Часть первая: Ветер перемен Опции

[Фридрих Карл фон Хирш]

16 месяца Полотна
Рунн. Особняк Торнхеймов.

Динштайн появился неожиданно. Никто не известил о его приходе. Просто распахнулась дверь, и Альбрехт стремительно вошел в зал. Потом так же молча налил вина в кубок отпил примерно половину, а остальное выплеснул на пол. Потом его взгляд обежал зал полный подданных Торнхейма, нашел князя. Хирш, разговаривавший у окна с Герхардом фон Клингелем, прервал беседу одним жестом. В то же мгновение князь рявкнул так, что задрожали стекла:
- Все! Вон!
Этого вполне хватило, чтоб у дверей зала создалась толчея. Фридрих Карл и не подумал двинуться с места. Поведение Альбрехта Динштайна было необычным для него. Была причина. Но какая? Тем временем князь обвел взглядом опустевший зал, взглянул на барона замершего у окна и поднялся со своего места. Барон расценил его молчание как разрешение остаться.
- Что? – Вопрос Торнхейма на некоторое время повис в тишине.
- Я говорил с Диего. – Альбрехт замолчал и бросил настороженный взгляд на Хирша.
- Можешь говорить при нем. – Буркнул Готфрид.
- Диего собирается вступить в союз с Фростом. И… Закрепить этот союз браком с Викторией Фрост.
Торнхейм резко выдохнул, свекнул глазами.
- С язычницей? Он предпочел мою дочь…
Фридрих Карл  разглядывал носки своих сапог, боясь выдать свои чувства по этому поводу.
- Официальной помолвки и предложения не было. Следовательно… - Постарался смягчить он ситуацию.
- Он предает свою веру ради этого союза. – Прервал князь Хирша.
- Я так и сказал ему. – Добавил Динштайн. – Но он считает, что этот союз поможет ему справится с Флавио. И он все же почтет за честь принять Клариссу в семью. И надеется, что ты не откажешь в её руке Фернандо.
- Фернандо? – Как эхо с удивлением повторил Фридрих Карл. – Но он моложе Клариссы?! Ему всего 19. Хотя… Это не должно играть роли. В любом случае это союз с Иберо.
Торнхейм задумчиво поглаживал рукоять меча и хмурился.
- Меня тоже не радует союз с севером. – Прервал затягивавшее молчание Динштайн.
- Нужно соглашаться. – Твердо высказался Хирш. – Диего должен прочно сидеть на троне. Фернандо станет герцогом . Клара…- герцогиней.
- Все равно будет война. – Сверкнул глазами Торнхейм. – Я чувствую это.

Клара… Гордая, непримиримая Клара. Если б она знала, какие страсти кипят за её спиной. Только что была невестой одного. Сейчас другого... Фридрих Карл постарался припомнить все, что знал о Фернандо Иберо. Но не мог вспомнить ничего, кроме его возраста. Справится ли он с ней? Её твердости мог бы позавидовать мужчина. Слабого она будет презирать, с равным себе спорить. Возможно, Диего смог бы укротить её характер и этим покорить сердце. Но Фернандо…

[Фернандо Иберо]

16 день месяца Полотна. Рунн


Мы не достанем до неба
И чёрный ветер внутри
Через высокие стены
Брат вовремя нас останови


- Каждый день…- её шёпот хотелось слушать вечно и она это знала. – Каждый день я думаю о тебе.
- Что ты делаешь? Нена…- его слова утонули в её чересчур сладких поцелуях.
Карла де Стефано. Какая кровь течёт в этом прекраснейшем Каспиановом творении никто не скажет. Одно можно знать точно – иберийская, флавийская, полонская преобладают над остальными. Но сама себя она считает иберийкой.
Высокая, смуглая с голубыми глазами, она была больше чем красавица. Цвет волос она любила чередовать. Тёмного они цвета или светлого, ей было одинаково хорошо.
Чуть ли не все графы и бароны золотой Иберии мечтали жениться на Карле или женить на ней своих сыновей.
Её отец Эктор Де Стефано был один из богатейших людей страны, он умер около года назад во время охоты. И потому хотел, чтоб дочь сама выбрала того с кем  проведёт оставшеюся жизнь. Но Карла не спешила, а точнее сказать, уже выбрала, ещё в 14 лет.
Младший из Иберо Фернандо стал для неё единственным. Он был на год младше её, но так получилось, что занималась Карла при дворе и у них с Фернандо был общий учитель по истории. Там они познакомились и с тех пор были самыми близкими друзьями.
Когда ей было 15, дружеские отношения переросли в молодую, наивную любовь. А точнее любовь с её стороны. Она знала, что он не любит, но и не хотел терять её. Карла терпела это и перешагивала каждый день через себя. Вот уже как два года они опять лучшие друзья, но она не перестала его любить, а лишь наоборот, когда со временем  стала ещё краше и ещё больше дворян стали её «рабами», Карла поняла, что не может не любить…
- Остановись – его пальцы легли на её нежный губы.
- Девушка невольно подчинилась. Фернандо встал с постели и подошёл к небольшому, но очень симпотичному столику, на котором стояло вино. Налив себе полный бокал он сделал маленький глоток и поставил вино обратно на стол.
Какое-то время в комнате стояла тишина.
- Ты знаешь нам нельзя быть вместе и даже твой дом не спасёт нас от чужих глаз и ушей – начал Фернандо – У тебя столько женихов Карла! Почему я? Я не могу без тебя и мне будет больно, очень больно отпускать тебя, но я не хочу, чтобы ты страдала.
- Нет Фернандо…ты заставишь меня страдать, если отпустишь меня. Знаешь, а ведь это так странно – она улыбнулась – на людях мы с тобой гордые и бесстрашные,  а между собой мы открыты. У моего отца несколько домов в Рунне и о половине никто не знает, этот один из тех где мы не будем узнаны. – она подошла к Иберо и положу руку ему на плечо, он накрыл её своей.
- Карла, но так мы доставим друг другу больше боли – он не отводил своих глаз от её – Сначало Диего, потом я, а после и Беа, все мы потеряем друг друга. Наша судьба быть с нелюбимыми.
- Не говори так Фернандо, прошу тебя! Я люблю тебя и буду всегда рядом. – Она провела рукой по его волосам – да и куда я отпущу такого модника?! – она засмеялачсь.
- Младший из Иберо подхватил её на руки, закружил по комнате, а после они вместе упали н кровать.
- Они лежали на спине взявшись за руки и смотрели куда-то вверх, сквозь потолок и крышу дома, сквозь облака…
- Ведь я и вправду не смогу тебя отпустить – почти шёпотом сказал он.
Золотой город жил своей жизнью и никому не было дела до дома в котором Фернандо Иберо и Карла де Стефано ловили каждое мгновение своего счастья.
   

[Аделина]

16 день месяца Полотна.
Рунн. Королевский город.

    Встревоженное лошадиное ржание, рассеянный свет, едва пробивающийся сквозь тяжелый бархат занавесей, и запах дождя. Карета, наконец, остановилась, чья-то рука распахнула простую черную дверцу навстречу пасмурному весеннему дню. Придерживая плотную ткань бело-лилового одеяния, сантисса Ларианского ордена коснулась головы иберийского гвардейца, благословляя, и вышла из экипажа.
- Герцог здесь?
- Да. Я извещу Его Светлость о вашем прибытии….
- Не стоит, - Аделина с мягкой улыбкой качнула головой, и мужчина в черно-алой форме, неожиданно просто согласившись с этими словами, вернулся к месту своего поста.
  Двор столичного особняка Иберо почти не изменился с того времени, как она была здесь в последний раз. Все те же светлые стены, закутавшиеся в молодую зелень садовых деревьев, черный мрамор, изящные перила, мелочи с почти болезненной точностью отпечатавшиеся в памяти. Медленно, как полагается любой служительнице церкви, Аделина поднялась по темным каменным ступеням.
  В детстве, когда Энрике Иберо был еще жив и довольно часто встречался в столице с ее отцом, будущая сантисса, вместе с другими детьми южного союза, проводила здесь немало времени. Подрастающая смена экклесиатской лиги, будущие герцоги и герцогини, хозяева жизни, короли и королевы балов…  в то время казалось, что весь мир, протяни руку, окажется на ладони. Как часто они смеялись, и как много строили планов, которым так и не суждено было сбыться. Жизнь и время властно расставили все по местам… как и должно было быть.
  Девушка улыбнулась своим воспоминаниям, свет и легкая горечь. Люди обречены жить тем, что дает им судьба, и Аделина давно научилась быть благодарной, как за пройденное, так и за настоящее.
  Щедро освещенный коридор упирался в высокие чернодеревные двери. Сантисса остановилась, тихо постучала, зная, что ждать не придется, и скорее почувствовала, чем услышала шаги, за которыми последовал щелчок замка и негромкий скрип петель. Девушка подняла взгляд, встречаясь с темно-карими глазами Хосе.
- Сантисса Аделаида, - мужчина почтительно склонил голову, и девушка, почти непроизвольно коснулась ее рукой.
- Рада видеть вас в добром здравии, - Аделина улыбнулась, - Герцог?
- Проходите. Он у себя.
  Сантисса кивнула, погружаясь в полутьму холла, скрывшую от глаз оставшегося где-то за спиной незаметного и опасного слугу Южного дома, прошла несколько шагов и толкнула еще одну створку дверей.

  Знакомая тревога, как отголосок прошлого, как прохладные иголки, касающиеся даже не плоти, самого разума. Она знала что это, но пока не видела, словно что-то застилало взгляд.
  Аделина сделала шаг в наполненное тишиной помещение.
  Светло, чисто и прохладно, светлые занавеси на окнах, ровные ряды книг. Этим кабинетом не пользовались годы, но несмотря на это целый штат слуг едва не ежедневно доводил эти комнаты до блеска и идеального порядка, так как было принято при их последнем хозяине.
    Диего сидел в кресле у распахнутого настежь окна, углубившись в чтение кипой сваленных на письменном столе бумаг, рядом с которыми в тесноте, но видимом удобстве уместились счетные журналы, перья, чернильницы, кубок и наполовину пустая бутылка вина.
  Сантисса остановилась у входа, внимательно рассматривая сидящего за столом мужчину, будто это могло помочь ей сгладить неуверенность, неизбежно возникающую после долгой разлуки, даже с близкими людьми.
  С последней встречи прошло четыре года, но кузен почти не изменился, те же черные непослушные волосы до плеч, резковато очерченные скулы и потемневшая под южным солнцем кожа. С годами он все более походил на своего отца, и тяжелая герцогская цепь, видневшаяся под расстегнутой до середины груди рубашкой, казалось, делала это сходство особенно бросающимся в глаза.
  Негромкий звук закрывшейся за сантиссой двери заставил герцога поднять голову, вглядываясь в нежданную гостью:
- Аделина? – знакомый, но вместе с тем изменившийся голос, легкое удивление, быстро уступившее место широкой улыбке на лице хозяина дома.
- Я помешала, - скорее утверждение, чем вопрос, - Ты работаешь с письмами….
  Диего покачал головой, поднимаясь на встречу кузине.
- Ты никогда не помешаешь мне, сестра. Я скучал. Благословишь?
  Тонкие пальцы сантиссы коснулись темных волос и, выслушав ее тихие слова, Диего осторожно взял хрупкую ладонь в свою руку, провожая девушку к одному из кресел у стола. Аделина села, прислонившись к спинке, вновь бросила короткий взгляд на письма, отчего-то не скоро решившись поднять глаза.
- В твоих землях все в порядке?
- Коннлант, Фортада, Новая Иберия, и всем нужно что-то, что может дать только герцог Иберо. Пара часов ничего не изменит.
- Я тоже приехала не просто так.
  Почти незаметная усмешка на губах герцога появилась и растаяла, не найдя, отражения в темных глазах.
- В этот дом теперь никто не приходит без веской на то причины.
- Я встречалась с кардиналом Руизом несколько дней назад. Он просил передать, что хотел бы встретиться, если ты найдешь на это время.
- Почту за честь беседу с духовным наставником столицы.
  Все сказано… Тишина, знакомый холод обволакивающий мысли, бледный свет пасмурного дня льющийся из окон, и вопрос… Аделина сама не знала, решится ли она произнести его вслух, и хочет ли знать ответ.
- Как это случилось, Диего? – слова почти неожиданно сорвались с губ, на мгновение повисли в плотной тишине, лишь для того что бы разбиться о вороненую сталь иссиня-черных глаз кузена.
- Тебе не стоит спрашивать об этом….
  Действительно, зачем? Зачем, если она и так знает итог? Зачем, если прошлое давно и слишком ощутимо осталось позади? Зачем еще, если и так до сих пор больно? Зачем….
  Опустив глаза, Аделина слышала, как Диего наливал вино, и его шаги к окну. Она хорошо помнила его эту привычку прятать собственный гнев за этим острым, почти режущим в такие минуты взглядом и маской на которой вдруг перестают читаться любые эмоции.
  Сантисса поднялась с места и медленно, будто ее внезапно оставили силы, преодалела те несколько шагов, что отделяли ее и герцога друг от друга. Рука осторожно коснулась его плеча и Аделина подняла на кузена глаза, чувствуя его неожиданно мягкий против собственных ожиданий взгляд.
- Ты никогда не расскажешь мне?
- Нет, - тихий, близкий к шепоту голос Диего – Все это давно позади.
    «Все позади…» Как пришедшее только теперь осознание того, что она прочитала в письме, пришедшем еще три с половиной года назад.
- Этого не должно было случится…. Моя вина…
- Нет. На все воля бога, сестра.
- Он знал…
- Он знал, что ты любила его.
- Диего.
    Его руки осторожно легли на плечи, обнимая, и Аделина позволила себе прижаться к груди кузена, словно пытаясь отыскать защиту от самой себя. Спокойно и тихо, только время, молчание и пасмурный клочок неба за окном. Слезы так и не пришли.
- Спасибо тебе.
- За что? Я был рад тебя повидать.
- Мы оба знаем где искать друг друга, - Аделина улыбнулась.
  Они вместе спустились во двор к карете, рука сантиссы в прощальном благословении коснулась головы герцога, и девушка села в черный мрак простого церковного экипажа. Карета тронулась покидая двор из ее прошлого мира, где то за спиной громко лязгнули смыкаясь высокие кованные ворота.

  В огромном зале как всегда горели свечи. Сотни и тысячи огней, слушавших слова ее молитвы каждую ночь. Сегодня их стало на один больше. Сантисса осторожно установила свечу напротив скорбного образа Спасителя, только теперь поверив в то, о чем знала уже давно.
  Холодный запах белых лилий, серые стены Хеленкиффера, смех и серые глаза, которых не будет уже никогда.
- Прощай, Жеан, и прости….
  У входа громко мяукнула пришедшая вслед за сантиссой кошка, и девушка подобрав тяжелые бело-лиловые юбки поднялась, и пошла прочь.
  В мире нет никого, кто был бы полностью невиновен перед господом…. В мире нет никого, кто не смог бы заслужить Его прощения…..

[Дайкнер]

16 день месяца Полотна
Ауралон, окресности Меланта

    На заднем дворе резиденции мелантского архиепископа служка принял у Дайкнера коня. В дверях его поджидал Отец Салво, немой помощник архиепископа. Кивнув прибывшему, он сделал знак следовать за ним. Отец Салво был невысокого роста, и движения его удивляли неуклюжестью. Он шел переваливаясь с ноги на ногу и прихрамывая, лысая голова дергалась в такт шагам. Дайкнер, глядя в спину своему провожатому, в очередной раз поражался, как столько неэстетичного могло соединиться в одном человеке. И это только на взгляд обычных людей. У Дайкнера были свои причины для неприятия этого святого отца.
    Они прошли тихими коридорами, и Салво открыл перед Дайкнером дверь одной из зал. Минуя помощника архиепископа, Дайкнер встретился с ним взглядом, и неприязненно поморщился. Салво выдержал такое отношение спокойно, даже улыбнулся напоследок.
    В этот зал судьба Дайкнера прежде не заносила. Впрочем, сводчатый потолок и паркет были точно такими же, как и в других помещениях дворца. Пара окон выходила на внутренний дворик. Камин в комнате не топили, а значит, она использовалась редко. Всё убранство составляли несколько кресел, столик с графином, бокалами и коробкой сигар, и две напольных вазы, украшенные сухими цветами.
    Долго разглядывать комнату не пришлось: высокие двойные двери с противоположной стороны распахнулись и в залу вошли Архиепископ Мелантский Руггеро и глава мелантской инквизиции Фабиано Фонтоне. 
    - Добрый день, Ваше Преосвященство, – Дайкнер поклонился.
    - Здравствуй, сын мой, – Руггеро благословил склонившегося перед ним, затем направился к столу и взял с него графин с напитком. Главный инквизитор Меланта прошел через залу, кивнул Дайкнеру не глядя, и сел в одно из кресел у окна, так, что свет падал из-за его спины.
    – Ты, как всегда успешен, Дайкнер, - архиепископ плеснул напиток в бокал и пригубил его. Дайкнер продолжал стоять, глядя куда-то мимо Руггеро.
    - Хо-хо! Взрывающиеся избушки! Это так на тебя похоже, Дайкнер. Не правда ли, забавно, Фабиано?
    Инквизитор усмехнулся.
    - Ну да ладно, главное результат.
    Напряженное молчание повисло в зале. Дайкнер собрался с мыслями.
    - Ваше Преосвященство, прежде чем Вы продолжите, я хотел просить Вас…
    - Слушаю тебя, сын мой.
    - Мне нужно время… свободное от дел. Для своих личных целей.
    - Ну и ну! Уж не жениться ли ты собрался?! – рассмеялся Руггеро.
    Дайкнер молча смотрел на него, ни тени улыбки не мелькнуло на его лице.
    - Так… Я вижу ты серьезен. Позволь полюбопытствовать, а какие такие вопросы тебя отвлекут от не терпящих отлагательства дел Святой Церкви нашей?
    - Ваше Преосвященство, я столько лет выполняю Ваши указания, и все мои дела были только на благо нашей Церкви, но сейчас мне необходимо разобраться…
    - В чем?
    - В себе, – слова странно отозвались эхом в наступившей вдруг тишине. Архиеписком и инквизитор переглянулись.
    - Ух как интересно! И что же ты собираешься делать? – вступил в разговор Фабиано, - Молчишь?
    - Ваша Светлость, - после некоторой заминки обратился Дайкнер к инквизитору, - Мне действительно нужно время. Я хочу понять, кем я стал. Ваша Светлость, наверное, при желании, могли бы помочь мне, рассказав то, что знаете.
    - Ты стал слишком заносчив, сын мой, это я точно знаю, - перебил инквизитор, - Ты вечный должник Церкви и все ещё жив только потому, что мы так хотим. Стоит ли мне напоминать о твоем преступлении, о том, что ты поднял руку на братьев наших?
    - Я всегда помню об этом, Ваша Светлость, - Дайкнер начинал раздражатся, - но не искупил ли я этой вины годами труда во благо Церкви? Не заслужил ли я доверия?
    - Это не тебе решать, - отрезал Фабиано.
    Дайкнер видел перед собой препятствие, но знал, что при всём желание ничего поделать с этими людьми не мог. Хоть бросайся на них с кулаками. Перед ним были два верных слуги Церкви, два убежденных экклесиата, как ни крути. Он был бессилен… Его способности всякий раз отказывали ему, когда бы он ни попытался воспользоваться ими против людей, свято следующих слову Каспиана. Эта особенность раздражала его сама по себе, а тем более ввиду, того, что он не понимал, почему так происходит.
    - Ваша Светлость, я не прошу о многом…
    - Всё. Я устал от этого препирательства, - произнес Руггеро, - Ты нам нужен сейчас, сын мой. Остальные вопросы потом. У Фабиано для тебя задание. Приказывайте, и покончим с этим. У нас много дел.
    - Сегодня вечером ты будешь ждать господина де Диша у постоялого двора «Бальдини» на выезде из города, - распорядился инквизитор, вставая, - Он направляется в Рунн по делам Ордена, и ты поступаешь в его распоряжение. И прошу тебя, Дайкнер, запомни, - Фабиано театрально поднял палец вверх, - в любой момент мы можем заставить Старшего отказаться от тебя, в любой момент… Пойми, ты нам очень дорог, но никто и ничто не может встать на нашем пути, помешать исполнить нам волю Каспиана!
    И архиепископ добавил, благословляя:
    - Пусть наставит тебя Боже на путь истинный…

    …Дверь волшебно распахнулась, Отец Салво ожидал Дайкнера в коридоре. В тишине они прошли к заднему ходу, и перед дверями на улицу Дайкнер остановился. Салво вопросительно смотрел на него, протягивая какую-то бумажку. На бумажке было старательно выведено: «Поезжай в Рунн. Найди ответ». Ниже был приписан незнакомый  адрес. Когда Дайкнер поднял взгляд на Салво, тот вынул из кармана золотую монету и протянул её на ладони. На золотом кружке был только один знак – шлем с тремя рогами.
    Дайкнер резко схватил немого за рясу и рывком прижал к стене.
    - Я тебе терплю. Просто терплю. – зашептал он на ухо Салво, - Я всегда знал что ты враг Церкви, что ты не чист, что ты следишь за мной… Сам не понимаю, почему не сдал тебя до сих пор Руггеро. Если б ты знал, лысая голова, как ты мне противен…
    Взгляд Салво оставался спокойным и внимательным. Он лишь тихо покачал головой из стороны в сторону. Дайкнер разжал пальцы, отпуская его на землю.
    - Наверное, мне просто жаль тебя, других причин нет… - тихо сказал маг, развернулся и вышел, хлопнув дверью.

