Наброски художницы Опции

[Чали]

Как известно, рожденный ползать, летать не может но...я попробую.))) я решила открыть свою маленькую тему, куда будут изредка кидаться мои рассказы. не люблю повторяться, но я для начала выложу сюда уже присутствующие в "Рассказах" наброски

Темный

Все вокруг дышало неприязнью. Со всех сторон доносились частенько леденящие душу странные хлюпающие звуки. Над головой каждую минуту с диким шумом пролетали довольно крупные птицы. Они испытывали постоянную потребность жалобно кричать, когда пролетали над этими как будто застывшими между реальностью и фантазией местами. Деревьев было немного, да и те, что еще держались в этой вечно вязкой и уже слишком давно неблагородной земле, скрючились и жались друг к другу, как испуганные щенки. Их низкорослые стволы сейчас не дышали той жизнью, что была раньше. Полуживым деревьям уже давно не хватало нормальной пищи. Они постоянно умирали, но не находили смерти. Дряблые вялые листья колыхались на едва различимом ветру.
Здесь опасались гулять животные, даже хищники не зарились на большое количество птиц, нередко вьющих здесь свои гнезда прямо на земле. Это место само предупреждало об опасности. Ни одна разумная тварь никогда здесь не переночует (птицы не в счет), даже не остановится испить воды из многочисленных глубоких луж, одни из которых не имели дна.
Вода была противна на вкус и отдавала затхлым болотом. Собственно, это же и были болота. Немного сгорбленный осунувшийся за последнее время человек в простых одеждах, поморщился, но все же проглотил воду, быстро вытерев мокрый рот своим потрепанным рукавом. После этого он сразу отчаянно сплюнул, не в силах вынести и запаха своего рукава.
Множество дней в пути…
Ни оружия, ни еды - только старый, затупленный нож, изрядно попорченный временем да тряпье, что износилось до такой степени, что даже смотреть без жалости нельзя. Как этот человек смог выжить до того, как забрел в болота - остается загадкой. Было лишь видно, до какого отчаяния он дошел, раз смирился с тем, что выпил болотной воды, что зачастую подобна мучительной смерти. Жажда поглощала его, внутри горел сухой огонь, беспощадно выжигающий душу и тело.
Человек, который уже слабо походил на человека, казалось, сам не знал, куда идет. Если немного приоткрыть завесу тайны о его прошлом, можно понять, что он не знал вообще ничего. А точнее, ничего не помнил. Его память в какой-то момент пропала, как легкокрылая пестрая бабочка исчезает с цветка так незаметно и непринужденно. Он даже не видел себя в зеркале - в цветущей темно-зеленой противной воде это сделать было весьма затруднительно.
Единственная вещь, которую он хранил в одном целом кармане, была совершенно ему незнакома. Какой-то странный блестящий кругляш частенько оказывался в руке у человека, потухший, но все же блеск успокаивал его в особо трудную минуту.

Он был фермером. Простым трудягой-весельчаком, душой деревенской компании. К тридцати годам он многого достиг - обзавелся новым скотом, его жена только и успевала готовить вкуснейший сыр, доить коров и ухаживать за свиньями. Около загона с овцами теперь всегда крутились пастушьи собаки, преданно охраняя территорию. Они были сыты и вычесаны, все завидовали такому процветанию и благополучию. Вот только как скоро это закончилось…
Он шел из леса с вязанкой сухих дров, пот лился с его лба ручьем, потому что стояла невыносимая жара. При себе фермер имел только один топор и ножик, которым он пользовался для того, чтобы обрезать тонкие ветки. На шее как всегда висел амулет, сделанный женой из осины - все были суеверные. Толку фермеру от него не было никакого - не мешался - так пусть болтается, и жена не расстроится.
Когда он в очередной раз остановился передохнуть и вытереть пот с лица, рядом раздалось тихое рычание. Фермер дернулся от неожиданности и испуга - это была не собака. Перед ним, на палящем солнце стоял почти черный матерый волк, размером больше, чем обычный. Он усмехнулся, показав свои белоснежные клыки.
«Тебе не место здесь. Твое предназначение - быть рядом с нами».
У фермера голова от ужаса и потрясения пошла кругом. Он начал дрожащим голосом шептать заклинания, что якобы защищали от демонов и злых духов. Но черный волк по-прежнему молча терпеливо выжидал. Когда фермер замахнулся на него топором, он вихрем пронесся мимо, человек не успел понять, в какую сторону. Только его бравый топор, который разрубил множество дров, рассыпался прахом, за мгновение до этого, почернев до неузнаваемости.
«Тебе не место здесь. Уходи. Иначе, мы заставим тебя это сделать».

