Рыцари Опции

[Всадник]

Прообразом рыцарей в определенной степени является сословие эквитов (всадников) в Древнем Риме; у франков, в вооруженных силах которых ещё в VII в преобладала пешее войско свободных, конницу составляли дружинники короля (антрустионы).

Рыцарство проявило себя в Священной Римской империи в первую очередь в конфликтах централизованной власти империи с федератами Северной Африки, Италии, Галии и Испании, во время нападения арабов, которые, вместе с перешедшими на их сторону христианскими комитатами Иберийского полуострова, проникли и в Галлию, где они столкнулись с франкским конным строем. В Галлии свободным крестьянам было не под силу нести конную службу в отдаленных походах, и Каролингам для создания конницы пришлось опираться на сеньорат (на господ).

Потребность во всадниках стала вызвала при Карле Мартелле и его сыновьях раздачу церковных земель на условиях прекария. Карл Мартелл раздавал церковные земли своим дружинникам (газиндам) и требовал от них конной службы. Затем на тех же условиях стали раздаваться и коронные земли, как бенефиции. С VIII в. для состояния газиндов появляется имя вассов, вассалов. Свободный, но, по недостатку собственности, неспособный к несению конной службы человек мог, как вассал, получить бенефиции или, как поселенец (Hintersasse) — участок оброчной земли. Наделение оброчной землей преследовало хозяйственные цели, раздача бенефиций — военные. В вассальные отношения становились отчасти свободные люди, отчасти несвободные. Свободный становился вассалом путём коммендации (manibus iunctis se tradit) и приносил своему сеньору присягу на верность (per sacramentum fidelitas promittitur).

В конце VIII в. присяга на верность требуется и от несвободных (servi), которые получали бенефиции или должности (ministeria) или становились вассалами. Карл Великий ещё применял в своих войнах пехоту; Людовик I и Карл II собирали в поход только конницу.

В 865 г. от владельца 12 гуф земли требовалась кольчуга или чешуйчатый панцирь, то есть принадлежности тяжёлой конницы; лёгкая конница должна была являться с копьем, щитом, мечом и луком. Везде ниже панцирных рыцарей свободного состояния (milites) стояли легковооружённые всадники, несвободные по происхождению (vavassores, caballarii). Из оброчного населения можно было подняться в министериалы, получив должность при дворе сеньора, нести службу легковооружённого всадника, а затем, заслужив соответствующий бенефиций, перейти в тяжёлую конницу и стать рыцарем. Таким путём из среды несвободных выделился привилегированный класс дворовых слуг (vassi, servi ministeriales, pueri) при богатых феодалах. С развитием ленной системы министериалы получали лены и привлекались к рыцарской службе.

В Германии министериалы с XI в. составляют особое сословие динстманнов (Dienstmannen), стоявшее выше горожан и свободного сельского населения, тотчас позади свободных рыцарей. Признаком их несвободного состояния являлась невозможность бросить службу по произволу. Преимущества сословия министериалов побуждали свободных, а с середины XII в. — даже знатных добровольно подчиняться сеньорам, на правах министериалов. Это повышало положение класса в общественном мнении. Первое место среди министериалов принадлежало динстманнам короля и духовных князей (Reichsdienstmannen); далее шли министериалы светских князей. Прелаты, не равные князьям, и свободные феодалы не князья держали если и не динстманнов, то все-таки несвободных рыцарей, стоявших ниже министериалов. В южной и западной Германии такие milites (eigene Ritter) встречались даже на службе у тех же динстманнов. В Австрии и Штирии герцогским динстманнам удалось во второй половине XIII в. сравняться с местной знатью (они стали Dienstherren); их место, как динстманны, заняли несвободные рыцари (Eigenmannen). В северной Германии, где князья раздавали лены преимущественно динстманнам, знать с половины XII в. стала массами переходить в министериалы. Право появляться в графском суде и быть шеффенами с середины XIII в. везде признано за динстманнами. В XIV веке совершенно забыто их несвободное происхождение, память о котором до XV в. сохранилась для eigene Ritter. В XII в. рыцари свободные и рыцари-министериалы различались как ordo equestris maior et minor. Переход новых слоев несвободных классов или свободного, но не военного населения в рыцарство был задержан в середине XII в.; с Гогенштауфенов немецкое рыцарство замыкается в наследственное сословие. Постановление Фридриха I от 1156 г. (Constitutio de расе tenenda) запрещало крестьянам носить копье и меч; даже купец не смеет опоясываться мечом, а должен привязывать его к седлу. Эта конституция вводит и понятие о рыцарском происхождении (Ritterbürtigkeit); miles (всадник) имеет право на поединок, если может доказать своё рыцарское происхождение (quod antiquitus cum parentibus suis natione legitimus miles existat). По Саксонскому зерцалу, у истинного рыцаря (von ridderes art) уже отец и дед должны были быть рыцарями. Другая конституция Фридриха I (Constitutio contra incendiarios, 1187—88 гг.) запрещала сыновьям священников, диаконов и крестьян, опоясываться мечом по-рыцарски.

