Рыцари Опции

[Всадник]

Прообразом рыцарей в определенной степени является сословие эквитов (всадников) в Древнем Риме; у франков, в вооруженных силах которых ещё в VII в преобладала пешее войско свободных, конницу составляли дружинники короля (антрустионы).

Рыцарство проявило себя в Священной Римской империи в первую очередь в конфликтах централизованной власти империи с федератами Северной Африки, Италии, Галии и Испании, во время нападения арабов, которые, вместе с перешедшими на их сторону христианскими комитатами Иберийского полуострова, проникли и в Галлию, где они столкнулись с франкским конным строем. В Галлии свободным крестьянам было не под силу нести конную службу в отдаленных походах, и Каролингам для создания конницы пришлось опираться на сеньорат (на господ).

Потребность во всадниках стала вызвала при Карле Мартелле и его сыновьях раздачу церковных земель на условиях прекария. Карл Мартелл раздавал церковные земли своим дружинникам (газиндам) и требовал от них конной службы. Затем на тех же условиях стали раздаваться и коронные земли, как бенефиции. С VIII в. для состояния газиндов появляется имя вассов, вассалов. Свободный, но, по недостатку собственности, неспособный к несению конной службы человек мог, как вассал, получить бенефиции или, как поселенец (Hintersasse) — участок оброчной земли. Наделение оброчной землей преследовало хозяйственные цели, раздача бенефиций — военные. В вассальные отношения становились отчасти свободные люди, отчасти несвободные. Свободный становился вассалом путём коммендации (manibus iunctis se tradit) и приносил своему сеньору присягу на верность (per sacramentum fidelitas promittitur).

В конце VIII в. присяга на верность требуется и от несвободных (servi), которые получали бенефиции или должности (ministeria) или становились вассалами. Карл Великий ещё применял в своих войнах пехоту; Людовик I и Карл II собирали в поход только конницу.

В 865 г. от владельца 12 гуф земли требовалась кольчуга или чешуйчатый панцирь, то есть принадлежности тяжёлой конницы; лёгкая конница должна была являться с копьем, щитом, мечом и луком. Везде ниже панцирных рыцарей свободного состояния (milites) стояли легковооружённые всадники, несвободные по происхождению (vavassores, caballarii). Из оброчного населения можно было подняться в министериалы, получив должность при дворе сеньора, нести службу легковооружённого всадника, а затем, заслужив соответствующий бенефиций, перейти в тяжёлую конницу и стать рыцарем. Таким путём из среды несвободных выделился привилегированный класс дворовых слуг (vassi, servi ministeriales, pueri) при богатых феодалах. С развитием ленной системы министериалы получали лены и привлекались к рыцарской службе.

В Германии министериалы с XI в. составляют особое сословие динстманнов (Dienstmannen), стоявшее выше горожан и свободного сельского населения, тотчас позади свободных рыцарей. Признаком их несвободного состояния являлась невозможность бросить службу по произволу. Преимущества сословия министериалов побуждали свободных, а с середины XII в. — даже знатных добровольно подчиняться сеньорам, на правах министериалов. Это повышало положение класса в общественном мнении. Первое место среди министериалов принадлежало динстманнам короля и духовных князей (Reichsdienstmannen); далее шли министериалы светских князей. Прелаты, не равные князьям, и свободные феодалы не князья держали если и не динстманнов, то все-таки несвободных рыцарей, стоявших ниже министериалов. В южной и западной Германии такие milites (eigene Ritter) встречались даже на службе у тех же динстманнов. В Австрии и Штирии герцогским динстманнам удалось во второй половине XIII в. сравняться с местной знатью (они стали Dienstherren); их место, как динстманны, заняли несвободные рыцари (Eigenmannen). В северной Германии, где князья раздавали лены преимущественно динстманнам, знать с половины XII в. стала массами переходить в министериалы. Право появляться в графском суде и быть шеффенами с середины XIII в. везде признано за динстманнами. В XIV веке совершенно забыто их несвободное происхождение, память о котором до XV в. сохранилась для eigene Ritter. В XII в. рыцари свободные и рыцари-министериалы различались как ordo equestris maior et minor. Переход новых слоев несвободных классов или свободного, но не военного населения в рыцарство был задержан в середине XII в.; с Гогенштауфенов немецкое рыцарство замыкается в наследственное сословие. Постановление Фридриха I от 1156 г. (Constitutio de расе tenenda) запрещало крестьянам носить копье и меч; даже купец не смеет опоясываться мечом, а должен привязывать его к седлу. Эта конституция вводит и понятие о рыцарском происхождении (Ritterbürtigkeit); miles (всадник) имеет право на поединок, если может доказать своё рыцарское происхождение (quod antiquitus cum parentibus suis natione legitimus miles existat). По Саксонскому зерцалу, у истинного рыцаря (von ridderes art) уже отец и дед должны были быть рыцарями. Другая конституция Фридриха I (Constitutio contra incendiarios, 1187—88 гг.) запрещала сыновьям священников, диаконов и крестьян, опоясываться мечом по-рыцарски.

