ЛМ-архив-Пролог: Casus belli Опции

[Vox populi]

Казус белли [латин. casus belli] – повод для объявления войны;

25 день месяца Хартунг. 683 год.
Южная Вахенна.

          Ночь укутала эти равнины, словно оделяло, над овражками и ручейками плыл густой туман. Ни огонька, только впереди вечным маяком возвышалась исполинская гора. Кони летели по дороге, и копыта отбивали привычный марш. Его спутники словно бы дремали в седлах, но на самом деле просто у них не было слов.
          Этот путь он проделывает последний раз, понял Янош. Чтобы не случилось, в Мондрог он больше не вернется. Лишком сильна память и горька утрата. Человек может пройти через многое, но и соломинка ломает хребет верблюда. А он устал терять.
          Златогривый замер на пригорке, вдыхая морозный воздух. Все – они уже близко. Впереди белели стены монастыря. Король жестом приказа своим спутникам оставаться на месте. Разговор, ожидавший его, был слишком личным, чтобы кто-то мог услышать его.
          Мондрог был самым старым монастырем в этих краях. Говорят, его основали еще во времена старой Империи, когда Благая Весть только начала распространяться по земле. Как знать, может, в нем побывал и кто-то из Его учеников – предания молчали на этот счет.
          Молчаливый монах указал ему на дверь кельи. Янош толкнул дверь и вошел. Он вспомнил, как еще ребенком первый раз появился здесь, что чувствовал при этом и как каждый раз, возвращаясь, вспоминал слова настоятеля. Отныне, все будет иначе.
          - Отче, – король опустился на колени перед умирающим.
          Закрытые веки вздрогнули и раскрылись.
          - Сын мой. – Феоктист смотрел ясно, чуть улыбаясь. – Ты здесь…
          - По вашему зову. – Янош кивнул. – Как и всегда.
          - Многое надо сказать, но времени мало, – монах попытался приподняться, но затем вновь обессилено опустился на кровать. – Я помню, как первый раз увидел тебя и сразу понял, что ты достигнешь многого. Все сбылось, Янош, все сбылось.
          - Ваши молитвами, – король тоже улыбнулся.
          - Народ ждал такого, как ты, – продолжил старец. – И они любят тебя. И ты не можешь их подвести, Янош. Но я тебе больше не смогу помочь советом, так что выслушай напутствие.
          В свете свечей морщины на лице Феоктиста казались глубже, а в глубине небесно-синих глаз отражались огоньки.
          - Грядут тяжелые времена, – голос старого монаха как будто изменился, теперь он говорил ровно и трагично. – Валентополь пал, похоронив под рухнувшими стенами остатки старой Империи, и теперь умары грабят и разоряют земли Весперы. Из каких краев явилась эта напасть? Уж не знаю, близок ли час страшного суда, но племена земные собираются на брань. Церкви горят, а жен и детей уводят в полон, Янош. Ты их щит и меч, помни о своем долге.
          - Никогда о нем не забывал.
          - Да, поэтому ты и стал королем. Народ за тебя, но есть и те из близких тебе людей, кто замышляет недоброе…
          - Вы что-то знаете, отче? – внимательно спросил Янош.
          - Нет, только предполагаю. Собака лает, а ветер носит. Не верь сплетням, но помни, что и среди Его учеников нашелся один сомневавшийся, один отрекшийся и один предавший.
          - И об этом я помню. Но мои враги скорее предпочитают сталь, а не серебро – они попытаются вновь убить меня.
          - Я слышал, ты ведешь переговоры с Урби? Дело явное. Империя не нападет, пока Викарий не провозгласит новый Крестовый поход. Сколько же раз вы разбивали их, а им все мало? Верно, грешно воевать меж собою, когда настоящий враг у ворот.
          - Сунутся – снова получат – твердо сказал король. – Впрочем, Йоахимм не решится… а вот другие… у императора подрастает сын, говорят, совсем другой человек. Но и с ним мы справимся, если что.
          - Все же я, пред лицом смерти, надеюсь, что вы объединитесь. Твой главный враг не Империя, а умары.
          Старик закашлялся, Янош смотрел на горящие свечи. Ему будет недоставать Феоктиста. Он был соратником его отца, прежде чем понял, что его призвание не война, а келья. Но и здесь он был незаменимым советчиком и другом. Но время безжалостно и неумолимо. Каждому человеку отмерен свой срок.
          - Я недавно читал старые хроники, – после минуты молчания промолвил монах. - Все повторяется, Янош, все повторяется. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было… Ты, конечно, знаешь, что первым императором был Зигмунд. Но нет у него ни могилы, ни гробницы в земле Весперы. Летопись говорит, что когда император понял, что умирает, он решил отправиться на Ориент, прежде чем смерть настигнет его. Жаль, что я поздно прочитал об этом, иначе последовал бы его примеру. Может быть к концу всех дней император тоже вернется?
          Феоктист тихо рассмеялся.
          - Не слушай старческий бред. Нам никто не поможет, кроме Всемилостивого и нас самих.
          Свечи гасли, тающий воск капал на подсвечники, а король до утра держал руку старого монаха, пока тот не оставил этот мир.