Во Франции знатными людьми считались собственники знатных земель, то есть феодов (fief-terre); вторым признаком знатности сделалось допущение к посвящению в рыцари. Хотя простые люди и попадали иногда в рыцари, но преобладающим правилом было, что в рыцари посвящался владелец лена. Наделённые ленами министериалы, то есть люди несвободных состояний (sergent fieffé, serviens), приравнивались к вавассорам, то есть к низшей знати. Пока владение феодом было главным признаком знатности, горожане и даже крестьяне могли приобретать её простой покупкой ленов. В конце XIII века покупка феодов незнатными людьми была затруднена тяжёлым побором (droit de franc-fief), но в это время в знать можно было попадать и по пожалованию (lettre d’anoblissement) суверена; право пожалования в знать стало привилегией короля.

В Англии право посвящать в рыцари (knight) рано стало прерогативой короны. Генрих III и Эдуард I требовали обязательного посвящения в рыцари от любого ленника, владевшего ежегодным доходом с земли не ниже 20 фунтов. Факт владения цензом взял верх над происхождением лица.

Влияние церкви на военное сословие шло сначала через присягу на верность, затем через присягу земскому или Божьему миру, наконец — через обряд освящения оружия перед вручением его воину при достижении зрелости. «Верность» включает в себя исполнение христианского долга служить Богу, соблюдение государева мира по отношению к церквам, вдовам, сиротам, обязанность блюсти справедливость и т. п. Земский и Божий мир (treuga и pax), скрепляемый присягой, устанавливается государями и соборами. Pax охраняет от насилий все невоенное население — клериков, женщин, купцов, крестьян; treuga ограничивает распри между самими рыцарями.

Уже во времена Тацита вручение оружия молодому германцу в присутствии народного собрания означало признание его совершеннолетним; оружие вручал кто-либо из вождей племени, или отец, или родственник юноши. Карл Великий в 791 г. торжественно опоясал мечом своего 13-летнего сына Людовика, а Людовик, в 838 г. — своего 15-летнего сына Карла. Этот германский обычай лег в основание средневекового посвящения в рыцари, как в члены военного сословия, но был прикрыт римским термином; возведение в рыцари в средневековых латинских текстах обозначалось словами «надеть воинский пояс» (лат. cingulum militare).

Рыцарем долгое время мог быть сделан каждый. Сначала рыцарство давалось, по германской традиции, в 12, 15, 19 лет, но в XIII веке заметно стремление отодвинуть его к совершеннолетию, то есть к 21-му году. Посвящение чаще всего совершалось в праздники Рождества, Пасхи, Вознесения, Пятидесятницы; отсюда вытек обычай «ночной стражи» накануне посвящения (veillée des armes). Каждый рыцарь мог посвящать в рыцари, но чаще всего это делали родственники посвящаемого; сеньоры, короли и императоры стремились утвердить это право исключительно за собой.

В ХI— XII вв. к германскому обычаю вручения оружия прибавились сначала только обряд подвязывания золотых шпор, облачение кольчуги и каски, ванна перед облачением; colée, то есть удар ладонью по шее, вошёл в употребление позднее. К концу обряда рыцарь вспрыгивал, не касаясь стремени, на лошадь, скакал галопом и ударом копья поражал манекены (quintaine), утверждённые на столбах. Иногда сами рыцари обращались за освящением оружия к церкви; таким образом стало проникать в обряд христианское начало.

