Часть вторая: Возрождение из пепла Опции

[Народ]

2632 год, месяц Гребня.
Рунн. Монтристид.


          Серый цвет всегда шёл служителям всевозможных культов. Шёл он и последователям учения Каспиана. Серые капюшоны и балахоны только способствовали укрощению строптивости и гордости молодых монахов и святых отцов. Кротость и смирение, облачённые в серое одеяние, никогда не подвергались насмешке или пренебрежению со стороны обывателей. Наоборот, обыватели начинали уважать и других, носящих тот же цвет одежды. Например, мышей и крыс. А носители высокого церковного сана сильно укрепили любовь к попугаям и павлинам, из-за схожести в многообразии красок одеяния, которое миряне видели прекрасно в отличие от душевного богатства их носителей. И никто, принимая во внимание заслуги церковников, не видел вреда в том, что они украшали свои серые шкурки драгоценными булыжниками. Правда, не все избрали красоту, как основное оружие. Некоторые отдавали предпочтение проверенным временем клыкам. И тогда серые смиренные мышки становились грозными крысами-инквизиторами, которых никто не осмеливался упрекнуть в нечистоплотности и агрессивности.
          И вот один из живых представителей негласного символа ордена инквизиторов решил внести свою лепту в святое дело Матери Нашей Церкви. Крыс, азартно помахивая облезлым хвостом, со всем уважением и кротостью вцепился в босую ногу бывшего главы бывшего Ордена Клинка Господнего, ибо путь к спасению души, как всем известно, лежит через страдания грешной плоти. Несчастный еретик же, отблагодарил тварь божью сильным пинком ноги, оставаясь в своём греховном неведении. Резкое движение далось Монбару ещё тяжелее предыдущего, руки, закованные в кандалы, нещадно болели, да и раны, полученные в последнем безумном сражении, никто не собирался залечивать.
          Да, сражение они всё же проиграли. Проиграли и войну. Но Андре свято верил, что не всё ещё потеряно, и главное сражение мира ещё состоится. Состоится благодаря жертвам, которые принесли его братья там, на поле у ворот Монмиракля. Они все пали выполняя его приказ. Приказ, который мог стать величайшей ошибкой, а мог оказаться и той малой монеткой, что перевесит чашу весов в нужный момент. Андре де Монбар думал теперь об этом постоянно. Да и о чём ещё ему думать, целыми днями сидя в сырой камере прикованным к скользкой стене на грязной соломе. Два месяца первый и последний из «клинков» был предоставлен своим думам. Два месяца он, несмотря на проклятие глав всех орденов, молил Каспиана о спасении душ своих погибших братьев. Два месяца он, единственный из выживших в том побоище, ждал своей участи.
          И вот, наконец, они пришли к нему. Пара крепких инквизиторов, охрана или палачи, пока было не ясно. Секретарь, принёсший столик и кипу чистой бумаги. Пара инквизиторов постарше саном, Первосвященник Сильвиус XI, глава Службы Имперской Безопасности и он, император Александр XVIII. Правда, последний пробыл с Монбаром не долго, тюремный воздух явно нагонял на него тоску. Но Андре знал, император ещё вернётся его навестить.
          Первый допрос, даже скорее беседа. Ленивые вопросы следователя, ленивые ответы «клинка». Двухдневный перерыв. Вновь беседа. Вновь перерыв. Наконец, первая угроза и разминающиеся на глазах Монбара костоломы. Стена спокойствия и смирения перед богом. Смена обвинителя. Первые пытки. Новые вопросы.
          Его допрашивали и пытали, пытали и допрашивали. Ему угрожали и молили спасти душу. Ломали кости, жгли кожу и напоминали о грехе лжи и неповиновения. Монбар часами пересказывал операции, выполняемые по приказу конклава, и днями перечислял святыни и богатства, захваченные в этих походах. Инквизиторы часами предлагали сознаться в сговоре с Дьяволом, палачи днями практиковались на главе «клинков» в своём искусстве.
          Наконец устали все. Было объявлено о дне последнего допроса, на который были приглашены Первосвященник и император. Монбару посоветовали ночью подумать о своей душе. Он провёл её в воспоминаниях и молитве. Проснулся последний глава «клинков» как после ночной попойки с хорошими друзьями: бодрый, полный идей и готовый сравнять горы с землёй. Стража помогла ему умыться, привести свой внешний вид в относительный порядок и отнесла в зал для допроса, ибо своих сил и здоровья даже на небольшую прогулку палачи ему не оставили. Это действительно был зал, правда, очень малых размеров и под землёй, но света тут было несравненно больше, и исходил он не от пыточных очагов. За стоящими полукругом столами уже собрались все его сегодняшние судьи и дознатчики, что явилось для Монбара неожиданностью: он уже внутренне приготовился к нескольким часам ожидания величественного появления Первосвященника и императора. Но сегодня Александр и Сильвиус дожидались его, Монбара, появления.
