Ритмы повседневного существования.

Когда двор перебирался в замки Луары, на авансцене этого театра разыгрывалось представление жизни и смерти королей, королев и принцев. Однако, благодаря тесному контакту с великими мира сего, их слуги тоже становились причастными к этому спектаклю истории; этикет сделается обременительным только в последней трети века. А пока за правило поведения принималась почтительная имитация поведения господина.

Роскошь в одежде.

Торжественные церемонии, особенно утренний <восход> короля и его отход ко сну, каждому давали возможность выставить напоказ свои роскошные одежды. Франциск I первый подавал этому пример. Венецианские послы замечали: <Он любит изысканность в одежде, его костюмы украшены галунами, россыпями драгоценных камней и причудливыми узорами; его пурпуэны безукоризненно сшиты и отделаны золотой тесьмой; его рубашка, очень тонкая, выглядывает из-за выреза пурпуэна по французской моде>. Мужская одежда состояла из составных шелковых шоссов цвета крамуази, или <цвета пламени>, широкий и собранный в складку <жилет> - пурпуэн - доходил до бедер. На талии он был перевязан богато украшенным поясом, на котором висели шпага и кинжал. Выступающий брагетт принимал вид богато украшенной раковины. В начале царствования Франциска I носили рубашку без ворота, потом стал моден ворот, украшенный кружевами, и постепенно, к середине века, он был заменен гофрированным воротником - фрезе . На голове носи ток, украшенный перьями. Поверх пурпуэна надевали накидку до пояса - кап или длинную роб, подбитую горностаем, собольим или беличьим мехом, в зависимости от занимаемой должности. Женщины носили параднее роб, расширяющиеся книзу с расходящимися полами спереди, чтобы было видно нижнее белье из дорогой ткани. С туго затянутой талии спускалась цепочка из драгоценного металла. Корсаж или сюрко, тоже очень богато украшенный, в начале века открывал грудь и шею, а потом, как в мужском костюме, стал моден ворот, позже - фрезе. В начале века полагалось надевать на голову маленький чепчик - колокольчик, сверху - вуаль , к середине века дамы стали носить изящные шляпки-ток, аналогичные мужским. Подобные одеяния требовали весьма значительных расходов, разорявших целые семьи. Кроме того, они вызвали повышенный спрос на предметы роскоши, ввозимые в основном из Италии. Вот почему Франциск I был вынужден за четыре года до своей смерти, в 1543 году, запретить дворянам носить серебряную и золотую парчу, золотую тесьму, серебряную и золотую вышивку и галуны, бархат и шелковые ткани в полоску, установив за нарушение штраф в тысячу ливров. Но для того, чтобы те, у кого уже были в гардеробе такие одежды, успели их сносить, король позволил надевать их еще в течение трех месяцев.

Но запреты ничего не дали: Генриху II в 1547 году вновь пришлось обратиться к этой теме. Исключения составляли лишь дамы королевы и придворные принцесс. Но он был вынужден позволить мещанам и дворянам выставлять напоказ свою роскошь во время торжественных церемоний, в частности - больших выходов короля. Вероятно, для того чтобы контролировать расходы на эти чрезмерные и разорительные туалеты, в октябре 1550 года король издал следующий ордонанс: одежды, сшитые целиком из шелка цевта крамуази, разрешалось носить только принцам и принцессам. Другие расцветки и ткани были разрешены простым дамам и дворянам. Жены судей и мещан могли носить бархат лишь в качестве отделки. Священникам позволялось носить бархатные одеяния в том случае, если они были принцами по происхождению. И лишь одна часть одеяния военных могла быть сшита из драгоценной ткани, шелка или бархата.

В 1543 году Франциск I позволил солдатам украшать доспехи, но Генрих II ввел ограничения: покрывать доспехи и попону серебряной парчой разрешалось только во время битвы или турнира. Пажи могли носить ткань < с полоской или с вышитой вставкой из шелка или бархата>, если это было угодно их господам. Последний пункт ордонанса запрещал <всем ремесленникам, крестьянам и слугам> носить <шелковые пурпуэн, шоссы в полоску и шелковые буфы >, если только они не состоят на службе у принца.

Позже Королевский совет внес уточнения: дети от десяти лет и старше тоже попадали под этот ордонанс, однако епископы, аббаты и первые лица церквей, кафедральных храмов, соборов имели право носить <шелк на шелк>, то есть несколько частей одежды могли быть сшиты из драгоценных тканей.

Но придворные изобретали оригинальные фасоны, дававшие возможность обходить закон, и праздники при дворе получались не менее блистательными, чем прежде. В некоторые праздники выстраивалась королевская гвардия, и все любовались великолепными доспехами, купленными в Германии или Испании. При Генрихе II маршал Пьеро Строцци, кузен королевы Екатерины, содействовал тому, чтобы в Париже стали изготовлять доспехи и нагрудные латы на миланский манер: все королевские доспехи изготавливались отныне в этих цехах. В этих латах с великолепной инкрустацией король выглядел полубогом.

Ночные привычки.

Если днем люди появлялись во всем великолепии своих роскошных одежд, то ночные одеяния выглядели значительно проще. Авторы новелл и трактатов о приличиях рассказали нам о привычках своих современников. А медики донесли до нас свидетельства о гигиене того времени. Спали обычно в большом помещении, в центре которого стояла кровать с пологом, практически превращавшим ее в отдельную комнату. Кушетки, похожие на раскладушки, расставлялись каждый вечер у подножия <главной> кровати и предназначались для свитских и слуг. Большую кровать чаще всего занимали несколько человек: муж с женой, если это были супруги; иногда хозяин или хозяйка дома, оказывая гостю честь, приглашали его в свою постель.

Чаще всего спали голыми. Всю ночь за кроватью горел ночник - светильник, наполненный воском или маслом, или факел с воском или салом.

Брагетт - bragette (фр.) - откидной клапан на шоссах различных форм и покроев, появившийся в связи с распространенностью кованых доспехов. В каждой стране имел свое название. Полностью исчез в конце 16 - начале 18 века.

Вплоть до Средних веков воротника на одежде не было, в XII веке появилась узкая полоска в вырезе, постепенно превратившаяся в воротник-стойку. В XV веке воротник делался из меха или бархата. В испанской моде XVI века появился широкий белый воротник, плотно прилегавший к шее. После 1575 года воротник стал самостоятельной деталью модной одежды и увеличился до таких размеров, что около 1586 года его называли <мельничный жернов>. По-испански он называется <горгера> (gourguera) - круглый гофрированный воротник чаще всего белого цвета. Его шили из тонкого полотна, закладывали складки и крахмалили, иногда сажали на проволочный каркас.

Материальная культура и образ жизни в Европе на исходе средневековья.

