Часть вторая: Возрождение из пепла Опции

[Народ]

2632 год, месяц Гребня.
Рунн. Монтристид.


          Серый цвет всегда шёл служителям всевозможных культов. Шёл он и последователям учения Каспиана. Серые капюшоны и балахоны только способствовали укрощению строптивости и гордости молодых монахов и святых отцов. Кротость и смирение, облачённые в серое одеяние, никогда не подвергались насмешке или пренебрежению со стороны обывателей. Наоборот, обыватели начинали уважать и других, носящих тот же цвет одежды. Например, мышей и крыс. А носители высокого церковного сана сильно укрепили любовь к попугаям и павлинам, из-за схожести в многообразии красок одеяния, которое миряне видели прекрасно в отличие от душевного богатства их носителей. И никто, принимая во внимание заслуги церковников, не видел вреда в том, что они украшали свои серые шкурки драгоценными булыжниками. Правда, не все избрали красоту, как основное оружие. Некоторые отдавали предпочтение проверенным временем клыкам. И тогда серые смиренные мышки становились грозными крысами-инквизиторами, которых никто не осмеливался упрекнуть в нечистоплотности и агрессивности.
          И вот один из живых представителей негласного символа ордена инквизиторов решил внести свою лепту в святое дело Матери Нашей Церкви. Крыс, азартно помахивая облезлым хвостом, со всем уважением и кротостью вцепился в босую ногу бывшего главы бывшего Ордена Клинка Господнего, ибо путь к спасению души, как всем известно, лежит через страдания грешной плоти. Несчастный еретик же, отблагодарил тварь божью сильным пинком ноги, оставаясь в своём греховном неведении. Резкое движение далось Монбару ещё тяжелее предыдущего, руки, закованные в кандалы, нещадно болели, да и раны, полученные в последнем безумном сражении, никто не собирался залечивать.
          Да, сражение они всё же проиграли. Проиграли и войну. Но Андре свято верил, что не всё ещё потеряно, и главное сражение мира ещё состоится. Состоится благодаря жертвам, которые принесли его братья там, на поле у ворот Монмиракля. Они все пали выполняя его приказ. Приказ, который мог стать величайшей ошибкой, а мог оказаться и той малой монеткой, что перевесит чашу весов в нужный момент. Андре де Монбар думал теперь об этом постоянно. Да и о чём ещё ему думать, целыми днями сидя в сырой камере прикованным к скользкой стене на грязной соломе. Два месяца первый и последний из «клинков» был предоставлен своим думам. Два месяца он, несмотря на проклятие глав всех орденов, молил Каспиана о спасении душ своих погибших братьев. Два месяца он, единственный из выживших в том побоище, ждал своей участи.
          И вот, наконец, они пришли к нему. Пара крепких инквизиторов, охрана или палачи, пока было не ясно. Секретарь, принёсший столик и кипу чистой бумаги. Пара инквизиторов постарше саном, Первосвященник Сильвиус XI, глава Службы Имперской Безопасности и он, император Александр XVIII. Правда, последний пробыл с Монбаром не долго, тюремный воздух явно нагонял на него тоску. Но Андре знал, император ещё вернётся его навестить.
          Первый допрос, даже скорее беседа. Ленивые вопросы следователя, ленивые ответы «клинка». Двухдневный перерыв. Вновь беседа. Вновь перерыв. Наконец, первая угроза и разминающиеся на глазах Монбара костоломы. Стена спокойствия и смирения перед богом. Смена обвинителя. Первые пытки. Новые вопросы.
          Его допрашивали и пытали, пытали и допрашивали. Ему угрожали и молили спасти душу. Ломали кости, жгли кожу и напоминали о грехе лжи и неповиновения. Монбар часами пересказывал операции, выполняемые по приказу конклава, и днями перечислял святыни и богатства, захваченные в этих походах. Инквизиторы часами предлагали сознаться в сговоре с Дьяволом, палачи днями практиковались на главе «клинков» в своём искусстве.
          Наконец устали все. Было объявлено о дне последнего допроса, на который были приглашены Первосвященник и император. Монбару посоветовали ночью подумать о своей душе. Он провёл её в воспоминаниях и молитве. Проснулся последний глава «клинков» как после ночной попойки с хорошими друзьями: бодрый, полный идей и готовый сравнять горы с землёй. Стража помогла ему умыться, привести свой внешний вид в относительный порядок и отнесла в зал для допроса, ибо своих сил и здоровья даже на небольшую прогулку палачи ему не оставили. Это действительно был зал, правда, очень малых размеров и под землёй, но света тут было несравненно больше, и исходил он не от пыточных очагов. За стоящими полукругом столами уже собрались все его сегодняшние судьи и дознатчики, что явилось для Монбара неожиданностью: он уже внутренне приготовился к нескольким часам ожидания величественного появления Первосвященника и императора. Но сегодня Александр и Сильвиус дожидались его, Монбара, появления.
