Быт ренессанса и реформации Опции

[Всадник]

Ритмы повседневного существования.

Когда двор перебирался в замки Луары, на авансцене этого театра разыгрывалось представление жизни и смерти королей, королев и принцев. Однако, благодаря тесному контакту с великими мира сего, их слуги тоже становились причастными к этому спектаклю истории; этикет сделается обременительным только в последней трети века. А пока за правило поведения принималась почтительная имитация поведения господина.

Роскошь в одежде.

Торжественные церемонии, особенно утренний <восход> короля и его отход ко сну, каждому давали возможность выставить напоказ свои роскошные одежды. Франциск I первый подавал этому пример. Венецианские послы замечали: <Он любит изысканность в одежде, его костюмы украшены галунами, россыпями драгоценных камней и причудливыми узорами; его пурпуэны безукоризненно сшиты и отделаны золотой тесьмой; его рубашка, очень тонкая, выглядывает из-за выреза пурпуэна по французской моде>. Мужская одежда состояла из составных шелковых шоссов цвета крамуази, или <цвета пламени>, широкий и собранный в складку <жилет> - пурпуэн - доходил до бедер. На талии он был перевязан богато украшенным поясом, на котором висели шпага и кинжал. Выступающий брагетт принимал вид богато украшенной раковины. В начале царствования Франциска I носили рубашку без ворота, потом стал моден ворот, украшенный кружевами, и постепенно, к середине века, он был заменен гофрированным воротником - фрезе . На голове носи ток, украшенный перьями. Поверх пурпуэна надевали накидку до пояса - кап или длинную роб, подбитую горностаем, собольим или беличьим мехом, в зависимости от занимаемой должности. Женщины носили параднее роб, расширяющиеся книзу с расходящимися полами спереди, чтобы было видно нижнее белье из дорогой ткани. С туго затянутой талии спускалась цепочка из драгоценного металла. Корсаж или сюрко, тоже очень богато украшенный, в начале века открывал грудь и шею, а потом, как в мужском костюме, стал моден ворот, позже - фрезе. В начале века полагалось надевать на голову маленький чепчик - колокольчик, сверху - вуаль , к середине века дамы стали носить изящные шляпки-ток, аналогичные мужским. Подобные одеяния требовали весьма значительных расходов, разорявших целые семьи. Кроме того, они вызвали повышенный спрос на предметы роскоши, ввозимые в основном из Италии. Вот почему Франциск I был вынужден за четыре года до своей смерти, в 1543 году, запретить дворянам носить серебряную и золотую парчу, золотую тесьму, серебряную и золотую вышивку и галуны, бархат и шелковые ткани в полоску, установив за нарушение штраф в тысячу ливров. Но для того, чтобы те, у кого уже были в гардеробе такие одежды, успели их сносить, король позволил надевать их еще в течение трех месяцев.

Но запреты ничего не дали: Генриху II в 1547 году вновь пришлось обратиться к этой теме. Исключения составляли лишь дамы королевы и придворные принцесс. Но он был вынужден позволить мещанам и дворянам выставлять напоказ свою роскошь во время торжественных церемоний, в частности - больших выходов короля. Вероятно, для того чтобы контролировать расходы на эти чрезмерные и разорительные туалеты, в октябре 1550 года король издал следующий ордонанс: одежды, сшитые целиком из шелка цевта крамуази, разрешалось носить только принцам и принцессам. Другие расцветки и ткани были разрешены простым дамам и дворянам. Жены судей и мещан могли носить бархат лишь в качестве отделки. Священникам позволялось носить бархатные одеяния в том случае, если они были принцами по происхождению. И лишь одна часть одеяния военных могла быть сшита из драгоценной ткани, шелка или бархата.

В 1543 году Франциск I позволил солдатам украшать доспехи, но Генрих II ввел ограничения: покрывать доспехи и попону серебряной парчой разрешалось только во время битвы или турнира. Пажи могли носить ткань < с полоской или с вышитой вставкой из шелка или бархата>, если это было угодно их господам. Последний пункт ордонанса запрещал <всем ремесленникам, крестьянам и слугам> носить <шелковые пурпуэн, шоссы в полоску и шелковые буфы >, если только они не состоят на службе у принца.