Человек умирал, забившись дождливым днем в какую-то сырую пещеру. Он замерз, его конечности начали коченеть. В несчастном желудке уже давно не было никакой еды. Он даже не мог выползти и попытаться напиться дождевой водой.
Вдруг, послышался посторонний шорох позади человека, не знавшего, что он делает в этой жизни. Но у него не осталось сил, чтобы повернуть голову.
«Тебе не было места среди них. Ты погибнешь в этом никчемном теле. Неужели ты на это согласен?».
Человек вспомнил этот голос. Он хотел было отрицательно помотать головой, но ничего не вышло.
«Конечно, не согласен. Если ты хочешь прожить эту жизнь, выжав из нее все соки и напиться ими - примкни к нам! К свободному ветру! К всемогущему солнцу!»
Человек вдруг вспомнил про свою семью…
«Забудь про всех, они - ничто! Их больше нет ни для тебя, ни для кого-то другого! Есть только власть и тот, кто ею наделен! Остальное - прах».
Грянул гром, и странный человек в лохмотьях повалился на землю. Голова ударилась об острый камень, и он обагрился темной кровью. Глаза перестали быстро вращаться и застыли, глядя в никуда.
Огромная тень какого-то зверя бесшумно прошла мимо. Один короткий миг - и за первым неясным силуэтом последовал второй.

