ЛМ-архив-Пролог: Casus belli Опции

[Vox populi]

Казус белли [латин. casus belli] – повод для объявления войны;

25 день месяца Хартунг. 683 год.
Южная Вахенна.

          Ночь укутала эти равнины, словно оделяло, над овражками и ручейками плыл густой туман. Ни огонька, только впереди вечным маяком возвышалась исполинская гора. Кони летели по дороге, и копыта отбивали привычный марш. Его спутники словно бы дремали в седлах, но на самом деле просто у них не было слов.
          Этот путь он проделывает последний раз, понял Янош. Чтобы не случилось, в Мондрог он больше не вернется. Лишком сильна память и горька утрата. Человек может пройти через многое, но и соломинка ломает хребет верблюда. А он устал терять.
          Златогривый замер на пригорке, вдыхая морозный воздух. Все – они уже близко. Впереди белели стены монастыря. Король жестом приказа своим спутникам оставаться на месте. Разговор, ожидавший его, был слишком личным, чтобы кто-то мог услышать его.
          Мондрог был самым старым монастырем в этих краях. Говорят, его основали еще во времена старой Империи, когда Благая Весть только начала распространяться по земле. Как знать, может, в нем побывал и кто-то из Его учеников – предания молчали на этот счет.
          Молчаливый монах указал ему на дверь кельи. Янош толкнул дверь и вошел. Он вспомнил, как еще ребенком первый раз появился здесь, что чувствовал при этом и как каждый раз, возвращаясь, вспоминал слова настоятеля. Отныне, все будет иначе.
          - Отче, – король опустился на колени перед умирающим.
          Закрытые веки вздрогнули и раскрылись.
          - Сын мой. – Феоктист смотрел ясно, чуть улыбаясь. – Ты здесь…
          - По вашему зову. – Янош кивнул. – Как и всегда.
          - Многое надо сказать, но времени мало, – монах попытался приподняться, но затем вновь обессилено опустился на кровать. – Я помню, как первый раз увидел тебя и сразу понял, что ты достигнешь многого. Все сбылось, Янош, все сбылось.
          - Ваши молитвами, – король тоже улыбнулся.
          - Народ ждал такого, как ты, – продолжил старец. – И они любят тебя. И ты не можешь их подвести, Янош. Но я тебе больше не смогу помочь советом, так что выслушай напутствие.
          В свете свечей морщины на лице Феоктиста казались глубже, а в глубине небесно-синих глаз отражались огоньки.
          - Грядут тяжелые времена, – голос старого монаха как будто изменился, теперь он говорил ровно и трагично. – Валентополь пал, похоронив под рухнувшими стенами остатки старой Империи, и теперь умары грабят и разоряют земли Весперы. Из каких краев явилась эта напасть? Уж не знаю, близок ли час страшного суда, но племена земные собираются на брань. Церкви горят, а жен и детей уводят в полон, Янош. Ты их щит и меч, помни о своем долге.
          - Никогда о нем не забывал.
          - Да, поэтому ты и стал королем. Народ за тебя, но есть и те из близких тебе людей, кто замышляет недоброе…
          - Вы что-то знаете, отче? – внимательно спросил Янош.
          - Нет, только предполагаю. Собака лает, а ветер носит. Не верь сплетням, но помни, что и среди Его учеников нашелся один сомневавшийся, один отрекшийся и один предавший.
          - И об этом я помню. Но мои враги скорее предпочитают сталь, а не серебро – они попытаются вновь убить меня.
          - Я слышал, ты ведешь переговоры с Урби? Дело явное. Империя не нападет, пока Викарий не провозгласит новый Крестовый поход. Сколько же раз вы разбивали их, а им все мало? Верно, грешно воевать меж собою, когда настоящий враг у ворот.
          - Сунутся – снова получат – твердо сказал король. – Впрочем, Йоахимм не решится… а вот другие… у императора подрастает сын, говорят, совсем другой человек. Но и с ним мы справимся, если что.
          - Все же я, пред лицом смерти, надеюсь, что вы объединитесь. Твой главный враг не Империя, а умары.
          Старик закашлялся, Янош смотрел на горящие свечи. Ему будет недоставать Феоктиста. Он был соратником его отца, прежде чем понял, что его призвание не война, а келья. Но и здесь он был незаменимым советчиком и другом. Но время безжалостно и неумолимо. Каждому человеку отмерен свой срок.
          - Я недавно читал старые хроники, – после минуты молчания промолвил монах. - Все повторяется, Янош, все повторяется. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было… Ты, конечно, знаешь, что первым императором был Зигмунд. Но нет у него ни могилы, ни гробницы в земле Весперы. Летопись говорит, что когда император понял, что умирает, он решил отправиться на Ориент, прежде чем смерть настигнет его. Жаль, что я поздно прочитал об этом, иначе последовал бы его примеру. Может быть к концу всех дней император тоже вернется?
          Феоктист тихо рассмеялся.
          - Не слушай старческий бред. Нам никто не поможет, кроме Всемилостивого и нас самих.
          Свечи гасли, тающий воск капал на подсвечники, а король до утра держал руку старого монаха, пока тот не оставил этот мир.

