Часть вторая: Возрождение из пепла Опции

[Народ]

2632 год, месяц Гребня.
Рунн. Монтристид.


          Серый цвет всегда шёл служителям всевозможных культов. Шёл он и последователям учения Каспиана. Серые капюшоны и балахоны только способствовали укрощению строптивости и гордости молодых монахов и святых отцов. Кротость и смирение, облачённые в серое одеяние, никогда не подвергались насмешке или пренебрежению со стороны обывателей. Наоборот, обыватели начинали уважать и других, носящих тот же цвет одежды. Например, мышей и крыс. А носители высокого церковного сана сильно укрепили любовь к попугаям и павлинам, из-за схожести в многообразии красок одеяния, которое миряне видели прекрасно в отличие от душевного богатства их носителей. И никто, принимая во внимание заслуги церковников, не видел вреда в том, что они украшали свои серые шкурки драгоценными булыжниками. Правда, не все избрали красоту, как основное оружие. Некоторые отдавали предпочтение проверенным временем клыкам. И тогда серые смиренные мышки становились грозными крысами-инквизиторами, которых никто не осмеливался упрекнуть в нечистоплотности и агрессивности.
          И вот один из живых представителей негласного символа ордена инквизиторов решил внести свою лепту в святое дело Матери Нашей Церкви. Крыс, азартно помахивая облезлым хвостом, со всем уважением и кротостью вцепился в босую ногу бывшего главы бывшего Ордена Клинка Господнего, ибо путь к спасению души, как всем известно, лежит через страдания грешной плоти. Несчастный еретик же, отблагодарил тварь божью сильным пинком ноги, оставаясь в своём греховном неведении. Резкое движение далось Монбару ещё тяжелее предыдущего, руки, закованные в кандалы, нещадно болели, да и раны, полученные в последнем безумном сражении, никто не собирался залечивать.
          Да, сражение они всё же проиграли. Проиграли и войну. Но Андре свято верил, что не всё ещё потеряно, и главное сражение мира ещё состоится. Состоится благодаря жертвам, которые принесли его братья там, на поле у ворот Монмиракля. Они все пали выполняя его приказ. Приказ, который мог стать величайшей ошибкой, а мог оказаться и той малой монеткой, что перевесит чашу весов в нужный момент. Андре де Монбар думал теперь об этом постоянно. Да и о чём ещё ему думать, целыми днями сидя в сырой камере прикованным к скользкой стене на грязной соломе. Два месяца первый и последний из «клинков» был предоставлен своим думам. Два месяца он, несмотря на проклятие глав всех орденов, молил Каспиана о спасении душ своих погибших братьев. Два месяца он, единственный из выживших в том побоище, ждал своей участи.
          И вот, наконец, они пришли к нему. Пара крепких инквизиторов, охрана или палачи, пока было не ясно. Секретарь, принёсший столик и кипу чистой бумаги. Пара инквизиторов постарше саном, Первосвященник Сильвиус XI, глава Службы Имперской Безопасности и он, император Александр XVIII. Правда, последний пробыл с Монбаром не долго, тюремный воздух явно нагонял на него тоску. Но Андре знал, император ещё вернётся его навестить.
          Первый допрос, даже скорее беседа. Ленивые вопросы следователя, ленивые ответы «клинка». Двухдневный перерыв. Вновь беседа. Вновь перерыв. Наконец, первая угроза и разминающиеся на глазах Монбара костоломы. Стена спокойствия и смирения перед богом. Смена обвинителя. Первые пытки. Новые вопросы.
          Его допрашивали и пытали, пытали и допрашивали. Ему угрожали и молили спасти душу. Ломали кости, жгли кожу и напоминали о грехе лжи и неповиновения. Монбар часами пересказывал операции, выполняемые по приказу конклава, и днями перечислял святыни и богатства, захваченные в этих походах. Инквизиторы часами предлагали сознаться в сговоре с Дьяволом, палачи днями практиковались на главе «клинков» в своём искусстве.
