Часть первая: Ветер перемен Опции

[Электра Флавио]

9 число месяца Полотна.

Музыка: Blackmore’s night, …All because of you

Проснулась я в прекраснейшем настроении. Хотелось немедленно сделать что-нибудь такое, от чего всем бы сразу стало хорошо. Не знаю уж, что – ну так это не мои проблемы!
Наскоро одевшись, я вышла на балкон, и теплый, неожиданно теплый ветер раскинул полосой черного шелка мои волосы. Солнце стояло еще низко, но свет его падал прямо на мой балкончик. Я засмеялась – не знаю, просто захотелось.
В ответ снизу раздался перелив чуть хрипловатого смеха.
-Так рано, а ты уже такая веселая!
Взглянув вниз, я увидела Криса Фьера. Он достаточно часто у нас бывал, а со Страдом почти дружил. Хороший достаточно человек, но… его брат вызывает у меня больше приязни, хоть и вижу я его реже. Ну а сестры у него – о, это песня! Нет, ничего не подумайте, они мне лишь подруги, и меня это более чем устраивает.
-Крис! Здравствуй! – крикнула я, чуть-чуть (в границах благопристойности) свесившись с перил, - Зайдешь? Ты к нам вообще?
-Ну, встречай на крыльце, хозяйка.
Я сбежала – нет, ну совсем сегодня не могу держать себя в руках! – на первый этаж, в гостиную. Сопровождаемый Эммой, туда пришел и Кристиан.
Он присел напротив меня и посмотрел с легкой усмешкой – наверно, я сейчас была немного похожа на Рони или Каэ, по крайней мере, о чем-то таком он думал.
-Ну, так с чем пожаловал? – к Сеятелю церемонии!
-Да я, вообще-то, к Страду шел. Он уже не спит?
-Ой, а Страда нет.
Крис поднял бровь… ох, надо бы так научиться. Легкая досада, ленивый интерес.
-И где же твой неподражаемый брат?
Я неопределенно махнула рукой куда-то к комнатам служанок. Крис это знал и потому бордово подумал какую-то непристойность.
-Не знаю, уж прости. Не сказал ведь ничего.
-Да? Вот ведь… - Крис был содержателен и образен. Интерес его к этим делам тоже не поражал насыщенностью цвета.
-А к Анне сейчас не ходи – лучше попозже.
-Что так? Неужели еще почивает?
-Скорее всего да – но ей простительно, в ее-то положении.
Крис поднял обе брови. Разум его тут же начал делать какие-то сложные расчеты – нет, иногда он меня радует. Ему бы лицо понежнее… да ножки поизящнее… да грудь высокую… да и удалить кое-что лишнее… Влюбилась бы, честное слово!
-Ого! Семейство Флавио упрочивает позиции. Ценно, ценно.
-Да уж, времени не теряем.
Улыбки.
-А как твои сестрички, здоровы?
-Да, в порядке. Сейчас они за городом, в домике одном, дня три уже как. Там еще Анжелика с Мариной Нортми и Анриэтта Барна, - значения этому он не придавал совершенно никакого. В порядке сестры – и хорошо…
-Так, а почему меня не позвали?
-Ну… так. Да можешь подъехать.
О, разумеется!!!!
Крис на пальцах объяснил, как доехать, и ушел искать других развлечений.
Ну, чтоб я, да такую компанию пропустила? Раз Рони и Каэ там – скучно не будет точно! С остальными девушками я мало знакома, ну так это вполне поправимо, правда?
Решив не откладывать дело в долгую корзину, я немедленно кликнула слуг и принялась за сборы. Немножко одежды – верхней, нижней… Немножко косметики… Пара книжек… Ну, денег – на всякий случай… Да и все, наверно.
Слуг взяла двоих – Марко, крестьянского сына большой выносливости и малой словоохотливости, и флегматичную уроженку Кьезы Агату, на правах личной служанки.
Долго ли, коротко, но этот домик мы нашли. Для этого пришлось пересечь некоторую часть Заповедного леса, но это и к лучшему – не зря, ох не зря в сердце Империи оставили этот лес. Такую красоту нельзя отдавать людям.
А что, уютненько. Жить можно, да и вокруг красиво очень.
Дом невелик: два этажа, пара пристроек, но пять девушек разместились в нем с комфортом; для шестой, то есть меня, место тоже осталось.
Из дому немедленно вылетела Каэ, лучащаяся желтым. Девочка была совершенно довольна жизнью.
-О! Эла! Не ждали! Заходи, заходи, ты ведь к нам надолго?
-Наверное.
-Ой, здорово! Повеселимся! Тут такие люди собрались!
Предоставив собственной челяди из двух лиц устраиваться самим, я прошла в гостиную, где прямо на большом ковре сидели остальные девушки.
Представлены мы уже были – свет тесен – но рассмотреть троих из них я смогла только сейчас.
Марину Нортми я знала чуть лучше других – пара общих вечеров, немного разговоров. Милейшая девушка… такую сестренку кому угодно пожелаю. Она прямо-таки излучала спокойствие и удовлетворенность окружающим миром.
Анриэтта Барна меня испугала. Она была одной из очень немногих, кого я не могла «читать»… Ну да ладно; она и во многом другом выделялась.
И наконец, Анжелика Нортми… Невероятно изящная блондинка с лицом феи, чьи глаза смотрели куда угодно, только не на собеседника, а чувства были густо окрашены сиреневой тоской… Я едва сохранила прежнее выражение лица, увидев ее. Нежнейшие ее черты все притягивали взгляд… как никакая иная девушка, поразила она меня…
Так, Элочка… кажется, ты влюбляешься…

[Лианна]

9 число месяца Полотна.
Экилон. Дорожный путевой дом.

    Просыпаясь, Лианна сладко потянулась, ласкающий ее кожу шелк был на диво приятен. Девушка чуть слышно мурлыкнула и повернула головку, но рядом никого не оказалось. И она припомнила, что произошло вчера: обморок, чьи-то руки поймавшие ее и странное забытье. Видимо она заснула едва придя в себя, истомившись от всего пережитого за день. Но тогда получается, что проспала она не меньше двенадцати часов. Сев на постели, Лианна огляделась еще раз, быстро собирая волосы в тугой узел и заплетая длинную косу. В дверь осторожно постучали.
- В-войдите, - запнувшись от неожиданности, разрешила она.
    Тихий скрип и в комнату волоча за собой ворох одежды вошла та самая миловидная женщина – белошвейка, ласково улыбнувшись застывшей в постели девушке.
- Вот, ваша светлость, - привычной скороговоркой полилась речь вошедшей. - Это платье для езды, это домашнее платьице, вот два-три платья для переодевания - в дороге самое неприятное это усталость и грязь, вот нижние юбки, десяток по моему хватит, чулки - этого добра много не бывает: вот теплые, вот просто чулочки. Три ночные рубашки.. чего их застировать аль латать, правда? Надоела - выкинете. Еще две пары нижних рубашечек, а то вижу кожа-то у вас, ваша милость, тоненькая, нежная... Давайте-ка примерим, я тут же подгоню все что нужно, - быстрые глазки женщины скользнули по рукам девушки, но Салли промолчала, продолжая что-то говорить.
    Лианна выпрыгнула из постели, восхищенно разглядывая первую в своей жизни светскую одежду. Где-то внутри она понимала, что это совсем не шикарные платья, но это - первые платья, что у нее появились и сейчас они были самыми чудесными и прекрасными. Белошвейка, которая притащила весь этот восхитительный ворох, улыбчиво приговаривая что-то ласковое, быстро примеряла к девушке одно платье за другим, делая какие-то пометочки на ткани, ловко присборивая и восхищаясь своей клиенткой:
- Его милость просил, чтобы вы высказали все ваши пожелания, ваша светлость, - она покачала головой. - Это ж надо, как вам не повезло.. Ох уж эти разбойники! И на что позарились?! На женские тряпки..
Лианна ничего не отвечала, улыбаясь в ответ и пытаясь осмотреть себя со всех сторон. Наконец примерка и предварительная подгонка была окончена, женщина снова собрала все платья и поклонилась Ли:
- Через два часа принесу вам готовые платьица, ваша светлость.
    Ошарашенная девушка кивнула и осталась одна, одетая в ту самую рубашку, в которой спала всю ночь. На стульях лежали длинные нижние юбки с пышными оборками по краям и несколько пар чулок. Ли выбрала самые тонкие чулки и ловко натянула их. Девушка невольно залюбовалась сама собой, завязывая красивые ленты бантов чуть выше коленок. Длинная, шелковистая рубашка доходила до середины ее бедер и бывшая монашка рассмеялась, кружась по комнате и осознавая насколько приятно чувствовать себя красивой, чертовски красивой.
- Ты прелестна, Лианна, - раздался бархатистый голос от дверей.
    Она резко остановилась и посмотрела на вошедшего. А, узнав, бросилась к нему:
- Эстерад, это такое чудо! Ты бы видел платья, которые мне принесли!  Через час она снова их принесет.. их столько! Они удивительны! - счастливый блеск ее глаз вызвал у него теплую улыбку.
- Поверь, эта такое убожество по сравнению с тем, что тебе предстоит носить, Лианна, - глаза его жадно скользили по ее телу, видневшемуся сквозь тонкий шелк, по стройным ногам, украшенным очаровательными чулками. Она не поняла, что произошло в следующий миг. Сильная рука обхватила ее талию, а ладонь мягко приподняла лицо и губы коснулись губ. Лианна замерла, чувствуя, как сердце застучало бешенными ударами. Девичьи губы дрогнули, она напряглась, но мужчина лишь еще крепче прижал ее к себе, осторожно усиливая поцелуй и девушка забыла обо всем, впервые вкушая эту сладость:
- Ты не боишься, мой ангел? – с явным трудом оторвавшись от нее, прошептал Эстерад.
- За все надо платить, ваша милость, - Ли поразилась своим словам, но поняла, что и впрямь – это расплата. Ведь не просто так ее вытащили из монастыря. Она уже готова была к тому, что смелые, дерзкие руки сейчас разденут ее. И сама желала этого запретного и необычайно желанного. Но ничего не произошло. Из потемневших, фиолетовых глаз сверкнуло что-то страшное:
- Мой ангел понимает что говорит? – руки его резко разжались и Ли, чуть пошатнувшись, осталась стоять, глядя на него своими удивительными, кошачьими глазами.
    Страд с преувеличенным вниманием медленно стал оглядывать еще раз ее точенную фигурку, одетую настолько соблазнительно, что он не смог удержаться, дав волю своим чувствам. Ли смутилась и отступила, хватая его плащ и накидывая на себя. Страд прицокнул языком:
- Ваша стыдливость, мой ангел, лишила меня очаровательного зрелища. Как вы спали?
- Спасибо, хорошо, - вежливо, в тон ему ответила девушка. - А вы?
- Не скрою - я ожидал от ночи более приятных... сновидений, - усмехнулся Страд. - Но всему свое время. Сейчас нам принесут обед. И тебе нужно будет еще отдохнуть.
    Он уселся возле потухшего камина, продолжая наблюдать за своей спутницей. Ли боролась со смущением: «Ну что со мной! Ведь он не делает ничего дурного.. Просто я.. я сама думаю совсем ни о том. Меня волнует его взгляд.. Ах ты, дьявол! Ой! Ну и демоны с ним!» Его взор был так чувственен, что Ли ощутила жаркую волну, прошедшую через все тело. В дверь снова постучали. Принесли еду. Пока слуги расставляли на небольшом столике блюда, Лианна с неподдельным любопытством наблюдала за каждым их действием, впитывая все - походку, движения, взгляды, которыми они исподтишка окидывали господ, их подобострастный поклон перед тем как удалится. Эстерад сделал жест рукой, предлагая, подкрепится:
- Тебе интересен этот мир, Лианна?
- Очень, - с чувством ответила девушка. - Я не подозревала, что в нем столько всего разного. Я пока не могу разобраться..
- Не спеши, - тихо проговорил он, с удовольствием наблюдая за ее лицом, отражающим все чувства, что она испытывала в данный момент. - Ты сейчас похожа на открытую книгу, которую читают детям, чтобы они хорошо спали.
    Ли удивленно глянула на него:
- Ты – поэт, Эстерад?
- Почему бы нет..
- Это невозможно считать ответом, - покачала головой Ли, поправляя выбившийся из длинной косы локон.
    Юноша усмехнулся: дитя порой мудрее взрослых.. Лианна замерла: «Похоже я слишком откровенна.. Так нельзя. Никто не должен догадаться о моих мыслях и чувствах. И этот насмешник в первую очередь.. Почему в первую? Потому что!» Обед прошел в молчании, но когда пришли убирать со стола, вместе с прислугой вошла белошвейка Салли и Лианна засветилась восторженным ожиданием. Она с трудом сдержалась, чтобы не бросится сразу примерять все платья, но потом взяла себя в руки и тихо произнесла:
- Вы не могли бы отвернутся, Эстерад.
    Молодой маркиз еле сдержал смех. На выручку Ли пришла портниха:
- Сюда, ваша светлость. Вот за этой ширмой мы сможем все примерить и посмотреть. Сюда, мой ангелочек.
    Женщины удалились за ширму. Прошло не менее часа, прежде чем оттуда вышла Лианна в небесно-голубом платье с белоснежными кружевами и алой отделкой. Волосы девушки были убраны в строгую прическу, но несколько упрямых выбившихся локонов, предавали ее облику беспомощность и очарование. Эстерад молча смотрел на преображение своей спутницы. Без слов достал из кармана увесистый мешок с деньгами и кинул его белошвейке, которая, сделав глубокий реверанс, скрылась за дверью. Лианна чувствовала, как кровь приливает к ее щекам и, медленно подняв глаза, посмотрела на маркиза. Последний сделал шаг к ней и еле коснулся одной белокурой пряди:
- Ты похожа на ангела, Ли.
    Девушка засияла улыбкой, но тут же тревога вспыхнула в глубине янтарных глаз:
- Это все очень дорого, ваша милость..
    Она запнулась, так как лицо его милости замкнулось в прежней маске холодной иронии:
- Избавьте меня от вашей «оплаты» счетов, ваша милость, - передразнил он ее и, резко развернувшись, вышел из комнаты.
    Лианна закусила губу и задумчиво прошла за ширму, откуда вышла спустя некоторое время в простом платье предназначенном для долгих путешествий верхом или в карете. Девушка минуту постояла перед небольшим зеркалом, а потом решительно вышла из комнаты и спустилась в большой зал таверны. То, что она там увидела, заставило ее замереть. Маркиз Флавио стоял, крепко обняв хорошенькую служанку, и нежно что-то шептал ей на ушко, лаская сквозь вырез платья грудь молодой бесстыдницы. Ли широко распахнула глаза, глядя на эту картину. Лицо служанки выражало не просто похотливое удовольствие, а откровенное наслаждение. Глаза Страда казалось видели лишь ту, что удостоилась его ласк. Лианна глубоко вздохнула и отвела от них взор, продолжив свой путь. Ее каблучки простучали мимо любезнующися к двери таверны, а затем в конюшню. Там Лианна в очередной раз замерла. В конюшне находилось несколько наемников, жадно посмотревших на вошедшую. Лишь один открыто улыбнулся ей, поглаживая стоявшего рядом коня по шее. Ли без колебании направилась к нему:
- Добрый день. Меня зовут Лианна, - чуть розовея от непривычности своей роли, молвила девушка. - У меня есть к вам просьба, сударь.
- К вашим услугам, - все с той же улыбкой ответил парень.
- О, я даже не знаю как сказать. Но не могли бы вы научить меня верховой езде? Я очень неловко чувствую себя в седле, - она окончательно смутилась, ощущая всем телом обращенные на нее взгляды. Откуда ей было знать, что в этих взглядах зависть перемешивается с восхищением и похотью. - Как в-вас зовут?
- Грэй, ваша милость, - взгляд парня не выражал ничего кроме восхищения и желания помочь.
- Простите, если я обеспокоила вас, Грэй.
- Нет-нет.. Что вы! Только вам понадобится особое седло, ваша милость...
    Где-то в стороне послышался смешок и, неожиданно, Лианна гордо подняла голову, посмотрев вокруг и дружелюбно улыбнувшись собеседнику:
- Зовите меня – Лианна.
    Грэй сверкнул глазами на невидимого девушке насмешника и с готовностью принялся седлать скакуна:
- С радостью, Лианна.
    Оседлав коня, парень легко подхватил девушку на руки и усадил ее в седло:
- Держитесь вот тут, теперь постарайтесь сесть поудобнее, Лианна. Так. И мы потихоньку пойдем, - говоря все это Грэй мягко выводил коня из стойла и медленно шел во двор, внимательно следя, чтобы его "ученица" чувствовала себя комфортно.
    Ли улыбнулась ему и постепенно ощутила, как напряжение от непривычности сидения в седле спадает. Девушка прислушивалась к советам Грэя и все более уверенно выпрямлялась, следя уже за тем, куда он ведет ее коня. Медленные круги по двору помогали ей освоится с седлом. Потом Грэй попросил взять в руки поводья и легко придерживая рукой, помогал справится и с этой наукой. Молодые люди были полностью увлечены друг другом, когда во двор вышел маркиз Флавио. Черные глаза Эстерада внимательно посмотрели на этот урок. Поймав взгляд Грэя он дернул подбородком и парень остановил коня, подставляя руки и вынимая Лианну из седла. Девушка раскраснелась от езды, глаза ее сияли, она нежным голоском поблагодарила Грэя за время, что он потратил на нее и легко побежала к таверне. Но возле Страда ей пришлось остановится. Он удержал ее ладонь, поднося ее к губам:
- Вам понравилась верховая езда, ваша милость? - сверкнули тьмой его глаза.
- Я надеюсь в будущей поездке избавить вашу лошадь от себя, сир, - холодно ответила девушка.
    Улыбка Страда напомнила ей о хищнике, опасном хищнике:
- Сожалею, ваша милость, но скорость нашего путешествия не позволит вашим новоприобретенным навыкам ехать отдельно. Переоденьтесь, скоро ужин, а потом - в путь.
    Ли резко отвернула голову от наглого лица молодого маркиза. Когда она скрылась за дверьми, Эстерад с искренней приязнью махнул рукой Грэю:
- Спасибо, дружище. Учи ее и дальше, если тебе не трудно.
- С радостью, Эстерад, - откликнулся Грэй, подавляя вздох.
    Ужин прошел в молчании. Ни у Страда, ни у Лианны не возникало ни малейшего желания заговорить. Лишь в завершении, поднявшись, Страд подошел к шкафу и достал оттуда свой плащ и еще один - чуть поменьше, подбитый ворсистой, теплой тканью:
- Сверху оденешь это, красавица моя. Я хотел бы доставить тебя в целости и сохранности.
- Куда? - этот вопрос давно пора было задать, но если раньше Ли просто подчинялась, то теперь она бунтовала.
- В мой дом, Ли, - сверкнув улыбкой, ответил маркиз.
    Девушка молча отметила про себя эти слова и отвернулась, заворачиваясь в плащ.

[Элен]

Холодным мужчинам холодные женщины. © Мара

9 день месяца Полотна. Рунн. Королевский город. Особняк Элен де Эстэ.