Европейская история XVI — первой половины XVII в. при всем разнообразии локальных вариантов отмечена общностью поступательной тенденции развития, невозможного без глубоких преобразующих процессов во всех сферах — хозяйственно-организационной, духовной и социально-политической, без утверждения нового взгляда на устройство вселенной, сформировавшегося в атмосфере духовного климата Ренессанса и исканий гуманистической мысли, без совершенствования искусства кораблестроения, мореходства и навигации, картографирования, прогресса техники на основе обобщения опыта предшествующих поколений и современников, когда сполна и широко смогли быть реализованы возможности великих изобретений классического средневековья (компас, косой латинский парус, порох, книгопечатание), сделаны важные шаги в усовершенствовании механизмов, технологии, организации производства в горнодобыче, металлообработке, литейном деле, текстильном производстве, средствах коммуникаций. Открытия Коперника, Кеплера, Галилея, Декарта и др., заложивших основы современного научного знания—астрономии, математики, физики, химии, были реализованы уже в другую эпоху — во второй половине XVII в. и особенно в XVIII в., когда развернулся процесс индустриализации.
Рассматриваемые столетия — это еще время изобретателей и практиков. Одной из главных их задач был поиск путей совершенствования приспособлении для использования силы традиционных источников энергии — воды и ветра — и передачи ее механизмам и аппаратам, облегчавшим и ускорявшим трудоемкие производственные процессы. Ренессансная инженерная мысль экспериментировала над мельничным горизонтальным колесом, которое теперь стали делать с лопастями. Идея турбины, заложенная в этих исканиях, нашла свое воплощение лишь в XVIII в. Совершенствовалось и вертикальное мельничное колесо. Возрос почти вдвое — иногда до десяти метров — его диаметр.
В областях, бедных реками, использовали ветряные мельницы.
В XVI в. их стали делать с вращающимся корпусом; особый их тип — бокмюле, где подвижным был только верх мельничной башни,— возник в Нидерландах. Энергетические возможности бокмюле превосходили мощность водяного колеса. В 1592 г. их стали соединять с пилами. Как источники энергии мельницы постепенно стали применяться для механизации особо трудоемких процессов: измельчения и толчения руды, в кузнечных и прокатных операциях, для приведения в движение шлифовальных приспособлений, буров, обработки кож и валки сукон, приготовления бумажной массы и др.
Техническое совершенствование средств производства было тесно связано с улучшением конструкции и технологии изготовления винта — важнейшего элемента любого передающего энергию аппарата. Винты делали вначале вручную с помощью резца или напильника из дерева и металла. Новые перспективы открылись с распространением токарного станка (одно из первых известных его изображений относится к 1568 г.) и технологии отливки винтов из бронзы и латуни. Закладывались основы их массового производства, механизировались производственные процессы. Одной из важнейших сфер применения металлического винта стали книгопечатание и монетное дело. Печатный винтовой пресс, впервые использованный ок. 1550 г. в Нюрнберге, существенно повышал качество оттиска и производительность печатного станка. С середины XVI в. новый метод денежной чеканки утверждается в Аугсбурге и Цюрихе, в монетном дворе Лувра, в габсбургских монетных дворах, в Сеговии.
К 30-м годам XVI в. восходит одно из ранних описаний обработки железа с помощью валков. Они использовались в прокатном и волочильном процессах, для производства проволоки, игл и особенно белой жести. К началу XVII в. были известны уже различные их типы, в том числе и механические для получения тиснения на золоте, меди, свинце.
Возросло употребление помп, особенно отсасывающих, в горном деле Это было связано с углублением шахт в районах добычи серебра и меди достигавших теперь 200—300 м и более. Техническая мысль в горнорудном производстве была направлена на совершенствование осушительных приспособлений и на замену ручного труда конной или механической тягой. В середине XVI в. на свинцовых рудниках в чешских Рудных горах был установлен ворот, работавший от конной тяги.
Следующий важный технический шаг в горнодобыче приходится на конец 20-х годов XVII в., когда впервые в Германии был применен метод взрыва породы. Повышению производительности труда способствовали также улучшение со второй половины XVI в. системы вентиляции в шахтах и использование двигавшихся по деревянным рельсам вагонеток для доставки руды: впервые они появились в XVI в. на меднорудных промыслах в Словакии и Гарце, оттуда распространились в английских каменноугольных копях.
Качество металла зависело от предварительной обработки (толчение, обжиг, промывка, просеивание). В XVI в. эти разрозненные производства все чаще начинают концентрироваться в рамках единого предприятия. На промыслах по добыче свинца и олова в Словакии в XVI в. работало до ста таких предприятий (от 12 до 40 человек). Другим направлением технических поисков был пробирный анализ и накопление знаний о свойствах различных металлов и минералов.
Добыча благородных и цветных металлов и их обработка играли важнейшую роль. В золоте и особенно серебре, как важнейшем средстве обмена, остро нуждались королевские, имперские, княжеские монетные дворы. Цветные металлы и их сплавы шли на производство оружия, предметов культа, домашней утвари. Изделия из металла поглощались местным и региональным рынком, использовались как эквивалент в торговле с заморскими странами. Именно в этой области достижения творческой мысли практиков были особенно заметны. Был усовершенствован метод зейгерования: выделения с помощью свинца серебра из смешанных серебряно-медных руд. Он стал основой нового подъема европейского производства серебра и меди в XVI в.; в некоторых горнорудных районах оно увеличилось в десять раз. Другим новшеством было амальгамирование:
выделение серебра из руды с помощью ртути; в европейской технической литературе оно было описано в 40-х годах XVII в.
Были усовершенствованы способы производства латуни из сплава меди п галмея. В конце XVI — начале XVII в. появились описания изготовления латуни из соединения меди с оловом. Олово стали широко использовать для лужения поверхности листовой меди и железа. Новый сплав, более дешевый и прочный, свинца с сурьмой заменил оловянное литье, из которого первоначально делали типографские литеры. Разнообразились и улучшались, особенно в Англии в XVII в., методы производства стали путем легирования.
Совершенствовались процесс плавки и конструкция плавильных печей. Были освоены доменный и мартеновский процессы, производство брусковой стали. Расширялось использование каменного угля, обладавшего более высокой температурой горения по сравнению с древесным углем и торфом. Стремление к замене древесного угля каменным в известной мере было связано также со стремительным сокращение и в XVI в. лесных пассивов. В 20-х годах XVII в. в Англии был найден способ очистки каменного угля. Переход металлургии на каменный уголь выводил её из тупика, в который она зашла к середине XVI в. из-за недостатка топлива. Центр металлургического производства в Европе начинает перемещаться из альпийских районов и Швеции в Англию. Это имело важные экономические и демографические последствия. Обладавшая самыми значительными запасами коксующихся углей Англия скоро стала первым его производителем и экспортером.
В XVII в. кокс получил здесь широкое применение в производственных процессах многих отраслей, требовавших высокой температуры обжиг черепицы и кирпича, соле- и мыловарение, просушка мальта. Применение каменного угля для стеклоделия сделало возможным разработку технологии производства очищенного прозрачного стекла и стимулировало прогресс отрасли в целом. С конца XVI в. получила распространение гравировка стекла посредством специального вращающегося диска с ножным приводом, с XVII в.— механическим; улучшилось качество и расширилось производство оконного стекла, широко применявшегося в ренессансной строительной практике. К XVI в. относится изготовлена линз; посредством комбинации разных их типов (выпукло-вогнутых) добились увеличения изображения предмета, находящегося на значительной расстоянии. В конце века в Италии на этой основе был сконструирован телескоп, скопированный потом голландцами. Дальнейшей ступенью развития стали телескоп и микроскоп Галилея.
Расширение знаний о химических процессах и свойствах различных соединений сказалось на совершенствовании многих производственный процессов: отбелки и крашения тканей, дубления кож, производства бумаги, красок, лаков, мыла, рафинирования морской соли. Повышении производительности на соляных промыслах способствовало устройстве градирен.
Важная роль в распространении технического опыта принадлежала книгопечатанию. Оно стало не только мощным фактором культурного подъема, но и одним из первых, технологически наиболее совершенных воплощений идеи рождавшегося массового производства. К 1500 г. книгопечатание было уже известно в двенадцати странах. Типографские прессы работали в Венеции, Лионе, Париже, Руане, Бордо, лондонском Вестминстере, Стокгольме, Неаполе, Валенсии и Севилье. Европейской известностью пользовались типографии Антона Кобергера из Нюрнберга, Иоганна Фробена и Иоганна Амербаха из Базеля, вокруг которых группировались гуманисты; венецианца Альда Мануция, печатавшего античных авторов. Центром производства ученой литературы стало типографско-издательское дело Робера и Анри Этьенов в Лионе. Один из решающих шагов по пути “индустриализации” типографского дела был предпринят Кристофом Плантеном в 1549 г. в Антверпене. Из его типографии вышел Луи Эльзевир — основатель знаменитого издательства в Лейдене. Крупнейшими центрами книгопечатания в Восточной Европе в XVI в. стали Львов и Киев.
Уже с 1460 г. книги стали снабжать иллюстрациями, гравюрами с деревянных или медных досок, печатать диаграммы, ноты, планы, карты. О массовом спросе на книгу говорят сорок тысяч изданий до 1500 г., известные ученым. Зарождается техническая литература. Больше всего изданий было посвящено горному делу, металлургии, металлообработке. Особенно ценилось изложение Беренгуччо основ литейного дела, описание конструкций механизмов — водяного колеса и г. п. Но наибольшей популярностью пользовалось сочинение Георгия Агриколы “О горном деле и металлургии, в двенадцати книгах”.
Серия “руководств” с гравюрами на меди об устройстве разнообразных машин и "орудий производства" была опубликована в 70-ые годы XVI в.
Жаком Бессоном. В сочинениях механиков приводились изображения подъемных механизмов, мельниц, механических прессов для денежной чеканки, помп, пил; типы приводов, обеспечивавших их работу от различных источников — мускульной силы человека и животных, ветра, воды и даже горячего воздуха. Печатались сочинения о методах крашения, производстве стекла. В 1597 г. врач Андреас Лейбау систематизировал знания по химии (“Алхимия”); в середине XVII в. были изданы сочинения о химических процессах и соединениях Иоганна Рудольфа Глаубера.
В Восточной Европе, на Руси получил популярность своеобразный тип сочинений — “травники”, “вертограды”, “лечебники”, содержавшие сведения по минералогии, химическим соединениям, почерпнутые из европейских книг и собственных наблюдений.
Распространение “технической литературы” и широкий спрос на нее были обусловлены начавшимся с XVI в. процессом постепенного сближения практических знаний, накопленных в русле ремесленной традиции, с теоретическими интерпретациями природных процессов и формированием на этой основе особого социально-профессионального слоя — технической интеллигенции из числа талантливых мастеров-экспериментаторов, овладевших инженерным искусством, а также и отдельных ученых, обратившихся к промышленному производству и привносивших гооретические знания, которые отсутствовали у “чистых” практиков.
Этот процесс особенно выразителен в горнорудном, передовом для своего времени производстве. Мастера горного дела, владевшие искусством осушительных работ, установки вентиляционных приспособлений, плавки и т. п., относились к числу высокооплачиваемых, частично входили в группу предпринимателей, были близки к горной администрации. Часто таких специалистов именовали “архитектор п инженер”. Понятие “инженер”, первоначально известное в Италии, в начале XVII в. распространилось во Франции, Нидерландах, оттуда — в Германии: в 1630 г. Иоганн Фаульбахер назвал одно из своих сочинений по технике “Школа инженера”; Христиан Якоби в трактате “О природе и инженерной профессии” (1649 г.) изобразил “инженера” как специалиста, сочетающего матемагические знания с практическими навыками в механике, и, противопоставляя его цеховому мастеру, причислял к представителям “свободные искусств”.
Стремление к преодолению сословных барьеров и предубеждений, агрессивность по отношению к традиционной замкнутости и кастовости схоластической науки характерны для психологии осознававшей свою значимость, поднимавшейся новой социальной группы. Англичанин Робер Норманн, моряк, получивший известность своими исследованиями магнетических явлений, защищал право каждого экспериментатора и практика на занятие наукой, гордясь вместе с тем, что он “не книжник”.
Научное естествознание еще и в начале XVII в. делало лишь первые шаги, основные импульсы технического и хозяйственного прогресса исходили от практиков — предшественников технической интеллигенции нового времени. Как широко было практическое применение новых знаний' Путь от идеи до ее реализации был зачастую непрост и долог. Введении новшеств наталкивалось на многочисленные препятствия. Углублена шахт и устройство сложных осушительных и вентиляционных сооружений на рудниках сдерживалось их дороговизной, встречало сопротивление рядовых рудокопов, опасавшихся остаться без работы, а подчас и предпринимателей, предпочитавших хищническую эксплуатацию легкодоступных рудоносных слоев интенсификации производства и связанный с этим затратам. Не нашла сразу применения и предложенная в 1612— 1613 гг. усовершенствованная конструкция стеклоплавильной печи на каменноугольном топливе. Известно упорное сопротивление цеховых и городских властей Аахена механизации кузнечных работ и других операций при обработке цветных металлов. Лишь в 1643 г. в Намюре и Бувин” было преодолено сопротивление властей и мастеров использованию механизмов в обработке латуни.
Сопротивление цеховых ремесленников было вызвано не только страхом конкуренции и непосредственной угрозой разорения — обычная мотивировка цеховых запретов. Новаторство вступало в противоречие с традиционным массовым сознанием, с лежащим в его основе представлением о греховности богатств, не являющихся результатом непосредственны:;! трудовых усилий и чреватых угрозой “достойному” существованию группы, корпорации. Это средневековое понимание принципа справедливости на уровне сознания широких слоев трудящихся несмотря на все “прорывы”, оставалось достаточно устойчивым в Европе XVI — первой половины XVII в.
Лишь со второй половины XVI в получило распространение прядильное колесо с ножным приводом, известное уже в 70—80-х годах XV в., а в усовершенствованном виде — в 20—30-х годах XVI в. В 1586 г. Антов Меллер из Данцига изобрел механический ткацкий станок, но использование его было запрещено городским советом.
Наиболее передовым в техническом отношении было шелкоделие, носившее с первых шагов экспортный характер и связанное с купеческим предпринимательским капитале”!. Потребность в роскоши стала мощным стимулом развития и распространения этой отрасли по всей Европе. В XVI в. она выходит за пределы своей “итальянской колыбели” (Генуя, Венеция, Флоренция, Лукка), утверждается в Брюсселе, Кельне, Регенсбурге; при посредничестве итальянцев распространяется на Лион и его округу, города по Нижней Роне, Цюрих. Расцвело производство гобеленов (Брюссель, Париж), позумента, шелковых шнуров и пряжи с серебряной и золотой нитью (Базель, Вупперталь, Нюрнберг). Со второй половины XVI в. распространяется плетение кружев на коклюшках (Брюссель, Париж, Венеция).
Уже в XV в. были предприняты первые попытки механизации некоторых операций в шелкоделии (намотка нити, прядение). В XVI — XVII вв. эти приспособления, несмотря на сопротивление цехов, распространяются к северу от Альп, особенно в Бельгии и Нидерландах, так же как и специальный станок для производства узорчатых тканей (Лион) и механизм для кручения нити. Технические модели и идеи заимствовались и внедрялись в сукноделие, производство полотна, хлопчатобумажных тканей. В целом XVI — XVII вв. знали уже немало различных новшеств, облегчавших аппретуру тканей, улучшавших их плотность, качество отбеливания и крашения пряжи и т. п., в конечном счете интенсифицировавших производство, хотя ручные операции по-прежнему оставались господствующими.
Технический поиск шел рука об руку с освоением новых технологий, новых видов сырья и типов тканей: массовых и дешевых, доступных простому горожанину и зажиточному крестьянину, пользующихся спросом у жителей заокеанских стран; дорогих, роскошных, удовлетворявших изысканный вкус ренессансной аристократии, патрициата, богатого купечества. XVI — XVII вв.— время освоения производства тканей из смешанных видов сырья: льна и хлопка — итальянский “фустан”, швабский “бархент”; шерсти и хлопка, шелка и хлопка. Центрами производства новых дорогих сортов тканей — бархата, атласа, парчи — стали города Верхней Италии, Валенсия, Толедо, Севилья, Париж, Лондон, Антверпен, Аугсбург и Нюрнберг.
Освоение новых видов производства сопровождалось также возвышением новых центров и областей в противовес приходившим в упадок прежним, традиционным во всех европейских странах и во всех отраслях текстильного производства. Так, в Англии XVI в. сукноделие перемещается с восточного побережья, из Суффолка и Кента, на западное, где производили джерси, дорогое тонкое сукно с глянцевой отделкой, и дешевые сукна, в выпуске которых Англия благодаря относительно широко применяемой механизации скоро получила перевес над другими странами, в том числе и Нидерландами. В немецких землях заметный с XVI в. упадок сукноделия на Среднем и Нижнем Рейне, в Вестфалии и Нижней Саксонии, в районе Аахена, Дюрена, Кельна был уравновешен подъемом центров “нового сукноделия” в Южной Германии, Эльзасе, Швейцарии. В Италии ярко выраженный упадок традиционного сукноделия в Венеции, Милане, Флоренции совпал с образованием новых центров, в том числе и специализировавшихся на массовом производстве саржи.

