Часть вторая: Возрождение из пепла Опции

[Народ]

2632 год, месяц Гребня.
Рунн. Монтристид.


          Серый цвет всегда шёл служителям всевозможных культов. Шёл он и последователям учения Каспиана. Серые капюшоны и балахоны только способствовали укрощению строптивости и гордости молодых монахов и святых отцов. Кротость и смирение, облачённые в серое одеяние, никогда не подвергались насмешке или пренебрежению со стороны обывателей. Наоборот, обыватели начинали уважать и других, носящих тот же цвет одежды. Например, мышей и крыс. А носители высокого церковного сана сильно укрепили любовь к попугаям и павлинам, из-за схожести в многообразии красок одеяния, которое миряне видели прекрасно в отличие от душевного богатства их носителей. И никто, принимая во внимание заслуги церковников, не видел вреда в том, что они украшали свои серые шкурки драгоценными булыжниками. Правда, не все избрали красоту, как основное оружие. Некоторые отдавали предпочтение проверенным временем клыкам. И тогда серые смиренные мышки становились грозными крысами-инквизиторами, которых никто не осмеливался упрекнуть в нечистоплотности и агрессивности.
          И вот один из живых представителей негласного символа ордена инквизиторов решил внести свою лепту в святое дело Матери Нашей Церкви. Крыс, азартно помахивая облезлым хвостом, со всем уважением и кротостью вцепился в босую ногу бывшего главы бывшего Ордена Клинка Господнего, ибо путь к спасению души, как всем известно, лежит через страдания грешной плоти. Несчастный еретик же, отблагодарил тварь божью сильным пинком ноги, оставаясь в своём греховном неведении. Резкое движение далось Монбару ещё тяжелее предыдущего, руки, закованные в кандалы, нещадно болели, да и раны, полученные в последнем безумном сражении, никто не собирался залечивать.
          Да, сражение они всё же проиграли. Проиграли и войну. Но Андре свято верил, что не всё ещё потеряно, и главное сражение мира ещё состоится. Состоится благодаря жертвам, которые принесли его братья там, на поле у ворот Монмиракля. Они все пали выполняя его приказ. Приказ, который мог стать величайшей ошибкой, а мог оказаться и той малой монеткой, что перевесит чашу весов в нужный момент. Андре де Монбар думал теперь об этом постоянно. Да и о чём ещё ему думать, целыми днями сидя в сырой камере прикованным к скользкой стене на грязной соломе. Два месяца первый и последний из «клинков» был предоставлен своим думам. Два месяца он, несмотря на проклятие глав всех орденов, молил Каспиана о спасении душ своих погибших братьев. Два месяца он, единственный из выживших в том побоище, ждал своей участи.
          И вот, наконец, они пришли к нему. Пара крепких инквизиторов, охрана или палачи, пока было не ясно. Секретарь, принёсший столик и кипу чистой бумаги. Пара инквизиторов постарше саном, Первосвященник Сильвиус XI, глава Службы Имперской Безопасности и он, император Александр XVIII. Правда, последний пробыл с Монбаром не долго, тюремный воздух явно нагонял на него тоску. Но Андре знал, император ещё вернётся его навестить.
          Первый допрос, даже скорее беседа. Ленивые вопросы следователя, ленивые ответы «клинка». Двухдневный перерыв. Вновь беседа. Вновь перерыв. Наконец, первая угроза и разминающиеся на глазах Монбара костоломы. Стена спокойствия и смирения перед богом. Смена обвинителя. Первые пытки. Новые вопросы.
          Его допрашивали и пытали, пытали и допрашивали. Ему угрожали и молили спасти душу. Ломали кости, жгли кожу и напоминали о грехе лжи и неповиновения. Монбар часами пересказывал операции, выполняемые по приказу конклава, и днями перечислял святыни и богатства, захваченные в этих походах. Инквизиторы часами предлагали сознаться в сговоре с Дьяволом, палачи днями практиковались на главе «клинков» в своём искусстве.