Под влиянием церкви германский военный обряд становится сначала религиозным, когда церковь только благословляла меч (bénir l’epée, в XII в.), а затем и прямо литургическим, когда церковь сама опоясывает рыцаря мечом (ceindre l’epée, в XIII в.). В древних епископских обрядниках различают Benedictio ensis et armorum (благословение оружия) от Benedictio novi militis (посвящение рыцаря). Древнейшие следы посвящения рыцаря церковью найдены в римской рукописи начала XI в., но затем до XIII в. нет следов Benedictio novi militis; можно думать, что этот обряд возник в Риме и распространился оттуда.

Удар при посвящении в рыцари впервые упоминается в начале XIII века у Ламберта Ардрского (Lambertus Ardensis), в истории графов де Гинь и д’Ардре. Алапа проникла и в церковный обряд Benedictio novi militis. По епископскому обряднику Гильома Дюран, епископ, после обедни, приступает к благословению меча, который обнаженным лежит на жертвеннике; затем епископ берет его и влагает в правую руку будущему рыцарю; наконец, вложив меч в ножны, опоясывает посвященного, со словами: «Accingere gladio tuo super femur etc.» (да будут препоясаны чресла твои мечом); братски целует нового рыцаря и даёт alapa, в виде лёгкого прикосновения рукой; старые рыцари привязывают новому шпоры; все оканчивается вручением знамени.

Рыцарский удар распространялся во Франции с севера. Современники видели в нём испытание смирения. Для несвободных всадников принятие в рыцари было равносильно освобождению, а потому, вероятно, именно при их посвящении и появляется впервые colée — удар, который надо в таком случае сопоставить с римской формой освобождения per vundictam, сохранявшейся до VIII в. (формула отпуска раба на волю в церкви составлена по формуле освобождения per vindictam; в англо-норманнском праве встречается освобождение в народном собрании графства, путём вручения оружия).

В Германии древний обряд при посвящении в рыцари знает только опоясывание мечом при совершеннолетии (Schwertleite); существование «удара» (Ritterschlag) до XIV в. не доказано. Граф Вильгельм Голландский не был ещё посвящен в рыцари, когда в 1247 г. его избрали римским королём.

У Иоганна Беки (около 1350 г.) сохранилось описание его посвящения в рыцари путём удара. Рыцарь должен быть «m. i. l. e. s.», то есть magnanimus (великодушный), ingenuus (свободорождeнный), largifluus (щедрый), egregius (доблестный), strenuus (воинственный). Рыцарской присягой (votum professionis) требуется, между прочим: ежедневно слушать обедню, подвергать жизнь опасности за католическую веру, охранять церкви и духовенство от грабителей, охранять вдов и сирот, избегать несправедливой среды и нечистого заработка, для спасения невинного идти на поединок, посещать турниры только ради воинских упражнений, почтительно служить императору в мирских делах, не отчуждать имперских ленов, жить безупречно перед Господом и людьми.

Распространение в Германии colée могло быть в связи с французским влиянием при Карле IV. Рыцарский удар теперь получал тот, кто уже раньше владел оружием, тогда как в старые времена вручение оружия при совершеннолетии и посвящение в рыцари всегда совпадали. Простое вручение оружия осталось обязательным для каждого воина; торжественное освящение меча, золотые шпоры и «удар» стали признаком принятия воина в рыцарский орден. Молодой человек, получивший оружие, становится оруженосцем (scutarius, Knappe, Knecht, armiger, écyyer). Но так как рыцарство в социальном отношении замкнулось в высший слой военной знати, то из «оруженосцев» попадают в рыцари только сыновья рыцарей (chevalier, Ritter, knight); несвободные, повышаясь и получая тяжёлое рыцарское вооружение, не называются теперь рыцарями, а попадают в среду знати как низший её слой, под тем же именем «оруженосцев», которое сыновья рыцарей (Edelknecht, armiger nobilis) носят временно, перед посвящением в члены ордена. Рыцарство становится не столько учреждением, сколько — по примеру Франции — идеалом для всего военного сословия средних веков. Поэтому не в анналах, а в поэзии ярче всего запечатлелись образы рыцарей.

