - твоё сердце. Лишь только Уари более милосердны и вырезают его насовсем, лишая тебя возможности петь и дышать, а женщины берут лишь кусок, но самый важный кусок, и без него тебе - ни петь, ни дышать. Женщины, да...
Гарди-Прад постучал трубкой по столу, заказывая ещё вина.
- Не знаю, Рикардо, ведь так тебя величать? Я в этих вопросах не знаток. А нас счет вырезанных сердец, так за этим, приятель, далеко ездить не надо… Вот в городе не так давно была одна банда…
Сэм взглянул на Рика, но тот его не слышал, весь ушедший в созерцание «прелестных девочек»… Время задавать наводящие вопросы. Гарди-Прад хлопнул Рика по плечу.
- Скажи, приятель, так что на счет Иберо?
- Лучшие люди страны! - голос его окреп и как будто даже протрезвел. - За ними наше будущее. - Звучало как лозунг.
- Спокойно, лучшие так лучшие. Ты им близкий человек, ты знаешь про них всё..- Сэм уважительно кивнул.
- Не стоит преувеличивать скромные заслуги капитана Арида, - Довольная улыбка до ушей.
– Знаешь, Рикардо, на улицах города то и дело убивают. То тех, то других. Недавно погиб Черный Герцог, до этого покушались на герцога Торнхейма. Как думаешь, строго между нами, твои Иберо могли приложить к этому руку?
- Ни за что. Никогда. Ни в этой жизни!
- Ну что ж, ты меня успокоил. Да вот ещё, на днях я имел честь беседовать с Антонио Иберо, и он старательно убеждал меня, что покушение на него было всего лишь инсценировкой, игрой для отвода глаз.
- Что?! Это невозможно!!
- Так, всё, забудь. Видимо я сам что-то попутал. Давай лучше выпьем… Мммм… За дам!
Они залпом опустошили бокалы.
- Знаешь, друг, - заговорщицки прошептал Арида, приближая голову, но по-прежнему глядя куда-то в сторону, - по моему, это всё Флавио…
- Что ты говоришь? Флавио? И кто же именно из Флавио? – уточнил Гарди-Прад. Последовал пространный взмах рукой.
- Нууу… - ещё один взмах, - Фла-а-авио…
В подтверждение своих слов Рикардо убедительно кивнул.
- Ага. Ну, спасибо тебе. Теперь всё стало на свои места, - Сэм огляделся по сторонам и вздохнул, - Ну что ж. Ещё по бокальчику и пойдем арестовывать всех Фла-а-авио, что попадутся нам навстречу… Тихо! Тихо! Не так быстро! Я же сказал, сначала ещё по бокальчику…

Сообщение отредактировал Ир-Янь - 13.02.2006, 14:11

[Сандра дэ Ла Прад]

6 день месяца Иглы.
Шенбруннский дворец.

Я - женщина и значит я актриса,
во мне сто лиц и тысяча ролей.