          Наконец устали все. Было объявлено о дне последнего допроса, на который были приглашены Первосвященник и император. Монбару посоветовали ночью подумать о своей душе. Он провёл её в воспоминаниях и молитве. Проснулся последний глава «клинков» как после ночной попойки с хорошими друзьями: бодрый, полный идей и готовый сравнять горы с землёй. Стража помогла ему умыться, привести свой внешний вид в относительный порядок и отнесла в зал для допроса, ибо своих сил и здоровья даже на небольшую прогулку палачи ему не оставили. Это действительно был зал, правда, очень малых размеров и под землёй, но света тут было несравненно больше, и исходил он не от пыточных очагов. За стоящими полукругом столами уже собрались все его сегодняшние судьи и дознатчики, что явилось для Монбара неожиданностью: он уже внутренне приготовился к нескольким часам ожидания величественного появления Первосвященника и императора. Но сегодня Александр и Сильвиус дожидались его, Монбара, появления.
          Если бы Монбар был в состоянии, он бы вошёл как обычно, с гордо поднятой головой, прямой спиной и горящими глазами. Сегодня же Андре пришлось ограничиться гордым взглядом несломленной души. Казалось, что окружавшие его рослые подпалачики-инквизиторы – личная гвардия главы «клинков». Андре де Монбара усадили на простой стул посреди комнаты прямо перед столом судей. Суд начался.
          - Арестованный, назовите своё имя, - серый, пустой голос одного из инквизиторов. Главные вопросы сегодня будет задавать явно не он.
          - Андре де Монбар, магистр Ордена Клинка Господнего, граф… - продолжить ему не позволили.
          - Специальными указами его преосвященства Первосвященника Сильвиуса XI и его величества императора Александра XVIII, вы, Андре из рода Монбар, лишены монашеского сана и дворянского титула, - инквизитор-церемониймейстер прямо таки сорвался толи на крик, толи на визг.
          - Как будет угодно верховным слугам Его…
          - Итак, начнём, пожалуй, - получив молчаливое согласие Первосвященника, император активно изображал полнейшую скуку, инквизитор-церемониймейстер продолжил, - Пункт первый. Слуга Божий Андре обвиняется в сговоре с дьяволом и совершении по приказу его поступков порочащих светлое имя Церкви Нашей и Империи. Есть ли у вас, обвиняемый, что сказать в своё оправдание?
          - Ложь. Всё вами сказанное ложь. В данной ситуации вам следует обвинить несколько поколений предыдущих императоров и кардиналов в сговоре с Лукавым, ибо на каждое действие Ордена у меня найдётся письменный приказ.
          - Вы поплатитесь за подобную дерзость, Монбар, - на этот раз вскипел Первосвященник. – Есть ли у вас прямые распоряжения, следуя которым вы и ваш еретический орден должны были уничтожать народы и красть у них принадлежащее им имущество?
          - Нет, таких приказов у меня нет. Но есть распоряжения, предписывающие любыми средствами привести некоторые народы и племена в лоно Церкви Нашей. А право на трофеи даровано ещё первому магистру Ордена…
          - Довольно, - ранимая натура императора не терпела пустых споров. – Переходите к следующему пункту.
          - Да, ваше величество. Но… Да, ваше величество, слушаюсь, - инквизитор суетливо перебирал свои записи.
          - Пункт второй. Вы, Андре из рода Монбар, обвиняетесь в греховных сношениях с некой Эскариной ле Фэй, еретичкой и главой еретического культа.
          - Я отказываюсь отвечать по этому обвинению, я всё-таки рыцарь!
          - Нет, вам придётся. Кстати, напомню, что вы лишены рыцарского звания. А связь с еретичкой Эскариной ле Фэй привёл к тому, что вы замыслили бунт против императора, с целью раскола нашей великой империи и захвата власти на некоторой её территории.
          - Никакого бунта я не замышлял. И мои братья пали невинными жертвами некоторых церковных сановников, жадных до чужого богатства.
          - За эту клевету вы также ответите, Монбар, - отец Сильвиус прямо таки трясся от переполняющей его ярости.
          - Я отвечу за все свои ошибке, но не перед вами, не здесь и не сейчас!
          - Довольно, - император окончательно заскучал в совсем не светском дворцовом обществе, - заканчивайте с этим, господа. Разве вы не видите, он ни в чём не  сознается: ни в помощи еретикам, ни в накоплении военных сил на Мэлите. Заканчивайте, прошу вас.
