Часть вторая: Возрождение из пепла Опции

[Народ]

2632 год, месяц Гребня.
Рунн. Монтристид.


          Серый цвет всегда шёл служителям всевозможных культов. Шёл он и последователям учения Каспиана. Серые капюшоны и балахоны только способствовали укрощению строптивости и гордости молодых монахов и святых отцов. Кротость и смирение, облачённые в серое одеяние, никогда не подвергались насмешке или пренебрежению со стороны обывателей. Наоборот, обыватели начинали уважать и других, носящих тот же цвет одежды. Например, мышей и крыс. А носители высокого церковного сана сильно укрепили любовь к попугаям и павлинам, из-за схожести в многообразии красок одеяния, которое миряне видели прекрасно в отличие от душевного богатства их носителей. И никто, принимая во внимание заслуги церковников, не видел вреда в том, что они украшали свои серые шкурки драгоценными булыжниками. Правда, не все избрали красоту, как основное оружие. Некоторые отдавали предпочтение проверенным временем клыкам. И тогда серые смиренные мышки становились грозными крысами-инквизиторами, которых никто не осмеливался упрекнуть в нечистоплотности и агрессивности.
          И вот один из живых представителей негласного символа ордена инквизиторов решил внести свою лепту в святое дело Матери Нашей Церкви. Крыс, азартно помахивая облезлым хвостом, со всем уважением и кротостью вцепился в босую ногу бывшего главы бывшего Ордена Клинка Господнего, ибо путь к спасению души, как всем известно, лежит через страдания грешной плоти. Несчастный еретик же, отблагодарил тварь божью сильным пинком ноги, оставаясь в своём греховном неведении. Резкое движение далось Монбару ещё тяжелее предыдущего, руки, закованные в кандалы, нещадно болели, да и раны, полученные в последнем безумном сражении, никто не собирался залечивать.
          Да, сражение они всё же проиграли. Проиграли и войну. Но Андре свято верил, что не всё ещё потеряно, и главное сражение мира ещё состоится. Состоится благодаря жертвам, которые принесли его братья там, на поле у ворот Монмиракля. Они все пали выполняя его приказ. Приказ, который мог стать величайшей ошибкой, а мог оказаться и той малой монеткой, что перевесит чашу весов в нужный момент. Андре де Монбар думал теперь об этом постоянно. Да и о чём ещё ему думать, целыми днями сидя в сырой камере прикованным к скользкой стене на грязной соломе. Два месяца первый и последний из «клинков» был предоставлен своим думам. Два месяца он, несмотря на проклятие глав всех орденов, молил Каспиана о спасении душ своих погибших братьев. Два месяца он, единственный из выживших в том побоище, ждал своей участи.
          И вот, наконец, они пришли к нему. Пара крепких инквизиторов, охрана или палачи, пока было не ясно. Секретарь, принёсший столик и кипу чистой бумаги. Пара инквизиторов постарше саном, Первосвященник Сильвиус XI, глава Службы Имперской Безопасности и он, император Александр XVIII. Правда, последний пробыл с Монбаром не долго, тюремный воздух явно нагонял на него тоску. Но Андре знал, император ещё вернётся его навестить.
          Первый допрос, даже скорее беседа. Ленивые вопросы следователя, ленивые ответы «клинка». Двухдневный перерыв. Вновь беседа. Вновь перерыв. Наконец, первая угроза и разминающиеся на глазах Монбара костоломы. Стена спокойствия и смирения перед богом. Смена обвинителя. Первые пытки. Новые вопросы.
          Его допрашивали и пытали, пытали и допрашивали. Ему угрожали и молили спасти душу. Ломали кости, жгли кожу и напоминали о грехе лжи и неповиновения. Монбар часами пересказывал операции, выполняемые по приказу конклава, и днями перечислял святыни и богатства, захваченные в этих походах. Инквизиторы часами предлагали сознаться в сговоре с Дьяволом, палачи днями практиковались на главе «клинков» в своём искусстве.