[Всадник]

Наши представления о Средневековье определяются книгами, прочитанными в юности: книгами о рыцарях, живущих в замках, в которых они то и дело осаждаются врагами; неустрашимо сражающихся в битвах и на турнирах, верхом, в тяжелых доспехах; время от времени, охваченные религиозным рвением, отправляются они в крестовый поход в Святую землю. Эти рыцари были аристократами, неограниченными господами над своими крепостными и земельными владениями. Как долго существовал такой порядок, мы точно не знаем, но чаще всего без долгих размышлений предполагаем, что это продолжалось около 7 веков: как минимум с 800 по 1500, от Карла Великого до Карла V. Развития не было, так как Средневековье в нашем представлении - романтическое или отсталое - непременно статично. Но был ли этот период действительно столь статичным, как думаем мы задним числом, и соответствует ли общая картина с рыцарями в их замках реальности вообще? Да и можно ли говорить о рыцарстве в Средневековье, а если да, то что надо под этим понимать?
Ученные едины во мнении, что в этом отношении между Германской империей и Францией существовали большие различия. Уже в 1928 г. французский историк Марк Блок (Marc Bloch) написал статью "Un probleme d'histoire comparee: La ministerialite en France et en Allemagne", в которой доказал, что соотношение между аристократией и рыцарством во Франции было иным, нежели в Германской империи. Он развил свою теорию в труде, ставшим классическим: "La societe feodale, les classes et le gouvernement des hommes" (Paris I949). Представленные там взгляды были до недавнего времени общепринятыми для франкоязычных историков, однако постепенно стали подвергаться критике. Взгляды Блока вкратце можно изложить следующим образом: В Западной Европе со времени Каролингов существовали элитный конные воины, которые хоть и образовывали рыцарство, однако еще не принадлежали к аристократии. Если же их и называли "Nobiles" или "Благородные", то это говорило не об их происхождении, а скорее о аристократическом образе жизни, важнейшим признаком которого был конный способ ведения боя. Таким образом на протяжении веков вообще не существовало наследственной аристократии, к которой принадлежали от рождения, но было рыцарство, определявшееся соответствующим образом жизни и особыми военными функциями. Изначально в эту группу могли включаться и новички. Однако на протяжении 12 в. рыцарство постепенно закрылось для выходцев из родов без рыцарских традиций, так что лишь тот мог стать рыцарем, чей отец и предки также принадлежали к рыцарству. Эта наследственная элита, доступ в которую снизу был прекращен, образовывала с 13 в. благородное сословие, по крайней мере во Франции. В Германской империи ситуация была другой, поскольку ведущие рыцарский образ жизни верхние слои общества подразделялись на так называемые щиты (Heerschilde) с различными общественным весом.

Понятие "щит" ("Heerschild") не следует понимать буквально, с настоящими щитами он не имеет ничего общего. Разделение на щиты в Германии было определено с середины 13 в. в правовой книге, называемой "Sachsenspiegel". В соответствии с этой системой король являлся носителем первого и высшего щита. За ним шли носители второго щита - епископы и аббаты, носители третьего щита - герцоги и графы, носители четвертого - свободные господа, далее носители пятого щита "Schoffenbarfreien" (от нем. schoffenbar - имеющий право быть выбранным судебным заседателем, frei - свободный; особый вид ограниченной свободы, существовавший только в Германии), далее - вассалы последних и министериалы (Ministerialen). Затем шла группа, чей щит ставился под сомнение, однако мог считаться седьмым и последним "Einschildritter" ("рыцари с одним щитом", нем.). Ниже всех находились крестьяне, не имевшие никакого щита.

Таким образом, если вернуться к теории Марка Блока, во Франции с 13 в. всякий рыцарь принадлежал к благородному сословию, и наоборот, всякий представитель знати был рыцарем. В Германской империи же (а к ней принадлежали также Бельгия и Нидерланды) хоть каждый представитель благородного сословия был рыцарем, но не каждый рыцарь был благородным. Министериалитет, описанный выше как шестой щит, составляли служилые люди несвободные по рождению. Это будет уточнено на следующих страницах (которые, кстати, не базируются на теории Блока.)

Поистине уникальной является находка более 200 железных наконечников стрел, которые были обнаружены на достаточно широком участке местности.