Во Франции знатными людьми считались собственники знатных земель, то есть феодов (fief-terre); вторым признаком знатности сделалось допущение к посвящению в рыцари. Хотя простые люди и попадали иногда в рыцари, но преобладающим правилом было, что в рыцари посвящался владелец лена. Наделённые ленами министериалы, то есть люди несвободных состояний (sergent fieffé, serviens), приравнивались к вавассорам, то есть к низшей знати. Пока владение феодом было главным признаком знатности, горожане и даже крестьяне могли приобретать её простой покупкой ленов. В конце XIII века покупка феодов незнатными людьми была затруднена тяжёлым побором (droit de franc-fief), но в это время в знать можно было попадать и по пожалованию (lettre d’anoblissement) суверена; право пожалования в знать стало привилегией короля.

В Англии право посвящать в рыцари (knight) рано стало прерогативой короны. Генрих III и Эдуард I требовали обязательного посвящения в рыцари от любого ленника, владевшего ежегодным доходом с земли не ниже 20 фунтов. Факт владения цензом взял верх над происхождением лица.

Влияние церкви на военное сословие шло сначала через присягу на верность, затем через присягу земскому или Божьему миру, наконец — через обряд освящения оружия перед вручением его воину при достижении зрелости. «Верность» включает в себя исполнение христианского долга служить Богу, соблюдение государева мира по отношению к церквам, вдовам, сиротам, обязанность блюсти справедливость и т. п. Земский и Божий мир (treuga и pax), скрепляемый присягой, устанавливается государями и соборами. Pax охраняет от насилий все невоенное население — клериков, женщин, купцов, крестьян; treuga ограничивает распри между самими рыцарями.

Уже во времена Тацита вручение оружия молодому германцу в присутствии народного собрания означало признание его совершеннолетним; оружие вручал кто-либо из вождей племени, или отец, или родственник юноши. Карл Великий в 791 г. торжественно опоясал мечом своего 13-летнего сына Людовика, а Людовик, в 838 г. — своего 15-летнего сына Карла. Этот германский обычай лег в основание средневекового посвящения в рыцари, как в члены военного сословия, но был прикрыт римским термином; возведение в рыцари в средневековых латинских текстах обозначалось словами «надеть воинский пояс» (лат. cingulum militare).

Рыцарем долгое время мог быть сделан каждый. Сначала рыцарство давалось, по германской традиции, в 12, 15, 19 лет, но в XIII веке заметно стремление отодвинуть его к совершеннолетию, то есть к 21-му году. Посвящение чаще всего совершалось в праздники Рождества, Пасхи, Вознесения, Пятидесятницы; отсюда вытек обычай «ночной стражи» накануне посвящения (veillée des armes). Каждый рыцарь мог посвящать в рыцари, но чаще всего это делали родственники посвящаемого; сеньоры, короли и императоры стремились утвердить это право исключительно за собой.