          - Брат-инквизитор, прошу, - не Первосвященник, а сама любезность.
          - Итак, суд, в лице его императорского величества Александра XVIII, Первосвященника Рунна Сильвиуса XI, постановил: признать Андре из рода Монбар еретиком и государственным преступником. Т.к. вышеназванный Андре не смог предоставить суду никаких опровергающих обвинения доказательств своей правоты и непогрешимости, суд постановил конфисковать всё имущество преступника в пользу императорской казны, а самого его предоставить очистительному пламени, дабы спасти его бессмертную душу от вечных мук…

Сообщение отредактировал Нортмер - 27.05.2008, 20:01

[Народ]

02 день месяца Иглы.
Шенбрунн. Зал Совета.

- Совет рассмотрел бумаги, представленные Лианной Александрит-Глинской и признал их подлинными. – от этой короткой фразы по трибунам побежала волна шепотков, вскоре однако смолкшая. Слишком высоко поднялись ставки, чтобы можно было упускать происходящее из виду. Девичья фигурка в центре зала, казавшаяся еще более хрупкой из-за строгого черного платья, выше подняла голову.
          Евгений Флавио улыбнулся и с интересом продолжил следить за развитием событий. Жорес Фьер увидев на лице герцога выражение вежливого любопытства откинулся на спинку кресла и тоже не стал торопиться с высказываниями.
С трибуны северян, хранивших спокойствие, раздался голос Первого Тана:
- Совет не в полном составе.
- Если герцогу Иберо угодно блистать своим отсутствием… - выразительный жест, говорящий все, что можно подумать о таком поведении. Эрмина Иберо, рассеянно поигрывая черным кружевным веером, бросила на Первого Адмирала быстрый вопросительный взгляд, почти никем не замеченный. Он ответил кузине столь же молниеносным кивком и встал.
- Не легче ли предположить, что у герцога Иберо имеются очень важные причины для отсутствия? И что он с минуты на минуту появится, чтобы их предъявить? – и прибавил с легкой усмешкой. – Лучше начать открывать двери, к нам приближается персона, не любящая ждать.
- Не будет ли герцог Саджисский так любезен, чтобы пояснить… - громкий, нарочито громкий и уверенный стук в дверь. Словно у стоявших за ней нет и тени сомнения, что их могут не впустить. Повинуясь старому ритуалу, который сейчас казался весьма уместным, канцлер спросил:
- Кто хочет войти сюда?
          Прозвучало одно-единственное слово, и двери открылись раньше, чем сидящие в зале успели осознать вызов и перемены, которые нес им этот ответ.
Отзвуки чеканного «Император!» еще не покинули зал Совета, но их заглушил общий вздох.
          У него были золотые волосы. Не такие длинные, как у Александра. И синие глаза. Точно такие же, как у покойного Императора. И его лицо. Чуть другое выражение – не удовольствие от произведенного впечатления, скорее просто спокойствие. Но кто ищет подобные мелочи в такой момент. Все и так было слишком… да, именно ошеломляюще.
И посреди всеобщего потрясенного молчания Диего Иберо, выйдя вперед и оставив своего спутника в кольце охраны в цветах Юга, кратко и точно поведал Совету о происхождении и правах Контантина Александрита, единокровного и единородного брата умершего Императора и его законного наследника. Даже те, кто уже знал эту историю, прослушали ее еще раз с неослабевающим интересом.
          Во время рассказа Первосвященник успел спуститься с трибуны и оказался рядом с Константином как раз когда герцог Иберо замолчал.
- Господь с нами! – начал он тихо, не давая остальным участникам Совета времени для возражений и вопросов. – Ибо сей человек – ответ на наши молитвы. Я сам разрешил его от монашеских обетов, и короновал два дня назад. Империя без главы – вдова, беззащитная и немощная, порадуемся же вместе, что вдовство ее было недолгим.