[Доминик фон Рамлет]

5 и 6 число месяца Ленцинг, 683 год.
Окрестности города Штрассхольм.
         
          Лошади шлепали по грязи, дождь то начинал моросить, то прекращал вновь. Дул несильный ветер, качавший ветви редких деревьев. Пред ними лежала серая болотистая равнина, безлюдная и мрачная, под таким же серым, затянутым тучами небом. На стенках пологих оврагов клубился холодный туман…
          Дядюшка Артур, казалось, спал в седле, и его старая кобыла словно бы брела сама по себе. Да, это земля навевала тоску и дрему. Снова подул студеный ветер и Доминик, поежившись, плотнее закутался в плащ.
          - Скоро приедем? – спросил он.
          Дядюшка Артур вздрогнул и оглянулся.
          - До вечера будем в Штрассхольме. – ответил он своим скрипучим голосом.
          - Проклятье. – Доминик поравнялся со стариком. – Какая унылая земля. И не души на мили вокруг. Воистину Богом забытое место.
          - Эта дорога и в самом деле пустынна. Где-то здесь неподалеку находятся развалины замка Кроммхельд. Когда граф был убит, крестьяне остались без защиты и эти земли мало-помалу пришли в упадок. Да и на Севере не так много людей, как у нас – на Юге.
          - Неужто Олльнборг не защищает живущих на его землях? – удивился юноша.
          - Защищает, конечно, – дядюшка закашлялся. – Но герцог сегодня тут, завтра там, послезавтра где-нибудь еще. Графство получил, кажется, один из двоюродных племянников. Как его зовут? Я что-то запамятовал…
          Доминик нахмурился.
          - Король Дитрих, прозванный Святым, говорил, что первейшая задача государя – заботится о Господом данных ему подданных!
          - Наш герцог защищает, - кивнул Артур. – Но по-своему. Он воин. И твоего отца он узнал на войне. Служи ему верно, Доминик, помни о рыцарских добродетелях, о мужестве, чести, верности и прочих.
          Юноша промолчал. Грядущее служение в качестве оруженосца одновременно и воодушевляло и тревожило его. О герцоге Эльмсвига говорили много всякого – и хорошего и плохого. Все сходились на том, что он был великим воином, но также упоминали про его скверный характер. Ходили слухи, что когда никакой войны нет, герцог запирается в своих покоях и предается безудержному пьянству, что жена у него ведьма, а дочь – безумна, что Хольгер в приступе гнева убил своего собственного брата и многие другие дивные слухи.
          Доминик, конечно, не верил этим небылицам о своем господине – как сказал святой Пауль, бабьих басен отвращайся, и упражняйся в благочестии. Однако, был ли герцог Эльмсвиг благочестив? Если не как Святой Дитрих, святой Георг или Парцифаль, то хотя бы как император Сигизмунд, слывший грозой вахеннских еретиков? Ведь, говорит Писание, что грехи некоторых людей явны и прямо ведут к осуждению, а некоторых открываются лишь впоследствии. И идущий вслед грешника сам свою душу губит.
          Слово, прочитав его мысли, дядюшка решил приободрить его:
          - Разве твой отец бы доверился негодному человеку?
          Доминик с самого детства стремился стать рыцарем. Рассказы о предках рода Рамлетов передавались от отца к сыну через столетия. Когда-то вняв призыву Святого Викария граф Танкред фон Рамлет отправился в Святую землю, дабы освободить ее от нечестивых агаритов и кхеваров, снискав славу. Тот поход был отмечен героическими деяниями, след которых остался в веках, а Танкред вернулся в Империю прославленным рыцарем, победившим в поединке короля сарацинов. Однако, никому из его потомков не удалось повторить подобных подвигов, и род Рамлетов беднел и терял свои земли. У них оставались лишь честь и долг.
          Впереди уже показались алеющие в закате стены Штрассхольма, Артур, казалось бы, приободрился, престал сутулиться и начал подгонять свою клячу, желая поскорее попасть в таверну и перекусив бараниной, залить ее чудесным пивом.
          Стражник только кивнул им, увидев грамоту с герцогской печатью, и они беспрепятственно въехали в город. Улицы были грязны и полны отбросов, жители, казалось юноше, смотрят на него враждебно. Настроение снова упало, однако, дядюшка наоборот был весел. Вскоре, они нашли и трактир. Народу здесь было немного, лишь несколько кампаний сидели по темным углам и негромко болтали о чем-то своем. Грудастая девка, крутанув бедрами, спросила у Артура, чего желают господа. Дядюшка пригладил усы и, высыпав на стол свое серебро, потребовал жаркого и выпивки. Лотта, как себя назвала разносчица, рассмеявшись, ушла за требуемым, а Доминик, смутившись начал вертеть головой по сторонам.