                        *       *       *

    Спустя полчаса, в безлюдной часовенке Святого Спасения Дайкнер сидел пред ликами святых, но не видел их. Он не шептал молитву. Его мысли занимало другое. Перед его внутренним взором проносились десятки, сотни лиц: вот, убежденные отцы-экклетики убивающие беззащитных своими или его руками; вот падшие церковники и предатели убивающие убежденных отцов-экклетиков, встающие на защиту неверных; а вот они – неверные, еретики и иноверцы, колдуны и обычные крестьяне… И все они смотрят на него, Дайкнера, вопросительным взглядом, кто требуя чего-то, кто моля о пощаде, а кто просто иронично ухмыляясь.
    Однажды он уже пытался защитить невиновных на его взгляд людей, остановить фанатиков. Где же вознаграждение? Стать карающим клинком Церкви? Жестокая ирония… Он был уверен, что и архиепископ и инквизитор знали гораздо больше о нем теперешнем, чем он сам. Что и зачем они скрывали? Какая жалость, что Старший не может выражать свои мысли словами, его так сложно понимать…
    Дайкнер нащупал что-то в кармане и вытащил наружу. В его руке была скомканная бумажка и золотой кругляш. Салво…
    Вечером Дайкнер прибыл в условленное место. Он стоял в отдалении от входа, к которому прибывали кареты, и наблюдал за людьми, проходящими на постоялый двор. Почти стемнело, когда из очередной кареты вышел человек в дорожном плаще и, постояв секунду, направился точно в его сторону.
    - Отец Феодорус, - утвердительно сказал человек, подходя к нему, - Здравствуйте.
    - Добрый вечер, Ваша Светлость, - Дайкнер в свою очередь тоже был уверен, что перед ним Каспар де Диш. У каждого из них был свой способ узнавать с кем имеют дело.
    - Пройдем в карету, там и побеседуем. Впереди длинная дорога.

[Карна Норн]

16 число месяца Полотна.
Рунн. Шенбрунн. Поздний вечер и ночь.

Я, как миндаль, смертельна и горька,
Нежней, чем смерть, обманчивей и горче.

   Перезвон колоколов на Часовой башне возвестил полночь. В далеких отзвуках еще не родившегося эха многим всегда мерещилось что-то тревожное. Глупцы. Звук не может принести беды или несчастья, зло несут только сами люди.  Убедившись, что сиротливый серп месяца прорезал толщу облаков и коснулся мягким светом крыш Императорского дворца, смертельно красивая женщина отошла от окна и подошла к столу, где в высокой вазе, украшенной затейливым орнаментом, стояли синие цветы. Соцветия шлемообразных бутонов обхватывали тонкий стебель, а на кончиках лепестков замер белоснежный узор, как будто нежных растений коснулся первый или последний иней. Почти не касаясь бутонов изящными пальцами, женщина склонилась и глубоко вдохнула пьянящий аромат. Голова слегка закружилась, но она была рада этому пьянящему сумасшествию. В таком состоянии смерть всегда приходила к ней по первому зову. Впрочем, Карна Норн не знала случаев, чтобы девушка с косой* не приходила на пир, который ей закатывала ее верная поклонница.
   Пальцы до этого скользившие по сине-белым цветкам вдруг сжались, выбирая из букета один из стеблей. Ногти вонзились в податливое тело растения. Ломкая ножка согнулась и показалась капля светло-зеленого сока. Губ женщины коснулась едва уловимая улыбка, делая ее лицо умиротворенным и безмятежным - в темных глазах отразился свет месяца и звезд, льющийся в раскрытые окна. На секунду можно было подумать, что в темных провалах глазниц плещется белое пламя, но облако, набежавшее на луну, разбило колдовство. Хватило бы и пары капель, но женская рука терзала стебли до тех пор, пока маленький пузырек не оказался заполнен почти доверху. Спрятав его в рукаве, девушка взяла со стола букет точно таких же цветов, какие только что были истерзаны ее руками, потом залпом выпила заранее приготовленный кубок резко пахнущей жидкости, стоявший здесь же и на миг замерла, ощущая как огненный живительный напиток обжигает горло, течет по телу, проникает в кровь и обезвреживает самый смертельный из всех ядов. В зеркале, висевшем на стене отразилась стройная высокая красавица, одетая в строгое черное платье, единственным послаблением которого был вырез в форме сердца, такой что в нем виднелась нежная белая кожа груди, но ровно настолько, чтобы пробудить в мужчинах желание заглянуть за корсаж платья, а в женщинах зависть. Такие же черные волосы были забраны в высокий пучок, украшенный миндальной розой. Именно эти цветы всегда дарил ей Александр. Они и теперь преследовали ее в самых сладких снах и самых страшных кошмарах. Такие же ядовитые, как она сама, но не такие ядовитые как те, которые она сжимала сейчас в руке, но в оранжереях Шенбруннского дворца можно найти все, что угодно, в любое время года.
   Паутина потайных ходов встретила Карну любовными объятиями – холодными, как объятия смерти, к которой она сейчас взывала. Женщина шла неторопливо, но не задумываясь о дороге, слишком хорошо успела изучить за десять лет эти лабиринты, слишком часто скользила по ним призраком. Коридоры, повороты, перекрестки, разветвления, высокие арки, глубокие колодцы – человек незнающий не смог бы продержаться здесь и пары минут, она почти прожила многие ночи и дни. Тень у трона императора, его лилия, самая красивая, самая опасная, самая любящая… Оборвав такой поворот своих мыслей, девушка остановилась у одной из стен и нашла хорошо знакомый выщербленный камень, надавила и стала ждать пока стена откроет проход. Оказавшись в просторной спальне, не менее роскошной, чем ее собственная, но куда более кричащей об этой роскоши, она осмотрелась. Комната, как женщина и ожидала, была пуста. Прелестные обитательницы ее вернутся не раньше, чем через четверть часа, ведь, до полуночи они молились о душе их бывшего любовника в обители Ларианок, исповедуясь в собственных грехах и замаливая проступки человека, дарившего лаской и их, и саму Карну, и еще многих и многих женщин. И мужчин…
   Александр… Она никогда не судила его при жизни, не посмеет сделать этого и сейчас, но именно эта неутолимое стремление окружить себя людьми, которым нравится, что ими повелевают, ломают, стирают их личность превосходством, погубила последнего Императора Руннской Империи. Рано или поздно сумерки гасят свет солнца. Всегда.
   Презрительно скривив губы при виде огромной кровати, на которой ее сегодняшние избранницы всегда спали вдвоем, Карна подошла к ложу и положила на красно-белое покрывало, украшенное золотым колосом – родовым гербом семьи Фабер - букет цветов. Милый подарок теперь уже бывшим и почти покойным соперницам. Милый и смертоносный. Затем она нашла на столе графин вина, и пузырек в ее рукаве стал пустым. Улыбнувшись, женщина расположилась в одном из кресел и приготовилась ждать. Все случилось так, как она ожидала. Через несколько минут дверь распахнулась, и на пороге возникли две красотки в одинаковых черных платьях, показная скорбь слетела с их лица, как только дверь закрылась.
   - Ты видела лицо этого надутого гвардейца, когда он сделал вид, что совсем не заглядывает в вырез моего платья, а любуется фресками в храме? – Камилла Фабер вытащила шпильки из прически, и тяжелые волосы рассыпались по плечам.
   Марианна последовала примеру сестры.
   - Он явно заработал себе косоглазие. – Кивнула она.
   - Не думаю, что люди Николы Нортми могут найти вас привлекательными, номени. У них достаточно женщин, чтобы они утоляли ваше глупое тщеславие.
   Женщины вздрогнули и одновременно повернулись на этот хрипловатый, глубокий голос.
   - Карна… - Заговорила Камилла, старшая.
   - Да, уже 27 лет, хотя многие женщины и скрывают такие факты. – Женщина насмешливо смотрела на сестер.
   - Что вы здесь делаете? – Марианна отбросила плащ и подошла к столу, чтобы налить себе вина.
   - Решила осведомиться – как прошла ваша поездка. Все ли грехи простил вам Каспиан?
   Марианна поморщилась. Камилла презрительно усмехнулась.
   - Вам он вряд ли сможет простить все прегрешения, номени Норн.
   Карна вдруг искренне рассмеялась, но от этого смеха сестры Фабер передернули плечами.
   - Ну почему же, сегодня я сделала очень доброе дело, думаю, что за него мне спишется пара смертельных грехов.
   - Какое же? – Марианна замерла, так и не поднеся бокал к губам.
   - Разогнала часть сумерек, гасящих солнце. – Ответила Карна с загадочной улыбкой. Сестры напряженно смотрели на нее. Помолчав, она продолжила. – На вашем месте, я бы не стала так опрометчиво пить напиток, который находился в одной комнате со мной, без присмотра.
   Кровавые губы учтиво изогнулись, в глазах блеснул смех.
   Марианна резко опустила руку с бокалом, как будто это была ядовитая змея.
   - Все пугаете? – Камилла вернулась к презрению. Смело подойдя к столу, она налила второй бокал и выпила его. – Если бы вы отравили вино, то не остались бы здесь, чтобы выдать это. Кроме того, вы не на столько сумасшедшая, чтобы подставить себя. Всем известно, кто во дворце балуется ядами. Вы, может быть, и ведьма, но не сумасшедшая.
   Марианна, похоже, была иного мнения, потому что с тревогой смотрела на сестру.
   Карна снова вежливо улыбнулась, поднялась и последовала примеру Камиллы, выпив бокал изумительного флавийского красного вина. Даже жаль, что Волчья кровь** чуть портила вкус горьковатым привкусом, но почувствовать его мог только тот, кто хорошо знал послевкусия всех ядов и знал, что вино отравлено. Оставив бокал на столе, Карна направилась к двери, больше ей здесь делать было нечего.
   - Вы на удивление догадливы сегодня, номени Камилла. Кроме того, что кроме пустой и бесполезной мести может принести мне ваша смерть?
   Сестры молчали. Карна развернулась и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Не скрываясь, она шла по пустым коридорам дворца. Только каменные изваяния гвардейцев в черно-белых камзолах и отсветы редких светильников были свидетелями ее ночного шествия по дворцу. Раньше здесь все было иначе… Всего три недели назад: яркий свет днем и ночью, смех и страстные стоны, разносящиеся под высокими сводами, но умер хозяин и умер вместе с ним и Шенбрунн. Сегодня ночью она своими руками убила еще одну часть того - прежнего мира. И сейчас она в агонии и муках медленной, но верной смерти тоже уходила в прошлое. Карна в мельчайших подробностях знала, как это будет происходить, и только необходимость открыто и не таясь идти к своим комнатам, не позволяла ей стоять в покинутой спальне и наслаждаться веселым зрелищем, которое она устроила для своей лучшей подруги – смерти. Сначала бывшие фаворитки мертвого императора почувствуют покалывание и жжение во рту и на языке, потом слюна, наполненная смертью, поползет глубже, отзовется болью, будет казаться, что каждую часть тела пронзает огненный клинок, потом тело начнет неметь, медленно, но неотвратимо. Губы перестанут слушаться, и с них будет срываться лишь хрип, а в груди ярко разгорится пламя. Пропадут звуки, потом ослепнут глаза, пропадет время и пространство вокруг, а человек все еще будет жить. Призраки и страхи подсознания выскользнут из-под запоров и вовсю наиграются тем, кто прятал их всю жизнь. Беспомощное, слепое, глухое существо, обуреваемое демонами внутри своей души, будет цепляться онемевшими пальцами за жизнь, еще осознавая все, что происходи, но находясь уже во власти иного мира. Потом безвольное тело начнут сотрясать судороги, дыхание собьется, сердце собьется с верного ритма, сначала ускоряя свой бег, а затем почти замирая. И только потом последний глоток воздуха покинет легкие, и сердце встанет уже навсегда. До самого этого мига умирающий будет в сознании. Такое освобождение придет не скоро. В самом лучшем случае часа через три – четыре, если же все сделать правильно, как сделала это Карна, то агония продлится шесть часов. К рассвету сестры Фабер воссоединятся с Александром в мире теней. Карна Норн и сама бы с удовольствием последовала за ними, но не имела права, пока не отомщен тот, кого она любила, пока она может помочь своей семье, о которой ей так внезапно напомнили, пока не потребует все долги.
   Вернувшись в тишину своей спальни, женщина закрыла галза, прислонившись к закрытой двери. Эса, уснувшая на диване, так и не дождавшись хозяйку, вздрогнула и сонно приподнялась.
   - Сиятельная… Простите, я только… - Попыталась оправдаться она.
   - Не надо. Наполни ванну и иди спать. Уже поздно. – Служанка бросилась выполнять приказание, а Карна прошла в спальню и, собрав изорванные стебли цветов, бросила их в яркое пламя камина, которое не успело погаснуть за время ее отсутствия, даже, несмотря на открытые окна, выгонявшее ядовитый аромат из комнаты.
   - Ванна готова, сиятельная. – Эса присела в реверансе и исчезла. Понятливые и исполнительные служанки – такая редкость сегодня, хорошо, что у нее есть эта достаточно смелая и одновременно пугливая девочка.
   Избавившись от одежды, Карна опустилась в теплую воду и почти блаженно закрыла глаза, давно ей не было так хорошо, с тех пор как в последний раз ее касались руки любимого, но нежная вода с запахом миндальной розы не могла заменить Александра. Почти до крови закусив нижнюю губу, женщина зажмурилась, не пуская на волю слезы, это ей удалось. Как всегда. Она позволила себе в волю насладиться сегодняшней ночью, но еще не все радости исчерпаны. Выбравшись и вытерев совершенное тело, она снова оделась и убедившись что на этот раз серп месяца почти упал за ломанную линию горизонта из городских крыш, отправилась во второе свое ночное путешествие в потайной ход.
   В комнате сестер Фабер она остановилась и с удовольствием осмотрела дело своих рук. Камилла Фабер, такая рассудительная и смелая, такая глупая и безрассудная, что не поверила в откровенную наглость Карны, по-доброму предупредившей о яде в вине, лежала у самой кровати, лицом вниз. Ее руки раскинулись, как будто хотели обнять паркетный пол, кожа стала белой и как будто почти прозрачной, потому что под ней отчетливо виднелась сетка вен, по которым больше не бежала кровь. Более осторожная Марианна даже смогла добраться до кровати, но тут ее ждал другой сюрприз – букет цветов. Приторно горький аромат окутал женщину и уже не выпустил из своих объятий. Эта смерть была более медленной, поэтому с посиневших губ все еще срывалось судорожное дыхание. Присев на край кровати, Карна положила руку на лоб женщины, чтобы почувствовать наступающий холод.
   - Аххххх… кхххххх….. – С губ ее жертвы сорвался новый хрип, но слов она уже сказать не могла, однако, вполне может ее услышать и даже понять.
   - К сожалению, все, что вы хотите сказать миру, милая моя Марианна, уже сказано.
   Умирающая сглотнула, горло ее поднялось и опустилось, издав очередную порцию булькающе-скрипящих звуков. Карна рассмеялась.
   - Это так печально, неправда ли? Не иметь права высказать то, что думаешь? И все же это такая малая плата… Всего пара часов мучений за десять лет моей жизни, так мало. – Женщина говорила спокойно, просто размышляя вслух. Марианна дернулась и заметалась, тело ее сотрясли крупные судороги. – Я обрадую тебя, осталось совсем чуть-чуть и ты увидишься с ним и со своей сестрой, опередившей тебя сегодня.
   Наконец, агония достигла своего пика, обессиленное тело дернулось, выгнулось дугой, пальцы вцепились в покрывало, сминая и сбивая его, рот широко открылся, но звуков без воздуха уже не было, потом оно тяжело упало на кровать, и наступила мертвая тишина.
   Подождав зачем-то пару минут, Карна подняла букет бело-синих цветов и вернулась к все еще открытой стенной панели. Ей захотелось обернуться, но это было плохой приметой. Не суеверная по сути северная колдунья, однако, подчинилась зову сердца и ушла, не оглянувшись, оставляя поверженных врагов наедине с их последней встречей.
   У себя в комнате она снова поставила цветы в воду. Завтра стоит послать эту, уже выдохшуюся смертоносную красоту, в знак соболезнования. Ирония? Насмешка? Холодный расчет? Подлость? Убийство? Месть? Глупость? Нет. Это всего лишь ее право - получить долг. Первый из многих.

*Образ смерти в Рунне - девушка с косой

** Волчья кровь или aconitum – очень сильный яд, один из самых смертоносных, но при этом почти не поддается выявлению. Получается из Аконита (сем. лютиковые), ядовито все растение – от пыльцы до клубней. Даже аромат цветов. С этим цветком и ядом связано много легенд и историй.

[Клара фон Торнхейм]

16 день месяца Полотна
Рунн, возле Особняка Торнхеймов

  Я вышла на прогулку подышать свежим воздухом, а еще посмотреть на окресности.  Вот я и в сказочном Рунне. Я никогда не стремилась сюда попасть, здесь вроде как другой мир, так сильно отличающийся от моего дома. Я даже чувствую себя здесь такой чужой и несмышленой. Все девушки и молодые люди так отличаются от тех с кем я привыкла общаться. С каким-то неподдельным ужасом я поняла что на их фоне полная дикарка. В голове мысли кружились и переплетались. Сначала я хотела взять с собой Риту, но  потом передумала. Одела одно из любимых платьев и отправилась одна.
  Из мыслей меня выдернул знакомый голос, и я остановилась. Хирш стоял вместе с двумя девушками и что-то весело им рассказывал. Я забылась и стояла не отводя от них глаз. Хирш явно почувствовал на себе мой взгляд и посмотрел в мою сторону. Сердце как-то неприятно кольнуло.
- Доброе утро, Клариссия, - легко поклонолся барон и улыбнулся. Улыбка была очень доброй и нежной, так как должен улыбаться любящий отец дочере.
  Я смутилась и растеренно осталась стоять, воздух Рунна как-то странно опьянял мою голову, и я перестала быть Кларой.
- Не желаете ли присоединиться к нашей прогулке? Мы хотим не много побродить.
Я подошла ближе.
-Это моя дочь Маргарет и племянница Валентина
-Клариссия.
Мне хотелось провалиться сквозь землю, я никогда не была такой робкой и растерянной как сейчас, как в эту минуту.
  Хирш поочередно переводил свой взгляд с девочек на меня.
- Валентина, Маргарет, я вспомнил что мне надо встретиться с  Герхардом фон Клингелем, как я только мог забыть, девочки, вам придется погулять без меня. Надеюсь вы найдете общий язык с Клариссией и вам не будт скучно. Гийом будет сопроваждать вас и приглядывать, что бы с моими девочками ничего не случилось.