Позже Королевский совет внес уточнения: дети от десяти лет и старше тоже попадали под этот ордонанс, однако епископы, аббаты и первые лица церквей, кафедральных храмов, соборов имели право носить <шелк на шелк>, то есть несколько частей одежды могли быть сшиты из драгоценных тканей.

Но придворные изобретали оригинальные фасоны, дававшие возможность обходить закон, и праздники при дворе получались не менее блистательными, чем прежде. В некоторые праздники выстраивалась королевская гвардия, и все любовались великолепными доспехами, купленными в Германии или Испании. При Генрихе II маршал Пьеро Строцци, кузен королевы Екатерины, содействовал тому, чтобы в Париже стали изготовлять доспехи и нагрудные латы на миланский манер: все королевские доспехи изготавливались отныне в этих цехах. В этих латах с великолепной инкрустацией король выглядел полубогом.

Ночные привычки.

Если днем люди появлялись во всем великолепии своих роскошных одежд, то ночные одеяния выглядели значительно проще. Авторы новелл и трактатов о приличиях рассказали нам о привычках своих современников. А медики донесли до нас свидетельства о гигиене того времени. Спали обычно в большом помещении, в центре которого стояла кровать с пологом, практически превращавшим ее в отдельную комнату. Кушетки, похожие на раскладушки, расставлялись каждый вечер у подножия <главной> кровати и предназначались для свитских и слуг. Большую кровать чаще всего занимали несколько человек: муж с женой, если это были супруги; иногда хозяин или хозяйка дома, оказывая гостю честь, приглашали его в свою постель.

Чаще всего спали голыми. Всю ночь за кроватью горел ночник - светильник, наполненный воском или маслом, или факел с воском или салом.

Брагетт - bragette (фр.) - откидной клапан на шоссах различных форм и покроев, появившийся в связи с распространенностью кованых доспехов. В каждой стране имел свое название. Полностью исчез в конце 16 - начале 18 века.

Вплоть до Средних веков воротника на одежде не было, в XII веке появилась узкая полоска в вырезе, постепенно превратившаяся в воротник-стойку. В XV веке воротник делался из меха или бархата. В испанской моде XVI века появился широкий белый воротник, плотно прилегавший к шее. После 1575 года воротник стал самостоятельной деталью модной одежды и увеличился до таких размеров, что около 1586 года его называли <мельничный жернов>. По-испански он называется <горгера> (gourguera) - круглый гофрированный воротник чаще всего белого цвета. Его шили из тонкого полотна, закладывали складки и крахмалили, иногда сажали на проволочный каркас.

[Всадник]