[Бонифаций фон Варнер]

683 год. Приграничные территории Вахенны. Город Яблонец.

К полудню город пал…
Еще реял на шпиле ратуши флаг с городским гербом, еще вспыхивали на улицах ожесточенные короткие схватки, когда в дыму и копоти враги резали друг друга ножами, еще слышались, все более и более редкие, выстрелы из пищалей и хандканон…
Но уже смолкли хуфницы и пушки осаждающих. Повержены в пыль все  городские ворота, подорванные петардами или просто-напросто сожженные. Сложили головы последние защитники ратуши, в большинстве своем городские  ополченцы, ибо стража полегла на улицах, тщетно пытаясь оборонить город от захватчиков, а войска короля Яноша так и не  пришли на выручку гибнущему городу. Схвачены были городской глава и проповедник, из радикальных чашников, между прочим, и тут же повешены на корявых суках старых яблонь, древних  символах города.
Город Яблонец лежал под копытами  Compagnii di Ventura –  Вольной кондотьерской компании под предводительством  Принца Просперо, того, чьим именем пугали детей матери по всей Вахенне. Это была большая удача для кондотьеров. Хоть высоких стен и сильных укреплений в городе не было, но его гарнизон оказался весьма достойным, и ломали его сопротивление с полуночи, когда были взорваны центральные ворота до самого полудня. И теперь солдаты, отложив на время покрытое кровью оружие и отерев ратный пот, накинулись на город, словно волки на оленя. Первыми были атакованы  кабаки, потом лавки менял и торговцев,  потом мастерские  ремесленников, потом дома простых обывателей и когда  дьяволы Просперо врывались  в какой-нибудь дом, то сразу же вывешивали свои вымпелы, давая знак, что здесь имущество уже стало добычей.  И добыча эта состоит не только их драгоценных камней, тканей, денег и иных ценностей, женщины – это тоже товар, пусть и на одну ночь… А следом за солдатами следовали летучие торговцы, эти шакалы современной войны, готовые купить награбленное по сходной цене, ибо много ли можно увезти за плечами или в переметных сумах у седла?..