На распространение новой техники и технологий сильное влияние оказывали и внеэкономические факторы, в частности миграционные процессы, связанные с преследованиями по религиозным и политическим мотивам. Так, эмигрантам из Нидерландов, их технологическим знаниям и капиталам было обязано своим подъемом производство камвольных сукон в Суффолке, Норфолке, Эссексе, превратившееся вскоре в мощную экспортную отрасль; эмигранты оживили некоторые пришедшие в упадок старинные центры сукноделия в Северной Германии. Бельгийские и немецкие эмигранты оказали влияние на развитие производства дешевых сукон в Валансьенне, Амьене, городах Швейцарии. Сефарды и итальянские эмигранты положили начало подъему сукноделия в Дубровнике, Салониках, Трансильвании. Распри и гонения на политической и религиозной почве нередко становились причиной упадка и традиционных и процветавших новых центров (производство полотна и бумазеи в Южной Германии).
Отмеченные закономерности характерны не только для текстильного производства. Технологический прогресс, изменения в географии размещения производственных центров и в других отраслях шел рука об руку с развитием массового производства, освоением новых видов продукции ростом товарности, организационными изменениями. Эти взаимосвязи выявляются в металлургии и металлообработке, переживших особенно стремительный подъем.
В XVI в. получила распространение отливка орудий из меди и её сплавов посредством земляных (песочных) и керамических форм. Прогрес в технологии производства огнестрельного оружия и орудий был связан также с применением усовершенствованного в XVII в. механического сверлильно-расточного станка для нарезки ствола. Возникают предприятия, где кооперировались кузнечное и литейное производства с определенной специализацией.
Прибыльность производства изделий из латуни и спрос на металл были настолько велики, что соответствующие предприятия создавали и территориальные властители, владельцы горных регалий в Верхней Силезии Гарпе, Тироле. Самыми значительными центрами обработки меди и её сплавов были Нюрнберг, Брауншвейг, Аахен, округа Данцига, Гамбург и Любек, Антверпен и Амстердам.
Производство огнестрельного оружия находилось в ведении княжеских, императорского, королевских дворов, правительств городских республик (Венеция, Боргамо, Милан, Генуя, Феррара, Сиена, Лукка, Неаполь; Дубровник; немецкие имперские и вольные города; Нашор Люттих, Антверпен). В Англии арсенал размещался в Тауэре, во Франции — в Лионе, в Испании — в Малаге. Ведущую роль в европейском производстве оружия в XVI в. играли Габсбурги, обладавшие богатей-шими в Европе месторождениями медных и свинцовых руд в Карпатах Штирии, Тироле. Самые крупные их оружейные предприятия находились в Хеттинге под Инсбруком, Граце, Виллахе (Фуггерау). При Рудольфе II оружейный двор был создан в Праге.
Распространение наемничества и рост значения артиллерии стали одним из мощных стимулов развития европейского меднометаллургического производства. В отличие от производства серебра развитие заокеанской горнодобычи его не затронуло. На протяжении XVI в. при всех региональных и временных колебаниях наблюдается повышение выпуска меди и её сплавов во всех основных промыслах альпийского и карпатского регионов; с XVII в.— в скандинавских странах. К 1650 г. добыча меди в Швеции превзошла уровень, достигнутый на промыслах в Словакии в период их максимального расцвета в середине XVI в.
Со второй половины XVI в. и особенно в начале XVII в. с медью начало успешно соперничать железо. Чугун и сталь все больше вытесняют медь в одной из главных сфер ее применения — вооружении. Предприятия по отливке орудий из более дешевого чугуна появляются в Тироле, Вестфалии, Голландии, Испании, Италии, Крайне, Каринтии. Крупное производство орудий возникает в Швеции и Дании; в начале XVII в. появляется в домене епископа Краковского, во владениях гетмана Конец польского и маршала Вольского на Украине. С конца 40-х годов XVII в. развернулось оружейное производство в Туле и других среднерусских городах.
В XVI в. в целом добывалось ежегодно от 60 до 100 тыс. т. железной руды (данные Г. Келленбенца). Важнейшие области ее добычи, центры производства и переработки находились в Англии, Северной Испании, горных провинциях Франции, в Арденнах, округе Намюра и Люттиха, Среднем Рейне и па обширной территории к востоку от него (Тюрингия, Гарц, Силезия, Саксония, Штирия).
Заморские военные и торговые экспедиции, расширение рыболовства на новые акватории, в том числе Атлантики и Тихого океана, изменение характера торговли, межрегиональной и заморской, в которой стали преобладать большие объемы, предметы первой необходимости и сырье — зерно, сало, металлы, строительный материал, уголь, поташ, пенька, пиво, ткани и т. п.— все это предъявляло новые требования к транспортным средствам и прежде всего к кораблестроению. Меняется тип судов, увеличиваются скорость, надежность, грузоподъемность.
Строительством кораблей занимались повсюду — в гаванях Средиземноморья, Атлантики, Балтики, Северного моря, крупных рек. Издавна признанными центрами европейского кораблестроения были Венеция и Генуя, обладавшие необходимым сырьем, корабельным и мачтовым лесом, имевшие верфи и на побережье Леванта и Черного моря. До поражения в 1588 г. Непобедимой армады процветало кораблестроение на Пиренейском полуострове, где важнейшими его центрами стали гавани богатой лесами Галисии, устье Гвадалквивира, Кадис, Малага, а также Лиссабон, Порту, Виана. На Балтике, в области господства Ганзы, ведущую роль в кораблестроении по-прежнему играли Данциг и Любек. Последние десятилетия XVI в.— время подъема судостроения в Англии, скандинавских странах и утверждения ведущей роли зеландцев и голландцев в европейском судостроении и мореходстве. Их верфи были хорошо оснащены механизмами (подъемные краны, лесопильни). Корабельный лес, поташ, деготь, пенька, которые они приобретали в гаванях Балтики и Скандинавии, обходились им относительно дешево, что снижало стоимость постройки судна. Корабли нидерландских мастеров пользовались спросом. Вплоть до реформ Кольбера их постоянно приобретала Франция. Мелкие фрахтовые суда покупали англичане. Нидерландцы первыми (через бретонцев) освоили технику постройки иберийско-португальской каравеллы, приспособив ее к условиям Балтики. Они сыграли определяющую роль и в создании торгового флота.
Средневековье не знало разделения судов на военные и торговые. При необходимости купеческий корабль мог стать боевым или пиратским. Первые серьезные шаги к разделению этих функций относятся к 1500 г.: на кораблях для их защиты стали использовать небольшие орудия, что повлекло серьезные изменения в корабельной конструкции и в тактике ведения морского сражения. Впервые во время войны 1552—1558 гг. с англичанами голландцы ввели флот, состоящий из боевых судов. Однако окончагельное разделение флота на военный и торговый приходится уже на XVII в., когда появился специальный тип торгового судна — флойте (1595 г.). Создание флойте — оптимального для того времени типа торгового судна — символизировало победу голландцев над своими конкурентами, утверждение их положения как “европейской верфи” и “школы мореходства”, которое они сохраняли почти до середины XVIII в.
В Средиземноморье и на Адриатике в XVI в. сложился свой тип торгового судна, пригодного для транспортировки на большие расстояния зерна, вин, красящих веществ, квасцов, леса и т. п. Эти суда курсировали между Балтикой, Атлантикой и Средиземноморьем, участвовали в заморских экспедициях. Общая грузоподъемность средиземноморского флота к 1600 г. составляла 350 тыс. т, западноевропейского — 600—700 тыс. т. (Ф. Бродель).
Постройка морского корабля была дорогостоящим предприятием и осуществлялась компаниями пайщиков из числа состоятельных купцов. В судостроении рано утвердился купеческий капитал, получили распространение предпринимательство и рассеянная мануфактура, которые, однако, даже в передовых центрах кораблестроения — Нидерландах, Гамбурге, Любеке, Данциге — не смогли вытеснить традиционных форм ремесленной организации производства, что в конечном счете стало и одной из причин упадка этих центров.
Совершенствовалось и искусство мореходства. Широкое применение получили известные много раньше астролябия, секстант, квадрат; был усовершенствован компас; научились определять скорость движения корабля с помощью лаглиня, известного к началу XVI в. Развивалась и морская картография. Прежние портуланы — морские “карты” — содержали только линию побережья с указанием мысов, устьев рек, бухт. На позднейших проставлялась уже роза ветров и наносилась сетка, при помощи которой определялся путь. С конца XV в. к сетке направлений стали прилагать линию меридиана (с севера на юг). Широта определялась эмпирически — по звездам. В XVI в. знаменитый географ и картограф Мер-катор (1512—1594) изобрел технику проекции: географическая долгота и широта задавались теперь при помощи перпендикулярных линий. В конце XVI в. голландцами были составлены первые географические атласы.
Картографировались и сухопутные коммуникации. В 1501 г. нюрнбержцем Этцлаубом была опубликована карта дорог Центральной Европы, в 1554 г. Меркатором — карта Европы, а через год после его смерти увидело свет главное его произведение “Атлас, или Космологические рассуждения о сотворении мира и образе сотворенного”. Популярностью пользовались различные итинерарии, путеводители, книги путешествий.
Развитию сухопутных средств коммуникаций способствовали технические новшества: замена дискового колеса более легким с металлическими спицами; новый тип экипажа, соединявшегося с колесами посредством рамы; изменение системы упряжи, позволявшей теперь перенести нагрузку с шеи животного па его плечи, что увеличивало силу тяги втрое. Более интенсивному использованию речных систем способствовало строительство каналов, особенно в Нидерландах и Италии. В XVI в. на крупных реках корпорации лодочников обеспечивают регулярную паромную службу; по рекам транспортировались тяжелые грузы — лес, руды, металлы.
На трудных трассах, особенно в альпийских районах, Арденнах, Тюрингии, Гессене, в XVI в. складывается транзитная транспортная служба. Частично, как и в прежние времена, она оставалась крестьянским промыслом, занятием жителей близлежащих городков, в которых развивались связанные с обслуживанием фрахта ремесла — кузнечные, производство продуктов питания, тары, канатов и т. п., а также гостиничное дело. Теперь к организации фрахта обращаются купеческие фирмы, обеспечивающие, в частности, движение грузов из Верхней Италии через альпийские перевалы в Германию и дальше на Антверпен.
Усложнение хозяйственной и политической жизни, расширение взаимосвязей в рамках европейского мира и за его пределами требовало адекватной системы обмена информацией: разветвленной, регулярной, оперативной. Основным и наиболее надежным источником поступления информации и ее распространения в XVI в. оставались купеческие фирмы с их системой факторий, контор в разных частях Европы и за океаном, штатом приказчиков, возчиков, нарочных, с которыми рассылались уведомления, письма. Популярны были рукописные “газеты” Фуггеров, которые они рассылали князьям, информационные “листы” о ярмарках, конъюнктуре цен на те или иные товары и т. п. С XVII в. выходят раз в неделю печатные газеты. Уже в XV в. в Испании, Франции, Германии получила распространение курьерская служба, создавались станции — “постен”, почты, где меняли лошадей, сменялись курьеры, предлагались ночлег и еда.
В начале XVI в. Франц Таксис, исполнявший курьерскую службу при Габсбургах, предпринял попытку организовать регулярный почтовый обмен между Германией, Нидерландами, Испанией, Францией, а также Римом и Неаполем, но она успеха не имела. Войны, религиозные и политические распри парализовали работу почты. Безуспешной оказалась и попытка императора Рудольфа II Габсбурга в конце XVI в. учредить монопольную почтовую службу в общеимперском масштабе: с ней успешно конкурировали почты городов и территориальных князей. Раздробленньш осталось почтовое дело и в Италии. Иначе сложилась ситуация в странах с сильной центральной властью. Государственная почта была организована во Франции при Генрихе III; позднее Ришелье издал ордонанс, регулировавший ее деятельность. Государственная почтовая служба — “копреос” — была учреждена при Филиппе II в Испании. В 20—30-х годах XVII в. почта появляется в скандинавских странах. Почтовая служба датчан и норвежцев распространялась вплоть до Гамбурга, соперничая с имперской. В 1627 г. в России царь Михаил Романов учредил Ямской приказ, ведавший почтовой курьерской службой. В 1647 г. Владислав IV издал распоряжение о регулярной почтовой связи между всеми городами королевства Польского.
Улучшение системы коммуникаций, технических средств вело к сокращению фрахтовых расходов, особенно высоких на сухопутных магистралях. Поэтому перевозкам грузов морским путем оказывали предпочтение, несмотря на их небезопасность. Чрезвычайно значительная степень риска морской торговли обусловила раннее развитие системы страхования грузов. Зародившаяся еще в предшествующие столетия в Италии практика торгового страхования в XVI — XVII вв. распространилась в Испании, Нидерландах, Англии, став одной из сфер спекулятивных операций.
В практику европейского купечества через его ведущие центры — Антверпен, Лондон, Роттердам, Гамбург, Лион, Нюрнберг — внедряются сложившиеся в Италии методы ведения торгового предприятия и организации кредитного дела, прежде всего “двойной бухгалтерии” — разносторонней и всеобъемлющей системы бухгалтерского учета и руководства делом, совершенствовавшейся в соответствии с индивидуальным опытом купца-предпринимателя (приходно-расходные, вексельные, процентные книги и т. п.); развивается система факторий, контор в ярмарочных центрах всех уровней не только в своей стране, но и за ее пределами; формы безналичного расчета (вексель, индоссамент, сконтирование). В конце XVI в. появляются первые жиробанки в Венеции и Милане; в начале XVII в.— в Амстердаме и Роттердаме, Гамбурге и Нюрнберге. Инструментом кредитных отношений становится биржевая спекуляция, начало которой было положено в Амстердаме акциями Ост-Индской компании.
Распространению многовекового опыта коммерции, накопленного итальянским купечеством, во многом способствовало книгопечатание, свидетельствуя одновременно о массовости интереса и формировании предпринимательской психологии, рационалистического сознания в широких слоях городского населения.
Первой книгой, посвященной секретам и искусству “двойной бухгалтерии”, была “Summa de arithmetica...” Луки Пачоли, опубликованная в 1494 г. в Венеции. В 1549 г. близкие по теме книги появились в Нюрнберге и Данциге. В крупных торговых центрах публиковалось немало книг местных “рехенмайстеров” и юристов о ведении торговых дел и предприятий.
Если юристы, городские рехенмайстеры, практики охотно делали достоянием публики свои специальные познания, извлекая из этого прибыль, то купеческие фамилии, торговые дома строго оберегали тайны своего дела, методы его ведения. Опыт систематизировался в “домашних книгах”, дневниковых записях, “журналах”, поступая в распоряжение фамилии и старшего в роде. Записи факторов Фуггеров и Имхофов о деловых операциях в разных землях были опубликованы только в XX в.
С точки зрения форм организации торговли новым было распространение коммандитных и депозитных форм участия в торгово-предпринима-тельском деле и, с другой стороны, магазинной (с XVII в.) и разъездной розничной торговли вразнос — особенно в сельской местности: “хаузиреры” ходили из дома в дом, предлагая всякие бытовые мелочи; чаще всего они были приезжими и нередко издалека, как, например, нюрнбергские разносчики, излюбленной областью операций которых была Пруссия. Развитие этой формы надрегиональной торговли — один из характерных симптомов ее общей переориентации на товары широкого потребления.
Сельское хозяйство, оставаясь главным в экономической жизни Европы (в нем было занято 9/10 ее населения), не являлось ведущим с точки зрения технических новшеств. Рабочий инвентарь и методы агрикультуры едва ли претерпели серьезные изменения в период с 1500 по 1650 г. Но сельское хозяйство пережило весьма существенные изменения под влиянием тех импульсов, которые исходили от развития промышленности. Усиление взаимосвязи между сельскохозяйственной и торгово-промышленной, городской сферами — одна из характерных черт времени. Специфическим выражением этого стало возникновение “домашней индустрии” как формы массового производства на основе раздаточной системы, часто с купцом-предпринимателем во главе, которому были подчинены нередко также и городские ремесленники: он обеспечивал им сначала сбыт, а потом и саму возможность заниматься ремеслом, поставляя необходимое сырье. Таким образом, в сельской местности создавались большие “предприятия” (чаще всего прядильщиков, ткачей) и даже целые районы, где крестьянское население сочетало сельскохозяйственные занятия с работой на скупщика. Такие превращения, особенно частые в очагах развития нового сукноделия, производства хлопчатобумажных тканей, полотна, а также горнорудных промыслов, сказывались на структуре сельского хозяйства региона в целом. Так было в Верхнем Пфальце, где железорудное производство в период его расцвета кормило до 20—25% населения сельской округи, или в Штирии.
Влияние промышленных отраслей на сельское хозяйство сказывалось в целом ряде европейских регионов и стран. Повышение спроса и цен на шерсть стимулировало развитие овцеводства в противовес агрикультуре даже там, где условия благоприятствовали возделыванию зерновых: например, в Испании, экспортировавшей шерсть в Италию и Нидерланды, в Англии, использовавшей ее для нужд собственного сукноделия и частично для экспорта в Италию, Францию, Южную Германию, Швейцарию. Потребности флота и текстильного производства определили в ряде областей специализацию на посевах конопли и льна. В XVI в. сложилось своего рода европейское “льняное поле”, включавшее огромное пространство от Ирландии, Шотландии и Северо-Западной Франции через Бретань и Нормандию до Фландрии. Лен сеяли в Вестфалии и Нижней Саксонии, Швабии, Саксонских предгорьях, Силезии и Чехии и в зоне Балтики, в Северной Швейцарии и Верхней Австрии, Северной Италии. Другим направлением специализации целых областей стало возделывание и переработка для промышленных целей красителей: вайды и марены.
Процесс надрегиональной специализации проявился и в формировании обширной зоны экспортного зернового хозяйства в Заэльбье, в Восточной Европе.
Крупные промышленные центры, особенно в Западной и Центральной Европе, стимулировали возделывание огородных культур и фруктовых деревьев в ущерб зерновым, как менее доходным; стали выращивать вывезенные из Италии спаржу, артишоки, цветную капусту, эспарцет, американскую зеленую фасоль и картофель.
Потребности текстильного производства влияли на развитие овцеводства в Северной Африке, экспортировавшей шерсть в Нидерланды; на расширение производства шелка-сырца в Леванте, на Сицилии, в Центральной и Южной Италии; на рост посевных площадей под хлопчатником в областях Леванта и на Кипре. На хлопке из Южной Америки работало новое сукноделие Нидерландов и Англии. Возделывание и переработка вайды, экспортировавшейся также в Нидерланды, в XVI в. на Азорских островах вытеснили зерновые. Красители из заокеанских стран — красное (бразильское) и кампешевое дерево, кошениль, индиго — стали серьезным соперником европейских.
Промышленное развитие Западной, Северо-Западной и Центральной Европы, складывание новой географии производства, так же как и демографические процессы, обусловили изменения и в географии основных отраслей сельскохозяйственного производства — зернового хозяйства и животноводства, заложив основы для внутриевропейского разделения труда.

