Часть вторая: Возрождение из пепла Опции

[Народ]

2632 год, месяц Гребня.
Рунн. Монтристид.


          Серый цвет всегда шёл служителям всевозможных культов. Шёл он и последователям учения Каспиана. Серые капюшоны и балахоны только способствовали укрощению строптивости и гордости молодых монахов и святых отцов. Кротость и смирение, облачённые в серое одеяние, никогда не подвергались насмешке или пренебрежению со стороны обывателей. Наоборот, обыватели начинали уважать и других, носящих тот же цвет одежды. Например, мышей и крыс. А носители высокого церковного сана сильно укрепили любовь к попугаям и павлинам, из-за схожести в многообразии красок одеяния, которое миряне видели прекрасно в отличие от душевного богатства их носителей. И никто, принимая во внимание заслуги церковников, не видел вреда в том, что они украшали свои серые шкурки драгоценными булыжниками. Правда, не все избрали красоту, как основное оружие. Некоторые отдавали предпочтение проверенным временем клыкам. И тогда серые смиренные мышки становились грозными крысами-инквизиторами, которых никто не осмеливался упрекнуть в нечистоплотности и агрессивности.
          И вот один из живых представителей негласного символа ордена инквизиторов решил внести свою лепту в святое дело Матери Нашей Церкви. Крыс, азартно помахивая облезлым хвостом, со всем уважением и кротостью вцепился в босую ногу бывшего главы бывшего Ордена Клинка Господнего, ибо путь к спасению души, как всем известно, лежит через страдания грешной плоти. Несчастный еретик же, отблагодарил тварь божью сильным пинком ноги, оставаясь в своём греховном неведении. Резкое движение далось Монбару ещё тяжелее предыдущего, руки, закованные в кандалы, нещадно болели, да и раны, полученные в последнем безумном сражении, никто не собирался залечивать.
          Да, сражение они всё же проиграли. Проиграли и войну. Но Андре свято верил, что не всё ещё потеряно, и главное сражение мира ещё состоится. Состоится благодаря жертвам, которые принесли его братья там, на поле у ворот Монмиракля. Они все пали выполняя его приказ. Приказ, который мог стать величайшей ошибкой, а мог оказаться и той малой монеткой, что перевесит чашу весов в нужный момент. Андре де Монбар думал теперь об этом постоянно. Да и о чём ещё ему думать, целыми днями сидя в сырой камере прикованным к скользкой стене на грязной соломе. Два месяца первый и последний из «клинков» был предоставлен своим думам. Два месяца он, несмотря на проклятие глав всех орденов, молил Каспиана о спасении душ своих погибших братьев. Два месяца он, единственный из выживших в том побоище, ждал своей участи.
          И вот, наконец, они пришли к нему. Пара крепких инквизиторов, охрана или палачи, пока было не ясно. Секретарь, принёсший столик и кипу чистой бумаги. Пара инквизиторов постарше саном, Первосвященник Сильвиус XI, глава Службы Имперской Безопасности и он, император Александр XVIII. Правда, последний пробыл с Монбаром не долго, тюремный воздух явно нагонял на него тоску. Но Андре знал, император ещё вернётся его навестить.
          Первый допрос, даже скорее беседа. Ленивые вопросы следователя, ленивые ответы «клинка». Двухдневный перерыв. Вновь беседа. Вновь перерыв. Наконец, первая угроза и разминающиеся на глазах Монбара костоломы. Стена спокойствия и смирения перед богом. Смена обвинителя. Первые пытки. Новые вопросы.
          Его допрашивали и пытали, пытали и допрашивали. Ему угрожали и молили спасти душу. Ломали кости, жгли кожу и напоминали о грехе лжи и неповиновения. Монбар часами пересказывал операции, выполняемые по приказу конклава, и днями перечислял святыни и богатства, захваченные в этих походах. Инквизиторы часами предлагали сознаться в сговоре с Дьяволом, палачи днями практиковались на главе «клинков» в своём искусстве.
          Наконец устали все. Было объявлено о дне последнего допроса, на который были приглашены Первосвященник и император. Монбару посоветовали ночью подумать о своей душе. Он провёл её в воспоминаниях и молитве. Проснулся последний глава «клинков» как после ночной попойки с хорошими друзьями: бодрый, полный идей и готовый сравнять горы с землёй. Стража помогла ему умыться, привести свой внешний вид в относительный порядок и отнесла в зал для допроса, ибо своих сил и здоровья даже на небольшую прогулку палачи ему не оставили. Это действительно был зал, правда, очень малых размеров и под землёй, но света тут было несравненно больше, и исходил он не от пыточных очагов. За стоящими полукругом столами уже собрались все его сегодняшние судьи и дознатчики, что явилось для Монбара неожиданностью: он уже внутренне приготовился к нескольким часам ожидания величественного появления Первосвященника и императора. Но сегодня Александр и Сильвиус дожидались его, Монбара, появления.
