ЛМ-архив-Пролог: Casus belli Опции

[Vox populi]

Казус белли [латин. casus belli] – повод для объявления войны;

25 день месяца Хартунг. 683 год.
Южная Вахенна.

          Ночь укутала эти равнины, словно оделяло, над овражками и ручейками плыл густой туман. Ни огонька, только впереди вечным маяком возвышалась исполинская гора. Кони летели по дороге, и копыта отбивали привычный марш. Его спутники словно бы дремали в седлах, но на самом деле просто у них не было слов.
          Этот путь он проделывает последний раз, понял Янош. Чтобы не случилось, в Мондрог он больше не вернется. Лишком сильна память и горька утрата. Человек может пройти через многое, но и соломинка ломает хребет верблюда. А он устал терять.
          Златогривый замер на пригорке, вдыхая морозный воздух. Все – они уже близко. Впереди белели стены монастыря. Король жестом приказа своим спутникам оставаться на месте. Разговор, ожидавший его, был слишком личным, чтобы кто-то мог услышать его.
          Мондрог был самым старым монастырем в этих краях. Говорят, его основали еще во времена старой Империи, когда Благая Весть только начала распространяться по земле. Как знать, может, в нем побывал и кто-то из Его учеников – предания молчали на этот счет.
          Молчаливый монах указал ему на дверь кельи. Янош толкнул дверь и вошел. Он вспомнил, как еще ребенком первый раз появился здесь, что чувствовал при этом и как каждый раз, возвращаясь, вспоминал слова настоятеля. Отныне, все будет иначе.
          - Отче, – король опустился на колени перед умирающим.
          Закрытые веки вздрогнули и раскрылись.
          - Сын мой. – Феоктист смотрел ясно, чуть улыбаясь. – Ты здесь…
          - По вашему зову. – Янош кивнул. – Как и всегда.
          - Многое надо сказать, но времени мало, – монах попытался приподняться, но затем вновь обессилено опустился на кровать. – Я помню, как первый раз увидел тебя и сразу понял, что ты достигнешь многого. Все сбылось, Янош, все сбылось.
          - Ваши молитвами, – король тоже улыбнулся.
          - Народ ждал такого, как ты, – продолжил старец. – И они любят тебя. И ты не можешь их подвести, Янош. Но я тебе больше не смогу помочь советом, так что выслушай напутствие.
          В свете свечей морщины на лице Феоктиста казались глубже, а в глубине небесно-синих глаз отражались огоньки.
          - Грядут тяжелые времена, – голос старого монаха как будто изменился, теперь он говорил ровно и трагично. – Валентополь пал, похоронив под рухнувшими стенами остатки старой Империи, и теперь умары грабят и разоряют земли Весперы. Из каких краев явилась эта напасть? Уж не знаю, близок ли час страшного суда, но племена земные собираются на брань. Церкви горят, а жен и детей уводят в полон, Янош. Ты их щит и меч, помни о своем долге.
          - Никогда о нем не забывал.
          - Да, поэтому ты и стал королем. Народ за тебя, но есть и те из близких тебе людей, кто замышляет недоброе…
          - Вы что-то знаете, отче? – внимательно спросил Янош.
          - Нет, только предполагаю. Собака лает, а ветер носит. Не верь сплетням, но помни, что и среди Его учеников нашелся один сомневавшийся, один отрекшийся и один предавший.
          - И об этом я помню. Но мои враги скорее предпочитают сталь, а не серебро – они попытаются вновь убить меня.
          - Я слышал, ты ведешь переговоры с Урби? Дело явное. Империя не нападет, пока Викарий не провозгласит новый Крестовый поход. Сколько же раз вы разбивали их, а им все мало? Верно, грешно воевать меж собою, когда настоящий враг у ворот.
          - Сунутся – снова получат – твердо сказал король. – Впрочем, Йоахимм не решится… а вот другие… у императора подрастает сын, говорят, совсем другой человек. Но и с ним мы справимся, если что.
          - Все же я, пред лицом смерти, надеюсь, что вы объединитесь. Твой главный враг не Империя, а умары.
          Старик закашлялся, Янош смотрел на горящие свечи. Ему будет недоставать Феоктиста. Он был соратником его отца, прежде чем понял, что его призвание не война, а келья. Но и здесь он был незаменимым советчиком и другом. Но время безжалостно и неумолимо. Каждому человеку отмерен свой срок.
          - Я недавно читал старые хроники, – после минуты молчания промолвил монах. - Все повторяется, Янош, все повторяется. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было… Ты, конечно, знаешь, что первым императором был Зигмунд. Но нет у него ни могилы, ни гробницы в земле Весперы. Летопись говорит, что когда император понял, что умирает, он решил отправиться на Ориент, прежде чем смерть настигнет его. Жаль, что я поздно прочитал об этом, иначе последовал бы его примеру. Может быть к концу всех дней император тоже вернется?
          Феоктист тихо рассмеялся.
          - Не слушай старческий бред. Нам никто не поможет, кроме Всемилостивого и нас самих.
          Свечи гасли, тающий воск капал на подсвечники, а король до утра держал руку старого монаха, пока тот не оставил этот мир.