          Если бы Монбар был в состоянии, он бы вошёл как обычно, с гордо поднятой головой, прямой спиной и горящими глазами. Сегодня же Андре пришлось ограничиться гордым взглядом несломленной души. Казалось, что окружавшие его рослые подпалачики-инквизиторы – личная гвардия главы «клинков». Андре де Монбара усадили на простой стул посреди комнаты прямо перед столом судей. Суд начался.
          - Арестованный, назовите своё имя, - серый, пустой голос одного из инквизиторов. Главные вопросы сегодня будет задавать явно не он.
          - Андре де Монбар, магистр Ордена Клинка Господнего, граф… - продолжить ему не позволили.
          - Специальными указами его преосвященства Первосвященника Сильвиуса XI и его величества императора Александра XVIII, вы, Андре из рода Монбар, лишены монашеского сана и дворянского титула, - инквизитор-церемониймейстер прямо таки сорвался толи на крик, толи на визг.
          - Как будет угодно верховным слугам Его…
          - Итак, начнём, пожалуй, - получив молчаливое согласие Первосвященника, император активно изображал полнейшую скуку, инквизитор-церемониймейстер продолжил, - Пункт первый. Слуга Божий Андре обвиняется в сговоре с дьяволом и совершении по приказу его поступков порочащих светлое имя Церкви Нашей и Империи. Есть ли у вас, обвиняемый, что сказать в своё оправдание?
          - Ложь. Всё вами сказанное ложь. В данной ситуации вам следует обвинить несколько поколений предыдущих императоров и кардиналов в сговоре с Лукавым, ибо на каждое действие Ордена у меня найдётся письменный приказ.
          - Вы поплатитесь за подобную дерзость, Монбар, - на этот раз вскипел Первосвященник. – Есть ли у вас прямые распоряжения, следуя которым вы и ваш еретический орден должны были уничтожать народы и красть у них принадлежащее им имущество?
          - Нет, таких приказов у меня нет. Но есть распоряжения, предписывающие любыми средствами привести некоторые народы и племена в лоно Церкви Нашей. А право на трофеи даровано ещё первому магистру Ордена…
          - Довольно, - ранимая натура императора не терпела пустых споров. – Переходите к следующему пункту.
          - Да, ваше величество. Но… Да, ваше величество, слушаюсь, - инквизитор суетливо перебирал свои записи.
          - Пункт второй. Вы, Андре из рода Монбар, обвиняетесь в греховных сношениях с некой Эскариной ле Фэй, еретичкой и главой еретического культа.
          - Я отказываюсь отвечать по этому обвинению, я всё-таки рыцарь!
          - Нет, вам придётся. Кстати, напомню, что вы лишены рыцарского звания. А связь с еретичкой Эскариной ле Фэй привёл к тому, что вы замыслили бунт против императора, с целью раскола нашей великой империи и захвата власти на некоторой её территории.
          - Никакого бунта я не замышлял. И мои братья пали невинными жертвами некоторых церковных сановников, жадных до чужого богатства.
          - За эту клевету вы также ответите, Монбар, - отец Сильвиус прямо таки трясся от переполняющей его ярости.
          - Я отвечу за все свои ошибке, но не перед вами, не здесь и не сейчас!
          - Довольно, - император окончательно заскучал в совсем не светском дворцовом обществе, - заканчивайте с этим, господа. Разве вы не видите, он ни в чём не  сознается: ни в помощи еретикам, ни в накоплении военных сил на Мэлите. Заканчивайте, прошу вас.
          - Брат-инквизитор, прошу, - не Первосвященник, а сама любезность.
          - Итак, суд, в лице его императорского величества Александра XVIII, Первосвященника Рунна Сильвиуса XI, постановил: признать Андре из рода Монбар еретиком и государственным преступником. Т.к. вышеназванный Андре не смог предоставить суду никаких опровергающих обвинения доказательств своей правоты и непогрешимости, суд постановил конфисковать всё имущество преступника в пользу императорской казны, а самого его предоставить очистительному пламени, дабы спасти его бессмертную душу от вечных мук…

Сообщение отредактировал Нортмер - 27.05.2008, 20:01

[Альбрехт фон Динштайн]

23 число месяца Полотна.
Королевский Рунн.
Малый дворец Иберо.