В ХI— XII вв. к германскому обычаю вручения оружия прибавились сначала только обряд подвязывания золотых шпор, облачение кольчуги и каски, ванна перед облачением; colée, то есть удар ладонью по шее, вошёл в употребление позднее. К концу обряда рыцарь вспрыгивал, не касаясь стремени, на лошадь, скакал галопом и ударом копья поражал манекены (quintaine), утверждённые на столбах. Иногда сами рыцари обращались за освящением оружия к церкви; таким образом стало проникать в обряд христианское начало.

Под влиянием церкви германский военный обряд становится сначала религиозным, когда церковь только благословляла меч (bénir l’epée, в XII в.), а затем и прямо литургическим, когда церковь сама опоясывает рыцаря мечом (ceindre l’epée, в XIII в.). В древних епископских обрядниках различают Benedictio ensis et armorum (благословение оружия) от Benedictio novi militis (посвящение рыцаря). Древнейшие следы посвящения рыцаря церковью найдены в римской рукописи начала XI в., но затем до XIII в. нет следов Benedictio novi militis; можно думать, что этот обряд возник в Риме и распространился оттуда.

Удар при посвящении в рыцари впервые упоминается в начале XIII века у Ламберта Ардрского (Lambertus Ardensis), в истории графов де Гинь и д’Ардре. Алапа проникла и в церковный обряд Benedictio novi militis. По епископскому обряднику Гильома Дюран, епископ, после обедни, приступает к благословению меча, который обнаженным лежит на жертвеннике; затем епископ берет его и влагает в правую руку будущему рыцарю; наконец, вложив меч в ножны, опоясывает посвященного, со словами: «Accingere gladio tuo super femur etc.» (да будут препоясаны чресла твои мечом); братски целует нового рыцаря и даёт alapa, в виде лёгкого прикосновения рукой; старые рыцари привязывают новому шпоры; все оканчивается вручением знамени.

Рыцарский удар распространялся во Франции с севера. Современники видели в нём испытание смирения. Для несвободных всадников принятие в рыцари было равносильно освобождению, а потому, вероятно, именно при их посвящении и появляется впервые colée — удар, который надо в таком случае сопоставить с римской формой освобождения per vundictam, сохранявшейся до VIII в. (формула отпуска раба на волю в церкви составлена по формуле освобождения per vindictam; в англо-норманнском праве встречается освобождение в народном собрании графства, путём вручения оружия).

В Германии древний обряд при посвящении в рыцари знает только опоясывание мечом при совершеннолетии (Schwertleite); существование «удара» (Ritterschlag) до XIV в. не доказано. Граф Вильгельм Голландский не был ещё посвящен в рыцари, когда в 1247 г. его избрали римским королём.

У Иоганна Беки (около 1350 г.) сохранилось описание его посвящения в рыцари путём удара. Рыцарь должен быть «m. i. l. e. s.», то есть magnanimus (великодушный), ingenuus (свободорождeнный), largifluus (щедрый), egregius (доблестный), strenuus (воинственный). Рыцарской присягой (votum professionis) требуется, между прочим: ежедневно слушать обедню, подвергать жизнь опасности за католическую веру, охранять церкви и духовенство от грабителей, охранять вдов и сирот, избегать несправедливой среды и нечистого заработка, для спасения невинного идти на поединок, посещать турниры только ради воинских упражнений, почтительно служить императору в мирских делах, не отчуждать имперских ленов, жить безупречно перед Господом и людьми.

Распространение в Германии colée могло быть в связи с французским влиянием при Карле IV. Рыцарский удар теперь получал тот, кто уже раньше владел оружием, тогда как в старые времена вручение оружия при совершеннолетии и посвящение в рыцари всегда совпадали. Простое вручение оружия осталось обязательным для каждого воина; торжественное освящение меча, золотые шпоры и «удар» стали признаком принятия воина в рыцарский орден. Молодой человек, получивший оружие, становится оруженосцем (scutarius, Knappe, Knecht, armiger, écyyer). Но так как рыцарство в социальном отношении замкнулось в высший слой военной знати, то из «оруженосцев» попадают в рыцари только сыновья рыцарей (chevalier, Ritter, knight); несвободные, повышаясь и получая тяжёлое рыцарское вооружение, не называются теперь рыцарями, а попадают в среду знати как низший её слой, под тем же именем «оруженосцев», которое сыновья рыцарей (Edelknecht, armiger nobilis) носят временно, перед посвящением в члены ордена. Рыцарство становится не столько учреждением, сколько — по примеру Франции — идеалом для всего военного сословия средних веков. Поэтому не в анналах, а в поэзии ярче всего запечатлелись образы рыцарей.