Со второй половины XVI в. откорм скота для боен стал одной из специализаций целых регионов. Формируются две большие зоны скотоводческого (мясного) хозяйства: Нидерланды, Фрисландия и Шлезвиг-Голь-штейн, Ютландия, Дания, Сконе; другая — Польша и Венгрия, Волынь и Подолия. Экспортный характер носило венгерское скотоводство. Османское нашествие, подорвав экспорт скота в Западную Европу, стимулировало, однако, развитие коневодства. Разведение лошадей для сельского хозяйства, транспорта, рейтарских отрядов стало специализацией фрис-ландии, Ольденбурга; коневодством занимались в Южных Нидерландах и Неаполитанском королевстве.
Мясная торговля привела к образованию специализированных европейских рынков. Наиболее значительными из них были Бутштадт в Тюрингии, куда перегонялись стада из Польши, Поморья, Бранденбурга; Ведель близ Гамбурга, куда поступал скот из Дании; Прешов и Вена на Дунае. Битое мясо из Шлезвиг-Гольштейна, Дании, Южной Швеции поступало в Гамбург и Любек, оттуда — в Рейнскую область и через Кёльн — в Верхнюю Италию и Нидерланды. Складывание европейского рынка торговли скотом не оказало, однако, регулирующей роли на потребление мясных продуктов. Самообеспечение по-прежнему играло важную роль и в городах, и в сельской местности. Разведение скота для обеспечения продуктами питания и сырьем было распространено и в средних и в высших слоях населения. Владельцами стад были и монастыри, и светские феодалы.
Распространение новых видов промышленного производства, рост его товаризации, изменение масштабов и характера европейской торговли, складывание порайонной и надрегиональной хозяйственной специализации и т. п. оказали влияние и на экономическую структуру традиционных промыслов сельского населения, прежде сезонных. В XVI в. началось интенсивное использование промышленных ресурсов леса для нуждавшихся в древесном угле металлургии, металлообработки, стеклоделия и керамического производства. Последние широко распространились из Средиземноморья по всей Европе, приняв в ряде регионов (в Чехии, на Среднем Рейне, в Вестфалии, в предгорных провинциях Франции, в Англии и Нидерландах) экспортный характер. Лес давал материал для кораблестроения, в том числе деготь, смолу, поташ для отбелки, корье для дубления кож. Лесные районы Пруссии, Польши, Россия были экспортерами корабельного леса, поташа, дегтя, смолы. Экспортный характер носило производство поташа в лесах Баварии и областях Южной Балтики; их конкурентом с XVII в. становятся Швеция и Финляндия, занимавшиеся также обработкой древесины для кораблестроения, экспортировавшие смолу и деготь.
Одним из основных потребителей этой продукции были Нидерланды, ввозившие лес также и для постройки домов. В XVI в. здесь складывается деревообрабатывающая и деревоперерабатывающая “индустрия” в округе Амстердама и Роттердама. По мере развития кораблестроения возрастал экспорт древесины из норвежских и балтийских гаваней через атлантическое побережье на Иберийский полуостров и в Италию. Посредниками были голландцы.
Исследования последних лет говорят о росте товарности и интенсификации европейского морского рыболовного промысла, прежде всего на Балтике и Северном море. В районе Ярмута, самого значительного места английского лова сельди, в путину выходило до 600 ботов (1600 г.). Большая часть улова коптилась и поступала на рынок. В 1625 г. сельдь составляла около 20% шотландского экспорта, еще более возросшего в годы Тридцатилетней войны. Экспорт сельди из западных районов Балтики достигал французских и атлантических гаваней. Главенствующее положение в ловле и экспорте сельди занимали голландцы, создавшие специальный тип промыслового рыболовецкого судна — бюзе: выловленная рыба здесь же подвергалась обработке, разделывалась и засаливалась в бочках. Специальная коллегия из представителей важнейших портов проверяла на берегу качество рыбы, затем она поступала на рынок. В 1562 г. нидерландский рыболовный флот состоял из 700 ботов, из них 400 — голландских. В XVI в. приобрел товарный характер и лов трески. В промысле ее соперничали в первой половине XVI в. португальцы и испанцы, с середины столетия стала возрастать конкуренция французских рыбаков. До 70-х годов XVI в. они преобладали в ловле трески в акваториях Нового Света; с последней трети столетия началось возвышение англичан. Во главе промысловой деятельности стоял Ярмут. В 30-е годы XVII в. оттуда выходило на лов трески до 200 судов ежегодно (почти половина английского рыболовного флота). Улов сбывали на рынках западного побережья Франции. Промыслом трески занимались и в Северном море (наряду с англичанами французы, голландцы). В торговле вяленой треской велика была доля ганзейских городов, а также Исландии и Бергена, значение которого неуклонно возрастало вплоть до 30-х годов XVII в. К 1615 г. общеевропейский улов трески составил около 1400 тыс. т. Товарный характер приобрел также лов сардины, макрели и тунца. На рубеже XVI — XVII вв. возросло значение китобойного промысла; в него активно включились английские и голландские моряки, с 20-х годов — также датчане и фрисландцы.
Современная наука располагает сегодня не только более совершенными методами определения численности населения европейских стран в различные периоды средневековья, но и представлением о динамике его движения. Тем самым само понятие человека как субъекта истории, как носителя исторической тенденции обретает реальные, живые черты исторической индивидуальности, исторической общности, “коллективности”.
С XVI в. начинается новый, устойчивый и мощный прирост населения, преодолевается тенденция к сокращению рождаемости; был превзойден уровень численности населения середины XIV в. (до спада после “черной смерти”): к 1500 г. оно исчислялось уже в 80—100 млн человек, через сто лет — в 100—180 млн. Тенденция к демографическому росту и повышению рождаемости существовала вплоть до начала Тридцатилетней войны.
Распределение населения на Европейском континенте не было равномерным. Плотность населения в XVI в. составляла от 80 до 200 и выше человек на 1 км2 в Ломбардии, 50—80 — в Тоскане, от 30 до 40 человек и выше в Рейнской области, Вюртемберге, Вестфалии. Но в больших городах средняя плотность населения возросла до 300—500 человек на 1 га, иногда и до 800—1000 человек.
Традиционная миграция населения между городом и сельской округой в XVI в. получила новые импульсы в результате изменения направлений европейской хозяйственной и политической жизни. Население городов возросло в этот период в среднем более чем в два раза (Палермо, Неаполь, Рим, Флоренция, Болонья, Севилья, Лиссабон, Париж, Марсель, Лион, Лондон, Брюссель, Антверпен, Брюгге, Гамбург, Копенгаген, Стокгольм). Развивается и специфический тип городских агломераций — так называемые малые города.
По мере ослабления в XVI — XVII вв. пандемий сокращались и наконец прекратились полностью миграции из областей густонаселенных в области, пережившие высокую смертность. Они уступили место массовым переселениям по политическим и религиозным мотивам.
Широкие миграционные процессы породили Реформация и Контрреформация: переселение анабаптистских общин в 20-х годах XVI в. из Верхней Германии в Моравию, нидерландских меннонитов в прибрежные районы Северо-Западной Германии, в 40-х годах — нидерландских кальвинистов: сначала в Восточную Фрисландию, в ближние рейнские города (Аахен, Кельн, Везель), затем во Франкфурт-на-Майне, на Нижний Рейн, в Саксоно-Тюрингенский район. Эмиграция из Нидерландов имела важные хозяйственные и культурные последствия для европейских стран. На волне эмиграции появлялись, “основывались” по инициативе правителей земель, принимавших беженцев, новые города-убежища (Гетеборг и Альтона в предместье Гамбурга и др.). Немецкие земли со второй половины XVI в. породили значительную волну эмиграции в портовые города Швеции, Норвегии, Дании.
Установление османского господства на Балканах дало сильный толчок эмиграции христианского и ретороманского населения. Не миновали миграционные процессы и Восточную Европу. После консолидации Московского государства началось продвижение в южном направлении, где на Дону и Донце возникли первые казачьи поселения. Мощная миграция связана с европейской экспансией за океан. В этот поток были втянуты прежде всего Испания и Португалия. Но в освоении заокеанских приобретений и их колонизации приняли участие также, хотя вначале и в значительно меньшей мере, Голландия, Англия, Франция, Швеция, немецкие города.
Низкий уровень гигиены, особенно в городах, способствовал распространению болезней, но эпидемии чумы с конца XV в. все больше принимают ограниченный характер. Вспышки чумных заболеваний учащаются со второй половины XVI в. В конце Тридцатилетней войны их пережили немецкие земли, где потери населения составили до 60—75%. В 1576— 1577 гг. и особенно в 1630 г. чума свирепствовала в Средиземноморье, что привело к сокращению городского населения до 25—30%. В 1495 г. в Италии появился сифилис, распространившийся'по всей Европе, с XV в. начинаются эпидемии оспы.
Население погибало не только от эпидемий, но и от голодовок в результате неурожаев, от пожаров, военных опустошений, вздорожания предметов первой необходимости. Проблема обеспечения продовольствием усугублялась трудностями доставки. Резкое повышение цен на предметы первой необходимости в 1501—1502 гг. пережила Германия, в известной мере также Франция; оно повторилось в 20-х (Германия) и 30-х годах (Франция); в 1556—1557 гг. в Северной Европе, во Франции, чтобы смягчать последствия кризисных ситуаций, городские и территориальные власти создавали общественные запасы продовольствия.
Современная наука располагает для XVI — первой половины XVII в. данными о важных демографических параметрах, определявших динамику естественного движения населения (рождаемость, смертность, брачность, соотношение полов, тип семейной ячейки). Коэффициент рождаемости для этого периода в целом был высок, но высокой в эти столетия оставалась и смертность новорожденных. В целом средняя продолжительность жизни составляла несколько выше 30 лет.
При известной стабильности уровня смертности и длительности жизни колебания в численности населения обусловливались преимущественно изменениями в уровнях брачности и рождаемости, т. е. естественным приростом. Особенность возрастных соотношений определяла и соотношение полов, а тем самым брачность и плодовитость; отмечается большое преобладание мужчин.
Данные о доле женатых в общей массе населения фрагментарны. В немецких и нидерландских городах в XV в. она составляла около 33—39% В XVI в. возраст вступления в брак повышается (в Женеве до 22—24,9 лет). Это свидетельствовало о процессе складывания европейской модели брака “нового времени” (между мужчинами от 26 лет и старше и девушками 23 лет при сохранении значительного числа холостяков). 10—15% девушек оставались незамужними, а из вступивших в брак половина заключала его после 25 лет. Имелись города — гарнизонные, университетские, церковные центры, порты, — где преобладание мужчин было особенно резким: в Риме в 1592 г. на 100 мужчин было только 8 женщин. Высокий процент мужского населения обрекал на безбрачие, одобряемое церковью.
Светские и духовные ордена охотно принимали неженатых. Но проблема имела и другой аспект — распространение внебрачных и добрачных связей, в том число и там, где сложные виды семейных структур сдерживали образование новых молодых семей и замедляли рост населения, что вело к перестройке сексуальных отношений, подготавливая внутрисе-нейное планирование рождаемости, сыгравшее в дальнейшем огромную роль в регулировании численности населения. Развивалась узаконенная и тайная проституция.
Сфера повседневного существования всегда привлекала внимание ученых. Но до недавнего времени внимание обращалось преимущественно на условия жизни и быт высших социальных слоев, роскошь и раритеты; современная наука стремится к реконструкции массовых структур повседневной жизни, образа жизни людей разного социального статуса и положения, хотя и теперь жизнь города известна лучше, чем деревни, образ жизни богатых — лучше, чем социальных низов, одни регионы — полнее, чем другие. Тем не менее уже стали видны какие-то общие закономерности, взаимосвязи, линии развития, отличающие одни периоды и эпохи от других. Эволюция повседневной жизни имеет свои внутренние ритмы, отличные от эволюции исторических реальностей иного плана — политики, идеологии. За исключением костюма и моды, изменения которых - могут быть относительно четко датированы, другие ее сферы в доиндустриальную эпоху трансформировались очень медленно и вряд ли могут быть противопоставлены последним двум векам классического средневековья. В XVI — первой половине XVII в. наряду с новым мы найдем еще много общего с собственно средневековьем.
Питание по-прежнему было обусловлено естественным сезонным ритмом, зависело от климатических колебаний. Человек еще не вполне освободился от страха голода, которому было подвержено на протяжении всей своей истории средневековье. “Средневековый Запад — прежде всего мир голода” (Ж. Ле Гофф). Человек был несвободен и беззащитен перед силами природы в самом главном — в обеспечении условий своего существования. XVI — начало XVII в.— время резкого повышения в целом качества жизни, но потребности людей, характер их потребления во многом определялись климатическими условиями. Жизнь была легче, дешевле в областях с мягким климатом (в Средиземноморье), чем к северу от Альп, не говоря уже о северных и восточных регионах Европейского континента. Тяжелее жилось в горных районах, чем в долинах и на равнине. Потребности жителей побережья, связанных с морским промыслом, мореходством, отличались от образа жизни и нужд обитателей внутренних, континентальных районов.
При всем развитии товарно-денежных отношений, торговли, углублении разделения труда не следует преувеличивать регулирующую роль рынка и его воздействие на повседневную жизнь, сферу спроса и предложения. Не только в сельской местности, но и в городах принцип самообеспечения еще преобладал. Влияние рынка сильно сказывалось там, где речь шла о предметах роскоши, заморских редкостях, обеспечении сырьем экспортных ремесел и т. п. Оно было ощутимее в Западной и Центральной Европе, куда перемещались центры экономической и политической жизни европейского мира, где сильнее было воздействие мощных импульсов, исходивших от Атлантики и Средиземноморья с их заморскими связями. Некоторые регионы испытывали сильную зависимость от рынка в отличие от других, занимавших периферийное положение.
В ремеслах, связанных с производством продуктов питания, предметов первой необходимости, особой устойчивостью отличались мелкие традиционные формы организации. Цехи булочников, мясников были обычно невелики, но специализированны (выпечка белого, черного и серого хлеба, кондитеры, пирожники). Там где складывался стабильный спрос,— в торговых метрополиях, резиденциях, портовых городах, местах размещения гарнизонов и интенсивной циркуляции населения — возникало крупное производство продуктов питания и напитков, учитывающих, в частности, и характер спроса (например, в Лиссабоне были пекарни, изготовлявшие морские сухари). Но в массе выпечка хлеба, производство мяса и мясных продуктов осуществлялись в хозяйствах бюргеров, крестьян, монастырей или рыцарей и дворян.
В доиндустриальную эпоху подавляющая часть населения более половины того, что она производила или зарабатывала, потребляла или тратила на приобретение продуктов питания. Е. Шолье, исследовавший уровень жизни в Антверпене XV — XVI вв., самый высокий тогда в Европе, приводит данные о распределении расходов семьи каменщика из пяти человек: на питание 78,5%, из них — “на хлеб” 49,4%, за наем жилья, на освещение и топливо — 11,4, на одежду и “прочее” — 10,1% — соотношение, характерное для развивающихся стран современного мира — Индии, Ирана, Цейлона (В. Абель).
Важнейшим продуктом, основой питания широких слоев сельского и городского населения были зерновые, прежде всего рожь или ячмень, просо, иногда в виде добавки овес. Во многих французских провинциях и в Средиземноморье главным продуктом питания была пшеница. В XVI в. к этому прибавились маис и рис (в Португалии и Северной Италии). Гречку широко потребляли в Северной Европе, в XVI в. она вошла в рацион питания многих областей Центральной и Западной Европы. Из зерновых изготовляли супы, каши, хлеб.
В целом для большей части европейских стран этого времени характерен рост урожайности; что не исключало локальных и региональных кризисов. Мощный кризис зернового хозяйства охватил с 80-х годов XVI в. все Средиземноморье и некоторые другие регионы, что потребовало ввоза зерновых из Балтики и Северной Европы. Это было ново, так как в предшествующие периоды потребности в зерновых компенсировались ввозом из Причерноморья и Туниса. Османские завоевания нарушили эти связи. Западная и Центральная Европа производили зерна достаточно, чтобы обеспечить себя и даже экспортировать. Обширный регион от Дании и Польши, включая Балтику и Россию, имел значительные излишки зерновых (пшеницу и рожь).
К массовым продуктам питания относились бобовые. Серьезной сезонной добавкой к питанию широких слоев были овощи и зелень: шпинат, латук, петрушка,чеснок, тыква, морковь, репа, капуста, орехи, ягоды и фрукты (яблоки, груши, вишня, различные сорта слив, земляника).
Дополнением к растительной пище была рыба. Место ее в рационе доиндустриальной эпохи изучено еще недостаточно, но важность — несомненна. Она составляла один из основных продуктов питания для жителей прибрежных областей, особенно крестьянского населения, а ее лов — один из видов производственной деятельности. Очень большую роль играло рыболовство (морское, озерное, речное) в Восточной Европе и России, особенно в областях, мало пригодных для животноводства. Рыбу разводили в специальных прудах, научились сохранять в садках. Торговля морской рыбой (сельдь, треска, сардина и др.), живой, засоленной, копченой, вяленой, приобрела характер крупной предпринимательской деятельности.
Рыба — продукт питания в дни поста. Потребление ее регулировалось церковными предписаниями, запрещавшими потребление Л1яса и животных жиров в течение не менее 150 “постных” дней в году. Городские власти, советы школ и госпиталей, церковные учреждения делали запасы и большие закупки рыбы для Великого поста. В эти дни торговля мясом, маслом и яйцами была запрещена, исключение делалось для больных и евреев. Впрочем, запрет нередко нарушался.
Мясо —важный компонент питания во многих областях и странах Европы начала нового времени. В Центральной и Восточной Европе предпочтение отдавали свинине и говядине, но разводили на мясо также овец и коз; в Англии — баранине. В Средиземноморье потребление мяса в целом было меньше, чем к северу от Альп. Чрезвычайно высоким было потребление мяса в Венгрии. Структура питания венгров в рассматриваемую эпоху в принципе отличалась от западноевропейской, что было связано с относительно низкой плотностью населения и высоким развитием животноводства.
Потребление домашней птицы росло па протяжении всего средневековья, причем в городе сильнее, чем в деревнях, а доля дичи и других продуктов охоты в рационе, во всяком случае в Центральной Европе, сокращалась, хотя охота на мелкую лесную дичь по-прежнему оставалась дополнительным источником существования для крестьянского двора.