В Германской империи уже в довольно раннюю эпоху, и уж совершенно точно в 11 в., было естественным, что крупные феодалы, граф или король, а также духовные, епископы и аббаты, наделяли несвободных, живших в их доменах, важными функциями. Это могли быть задачи по управлению доменом, содержанию двора, защите замков. Такие несвободные служащие назывались министериалами (Ministerialen). Так как эти крепостные с низким происхождением были всей своей карьерой обязаны господину, они были ему гораздо преданней, чем свободные, связанные ленными узами. Отношения между свободными людьми разного социального уровня в Средние века были ленными, т.е. такими, что слабейшая сторона приносила сильнейшей клятву верности, а в ответ получала в лен участок земли. На основании присяги ленник (слабейшая сторона) служил своему сюзерену, а сюзерен должен был в свою очередь должен был обеспечивать леннику или вассалу эту службу тем, что наделял его леном, приносящим достаточное жизнеобеспечение. Изначально эти лены выделялись до смерти вассала, а вассал обязан был господину пожизненной службой. В то время (8-9 вв.) сюзерен мог рассчитывать на верность своих вассалов и у него не было необходимости прибегать к услугам крепостных.

Но уже вскоре стало обычаем после смерти вассала передавать лен его сыну или другому ближайшему наследнику. После того, как это происходило несколько поколений подряд, ленники настолько привыкли к наследованию ленов, что рассматривали уже право на владение, как нечто, не требующее возмещения. И хотя они по-прежнему приносили присягу при получении лена или при вступлении в наследство нового господина после смерти старого, но уже рассматривали это скорее как формальность, чем как долг верной службы. А потому они пытались всяческими способами уклониться от службы, которую требовал сюзерен, в том числе тем, что ограничивались выполнением точно определенных обязанностей несколько дней в году. Так во многих районах Франции было принято, что вассал не более 40 дней в году участвует в походах господина на собственные средства, и, кроме того, что он лишь в 4 случаях обязан был оказывать господину финансовую поддержку: выкуп, если господин попал в плен; при свадьбе старшей дочери; посвящении в рыцари старшего сына; при крестовом походе в Святую Землю. Прочие службы, которые должен был исполнять вассал, представляли собой советы по управлению, заседание в суде вассалов, при которых обсуждались спорные вопросы по ленным делам. На практике, однако, это были скорее привилегии, чем обязанности, так как с их помощью вассал получал возможность влиять на дела господина.

В результате сложилась ситуация, что сюзерены, составлявшие изначально сильнейшие партию, вынуждены были подстраиваться под требования вассалов и довольствоваться обязательствами, которые те готовы были выполнять. Кроме того, не редкостью была ситуация, когда вассал имел лены одновременно от двух различных сюзеренов, так что об неограниченной верности одному господину не могло уже быть речи. Если два сюзерена одного вассала вели войну друг с другом, последний оставался в лучшем случае нейтральным и не оказывал поддержки ни одному из них.

Вассалы зачастую в свою очередь имели вассалов, чьими сюзеренами они являлись, и с которыми у них были такие же трудности, как у их сюзеренов с ними. Так что случалось и так, что хоть вассал и хотел служить своему сюзерену, но не мог, так как его вассалы в свою очередь не хотели выполнять обязательств перед ним. Вассалы вассала могли в свою очередь иметь вассалов. Таким образом сложилась ленная пирамида, с королем как верховным сюзереном на вершине и все более широкими слоями ленников и вассалов под ним. Это образование сильно напоминает порядок щитов, который был выше представлен как немецкое усложнение по сравнению с более наглядной и простой французской структурой рыцарства. Обе схемы соответствовали одной и той же потребности в иерархии сверху вниз, в которой каждая группа знала свое твердое место. Точное значение щитов непросто определить, но для наших целей это и не важно. Однако очевидно, что в них отражается некая иерархия ленноправовых групп, и что она находится в непременной связи с рыцарским образом жизни этих групп.