    Поправив выбившийся из прически локон, Элен посмотрела на свое отражение в зеркале. Из серебристого овала на нее черными глазами смотрела красивая девушка. Совсем ей не знакомая. Она склонила голову набок, отражение сделало тоже самое. Элен улыбнулась, девушка за стеклом улыбнулась ей в ответ. Она приложила ладонь к гладкой поверхности, ей протянули руку навстречу. Девушка с интересом изучала это создание в зеркале. Оно было смешное. Красивое, диковинное и глупое. Зачем оно тянулось к тому, до чего все равно не могло дотянуться.
    - Ты глупая. – Сказала Элен существу за стеклом и ударила по зеркалу. Девушка-отражение промолчала, только шевельнулись ее губы, но она была нема.
    Отвернувшись от наскучившей игрушки, Элен вышла из своей комнаты и направилась в кабинет, где ее ждал Рамино.
    Мужчина даже не подумал встать при ее появлении, но девушка не обратила на это внимания. Меньше всего ее сейчас интересовало – плохо ли знал ее помощник правила этикета или это был признак неуважения к ней.
    - Ты узнал? – Спросила она, бросив взгляд на кресло за рабочим столом и подойдя к окну.
    - Да, госпожа. – Рами подошел к хозяйке и стал рядом с ней, глядя туда же, куда она. – Его освободили позавчера вечером. Вчера он уже вернулся на службу во дворце, а вечером… - Рамино замялся, но все же сказал. – Вечером он со своим адъютантом и оруженосцем был в доме барона де Орфи.
    - Замечательно… - Девушка улыбнулась каким-то своим мыслям. Значит, слухи правдивы и во дворце его держал не только Александр. – Что еще ты узнал?
    - Номени… Я не знаю, стоит ли мне говорить…
    Элен слегка повернула голову к своему помощнику и посмотрела на него из-под длинных темных ресниц. Слуга вздрогнул.
    - Я плачу тебе за то, чтобы ты болтал, Рами. Не забыл?
    Рамино вздохнул и начал, явно борясь с собой.
    - Во дворце ходят слухи, что капитан… капитан и бывшая фаворитка покойного Императора номени Сандра Дэ Ла Прад… Они… Они помолвлены. – Наконец, выдавил слуга.
    - Хорошо. – Элен обхватила себя руками и снова посмотрела на улицу. Там за оградой ее сада столица Империи – несравненный город Рунн – жил своей обычной жизнью. Куда-то спешили разряженные во все оттенки черного мужчины и женщины, редкие всадники нарушали покой улиц цокотом копыт и лошадиным ржанием. Существование большинства людей мало изменилось из-за смерти Императора. Им не важно было – кто занимает трон страны, главное, чтобы это вожделенное место не было пусто, их животы были набиты едой и выпивкой, а за бокалом вина или кружкой эля можно было посплетничать. Что еще нужно простым людям и даже дворянам? Мир… Пожалуй. Воспоминания о последней войне, развязанной экклесиатами и откровенцами, уже успели запылиться, и мало кто верил, что повторение возможно, но теперь, когда прямых наследников Александритов по мужской линии не осталось, многие захотят проверить силу своих армий и удачливость. Не твоего это ума дело, оборвала себя Элен. Женщинам не пристало размышлять о судьбах государств. Им пристало склонять головы, мило улыбаться, внимая каждому слову мужчин, дарить им наслаждение и детей. Это она умела делать в совершенстве.
    Попытка обмануть себя, отвлекаясь на мысли о людях за окном, о городе, о тех, кто теперь будет рвать глотку друг другу, чтобы завоевать трон Александритов. Обман. Не этим заняты твои мысли, милая… Последнее слово она, похоже, произнесла вслух, потому что ее помощник напомнил о себе:
    - Госпожа, это всего лишь слухи и…
    Девушка подняла глаза и удивленно посмотрела на своего помощника, как будто вправду совершенно забыла о его присутствии и даже существовании:
    - Значит, мы должны выяснить - что это: очередная сплетня или правда.
    Рамино бросил на хозяйку вопросительный взгляд:
    - Какие будут приказания?
    Элен помолчала, обдумывая что-то, потом с легкой улыбкой высказала вслух только что возникшее пожелание:
    - Мы давно не устраивали карточных игр. Тебе не кажется, Рами?
    - Да, пожалуй… - Мужчина нахмурился, вспоминая. – Мне этим заняться?
    - Немедленно. И еще позаботься, чтобы приглашение на этот вечер обязательно попало к Эдвару Нортми.
    Слуга резко повернул голову и посмотрел на лицо хозяйки, но она была спокойна, зная, что никаких чувств он там не увидит.
    - Тебе что-то непонятно, Рами? – Это было сказано ласковым тихим голосом, но она почти почувствовала, что ее помощнику хочется передернуть плечами то ли от холода, то ли еще от чего-то. Она опять отвернулась к окну. В оконном стекле возникла уже знакомая куртизанке девушка и нахмурилась. Взгляд ее упал на почти незаметную тень в саду. Почти. Люди Николы. – Днем и ночью на своем посту… И не надоело им. Как думаешь – они охраняют меня или стерегут, чтобы я не сбежала? – Весело поинтересовалась она.
    - Если это все… - Слуга не ответил на вопрос.
    - Да, пока все. Иди, Рами. – Элен дождалась, пока за Рамино закроется дверь, и в коридоре смолкнут шаги, потом прислонилась лбом к холодному неживому лбу своего отражения и обе они закрыли глаза.
    Нет, ей не было больно. Пустота в груди не может болеть, а за последние семь лет она привыкла к странному горьковато-сладкому ощущению легкости, не ощущая своего сердца. Наверное, так может чувствовать себя персик, лишенный косточки, вдруг подумалось ей, и она улыбнулась своим мыслям. Смешная. Разве могут персики что-либо чувствовать, если Каспиан не наделил их душой. Как хорошо быть персиком. Ведь, ее любовники не раз называли девушку персиком. «Мой персик… сладкая моя…» А вдруг она и вправду персик и не подозревает об этом? Может, у нее тоже нет души, поэтому и болеть нечему. Жаль, конечно, что она не попадет на небеса, но и к Лукавому ее тогда демоны не утащат. Просто ее закопают в землю, только персикового дерева из нее не вырастет. Ведь, косточки нет.

[мадам Екатерина]

9 число месяца Полотна
Шенбруннский дворец

Скоро неделя, как Ее Императорское Величество Екатерина не выходит из своих покоев, и почти никого не принимает.  При дворе подобное затворничество вызывает некоторое недоумение, которое впрочем легко объясняется – Вы же понимаете, мать, унитая горем – Noblesse oblige, ma chere, загадочно улыбаются придворные, толпящиеся во дворце в ожидании новостей.

- Ваше Величество, может быть сегодня вы все-таки соизволите появиться во дворце? Или хотя бы прогуляться в саду? Вы так долго почти не выходите, а Вам необходимо развлечься.
- Ты права, Ольга, от горя все-таки придется отвлечься.  При дворе так много говорят, это может быть интересно… Чтож, подай завтрак, а потом приготовь что-нибудь подходящее для выхода – мадам Екатерина всегда отличалась хорошим аппетитом, чтобы по этому поводу ни советовал убитым горем матерям придворный этикет.  Да, и проследи, чтобы платье не было бордовым – как бы удачно этот цвет не сочетал родовой красный с трауром, но надеть платье не идущего мне цвета – нет, это выше моих сил.  И пусть сообщат господину канцлеру – я бы хотела навестить его сегодня, если это не слишком отвлечет его от дел – пора наконец посмотреть, что за карты у нас на руках …

Я и забыла, какие бесконечные здесь коридоры и переходы, в следующий раз надо будет попросить Альфреда придти ко мне.  Как станно, кажется, я не была здесь так давно, я успела забыть, как здесь темно – странно, что Александра это устраивало.  Впрочем, он наверное редко бывал здесь, а может, темнота и запутанность бывали и удобны… В прихожей дремал над бумагами какой-то человек – Жиль, секретарь, вспомнила Екатерина, холодно отметая его попытки остановить ее
- Благодарю вас, Жиль, я не сомневаюсь, что канцлер занят. – вдовствующая императрица решительно вошла в кабинет и плотно закрыла за собой дверь.  Впрочем, оказавшись наконец в кабинете канцлера, императрица не спешила начинать разговор.  Интересно, здесь всегда так темно, или это демонстрация траура? Да и сам Альфред изменился, в прошлый раз он был такой рассеяный, а сейчас наоборот, собранный и сосредоточенный.  Чтож, смерть императора многое меняет, включая нас самих.
- Альфред, простите мое бесцеремонное вторжение, вы должно быть очень заняты.
- Что вы, Като, ваш приход – всегда подарок, хотя, если бы я был предупрежден заранее, я смог бы достойно принять вас...

Этот разговор можно было продолжать до бесконечности, как они обычно и делали – пустой обмен любезностями, за которыми стояло – чаще всего Екатерине казалось, что стоит там гулкая пустота, но иногда, как вот сегодня, в гладких репликах проскальзывало что-то почти человеческое.
- Альфред, я хотела поблагодарить вас за то, что вы навестили меня в тот день, когда все это началось – наверняка у вас хватало других дел, и я благодарна вам за заботу.
- Ну что вы, Като – канцлер выглядел несколько ошеломленным подобным изъявлением родственных чувств – вы же знаете, Барна всегда поддерживают друг друга.
- О да, чего бы это им не стоило – даже любимой лошади – синие глаза насмешливо сверкнули – хотя это было так давно, что право же, стоит забвения, вы не находите?
- Безусловно, ma chere, вы как всегда правы. Като могла поклясться, что в глазах канцлера мелькнуло облегчение.

[Альфред де Барна]

9 число месяца Полотна
Шенбруннский дворец

  Она появилась в кабинете канцлера сама. Екатерина Барна, Като,  - вдовствующая императрица и осиротевшая мать. «А еще моя сестра, напомнил себе Альфред». Трудно питать братские чувства к той, кого почти двадцать лет видел лишь мельком, во дворце, в окружении свиты. Но он должен был испытывать эти чувства – выгнать их из многолетнего убежища, а если они мертвы – выдумать их, сыграть, обмануть ее и себя. Барна должны быть вместе, ради Империи и себя самих. И еще ради спокойствия.
  Они долго болтали ни о чем. Настолько долго, что Альфреду стало казаться, как будто кто-то из них должен попросить у другого взаймы. Но разговор перетекал из одной ничего не значащей фразы в другую, а то, что следовало обсудить, все отдалялось и отдалялось, пока совсем не исчезло из головы канцлера. И тогда Като спросила об этом.
  - Что приготовления к Совету? Надеюсь, мне оставят местечко?
  - Женщины рода Барна всегда интересовались политикой, - улыбнулся канцлер.
  - Ах, Альфред, Альфред… я стала интересоваться ей слишком недавно, увы. Впрочем, видимо лучше поздно, чем никогда.
  - Уверен, многие интриганы предпочли бы ей не интересоваться вовсе и разводить гусей, где ни будь в провинции.
  - Это ваше желание или их? – Като наградила его ни к чему не обязывающей улыбкой. – А что до политики, то я, и правда, мало что понимаю, особенно сейчас. Даже не знаю к кому примкнуть.
  - А что, уже созданы партии? – Канцлер кривил душей и понимал, что ему не поверят. Кому как не ему знать обо всем, что творится в империи. Ну, разве что Нортми, хотя и тот знает не все.
  - Не лукавьте Альфред, Иберо вовсю собирают сторонников – они богаты, знатны, сильны, наконец. Уверена, что сторонники не заставят долго ждать. К ним могли бы присоединиться даже…
  - Даже вы, Като?
  -… даже Фросты, хоть они и не любят южан.
  «Ловка лисица, - подумал Альфред. – Неужели пребывание в холодной Скифии так закаляет ум?»
  - Ваш ум делает вам честь, дорогая сестрица. Но все-таки, кого предпочтете вы?
  - О силе Иберо я уже говорила, к тому же Диего красавец, да и земли свои держит крепко. Из него мог бы получиться неплохой император, не находите?
  - Искать и находить – дело Нортми. Мне тоже симпатичен Иберо.
  - Алиса вырастила замечательного сына и…- Като замолкла не договорив, но быстро справилась с собой. – И Антонио мог бы помочь племяннику, в случае чего.
  Канцлеру показалось, что Екатерина знает больше его.
  - В случае чего?
  - Флавио не любят Иберо и соперничают с ними, им не понравится Диего на месте Александра.
  Альфред молча подошел к сестре и взял ее за руку.
  - Като, нам не нужна смута. Флавио тоже сильны и дело тут не в том, что у Антонио есть флот. Война это…
  - Я знаю, что такое война, не забывай. В первый раз я побывала в Скифии не от праздного любопытства, как ты знаешь. И потом, с каких пор Барна стали бояться Флавио?
  - Скажу одно, Евгений ведет хитрую игру, а мне нужно спокойствие. Я не хочу просыпаться в кирасе. Поддерживай кого хочешь, сестра, но Барна будут ждать большинства.   

[Бертран Фонтоне]

9 число месяца Полотна
Рунн, Золотой город

    Бургомистр вышел из услужливо распахнутых дверей Духовной Академии Университета Рунна и быстрым шагом направился к поджидавшему его у главных ворот экипажу. Лейтенант Городской Стражи Малкольм, здоровенный патлатый детина, смиренно дежуривший у дверей, встрепенувшись, пошел следом на почтительном расстоянии. Серое утреннее небо плакало мелким дождичком, и бургомистр на ходу кутался в утеплённый плащ. До настоящей весны ещё далеко…
    Издалека заприметив приближающееся начальство, четверо солдат эскорта оборвали беседу и устремились к лошадям. Один дал знак вознице, и тот подкатил непосредственно к воротам. Фонтоне на секунду остановился перед дверцей экипажа и задумчиво посмотрел на здание Университета. Загадок прибавилось. Мир даже и не пытался становиться проще. Ну да он к этому привык.
    - В Ратушу, - сказал Бертран и захлопнул за собой дверцу.
    - Трогай! – проорал Малкольм, занимая место рядом с возницей. И черный экипаж сорвался с места, обдавая водой сонных утренних прохожих: два всадника впереди, два всадника сразу за каретой.
    Бургомистр попытался было задремать, но ему никак не удавалось отстраниться от навязчивых мыслей. Они роились в измученной бессонной ночью голове, сменяя одна другую. Сможет ли профессор узнать содержимое рукописей? Имеют ли они вообще какую-либо ценность? Есть ли там действительно пророчества о городе Рунне, или это неправильная интерпретация? Как вообще такая загадка могла проваляться столько времени в архивах незамеченной? Профессор не в силах разобрать до 90% текстов, а фразы типа «здесь вот что-то о конце света, а здесь вроде бы о Боге, или Богах» только всё усложняют. И это профессор Духовной Академии?! Все святые, Империя в упадке… Видимо придется поднимать старые семейные связи в Ауралоне. Там только и ждали удобного случая, а тут он сам с приглашением… Хорошо, ещё сын успел быстро сообщить о находке и информация не расползлась. Теперь профессору категорически запрещено с кем бы то ни было говорить о ней: не хватало ещё вспышек сатанизма среди студентов для полноты картины.
    Бертран выглянул в окно. У здания Гильдии Алхимиков в столь раннее время шла какая-то суета. С подвод сгружали доски, мешки, другие не опознаваемые предметы. «Зачем им доски? – мелькнуло у него в голове, - Жаль времени совсем нет, а то бы заехал поспрашивать что, да как … Как всё вдруг стало сложно…»
    Да, сложные настали времена… Смерть Александра. Для Бертрана она не явилась сюрпризом, он в некоторой степени даже ожидал подобного развития событий. Александр устраивал Фонтоне, он не совал нос в дела города. Неписаное разделение труда – Александриты правят Империей, Фонтоне правят столицей – неуклонно выдерживалось. Поэтому Бертрана не очень интересовало как именно и от чьих рук погиб Император, тем более что обстоятельства смерти Александра были, в общем и целом, восстановлены шпионской агентурой. Управление надзора и сыска ВСгР знало свое дело. Конечно, оставались нюансы, не все клеилось с убийцей и его мотивами, но это дело прошлое… Сейчас Бертрана больше заботил тот, кто станет следующим Императором. О вариантах с Диего Иберо или Роем Фростом он думал с содроганием. Надо обязательно обсудить всё с Канцлером и Черным Герцогом. После стольких лет он научился доверять этим людям и имел основания рассчитывать на их помощь. Впрочем, это было взаимно. Да-а… Большая, большая проблема… Но даже она не шла ни в какое сравнение с вооруженными конфликтами, которых, видимо, не избежать. Сплошные убытки…
    Вдалеке мелькнули шпили Собора Святого Артура, и мысли бургомистра снова вернулись к интригующим текстам… Языческие рукописи… Конечно, их находка не могла не совпасть со столь драматическими событиями в Империи. Бургомистр иронически ухмыльнулся. Бертран очень не любил, когда в события начинали вмешиваться необъяснимые мистические силы. Всё одно к одному. То пусто – то густо. Смерть императора, расследования, наплыв приезжих, бесконечные встречи всё с новыми и новыми знатными гостями, обеспечение безопасности в этих условиях… «Хоть теперь «маленькая армия» оправдает вложенные средства», – не без удовольствия подумал он. За годы его управления ВСгР существенно разрослась. Войска были размещены частями, как в самом городе, так и во владениях Нортми и Барна, таким образом, что установить их общую численность было делом весьма затруднительным. Сколько раз официальные проверяющие старались узнать количество солдат стражи и объемы её финансирования…
    В экипаже укачивало, глаза начали слипаться. Эх… усталость. Что он там вчера сказал этому скифскому купчишке в ответ на его угрозы дойти с жалобами до канцлера? «Не боитесь ли быть застреленным при попытке оказать сопротивление городской страже?» – Бертран аж застонал. Какой глупый дешёвый шантаж!!! Это всё от усталости. Не надо было затягивать с отдыхом, как знал… Уехал бы в милую Иберию нежиться на солнышке и потягивать превосходное вино. Больше всего сейчас он хотел бросить всё, удрать навсегда куда-нибудь на юг той же Иберии или Ауралона, осесть в поместье, разбить виноградники, возиться с детьми и разными там племянниками… Ни в деньгах, ни в племянниках чай недостатку нет. Размечтался… Он почувствовал, что скучает по жене и дочерям, которых, как только произошла трагедия с императором, отослал в поместье в Барна, с дальним прицелом при необходимости переправить их в Ауралон. Лишняя предосторожность? Может быть, но мало ли как всё обернётся…
    Неожиданно он осознал, что экипаж уже некоторое время не двигается. Сморило таки. Потянувшись и зевнув на прощанье не увиденным снам, он вышел из кареты.
    Ратуша представляла собой двухэтажное П-образное здание. Центральный корпус смотрел главным входом на Золотую площадь и заканчивался с обоих концов островерхими башенками. За ним правый и левый флигели ограничивали пространство внутреннего дворика, где среди туй и сосенок стояли скамейки и бил фонтан. С правой стороны от Ратуши располагалась Штаб-квартира Городской Стражи, слева так называемый Дворец Управлений. Лет двадцать назад, ещё при Жераре Фонтоне, все управления Имперских министерств по городу Рунну были переведены сюда из здания Правительства.
    Быстрым шагом Бертран зашел в Ратушу, в холе взбежал по лестнице на второй этаж и повернул направо к башенке, в которой располагался его кабинет. По дороге он сдержанными кивками отвечал на приветствия, и лишь хмурил брови в ответ на робкие попытки завязать с ним беседу. У кабинета его поджидал один из помощников, Алекс Лесо, худощавый и высокий молодой человек с пронзительным взглядом.
    - Ваше превосходительство…
    - Алекс, вызовите ко мне племяша, - приказал Бертран, в дверях снимая плащ и бросая его в руки помощника.
    - Какого из них? – уточнил Лесо.
    - Гарди-Прада, - пояснил Фонтоне, и, усаживаясь в кресло, добавил, – а потом пошли за коннлантцами.
    - Слушаюсь, - немного помявшись Алекс решил продолжить, - Ваше превосходительство, тут ещё такой вопросик…
    - Потом! Всё потом! – замахал на него руками Бертран, - исполняй!
    - Слушаюсь, - Алекс, пятясь, покинул кабинет. Про коннлантцев он понял без дополнительных разъяснений. Йаап Таума, Родерик тот Воорст и Эрик ван де Веер. Первые двое были заняты строительством любимого детища бургомистра – Форта Ангела, третий создал для Внутренних Войск самую современную в Рунне кавалерию.
    Строительство Форта Ангела было начато пять лет назад, и тогда люди, прознавшие про начинание бургомистра, зачастую крутили пальцем у виска. Теперь количество скептиков заметно уменьшилось.
    Вверх по течению Вольтурны, начиная с того места, где русло приходило в норму, Ремесленный и Черный города были отодвинуты от реки. Недалеко от резиденции Фонтоне, сразу за Золотым городом вздымались и тянулись вдоль Вольтурны крепостные стены, по два ряда с северной и южной стороны форта. С западной и восточной стороны в небо устремлялись четыре Башни. На не слишком широкой полосе между стен стояла Часовня Святого Никона – покровителя Городской Стражи, строились казармы и амбары. В центре ударными темпами возводился Дворец Форта.
    Вскоре после начала строительства, не желая одалживаться у местной знати, бургомистр выписал из Коннланта инженера Йаапа Таума, который и руководил всем процессом. Кроме того, Бернард дал заказы Гильдиям и учеными из Университета на разработку самого современного оружия для укрепления Форта. Граф Родерик тот Воорст был назначен командовать будущей крепостью. Его соотечественник и друг граф Эрик ван де Веер, занимался созданием во Внутренних Войсках кавалеристского полка нового образца. Кавалеристы получали усовершенствованные пистоли, разработанные Гильдиями, улучшенные характеристики были призваны существенно облегчить задачу в бою.
    - Да, Алекс! – услышал Лесо пройдя несколько шагов по коридору, и поспешил вернуться.
    - Алекс, - повторил Бертран когда помощник зашел в кабинет, - мне срочно понадобиться этот… как его там.. Джим Запашок? Душок?
    - Ветерок, Ваше Превосходительство, - поправил Алекс, - но Ваши ассоциации были верны… Он в дороге не моется.
    - Тьфу ты, прости Господи… Надо будет дать ему какую-нибудь фамилию из человеческих. Одним словом мне надо, чтобы он срочно выехал с письмом в Ауралон.  Так и передай, - и Бертран подал знак помощнику удалиться.

