Глава четвертая. Час волка. Опции

[Всадник]

Свершилось. Час Судьбы настал. Все тайны открыты и теперь нам надо выстоять в последней схватке.

[Алек Рошель]

16 день месяца Темнейших Глубин. Граница с Полумесяцем.

Алек сидел и бездумно пялился в костер. Было скучно. Раньше было куда веселее и интереснее – они много путешествовали, жили в тавернах, где всегда было много незнакомых людей, рассказывающих разные удивительные истории, поющих песни, а иногда – даже дерущихся и выкрикивающих какие-то странные слова, смысл которых Нико упрямо отказывался разъяснить. Потом было путешествие по лесам, немного страшное, но волнующее, незнакомый город… А теперь они уже который день сидели в этом лесном лагере, вечно готовые сорваться с места и куда-то спешить. Нико, рыцари и даже Раэн иногда куда-то исчезали и возвращались то веселые, то огорченные, но всегда усталые, иногда среди них бывали раненые, а иногда кто-то просто не возвращался…. Но об этом Алеку думать не хотелось. А Нико хоть и взял его с собой в путешествие, ни в какую не хотел брать его с собой на вылазки. А ведь это было не честно!
В мальчике начало нарастать глухое раздражение: ведь он уже большой и вполне мог бы помогать… А ему даже из лагеря запрещают выходить. Ну тут то им его не перехитрить. С хитрой улыбкой он подумало о том, что часовые уже оказались от мысли удержать или изловить его – часто, невидимый в гуще ветвей или в зарослях кустарника, он слышал как злые от бессмысленной беготни воины переругиваются, пытаясь выяснить, кто же на этот раз упустил «маленького шустрого ублюдка» (звучало непонятно, но наверное, это они так восхищались его ловкостью) и что если господин Николя хочет удержать сорванца среди шатров, то пусть либо закует его в кандалы, либо сам и ловит. Впрочем, последние два дня они даже не делали попыток его поймать… грустно – это было так весело. И других мальчишек здесь нет… Хорошо, что в лесу у него есть один хороший друг, но плохо, что его нельзя привести с собой к кострам. Он говорит, что солдаты сразу ж убьют его. Сколько раз Алек пытался его убедить, что все рыцари, а Нико – особенно, хорошие и не дают малышей в обиду, но он не верит… С кем же ему поиграть вечером? Все мужчины и даже оправляющийся от ран Браин сидят и спорят о чем то непонятном – о мостах, о маршрутах обозов, о колоннах, о стенах, о мостах… и как это им не надоедает… Вот и приходится сидеть здесь, в одиночестве и наблюдать, как пляшут язычки костра.
Так, незаметно для себя, Алек начал проваливаться в сон. Жар от огня вдруг перестал беспокоить и стал мягким, ласковым. Но пламя не слишком нравилось мальчику – оно было неверным, неустойчивым, прожорливым… чуждым любимой им земле. Вот земля – она удивительная… плодородная, надежная. Та непохожая на призрачное пламя… Алек закрыл глаза и свернулся на разложенном у костра одеяле. Но огонь не ушел – ребенок прекрасно продолжал видеть его сквозь веки. И странно – тот казался все менее чуждым. Словно он был частью земли,... рос из тверди подобно алому цветку. Засыпающему мальчику он вдруг показался просто очередным растением. И он, скорее инстинктивно, чем осознанно, потянулся к нему, стремясь проникнуть в суть творения земли, ощутить жизнь, текущую по стеблю и листьям… но ничего не было! Лишь странное ощущение, будто он подошел к какому-то барьеру. И в извечном любопытстве он устремился вниз, к корням «цветка», желая понять… увидеть…