В повседневный рацион входили хмельные напитки: пиво, вино, “мед” (перебродившая смесь меда, переваренного с водой), квас (в Восточной Европе). С XVI в. потребление пива (из хмеля и ячменя) потеснило “мед”, популярный в сельской и городской среде. Пиво производили в домохозяйствах, а также профессионалы-пивовары. В важнейших регионах его потребления — в Центральной Европе, Нидерландах, Англии — пивоварение приобретает характер экспортной отрасли. В 1640 г. в Копенгагене была построена большая королевская пивоварня, ставшая сильным конкурентом местной гильдии пивоваров. Каждая область специализировалась на особом сорте пива.
С XVI в. началось товарное производство крепких спиртных напитков — “горячего вина”. Центрами его были Южная Франция (провинции Бордо, Коньяк), Андалусия, Каталония. В Нидерландах и Северной Германии делали “шнапс”, перегоняя зерно: около 1650 г. в Амстердаме было 50 винноперегонных предприятие в 1663 г.— 400; в Германии “аквавиту” гнали в Шлезвиге, в Всстфалии; в Дании важнейшим центром был Аальборг.
Появились и новые сорта виноградных вин, лучшего качества и в соответствии с изменившимися вкусами более крепкие: эльзасское, неккар-ское, майнцское, мозельвейн, рейнвейн, остервейн (область Верхнего Дуная); европейской известностью пользовались токайские вина. Свои напитки были в областях фруктового садоводства — молодое вино из яблок: апфольмост — в Швабии, сидр — в Бретани, Нормандии, Галисии; из груш — бирненмост (Бавария), вишен (Хильдесхайм) и др. Спрос на крепкие, тяжелые зина способствовал распространению специальных сортов винограда в Западном Средиземноморье — мускатные сорта винограда становятся здесь монокультурой, а производство малаги, мадеры, портвейнов приобретает характер экспортной отрасли.
Вино и хмельные напитки выполняли широкие и разнообразные функции в повседневной жизни: продукт питания, компонент изысканных кулинарных рецептов в утонченной кухне знати и состоятельных горожан, лечебное средство (с добавлением пряностей и лечебных трав). Оно было также важным компонентом социальной коммуникабельности и широко использовалось при скреплении договоров и торговых сделок, помолвках, бракосочетаниях и т. п., приватных, официальных, корпоративных застольях. В будни пили вина местного происхождения, разбавляя их водой. В целом потребление вина было высоким: в Провансе XV в.— от одного до двух литров на человека в день, в армии Карла VII — два литра, в Нарбоннэ в начале XVI в.— 1,7 литра. Особенной критике подвергали современники Германию, называя XVI в. в ее истории “столетием пьянства”. В Нидерландах, северных немецких областях выпивка порицалась как “дурной обычай”; осуждалась невоздержанность князей, дур-пой главой пользовались пышные ппазпнества во впемя пейхстагов. Основной спрос на спиртное исходил от городов, хотя многие бюргеры, монастыри, госпитали имели пивоварни, виноградники и винодельни, удовлетворявшие значительную часть их годового потребления и позволявшие продавать излишки.
В XVI — XVII вв. резко возрастает потребление сахара. Мощный импульс этому был дан расширением сахарных плантаций и перерабатывающих сахарный тростник предприятий в заморских странах — на Мадейре, Сан-Доминго, Азорских островах, в Бразилии. Наряду с традиционными средиземноморскими центрами производства сахара — Генуей, Венецией, Барселоной, Валенсией — сахарные заводы после 1500 г. появляются в главных центрах импорта — Лиссабоне, Севилье, Антверпене. Эмигранты из Антверпена принесли технику рафинирования сахара в Амстердам: в 1605 г. здесь работало три предприятия, в 1661 г.— 60. Голландское сахароварение, стремительно развившееся после 1609 г. (свыше 100 предприятий), обеспечивало до середины XVII в. сахаром большую часть Европы. В последовавшем затем упадке не последнюю роль сыграла все возраставшая конкуренция со стороны Англии и Франции, начавших широкий ввоз сахарного тростника и сахара из своих колоний. Первое сахарорафинадное предприятие в Англии появилось в 1544 г., второе — в 1620 г. в Ливерпуле; во Франции — в 1653 г. в Орлеане. В немецких землях они известны с 1573 г.
Структура питания европейца XVI — первой половины XVII в. варьировала в зависимости от региона и социального слоя. Различия эти выступали порой как детерминатив, внешний отличительный признак уроженца той или иной области. Показательно описание “Обычаев питания в Германии” Иоганна Бёмуса (начало XVI в.): “В то время как знати присуща дорогая еда, бюргеры живут очень умеренно. Работающие едят четыре раза в день, праздные — только два. Немного хлеба, затируха (каша) из овса или вареные бобы — пища крестьян, вода или сыворотка — их питье. Саксонцы пекут белый хлеб, пьют пиво, их пища тяжела и нелепа... Вестфальцы едят черный хлеб, пьют пиво. Вино потребляют только богатые, потому что оно привозится с Рейна и стоит дорого. Франконцы не пьют вино, которое производят, они продают его, довольствуясь водой, но пиво они презирают”.
“Иерархия достоинства, иерархия статуса находила выражение в изысканности и утонченности стола” (Ж. Дюби). Разнообразие и изобилие блюд, мясных и рыбных, дичи, напитков, пряностей (восточных и местных, целебных трав), гастрономическое искусство отличали питание социальных верхов — городского купечества, патрициата, духовенства, знати, церковных иерархов. В этой среде пользовалась спросом кулинарная литература, высоко ценилось поварское искусство. Показательна большая мобильность поварской профессии, что способствовало передаче кулинарных рецептов. В XVI в. в Центральной Европе, особенно в герма-ноязычных областях, распространяется славянская кулинарная лексика. Сильным было и итальянское влияние. В 1530 г. в Аугсбурге была издана кулинарная книга итальянского гуманиста XV в. Платины.
Поваренные книги и руководства свидетельствуют об уже достаточно высокой технике хранения растительных и животных продуктов, рыбы. Фрукты и овощи консервировали, употребляя в качестве консервантов винный уксус, травы: петрушку, шалфей, белену, перец, чебрец. Консервирование, соление, копчение продуктов получают распространение как вид профессиональной деятельности. Одним из способов сохранения фруктов было изготовление конфитюров. Фрукты умели сохранять и в свежем виде: гость картезианского монастыря в Нижней Штирии был приятно удивлен, получив на десерт безупречное яблоко урожая прошлого года.
Важность зерновых, растительной пищи, ставившая человека в сильную зависимость от урожая, погодных условий^ диктовала необходимость запасов. В богатых городских домах имелись специальные кладовые, погреба и даже специальные строения, в которых хранились припасы. Обеспечение продовольствием и предметами первой необходимости — одна из главных забот главы домохозяйства. Все продумывалось и планировалось на целый год и фиксировалось в специальных книгах типа широко известной историкам домохозяйственной книги Ганса Тухера (начало XVI в.). Ведение домохозяйства рассматривалось как сложное и многостороннее дело, требующее искусства. Это нашло отражение в распространении специального типа литературы, охватывающей всю совокупность взаимоотношений и сфер деятельности по дому, в мастерской, в хозяйстве, в конторе, их функциональное распределение между членами семьи; отношения между главой семьи и супругой, родителями и детьми, членами семьи и другими родственниками, с челядью и т. п.
Кулинарные справочники и “Экономики” отражают повышенное внимание в состоятельных домах к кухне как основе домохозяйства. Многообразные кухонный реквизит и утварь соответствовали усложнившейся структуре питания, разнообразию продуктов и возросшему искусству их приготовления и хранения. Тот, кто решил вступить в брак, наставлял Ганс Пауэр, автор широко популярной в XVI в. книги об обручении (первое издание в 1475 г.), должен позаботиться о достаточном количестве домашней утвари, тогда он не будет знать забот. В доме могло быть несколько кухонь, в богатых домах их выносили в специальные помещения.
Недостаточность данных не позволяет точно определить границы минимума средств существования. Некоторое приближение дают попытки определить калорийность дневного рациона питания: в XIV — XV вв. она колебалась от 2,5 до 6—7 тыс. калорий у богатых, высших социальных слоев. По мнению современных исследователей (Г. Келленбенц), такой рацион был вполне достаточен, иначе трудно было бы объяснить происходивший почти на протяжении трех столетий рост численности населения. В целом исследователи отмечают для широких масс населения Центральной и Западной Европы снижение по сравнению с концом XV в. потребления мяса и установление рациона типа “мусбрей” (каша-размазня), остававшегося определяющим еще и в XIX в. Несбалансированность питания возрастала в периоды голодовок.

В повседневной жизни европейского общества XVI — первой половины XVII в. нашли отражение те преобразовательные процессы — экономические, социальные, культурные,— которые оно переживало, порой подспудно. Поражающее региональное многообразие форм повседневной жизни отличало эти столетия от раннего и даже высокого средневековья. И это было связано не только с этническими или географо-экономическими особенностями, но и с усложнением хозяйственной жизни, ее форм, различными внешними влияниями как следствием расширения и изменения характера обмена, коммуникаций, границ европейского мира, миграционных и политических процессов, религиозно-социальных движений эпохи.
В повседневности отразилось новое качество жизни, обусловленное новыми, расширившимися материально-техническими возможностями. Вместе с тем она испытала воздействие мощной социальной переструкту-рацнп сельского и городского населения под влиянием вторичного закрепощения и распространения системы фольварка в областях к востоку от Эльбы п в балтийском регионе, углублявшейся по мере развития рыночного хозяйства, раздаточной системы и предпринимательства дифференциации мелких товаропроизводителей, роста армии поденщиков и протекавшего одновременно процесса нивелировки крестьянского и городского сословий в подданных, поставляющих государству налоги и солдат.
Стремительный рост нищенства, бродяжничества с середины XV в. и особенно в XVI в.— явление, общее для всех европейских стран и регионов, с наибольшей полнотой и выразительностью проявившееся в городах. Городские беднота и нищие представляли сильно дифференцированный социальный слой. Их привилегированную группу составляли так называемые “домашние бедняки” из числа обедневших, но не деклассированных еще бюргеров, обитатели госпиталей, приютов, конвентов. К ним примыкали те, кто имел привилегии на сбор милостыни — пилигримы, монахи нищенствующих орденов, но также цеховые ученики, школяры, студенты. В толпу бродяг, просивших подаяние, вливались отпущенные со службы ландскнехты, возвращающиеся турецкие пленники, те, кто был вырван из привычного жизненного русла голодом вследствие неурожая, стихийных бедствий, военного разорения. Различны были методы и “техника” сбора милосгыни — на улицах, у храма и в самом храме (невзирая на запреты), “у дверей”. Наиболее сплоченными были чаще всего слепые. имевшие своего “короля”. Особую группу составляли профессиональные попрошайки-мошенники.
Во многих европейских городах проблема нищенства и бродяжничества отразилась в городской топографии — названиях улиц, кварталов, переулков, свидетельствуя одновременно и об излюбленных этим маргинальным элементом местах обитания, и о стремлении властей локализовать его местонахождение. Бродяги, нищие были желанными постояльцами в бедных городских кварталах: плата поденная или понедельная за угол, ночлег намного превосходила взимаемую обычно с ремесленников за аренду жилья.
Процесс пауперизации, рост нищенства и бродяжничества сопровождался резким ухудшением отношения общества к бедности и беднякам. Нищих, особенно пришлых, стали рассматривать как бродяг, как антисоциальный элемент, с которым надлежало вести борьбу. Городские власти усиливали контроль за “своими”, местными нищими, ограничивали приток пришлых; складывалась система благотворительности, преимущественно для “своих” нищих и бедняков (раздача одежды, денег, хлеба — так называемые столы для нищих, госпитали и приюты, конвенты для больных, нетрудоспособных по старости и т. п.). Усиливался городской контроль за раздачей “милостыни”, особенно духовными институтами, попытки “трудоустройства” работоспособных бродяг. Но городское общество не могло предложить работы, обеспечивающей постоянный заработок и прожиточный минимум. Отсюда неэффективность полицейских предписаний и отдельных мер городских властей, направленных на уменьшение все возрастающего давления нищих. Обострение проблемы нищенства в начале XVII в. породило у властей попытки создать “работные дома”: на лесопильне и солодовне — для мужчин, в прядильне — для женщин, однако она успеха не имела.
Эти примитивные структуры повседневности, обеспечивавшие лишь возможность биологического выживания, и то далеко не всегда, отражали лишь один полюс действительности.
Сформировавшееся как мощная экономическая п общественная сила бюргерство в лице своих ведущих слоев, связанных с торгово-промышлен-ным предпринимательством, с кредитно-финансовыми операциями своих окончивших университеты сыновей, из числа которых формировались кадры новой государственной администрации, стремилось закрепить свой статус во внешних формах — костюме, укладе домашней жизни, роскоши убранства покоев и изысканности стола, великолепии выезда, престижных тратах “на нужды” города и благотворительность. Именно бюргерство — патрициат, крупное купечество, ренессансная интеллигенция, разбогатевшие ремесленные мастера — стало потребителем наряду со знатью продукции расцветающей “индустрии роскоши”. Шелк, бархат, парча, атлас, кружева, фарфор, ювелирные изделия становятся предметами массового производства в Валенсии, Толедо и Севилье, Париже, Лондоне.
Антверпене, Аугсбурге, Нюрнберге, Лиссабоне, Амстердаме и Франкфурте-на-Майне, не говоря уже о Генуе, Венеции, Флоренции и Лукке — старинных и традиционных центрах производства предметов роскоши. Именно в эти столетия развиваются новые отрасли: производство зеркал, инкрустированной мебели; ноявляются особые специальности — столяров-мебельщиков, каретников, художников, расписывавших стены, потолки, фасады городских дворцов новой знати.
Средневековое бюргерство, начавшее свою историю с противопоставления аристократическому жизненному идеалу, пришло к признанию его высшей ценностью, образцом для подражания и вожделенной целью. Торговля, промышленная деятельность рассматривались как источник материальных ценностей, открывающих путь к аристократическому образу жизни, к породнению с аристократическими фамилиями и аноблированию. Капиталы легко изымались из сферы торговли и промышленности, вкладывались в земельные приобретения, престижные постройки, расходовались на меценатство, создание клиентелл, становясь тем самым “видимыми”, к чему и стремились, ибо щедрость — одна из главных аристократических добродетелей. Идентификация себя и своих особых интересов и ценностей в рамках третьего сословия была еще делом будущего, и первые шаги в этом направлении были предприняты в Англии.
Тенденция к вертикальной мобильности не могла не породить противодействия. Одной из форм “ответа на вызов” было обилие приходящихся именно на XVI в. “запретительных” постановлений имперской, королевской, территориальных, городских властей, регламентирующих все внешние проявления повседневной жизни как показатели социального статуса. Эти постановления, касающиеся одежды, костюма, красноречиво показывают процессы, происходившие в массовом сознании под влиянием повышения общего стандарта жизни и усиления вертикальной мобильности. Роскошь костюма, одежд, говорилось в знаменитом постановлении Карла V от 1548 г., приводит к “непристойной ситуации”, когда невозможно отличить князя от графа, графа от барона, барона от бюргера, а бюргера от крестьянина. Двадцатью годами ранее Лютер с негодованием говорил о требованиях восставших крестьян, желающих носить “отделанные куньим мехом шаубон” (верхняя одежда типа плаща — обязательная принадлежность арпстократнческо-патрицианского костюма), золотые цепи и “жрать молочных поросят”. Из императорских запретов видно, что высший слой крестьян — обладателей полных наделов — покупал дорогие английские или голландские сукна, одежду из шелка, дорогие аксессуары — шелковые помочи, вязаные широкие воротники для рубах, шейные шелковые платки, украшения из драгоценных металлов и жемчуга, страусовые перья.
Примерно с середины XVI в. характер регламентирующих постановлений начинает меняться: усложняются градации населения, в частности городского, появляются новые, более четкие его классификации преимущественно но профессиональному принципу. Наряду с прежними традиционными группами (ремесленники, мастера, благородные) выделяют крупных купцов, лавочников, торговцев, а также поденщиков, приказчиков. прислугу и т. д. При этом ограничения на ношение дорогих тканей или драгоценностей становятся менее строгими, не препятствуют росту роскоши имущих групп населения. Растет производство дешевых имитаций дорогих материалов и одежд, фальшивых изделий, украшений “под золото”, удовлетворявших- престижные устремления “простых” людей — горожан и зажиточных крестьян. Все это наряду с явной тенденцией к унификации покроя и типа одежды, отдельных элементов и аксессуаров говорит о складывании в первой половине XVII в. сословного (городского в частности) костюма.
Главное содержание и главный итог развития эпохи — формирование нового европейского хозяйственно-культурного универсума. Свидетельство тому — изменения географии размещения промышленного и сельского производства; территориальное разделение труда в масштабах континента; изменение политического и экономического характера взаимосвязей между Средиземноморьем, западными и северо-западными регионами, Западной и Восточной Европой (не в последнюю очередь также под влиянием эксплуатации заморских приобретений); появление, наконец, новых силовых линий и центров притяжения с Северными Нидерландами и Англией во главе. Европейский “экономический мир” (Ф. Бродель) к середине XVII в. структурно имел уже мало общего с тем, каким он был в классическое средневековье, он уже нес в себе хозяйственно-культурные структуры нового времени.
Материальной базой преобразовательных процессов XVI — первой половины XVII в. были рост народонаселения, новый технический опыт и развитие инженерной мысли, усиление использования энергетической силы воды, интенсификация труда, совершенствование средств коммуникаций, рост разделения труда и товарного производства, купеческого капитала и предпринимательства, зарождение капиталистической мануфактуры, осуществившей в конце периода “прорыв” в Англии, Голландии, Франции в важнейших отраслях промышленности.