[Дайкнер]

9 число месяца Полотна
    где-то в Иберии

    Телегу слегка потряхивало на грунтовой дороге. Брат Николаис и брат Виталий, не в первый раз сопровождавшие Дайкнера на подобных заданиях, сидели впереди и вели оживленный разговор, в то время как он сам возлежал на вещевых мешках, устремив взгляд в небо. День близился к концу, и солнце окрашивало небосвод в розовый и пурпурный. Деревья застыли вокруг дороги в томном ожидании весны. Дайкнер вдыхал влажный воздух с запахом прошлогодней листвы и прислушивался к пению птиц. «Твить-твить-твить – цок-цок – тьюииить» - говорили они ему, и он пытался найти взглядом этих, невидимых среди ветвей, собеседников.
    - Отец Феодорус, въезжаем в деревню, - обратился брат Виталий.
    - Хорошо, - не двигаясь отреагировал Дайкнер, - проезжаем спокойненько насквозь. Остановимся сразу у леса с другой стороны.
    - Святой отец, нас то с собой возьмете на сей раз? – подхватил брат Николаис, глядя на Дайкнера заискивающе.
    - Нет, - отрезал тот, продолжая изучать небо. «Чистие линии, - мелькало в его голове, – чем меньше людей вокруг, тем они чище…».
    Троица проехала деревню без приключений. Встречные приветствовали их, брат Николаис и брат Виталий кивали и здоровались в ответ. Сразу, как только кончились дома и вновь появились деревья, Дайкнера посетило знакомое неприятное чувство, от которого хотелось передернуть плечами.
    - Так, приехали. Ещё полсотни шагов и останови, - распорядился он. Через минуту телега встала, и монахи вопросительно посмотрели на Святого отца. Оглядевшись вокруг и спрыгнув на землю он сказал:
    - Клиент наш живет справа, следовательно вы, вместе с телегой, быстренько в лесок налево. И чтоб тише воды! Не приведи Господь вам на глаза кому попасться, всю охоту можете мне испортить… За дорогой следить, и ждать моего возвращения.
    С этими словами Дайкнер направился в сторону леса. Примерно через сто шагов он заметил тропинку, сворачивающую от дороги направо в чащу. Случившиеся оказаться в ту пору неподалеку белки и ежи могли наблюдать, как человек в коричневой тунике, с головой покрытой капюшоном крался вдоль тропинки, прячась за деревьями.
    «Святой отец» - всплыло в сознании Дайкнера, и он поморщился. Наверное, определенная его часть действительно могла так именоваться.
    Вскоре среди чащи он заметил избушку, тропинка вела именно к ней. Дайкнер выбрал небольшое возвышение и уселся посреди кустарника, скрестив ноги под собой. Затем Святой отец, оглядевшись и поёрзав, устраиваясь поудобнее, сорвал травинку, внимательно изучил её со всех сторон, и сунул между зубами. Наблюдение началось.
    Избушка выглядела очень старой. Сруб перекосился, кривая крыша просела. Дайкнера удивляло то, что она вообще ещё как-то держится единым целым. Начинало темнеть. За полчаса к избушке по очереди подошли четверо человек. Все они передвигались сгорбившись и озираясь, а потом скрывались внутри развалюхи. Из неё пока никто не выходил.
    Дайкнер закрыл глаза. Старый фокус, который он перенял ещё в юности у одного монаха. Ему представился он сам, сидящий в лесу перед избушкой. Затем часть его, которую он называл «внешним телом», встала, и направилось к развалюхе. Остановившееся возле заколоченного окошка «внешнее тело» во всем повторяло самого Дайкнера, у него было две руки, две ноги и голова. Одна из рук «тела» дотронулась до окошка и стала удлиняться, проникая внутрь. Дайкнер, почувствовал внутри сруба тревожное напряжение, он осязал тела других людей, чувствовал запах, как вдруг…
    - Фууу!… Эээ, тьфу…- Святого отца перекосило. Эффект был таким, как если б человеку, привыкшему пить воду из чистейшего источника, дали глотнуть жидкости из болотца или выгребной ямы. Клиент был, несомненно, внутри дома.
    - Бррр… Ну что за дрянью он весь вымазан, - Дайкнер встал и теперь уже сам пошел к избушке, тихо ворча, - За что мне такая работа?….
    Остановившись рядом со строением, Святой отец внимательно осмотрел дверь и стену. Затем, медленно и бесшумно ступая по старой жухлой траве, он направился в обход дома, исследуя стены и иногда дотрагиваясь до них пальцами, и уже через минуту-другую вернулся туда, откуда начал. Постояв чуток, Дайкнер сделал было шаг на ступеньку, как его внимание привлекло что то внизу на бревне. Он присел на корточки, разглядывая намалеванные коричневые загогулины. «Необычные знаки, да и написаны не самым распространенным способом», - Святой отец задумался, потом склонил голову на бок и ухмыльнулся. Неуловимым движением он выхватил из под туники кинжал и полоснул себя по левой ладони, и, ткнув пальцем в рану, пририсовал между второй и третьей загогулиной ещё одну. Затем, приложив ладонь к бревну, сосредоточился. На несколько мгновений мир вокруг избушки замер.
    Дайкнер едва успел оторвать руку от бревна и отскочить на пару шагов, как раздался глухой хлопок, и ввысь взметнулся черных столб пыли и трухи. Куски досок полетели в разные стороны, гнилые бревна гулко падали и катились по земле.
    - Кто так строит… - бурча себе под нос, Дайкнер методично перематывал пораненную ладонь платком. Из повисшего грязного облака стали вываливаться люди. Некоторые могли неуверенно шагать, схватившись за голову, другие слепо вытягивали руки перед собой.
    - Кто…?! Что…?! Ну я … это… - прямо на Дайкнера из пыльной тучи, вопя, выскочил некто длинный, худощавый, с выпученными глазами.
    - Что ты? – спросил Разрушитель Избушек, оценивающе оглядывая виновника торжества.
    - Так вот кто, - лицо худощавого побагровело, и он стал размахивать руками, – Ну что ж, прими…
    - Принимаю, - перебил Дайкнер, и резко ударил предлагающего справа в челюсть. Голова колдуна запрокинулась и он повалился на землю. Святой отец присел рядом, вытащил откуда-то из-за спины верёвку, и стал связывать пострадавшему руки над головой. Ему было неприятно дотрагиваться до колдуна: чужая энергия дурно пахла, приставала к рукам, одежде.
    - Что ты сделал с Учителем?!
    Дайкнер поднял голову. На него смотрела глазами, полными слёз и ненависти, девчушка лет пятнадцати. Её черные волосы были растрёпаны, лицо перемазано.
    - Стой! – крикнул Дайкнер, но опоздал. Девчонка подбежала, и начала исступленно колотить его маленькими кулачками. Раздалось шипение и визг. Нападавшая в недоумении смотрела сквозь брызнувшие с удвоенной силой слезы на возникающие на руках красные пятна и волдыри. Святой отец выглядел не менее озадаченным.
    - Замри, говорю тебе! – крикнул Дайкнер снова, но девчонка, визжа, попыталась убежать. Он едва успел схватить её за одежду и ткнуть пальцами в спину. У девочки подкосились ноги, и он, подхватил её, аккуратно опуская на землю.
    - Ты полежи тут немного, не дергайся, – сказал Дайкнер, - Сейчас определю вот этого урода в надежные руки, и вернусь. Подумаем вместе, что теперь с тобой делать. Чем же он таким накачивал вас, что аж горите?
    Святой отец схватился за концы верёвки и поволок бесчувственное тело колдуна в сторону дороги. Через пару минут вдалеке послышался его голос: «Э-эй! Братцы! Заберите добычу». Раздались ответные крики и лошадиное ржание. Девочка лежала, не имея возможности пошевелить ни рукой, ни ногой. Кричать она тоже не могла, оставалось лишь вращать глазами по сторонам. Пыль на месте, где стояла избушка постепенно осела, обнажив то немногое, что от неё осталось. Стонущие и хромающие горе-ученики разбрелись кто куда.
    Дайкнер вернулся, и сев на корточки рядом с девушкой стал внимательно смотреть на неё. Это продолжалось долго-долго. Иногда юной ученице колдуна казалось, что он вообще заснул. Только теперь она смогла разглядеть его повнимательнее. Резкие черты лица, длинные темные, чуть тронутые сединой волосы и красивые карие глаза: он вовсе не казался злым или страшным, а совсем наоборот…
    - Вот и всё, – вдруг сказал он с улыбкой, и, показывая на её руки и ноги, добавил: - Не бойся, скоро отпустит.
    - Теперь слушай внимательно, - продолжал Дайкнер строгим тоном, - Твой учитель – шарлатан и еретик. Хочешь верь, хочешь не верь, но я – тот, который развалил его дом и связал его самого – говорю тебе: он вас обманывал. Все, чему он учил – полная чушь. Отсюда ты должна пойти прямиком в церковь. Молись. Покайся. Набери святой воды и принеси домой. Неделю пейте только её всей семьей. Попросите священника прийти и освятить ваше жилище. Подумай хорошенько над тем, что я сказал. Всё очень серьёзно. Возникнут сомнения: просто взгляни на свои обожженные пальцы. А теперь мне надо уходить. Прощай.
    И он медленно провел ладонью по её волосам. Затем поднялся и побрел по тропинке.

[Асни Райм]

9 день месяца Полотна.
Северное море.

    «Полярная чайка» по приказу Первого Тана осталась в порту Рёвельборга. Уже четвертый рассвет Асни встречала в море, на борту «Клинка». Всегда неспокойная по весне стихия вскидывала на волнах непокорные ее воле корабли, укачивая, стремясь играючи перевернуть или сбить с пути. Сила против воли, первобытная рокочущая мощь против хрупкого дерева, отрезов ткани, опыта, знаний и верных рук тех, кто всю свою жизнь бросал вызов стихии. 
    Боги отмечали сильных, а холодные стальные воды принимали всех прочих. Так было всегда под северным небом с тех пор, как кто-то первым построил плот или вырубил из поваленного грозой ствола ненадежную тяжелую лодку…. И так будет.
    Длинные хищные корабли двигались на юг.
- Все дальше от Сокровенного*, - Асни не заметила, как произнесла строчку какой-то давней песни  вслух. Ветер подхватил слова, смешивая с рокотом волн.
  Темная сталь, густая синева, и белый след пены за кормой. Непривычная роль только лишь гостьи на корабле. Пальцы Асни сжались на надежных бортовых поручнях. Любая дорога в конечном итоге лишь путь к дому, и однажды настанет день, когда она увидит «Чайку» и выщербленные ветрами скалы Лисьего вновь… когда на то будет желание Первого Тана.
    Далекая светлая полоса слева по курсу постепенно ширилась, грозя занять все небо, и в свете наступающего утра, Асни уже могла видеть не только сигнальные огни следующих за «Клинком» кораблей, но и их темные силуэты, черные тени над стальной гладью. Тяжелый «Буревестник» тана Айса и «Гордость» Грейстормов, присоединившаяся к ним только вчера вечером. Среди моряков поговаривали, что этот второй по силе клан Каэлерниса ныне пользуется заметным расположением Первого Тана. Сама Асни видела Джона Грейсторма лишь дважды - самоуверенный, но верный северу наглец, шесть лет назад он был в числе тех немногих, кто безоговорочно поддержал дом Фростов. Зачем-то он понадобился Рою теперь….
    Бросив последний взгляд на север, Тан Райм быстрым шагом поднялась на мостик. Всегда бодрый Блэкстоун только кивнул, полусонный под утро Волчонок встретил девушку удивленным взглядом.
- Рано вы сегодня, - Ормо несколько кривовато, по-другому просто не умел, улыбнулся своей гостье. Одноглазый ворон благодаря нажитому опыту нередко нес самую сложную ночную вахту.
- Море не дает долго спать.
- Дурная привычка, - Блэкстоун коротко хрипло засмеялся, словно сталь заскрежетала о сталь, - Силы надо рассчитывать.
    Асни невольно бросила взгляд назад, на теплящееся желтым огоньком окно капитанской каюты. Хорошо если Рой гасил его этой ночью хоть на пару часов.
- Сказал бы это нашему Тану.
  Ормо не ответил, Асни села рядом с Глинским на один из длинных ящиков под ветошь. Холодный морской ветер привычно касался лица, напоминая о том, что она все еще почти дома.
- Говорят, Фрост вовсе не нуждается в сне, - негромко произнес Андрей.
- Брешут, - коротко бросил Ормо, - Любой человек должен спать.
    «Человек – да», - Асни одернула себя, но ей все равно невольно вспомнились многочисленные слухи о том, что Первый тан оборотень и колдун, способный подобно зверю чувствовать слабые места своих врагов. Говорили, что в юношестве на охоте он обернувшись волком чуть не загрыз старшего брата и тот спасся только применив оружие. Говорили многое…. Кто-то проклинал, кто-то просил богов хранить Первого Тана, Рой Фрост жил не оглядываясь ни на то, ни на другое.
- Слухи не рождаются просто так, - упрямо проговорил Волчонок, - В каждой сказке…
- Ты слишком взрослый для сказок, Андрей, - оборвал его Ормо.
  Какое-то время тишину заглушал лишь плеск воды.
- Пойду к себе, - одним точным по звериному выверенным движением Асни поднялась на ноги, позволяя ветру отвести с лица непослушные темные пряди, - Еще увидимся.
  Упругие доски палубы под ногами, ветер в снастях. Асни усмехнулась самой себе. Казалось «Клинок» даже волны качали иначе, чем она привыкла на «Чайке». Корабли нередко похожи на свои имена, и этот был из таких, прямой, острый и простой, страшный в своей в своей смертоносной красоте… но чужой для гостьи на его борту, за три дня так и не примирившейся с этой простой ролью.
    Задумавшись, девушка все же успела остановиться, когда перед ней чуть скрипнула, открываясь, тяжелая дубовая дверь. Ни шага назад. Асни Райм встретила и выдержала лишь на мгновение задержавшийся на ней взгляд серо-желтых волчих глаз Роя Фроста.
- Мой Тан, - отрывистый кивок головой, едва заметная усмешка в ответ.
    Владыка Севера вышел в свет наступившего утра, и за его спиной Асни заметила еще одно знакомое лицо. Высокий молодой мужчина, довольно приятной внешности, короткие прямые медно-рыжие волосы, серые глаза и улыбка. Как был лисом, так и остался. Время не меняет людей подобных Джону Грейсторму.
- Тан Райм, - рукопожатие, острый блеск смеха в льдистых глазах, - Не ждал этой встречи. Рад.
- Не менее.
    Грейсторм снова коротко рассмеялся, но очень скоро лицо его приняло непривычно серьезное выражение. Короткий поклон Тану.
- Пора?
- Чем скорее, тем лучше, Джон, - голос Роя нельзя было назвать громким, но слова отчетливо слышались сквозь нарастающий рокот стихии.
- Я помню. Тридцать дней, - снова усмешка, - Пожелай мне удачи, Тан Райм.
- Она и так любит тебя сверх всякой меры.
- Тем и живу, - смех.
- Удачи, Джон.
    Не прошло и пары часов, как «Гордость» оставив идущие к столице корабли, взяла курс на северо-запад.

*Сокровенное – по докаспианским легендам Фроста, обитель богов, находящаяся строго на север от Осколка, за вечными льдами, на границе мира и пустоты. По преданию боги однажды вернутся в свои палаты для того, что бы принять свою гибель в последней битве за мир (аналог скандинавского Рагнарека).

[Анна Валевская]

9 число месяца Полотна.
Рунн. Особняк герцога Флавио.