Просперо, в полных пластинчатых латах, правда, без шлема, ехал на сухощавом и мощном, сером в яблоках, коне посреди широкой улицы, застроенной кирпичными домиками  градских обывателей. Его сопровождали два молодых оруженосца-армигера. Один держал копье и  щит Просперо, на плече другого лежала великолепная пищаль: граненый ствол, посаженный на профилированное, украшенное резьбой ложе. Позади них, по трое в ряд, следовали девять латников, все – копейщики, сопровождавшие своего предводителя не в одном десятке схваток, и один из них держал боевое знамя  кондотьера – Черно-белую шашечницу.
Подковы уверенно и звонко  цокали по брусчатке.
Кондотьер имел все основания быть довольным собой. Молниеносный рейд его Compagnii di Ventura захватил врасплох Вахеннскую армию. Наблюдая со стен захваченного Яблонца за окружающей местностью, он не заметил ни малейших признаков передвигающихся вражеских войск - нигде не пылили колонны по дорогам, не сверкало солнце на остриях копий и лезвиях алебард и гизарм. Вахеннских войск поблизости не было. А вокруг простиралась прекраснейшая земля. И Просперо, в душе меценат и менестрель, позволил себе насладиться красотой окружающей природы. С возвышенности, на которой  располагался город, зеленые поля отлого спускались вниз, превращаясь в живописные долины, с кудрявыми перелесками, тучными нивами, небольшими деревеньками, извилистыми речками, озерами и ветряными мельницами. А вдали, у самого горизонта виднелись зубчатые синие отроги.
Послышался гулкий перестук копыт и Просперо отвлекся от воспоминаний о красоте природы. На полном галопе к нему подлетел юный всадник, с символом Отряда Удачи на плаще, сверкающий, словно новенький золотой дукат, улыбкой победителя. Латы мальчишки были в копоти, а покрытый кровью фальчион лежал поперек холки коня. Он явно только что вырвался из схватки.
-  Монсеньер, capitano Джованни Унгаро докладывает, что город Яблонец принадлежит Compagnii di Ventura! Вас ждут в Ратуше!
- Благодарю, homme d'arme!
Величественно кивнув головой, Просперо тронул коня шпорой.
…И ни он, ни армигеры, ни конвойцы-латники не обратили внимания, что ставня  на втором этаже добротного каменного дома,  приоткрылась, и в щель высунулось дуло хандканоны.
Раздался страшный грохот, сверкнул огонь, заклубился дым. Серый жеребец под Просперо свалился на брусчатку, придавив тому ногу. Остальные кони конвоя поднялись на дыбы, испуганные огнем и грохотом выстрела, но опытные всадники быстро успокоили своих скакунов и, спешившись, ринулись в дом посчитаться кровью за своего предводителя.
Впрочем, Просперо был жив. Прочность хорошо окованных лат спасла кондотьера от увечья и когда армигеры стащили убитого скакуна, он сам поднялся на ноги. Впрочем, падение даром не обошлось. Нога, которую придавил конь, слушалась плохо, и  Просперо пришлось присесть на парапет крыльца.
Тем временем, латники вытащили из дома и бросили к его ногам… девушку лет семнадцати, в растерзанном платье зажиточной горожанки.
- Монсеньер, стреляла эта курва! - сказал старший из латников, удерживая пленницу у ног Просперо. Растрепанные белокурые волосы закрывали ее лицо. - Это мастерская оружейника, но в доме больше никого нет, одни мертвые тела. А ее мы нашли с  хандканоной в руках!
Нетерпеливый жест и закованная в сталь рука конвойца задрала головку пленницы.
- Кто ты, дитя?  - спросил Просперо, рассматривая испачканное пороховой гарью, милое узкое лицо, чуть вздернутый носик с по-детски закругленным кончиком и глаза… горящие гневом глаза. Если бы они обладали способностью убивать, кондотьер был бы сражен с первой секунды.
Просперо повторил свой жест и латник грубо встряхнул девушку. Та дернула головой и снова с ненавистью взглянула на Просперо. Потом выкрикнула ему в лицо:
- Меня зовут Анастазиа,  я дочь убитого тобой мастера-оружейника Яна Новотны …- из глаз девушки потекли слезы. – Я поклялась отмстить…И я отомщу тебе, убийца! Будь проклят! Будь…
- Хватит! – махнул рукой Просперо и пожал плечами. - Странно, не помню никакого мастера-оружейника по имени Ян  Новотны. Впрочем, это не важно, я убил в своей жизни многих людей.
Он повернулся к одному из своих армигеров.
- Марко, отведи ее в мой обоз и охраняй покрепче. Позже посмотрю, что за пташка…
Через несколько минут, когда Просперо, подвели нового коня и он снова занял свое место во главе кавалькады, ничто не напоминало о происшествии, кроме ярких языков пламени, охвативших дом мастера Новотны.