Прозаическая дуэль Ллиэн VS Леес Миэледель, победа Ллиэн Опции

[Никтополион]

Ллиэн, Леес, удачи вам и муза пусть не покидает!

Раунд первый. "Перед бурей". Срок - 5 дней.

[Леес Миэлeдель]

Корабль с белыми парусами.

Странное это ощущение - боль, которая
милосердно уводит нас за пределы наших
чувств. Когда сердце разбито, все
корабли сожжены, тогда уже всё равно.
Конец счастья и начало покоя.
Бернард Шоу

    Брось её. Не стесняйся. Не думай о том, что она будет грустить. Может быть, даже наверно будет. Но ты не думай. Это ненадолго. Всё когда-нибудь забудется, а если и останется в памяти что-то блёклое, бесцветное, пустое без прежних чувств - это всё равно что забыть. Они иногда возвращаются - и к тебе вернутся, если не сделаешь первый шаг. Всё - в твоих руках. Нет... В твоём шаге.
    Юноша рывком очнулся. Ничего. Темнота. В окно светит фонарь. Комната такая пустая...
Перевернувшись в постели, он вскочил, в два прыжка преодолел расстояние до стены и ударил по выключателю. Свет резанул глаза, но стало немного спокойнее. Пустота рассеялась. Комнату наполнило множество всяких вещей, мешавших друг другу, лежащих друг на друге. Среди всего выделялся крепкий, надёжный деревянный канцелярский стол, заваленный бумагами с краёв. На протёртой локтями середине, на когда-то лакированном дереве, лежала тетрадь в клетку, с завёрнутой обложкой. Пустая.
    Юноша грустно посмотрел на стол, освещённый стоваттной лампой-прищепкой. Нужно уходить. Здесь нельзя находиться. Так нельзя жить...
Он отвернулся, выключил свет и, пройдя менее захламлённый коридор, вышел на балкон.
Здесь было мокро, холодно и шумно. Шоссе внизу гудело, как и днём. На балконе - как на палубе корабля. Только...
    "Только нет парусов, - подумал юноша. - Нет того, что понесло бы вперёд, что бы вернуло ощущение ветра... не зябкого и грязного, как здесь, а свободного, тёплого, ласкового... Нужны паруса, хотя бы потому, что до асфальта - метров сорок всего..."
    Туман рассеялся. Сознание чисто, пусто, но чисто. Пора возвращаться. Он захлопнул дверь балкона замёрзшими руками и тут же упал на пол. Слабость навалилась сразу, неожиданно, одним комом.
    Стоит ли так мучиться ради... ради неё? Ради этой опостылевшей тебе жизни? Ведь каждый день - что там, каждую минуту твоей давно уже гаснущей жизни - будет становиться только хуже. В этой битве нет победителей... Знакомые слова? Да. Твои слова. Те, что ты у кого-то взял и запомнил, но не использовал... Так чего же ты ждёшь? Брось её. Брось эту жизнь. Начни что-то новое, чтобы жить.
    Очнувшись, юноша почувствовал, что лежит лицом на клавишах печатной машинки, оказавшейся посреди стола. На чистом листе - надпись большими буквами:
    БРОСЬ
    С яростью сбросив машинку со стола,  он вскочил и кинулся на кухню.
    Старый чайник с потускневшей эмалью грелся досадно долго. Носик не попадал в чашку. Кофе просыпалось на пол из ложки. Глоток - и снова - молчание. Темнота. Опять забытье.

    Солнце заливало комнату, и без того светлую и уютную. Всё здесь на месте, всё... Но как-то не так. Кто-то сидит в уголке, рассматривает журналы, фотоальбомы, по-тихому ест, пьёт, не обращая внимания на виновницу торжества. Слишком много... Кто-то болтает непринуждённо со знакомыми, близкими или давно не виденными... Всё равно. Слишком много.
    А она - всё ещё улыбается, уже не так лучисто, как прежде, но всё ещё... С надеждой, наверно. В руках вертит кружку с остывшим чаем, смотрит на дно, как будто надеется что-то там увидеть, что-то, исправившее бы всё, или вернувшее бы на исходную...
    - Получается, всё?.. А от чего ты ещё получаешь удовольствие?
    - Не знаю... Наверно, от общения. Разве нет? Меня тогда бы здесь не было, не так ли?
    - Смейся, смейся... Но что ты скажешь об этом? - она раскрыла кулак и показала какую-то маленькую, хрупкую вещь... Что-то туманное...
    - Это... Что это?
    - Может, мечта?
    - Может быть. Но почему?
    - У него есть крылья.
    - У ворон тоже есть крылья.
    - Он свободен.
    - Ты называешь это свободой? Быть в твоей руке, игрушкой, символом?
    - Он... он просто принадлежит мне! И я чувствую, что без него... нет, без неё... я ничего не стою. Разве этого мало, быть неразрывным... с моей жизнью?
    - Неразрывным. Что же... если я его просто сомну?
    - Ты... Да, ты можешь, я тебя знаю... Лучше не думать об этом. Особенно тебе.
    - Мне... мне. Я подумаю.

    И когда к нему в очередной раз вернулась память, он думал. Он раньше не представлял себе, что можно так долго думать... и откладывать на потом. Не забыть - но отложить, спрятать... И по какому-то наваждению, в бессознательном состоянии, он начал думать.
    Эта мысль тебя погубит. Сам не чувствуешь? Ты сойдёшь с ума. Свихнёшься. Просто - фьють - и готов умалишённый. Что это тебе? Ну что?..
    - Да я скорей с ума сойду, пока ты мне будешь шептать!!! - вскричал юноша и схватился за голову. Перед глазами - снова разлинованная, освещённая тетрадь. Пустая.
    - Ты прав. Ты, чёрт возьми прав. Я сойду с ума. Обязательно сойду. Ты - разве не признак моего сумасшествия? Первый признак. Но что тогда...
    Предрассветную улицу застилала белая пелена - гуще молока, до самого горизонта. Никаких освещённых вышек, многоэтажных башен из стекла и бетона.
    А по нему - длинный, чинный, неторопливый, плавный, спокойный, вдохновенный, крепкий - и воздушный, будто легкий ветерок, как сон, как осязаемая иллюзия, не воздушный шарик, но призрак, к которому прикоснёшься - и рука мокрая, как знамя, символ - корабль, бриг с белыми парусами. Именно белыми. Вода белая - и паруса белые. И на первый взгляд совсем он не выделяется из белёсой массы, но когда взгляд уловит, очертит, дорисует его нечёткие контуры - сразу становится понятно, что это нечто большее, чем след на утреннем тумане. Это просто средство пробуждения от мысли, мысли, действительно убивающей - или сводящей с ума безвозвратно. Просто возможность увидеть что-то новое... или вернуться на исходную.
    Юноша застыл неподвижно, сидя за столом, с перегоревшей лампой, с разбитой вдребезги машинкой, из-под которой вышло столько бессмыслицы. Проводил скрывающийся в тумане корабль взглядом. И столь несвойственным ему ровным, аккуратным почерком написал на чистой странице:
    Брось её.