Со второй половины XVI в. откорм скота для боен стал одной из специализаций целых регионов. Формируются две большие зоны скотоводческого (мясного) хозяйства: Нидерланды, Фрисландия и Шлезвиг-Голь-штейн, Ютландия, Дания, Сконе; другая — Польша и Венгрия, Волынь и Подолия. Экспортный характер носило венгерское скотоводство. Османское нашествие, подорвав экспорт скота в Западную Европу, стимулировало, однако, развитие коневодства. Разведение лошадей для сельского хозяйства, транспорта, рейтарских отрядов стало специализацией фрис-ландии, Ольденбурга; коневодством занимались в Южных Нидерландах и Неаполитанском королевстве.
Мясная торговля привела к образованию специализированных европейских рынков. Наиболее значительными из них были Бутштадт в Тюрингии, куда перегонялись стада из Польши, Поморья, Бранденбурга; Ведель близ Гамбурга, куда поступал скот из Дании; Прешов и Вена на Дунае. Битое мясо из Шлезвиг-Гольштейна, Дании, Южной Швеции поступало в Гамбург и Любек, оттуда — в Рейнскую область и через Кёльн — в Верхнюю Италию и Нидерланды. Складывание европейского рынка торговли скотом не оказало, однако, регулирующей роли на потребление мясных продуктов. Самообеспечение по-прежнему играло важную роль и в городах, и в сельской местности. Разведение скота для обеспечения продуктами питания и сырьем было распространено и в средних и в высших слоях населения. Владельцами стад были и монастыри, и светские феодалы.
Распространение новых видов промышленного производства, рост его товаризации, изменение масштабов и характера европейской торговли, складывание порайонной и надрегиональной хозяйственной специализации и т. п. оказали влияние и на экономическую структуру традиционных промыслов сельского населения, прежде сезонных. В XVI в. началось интенсивное использование промышленных ресурсов леса для нуждавшихся в древесном угле металлургии, металлообработки, стеклоделия и керамического производства. Последние широко распространились из Средиземноморья по всей Европе, приняв в ряде регионов (в Чехии, на Среднем Рейне, в Вестфалии, в предгорных провинциях Франции, в Англии и Нидерландах) экспортный характер. Лес давал материал для кораблестроения, в том числе деготь, смолу, поташ для отбелки, корье для дубления кож. Лесные районы Пруссии, Польши, Россия были экспортерами корабельного леса, поташа, дегтя, смолы. Экспортный характер носило производство поташа в лесах Баварии и областях Южной Балтики; их конкурентом с XVII в. становятся Швеция и Финляндия, занимавшиеся также обработкой древесины для кораблестроения, экспортировавшие смолу и деготь.
Одним из основных потребителей этой продукции были Нидерланды, ввозившие лес также и для постройки домов. В XVI в. здесь складывается деревообрабатывающая и деревоперерабатывающая “индустрия” в округе Амстердама и Роттердама. По мере развития кораблестроения возрастал экспорт древесины из норвежских и балтийских гаваней через атлантическое побережье на Иберийский полуостров и в Италию. Посредниками были голландцы.
Исследования последних лет говорят о росте товарности и интенсификации европейского морского рыболовного промысла, прежде всего на Балтике и Северном море. В районе Ярмута, самого значительного места английского лова сельди, в путину выходило до 600 ботов (1600 г.). Большая часть улова коптилась и поступала на рынок. В 1625 г. сельдь составляла около 20% шотландского экспорта, еще более возросшего в годы Тридцатилетней войны. Экспорт сельди из западных районов Балтики достигал французских и атлантических гаваней. Главенствующее положение в ловле и экспорте сельди занимали голландцы, создавшие специальный тип промыслового рыболовецкого судна — бюзе: выловленная рыба здесь же подвергалась обработке, разделывалась и засаливалась в бочках. Специальная коллегия из представителей важнейших портов проверяла на берегу качество рыбы, затем она поступала на рынок. В 1562 г. нидерландский рыболовный флот состоял из 700 ботов, из них 400 — голландских. В XVI в. приобрел товарный характер и лов трески. В промысле ее соперничали в первой половине XVI в. португальцы и испанцы, с середины столетия стала возрастать конкуренция французских рыбаков. До 70-х годов XVI в. они преобладали в ловле трески в акваториях Нового Света; с последней трети столетия началось возвышение англичан. Во главе промысловой деятельности стоял Ярмут. В 30-е годы XVII в. оттуда выходило на лов трески до 200 судов ежегодно (почти половина английского рыболовного флота). Улов сбывали на рынках западного побережья Франции. Промыслом трески занимались и в Северном море (наряду с англичанами французы, голландцы). В торговле вяленой треской велика была доля ганзейских городов, а также Исландии и Бергена, значение которого неуклонно возрастало вплоть до 30-х годов XVII в. К 1615 г. общеевропейский улов трески составил около 1400 тыс. т. Товарный характер приобрел также лов сардины, макрели и тунца. На рубеже XVI — XVII вв. возросло значение китобойного промысла; в него активно включились английские и голландские моряки, с 20-х годов — также датчане и фрисландцы.