[Децимо Фордоти]

662 год. Талвисса. Герцогство Эсвиолата.

Он искал его везде: в кухне среди прислуги, в их общей комнате, под лестницей и даже в старом бабушкином шкафу – во всех местах в большом замке где они с братом любили прятаться, но его нигде не было. Последней оставалась маленькая беседка в саду плотно обвитая диким виноградом, как ни странно это было достаточно забытое и уединенное место, он даже не знал, помнят ли взрослые еще об этой беседке.
Уже на пути к густому растительному покрову беседки, он расслышал тихи плач доносящийся где-то за ней и, не медля, рванул на звук. Там, на корточках, обхватив руками колени и уткнув в них лицо, сидел его братишка, время от времени всхлипывая.
- Братик  - позвал он – Братик, ты плачешь? Что с тобой? Ты упал?
Он присел радом с ним, положив свою крохотную ручку ему на плече. Сквозь плач, продолжая всхлипывать, его брат, наконец, ответил
- Я больше не хочу учиться, я хочу играть, почему я должен учиться? Почему ты не учишься? Почему учусь я? – мальчик говорил это очень громко и не сдержано, и он видел как слезы, скатываясь по его щекам, собираются на подбородке. Он обнял его, самого дорогого и родного ему человека, очень не хотелось, чтобы тот не плакал.
- Няня сказала, что это потому что ты старше меня – тихо ответил он, прижимая братишку крепче.
- Но и мне и тебе 4 года, значит ни кто не старше – продолжал упорствовать сопящий возле его груди мальчишка
- Няня сказала, что папе нужно, чтобы один из нас был старше – продолжал успокаивать его он
- Но учиться это так сложно, я бы хотел все время играть с тобой, брат – мальчишка почти успокоился и говорил это только лишь с досадой
- Я тоже
В это время в кустах что-то зашевелилось и мальчишкам показалось круглое доброе лицо няни
- Вот вы где прячетесь, крольчата – произнесла она своим обыкновенно-задорным голосом и, протянув, руку плачущему мальчишке добавила – Оливеро, идем. К тебе пришел учитель.
Он почувствовал, как Оливеро вцепился своими маленькими ручками в его одежду, и в его горле словно встал ком. Переборов себе мальчик отпустил брата.
- Вы ошиблись, нянюшка. Оливеро  - это я.
Няня закряхтела, как это присуще старым людям
- Да..да…вас и не различишь. Вас даже родители не различают. Ну пойдем.
- Я приду сам, нянюка, слово Фордоти, приду. Позвольте помочь Франческо, он в саду наткнулся на камень и упал. Я успокою его и приду.
Старая женщина с нежностью посмотрела на воспитанника
- Право хороший же из тебя рыцарь выйдет, Оливеро – она снов закряхтела и исчезла в зарослях кустарника.
- Франческо… - наконец опомнился брат, все это время он молчал, но и сейчас не знал что сказать
- Все нормально, брат – улыбнулся он – Отныне, Франческо станет Оливеро, а Оливеро станет Франческо…И ты сможешь играть столько, сколько захочешь.
С этими словами мальчик оставил брата и побежал в замок.