          Наконец устали все. Было объявлено о дне последнего допроса, на который были приглашены Первосвященник и император. Монбару посоветовали ночью подумать о своей душе. Он провёл её в воспоминаниях и молитве. Проснулся последний глава «клинков» как после ночной попойки с хорошими друзьями: бодрый, полный идей и готовый сравнять горы с землёй. Стража помогла ему умыться, привести свой внешний вид в относительный порядок и отнесла в зал для допроса, ибо своих сил и здоровья даже на небольшую прогулку палачи ему не оставили. Это действительно был зал, правда, очень малых размеров и под землёй, но света тут было несравненно больше, и исходил он не от пыточных очагов. За стоящими полукругом столами уже собрались все его сегодняшние судьи и дознатчики, что явилось для Монбара неожиданностью: он уже внутренне приготовился к нескольким часам ожидания величественного появления Первосвященника и императора. Но сегодня Александр и Сильвиус дожидались его, Монбара, появления.
          Если бы Монбар был в состоянии, он бы вошёл как обычно, с гордо поднятой головой, прямой спиной и горящими глазами. Сегодня же Андре пришлось ограничиться гордым взглядом несломленной души. Казалось, что окружавшие его рослые подпалачики-инквизиторы – личная гвардия главы «клинков». Андре де Монбара усадили на простой стул посреди комнаты прямо перед столом судей. Суд начался.
          - Арестованный, назовите своё имя, - серый, пустой голос одного из инквизиторов. Главные вопросы сегодня будет задавать явно не он.
          - Андре де Монбар, магистр Ордена Клинка Господнего, граф… - продолжить ему не позволили.
          - Специальными указами его преосвященства Первосвященника Сильвиуса XI и его величества императора Александра XVIII, вы, Андре из рода Монбар, лишены монашеского сана и дворянского титула, - инквизитор-церемониймейстер прямо таки сорвался толи на крик, толи на визг.
          - Как будет угодно верховным слугам Его…
          - Итак, начнём, пожалуй, - получив молчаливое согласие Первосвященника, император активно изображал полнейшую скуку, инквизитор-церемониймейстер продолжил, - Пункт первый. Слуга Божий Андре обвиняется в сговоре с дьяволом и совершении по приказу его поступков порочащих светлое имя Церкви Нашей и Империи. Есть ли у вас, обвиняемый, что сказать в своё оправдание?
          - Ложь. Всё вами сказанное ложь. В данной ситуации вам следует обвинить несколько поколений предыдущих императоров и кардиналов в сговоре с Лукавым, ибо на каждое действие Ордена у меня найдётся письменный приказ.
          - Вы поплатитесь за подобную дерзость, Монбар, - на этот раз вскипел Первосвященник. – Есть ли у вас прямые распоряжения, следуя которым вы и ваш еретический орден должны были уничтожать народы и красть у них принадлежащее им имущество?
          - Нет, таких приказов у меня нет. Но есть распоряжения, предписывающие любыми средствами привести некоторые народы и племена в лоно Церкви Нашей. А право на трофеи даровано ещё первому магистру Ордена…
          - Довольно, - ранимая натура императора не терпела пустых споров. – Переходите к следующему пункту.
          - Да, ваше величество. Но… Да, ваше величество, слушаюсь, - инквизитор суетливо перебирал свои записи.
          - Пункт второй. Вы, Андре из рода Монбар, обвиняетесь в греховных сношениях с некой Эскариной ле Фэй, еретичкой и главой еретического культа.
          - Я отказываюсь отвечать по этому обвинению, я всё-таки рыцарь!
          - Нет, вам придётся. Кстати, напомню, что вы лишены рыцарского звания. А связь с еретичкой Эскариной ле Фэй привёл к тому, что вы замыслили бунт против императора, с целью раскола нашей великой империи и захвата власти на некоторой её территории.
          - Никакого бунта я не замышлял. И мои братья пали невинными жертвами некоторых церковных сановников, жадных до чужого богатства.
          - За эту клевету вы также ответите, Монбар, - отец Сильвиус прямо таки трясся от переполняющей его ярости.
          - Я отвечу за все свои ошибке, но не перед вами, не здесь и не сейчас!