Первое время мы шли молча, я не знала что надо и о чем говорить. Я всегда думала, а тяжело ли мне сходиться с новыми людьми, и никогда не могла найти ответа, ведь мне не приходилось ни с кем знакомится и дружить...
- Как здорово все сложилось. Мы в Рунне,- Сказала мечтательно Маргарет.- Город такой красивый и большой.
- Маргарет, мы почти ничего не видели.
- О! Но Валентина, взгляни, разве все что нас окружает не прекрасно? А что скажете вы, Клариссия?
- Красота- это поверхность. Интереснее что она несет за собой.
- Вы, как и Валентина смотрите на все вокруг...
- Мрачно?- Улыбнулась Валентина.
- Нет. Скорее практично, сестренка. Валентина очень практичная. . Добавила, Маргарет, видимо что бы я поняла
Я все больше молчала, осторожно рассматривая девушек. Но ничего кроме Хирша перед глазами не видела, сейчас был достаточно хороший шанс больше узнать об этом коварном человеке. Кто больше чем они знают о нем, о его слабых местах.
- Хотя жизнь это поправит. . Продолжала Маргарет. - Вот влюбишься.
- Маргарет, - сказала Валентина с укоризной.
- Ты уже влюбилась?-Озорно спросила та.
- Нет.
- Клариссия, а вы? В доме вашего отца, наверное, было много приятных молодых людей.
- Маргарет, ты задаешь слишком личные вопросы. Не смущай, Клариссию.
Да я несколько смутилась, но как можно спокойней призналась, что у меня было полно разных дел, и просто не замечала их присутствия, а тем более не влюблялась. Не могла же я сказать, что любовь меня совсем не волнует, так же как и представители якобы сильного пола. Порой этих самых представителей я била палкой и обгоняла в скачках на лошадях.
- О! В этом вы солидарны с Валентиной. Ей все равно кто ей улыбается. Они смотрит на всех сквозь пальцы. И всегда слишком занята.
-А вы Маргарет, мечтаете о рыцаре, пышной свадьбе, любви на всю жизнь? Наверное, и в грезах уже кто-то есть? Или ваши родители уже выбрали вам принца?- наконец я присоединилась к разговору и поддразнила мечтательницу.
- Мама наверно... . Маргарет осеклась.
- Мы похоронили тетушку полгода назад. - Валентина ободряюще сжала руку сестры.
- Как?
- Вы не знали?
- Нет, мне не приходилось этого слышать.
- Но в доме всегда все решал и решает отец. - Добавила дочь Хирша.
Я не обычно для себя склонила голову, решив, что лучше будет помолчать.
- В любом случае он найдет тебе достойную пару.
- И тебе тоже, Валентина.
- Я вообще не выйду замуж!
- Уйдешь в монастырь? Только этого мне хватало? Кузина - монашка!
- Барон видимо хороший человек, и очень умный... но мне не приходилось раньше иметь с ним дело.
На слове "раньше" я незаметно запнулась
- Странно. Дядя вхож в ваш дом давно. Хотя у мужчин свои дела.
- Да, у них совсем другие дела, и я ранее не имела чести его часто видеть, мой отец не любит женского общества при обсуждении важных дел. Но раз уж мне повезло узнать вас, то было бы логично узнать кто ваш отец, Марго.
Я еле улыбнулась, пытаясь выглядеть более естественно, разговор пошел как-то не так как мне того хотелось.
- Лучше спросите Валентину - она его любимица. Отец даже делает исключение для нее в обсуждении дел.
Валентина открыто и спокойно посмотрела на меня.
- Поговорите с ним сами и поймете, что он из себя представляет.
- Вам, Валентина, очень повезло, я бы с радостью принимала участие при обсуждении дел. А на счет свадьбы... я тоже против замужества, - с некоторым отвращением произнесла я, переводя тему от Хирша. Стало понятно что выведать что-то про него,  не удастся, по крайней мере, пока мы не станут более близкими подругами.
- Да? Но вы дочь князя? Я не представляю лакомого кусочка в плане замужества. Но вы другое дело. Наверняка отец подберет вам соответствующую партию.
Меня прямо передернуло и я нахмурилась.
- Я стараюсь об этом не думать
- Понимаю. Жених может оказаться каким угодно.
- Каким бы он не оказался, ничем хорошим это не закончится. Я не очень то верю в любовь и брак.
- Но почему? - Удивилась Маргарет, молчавшая некоторое время.
Мне давался этот разговор не легко, признаться я даже не думала о браке раньше. И сейчас была просто в тупике.
- Любовь как призрак. Мало кто видел, но все говорят. - Процитировала Валентина.
- Но это не значит, что она не выпадет тебе на долю?
Отвечать было все сложнее и сложнее.
- Любви не бывает, - отрезала я
Но в голове вертелось другое. Действительно, что же будет, если отец выдаст меня за кого-то?  Или еще хуже уже решил выдать!
- Она должна быть! - Возмутилась Маргарет.
Я легко улыбнулась. Маргарет нравилась мне все больше. Такая живая, веселая, мечтательная. у нее есть все те качества, которых нет у меня, хотелось бы и мне вот так легко мечтать, но порой мне кажется что я просто не умею этого делать.
- Надеюсь, что в вашей жизни она действительно будет.
- Я тоже буду надеяться, что ты встретишь свою любовь, сестренка. Моей матери любовь принесла лишь разлуку с близкими и смерть.
- Но она любила! Ты можешь это отрицать?
- Я не знаю. Я их совсем не помню... - Побледнела Валентина.
- Извини. Я была...
Я  почувствовала себя очень не уютно в компании девушек. Мне непонятны ни их разговоры, ни чувства, но это знакомство могло оказаться достаточно полезным и увлекательным. Тем более что у меня раньше никогда не было подружек, кроме Риты конечно...
- Нет-нет, Маргарет. Ты знаешь, я не скорблю, хотя наверно и должна. Моя семья ты, Аби, твои братья, дядя. Я не грущу о том, чего не помню.
- А у меня есть мать и отец, братья и сестры, но моя семья это только Хайнц... - Я не понятно для себя разоткровенничалась. - Вроде все есть, и в тоже время и нет никого.
- Я думаю, вся ваша семья любит и заботится о вас. Просто кто-то ближе.
- Неправда! Я иногда думаю что совсем никому не нужна. Так будет и дальше. Я живу сама по себе. И так будет. Мне и муж не нужен, лишний человек в моей жизни.
- Вам так одиноко, Клара? . Вставила Валентина.
- Я могу справиться совсем сама. И если отец все же задумает меня выдать замуж, то этого НЕ будет!
Потом я запнулась и как-то смущенно посмотрела на Валентину.
- Нет, мне не бывает одиноко и скучно, у меня есть я и этого достаточно. - Последние слова были сказаны как-то грустно и неуверенно. Я замолчала.
- Ваш отец никогда не отдаст вас за недостойного, - мягко сказала Маргарет.
Сестры тоже притихли, очевидно, думая о своем.
Что толку, любить я все рано его не будет, влюбиться не смогу, куда я денусь если отец насильно меня выдаст, ради хорошей партии. Рушить себе жизнь не хочется, рушить планы отца? Но как?
- Нам пора возвращаться. - Прервала молчание Валентина. - Простите нас, Клариссия, если мы расстроили вас.
- Нет. Вовсе нет. Просто заставили задуматься. Очень надеюсь что нам еще удастся поговорить на более веселые темы
- Мы живем в одном доме. Если вам будет одиноко - вы знаете, где нас найти. Маргарет вообще не умеет скучать.
- Значит, она научит меня веселиться так, как она умеет, а то мои увлечения давно устарели.
Мы улыбнулись друг другу.
- А Валентина хорошо поет и играет на арфе и мандолине.
- Скорее умело терзаю оба инструмента.-Отшутилась та.
- Значит с меня верховая прогулка.
- Это было бы чудесно. Я читала, что на другом берегу находится Заповедный Лес. Было бы здорово взглянуть на него.- Загорелась Валентина.
- Вот и хорошо, тогда до скорой встречи, - улыбнулась я
Весь этот разговор для меня был неким мучение, не часто приходилось говорить с девушками, кроме Риты. А Рита говорит просто, без прикрас. А тут постараться надо и произвести хорошее впечатление, и втереться в доверие. Тяжко, но я же в Рунне, надо красиво говорить на разные темы...
Но больше всего меня забеспокоил вопрос замужества. Почему я раньше никогда об этом не задумывалась? И правда мне уже 21 год, наверняка отец уже строит какие-то планы...

[Анриетта]

17 день месяца Полотна.
Особняк Барна.

Мы привыкаем к страху и думаем -
      можно жить в этом мире без радости.

    Девочка осторожно и бережно перевернула страницу книги двумя руками, губы еле заметно зашевелились, читая пока еще очень плохо понимаемый текст. Она внимательно прочитывала каждую строчку, сверяясь тут же с еще одной книгой и выписывая что-то в свой дневник. Небольшие, песочные часы медленно перевернулись, когда крохотная песчинка уже готовилась остановить бег времени. Заведенный раз рукой человека механизм – не дал глупенькой песчинке нарушить закон. И вновь тонкая струйка песка побежала из одного конца стеклянной тюрьмы в другой, отмеряя очередной час. Раннее утро, когда лучи солнца едва-едва выглянули из-за крыш, освещая все вокруг и, вероятно, сомневаясь: а нужно ли это людям. Анриетта подняла голову, рассматривая несколько цветов, что росли в темно-алых горшках на ее окне. Перед ней лежали тонкие лезвия, несколько чистых фарфоровых чашек и тихо чадила свеча. Девочка прислушалась: дом просыпался, снова привычные звуки голосов, детского хныканья и негромкого шороха. Маленькая хозяйка осторожно поднялась и прошла к небольшому столику у дверей, где стоял кувшин с холодной водой для умывания. Каждый шаг сопровождался тихим шелестом платья. Девочка налила чуть-чуть воды и сполоснула бледное лицо, освежая взгляд и мысли. Ей стоило большого труда вновь услышать шорох, который давно сопровождал каждый день и вечер, ночь и утро. Анриетта чуть нахмурилась и пристально уставилась в противоположную стену. Губы приоткрылись и тяжелый вздох заставил шебуршащихся гостей затихнуть, но этого было мало. Анриетта негромко позвала – иначе этот тихий звук было трудно назвать. На «зов» ни сразу, но появились «гости». Мохнатые, серые твари подозрительно выползли из своего укрытия, сверкая бусинками глаз на хозяйку комнаты. Девочка замолчала, пересчитывая: пятеро… а было – семь. Странно, раньше, сколько бы она не забирала – столько же и появлялось вновь. Но в этот раз они нужны были все: зов повторился и крысы напушили свою шерсть, делая угрожающий шаг назад. У переднего оскалились зубы, но это ему не помогло. Тишина накрыла дом на миг, пока в каком-то странном пространстве задыхались от страха и боли пятеро крыс. Самая крупная из тварей попыталась уползти, но Анриетта в свою очередь нехорошо усмехнулась, видя перед собой как в загадочном мареве путы, охватывающие маленькие тельца и выворачивающие их лапки. Невидимые путы сжимали пушистых животных, лишая их крохотные сердечки возможности дышать, а горло переставало глотать живительный воздух. Через полчаса все было кончено. В живых остался лишь «предводитель». Его серое тельце дрожало, но бусинки глаз сверкали с прежней, злой непримиримостью, когда девочка приблизилась и подняла его собратьев, осторожно укладывая на чистый стол. Затем она аккуратно взяла его и тоже положила рядом с собратьями. Полуживой крысеныш попытался ускользнуть, но девочка быстро пресекла его попытку, накрыв стеклянным колпаком, и тут же выпрямившись, чтобы встретится взглядом со старшим братом:
- Анриетта, доброе утро.
- Утра, Виктуар. Ты не постучался.
- Постучался, - возразил брат, внимательно обозревая ее комнату и действия. – Ты видимо была занята.
      Ребенок осторожно переместил пищащего крыса в клетку и только потом повернулся опять к родственнику:
- Была. Но уже нет.
      Виктуар вопросительно поднял бровь, но, поняв, что сестра объясняться, не намерена, задал вопрос сам:
- И чем ты была занята?
- Отлавливала крыс.
- Зачем?
- Чтобы убить, - просто сказала Анриетта. – Тебе они не мешают заниматься, Виктуар?
- Мешают. Но убивать их с помощью стеклянных колпаков – мне и в голову не пришло.
      Девочка пожала плечами, отворачиваясь и собирая свои книги. Старший брат смотрел на ее спокойные, размеренные движения некоторое время, прежде чем вновь начать говорить:
- В целом: я согласен с тобой. Лучше держать врага при себе или знать чем его травить при случае, - ребенок повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть на губах брата странную улыбку, тут же исчезнувшую: - Анриетта, я хотел сказать, что отныне с тобой постоянно будут двое или трое вооруженных слуг. Во время твоих прогулок и путешествий.
      Анриетта молча смотрела на брата, но он тоже не желал пояснять своих действий, ставя ее перед фактом:
- Так: двое или трое? – выгнутая бровь.
- Трое, - улыбнулся Виктуар и, чуть поклонившись, покинул комнату сестры.
      Она некоторое время молча смотрела на дверь, а потом, сделав несколько решительных шагов, – резко закрыла замок. Темно-коричневые глаза сузились, когда она вновь обернулась к столу. Мелкая, серая тварь в клетке злобно оскаливала зубы, пища что громко и назойливо, но двинуться она не могла. Взгляд взрослого ребенка переместился на окно, задумчиво изучая несколько растений: олеандр, герань, нарцисс и алоэ. Девочка медленно приблизилась к окну и осторожно поставила герань и олеандр справа, отгородив одной лишь ей понятной линией алоэ и нарцисс. Крыса в клетке притихла, наблюдая за действиями своего «врага», а девочка продолжала рассматривать мясистые листья алоэ и проклюнувшиеся из земли острые стрелы зеленых побегов нарцисса. Губы ее чуть дрогнули и она, решившись, осторожно выдернула из земли луковицу, отошла к столу и аккуратно уложила ее на чистый лист бумаги. Затем ребенок вымыл руки, взял острое, тонкое лезвие и вернувшись к окну – отрезал один из мясистых листков алоэ. Вернувшись к столу, девочка села и принялась осторожно освобождать сочную мякоть растения от кожицы. Тонкие пальцы привычно и сноровисто скользили, беря необходимые предметы и составляя сложную смесь. Комната наполнилась смесью странных запахов: тлена, паленной шерсти и кожи, тошнотворных ароматом крови, которые переплетались с едва уловимым ароматом свежего, горького аромата свежесрезанной зелени.

[Виктуар де Барна]

17 число месяца Полотна. Рунн.
Королевский дворец.

      Спускаясь по одной из величественных дворцовых лестниц, он почувствовал себя на миг своей младшей сестрой: идти из библиотеки, найдя там нужную книгу и чувствовать, вероятно, странное удовлетворение от сделанного. Представленная картина заставила его смеяться над самим собой, но лицо сохранило обычную маску вежливого внимания. Юноша быстро спускался, припоминая, что еще необходимо сделать и рассчитывая время, когда знакомые глаза обратили на себя его внимание:
- Номени Агнесса, какая приятная встреча.
- Маркиз, могу сказать тоже самое. Что привело вас во дворец на этот раз? – ясные, голубые глаза скользнули по книге. – Поэтика?
      Он улыбнулся, представив какой у него вид:
- Не совсем, номени. Вы очень торопитесь?
- Право – нет. Но….
- Нет-нет, не возражайте. Мне бы хотелось просто знать ваше мнение по этому вопросу. Вашу руку, Агнесса, - и, не дожидаясь ответа, он подхватил ее, направляясь в противоположную сторону.
      К длинному коридору, увешанному портретами и картинами. Возле одного из окон, Виктуар остановился, прислоняясь к небольшой колонне и протягивая девушке книгу. Агнесса взяла, бросив недоуменный взгляд на собеседника и ожидая пояснений.
- Это один из величайших поэтов. Он жил 350 лет назад. Говорили, что до 30 лет он ни написал не строчки, но потом – вот эта поэма. Точнее – великая комедия в стихах. Вы читали ее, номени? – он следил слишком внимательно за ее лицом, но девушка продолжала спокойно перелистывать страницы, время от времени взглядывая на собеседника. – Строки ее до сих пор не разгаданы до конца. Считается многими, что каждый составляющий стих – пророчество.
      Он замолчал, потому что девушка качнула головой, поднимая на него свои выразительные глаза, в которых вовремя спрятала тонкую, едва уловимую насмешку. Но Виктуар успел ее заметить и улыбнулся, слушая ответ:
- Я так не считаю, маркиз. Написавший эти строки автор был вдохновлен тем, что происходило на его глазах. Он всего лишь описывал свою жизнь, жизнь тех, кто был рядом.
- Сделал он это удивительно метафорично, Агнесса, - задумчиво продолжил маркиз де Барна. – Поэтому ваши слова не отменяют смысла моих. Даже в том, что происходит с нами, может быть тайный смысл, которому кто-то из нас просто не придает значения?
      Девушка улыбнулась, отдавая книгу:
- Возможно, Виктуар, вы и правы. Но это нельзя считать общим правилом, так как уверена и сейчас есть люди, читающие этот вами упомянутый «тайный смысл» происходящего. Например, вон та туча за окном, - Агни указала рукой на небо. – Буду спорить, что она является знаком надвигающейся грозы.
      Неожиданный переход вызвал у Виктуара смех и веселый блеск в глазах:
- Очаровательный намек, что я задерживаю вас, номени Анфра? – он склонился перед ней, беря протягиваемую ему руку. – Еще мгновение и я исчезну. Только напомню одну строчку:
«Тебе любую ветвь сломать довольно,
Чтоб домысел твой рухнул в тот же миг»
- Мне интересно, что вы увидите в этом? Но не смею вас задерживать, - маркиз, наконец, склонился, чтобы запечатлеть на ее руке поцелуй. – Этот разговор можно продолжать до бесконечности.
      Он выпрямился и улыбнулся. Агнесса де Анфра присела в вежливом поклоне:
- Мы его продолжим, когда вы не будете столь торопиться, Виктуар, - взгляд, сверкнувший молчаливым вызовом, который он с удовольствием принял.
- Тогда – до скорого свидания, номени.
- До свидания, маркиз, - и когда он уже пошел прочь, девушка заметила. – Не знала, что в семье Барна нет этой удивительной поэмы.
      Молодой человек повернулся, вновь встречаясь взглядом с ее голубыми глазами:
- Есть, Агнесса. Но моя младшая сестра обожает ее читать, а забирать у ребенка любимую книгу – я не решился, - еще один вежливый поклон, прежде чем удалится.
      Впереди были еще две встречи и одно свидание. Виктуар улыбнулся сам себе: день начался просто чудесно.

17 число месяца Полотна. Рунн.
Придворцовая площадь. Далее – Золотой город.