Наверное, он уснул и спал очень долго… или не спал вовсе – Алек потерял счет времени. Голоса людей отдалились, сделались чем-то незначительным. Костер успел прогореть, превратившись в кучку малиновых углей, но Алек забыл и о нем – в слепой жажде познания он тянулся и тянулся вниз – туда где жил жар,… живой огонь, частица котрого горела во всем, что росло и цвело на поверхности. Земные пласты вдруг представились ему просто кожей и плотью, под которыми текли холодные токи ледяной воды, а где-то глубже – горячие потоки «крови», а еще глубже - ….
Алек вскрикнул во сне от невообразимого восторга – там, во невообразимой дали, «жила» удивительная, огромная, могучая сущность. В «жизни» этой природной силы ощущался удивительный ритм, словно у человеческого сердца. Это было так удивительно и интересно! Ребенок постарался слиться с этой силой, проникнуться ее биением,… приблизится к ней… Это оказалось удивительно сложно, но в то же время просто. И сделав первый шаг, Алек с ужасом и восторгом понял, что остановиться сам не сможет. Он будто бы отмыкал замок двери в комнату, полную воды. Ритм, как и жар, стал куда ощутимее, ближе. Даже сквозь сон он почувствовал, что теперь это не только его ощущения – что-то рвалось из земли наверх, заставляя землю дрожать, словно в лихорадке. Где-то в отдалении слышался скрежет, треск, крики, ржание лошадей. В сознание пробивались мысли зверей и птиц, полные абсолютного, словно бы мистического ужаса, но все это было неважно, незначительно по сравнению с красотой и величием того, что готово было родиться на свет. Еще немного, еще одно усилие….
Удар обрушился на его сознание, словно топор на живую ветвь или ведро ледяной воды на костер, мгновенно обрубив все построенные связи, вырвав из сна и заставив корчиться от боли, столь сильной, что не было мочи даже закричать. В открывшиеся глаза ударили малиновые отблески тлеющих углей, показавшиеся по началу нестерпимо яркими. Чья-то рука схватила его за шиворот и грубо, словно провинившегося щенка, вдернула в воздух.
Шарль ле Бевер с легкостью удерживал мальчишку одной рукой и на его бледном .словно свежий снег, лице читалась настоящая ярость:
- Ты…. ты… Ах ты… маленький…
- Тебе лучше его опустить.
Тихий голос, казалось, вернул к реальности обоих и заставил их обернуться. Рядом, не менее бледный, чем Паладин Храма, но абсолютно спокойный, словно бушующая в лагере паника обтекала его, стоял Нико. В руках рыцарь держал арбалет, не сжимая его и уж тем более не целясь, но наконечник арбалетного болта смотрел прямо в живот Шарлю, а рука – лежала в опасной близости от спуска. Алек, постепенно вернувший себе способность чувствовать людей, ощутил, как ярость, охватившая все естество ле Бевера, улетучивается. Странно, но он по прежнему не боялся этого угрюмого, чрезвычайно