[Всадник]

В современных исследованиях средневекового Прованса история рыцарства представлена разнообразной тематикой, а их проблематика и методика соответствуют основным принципам исторического исследования французских медиевистов 60-80(90) гг. ХХ в. Рыцарство изучается в “своем времени” и в “конкретном пространстве”, на основе специальных источников и с учетом современных знаний по средневековой истории Прованса, Франции, Европы. История провансальского рыцарства XII — XIV вв. не была предметом специального исследования, но ее аспекты так или иначе затрагивались в работах о власти и обществе, знати и родстве, культуре и политике.

Среди новейших сочинений 80 - 90-х годов, имеющих непосредственное отношение к “рыцарским сюжетам” в средневековой истории Прованса, в первую очередь, можно выделить исследования Мартена Орелла. Их главная тема — Власть, родство и знать в Провансе XI — XIII вв. — раскрывается на конкретном материале рыцарского линьяжа из Арля — рода Порселе. Рыцарство интересует историка прежде всего как “часть аристократии” и, главным образом, в его взаимоотношениях с графами — носителями публичной власти в Провансе. Не отрицая необходимости “объективного исследования” аристократии и власти — по документам (картуляриям, анкетам, нотариальным актам), Орелл сосредоточивает внимание на их “субъективном изучении” — по сирвентам трубадуров. “Интеллектуальная автономия” автора и его “вкус к истории” (“чувство времени”), отмеченные Ж. Дюби, Ф. Контамином и другими историками - медиевистами, позволили нарисовать конкретный портрет рыцарской семьи, воссоздать образ рыцарства в поэзии трубадуров и определить основные этапы его эволюции в провансальском обществе. Орелл относит начало образования рыцарских линьяжей в Провансе к XI в. и связывает этот процесс с “милитаризацией” общества в век анархии и дестабилизации, “всеобщих раздоров и разделов”. Незнатные городские аллодисты и сельские “всадники” (caballarii) использовались графами и епископами на военной службе, а с XII в. — постепенно “возвышались” в союзе с графом (и “под его крылом”) против родовой аристократии, сначала в графской “свите”, затем — в “кавалькаде” как вассалы графа, одновременно с оформлением феодальных прав на земли и судебную власть. “Триумф рыцарства” в конце XII в. Орелл связывает с аноблированием “военных всадников” и широким использованием ими индивидуальных возможностей в новых условиях городской жизни: выгодные браки и удачные торгово-денежные операции, юридическое образование и консульские должности обеспечивали рыцарям “блестящие карьеры” и “счастливые фортуны”. Одновременно, в XII в. завершилось формирование рыцарского рода, который, наряду с общими признаками — патрилинейной структурой родства, патронимом и генеалогическим сознанием отличался “ограниченным майоратом”. В условиях XIII в. началось ослабление рыцарства, с “заметной утратой” собственно рыцарских доблестей и вольностей. В первой половине столетия гражданские коммуны сменили рыцарские консулаты XII в. и к 1250 г. в Провансе был достигнут “апогей гражданской свободы” (libertas civium), зафиксированный городскими статутами Арля, Авиньона, Марселя, Ниццы. К середине XIII в. графство стало одним из “самых цивилизованных государств” европейского мира и управлялось в “соответствии с правом и законом” (secundum jure et lege), а во второй половине века претензии графа на власть “по феодальному праву” (regalia) или “имперский суверенитет” (merum imperium) — по римскому, стали воплощаться в “режиме графского абсолютизма” (dominus comes absolutus) по “французскому образцу”, зафиксированном в “анкетах” Анжуйцев (графов новой — Анжуйской династии из дома Капетингов). Время “мира и порядка”, в соответствии с принципами “разума и справедливости”, сменилось “торжеством монархии и всеобщего подданства”. К XIV в., как полагает Орелл, провансальская знать оказалась в состоянии “тройного кризиса” — политического, морального и биологического, а в истории рыцарских линьяжей начался век “деградации и вымирания”. Конец рыцарства в XIV в. стал началом ностальгии о нем и консервации рыцарского образа жизни, главным образом, в среде бедной, но самостоятельной приальпийской знати — самых старинных ее домов.