      Он уже собирался отъезжать от переправы, как взгляд наткнулся на мрачного вида человека. Виктуар соскочил с коня, быстро направляясь к знакомцу:
- Кристиан, доброго дня.
- Не вижу в нем доброго, - хмуро бросили в ответ. – Мне передали вашу просьбу о встрече, маркиз де Барна. Сожалею, но дел у меня слишком много.
      Синие глаза вонзились в лицо наследника, который сочувствующе качнул головой:
- Понимаю. Служба. Но все же – надеюсь – вы мне не откажите. Тем более, что я могу изложить свою просьбу, – он подчеркнул это слово, - в двух словах.
      Рейнхард Кристиан Дресслер коротко усмехнулся, окинув взглядом пристань у переправы к Шенбруннскому дворцу. Виктуар ждал, когда тот решится, скользя в свою очередь взглядом по крепкой фигуре одного из главных сотрудников службы имперской безопасности. Тот, пожалуй, решил, что прихоти наследников слишком дорого обходятся казне и могут составить неплохую часть его собственных доходов, делая приглашающий жест рукой. Вдвоем они подошли к высокому дереву, возле которого были расположены небольшие скамейки. Но ни тот, ни другой не присели. Рейнхард кивнул головой, приглашая к разговору:
- Мне бы хотелось, Рейнхард, чтобы вы лично последили за расследованием дела моего родного брата, - коротко и четко сказал наследник рода Барна.
- Не буду спрашивать, откуда такое доверие, - начал Дресслер и опять улыбнулся.
      Виктуар кивнул, припоминая то, как ловко и умело под руководством этого человека расследуются дела подобного рода, чтобы потом по желанию или замять, или наоборот довести до безрадостной, но неминуемой развязки.
- Я вам буду лично очень благодарен, Рейнхард, - завершая разговор, проговорил Виктуар. – Позволите самому справляться о ходе расследования?
- Как вам угодно, - согласился Дресслер, отвешивая прощальный поклон. – До встречи.
      Виктуар не ответил, просто склонившись и быстро направившись к своему мышастому коню. Сев в седло, он кинул мальчишке, который держал узду, монетку и сказал:
- Дом канцлера знаешь? – он мог не спрашивать, но пацаненок явно стремился выделиться и очень старался услужить.
- Да, ваша светлость.
- Бегом туда и скажи слуге, который откроет, что маркиз де Барна велел Морису ждать его у городской ратуши.
      Он кинул мальчишке еще одну монетку и когда тот бросился выполнять, пришпорил коня, быстрым галопом направляясь в Золотую часть великого города. Ему более чем хотелось успеть до того, как предсказываемая Агнессой гроза разразится у него над головой. А небо действительно хмурилось угрожающе и уже нетерпеливо ворчало. Виктуар ухмыльнулся, подстегивая Серого: «Далекое небо ворчит, а люди на земле – вздрагивают. Забавно». Маркиз не успел, он уже спрыгнул с коня, когда над ним разразился гром, и в одно мгновение тучи разорвались, обрушивая на землю ливень. Вбежав в здание ратуши, Виктуар встряхнул мокрой головой и оглядел себя, но не успел сделать выводы:
- Виктуар, что за вид? – с центральной лестницы спускался бургомистр Рунна – Бертран Фонтоне.
      Маркиз усмехнулся, глядя в темные глаза этого негласного «правителя» Рунна:
- Мокрый? А я так надеялся добраться до вас сухим, Бертран, - легкая вальяжность в голосе, присущая всем Барна, когда они общались с теми, кто ниже их по происхождению была стерта уже совсем другой улыбкой и приветливой фразой: - Отец просил вам передать большой привет и наилучшие пожелания. Вы, кажется, обещались прийти на ужин, но все откладываете.
      Бертран пожал плечами обреченно:
- Увы. Чем могу служить вам?
- У вас есть комната с камином? Придется переждать у вас этот дождь.
      Бургомистр, улыбаясь, проводил наследника рода Барна в одну из комнат, где был жарко натоплен камин, и указал на кресла рядом с ним. Виктуар зябко передернул плечами, устраиваясь в одном из предложенных кресел и подставляя огню промокшие сапоги. Бертран, продолжая изучающе смотреть на своего неожиданного посетителя, налил ему в узкий бокал немного вишневой настойки, приправленной корицей. Терпкая и вяжущая на вкус – она оказывала по истине магический эффект, согревая и вселяя надежду, что ничего вечного нет, даже холода. Позаботившись о том, чтобы его гость не заболел после визита в городское управление Рунна, Бертран и сам устроился в удобном кресле, вытягиваясь во весь рост и вопросительно глядя на собеседника. Виктуар улыбнулся и поставил на небольшой столик опустевший бокал:
- Огромное спасибо за заботу, Бертран.
- Чем еще могу помочь тебе, Виктуар?
- Мне нужен дом. В Королевском Рунне.
      Фонтоне засмеялся:
- Однако. Для чего же позволь спросить?
- Уверен, что я найду в тебе понимающего собеседника, Бертран. Тебе должно быть известно, что дочь величайшего скульптора Риди сейчас в Рунне. Ее отец очень многое сделал для блага империи и процветания нашего города. О том, что она трагически потеряла всех своих родных – ты тоже знаешь наверняка, - маркиз говорил негромко, не отводя взгляда от огня и лишь на последней фразе, перевел бирюзовые глаза на своего собеседника.
      Лицо Бертрана почти ничего не отражало. Размышление и, в свою очередь, внимательное наблюдение за огнем в камине, словно тот собирался выскользнуть и поджечь все вокруг.
- Подразумеваются дома погибших и истребленных родов? – тихо спросил бургомистр.
- Да. Мне, кажется, настало время дать им новых владельцев и почему бы не быть жесту благородства и милости от лица правительства столицы и империи?
- Вы меценат, маркиз.
- Заботящийся о благе страны, - лениво уточнил Виктуар, вставая. – Какой дом позволите обустроить?
      Фонтоне поднялся в свою очередь, задумчиво потрагивая пальцами правой руки подбородок:
- Пожалуй особняк Люфуров.
      Виктуар кивнул, чувствуя опять на себе пристальный взгляд и внутренне вздыхая:
- Да, Бертран, когда можно будет прийти за дарственной?
- Желаете сами забрать ее? Или позволите вручить эту дарственную при вас? – странная улыбка заиграла на губах мужчины.
      Маркиз внимательно осмотрел кружевные рукава своей рубашки, прежде чем оправить их:
- Я положусь на ваше усмотрение, Бертран. Если твоим желанием будет вручить номени Риди эту дарственную, то мне не составит труда пригласить тебя в тот день, когда дом будет готов принять новую хозяйку. Я не хочу ничего менять в нем. Его пока лишь отчистят и помоют. Думаю, что номени Риди сама захочет устроить в нем все на свой вкус.
- Мне нужно подумать. Как скоро планируется переезд, Виктуар?
- Через неделю, Бертран.
- Хорошо. Я извещу о своем решении, - он прошел из кабинета в другую комнату, откуда послышался его негромкий голос отдавающий распоряжение.
      Через короткое время бургомистр снова появился перед своим гостем:
– Ключи от дома. Всего доброго, Виктуар. И передайте мои наилучшие пожелания вашему отцу, как и всем родным.
      Маркиз де Барна отвесил легкий поклон и вышел из комнаты, чтобы стремительно пройти к выходу, где его уже поджидал мокрый с ног до головы слуга:
- Вы звали, маркиз?
- Да. Мне нужна небольшая гвардия служанок и слуг, которые в считанные дни превратят заброшенный дом в удобное жилище.
- Как срочно это нужно?
- Немедленно, Морис.
      Слуга поклонился и быстро открыл перед своим господином дверь: день еще не закончился и похоже, что, несмотря на непогоду – он будет длинным.

[Карна Норн]

17 число месяца Полотна.
Рунн. Шенбрунн.

    Изящная вязь письма легко ложилась на бумагу. Четкие, едва наклонившиеся буквы плавными поклонами приглашали друг друга на танец, складываясь в слова. Карна чуть улыбнулась, подняв лист и перечитав письмо отцу: первое за последние три-четыре года. Ей было не до отчего дома и его проблем, но Ее Величество, вдовствующая Императрица Екатерина напомнила обо всем. Карна, сузив глаза, смотрела в окно, размышляя над поставленной перед собой задачей.
- Сиятельная, разрешите?
- Да, Эса? – она не обернулась, запечатывая письмо.
- Дворец раздирают новости о том, что Марианна и Камилла Фабер скоропостижно скончались.
      Карна развернулась, протягивая служанке письмо, которая та взяла с коротким реверансом.
- Отправь этот букет цветов от моего лица. Печальное событие. А это письмо должно быть доставлено как можно скорее в Ирр, - женщина говорила своим чуть хрипловатым, завораживающим голосом, и служанка, кивнув головой, застыла ожидая дальнейших распоряжений.
      Но Карна покачала головой и прислужница исчезла. Кровавых губ коснулась тонкая улыбка, чтобы тут же растворится в холоде черного взгляда, когда фрейлина окинула взглядом дворцовый парк. Прогулка перед сном – весьма неплохо. Взгляд в ясное стекло зеркала и едва заметное прикосновение к плечам, груди тонким ароматом любимых духов – миндальная роза. Фрейлина тронула лоб пальцами – аромат тоже напоминание и она любила его за это. Изящное движение: тонкий, кружевной веер зажат в руке. Привычным жестом открывается, скрывая лицо или грудь. Молодая женщина поднялась и бесшумно прошла к выходу из комнаты. Зашедшая следом служанка вздохнула – опять пропустила уход госпожи, а значит будет ругать.
      Карна шла знакомыми тропинками, чуть склоняя голову в приветствии, встречаясь взглядом со встречными. Едва заметная улыбка играла в уголках губ, как ей того и хотелось. И лишь неожиданное ощущение присутствия едва не сбило горделивый шаг фрейлины. Девушка замедлила движения, плавным поднятием руки откидывая густую волну иссиня-черных волос. Она медленно развернулась, догадываясь, кого может увидеть. С соседней тропинки к ней шагнул высокий, седовласый мужчина, затянутый в кожаную одежду. На обветренных губах его тоже играла улыбка. Карна холодно посмотрела на эту улыбку, сразу же бросая вызов:
- Вы нашли что-то смешное в моей походке? – она хотела убедится, что не ошиблась.
- Номени? Простите вы о чем? – улыбка стала еще шире, а голос был негромким и схожим с рокотом далеких волн.
      Фрейлина улыбнулась неожиданно, позволив своим глазам засиять в ответ на его слова:
- Нет, это вы простите. Я думала, что вы смеетесь надо мной. Вы так смотрели… Это моя задумчивость всему виной, номен… - она вопросительно посмотрела на него, уже догадываясь об ответе.
- Тангбранд Айс, наместник Ирра, - он коротко склонился в приветствии, принимая протянутую ему руку.
- Карна Норн, - тихий, холодный ответ.
      Серые и черные глаза встретились, безмолвно представляясь друг другу. Карна ощутила странное, повелительное желание: не отводить взгляд первой. Казалось, что сумерки и тьма схватились в поединке через затянувшийся взгляд памяти – воскрешающей, погребающей и звенящей где-то в ушах. Сильные пальцы осторожно отпустили узкую, женскую ладонь:
- Приятно познакомится, номени Карна.
- Взаимно, - холодная улыбка на кровавых губах.
- Я искал встречи с вами, но, похоже, что Боги все судили за нас. – Эта прямота сбивала с толку и очаровывала одновременно, но она хорошо помнила – кто перед ней.
Изобразив удивление, Карна решила сыграть в предложенную игру.
- Чем же я обязана такому высокому вниманию, Тан Буревестник, наместник Ирра? – Тонкая бровь вопросительно взлетела.
- Тому, что я любил вашу сестру.
    Удар рассчитанный. Сильный. Жестокий. Достойный вопроса.
    Девушка чуть не задохнулась от гнева и ненависти, поглотивших ее, как морская волна, но годы игры при дворе помогли скрыть чувства, однако, она так и не могла ничего сказать.
- Вы с ней очень похожи, Карна. Вы об этом знаете? – Тангбранд подошел почти вплотную, заглядывая в темные глаза, потом коснулся рукой ее волос. – Через несколько лет она бы стала точной вашей копией. Те же черты лица, те же глаза, те же волосы.
- Но не станет. – Холодно бросила женщина, как горсть снега в лицо. – Не станет, потому что…
- Потому что посмела полюбить меня и эта любовь убила ее. – Тан Буревестник вдруг грустно улыбнулся, как будто ему было жаль, как будто он и, правда, любил Ринну, как будто скалы и лед могут чувствовать.
Глупости.
      По спине прошелся уже знакомый холод, а глаза заметили за спиной наместника Ирра – еще одного высокого, широкоплечего мужчину. Женщина внимательно следила за неторопливым шагом этого человека, который подойдя негромко сказал:
- Ты мне нужен, Бранд. Разрешите, номени? – вежливый наклон головы и голос, которому наверняка многие желают подчиняться.
    Карна просто кивнула, не утруждая себя ответом. Буревестник явно не охотно оторвал взгляд от Карны, потом склонил голову, прощаясь. Мужчины вскоре скрылись, а она еще какое-то время смотрела в наступающую тьму, туда, куда ушли еще двое из ее должников.

[Сандра дэ Ла Прад]

17 день месяца Полотна.
Шенбрунн.

      - У тебя красивый племянник, Эрмини, - отвлекаясь от созерцания королевского парка, проговорила Сандра.
      Она обернулась как раз вовремя, чтобы заметить чуть удивленный взгляд, который тут же засветился мягкой улыбкой. Эрмина поднялась и, отложив небольшую аппликацию из изящных лепестков разноцветной ткани, подошла к своей фрейлине. Карие глаза медленно оглядели плывущие по небу облака и чуть зеленеющие деревья. Из парка доносился гомон многочисленных придворных, слуг и птиц. Вся эта какофония звуков звучала уже очень привычно для ушей двух стоящих у окна молодых женщин.
      - Я не сразу поняла о ком ты, Сандринья. Диего – мой племянник, но мы с детства были как брат и сестра. Росли рядом и все делили в своей жизни до поры до времени – поровну.
      Рыжеволосые кудри сверкнули в солнечных лучах, когда фрейлина обернулась к своей императрице:
      - До поры, до времени? Вы…. Теперь вы с трудом понимаете друг друга? – негромко спросила она. – Детство – есть детство.
      - У нас всегда были слишком разные мечты, - улыбка тронула губы Эрмины и тут же исчезла.
      - Наверное, я понимаю тебя, - тихо протянула рыжеволосая девушка. – Мне так хорошо, светло и тепло от того, что приехал брат, но слишком многое мне не захочется ему рассказывать никогда. Это двуличие, Эрмини?
      Скорее всего невыразимая грусть в голосе подруги, заставила Императрицу, приблизившись, крепко обнять девушку, разворачивая к себе:
      - Конечно же – нет! Сандринья, это свойство любого человека – пытаться защитить тех, кого он любит от невзгод и бед. Даже если для этого приходится принимать все печали на себя. И таить их. Но разве ты это делала для собственного удовольствия? Разве это приглушило твою любовь к брату?
      Зеленные глаза тепло откликнулись на слова царственной подруги, а на губах вновь заиграла улыбка:
      - Но я не об этом хотела поговорить, Эрмини. Виктории Фрост – 18 лет. Она совсем дитя, как ее описывал мне в письмах брат. И я…. Эрмини, я боюсь, что девушка напугана тем, что она предназначена неизвестно кому. Я вообще мало представляю себе как это – быть обещанной неизвестному жениху. Ты боялась выходить замуж за Александра? Ведь ты его не знала совсем.
      Эрмина повернулась, разглядывая узоры на шторах, и с обычной для себя иронией усмехнулась:
      - Ты задаешь сложный вопрос, Сандра, - она помолчала и со слабым вздохом закончила. – Я очень сильно хотела быть императрицей. Моя мечта – сбылась.
      - Эрмини, прошлое оставим с прошлым. Не все наши мечты сбылись в нем. Но разговор ни о нас, - вдруг решительно прервала Сандра, чувствуя, как и к ее горлу подступает предательский комок слез, которых она уже пять лет себе не позволяла. Это тоже – прошлое. – Давай познакомим Диего и Викторию поближе. Возможно, это поможет им чуть больше узнать о себе и друг о друге. Я устрою прием, на который приглашаю тебя и всех Иберо. А также – северных танов с их семьями.
      Она помолчала, глядя на Эрмину и понимая, что на ее лице появляется некоторое недоумение:
      - Эрмини, я поняла, что семей у наших танов нет, - тихо проговорила она, чувствуя как на ее губах появляется озадаченно-озорная улыбка. – Зато детей – много. Почти у всех. И ты главное – не очень пугайся. Наши таны – они все… э, как тебе сказать, они все очень величественно-сильные мужчины. Если не будут шевелиться, то могут показаться горами или скалами.
      - Сандра, уверена, ты преувеличиваешь! – рассмеялась Эрмини. – По крайне мере твой брат такого впечатления не производит. Если что – я буду прятаться за его спину.
      - От кого? – звонкий голос вошедшей в комнату Агнессы прервал их беседу. – От кого собралась прятаться дочь великого дома Иберо?
      - От северных варваров, Агни, - засмеялась Сандра.
      Белокурая девушка посмотрела в золотисто-карие глаза Императрицы и решительно сказала:
      - Она нас пугает. Я видела мельком одного из так называемых «варваров», Сандра, в саду. Он весьма мил и обходителен. И это я не про твоего брата, милая подруга. Дирок – само очарование.
      Сандра подняла глаза к потолку и замахала на подруг руками:
      - Хорошо-хорошо, я преувеличиваю, а вы – правы. Но если эти варвары все-таки напугают вас, то моя совесть будет чиста, так как я вас – предупреждала.
      День проходит почти незаметно, когда ты ни одна, да еще и в голове у тебя зреют планы о том, как можно провести вечер с желанными гостями. Рыжеволосая девушка распрощалась со своими подругами, когда солнце уже касалось своими лучами верхушек деревьев. Она быстро спустилась по лестницам и выйдя на улицу с удовольствием вдохнула воздух весны, который был совершенно особенный в этом саду. Напитавшись дыханием просыпающихся после зимы деревьев, воздух Шенбрунна был столь необычным в этот вечер. Сандра с удовольствием отметила, что на многочисленных лужайках уже проглядывает зеленая травка, а почки деревьев готовы лопнуть в любую минуту и ждут лишь какого-то ведомого лишь им слова. Фрейлина мурлыкнула что-то благодарное слуге, который накинул ей на плечи плащ черного атласа с кружевной отделкой. Капюшон одевать она не торопилась, наслаждаясь ласковыми прикосновениями солнечных лучей к своим щекам, лбу и зажмуренным ресницам.
      - Чудесный день, не правда ли, Сандра? – неожиданный вопрос и голос, задавший его, заставил девушку вздрогнуть.
      - Согласна, Карна. Позволите пройти? – зеленые и черные глаза с видимым равнодушием встретились.
      Черноволосая голова склонилась, безмолвно отвечая, и Сандра сделала несколько шагов, прежде чем ее остановил следующие слова:
      - Как ваше самочувствие, Сандра?
      Рыжеволосая головка повернулась, встречаясь вновь с пронзительными, черными глазами красавицы-фрейлины. Долгое мгновение она смотрела на нее, прежде чем улыбнуться:
      - Мой ответ вас огорчит, если будет хорошим?
      - Обрадует, - серьезно ответила Карна. – Мне, как и любому человеку, ни чуждо, ни что человеческое. Вы уже видели северных наместников?
      Сандра отрицательно покачала головой, почему-то не желая говорить ни одного лишнего слова номени Норн. Черные глаза засияли, а улыбка заиграла на ярко-красных губах:
      - Поразительные люди, могу с полной ответственностью заявить вам. При том количестве слухов, что ходит о них: начиная с их сверхспособностях – оборотничество или колдовство, заканчивая теми поразительно живописными россказнями о том, как они убивают своих родных: жен, братьев, детей, родителей.
      Сандра с трудом вздохнула, понимая, что дышать стало сложно просто от того, что рядом эта опасная, но сейчас такая одинокая женщина. Изумрудные глаза улыбнулись в ответ, но голос был очень серьезен:
      - Нам ли с вами, Карна, ни знать на что способны сплетни. Если верить им – вы одна из самых страстных любовниц моего жениха. И эти же слухи твердят на каждом углу о моих колдовских способностях. Остается только смеяться над подобными глупостями, - негромкий смешок и опять дуэль взглядов. – Правда, порой в россказнях мелькает истина.
      - Остается пожелать, чтобы истина от нас никогда не ускользала.
      Они поняли друг друга и едва заметно склонили головы, прощаясь и расходясь в разные стороны. Рыжие кудри засверкали в лучах заходящего солнца, когда их хозяйка, гордо подняв голову, направилась к выходу из королевского парка, мурлыкая какую-то незатейливую мелодию.
      - Вы как всегда очаровательны, номени, - послышался голос.
      Сандра обернулась, лукаво сверкнув улыбкой:
      - О, мне повезло, и вы тоже идете домой, Жан? Или вы следили за мной? – она протянула свою руку, к которой юноша склонился, целуя и явно не торопясь отпускать.
      - Скорее – последнее, - юноша смотрел на фрейлину самозабвенными глазами. – Разрешите мне проводить вас?
      - В обмен на ваши новые стихи, мой юный поэт, хотя как мне говорили, из-за них на вас косо смотрели в корпусе.
      Голова его гордо поднялась, но в глазах мелькнула искра неуверенности, тут же растаявшая от искреннего внимания, которое смотрело на него из изумрудных очей:
      - В наши дни не принято молодым людям сочинять стихи. Владение шпагой, умение скакать на лошади, а стихи..
      Сандра легко подхватила молодого человека под руку, приноравливаясь к его чуть сбившемуся шагу:
      - Глупости, Жан! Стихи уместны во все времена. Хотя для собственной безопасности – владение шпагой сейчас можно только приветствовать. Я любила, когда мои братья давали мне уроки этого удивительного искусства, но я – девушка, так что никаких высот в этом деле не достигла, да и не имела к этому склонности. А вот умение слагать стихи, - она мечтательно опять промурлыкала что-то еле слышно. – Жан, вам уже пора начинать читать! Иначе я обижусь.
      Молодой человек встрепенулся, приходя в себя от неожиданной близости с той, о ком он грезил:
      - Да-да, ни в коей мере не желал заставлять вас ждать, номени Сандра, - короткая пауза и мечтательный взгляд на заходящее солнце. Рука, поддерживающая девушку, вдруг стала уверенней, а взгляд пронзительнее:

Когда потускнеет звездный клинок
И плечи усталость согнет,
Глаза ослепнут от пыли дорог
И сердце оденет лед,

И когда покажется - боль уснет,
Память рассыплется в прах -
Приди туда, где вереск цветет
У развалин на древних холмах.