          Если бы Монбар был в состоянии, он бы вошёл как обычно, с гордо поднятой головой, прямой спиной и горящими глазами. Сегодня же Андре пришлось ограничиться гордым взглядом несломленной души. Казалось, что окружавшие его рослые подпалачики-инквизиторы – личная гвардия главы «клинков». Андре де Монбара усадили на простой стул посреди комнаты прямо перед столом судей. Суд начался.
          - Арестованный, назовите своё имя, - серый, пустой голос одного из инквизиторов. Главные вопросы сегодня будет задавать явно не он.
          - Андре де Монбар, магистр Ордена Клинка Господнего, граф… - продолжить ему не позволили.
          - Специальными указами его преосвященства Первосвященника Сильвиуса XI и его величества императора Александра XVIII, вы, Андре из рода Монбар, лишены монашеского сана и дворянского титула, - инквизитор-церемониймейстер прямо таки сорвался толи на крик, толи на визг.
          - Как будет угодно верховным слугам Его…
          - Итак, начнём, пожалуй, - получив молчаливое согласие Первосвященника, император активно изображал полнейшую скуку, инквизитор-церемониймейстер продолжил, - Пункт первый. Слуга Божий Андре обвиняется в сговоре с дьяволом и совершении по приказу его поступков порочащих светлое имя Церкви Нашей и Империи. Есть ли у вас, обвиняемый, что сказать в своё оправдание?
          - Ложь. Всё вами сказанное ложь. В данной ситуации вам следует обвинить несколько поколений предыдущих императоров и кардиналов в сговоре с Лукавым, ибо на каждое действие Ордена у меня найдётся письменный приказ.
          - Вы поплатитесь за подобную дерзость, Монбар, - на этот раз вскипел Первосвященник. – Есть ли у вас прямые распоряжения, следуя которым вы и ваш еретический орден должны были уничтожать народы и красть у них принадлежащее им имущество?
          - Нет, таких приказов у меня нет. Но есть распоряжения, предписывающие любыми средствами привести некоторые народы и племена в лоно Церкви Нашей. А право на трофеи даровано ещё первому магистру Ордена…
          - Довольно, - ранимая натура императора не терпела пустых споров. – Переходите к следующему пункту.
          - Да, ваше величество. Но… Да, ваше величество, слушаюсь, - инквизитор суетливо перебирал свои записи.
          - Пункт второй. Вы, Андре из рода Монбар, обвиняетесь в греховных сношениях с некой Эскариной ле Фэй, еретичкой и главой еретического культа.
          - Я отказываюсь отвечать по этому обвинению, я всё-таки рыцарь!
          - Нет, вам придётся. Кстати, напомню, что вы лишены рыцарского звания. А связь с еретичкой Эскариной ле Фэй привёл к тому, что вы замыслили бунт против императора, с целью раскола нашей великой империи и захвата власти на некоторой её территории.
          - Никакого бунта я не замышлял. И мои братья пали невинными жертвами некоторых церковных сановников, жадных до чужого богатства.
          - За эту клевету вы также ответите, Монбар, - отец Сильвиус прямо таки трясся от переполняющей его ярости.
          - Я отвечу за все свои ошибке, но не перед вами, не здесь и не сейчас!
          - Довольно, - император окончательно заскучал в совсем не светском дворцовом обществе, - заканчивайте с этим, господа. Разве вы не видите, он ни в чём не  сознается: ни в помощи еретикам, ни в накоплении военных сил на Мэлите. Заканчивайте, прошу вас.
          - Брат-инквизитор, прошу, - не Первосвященник, а сама любезность.
          - Итак, суд, в лице его императорского величества Александра XVIII, Первосвященника Рунна Сильвиуса XI, постановил: признать Андре из рода Монбар еретиком и государственным преступником. Т.к. вышеназванный Андре не смог предоставить суду никаких опровергающих обвинения доказательств своей правоты и непогрешимости, суд постановил конфисковать всё имущество преступника в пользу императорской казны, а самого его предоставить очистительному пламени, дабы спасти его бессмертную душу от вечных мук…

Сообщение отредактировал Нортмер - 27.05.2008, 20:01

[Жорес Фьер]

2 месяца Иглы. Рунн, Королевский Город, особняк Фьеров.