Так одним слугой Тьмы стало больше…

Они

Она зашла в вагон метро. Темный короткий плащ не был застегнут, под ним любой смог бы разглядеть опрятную черную футболку, которая все-таки, как ни крути, не вязалась с деловыми темными брюками. Ни украшений, ни помады - только немного теней и почти незаметное колечко с черным ониксом, доставшееся от бабушки.
Темные длинные волосы, всегда убранные в хвост, постоянно страдали от вечных потоков воздуха, особенно в метро. Когда она зашла в вагон, наконец-то ее волосам было позволено снова прилипнуть к спине своей хозяйки. Не было слышно стука каблуков - только белые кроссовки бесшумно и неторопливо прошлись по пустому вагону.
Один из унылых вагонов московского метрополитена, похожий как две капли воды на все остальные вагоны своими незаконно расклеенными рекламками, изрисованными стеклами, и частенько какой-нибудь одинокой пустой бутылкой из-под пива, вечно мешающейся под ногами, сегодня вечером был непривычно пуст. Хотя, это только одна из начальных станций ветки - может потом народу прибудет…
Она рассеянно шагала от начала к концу вагона. В одном из углов приютился какой-то бомж, скрючившись так, что с первого взгляда в нем было трудно распознать человека. В середине сидела стайка беспокойных тетушек, тихо щебечущих друг с другом.
Она прошла мимо.
И села в конце вагона. Там, где не сидел никто. Ей было скучно. Ни старенького плеера, ни захудалой книжицы, даже телефон разрядился. Она вздохнула, и устало подняла голову, думая бесцельно уставиться в противоположное окно, бессмысленно глядя на одинаково пыльные трубы за стеклом.
А там, наверху, наверняка уже пошел дождь. Может быть, она успеет добежать до дома, несильно промокнув? А если повезет, дождик закончится за те сорок минут, что ей ехать от одного конца ветки к другому. Зонтика-то нет…
Она уставилась в ту точку, где должно быть прекрасно видно окно. Если бы на противоположном сиденье никто не сидел. Однако прямо напротив нее расположился молодой парень, целиком поглощенный тяжелой музыкой, бьющей из его огромных наушников. Он был красивым… Она бесцеремонно уставилась прямо на него, даже не думая отводить глаз, когда он случайно бросил взгляд на нее. Он увидел женщину, возраст которой выдавали разве что глаза. Мудрые глаза. Теперь это перестало быть редкостью. Все чаще он встречал детей с такими глазами, отчего у него каждый раз сжималось сердце. Нельзя так с детьми. А они шарахаются от каждого взрослого, решившего просто улыбнуться. Почти все носят с собой оружие - будь то газовый баллончик или стилет, незаметно висящий на поясе у ребенка. Они все теперь мудрее нас. Потому что в этом мире больше не существует слова «детство».
Она не отвела в смущении глаз, как делала раньше. Он был молод. Только чуть старше ее. Ей безумно захотелось просто поздороваться. Только вслух сказать это уж точно было не в ее силах.
«Привет».
«Привет…» - прозвучал в мозгу ответ.
«Как дела?» - продолжила она молча смотреть на него сквозь приспущенные веки.
«Глупый вопрос».
«Да».
«Что ты здесь делаешь?».
«Еду домой. А ты?».
«На работу».
«Ночью?».
«Конечно».
«А там идет дождь…».
«Я знаю».
«Тебе слышно меня? Сквозь твою шумную музыку?».
«Конечно. Как может привычное помешать несуществующему?».
«Не знаю».
«Тебе и не нужно этого знать».
«Ты так молод. Но мне видится, ты привык работать очень давно».
«Это так. А у тебя старые глаза. Будто век прожили. И все повидали».
«Да…».
Тут поезд остановился, впуская в вагоны много шумного народа, спешащего домой. Дедушки, мужчины, дети - все тут же расселись, заняв свободные места. Им теперь не было видно друг друга. Посередине стояли люди.
«Ты красивая», - несмотря на визуальную преграду, услышала она голос, не имеющий оттенков. И эмоций. Как переписка может передать толику настроения кучкой смайликов.
«Мне говорили об этом. Спасибо».
Она не стала задавать других вопросов. Он молчал. Наконец, она снова решилась.
«Мне кажется, что я знаю тебя давно…».
Ответ последовал незамедлительно:
«Так и есть».
«Откуда ты знаешь?».
«А откуда ты знаешь, что наверху идет дождь?».
«Я этого не знаю. Может и идет. Ты не даешь мне покоя. Я уже тебя не вижу, но чувствую, что ты рядом».
«Правильно».
«Что правильно? Что?», - она покачала головой. На глаза навернулись слезы.
«Правильно то, что я уже начала говорить сама с собой? Ведь на самом деле тот мальчик, что сидит напротив меня, он просто слушает музыку. Я не знаю, кто он…».
В ответ тихо прозвучало:
«Я спасатель…»
Но ее захлестнула волна чувств, отчаяния, что она не замечала тихого шепота в собственной голове.
«…не знаю, как его зовут…».
«Алексей».
«…сколько ему лет…».
«Двадцать два».
«…на какой станции он выйдет…».
«На твоей».
«…и я больше никогда с ним не увижусь».
«Это уж как прикажет твое сердце».
Наконец, она поняла, что параллельно своему потоку мыслей слышала и его. Но долетела только последняя фраза.
«О чем ты?».
«Считаешь меня плодом своих фантазий?».
«Именно».
«Хорошо».

Гнусавый женский голос буднично объявил предпоследнюю станцию. Обычно большая часть народа выходит.
Двери открылись, из вагона потянулась толпа.
Она сжала кулаки и закрыла глаза. Только краем глаза успела увидеть, как силуэт неторопливо проходит мимо нее.
«Все-таки он ушел…».