      Сандра улыбалась, слушая печальный рассказ о менестреле, и когда Жан закончил читать, легко коснулась его руки своей:
      - Красивые стихи, Жан, вам бы сочинять песни и петь их юным красоткам под окнами.
      На нее сверкнули чистые, ясно-голубые глаза:
      - Вы жестокосердны, номени, потому что знаете, что я могу петь и сочинять только ради вас, - тихо вымолвил юноша, останавливаясь и опускаясь на колено, чтобы поднять краешек платья красавицы и запечатлеть на нем поцелуй.
      Но Сандра решительно не разрешила этого делать, хоть ее и тронул поступок. Фрейлина повелительно протянула руку, к которой прижался губами юный поэт. И когда на нее опять поднялись чистые, как лесные озера глаза, Сандра мягко улыбнулась и негромко сказала:
      - Открою вам тайну, Жан. У меня не жестокое сердце, а холодное. Хотя, для вас же проще думать, что его у меня просто нет, - девушка старалась говорить очень искренне, но в ответ лишь долгий взгляд преданных глаз и еще один горячий поцелуй на руке:
      - Я сумею доказать вам обратное. В своих стихах, номени Сандра. Вы – бесконечный источник вдохновения, а вдохновение никогда не ошибается, находя чуткое сердце, к которому обращается всегда.
      Сандра мягко заставила его подняться и они молча продолжили путь. Лишь расставаясь у парома, девушка улыбнулась и на мгновение приложила душистую ладонь к его груди, пожелав вдруг послушать биение сердца:
      - Это ваше сердце – чуткое и отзывчивое, милый мальчик. И пусть оно останется таким подольше.

[Дайкнер]

17 месяца Полотна.
Граница Барна и Ауралона.

    Около полудня де Диш и Дайкнер расположились напротив друг друга за столиком придорожной таверны. Заведение было практически пустым. Хозяин таверны сообщил, что из еды у него имеется в наличии, и что из этого действительно можно есть. Не видя особого пространства для маневра, путешественники предложили принести им то, что он считал съедобным.
    За время, проведенное в карете, святые отцы успели познакомиться и обменяться новостями. Де Диш избавил Дайкнера от необходимости именовать его Вашей Светлостью, и сам перешел на «ты». О взаимном уважении двух борцов с врагами Церкви говорить было ещё рано, однако симпатия начинала зарождаться.
    - Я слышал, Дайкнер, что ты не любитель поесть. Что-то мне не верится. Даже в сказках драконы кушают время от времени, - словно на полном серьёзе сказал де Диш.
    - Во имя всех святых, Каспар, не упоминайте при мне ящериц. Мне эта легенда оскомину набила, – Дайкнер состроил кислую мину, - В хорошей компании грех не выпить-закусить.
    - Слава Каспиану, а то я опасался, что ты так и просидишь, глядя в мою тарелку.
    Сотрапезники непринужденно рассмеялись.
    - Каспар, а Вам известно, что именно понадобилось бургомистру? – перешел к более серьезным вопросам Дайкнер.
    - Насколько я знаю, он передал только одно письмо. Его привез в Мелант этот гонец, ну как же его… По-моему Душок, или что-то в этом роде…
    - Джим Пушок.
    - Откуда знаешь?
    - Его Преосвященство обмолвились.
    - Ну, пусть будет Пушок, хотя странно это как-то. Так вот…
    В этот момент симпатичная девица принесла тарелки с супом, и оба монаха, не отрывая взгляда, стали изучать особенности её рельефа. Красотка, явно ощутив заинтересованность, выбрала при отступлении от столика наиболее разнузданный вариант походки. Её провожали две пары задумчивых глаз.
    - Нда…
    - То-то и оно… Неплохие тут…  эээ… места. В Барна.
    - Согласен.
    Оценив по достоинству местные красоты и вздохнув, они принялись за суп.
    - Так вот, - повторил Каспар, - из письма бургомистра следует, что к нему попали некие таинственные документы. Такое очень даже могло произойти, учитывая общую неразбериху в Рунне. Бургомистр - влиятельный человек, у него много связей, и не только в столице.
    Дайкнер кивнул. Он неоднократно слышал о бургомистре Фонтоне, знавал, иногда ближе, чем хотелось, его родственников. 
    - Но у меня не сходится то, каким я представляю себе бургомистра и тайны, мистические тексты и загадки?
    - У меня тоже, Дайкнер. Вот ты этим и займись. Узнаешь, какие документы и зачем они Фонтоне.
    Не спеша, они расправились с первым блюдом. За это время в таверну пробовали войти несколько подвыпивших и горланящих путников, но, окинув пустым взглядом обеденный зал, и не замечая улыбчиво идущего к ним на встречу хозяина, они убирались прочь. Когда примерно та же история повторилась во второй раз, хозяин стал как-то подозрительно коситься на монахов.
    - Ваших рук дело? – откидываясь в кресле, тихо спросил Дайкнер.
    - Непроизвольно, - пробурчал Каспар, - не люблю пьяный сброд. Аппетит пропадает.
    Хозяин таверны скрылся в подсобном помещении, и вскоре оттуда выплыли тарелки со вторым, в сопровождении всё той же девицы. Однако на сей раз, она была замотана с головой в черный платок. Первое недоумение монахов сменилось пониманием.
    - Траур. При виде нас люди вспоминают о трауре, - заметил Дайкнер.
    - Да. И лишают нас последних радостей жизни.
    - Что это? – спросил Каспар, когда тарелка была поставлена перед ним. – Для уток мелковаты.
    - Это утята-хлопунцы, - безошибочно определил Дайкнер.
    - Хлопунцы?
    - Да, уже не утята, но ещё не утки.
    На вкус хлопунца было не отличить от обычной утки. Так, по крайней мере, Каспар сообщил сидящему напротив знатоку, отчаявшись распробовать разницу
    - Фонтоне может быть втянут в какую-то авантюру, - неожиданно вернулся к прежней теме де Диш, - Он может искать защиты от враждебного влияния на себя и близких ему людей. В столице сейчас всё очень сложно и серьёзно, - Каспар выразительно глянул на собеседника и продолжил, - У меня свои планы в Рунне и, возможно, ты мне понадобишься. А до тех пор избегай ввязываться в сомнительные предприятия, ну да ты и сам всё поймешь.
    Делегат Ордена Никонианцев оглянулся по сторонам выискивая что-то взглядом, и, видимо, не найдя, снова посмотрел на Дайкнера.
    - Что ж траур, так траур, - сказал он, поднимая бокал, -  Давайте, Отец Феодорус,  помянем нашего почившего императора, где бы душа его сейчас не была. Разные эпитеты приходят в голову при мысли о нем, но в любом случае, в памяти нашей он останется. Это точно.

[Рауль Фьер]

17 число месяца Полотна.
Рунн.

    - Рауль! Навернешься! – окрик брата. Не поймешь – сердитый или подзуживающий.
    Молодой парень оглянулся, еще раз подстегивая коней, несущихся вперед вместе с каретой. Крис нагонял и это не устраивало возницу кареты. Веселый, оглушительный свист и покрик, разнесшийся по всему лесу.

********

    Утро не предвещало ничего интересного. Рауль Фьер потянулся, с удовольствием оглядывая себя в зеркале. Пожалуй слишком широкие для светской жизни плечи, чересчур смуглая кожа, но все это не мешало юноше наслаждаться жизнью и быть самим собой и – сыном своей семьи. Стук в дверь отвлек от мыслей, Рауль повернулся:
    - Входите!
    - Номен Рауль, вас зовет отец.
    Белозубо ухмыльнувшись служаночке, которая с видимым смущением помогла ему одеть жилет, юноша стремительно вылетел за дверь. Он не умел ходить спокойно, привыкнув лететь по жизни, подобно короблю на волнах. Ища приключений и тревог, но находя лишь удовольствия в том, что может позволить себе жить так, как хочется, без оглядки даже на родительский дом. Единственное, что всегда он помнил: семья и ее единство – прежде всего. Юноша зашел в кабинет отца, который редко бывал закрыт для кого бы то ни было. Он отлично знал, что здесь, в этих стенах побывали едва ли не представители всех именитых фамилий Империи.
    - Я ждал тебя, Рауль. Садись, - отец стоял возле окна, изучая что-то на улице.
    «Начало не новое, - подумал сын своего отца, присаживаясь на ручку кресла и не сводя взгляда фигуры у окна. – Что дальше, папа?»
    - А дальше, - словно прочитав мысли, чем заставил сына широко улыбнуться, медленно произнес Жорес. – Я бы очень желал, чтобы ты побыл этот месяц в столице. Помню, что после похорон ты собирался отчалить на «Славе» к Саджиссу, но сейчас мне нужно, чтобы вся семья была под рукой.
  Рауль хорошо знал, что красноречие отец приберегает для важных посетителей – необходимая сахарная оболочка для горькой пилюли. С семьей можно не церемониться, она обучена на лету все схватывать. Юноша просто кивнул в ответ. Жорес отошел от окна, проходя к своему столу и располагаясь в любимом кресле. Его сын задумчиво посмотрел на ворох писем и наконец заговорил:
    - Это может оказаться рискованно для наших дел на юге, отец.
    - Юг не столь един, как может показаться. Особенно в свете возможных союзов. У нас уже был разговор о том, что наши предприятия всегда должны быть достаточно защищены. Я считаю, что – во многом благодаря тебе – сейчас об этом можно не беспокоиться.
    Рауль помолчал и негромко проговорил:
    - Мы сильны, потому что независимы. Вместе с розыгрышем нам придется частично лишиться и этого состояния. Хотя я бы желал оставаться в нем как можно дольше.
    Жорес посмотрел на сына и чуть улыбнулся, проводя ладонью по разложенным бумагам. Юноша знал, что отец ничего не делает просто так. Ответная улыбка коснулась глаз, но не появилась на губах. Он обернулся, посмотреть на шахматную доску, где все еще стояли фигуры, застыв в последних своих движениях и готовясь к новой партии. Они были искусно сделаны в Нубии, вырезаны из бледно-желтых камней, которые веками хранились в сокровищницах тамошних царьков, ожидая своего часа. С тех пор, как Нубия стала частью империи, ее богатства постепенно вливались в бесконечные реки драгоценных металлов и ценностей, опутывающих все страны великой вселенной. Многие реки брали свои истоки в семье Фьер. Фигурки оживали, когда их касались пальцы играющих, а люди жили игрой.
    - Партия, Рауль?
    Он покачал головой, улыбнувшись:
    - Если я начну играть, то ты узнаешь об этом первым. Но меня зовут Рауль, а не Крис, - он белозубо оскалился, сверкая черными глазами. – И пока я собираюсь лишь забрать наших сестер из леса, где им явно скучно. Кстати, там находится Электра. Ее тоже захватить?
    Жорес медленно кивнул головой:
    - Пусть решает Крис.
    В этот миг дверь еще раз открылась, впуская второго сына Жореса Фьера. Они были очень непохожи. Холеное, с маской высокомерия, которая проскальзывала даже в семейном кругу, лицо Криса вызывало у людей знающих желание быть осторожнее в присутствии этого молодого человека. Рауль же в отличие от брата был весь нараспашку и готов на любой поступок, включая и самый сумасбродный, и лишь сверкающая улыбка на смуглом, пиратском лице предупреждала, что у обладателя ее есть опасные клыки. Непохожие братья были удивительно схожи.
    - Что мне предстоит решить? – чуть-чуть растягивая гласные, спросил Крис.
    - Захочет ли «осадная башня»* стать ферзем, - усмехнулся Рауль. - Перестав ходить только по прямой.
    Крис натянул перчатки, смерив отца и брата темным взглядом и негромко, но твердо произнес:
    - Сделаю все возможное для этого.
    Выйдя из кабинета отца, братья проследовали на конюшню, где их ждали оседланные кони и карета, в которой должны были поехать домой Каэтана и Вероника. Крис вскочил в седло, а Рауль быстро вытащил из ножен на луке своего седла два тонких кинжала, которые тут же заткнул за пояс, опоясывающий его бедра, потом приказал освободить ему место в козлах кареты. Крис скривился:
    - Твои манеры, Рауль.
    - Что с ними? – смешливый взгляд, пальцы перебирали поводья, ожидая
когда слуги откроют ворота.
    - Отец будет разочарован, узнав как ты себя ведешь.
    - Братец, отец будет разочарован, когда узнает, что в его семье вместо Криса и Рауля появилось два Криса. Зачем-то же мы были задуманы разными? Или ты желаешь уступить мне Электру?
    Он не стал продолжать, так как брату в шутках такого сорта необходима была фора. Рауль присвистнул, пришпоривая коней. Взгляды, которыми они перекидывались пока ехали по Рунну, лишь подстегивали вырвавшееся на лесной дороге стремление: обогнать друг друга во чтобы то ни стало. Во двор лесного обиталища они влетели пытаясь не только обогнать, но и пересвистать друг друга, чем, разумеется, привлекли к себе внимание бывших в домике обитательниц. Едва Крис успел соскочить с коня, как на нем повисли две черноволосые девушки, весело смеющиеся от радости встречи. Рауль отбросил поводья, любуясь на сестер, чьи лица раскраснелись и сияли от совершенно неподдельного счастья. Ему дали на это любование считанные минуты, так как заключили его в не менее жаркие и крепкие объятья, перемежающиеся поцелуями:
    - Вы приехали! Приехали! – дружный крик то и дело вырывался у Каэ и Рон. – Как дела дома? Как бабушка? Рауль, ты покормил Понси перед отъездом? А наши голуби? Вы им сменили воду? Папа нас ждет?
    - С нетерпением, - сумел, наконец, вставить слово Рауль, пока Крис в свою очередь смеялся над разыгравшейся сценой.
    Но его тон, заставил Каэ и Рон замолчать, подозрительно всматриваясь в лица братьев. Крис развел руками, явно досадуя на что-то:
    - Папа знает? – тихо спросила Вероника.
    - Увы, - ответил Крис. – Он случайно слышал наш разговор.
    Каэтана недовольно что-то буркнула, а лицо Вероники приобрело выражение, словно смертельно обидели маленького ребенка:
    - Вы, разумеется, - строго начала Каэ, - успокоили папу.
    - Как могли, сестра, - откликнулся Рауль, ухмыляясь. – Но основное – за вами.
    Сестренки переглянулись и насупились, но в это мгновение во двор вышли Электра Флавио и еще две белокурые девушки – Анжелика и Марина Нортми. Крис тут же отвлекся от родных и направился к появившимся, а Рауль ограничился приветственным поклоном, оставшись рядом с сестрами. Впрочем, через мгновение к ним подбежала Марина, которая восхищенно разглядывала карету и упряжку, тут же задавая один за другим вопросы где же так научится управлять четверкой коней, на что Рауль не успел ответить, потому что Вероника заявила, что она сегодня же будет учится, так как поедет в козлах рядом с братом. Каэ высказала предположение, что папе это не понравится, но и она не намерена в такой чудесный день сидеть в карете и пожалуй вернется домой верхом.
    - А кто же тогда поедет в карете? – улыбаясь, спросил Рауль.
    - Я, если вы не возражаете, - очаровательно покраснев, сказала Марина. – И Анжелика, если она захочет.
    - А еще куча наших коробок с платьями и шляпками, - сказала Каэтана. – Марина, у тебя все готово?
    Белокурая девушка рассмеялась, сказав, что ничего не собрано, но это ни страшно, так как все равно за вещами приедут слуги.
    - Электра и Анжелика будут возвращаться отдельно. Хотят еще один денек провести тут, - сказал Крис, поправляя шпагу. – Ну, непоседы, вы готовы?
    Каэтана поправила несуществующую складочку на юбке, прежде чем заявить:
    - Как только оседлают мою лошадку – я буду готова, - она подала знак слугам, которые размещали коробки в карете. И один из прислуживающих парней побежал на конюшню седлать ее лошадь.
    Рауль подсадил в козлы нетерпеливую Веронику и вспрыгнул сам, прежде чем оглянуться на возмущенного Криса, приготавливающего речь и Каэ, которая всегда была готова дать отпор братцу:
    - Надеюсь, ты поедешь в мужском платье, Каэтана? Чтобы окончательно сразить нашего отца? – Рауль прижал к себе смеющуюся Рон, в то время как Каэтана рассчитанным на эффект движением подняла руку вверх и, призывая в свидетели небеса, лес и всех присутствующих, сказала:
    - Сегодня меня никто не упрекнет в нарушении обычаев и правил. Достойнее и представительнее не будет никого! Семейство Фьер въезжает в Рунн! – объявила она напоследок, под звонкий смех подруг, Рауля и недовольно качающего головой Криса, который все же с трудом сдерживал улыбку.
    - Букеты роз от восхищенных поклонников ждут вас дома, - отсмеявшись, проговорил Рауль.
    - Как и шипы, - вредно добавил Крис, но радости это уже нисколько не умалило.


*осадная башня – тура, шахматная фигура..

[Эстерад Флавио]

17 число месяца Полотна.

Музыка: Comanche – Pulp Fiction OST

Ладно. С приятным временно покончено.
Сейчас настало время тщательного поиска: во-первых, необходимо найти подтверждения высокого происхождения Лианны: что бы ни было – свидетельства, пометки в записях, воспоминания… Во-вторых, было еще дело Рауля Барна.
Судя по всему, обе проблемы придется решать вместе…
Сперва я выслал Збышко с деньгами в дворцовую канцелярию – пускай подкупит какую-нибудь мелочь с целью выноса списка дворцовой прислуги за интересующий нас год. Полонец всегда умел обращаться с людьми, и я был уверен, что вскоре он раздобудет мне материал для поиска свидетелей.
Я же решил начать поиски людей по процессу «Рауль Барна против кого попало». Искомых было четыре человека: во-первых, заклятый друг Рауля Клод, новоиспеченный капитан; во-вторых и в-главных, столь же новоиспеченный полковник Ювер де Кламор. Остальные – свидетели: студент Годфруа Латур и фонарщик Луи Воклен.
Было раннее утро, и я еще успел поймать зашедшего зачем-то в дом Диса.
-Утра, Дис. Как она? – я налил нам вина.
-Она? – Дис приподнял бровь.
-Отец спит, Анна во дворце.
-Тогда «она» в порядке. Здоровая, веселая. Только по тебе скучает.
Я улыбнулся.
-Ничего. Я ее навещу… обязательно…
Дис усмехнулся:
-Значит, ты серьезно?
-Разумеется. Это уже не политика - с того момента, как я остался стоять в том монастырском садике.
-А жена?
-Разведусь!
-Так просто?
-Да! Да, демоны меня забери! - я вскочил на ноги и рубанул воздух ладонью, - Так же просто, как заставить замолчать тех, кто заговорить просто не должен.
Дис поднял взгляд, всматриваясь в меня – внимательно-внимательно. В немом салюте поднялся кубок. Я остановился и хмыкнул:
-Или скажешь, что было сложно покончить с белошвейкой и ее семьей?
-Нет. Просто. Они слишком много знали, как и хозяин гостиницы, - глоток вина, короткий, как рассчитанный до самой последней грани удар. - Это был твой план – убрать свидетелей.
Эх, всюду свидетели, всюду те, кому надо заткнуть рот… Судьба?
- Который ты, как всегда, одобрил.
Дис пожал плечами, а я вдруг удивительно отчетливо вспомнил: мы вернулись в деревеньку вчетвером. Все заняло не больше трех часов. Смерти выглядели естественно. Как может только может выглядеть сама смерть. Хозяин гостиницы неудачно оступился, спускаясь в погреб, а белошвейка с мужем и двумя сыновьями задохнулись от дыма, пока жители деревни пытались загасить пожар, вспыхнувший в их доме. Досадные происшествия, но и такое бывает в бренном мире… А потом - могилы уже остынут до того, как об этом кто-то задумается.
На том мы с Дисом и распрощались. Он – в табор, я – в город.