        Этого следовало ожидать. Чужие люди рядом с домом, вопросы, с бесцеремонностью заимодавца пытающиеся добраться до сути событий восемнадцатилетней давности. А кому, как не ему, знать о подобной бесцеремонности, ведь это у него в долгу множество несомненно хороших и весьма достойных людей.
        И еще, конечно, следовало ожидать, что все случится, совершенно не дав ему времени освоиться с новым положением вещей. Новый император, выскочивший сегодня на Совете как чертик из табакерки Иберо. Да-да, всем несомненно ясно, в какую сторону дует теперь ветер. Если люди в красно-черных цветах почти затопили дворец, то решить, что это милая шутка, не пришло бы в голову даже покойному Фаберу, мир праху его, где бы он ни был. Может, конечно, герцог Иберо искренне верит, что его люди во дворце ненадолго, всего лишь на первое время, чтобы наш новый и так замечательно похожий на своего брата Император легче освоился… Только вот уйти из дворца по своей воле невероятно трудно. Именно таких людей стоило бы причислять к лику святых, вот так-то.
        Главный источник раздражения сидел сейчас напротив и был необыкновенно вежлив. Говорили, что Антонио Иберо бояться надо начинать именно тогда, когда он просто вежливый. Жорес утомленно прикрыл глаза. Они оба никак не смогли повлиять на случившееся давным давно, но теперь придется принимать решение. Лия и здесь сумела взбудоражить всех и избежать упреков. О мертвых не принято говорить плохо, это свято. О мертвых лучше вообще не говорить, иначе горечь, не имеющая выхода, накроет с головой. Горечь, которую некому высказать, потому что та, кто ее заслужил, давно мертва.


        Лия могла быть самой замечательной сестрой, золотой девочкой с чистыми и лукавыми глазами, бегущей со всеми своими бедами к брату или матери. Обаяние жалобно мяукающего котенка, которого всем хочется обогреть и приласкать. Ведь у котят даже когтей еще нет. Ума, увы, тоже.
        Она тогда сидела бледная, с опущенными глазами, теребя застежку на рукаве. Всем своим видом пытаясь показать, что ничего страшного не произошло, и она вообще не понимает, чего от нее хотят. Мама, прямая и строгая, молча смотрела на нее. Госпоже Регине, наверное, было хуже всех. Ли по наивности своей считала, что догадаться об этом невозможно, а Жорес ничего не знал и затеял этот разговор и для своего успокоения.   
- Ли, ты можешь понять, что мы не желаем тебе плохого?  - его уже начало раздражать упорное молчание в ответ на все вопросы. – Может, мне нужно дать клятву? Тебя за всю жизнь никто пальцем не тронул и не собирается, но если ты и дальше будешь….
- Это мое дело! – наконец-то заговорила.
- Хвала всем святым, ты не онемела! А чего ты хочешь?
- Я хочу остаться здесь. Со мной все хорошо, правда, - тут сестра выдала самую невинную улыбку и чистый взгляд, - мне просто грустно было, вот и…
- И как его зовут? – Регина решила, что пришло время вмешаться. Лия попыталась изобразить удивлением, но неожиданно покраснела и смешалась.
- Я сейчас взвою! Ли, сколько раз тебе…
- Подожди. Лия, ты больше ничего не хочешь рассказать? Или это сделать мне?
- Что рассказать? – Жорес все еще мерил шагами комнату. – Ли? Да прекрати ты ежиться!
- Насколько я понимаю, ты скоро станешь дядей. – он мгновенно остановился. – Я права? – Лия кивнула и продолжила мучать застежку.
- Да  я его убью!
        И вот тут сестра показала фамильное упрямство во всей красе. Она наотрез отказалась назвать имя отца ребенка. Твердила только, что он обязательно вернется, и целыми днями просиживала у окна. О ребенке она совсем не думала. Привыкшая, что до этого со всеми ее проблемами и горестями мать и брат прекрасно справлялись, она в который раз переложила все на них.