«…Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…».
Она открыла глаза. На тройных сиденьях напротив больше никого не было. Ни-ко-го.
Тут она повернула голову в сторону и увидела, как остатки народа собрались у дверей, не в силах ждать, пока поезд приедет.
«Ты все-таки не вышел…».
«Зачем? Это была не моя остановка».
На одну минуту они прервали связь. Да какую связь, что вы? Телепатическую? Бред, это из разделов фантастики. И она считала так же.

«…Конечная. Просьба освободить вагоны».

Девушка устало поднялась, глядя в пол. Когда она решилась поднять голову в поисках того мальчика, что увлеченно слушал музыку, взгляд ни за что не зацепился. Его не было. Никогда не было.
Девушка облегченно вздохнула. Еще не хватало стать сумасшедшей. Тем более, надо привести нервы в порядок, завтра на работе важное совещание… надо ничего не забыть… корм коту вроде еще остался… поскорей бы домой.
Какая прелесть, еще к экзаменам в институте готовиться! Надо будет съездить к родителям, отвезти им кота, иначе он скоро подохнет без рыбки со сметаной, а у нее нет времени купить что-то съедобное даже для себя. Хоть завтра вечер будет свободным…
Она полностью погрузилась в себя и в свои обычные проблемы. И стал отходить на задний план тот непонятный случай в метро.
Дождь только начинал накрапывать, но она припустила домой. Подъезд снова не было видно, потому что опять перегорел фонарь. Не в первой…
Ключи были наготове. Хорошо хоть бояться нечего - район охранялся, у подъезда велось видео наблюдение… внутри сидит консьержка.
Было так темно, что едва была видна железная дверь. Она свернула с основной дороги и направилась к ней.
- Девушка!
Она удивленно обернулась. На дороге стоял мужчина, правда ей был виден только силуэт. Даже если это какой-нибудь маньяк, он стоит слишком далеко, она успеет добежать до подъезда и…
- Не подскажите, который час?
Она пожала плечами.
- У меня нет часов!
- Вам не нужны часы. Вам просто нужно знать, что это не ваш час.
- Что вы городите? - она была так возмущена, что не заметила, как подошла ближе.
- Не заходите в дом. Прошу вас.
Она усмехнулась.
- В доме заложена бомба? В квартире меня ждут грабители? А в лифте маньяк?
Он с досадой покачал головой.
- Не моя работа объяснять. Моя работа спасать. Дай руку. Мы уходим отсюда.
- И никогда не вернемся? - спросила она, хватаясь за протянутую руку.
- Вернемся. Только не сюда. Когда на тебя перестанут охотиться.
- Ты говоришь смешные вещи. Почему я должна тебе верить? - возмущалась она, когда он настойчиво тянул ее прочь от своего дома. - Ты невыносим, Алексей! - выкрикнула она и запнулась. В то же время он развернулся к ней. В смеющихся глазах отражался свет дальних фонарей.
Она не могла выговорить ни слова. Только попятилась назад.
- Что за шутки? Ничего подобного быть не может! Кто ты?
- Спасатель.
Он понял, насколько она напугана и тихо рассмеялся. Он подошел к ней и обнял, чтобы она перестала дрожать.
- Ты все поймешь. Мир не такой, как все привыкли думать. Я покажу тебе. А сейчас - убираемся отсюда.
Ее уже не беспокоили его почти невидимые крылья. Их можно было увидеть только закрытыми глазами. Когда она закрывала глаза, перед глазами представал новый мир. Она в последний раз повернула голову в сторону своего дома.
«Закрой глаза».
Она повиновалась. Там, где только что стоял черным великаном ее дом, полыхало необузданное пламя. От него не веяло теплом…

[Чали]

Давненько я сюда не заходила. Дабы немного обновить эту папку, выложу одно из последних. сама не могу сказать, что могу как-то однозначно оценить этот набросок. посмотрим, что скажут остальные...

