Часть вторая: Возрождение из пепла Опции

[Народ]

2632 год, месяц Гребня.
Рунн. Монтристид.


          Серый цвет всегда шёл служителям всевозможных культов. Шёл он и последователям учения Каспиана. Серые капюшоны и балахоны только способствовали укрощению строптивости и гордости молодых монахов и святых отцов. Кротость и смирение, облачённые в серое одеяние, никогда не подвергались насмешке или пренебрежению со стороны обывателей. Наоборот, обыватели начинали уважать и других, носящих тот же цвет одежды. Например, мышей и крыс. А носители высокого церковного сана сильно укрепили любовь к попугаям и павлинам, из-за схожести в многообразии красок одеяния, которое миряне видели прекрасно в отличие от душевного богатства их носителей. И никто, принимая во внимание заслуги церковников, не видел вреда в том, что они украшали свои серые шкурки драгоценными булыжниками. Правда, не все избрали красоту, как основное оружие. Некоторые отдавали предпочтение проверенным временем клыкам. И тогда серые смиренные мышки становились грозными крысами-инквизиторами, которых никто не осмеливался упрекнуть в нечистоплотности и агрессивности.
          И вот один из живых представителей негласного символа ордена инквизиторов решил внести свою лепту в святое дело Матери Нашей Церкви. Крыс, азартно помахивая облезлым хвостом, со всем уважением и кротостью вцепился в босую ногу бывшего главы бывшего Ордена Клинка Господнего, ибо путь к спасению души, как всем известно, лежит через страдания грешной плоти. Несчастный еретик же, отблагодарил тварь божью сильным пинком ноги, оставаясь в своём греховном неведении. Резкое движение далось Монбару ещё тяжелее предыдущего, руки, закованные в кандалы, нещадно болели, да и раны, полученные в последнем безумном сражении, никто не собирался залечивать.
          Да, сражение они всё же проиграли. Проиграли и войну. Но Андре свято верил, что не всё ещё потеряно, и главное сражение мира ещё состоится. Состоится благодаря жертвам, которые принесли его братья там, на поле у ворот Монмиракля. Они все пали выполняя его приказ. Приказ, который мог стать величайшей ошибкой, а мог оказаться и той малой монеткой, что перевесит чашу весов в нужный момент. Андре де Монбар думал теперь об этом постоянно. Да и о чём ещё ему думать, целыми днями сидя в сырой камере прикованным к скользкой стене на грязной соломе. Два месяца первый и последний из «клинков» был предоставлен своим думам. Два месяца он, несмотря на проклятие глав всех орденов, молил Каспиана о спасении душ своих погибших братьев. Два месяца он, единственный из выживших в том побоище, ждал своей участи.
          И вот, наконец, они пришли к нему. Пара крепких инквизиторов, охрана или палачи, пока было не ясно. Секретарь, принёсший столик и кипу чистой бумаги. Пара инквизиторов постарше саном, Первосвященник Сильвиус XI, глава Службы Имперской Безопасности и он, император Александр XVIII. Правда, последний пробыл с Монбаром не долго, тюремный воздух явно нагонял на него тоску. Но Андре знал, император ещё вернётся его навестить.
          Первый допрос, даже скорее беседа. Ленивые вопросы следователя, ленивые ответы «клинка». Двухдневный перерыв. Вновь беседа. Вновь перерыв. Наконец, первая угроза и разминающиеся на глазах Монбара костоломы. Стена спокойствия и смирения перед богом. Смена обвинителя. Первые пытки. Новые вопросы.
          Его допрашивали и пытали, пытали и допрашивали. Ему угрожали и молили спасти душу. Ломали кости, жгли кожу и напоминали о грехе лжи и неповиновения. Монбар часами пересказывал операции, выполняемые по приказу конклава, и днями перечислял святыни и богатства, захваченные в этих походах. Инквизиторы часами предлагали сознаться в сговоре с Дьяволом, палачи днями практиковались на главе «клинков» в своём искусстве.
          Наконец устали все. Было объявлено о дне последнего допроса, на который были приглашены Первосвященник и император. Монбару посоветовали ночью подумать о своей душе. Он провёл её в воспоминаниях и молитве. Проснулся последний глава «клинков» как после ночной попойки с хорошими друзьями: бодрый, полный идей и готовый сравнять горы с землёй. Стража помогла ему умыться, привести свой внешний вид в относительный порядок и отнесла в зал для допроса, ибо своих сил и здоровья даже на небольшую прогулку палачи ему не оставили. Это действительно был зал, правда, очень малых размеров и под землёй, но света тут было несравненно больше, и исходил он не от пыточных очагов. За стоящими полукругом столами уже собрались все его сегодняшние судьи и дознатчики, что явилось для Монбара неожиданностью: он уже внутренне приготовился к нескольким часам ожидания величественного появления Первосвященника и императора. Но сегодня Александр и Сильвиус дожидались его, Монбара, появления.