          Каждый из людей, сидевших в этот вечер в таверне, наверное, имел за душой какую-нибудь интересную историю, которую мог бы поведать, но спросить их, юноша не смел, а лишь попробовал угадать, чем они все занимаются.
          Например, вот эта парочка – принарядившийся щеголь, манерами больше похожий на монаха, и другой, словно бы плебей – в крестьянской одежде, со сломанным носом, этакий детинушка – что свело их вместе?
          Или вот эти – пятеро что-то живо обсуждающих монахов-валентианцев? Молодой – наверно, его, Доминика, ровесник – а старшему уже, наверное, шестой десяток пошел. Монахи хохотали, что-то друг другу рассказывая – особенно старался самый из них толстый, чем-то похожий на бочку.
          За другим столом молчали, лишь кидая на других злые взгляды. Четверо мужиков, рожи страшные, словно бы разбойники. И две женщины с ними, тоже неприглядные. Если таких встретишь в темном переулке, остается лишь молиться.
          Чуть поодаль четверо гельвийцев тоже безмолвствовали, но пиво пили справно – только кружки от них носили. Не похоже было, что кто-то из них готов под стол свалиться, но гельвийцы вообще народ крепкий, для них наше пиво, что вода.
          А вот троица, которая сидела за ближайшим к Доминику столом, уже несколько минут смотрела на него самого и, встретившись с их взглядами, юноша снова смутился и опустил взор. К тому же им с дядюшкой и еду принесли. Странные люди собрались здесь.
          Доминик тихо ел, Артур перешучивался с Лоттой и пил пиво, другие тоже занимались своими делами, но троица продолжала на них смотреть. Юноша тоже одним глазом посматривал за ними, и чем дальше, тем больше они ему не нравились. Подвыпивший дядюшка стал рассказывать девчонке про себя и славный род Рамлетов, и если бы хоть тихо – так нет, на всю таверну. Стоило прозвучать их фамилии, как троица стразу навострила уши.
          Теперь он ясно видел их, хотя они и сидели в тени. Как будто бы девушка в плаще с капюшоном, глубоко надвинутым на лицо, какой-то паренек, совершенно неприметный на вид, даже не скажешь, сколько ему годков и третий. Вот он-то был заметнее всех – видать крепко его Господь приложил – горбат, одна рука длинней другой, по лицу, будто ущелье, идет гигантский шрам, начинаясь от виска и до подбородка, нос и верхняя челюсть свернуты на бок, и нависают точно утес над нижней, части зубов нет и подавно – в общем, как говорят, страшен, словно смертных грех.
          - Дядя, – попытался толкнуть в бок его Доминик. – Кто это, как думаешь?
          - Доминик! – проорал ему на ухо повернувшийся Артур. – Как я рад! Это честь, великая честь, что герцог решил взять тебя в оруженосцы! Род Рамлетов - род древний…
          Троица переглянулась и, встав из-за своего столика, медленно подошла к ним.
          - Так. Ты – пошли пройдемся, покумекать надо, – без церемоний заявил урод. Дядюшка смерил его взглядом и осекся.
          - Давай, давай, – прошипел второй, неприметный. – Дело есть.
          - Как ты смеешь, смерд? – дядюшка, храбрый и пьяный, поднялся на ноги.
          - Сиди, старый дурак, – горбун хлопнул его по плечу, отправив его на полати. – Нам нужен только малец.
          - Пока по-хорошему просим, – зло сказал второй. – Можем и по-плохому.
          Доминик огляделся по сторонам, похоже, никто не заметил, что происходит. Что ему делать – кричать как девица – мол, помогите?
          - Ты глухой, али блаженный? – спросил горбун. – Вьюрок, хватай его под руки и пошли. Неприметный схватил его за предплечье, и вместе с уродом, почти оторвав его от пола, поволокли по направлению к дверям. Все произошедшее не заняло и пары мгновений.
          Неожиданно, кто-то встал на их пути.
          - Прошу прощения, – это был молодой щеголь. – Мое имя Кнупс, Карл Кнупс.
          - С дороги, – процедил горбун.
          - Давай, Леон! – щеголь сделал шаг в сторону. Хватка ослабла, а схватившие его, попадали на пол. Позади стоял детинушка с двумя сковородами.
          - Отлично. – Карл достал меч-бастард и отразил выпад девушки в капюшоне.
          - Осторожнее, она бешенная! – Леон отбросив сковородки, тоже схватился за меч. – Проклятая сука.