строгого к себе и к другим, человека. То ли потому что в том было что-то сродственное ему, Алеку, то ли потому что в нем жила какая-то суровая доброта. И даже ярость, заставившая мужчину схватить ребенка была вызвана всего лишь страхом… страхом не за себя, а за других и за Алека в том числе. Мальчик попытался разобраться, что же послужило причиной этого страха, и окружающий мир ответил ему со всей присущей безжалостностью. Лагерь выглядел так, словно по нему пронесся ураган: шатры рухнули, лошади, оборвавшие привязь, носились вокруг, шарахаясь от собственных хозяев. Люди тщетно пытались навести порядок. Но хуже всего было то, что его внутренний взор увидел в лесной чаще: многие деревья рухнули, животные, птицы и даже насекомые мчались прочь со всей возможной скоростью, распространяя округ себя такие ощутимые волны ужаса, что даже люди, утратившие дар животных чувствовать друг друга, испытывали беспричинное беспокойство. Хуже всего была затихающая дрожь земли. Та самая дрожь, тот ритм, с которым он еще мгновение назад  сливался. Что бы не рвалось через него не поверхность, что бы не раскачивало сейчас твердь под ногами, словно узник, почти вырвавшийся из темницы, но вновь заключенный обратно бдительными стражниками, оно убило бы все живое, не разорви Шарль ле Бевер их единение. Боль от «удара» и ужас от того, что он едва не сотворил, заставили слезы ручьем хлынуть из глаз. Алек жалобно заскулил.
Медленно, стараясь не делать резких движений, Паладин опустил его на одеяло.
- Я не собирался делать ему ничего плохого.
- Я так и понял, - Нико по-прежнему держал арбалет наведенным на ле Бевера, - Два шага назад.
Паладин подчинился:
- И давно ты знаешь?
Граф ничего не ответил. Опустив оружие, он подошел к рыдающему мальчику и опустился радом, шепча какие-то утешения.
- Давно, верно? -  ле Бевер осторожно опустился на колени рядом и провел ладонью по лицу ребенка. К удивлению Нико, Алек тут же перестал плакать и сонно заморгал глазами.
- С самого начала, - в голосе графа не было ни капли страха, лишь вызов и глубоко запрятанная горечь, - И что теперь? Сожжешь меня на костре за укрывательство колдуна?
Паладин улыбнулся, на удивление открыто, мягко:
- Возможно, позже. Сейчас его надо уложить спать. Скоро он заснет как убитый и проспит до обеда. Вижу, ваш шатер уже поставили…
Алек почувствовал, как его поднимают и несут куда-то. Борясь со сном, он мыслями потянулся к своему лесному другу:
- «Ты здесь? Ты не убежал?»
- «Нет… ну, может… недалеко,… но уже возвращаюсь. Мы все возвращаемся…» - в ответе слышалось опасение.
- «Извини, я не хотел…» - мальчик попытался передать все бездну своего раскаяния, - «Да и что такое я сделал, что все так испугались?»
- «Ты… ты… едва не выпустил…» - на Алека нахлынула волна страха, смешанная с образом чего-то могучего, страшного, - «Все бы исчезло… все бы погибли…»
- «Я не знал… не хотел…» - сон наступал, заглушая мысли и уже перед тем, как крепкие руки опустили Алека на одеяло, пришел ответ:
- «Знаю… отдыхай, братишка….»
Алек провалился в глубокий сон без сновидений, как только голова коснулась подушки.