***

…Молодой Годфруа шел на занятия. Несмотря на раздражающую необходимость идти из Ремесленного в Золотой Город, душа его пребывала в блаженном покое. Наконец-то решились проблемы с платой за комнату, с долгами, хоть с какой-то пищей… За несколько слов и подпись ему заплатили щедро, более чем щедро. И теперь, шагая по пустой еще улице, студент едва ли не приплясывал.
Доплясался…
Внезапно встречный прохожий втолкнул его в темный переулок, где бедолага был окружен недружелюбной маленькой толпой. Возглавлял ее худой всклокоченный человек с правильным лицом и совершенно безумными фиолетовыми глазами.
Студент попытался выскочить обратно на улицу, но главарь бандитов молниеносно выхватил кинжал и аккуратным, хирургически точным ударом пришпилил ладонь жертвы к деревянной стене пакгауза. Студент взвыл.
-Кричи-кричи, - разрешил яркоглазый, - тебя никто не услышит. Да и сам ты скоро уже никого не услышишь…
Годфруа жалко заскулил. Рука болела неимоверно, к тому же ее нельзя было опустить – кинжал из стены никто доставать не собирался.
-Что… что… я не понимаю… - вожак вздохнул в ответ на сбивчивые всхлипы и размашисто ударил молодого человека тыльной стороной изящной ладони. Латур дернулся, о чем сразу же пожалел – кисть разорвало… пока лишь болью.
-Раньше бы помалкивал – тут бы не орал, - лениво продолжал мучитель. Ухмылка на его лице могла бы напомнить студенту старые иконы с искушающими святых демонами, если бы Годфруа не было так больно и страшно.
-Ты умеешь писать левой рукой?
Удивлению пытаемого не было предела.
-Нет… н…нет…
-Зря. Правой ты писать, думаю, уже не сможешь. Впрочем, лучше быть уверенным, - вытянув из-за пояса пистолет, похититель приставил его к пострадавшей ладони Латура и выстрелил.
Сначала студент почувствовал ожог... Ну а потом пришла истинная ultima dolor. Годфруа визжал, пока его не ударили чем-то в солнечное сплетение. Руку уже ничего не держало, и несчастный беспрепятственно согнулся. Сознание наконец-то его оставило.
Очнулся он все в том же переулке. Приспешники яркоглазого дьявола никуда не делись, и один из них вливал в рот студенту что-то очень странное.
Боли Латур странным образом не чувствовал, но взамен навалился полный паралич воли. Когда рядом с ним вновь появился демон с лицом древней статуи, он не решился даже закричать.
-Ну, нравится? Знал бы ты, сколько это снадобье стоит…
Студент не ответил.
-Как ты там, розовых коней еще не видишь? Так увидишь, - пожатие плеч. Латур снова никак не ответил.
-Вижу ведь, что в здравом уме. Доза мала. Скоро тебе будет очень больно, а пока запоминай: ты заберешь свои показания по делу Рауля де Барна. Как хочешь это сделай. Далее: ты нас не видел, руку оторвало в процессе эксперимента.
Учти, если кто-то что-то заподозрит – пусть даже ты будешь совершенно непричастен к утечке – я вернусь и оставлю тебя еще без чего-нибудь. Понял?
Студент кивнул. Он был счастлив: сейчас они уйдут!
-Так, тебя сейчас подберут ничего не подозревающие люди, кровь тебе остановят, перевяжут и прочее. Сразу, как сможешь ходить – бегом в Стражу, показания отменять. Все понял?
Снова кивок.
-Хороший мальчик. Сделаешь карьеру… Ну, до свидания…
Ожившие кошмары по одному покинули переулок, а студент вновь благополучно провалился в забытье…

***

Фонарщика мы навестили тем же утром; сам он дома отсутствовал – фонари в своем квартале гасил. А вот его жена и дочь были очень удивлены, когда мы вошли через запертый черный ход. Да там не замок даже и не засов – так, щеколда... И косяк гнилой к тому ж…
Оказавшись в чужом доме, мы немедленно напугали женщин до полусмерти, после чего заперли их по спальням: хозяйку – в супружеской, дочь – в ее собственной. Приготовив себе чаю на крохотной кухне, мы стали ждать мсье Воклена.
Мсье Воклен был заброшен в дом уже после первого стука. Ребята привязали его к стулу, а я начал обработку, принявшись ходить перед пленником со сложенными за спиной руками.
-Итак, сударь Луи, я вынужден с прискорбием обвинить вас в лжесвидетельстве. Возражения?
Возражать горожанин не мог – кляп, понимаете ли…
-Ну что ж, вижу, чувство вины не дает вам говорить. Что ж, похвально. Я же, со своей стороны хочу еще более его усугубить, - я наклонился к нему и заглянул в распахнутые и схваченные сеточкой лопнувших сосудов глаза.
-Итак, что бы вы сказали, если бы я предложил вам просто так, безо всякого вознаграждения с вашей стороны сжечь ваш дом до фундамента – разумеется, предоставив вам и вашему семейству обзор с не слишком близкого расстояния. Не звери же мы, в самом деле… - усмешка, мол, звери-звери, не сомневайся… - ну как, согласен? Или будем торговаться? Кивни, если будем.
Фонарщик затряс головой вверх-вниз. Отлично, послушаем; я сдвинул кляп.
-Это произвол! – выдал он.
-Конечно, - я покивал, - он самый и есть. А кому легко?
-Вы не имеете права!
-Имеем.
-Вам это с рук не сойдет!
-Сойдет.
-Вы ничего не докажете!
-Кому? – я рассмеялся.
-Что вы от меня хотите? Я маленький человек!
-Маленький? Фунтов двести будет…
-Ну хоть не издевайтесь! Ну скажите! Ну чего вам надо?
-А, перейдем к делу, - я пожал плечами, - Итак…
Внезапно раздался визг. Девичий. Причем, если я все правильно понял,  скоро он перейдет в женский…
-Простите, я вас покину, - я в насмешку поклонился связанному и удалился вглубь дома.
Дверь спальни дочери была открыта, и один из моих головорезов – Клаус, брамерец, бывший артурианский послушник, полезнейший человек – раздирал на мадемуазель Воклен платье.
Не задумываясь, я выхватил пистолет и пристрелил его. Черт, я же всех предупреждаю, что у нас это запрещено! Олухи! Дебилы!..
Стащив мертвеца с дамы (нет, к счастью, еще девицы), я накинул на нее покрывало.
-Извините за неудобство…, - поклон и – назад в зал.
…Глаза фонарщика после крика дочки и выстрела просто-таки лучились ужасом.
-Итак, вы идете сегодня же в Стражу и отказываетесь от показаний по делу Рауля де Барна, а потом забываете обо всем.
Я же со своей стороны обещаю не возвращаться. Идет?
Воклен был безраздельно счастлив. Развязав его и приказав следующие двадцать минут не двигаться, мы ушли тем же путем, что пришли, прихватив с собой тело, каковое позже будет утоплено в Вольтурне…

***

Уже минул полдень. Оставалась лишь одна цель - Ювер де Кламор, человек и офицер.
В три часа прибыла группа от Дресслера. Виктуар поговорил с ним, и он взял дело на контроль, что выразилось, в частности, в посылке мне на помощь специалистов по слежке. Брамерец Микаэль, их старший, передал, что группа по документам Дресслеру нужна самому, но боевую группу можно поднять, если мне того потребуется. Я вежливо отказался - мои люди внушали мне куда больше уверенности.
Прознатчики СИБа вместе с моими людьми отправились устатнавливать расписание номена Кламора на вечер, а я... а я решил также позаботиться о вечернем времяпрепровождении.
После Кламора я пойду к Лианне - я не видел ее с  пятнадцатого числа, и скучал необычайно. Леди нужно было не давать грустить, нужно было постоянно напоминать ей, что мне ее существование далеко не безразлично.
Я долго метался между портным и ювелиром, а потом плюнул и пошел к знакомому табунщику. У него я и нашел то, что надо - невысокую и очень смирную белую кобылку. Сударь Дефорж уверял, что это также весьма смышленая лошадь; я верил, поскольку он меня знал. Торговался я долго и упоенно, в конечном итоге продавец заявил, что я есть вепрь дикий и щетинистый, и что могу забирать приглянувшуюся мне лошадь хоть сейчас, лишь бы я отсюда убрался... короче, как обычно. Я заплатил и собственноручно провел Волну до хорошо известного мне шорника, у которого и заказал комплект упряжи дамского образца. Впечатленный количеством золота, мастер клятвенно пообещал бросить все заказы и к вечеру прислать мне готовое.
Лошадка заняла место в конюшнях нашего особняка... чего нельзя было сказать о Рауле, который места себе не находил. Я кратко рассказал ему о прошедших беседах; Палаш казался удовлетворенным...
Тут же меня застигли курьеры от двух моих групп. Збигнев принес списки дворцового персонала, я наскоро вычленил тех, кто обслуживали "гостей", то бишь любовниц Императора (о, слава маме и ее скурпулезным записям! Я знал этих женщин почти поименно...). Последних свободных людей я отправил трясти почтеных бывших слуг. Думаю, справятся...
Потом вернулась группа "Рауль"; их доклад был крайне полезен - весь вечер наш "настоящий полковник" проведет у госпожи Эжени Шаре. Эта дама полусвета частенько устраивала у себя приемы: танцы, разврат, игра по-крупному. Траур? Конечно, траур, так что сегодня оргия будет медленной, печальной и под похоронный марш.
Ну что же... мы разработали план, и в шесть часов я отправился его выполнять. Сам я никогда не бывал у Эжени - не мой стиль, не мой уровень; теперь, однако, это дело следовало исправить.
Без приглашения, чувства такта, совести и раскаяния я заявился в особнячок в Золотом городе. Вошел нагло, всячески демонстрируя, что деляю хозяевам одолжение; хозин отсутствовал, хозяйка же прямо-таки выскочила мне навстречу. Субтильная блондинка с тусклыми глазами и волосами, в безвкусном оранжевом платье, она была смешна; правда, я доподлинно знаю о множестве стихов в ее честь. В одном из них ее сравнили с гиацинтом. Извращенцы...
-Маркиз! - щебетала она, - Никак не ожидала, что вы к нам зайдете! Если бы я знала... если бы предупредили...
-Ничего, - ответил я, - мне просто хочется чуть-чуть, по-семейному, развлечься.
При выражении "по-семейному" птичка расцвела. Мечтать не вредно, не дорого и не опасно...
Игра уже шла. Траур сильно сдвинул расписание - народ при отсутствии других развлечений стягивался сюда. К тому же, гроза, свирепствовавшая за окном, не способствовала уходу гостей. Играли весьма безыскусно - эх, сюда бы кого-нибудь из мох смуглых родственников по линии тетушки Кариэ... Впрочем, я справлюсь и сам, хе-хе.
Кламора еще не было, и я сел за один из трех "малых" столиков. Моим оппонентом оказался всклокоченный юноша с большими удивленными глазами.
-Эстерад Флавио, если вы еще не знаете, - небрежно представился я.
-Рихард... то есть барон Рихард Эйхер.
Ха-ха, насколько я помню, Eiche по-кьезански означает дуб...
-Ну что же, барон, кости, карты?
-Кости... я... я не умею в карты... - молодой человек вспыхнул.
-А во что именно вы не умеете? - ухмыльнулся я, - в фаро? Во вьехаррон? Или, может, вы не умеете играть в "черного Жана"?
-Ни во что... - парень рассматривал пол.
-Ну что ж, кости так кости. Эй, там, вина мне и барону Эйхеру. Лучшего!
Вино было поганым, но Рихард явно был в восторге. Пока он приканчивал бокал, я извлек из руказа "фаршированные" костяшки. Та еще штука, если не знаешь, как ее бросить, вечно выпадает разная безделица. Не поленился заранее узнать, какие кости кидают у Эжени, так теперь подменил без проблем.
...Через сорок минут Эйхер проиграл двадцать два золотых. Н-да, похоже, это все...
-Еще будете, юноша?
-Это почти все... почти все, что у меня было.
-О, вы прекрасно держитесь. Ну так что?
Мальчик бросил еще два империала. Уважаю! Дурак, но смелый... Я подменил кости снова - оценим мою удачу... ну и кисть правой руки тоже.
Несколько раз я проиграл - пять империалов вернулись к бедолаге, а потом я "поймал кости" и понес его по колдобинам.
...-Может, вы примете как ставку мою лошадь?
-А что за лошадь?
-Чалый жеребчик, два года... Очень, очень хороший конь, поверьте!
-Да видел я его. Я на такое даже повара не посажу. Что у вас еще есть?
Об стол что-то звякнуло. За спиной вздохнули. Забавно, вокруг нас уже много народу... Меня оценивают, не иначе.
Так-так, что у нас тут? Фамильное кольцо - серебро, резьба, совершенно дурацкая вещица. Однако барон выглядел как приглашенный на собственную казнь.
-Ого! Вина юноше! Быстро! А вас как, не убьют дома?
-Убьют... - буркнула моя жертва.
-Да ладно, отыграетесь. Кидайте уже.
...Чуда не произошло. Эйхерт уронил голову на руки и пообещал повеситься. Я бросил колечко в карман и перешел к главному столу.
Там играли очень серьезно... Ну, по деньгам. По мотиву было не вполне: два молодых идиота не поделили хозяйку. Бертран де Нитария успешно отыграл у Пьетро Лакрима три тысячи, прежде чем тот поставил благосклонность Эжени. Хозяйка даже поапплодировала... Теперь ауралонец продул где-то два-три годовых содержания; интересно, на что он теперь будет есть? Отец его, чадо церкви, явно ни медяшки не даст...
...-Мне нечем ответить, - отчеканил Пьетро.
-Ну что ж, Эжени, позаботься о вине... сегодня я домой не пойду, - заулыбался Нитария.
Я решил поразвлечся... Где же Кламор, не случилось ли с ним чего? Я уже волнуюсь...
-Эй, Лакрима! Уступите мне свое место.
-
-А просто. Из каспианского человеколюбия.
Кто-то зааплодировал; Пьетро встал, Бертран махнул рукой, и я взял карты.
-Бертран, а давайте сразу на все, что есть? - я подмигнул.
-И сколько же у вас с собой? - Нитария был пьян удачей, кроме того, видимо, он не вслушивался в то, о чем говорят дамы на приемах. Лакрима знал, потому и ушел...
-Я дам четыре, - я бросил на стол специально взятую для Ли брошь с горынским изумрудом.
-Хмм, изящная вещица. Ладно, тогда я отвечу долгом и тысячей золотом.
-Эжени входит в долг.
-Ладно, - пожал плечами Бертран.
-Принято.
Я взял карты и...
...Нитария был в ярости, Лакрима клялся в вечной дружбе.
-Этого не может быть! Не может и все! - Бертран был готов на меня броситься.
-Кто-то против? - поднял бровь я.
Все все поняли, и двое друзей проигравшего вытащили его из дома. Ну кому охота потом возиться с похоронами?
Мадам Шаре бросилась мне на шею, я ловко увернулся.
-Ладно. В общем, весь мой выигрыш, включая милейшую хозяйку, мне угодно подарить барону Эйхеру, если он еще здесь.
Мальчика немедленно вытолкнули ко мне. Он стоял и смотрел на меня так, будто у меня выросли щупальца...
-Кстати, вот это я вам тоже дарю, - я бросил ему кольцо.
Я заметил Ювера де Кламора - он стоял еще недалеко от двери. Мгновенно подошел к нему, все еще преследуемый взглядами:
-Ювер? Приятно встретить вас здесь. Кстати, вы же теперь полковник?
-Да, - гордо отозвался Кламор.
-Так это надо отметить!
Мы выпили, потом как-то незаметно перешли к карточному столу. Двадцать пять серебряных за очко - что там...
Прошел час. Ставки уже дошли до империала за очко.
Прошло еще два часа. На Кламоре повис долг в пять тысяч... Разумеется, мы играли не под расплату, но это было уже слишком много...
Кламор всегда был импульсивен... Посыпались оскорбления, он бросил в меня (не мне, а именно в меня) перчатку, и мы вышли...
Бушевала гроза. Молнии освещали решительную гримасу Ювера и мою ухмылку... но совершенно не освещали пятерых Ревенантов, подкравшихся к Кламору и завернувших ему руки за спину, после чего он и был заброшен в неприметную карету...

***

На берегу ярящейся Вольтурны стоял на коленях полковник Ювер Кламор. Мы развязывали ему язык тщательно и неторопливо, свидельство чему его предгробовой вид.
-Ничего не сделаете... Это семейные дела... Братья... Ха-ха, почти как в священных книгах...
-Имя! - удар сапогом в челюсть.
Кламор опрокинулся на спину и захрипел. Я наклонился над ним и понял, что дело провалено...
Не выдержал...

[Альбрехт фон Динштайн]

17 число месяца Полотна.
Рунн. Королевский город.

   Руннский дворец Динштайнов тонул в ночной тьме, и только пара освещенных окон отбрасывала неяркий свет на площадь перед ним, где одна за другой бесшумно остановились три закрытые кареты из которых, словно тени, все так же бесшумно вышли несколько фигур.
   Молча, они исчезли в предусмотрительно открытой двери, кареты тут же тронулись с места, разъезжаясь в разных направлениях.
   В особняке было тихо – многие из слуг уже спали, лишь только пятеро из них, самые верные, приехавшие с герцогом Динштайном из Остеррики помогли этим трем важным гостям подняться по длинной лестнице и войти в одну из комнат, в которой мрак был рассеян большим количеством ярко-горевших свечей.
   Герцог Альбрехт стоял у окна. На его лице – мрачном, и одновременно величественном читалась тревога, но в тоже время и решимость.
   - Ваше Сиятельство князь Торнхейм, Ваша Светлость графиня Катена, Ваше Высокопреосвященство сантэт Фабиус. – Динштайн поприветствовал своих гостей.
   - Давайте сегодня без титулов, Альбрехт. – Изабелла отдала свою шаль одному из слуг. – Мы все-таки собирались не на светскую встречу, здесь тайное совещание, следовательно мы все друг другу доверяем.
   - Не стоит говорить о тайном сразу… - Фабиус прислушивался к тихому шороху, – и у стен есть уши.
   - Это деревья стучат об оконные стекла, и крысы шуршат в стенах. Не думаю, что тут есть шпионы этого паука, Черного герцога, – сказал Альбрехт, а Торнхейм с силой ударил кулаком в стену. Мощный удар, казалось, сотряс весь дом – от фундамента до крыши, но шорох затих.
   - В любом случае, стоит быть осторожными, – заметил Фабиус. – Никто ничего не должен знать.
   - Я нем как могила, – пробасил Торнхейм и уселся за богато уставленный яствами стол.
   - Надеюсь, Вы все придумали правдоподобные легенды, чтобы объяснить ваше отсутствие? – Фабиус продолжал быть настороже.
   - Да, да… - все закивали. И по очереди заняли свои места за столом.
   - Альбрехт. – графиня осторожно отправила себя в рот небольшой кусочек жаркого. – Как организатору, думаю, вам стоит начать первым. О причинах Вы нам сообщили, теперь расскажите, чего же Вы хотите?
   - Кстати, все сожгли письма? – Фабиус снова заволновался.
   - Да, – на него обратилось пара недовольных взглядов – Изабелла и Годфрид ждали рассказа Динштайна.
   - Что ж. – Альбрехт не стал медлить. – Вы все высокопоставленные особы, вы все знаете, как идут дела в Империи, какие в ней царят настроения. И я, так же, как и вы обеспокоен – эти времена никто из нас не назовет лучшими. Смотрите сами – правление Александра, равно как и его предшественников привело к тому, что тут и там вспыхивают мятежи! Чернь восстает, требуя все больших подачек, и отказывается работать. Многие древние и уважаемые семейства приходят в упадок, двор погряз в разврате, еретики – истинноверцы и откровенцы льют реки крови экклесиатов, всячески их унижая и оскорбляя. Давайте посмотрим на богатейшие и влиятельнейшие роды Империи. Кто они? Все эти Нортми, Фросты, Флавио, Фьеры? Еретики! В открытую хулящие Церковь и Веру. Вы вынуждены были это терпеть, но у каждого терпения есть свой предел и поэтому я заявляю: хватит! Хватит с нас нечестивой ереси, мы должны смыть эту грязь! Я молился о том, что рано или поздно найдется такой человек, у которого хватит силы и вои, который займет трон и возглавит очистительный поход против еретиков, сметя их с божьей помощью с лица земли. Я с болью в сердце наблюдал за коронованным шутом, сидящем на золоченном стуле на острове Шенбрунн. Александру удалось уничтожить то, что не удавалось ни одному из многочисленных врагов Империи – он убил всяческое уважение к верховной власти! Но хватит о нем, он того не заслужил, разговор о ином – о том, что мои мольбы были услышаны – и нечестивец погиб, а трон по праву наследовал сын моей сестры, сын брата моей жены – Диего Иберо.
   - Он еще не коронован! – заметил Фабиус.
   - Диего станет Императором! – фанатично воскликнула Изабелла.
   - Станет, - согласился Динштайн. – Но разговор опять не о том… С радостью в сердце, получив это известие, я без промедления направился в Рунн, захватив по дороге своих друзей и союзников, и тут меня поджидал удар невиданной силы. Герцог Диего, надежда и оплот экклесии, оказался помолвлен с Викторией Фрост, сестре злейшего врага веры – Роя Фроста. Я постарался изложить мои доводы в присутствии моей сестры и дяди Диего – Антонио, но меня не услышали! Предательство, равноценное предательству Луки свершилось – веру и честь променяли на какую-то сиюминутную выгоду от союза с этим еретиком!
   - Что же мы можем сделать? – растеряно спросила Изабелла. – Если союз уже заключен?
   - Драться, – мрачно сказал Торнхейм. – Убьем Фроста и всех остальных тоже.
   - Тише. – Альбрехт покачал головой. – Драться мы не будем, наоборот сделаем вид, что мы смирились, будем терпеть Фроста, ждать и думать.
   - Ждать – чего? Думать – о чем? – уточнил Фабиус.
   - А задумайтесь над тем, святой отец, кто в итоге больше всех выиграет от этого союза. Мы знаем, что Рой Фрост не ладит с Евгением Флавио, и что эти двое еретиков враждуют между собой, вовлекая остальную Империю в свои распри. Но разве это Рой граничит с Флавио? Разве Рой  построил и укрепил форты на границе с Флавией? Разве Полония – истинноверческая страна? Или может быть откровенческая? У севера нет границ с Флавио, и мне вообще не понятно, какую помощь мы может получить от северян, если начнется война с Евгением! Простое невмешательство – то есть Рой Фрост будет стоять и смотреть, как экклесиаты будут умирать за него?! О да, он наверняка посмеется этому. Но вот я – этого не хочу, не хочу посылать своих солдат на смерть, чтобы таскать для северян каштаны из огня!
   - Этого не будет! – проревел Торнхейм.
   - Тем не менее, союз уже заключен, а вы герцог, союзник Диего Иберо. – тихо сказал Фабиус. – Неужто вы разорвете эту крепкую связь, закаленную в огне войны, скованную чередой взаимных браков?
   - Союз Динштайнов и Иберо нерушим, – согласился Альбрехт. – Но произошедшие события заставили меня глянуть на реальность новым взглядом. Фросты, Флавио, Нортми – это все наши давние и естественные враги. Но что, если среди нас самих есть враг, желающий погибели наших домов, погибели веры, погибели церкви?
   Все переглянулись.
   - Нет, разумеется, среди Вас его нет… - успокоил всех Динштайн. – Но я пригляделся повнимательнее к двум из наших так называемых союзников и то, что я увидел мне совсем не понравилось.
   - Кто же эти двое? – осторожно спросила Изабелла.
   - Один из них человек мирской, другой служитель церкви. Оба на словах служат экклесии, а на деле всячески привечают еретиков. Один их них герцог, другой кардинал. Разумеется, я говорю о Антонио Иберо и кардинале Симеоне, известном как Руиз Канорэ.
   - Да, – заметил Фабиус. – На Руиза мне уже указывали. Вы же знаете, что он получил свой пост вопреки воле Первосвященника!
   - Я знаю, - кивнул Альбрехт. – И этот человек представляет всю церковь в глазах двора? До меня доходят слухи о его покровительстве молоденьким девушкам, о каких-то таинственных обрядах, о собираемых ими реликвиях, которые составляют наследство проклятого Ордена Клинков Господних.
   - Надо сказать и об адмирале… - тихо прошептал Фабиус. – Глаза и уши – видят и слышат, мои братья по ордену собирают информацию, наблюдают. Весьма подозрительная дружба у герцога Антонио – брат Черного герцога, один из этих еретиков-северян… Подозрительно, не так ли?
   - Да, очень, – согласился Динштайн. – Я почти уверен, что немалую часть  доходов Первого адмирала составляют деньги получаемые из казны Черного герцога. Жаль, я не могу это подтвердить. Но с чего бы Иберо и Нортми, этим двум представителям враждующих родов встречаться?
   - Значит у нас есть два внутренних врага – адмирал и кардинал Рунна, и три внешних – Рой Фрост, Евгений Флавио и Этьен де Нортми? – спросила Изабелла, чуть прищурившись.
   - Именно так! – подтвердил Динштайн. – Теперь надо придумать, что мы можем им противопоставить. В открытую мы действовать не можем, нас тут же уничтожат. Следовательно, нам стоит действовать тайно.
   - Это будет секретный союз, направленный против врагов нашей веры… - тихо сказал Фабиус, перебирая четки. – Для достижения цели пригодятся любые средства. Мы должны вызвать у наших врагов такой сильный страх, чтобы они боялись также своей тени. Они должны ежеминутно ждать удара кинжала из-за угла, отравы в своей еде и питье, заложенной бомбы в тех помещениях, в которых они будут находиться. Пусть страх поглотит их!
   - Разумеется, мы не должны забывать и о собственных союзниках, – задумчиво заметила Изабелла. – Мы должны помочь всем, кто верен Церкви и Господу, отделить верных от неверных, воодушевить тех, кто отчаялся. Диего будет на нашей стороне, только если мы докажем, что мы сильны.
   - Ну, а кто будет против нас – тех мы всех убьем, – подытожил Торнхейм.
   - Друзья. – Альбрехт улыбался, пожалуй, впервые со дня смерти сына. – Мы на верном пути, и я предлагаю назвать наш союз – Второй Экклесиатской Лигой, в память о первой, созданной лучшим из людей – герцогом Анри де Морле. Уж он-то не стал женить своего сына на дочери еретика, он бы не стал заключать союз с врагами веры. Его клинок служил  лишь Господу, и никому более. Пусть у нас получится то, что не получилось у него, – он поднял бокал и в комнате раздался звон хрусталя – этот союз был заключен.