          Артур уже подбегал к ним.
          - Думаю, ужин закончен. – Карл оттеснил ее в центр зала. – Сколько еще вас здесь? Молчишь, Пуночка?
          - Нам пора. – Леон был немногословен, он схватил Артура за шкирку и потащил к выходу.
          - Мы люди герцога, – пояснил Карл, отразив хитрый выпад. – Ох, черт.
          Гельвийцы и монахи повскакивали с мест и окружили сражавшихся. Кнупс извернулся и бросился к двери, Доминик и Леон тоже не стали медлить. Кони стояли уже заседланные
          - Быстрее, быстрее, – торопил Карл. – Епископские выродки, сам дьявол не знает, сколько их в городе. Мы поможем вам добраться до замка Нортмер.
          Артур с кряхтением забрался в седло, Доминик тоже вскочил на верного коня, и они устремились прочь из города.
          - Меня зовут Карл Кнупс, - представился их спаситель, когда они перевели лошадей на рысь. – А его Леон Доппель. Мы люди герцога Эльмсвига. А те, что пытались задержать вас – это люди архиепископа Дюренского, враги. Мы уже давно следили за ними, и догадывались, что они попытаются подстроить какую-то пакость.
          - Архиепископа? – изумился Доминик. – Как может слуга Святой Церкви пользоваться помощью каких-то разбойников с большой дороги?
          - Теодор – сам, как разбойник, – прогудел Леон.
          - И зачем я ему понадобился? – продолжал удивляться юноша.
          - Да не нужен ты ему, – махнул рукой Карл. – Он, собака паршивая, все мечтает герцогу навредить. Тебя бы убили.
          Доминик вздрогнул.
          - Я ваш должник до смертного часа, – промолвил он. – Как я могу отблагодарить вас, господа?
          Кнупс и Доппель расхохотались.
          - Не стоит благодарности. – Карл вытер выступившие слезы. – Нам это в радость, правда, Леон? Славно ты огрел Клёста по башке, по утру будет он тебя вспоминать.
          - Я предпочел бы топор, – признался Леон. – Что за оружие – сковородка?
          - Герцог сказал – не убивать. Зато теперь ему есть, что предъявить Императору. Подобный разбой не может оставаться безнаказанным.
          Они ехали почти всю ночь, остановившись только под утро передохнуть, а затем и до полудня, пока, наконец, впереди не показались башни замка.
          - Нортмер. – кивнул Карл, когда они подъехали. – Нас уже, наверное, ждут. Затрещали цепи ворот, с грохотом опустились окованные железом доски, вскоре кони зацокали по мощенным мостовым замка. Замок был огромен – донжон поднимался на целых три этажа, два ряда стен, шесть башен на внешнем кольце и шесть на внутреннем, казармы, кузницы и конюшни - по нескольку штук. Опоясывал замок глубокий ров, футов в пятнадцать, заполненный водой. Были свои колодцы, вблизи протекала река. Этот замок крайне сложно было взять осадой.
          Герцог ждал их в донжоне, и Доминик уже давно внутренне трепетал. Каким окажется его господин? Оставив коней, все четверо направились в солар, где и ожидал их Хольгер фон Олльнборг.
          - Ваша Светлость! – Кнупс и Доппель опустились на колено перед сидевшим в кресле человеком. Рядом застыл священник, еще несколько благородных дворян и дам. Герцог был рослым человеком с приятными чертами лица. Овал лица очерчивали темные волосы, у него были прямой заостренный нос и серые стальные глаза, тонкие губы и высокий лоб.
          - Прибыли по вашему приказанию. Люди архиепископа Дюренского пытались схватить и  убить Доминика Рамлета, мы им помешали.
          - Верные слуги получают награду, – у герцога был несколько резкий голос. – Ольсен!
          Один из стоявших подал шкатулку, Хольгер фон Олльнборг извлек несколько крупных изумрудов и протянул их стоявшим перед ним людям.
          - Благодарность Вашей Светлости безмерна. – Кнупс поклонился почти до пола и отошел.
          Герцог смотрел прямо на Доминика, пристально изучая его.
          - Ты похож на отца, – наконец, сказал он. – Я приму твою присягу. Ваше Преосвященство?
          Стоявший рядом с троном епископ забормотал молитву, все, повторяли за ним. Наконец, пришло время клятвы. Доминик опустился на колени.
          - Я Доминик фон Рамлет, - текст он помнил наизусть. – Клянусь…исполнять…служить… - слова падали. – Господь… следовать… клянусь.
          - Я принимаю твою присягу, - ответил Хольгер. – Да будет на то воля Господа нашего. Встань и служи, Доминик фон Рамлет.