Ранг шестого щита может быть определен - министериалы или несвободные служилые люди. Мы уже видели, что им удавалось улучшить свои позиции как раз благодаря тому, что из-за своего низкого происхождения они были надежнее, чем свободные. Поэтому сюзерены предпочитали передавать им такие ответственные посты, как камергер, обер-шталмейстер или член гарнизона замка. Кроме того они использовались как послы или управляющие в домене. Хотя их низкое происхождение и не забывалось, их социальное положение далеко превосходило положение прочих несвободных жителей домена. Доходило до того, что их хозяева передавали и служилые лены в виде благодарности за верность, а также для улучшения материального обеспечения их деятельности. Служилые лены по ленному праву отличались формально от обычных ленов, но на практике разницы не было. Точно также, как и нормальные лены, они были наследственными. Таким образом, с министериалитетом вскоре возникли те же сложности, что и с обычными вассалами. Но это произошло лишь в течение 12 в., после того, как служилые люди уже более века были верными слугами своих сеньоров.
Естественно, действие этих историй развивалось в легендарном прошлом: в эпоху германских героев, при дворе Карла Великого (чья жизнь отстояла от 12 в. уже на 300 лет), в Греции и Трое или в окружении кельтского короля Артура в Англии. Во всех выступали, однако, рыцари и герои, обладающие свойствами людей 12-13 вв. Расцвет рыцарской поэзии приходиться на 1150 - 1250 гг., некоторые истории в этот период пересказывались различными поэтами на различных языках: средневековых французском, немецком и английском, а также средненидерландском. При этом иногда поэты варьировали известные темы, что представляет для нас особый интерес. Кроме того, проявлялись смещения в словоупотреблении в результате изменения значений слов или эмоциональной окраски, вкладывавшейся в них. Одно из слов, чья эмоциональная окраска претерпела заметные изменения в период 1150-1250 гг. - это слово "Ritter" (рыцарь). Из фундаментальных исследований Bumke следует, что слова "riter" и "ritter", а также их производные "ritterlich" и "ritterschaft" с 1060 в старонемецкой и средневековой немецкой литературе (althochdeutsche und mittelhochdeutsche Literatur) вообще не встречается. Если надо было определить конного или пешего воина, то использовались слова "heriman", "degan", "kempfo" или "wigant", но не "riter". Эти слова служили с 9 в. и позднее для перевода латинского "miles", что означало просто "солдат", без оттенка "герой" или "дорого вооруженный всадник". Если надо было назвать именно всадника использовались такие слова, как "ritant" или "reitman" для перевода латинского "eques". Это были общеупотребляемые слова без пафоса, и когда слово "riter" впервые применяется в 1060 г. для перевода "miles", то оно имеет тоже самое прозаическое значение. Затем следует длительный период до 1120 г., когда встречается следующее образование от "riter", а именно "riterschaft" - "рыцарство", и вслед за тем число слов, связанных со словом "riter" медленно растет примерно до 1180 г. Bumke не поленился их сосчитать и получил 28 употреблений с 1060 по 1150 гг и 150 употреблений с 1150 по 1180 гг. К тому времени слово "ritter" с двумя t вытесняло форму "riter" с одним t, но без изменения значения. Ранее немецкими исследователями предполагалось, что "riter" имело значение "всадник" или "конный воин", а "ritter" обозначало представителя рыцарства. Но из исследований Bumke следует, что эти слова использовались для перевода латинского "miles", и что оно обозначало как конных воинов, так и пехоту. Оно могло употребляться и вообще вне военного контекста и обозначать способных носить оружие слуг при дворе господина.

До 1180 г. можно обнаружить лишь ок. 180 употреблений слов "riter" и "ritter", однако затем количество их возрастает. С 1180 по 1250 Bumke насчитывает в рыцарских романах более 6000 тысяч употреблений слова "ritter" и его производных. И это в первую очередь благодаря не тому, что после 1180 выросло число самих рыцарских романов, сколько тому, что возросло пристрастие поэтов к этому слову. Bumke не только подсчитал частоту словоупотребления, но и его относительную частоту, т.е. частоту употреблений слов "ritter" и "riter" относительно общей продолжительности романа. В результате, хотя и существовали отличия во вкусах между различными поэтами, и что как раз худшие поэты чаще употребляли слово "ritter" (c 1200 г. форме "ritter" окончательно отдается предпочтение перед "riter"), однако к 1250 г. можно констатировать стремительный рост относительной частоты употребления. Затем расцвет рыцарского эпоса миновал, и Bumke завершил свое исследование на этой дате. Заметная любовь, которой пользуется слово "ritter" между 1180 и 1250 гг., должна была возникнуть благодаря изменению эмоциональной окраски этого слова, объясняющейся совершенно новой общественной оценкой рыцарства. Слово, изначально обозначавшее просто "солдат", приобрело оттенок, одновременно обозначающий "храбрый", "благородный", "аристократический", "изысканный", и впредь употребляется и для обозначения королей и знати.