История мебели: эпоха Возрождения и стиль Барокко

Повышенное внимание к удобствам быта в эпоху Возрождения (13-16 век) способствовало дальнейшему усовершенствованию мебели и интерьера. Центральное место в Италии по-прежнему занимают лари-кассоне, украшенные позолоченным или раскрашенным стуком, резьбой и живописью, которую нередко выполняли такие крупные художники, как Боттичелли, Учелло и другие.
Резной орнамент, барельефные аллегорические фигуры и целые сюжетные композиции изображены на поверхности кабинетов (ларцы с маленькими ящичками на подстолье), шкафов, которые своей монументальностью напоминают архитектурные фасады.
В Италии появляются сундуки - "кассапанка" со спинкой и локотниками, сохраняется излюбленная форма курульного кресла, появляются стулья и кресла с мягкими, обитыми кожей или материей сиденьем и спинкой.
Главным материалом для мебели становится удобный в обработке, прочный и красивый по текстуре орех. Мебель чаще украшается росписью и позолотой, в декоре преобладает интарсия и каменная мозаика. Конструкция подчеркивается архитектурными элементами - колоннами, пилястрами, аркадами, нишами. Плоские поверхности в эпоху Возрождения инкрустируют слоновой костью, перламутром, черепахой.
Появляются кабинеты, дрессуары. Все они решаются как самостоятельные архитектурные сооружения - маленькие палаццо, украшенные колоннами, карнизами, фронтонами. Такую мебель декорируют богатой резьбой, инкрустацией, интарсией.
Популярны в эпоху позднего Возрождения разнообразные комоды и застекленные буфеты (в этот период научились изготовлять большие листы стекла и зеркала, прежде всего в Венеции). Архитектура интерьеров Возрождения с их спокойным обозримым пространством и ясно читаемой перспективой придавала достоинство и значимость каждому из присутствовавших в них немногочисленных предметов. Производилась такая мебель в основном в Италии.
Барокко (конец 16 - середина 18 веков) с его стремлением к единству ансамбля, прежде всего дворцового, дало большое разнообразие типов и форм мебели. Положение законодателей мебельной моды постепенно переходит от Италии к Франции. Дворцовая мебель Италии и Южной Германии конца 16 - начала 17 веков (шкафы, кабинеты, кабинеты-секретеры с откидной крышкой для письма) обретает живописную пластику форм, когда динамика криволинейных сочетаний и игра светотени дает эффект полного растворения в соответствующем интерьере. Широко используются архитектурные мотивы этого периода (витые колонны, разорванные фронтоны), скульптурная резьба, красочная мозаика. В Англии на заре барокко, в 15 - начале 17 веков, преобладает стиль "Тюдор" (по имени правящей династии), для которого характерна несколько упрощенная интерпретация ренессансных мотивов. Для ансамбля "Тюдор" характерна отделка деревом стен, карнизов и потолка помещения.
Пышный парадный интерьер эпохи французского абсолютизма (17-18 века) - светлые залы, украшенные многоцветной скульптурой, лепкой, золоченой резьбой с многочисленными зеркалами и сияющим паркетом - создает иллюзию большого пространства. Со второй половины 17 века в период классического барокко делают мебель в стиле "Луи Каторз" - "Луи Четырнадцатый". Это фанерованные кабинеты и двухстворчатые шкафы, в которых привычно пышный барочный декор (букеты цветов, растительные узоры) вписывается в строгие и торжественные прямоугольные формы. Кресла "Луи Четырнадцатый" с высокой прямой спинкой подобны тронам, изящные мягкие табуреты предназначены для дам в пышных широких платьях. Для их отделки применяют ценные шпалеры, золочение по левкасу. Предметы мебели исполняются по эскизам ведущих художников и архитекторов в едином стиле с отделкой стен и потолка, декоративной скульптурой, светильниками и остальной обстановкой, вплоть до дверных ручек и бронзовых обрамлений замочных скважин. Входит в моду фанерованная мебель, украшенная маркетри и инкрустациями из металла, черепахи, слоновой кости, а также вычурные бронзовые накладки, пышная деревянная резьба, покрытая позолотой. Для мебели, предназначенной для сидения, применяют мягкие сидения, заменившие подушечки, которые подкладывались ранее.
После смерти Людовика XIV Франция управлялась его племянником - Филиппом Орлеанским, принцем-регентом. Поэтому стиль позднего барокко называют "стилем регентства". Мебель этого стиля выглядит несколько менее помпезно, блеск приглушеннее, ножки мебели ниже, формы их изогнуты, сидения выдвинуты вперед.

Повседневная жизнь в замках Луары в эпоху Возрождения

Гигиена


Эразм Роттердамский в трактате о приличиях советовал взрослым после сна ополаскивать детям водой лицо, а также руки и рты. Сами взрослые не всегда делали такой туалет. Но зубы чистить не забывали - их терли кусочом чистой грубой тряпочки и полоскали водой. разбавленной уксусом или вином. Зубоной порошок появился лишь в конце века

В подвалах замка находилась комната для купаний, или "купальня": в ней стояли деревянные лохани-ванны, чаны для детей, а также обитые свинцомскамьи с отверстиями. Стены комнаты были затянуты белой тканью, а раздвижные занавески отделяли каждую ванну. В соседнем помещении находилась парная, где парились и смазывали себя маслами. По итальянской моде, завершая туалет, любили использовать душистую пудру.

Мылись не слишком часто, т в комнатах вожилось множество насекомых. Луи Гюйон, врач и советник Генриха II, рассказывает про одного из представителей герцога Эркюля Феррарского, в 1528 году приехавшего в Фонтенбло для переговоров о браке своего господина с Рене Французской. Высокий гость всю ночь не мог уснуть из-зи кусавших его клопов, вшей, блох и мух, а также из-за бегавших по комнате крыс.

Чтобы дурные запахи не расходились по всем комнатам, отхожие места находились на чердаке, но в гардеробных всегда стоял стул с дыркой, чехол и балдахин которого делали в тон мебели, а также ночные горшки, миски и вазы - в необходимом количестве.

Нательное белье меняли не каждый день: должно быть, ткань, более толстая и плотная, чем в наше время, пачкалась не так быстро. В "Забавных диалогах" Сезара Удена, изданнх в 1611 году, описано белье дворянина конца XVI века: "четыре рубашки с плиссированными воротничками, два гофрированных воротника, две простыни, две наволочки, две пары полотняных кальсон, три пары носков, две дюжины пар ба-де-шос, два ночных чепца(1), четыре ночных повязки, полдюжины носовых платков, две скатерти и десять столовых салфеток, салфетка накрывать фрукты, три большие салфетки...".


Еда


Закончив туалет, принимались легкую пищу, "кипящий каплун" или "брачную похлебку"(2); ее приготовляли, заливая сырые яйца, вареную картошку или фрукты, в зависимости от времени года, кипящим душистым молоком; простолюдины с утра ели молочную кашу или овощной суп. Правда, маленькие принцы тоже ели кашу или хлебную похлебку, когда выходили из грубного возраста. Но начиная с двух лет они питались тем же, что и взрослые. СМы знаем об этом из трактата врача Симона де Валамбера, служившего при дворе с 1551 по 1565 год.

Ребенок ел четыре раза в день: завтрак в восемь утра, обед в половине одиннадцатого, полдник - "легкая закуска" - в два пополудни и ужин в пять часов. Взрослые иногда пропускали легкую закуску. На обед и ужин, елси не утсраивали пиршество с многочисленными переменами блюд, подавалось мясо - каплун, жареный цыпленок, вареная телятина, говядина, баранина, дичь, дрозды и куропатки, а также рыба. Блюдами сопутствовали соусы: уксусный с сахаром и коричей, соус из незрелого винограда, щавелевый и иногда апельсиновый. Из овощей детям рекомендовались горох, нут и "добрые травы", для улучшения пищеварения блюда часто приправляли укропом и анисом. Взрослым подавали лук-порей, репчатый лук , тыкву и салат, а также пряности и такие пиправы, как горчица и хрен. Из фруктов больше всего ценились клубника, вишня, сливы и воноград, яблоки и груши, которые запекали, миндаль, лесные орехи. Готовили неворятное разнообразие выпечки и пирожных. Особенно ценились марципаны с миндалем и сосновым семенем. Вместо сахара использовали прекрасный белый мед из Ленгедока.

Повседневным напитком служило вино, которое подавалось охлажденным. Начиная с пяти лет дети пили вино, разбавленное водой, но также им давали сироп на розовой воде, называемый "розовый морс", миндальное молоко, лимонный сироп и апельсиновый сок. Эти два экзотических фрукта были в большом почете при дворе XVI века.


Этикет застолья


Обычно королевский стол накрывали в передней комнате перед буфетом с роскошной посудой, которой не пользовались. Приброы приносили прислуживающие за столом дворяне: хлебодар, виночерпий и стольник, резавший мясо; должностные лица, принимавшие бокал у короля. С хлеба снимали салфетку и резали мясо. Королю подавали салфетку; кардинал или другой прелат благословляли стол. Миска с водой для омовения рук подавалась сначала государю, потом приглашенным. Три перемены блюд вносили дворецкий, хлебодар, камерпажи, мундкох и хранитель серебряной посуды; впереди шел придверник.

Ели почти также, как в Средние века. Перед каждым гостем лежала доска длля резки мяса, круглая или квадратная пластина из металла, дерева или очень плотного ситного хлеба, на которую клали мясо. Бокал для вина ставили справа, нож клали слева. Долгое время у каждого не было своей вилки: лишь стольник, обязанностью которого было резть мясо, пользовался маленькой вилочкой для накалывания кусков. Потом гости брали тремя пальцами подаваемый им кусок, на своей доске разрезали его на маленькие кусочки и подносили ко рту правой рукой. Единственная ложка находилась в центре стола: ею брали кусок торта или пирога. Соусы и супы подавались отдельно, в глубоких тарелках ии мисках: в них макали хлеб и таким образом съедали содержимое. Лишь при Генрихе II у каждого появилась своя вилка, походая на ту, которой, как рассказывали путешественники, с начала века пользовались в Венеции.

Поскольку ели руками, требовалось много салфеток; иногда во время простых обедов вытирались скатертью. В конце трапезы королю подавали миску с водой и читали послеобеденную молитву. Все сидели за королевским столом в головных уборах и снимали их лишь в том случае, когда к ним обращался государь.

Во время пира прислуживающие за столом наполняли бокалы тем, кто просил об этом. Было принято обмениваться тостами и здравницами и даже предлагать другому свой бокал. ОДнако следовало вытирать рот, преже чем пить из предложенного бокала.

При кадлой перемене блюд заменяли тарелку, миску и доску дл ярезки мяса и одновременно подавали новую салфетку.


Завершение трапезы


В конце застолья остатки складывали в корзину, убирали скатерть и подавали гостям на блюде зубочисткию Однако многие предпочитали пользоваться собстенной. Как рассказывал Брантом, адмирал Колиньи, когда не держал зубочистку во рту, носил ее за ухом или в бороде.Наконец, гостям снова подавали миски для мытья рук: вереница слуг с сосудами представляла собой великолепное зрелищ. Золото, серебро и эмаль мисок блестели при свете факелов.

душистыми травами, а в частныъ покоях такой пол все чаще стали заменять пракетом. Стены затягивали циновками, а висевшие поверх них ковры часто меняли.