    Огромный зал был залит солнечными лучами, играющими в шахматы на плитах пола.
- Вчера – зал приема, сегодня – фехтовальный зал. Почему? – с живым интересом поинтересовался золотоволосый красавец у своей спутницы, с которой они стояли посередине зала, закончив очередной урок.
    Рыжие, пушистые кудри чуть качнулись, когда девушка склонила голову набок, зеленые глаза сверкнули лукавыми огнями:
- Вам не нравится мой выбор, Ваше Величество?
    Это тоже было частью урока – вопрос-ответ, которыми они постоянно обменивались, с легким любопытством и внимательной предупредительностью, следя друг за другом. Пожалуй, во взгляде Константина то и дело мелькало еще какое-то чувство, но девушка не успевала понять что, так как он тут же старался перевести взор в сторону.
- Мне хотелось бы проверить свою догадку о ваших поступках, Сандра, - улыбнулся чуть смущенно молодой Император.
- В зале приема вы могли почувствовать настроение дворца. Здесь – вы ощутите дух танца. И то, и другое, на мой взгляд, необходимо, чтобы по настоящему понять этот мир, - голос в котором привычно сквозило лукавство, стал едва ли не напевным.
    Она любила этот мир, в котором провела столько времени. Любила его неподдельное сверкание и странные гримасы, любила его так, как можно любить природу, породившую тебя: она наделяет тебя силами родиться, а ты возвращаешь ей свой дочерний долг, украшая мир своими поступками, мыслями, делами. В мире живет страх и сказка, горечь и сладость, боль и нежность, истина и притворство. Все перемешивается в одном большом, блистающем танце, где каждый сделав поклон – меняет пару, уходя и возвращаясь вновь. О мире этого великого дворца, как и о самой столице могли говорить какие угодно гадости и сплетни, но Сандра любила этот мир, зная его не только с плохой, но и с той, лучшей, дарующей красоту стороны и предпочитая показывать лишь то, что может восхищать – искренне недоумевая на слова тех, кто видел лишь плохое. Впрочем, каждый решает сам, что и где ему хочется увидеть. Ведь даже в невинной улыбке ребенка могут заметить страшный оскал смерти.
- Вы задумались, номени Сандра, - в этот раз она смогла понять взгляд. Он смущался, но старался этого не показать, прикрываясь осторожными словами, вопросами и предупредительным обхождением.
- Прошу прощения, - улыбнулась она своему терпеливому ученику. – Я думала о точках зрения на один и тот же предмет. Говорят, что фехтование – тоже танец. Хотя настоящие бойцы зовут это – жизнью на тонком лезвии клинка.
- Наверное, и то, и другое – правильно, - молодой Император чуть повернулся к застывшим невдалеке музыкантам. – И танец тоже жизнь.
- Что же перекрещивается в танце вместо шпаг? – изумрудные глаза прищурились.
- Взгляды, - очень серьезно ответил Константин, опуская глаза, прежде чем неторопливо протянуть руку, словно продолжая пояснять свою мысль. – И пальцы рук, чье теплое прикосновение тоже может ранить. И пострашнее холодного клинка.
    Рыжеволосая фрейлина чуть прищелкнула пальчиками:
- Еще раз кайрон*, пожалуйста, - в свою очередь обратилась она к музыкантам, прежде чем присесть в вежливом реверансе перед своим коронованным учеником. – Вы делаете поразительные успехи, Ваше Величество.
- Вы мне льстите, номени, - ответил Константин, смутившись вновь, но, продолжая внимательно смотреть прямо в зеленые глаза. Он очень легко принимал людей и пожалуй это была доверчивость, догадалась девушка:
- Нет, Ваше Величество, мне легко говорить правду. Уверена, что на празднике многим доставит настоящее удовольствие танцевать с вами.
    Константин подхватил девушку, переходя к танцу, синие и зеленые глаза встретились:
- Тогда будем считать предстоящий праздник – еще и экзаменом. И вы выставите мне оценку, Сандра, с присущей вам правдивостью.


6 день месяца Иглы.
Дом Прад. Поздний вечер.

Я- женщина, сильна я поневоле,
но знаешь даже если жизнь-борьба,
Я- женщина, я слабая до боли.