          Если бы кто-то обратил сейчас внимание на серебристоволосую, хорошенькую девушку, застывшую неестественно прямо у восточных трибун, то этот внимательный наблюдатель увидел удивительную смену чувств, отражающихся на ее лице: восхищение, удивление, досада, разочарование, интерес. Все это быстро промелькнуло в широко распахнутых глазах, отражающих сейчас лишь одного человека - безмолвный, величественный, золотоволосый красавец стоящий в центре всеобщего внимания. Девушка крепко сжала тонкий веер, невольно волнуясь даже сильнее, чем в свое первое появление на Совете, когда все взгляды были обращены на нее. Сейчас никто не смотрел в ее сторону, но все ее существо было охвачено странным огнем. Лианна сделала глубокий вздох и тихо прикрыла желтые глазищи: какое удивительное зрелище.. и эта разволновавшаяся девочка, и в очередной раз пораженные члены Совета, и весь этот странный зал, как никогда похожий на большую сцену.

Самые великие победы начинаются с самых великих поражений © Флавийская мудрость

          Диего Иберо первым преклонил колено перед новым Императором, показывая другим пример:
          - Я присягаю на верность новому Императору – Константину XIII и клянусь служить ему и Руннской Империи!
          В торжественной тишине согласного с этим поступком молчания разнесся резкий выкрик Эстерада Флавио:
          - А я присягаю сильным мужчинам или красивым женщинам, но никак не монахам и чужим куклам!
          Диего обернулся и поднялся. Люди на восточной трибуне напряглись и непроизвольно подались вперед, иберийские солдаты придвинулись к Константину и взялись за гарды шпаг. Бесстрастными остались Север и Центр. Они молча взирали, как впервые сцепились юг и восток – пока только на словах.
          Неповиновение Императору – преступление против страны, но неповиновение воле церкви, признающей этого Императора – преступление против Господа. За первое отправляют на эшафот, за второе лишают душу бессмертия. Но еще слишком рано…
          Думая об этом, Евгений Флавио смотрел не на своего сына, а на герцога де Нортми. Мужчина в черно-белом колете соизволил оторвать глаза от Эрмины Иберо. Они едва заметно кивнули друг другу, и тогда правитель юго-востока поднялся со своего места впервые за два дня совета и возвестил всему миру:
          - Флавия присягает на верность новому Императору! – Глаза мужчины, наполненные уверенностью в своих поступках, строго смотрели на Эстерада, привычной доброй улыбки как не бывало, безобидный старик исчез. С этого человека можно было лепить статую Судии. В конце концов, все увидели настоящего герцога Флавио. Даже у святых кончается терпение, что же говорить о смертных. – Флавия клянется служить ему и Руннской Империи!
          Зал внимал. Евгений спустился с трибуны и остановился перед своим сыном и серебреноволосой девушкой, которая еще недавно должна была стать новой Императрицей, а теперь… Теперь она была претенденткой на трон, и очень опасной для Иберийцев, поэтому…
          - Идем, девочка. – Герцог протянул Лианне руку, и та вложила в нее свою изящную ладонь, потому что глаза герцога Флавио сказали ей «я знаю, что я делаю».
          Герцог преклонил колено перед Константином и Диего Иберо, стоящим рядом с ним, и уверенно и ободряюще кивнул Лианне, девушка присела в глубоком реверансе, но голова ее была поднята очень высоко, как у настоящей Императрицы. Она присягала, но она оставалась собой.
          - Мы принимаем вашу клятву. – Спокойно кивнул Константин.
          - А ваш сын, герцог, тоже присягает на верность новому Императору? – Спросил Диего Евгения, в то время как его глаза спрашивали Эстерада.
          Герцог Флавио непроизвольно сжал пальцы Лианны сильнее, девушка тихо охнула, но вернула рукопожатие и ободряюще улыбнулась. Девчонка схватывает на лету, из нее выйдет толк…
          - Конечно, он присягает, герцог Иберо. – Раздался веселый голос с западной трибуны. Никола де Нортми поднялся со своего места. – Ведь иначе его переубедят ваши люди и мои гвардейцы, думаю, что такого никому бы не хотелось.
          Хотелось, еще как хотелось! Евгений сдерживался из последних сил, так как спина уже задеревенела, не в его возрасте ползать на коленях перед мальчишками, но он сможет – ради Флавии, ради сына… И тут помощь пришла оттуда, откуда он ее совсем не ждал. Лианна поднялась и обернулась к залу совета. Окинув его величественным взглядом, она остановилась на Эстераде, который все это время стоял, с вызовом глядя на окружающих.