    Пушистые мягкие волосы падают на лицо. Невесомые, волнистые они опутывают словно паутина. Привычная, неуловимая тень их всегда рядом, готовая в любой миг спрятать взор, скрыть боль или страх или просто – скрыть от всех глаза. Но сейчас прятать было нечего, нежно-голубые очи в обрамлении пушистых ресниц пристально следили за иглой, что ловко скользила сквозь тонкую ткань, вышивая ворот рубашки причудливым узором мелкого жемчуга. Дар храму пресвятого Каспиана-Спасителя. Анна не могла понять, как можно не верить в то, что есть где-то место спасению даже из самого страшного кошмара наяву или во сне. Ведь кто знает, что поджидает каждого в его земном пути. А тут – так просто: верить во спасение. И она верила, улыбаясь и молясь. Молодая женщина воткнула иголку в ткань рубашки и поднялась, оправляя простое платье нежного, серебристо-фиолетового оттенка с черной отделкой. Разгладив незаметную чужому взгляду складочку на рукаве и поправив выбившийся из прически пепельный локон, она подошла к окну, задумчиво глядя на несущиеся над городом облака. Серебристо-серые они тянулись над крышами домов унылой вереницей. Анна вздохнула и, неслышно ступая, прошла к столу, где лежали переплетенные листы бумаги. Молодая женщина взяла перо и, чуть подумав, начала писать. Стройные ряды букв слагались в слова, и губы женщины тронула улыбка: тихая и нежная, схожая с несмелым лунным лучом, отразившимся от зеркала глаз и странно блуждающим по миру души:

    Два дня назад приходила Электра. Легко с ней говорить. Обычно она скажет все за меня, а я лишь подправляю то немногое, что нужно править. Сегодня не жду никого, хотя каждый день жду мужа. И совсем скоро, возможно, приедет в столицу отец. Этот дом станет другим. Дома живут столько, сколько живы их обитатели. Для меня, дом – чужой. Флавийский дворец был мне более близок, чем эти холодные стены в особняке столицы. Я не могу привыкнуть к их чуждому холоду. Здесь меняется все: лица родных становятся далекими и чужими. И снова – одиночество. Уже нужно привыкнуть: женщины всегда ждут своих мужчин и верят в них. Только эта вера и спасает. Значит, нужно верить.
Появились сны. Я не помню, что в них, но просыпаюсь в тревоге. Вдруг что-то случилось с Эстерадом? Ах, больше всего страшит – неизвестность.

    Стук в дверь прервал бег легкого пера, Анна повернула головку и негромко сказала:
- Войдите.
    В комнату впорхнул вольный ветер с улыбкой и весенним запахом цветов, которые растут повсюду, не спрашивая разрешения. Молодая женщина улыбнулась этому ветру, который был одет в черное платье, что при всей своей мнимой строгости было не в силах сдержать порыв, несущийся в комнату вместе с той, что хранила его в себе.
- Радэна.
- Анна, - улыбчиво ответила вошедшая девушка. – Донеслись до нас вести и я тут. Как ты себя чувствуешь? Как настроение?
    Они пересели на небольшой диванчик, что стоял прямо напротив балконной двери, за шторами шумел город, а здесь рядом пусть ненадолго – но появилась та самая жизнь, которая оживляла дом. Радэна Флавио являлась жизнью этого дома, как и ее сводные брат и сестра.
- Хорошо. Мне очень легко и совсем не так, как это описывают наши нянюшки. Это вообще очень легко, Радэна, носить своего ребенка под сердцем.
- Ты вся светишься, Анна, - продолжала улыбаться девушка, разглядывая свою тихую собеседницу. – Дис не сказал сколько. Откуда им знать такие мелочи. Может быть, скажешь ты?
- Месяца четыре. Они так быстро пролетели и я даже не понимала, что со мной происходит до минуты, как однажды старая Флорина не заметила что-то и не сказала об этом едва ли ни в полный голос. Я смутилась, но отец поспешил на выручку и посетовал на то, что некоторые слишком стары и позволяют себе говорить лишнее, да в присутствии всех. Твой дядя, Радэ, так добр.
    Радэна улыбаясь чуть тронула необычайно белоснежной рукой тонкие пальцы Анны:
- С вами нельзя иначе, Анна. Вы даже не представляете насколько хочется, чтобы вы не смущались и не забывали, как хорошо улыбаетесь. Ведь это и малышу будет полезно – улыбка матери. Мама говорила, что всегда пела, когда носила меня. Хотела, чтобы у меня был голос такой, чтобы все слушали, затаив дыхание. Поэтому и я пою, а уж кто там таится с придыханием – его дело, - весело закончила девушка.
    Негромкий смех Анны и Радэ довольно потянулась, вставая и, чуть крутанувшись на месте, внезапно предложила:
- А хотите спою для вас?
- О, но я не знаю. Если вы не торопитесь никуда.
- До вечера еще есть время. Я шла проведать вас и посмотреть, что все в порядке.
- Тогда я с радостью послушаю ваши песни, Радэна. Только закутаюсь в платок, меня порой знобит. Но это единственное недомогание. А гитара, кажется, в кабинете вашего брата висит на стене. Между прочим, Страд говорил, что это подарок от вас. Но он не умеет играть так, чтобы не порвать струны. Его руки сами не замечая этого – слишком торопятся.
- Не только руки. Эстерад торопится жить, - негромко промолвила Радэ, глядя огромными, черными глазами на Анну, которая закуталась в большой, теплый платок, укутавший ее едва ли не с головы до ног.
    Молодая женщина посмотрела на порхнувшую быстро за дверь цыганочку и тихо вздохнула, поджимая под себя ноги. Ее мысли вновь унеслись куда-то далеко, пытаясь дотянутся до единственного, который жил и дышал где-то далеко-далеко от нее: «Не смей… он скоро вернется. Он обещал». Радэна вновь вбежала в комнату, бережно неся гитару, перевязанную алой лентой.
- Мне кажется он даже и не трогал ее с момента как я подарила ему такое сокровище, - весело заметила девушка.
    Анна улыбнулась и, протянув руку, коснулась струн едва зазвеневших в ответ на неумелое прикосновение. Нежно-голубые глаза поднялись, ловя взор Радэ:
- Скажи, как можно постоянно лететь куда-то без оглядки? Не задерживаясь и на день на одном месте? – она еще что-то хотела добавить, но замолчала, усилием воли сдерживая себя.
    Радэ помолчала, давая ей время прийти в себя и зная не понаслышке о том, как не любят некоторые показывать свои истинные чувства. Черный, блестящий взор внимательно скользил по тонким чертам лица Анны Флавио и наконец, девушка негромко промолвила:
- Мы сами выбираем и порой бываем даже счастливы своим выбором. Но, - тут она задорно взмахнула черноволосой головой и улыбнулась ярко – как луч солнца, озарив всю комнату: - Не время для грусти. Слушай песню.
    И она пела. О полях и ветре, вольно гуляющим по траве и путающимся в ветвях столетних деревьев. Пела о веселых парнях, что возвращаются через поля, ища свои пути и любимых, которые ждут их. Анна не замечала, как заканчивалась одна песня и начиналась другая, сродняясь с каждым звуком и становясь словно ближе к этой удивительной девушке. Ей казалось, что все это неразрывное целое, единой чередой мелькающее перед ней, а она даже не успевает заметить всех и все. Слишком много чувств было в каждой песне. На глазах молодой женщины заблестели слезы. Песня резко оборвалась:
- Нет-нет, я не хочу чтобы ты плакала, Анна. Я не буду петь.
- О, пожалуйста, прошу не обращай внимание на это. Просто я так редко могу встретить столько радости и счастья. А в твоих самых печальных песнях – все это есть, - она вновь закуталась в платок и снова улыбнулась легко и открыто. – Пожалуйста, еще. И…. если можно – останься сегодня тут. Мне будет не так одиноко.
- Я с удовольствием останусь и попою. Но ты должна мне пообещать, что будешь выходить на улицу. Стоит Страду уехать – и ты сразу запираешь себя в четырех стенах! Так не годится. Выходи на улицу, броди по паркам и просто гуляй. Это же тебе очень полезно сейчас.
    Столько заботы и какой-то веселой угрозы было в голосе девушки, что Анна вновь рассмеялась:
- Обещаю, Радэна. Торжественно обещаю и очень постараюсь не подводить ни тебя, ни себя, ни кого из вас.
- Из нас, Анна. Ты одна из нас.
    Молодая женщина тихо отвела с лица волнистую паутину пепельных волос и склонила голову, пряча что-то опять:
- Да. – молчание, прерываемое лишь быстрым перебором струн. – Спой еще раз о том кто покорил самую высокую гору, проведав, что на ней живет колдунья. А когда увидел ее – понял, что та была лишь одной из забытых богинь.
    Радэна улыбнулась: сказки любили в любые времена и повсюду и все. Просто каждому была нужна своя сказка.
    Поздним вечером, когда песни отзвучали и воздух тихо звенел их отголосками, Анна вновь присела к столу и взяла перо, но неожиданно положила его обратно, улыбаясь. Она долго сидела глядя в темное окно и чуть накручивая на тонкий палец пушистую прядь волос. И когда вновь рука тронула перо, на чистом листе появилась одна короткая запись:

Слишком велик выбор и страшно его делать. Но как замечательно так жить: без оглядки. Веря лишь в то, что хочется поверить.

[Каэтана Фьер]

9 число месяца Полотна.
Королевский заповедник. Лесной дом.

        Луна стыла в небе, напрасно пытаясь укрыться полупрозрачными облаками. Ни одно не задерживалось рядом с ней надолго. Ветер гнал их к известной ему одному цели. И пятна на луне сегодня особенно были похожи на чье-то унылое лицо. Скорее всего, толстяка, лишенного давно предвкушаемого ужина.
        Каэтана подышала на стекло и пальцем попыталась изобразить на нем улыбающуюся рожицу. Полюбовалась жизнерадостной ухмылкой своего творения и продолжила путь по коридору.
        Это был слишком тихий дом. Особенно в первые дни. Анжелика и ее кузина волновались о Николе Нортми. Анриетта Барна, похоже, вообще не была способна о чем-либо волноваться. Рон почему-то не нравилась Электра. Каэ не нравилась Анриетта. И вообще, с папиной стороны отправлять их сюда просто нечестно. Но как-то все уладилось. Если тебе семнадцать, невозможно долго грустить.
        Каэтана на цыпочках подошла к шевелящейся (от ветра? Фррр.) портьере. Никаких ног за ней видно не было. Она громко вздохнула и резко отдернула занавеску. Вероника с Мариной сидели на подоконнике, поджав ноги.
        - Ага! Нашла! - торжествующе воскликнула девушка, и что есть духу помчалась по коридору, слыша за спиной веселый смех Марины и боевые выкрики Рон. Она слетела по лестнице, перепрыгнув через последние три ступеньки, подбежала к тяжелому рыцарскому щиту на стене и хлопнула по нему ладонью. Обернулась к переводящим дух девушкам:
        - Все! Вас я тоже застукала! А Лекту и Анжи еще раньше нашла!
        - Тогда пошли к ним! - ее подхватили под руки и стремительно потащили за собой.
        Погода была противная, поэтому все возможные развлечения приходилось придумывать, не выходя из дома.
        - В прятки больше не играем! - объявила Марина, размахивая рукой с наполовину откушенным пирожком, - Потому что все места мы уже знаем!
        - Сколько нам еще здесь сидеть? . спросила Электра.
        - Если траур тридцать дней. - округлила глаза Рон.
        - Нет, отец сказал, 50, - тихим голоском отозвалась Анжелика.
        - Еще лучше! - Рон огорченно надула губы.
        - Тогда мы убежим! - весело заявила Каэ. - Доберемся до ближайшего порта, угоним что-нибудь симпатичное, поплаваем, и успеем вернуться до окончания траура!
        - Каэтана, Вы с Вероникой удивительно непохожи, хоть и сестры. Я имею в виду, внешне, - тихо заметила Анриетта. Сказала вроде бы невпопад, но так, что все остальные замолчали.
        - Потому что мы двоюродные, - спокойно отозвалась Каэ. Она ненавидела это объяснять. - Мои родители умерли, и отец меня удочерил, - она обвела всех настороженным взглядом, но новых вопросов не последовало.

        Лет до шести она искренне считала Жореса и Анжелику родными. Братья с одинаковой нежностью обзывали ее и Веронику малявками, отец наказывал и хвалил обеих поровну. Пока однажды она не забрела на кухню в поисках чего-нибудь вкусного до обеда. Санчика была одной из самых старых служанок, мама за два дня до этого жаловалась отцу, что она потихоньку пьет и пользы от нее все меньше. Вот и тогда она уже явно была под хмельком.
        - Сиротка ты моя! - прослезилась Санчика, увидев Каэтану, - Матушка на небесах, глядит и слезыньки льет, отец шастает незнамо где, и не знает даже.
        Пьяный бред, который она старалась забыть, снова всплыл в памяти:
        - Я вбежала, а она держит крошку нашу и кричит диким криком! Кабы господин Жорес не подоспел, она бы своими руками кровиночку уходила! Ох, горемычная ты моя! - Каэ слушала этот рассказ, почти ничего не понимая, не желая понимать. Подоспевший Рауль накричал на служанку и увел ее. Потом был долгий и серьезный разговор с бабушкой, где выяснилось, что на самом деле ее родителей зовут совсем по-другому, но здесь ее от этого меньше не любят. С тех пор она возненавидела сплетни, и сплетников. А глядя на расстроенное лицо отца, сказала себе, что другие родители ей и не нужны.


        Каэтана тряхнула головой, отгоняя глупые мысли, и вернулась к обсуждению.
        - А еще мы катались по лестнице! - с горящими глазами рассказывала Рон, - Каэ, помнишь?
        - Такое не забывается, - она подмигнула сестре и повернулась к другим девушкам, - Отцу подарили просто громадный серебряный поднос. И Рауль с Крисом подговорили нас скатиться на нем по лестнице. Шуму было. - она мечтательно улыбнулась.
        - Здесь нет больших подносов, - не то с сожалением, не то с облегчением произнесла Анжелика.
        - Зато вон какой щит висит! - вскочила Марина. - Чур, я первая!
        Через минуту комната опустела. Правда, Анриетта направилась в другую сторону, прочь от шумной компании. На пороге задержались только сестры Фьер.
        - Ты опять не уснешь! - Вероника осуждающе посмотрела на сестру. Каэтана только вздохнула. Так всегда: пересмеешься, веселье куда-то пропадает, и остаются как раз те мысли, от которых весь вечер хотела избавиться. Но пока ей еще хочется смеяться!
        - Проверим? - она лукаво улыбнулась и побежала к лестнице, откуда уже доносился тяжелый лязг.

[Эстебан де Барна]

9 день месяца Полотна.
Рунн. Служилый город.

    За неделю, которую Эстебан провел в Шенбрунне, паук, живущий в щели под окном, успел сплести новую паутину. Он плел ее снова и снова, несмотря на то, что виконт уже десятки раз уничтожал плоды его длительных трудов одним движением руки. Нависший над холстом узор из липких бесцветных нитей послушно разорвался под пальцами и в этот раз. На тумбочку рядом с мольбертом легло несколько кистей, салфетки и коробка для красок.
    Не то что бы Эст обнаруживал в себе особый талант к живописи или больше того старался добиться на этом поприще чего-то уникального, но желание отразить свои мысли или чувства на безликом холсте возникало у юноши с завидной периодичностью, и он никогда не противился этой нелепой прихоти. Эстебан почти закончил последнюю картину, когда смерть Александра так некстати прервала его ежевечерние визиты в собственную мастерскую. Некстати?...
    Последний пейзаж уходящей зимы, снег, голые серо-зеленые ивовые ветви над очень темной холодной водой. Эст выглянул в окно, в этот раз он не успевал дописать с натуры, ива от первого тепла уже пару дней зеленела, да и снег давно сошел, сменившись рыхлой по весеннему ненадежной почвой… придется вспоминать.
    Кисть касалась то палитры, то холста почти лениво, оставляя за собой следы – дорожки и пятна постепенно складывающиеся во что-то единое. За этим занятием время всегда умирало быстрее, хотя впрочем, оно никогда не было склонно останавливаться хотя бы ненадолго, даже в самые приятные минуты жизни. Время в конечном итоге главный бог и первый господин каждого. Пока у человека есть время, он может все.
    Последние штрихи, не то тени, не то блики на воде. Эстебан отложил кисть и на мгновение прижал руку к виску, не без удовлетворения разглядывая результат.
    Смешно. За пару часов в углу у окна снова выросли серые нити паутины. Маленькое серое существо с упорством достойным человеческой воли уже принялось восстанавливать свои смертельные для всякой мелкой летающей твари сети, не имея представления ни о чем кроме своего собственного крошечного мира… не сознавая, что кого-то выше его осознания может просто раздражать паутина.
    Эстебан протянул руку к окну, в этот раз нарочно сжимая между пальцами еще секунду назад живой серый комочек. Нельзя исправить лишь смерть…. Виконт криво усмехнулся, разглядывая испачканную руку, и потянулся за салфеткой…. «Паутины больше не будет, зато начнут мучить комары.» Не существует идеальных решений.
    Прохлада, треск огня под стеклом масляной лампы и почти полная тишина. Эст откинулся на спинку кресла, пытаясь понять, отчего в этот день он успел накопить такую усталость, но любые мысли, наконец, оставили его в покое.
    За окном светало. Виконт Эрсе залпом допил остатки с вечера налитого в тяжелый серебряный кубок вина и позволил себе уснуть.

10 день месяца Полотна.
Рунн. Служилый город.

  Бледные пятна солнечного света на стенах и шум просыпающегося города. Всего пара часов сна. Дремать под крики торговцев и скрип телег было просто невозможно. Да не так уж и хотелось.
  День начался многообещающе, с фарфорового дребезга и густого винного запаха наполнившего комнату. Виконт чуть заметно поморщился, глядя на случайно разбитый кувшин с остатками вчерашнего пойла, безнадежно испорченные темно-алыми разводами бумаги с набросками рисунков и принялся одеваться.
- Вам пора, господин.
  Эстебан обернулся на голос Бернарда даже раньше, чем тот смог стереть с привычно-невозмутимого лица выражение неодобрения при виде царившего в мастерской беспорядка. Юноша рассеяно скользнул взглядом по разбросанным бумагам, смятой постели и осколкам на полу…
- Пусть тут все уберут. Моя лошадь готова?
- Да, господин.
  Уже на пороге Эст ненадолго остановился и обернулся к слуге.
- Мне немедленно нужен вереск.
  Если Бернард и был удивлен столь странному пожеланию виконта, то в этот раз ничем сего не показал.
- Сейчас начало Полотна, - спокойно произнес слуга, выжидающе глядя на господина.
- В этом мире нет ничего невозможного, - усмешка…
  Эстебан постоял еще несколько секунд на месте, словно думая о чем-то, и, не говоря ни слова, вышел во двор.
  Породистая каурая кобыла захрапела и недовольно тряхнула головой, когда хозяин вскочил в седло и, натянув поводья, направил ее в направлении одной из мощеных улиц Служилого.
  Вокруг жил город, двигались в вечной суете люди, озабоченные своими нехитрыми проблемами, что-то выкрикивали торговцы. Какая-то нищенка, причитая, едва не бросилась лошади под ноги. Эстебан, резко дернув на себя поводья, бросил в сторону монету, что бы она освободила дорогу, и тронул бока коня.