И это еще один примечательный вывод из исследования Bumke: представители знати и крупные феодалы в текстах 12 в. лишь в исключительных случаях именуются рыцарями, как правило так называются слуги и министериалы. "Ritter" повсюду упоминаются как свита князей, но князь сам лишь редко называется "Ritter", и то лишь тогда, когда он инкогнито прибывает при чужом дворе или выполняет службу при более высоком князе. Впервые в эпосе начала 13 в. ("Эрек" Хартманна) титулу рыцарь отдается предпочтение при именовании представителей знати. После того, как в рассказах рыцарь стоял на одной ступени со служилыми людьми и прислугой, он достиг уровня знати и королей.

Мы уже отмечали, что рыцарские романы являются источниками особого рода: их достоверность заключается не в изложении событий, а скорее в бессознательной передаче характерных особенностей эпохи и быта. И поскольку отчетливо видно, что в 12 в. рыцари не обладали престижем знати, и лишь в результате стремительного развития достигли его к началу 13 в., этот факт должен был находиться в связи с общественными реалиями. Иначе благородная публика, для которой предназначались эти истории, едва ли их восприняла бы.

Если бы знать действительно представляла собой рыцарство, как говорят старые теории, то они бы не потерпели того, что поэты упрямо называют "ritter" низкий служилый люд, а аристократов и королей нет. Поскольку этим ставились бы с ног на голову все представления об общественном порядке. Но рассказы поэтов как раз у знати пользовались особой популярностью, и потому вероятнее всего, что эти последние в середине 12 в. не рассматривали себя как рыцарство. Для знати и князей использовались куда более лестные определения, такие как "благородный герой" или "великий король".

Мне представляется вполне вероятным, что рыцарские истории в известном смысле опережали свое время, и в то время, как они придавали титулу "рыцарь" блеск и благородство, он к началу 13 в. таковыми еще не обладал. Вполне представимо, что немецкие поэты, даже если они и принадлежали к министериалитету не в подавляющем большинстве (как это ранее предполагалось), пытались всевозможными способами поднять престиж рыцарства. Они имели возможность это делать, облагораживая приукрашенными описаниями рыцарскую службу министериалов, в то время как эта служба носила зависимый характер (в середине 12 в.). Следующий шагом было то, что рыцарский образ жизни был столь приукрашен, что и знать его уже не стыдилась, а потому и своих героев и королей стала называть "рыцарями" (начало 13 в.). Благородная публика незаметно подпала под это влияние, и так сильно, что уже сама требовала называть себя словом "рыцарь", что ранее относилось к людям более низкого сословия.

В ходе моих исследований в регионе Geldern я пришла к тем же выводам, что и Bumke, но основываясь на других источниках. Я собирала материал в списках свидетелей на документах начиная с 11 в., а также титулов, по которым они собирались в группы. В Средневековье всевозможные сделки фиксировались документально, так что заинтересованные персоны в случае последующих разногласий могли к ним апеллировать. Документы составлялись в основном на латыни, записывались на пергаменте и заверялись печатями одной или обеих сторон, а иногда кроме них и еще целого ряда свидетелей. В тексте документа обычно упоминались имена всех свидетелей, а именно в порядке их рангов и сословий: сначала духовные лица, затем аристократия и министериалы.

Бросается в глаза, что примерно с 1225 г. в документах их Бельгии, Нидерландов и западной части Германии произошло изменение в способе группирования свидетелей. До этого времени группа, следующая за духовными лицами, именуется "nobiles" (благородные) или "liberi" (свободные), а следующая за ней группа фигурирует под именем "ministeriales". Но после 1225 г. списки свидетелей вдруг содержат следующие группы: духовники, "milites" и "famuli". Латинское слово "miles", мн. "milites", претерпело в это время то же изменение смысла, что и немецкое "ritter" и означает уже не просто "солдат", но определяет исключительно тех, кто является рыцарем в возвышенном значении этого слова. Идущее за ним латинское слово "famulus" обозначает оруженосцев (нем. Schildknappen), которые к указанному времени могли бы уже быть рыцарями, но еще ими не стали. В средненидерландских документах человек называется "knape" (в старонемецком "оруженосец" и "мальчик-подросток" называются одним и тем же словом - прим. пер.), даже если он уже давно вышел из подросткового возраста. Вместе они образуют рыцарство, состоящее таким образом из рыцарей и оруженосцев.

Эти изменения в терминологии в списках свидетелей произошло почти во всех частях упомянутого региона практически одновременно, между 1220 и 1230 гг., так что можно подозревать либо соглашение, либо одновременное проявление того, что носилось в воздухе. А в воздухе носилось, вероятно, признание того, что в общественном смысле важнее было считаться рыцарем или оруженосцем, чем благородным или министериалом.