          - Довольно, - император окончательно заскучал в совсем не светском дворцовом обществе, - заканчивайте с этим, господа. Разве вы не видите, он ни в чём не  сознается: ни в помощи еретикам, ни в накоплении военных сил на Мэлите. Заканчивайте, прошу вас.
          - Брат-инквизитор, прошу, - не Первосвященник, а сама любезность.
          - Итак, суд, в лице его императорского величества Александра XVIII, Первосвященника Рунна Сильвиуса XI, постановил: признать Андре из рода Монбар еретиком и государственным преступником. Т.к. вышеназванный Андре не смог предоставить суду никаких опровергающих обвинения доказательств своей правоты и непогрешимости, суд постановил конфисковать всё имущество преступника в пользу императорской казны, а самого его предоставить очистительному пламени, дабы спасти его бессмертную душу от вечных мук…

Сообщение отредактировал Нортмер - 27.05.2008, 20:01

[Народ]

28 день месяца Полотна. Рунн. Королевский город. Особняк Флавио. Вечер.

Взгляд одного из прибывших гостей, старого и больного человека.

          Несмотря на сгущающиеся сумерки, особняк Флавио утопал в свете. Фонари, освещавшие сам дом и подъездную аллею, были убраны в фиолетовое стекло – непозволительная роскошь и лишняя демонстрация богатства.
          Только не тогда, когда дело касалось Евгения Флавио. Старый леопард, может, и не был воином, но он был интриганом. И еще он был преступно умен, этого стоило опасаться. Даже сегодняшний ужин, на который старого графа де Эстэ везла растрясенная временем и службой империи карета, был организован без малейшего повода к порицанию. Это всего лишь старый флавийский обычай – поминать умерших застольем, так говорилось в приглашении, так герцог лишал своих жертв, выступавших сегодня в качестве гостей, шанса отказаться от визита.
          Все было продумано и спланировано. Все, даже день. Хитрец чтил законы, как светские, так и церковные, дождавшись окончания поста, чтобы вкусить своих любимых блюд. Все знали, что любовь герцога Флавио к интригам может победить только его любовь к изысканной и хорошо приготовленной пище. Евгений угодил всем – трем конфессиям, властям мирским, знати Рунна, пригласив почти всех, чтобы не было обид и даже себе. Для такого и вправду нужно иметь талант. Талант портить людям жизнь.
          Министр финансов Рунна опустил морщинистую руку, позволяя шторе упасть на место. Карета остановилась, и лакеи помогли графу выбраться наружу. Сегодняшний вечер представлялся Полю де Эстэ любопытным, но обременяющим. В его возрасте каждый выход в свет превращается в подвиг. Почти восемьдесят лет… Даже те, кто вертит этой страной сейчас казались ему мальчишками, а молодежи должен казаться ходячим трупом он. Они не могли судить в этом друг друга.
          - Я очень рад, что вы смогли посетить мой дом, граф. – Встретил его сам хозяин дома. Высшая мера вежливости и уважения к гостям.
        - Ваша Светлость, от приглашения таких людей, как вы, не отказываются. А если и отказываются, то лишь глупцы или самоуверенные болваны. – Министр финансов уже давно мог позволить себе откровенность в суждениях. Возрасту прощается многое.
          Губы и глаза герцога Флавио дрогнули в улыбке.
        - Еще от них отказываются мои враги.
        - Такие есть? – Ворчливо осведомился Поль, хотя прекрасно знал ответ. – Очень неосмотрительно с их стороны. – Тут же продолжил он, позволяя Евгению тактично промолчать.
        - Мне чрезвычайно нравится ваша прямота, граф. Даст Бог, и я доживу до таких лет. – Хозяин помог гостю преодолеть пару ступеней, и они оказались в просторном гостином зале. Уже прибывшие к этому времени дворяне расположились на диванах и креслах, оценивали картины, висящие на стенах, и пили вино, щедро предложенное им. Обычный званый ужин, если не считать черного цвета, в который были одеты все.
          - Бог даст, да люди не столь щедры, Ваша Светлость. – Прямо заявил граф де Эстэ, заставив все-таки герцога негромко рассмеяться, призревая все условности.