Маскарад

Мое блестящее платье шуршало так несносно и невыносимо, будто надо мной парила дюжина голодных голубей, что вот-вот могут задеть меня неосторожным крылом. И тогда я упаду, обязательно упаду, даже не успев закричать…
- Ах, барышня, да стойте ровно! Дайте мне вас одеть как следует. Что я вижу, вы дрожите? - ворчливо спросила меня старая служанка, которая уже завязывала последние ленточки моего пышного платья.
- Оставь девочку, Роза. У нее сегодня сложный день. А точнее, вечер, - властно, но спокойно прозвучал женский голос позади меня.
- Как прикажете, сударыня. А что, разве этот бал первый у нашей барышни? Помню, она уже бывала на таких вечерах, - упрямо ответила она моей матери, которая сидела на стуле около двери и в упор смотрела на меня - я всегда чувствовала ее взгляд даже со спины.
- Нет, Роза, ты совершенная дурочка. Сегодня особенный день - твоя барышня сосватана самому видному жениху всего нашего графства. Через час он приедет в наш дворец, в первый раз увидеть будущую невесту. Должны же они познакомиться перед свадьбой! - она усмехнулась сама себе. - Так что наряжай ее как можно лучше, Роза! И ничего не забудь, иначе я прикажу с тебя три шкуры спустить!
Но такие угрозы, видно, служанке были не страшны, поэтому она так же недоверчиво продолжила:
- Как же, моя маленькая госпожа уже выходит замуж! только год назад считалась ребенком,  а теперь - богатая невеста!
- Не болтай лишнего, - осадила ее моя мать. Впрочем, она сказала это просто для порядка, действия же ее слова не возымели никакого - старушка продолжала ворчать, иногда затягивая корсет слишком сильно.
- Роза, нечем дышать! - еле слышно прошептала я, пытаясь помахать на себя ладошкой, чтобы привлечь свежий воздух. Но - увы! - в этой душной комнатушке его не было и в помине.
- Извиняйте, барышня, - смилостивилась Роза и ослабила завязки. - Уж сосватали ей какого-нибудь богатого старика, госпожа? Я-то знаю проделки знатных господ…
- Да, этот граф богат, - пропустила женщина сарказм старухи мимо ушей. - Только он далеко не старик. Я виделась с ним недавно и могу с уверенностью заявить, что ему нет и сорока! Он не красавец, но недурен собой, в его глазах таится какой-то необъяснимый шарм. Он очень умен и умеет хорошо обращаться с дамами - я уверена, что моя дочка будет в надежных руках. Так что ей очень повезло! - закончила она свою хвалебную речь в честь неведомого мне жениха.
- Вы не больны ли часом, барышня? - настойчиво вопросила служанка, вглядываясь в мое удивленное лицо. - Посмотрите на нее, госпожа, ни кровинки! Губы белые, зрачки широкие, руки вон как дрожат.
- Оставь, Роза, - снова сказала моя мать, продолжая наблюдать меня со спины. - Она слишком взволнована, и я ее прекрасно понимаю. Ты лучше побыстрее заканчивай, а не отвлекай нас своей пустой болтовней.
- Как угодно, госпожа, - так же пробурчала Роза, заканчивая с платьем. - Ну-ка, барышня, теперь повернитесь кругом, дайте на вас взглянуть. Все ли готово?
Я послушно выпрямилась, как подобает девушке из знатного рода, и медленно закружилась. Несносное шуршащее платье, словно шляпка гриба, лениво поворачивалось за мной.
- Посмотри-ка на меня, дочка, - мягко сказала мать.
Я молча повернула голову в ее сторону, слегка наклоняя ее на бок, как меня давно учили. Мне говорили, что этот жест придает моему лицу особенную прелесть.
- Чудо, как хороша, - удовлетворенно кивнула она. - Иди же сюда, дитя. Скоро начнется бал.