          - Маркиз Флавио присягнет новому Императору. Я прошу Совет простить его горячность, лишь самые наилучшие побуждения и мысли о моей судьбе заставили его сказать столь опрометчивые слова. – Твердость, какой нельзя ждать от бывшей послушницы, величие, которое течет в крови этой девушки.
          - Это так? – Настаивали Иберо. Зал ждал. А Страд молчал. Ну же… скажи эти проклятые слова, хоть раз подумай о своей стране, а не о собственном самолюбии! Ты сын Флавии, ее наследник, ее опора и надежда! Ты же сын Евгения…
          - Я присягаю. – То, что не смог даже отец, смогла возлюбленная. Но в этом был весь его сын, может оно и к лучшему.
          Герцог Флавио облегченно закрыл глаза и позволил своей руке коснуться пола, чтобы не упасть. Слабость? Только сильные люди могут ее себе позволить.
          Вот теперь мы действительно сыграем. Евгений поднялся и обратился прямо к Константину:
          - Ваше Императорское Величество, я прошу извинить моему сыну его дерзость, он молод и…
          Новый правитель Империи жестом остановил герцога Флавио, у него это получалось весьма неплохо – величественно и снисходительно. Кровь, подумать только, что делает с людьми кровь.
          - Мы прощаем его. И принимаем клятву.
          - Благодарю вас! – Это было искренней благодарностью, сегодня Евгений был уж слишком искренен, пожалуй. – Могу я просить вас отпустить меня и это невинное дитя, такое волнение не для моего больного сердца. – Попросил он снова, беря Лианну за руку, девушка это позволила.
          - Вы хотите забрать сестру Императора, герцог? Разве не во дворце положено ей жить отныне? – Раздался ледяной вопрос с северной трибуны, откуда его и можно было ожидать. Весьма предусмотрительно.
          - Я успел полюбить эту девушку, как собственную дочь за эти два дня, Первый Тан. Неужели совет сможет лишить старика дочери? – Евгений изобразил самую добрую и усталую улыбку из всех, на которые был способен. Теперь все зависит от Иберо. Если Диего поддержит Фростов, то Константин послушает их, это столь же очевидно, как то, что солнце восходит на востоке, а заходит на западе. Но Король Юга молчал, у мальчишки была честь к удаче Флавио.
          - Идите с миром, Мы ждем вас и свою сестру на официальной коронации. А за Флавию пусть пока ответит ваш сын, доказав Нам свою верность.
          Сладкая горечь поражения. Надменные лица на трибунах, кто-то из них радуется. Не кто-то – большинство, но есть и сочувствующие, и те, кто останется рядом до конца и на кого можно положиться – Жорес Фьер выглядел невозмутимым, но Евгений видел в его глазах немой вопрос. «Все хорошо» кивнул он, зная что Глава гильдий поймет и сделает все верно. На какое-то время всем придется откреститься от своих отношений с Флавией, и некоторые сделают это с великим удовольствием.
          А по залу уже неслось:
          - Нортми присягают на верность Императору… Фросты присягают на верность Императору… Барна присягают на верность Императору… Динштайны присягают на верность императору… - Все новые и новые удары кинжала, рвущего изодранное сегодня фиолетово-черное полотнище.
          Выйдя из зала, они увидели Диса, который сделал шаг к ним, но Евгений отрицательно покачал головой.
          - Останься, твоя забота Страд.
          - С вами все хорошо, Ваша Светлость? – Герцог заглянул во взволнованные золотистые глаза, все величие куда-то делось, и он увидел перед собой просто заботливую девушку, а не несостоявшуюся Императрицу. Что же, ей пора учиться – только из поражения куется настоящая победа.