          - Напомните мне, чтобы я не спрашивал вас о себе, граф. Это может больно ударить по моему самолюбию.
          - Сомневаюсь. – Правдиво ответил министр, разглядывая пару, к которой явно вел его Евгений. - Кроме того, я всего лишь старик, с негодной никуда памятью. Удивительно, что мне до сих пор доверяют цифры, от которых зависит судьба империи. Но эти цифры последняя страсть, которая греет меня уже, по меньшей мере, тридцать лет.
          -  Я думаю, эта страсть сможет согреть вас еще немало времени, граф. – Заметил глава семьи Флавио. – А сейчас позвольте представить вам моих очень важных гостей, если вы еще не знакомы – Марта Аеда, жена брата моей покойной жены, недавно она сама овдовела, я стараюсь всячески поддерживать ее сейчас, Шапур Рустем, герцог Кирийский и мой бесценный друг.
        Предложение и подтверждающее его знакомство. Два в одном. Это было в духе герцога Флавио. Полю де Эстэ только что обещали его старое место в новом правительстве империи и познакомили с человеком, у которого в будущем вполне можно будет занять денег на пополнение казны. Неплохо. Кирийские шелка и ковры, редкие пряности и хлопок  сделали Шапура Рустема не богатым, а бесценным другом, как верно было замечено флавийцем.
          - Рад знакомству. – Скупо кивнул Поль, разглядывая властителя крайнего юго-востока. Марта удостоилась вежливого поцелуя руки, он помнил историю этой женщины – флавийка, вышедшая за северянина – недурная шутка. Она должна быть очень интересной собеседницей, дама перенесшая такое.
          - Я покину вас, чтобы исполнить свои обязанности, надеюсь - вам будет о чем поговорить. – Евгений радушно кивнул и отправился соблазнять кого-то еще.
        Грозный герцог Кирии, каковым, видимо, было положено его считать, ответил министру финансов таким же внимательным взглядом, но кто их поймет, этих кирийцев. Восток дело тонкое. В данный момент графа де Эстэ интересовало только одно:
        - Правду ли говорят, что урожай пшеницы в вашей стране в этом году почти весь пропал из-за начавшегося раньше сезона дождей, Ваша Светлость?
          - Высокий все делает так, как угодно ему, и это правильно. – Строго напомнил Шапур. – Небо разверзлось на землю раньше, чем того ждали смертные, но не весь урожай пропал. Мои подданные знают, что надежда на того, кто над нами, велика и свята, но ничто не сделается без руки смертного создания.
        - Это так радует. – Замолчал министр и удовлетворенно кивнул головой, вынеся для себя из этой речи, переполненной лишними словами, как река водой в половодье, что урожай, хоть и не будет столь богатым, как прежде, но все же будет. Это значит, что в случае войны Флавии не грозит голод. Или, что недавние слухи о неурожае намеренно преувеличены. Вопрос – кем. Самими флавийцами, решившими перестраховаться. Они как всегда ни к чему не причастны и озабочены своими внутренними проблемами. Официально. Или теми, кто флавийцев очень сильно не любит и не хочет, чтобы у них появлялись лишние союзники. Занимательно, стоило подумать об этом долгими ночами, когда сон не будет приходить в усталое, измученное старческой болью тело. Придя к такому выводу министр финансов опустился в одно из кресел, предоставив мужчину и женщину друг другу.
          - Да осветит солнце золотом своим путь ваш, сиятельная. - Церемонно произнес тем временм кирийский герцог своей собеседнице, Марте Аэде. - Неисповедимы пути Высокого и не мог  разуметь я, что буду ослеплен Звездой Востока, что взойдет на полотне небесном и затмит луну и солнце. Предсказанное явление милостью Хазреда начинает сбываться, я вижу вас.
          Марта, как и полагается по светским канонам, залилась румянцем и опустила глаза. Помнил  ли старый герцог Флавио, представляя их друг другу что они уже знакомы? Помнил ли Евгений, что Рустем  когда то почтил своим присутствием свадьбу тогда еще совсем юной Марты и наглого северянина?
          - Благодарю вас, Ваша Светлость. Вы умеете дарить комплименты женщинам. - Марта поставила пустой бокал на поднос, предоставленный одним из вездесущих слуг.
