ЛМ-архив-Пролог: Casus belli Опции

[Vox populi]

Казус белли [латин. casus belli] – повод для объявления войны;

25 день месяца Хартунг. 683 год.
Южная Вахенна.

          Ночь укутала эти равнины, словно оделяло, над овражками и ручейками плыл густой туман. Ни огонька, только впереди вечным маяком возвышалась исполинская гора. Кони летели по дороге, и копыта отбивали привычный марш. Его спутники словно бы дремали в седлах, но на самом деле просто у них не было слов.
          Этот путь он проделывает последний раз, понял Янош. Чтобы не случилось, в Мондрог он больше не вернется. Лишком сильна память и горька утрата. Человек может пройти через многое, но и соломинка ломает хребет верблюда. А он устал терять.
          Златогривый замер на пригорке, вдыхая морозный воздух. Все – они уже близко. Впереди белели стены монастыря. Король жестом приказа своим спутникам оставаться на месте. Разговор, ожидавший его, был слишком личным, чтобы кто-то мог услышать его.
          Мондрог был самым старым монастырем в этих краях. Говорят, его основали еще во времена старой Империи, когда Благая Весть только начала распространяться по земле. Как знать, может, в нем побывал и кто-то из Его учеников – предания молчали на этот счет.
          Молчаливый монах указал ему на дверь кельи. Янош толкнул дверь и вошел. Он вспомнил, как еще ребенком первый раз появился здесь, что чувствовал при этом и как каждый раз, возвращаясь, вспоминал слова настоятеля. Отныне, все будет иначе.
          - Отче, – король опустился на колени перед умирающим.
          Закрытые веки вздрогнули и раскрылись.
          - Сын мой. – Феоктист смотрел ясно, чуть улыбаясь. – Ты здесь…
          - По вашему зову. – Янош кивнул. – Как и всегда.
          - Многое надо сказать, но времени мало, – монах попытался приподняться, но затем вновь обессилено опустился на кровать. – Я помню, как первый раз увидел тебя и сразу понял, что ты достигнешь многого. Все сбылось, Янош, все сбылось.
          - Ваши молитвами, – король тоже улыбнулся.
          - Народ ждал такого, как ты, – продолжил старец. – И они любят тебя. И ты не можешь их подвести, Янош. Но я тебе больше не смогу помочь советом, так что выслушай напутствие.
          В свете свечей морщины на лице Феоктиста казались глубже, а в глубине небесно-синих глаз отражались огоньки.
          - Грядут тяжелые времена, – голос старого монаха как будто изменился, теперь он говорил ровно и трагично. – Валентополь пал, похоронив под рухнувшими стенами остатки старой Империи, и теперь умары грабят и разоряют земли Весперы. Из каких краев явилась эта напасть? Уж не знаю, близок ли час страшного суда, но племена земные собираются на брань. Церкви горят, а жен и детей уводят в полон, Янош. Ты их щит и меч, помни о своем долге.
          - Никогда о нем не забывал.
          - Да, поэтому ты и стал королем. Народ за тебя, но есть и те из близких тебе людей, кто замышляет недоброе…
          - Вы что-то знаете, отче? – внимательно спросил Янош.
          - Нет, только предполагаю. Собака лает, а ветер носит. Не верь сплетням, но помни, что и среди Его учеников нашелся один сомневавшийся, один отрекшийся и один предавший.
          - И об этом я помню. Но мои враги скорее предпочитают сталь, а не серебро – они попытаются вновь убить меня.
          - Я слышал, ты ведешь переговоры с Урби? Дело явное. Империя не нападет, пока Викарий не провозгласит новый Крестовый поход. Сколько же раз вы разбивали их, а им все мало? Верно, грешно воевать меж собою, когда настоящий враг у ворот.
          - Сунутся – снова получат – твердо сказал король. – Впрочем, Йоахимм не решится… а вот другие… у императора подрастает сын, говорят, совсем другой человек. Но и с ним мы справимся, если что.
          - Все же я, пред лицом смерти, надеюсь, что вы объединитесь. Твой главный враг не Империя, а умары.
          Старик закашлялся, Янош смотрел на горящие свечи. Ему будет недоставать Феоктиста. Он был соратником его отца, прежде чем понял, что его призвание не война, а келья. Но и здесь он был незаменимым советчиком и другом. Но время безжалостно и неумолимо. Каждому человеку отмерен свой срок.
          - Я недавно читал старые хроники, – после минуты молчания промолвил монах. - Все повторяется, Янош, все повторяется. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было… Ты, конечно, знаешь, что первым императором был Зигмунд. Но нет у него ни могилы, ни гробницы в земле Весперы. Летопись говорит, что когда император понял, что умирает, он решил отправиться на Ориент, прежде чем смерть настигнет его. Жаль, что я поздно прочитал об этом, иначе последовал бы его примеру. Может быть к концу всех дней император тоже вернется?
          Феоктист тихо рассмеялся.
          - Не слушай старческий бред. Нам никто не поможет, кроме Всемилостивого и нас самих.
          Свечи гасли, тающий воск капал на подсвечники, а король до утра держал руку старого монаха, пока тот не оставил этот мир.