        Уже тогда это было просто детское дурное упрямство, уверенность в том, что все будет так, как она хочет, или первые признаки ее безумия? Кто скажет теперь…
        Да, они сделали все, что могли. Жорес утвердительно качнул головой. Но Лия казалось совершенно не думала о том, что ее ждет и не желала никого слушать. И через несколько дней он понял, что надо спасать хотя бы ребенка. Он нашел обедневшего дворянина, собирающегося плыть за моря. Игрок и пьяница Феррего видимо сам не понял, что женится, и в тот же вечер Жорес самолично посадил зятя на первый же отплывающий корабль. Регина увезла дочь к родственникам, вернулись они почти год спустя уже втроем. Лия то ходила целыми днями мрачная и неубранная, то начинала лихорадочно заботиться о ребенке, причиняя дочери своей заботой больше вреда, чем пользы. Пока однажды ночью не попыталась задушить ее.


    - Это она виновата! – давясь сухими рыданиями, кричала Лия, стараясь вырваться из рук брата. – Вы заставили меня выйти замуж, и он теперь никогда не вернется! Если бы не она, – она упорно отказывалась называть дочку как-нибудь иначе. – Вы заставили меня все испортить ради нее! Я вас ненавижу!
        Уснула она только после почти убийственной дозы успокоительного.
        - Я думаю, колыбель Каэ стоит перенести в детскую  к мальчикам. Луиза давно мне об этом говорит. – Жорес протянул племяннице палец, за который та крепко ухватилась обеими руками. Испуг от страшных криков у девочки уже прошел, и сейчас она внимательно изучала новую забаву. – Лия… я очень надеюсь, что это у нее пройдет, но она способна по собственной дурости погубить дочь.
        - Ты прав. – мать медленно кивнула и села рядом с колыбелью. -Сделаем это завтра, а сегодня я посижу здесь, все равно уже не усну.


        Жорес пытался найти в себе ненависть к этому человеку. Но на всю его неприязнь Антонио Иберо ответил бы лишь легким недоумением. Он был частью этой истории вот уже восемнадцать лет, однако узнал об этом недавно. И вряд ли его можно было обвинять соблазнителем. Уже после смерти Лии объявились доброжелатели: не хотела беспокоить раньше, о, конечно, за девочкой так трудно было уследить… В одном он был уверен точно – жертвой Ли не была.
        Проблема в том, что раскрывать объятия новоприобретенному родственнику тоже не тянуло. В другое время, при других обстоятельствах, Жорес Фьер, верный спутник герцогов Флавио, и адмирал Иберо, член клана, бывшего сейчас на вершине возможно и смогли бы… Нет, все равно не смогли бы. На празднике Иберо Фьеры к сожалению, не поспели к началу, так что теперь нет смысла менять планы. Можно слегка их подправить и оставить лазейку для новых возможностей.
        Он знал, что он сейчас скажет. Даже не что, а как. Не знал только, поймет ли его слова человек, сидящий напротив. Но он все-таки сказал, и в ответ глаза Антонио Иберо на мгновение блеснули. Адмирал встал, коротко поклонился и ушел.

        Когда он вошел к ней, мать отложила Книгу Откровений, и вопросительно подняла брови. Прости. Он не сможет рассказать об этом кому-то еще, дети сами должны понять. Госпожа Регина молча слушала, прикрыв глаза.
        - Поэтому Каэтане сегодня придется уехать.
        - Ты сам ей все скажешь?
        - Нет. Это его право. – и его крест тоже. Легких путей он адмиралу Иберо не обещал.
        Мать медленно встала из кресла, подошла к нему, испытующе заглянула в глаза:
        - Ты все еще зол на Лию? – в ней что-то погасло после смерти дочери. Внешне все такая же, но он знал, что ни одного из своих внуков она не любила так, как дочь. Несчастную, упрямую, неправую. И этот вопрос: словно Ли не ранее как сегодня с ним поссорилась. И продолжая его мысль, мать устало вздохнула:
        - Как же я устала от ваших обид. Даже теперь, Жорес, даже теперь. Ты умный мальчик и наверняка все решил правильно, но если Каэтане там будет плохо…
        - Так же плохо ей будет и здесь, когда она узнает, кто ее отец.
        У этой задачи нет готового решения. Он постарался выбрать. Можно и нужно молиться, чтобы его выбор оказался верным. А еще можно помочь своему выбору. Что он также непременно сделает.