          - Горе, постигшее вас безмерно и глубоко, я знаю о нем. Сильные уходят от нас, львы гибнут от клыков гиен. Или волков. - Шапур погладил бороду и пристально посмотрел в глаза своей собеседницы. Пальцы его были усыпаны перстнями, но всеобщее внимание привлекал только один - Драконий Глаз, знаменитый сапфир, древняя реликвия кирийских царей, который был утерян сотню лет назад. Рустем утверждает, что сам он отыскал его в каком-то святилище. Однако простой люд и недоброжелатели считают, что это просто удачная подделка, а ювелир, изготовивший чудо давно покоится в желудках герцогских любимцев, крокодилов. - Пески времени изменчивы и зыбучи, ясноокая и здоровая женщина не может  идти по ним одна, сопровождаемая лишь скорбью, словно стаей шакалов.
          - Ваша Светлость, вы как всегда мудры и проницательны. Жизнь на севере, среди варваров, закаляет, особенно в борьбе против шакалов. Траур не может длиться вечно, а взгляд дракона устрашит даже скорбь. - Марта оглядела необычайно могучую фигуру герцога, спрятанную под шелками ослепительно богатого одеяния, и медленно улыбнулась. Шапур улыбнулся в ответ и знаком потребовал у слуги еще вина. Рустем был доволен вечером, Марта в полной мере оправдывает его надежды. Тот, кто мягко ступает, далеко продвинется на своем пути.
          Молчание Поля и уединение со своими мыслями, к счастью для него, не было обременительным, потому что весь разговор на троих с успехом заменил диалог Шапура и Марты, похоже, этим двоим тоже нашлось, о чем поговорить, а он, старый глухой пень, прислушивался к этой беседе вполуха, предпочитая наблюдать за другими гостями. Сегодняшний вечер все же обещал стать занятным.
          Он вышел из поля зрения дам уже давно, поначалу сожалея, потом забыв об этом, а сейчас не представляя себе, что когда-то было иначе. Это было взаимно, но не всегда и явное тому доказательство сейчас стояло в дверях гостиной, опираясь на трость с головой оленя и положив свою тонкую и изящную до сих пор руку на локоть своего внука, бывшего еще до недавних пор любимым фаворитом Императора.
          Прошло полвека, а она осталась для него все той же девушкой, которую он пригласил танцевать ее первый танец на ее первом балу. Ей было всего семнадцать, она была одета во взрослое платье, открывавшее тонкую девичью шею, и смеялась в его объятиях. Ему было уже двадцать семь, он только что был повышен до звания полковника и стал командующим экилонскими «Зубрами», девушки смотрели на него с восхищением и томно вздыхали, а он терял голову от пары глаз, смотрящих на него со смехом.
          Потом ее выдали замуж за герцога де Конарэ, и он стал ее вассалом, хотя это случилось гораздо раньше – на том первом балу. И никогда уже Поль де Эстэ не смотрел на других женщин, потому что хрупкая девушка успела украсть его сердце в сумасшедшем головокружении одного танца.
          Сейчас Антуанетта де Конарэ царственно принимала слова приветствия от герцога Флавио, имея при этом вид, если не императрицы, то богини. Остальные, возможно, этого и не знали, но уж Поль де Эстэ прекрасно знал, что так оно и было. Она до конца осталась верна мужу и новой семье, никогда не давала поводов для сплетен, была опорой и надеждой Экилона после смерти мужа и сына, образцом поведения, вкуса и манер при дворе. Как и он, она была дочерью эпохи, окончательно ушедшей со смертью Александра XVIII. Эпохи, вслед за которой им обоим вскоре предстояло отправиться.

28 день месяца полотна. Рунн. Королевский город. Особняк Флавио. Вечер.

Зарисовка на тему  разных судеб, сведенных в этот вечер в одном месте.