          Если бы Монбар был в состоянии, он бы вошёл как обычно, с гордо поднятой головой, прямой спиной и горящими глазами. Сегодня же Андре пришлось ограничиться гордым взглядом несломленной души. Казалось, что окружавшие его рослые подпалачики-инквизиторы – личная гвардия главы «клинков». Андре де Монбара усадили на простой стул посреди комнаты прямо перед столом судей. Суд начался.
          - Арестованный, назовите своё имя, - серый, пустой голос одного из инквизиторов. Главные вопросы сегодня будет задавать явно не он.
          - Андре де Монбар, магистр Ордена Клинка Господнего, граф… - продолжить ему не позволили.
          - Специальными указами его преосвященства Первосвященника Сильвиуса XI и его величества императора Александра XVIII, вы, Андре из рода Монбар, лишены монашеского сана и дворянского титула, - инквизитор-церемониймейстер прямо таки сорвался толи на крик, толи на визг.
          - Как будет угодно верховным слугам Его…
          - Итак, начнём, пожалуй, - получив молчаливое согласие Первосвященника, император активно изображал полнейшую скуку, инквизитор-церемониймейстер продолжил, - Пункт первый. Слуга Божий Андре обвиняется в сговоре с дьяволом и совершении по приказу его поступков порочащих светлое имя Церкви Нашей и Империи. Есть ли у вас, обвиняемый, что сказать в своё оправдание?
          - Ложь. Всё вами сказанное ложь. В данной ситуации вам следует обвинить несколько поколений предыдущих императоров и кардиналов в сговоре с Лукавым, ибо на каждое действие Ордена у меня найдётся письменный приказ.
          - Вы поплатитесь за подобную дерзость, Монбар, - на этот раз вскипел Первосвященник. – Есть ли у вас прямые распоряжения, следуя которым вы и ваш еретический орден должны были уничтожать народы и красть у них принадлежащее им имущество?
          - Нет, таких приказов у меня нет. Но есть распоряжения, предписывающие любыми средствами привести некоторые народы и племена в лоно Церкви Нашей. А право на трофеи даровано ещё первому магистру Ордена…
          - Довольно, - ранимая натура императора не терпела пустых споров. – Переходите к следующему пункту.
          - Да, ваше величество. Но… Да, ваше величество, слушаюсь, - инквизитор суетливо перебирал свои записи.
          - Пункт второй. Вы, Андре из рода Монбар, обвиняетесь в греховных сношениях с некой Эскариной ле Фэй, еретичкой и главой еретического культа.
          - Я отказываюсь отвечать по этому обвинению, я всё-таки рыцарь!
          - Нет, вам придётся. Кстати, напомню, что вы лишены рыцарского звания. А связь с еретичкой Эскариной ле Фэй привёл к тому, что вы замыслили бунт против императора, с целью раскола нашей великой империи и захвата власти на некоторой её территории.
          - Никакого бунта я не замышлял. И мои братья пали невинными жертвами некоторых церковных сановников, жадных до чужого богатства.
          - За эту клевету вы также ответите, Монбар, - отец Сильвиус прямо таки трясся от переполняющей его ярости.
          - Я отвечу за все свои ошибке, но не перед вами, не здесь и не сейчас!
          - Довольно, - император окончательно заскучал в совсем не светском дворцовом обществе, - заканчивайте с этим, господа. Разве вы не видите, он ни в чём не  сознается: ни в помощи еретикам, ни в накоплении военных сил на Мэлите. Заканчивайте, прошу вас.
          - Брат-инквизитор, прошу, - не Первосвященник, а сама любезность.
          - Итак, суд, в лице его императорского величества Александра XVIII, Первосвященника Рунна Сильвиуса XI, постановил: признать Андре из рода Монбар еретиком и государственным преступником. Т.к. вышеназванный Андре не смог предоставить суду никаких опровергающих обвинения доказательств своей правоты и непогрешимости, суд постановил конфисковать всё имущество преступника в пользу императорской казны, а самого его предоставить очистительному пламени, дабы спасти его бессмертную душу от вечных мук…