Современная наука располагает сегодня не только более совершенными методами определения численности населения европейских стран в различные периоды средневековья, но и представлением о динамике его движения. Тем самым само понятие человека как субъекта истории, как носителя исторической тенденции обретает реальные, живые черты исторической индивидуальности, исторической общности, “коллективности”.
С XVI в. начинается новый, устойчивый и мощный прирост населения, преодолевается тенденция к сокращению рождаемости; был превзойден уровень численности населения середины XIV в. (до спада после “черной смерти”): к 1500 г. оно исчислялось уже в 80—100 млн человек, через сто лет — в 100—180 млн. Тенденция к демографическому росту и повышению рождаемости существовала вплоть до начала Тридцатилетней войны.
Распределение населения на Европейском континенте не было равномерным. Плотность населения в XVI в. составляла от 80 до 200 и выше человек на 1 км2 в Ломбардии, 50—80 — в Тоскане, от 30 до 40 человек и выше в Рейнской области, Вюртемберге, Вестфалии. Но в больших городах средняя плотность населения возросла до 300—500 человек на 1 га, иногда и до 800—1000 человек.
Традиционная миграция населения между городом и сельской округой в XVI в. получила новые импульсы в результате изменения направлений европейской хозяйственной и политической жизни. Население городов возросло в этот период в среднем более чем в два раза (Палермо, Неаполь, Рим, Флоренция, Болонья, Севилья, Лиссабон, Париж, Марсель, Лион, Лондон, Брюссель, Антверпен, Брюгге, Гамбург, Копенгаген, Стокгольм). Развивается и специфический тип городских агломераций — так называемые малые города.
По мере ослабления в XVI — XVII вв. пандемий сокращались и наконец прекратились полностью миграции из областей густонаселенных в области, пережившие высокую смертность. Они уступили место массовым переселениям по политическим и религиозным мотивам.
Широкие миграционные процессы породили Реформация и Контрреформация: переселение анабаптистских общин в 20-х годах XVI в. из Верхней Германии в Моравию, нидерландских меннонитов в прибрежные районы Северо-Западной Германии, в 40-х годах — нидерландских кальвинистов: сначала в Восточную Фрисландию, в ближние рейнские города (Аахен, Кельн, Везель), затем во Франкфурт-на-Майне, на Нижний Рейн, в Саксоно-Тюрингенский район. Эмиграция из Нидерландов имела важные хозяйственные и культурные последствия для европейских стран. На волне эмиграции появлялись, “основывались” по инициативе правителей земель, принимавших беженцев, новые города-убежища (Гетеборг и Альтона в предместье Гамбурга и др.). Немецкие земли со второй половины XVI в. породили значительную волну эмиграции в портовые города Швеции, Норвегии, Дании.
Установление османского господства на Балканах дало сильный толчок эмиграции христианского и ретороманского населения. Не миновали миграционные процессы и Восточную Европу. После консолидации Московского государства началось продвижение в южном направлении, где на Дону и Донце возникли первые казачьи поселения. Мощная миграция связана с европейской экспансией за океан. В этот поток были втянуты прежде всего Испания и Португалия. Но в освоении заокеанских приобретений и их колонизации приняли участие также, хотя вначале и в значительно меньшей мере, Голландия, Англия, Франция, Швеция, немецкие города.
Низкий уровень гигиены, особенно в городах, способствовал распространению болезней, но эпидемии чумы с конца XV в. все больше принимают ограниченный характер. Вспышки чумных заболеваний учащаются со второй половины XVI в. В конце Тридцатилетней войны их пережили немецкие земли, где потери населения составили до 60—75%. В 1576— 1577 гг. и особенно в 1630 г. чума свирепствовала в Средиземноморье, что привело к сокращению городского населения до 25—30%. В 1495 г. в Италии появился сифилис, распространившийся'по всей Европе, с XV в. начинаются эпидемии оспы.
Население погибало не только от эпидемий, но и от голодовок в результате неурожаев, от пожаров, военных опустошений, вздорожания предметов первой необходимости. Проблема обеспечения продовольствием усугублялась трудностями доставки. Резкое повышение цен на предметы первой необходимости в 1501—1502 гг. пережила Германия, в известной мере также Франция; оно повторилось в 20-х (Германия) и 30-х годах (Франция); в 1556—1557 гг. в Северной Европе, во Франции, чтобы смягчать последствия кризисных ситуаций, городские и территориальные власти создавали общественные запасы продовольствия.