[Бурхард фон Бармейн]

25 число месяца Ленцинг.
Айзенхейм. Зоннештайн.

          Тяжелый сон не отпускал словно болото, но затем все кончилось – он вздрогнул и проснулся. Эти видения были такими реальными, такими красочными. Как жаль, что в который раз эти сны прерывались на самом интересном месте. Франтишек с сожалением открыл глаза. Все верно – он в замке Зоннештайн.
          Рядом посапывала Ева-Мария, одна из фрейлин Императрицы. Эрбканцлер встал, посмотрел в окно, а затем тихо наклонился к спящей любовнице и поцеловал ее в щеку.
          Ева-Мария сладко зевнула и открыла свои ярко-зеленые глаза.
          - Франц! – она улыбнулась. – И который сейчас час?
          - Скоро светает. – Франтишек из Йижлавы, которого в этой стране называли не иначе, как Франц фон Иглау, налил вина в два кубка. – А значит, меня уже ждут.
          - Кто встанет в такой ранний час? – у Евы-Марии были алые, словно рубин губы и белоснежные, как жемчуг, зубы. Вообще, она была очень красива и к тому же приходилась дальней родственницей Императору. К сожалению, будучи герцогиней, она значительно превосходила по положению бедного вахеннского графа, у которого к тому же и отняли все земли.
          - Императрица, – вздохнул Франц, созерцая все прелести своей пассии. – Наша Императрица весьма благочестива и предпочитает проводить ночи на коленях и во власянице, моля Святую Матерь даровать ей сына. Я пытался с ней поговорить и объяснить, что дети появляются совсем иным путем, но… мне вообще кажется, что дело скорее в Императоре… В любом случае, она хотела обсудить со мной кое-какие дела.
          - Ах, Франц. – Ева-Мария перевернулась на живот. – А чтобы ты сказал, если бы у нас с тобой появился бы ребенок? А лучше два – и они были бы красивы, как я, и умны, как ты.
          Канцлер возвел очи к потолку.
          - Господи, что за мысли?
          Фрейлина расхохоталась.
          - Иди к Императрице, раз она тебя ждет. Ох, какая же по всему замку суета – все бегают, собираются.
          - Еще бы, – подмигнул ей Франц фон Иглау, одевая сюрко. – Не так часто устраивают всеимперский рейхстаг. Иди, найти Серафину, пусть обо всем позаботятся. А мне пора…
          Еще раз поцеловав ее в щечку, он вышел. К счастью, Ева-Мария не знает, что, скорее всего, он предпочтет ей Ингелотту – на ней у него были шансы жениться, если он договориться с графами Кротцерами. А у них земельки хватает, может быть и ему достанется кусок. Еще лучше было бы, если бы он вернул свое родовое имение, но это задача пока представлялась невыполнимой. Вот если начнется война!..
          Он спустился во двор, поприветствовав собравшихся рыцарей из гвардии Иоахимма, и прошел в небольшую церквушку, где его ожидала Ингрид.
          - Ваше Императорское Величество, - канцлер поклонился, чуть ли не до пола. – Прибыл по Вашей просьбе.
          - Оставьте это. - Ингрид была бледна. – Друг мой. Вы же знаете Франц, что я не требую соблюдения церемониала, когда мы наедине…
          - Как прикажите. – Франтишек сел на одну из скамей. – Мне говорят, что Вы молились всю ночь. Это не дело, Ваше Величество. Чего Вы добиваетесь?
          Ингрид прикрыла глаза. Она была тоже красива, но по-своему, длинные темные волосы чуть ли не земли, заплетенные в тугие косы, правильный овал лица, чуть пухлые губы и высокий лоб. И два глаза – как две полыньи на белом снегу. Императрица совсем не держала загар, которым южное солнце земель Штральхеймов красило живущих под ним.
          - Я молю Святую Матерь, – сказала она. – Она милосердна, но сейчас ее сердце полно гнева. Мы грешны и нет нам спасения. Отринув свой долг, мы отринули и Божественную любовь.
          - Долг? – Франц покачал головой. С каждым днем Ингрид становилась все религиознее и упрямее.
          - Долг, состоявший в том, чтобы раздавить ересь! – воскликнула она со всем пылом. – Матерь видит пустоту, где раньше была святость. Вахеннские чашники захватили земли Святой Церкви и изгнали монахов из своей страны. В чащах Литтивы все еще поклоняются идолам и приносят им в жертву отроковиц.