Сообщение отредактировал Нортмер - 27.05.2008, 20:01

[Рикардо Арида]

23 день месяца Полотна,
Рунн, Служилый город, некая таверна

Пить вредно для здоровья, вредно для здоровья пить...
Что за глупая фраза? Что может быть вредного в том, чтобы после тяжелого, плодотворного дня немного выпить винца с другом? И ведь на этот раз "немного" значит именно то, что значит, ведь бутылок на их столе всего... Раз, два... шесть... девять... надцать...
- Уйма, - громкий голос Хайнца фон Торнхейма слегка развеял пьяную дымку вокруг головы Рика, на мгновение выдернув его перенасыщенный алкоголем и эмоциями разум на поверхность - к относительно свежему воздуху переполненной таверны, крикам и шуму, ругани и атмосфере местной гражданской войны - то ли все друг друга любят, то ли наоборот - хотят немедленно уничножить. Разницу заметить невозможно, да и нет её, наверное.
- О чем ты, друг? - Рикардо оторвал невероятно тяжелую голову от столешницы и мутным взглядом уставился на приятеля.
- Бутылок на нашем столе - уйма. - И как он умудряется всегда оставаться настолько предельно серьезным? - А то у тебя после "..надцати" язык заплетаться начал.
Граф Арида задумался. Это давалось с трудом, мысли ворочались, будто огромные волны, перекатывались с одного бока на другой на бескрайних просторах мужского разума, но храбрый моряк не сдавался.
- Пусть будет уйма. - Ему кажется или пол таверны действительно начал раскачиваться, будто любимая всей душой палуба "Морены"? Мягкие волны скользят под её днищем, а она ласково и изящно плывет вперёд, подальше от всяческих забот, запретов, обязанностей, самых лучших на свете адмиралов и их прелестных дочек... - Но мне пока не собираюсь останавливаться.

- Офицер, офицер!
- Да, миледи? - Рикардо повернул голову и невольно залюбовался красотой окликнувшей его девушки.
- Номен, прошу вас, помогите, - под звуки этого голоса Рик ощутимо почувствовал приближение весны - солнце над головой, свежий городской воздух, пение влюбленных в жизнь птиц, юных особ, сурово нуждающихся в помощи настоящего мужчины. - Наш Понси залез воо-он на тот дуб и никак не хочет слезать!
Граф Арида прикинул высоту подвергшегося атаке неведомого животного столетника и мысленно присвистнул: девушка, вдобавок ко всем прочим своим достоинствам, еще и умела требовать от жизни многого - ну настоящая миледи!
- Помогу, чем смогу, разумеется. - Рикардо обнажил белые зубы в широчайшей из своих улыбок, превосходно отыгрывая свою любимую роль - капитан Арида, акула всех морей, и принялся было развивать тему. - Грешно оставлять такую прелестную девушку одну в беде. Я с удовольствием выступлю в качестве вашего защитника...
- А она не одна, - некое милое дитя, лучезарно улыбнулось и моргнуло серыми глазами. - У неё есть защитники: есть мы с сестрой, а также два наших брата, а также её собственный кузен, и наш папа, и её папа, между прочим маршал, а ещё её дядя и...
Граф Арида полушутливо-полуиспуганно попятился:
- Всё ясно, у вас, номени, на содержании собственная армия. Но, может,я смогу записаться в неё добровольцем?
Неумолимый серый взгляд не изменился ни на йоту:
- Номен достанет нам Понси?