Большие фаянсовые испано-мавританские блюда и тазы или имитирующие их итальянские изделия Бернара Палисси - это удивительные произведения искусства: изображенные на них рыбы, змеи, растения и ракушки, преломляясь в воде,кажутся живыми. Тем временем быстро убирали козлы и доску, служившие столом, а помещение превращалось в зал для танцев. Каменный пол устилали


Танцы


Когда задигали новые факела, начинали сиять драгоценности и ослеплять туалеты. Музыканты с лютнами, гобоями, корнетами и флейтами занимали места на подмотках или в небольшой, слегка приподнятой ложе, и все готовились к балу. В начале царствования Франциска I в моде были танцы павана и бранль. Павана - это медленный и плавный танец, мужчины танцевали, не снимая накидок и шпаг. Бранль - более живой, похожий на котильон: дамы и кавалеры стояли в кругу взявшись за руки, одна пара выходила из круга и делала фигуру, которую потом повторяли остальные. В "бранле с четками" или "со шляпой" кавалер надевал венок на выбранную им даму, целовал ее и вводил в круг."Шляпа" переходила к следующему кавалеру, и новая пара начинала танцевать. К концу царствования Франциска I распространилась мода на новые танцы из Италии: вольта, куранта, гальярда, фиссе или фиссень. Быстрые движения в них некоторые сочли непиличными: женщины ответили критикам тем, что выдумали пояса и специальные калесоны(3), позволявшие танцевать, не нарушая приличий.

1 - В предыдущем столетии и мужчины, и женщины Европы под головными уборами и днем, и ночью носили маленькие, облегающие голову чепчики.

2 - Такую похлебку когда-то подносили новобрачным на другой день после свадьбы.

3 - Калесоны, кальсонес грегоскос - широкие штаны до колен или выше колен во второй половине XVI века назывались "кальсонес греческие".Они были покрыты отдельными вышитыми или парчовыми полосками ткани, внизу собраны в узкую обшивку. Использовались дамами в основном для верховой езды. В XVI веке вес штаны до колен назывались калесонами или кальсонами.

Совсем небольшое дополнение к быту:

Своеобразна архитектура того времени: в городах ремесленники и беднота строили дома в несколько этажей, очень близко друг к другу, а чтобы увеличить "жилплощадь", достраивали "козырьки" над улицей, из-за этого улицы были темные и очень узкие. Дома и улицы освещались факелами, что часто вызывало пожары.



Богатые феодалы - от короля до баронов - строили в своих владениях замки, каменные дома-крепости, для жилья и обороны от врага. Замок обносили толстой крепостной стеной со рвом. Жилые строения тоже возводились из камня и были многокомнатными с обязательной центральной залой и очагом, служившей и гостиной и столовой. Внутреннее убранство дома было скудным. Пол был обычно земляным, только в очень богатых домах мостился камнем, иногда при этом выкладывался примитивный орнамент. В замках постоянно тянуло сырость и холодом от булыжных стен и земляного пола, который для тепла устилали соломой. Каменные стены украшались и утеплялись коврами, вначале привозимыми с Востока. Такой ковер был роскошью, многим недоступной. И тогда в Европе развивается искусство изготовления гобеленов - тканых ковров со сложными сюжетными картинами.

Мебель средневековых замков (а трудовой люд мебели практически не имел) была тяжелой, прочной и грубо практичной. Самой универсальной мебелью был сундук, служивший скамьей и кроватью дома, чемоданом в дороге. Из него же произошел и шкаф - сундук вытянулся вверх, обрел дверцы и ножки. Стул был не просто предметом мебели - по высоте его спинки определялась знатность владельца. Стулья не имели обивки, были жесткими с прямой спинкой. Кровати покрываются балдахинами, больше не для украшения, а защиты от сквозняков. Итак, мебель того периода примитивна и интересна только с исторической точки зрения, т.к. цели украшения жилища она не служила.

Конец XIV - начало XV веков - готический период средневековья в Европе. Мрачные оборонные постройки сменились яркими ажурными формами готики. В соответствии с архитектурой в интерьере появляется роскошь. Полы стали дощатыми или кафельными, иногда уже покрываются коврами. Стены тоже облицовывают деревом, украшают росписью ярких цветов и гобеленами. Особенно роскошны изделия фламандских и бургундских мастеров: ковры, подушки, шпалеры.


Окна начинают стеклить, занавесей на них еще нет, но появляются витражи - картины из кусочков цветного стекла, которые, пропуская свет, создавали ни с чем не сравнимую игру красок. Живопись в интерьере была представлена только настенной росписью, позднее появляются портреты маслом и гравюры.

Во Франции и Англии того времени центром интерьера становится камин, в Германии та же роль принадлежит кафельным печам. Деревянная мебель копирует готическую церковную архитектуру, широко применяется резьба. И хотя сундук в обстановке еще держит свои позиции, но все более популярен шкаф и появляется буфет.

Сам готический стиль, породив развитие ремесел, впоследствии почти не использовался, т.к. человечество вновь обращается к античному искусству - в Италии начинается период Возрождения.



В противоположность устремленным ввысь линиям готики, в архитектуре, а вслед за ней и в мебели, возвращаются спокойные и удобные горизонтальные формы. Пространство жилого дома стали делить на зоны, в отдельную от жилой зоны выделяют кухню

В домах зажиточных горожан появляются кабинеты для хозяина. Цветовое решение их спокойное, светлые стены, темная удобная мебель. На окнах появляются шторы, жалюзи от солнца и ставни для защиты жилья.


Совсем в другом стиле строятся загородные дворцы богачей. В них сказывается мода на собирание произведений античного искусства. Интерьеры дворцов украшают уцелевшие античные статуи, фрагменты мозаик, мраморных рельефов. Во дворцах широкие стрельчатые окна, мраморные полы и лестницы, внутренние дворы с галереями, беседки в садах.


Итальянская мебель эпохи Возрождения, опираясь на античный стиль, становится более легкой, подвижной, разнообразной и богато декорированной. В мебели мастера стараются сохранить естественный цвет и фактуру древесины, используется резьба, инкрустация, позолота. Из сундука развивается предок дивана - ларь-скамья с подлокотниками и спинкой. Кровать, помимо балдахина, имеет занавески. Появляются "авангардные" мебельные особи: стол на одной ноге, табурет на трех ногах.



С эпохи Возрождения, по сути, и начинаются знакомые нам виды европейской мебели, отсюда же берут начало и приемы декорирования жилища, украшения интерьера.


Загородные дворцовые резиденции богатых вельмож строились в окружении специально спроектированных парков. Украшались они анфиладами "висячих садов", под сводами которых таились гроты и водоемы.



Поражает великолепием архитектура дворцов Венеции того времени, отличавшаяся необычайной живописностью, богатым декором, применением дорогих отделочных материалов (мрамор, смальта позолота). Здания строились из кирпича и облицовывались дорогим камнем, обычно разноцветным мрамором, привозимым морскими путями. Здесь, где ценилась каждая пядь земли продумана отделка каждого камня: сходы тротуаров к воде, цветные мраморные ступени, бесчисленные мостики через каналы.



Своеобразием архитектуры жилых домов Венеции являлось малое пространство: дома строились на сваях, вплотную друг к другу, имели несколько этажей. Такой дом состоял из нескольких квартир, каждая из которых обычно располагалась на двух этажах: на первом - кухня, кладовая и столовая, на втором - две-три жилые комнаты. На первом этаже дома часто располагались торговые лавки.


Мебель украшалась деревянной резьбой и живописными панелями. В ее отделке использовалось и золочение. Основным предметом мебели был кассоне - хозяйственный ларь, украшавшийся инкрустацией из разных пород дерева, росписью и позолотой. Сложной резьбой мастера краснодеревщики декорировали столы и стулья, рамы для зеркал и картин. Шкафы покрывались рельефом, копировавшим архитектуру и скульптуру того времени.



Самым распространенным видом прикладного искусства в Италии эпохи Возрождения была майолика - керамика выполненная в специальной технике. Майоликовая посуда отличалась живописным декором: медальоны с портретами, сюжетные композиции, геральдические знаки. Нередко обычное блюдо просто превращалось в картину.



В это время в Италии начинается фарфоровый бум. Первый сосуд из фарфора привез в Европу Марко Поло и с тех пор итальянцы долго и безуспешно пытались подобрать рецептуру его изготовления. Пока, наконец не открыли секрет восточного фарфора.



Возрождение коснулось всех видов искусства, все известные к этому времени материалы в руках мастеров получают второе рождение. Искусство мастеров по металлу - бронзолитейщиков и ювелиров также достигает в эту эпоху больших высот. Их чаши, канделябры и водолеи перекликаются с архитектурными произведениями, напоминая иногда фасады зданий того времени и по их примеру украшаются куполами и колоннами.



Декоративные ткани в Италии производились на Сицилии и в Венеции. Итальянское шелкоткачество считалось лучшим в Европе. Тончайшие ткани с растительным рисунком, сочные цвета бархата - все это украшало внутреннее убранство дворцов знати и богатых купцов.



Находилось под сильным воздействием живописи и производство шпалер, нередко известные художники создавали эскизы гобеленов. Для усовершенствования производства на фабрики приглашали фламандских ткачей. Сюжетные композиции, занимающие центр шпалер обрамлялись каймой, составленной из декоративных элементов - ваз и цветов.



Есть одна область прикладного искусства, где Италия в эпоху Возрождения создала непревзойденные образцы - это венецианское стекло. В Венеции производство стекла было вынесено на остров в лагуне, из-за частых пожаров на фабрике. Но производство изолировалось не только из-за пожаров: был издан специальный указ о смертной казни тому, кто выдаст секрет венецианского стекла. Зеркала, сосуды для жидкостей, оконное стекло и великолепное художественное стекло - бокалы, вазы, фляги, праздничные кубки - все было превосходного качества. Крупные чаши и дорожные фляги из молочно-белого стекла украшались эмалевыми красками и медальонами, изделия из цветного стекла подражали нефриту, сердолику, малахиту, тончайшее прозрачное стекло с золотыми нитями или фантастическими фигурами внутри - для мастеров Венеции невозможного не было. Вывоз изделий из венецианского стекла был важнейшей статьей дохода Италии.



Искусство в ренессансной Италии охватывало самые разнообразные стороны жизни. Главенствующая роль была за высоким искусством, и архитектурные ансамбли, монументы, фрески в интерьерах общественных зданий и соборов определяли и высокие художественные качества мебели, тканей, бытовой посуды. Это можно сказать не только о предметах интерьера во дворцах вельмож, но и об утвари и предметах быта простых горожан.

ОДЕЖДА ВРЕМЕН ТРИДЦАТИЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ 1618 - 1648 гг.

Мы уже говорили о том, что так называемый "испанский костюм" был узким, плотно прилегающим и жестким, что, естественно, требовало торжественно-размеренных движений. В самом начале XVII ст., то есть еще накануне войны, обнаруживается некоторое ослабление этой жесткости. По-видимому, перелом начался с Нидерландов, которые тогда уже долгое время вели с Испанией войну за независимость: военные упорно отвергали несовместимую с их ремеслом тесную, сковывающую движения одежду. Так вышла из употребления набивка коротких штанов, им дали возможность свободно падать до колен; куртка стала более легкой и удобной - ее удлинили, разделив внизу на 8 частей, и стали пришнуровывать нижнюю часть к талии. У женщин сужающийся кверху кринолин был заменен более широким и равномерно округлым. Жесткие испанские брыжи все мягче ложатся на шею и плечи. Стрижку у мужчин и тугой узел у женщин сменили длинные, непокрытые, свободно падающие волосы. К ним уже не подходит узкий, твердый испанский ток или маленькая жесткая шляпа; вместо них появляется большая мягкая фетровая шляпа с украшениями из перьев. Все подбивки в одежде исчезают. После 1620 г. штаны еще более расширяются и нависают над коленями; вместо длинных сапог с высокими голенищами появляются более мягкие, чаще всего доходящие только до середины икр. Даже юбка женского платья уже больше не поддерживается толстой подкладкой на бедрах, а падает свободными складками от талии до пола. В высшей степени модными становятся кружева, и не только на мягких воротниках и манжетах: даже отвороты сапог начинают украшать дорогими кружевами. Таким был наиболее широко распространенный костюм времен Тридцатилетней войны. Военные, стараясь не ударить лицом в грязь, добавили к нему кое-что и от себя. Прежде всего это элегантная желтовато-коричневая куртка из буйволовой кожи или кожаный колет у офицеров, часто заменяющие панцирь. Колет - первоначально куртка без рукавов - теперь часто дополняется полуширокими рукавами, прикрепленными к плечам. Он длиннее куртки и, в отличие от нее, зашнуровывается или подпоясывается широким шарфом. Ряды застежек и разрезы на рукавах отделываются позументом. Как и во времена Реформации, Германия вносит существенный вклад в моду. Немецкий ландскнехт не создавал новых модных форм, но придавал им воинственно-вызывающий характер. В это время, около 1629 г., одновременно с новым понятием "моды" появляется также своеобразная фигура "модного господина" ("Monsieur a la mode"), который становится постоянным персонажем многочисленных сатирических листков с карикатурами и стихами. Слово "alamode" стало обозначением авантюристов и франтов, стремящихся любой ценой изобрести какой-нибудь немыслимый предмет одежды в противоположность добропорядочным горожанам с их "старофранкскими" традициями. Поднимая на смех порождение больших городов - бездельников и франтов, ведущих себя воинственно, но при этом и не нюхавших пороху, эти листки в то же время резко осуждали болезненную тягу к слепому подражанию. Пороки этих лже-рыцарей и отсутствие у них чувства меры вскоре привели к тому, что костюм, на первый взгляд такой привлекательный, более того - художественно совершенный, повсеместно стал непопулярным. Все шло к тому, чтобы французские нравы, более мягкие и сдержанные, начали задавать тон и в одежде, умеряя ее бесформенность и экстравагантность. Еще в годы войны, когда Германия была опустошена, а немцы - ожесточены, выработался тип образцового кавалера и элегантной дамы умеренно-галантного поведения. С этих пор благородство мужчины и элегантность женщины на долгое время становятся в области моды определяющими факторами. Таким образом, борьба в этой сфере, которую предшествующее поколение вело еще под "испанским" знаменем, завершилась победой Франции. Около 1640 г. начинается ощутимый перелом в женской моде: одежда утрачивает всякую жесткость и чопорность, которую придавали ей многочисленные подбивки и подкладки, все ее элементы становятся более легкими и текучими; короткий декольтированный лиф и умеренно широкая, падающая лишь легкими складками юбка платья придают женщине скромный и естественный вид. Это обращение к бюргерской простоте можно объяснить воздействием примера состоятельных голландских горожанок. К тому же в это время не было княжеских дворов, которые могли бы задавать тон дальнейшему развитию моды. Голландское влияние проявилось, в частности, и в том, что шею и грудь теперь стали закрывать широким полупрозрачным воротником из батиста или тонкого полотна, а также в выборе расцветок, которые все более утрачивают пестроту, уступая место смешанным цветам - бледно-голубому, бледно-желтому, бледно-зеленому - и доминирующему черному. Мужская одежда изменялась в этом направлении не столь последовательно. Прежде всего кавалер, даже в Англии, не так скоро решается отказаться от украшающих его аксессуаров: дорогие кружева сохраняются и на широком воротнике, падающем на плечи, и на манжетах, и даже на коленях над довольно широкими кожаными сапогами. Колет (который, кстати, в сочетании с плотными рукавами превратился в новую форму верхней одежды, подобную современному жакету) тоже охотно продолжали украшать всевозможными галунами и позументами. Но отступление от крайностей "воинственной моды" на этом не прекратилось. Не только на континенте, но и в особенности в Англии, где при рыцарственном короле Карле I (1625 - 1649) королевский двор по элегантности и утонченной роскоши оставлял далеко позади приходящий в упадок двор Людовика XIII (1610 - 1643), под влиянием всеобщей усталости от войны появлялось все больше сторонников аскетического мировоззрения, отрицательно относившегося к радостям жизни и проявляющегося, в частности, в экономной простоте и бесцветности одежды. Королевская власть в Англии находилась под угрозой, солдаты носили при себе "в одной руке меч или мушкет, в другой Библию"; пуританские проповедники, отличающиеся строгостью нравов, яростно выступали против растущей безнравственности и роскоши в одежде, находя особенно неприличными сильно декольтированные женские платья, и требовали сознательной простоты и благообразия в женской одежде и прическе. Их черные куртки и простые воротники демонстрировали полное презрение ко всяким аксессуарам - лентам, дорогим заграничным кружевам, розеткам и шлейфам; шелк они предлагали заменить отечественной шерстью. Они снова надели башмаки и чулки вместо высоких сапог со шпорами, которые сохранились только у кавалеристов. Опять стали носить короткие и гладко причесанные волосы ("круглые головы"). Здесь однаруживаются истоки костюма квакеров, который в дальнейшем получил распространение в Новом Свете.

