Часть вторая: Возрождение из пепла Опции

[Народ]

2632 год, месяц Гребня.
Рунн. Монтристид.


          Серый цвет всегда шёл служителям всевозможных культов. Шёл он и последователям учения Каспиана. Серые капюшоны и балахоны только способствовали укрощению строптивости и гордости молодых монахов и святых отцов. Кротость и смирение, облачённые в серое одеяние, никогда не подвергались насмешке или пренебрежению со стороны обывателей. Наоборот, обыватели начинали уважать и других, носящих тот же цвет одежды. Например, мышей и крыс. А носители высокого церковного сана сильно укрепили любовь к попугаям и павлинам, из-за схожести в многообразии красок одеяния, которое миряне видели прекрасно в отличие от душевного богатства их носителей. И никто, принимая во внимание заслуги церковников, не видел вреда в том, что они украшали свои серые шкурки драгоценными булыжниками. Правда, не все избрали красоту, как основное оружие. Некоторые отдавали предпочтение проверенным временем клыкам. И тогда серые смиренные мышки становились грозными крысами-инквизиторами, которых никто не осмеливался упрекнуть в нечистоплотности и агрессивности.
          И вот один из живых представителей негласного символа ордена инквизиторов решил внести свою лепту в святое дело Матери Нашей Церкви. Крыс, азартно помахивая облезлым хвостом, со всем уважением и кротостью вцепился в босую ногу бывшего главы бывшего Ордена Клинка Господнего, ибо путь к спасению души, как всем известно, лежит через страдания грешной плоти. Несчастный еретик же, отблагодарил тварь божью сильным пинком ноги, оставаясь в своём греховном неведении. Резкое движение далось Монбару ещё тяжелее предыдущего, руки, закованные в кандалы, нещадно болели, да и раны, полученные в последнем безумном сражении, никто не собирался залечивать.
          Да, сражение они всё же проиграли. Проиграли и войну. Но Андре свято верил, что не всё ещё потеряно, и главное сражение мира ещё состоится. Состоится благодаря жертвам, которые принесли его братья там, на поле у ворот Монмиракля. Они все пали выполняя его приказ. Приказ, который мог стать величайшей ошибкой, а мог оказаться и той малой монеткой, что перевесит чашу весов в нужный момент. Андре де Монбар думал теперь об этом постоянно. Да и о чём ещё ему думать, целыми днями сидя в сырой камере прикованным к скользкой стене на грязной соломе. Два месяца первый и последний из «клинков» был предоставлен своим думам. Два месяца он, несмотря на проклятие глав всех орденов, молил Каспиана о спасении душ своих погибших братьев. Два месяца он, единственный из выживших в том побоище, ждал своей участи.
          И вот, наконец, они пришли к нему. Пара крепких инквизиторов, охрана или палачи, пока было не ясно. Секретарь, принёсший столик и кипу чистой бумаги. Пара инквизиторов постарше саном, Первосвященник Сильвиус XI, глава Службы Имперской Безопасности и он, император Александр XVIII. Правда, последний пробыл с Монбаром не долго, тюремный воздух явно нагонял на него тоску. Но Андре знал, император ещё вернётся его навестить.
          Первый допрос, даже скорее беседа. Ленивые вопросы следователя, ленивые ответы «клинка». Двухдневный перерыв. Вновь беседа. Вновь перерыв. Наконец, первая угроза и разминающиеся на глазах Монбара костоломы. Стена спокойствия и смирения перед богом. Смена обвинителя. Первые пытки. Новые вопросы.
          Его допрашивали и пытали, пытали и допрашивали. Ему угрожали и молили спасти душу. Ломали кости, жгли кожу и напоминали о грехе лжи и неповиновения. Монбар часами пересказывал операции, выполняемые по приказу конклава, и днями перечислял святыни и богатства, захваченные в этих походах. Инквизиторы часами предлагали сознаться в сговоре с Дьяволом, палачи днями практиковались на главе «клинков» в своём искусстве.
          Наконец устали все. Было объявлено о дне последнего допроса, на который были приглашены Первосвященник и император. Монбару посоветовали ночью подумать о своей душе. Он провёл её в воспоминаниях и молитве. Проснулся последний глава «клинков» как после ночной попойки с хорошими друзьями: бодрый, полный идей и готовый сравнять горы с землёй. Стража помогла ему умыться, привести свой внешний вид в относительный порядок и отнесла в зал для допроса, ибо своих сил и здоровья даже на небольшую прогулку палачи ему не оставили. Это действительно был зал, правда, очень малых размеров и под землёй, но света тут было несравненно больше, и исходил он не от пыточных очагов. За стоящими полукругом столами уже собрались все его сегодняшние судьи и дознатчики, что явилось для Монбара неожиданностью: он уже внутренне приготовился к нескольким часам ожидания величественного появления Первосвященника и императора. Но сегодня Александр и Сильвиус дожидались его, Монбара, появления.