Современная наука располагает для XVI — первой половины XVII в. данными о важных демографических параметрах, определявших динамику естественного движения населения (рождаемость, смертность, брачность, соотношение полов, тип семейной ячейки). Коэффициент рождаемости для этого периода в целом был высок, но высокой в эти столетия оставалась и смертность новорожденных. В целом средняя продолжительность жизни составляла несколько выше 30 лет.
При известной стабильности уровня смертности и длительности жизни колебания в численности населения обусловливались преимущественно изменениями в уровнях брачности и рождаемости, т. е. естественным приростом. Особенность возрастных соотношений определяла и соотношение полов, а тем самым брачность и плодовитость; отмечается большое преобладание мужчин.
Данные о доле женатых в общей массе населения фрагментарны. В немецких и нидерландских городах в XV в. она составляла около 33—39% В XVI в. возраст вступления в брак повышается (в Женеве до 22—24,9 лет). Это свидетельствовало о процессе складывания европейской модели брака “нового времени” (между мужчинами от 26 лет и старше и девушками 23 лет при сохранении значительного числа холостяков). 10—15% девушек оставались незамужними, а из вступивших в брак половина заключала его после 25 лет. Имелись города — гарнизонные, университетские, церковные центры, порты, — где преобладание мужчин было особенно резким: в Риме в 1592 г. на 100 мужчин было только 8 женщин. Высокий процент мужского населения обрекал на безбрачие, одобряемое церковью.
Светские и духовные ордена охотно принимали неженатых. Но проблема имела и другой аспект — распространение внебрачных и добрачных связей, в том число и там, где сложные виды семейных структур сдерживали образование новых молодых семей и замедляли рост населения, что вело к перестройке сексуальных отношений, подготавливая внутрисе-нейное планирование рождаемости, сыгравшее в дальнейшем огромную роль в регулировании численности населения. Развивалась узаконенная и тайная проституция.
Сфера повседневного существования всегда привлекала внимание ученых. Но до недавнего времени внимание обращалось преимущественно на условия жизни и быт высших социальных слоев, роскошь и раритеты; современная наука стремится к реконструкции массовых структур повседневной жизни, образа жизни людей разного социального статуса и положения, хотя и теперь жизнь города известна лучше, чем деревни, образ жизни богатых — лучше, чем социальных низов, одни регионы — полнее, чем другие. Тем не менее уже стали видны какие-то общие закономерности, взаимосвязи, линии развития, отличающие одни периоды и эпохи от других. Эволюция повседневной жизни имеет свои внутренние ритмы, отличные от эволюции исторических реальностей иного плана — политики, идеологии. За исключением костюма и моды, изменения которых - могут быть относительно четко датированы, другие ее сферы в доиндустриальную эпоху трансформировались очень медленно и вряд ли могут быть противопоставлены последним двум векам классического средневековья. В XVI — первой половине XVII в. наряду с новым мы найдем еще много общего с собственно средневековьем.
Питание по-прежнему было обусловлено естественным сезонным ритмом, зависело от климатических колебаний. Человек еще не вполне освободился от страха голода, которому было подвержено на протяжении всей своей истории средневековье. “Средневековый Запад — прежде всего мир голода” (Ж. Ле Гофф). Человек был несвободен и беззащитен перед силами природы в самом главном — в обеспечении условий своего существования. XVI — начало XVII в.— время резкого повышения в целом качества жизни, но потребности людей, характер их потребления во многом определялись климатическими условиями. Жизнь была легче, дешевле в областях с мягким климатом (в Средиземноморье), чем к северу от Альп, не говоря уже о северных и восточных регионах Европейского континента. Тяжелее жилось в горных районах, чем в долинах и на равнине. Потребности жителей побережья, связанных с морским промыслом, мореходством, отличались от образа жизни и нужд обитателей внутренних, континентальных районов.
При всем развитии товарно-денежных отношений, торговли, углублении разделения труда не следует преувеличивать регулирующую роль рынка и его воздействие на повседневную жизнь, сферу спроса и предложения. Не только в сельской местности, но и в городах принцип самообеспечения еще преобладал. Влияние рынка сильно сказывалось там, где речь шла о предметах роскоши, заморских редкостях, обеспечении сырьем экспортных ремесел и т. п. Оно было ощутимее в Западной и Центральной Европе, куда перемещались центры экономической и политической жизни европейского мира, где сильнее было воздействие мощных импульсов, исходивших от Атлантики и Средиземноморья с их заморскими связями. Некоторые регионы испытывали сильную зависимость от рынка в отличие от других, занимавших периферийное положение.
