Часть вторая: Возрождение из пепла Опции

[Народ]

2632 год, месяц Гребня.
Рунн. Монтристид.


          Серый цвет всегда шёл служителям всевозможных культов. Шёл он и последователям учения Каспиана. Серые капюшоны и балахоны только способствовали укрощению строптивости и гордости молодых монахов и святых отцов. Кротость и смирение, облачённые в серое одеяние, никогда не подвергались насмешке или пренебрежению со стороны обывателей. Наоборот, обыватели начинали уважать и других, носящих тот же цвет одежды. Например, мышей и крыс. А носители высокого церковного сана сильно укрепили любовь к попугаям и павлинам, из-за схожести в многообразии красок одеяния, которое миряне видели прекрасно в отличие от душевного богатства их носителей. И никто, принимая во внимание заслуги церковников, не видел вреда в том, что они украшали свои серые шкурки драгоценными булыжниками. Правда, не все избрали красоту, как основное оружие. Некоторые отдавали предпочтение проверенным временем клыкам. И тогда серые смиренные мышки становились грозными крысами-инквизиторами, которых никто не осмеливался упрекнуть в нечистоплотности и агрессивности.
          И вот один из живых представителей негласного символа ордена инквизиторов решил внести свою лепту в святое дело Матери Нашей Церкви. Крыс, азартно помахивая облезлым хвостом, со всем уважением и кротостью вцепился в босую ногу бывшего главы бывшего Ордена Клинка Господнего, ибо путь к спасению души, как всем известно, лежит через страдания грешной плоти. Несчастный еретик же, отблагодарил тварь божью сильным пинком ноги, оставаясь в своём греховном неведении. Резкое движение далось Монбару ещё тяжелее предыдущего, руки, закованные в кандалы, нещадно болели, да и раны, полученные в последнем безумном сражении, никто не собирался залечивать.
          Да, сражение они всё же проиграли. Проиграли и войну. Но Андре свято верил, что не всё ещё потеряно, и главное сражение мира ещё состоится. Состоится благодаря жертвам, которые принесли его братья там, на поле у ворот Монмиракля. Они все пали выполняя его приказ. Приказ, который мог стать величайшей ошибкой, а мог оказаться и той малой монеткой, что перевесит чашу весов в нужный момент. Андре де Монбар думал теперь об этом постоянно. Да и о чём ещё ему думать, целыми днями сидя в сырой камере прикованным к скользкой стене на грязной соломе. Два месяца первый и последний из «клинков» был предоставлен своим думам. Два месяца он, несмотря на проклятие глав всех орденов, молил Каспиана о спасении душ своих погибших братьев. Два месяца он, единственный из выживших в том побоище, ждал своей участи.
          И вот, наконец, они пришли к нему. Пара крепких инквизиторов, охрана или палачи, пока было не ясно. Секретарь, принёсший столик и кипу чистой бумаги. Пара инквизиторов постарше саном, Первосвященник Сильвиус XI, глава Службы Имперской Безопасности и он, император Александр XVIII. Правда, последний пробыл с Монбаром не долго, тюремный воздух явно нагонял на него тоску. Но Андре знал, император ещё вернётся его навестить.
          Первый допрос, даже скорее беседа. Ленивые вопросы следователя, ленивые ответы «клинка». Двухдневный перерыв. Вновь беседа. Вновь перерыв. Наконец, первая угроза и разминающиеся на глазах Монбара костоломы. Стена спокойствия и смирения перед богом. Смена обвинителя. Первые пытки. Новые вопросы.
          Его допрашивали и пытали, пытали и допрашивали. Ему угрожали и молили спасти душу. Ломали кости, жгли кожу и напоминали о грехе лжи и неповиновения. Монбар часами пересказывал операции, выполняемые по приказу конклава, и днями перечислял святыни и богатства, захваченные в этих походах. Инквизиторы часами предлагали сознаться в сговоре с Дьяволом, палачи днями практиковались на главе «клинков» в своём искусстве.
          Наконец устали все. Было объявлено о дне последнего допроса, на который были приглашены Первосвященник и император. Монбару посоветовали ночью подумать о своей душе. Он провёл её в воспоминаниях и молитве. Проснулся последний глава «клинков» как после ночной попойки с хорошими друзьями: бодрый, полный идей и готовый сравнять горы с землёй. Стража помогла ему умыться, привести свой внешний вид в относительный порядок и отнесла в зал для допроса, ибо своих сил и здоровья даже на небольшую прогулку палачи ему не оставили. Это действительно был зал, правда, очень малых размеров и под землёй, но света тут было несравненно больше, и исходил он не от пыточных очагов. За стоящими полукругом столами уже собрались все его сегодняшние судьи и дознатчики, что явилось для Монбара неожиданностью: он уже внутренне приготовился к нескольким часам ожидания величественного появления Первосвященника и императора. Но сегодня Александр и Сильвиус дожидались его, Монбара, появления.