- Доброе утро, Эстебан, - Сандра Прад мягко, с истинно кошачьей грацией, поднялась из кресла навстречу своему охраннику, остановившемуся у дверей, зеленые глаза окинули гвардейца чуть лукавым взглядом, и в глубине их зажглась улыбка - Признайтесь честно, вы, перед тем как прийти сюда, проверяли безопасность подступов к моим балконам?
  Эстебан засмеялся. Да, несколько пропыленный светло-бежевый камзол, украшенный ко всему этому отметинами травяного сока, оставлял широкий простор для предположений о досуге его владельца.
- Как иначе я мог увериться в вашей безопасности? – Эст поклонился, целуя руку своей прекрасной подопечной, - Прошу извинить, что побеспокоил номени в столь ранний час.
- Я рада видеть вас, Эстебан. Выпьете кава?
- Спасибо, но я пришел только проведать вас, номени Сандра… и попрощаться. С сегодняшнего дня я возвращаюсь к своим прежним обязанностям адъютанта при капитане Нортми, - грусть или наступившая пустота. Эстебан заставил себя улыбнуться, - Но я всегда к услугам, номени, - почти смех, - Во всем.
  Две пары зеленых глаз встретились, отражаясь друг в друге. Эстебан молча смотрел на Сандру, не без радости замечая, что недавний инцидент в саду не оставил на прекрасном лице фрейлины никаких следов.  Тонкие черты, обрамленные золотисто-рыжими локонами снова стали такими же безупречными как прежде, что бы продолжать восхищать и завораживать. Интересно, многие ли знают, что за этим блеском скрывается не менее светлый человек.
    Эстебан улыбнулся своим мыслям, вытаскивая из-за спины несколько совсем на первый взгляд простеньких веточек, серебристо-голубая россыпь цветов и жесткие темные листья.
- В один из вечеров вы напевали о них, номени, у вас дома, в Алиере, они как раз расцвели.
  На лице Сандры отразилось искреннее и радостное удивление, такое выражение бывает у детей при виде чего-то для них невероятного. Тонкая белая рука девушки коснулась его пальцев, Сандра на мгновение приблизилась, коснувшись его щеки своей. Почти бесшумное «спасибо», услышанное только им, и запах ее волос, такой же, как у этих северных цветов.
- Обещайте мне не грустить, номени Сандра, - совершенно серьезно произнес гвардеец, снова глядя в изумрудные глаза.
- С вами не загрустишь, - она тепло улыбнулась.
- Как и с вами, номени.
    Эстебан коснулся губами тонких пальцев и откланялся. Его ждала служба.
  Уже за дверями он ненадолго остановился, словно это могло помочь лучше сохранить в памяти это утро, улыбку и обещание, ради которых Эст был готов испортить еще не один свой камзол, продираясь и не через такие буреломы, как пришлось утром.
  Юноша усмехнулся сам себе, вспоминая кованую ограду, окружавшую северное представительство, колючие заросли по-зимнему жесткого шиповника, которые ему пришлось преодолеть ради нескольких веточек растущих в глубине сада бледно-голубых пахнущих горьковатой свежестью цветов и собственный внешний вид после всего этого. Вероятно, он должен был бы чувствовать себя невероятно глупо. Но ничего кроме странного ощущения покоя не было.

[Хайнц фон Торнхейм]

10 число месяца Полотна.
Дена. Остарикка.

    Шум на улице привлек внимание наследника дома Торнхейм. Молодой человек приблизился к окну, наблюдая побоище во дворе. Воины князя Иоганна-Готфрида затеяли старую, кулачную забаву, соревнуясь за титул сильнейшего. Хайнц наблюдал за тем, как один за другим выходили бойцы в невидимо очерченный полукруг и схватывались друг с другом. Мощные, меткие удары вызывали одобрительный гул зрителей.
- Какая глупость, - голос сестры заставил оглянуться и он повел плечом, продолжая наблюдать очередную драку.
- Не большая чем все остальное, Клара.
- И ты, конечно, поспешишь принять участие в этой забаве? – девушка откровенно насмехалась, но брат ответил ей коротким кивком и скинул с себя плотную верхнюю рубашку.
- Посмотрим, - он потянулся всем телом, расправляя широкие плечи и хрустнув пальцами.
- Учти, братец, на ловца и зверь бежит.
- Волков бояться – в столицу не ездить, - парировал Хайнц и отстегнув одним движением свою гигантскую шпагу вышел из комнаты, направляясь во двор.
    Встречные ему люди без слов понимали куда он идет и одержимые любопытством, направлялись следом за ним. Появившись во дворе, юноша неторопливо пошел к месту боя, прокладывая себе путь подобно осадной башне. Дождавшись, когда очередной победитель определится, Хайнц вышел вперед и, не удержавшись, поднял глаза к окну: сестра смотрела на него, усмехаясь. Он тоже мрачно улыбнулся, прежде чем схватится с победителем. Чуть пригнувшись, бойцы некоторое время приглядывались друг к другу, подбадриваемые криками зрителей из толпы. Резкое сближение и мощный захват. Двое мужчин пытались перебороть друг друга, все сильнее сжимая пальцы рук и ногами поднимая пыль вокруг себя. Хайнц резко и неожиданно освободил одну руку, ударяя соперника в подреберье и блокируя ответный выпад его ноги. Подножка, ловко проведенный прием и земля ощутимо содрогается, когда на нее обрушивается гигантское тело. Хайнц выпрямился и, переведя дыхание, протянул руку своему противнику, помогая подняться. Дождавшись, когда тот покинет круг, оглядел остальных и негромко сказал:
- Кто следующий?
- Выбирай себе равных противников.
    Неожиданный голос, заставил всех замереть. Хайнц повернулся и посмотрел на своего отца, наблюдающего за боем. Готфрид Торнхейм усмехнулся, собираясь уходить, когда до него долетел ответ сына:
- Тогда я выбираю тебя, князь.
    Он знал, что отец никогда не отступал перед прямым вызовом и терпеливо ждал, пока тот скинет камзол и рубаху, выходя в круг.
- Не жди пощады, - набычиваясь, проговорил князь Брамера.
- И не проси, - откликнулся Хайнц.
    Схватка началась неожиданно. Князь резко двинулся на перехват и лишь невероятная сила доставшаяся Хайнцу помогла удержаться на ногах. Мощные руки сцепились на его плечах. Юноша зарычал, напрягая все мышцы и заставляя захват ослабнуть. Выскользнув из удушающих объятий, он в свою очередь попытался удержать отца в неподвижности. Готфрид рассмеялся было, но лишь до того момента, как огромный кулак его отпрыска не оглушил его ударом в ухо, который он пропустил. В тот же миг, резко склонившись, он подрубил ноги Хайнца, отвесив ему ужасный, выбивающий дыхание удар в живот. Но Хайнц, задохнувшись, вцепился в отца, опрокидывая его вместе с собой на землю. Два тела покатились в пыли, продолжая неистово биться друг с другом. В какой-то момент зрителям показалось, что молодой наследник стал одерживать верх, он приподнялся, прижимая отца к земле и замахиваясь для последнего удара. Но в следующий миг его тело, совершив непонятный поворот, оказалось в мощном захвате рук отца.
- Никогда не торопись побеждать, Хайнц.
    Юноша тяжело дыша, хмуро смотрел в лицо князя, с удовлетворением замечая, что и тот дышит с трудом. Лица обоих были разукрашены живописными кровоподтеками, которые вскорости должны были стать не менее красочными синяками и шрамами. Князь Иоганн-Готфрид поднялся и накинул на плечи плащ, глядя как поднимается его сын и указывая ему следовать за собой. Люди вокруг проводили их почтительным молчанием. Отец и сын, не проронив ни слова, вошли в комнату, где находились остальные дети и в том числе вездесущая, ухмыляющаяся Клара:
- Ну что? Доказательства оказались более чем неопровержимыми? – обратилась она к брату.
    Тот хмуро подошел к стулу, одевая широкую рубаху.
- Клара, распорядись насчет обеда и забери с собой малышей. Они мне мешают.
    Грозный рык отца возымел должное действие. Детишки быстро и послушно вышли один за другим за дверь, а Клара, многозначительно фыркнув, веско ответила:
- Давно уже все готово, отец. Мы только ждали, когда натешитесь.
    Князь Брамера грозно нахмурился, собираясь что-то сказать, когда Хайнц перебил его:
- Значит распорядись, чтобы согрели еще раз, сестра. Наверняка все остыло, - он скривился, поведя плечом, которое ощутимо ныло после мощного удара отца. – Мумуся, ты не переживай. Голодными нас вряд ли рискнут оставить.
    Теперь уже рычание было откровенно свирепым:
- Я тебя убью, Хайнц!
- Опять? А за что на этот раз?
- Как ты меня назвал?!
    Молодой человек озадаченно поднял глаза к потолку, а потом нахмурился:
- О, прости, мумуся. Больше не буду. Детская привычка, - он странно покосился на еле сдерживающую смех сестру.
Иоганн-Готфрид замахнулся на сына, но тот перехватил его руку:
- Пойдем обедать.
    Отец грозно посмотрел на своего отпрыска:
- Это было в последний раз. Пошли.
    Сын пожал плечами и, пропустив вперед родных, пошел следом за ними.

[Карна Норн]

10 число месяца Полотна.
Рунн. Королевский дворец.

    Черное на черном - разве это не траур? Нет. Лишь дань собственной красоте. Черная, смоляная грива волос, на черном атласе платья. Лежащая на постели женщина отнюдь не торопилась одеваться. Глаза ее были закрыты, а кроваво-красные губы сжаты. Белоснежная рука смяла одежду и тут же отпустила ее. Даже сквозь плотную ткань острые коготки вонзились в ладонь, оставляя следы.
- Эса, - негромкий, хрипловатый голос прозвучал твердо, противореча бессильно лежащей на постели фигуре.
- Да, сиятельная.
- Другое платье. Уложи волосы. И мои украшения из черного золота, - отрывисто, четко - со служанкой не стоит церемониться, тем более когда она предана тебе и боится лишь одного: если ты ее бросишь.
    Карна Норн - бывшая любовница Императора Александра – готовилась впервые за неделю добровольного затворничества покинуть свои покои во дворце. Черные, миндалевидные глаза холодно смотрели в окно, пока Эса укладывала ее волосы в сложную прическу, украшая их золотыми заколками, что сверкали в смоляной гриве загадочными, коварными огнями.  Фрейлина протянула руку, вытаскивая из ларца длинную и опасную иглу, которую плавно погрузила в густые завитки уложенных локонов.
- Все готово, сиятельная.
    Девушка, которую так привычно назвали сиятельной, чуть повернула голову, как будто задумавшись, а на самом деле прекрасно зная, что она будет делать.
- Дай мне мою шкатулку для бумаг, Эса.
    Служанка услужливо кивнула, подойдя к комоду, достав небольшую шкатулку, торопливо открыла ее перед госпожой. Изящным движением пальцев Карна подхватила одно из писем, вскрывая и прочитывая, где мелким, витиеватым подчерком было написано ее имя и еще несколько странных слов. Но она уже все для себя решила, отмечая что-то и запоминая все.
- Распахни окно.
    Створка окна, куда она вглядывалась все это время, открылась, впуская в комнату щебет радующихся весне птиц, запах недавно прошедшего дождя и весь тот шум, от которого она закрывалась все это время. Карна улыбнулась, проводя рукой по высокой, белоснежной груди и словно отпуская что-то из ладони - стремительно вытянула ее к окну.
- Я вернусь часа через три. Ужинать не буду.
- Сиятельная, вы итак не едите почти. Позвольте, я приготовлю ваше любимое блюдо? - негромко, с искренней заботой попросила прислужница.
    Карна устремила свои демонические глаза на служанку. Девушка сжалась от этого взора, а ее хозяйка рассмеялась, решительно покидая комнату.

    Дворцовые коридоры залитые светом, для которого не существует траура. Карна шла среди всего этого блеска той самой тенью, которая на протяжении долгих лет являлась пугающе притягательной и страшной для многих в этой путанице путей. Все, кто привык шарахаться от первой любовницы Его Императорского Величества, находились сейчас здесь. И смотрели ей вслед.  Некоторые здоровались с высокомерной вежливостью, шепча что-то в спину. Девушка скользила среди давно знакомых людей, отвечая на редкие приветствия и запоминая. Лица, дорогу, этот наглый свет. Она никогда не жаловалась на память. Неожиданно взгляд ее наткнулся на слишком знакомую усмешку. Карна отвернулась, но не столь быстро, чтобы не успеть заметить изящный, безупречный поклон. Молодая фрейлина остановилась, поворачиваясь к тому, кто осмелился напомнить о себе так не вовремя. Но черные, миндалевидные глаза погрузились совсем в другой взор.
- Какой милый юноша, Никола. Ваше окружение приобретает все более любопытный вид, - два провала в ничто смотрели на юного оруженосца, ища ответ на свой взор. Их глаза не могли не встретится, она отлично знала силу своего взора и умела ею пользоваться.
    Намеренно не обратив внимания на капитана гвардейцев, Карна восхищенно рассматривала красивые черты лица тонкого, еще по детски изящного мальчика, что стоял за плечом своего командира и тоже не сводил с нее глаз.
- Он очарователен, Никола. Никогда не сомневалась в вашем вкусе.
- Настолько, что вкусу уделяете больше внимания, лишая меня малейшей толики? - голос маркиза де Нортми не отражал никаких чувств.
- О! Я уверена, что внимания вам хватает.. и даже кое-что наверняка перепадает этому пылкому созданию, - красные губы изогнулись в улыбке, а кончики пальцев едва-едва притронулись к юношеской щеке. - Леонард, вы уже на собственном опыте узнали – насколько сладостны объятья капитана Нортми? Изведали вкус этих насмешливых губ..
    Длинные ресницы, которым вероятно могла бы позавидовать любая девушка, дрогнули:
- Номени Карна, - юноша растерянно смотрел прямо в черные, залучившиеся из глубины глаза, не понимая, чего от него ждут.
- Никола, как вы могли лишить юношу всех радостей жизни при дворе? – она, наконец, повернулась к маркизу. - Впрочем, не надо забывать: вы только из-за решетки.. Откуда вам удалось освободиться столь необычайно быстрым образом.
    Фрейлина вновь посмотрела на молодого оруженосца, который плавно, словно во сне повернул голову, пытаясь найти спасение от ее пальцев. Карна рассмеялась:
- Ему, вероятно, было не до этого, мой наивный мальчик? - вновь взгляд на маркиза и еще один лучистый взор в фиалковые глаза. - Сообщите мне, Леонард, когда вашего капитана стоит поздравлять с удачным выбором невесты и жены. Уверена, что вам будет отведено достойное место на их свадьбе.
    Ее хрипловатый голос оборвался еще одним смешком. Девушка развернулась резко и продолжила свой путь. Прогулка закончилась даже быстрее, чем она могла представить: весь двор уже знал, что Карна Норн – жива. Фрейлина молча вернулась к себе и отдала безмолвный приказ служанке, которая в свою очередь ни говоря ни слова – быстро устроила на небольшом диванчике несколько подушек, на которые и опустилась черноволосая девушка, устремляя глаза в одну точку. Так она лежала до тех пор, пока в голове ее не образовалась так необходимая для предстоящего дела – пустота. Поднявшись, она спокойно переоделась и, взяв бокал вина, расположилась на кресле, продолжая – ждать.

    Вечерний сумрак окутал комнату, где Карна изволила отдыхать, откинувшись в кресле и расслабленно качая между длинными, изящными пальцами тяжелый бокал с великолепным вином. Тело ее лежало неподвижно, а душа была недоступна ни сумраку, ни ночи. Но лишь стрелки огромных часов на стене коснулись друг друга, отмечая без четверти девять – она поднялась и, отставив бокал на каминную полку, подождала, пока Эса затушит свечи, гася ее уход. И женщина растворилась вместе с последним язычком пламени в наступившей ночи.
Полумрак тайных переходов – кто тебя знает, тот не заблудится, приветствуя каждый раз встречу с тобой, как с другом. Карна улыбнулась своему единственному другу в Шенбурнне, быстро двигаясь к определенной и нужной ей цели.
    Придя в покои Екатерины Барна, она дождалась – пока за спиной скроется потайной вход, потом огляделась, едва сдерживая странную усмешку: траур тут был с оттенком холода. Темно-синий бархат переплетался с черными лентами. Фрейлина провела рукой по спинке кресла, ощущая едва заметное покалывание ткани. Она выдержала паузу, прежде чем обернутся к той, что появилась за ее спиной. Карна хотела, чтобы вдовствующая императрица Екатерина вдоволь рассмотрела кого она удостоила приглашением.
- Ваша милость, - Карна присела в реверансе ровно настолько насколько позволяли рамки холодной вежливости.
- Присаживайся, дитя, - холеная рука указала на кресло, возле которого застыла Карна.
    Девушка не стала дожидаться еще одного приглашения и села, гордо выпрямившись и устремив черные глаза прямо перед собой. Екатерина де Барна опустилась напротив девушки, отдавая почти невидимый знак, после которого перед ними появился небольшой чайник с чашками и блюдцами. Карна слегка наклонила голову, благодаря за вежливость и не прикоснулась к предложенному угощению, ожидая чего-то.
- Вы очень осунулись, - негромко заметила вдовствующая императрица, поднимая свою чашку с душистым напитком и делая небольшой глоток. – Плохо себя чувствуете?
    Глаза их вновь встретились, и неожиданная улыбка тронула губы Карны:
- Не извольте волноваться, ваше величество. Я не жду ребенка от Александра.
    Синие, глубокие глаза едва заметно сузились:
- А жаль. Он бы послужил вам утешением. В еще одном испытании.
    Карна поднялась, принимая вызов, но рука привыкшая повелевать, опять указала ей на кресло:
- Сядьте и дослушайте.
    Екатерина неторопливо встала, отошла к столу и вернулась с небольшим конвертом:
- Думаю вам будет интересно узнать некоторые новости... Из Ирра.
    Черные глаза испытующе вонзились в лицо вдовствующей императрицы, но кроме безмятежного интереса и легкой утомленности - ничего не отражалось на этих совершенных чертах. Синие глаза смотрели знакомо. До иссушающей в груди боли - знакомо. Взяв конверт, Карна открыла его и быстро пробежала глазами. Глубокий вздох поднял высокую грудь, пытаясь разорвать стянувшее ее платье: "Ринна.. Кернан.. отец... Никого..." Синие глаза следили слишком внимательно, и черные взметнулись в ответ:
- Я могу быть полезной вам, ваша светлость?
    Екатерина улыбнулась, вновь садясь напротив бывшей любовницы своего сына.