Так. К чему это он вёл?
Пить даже полезно! Вот он выпил - ему сейчас хорошо. И Хайнц выпил. Ну может он сильно меньше выпил, и разницы по нему не заметно, но наверняка он её чувствует! Так что пить не вредно, да...
А что вредно? Весь вред от таких вот маленьких девочек, которые ещё даже не соображают, что они такое, но уже чрезмерно смело смотрят на мир своими большущими глазами, такими большими, как-будто в них помещается вся улица, весь Рунн с предместьями, да что там Рунн! Кажется, эти глаза вмещают в себя всё небо над головой, всё море под ногами! Настоящее Море, не голубое и синее, как любят петь менестрели да трепачи, а серое, пасмурное, море цвета дождя, море, в которое отважится выйти далеко не каждый капитан и не каждая команда, с которым могут совладать лишь люди отчаянно храбрые и безумно решительные. Такие люди отдают всех себя своему морю, и за это они любят их до последнего мгновения их крошечной жизни.
А эти девочки... Они раз посмотрят на тебя, а потом всё. Прощай море, прощай крошечная жизнь, прощай ветер в голове. И сутками, сутками ты думаешь только о них, об их улыбках, жестах, ленточке на платье. О том, что они сказали, или о том, как ты понял то, что они сказали, или о том, что они может быть когда-нибудь скажут, прямо смотря в твои недоверчиво-счастливые глаза, упрямо выставив подбородок вперед и закусив нежно-розовую губу.
Хайнц, кажется, понимал ход его мыслей, хотя они не произнесли ни слова. Просто Торнхейму сегодня тоже повезло - ему явило свой ослепительный лик само Солнце, яркое и праздничное, не такое пронзительное, как Море, но ведь каждому своё, не правда ли? Оно и к лучшему, решил Рикардо после непродолжительных раздумий. Хайнц друг, и не хватало ещё, чтобы они поссорились из-за какого-то женского непостоянства.

- Хайнц, друг мой! - Граф почти твердо поднялся из-за стола и уже гораздо более уверенным движением поднял бокал. - Друг мой! Давай выпьем! Сегодня нам есть, чем гордиться! Прекрасными дамами, светлыми чувствами, гордится тем, какие мы есть, и тем, что мы начинаем! - распространяться про то, что сегодняшнее случайное знакомство с очаровательнейшей троицей Марина де Нортми, Каэтана и Рон Фьер сулит друзьям не только надежду на лучшие чувства, но и вполне ощутимую похвалу Адмирала Иберо за служебное рвение, право, не стоило, но чувства переполняли Рика до краёв, что отчетливо проступало на его немыслимо счастливой некуртуазной физиономии.
- Вы не правы! - Чья-то расплывчатая фигура не менее нетрезво, чем Рик, выступила из общей массы пьющих и жующих в трактире, и гневно воззрилась на сияющего, словно сотня золотых, капитана. - Вчера во время бойни в городе погибло уйма народу, номен. Погиб мой кузен Освальд и мой друг Домослав! Как после этого вы можете гордиться своей напыщенной мордой? Погиб мой друг Домослав!! - Громопободный рёв говорившего перерос в пьяный визг. - Вы не правы, номен.
Это он зря сказал. Что бы там не имелось в виду под этой фразочкой. Кто же говорит Рикардо Кристобалю Фе Арида, что он не прав? Тем более сейчас, когда ему не только все моря и океаны по колено, но и небо где-то на расстоянии вытянутой руки.
- Что? – Уточнил граф, поднимаясь. Где-то рядом послышался стук упавшего стула – встал Хайнц.
- Вы не правы, - повторил глупый человек. Кулак Рикардо врезался в скулу горожанина, раздалось нервное "хрусть" и на пол посыпался дождь зубов. Горожанину не понравилось, Рикардо наоборот, и тут началось...
А что собственно началось-то? Ах, да. Драка. Настоящая. По всем правилам. С битьем посуды и мебели, телами пролетающими от стенки к стенке, качаниями на люстре и катанием по лестнице. Весьма говорящие звуки «ба-бах», «бу-бух», «дзинь», «шмяк», «хряк» и даже «хряк-дзинь-ба-бах» огласили зал таверны.
И в центре этого хаоса возвышались двое мужчин. Рикардо и Хайнц. Ну, возвышались – это, конечно, сильно сказано, иногда и они летали или были подвержены воздействию «шмяк» и «бу-бух», но в остальном им было хорошо. Имело ли что-либо другое значение?
- Этот мой! – Воинственно заявил свои права на следующего желающего Хайнц, и Рик милостиво уступил, приглядев жертву и себе.
Когда от процветающего еще сегодня утром заведения остались лишь обломки и осколки с забрызганными вином и кровью стенами, а пол стенал от ползающих по нему людей, друзья присели на пол, упираясь в спину друг друга, чтобы не потерять остатки равновесия.
- По-моему, это было весело. – Констатировал Хайнц.
- А по-моему, это было красиво. Побеждать - красиво. – Серьезно ответил Рик.
На том и сошлись.