          Если бы Монбар был в состоянии, он бы вошёл как обычно, с гордо поднятой головой, прямой спиной и горящими глазами. Сегодня же Андре пришлось ограничиться гордым взглядом несломленной души. Казалось, что окружавшие его рослые подпалачики-инквизиторы – личная гвардия главы «клинков». Андре де Монбара усадили на простой стул посреди комнаты прямо перед столом судей. Суд начался.
          - Арестованный, назовите своё имя, - серый, пустой голос одного из инквизиторов. Главные вопросы сегодня будет задавать явно не он.
          - Андре де Монбар, магистр Ордена Клинка Господнего, граф… - продолжить ему не позволили.
          - Специальными указами его преосвященства Первосвященника Сильвиуса XI и его величества императора Александра XVIII, вы, Андре из рода Монбар, лишены монашеского сана и дворянского титула, - инквизитор-церемониймейстер прямо таки сорвался толи на крик, толи на визг.
          - Как будет угодно верховным слугам Его…
          - Итак, начнём, пожалуй, - получив молчаливое согласие Первосвященника, император активно изображал полнейшую скуку, инквизитор-церемониймейстер продолжил, - Пункт первый. Слуга Божий Андре обвиняется в сговоре с дьяволом и совершении по приказу его поступков порочащих светлое имя Церкви Нашей и Империи. Есть ли у вас, обвиняемый, что сказать в своё оправдание?
          - Ложь. Всё вами сказанное ложь. В данной ситуации вам следует обвинить несколько поколений предыдущих императоров и кардиналов в сговоре с Лукавым, ибо на каждое действие Ордена у меня найдётся письменный приказ.
          - Вы поплатитесь за подобную дерзость, Монбар, - на этот раз вскипел Первосвященник. – Есть ли у вас прямые распоряжения, следуя которым вы и ваш еретический орден должны были уничтожать народы и красть у них принадлежащее им имущество?
          - Нет, таких приказов у меня нет. Но есть распоряжения, предписывающие любыми средствами привести некоторые народы и племена в лоно Церкви Нашей. А право на трофеи даровано ещё первому магистру Ордена…
          - Довольно, - ранимая натура императора не терпела пустых споров. – Переходите к следующему пункту.
          - Да, ваше величество. Но… Да, ваше величество, слушаюсь, - инквизитор суетливо перебирал свои записи.
          - Пункт второй. Вы, Андре из рода Монбар, обвиняетесь в греховных сношениях с некой Эскариной ле Фэй, еретичкой и главой еретического культа.
          - Я отказываюсь отвечать по этому обвинению, я всё-таки рыцарь!
          - Нет, вам придётся. Кстати, напомню, что вы лишены рыцарского звания. А связь с еретичкой Эскариной ле Фэй привёл к тому, что вы замыслили бунт против императора, с целью раскола нашей великой империи и захвата власти на некоторой её территории.
          - Никакого бунта я не замышлял. И мои братья пали невинными жертвами некоторых церковных сановников, жадных до чужого богатства.
          - За эту клевету вы также ответите, Монбар, - отец Сильвиус прямо таки трясся от переполняющей его ярости.
          - Я отвечу за все свои ошибке, но не перед вами, не здесь и не сейчас!
          - Довольно, - император окончательно заскучал в совсем не светском дворцовом обществе, - заканчивайте с этим, господа. Разве вы не видите, он ни в чём не  сознается: ни в помощи еретикам, ни в накоплении военных сил на Мэлите. Заканчивайте, прошу вас.
          - Брат-инквизитор, прошу, - не Первосвященник, а сама любезность.
          - Итак, суд, в лице его императорского величества Александра XVIII, Первосвященника Рунна Сильвиуса XI, постановил: признать Андре из рода Монбар еретиком и государственным преступником. Т.к. вышеназванный Андре не смог предоставить суду никаких опровергающих обвинения доказательств своей правоты и непогрешимости, суд постановил конфисковать всё имущество преступника в пользу императорской казны, а самого его предоставить очистительному пламени, дабы спасти его бессмертную душу от вечных мук…