    Снова – знакомая комната, камин с тихим огнем, что танцевал, ожидая, когда его позовут на пир. Стройная, женская фигурка вынырнула из темноты к пламени огня и потянулась к оставленному бокалу. Рот приоткрылся, губы тихо прошептали что-то, выплескивая вино в пламя. Пальцы медленно обвели края бокала, прежде чем вновь наполнить его до краев вином, которое глоток за глотком дарило ей прошлое, воспоминание и прощание. Неслышно появившаяся Эса, стала переодевать свою хозяйку, подчиняясь едва видимому кивку, снимая с нее платье, одевая тонкую, длинную рубашку, достающую до пят, накидывая на плечи халат, что окутал всю стройную фигуру таинственной, глубокой, всепоглощающей тьмой. А Карна давно уже была там, где все еще царили свечи, желанные руки и губы. И лишь один взгляд, ради которого стоило жить. Девушка склонила голову на грудь, ощущая, как жаркое воспоминание навевает на лицо уже забытую улыбку: «До встречи, любовь моя.. и ненависть...» Она поднялась, одевая изящные, бархатные туфельки без каблуков, которые позволяли скользить по бесконечным переходам дворца - бесшумно. Фрейлина оглянулась назад, прислушиваясь к негромкой песне вечернего сумрака за окном: шорохи, неожиданные вскрикивания птах, разбуженных каким-то страхом, дуновение ветра. Молодая женщина, вновь наполнив вином бокал, подошла к стене возле камина и положила руку на нее, делая едва уловимое движение пальцами. Тайный ход открылся и девушка исчезла за ним. Никакой свет ей не нужен был, привычные повороты, знакомые ступеньки и еще одна стена. Ладонь касается вечного холода камня, и вновь раздвигаются невидимые двери. Тень в отсветах бордового пламени заскользила между полусгоревших свечей. Их оставляли гореть здесь уже которую ночь. Как и лампаду возле того места, где нашли мертвое тело. Атласный, бордовый халат скрадывал движения женщины и казалось, что она двигается не касаясь пола, неторопливо приближаясь к тускло светящейся лампе на небольшом возвышении: "Удивительно. Едва ли не алтарь..." Рука ее поднялась – ткань заскользила вниз, обнажая белоснежную кожу. В пальцах зажат бокал вина. Мгновение женская фигура стояла не шевелясь, прежде чем быстро приблизить бокал к губам и одним глотком допить содержимое.
- Языческий ритуал?
    Если она и была удивлена, то никак не показала этого, медленно разворачиваясь к приближающемуся, золотоволосому мужчине.
- Что вы здесь делаете, маркиз де Нортми? - в холодном, безразличном голосе сквозил странный гнев, отражающийся в изгибе черной брови.
- Жажду услышать слова приветствия от вас, Карна. Вы лишили меня их днем.
- И не заслужите их ночью, - хрипловатый голос перебил насмешливую речь маркиза.
    Он покачал головой, вступая в круг света и разглядывая стоящую перед ним женщину:
- Исповедуетесь, Карна?
    Черные ресницы скрыли засверкавшие глаза. На красных губах появилась капля крови - она прикусила их до крови.
- Нет. Обдумываю, что вы заслужили, маркиз.
- Пришли к какому-нибудь решению? Я удостоюсь вашего внимания?
- Да. Вот вам оно! - девушка с силой запустила в его голову бокал.
    Молодой человек отклонился, ловя тяжелый снаряд, который должен был раскроить его череп. Черные волосы взметнулись, когда она откинула свою тяжелую гриву и, не глядя на своего "противника", быстро пошла к выходу. Но молодой человек, наклонившийся, чтобы поставить бокал на пол, решил иначе. Рука его стремительно поднялась, перехватывая ноги демонической красавицы и та, пораженная поворотом событий, не удержалась, падая в его объятья. Но Карна не собиралась так просто спустить подобное. Она вскинулась, собираясь отвесить наглецу затрещину. И это действие упредили твердо сжавшиеся на изящной кисти мужские пальцы. Мужчина и женщина упали на пол, обнимая друг друга едва ли не более тесно, чем самые страстные любовники.
- Что случилось, маркиз? Заботливая любовница, вытащив из тюрьмы, закрыла от вас свою королевскую опочивальню? Неужели разгневалась на вашу скоропалительную помолвку? - чуть хрипловатый шепот стремился достичь если ни разума, то чувств противника, но они стоили друг друга.
    Серые глаза в сумраке гаснувших свечей загорелись черным пламенем. Женская рука скользнула по мускулистому плечу к крепкой шее.. Но вместо того, чтобы вонзится коготками в нее, сильным рывком она рванула с него камзол столь свирепо, что на пол посыпались пуговицы.
    Треск ткани и едва слышный вскрик:
- Только не в губы! - но властный поцелуй уже накрыл искусанные в кровь губы.
    Сильные руки распахнули халат, вынимая из створок раковины опасное, огрызающееся и прекрасное существо. Карна выгнулась стремительным движением, приникая к мужчине, которого ненавидела всем сердцем. Но никакой логике она не могла быть подвластна сейчас, принося неведомую жертву своим умирающим чувствам. Белоснежные руки скользнули по его груди, окончательно срывая камзол, разрывая жадным движением рубашку, скользя по мускулистой груди опытным и опасным движением. Губы были заняты, алчно целуя кровавую ненависть, наполняясь ею и сознавая бессилие перед этой жаждой. Женский стон был заглушен не разрывающимся поцелуем, а тело извивалось, пытаясь ускользнуть от опытных рук, срывающих с него остатки ткани. Но и она не оставалась в долгу. Белоснежная рубашка превратилась в ошметки, а нетерпеливые, ловкие пальцы уже расстегивали мужские брюки, жарко касаясь обнажающихся бедер. Мужчина решительно перехватил ее руки, резким движением раздвигая стройные ноги и удовлетворенно ловя ответный выпад. Женщина, не контролируя себя, вырвалась из властных рук, охватывая в страстном объятии сильные плечи, склонившегося над нею любовника. Она не готова была принять его, но всем телом ощущала яростное и неутолимое желание, которое не давало место промедлению. Стремительным и сильным движением он проник в нее, заглушая очередной крик поцелуем. Резкие движения, казалось, неминуемо приведут к стремительной развязке, что разлучит их. Но это было не так. Едва ли сознание отдавало себе отчет в том, чего же они желали добиться друг от друга так яростно. И лишь влажные переплетенные тела снова и снова в порыве иступленного бешенства сражались за право называться «непобежденным». Из женского горла вырвалось сдавленное рычание, переходящее в стон, когда ее тело предательски забилось в сладостном, неудержимом вихре. Рычание, потому что ее руку с крепко зажатой в пальцах тонкой иглой перехватила мужская ладонь, заставляя выронить опасную «игрушку»... И стон, потому что сильные, мужские руки неожиданно нежно прижали это сопротивляющееся тело к себе, замирая. Острые ноготки бессильно скользнули прочь с его спины, оставляя после себя красные метки. Черноволосая голова запрокинулась, подчиняясь охватившей все тело нежности…

    Спустя время, женщина, приподнявшись на руках, холодно следила за одевающимся перед ней мужчиной, что так неторопливо приводил себя в порядок. Застегнув пояс штанов, он отпихнул истерзанную ее ногтями рубашку в сторону. Туда же полетела изорванная женская сорочка. Никола подхватил свой камзол и белоснежный шарф, на котором виднелись следы крови, а потом с исключительной предупредительностью протянул своей недавней любовнице халат. Девушка откинула голову, хрипло рассмеявшись и, оттолкнув его руку, встала:
- Я ненавижу тебя, Никола. И никогда не прощу тебя.
- А именно? - следя за удаляющейся к потайной двери обнаженной фигурой, спросил маркиз де Нортми. - То, что ты больше не сможешь никогда полюбить, Карна?
    Казалось, что она наткнулась на невидимую преграду, но на миг задержавшись возле нее, прошла дальше, кладя руку на стену и бросая через плечо холодный, ответный выпад:
- Как и ты.

[Эстебан де Барна]

10 день месяца Полотна.
Рунн. Шенбрунн.

      Кто-то мог бы сказать, что провести около получаса времени для того, что бы спуститься к гвардейским казармам через дворцовые галереи, вместо прямого пути, это пустая трата времени, но Эстебан нечасто руководствовался в своих действиях чьим-то мнением.
      В Шенбруннских художественных залах было еще тише, чем обычно. Кого в свете охвативших страну перемен волновали куски холстов, пятна нанесенной на них густой масляной краски или тонкие дорогие безделушки прошедших веков? Не более, чем мгновения, застывшие в изящных вещицах, украшениях, портретах... Но только здесь, не в книгах и скупых свидетельствах летописцев, история могла показать иное, незнакомое многим лицо. За сухими страницами прошедших хронологий, за интригами и громкими именами всегда стояли люди, красивые или нелепые, желавшие чего-то - славы, богатства или, быть может, просто быть счастливыми, люди добивавшиеся желаемого часто любой ценой, они и сейчас смотрели на всякого любопытного с оправленных в золото полотен.
    Эстебан нередко навещал их. Какие-то картины виконт знал столь хорошо, что они порой казались давними друзьями. Холсты, во всяком случае, не умели лгать, льстить и проявлять иные из еще более неприятных качеств, присущих изображенным на них представителям рода человеческого. 
    Голоса.
    Эст обернулся на звук и увидел их обладателей почти сразу. Двое стояли около одной из малых скульптур Буэно Риди в центре зала.
- Ваш отец, несомненно, был гением, это такая утрата для Империи, для искусства и для всех нас, - причитательно говорил невысокий полноватый номен, стараясь вложить в свои слова максимальное количество грусти и скорби одновременно, - Чем ваша светлость будет заниматься теперь?
- Прошу вас, Лоран... Мне все еще больно думать об этом, - невысокая темноволосая девушка, стоявшая к виконту спиной, сжала в кулачке кружевной платок, хотя Эстебан не поручился бы за то, что это было проявлением горечи с ее стороны.
    Мгновение, и она не преминула поднять на собеседника глаза, чем казалось, наконец, смутила его, заставив промолчать и отвести взгляд. Что ж, во всяком случае, актрисой она, вероятно, была куда лучшей, чем волочащийся за ней наследничек графьев Нубэ.
- О, виконт Эрсе, - лицо Лорана вместе с надеждой как-то избавиться от зашедшего в неудобный тупик разговора со своей дамой приобрело осмысленное выражение, - С вашей стороны просто неприлично не поприветствовать друга.
    Друга? Вы слишком много на себя берете. Всего лишь пара партий в карты у «Жанетт», странно, что вообще запомнилось даже имя. Только усмешка.
- Добрый день, барон, - медленно произнес Эстебан, пренебрежительно оглядывая собеседника, - Прошу простить, просто не узнал, непривычно видеть вас в таком месте, ведь, несмотря на полумрак и обилие картинок на стенах, могу вас заверить, что это не кабак.
  Губы Лорана нервно дернулись, серые глаза обожгли бессильной ненавистью, но оба собеседника отлично знали, что Нубэ снесут любому Барна и большее оскорбление. Скучно…. Ждать, пока барон совладает с собой, пришлось недолго.
- Я всего лишь показывал номени Риди нашу галерею, - медленно произнес он, - Ей так много пришлось перенести, и я счел своим долгом помочь развеяться….
- Трогательная забота, - Эстебан продолжал усмехаться, - Несомненно, это место, где все напоминает номени о ее беде, показалось вам лучшим выбором.
- Я…, - слова разбились о стену зеленого взгляда.
  Девушка же, наконец, медленно, словно лениво, обернулась, бросая немного рассеянный взгляд на возмутителя спокойствия. Хороша собой, даже красива, несмотря на чуть длинноватый носик, только придающий лицу еще большее очарование. Темно-алых губ номени коснулась приличествующая трауру печальная улыбка.
- Эстебан Барна, к вашим услугам, номени, - все та же полуусмешка…
  Глубокие черные глаза, очень мягкий взгляд, отчего-то обжигающий странным, но уже знакомым виконту холодом.
- Катажина Риди.
  Эстебан прикоснулся губами к протянутой ему тонкой по южному смуглой ручке. 
- Безмерно рад встрече.
  Ладошка Катажины скользнула было прочь, возможно, на секунду дольше, чем того требовали приличия, задержавшись в руке собеседника, когда девушка неожиданно вздрогнула.
  Холод… и очень алая кровь на темно-зеленой поверхности камня в фамильном перстне. Ничего не случилось. Взгляд темных глаз лишь на мгновение стал встревоженным, да будто набежавшая тень на столь же краткое время стерла с лиц улыбки. Эстебан перехватил руку графини Риди, на тонком пальчике медленно выступала капля крови.
- Прошу простить меня, наверное, камень откололся, - белый платок, расползающееся алое пятнышко… только капля.
- Я позову лекаря, - встрепенулся, словно пришедший в себя от длительного оцепенения Лоран Нубэ.
- Что вы, это пустяки.
- Я готов любой ценой загладить это недоразумение, - прогнав неудачно набежавшие воспоминания, Эстебан улыбнулся, - Вы позволите пригласить вас?
- Куда? – девушка вскинула на виконта темные омуты глаз, словно принимая вызов.
- Выбор за вами, номени.
  Пустой раскатистый звук колокола на Шенбруннской часовой башне отмерил наступление вечера и окончание дневного гвардейского караула. Не мешало бы отметиться в казармах.
- Мне пора. Служба не ждет. Надеюсь, мы еще встретимся, Катажина…


10 день месяца Полотна. Вечер.
Особняк Барна.

    Длинный весенний день и не думал кончаться. Родные пенаты. Эстебан, не удосужив себя кивком дворецкому, прошел через открытую перед ним дверь, но вместо обычного маршрута наверх по лестнице к себе, ноги, словно сами, выбрали парадный коридор ведущий из прихожей вглубь особняка.
    Гостиные залы Красного дома, в дни, когда канцлер не собирал приемы, тонули в лишенном звуков полумраке. Тени, навязчивый цветочный запах и тяжелые багровые портьеры на окнах. Едва пробивающийся сквозь них густо розовый свет создавал для глаз обманчивое впечатление теплоты.
- У господина будут какие-то распоряжения? – слуга, следовавший за виконтом от самого холла, склонил голову в почтительном поклоне.
  Интересно, каково это, всегда услужливо улыбаться и вести себя с завидным подобострастием, когда на деле давно осточертели капризы и пренебрежение избалованных ощущением собственной важности господ? Эрсе усмехнулся своим мыслям.
- Принеси в мой кабинет вина, пусть там откроют окна. И оставь меня одного.
  Дождавшись, пока негромкая мерная поступь слуги стихнет где-то за спиной, Эстебан вошел в холодный алый мрак большой гостиной. Он бывал здесь нечасто и только, когда того не удавалось избежать, но помнил в этом зале все до мелочей, всегда… нет, только последние девять лет.
    Ковер гасил звуки шагов, но виконту казалось, что его слышит весь дом. Вдох. Так должно себя чувствовать вору, а не сыну хозяина. Тридцать два шага. На двенадцатом Эстебан остановился, посмотрел себе под ноги, словно ожидая увидеть что-то на ковре, десяток раз перестеленном за прошедшее время, и пошел дальше.
    Рука решительно легла на ручку тяжелой дубовой двери и толкнула ее вперед. Кабинет Жоффруа Барна, вице-канцлера империи и его отца тоже не страдал избытком освещения. Эстебан попытался задать себе вопрос, что он здесь делает, но не нашел ответа. Часы на каминной полке, кресло, стол, ящики тяжелой письменной тумбы, от третьего снизу сбоку как прежде отколота полоска эмали, и тяжелый стук собственного сердца. Отчего-то хотелось рассмеяться. Виконт почти упал в отцовское кресло.
  Звук выдвигающего ящика разорвал тишину.

- Что вы тут делаете, кузен?
  Тонкая, невысокая, но очень прямая фигура, темные волосы и бледное не лишенное красоты лицо, главным штрихом на котором всегда были глаза, темно-каштановые осколки, чей долгий пристальный взгляд порой не выдерживали самые невозмутимые люди.
- Сижу. Устал, - попытался отшутиться Эстебан, но обычная для юноши нагловатая усмешка умерла, не родившись.
  Виконт прижал рукой тяжелый бронзовый перстень с зеленым камнем, который мгновение назад в задумчивости катал по столу, и одел его на палец.
- Уже почти собрался уходить.
  Анриетта медленно кивнула, сделала несколько шагов к столу. Тонкая мраморно белая рука кузины открыла лежащую на нем книгу, перелистнув несколько страниц, снова взгляд в пустоту. Виконт молча закрыл переплетенный кожей фолиант, убирая в стол, где тот лежал до его появления, и поднял взгляд на Рию.
- Они все время путают обложки, - неопределенно ответила девочка на его немой вопрос, - Мне пора, кузен.
  Не говоря ничего больше, Анриетта повернулась на месте и пошла прочь, оставляя Эстебана наедине с самим собой и пустыми вязкими воспоминаниями.
  За плотно занавешенными окнами умирал еще один день, и каминные часы продолжали дробить время на мелкие осколки. Виконт оглянулся на них, но мрак успел смазать стрелки на светлом циферблате…. Не важно, у него еще достаточно времени.
  Тихо щелкнувший с уходом Эстебана замок,  тридцать два шага алого мрака и что-то навсегда оставшееся за дверью, спрятанной в самом углу большого гостиного зала.
  Зеленоглазый юноша, уже не оглядываясь назад, почти вбежал по лестнице, догоняя кузину, в задумчивости остановившуюся у дверей семейной библиотеки. Рука Эстебана, осторожно, но вместе с тем сильно сжалась на тонком девичьем запястье.
- Идем.
  Ответом послужил снисходительный каштановый взгляд кузины, но высвободиться она не попыталась, и, хоть и не вложила в руку Эста свою прохладную ладонь, позволила провести себя по темным коридорам особняка к одному из балконов.
  Отражаясь в неверной воде Вольтурны, небо тонуло в неистово-ярком огне заката. Юноша в черно-белой гвардейской форме и девочка со взрослыми глазами не нуждались в словах, молча глядя куда-то сквозь пылающую багровую пустоту.

[Клара фон Торнхейм]

10 число месяца Полотна. Дена. Остарикка

Я вошла в комнату, когда мой брат Хайнц с явным любопытством приблизился к окну. Во дворе проходили кулачные бои. Вот все мужчины одинаковые, им бы только кулаками помахать, да перед девушками синяками да ссадинами похвастаться. Я даже фыркнула себе под нос от такого проявления неразумноси.

- Какая глупость, - не выдержала я.
- Не большая чем все остальное, Клара.
- И ты, конечно, поспешишь принять участие в этой забаве?
Хайнц ответил коротким кивком и скинул с себя плотную верхнюю рубашку.
- Посмотрим.
- Учти, братец, на ловца и зверь бежит, -не могла успокоиться я, какая глупость там валяться в грязи.
- Волков бояться . в столицу не ездить, - парировал Хайнц и отстегнув одним движением свою гигантскую шпагу вышел из комнаты, направляясь во двор.
Я не последовала за ним во двор, но осталась наблюдать из окна. Он уверенно шел к месту боя. Ох уж эти мужчины. Чует мое сердце что его прямолинейность до добра не доведет, надо за ним последить пока есть возможность.
Правда на поле боя я за него не боялась. Хайнц сильный и по своему ловкий во время драки. Я смотрела в окно и усмехалась и себе, и своим мыслям, и своему брату.
Бой начался. Хайнц схватился с каким-то смельчаком. Я напряженно следила за ходом этой игры. Но произошло то, чего и следовало ожидать. Брат оказался сильнее, и я не удержалась от улыбки.

- Кто следующий?
- Выбирай себе равных противников.