***

Нико вышел из шатра и опустился на землю рядом с Шарлем ле Бевером. Какое-то время мужчины молчали. Лагерь затихал, засыпая: успокоились лошади, не суетились больше люди, восстановленные шатры отбрасывали прихотливые тени, и лишь невидимые в ночной тьме, перекликались часовые.
- Так не может больше продолжаться, - ле Бевер первым нарушил молчание, - Ты хоть понял, что сегодня могло произойти? Здесь едва не проснулся вулкан. Погибли бы не только мы – сначала землетрясение, а потом и потоки лавы и пепел убили бы тысячи, десятки тысяч…. Алек опасен.
Нико молчал. По его остановившемуся взгляду было непонятно, слушает ли он вообще речи Паладина.
- Уверен, за то время, что вы вместе, ты не раз был свидетелем того, как его сила убивает. Всегда ли она поражала тех, кто этого заслужил?
«…грохот, треск рушащихся зданий, крики, полные страха и боли, мощные потолочные балки, гнущиеся, словно ивовые прутья… Обломки часовни, в которой должна была идти служба.… Все ли молящиеся успели выбежать? Успел ли хоть кто-то…»
Нико развернулся так резко, что Шарль отпрянул:
- Я не позволю причинить вред мальчику! Он не виноват – просто таким родился.
- Не виноват… - Паладин подкинул в костер хвороста, - Может, и не виноват… Но те, кто умер от его дара тоже были невинны. Вот нас, Паладинов Храма, не любят, хотя мы и лечим болезни, помогаем при больших бедах, облегчаем страдания. Спасаем жизни. Как по твоему, почему?
- Вы те только спасаете – еще вы убиваете. Всех, в ком есть хотя бы искра магического дара. Не смотрите ни на пол, ни на возраст…
- Верно, - Шарль усмехнулся, будто Нико сказал что-то забавное, - Мы убиваем. Но не всех. Ведь мы сами – маги. Самый охраняемый секрет и самый бессмысленный – все знают об этом, но все делают вид, что даже не догадываются… Но почему мы это делаем? Ты не думал?
- Ну… потому что в ваших книгах написано, что магия дар Тьмы Предвечной и противна Маррелю… - Нико произнес эти известные с детства слова и сам поразился как глупо они звучат здесь, среди леса у военного костра.
- Сказка для крестьян, - Шарль поджег веточку и прямо на глазах изумленного графа начал заставлять пламя принимать разнообразные формы, - Ничто из сотворенного не противно создателю. Просто так легче объяснить…
- Тогда почему?
- Потому что магия – страшный дар. Во время «Великого шторма» магия использовалась в войне, и даже земля корчилась от боли. Именно тогда Адриан, наш Глава, создал Храм. Он и его сподвижники лучше всех понимали, сколь страшна может быть подобная сила без контроля.. Вот Алек… Он всего лишь ребенок, но способен погубить тысячи. И если сейчас он может сделать это по неосторожности, то позже у него может возникнуть искушение сделать это осмысленно. А сила… Самый легкий, самый приятный (по началу) способ получить силу – это черпать ее в боли других. Но страшно подумать, куда может увести этот путь.
- Магия – огромная ноша и большая ответственность, - Нико произнес это медленно, словно пробуя слова на вкус, пытаясь найти сладкую ложь среди горечи правды, - и Паладины решили, что они одни способны правильно распорядится подобной мощью.
- Да! – в первые за время разговора Шарль вышел из равновесия, - Да! Мы так решили. Решили, что лучше смерть единиц ради жизни всех. Взяли на себя смелость воплотить это решение в жизнь. Принять на себя все последствия – злобу, ненависть, страх… Мы были не правы?
- Человек должен сам решать, как ему жить и как умереть, - граф верил в то, что говорит, но почему же тогда перед глазами раз за разом упрямо вставала гора камня на месте часовни…
- За себя – да. Но сегодня Алек едва не решил, как умереть всем нам… Мне тоже нравится этот мальчик, но он - угроза тем, кто рядом…
Нико вдруг понял, где брешь в безупречной логике Паладина. Выход был на виду, совсем рядом! не в силах усидеть на месте он вскочил:
- Шарль, постой. Ответь на пару вопросов. Алек – хороший мальчик? Он нравится тебе? Ведь не стал бы он делать то, что сделал, если бы понимал, чем это грозит и осознавал, что делает?
Ле Бевер тоже вскочил, по прежнему сжимая в руке тлеющую ветку:
- Ну… Да. На все три – да. И что из этого?
- А вот что, - Нико картинным жестом указал на шатер, -  Поздравляю Вас, господин Шарль ле Бевер, Паладин Храма Солнца. В этом приюте странников ваш первый ученик. Научите его владеть собой, ответственности и … этому... как же его… смирению. А заодно – не угробить нас ненароком.
Воображаемая картина смиренного Алека вкупе с отвисшей челюстью Паладина вызвала у графа приступ безудержного веселья.
- Но… я никогда никого не учил… среди нас  вообще не было слишком сильных магов… - «Надо же… он что – боится? Или волнуется?»
Рыцарь похлопал Шарля по плечу:
- Ничего, я в тебя верю. Полагаю, начать лучше завтра, как только проснется Алек. Если конечно сумеешь поймать его прежде, чем он удерет в заросли. Поймать его там отчаялись даже разведчики. Так что не проморгай.
Когда Нико засыпал, его посещали не слишком приличествующие торжественности момента мысли о том, как иногда поднимает настроение пакость, сотворенная ближнему, и что угрюмому храмовнику придется порядком побегать. То, что ему, графу, завтра предстоит играть в кости со смертью, выслеживая очередной лирийский отряд, рыцарь не думал…