Разнородность и эволюция рыцарской среды, по данным Орелла, были хорошо отражены в составе трубадуров и их политических настроениях. Разные поколения и разные группы трубадуров различались своим отношением к публичной власти графа и к рыцарским ценностям. Поэты - рыцари из семей старинной знати, преобладавшие в XII в., защищали идеалы рыцарской вольницы и воспевали “любезных провансальцев” как блюстителей рыцарского кодекса чести, осуждая графов — “нарушителей старинных обычаев” и “душителей свободы”. Профессиональные певцы - жонглеры из “низших рыцарей” — младших, безродных и необеспеченных, которых стало много в XIII в., более всего ценили графа как щедрого мецената и прославляли его как “придворные служители”.

Рауль Монко характеризовал провансальское рыцарство как одну из социальных групп. Он определил, что термин milites стал использоваться в официальных документах Прованса в XI — XII вв. для обозначения правовой группы, которая отделялась от probi homines в городе и вилланов (рустиков) в сельской местности. В XII в. начался процесс сближения рыцарей и знати (milites et nobiles), который завершился их ассимиляцией в XIII в., вследствие аноблирования рыцарей и “милитаризации” знатных. После “золотого века” старинной родовой знати — XI в. и “золотого века” рыцарства — XII в., как считает Монко, наступило время “приручения” знати и “подчинения” рыцарства с общей “деградацией благородства”. Эта эволюция оценивается как опускание благородных грандов от независимости и ответственности к “послушанию” куртуазных рыцарей, как отказ от рыцарского идеала “Героя и Гонора” к конформизму и любезности на службе графа — ради карьеры и фортуны. XIII век, по мнению историка, стал веком формирования “нового рыцарства” — посредством реального права аноблирования — “по воле господина графа” (de voluntate domini comitis).



Этот процесс аноблирования, на основе терминологического анализа графских актов, специально исследовался Фр. Бланком. Посвящение в рыцарство способствовало сплочению аристократии против графского суверенитета и городской олигархии, а аноблирование унифицировало всех рыцарей в едином сословии ordo militum. По мере слияния рыцарства и знати военная функция утрачивала роль главного рыцарского критерия и на первое место выделялись свободы и иммунитеты (statuimus quod milites sunt liberi et immunes). Графские статуты XIII в., по данным Бланка, отражают три этапа во взаимоотношениях графа с рыцарством: от регламентации рыцарского статуса к первым грамотам аноблирования, а затем — к утверждению графской монополии на аноблирование, с правом на его запрет и лишение “незаконного рыцарства”.