Этот голос заставил замереть не только всех людей на улице, но и мое сердце. Я стояла боясь шевельнуться, почти не дыша, будто это что-то измениит. Я давно не видела брата, но не уверенна что он хоть на каплю изменился.

- Тогда я выбираю тебя, князь.

Я почувствовала как руки похолодели и заныло где-то в затылке. Теперь мое сердце от волнения было готово вырваться из груди, и я еще ближе приникла к окну. Шутки с отцом могут закончится очень плохо и Хайнц это прекрасно знает, но он никогда не откажется от возможности лишний раз испытать себя и его. И когда-нибудь один из них проиграет...
В последнее время все как-то не ладилось, и жизнь выпадала из всоей калеи. Только Хайнц вернулся домой, тут же надо ехать в Рунн. Хотя... в моей голове тут же завертелись разные мысли, как странно что раньше я об этом не думала. Всю свою жизнь я провела в отчем доме. И не приходилось мне видеть другие города, общаться с разными людьми. В детсве я больше всего любила читать книги про дальние страны и диковиных животных. Куда делись мои детский азарт и фантазии? Не уже ли я совсем засогла в доме отца? Нет, я ошиблась, поездка в Рунн это больше чем счастье, это может стать началом новой жизни.

[Антонио Иберо]

10 день месяца Полотна. Рунн, Шенбруннский дворец.


        Слуги в руннском особняке не верили своему счастью. Вся семья в полном составе! Дворецкий, узнав, что Высокий Дом Иберо ожидается меньше, чем через неделю, не сошел с ума только волевым усилием. Чувство долга оказалось сильнее.
        Снова и снова натирались полы и мылись окна, вытряхивались ковры и перины, чистилось серебро, а уж сколько хрусталя и фарфора побили… Кто считает, когда такая радость на носу! И то, Диего последний раз здесь был четыре года назад, остальные вообще один Каспиан знает сколько не наведывались. Если Каспиану есть охота считать, конечно. А от визитов адмирала, моих, то есть, удовольствия никакого. Приезжаю все время на несколько дней, без предупреждения, ем все, что дают, балов не закатываю… неправильный из меня герцог.
        Впрочем, сегодня марку надо было держать. И во дворец заявился во всем великолепии Первый Адмирал, сиятельный герцог, и прочая и прочая. Обменивался поклонами и двусмысленными замечаниями со встреченными придворными, многозначительно молчал и улыбался.
        Мутная водица дворцовых интриг всегда вызывала у меня полную неприязнь и почти детское недоумение. Мог я, мог, и просчитать вероятные ходы, и прикинуть, кто, за кого, и почем, но так лень… Еще Энрике подшучивал: мол, такой большой, Тонио, а до сих пор такой честный… И Рике давно нет, и отец с дядюшкой ушли…
        Когда теперь снова получится вернуться к любимым лоциям, прокладке путей и планам новых кораблей… Начинается. Приплыли. Голова словно в тисках, и это еще ничего не было!
        Корабли вы мои, корабли…

        Двери открылись. Мне навстречу шла Императрица.
        Эрмина. Бесценный залог (заложница?) столице от земель Юга. Моя маленькая кузина. Гордая, красивая, умная, все и всех понимающая – убийственное сочетание. К сожалению, прежде всего для нее самой.
        - Тони! – радостный выдох на грани неверия. – Я не ждала вас так скоро.
        - Диего и остальные будут через несколько дней. – пояснил я, поцеловав протянутые мне руки. – Эрминита, приезжая из Кастеллара сюда, словно возвращаешься из весны назад, в холода. И только ты – напоминание об иберийской весне – все так же прекрасна.
        - Сейчас мне нужны не комплименты, а новости, кузен. – но в ее глазах весело заплясали золотые искры и напряженная складочка между бровей разгладилась. Ненадолго, увы. – Как Диего?
        - Не скажу, чтобы он очень радовался, но мальчик готов ко всему. В том числе и к самому худшему – к коронации. Север теперь за нас, после заключения союза с Фростом…
        - Да, я была уверена, что у Алисы все получится.
        - Интересно, в нашей семье только женщинам положено все знать?
        - Просто у вас не всегда получается вовремя оказаться там где нужно, чтобы узнать, Тони. – мягкая улыбка. «Кто-то знает и играет, пока остальные по всем морям пытаются убежать… не то от себя, не еще от чего-то». Хорошо, что ты этого не сказала, Эрмина, хотя не поручусь, что ты так никогда не думала. Я и сам…
        - Давно не было новостей из Коннланта. Я волнуюсь. Изабелл пишет, что делает все возможное, но…
        - Изабелл трудно. Она не отступит и не откажется от всего, что случилось. Если победит Диего…
        - Он должен победить! – от волнения она перешла на иберийский. – Они едва ли простят победу, и ни за что не простят поражения. Путь – только наверх. Я достаточно давно здесь живу, чтобы понимать.
        Семь лет в Рунне, одна посреди противоборствующих партий. Наверное, мы тоже были виноваты. Наверное, она нас уже простила. И этого достаточно, чтобы не говорить о том, чего не вернешь.
        Я крепко обнял ее.
        - Тяжело, mi corazon*?
        - Очень тяжело, Тони. – на миг всем телом прильнула ко мне, как ребенок к старшему, защитнику, и вот уже снова – Ее Величество. Шкатулка с тайной захлопнулась, так и не выпустив ее.
        Я еще немного повеселил ее рассказами о нашем плаванье. Эрмина в ответ рассказала о последнем переполохе, который устроил эта притча во языцех – здешний церемониймейстер. Она говорила только о настоящем, словно отчеркнув время до смерти Александра. Другое время, заботы, даже смех другой – жестче. Иберо могут смеяться, когда нам совсем плохо, и может, мы спасемся именно такой последней улыбкой, когда кроме нее больше ничего не останется. Но пока мы еще смеемся от радости, и пока мы все вместе, и это хорошо.
        - Приходи еще, Тони. Можно даже просто так. – конечно, я пообещал.


        Уже уходя из дворца, в одном из залов я наткнулся на маршала Нортми, невозмутимо отчитывающего какого-то гвардейца. Гвардеец краснел и дошел уже до благородного пурпура. Шарль заметил меня и отпустил бедного малого восвояси. Видно, решил, что общение со мной на глазах у посторонних его репутации может и навредить.
        Дружеский тычок, показывающий насколько мне рады. Удержаться на ногах было делом чести, и я удержался.
        Неужели так соскучился?
        - Демон морской! И ты выбрался из своих глубин?
        - Когда это я бегал от хорошей драки? – Я расправил плечи и ответил не менее крепким рукопожатием: пусть почувствует, что я его тоже не забывал. – А тут намечается просто грандиозная свалка.
        - Ты любишь преувеличивать, Тони. – Шарль с показным недоумением огляделся. – А где же прочие орлы?
        - Я приехал один. Семья ожидается попозже.
        - Семья… - Шарль чуть хищно усмехнулся, и я знал, что сам сейчас улыбаюсь также.
        Старая шутка. Еще из ИКК. Тогда можно было бравировать и насмешничать над всеми Семьями на свете. В Корпусе были только мы, не стояли за нами могучие Дома, чтобы чуть что прикрыть и спрятать под крыло.
        Сегодня мы сами оказались частью Семей. Можно вспоминать старые проделки, смеяться над кем-то третьим, если не боишься посреди дружеской беседы увидеть трезвый холодок в глазах и наткнуться на вопрос о дальнейших планах. Адмирал Иберо и маршал Нортми. Шарль, похоже, думал о том же.
        Я вздохнул.
        - Ну что, заклятый друг, пойдем, выпьем, пока драка еще не началась? А то когда еще удастся?
        - Предложение не оригинальное, но верное. – маршал хлопнул меня по плечу. – Помнишь «Руннского феникса»?
        - А, «Петух общипанный»! Неужели все еще цел?
        - Вот и проверим. Жаль, Тана нет. Как ты там обычно говорил?
        - Para gloria, para exito, para amor!       
        - На славу, на удачу, на любовь. – задумчиво перевел Шарль. – Хороший тост. Всегда. Идем, адмирал. Построить баррикады еще успеем.

[Вероника Фьер]

10 число месяца Полотна.
Королевский заповедник. Лесной дом.

      Веселая возня в углу закончилась тем, что Вероника и Каэтана представили на суд подруг весьма странное создание. Марина озадаченно вертелась, пытаясь разглядеть себя со всех сторон:
- Ой, мне кажется, что я выгляжу ужасно! – фыркнула она. – Не понимаю, как это все можно носить?
- А по моему – гораздо удобнее наших платьев, - решительно отмела ее протест Каэ, поправляя камзол и шарф. – Похожа она на мальчика?
      Последний вопрос был адресован всем присутствующим девушкам. Анжелика, продолжая витать где-то в своих мыслях, рассеянно кивнула. Анриетта, на миг подняв голову от книги, тихо сказала:
- Нисколько. Вы слишком женственно ее одели.
      Всегда молчаливая и даже хмурая девушка, встала и подошла, решительно развязывая пояс, кокетливо завязанный на бедре. Поправив его и выпрямив, Анриетт очень быстро завязала простой и удобный узел:
- Мальчики редко носят бантики, - ответила она на вопросительные взгляды всех остальных.
      Электра Флавио потянулась и мурлыкнула:
- Мне кажется, что Марина очень похожа на мальчика. Но все равно остается – прехорошенькой девушкой.
      Рон поморщилась:
- Какая ты странная, Лекта. Конечно, она останется хорошенькой девушкой. Мы ведь не страшные, черные колдуны, чтобы из белого делать черное! – девушка скорчила свирепую гримаску.
- Ой, не надо, пожалуйста! – негромко сказала Анжи, поеживаясь. Сидевшая рядом с ней Электра, немедленно приобняла девушку, ласково приглаживая светлые локоны и успокаивающе что-то шепча ей на ушко.
      Вероника кивнула приглашающее сестре и подруге – Маришке, прежде чем выскочить за дверь. Девушки быстро выбежали следом и последовали за торопливо побежавшей наверх Рон. Забежав в одну из комнат, они разом прислушались и сблизили свои головки:
- Пусть думают что хотят, но, по моему, все отлично! Когда мы это провернем, девочки?
- Мне кажется, что раньше, чем дня через два – нельзя.
      Марина застонала, опускаясь прямо на пол.
- Я этого не выдержу, - обычно звенящий голосок, был наполнен грустью. – Из дома ни весточки. Анжи каждую ночь мучают какие-то кошмары. А вдруг она чувствует что-то ужасное, случившееся с Никэ?
- Никэ – это Никола? – округлила лукавые глаза Каэтана. – Какое милое имя.
      Мариша смутилась, наклоняя голову и быстро теребя край камзола:
- Так кузена зовут очень немногие…. Я ой.. девочки, вы только не выдавайте меня, пожалуйста! – просительная интонация ее голоса и весь этот неожиданно растерянный вид, удивили Веронику, но она быстро нашлась.
- Обещаем, что даже при всем искушении, которое нас будет подстерегать при каждой встрече с маркизом де Нортми – мы удержимся и не станем окликать его – Никэ….
- О, да нам просто это будет трудно, сестренка! – подхватила Каэ. – Мы ни настолько близко с ним знакомы.
      Рон подняла руку, опять прислушиваясь:
- Как будто – шаги за дверью?
      Все три заговорщицы притихли, внимательно слушая:
- Тебе показалось, - уверенно ответила сестра и опять все сдвинули головы друг к другу.
- Раньше мы не можем – слишком много слуг. А через четыре дня – великая служба – туда поедут почти все. И нам будет не сложно увести карету и коней. Я смогу обхитрить этого мальчишку, чтобы он не задавал лишних вопросов и запряг карету. А вам останется только оседлать коней. Марина, ты помнишь все? Справишься?
      Последние несколько дней девушки проявляли слишком уж повышенное внимания к тому, как оснащают лошадь, крепят на ее спине седло, проверяют и поправляют перевязи. Слуги смеялись, но охотно показывали юным барышням немудреную науку, считая это видно прихотью хозяйской. Девушкам только того и надо было. У Рон и Каэтаны получалось очень быстро и сноровисто, а Марина – чуть побаившаяся лошадок – порой путалась и очень долго седлала своего жеребчика. Мысль о побеге пришла в эти головки почти разом, едва однажды они шутя нарисовали на своих юных мордашках мужские, пышные усы. После того вечера баловства, Марина вдруг исчезла и подруги нашли ее лежащей на кровати. Она отчаянно плакала, не пытаясь справится со слезами. На вопросы сестер, успокоившись, девушка ответила со всей честностью, рассказав и об исчезновении кузена, и о странном юноше, которого она вероятно обидела, да к тому же не успела отдать платок. Узнав все это, Рон и Каэ предложили сбежать, чтобы узнать последние новости, да и просто – испытать на себе приключение. Приняв решение, девушки начали обстоятельно готовится и сегодняшний провал на примерке – их нисколько не обескуражил. Они же не собираются выдавать себя за мальчиков всегда, им просто нужна подходящая для побега одежда. В платье, как известно, трудно быстро мчаться на лошади, да и сидеть в седле удобно – по мужски. Все трое еще продолжали шептаться, когда дверь неожиданно открылась и на пороге возникла тонкая фигура Анриетты.
- Кто же будет из вас в карете? – негромкий вопрос показался громом.
- В какой карете? – задиристо и чуть ли не враждебно спросила Каэтана.
- С которой вы собираетесь удирать.
- Ты подслушивала? Это не хорошо, Анриетт!
- А сопровождать пустую карету – глупо.
      Марина успокаивающе обхватила сестер, прижимая к себе и глядя на холодное лицо этой странной девушки:
- И что ты предлагаешь?
- Я поеду с вами, - негромко сказала Анриетта.
- А тебе зачем?
      Темно-каштановая голова наклонилась, скрывая сверкнувшие глаза:
- За последними новостями.
- Если мы откажемся?
- То тоже никуда не поедете, - просто ответила девочка, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь.
      Рон топнула ногой, а Каэтана быстро сказала какое-то странное слово:
- Не ругайтесь, девочки. Пусть едет, если уж ей приспичило. Главное, чтобы не мешала, - примиряющее проговорила Марина. – Значит, через четыре дня?
- Да. Все как задумали!
- И Анриетта, - протянула недовольная Каэ, но вдруг задорно кивнула. – Зато какое веселое приключение!!

[Виктория Фрост]

Не смейтесь вы над юным поколеньем!
                                                                                    Вы не поймете никогда,
                                                                                    Как можно жить одним стремленьем,
                                                                                    Лишь жаждой воли и добра... ©
                                                                                                                  Марина Цветаева

9 - 10 день месяца Полотна. Северное Море. «Буревестник».

   - Посмотри туда! Посмотри, дядя! Это Буревестник, Буревестник!!! – Девушка подбежала к борту корабля, перегнулась, чуть не падая в воду, и застыла в порыве показать всему миру нечто волшебное и чудесное, что только что увидела. Все ее внимание было сейчас обращено к парящему в сером небе предвестнику бури, и его крыльям, разрезающим мягкую ткань низких облаков. Четкий силуэт птицы рвал мутное небо пополам, и, казалось, что небосклон держится только силой этого существа, невозмутимо прокладывающего себе курс в открытое море. Увлеченная этим зрелищем девушка не видела, что почти десяток крепких мужчин бросили свои дела и уже собирались кинуться ловить сестру Первого Тана, собравшуюся искупаться, но их остановил властный кивок головы. Седой человек, одетый в черную куртку и серые штаны подошел к племяннице и осторожно обнял ее за плечи, притягивая к себе, чтобы она не упала в бушующие волны.
   - Вижу, Тори. – Обожженных всеми ветрами Севера губ коснулась едва заметная улыбка, мужчина смотрел совсем не в небо.
   - Это хороший знак, правда, дядя? – Глаза, светящиеся каким-то внутренним, очень чистым, но скрытым от многих светом, восторженно смотрели на Тана Буревестника. – Наше плавание будет удачным! – Уверенно объявила девушка.
   - Это значит, что будет буря, Котенок. – Бранд Айс, наконец, поднял голову и посмотрел на птицу, носящую одно с ним имя. Глаза его тут же стали светло-светло серыми, цвета весеннего льда – еще крепкого, но уже тронутого первым дождем. – Похоже, тебе придется переночевать на «Буревестнике», а на «Клинок» ты вернешься утром. Рой не захочет рисковать твоей жизнью.
   Девушка опустила голову, глядя на игры волн за бортом. Каждый новый вал был выше предыдущего, и все они стремились к какой-то только им ведомой цели, бежали, спешили, а человеческие корабли были лишь досадной помехой на их пути, песчинкой, попавшей в обувь и замедляющей продвижение. Глаза цвета колокольчиков, которые были так редки и почти не встречались на Севере, снова - на этот раз с тоской - посмотрели на птицу, уже почти скрывшуюся за горизонтом. Нет, не возможность остаться на корабле дяди так расстроила северную принцессу, а воспоминания о разговоре, с которого минуло уже десять дней. Тогда перспектива выйти замуж в устах ее брата, Роя Фроста, звучала как нечто далекое и призрачное, что будет с ней когда-то, но не сейчас. Теперь же корабли северян шли на юг. «Клинком» командовал сам Рой, следом шел «Буревестник» дяди - Тангбранда Айса и «Гордость» Грейстормов. И это путешествие было реальным. Слишком реальным.
   Видимо, почувствовав перемену настроения племянницы, Тан Буревестник накинул на ее плечи свой плащ и крепче обнял девушку.
   - Замерзла на ветру?
   - Нет, дядя. – Девушка улыбнулась, поднимая на него свои глаза. – Я не боюсь холода. Я могу его не любить, но я дочь Севера и я его не боюсь. Тем более холода ветра…
   - Холод бывает разным, Тори. – Ответил Бранд, внимательно вглядываясь в лицо племянницы. – Бывает холод ветра, а бывает холод человеческих сердец.
   - Говорят, в Иберии очень тепло и почти никогда не выпадает снег. Смешные, как можно жить без снега? – Тория звонко рассмеялась, и ее смех полетел над неспокойными волнами.
   - Я говорю о другом холоде, и ты это поняла. – Буревестник удержал девушку, когда она хотела выскользнуть из объятий. – Разве мой Котенок - всегда такой смелый - теперь испугается посмотреть в лицо своим чувствам?
   Северная принцесса стояла в теплом кольце родных рук, опустив голову, и молчала.
   - Ты боишься, что тебе с твоим будущим мужем не будет тепло?
   Молчание треснуло, когда девушка вскинула голову, ее глаза горели почти фанатичным огнем. Так верующий расшибает себе лоб о ступени храма, желая доказать, что Бог есть – стоит только очень сильно в это верить.
   - Если даже так – моего тепла хватит на двоих. – Девушка выдохнула это страстно, почти шепотом, но мужчина хорошо ее услышал. – Я выполню свой долг до конца, дядя. Как и сказала Рою. – Это было сказано уже спокойнее. Глаза Тори обратились к океану, как будто там можно было найти сил. Но море насмешливо играло кораблями, ускоряя свой бег. Оно было слепо, глухо и немо к чувствам и взглядам людей. Буревестник посмотрел на свою племянницу и потом лишь тихо сказал, тоже обращаясь к морю:
   - Я знаю. Знаю, Котенок. Именно это меня и пугает.
   - И все-таки этот Буревестник – хорошее предзнаменование, а не только преддверие бури. – Ответила Тори, закрыв глаза.