В ремеслах, связанных с производством продуктов питания, предметов первой необходимости, особой устойчивостью отличались мелкие традиционные формы организации. Цехи булочников, мясников были обычно невелики, но специализированны (выпечка белого, черного и серого хлеба, кондитеры, пирожники). Там где складывался стабильный спрос,— в торговых метрополиях, резиденциях, портовых городах, местах размещения гарнизонов и интенсивной циркуляции населения — возникало крупное производство продуктов питания и напитков, учитывающих, в частности, и характер спроса (например, в Лиссабоне были пекарни, изготовлявшие морские сухари). Но в массе выпечка хлеба, производство мяса и мясных продуктов осуществлялись в хозяйствах бюргеров, крестьян, монастырей или рыцарей и дворян.
В доиндустриальную эпоху подавляющая часть населения более половины того, что она производила или зарабатывала, потребляла или тратила на приобретение продуктов питания. Е. Шолье, исследовавший уровень жизни в Антверпене XV — XVI вв., самый высокий тогда в Европе, приводит данные о распределении расходов семьи каменщика из пяти человек: на питание 78,5%, из них — “на хлеб” 49,4%, за наем жилья, на освещение и топливо — 11,4, на одежду и “прочее” — 10,1% — соотношение, характерное для развивающихся стран современного мира — Индии, Ирана, Цейлона (В. Абель).
Важнейшим продуктом, основой питания широких слоев сельского и городского населения были зерновые, прежде всего рожь или ячмень, просо, иногда в виде добавки овес. Во многих французских провинциях и в Средиземноморье главным продуктом питания была пшеница. В XVI в. к этому прибавились маис и рис (в Португалии и Северной Италии). Гречку широко потребляли в Северной Европе, в XVI в. она вошла в рацион питания многих областей Центральной и Западной Европы. Из зерновых изготовляли супы, каши, хлеб.
В целом для большей части европейских стран этого времени характерен рост урожайности; что не исключало локальных и региональных кризисов. Мощный кризис зернового хозяйства охватил с 80-х годов XVI в. все Средиземноморье и некоторые другие регионы, что потребовало ввоза зерновых из Балтики и Северной Европы. Это было ново, так как в предшествующие периоды потребности в зерновых компенсировались ввозом из Причерноморья и Туниса. Османские завоевания нарушили эти связи. Западная и Центральная Европа производили зерна достаточно, чтобы обеспечить себя и даже экспортировать. Обширный регион от Дании и Польши, включая Балтику и Россию, имел значительные излишки зерновых (пшеницу и рожь).
К массовым продуктам питания относились бобовые. Серьезной сезонной добавкой к питанию широких слоев были овощи и зелень: шпинат, латук, петрушка,чеснок, тыква, морковь, репа, капуста, орехи, ягоды и фрукты (яблоки, груши, вишня, различные сорта слив, земляника).
Дополнением к растительной пище была рыба. Место ее в рационе доиндустриальной эпохи изучено еще недостаточно, но важность — несомненна. Она составляла один из основных продуктов питания для жителей прибрежных областей, особенно крестьянского населения, а ее лов — один из видов производственной деятельности. Очень большую роль играло рыболовство (морское, озерное, речное) в Восточной Европе и России, особенно в областях, мало пригодных для животноводства. Рыбу разводили в специальных прудах, научились сохранять в садках. Торговля морской рыбой (сельдь, треска, сардина и др.), живой, засоленной, копченой, вяленой, приобрела характер крупной предпринимательской деятельности.
Рыба — продукт питания в дни поста. Потребление ее регулировалось церковными предписаниями, запрещавшими потребление Л1яса и животных жиров в течение не менее 150 “постных” дней в году. Городские власти, советы школ и госпиталей, церковные учреждения делали запасы и большие закупки рыбы для Великого поста. В эти дни торговля мясом, маслом и яйцами была запрещена, исключение делалось для больных и евреев. Впрочем, запрет нередко нарушался.
Мясо —важный компонент питания во многих областях и странах Европы начала нового времени. В Центральной и Восточной Европе предпочтение отдавали свинине и говядине, но разводили на мясо также овец и коз; в Англии — баранине. В Средиземноморье потребление мяса в целом было меньше, чем к северу от Альп. Чрезвычайно высоким было потребление мяса в Венгрии. Структура питания венгров в рассматриваемую эпоху в принципе отличалась от западноевропейской, что было связано с относительно низкой плотностью населения и высоким развитием животноводства.
Потребление домашней птицы росло па протяжении всего средневековья, причем в городе сильнее, чем в деревнях, а доля дичи и других продуктов охоты в рационе, во всяком случае в Центральной Европе, сокращалась, хотя охота на мелкую лесную дичь по-прежнему оставалась дополнительным источником существования для крестьянского двора.