          Если бы Монбар был в состоянии, он бы вошёл как обычно, с гордо поднятой головой, прямой спиной и горящими глазами. Сегодня же Андре пришлось ограничиться гордым взглядом несломленной души. Казалось, что окружавшие его рослые подпалачики-инквизиторы – личная гвардия главы «клинков». Андре де Монбара усадили на простой стул посреди комнаты прямо перед столом судей. Суд начался.
          - Арестованный, назовите своё имя, - серый, пустой голос одного из инквизиторов. Главные вопросы сегодня будет задавать явно не он.
          - Андре де Монбар, магистр Ордена Клинка Господнего, граф… - продолжить ему не позволили.
          - Специальными указами его преосвященства Первосвященника Сильвиуса XI и его величества императора Александра XVIII, вы, Андре из рода Монбар, лишены монашеского сана и дворянского титула, - инквизитор-церемониймейстер прямо таки сорвался толи на крик, толи на визг.
          - Как будет угодно верховным слугам Его…
          - Итак, начнём, пожалуй, - получив молчаливое согласие Первосвященника, император активно изображал полнейшую скуку, инквизитор-церемониймейстер продолжил, - Пункт первый. Слуга Божий Андре обвиняется в сговоре с дьяволом и совершении по приказу его поступков порочащих светлое имя Церкви Нашей и Империи. Есть ли у вас, обвиняемый, что сказать в своё оправдание?
          - Ложь. Всё вами сказанное ложь. В данной ситуации вам следует обвинить несколько поколений предыдущих императоров и кардиналов в сговоре с Лукавым, ибо на каждое действие Ордена у меня найдётся письменный приказ.
          - Вы поплатитесь за подобную дерзость, Монбар, - на этот раз вскипел Первосвященник. – Есть ли у вас прямые распоряжения, следуя которым вы и ваш еретический орден должны были уничтожать народы и красть у них принадлежащее им имущество?
          - Нет, таких приказов у меня нет. Но есть распоряжения, предписывающие любыми средствами привести некоторые народы и племена в лоно Церкви Нашей. А право на трофеи даровано ещё первому магистру Ордена…
          - Довольно, - ранимая натура императора не терпела пустых споров. – Переходите к следующему пункту.
          - Да, ваше величество. Но… Да, ваше величество, слушаюсь, - инквизитор суетливо перебирал свои записи.
          - Пункт второй. Вы, Андре из рода Монбар, обвиняетесь в греховных сношениях с некой Эскариной ле Фэй, еретичкой и главой еретического культа.
          - Я отказываюсь отвечать по этому обвинению, я всё-таки рыцарь!
          - Нет, вам придётся. Кстати, напомню, что вы лишены рыцарского звания. А связь с еретичкой Эскариной ле Фэй привёл к тому, что вы замыслили бунт против императора, с целью раскола нашей великой империи и захвата власти на некоторой её территории.
          - Никакого бунта я не замышлял. И мои братья пали невинными жертвами некоторых церковных сановников, жадных до чужого богатства.
          - За эту клевету вы также ответите, Монбар, - отец Сильвиус прямо таки трясся от переполняющей его ярости.
          - Я отвечу за все свои ошибке, но не перед вами, не здесь и не сейчас!
          - Довольно, - император окончательно заскучал в совсем не светском дворцовом обществе, - заканчивайте с этим, господа. Разве вы не видите, он ни в чём не  сознается: ни в помощи еретикам, ни в накоплении военных сил на Мэлите. Заканчивайте, прошу вас.
          - Брат-инквизитор, прошу, - не Первосвященник, а сама любезность.
          - Итак, суд, в лице его императорского величества Александра XVIII, Первосвященника Рунна Сильвиуса XI, постановил: признать Андре из рода Монбар еретиком и государственным преступником. Т.к. вышеназванный Андре не смог предоставить суду никаких опровергающих обвинения доказательств своей правоты и непогрешимости, суд постановил конфисковать всё имущество преступника в пользу императорской казны, а самого его предоставить очистительному пламени, дабы спасти его бессмертную душу от вечных мук…