    Герцог Динштайн с достоинством опустился в широкое кресло, указывая рукой напротив себя:
- Диего, позволь тебе представить кардинала Барна. Нашего верного друга и союзника, который ни раз помогал торжеству справедливости и веры.
    Герцог Иберо вежливо склонился, целуя протянутую ему руку святого отца, благословившего его и улыбнувшегося:
- Сын мой, деяния наши - благие или дурные - пусть судит единственный творец наш. Мы же постараемся служить ему в меру сил своих скромных.
- Рад встрече с вами, Ваше Преосвященство. Чем могу быть полезен? - герцог перевел проницательный взгляд на Альбрехта, который улыбнулся тонкими губами:
- Я попросил Его Преосвященство помочь тебе в нелегком пути восшествия к славе и торжеству Великой Экклесианской Церкви. Кардинал Теодорус пользуется уважением в Ауралоне и к слову его стоит прислушаться.
    Диего молча кивнул головой, проходя к небольшому столу. Все трое сидели в кабинете герцога Иберии, в его доме, куда Альбрехт Динштайн пришел вместе со своим благодушным и улыбчивым спутником. В дверях кабинета появился слуга с подносом, на котором стояли чашки с дымящимся кава. Герцог Иберо жестом поблагодарил слугу и радушно произнес, улыбаясь и встречаясь с темным взором своего родственника:
- Вы обогнали меня, дядя, я как раз собирался обратиться за духовной поддержкой, - Диего промолчал, изучая что-то в лице собеседника. - К кардиналу Рунна.
- Он сомнителен! - решительно и твердо сказал правитель Остаррики. - Мы не можем рисковать, доверяясь тому, чье поведение более чем настораживает верных слуг Святой Экклесии.
    Говоривший с неудовольствием заметил, что племянник явно предпочитает думать по своему:
- Мне кажется, что вы знаете больше меня, ваша светлость, - подчеркнуто официально продолжил разговор Диего, беря свою чашку с кава и улыбкой приветствуя такой же жест от кардинала Барна, который чуть качал головой, слушая разговор. - Я жду пояснений.
- Вера не нуждается в пояснениях, сын мой, - заговорил кардинал, по-прежнему благостно улыбаясь. - Ведь вы вряд ли будете требовать пояснения с нашего Творца, когда он будет выносить свой суровый приговор?
    В ласковых глазах священника сверкнул и погас огонек. Да, кардинал Барна внимательно прислушивался к разговору и явно сделал для себя определенные выводы. Герцог Динштайн еще больше выпрямился в кресле, не сводя сурового взгляда с лица племянника. Диего Иберо неторопливо поставил на стол чашку и с расстановкой произнес:
- Я верю в праведный суд Творца, Ваше Преосвященство. Но человеку, пусть и избранному самим Творцом, свойственно ошибаться. Этому нас учит и Великая Книга, где описаны деяния Творца, Сына его и тех, кто нес нам светоч его мудрости.
    Кардинал Теодорус тоже поставил чашку и мягко сложил ладони:
- Верно, сын мой, но и ошибки эти будут исправлены праведным судом Творца. Нам же следует идти по слову его, склоняя голову перед мудростью слов Книги и следуя им. Не будем судить или оправдывать моего собрата по вере, ведь не для этого мы пришли сюда. Я просто надеюсь, что наша беседа продолжится, и мы найдем точки соприкосновения друг с другом, сын мой, - на губах священника заиграла его радушная улыбка.
    Черные брови герцога Динштайна приподнялись в безмолвном вопросе, а Диего Альберто Иберо наклонил голову:
- Всегда буду рад видеть вас, Ваше Преосвященство. Как и вас, дядя. Мы с вами совсем скоро увидимся вновь. На приеме в доме Дэ Ла Прад.
    Властитель Остаррики нахмурился, решительно сжимая пальцы правой руки в кулак:
- Мы не придем на этот прием! - звучный, красивый голос был похож на рокот далекого грома.
- Мы? Кто это - мы? - негромко спросил Диего следя за тем, как поднимается его владетельный родич, чтобы спустя мгновение подняться за ним следом. - Вы, дядя, и ваш верный друг, наш преданный союзник - князь Брамера - оставите нас в столь трудный час? В час, когда мы все должны быть едины? Ведь в этом наша победа.
    В негромком, но привыкшем повелевать голосе послышались странные нотки, заставившие насторожится герцога Динштайна и еще радушнее улыбнуться кардинала.
- Мне показалось или ты смеешься надо мной, Диего?
- Я всего лишь повторяю ваши слова, дядя. Мне не хотелось бы, чтобы между нами была стена непонимания или отчуждения.
- Дети мои, смех или разумный довод рассудка, но как гласит слово Творца: будь терпим и да вознаградится терпение твое.
- Воистину так, - гулко подтвердил герцог Остаррики. - Был рад встрече, Диего. Скоро мы увидимся.
    Не знающий Альбрехта человек решил бы, что он смирился, но племянник неплохо знал своего дядю и лишь вежливо склонил голову, благодаря за визит и направляясь за гостями, чтобы проводить их до порога, где герцог Динштайн вдруг развернулся, бросая последнее слово:
- Я полагаю, что нужно расстаться на хорошей ноте, Диего. Я решил жениться. Дому Анфра уже выслано предложение, которое, в чем я не сомневаюсь, будет принято.
    Короткий кивок и вежливые слова прощания: лишних чувств герцог Дены себе никогда не позволял, особенно в важных делах наследия.