«Скоро начнется бал»! Какой молнией ударили в меня эти слова! Я с детства была спокойной и тихой девочкой, послушно себя вела и не восставала против воли старших. И даже когда мне казалось, что они в чем-то неправы, я только молчала. Слова матери о своей свадьбе я встретила с удивлением и страхом. Наверное,  я не отличаюсь от остальных дурочек, которые дрожат под одеялом в свою последнюю девичью ночь и рисуют в своем воображении прекрасного принца у алтаря. Хотя нет, до такого безумия я не дошла. Да, мысли о предстоящей другой жизни пугали, но и жутко интересовали меня. И все-таки, любая будет дрожать перед встречей со своим женихом…
Матушка уверенно держала мою руку, когда мы подошли к главной двери, которая открывала совершенно другой мир: сказочный, полный музыки и веселья. Перед тем, как отпереть ее, она повернулась ко мне, сейчас больше похожую на восковую куколку: очаровательно милую, но совершенно застывшую. И сказала:
- Не забудь все, чему мы тебя учили, дитя. Я надеюсь, что вы понравитесь друг другу, это сделает ваш брак не только самым  видным в графстве, но и самым крепким. Поверь мне, в нашем мире не выходят замуж по любви, но если твой супруг добр и не безобразен - тебе лучше привязаться к нему. Я смогла полюбить твоего отца, хотя мне не устраивали такого роскошного бала перед свадьбой - я увидела его, только когда он поднял мою вуаль, чтобы поцеловать меня как законный муж. Да, - вспомнила она. - И надень маску - мы же устроили маскарад.
Я послушно натянула ее и тихо вошла в зал за матушкой. Вокруг меня заплясали, закружились, замерцали дюжины пар. На каждом была причудливая маска, так что узнать кого-то в этой шумной атмосфере было поистине невозможно - пестрые платья мелькали перед моими глазами, что я долго моргала с непривычки. Среди них я стала такой же, затерялась в этой немыслимой танцующей толпе. Теперь, в маске, я была уже абсолютной куклой; даже на руки были натянуты длинные перчатки. Меня немедленно пригласили танцевать, и я была вовлечена в эту бесшабашную, беспричинную веселость. Оркестр играл, не умолкая, и мелодии те были так задорны, что многие дамы уже не выдерживали и смущенно отходили в сторону. Но я знала, что мне нужно дотянуть до победного конца, моя роль сегодня главная, и все следят именно за мной. Мой жених еще не появился, но он мог спокойно прохаживаться по краю зала, издалека наблюдая за мной. Пусть на меня была надета маска, я знала, что все хорошо осведомлены о том, кто скрывается за ней. И если я не выдержу всех танцев, то озарю себя не в самом выгодном свете - куда годится молодая невеста, если у нее не хватает сил даже на танцы? Я это прекрасно знала, меня уже давно готовили не уставать от длительных изнуряющих мазурок и прочего. Поэтому сегодня я не чувствовала ничего подобного, даже получала удовольствие от шумной толпы. И когда, наконец, часы пробили полночь, музыканты заиграли легкую, но медленную и приятную музыку.
И вот я не заметила, как осталась одна - отдохнувшие дамы с оживлением приняли приглашения кавалеров и закружились в неспешном танце. Никто не подходил более ко мне, и я прекрасно знала, почему. Просто всем было запрещено беспокоить меня в этот момент, потому что пробил час моей судьбы…
Я ушла из середины зала, чтобы не путаться у танцоров под ногами, так как сама осталась без пары. Я опустила голову, не в силах взглядом выискивать своего жениха. Все уже было заранее распланировано, и я была отчасти посвящена в это. Теперь должен был подойти мой жених, и я… я вложу свою руку в его, соглашаясь на танец… Боже, как мне было страшно…
Не прошло и минуты, как чей-то мужской голос позвал меня. Я едва не отпрянула в сильнейшем страхе, в последнюю секунду приказав себе поднять голову и наоборот двинуться вперед. Но когда я посмотрела на мужчину, я все-таки сделала маленький шаг назад. То был слуга, разносивший шампанское, и он хотел спросить, не желаю ли я взять бокал. Я не желала. Я хотела только, чтобы сердце перестало биться так громко и позволило мне снова слышать все остальное - так сильно я взволновалась от мужского голоса.