Сообщение отредактировал Нортмер - 27.05.2008, 20:01

[Карна Норн]

26 число месяца Полотна.
Ночь. Шенбрунн.

- Сиятельная, - служаночка резко выдохнула воздух то ли от страха, то ли от необычной смелости. Черные глаза ее хозяйки медленно поднялись на девушку, продолжившую говорить: - Почему вы так ненавидите..
      Эса замолчала, глаза госпожи и прислужницы не отрывались друг от друга. Кровавые губы изогнулись, усмехаясь:
- Кого? Или что? - Карна встала, указывая служанке на небольшое кресло у своих ног.
      Девушка покорно села, вздрогнув от того, что белоснежные руки с длинными, ловкими пальцами вдруг взяли ее голову, сжимая виски:
- Договаривай, Эса, - тихий, хрипловатый голос завораживал.
- Ой.. например, Ее Величество... сиятельная, прошу прощения..
- Тише! - служанка не заметила как в руках красавицы появился бокал с темным настоем. - Выпей.
      Девушка не смела противоречить, с мольбой посмотрев в холодное, невозмутимое лицо, не отражающее даже тени переживаний или сомнений.
- Пей, девочка, - повторила Карна, следя за движениями своей служанки. И когда та выполнила приказ, тихо продолжила: - Тебе сейчас будет больно. Очень больно, а мне не хочется, чтобы твои вольные или невольные крики переполошили весь дворец.
      Все эти слова доносились до прислужницы сквозь странную глухоту, она потеряла способность четко видеть, слышать и даже ощущать. Не почувствовала, как изящная рука обнажила ее ноги и коснулась ступней чем-то липким. Очнулась она от резкой, мучительной боли, изломившей все ее тело и тут же отпустившей. Эса судорожно хватала ртом воздух, ни в силах закричать, рот заполнился слюной и казалось она захлебнется, но неожиданно все закончилось и до нее снова донесся сквозь пелену голос, который видимо продолжал тихо говорить все это время:
- Поэтому не могу сказать что я ненавижу кого-то, девочка. Эрмина Иберо не заслуживает ненависти, но заплатить за все свои притворства - она вполне способна. Ты молода.. и конечно все еще веришь в нежность и любовь? - Карна вновь наклонилась, коснувшись обнаженных коленей  своей служанки. - Сейчас ты почувствуешь еще один приступ боли.. не бойся. Все будет хорошо.
      Девушка в кресле вновь забилась в конвульсиях, безмолвно открывая и закрывая рот. Темные глаза с мольбой смотрели на Карну, которая задумавшись следила за действием яда, продолжая говорить:
- В нашем мире нет места чистоте, но правда она всегда - правда. У каждого своя. Эрмина Иберо говорила, что любит Александра.. но что она сделала, чтобы помочь ему? Принять его? Чем доказала свою великую, большую любовь к нему? Она хотела только трона, девочка, она его получила... и все это время лгала своему супругу. Александр, - молодая женщина тихо прошептала имя, глядя в сверкающее звездами небо. - Он никогда не умел врать. Он умел повелевать и ему подчинялись. Или спорили, если могли. Но он не лгал, в отличии от своей жены. Она знала о нем все.. И он готов был на все, ради нее. Ах, как трогательно она строила из себя непонятую женщину рядом с мужем-сумасбродом.. Интересно, хоть раз она пыталась понять почему.. почему он стал таким..
      Хриплый смех сорвался с губ и женщина вновь обратила взгляд на застывшую фигурку в кресле:
- Ты всегда лучше всех понимала то, что мне надо. Тебе холодно, Эса? Кивни головой..
Получив подтверждение от задрожавшей от простого усилия служанки, Карна осторожно провела пальцами по лбу девушки и коснулась ее век, заставляя закрыть глаза:
- А сейчас - спи.. Проснешься и все покажется тебе дурным сном.. Спи, девочка, - черноволосая женщина тихо отошла к столу, отставляя один бокал и беря другой.
      Тонкое стекло легко согрелось в горячих ладонях, пока Карна безмолвно что-то напевала над душистой жидкостью в бокале. Затем она вернулась к уже заснувшей служанке и осторожно попыталась влить ей в рот несколько капель чуть теплого напитка. Но девушка бессознательно сильно сжала губы, словно и во сне опасалась настигающей вдруг боли. Карна усмехнулась и осторожно опустилась на колени, лаская тонкими пальцами лицо девочки, пока она полностью не расслабилась и тогда у черноволосой красавицы получилось напоить ее еще одним отваром. Женщина удовлетворенно заметила, что дыхание служанки успокоилось, а сама она перестала судорожно вздрагивать от малейшего дуновения ветра: «То что нужно.. Только действие слишком быстрое. Но….»
- У нас еще есть время, не правда ли, Луна? – но слова эти были обращены ни к скромной спутнице ночи – луне, а едва уловимому шелесту. – Просыпайтесь, ваша ленивость.
      Движения черноволосой ведуньи стали почти незаметны, тихи и неуловимы: шаг.. еще один шажок. Навстречу ей с пола послышалось шипение:
- Хорошо, придешь сама… Но сегодня у тебя будет прогулка, красавица, сегодня у тебя будет хорошая прогулка, Луна.
      Карна ласково улыбнулась небесам, где ночь сменяло пока еще тихое утро. Глупцы думают, что ночь умирает и возрождается. Какой детский лепет, ночь царит на земле раньше, чем сама природа услышала человеческий голос. Ей всегда казалось, что первый человек даже и не заметил, насколько велик окружавший его мир. Занятый лишь своими крохотными проблемами и заботами – ему не было дело до величия всего окружающего. Это потом повелось «воспевать», когда все вокруг пело без малейшего усилия человеческого. Смертный прославляет себя, считая, что прославляет мир.
      Еще один шепоток и Карна плавно наклонила голову, приподнимая край черной туники. Вокруг левой ноги свернулась разноцветная, пестрая, живая лента. Женщина засмеялась без звука, осторожно опускаясь в кресло и поднимая ножку так, чтобы можно было любоваться капризной любимицей. Губы ее чуть задрожали, но ни одного звука не сорвалось с них. Лишь показалось, что змея крепче обвилась и, уютно положив голову, – заснула. Ведунья аккуратно вытянула обе ножки, напевая едва слышную мелодию и улыбаясь одними глазами восходящему солнцу.