          Если бы Монбар был в состоянии, он бы вошёл как обычно, с гордо поднятой головой, прямой спиной и горящими глазами. Сегодня же Андре пришлось ограничиться гордым взглядом несломленной души. Казалось, что окружавшие его рослые подпалачики-инквизиторы – личная гвардия главы «клинков». Андре де Монбара усадили на простой стул посреди комнаты прямо перед столом судей. Суд начался.
          - Арестованный, назовите своё имя, - серый, пустой голос одного из инквизиторов. Главные вопросы сегодня будет задавать явно не он.
          - Андре де Монбар, магистр Ордена Клинка Господнего, граф… - продолжить ему не позволили.
          - Специальными указами его преосвященства Первосвященника Сильвиуса XI и его величества императора Александра XVIII, вы, Андре из рода Монбар, лишены монашеского сана и дворянского титула, - инквизитор-церемониймейстер прямо таки сорвался толи на крик, толи на визг.
          - Как будет угодно верховным слугам Его…
          - Итак, начнём, пожалуй, - получив молчаливое согласие Первосвященника, император активно изображал полнейшую скуку, инквизитор-церемониймейстер продолжил, - Пункт первый. Слуга Божий Андре обвиняется в сговоре с дьяволом и совершении по приказу его поступков порочащих светлое имя Церкви Нашей и Империи. Есть ли у вас, обвиняемый, что сказать в своё оправдание?
          - Ложь. Всё вами сказанное ложь. В данной ситуации вам следует обвинить несколько поколений предыдущих императоров и кардиналов в сговоре с Лукавым, ибо на каждое действие Ордена у меня найдётся письменный приказ.
          - Вы поплатитесь за подобную дерзость, Монбар, - на этот раз вскипел Первосвященник. – Есть ли у вас прямые распоряжения, следуя которым вы и ваш еретический орден должны были уничтожать народы и красть у них принадлежащее им имущество?
          - Нет, таких приказов у меня нет. Но есть распоряжения, предписывающие любыми средствами привести некоторые народы и племена в лоно Церкви Нашей. А право на трофеи даровано ещё первому магистру Ордена…
          - Довольно, - ранимая натура императора не терпела пустых споров. – Переходите к следующему пункту.
          - Да, ваше величество. Но… Да, ваше величество, слушаюсь, - инквизитор суетливо перебирал свои записи.
          - Пункт второй. Вы, Андре из рода Монбар, обвиняетесь в греховных сношениях с некой Эскариной ле Фэй, еретичкой и главой еретического культа.
          - Я отказываюсь отвечать по этому обвинению, я всё-таки рыцарь!
          - Нет, вам придётся. Кстати, напомню, что вы лишены рыцарского звания. А связь с еретичкой Эскариной ле Фэй привёл к тому, что вы замыслили бунт против императора, с целью раскола нашей великой империи и захвата власти на некоторой её территории.
          - Никакого бунта я не замышлял. И мои братья пали невинными жертвами некоторых церковных сановников, жадных до чужого богатства.
          - За эту клевету вы также ответите, Монбар, - отец Сильвиус прямо таки трясся от переполняющей его ярости.
          - Я отвечу за все свои ошибке, но не перед вами, не здесь и не сейчас!
          - Довольно, - император окончательно заскучал в совсем не светском дворцовом обществе, - заканчивайте с этим, господа. Разве вы не видите, он ни в чём не  сознается: ни в помощи еретикам, ни в накоплении военных сил на Мэлите. Заканчивайте, прошу вас.
          - Брат-инквизитор, прошу, - не Первосвященник, а сама любезность.
          - Итак, суд, в лице его императорского величества Александра XVIII, Первосвященника Рунна Сильвиуса XI, постановил: признать Андре из рода Монбар еретиком и государственным преступником. Т.к. вышеназванный Андре не смог предоставить суду никаких опровергающих обвинения доказательств своей правоты и непогрешимости, суд постановил конфисковать всё имущество преступника в пользу императорской казны, а самого его предоставить очистительному пламени, дабы спасти его бессмертную душу от вечных мук…

Сообщение отредактировал Нортмер - 27.05.2008, 20:01

[Хайнц фон Торнхейм]

23 число месяца Полотна.
Королевский Рунн.