[Альбрехт фон Динштайн]

17 число месяца Полотна. Чуть позже.
Рунн. Королевский город.

   Когда сантэт и князь ушли, Изабелла и Альбрехт остались одни. Графиня долго смотрела на умолкнувшего мужа своей умершей сестры, и, наконец, Альбрехт поднял свой взгляд на нее.
   - Изабелла… - Динштайн был печален. – Право же не знаю, как выразить тебе свою признательность. Ведь даже моя сестра оставила меня, только Господь знает, что у Алисы сейчас на уме. Твоя поддержка для меня очень многое значит.
   - Успокойся, Альбрехт. – ответила Изабо. – Иначе и быть не могло, во имя истинного Императора Диего Иберо и моей драгоценной умершей сестры, я предоставлю всю возможную помощь и поддержку, какую я только могла дать тебе.
   - Диего… - мрачно промолвил Динштайн. – Признаться, я не знаю, что от него и ждать. Разумеется, союз с Фростом не его идея, но мне сложно предположить, что будет дальше. Совсем не такого положения я хотел, теперь мне тревожно – у меня нет наследников, – тут Альбрехт тихо вздохнул. – Есть только дочь, но она приняла постриг. В случае моей смерти все перейдет к Диего. Кто знает, как он, руководствуясь помощью своих советчиков, распорядится полученным. Мне не хотелось, чтобы на камни Хелленкиффер ступила нога еретика, пусть даже и "союзника".
   - Печально видеть, как могущественный и благородный род Динштайнов уходит в небытие, – заметила Изабелла. – Моя дорогая сестра, Анна, не хотела бы этого. Ты еще не стар, Альбрехт, повторный брак на молодой девушке, способной родить наследника, смог бы разрешить все проблемы, или, по крайней мере, большую их часть.
   - Нет, – сурово сказал Динштайн. – Я дал клятву на ее могиле, что не приведу в мой дом другую. Это невозможно, Изабелла.
   - Разве ты мог тогда предположить, что ты останешься без наследников? – спросила графиня Катена. – Кто знал, что однажды благородный Фридрих Динштайн падет от руки коварного Эстерада Флавио?
   - Не напоминай мне об этом, Изабо! – махнул рукой Альбрехт. – Ты тревожишь еще одну мою рану – я поклялся покончить с родом Флавио! Кто теперь исполнит ее?!
   - Вот и я говорю об этом. – Изабелла покачала головой. – Перед тобой выбор – продолжить свой род и отойти в мир иной с надеждой, что твое дело кто-то продолжит, или же чтя память моей умершей сестры оставить все Диего – я в нем уверена, думаю, герцог Иберо себя еще покажет.
   - Уже показал, – скривился Альбрехт. – Ты права. Как бы мне не было тяжело, как бы память об Анне не была дорога мне, я должен позаботится о будущем Остеррики и дома Динштайн. Ведь здесь я несу ответственность не только перед собой, но и перед своими вассалами.
   - Я рада, что ты решился, – ответила Изабелла. – В таком случае стоит решить, кто она.
   - Несомненно – девушка, честная, порядочная, экклесиатка, из благородной семьи, – заметил Динштайн. – Выбор не велик, да.
   - Нужно подумать. – Согласилась графиня. – Думаю, правильное решение скоро найдется.
   - Пожалуй, я даже знаю одну такую девицу… - задумчиво заметил Динштайн. – Впрочем, нет, это невозможно.
   - Да? Кто она? – подняла бровь Изабелла.
   - Нет, забудь. – Динштайн нахмурился. – Это было бы слишком.
   - Может, ты все-таки расскажешь? – графиня Катена внимательно посмотрела на герцога.
   Динштайн несколько мнгновенний смотрела на нее своим суровым взглядом, а потом, словно махнул рукой. – Хорошо, расскажу, хотя мне думается, что это неудачная идея. Ты, наверное, помнишь, что у Фридриха была невеста?
   - Ммм… - Изабелла растеряно посмотрела на Альбрехта.
   - Не помнишь. – Динштайн кивнул. – На юго-востоке Конарэ, на границе с Иберо есть такое графство Анфра. Им владеют очень порядочные и верные экклесии люди. Некогда они изъявили согласие породниться с домом Динштайнов, Агнесса де Анфра и мой сын заключили помолвку. Все шло к свадьбе – но тут… дуэль, которая столь неудачно кончилась.
   - Печально, – согласилась Изабелла Катена. – И что, эта Агнесса до сих пор не замужем?
   - Да, – ответил Альбрехт.
   – В таком случае не вижу препятствий, для того чтобы она все-таки вышла замуж за представителя Дома Динштайнов.
   - Она невеста моего сына! – гневно воскликнул владыка Остеррики. – Подобный брак был бы безумием!
   - Позволь с тобой не согласится, – спокойно сказала Изабелла. – Ты хочешь иметь наследника. Анфра хотят породниться с Динштайнами. Она не ушла в монастырь, но по-прежнему хранит верность твоему сыну, то есть полностью удовлетворяет всем условиям. В чем тут проблема? Ах, Альбрехт, такой человек как ты и в твоем положении не может себе позволить быть щепетильным!
   - Ты как всегда права, Изабо. – со вздохом согласился Динштайн. – Тогда надо написать письмо к Анфра.
   - Вот видишь – все просто, – улыбнулась Изабелла. – Сейчас нам надо получить как можно больше новых союзников.

[Константин]

17 число месяца Полотна. Рунн. Дом кардинала Руиза.

Константин поселился в доме Его Преосвященства Кардинала Рунна. По началу всё  казалось юноше здесь непривычным и оттого слегка угнетающим. При особе кардинала постоянно находились помощники, большинство из которых относилось к церковной братии. В доме так же было полно прислуги, молодые послушники одновременно и трудились и имели уникальную возможность существенно повыситься в сане. Константин был здесь гостем, к нему даже приставили какого-то молодого инока. От услуг слуги Константин категорически отказался, стараясь сохранить за собой право хоть на какой-то труд, и молодой послушник стал скорее гидом по дому кардинала и осведомителем о жизни города и империи. Его знаний о мирской жизни столицы хватило бы на многие часы разговоров, а может и целые дни. Но всё равно, последний из «клинков» большинство времени проводил в молитве. Молитва, молитва, раздумья в богатейшей библиотеке кардинала над каким-нибудь священным трудом или осмысление услышанного от слуги-послушника и вновь молитва.
Вечера Константин всегда ждал с некоторым нетерпением. Разговоры после ужина с кардиналом, обсуждения последних церковных нововведений, нескончаемые споры на вечные темы святого Писания. Молодость и консерватизм одного не всегда соглашалась с мудростью и некоторой лояльностью другого, но «клинок» всегда относился к словам своего собеседника как к неопровержимой истине, и принимал их полностью. Даже, когда приходилось принимать то, что принимать было больно…
- Ваше Преосвященство, вы не слишком заняты? Могу я надеяться на беседу с вами? – Константин решился таки нарушить покой (или скорее труд) кардинала. Руиз, быстро взглянув на монаха, кивнул в знак согласия и вернулся к изучению каких-то документов.
- Дело в том, что я слегка смущён и смятён вашими недавними словами, - Константин действительно выглядел смущённым и смятённым, что-то явно терзало его юный разум. - Просматривая мою скромную работу, вы заметили, что возможно очень важную роль в жизни Рунна играет определённое расположение храмов в городе. Что это способствует как территориальному росту города, так и духовному росту его жителей. Мне же показалось, что Каспиан отвёрнул свой взор от столицы империи и здесь безраздельно правит порок. Чему же мне верить, вашей мудрости или своим глазам? Как объяснить все те прегрешения, творимые внутри городских стен, близ домов Его?
В то время как молодой монах заканчивал свой полный отчаянья и одновременно надежды вопрос, кардинал оторвался от изучения документов, аккуратно отложил их в сторону, и в ожидании, пока Константин закончит говорить, сложил руки на столе перед собой.
- На чем же основаны ваши сомнения или убеждения, сын мой? – мягкий голос задавший вопрос, был полон сочувствия, желания помочь и лёгкого недоумения.
- Святой отец, но как же?! - Константин редко выдавал свои эмоции, но сейчас они рвались прочь из него, желая своим присутствием подтвердить позицию «клинка». - Я был в городе. Я видел людей. И совсем было не похоже, что они полны скорби, а ведь тогда уже был объявлен траур по безвременно усопшему императору?! Да и не встретил я должного смирения, каковым должна быть наполнена душа каждого праведного последователя Каспиана. Не было его и среди моих братьев из других орденов. Как тут не обвинить город в растлении душ и помощи Лукавому?
- Простите, сын мой, верно ли я вас понял, что люди должны бросить все свои дела и предаться скорби, забыв о долге своем перед жизнью - сетовать на безвременную смерть? О душах наших собратьев, - задумавшись, кардинал, казалось, стал говорить сам с собой. - Кто мы такие чтобы судить их? Если братьям нашим предстоит долгий путь к порогу Каспиана, значит, таковы испытания их и нам нужно лишь молится, чтобы прошли они их достойно и завершили путь свой, а не остановились на пол дороге, - минутное забытьё покинуло Руиза, и он вновь вернулся на грешную землю. - Или вы считаете иначе? Впрочем, я не знаю, с кем и кого вы сравниваете, Константин, когда говорите о смирении. Вы считаете, что сами являетесь образцом смирения, брат мой?
Вопрос потонул в мёртвой тишине. Благо он и не требовал ответа от молодого монаха. Кардинал встал из-за стола и стал медленно прохаживать по своему кабинету, иногда бросая взгляд на склонившую в знак признания правоты голову фигуру «клинка». Наконец, Руиз остановился у закрытого ставнями окна, и повернувшись к монаху, тихо спросил:
- Константин, что заставляет вас обвинять весь город? Подумайте: ни одного, ни двух человек, а целый, огромный город?
- Простите меня, святой отец, я, наверное, не правильно выразился, - монах на мгновенье поднял и вновь быстро опустил голову. - Я просто слегка удивлён, и да, не скрою, разочарован. Столица нашей империи, существующей под защитой Святой Церкви, виделась мне образцом веры и смирения. Но мои надежды не оправдались, скорее всего, из-за того, что я слишком плохо знаю мирскую жизнь и потому слишком сурово отношусь к нашим братьям и сёстрам. Поэтому я и спрашиваю вас, можно ли назвать Рунн смиренным городом, городом святой веры? – Константин поднял взгляд на кардинала, в его глазах не было ничего кроме желания обрести знание… и успокоение.
- Сын мой, зная, что есть на свете люди, чьи молитвы произносятся другими словами и чья вера нашей церковью считается - пороком. Зная, что эти люди нашли себе приют в столице и мирно сосуществуют верные церкви экклетики, а также те, кого зовут - еретиками и которым был добрым другом магистр Монбар… - Константин вздрогнул при упоминании имени погибшего учителя. - Зная непримиримость некоторых собратьев к "чуждому" влиянию Книги Откровения… Вы ожидали увидеть столицу мирным и смиренным городом? Вы уже не первый год греетесь в лучах сердечного тепла веры. И знаете, что непримиримость чаще всего царит в сердцах наших собратьев, чем смирение. Чья в этом вина, Константин? Быть может, именно непримиримые поиски смирения приводят к тому, что находят совсем не то, что нужно. Вам так не кажется? Мне горько слышать ваши слова, сын мой, потому что в них я слышу разочарование, досаду и отнюдь не смирение с желанием помочь тем, кому можно еще помочь. Неужели так правы слова мудреца: "кто хочет мира - пусть готовится к войне"? Что сделали вы в своей жизни, Константин, чтобы в сердцах наших сограждан появилась вера и надежда? Чем утешили вы их? Или - может быть - помогли, уведя с пути ведущего в пропасть? Одними словами сложно изменить мир к лучшему. Как вы думаете, сын мой?
Вновь вопросы, не требующие прямого ответа. Эти вопросы вообще не требовали от собеседника ответа для задававшего их. Они требовали ответа для того кому задавались. и ответы эти должны быть даны, должны быть получены и должны быть приняты… Рано или поздно.
Кардинал Руиз, видя растерянность Константина, очень мягко и мирно предложил перенести спор ввиду приближающейся ночи и необходимости обдумать услышанное. «Нам обоим», как он великодушно заметил, перед тем как пожелать собеседнику спокойной ночи. Однако для Константина не эта не многие последующие ночи уже не могли быть спокойными.

[Рой Артур Фрост]

17 день месяца Полотна.
Рунн. Королевский город. Затем Шенбрунн.

- Вы не ослышались, Роберт.
    Аэда долго молчал, глядя перед собой на сцепленные на столе руки, потом вздохнул и поднял взгляд на Первого тана. Надо отдать бывшему владыке Каэлерниса должное, он, хоть и стал бледен, как полотно, но все же смог справиться с собой.
- Мое морское Право…
- Его никто у вас не отнимет, - губ Роя коснулась тонкая усмешка, - Закон Моря есть закон, и я приемлю его по отношению к вам, несмотря на то, что вы не раз предавали его сами.
- Ваш отец простил это моему роду.
  Да, Артур Фрост принимал многое, порой снося и то, что нельзя было назвать иначе, чем оскорблением, потакал прихотям своих танов, не сознавая, как постепенно теряет власть над вассальными домами, слишком часто заглядывавшими в флавийский карман. Добрый старый Евгений помогал всегда - Каэлернису, Ирру, Колдам…. И в страхе перед возможностью новой войны, прежний Владыка Севера был близок к тому, что бы потерять все в мирное время.
  Рой усмехнулся, глядя в глаза своему собеседнику:
- Север не простит вам этого никогда. Вы можете быть свободны.
  Роберт поднялся с места, но обернулся на полпути к дверям:
- Найдутся те, кто не примет это решение.
- Когда вы будете искать таких, не забудьте, что при мне служат ваши сыновья.
  На какое то мгновение взгляды встретились, и Роберт с горечью отвернулся, показывая под треснутой каменной броней спокойствия всего лишь немолодого и уставшего человека.
- Я всегда верно служил Фростам.
- Только поэтому вы еще живы. Прощайте.
  Дверь осталась открытой. Рой опустил руку, касаясь белоснежной шерсти сидящего у стола пса, животное ответило немигающим взглядом по-человечески голубых глаз и подобно простым дворовым собакам забило по полу мохнатым хвостом.
  Не бывает простых решений. Никогда. Роберт и представить не мог, что его постепенное сближение с Флавио может привести клан Аэда к таким последствиям. Возможно, не умри Александр, Рой дождался бы смерти Тана Каэлерниса и просто не принял бы присягу его сыновей, но рисковать голосом в совете владыка севера не мог. К тому же, это была отличная возможность подвести черту под безнаказанным восточным влиянием на Севере. Лишний повод подумать для Черных ласточек о своем возможном далеко не радужном будущем….
    Рой не сомневался, что Джона Грейсторма в Каэлернисе примут легко, едва ли не с распростертыми объятиями. Слишком долго среди танов зрело тщательно подогреваемое недовольство стремящейся управлять островом Мартой Аэда. Слишком сильно люди любили удачливого и смелого на авантюры Джона, человека чистейших северных кровей.
- Клан Грейсторм всегда будет благодарен Фростам за оказанную им честь, - высокая немолодая женщина в черном шерстяном платье остановилась в дверях глядя на Первого Тана.
- Я хочу, что бы за Ронаном и Дэвидом Аэда присматривали некоторое время.
  Вердения склонила голову. Почти незаметное движение руки и пара пришедших с ней собак нырнула в темноту коридора.
  Рой кивнул.
- Распорядись подавать обед. Мне пора во дворец.