          Шутка или нет, но так случилось, что в этот вечер граф Леонард де Фабер, министр путей и дорог Рунна, пребывал в расстроенных чувствах. И кто бы посмел его обвинить, если учесть, что последний месяц стал для всей его семьи поистине ужасным. Сначала смерть Императора, благоволившего ему и его дочерям, бывшим постоянными фаворитками Александра. Потом трагическая кончина и самих овдовевших любовниц, трагическая… Это было убийство! Все во дворце это знали и понимали, но доказать не имели права.
          Леонарду оставалось лишь сжимать кулаки и громко скрежетать зубами, но сделать он ничего не мог. Даже требовать справедливого возмездия. Этьен де Нортми, который был еще в состоянии удержать остатки власти в своей крепкой руке, слег. Альфред жил своими представлениями, вдовствующие императрицы были ни в счет. Обе. В осиротевшей империи не у кого было просить закона и защиты.
          Именно поэтому приглашение на ужин в Дом Флавио было воспринято графом как знак свыше. О старом герцоге ходило много слухов, и одним из них было то, что, несмотря на внешнюю мягкость, он умеет править железной рукой. Именно то, что нужно сейчас стране. И кому какое дело, что на престол есть более законные наследники. Иберо и так зарвались, им хватит и Новой Иберии, пусть воспитывают индейцев, а Фросты воюют со своими снегами, ветрами и льдами – это задача им по зубам. Трон подпускает к себе лишь достойных.
          Конечно же, Леонард не мог знать и расстроился бы еще больше, если бы узнал, что последнее, что нужно герцогу Флавио в этой жизни – трон империи. Но он не знал, а потому пребывал в состоянии радостного возбуждения. И пил сегодня сверх всякой меры.
          В это же время перед картиной, изображавшей Стиггу, родовой замок герцогов Флавио, застыла интересная пара. Молодой мужчина, на которого наверняка оглядывались на улицах все женщины в возрасте от пятнадцати до пятидесяти лет, рассказывал о доме, в котором вырос, с любовью глядя на полотно с родными стенами. А его собеседница – молоденькая черноволосая девушка, очень красивая и очень изысканно одетая, внимала ему со всей щедростью редкого женского внимания и взирала совсем не на полотно, а на обладателя фиолетовых глаз, которым по случаю оказался Эстерад Флавио, сын хозяина дома и наследник всего юго-востока империи.
          Когда он прервался, Катажина Риди, а это была именно она, изящно наклонилась к уху маркиза Флавио и прошептала:
          - У вас удивительный дар рассказчика. – При этом мужчина смог наблюдать в скромном, но сделанном весьма искусно вырезе ее платья нежную кожу и то, что девушка была слишком уж живой, о чем свидетельствовало ее частое дыхание, поднимавшее грудь девушки в такт мерным вдохам и выдохам.
          Эстерад улыбнулся и принял вызов брошенной перчатки.
          - У меня есть и другие, но я не люблю пустых слов. – Он склонился к номени Риди. – Поэтому готов доказать любой из них. – В фиолетовых глазах сверкало ответное приглашение.
          - Я подумаю над этим, маркиз. – Это была сама невинность, хлопавшая густыми, длинными ресницами, смотревшая большими глазами и скромно прижимавшая ручку с веером к лицу.
          - Эстерад, давно не виделись.
          Наверное, номени Риди захотелось подвергнуть обладателя этого голоса ряду действий, несовместимых с жизнью, но она была девушкой воспитанной, поэтому лишь сделала небольшой шаг назад, позволяя разбить их пару и впуская в интимный круг разговора для двоих – мужчины и женщины – еще одного мужчину. Впрочем, настроение ее должно было также быстро выправиться, поскольку нарушивший их покой оказался молодым светловолосым красавцем, который тоже вполне мог оценить всю ее красоту и неповторимость, и более того из этого можно было извлечь приятное и полезное. Но следовало соблюсти порядок светской беседы.
          - Может быть, прежде, чем радоваться встрече с маркизом Флавио, вы представитесь. – Холодно, с долей обиженной и оскорбленной добродетели заметила она.
          Очередной красавец покаянно покачал головой, сообразив, что эти слова обращены к нему, и склонился в вежливом приветствии, целуя ее руку с ее же высокого соизволения.
          - Арно Тарл, герцог Кьезы.