***

   После ночного шторма море блестело на солнце. Игривые лучи разбрасывали по водной поверхности сверкающие звездочки, которые мигали, гасли, зажигались снова, разбрасывая ответные потоки света, как будто под огромной толщей воды покоились сокровища всех пиратов мира, разложенные на дне ровным слоем и соблазняя искателей приключений. Тори закрыла глаза, улыбнулась своим мыслям, состроила на лице строгое выражение и представила себя капитаном какого-нибудь каперского корабля. Вместо одной ноги у нее была бы деревяшка… Впрочем, нет – от этого атрибута всех морских разбойников она отказалась, решив, что обе ее ноги еще вполне ей пригодятся. Одета она, конечно, будет во все черное – штаны, рубашка, камзол, блестящие не хуже любого золота сапоги, на голове повязан черный же платок. За поясом шпага. Судно ее идет на всех парусах – естественно черных – и под черным флагом. Девушка прыснула от смеха, подумав – почему это все пираты так любят черное. Ведь, в жарких морях юга, как рассказывали бывавшие там, всегда светит солнце и тепло – значит, в черном будет очень жарко. Какие же эти пираты глупые. Впрочем, с черным цветом всегда связывают зло – во всех сказках и легендах. Странно… Вот они – Фросты тоже носят черное и серое – это их родовые цвета. «Но мы же не злые?» - Подумала Тори. «А еще на черном не так видны пятна крови…» - вспомнились ей слова из далекого детства. Северная принцесса непроизвольно подняла руку к губам, глаза ее широко распахнулись. Она посмотрела на свое черное в честь траура по умершему Императору Рунна платье.
   - Ты сестра Роя Фроста? – Девушка вздрогнула, услышав неожиданный вопрос и злобу в голосе вопрошающего. Подняв глаза, она увидела высокого черноволосого юношу – незнакомого ей.
   - Да. А кто ты? Я тебя раньше не видела, хотя знаю всех людей дяди.
   - Меня зовут Кернан Норн. Я… - Парень замолчал, как будто проглотив конец фразы, и после заминки продолжил. – Я новый матрос на «Буревестнике».
   - Ты брат Ринны? – Догадалась девушка, подаваясь вперед. В глазах Тории появилась жалость, и заблестели слезы. – Мне очень жаль твою сестру. Она была… Такой доброй и красивой.
   - Ты знала Ринну? – Парень явно был удивлен.
   - Конечно, она бывала в Осколке вместе с дядей и всегда привозила мне подарки… Она была… Мне очень жаль. – Снова повторила Тория.
   - Мне не нужна твоя жалость, девчонка. – Зло бросил юноша. В глазах его плескалась ненависть. Не понимая, чем вызвала такие чувства у молодого человека, девушка смутилась. Ей еще никогда не приходилось сталкиваться с таким. Во Фросте ее все всегда любили и оберегали, она была для всех Котенком, а тут на нее смотрел холод человеческой злобы и ненависти. Впервые. Широко открытыми глазами.
   - Прости. – Сказала она, сама не понимая за что просит прощения и опуская голову под этим взглядом. А он все смотрел и не уходил.
   - Оставь свою жалость для брата или дяди. Им она будет нужнее.
На самом деле в этот момент ей очень захотелось расплакаться, но Викторию-Екатерину Фрост учили, что слезы – признак слабости, поэтому она подняла голову и смело посмотрела в лицо этого наглеца.
   - Я сделала тебе что-то плохое?
   Юноша растерялся. Хмуро, но уже без злобы, а скорее со странным или даже болезненным интересом он смотрел на маленькую – на голову ниже его – девчонку, которая вот так бросала ему вызов.
   - Нет…
   - Тогда, может, ты не будешь говорить со мной, как со своим самым смертельным врагом? Кто ты такой, чтобы так разговаривать с сестрой Первого Тана Фроста? – В ее словах не было даже намека на надменность, высокомерие или осознание собственного высокого положения. Она сказала это спокойно и дружелюбно - просто ей казалось вполне логичным, что два человека, не причинившие друг другу никакого вреда в прошлом, должны говорить мирно. Она еще совсем не знала, что иногда ненависть, злость и месть передаются вместе с кровью, переходят из поколения в поколение, как проклятие, как яд, от которого нельзя избавиться – они отравляют жизни сотен и тысяч людей, избравших путь высоких чувств, которые обозначаются словами – долг, честь и достоинство. Виктория жила в мире, где все легко и просто. – Я думаю, что в таком случае нам гораздо лучше стать друзьями. Ты можешь звать меня Тори.
   Девушка протянула Кернану свою руку.
   На лице юноши отразилось смятение. Как и она, он совсем еще не умел скрывать своих чувств, и, когда одна из тех, кого он считал своими врагами, предложила ему дружбу, он пришел в ужас. Однако небесно голубые глаза смотрели на него, проникая в его сознание, трогая что-то в груди нежными девичьими пальчиками и заставляя это что-то биться быстрее. Он еще раз внимательно посмотрел на девушку, отмечая длинные светлые косы, пару выбившихся локонов, которыми играл прохладный ветер, улыбку на нежно розовых губах, хрупкость, скрытую под толстым плащом и, наконец, большие глаза, распахнутые навстречу небу, солнцу и… ему, потом остановил взгляд на маленькой ладошке и сжал ее своей рукой.
   Виктория рассмеялась, теперь все встало на свои места. Да, именно так все и должно.
   - А как мне называть тебя? – Спросила она.
   - Мать звала меня Эрни… - Неожиданно для самого себя ответил юноша.
   Девушка посмотрела куда-то ему за спину. На минуту на лицо ее набежала тень:
   - За мной приплыли люди брата, мне нужно возвращаться на его корабль, но мы же еще обязательно увидимся? – Она снова улыбнулась и, не дождавшись ответа, высвободила свою руку из крепкого рукопожатия. – Ведь, друзья обязательно должны часто видеться, Эрни.
   Юноша молча смотрел вслед уже бегущей к дяде, чтобы проститься, девушке, но видел он все еще голубые глаза.
   В самый последний момент перед тем, как спуститься за борт в ожидающую ее лодку, Тори еще раз обернулась и, найдя своего нового друга глазами, махнула рукой и подарила ему улыбку – как будто второе солнце взошло над волнами Северного моря. Юноша силой воли сдержал себя, чтобы не махнуть в ответ. И ни один из них, конечно, не заметил – что все это время за ними внимательно следили светло-серые осколки льда - глаза Тана Буревестника.
   Где-то высоко в небе послышался птичий крик. Люди вскинули головы. Белоснежная чайка парила над кораблями, словно отдавая честь или салютуя гостям с Севера. Значит, вчерашний буревестник был не случайным гостем. Земля близко.

[Катажина Риди]

10 день месяца Полотна,
Рунн, особняк де Барна.

Катажина приложила все усилия, чтобы стать частым, а главное - желанным гостем в доме де Барна. Почти каждый день Виктуар сопровождал её в поездках по городу, показывал наиболее важные и интересные места и здания. Как ни странно, его общество действительно доставляло девушке некоторое удовольствие. Нет, разумеется, он был чересчур высокомерен, заносчив и горд, и это чувствовалось, хоть он никогда и не проявлял этих черт характера по отношению к своей спутнице. Но Катажина прекрасно понимала, что он не рассматривает её как ровню, это злило и раздражало ещё хуже, чем постоянная необходимость прикидываться "сладкой дурочкой", скрывая свой настоящий характер, порывы и желания. Несмотря на это, в какие-то моменты девушке было даже приятно то внимание и забота, которым её окружал маркиз. Играя свою роль, она смогла добиться опеки со стороны заметного и уважаемого номена и, пускай это достижение не шло ни в какое сравнение с тем, чего она заслуживала на самом деле, оно ставило её на ступеньку выше остальных. Уверенность в этом грела душу.

Мало-помалу Кася перезнакомилась с многими представителями большого семейства. Младшая ребятня, кучка повизгивающих, вечно требующих сладостей и развлечений откормленных розовых поросят, легко признала девушку. Пара ласковых слов, леденец на палочке - и дети уже вовсю ждали появления номени Катажины. Они, подобно всем детям мира, инстинктивно тянулись к красоте, а тут Кася с легкостью могла заткнуть за пояс многих.
Филипп де Барна, ещё маленький по возрасту, но своей энергией и рвением мог перещеголять многих братьев и кузенов. Он был Касе симпатичен - и игра в "честного рыцаря" только способствовала этой приязни. Катажина легко и естественно заняла место всячески восхваляемой подруги и наперстницы. Как использовать своего преданного рыцаря, девушка пока не поняла, но что-то внутри подсказывало - его время придет.

С одной стороны безумно раздражающая своей манерой разговоривать с людьми и нарочитой инностью, Анриетта де Барна была интересна нераскрытым магическим потенциалом. Кася связывала с ней самые ближайшие планы, так что выкрутасы этой малолетней умницы приходилось терпеть, скрипя зубы и засунув собственные амбиции куда подальше.
Эстебан де Барна... Этот юноша притягивал к себе взгляды очень многих барышень, безмозглыми бабочками порхавшими по коридорам Шенбруннского дворца. Они порывисто вздыхали и ахали, когда он обращал внимание на кого-то из них. Когда она увидела его в первый раз - он просто проходил мимо, но Кася тоже не смогла сдержать судоржного вздоха. Виктонт де Эрсе был магом и даже более того - от него шел отчетливый необычайно сильный магический фон. Появлялось что-то непонятное - ощущение, запах, звук, цвет, какое-то чуждое и тревожное чувство, воспринимаемое седьмым, восьмым, десятым органом, но из-за него в тот первый раз девушка не могла оторвать взгляда от его подтянутой фигуры. Она и представить не могла, что всё окажется так просто. Руку протянуть! И заветная цель путешествия, обучения, сознательной жизни - вот она. Рядом.
С тех пор она неоднократно сталкивалась с виконтом де Эрсе, но случай не позволял ей приглядеться к нему поближе. Каждый раз кто-то отвлекал, а ей хотелось совсем других встреч - не вскользь и невпопад, виконт был слишком интересной фигурой, чтобы отпускать его просто так.

Вся семья де Барна была черезвычайно интересна. Без исключений.

Катажина стояла в достопамятной малой гостинной и опять ждала. Виктуар обещал свозить её на прогулку в Шенбруннский сад, но вот уже ровно пять вечера, она пришла, ждёт, а его нет! Очередной слуга с огромным носом передал, что маркиз сейчас спустится, но тот что-то не спешил. Раздраженно притоптывая миниатюрной ножкой, обутой в новенькие сапожки для верховой езды, Катажина пыталась унять гнев, накопившийся внутри. Несдержанные выкрики и экспрессивные жесты сейчас были совсем не тем, что маркиз де Барна рассчитывал увидеть в юной красавице. А его желаниям приходилось соответствовать.
"Пока, - мрачно подумала Катажина, стискивая зубы и переводя дыхание. - Это всё только пока."

Привет, - небрежно поприветсвовал её Жан-Пьер де Барна, размашистыми шагами входя в гостинную, уверенно приближаясь к девушке. Его глаза пробежались по ее фигурке, словно раздевая. - Опять ждешь моего братца? Думаешь, сыграть удачную партию?
Резко отвлекшись от собственных переживаний, Катажина недоуменно захлопала ресницами: О чем это вы?
- Я говорю о наследнике дома Барна. - Жан-Пьер подмигнул ей. - Такому зануде как Виктуар нечем больше заинтересовать девушку. Я прав?
- Нет. - Девушка говорила медленно, немного заторможенно, приходя в себя от такого стремительного напора. Неожиданно появившемуся юноше удалось захватить внимание Каси, и теперь пара темных глаз изысканно ленивым взглядом изучала фигуру очередного де Барна. Их всех можно как-то использовать. - Наследник дома - это очень много. Очень. Вы меня понимаете? - Легкая улыбка алых губ.
- Как знать... - Жан-Пьер тихо улыбнулся. - Наследник был, наследник убыл.
- Вот будет несчастье для семьи, не так ли? - Голос все еще был тих, но в нем появились новые нотки. Голос смеялся, побуждал ответить, провоцировал... Обманчиво-доброжелательно.
- Несчастье? - Жан-Пьер сухо рассмеялся. - Да тут все только этого и ждут..
- Вам, наверное, виднее... - Тонкие пальчики задумчиво крутили выбившийся из прически длинный черный локон. Губы сами сложились в новую, несколько отстраненную, но тем не менее крайне привлекательную и манящую улыбку. Девушка, не отрываясь, смотрела на юношу. - Наследник - это очень важно для семьи. Я права? И Виктуар - крайне важен?
- Важен? На что вы намекаете? - Жан-Пьер прищурился. - Наследником должен быть достойный, а не тот, кто родился первым... Семье нужны самые умные и хитрые. Особенно такой семье, как наша.
- Вы?
- Да. - Жан-Пьер крепко схватил ее за запястья. - Я говорю о себе, разве не понятно? Я во всем лучше Виктуара, начиная с того, что раньше стал ходить и заканчивая тем, что... - тут он осекся. - Думаю, вам стоит узнать меня поближе. - Резко дернув девушку на себя, Жан-Пьер впился грубым, жестким поцелуем в её губы в попытке подчинить непокорную красавицу силой. Катажина болезненно поморщилась, отвернула голову в сторону, подставляя для поцелуев щеку и стойную шею. Её губы приблизились к его уху и тихо прошептали:
- Зачем? Я же хочу сыграть выгодную партию?
- Смотрите вперед. - Юноша жадными руками прошелся по её спине, сминая платье. - Люди смертны.
Несколько мгновений девушка безмолвствовала, потом резко отстранилась от Жан-Пьера, выгнулась всем телом, чтобы как можно меньше прикасаться к нему, но глаз не отвела и в них уже открыто читался веселый, бесноватый огонь:
- Это ваши заботы! - неожиданно сильным ударом тонких рук, Катажина оттолкнула от себя третьего из рода де Барна, сбив по дороге обитый дорогим велюром стул. - Свою предназначенность нужно доказывать. Добиваться. Драться за неё. И тогда человек может получить абсолютно все. - Девушка резким жестом тонких рук провела неумолимую черту между собой и Жан-Пьером. - Только тогда.

Ошарашенный неожиданный отпором, молодой человек хотел сказать что-то еще, но в ту же минуту в комнату вошли Виктуар и Альфред де Барна. В воздухе повисло неловкое молчание, отец с сыном пристально и немного насмешливо разглядывали сидящего на полу Жан-Пьера и раскрасневшуюся Катажину. Выдержав паузу, Виктуар помог брату встать с пола и чуть слышно процедил:
- Мы поговорим позже, дорогой брат.
Опасаясь того, что разозленный Жан-Пьер сболтнет какую-то лишнюю глупость, девушка поспешила отвлечь внимание на себя. "Не хватало, чтоб они еще и на дуэли дрались, - с негодованием подумала она, абсолютно выкидывая из головы неудавшегося покорителя женских сердец и чувствуя, что её гнев на маркиза восстаёт новой волной. - Вот если бы он пришел вовремя... Впрочем, хорошо, что не пришел."
- Господин канцлер, здраствуйте, - Кася склонилась в полном изящества поклоне. - Виктуар я вас уже заждалась! Вы не находите, что это неприлично - заставлять девушку так долго ждать?
- Прошу прощения у номени. - Короткий кивок головы и полный внимания взгляд бирюзовых глаз. - Я готов искупить свою вину - выбирайте любой вид наказания, я весь ваш.
- Я подумаю. Но сейчас - вы всё ещё должны мне прогулку.- И, подхватив мужчину под руку, она увлекла его прочь из дома, без остановки щебеча, что в голову придет, оставляя отца с сыном обмениваться совершенно неоднозначными взглядами.
Это были их проблемы.

[Клара фон Торнхейм]

10 день месяца Полотна. Вечер.
Дена. Остарикка

Идея с началом новой жизни казалась мне не просто хорошей, а отличной, и теперь не могла выйти из головы. Я словно ребенок загорелась и просто не могла придумать с чего же мне начать. Но явно с чего-то необычного.
Я гуляла по саду, размышляя о своей скучной жизни, о жизни без приключений. Правда толку-то о ней думать, нужно что-то делать.
Теплые лучики солнца ласкали мое лицо, и я совсем растворилась в своих мыслях, пока не почувствовала присутствия постороннего человека. Я обернулась. За деревом стоял высокий юноша лет 19, и смотрел на меня не мигающими глазами. Опомнившись он попытался сделать вид что просто проходил мимо, но было ясно что он следил за мной. Я ласково улыбнулась этой неуклюжей попытке, и юноша остановился, не отрывая от меня глаз.
Вот кажется и новая игра - мелькнуло в моей голове, и я не стала обрывать все на корню, как делаю обычно. Тем более что молодой человек был достаточно симпатичен.
-Ты следил за мной? - спросила я как можно спокойнее.
-Нет, я прогуливался здесь...
-Зачем ты обманываешь меня?
Юноша явно смутился, и мне это понравилось. Как и следовало ожидать он дал слабину. 
-Нет госпожа Клариссия, я не смею обманывать вас. - робко ответил он и поклонился.
-Скажи, как тебя зовут?
-Людвиг Дейер, я оруженосец...
Юноша не успел закончить, я прислонила свою ладонь к его губам
-Имени достаточно, оруженосец, мне скучно гулять одной, составь мне по дружески компанию, если тебя не ждут другие дела.
-Нет, госпожа, я с радостью проведу с вами время.
На ловца и зверь бежит…

-Госпожа Клара, вас так долго не было, я не могла вас найти, - защебетала Рита, встречая меня в комнате. Иногда мне казалось, что она выполняет роль моей ручной собачки. Все время преданно ждет меня  у окошка. Не доведет это любопытство ее до добра.
-Да я гуляла с одним молодым человеком, - равнодушно произнесла я, бросая накидку на кровать.
Брови служанки взметнулись вверх от удивления, а ротик слегка приоткрылся. Всегда поражалась мимике Риты - ее можно читать как открытую книгу.
-С кем?
-Рита, ты слишком любопытна, это не красиво.
Девушка прижала губки.
-Я гуляла Людвигом. Милый мальчик, мы вместе провели около двух часов, и сказать по правде очень мило. Оказывается он очень давно обратил на меня внимание, но все боялся подойти.
Рита ловила каждое слово. 
-Он влюблен в вас?
-Похоже что да.
Моя прогулка с оруженосцем у Риты вызывала больше эмоций чем у меня.
-А вы?
-Нет конечно, как я могу быть влюблена, тем более в слугу, это игра. Сегодня ночью мы с ним встретимся в конюшне. Я хочу с ним пообщаться по ближе.
-Что бы вас никто не видел? -догадалась Рита
На самом деле я просто хотела не много поболтать с ним, посюсюкаться как принято влюбленным парочкам, может разок поцеловаться, а потом прогнать. Нечего думать что какой-то там слуга сможет быть достоин моих руки и тела.
-Да. Никто не видел, совсем никто.-легко улыбнулась я.