Поздний вечер 23 числа месяца Полотна.
Дом герцога Динштайн.



- Не бывать этому! - страшный в своей свирепости и силе возглас заставил содрогнуться стоявших на карауле слуг, но они тут же снова приняли невозмутимое выражение лиц.
- Успокойся, Готфрид, - раздался холодный, расчетливый голос герцога Динштайна, которые твердой рукой закрыл двери, оставаясь наедине со старинным другом.
    Оставшиеся перед безмолвием темного коридора охранники вытянулись еще более прямо, всматриваясь в невидимые тени ночных сумерек.

    Герцог Остаррики молча погладил эфес шпаги, прежде чем снять ее с пояса, кладя на стол перед собой:
- Мы пойдем на этот званный вечер, Готфрид. Он нам нужен, как и мы ему, - темные глаза страшно сверкнули. - Когда Великий Творец желает провести неверных слуг своих, то, прежде всего, закрывает им уши и глаза, чтобы они тыкались подобно слепым щенкам. Мы не будем слепы и глухи. Противника нельзя недооценивать, его надо знать.
- Мои люди еще не насытились красотами столицы, - пробасил Торнхейм, еле сдерживая прорывающуюся в голосе ярость.
- Наш час скоро вновь пробьет. И он не за горами, но осторожность нам не помешает. Не забывай, что есть верные слуги наши, чьи заслуги и доблесть не позволит стоять в стороне, пока бьют неверных или.. беззащитных.
    Князь Брамера басисто захохотал:
- О, да. Великий мореход Иберо не будет стоять, пока на его глазах избивают невинных...
- И погибнет в первых рядах, - глухо закончил Альбрехт Динштайн. - Унося за собой орды верных псов своих, а может и преданных друзей. Надеюсь это поможет обратить внимание кардинала Рунна на безобразия, творимые еретиками. Сложно управлять ситуацией стоя в стороне, не правда ли, Готфрид?
    Князь кивнул, соглашаясь и откидываясь на спинку стула, затрещавшего под ним:
- Твои загадки просты, Альбрехт, как и решения их. Главное, чтобы простота эта была доступна всем и каждому. Нужно, чтобы кто-то из твоих слуг проследил за всем этим и возможно... Возможно придется пожертвовать самыми преданными.
- У нас есть такие, - кивнул герцог, гася слабый язычок пламени свечи, что трепыхалась перед ним в надежде на спасение. Рука герцога Дены не знала пощады, душа огонь сердца и наполняя все вокруг властным холодом расчета и беспощадности.