Он быстро ушел, а я пыталась заставить себя больше не опускать головы, потому что это уже было невежественно - пусть даже мой жених еще не появился, хотя заставлять даму ждать было некрасиво. Спустя еще минуту я уже вовсю выискивала хоть одну одинокую мужскую фигуру, которая могла бы направиться ко мне, но мои старания были тщетны.
Я невольно задумалась о том, что совершенно не представляю свою дальнейшую жизнь, в другом доме, с чужим человеком. Но это я еще могла вынести, меня готовили к такому с детства, но я еще ни разу никого не любила и даже не представляла, как это чувство может возникнуть и что при этом чувствуешь. Мне говорили, что влюбляются в очень красивых мужчин и, несомненно, богатых. Неужели без этого нет настоящей любви? Я не знала…
- Что вы делаете здесь совсем одна? - почти сурово осведомился кто-то у меня за спиной. Я порывисто обернулась, но мои надежды снова не увенчались успехом - судя по голосу и рукам, не спрятанным в перчатки, этот человек был слишком молод для моего жениха. Мне стало так тоскливо от этой мысли, будто я сорвалась и падаю вниз, в огромную пропасть. Нет, я не хотела свадьбы, мне она была ни к чему; но насколько горько было понимать, что тебя бросили, словно простую куклу, с которой никто не считается, что тобой так пренебрегли.
- Вы разве устали от долгих танцев? - продолжал допытываться юноша.
- Нет, что вы, - вздохнула я. - Я вовсе не устала.
- Тогда не стойте здесь, пойдемте же танцевать, - решительно предложил он. И, подхватив мою руку, только поднявшуюся ему навстречу, увлек меня в центр.
Этот молодой мужчина был очень странен. Я не могла отказать ему в медленном танце, тем более, что все планы моей матушки рассыпались прахом. Но я не могла понять его вызывающего поведения (а пригласить на танец именно меня, можно было по праву назвать дерзостью - все были в курсе, что в эту ночь мой жених должен был объявить о нашей помолвке). Он же сам был безмятежен, и хоть я не видела его лица, я отчетливо улавливала эти нотки в его голосе.
Однако танцевал он превосходно. Не знаю, что он делал особенного, но мы словно парили над полом, а не касались его ногами. Меня заворожил этот танец, я решила, что ничего прекраснее еще не испытывала в жизни.
И вот музыканты на минуту смолкли. Моя матушка громко объявила о вальсе и попросила снять маски. Чтобы подать знак к началу, она первая повесила легкую маску на пояс и дала знак оркестру продолжать играть.
Зазвучали нежные скрипки, и мелодия полилась, словно нежнейший шелк стелется по гладкому полу. Я без смущения (ведь передо мной стоял не мой жених, а лишь молодой человек) показала ему свое лицо, дав понять, что и ему следует поступить так же. Но он оказался самоувереннее, чем я думала. Уж не знаю, что он себе возомнил, но еще несколько мгновений он разглядывал меня, не пожелав разоблачить себя. Но я не успела оглянуться, как маска исчезла с его лица, и он снова увлек меня за собой, уже в более быстрый, но не слишком утомляющий вальс. Молодой мужчина был на полголовы выше меня и чуть наклонился ко мне, отчетливо произнеся:
- Думаю, самое время нам познакомиться поближе, когда мы можем видеть истинное лицо каждого из нас.