Характеристика рыцарей Прованса как феодалов — владельцев феодов, их прав и обязанностей как сеньоров и вассалов дается в историко-правовых исследованиях Жерара Жордананго. Анализ грамот, анкет и статутов графов в сопоставлении с юридическими сочинениями их ученых советников свидетельствуют о правовом оформлении феодальных связей в Провансе в течение XII — XIV вв. и их “генерализации на всех уровнях”. Термины феодального словаря, появившиеся в графстве с XII в., употреблялись неоднозначно, но по мере сближения рыцарей и нобилей требовалось более четкое и унифицированное использование слов feodum, fideles; vassus, homagium — для правового закрепления господских привилегий. В системе феодальных связей рыцарство обозначалось, главным образом, термином fideles; термин vassus появляется в XIII в., но утверждается только в XIV в. Во второй половине XIII в., при графе Карле I Анжуйском, широко распространяется клятва верности для всех подданных графа (fidelitas nova), но nobiles и milites, в отличие от homines и probi homines, давали эту клятву без оммажа ( homagium, servitium). Только граф Робер (1309 — 1343 гг.) ввел “всеобщие оммажи” — для знати и городов, и на этом основании определяется как “самый феодальный граф Прованса”. С середины XIII в. в Провансе начался “повсеместный выкуп” кавалькады — воинской повинности вассалов и унификация альбергов (право постоя) в денежной форме, а 40-дневный auxilium в пределах графства никогда не имел большого значения, по сравнению с платной службой (officium pro salario) — в итальянских авантюрах и северных экспансиях графов. Жордананго проследил, как изменялась терминология графской власти, важная для понимания взаимоотношений графов и рыцарей: после длительного практического использования обоих главных терминов — regalia и merum imperium к 1340 г. утвердилось их теоретическое правовое употребление как синонимов и тем самым, как считает автор, закрепилось тождество графского суверенитета и сеньориального сюзеренитета. Жан-Филипп Фигьера исследовал место рыцарей в структуре феодального общества и обнаружил широкое распространение терминов “феод” и “оммаж” в Провансе XII — XIV вв. Однако, он считает, что “в реальности” какие-либо формы личной зависимости в среде провансальских феодалов отрицались. Наряду с отсутствием “строгого майората” и постоянным отчуждением феодов, отказ от четкой иерархии и “тяготение к паритету” способствовали “бесконечному дроблению” доменов и создавали массу мелких и независимых феодалов - рыцарей и титулованных сеньоров. Рыцарство обозначалось единым термином — milites и представляло общую группу — ordo militum с двумя главными критериями — свободой от тальи (liberi et immunes de quista) и особым образом жизни (non opera rustica). Нобили, напротив, не были едины и состояли из разных слоев: наверху — domini, внизу — domicelli, дамуазо (сыновья нобилей, не посвященные в рыцари) и аноблированные. Социальное возвышение посредством аноблирования не стало, по данным Фигьера, массовым явлением и рано ограничивалось, с запретом приобретать феоды незнатным (ignobiles).

В ряде сочинений “рыцарские проблемы” исследуются в связи с характеристикой военной ситуации и военной организации в Провансе XII — XIV вв. Между веком “бесконечных войн” — XI в., и периодом “тотальной войны всех со всеми” — в XIV в., XII — XIII вв. выделяются как “относительно спокойное и мирное время”. Однако “мир и порядок” этого времени не исключали пограничных конфликтов, территориальной экспансии и гражданских разногласий в графстве. В течение всего XII в. в Провансе велись войны из-за соперничества двух графских домов — Тулузского и Барселонского, а в XII в. графство стало предметом притязаний Капетингов и втянуло в “итальянские авантюры” первого Анжуйца — Карла I (1246 — 1285 гг.), которому папа пожаловал в 1265 г. трон Сицилийского королевства. Борьба за “северные территории” продолжалась до продажи Дофине французским королям в 1343 г., а военные столкновения на востоке — до присоединения Ниццы к Савойе — в 1388 г. Знать иногда поддерживала графа и даже воевала в союзе с ним вместе со своими отрядами — против богатых городов на востоке графства при последнем графе Барселонской династии — Раймоне-Бернгаре V (1209 — 1245 гг.) и на западе — при Карле I. но во всех “внешних конфликтах”, по данным А. Дюбле, П.Пуандрона и др. историков, графы использовали профессиональные отряды воинов-рыцарей, служивших за жалованье.