          - Ваше Величество. – Франц фон Иглау опустил взор. – Но для того Ваш царственный супруг и собирает рейхстаг, чтобы пойти войной на еретиков.
          - Ооо! – Ингрид встала. В гневе она все-таки была прекрасна. – Он собирает! Мне бы хотелось думать, что эта затея, в самом деле, чего-то стоит. Но пока Святой Престол ведет переговоры с королем Яношем, ничего решить нельзя. И даже если рейхстаг утвердит сбор войска – то, что дальше? Командовать войском назначат какого-то болвана, который в очередной раз расколотит все войско о вагенбург.
          - Болванов у нас много, – согласился канцлер. – Какого-нибудь обязательно найдут.
          - Франц, – она села перед ним и взглянула ему прямо в глаза. – Мы оба знаем, что командовать должен мой брат! Ты можешь сказать это Иоахимму? Меня он не слушает, а если и слушает, то мои слова для него значат гораздо меньше, чем слова сына – Рутгера. А он во всем противоречит мне. Я знаю, кто его надоумил! – она в ярости вскочила. - Это все проклятый архиепископ! Он хочет погубить мою семью. Архиепископ, продавшийся с потрохами дьяволу! Этот аспид! Он ненавидит меня!
          - Клостерштейн опасен, – согласился канцлер. – Но у меня, Ваше Величество, есть для Вас хорошая новость. Я узнал ее вчера около полуночи. Прибыл гонец из Урби – Великий Викарий решил прервать переговоры с Яношем.
          - Правда? – Императрица засияла. – О, Господь ответил на мои молитвы! В этот раз Яношу не удастся обвести нас вокруг пальца.
          - Истинно так, – кивнул Франц фон Иглау. – Что до Иоахимма, то я поговорю с ним, хотя сомневаюсь, что герцог Эльмсвиг станет командовать войском. Рейхстаг просто не утвердит его, им не нужно, чтобы у него появилось еще немного власти.
          - Да, – согласилась Ингрид. – И в очередной раз будут разбиты. Они не способны углядеть дальше своего носа. Хольгер именно тот человек, который способен сокрушить еретиков, и он не пойдет на сговор с ними, как в свое время пошел Сигизмунд.
          - Глупцы, – усмехнулся канцлер. – Впрочем, у меня есть кое-какой план. Когда я его обдумаю до конца, я сообщу его Вам и Вашему брату. Что касается архиепископа, то и на него можно найти управу. Скажите, Ваше Величество, а каков шанс, что у Вас все-таки будет сын? Разумеется, все в воле Господа, но способен ли Иоахимм к этому, ведь ему уже все-таки немало лет.
          - Я стараюсь. – Императрица смутилась. – Он, конечно же, стар – но все еще силен. Возможно, нужно время. К сожалению, он отказывается от помощи лекарей.
          - Понятно. – Франц поклонился. – Хорошо, если я смог отвлечь Вас от грустных мыслей, но дела не терпят отлагательств.
          - До встречи. – Ингрид кивнула. – Я тоже была рада услышать голос друга.
          Франц фон Иглау, раскланявшись, вышел. Перед дверями уже собрались фрейлины. Он поймал хитрый взгляд Евы-Марии, и, поприветствовав всех остальных, пошел дальше. Фрейлины – шпионки, сообщающие о каждом шаге Императрицы своим семьям. Вот эта улыбчивая блондиночка с голубыми, словно небо, глазенками – Серафина фон Клостерштейн, племянница архиепископа Теодора. Сладкоголосый ангелочек сообщает обо всем прямо в Дюрен. Император тоже все время был на виду – во-первых, все функции при дворе – от шталмейстеров до камергеров осуществляли представители имперской знати, все эти прожорливые Оденберги и Уденберги, во-вторых, Императорская гвардия набиралась из них же, в-третьих, просто по своему положению. А теперь – когда двор собирается в Айзенфурт, утаить что-то и вовсе не представляется возможным.
          - Эрбканцлер Империи Франц фон Иглау. – от удара посоха церемониенмейстера Мартина фон Фломера дрожали оконные ставни и дверные косяки, а глас его мог разбудить и мертвых на Страшном Суде. Канцлер вошел в зал заседаний, где уже собирались Император и остальные.
          - Ваше Величество и уважаемые господа. – Франц улыбнулся. – Прибыло известие из Урби…