          - Кьеееза, - чересчур восторженно воскликнула Катажина, раскрывая веер. – Я тааак много слышала о ваших землях.
          - Безусловно, только хорошее, номени Катажина? – Развеселился Эстерад Флавио.
          - Конечно!
          - Мы стараемся не отставать от происходящего вокруг, хотя и не всем это может нравиться. – Нахмурился Тарл. – Но слово Кьезы, это слово Кьезы. Оно достаточно веско.
          - Хорошо бы другие это тоже понимали, - посочувствовала девушка.
          - Как ты нашел столицу?
          Пока маркиз Флавио наслаждался рассказом Арно Тарла, его жена появилась на верхней ступеньке лестницы, спускавшейся в зал. Беременность ее уже была заметна, но приближающееся материнство красит любую женщину, наполняет ее глаза внутренним негасимым светом и заставляет всех остальных меркнуть в сравнении с такой женщиной.
          Первым сноху заметил сам герцог, он поспешно извинился перед герцогом и герцогиней Конаре, бабушкой и внуком, спрятавшими на один вечер все свои разногласия в пыльных родовых сундуках и выступивших на этом ужине единой семьей. Иногда приходится поступаться своими желаниями во благо рода.
          Евгений оказался у лестницы как раз в тот момент, когда женщина, которую он считал скорее своей дочерью, чем женой сына, ступила на мягкий ковер. Он протянул ей руку и церемонно поклонился, целуя ее. Этикет и манеры – основа блестящего ужина. Анна Флавио смущенно улыбнулась, опуская глаза.
          - Как ты себя чувствуешь, доченька? – Забота и тепло в его голосе обняли будущую мать мягкой шалью.
          - Спасибо, все замечательно.
          - Ты уверена, что выдержишь этот ужин? Если только…
          Нежная ладонь коснулась его губ.
          - Нет, отец. Я знаю, как много этот вечер значит для вас, для всей семьи, как тщательно вы готовились, это та малость, которую я могу сделать для вас. – Женщина нежно улыбнулась. – Если мне станет плохо, я уйду.
          Успокоенный этими словами и знанием того, что ребенок значит для Анны много, очень много, герцог Флавио позволил ей опереться на свою руку и направился к дверям, чтобы поприветствовать последних гостей, которых они и ожидали, чтобы начать ужин. Возможно, это были самые важные люди на сегодняшнем вечере, причем они осознавали свою значимость также, как и он.
          - Герцогиня, герцог.
          Обмен взаимными рукопожатиями с молодым черноволосым мужчиной и придворный поклон его матери. Ответные кивки и реверанс. Поклоны Анне. Так герцог и маркиза Флавио поприветствовали под крышей своего дома герцога и герцогиню Иберо.
          - Прошу всех к столу. – Раздался хорошо поставленный голос Серхио, распахнувшего высокие двойные двери в столовую и упорядоченная манерами и сознанием собственной избранности толпа, все же толпа, хлынула в них, поддаваясь одному из древнейших человеческих инстинктов – добыче пропитания. Евгений позволил себе улыбнуться, пропуская Иберо вперед. Все шло так, как было задумано. Это было не к добру.
          Гости расселись согласно изящным визиткам, расставленным на нужных местах. Сколько копий может быть сломано потом, если окажется, что кого-то посадили не так, как он того заслуживает – по его мнению. Но гости герцога Флавио, как мы уже знаем, всегда попадали в затруднительное положение, потому что наряду с великолепнейшим этикетом, соблюдаемым в этом доме, здесь же ломались самые закостеневшие традиции. Сегодня был именно такой день, и Евгений пошутил, смешав визитки так, как на то будет воля Каспиана, о чем честно сообщил гостям. Против слова Господа спорить никто не решился. На этом вопрос был исчерпан.
          Евгений сделал знак слугам, как опытный дирижер и ужин начался. По залу поплыли блюда с салатом, на подходе был суп, когда к хозяину дома склонился Серхио и что-то тихо зашептал. Гости насторожились – испугались. Хорошо. Значит уважают.
          - Прошу меня извинить, кажется, нашелся еще один опоздавший гость. – Евгений мило всем улыбнулся, поднялся и вышел.