Сильвия Поластри проанализировала данные о провансальских рыцарях — участниках итальянских походов Карла I и переселенцах, по его приглашению, на земли Сицилийского королевства в 1265 — 1282 гг. Выяснено, что в числе переселенцев из Прованса преобладали “кадеты и валеты”, не посвященные в рыцари дамуазо, а также воины, которых обозначали как caballarii, armigerii. Бедные и недовольные milites minores, приехавшие в Италию за должностями и сеньориями, в основной массе укоренились на новом месте, облагородившись и обогатившись: по подсчетам Поластри, за период от Беневенто до Сицилийской вечерни были посвящены в рыцари 250 провансальцев из 200 семей, а представители 50 семей — аноблированы. Правда, графские щедроты и милости не превратили “новых рыцарей” в “настоящих вассалов”, и некоторые из них воевали против Анжуйца в 1282 г. Рыцари из старинных и обеспеченных семей (Бо, Порселе и др.), сеньоры и “майоры”, помогавшие графу завоевывать трон Сицилийского королевства, в большинстве своем вернулись в Прованс — “умереть на родине”. Позже, в XIV в. отдельные представители старинной, но обедневшей знати, снова появились в Неаполитанском королевстве, на этот раз — “чтобы поправить свои дела”. Но в XIII в. в поведении провансальских рыцарей четко различались “традиции независимой знати” и готовность необеспеченных рыцарей служить графу “за деньги” — феоды, титулы и должности.

XIV в. стал в Провансе веком “других войн и воинов” — “регулярных военных сборов” и “всеобщей воинской повинности”, как считает Мишель Эбер. Общие беды и трудности второй половины XIV в. усугублялись утратой графского авторитета и деградацией знати. П. Доминик, Ж. Ксайне и др. историки характеризуют эти полвека как время всеобщего разорения и истощения, нескончаемых осад и угроз, жестоких разбоев и грабежей, создававших в Провансе “климат недоверия, недовольства и беспокойства”. По данным М. Эбера, на всех заседаниях штатов и городских советов в первую очередь обсуждались вопросы об обороне и военных налогах: более половины протоколов “посвящено стенам, крепостям и защитникам”; до 80 - 90 % городских расходов тратилось на военные нужды. Рыцари и нобили заседали на собраниях в общей группе депутатов и советников. Военные отряды знати использовались в войне Унии Экса или в династийной борьбе претендентов на “наследство” графини — королевы Жанны (1343 — 1382 гг.), бесплодной после четырех браков; городская милиция во главе с капитанами еле обеспечивала самооборону. В этих условиях перестройка военной системы Прованса осуществлялась по двум направлениям: во-первых, кавалькада как вассальная обязанность полностью заменялась всеобщей воинской повинностью и военным налогом, нормы которого определялись комиссарами штатов по территориально-административным округам графства; во-вторых, создавалось новое войско — “армия”, из “вооруженных людей” (homines cum armis) — жандармов.

Яркий портрет альпийской аристократии Прованса в середине XIV в., с ее “семейными и денежными делами” предстает в публикации материалов судебного дела Сибиллы де Кабрис, дамы из Риеца, выполненной Н.Куле, с хорошим “историческим комментарием”. Реальность старинных семей этого времени характеризуется, в соответствии с представлениями современников, как “бледные тени былого могущества”, но отчетливо отражено стремление сохранить “рыцарский образ жизни”, в соответствии с традициями XII — XIII вв. Общий ход эволюции провансальской знати, с XI до XVI вв. прослеживается, по материалам Экса и в сопоставлении с другими городами, в работе Люси Лярошель. Она определила, что в XI в. нобили Экса включали только старинные семьи, без “рядовых рыцарей”, а в XIV в. в составе знати объединялись и нетитулованные рыцари, и дамуазо. С конца XIII в., в результате графской монополии на аноблирование, оно стало редко ограничиваться для “неблагородных”, но в XV в. в среде нобилей Экса, как и в Авиньоне, Арле, Тарасконе, появилось много “городских богачей”, незнатных по рождению. “Сильное обновление” знати “стирало четкие границы” между нобилями и “ротюрами” в составе высших служащих.

Таким образом, основной круг вопросов по истории средневекового рыцарства в Провансе, поставленных в сочинениях последних десятилетий, вполне соответствует “рыцарским проблемам” современной медиевистики в целом, но в большей мере связан с изучением особенностей южнофранцузского общества. В известной мере эти особенности — правового, политического, демографического или экономического характера исследовались мною, главным образом, в связи с городской историей Прованса, но рыцарство как неотъемлемый элемент “общества и власти” в XII — XIV вв. всегда фигурировало в них.

© Тушина Г.М.