Сообщение отредактировал Нортмер - 27.05.2008, 20:01

[Мишель де Морле]

24 день месяца Полотна.
Рунн.

- Я ждал вас, барон, - худощавый седоватый человек, бледный от непрестанного сидения над книгами, захлопнул переплетенный столь же черной, как его простые монашеские одежды, кожей том журнала.
- Не сомневаюсь, - улыбнулся Мишель, по-свойски усаживаясь в кресло напротив главы ордена игнетиссов. Было бы наивно полагать, что этот часто всезнающий человек пропустит его отъезд из Эр-Сайафа, - Тяга к перемене мест, святой отец. Мне говорили Рунн особенно хорош весной.
- Вы сумеете в этом убедиться, - с присущей ему серьезностью произнес Фабиус, - Вам есть чем поделиться со мною?
    Мишель, чуть склонив голову, положил на стол стопку писем, два десятка наполненных бумагой конвертов, перевязанных грубой почтовой лентой, результат их переписки двух последних лет.
- Пока нет, но это лучше сжечь, святой отец, - негромко, с едва касающейся губ улыбкой произнес он, и, когда рука священника уже готова была вложить их в ящик стола, добавил, - Прямо сейчас.
    Фабиус кивнул и понимающе усмехнулся в ответ.
- Не любите оставлять следов.
- Зависит от ситуации.
      Мишель снова улыбнулся, несмотря на легкое недовольство, коснувшееся лица священника, привыкшего к беспрекословному подчинению собственных людей. Так или иначе, сейчас Фабиус не может себе позволить ни приказывать ему, ни избавиться от ценного уже самим своим существованием человека. Мишеля надежно защищало его собственное имя.
- В любом случае, я считаю, что прибыл вовремя, и могу вновь быть полезен нашему общему делу, Ваше Преосвященство.
- Несомненно, сын мой, - Фабиус сдержано кивнул головой, продолжая пристально вглядываться в лицо гостя, словно это могло помочь открыть его тайные замыслы.
      Мишель улыбнулся. Вам ли, святой отец не знать, насколько лживы бывают и лица и слова? Возможно куда более, чем догорающие в огне камина строки.
- Где вы остановитесь, барон?
- Дома.
      Взгляд Фабиуса вновь стал осуждающим, но игнетисс, возможно к лучшему, вновь предпочел промолчать.
- Вам доставят конверт.
      Мишель поднялся с места, кивнул головой:
- Счастливого дня, святой отец.

      Косые лучи солнца пробивались тусклыми желтыми полосами сквозь узкие прорези полуистлевших портьер. Пыль на полу, на старой мебели, картинах и гобеленах… Пыль сделавшая хлам и произведения искусства равными в своей серости. Частицы этой пыли витали в воздухе, причудливо танцевали в полосе разрезавшего комнату на неровные полосы света, создавая каждый раз особенное дотоле невиданное никем представление.
    Sic transit Gloria mundi*. Сколь бы могущественны не были вершители судеб мира, какие бы цели не преследовали, однажды все превратится в пыль, и лишь течению времени дозволено решить раньше или позднее это случится….
    Но каждый раз находится кто-то желающий вновь примерить этот закон на себя.
    Мишель вновь улыбнулся, передвинув сначала черную, потом белую костяную фигурку вперед по клетчатой доске.
- Шах и мат, - голос последнего из Морле потонул в тишине, он  с чувством некого удовлетворения допил оставшуюся в стакане светло-зеленую жидкость и, прикрыв глаза, откинулся спиной к стене.
    Интересно, мог ли сорок лет назад его всемогущий дед предположить, что с прошествием пары поколений в его личном кабинете лишенный титула и состояния последний выживший потомок будет играть в шахматы с самим собой?
- Ты так и не бросил этой дурной привычки? – знакомый голос, с обычным для него оттенком дружелюбного безразличия.
- Какой из трех? – Мишель улыбнулся, не открывая глаз, - Рад слышать тебя, Хосе. Рунн воистину великий город. Стоит утром показаться на улицах, и к вечеру становишься новостью, о которой знают все.
- Все оттого, что плохо травят церковных крыс и светских пауков, - подобие усмешки в бесстрастном голосе, - Зачем ты здесь?
- Здесь не хуже чем везде, - с лица Мишеля не сходила улыбка, но голубые глаза теперь внимательно смотрели на гостя, - Есть все, что мне нужно – интересное общество, шахматы, абсент и тишина. Выпьешь?
- Извини, предпочитаю красное иберийское.
- Не сомневался, – Морле засмеялся и одним движением поднялся на ноги, - Что ж, рад был повидать.
    Хосе, человек с собачьей верностью всю свою жизнь прослуживший дому Иберо, но напоминавший при этом об отце, с ответной усмешкой кивнул.
- Конечно. Не стану больше отнимать твое время.
- Еще увидимся, - чуть склонил голову Мишель, - Я намерен остаться здесь надолго…
 
    Послание игнетиссов принесли, когда уже стемнело. Молодой человек в форме городского стражника коротко поклонился и, даже не стараясь разглядеть того, чью тень заметил в полумраке пропыленного коридора, молча положил на стол запечатанный воском конверт и с таким же безмолвным поклоном покинул дом.
    На такие письма не ставят печатей и подписей, но Мишель узнал бы послание Фабиуса из тысячи. Огонек свечи выхватил из мрака пару строк, ничего не сказавших бы любому другому человеку. Воля главы игнетиссов, по мнению Фабиуса воплощавшая желание Творца, которому он посвятил жизнь…. Так или иначе, все это будет стоить Его Преосвященству недешево.         
    Мишель пару раз смерил комнату шагами, стараясь верно оценить сложность изложенного на сероватом листе бумаги предложения, потом усмехнулся сам себе и вложил конверт во внутренний карман камзола. Пальцы задели и вытащили на свет ярко-алую полоску шелковой ленты, со вчерашней ночи покоившейся на груди. Вспомнились ночной ветер, белокурые платиновые волосы и звонкий смех…. Когда все дела с «божьей волей» будут завершены, стоит вернуть пропажу хозяйке.
      До того времени никаких посторонних мыслей.
      Мишель, накинув чудом оставшийся чистым в этой пыли светлый плащ, вышел в сад, затем на улицы Королевского города. Стоило навестить светлейшего владыку Кирии Рустема, и узнать последние новости.

* Так проходит земная слава (лат)