    Рыжеволосая девушка склонилась над шляпкой, которую она украшала сидя за небольшим столиком, где в идеальном, художественном беспорядке, лежали разноцветные ленточки, яркие бусины, искусно сделанные из различных кусочков ткани цветы. Тонкие пальцы быстро нанизывали на небольшую ленту, обвивающую шляпку сверкающие бусинки, иголка сноровисто скользила, стремясь уследить за каждой бусиной, что так капризно примеряла к себе роль – украшения.
- Ой!
- Укололась? – раздался смешок с кресла, где в сладкой полудремоте лежал брат девушки.
    Она не ответила, чуть посасывая пальчик, из которого сочилась алая кровь, и бросая испепеляющий взгляд в сторону кресла. Дирок пошевелился, лениво садясь и потягиваясь:
- Что случилось, котенок? – в ответ послышалось такое сердитое фырканье, что тан уже просто не мог сдерживаться и рассмеялся. – Кошка, даже если я буду семи пядей во лбу, то все равно не смогу угадать причину твоего праведного гнева! Укол иголкой? Что-то случилось во дворце? Несостоявшееся замужество? Хорошая погода? Плохое самочувствие?
- Дирок, ты просто невежа! Я уже полчаса молчу, а ты только сейчас спрашиваешь: что у меня случилось?
- Я спал, - скромно заметил мужчина, оглядываясь и улыбаясь сестре.
- Ты проснулся, когда я влетела в зал.. А потом опять сделал вид, что спишь, - Сандра отбросила недоделанную шляпку и поднялась, гневно проходя к камину и устремляя на брата суровый взгляд. – Ты избегаешь разговора со мной?
    Дирок чуть пожал плечами, всем своим видом говоря, что спорить, кажется, бесполезно.
- Ты сердишься, а мне хочется поговорить спокойно, если я правильно догадываюсь о том, что ты хочешь мне сказать, - он поднялся. – О моей женитьбе на номени де Эсте? Но это еще не решено, родная.
    Сандра чуть качнула рыжей головой:
- Об этом – тоже. Меня беспокоит твое решение, брат…. Законы Севера еще никто не отменял.
- Законы Любви тоже.
- Великолепная причина для сложения с себя ответственности! – если она и хотела что-то сказать дальше, то не смогла, посмотрев в глаза брата, где кроме обычной улыбчивой нежности, загорелся странный огонь – холодный, жесткий.
    Дирок, поднимаясь, завладел руками сестры, сжимая их в своих руках:
- Отчасти ты права, Сандра, но эта часть ничтожно мала. У меня есть наследники, которые смогут взять бразды правления Алиером – ты это знаешь. Они малы, но я готов подождать, пока они наберутся сил и опыта. Не забывай, Генри пришлось взять штурвал в 13, когда надо было доказать семьям, что со смертью отца – род Прад не потерял своих сил. Благодаря Чарльзу Айрдуну – мы смогли удержать свое право. Он и только он не допустил бунта, который мог разгореться. Он же стал нам вторым отцом. Я не просто так это рассказываю, сестра. Я хочу, чтобы ты очень хорошо все вспомнила. Разумеется, если Элен ответит мне согласием – я сообщу о своем решении Фросту.
    Сандра в ответ крепко сжала пальцы брата, на щеках вспыхнул румянец волнения:
- Я очень сильно сомневаюсь, что Фрост положительно отнесется к твоим словам, брат. Он не производит впечатления человека, способного растрогаться на чувства людей и сделать что-то по велению их. Мне беспокойно от всего этого….
    Мужские губы чуть коснулись лба красавицы, целуя:
- Ты беспокоишься раньше времени.. Еще ничего не решено, а потому я не верю, что моя возможная женитьба так тебя встревожила.
    Рыжеволосая девушка досадливо повела плечами, словно ее знобило:
- Я встревожена? Впрочем, возможно. Мне очень не нравится то, что произошло у Агнессы. Она не заслуживает такого! Нет, - совсем тихо добавила фрейлина, касаясь тонкой рукой виска. – Правильнее сказать, что Несси заслуживает лучшего. Я не понимаю, почему родители должны решать за детей за кого им выходить замуж! Почему дочери должны ждать выбора отцов?
    Дирок присвистнул, утягивая сестру за собой к камину и креслам:
- Ого. Значит, нашей прелестной знакомой грозит замужество? И кто этот счастливчик, удостоенный вашего гнева?
- Дирок, не паясничай!
- Я серьезен, как священнослужитель на службе.
    Сандра фыркнула, чтобы не допустить вздоха:
- К твоему сведению: Альбрехт Динштайн просит руки Агнессы! – изумрудные глаза засверкали.
    В уютном зале воцарилась несколькоминутная тишина, нарушенная очень спокойным голосом тана Алиера:
- Где находится номени де Анфра сейчас?
- Во дворце, - чуть удивилась его вопросу Сандра. – Но зачем тебе это?
- Хочу предложить ей убежище в нашем доме, моя золотая сестренка. И пусть живет у нас, пока старый козел не поймет, что раньше надо было думать о наследниках рода.
    Две пары зеленых глаз встретились – в них кроме смеха – светилось еще и торжественное согласие:
- Да будет так, - засмеялась Сандра.


*кайрон – медленный танец, родиной которого считается Полония.

[Народ]

7 числа месяца Иглы,
Рунн, собор Святой Лары

Коронация будущего императора Константина из рода Александритов выпала на ясный и достаточно теплый день. Тем лучше для тех доброхотов, что, в надежде увидеть новоиспеченного повелителя стояли по сторонам главных улиц Рунна. Наверняка никто ничего не знал, но те, кто помнил коронацию Александра, рассказывали, что император должен проехать в роскошной карете с фениксами червонного золота на боках и, как это было в день коронации Александра, может даже выглянуть и улыбнуться своим поданным. Где именно это произойдет никто не знал, но поговаривали, что тому, кто увидит императора, будет большая удача, у молодок – здоровый ребенок, а у их мужей, хе-хе, силы мужской будет не меряно.