    Подошедший слуга с трудом дотянулся до плеч наследника Брамера, застегивая на нем плащ. Хайнц вздохнул и решительно высвободился от неуклюжей заботы:
- Ступай, - негромко приказал он, хмурясь и бросая короткий взгляд в зеркало, отразившее его самого – с головы до ног.
- Куда ты собрался? – вездесущая Клара подошла, заглядывая в черные глаза брата.
- В Артурианский собор, - коротко отрезал Хайнц.
- Я могу пойти с тобой?
    Маркиз покачал головой, на мгновение обняв сестру за плечи и уже проходя к выходу, но вдруг обернулся и не глядя на нее сказал:
- Давай встретимся на переправе? Я покажу тебе дворцовый парк. Через два часа.
    В ответ раздался короткий смех и тут же:
- Отлично, брат! – он знал, что сестра скорей всего сейчас еще и поцелует в щеку, а потому быстро кивнув – вышел на улицу, чтобы тут же вскочить на своего коня.
   
    Большое, величественное здание собора встретило безмолвием. Хайнц спокойно прошел к образу святого, прикладывая руку к груди и наклоняя голову. С детских лет он умел молиться, не произнося ни слова вслух, не желая кому бы то ни было доверять то, о чем он изволит просить Спасителя. Его наставнике пробовали заставить прочитать вслух молитву, но мальчик лишь упрямо сжимал зубы и наклонял голову, становясь похожим на молодого быка. В конце концов, каждый имеет право молится так, как считает нужным. Наследник Брамера безмолвно отступил назад, поднимая взгляд на образ святого и сотворяя знамение, чтобы отойти и сесть на одну из бесчисленных скамеек. Ему нечем было занять себя в этом скучном городе, до сих пор ныли полученные в недавней стычке ссадины, но эта ноющая боль была незаметна. Хайнц огляделся и неожиданно встретил дружественную усмешку. Мимо длинных скамей к нему шел черноволосый молодой человек – герцог Иберии, один из Королей Юга.
- Добрый день, - негромко сказал герцог, присаживаясь рядом.
- У нас порой говорили: мир твоему дому. Но это было очень давно, - задумчиво пробасил Хайнц. – Рад встретить вас здесь, герцог.
    Диего Альберто поморщился и с заметной горечью произнес:
- Хайнц, по-моему, мы можем оставить официальность. Тем более друг с другом. Или ты в чем-то обижен на наш дом?
    Маркиз фон Торнхейм прямо посмотрел в лицо бывшего своего сокурсника:
- Да, ты никогда не любил обиняков с хорошими друзьями, Диего. – черные глаза продолжали с хмурым вопросом смотреть на лицо герцога, который опять усмехнулся.
- Ты считаешь, это плохо? Что с тобой, Хайнц? – подразумевая довольно значительные кровоподтеки и синяки, украшавшие давнего приятеля.
- Небольшая потасовка…. И встреча с одним из старых знакомцев, - негромко объяснил юноша, изучая ссадины на своих больших руках. – Я считаю, что друзей надо проверять.. и может быть ни один раз. Слепая вера – плохо. Люди коварны, особенно те, кто не понимает тебя.
    Диего помолчал, раздумывая и негромко, в тон собеседника спросил:
- Что тебя беспокоит, Хайнц? – он помолчал, и сам же ответил: - Мое решение женится на дочери Дома Фрост?
- Да, - ответ был короток, честен и прям. – Она – северянка, язычница, иноверка. Они не нужны нам.
- Слепая вера – это плохо, - по-прежнему негромко повторил слова своего собеседника Диего. – Разве ты забыл это?
- Нет, я помню. Как и помню другие свои слова. Эти люди – чужды нам, они не понимают нас и могут предать или нарушить свое слово, - впервые Хайнц говорил настолько горячо и убежденно.
    Диего успокаивающе положил руку на плечо товарища и чуть сжал его:
- Нам нужен этот союз, Хайнц. Именно не желание понять друг друга заставляло наших предков убивать и сеять вражду. Вспомни, разве мы плохо относились к своим собратьям в Корпусе? Разве всегда хотели вражды лишь от того, что они другой веры? И неужели не хотелось ни разу – поверить в слова о чести, верности и справедливости?