ВОЕННАЯ ОДЕЖДА С XVI В. ДО ВВЕДЕНИЯ УНИФОРМЫ 

        После того как с изменением военной тактики практически потеряло свое значение рыцарство, а с техническим усовершенствованием наступательного вооружения в XVI ст. - рыцарское защитное облачение, в особенности громоздкий полный панцирь во всех его формах, вступило в свои права сословие наемных солдат.
   Этому сопутствовало и видоизменение солдатской одежды, которая не была единообразной, хотя отдельные военачальники и заботились о том, чтобы солдаты их отрядов носили примерно один и тот же определенный цвет.
   Поначалу существовали предписания только в отношении вооружения: меч, огнестрельное оружие, копье длиной 18 футов уже имели унифицированную форму; так называемый "солдат на двойном жаловании" был вооружен большим двуручным мечом, коротким мечом и кинжалом. В качестве защитного снаряжения служил скорлупообразный нагрудный панцирь с надставленными полами.
   Военачальники и рыцари все еще носили полный панцирь и шлем с забралом; такой же шлем был и у копейщиков, вооруженных длинным копьем, шпагой и двумя пистолетами в кобурах у седла (ок. 1540 г.).
   Вместо прекрасных полированных доспехов появляются вороненые (отсюда "черные всадники"); черным становится и грушевидный шлем ("Morion") пехотинцев, а украшающий его орнамент полируется до блеска.
   В конце XVI ст. появляется особая разновидность кавалерии - кирасиры в коротком, покрывающем грудь и спину панцире - кирасе, сначала из кожи, потом из железа (стали), без поножей, вооруженные вместо копья только шпагой и пистолетами. Кирасу позже заменил колет из буйволовой кожи.
   Кроме кирасиров, существовали конные отряды аркебузиров (или карабинеров) и драгун. Аркебузир, т.е. конный стрелок, не имел панциря (как легковооруженный всадник). Позже, когда аркебуз был заменен более легким карабином, стрелок стал называться карабинером.
   Драгуны занимают промежуточное положение между кавалеристами и пехотинцами, это в известной степени пехотинцы на коне: если драгун вооружен длинной острой пикой - это пикинер, если мушкетом - мушкетер. Так прежний тяжелый всадник в рыцарских доспехах постепенно превращается в кавалериста нового времени.
   Вместо бронированных башмаков и поножей появляются высокие кожаные сапоги, и вскоре от полного панциря остается только нагрудник.
   Тяжелый шлем сменяется более легким или большой фетровой шляпой, и только эполеты напоминают о металлических щитках на плечах.
   Что касается пехоты, то в XVI ст. только "солдаты на двойном жаловании", сражавшиеся в первых рядах и большей частью происходившие из дворян, еще носили доспехи, а также кольцеобразный воротник, железные шлем и набедренник. В руках у них были пика или копье, алебарда или огнестрельное оружие - аркебуз. Только панцирь на груди частично сохраняется до Тридцатилетней войны, однако в это время он уже нередко заменяется курткой с подбивкой наподобие испанского "гусиного живота".
   Вместо шлема пехотинцы носят фетровую шляпу, которая вытеснила даже широкий берет.
   Пехота до XVI ст. также не имела единой униформы; каждый шел "под знамена" в чем был, одетым в соответствии с модой своего времени: например, немецкие солдаты носили шаровары без подбивки, испанские, нидерландские или французские - тоже шаровары, но туго подбитые.
   Единственным знаком различия служил шарф, который сначала свободно обвивал грудь и плечи, а позже стал прикрепляться у бедер.
   Новое в одежде времен Тридцатилетней войны - это прежде всего кожаный колет, офицерская куртка из буйволовой кожи. Вместо узкого пояса солдаты начинают носить широкую перевязь, косо идущую от правого плеча по груди и спине; на ней висит шпага и целый ряд деревянных пороховниц. Позднее их место занимает мешочек, а с XVIII ст. - подсумок для готовых патронов.

Европейцы конца 16 века – середины 19 века.

Западноевропейский костюм в первую половину 16 века развивался преимущественно в немецком вкусе. То, что в настоящее время немцы называют жилетом, сначала было полукафтаном, который развился из шведско-немецкого кожаного полукафтана, или колета, вследствие потребности надевать два кафтана один поверх другого. В качестве верхней одежды в Германии в течение первой половины 16 века носилась накидка, и притом в различных видах, которые более приближались к испанскому плащу. Плащ в конце 16 века во всей Западной Европе носился испанского покроя: гладкий или с воротником и капюшоном.

Башмак утратил в последнюю половину 16 века свой широкий, толсто подбитый передок и соответствовал форме ноги. Около 1600 года каблуки вошли в моду. Башмак 17 столетия был груб, тяжёл и по большей части изготовлен из кожи, некрашеной или зачернённой. Около 1800 года он имел форму низкой, без каблука, туфли, но ещё сохранил пряжку. С этого времени башмак всё больше вытеснялся сапогом. Около 1840 года появилось нечто среднее между башмаком и сапогом – «штиблет», или ботинок.

При коротких волосах в начале 17 века вместо большой бороды носили усы и бородку. Чем длиннее делались волосы, тем меньше становились усы и бородка. Во вторую половину этой эпохи усы походили на чёрную чёрточку на верхней губе, а бородка – на комара, сидевшего в борозде между нижней губой и подбородком.

В последнюю половину 16 века шляпы употреблялись двоякой формы: высокая цилиндрическая испанская шляпа с узкими полями и шляпа с остроконечной или круглой тульей и умеренной величины полями, старинная крестьянская войлочная шляпа. Высокий сборчатый берет с узкими полями, носившийся в конце 16 века, остался в 17 веке только у должностных лиц и рабочих.

Женский костюм изменился в последней половине 16 века так же, как и мужской, по испанскому образцу. Около 1650 года по требованию французской моды лиф выкладывался для твёрдости китовым усом не только спереди, как раньше, а кругом.
Пришитая к лифу сборчатая юбка была значительной, но равной повсюду ширины и немного волочилась по земле, так что при ходьбе её приходилось подбирать.

Женский башмак до конца средних веков походил на мужской; если он виднелся из-под длинных платьев, то был снабжён острым, клювообразным, носком или был широк, с прорезями и всегда без каблука, подобно мужскому. Лишь с появлением каблука на рубеже 16 и 17 веков женский башмак получил собственный фасон; вначале он отличался от мужского башмака только более высоким каблуком и материей: знатные женщины носили башмаки из шёлковой материи светлого цвета, женщины более низкого положения – бархатные.

В это время к берету, который носили женщины в конце 16 века, прибавился изящный бархатный чепец. Другого рода женским головным убором была шляпка; носившаяся женщинами только с 15 века, она походила на мужскую шляпу.

В восточноевропейских государствах: России, Польше, Венгрии – старинный туземный костюм продержался в течении всего 17 века и только с начала 18 века изменился во вкусе современной моды, но только среди знатных сословий. В России в течение обоих столетий носили широкие штаны, закрывавшиеся на бёдрах завязкой и зашнуровывавшиеся под коленями; на голенях – онучи, то есть тряпки, обмотанные крест-накрест ремнями, благодаря чему ноги казались очень толстыми, и кожаные сапоги или лапти из лыка. Среди состоятельных людей носились короткие сапоги с острыми носами и низкими каблуками, а в последнее время и чулки. Поверх штанов надевалась рубашка, шерстяная или холщовая, белая, синяя или красная, с грудным разрезом и без отложного ворота; поверх неё в конце этого периода надевались спереди застёгивающийся камзол. Зипун спереди запахивался и опоясывался матерчатым кушаком, который два раза обвивался вокруг живота; это была крестьянская одежда. Знатные люди носили кафтаны с висячими и цельными рукавами, которые были длиннее рук, так что их приходилось собирать в складки, и длинные верхние кафтаны, которые спереди закрывались тесьмой и имели также сдвижные рукава, а часто и стоячий воротник сзади у шейного отверстия, который с начала 17 века был заимствован у солдат.

Со времён Петра I кафтаны по западноевропейскому образцу кроились с талией; к поясу пришивался длинный нож вроде кортика. Голову покрывали низкой и широкой или высокой заострённой шапкой, которая всегда была опушена меховым околышем в ладонь шириной. Летом носили также низкие шляпы с широкими полями, а в 18 веке – высокие голландские шляпы с небольшими круглыми полями и с ленточками. От зимней стужи бедный люд защищался овчинными тулупами, богачи – хорошими шубами. Волосы отращивались. Лишь при Петре I дворяне стали брить бороды. Волосы носились короткие, только у попов они ниспадали на плечи и на лбу были обрезаны по прямой линии.

Женщины носили сарафан с рукавами или безрукавный, низко вырезанный у шеи, причём грудь и руки закрывались рубашкой. Сарафан до бёдер плотно прилегал к телу и расширялся книзу без складок; спереди же он был разрезан и закрывался здесь небольшими пуговицами, а на бёдрах – кушаком. Его украшения часто состояло в шёлковых узорах и в меховой обшивке. Простонародье носило платья из грубого сукна или овчины, снабжённые рукавами.

Вместо длинного сарафана носилась также юбка, а поверх неё душегрей – род безрукавной кофты. Девушки ходили с непокрытыми волосами, заплетёнными в три косы, которые были украшены лентами.

В более позднее время стал побеждать западноевропейский вкус; знатные мужчины ходили во фраках и жилетах: их национальная гордость уступила место честолюбивому стремлению как можно быстрее следовать моде. Мещанское же, купеческое и крестьянское сословия оставались при своём старом костюме.

Польский костюм, первоначально бывшей общеславянским, в средние века почти совсем онемечился и в западных частях страны оставался немецким ещё в течение 16 века. В прочих местностях благодаря сношениям с татарами, русскими и турками давно уже появились азиатские одежды. Из этих элементов в конце средних веков развился польский национальный костюм. Это длинный, иногда укорачивавшийся до колен кафтан (жупан) с длинными удобными рукавами, верхний кафтан с рукавами, а также с проймами для рук или длинными открытыми висячими рукавами, венгерское пальто или шинель с рукавами или без рукавов, обтяжные штаны, башмаки до лодыжек, плоскодонная высокая или низкая шапка с меховой опушкой или приподнятым кверху краем. Волосы по татарскому обычаю совершенно выбривались, за исключением одного хохла на макушке, усы отращивались как можно длиннее, подбородок выбривался, или же на нём оставалась остро конечная бородка.

Во второй половине 18 века появилась высокая шапка с четырёхугольной тульей, называвшаяся конфедераткой. Национальный костюм носился теперь только крестьянами;  знать же наряжалась по французской моде и только тогда надевала родной костюм, когда собиралась произвести политическую демонстрацию.

Крепче, чем поляки, держались своего родного костюма в средние века венгры. Самое раннее изображение, относящееся к 14 веку, представляет пражского студента венгерского происхождения в восточном костюме, в длинном кафтане с узкими рукавами, в камзоле с разрезанными в нижней части рукавами, а также с пуговицами и шнурами, в шапке с толстой меховой опушкой и пучком подрезанных перьев, в узких штанах, которые так же, как и башмаки до лодыжек, имеют западно-европейское происхождение. Нижние и верхние кафтаны 16 века, как они встречаются на изображениях, походили на польские. Кроме накидок с рукавами, использовались в качестве плащей также волчьи и другие шкуры, а наряду с сапогами и башмаками западноевропейского фасона – татарские сапоги без каблуков.

Чехи со времён императора Арнульфа входили в состав Германской империи. Хотя они много переняли от немецких обычаев и одежды, ещё в 16 веке ощущался явный отпечаток славянского происхождения. Такого происхождения у мужчин были кафтан и накидка с рукавами, а также шапка и сапоги, у женщин же в особенности – накидка. Мужчины носили поверх обтяжных штанов кафтан, а поверх него накидку с короткими рукавами, имевшую подкладку и отложной воротник из волчьего или медвежьего меха, наконец, высокую длинноволосую меховую шапку и сапоги без каблуков. Дворяне ходили в немецкой короткой шубке с беретом и низкими башмаками. Простые женщины одевались, как и встарь, а знатные – больше на немецкий лад.

На изображениях костюмов конца 16 века греческие племена являются в разнообразной, но преимущественно турецкой одежде. Открытые кафтаны с рукавами, застёгиваемые на груди и перехватываемые не бёдрах повязкой, накидка с широкими, очень длинными или полудлинными рукавами были турецкого происхождения. Обтяжные же панталоны, тупые башмаки до лодыжек и низкие береты – западноевропейского, то есть венецианского происхождения, тогда как сапоги и высокие шапки были татарскими. Критские крестьяне носили рубашку с широкими рукавами, обтяжные панталоны из чёрной кожи, на которой спереди и сзади свешивалась сорочка, а также изготовленный из чёрной кожи камзол, состоящий из отдельной грудной и спинной части, которые связывались тесёмками на плечах и под мышками. Женская одежда была тоже турецкого характера. Женщины надевали поверх своего платья спереди широко раскрытую юбку с передником и сзади у плеч укрепляли узкий шарф, который они пропускали под мышками наперёд или брали на руки. Греческие женщины в Сирии клали свою накидку из белой бумажной материи на голову, закрывали её под шеей и надевали поверх неё шляпу в форме грибной шляпки, сшитую из кусков разноцветной материи.