Многие, правда, сомневались, и говорили, что мол это все выдумки разносчиков всяческой снеди, которые собирались нажиться на больших скоплениях народу, но все равно шли. Места занимали с раннего утра, стараясь оказаться поближе – а то, не приведи Каспиан, император все-таки остановится и твоя удача достанется другому. Чуть позже появились и многочисленные гвардейцы из оцепления – тщательно выряженные, по случаю. Торговцы снедью тоже появились и времени даром не теряли.

Кто-то в толпе то и дело завлял, что император поедет не раньше полудня, да с таким видом, как будто каждый каспианов день на коронациях ошивается. Слухам верили, терпеливо ждали и не зря – карета, в окружении конных гвардейцев, появилась вскоре после того, как солнце достигло зенита. Она действительно несла на боках фениксов, с сапфировыми глазами, которые возрождались из ослепительно-золотого пламени. На одной из улиц карета чуть замедлила ход и те, из толпы, кто стояли ближе, заметили, как блеснули на солнце золотистые волосы – не хуже пламени на карете. И, говорят, увидевшим была удача.

* * *

Лучи солнца, многократно преломляясь и окрашиваясь в великолепных витражей собора Святой Лары освещали собравшихся. На витражах Лука, со скорбным видом поджигал костер под ногами распятого Каспиана, а лучи солнца, проходя через стеклянные языки огня, придавали лицу канцлера алый цвет. Герцогу Иберо стоявшему неподалеку, достался зеленый цвет от миртовой ветви в руках Святой Лары. Наблюдение за игрой света и теней хоть как-то скрашивало затянувшуюся церемонию. Многие из приглашенных уже начали переминаться с ноги на ногу, стараясь размять затекшие конечности, а герцог Конарэ и вовсе откровенно скучал, искренне желая новому императору долгих лет жизни – чем реже случаются коронации, тем лучше.

Ауралонский первосвященник, непрестанно читая молитвы, трижды омыл чело будущего императора чудодейственной водой – источник ее бил из земли в том самом месте, где погиб Каспиан. После пришел черед душистого масла которым Бонифаций начертал Имя Каспианово, а также собственное имя Константина, под которым он всходил на руннский престол. Все это время новоиспеченный император стоял на коленях, опустив глаза и молился так истово, как не молился никогда в жизни. Первосвященник был доволен – по сравнению с Александром новый император был просто кладезь благочестия.

- Во имя Творца и Каспиана, и пред ликом святых, именем мирской власти и пресвятой Эклессии нарекаю тебя императором Рунна и земель его. И да прибудет с тобой свет Каспианов, и да осветит тебе дорогу, и да прибудет с тобой сила Творца до конца дней твоих. – Среди воцарившейся тишины было особенно хорошо слышна бесконечная молитва, привычно слетавшая с губ Константина.

- Встань, сын мой!

Император Рунна, взошедший на престол под именем Константина XIII поднялся с колен и впервые увидел своих подданных. И алые отблески Каспианова костра упали на его лицо.

Сообщение отредактировал Санни - 26.02.2006, 11:18

[Народ]

7 число месяца Иглы. Полдень.
Рунн. Золотой город.

    На площади святого Якоба, гремя подбитыми железом колесами по мощеным камням, проехали пять повозок до верху груженых бочками. Кони недовольно фыркали, мальчишки, куры, собаки и прочая живность выскальзывали из-под копыт в самый последний момент, возница недовольно покрикивал, сучил вожжами, крутил длинный ус, постреливая яростным взглядом по сторонам.
    - Прр-рр-ру! - кони, последний раз лязгнув копытами, остановились. – Святые отцы, где же вы?
    Из ближайшего трактира вышли два человека в рясах. Один из них, весьма толстый, сонно щурился, периодически зевая. Второй недовольно зыркал, останавливаясь взглядом на каждом богато одетом прохожем, и злобно кривя губы.
    - Отож! – возница спрыгнул на мостовую – Доставлено, усе как было прошено. Претензиев нема?
    Сонный священник похлопал ладонью по деревянному днищу.
    - Что это, брат Инвидус? – спросил он. – Порох?
    - Это лучше пороха, брат Десидиосус. – сказал недовольный. – Это крепленное вино из подвалов аббатства святого Ювера.
    - В самом деле? – заспанные глазки широко открылись. – А зачем?
    - Нет и не будет ничего страшнее и злее пьяной толпы! – резко сказал брат Инвидус. – Но для всех – это просто подарок простому народу в честь коронации нашего любимого Императора Константина!

Сообщение отредактировал Народ - 25.02.2006, 21:23