          В ее волосах, казалось, запутались звезды. Горящие искры на черном бархате. Но он ошибся – всего лишь игра света в прядях цвета воронового крыла, убранных в изящную прическу с длинными дунганскими шпильками.
          - Вечер стал неотразимым с вашим появлением, номени Норн. – Герцог склонился в учтивом поклоне, не позволяя себе даже дотронуться до такой красавицы. Он прекрасно знал – как и с кем себя нужно вести. Это была убийственная красота, поэтому он восторгался на расстоянии.
          Но женщина протянула руку, тонко улыбнувшись. Евгений поцеловал ее, намеренно задерживая ладонь в своих пальцах и согревая их приятную холодность.
          - У меня сломалась карета, Ваша Светлость. – Она посчитала нужным объясниться, это было лестно. Герцог улыбнулся в ответ, лично помогая избавиться гостье от плаща. – Вы простите меня за опоздание.
          Это была приятная игра, ему она нравилась.
          - Прощу, если вы обещаете мне, что наша встреча не станет первой и последней. В этом мире так легко потеряться. – Темно-синие глаза, не стесняясь, смотрели в черные бездны ее зрачков. Кости упали на мягкий бархат и выкинули двенадцать.
          - Это станет исполнением моих не загаданных желаний, герцог.
          Улыбки понимания. Им нечего делить, но и играют они в разные партии. Может, оно и к лучшему. Глава дома Флавио предложил запоздавшей гостье руку и проводил в столовую. Присутствующие впились в них взглядами. Многие, очень многие сейчас должны жалеть, что взглядом нельзя убить, подстрелили бы сразу двух зайцев.
          Но придется еще пожить.
          - Никакие недоразумения и препятствия судьбы не смогли оставить нас сегодня без общества номени Норн, друзья мои. Радуйтесь.
          Гости заулыбались, дамы махали веерами, мужчины поправили салфетки. Все чинно и благородно. Как хорошо.
          Воля Каспиана или железная рука герцога Флавио раскинули карты сегодняшнего вечера так, что Рауль де Барна оказался в весьма затруднительном положении, потому что с обеих сторон от него сидели весьма очаровательные дамы, а это обязывало. С одной стороны – Анна Флавио во главе стола напротив Евгения, как хозяйка дома, с другой Каэтана Фьер. Хуже всего было то, что дальше сидела Вероника Фьер и некто капитан Рикардо Кристобаль Фе Арида, с вдохновением вешавший на уши девушкам лапшу, флиртовавший с ними и изрядно раздражавший этим Рауля. Раны, полученные в недавней дуэли, были еще весьма ощутимы, хотя уже позволяли ему не чувствовать себя раздавленным пушечным лафетом. А еще они настойчиво звали повторить подвиг, раз уж подвернулась такая удачная мишень.
          Стараясь заглушить страстное желание запустить блюдом с салатом в лицо иберииского хвастуна, новый друг Эстерада Флавио пил, уставившись в свою тарелку, почти пустую, несмотря на все старания герцога. Вообще-то, к середине ужина он почувствовал, что уже вполне готов осуществить свое новое заветное желание, но его останавливало чувство благодарности к хозяевам дома, который приютил его в трудную минуту.
          Все, что оставалось молодому графу – позволять лакею обновлять свой бокал и бокал сидящего напротив Страда.
          Поэтому вполне естественным выглядит сейчас то, что для Каэтаны Фьер мрачный, неразговорчивый мужчина, сидевший по правую руку от нее, и косившийся на них с Рон, как на своих злейших врагов, показался тогда не самой лучшей компанией. И девушка в ответ на такое отношение гордо поднимала голову и смотрела на графа де Барна с высоты своих семнадцати лет.
          Непонимание, как правило, плод недоразумения.
          Возможно, ситуацию еще можно было спасти, но тут по залу внезапным выстрелом прозвучала новость о прибытии еще одного гостя, которого уже совершенно не ждали в связи с утренними событиями, коснувшимися его семьи и его самого непосредственно. Но сам этот гость считал иначе. Как всегда.

Сообщение отредактировал Mяyka - 28.12.2005, 21:39