Что ж, теперь сторонники теории срастания знати и министериалитета вероятно могут получить дополнительные аргументы для своих взглядов: министериалитет все-таки перешел в благородное рыцарство, и больше не уступает ему. При этом они не замечают, что в тех же документах с новым разбиением на группы внутри и "milites", и "famuli" соблюдается строгая последовательность. Всегда первыми называются знатные рыцари, а затем министериалы-рыцари, затем знатные оруженосцы, а за ними министериалы-оруженосцы. Даже если группы не именовались больше "nobiles" и "ministeriales", ни в коем случае не было забыто, кто к какому сословию принадлежал. И так оставалось веками: в Гельдерне минимум до 16 в., а в прилегающих регионах по крайней мере (эти районы не были детально изучены) до 15 в.

Старые сословия сохранялись, но это не являлось уже решающим в общественных отношениях. Решающим являлась принадлежность к рыцарству, а если да, то был ли человек уже посвящен в рыцари или еще оставался оруженосцем, ожидая получения этой чести.

Принадлежность к рыцарству означала таким образом: обладание определенным социальным статусом; она была чем-то, чем можно было обладать независимо от сословия (если это сословие было как минимум министериалитет). Имя "рыцарь" не являлось привилегией знати, но и не служило более облагороженным синонимом слова "министериал", как в рыцарских романах 12 в. и хрониках того времени.

"Milites et ministeriales mei" (что можно примерно перевести как "мои рыцарственные слуги") было выражением, которое графы охотно использовали в 12 в. для обозначения своей вооруженной свиты наряду с более распространенной формой "homines et ministeriales mei" - "мои наделенные леном слуги". Это объясняется тем, что в большинстве своем министериалы, служившие своему господину как рыцари, являлись, как правило, и его ленниками.

Если мы сопоставим данные из рыцарских романов и списков свидетелей на документах, то для Германской империи (но не для Франции и других стран, где служилые люди едва ли играли такую роль) мы придем к следующему выводу: рыцарство существовало не всегда, а скорее возникло в 12 в. (слово "ritterschaft" - "рыцарство" - впервые встречается ок. 1120 г.). Во время своего возникновения оно означало преимущественно сословие несвободных служилых людей или министериалов. Однако в ходе веков престиж рыцарского титула вырос так, что и члены благородного сословия стремились к нему. Они передали служилым людям свои социальные взгляды и образ жизни, а последние им рыцарский титул, так что к 1225 г. сложилось рыцарство, охватывающее знать и министериалитет, и возвышающееся в социальном значении над обоими. Новое объединение не означает расширения существовавших сословий, но проходило через них и имело не столько правовое значение, сколько социальную ценность. Поэтому рыцарство следует рассматривать не как сословие, но как социальный класс.

Таким образом не знать происходит из рыцарства, как представлял Марк Блок, но и не наоборот - рыцарство из знати. Рыцарство состояло в большинстве из министериалитета, с позднейшим включением аристократии.

После того, как эта проблема, надеюсь, решена, встает интересный вопрос, как аристократия пришла к тому, что присоединилась к рыцарству. Для этого должна была сначала достаточно вырасти эмоциональная ценность рыцарского титула, что в свою очередь было невозможно без распространения рыцарских идеалов. Здесь велика заслуга трубадуров и миннезингеров, которые без устали воспевали рыцарскую добродетель, а с 1200 г. награждали рыцарским титулом и королей.

Но они не были единственными распространителями рыцарских идеалов, так как не меньшую роль играли авторы церковных трактатов и проповедники крестовых походов, которые с 11 в. прославляли вооруженную "militia Christi".

Все эти факторы должны были таким образом влиять на сознание аристократии, что она после века морального воздействия, сразу после 1200 г., совершила решительный шаг к рыцарству. Этот долго подготавливавшийся шаг имел далеко идущие последствия, т.к. с этого момента рыцарство берет на себя роль ведущего класса Европы. Роль, которую оно в некоторых областях играло далеко за рамками средневековья. Рыцарские идеалы быстро стали побочным делом, и было бы действительно наивно полагать, что они являлись руководством к действию. Но они воздействовали на сознание людей, а потому заслуживают нашего внимания.