Его голос вдруг показался мне более взрослым и солидным. А когда я посмотрела на него, мои ноги подкосились, и только его сильные руки подхватили меня, чтобы я не упала. На этом лице, не слишком красивом, но с правильными чертами лица, я сразу увидела несколько морщин на его высоком лбу, уверенные глаза, которые уже очень многое повидали, и главное - несколько серебряных волос на висках, блестевших среди черных. Мой испуг теперь не знал границ - кажется, что я снова попала в западню, из которой мне не убежать. А мой жених продолжал непринужденно кружиться со мной в одном танце.
- Вы напуганы моим обликом, сударыня, - спокойно произнес он, пытаясь встретиться с моими глазами. - Но я хочу как можно быстрее развеять ваши страхи. Вам стоит только приложить некоторые усилия… чтобы вспомнить.
Я продолжала слушать его, не поднимая головы. Она будто разом лишилась всех мышц и не могла подняться, даже если бы я очень захотела. Между тем, мужчина продолжал:
- Вам стоит только вернуться ненадолго в свое светлое безмятежное детство. Возродить в памяти, то время, когда вы еще были крохотной пятилетней девочкой и сильно болели в самый разгар лета. К вам приходило много красивых барышень, чтобы утешить вас, но никому этого еще не удалось. И тут…
И тут в мою детскую комнату вошел молодой юноша. Для меня он показался очень высоким и худым, а лицо его нельзя было назвать эталоном красоты, но когда он улыбнулся, мне захотелось тоже улыбнуться в ответ. Он заговорил со мной - маленьким ребенком, о чем-то серьезном и веселом одновременно. Он был добр и нежен ко мне - я быстро к нему привязалась. Но когда я выздоровела, он сказал, что вынужден ухать далеко от своего маленького друга, далеко от меня. Несколько недель я ждала его, что он придет со мной поиграть, но он больше не появлялся, и это было забыто. Только сейчас всплыло в памяти так резко и неожиданно.
Мне не нужно было снова посмотреть на его лицо, чтобы понять - вернулся мой старый друг, единственный мальчик, который приходил поиграть с больной девочкой. А теперь что? Это он станет моим мужем?
- Ну же, я прошу вас, - он назвал меня по имени. - Посмотрите на меня.
Я не была трусихой, но сейчас едва могла различать его слова за бешеным стуком своего сердца. Однако, заглянув в себя, я не нашла того страха, что овладевал мной, когда, например, ночью под окнами дворца выли волки. Сердце билось так же быстро, но не от ужаса, а от трепета. Да, от неземного трепета, такое я чувствовала впервые. Его черты лица возвращались в мое сознание вновь и вновь, будто я за один короткий миг выучила их наизусть. Я не знала, что со мной творится. Но я была обязана поднять на него глаза, не на своего давнего друга, а на будущего мужа. Должна, но не могла. Больше всего роптала я перед его взглядом. Нет, ни за что я не подниму на него глаза, это выше моих сил…
Мы уже почти остановились, я была больше неспособна двигаться. К моему великому счастью, эта пытка закончилась, потому что музыка стихла. А он тихо прошептал:
- Неужели ты не скучала, мой маленький дружок?
Я не знаю, какой дьявол овладел мной, но я, забыв про правила приличия, бросилась к нему и прижалась к его широкой сильной груди. Он быстро загородил меня так, что никто не обратил на нас внимания. А я ощутила такую необъяснимую сладость от его объятий, что слова плохо мне подчиняются. Откуда взялась вся нежность, что окутала меня в своей паутине, то наслаждение… я никогда не чувствовала ничего подобного, когда прижималась так же к отцу или старшим братьям. И это был тот миг, когда я решилась посмотреть в его глаза, такие ясные, в которых крылось мое самое высокое чувство, вознесшее меня до небес, и мое самое глубокое падение вниз. Я не могла понять, есть ли у меня крылья, на которых я могу улететь прочь от страшной пропасти, или это только шуршание моего пышного платья и насмешливое порхание дюжины голубей?..