- Хотелось. Но не из пасти леопарда или волка! – казалось, из груди парня вырвалось рычание.
- А мне ты можешь поверить, друг?
    Наследник Брамера хмуро улыбнулся, вставая:
- Я всегда тебе верил, Диего, и ты знаешь, что с готовностью присягну на верность такому императору, как ты. И все же – будь осторожен с теми, кто умеет держать запазухой камень.
    Они вместе вышли из собора и чуть помедлили, оглядывая улицы Рунна:
- Иногда мне кажется, что время здесь останавливается, - тихо проговорил Хайнц.
- Наверное, это было бы неплохо, но, к сожалению, невозможно. До встречи.
    Маркиз кивнул головой и быстро прошел к своему застоявшемуся вороному, необычайно легко для своей комплекции вскочив в седло, он в последний раз оглянулся на уже сидевшего в седле Диего, махнув ему напоследок рукой и пришпорив коня, которого направил к переправе через Вольтурну. Подъезжая к парому, он огляделся, высматривая сестру и увидев родовую карету, спрыгнул с коня, подходя и открывая дверцу:
- Давно ждешь?
- Не очень, но ты все равно – опоздал, - недовольно покосилась на него Клара, подавая руку и выходя на улицу. – А почему дворец на острове?
    Хайнц задумчиво посмотрел на переправу, к которой они приближались, и негромко сказал:
- Возможно потому, что оборонять его так – удобнее. А захватить – труднее, - он подал руку сестре, помогая взойти на паром и, молча, вставая рядом.
    Река заплескалась за кормой, продолжая нести свои волны по давно проложенному руслу, не обращая на людей, которые всегда были и есть, меняясь из поколения в поколение. Для этих вод – время значения не имело, как и сама жизнь бегущая над ними. Хайнц твердо стоял, хмуро набычившись, и глядя в холодно-блестевшую, мелкую рябь, пробегающую по реке. Клара застыла рядом и любой, кто бы сейчас посмотрел на них – признал бы брата и сестру. Они были похожи посадкой, статью, только глаза сестры смотрели открыто-вызывающе, а брат – хмуро отводил взгляд, предпочитая не видеть людей, встречающих их на «королевском» берегу. Клара и Хайнц дружно сошли с парома, неторопливо направляясь в огромные ворота, за которыми раскинулся парк, одна из величайших гордостей Шенбрунна. Рука Клары привычно подхватила брата, словно это ни он, а она решила показать дворцовые примечательности, маркиз фон Торнхейм усмехнулся, глядя на сестру сверху вниз:
- Дворец посмотрим позже….
- Кажется, это твой друг, - ему показалась, что Клара не очень довольна и Хайнц глянул в том направлении, которое она указала.
    К ним навстречу шел Рикардо, в окружении трех девушек. Две черноволосые были так схожи, что в них легко было признать сестер. Третья девушка заставила маркиза почувствовать, что в его груди есть сердце, забившееся от восхищения очаровательным, белокурым созданием. Рик что-то начал говорить, и, девушка радостно улыбнулась, переводя взгляд на остановившихся напротив брата и сестру. Хайнц вздрогнул, когда его черные глаза встретили нежный, сверкающий взгляд голубых, как само небо, очей. Клара сжала его руку, тихо что-то прошептав, а ему не хотелось слышать и видеть никого, кроме этого белокурого, чудесного создания.
- Хайнц, разреши тебе представить еще одну мою спутницу – Марина де Нортми…
    Странно, но гром не грянул, и молния не сверкнула, а нежно-голубые глаза по-прежнему смотрели с ласковым вниманием и невольным удивлением на наследника княжества Брамер. Это действительно было странным… Хайнц слишком хорошо знал, насколько ему неприятно все связанное с именем этой девушки и понял, что все это неприятное не имеет значения, если он видит себя в этих удивительных глазах.