  В Рёвелльборге еще не начал таять снег, а в Рунне уже зеленели первые листья. Многоликий шумный город по самые крыши увяз в трауре, сплетнях и ранней дождливой весне. Порой Рою казалось, что столицу населяют люди, основным занятием которых является создание сложностей и условностей, не только для окружающих, но и для себя самих. Однако, сколь бы не говорили, о законах, нравственности и высоких ценах на человеческие жизни, за стенами изящных особняков часто обитало зверье не менее дикое, чем в самых глухих чащах.
  Рой приехал во дворец за полчаса до полудня по приглашению вдовствующей императрицы.
  Эрмина, красивая чуть надменная женщина, скорбящая скорее по себе, чем по своему супругу благосклонно приняла соболезнования, протянув владыке Севера изящную, пахнущую летом ладонь, и представила гостю своего племянника.
  Короткий разговор о погоде и предстоящей погребальной церемонии закончился гулом колоколов часовой башни. Рой откланялся и вместе с герцогом Иберо покинул зал.
  Сеть дворцовых коридоров ловила оседающие на каменных стенах случайно или нарочно брошенные слова, и два очень разных человека, казалось только по воле случая, оказавшихся рядом на пути к выходу из этого каменного лабиринта, отлично помнили об этом.
- Вы впервые в Рунне, Тан?
- Мне довелось побывать здесь пять лет назад.
- Этот город не меняется.
- Но в нем всегда неизбежно появляется что-то новое. Вы на паром, герцог?
  Держатель юго-запада и, возможно, будущий Император прохладно улыбнулся и кивнул. Свой путь по залам дворца до самого сада они продолжали молча. Рой с легкой усмешкой наблюдал за этим по-военному статным молодым человеком, желавшим казаться спокойнее, чем это, возможно, было на самом деле.
  О Диего Иберо кроме того, что он наследник юга, великолепный фехтовальщик и один из самых выгодных женихов в империи говорили немногое, пустые слухи и те исчезли за семь лет которые герцог провел за морем, а для новых он еще не успел дать повода.
- Вы будете претендовать на Престол, - не вопрос, утверждение.
- Да, - Диего кивнул, помолчал какое-то время, глядя на северного Тана, - Смерти Александра никто не ждал, и обстоятельства для всех нас изменились.
  Рой усмехнулся одними губами.
- Думаю удобнее всего объявить о помолвке сразу после похорон.
- Я рад, что намерения Первого Тана касаемо союза с домом Иберо остались прежними.
- Это выгодно обеим сторонам, герцог, - предельная честность, полуусмешка и долгий взгляд глаза в глаза. Еще рано делать какие-то выводы. Они оба не более, чем люди, от которых зависит сейчас слишком много. Так вышло, что им по пути.
  Паром с тихим плеском отчалил от Сакрэ, медленно, словно через силу продвигаясь к Королевскому городу, чьи дома величественно и почти давяще возвышались над белокаменной набережной. Они снова молчали, герцог, задумавшись, чуть улыбался самому себе, глядя в мутно-стальную воду Вольтурны. Порой выражение лица способно дать гораздо больше, чем любой разговор. Человек, ищущий небо в серой воде за бортом, может никогда и не испытать потребности поднять голову к облакам.
  Рой тонко усмехнулся, спускаясь по трапу на твердую землю:
- Передавайте герцогине мои наилучшие пожелания. Рад был знакомству с вами, герцог.
- Взаимно, - Диего тепло улыбнулся в ответ и они на прощание пожали друг другу руки.
    У ворот особняка Фростов владыку севера ждали гонцы и люди собственной дружины.
- Что-то случилось? – голос предельно холоден.
    Ормо Блекстоун кивнул, приближаясь к своему Тану.
- Час назад скончался Роберт Аэда, сердечный приступ.
- Передайте его супруге мои соболезнования, - губы первого тана тронула едва заметная усмешка и он вошел в дом.
      В просторном холле было темно и прохладно. В руку нетерпеливо ткнулся влажный нос большой белой собаки, и Рой охотно провел рукой по гладкой снежной шерсти.
- Тяжелый день, мой Тан? – в голосе встречавшей его Вердении слышалась улыбка.
- Прикажи накрывать стол к ужину.

[Тан Буревестник]

Под аркою нашей встречи
горят поминально свечи
© Федерико Гарсия Лорка

17 день месяца Полотна. Рунн. Королевский город. Поздний вечер, переходящий в ночь.

   Буревестник любил такие вечера, как сегодня. Их обычно разменивали на звонкую монету, поцелуи женщин и бокал лучшего вина в компании друзей. Отгремевшая гроза очистила воздух и немного смыла грязь с улиц, наполнив воздух запахом далекого моря. Проведя всю жизнь у штурвала, на суше становишься слишком сентиментальным. Бранд улыбнулся и без стука толкнул дверь, перед которой замер мгновением раньше. Мрамор и позолота, резные решетки и арки изогнутой формы, на него дохнуло теплом саджисского побережья и пряностями востока. Еще немного и из-за угла появится толпа девушек, закрывающих лицо, но не очень прячущих другие части тела.
   Усмехнувшись своим мыслям, капитан прошел в глубь дома, пересекая просторный холл.
   - И где ты прячешься, старая морская акула? Кажется, так тебя величают твои люди и твои верные поклонники - пираты. -    Раскатистый, как звук прибоя, голос понесся под высокими сводами, наполняя дом эхом.
   - Акулой меня еще никогда не называли.
   Тан поднял голову и увидел женщину, стоящую на верхней площадке лестницы. По губам его пробежала усмешка догадки - кто эта красавица, и он ответил:
   - Я еще не видел ни одной женщины, на которой так великолепно смотрелись бы мои родовые цвета, Ваше Величество.
   Женщина замерла от неожиданности, а потом звонко рассмеялась.
   - Вы настолько наглы, что на вас даже сердиться нельзя. Я надеюсь, что это был комплимент? - С интересом спросила она.
   - В следующий раз я постараюсь быть более точным, чтобы у вас даже не возникло в этом сомнений. - Тан ответил с улыбкой, не отрывая взгляда от искорок горящих в глубине карих глаз.
   - Это кто же в моем доме смеет быть наглым с самой Императрицей? – За спиной Буревестника появился хозяин дома, которого капитан и искал.
   Буревестник обернулся и какое-то время мужчины рассматривали друг друга, ища перемены, но, видимо, так их и не найдя обменялись крепким рукопожатием, а потом обнялись.
   - Я рад, что твои корабли все еще не спустили паруса. - Заметил Антонио Иберо.
   - Не раньше твоих. - Ответил ему Тангбранд Айс.
   Обмен традиционными морскими приветствиями был закончен и Адмирал снова посмотрел на свою сестру.
   - Я впервые за долгое время вижу как ты, Эрмини, так искренне смеешься. Позволь тебе представить виновника этого - Тангбранд Айс, Тан Буревестник, наместник Ирра. - Вещал Тони, напустив значительный вид
   - Сейчас он начнет перечислять всех моих родственников, - доверительно заметил капитан, улыбаясь Императрице. Девушка снова засмеялась, а адмирал Иберо попытался обидеться, но у него не получилось, поэтому он последовал примеру Эрмины.
   - Такое перечисление ни к чему, если речь о лучшем капитане Севера. Вряд ли список ваших родственников сможет рассказать о вашей отваге и догадливости. - Ее Величество спустилась и протянула Тану руку, улыбаясь тепло и чуть насмешливо.
Он сжал ладошку своей сильной рукой и коснулся губами нежной кожи на запястье, задержав руку гораздо дольше, чем требовалось, но Императрица, казалось, не возражала.
   - По совместительству я еще и старый друг вашего брата.
   - На Юге говорят: о тебе судят по твоим друзьям. Я думаю, Тони, что перед любым таким судом у тебя будут хорошие заступники. – Эрмина улыбнулась.
   - Поверьте, дело даже до суда не дойдет. - Ответил такой же улыбкой.
   Тони, все это время наблюдавший за обменом любезностями, легко, но требовательно завладел рукой сестры.
   - Я провожу Ее Величество к герцогине Иберо. В конце концов, она приехала сюда именно для этого. Девушкам давно хочется обсудить оснастку кораблей и… Молчу, молчу. -  с шутливым испугом продолжил он, глядя на изогнутую  бровь Эрмины. Молодая женщина подняла глаза на Бранда и сокрушенно покачала головой.
   - Думаю, что им скорее не терпится обсудить способы ведения ближнего боя и маневры. Это область, где мужчинам делать нечего.
   - Именно поэтому я вас и покидаю, господа. Оставляю вам обсуждение вышивок и изящных искусств. - Буревестник склонился и поцеловал руку Императрицы, уже весело смеющейся над друзьями, которые стоили друг друга. Эрмина взяла брата под руку и обернулась к тану.
   - Я верну вам его через несколько минут. Прощайте, Тангбранд.
   - Надеюсь на нашу скорую встречу, ваше Величество. - Прощальный взгляд и его спокойная уверенность, что встреча действительно будет скорой, а свои обещания Тангбранд выполняет всегда.

***

Небо медленно падало во тьму, за воротами особняка Иберо виднелись маленькие светляки фонарей. Здесь, на улицах Королевского города, для сильных мира сего всегда было светло.
   - Говорят, что поздний гость хуже флавийца.
   Буревестник обернулся, губ его коснулась улыбка, Тони улыбнулся в ответ. Осколки льда против острых граней песка пустыни. Старые друзья, настолько старые, что должны быть врагами.
   - Тебе очень везет, Антонио. Будь на твоем месте другой...
   - Ой, ой, ой... - Тони вскинул руки и махнул на главу дома Айс. - Сейчас я буду дрожать от страха.
   Герцог Саджисский подошел к небольшому столику и стал разливать по бокалам вино. Рубиновая жидкость кровавым потоком хлынула в тонкий хрусталь, омыла его стенки, словно жертва богам и, пустив пару волн, успокоилась на безветрии. Надолго ли этот штиль?
   Пригубив вино, Тони направился к Буревестнику и протянул бокал.
   - Не боишься? - Насмешливо поинтересовался он.
   - А мне стоит? - Также ответил северный тан.
   Они долго пили в молчании, глядя во тьму за окном, не способную пробиться сквозь тепло и свет этой гостиной. Раньше, давным-давно, им было также тепло и светло вместе, теперь пришла тихая темнота - как будто это они были разделены оконным стеклом, могли видеть друг друга, узнать, вспомнить, но не понять. О чем говорить двум людям, когда-то готовым пойти друг за друга в огонь и в воду, а теперь разделенным десятилетиями служения своим семьям, своему делу, своему долгу и всему тому, что ломает человеческую дружбу и любовь? Они долго служили раузму и логике - им не о чем было говорить.

[Эстебан де Барна]

Ночь с 16 ого на 17 день месяца Полотна.
Рунн. Особняк Барна.

  Чем больше известно человеку, тем больше рождается вопросов….

    За оправленными в красное дерево оконными стеклами умирал еще один день. Серо-молочное небо постепенно темнело, и в разрывах плотных облаков уже виднелись сгущающиеся чернильные кляксы ночи… как тушь на серой бумаге.
    Эстебан отвернулся от окна и, удерживая равновесие на стремянке, протянул руку за очередной книгой на полке. Эту Рия, кажется, нередко просматривала сама. Еще не успевшие пожелтеть страницы и рисунки, с научной точностью выполненные рукой мастера. Виконт задумался и, стараясь сосредоточиться, прикрыл глаза. Все не так сложно. Стук сердца, отдающийся в висках и алая тьма перед глазами. Ожидаемая резкая боль сковала и тут же отпустила запястье, Эстебан не вздрогнул, только медленно открыл глаза, выдыхая словно застывший в легких воздух. Все не так сложно.
- Зачем вам эта книга, кузен?
    В этот раз, несмотря на то, что сестра умела ходить бесшумно, он даже ожидал услышать ее голос. Усмешка.
- Ищу знакомые буквы, - привыкшая к безмолвию комната поспешила утопить слова во вновь сгустившейся тишине.
  Даже глядя снизу вверх, Анриетта умела сохранять выражение легкого высокомерия на безупречном бледном лице.
- Там картинки, кузен, - спокойно констатировала девочка.
- Я возьму ее почитать, - улыбнулся Эстебан.
  Долгий взгляд каштановых глаз, слишком редко выдававших эмоции своей хозяйки и кивок головой.
- Только не забудьте потом вернуть на место.

  Густая темнота весенней ночи лишала зрения, и, казалось, притупляла слух.
  Тихо и пусто, так, будто тебя уже и нет, нет ничего кроме лишенной света и формы пустоты, комната, мебель, предметы, ты сам всего лишь ее часть, хотя и ты уже не ты….

  Так проще…. Или нет?

  Где-то за окном, разрывая эти странные мысли, крикнула ночная птица. Вздох. Эстебан протянул руку, к светильнику, кремниевый механизм пару раз беспомощно щелкнул, остатки масла вспыхнули и погасли в стеклянном плену, выхватив и снова бросив в пустоту тщательно прибранную комнату.
  Оставив попытки зажечь огонь, виконт оделся, не прибегая к помощи слуг, и вышел в коридор. Слишком поздно куда-то идти, но свежий воздух обычно помогал прийти в себя. Лестницы родного дома Эстебан знал наизусть, выстеленные алыми дорожками ступени и дрожащий огонек свечи у дверей.
  Шум. Юноша остановился. Знакомый тревожный звук. Несколько шагов вперед, и его встретит ночь. Но Эстебан молча стоял у дверей, вглядываясь в темно-алую нору парадного коридора, и ждал.
  Несмотря на это, чуть ссутуленная фигура вынырнула в свет свечи неожиданно. Отец всегда двигался так, опустив плечи, глядя куда-то себе под ноги, всегда услужливый, тихий, что-то бормотавший себе под нос, маленький невзрачный человек, вызывавший у окружающих, как правило, только жалость… но только не у Эста.
  Жоффруа Барна остановился напротив одного из своих отпрысков, какое-то время вглядываясь в его лицо.
- Эстебан.
  Кивок головой и попытка не отвести глаза. Удавшаяся. Впервые с того дня…. Виконт Эрсе смел надеяться, что так будет и впредь. Самоуверенность… самонадеянность… почти глупость. Усмешка.
  В этом огромном доме, где жил каждый волей судьбы обитающий в столице Барна, двое оказавшиеся сейчас друг напротив друга встречались нечасто, во всяком случае, Эстебан прежде делал для этого все возможное.
  Помещение холодного алого холла вмещало в себя не более и не менее, чем густую ночную темноту, две воли, два взгляда, но всего одну силу…
- Как самочувствие? - угольно черные глаза, смотрящие не то вовнутрь, не то вовсе сквозь собеседника.
- Отлично, - усмешка, лишь для того что бы доказать себе, что все еще способен на нее.
  Ответная почти услужливая улыбка, мир, качнувшийся перед глазами, давящий холод и кровь, ударившая в виски.
- Зачем ты ходил в кабинет?

  Если есть вопросы, то должны быть ответы….

  Короткий стук, и резко открывшаяся в ночь дверь.
- Дядя Жоффруа? Эстебан? Не ждал встретить вас так поздно, - голос Виктуара, почти над ухом, - Что-то случилось?
- Документы, книги, все путают, - пробормотало снова жалкое, похожее больше на суетливую крысу, чем на человека существо, - все это лишняя работа и суета, главное, чтобы запомнили и опять не делали…. Пойду… столько работы… постоянно что-то мешает…
  Красно-черная бездна коридора поглотила исчезнувшего в ней человека, и снова стало тихо.
- Куда на ночь глядя? – улыбка и смешанная с легким чувством превосходства леность в голосе.
  Эстебан нашел в себе силы выровнять, казалось, давно прервавшееся дыхание и с ответной усмешкой обернуться к Виктуару.
- Говорят, ночной воздух полезен.
- Не более, чем здоровый сон, - улыбка, - Спокойной ночи, кузен.
  Удаляющиеся шаги, и замолчавшая темнота. Эстебан толкнул, наконец, тяжелую створку двери и сделал шаг на крыльцо, навстречу тусклым, словно заржавленным, иглам звезд. Порыв ворвавшегося с ночной свежестью ветра погасил оставшуюся за спиной свечу, дверь хлопнула, отрезая юношу от тонущей в алом мраке прихожей.

  Ответов не было….

[Рауль де Барна]

Рунн. Особняк Флавио
17 день месяца Полотна. Ночь со среды на четверг
   
Два дня без дела. Единственное достойное занятие – распитие вина. Надо заметить красное флавийское прекрасно и даст фору фортадскому. И уж тем более красному тюремному. Два дня в компании маркиза Флавии тоже многого стоят. Эстерад весьма интересный собеседник. Во время обучения в ИКК он казался мне самоуверенным напыщенным болваном. Теперь его манера поведения скорее импонирует, выгодно отличает его от всех остальных, лицемеров по большей части. Но боже, я больше так не выдержу. Все, что я сегодня слышал – лишь тиканье старинных часов. Прямо как тогда во время той приснопамятной беседы с отцом. Отец. Семья. Сколько же времени я их уже не видел? Целую вечность. Хотя милый братец Виктуар почтил меня своим присутствием. Черт возьми, надо съездить домой, в Барна, обязательно. Прямо сейчас. Накину плащ, с капюшоном (тем более сумерки уже опустились на Рунн), возьму кобылу неприметную, благо в герцогской конюшне их великое множество, выйду через черный ход, до дома буквально десять минут езды мимо Кадетского тупика. Чтож, риск оправданный, да и кто вообще кроме братца знает где я нахожусь?

    Рауль решительно поднялся с богато обшитого кресла с гербом Флавио. Эта одна из многочисленных комнат для гостей уже порядком надоела Раулю. Особенно скучно становилось когда маркиз Эстерад уезжал по своим (и не только своим) делам. Граф быстрым четким движением снял камзол со спинки стула и коричневый плащ с вешалки. Палаш решил не брать, шпаги будет достаточно, вдруг кто поймет, догадается.
    Дородный конюх с необычайно прилизанными волосами был удивлен и обрадован одновременно, по привычке пробуя на зуб серебряный империал, полученный от номена в плаще.

Надеюсь конюх у флавийцев проверенный малый, не какой-нибудь шпик. Так, теперь осталось совсем чуть-чуть. Спокойно, спокойно. Кто меня узнать может, ночью все кошки черны, но только черные кошки остаются такими, какие они есть, что ночью, что днем. А вот уже и Кадетский тупик. Осталось немного.

  Кадетский тупик, сколько легенд и баек рассказывает народ об этом месте. Это самое известное во всем Рунне дуэльное место. Здесь сотни лет номены убивали друг друга. И даже сейчас, когда дуэли запрещены, бывает здесь случаются бои. В детстве няньки постоянно рассказывали о страшных привидениях, душах убитых, обитающих в тупике. Рауль не мог проехать мимо такого места, оно всегда манило, завораживало его. Граф любил наблюдать причудливый танец теней, слышать странные шорохи. Стоп, одна тень отделилась, Рауль напрягая глаза попытался разглядеть очертание фигуры. Да, это был человек в черном плаще, поднимает руку. Пистолет! Рауль по военной привычке выхватил шпагу и натянул поводья, кобыла взбрыкнула и встала на задние ноги. Прозвучал выстрел, левый бок Рауля обожгло. Граф не смог удержаться в седле и упал на землю, а точнее на холодные булыжники, коими были вымощены все улицы в Рунне.

Ну вот похоже и все, кончились твои мучения, полковник. Жаль конечно, что перед смертью я увижу только хмурое небо. Нет, надо бороться. А вот и негодяй, похоже решил доделать дело..

Рауль отчаянным усилием потянулся за шпагой, упавшей буквально в нескольких сантиметрах, но даже их он не смог преодолеть – резкая боль не позволяла сделать и движения. Рауль приложил руку к ране. Кровь казалась абсолютно черной. Незнакомец появился незаметно, ниоткуда. В руке блеснул кинжал


Черная кровь, черные кошки. Неужели днем моя кровь черна? Я этого больше не узнаю

И вдруг крики людей, ржание лошадей, громыхание выстрелов. Из сумрака улицы появились четверо всадников, а убийцы и след простыл.
-За ним, в тупик, ребята. Ему некуда уйти.- двое из этого небольшого отряда ринулись в Кадетский тупик, оставшиеся склонились над графом- Номен, что с вами? Неужели теперь и здесь грабят. Пресвятой Каспиан, да это же наш полковник, а я к вам как раз ехал, это я Матис, Матис Арлан.
-Матис?- От удивления Рауль даже приподнял голову.
-Да, это я. С вами все в порядке, рана не смертельная. - в этот момент из тупика показались оправившиеся в погоню всадники.
-Ну что? Где подлец?- Барон повернулся к ним.
-Ушел, просто непонятно куда он растворился.. - было бы забавно смотреть, как здоровенный детина оправдывается как нашкодивший юнец, пожимая плечами. Было бы забавно, если бы не ранение.
-Так, вы двое берите его на руки, особняк Барна совсем недалеко, там найдется лекарь. Живей, живей. – Арлан постоянно дополнял слова довольно энергичной жестикуляцией.
Рауль попытался что-то сказать(то ли возразить, то ли одобрить), но получилось невнятное бормотание. Сознание окончательно покинуло графа.