          - Все хорошо, дочка. Все хорошо. – Евгений улыбнулся и положил свою вторую руку на ладонь Лианы, покоящуюся на сгибе его локтя, на бледных щеках мужчины появился румянец, только вот иголка в сердце никуда не делась. Теперь она уже никогда не исчезнет, до самого последнего дня, который будет… Нет, об этом думать не следовало. Сейчас думалось только о разносящемся под высокими сводами:
          - Райм присягают на верность Императору… Конарэ присягают на верность Императору… Валевские присягают на верность Императору… Рустем и Кирия присягают на верность Императору… Торнхеймы присягают на верность Императору…
          - Герцог Флавио! – Молодой мужчина догнал их, когда они прошли уже половину коридора, уводящего от зала Совета. Удивительно, от этого человека последнего он ожидал верности, а вот как выходит.
          - Что вы хотели герцог де Нортми?
          - Я могу вам чем-то помочь? – Мальчишка спокойно смотрел на него своими серыми глазами, и в них не было насмешки, к которой так все привыкли.
          - Все, что мне сейчас нужно – это оказаться поскорее дома. Мне и моей дочери. – Евгений посмотрел на Лианну.
          Никола тоже бросил взгляд на девушку, с большим интересом переводящую желтые глаза с одного герцога на другого, и кивнул.
          - Мои люди проводят вас к карете, скоро во дворце будет полно иберийских солдат, не думаю, впрочем, что вас задержат, но так будет лучше. – Он кивнул паре своих людей и сделал нужные распоряжения, гвардейцы отдали честь, принимая приказ.
          - Благодарю, но теперь вам лучше вернуться в зал. Будьте верны новому Императору, это сейчас единственное, что вы можете сделать.
          На эти слова капитан усмехнулся и ушел навстречу нескончаемому:
          - Корресы присягают на верность Императору… Прады присягают на верность Императору… Айсы присягают на верность Императору… Анфра присягают на верность Императору…
          Фамилии, армии, церковь, им не было конца и края. И все радостно клялись служить и пресмыкаться, потому что это было так по-человечески.
          В сопровождении двух гвардейцев герцог Флавио и Лианна покинули Шенбрунн по пустым коридорам и залам, которые очень скоро наполнятся новой жизнью, новыми придворными, новыми фаворитами, а вот как надолго – это теперь зависит от Флавио.
          Девушка шла, опустив голову и размышляя, когда еще одно крепкое пожатие мужских пальцев вывело ее из задумчивости. Головка поднялась и в глазах мелькнула улыбка, не отразившаяся на лице:
          - Он боится вас? - длинные ресницы очаровательно прищурились.
          Герцог Флавио изогнул бровь, задавая безмолвный вопрос:
          - Поспешность, - медленно проговорила девушка, склоняя голову с тяжелыми, серебристыми косами набок. - Герцог де Нортми так поспешно вас нагнал.. я удивилась... Он не похож на прирученного зверя.
          Евгений безмолвно следил за полудетскими рассуждениями своей подопечной и, лишь когда голосок замолчал, негромко проговорил:
          - Удивляйся, дочка. Но никогда не бойся зверей. Ни диких, ни домашних, потому что лишь благодаря нашему страху они становятся зверьми.
          Только в карете, уносящей их прочь от сегодняшнего проигрыша, Евгений заговорил вновь.
          - Прости меня и моего сына, девочка, за то, что тебе пришлось сегодня пережить.
          - Вам незачем просить прощения за всех этих людей, Ваша Светлость. – Снисходительно сказала Лианна. Она так и не отпустила его руки, позволяя чувствовать, что кто-то есть рядом. – Они еще заплатят за свою глупость…
          Герцог Флавио улыбнулся этим словам и, подумав немного, спросил:
          - Кровью? – Но, не дав ответу слететь с ее губ, продолжил. - Посмотрев на них сегодня, ты все еще хочешь корону, Лианна?
          Она смотрела ему прямо в глаза, она не боялась, она знала, чего хочет. И это очень хорошо, потому что, только прекрасно осознавая, на что идешь, следует делать следующий шаг.
          - Хочу! Хочу даже больше, чем прежде!
          - Ты ее получишь. – Улыбнулся он в ответ и добавил про себя «Даже если это будет стоить мне жизни».
          Пусть сегодня он бежит и унижается. Это вполне в духе великого зла, которым он слыл. Иберо не могут себе позволить такого из-за гордости, Нортми из-за чести, Фросты из-за непобедимости. Флавио могут позволить себе все, что угодно.