          Наконец устали все. Было объявлено о дне последнего допроса, на который были приглашены Первосвященник и император. Монбару посоветовали ночью подумать о своей душе. Он провёл её в воспоминаниях и молитве. Проснулся последний глава «клинков» как после ночной попойки с хорошими друзьями: бодрый, полный идей и готовый сравнять горы с землёй. Стража помогла ему умыться, привести свой внешний вид в относительный порядок и отнесла в зал для допроса, ибо своих сил и здоровья даже на небольшую прогулку палачи ему не оставили. Это действительно был зал, правда, очень малых размеров и под землёй, но света тут было несравненно больше, и исходил он не от пыточных очагов. За стоящими полукругом столами уже собрались все его сегодняшние судьи и дознатчики, что явилось для Монбара неожиданностью: он уже внутренне приготовился к нескольким часам ожидания величественного появления Первосвященника и императора. Но сегодня Александр и Сильвиус дожидались его, Монбара, появления.
          Если бы Монбар был в состоянии, он бы вошёл как обычно, с гордо поднятой головой, прямой спиной и горящими глазами. Сегодня же Андре пришлось ограничиться гордым взглядом несломленной души. Казалось, что окружавшие его рослые подпалачики-инквизиторы – личная гвардия главы «клинков». Андре де Монбара усадили на простой стул посреди комнаты прямо перед столом судей. Суд начался.
          - Арестованный, назовите своё имя, - серый, пустой голос одного из инквизиторов. Главные вопросы сегодня будет задавать явно не он.
          - Андре де Монбар, магистр Ордена Клинка Господнего, граф… - продолжить ему не позволили.
          - Специальными указами его преосвященства Первосвященника Сильвиуса XI и его величества императора Александра XVIII, вы, Андре из рода Монбар, лишены монашеского сана и дворянского титула, - инквизитор-церемониймейстер прямо таки сорвался толи на крик, толи на визг.
          - Как будет угодно верховным слугам Его…
          - Итак, начнём, пожалуй, - получив молчаливое согласие Первосвященника, император активно изображал полнейшую скуку, инквизитор-церемониймейстер продолжил, - Пункт первый. Слуга Божий Андре обвиняется в сговоре с дьяволом и совершении по приказу его поступков порочащих светлое имя Церкви Нашей и Империи. Есть ли у вас, обвиняемый, что сказать в своё оправдание?
          - Ложь. Всё вами сказанное ложь. В данной ситуации вам следует обвинить несколько поколений предыдущих императоров и кардиналов в сговоре с Лукавым, ибо на каждое действие Ордена у меня найдётся письменный приказ.
          - Вы поплатитесь за подобную дерзость, Монбар, - на этот раз вскипел Первосвященник. – Есть ли у вас прямые распоряжения, следуя которым вы и ваш еретический орден должны были уничтожать народы и красть у них принадлежащее им имущество?
          - Нет, таких приказов у меня нет. Но есть распоряжения, предписывающие любыми средствами привести некоторые народы и племена в лоно Церкви Нашей. А право на трофеи даровано ещё первому магистру Ордена…
          - Довольно, - ранимая натура императора не терпела пустых споров. – Переходите к следующему пункту.
          - Да, ваше величество. Но… Да, ваше величество, слушаюсь, - инквизитор суетливо перебирал свои записи.
          - Пункт второй. Вы, Андре из рода Монбар, обвиняетесь в греховных сношениях с некой Эскариной ле Фэй, еретичкой и главой еретического культа.
          - Я отказываюсь отвечать по этому обвинению, я всё-таки рыцарь!
          - Нет, вам придётся. Кстати, напомню, что вы лишены рыцарского звания. А связь с еретичкой Эскариной ле Фэй привёл к тому, что вы замыслили бунт против императора, с целью раскола нашей великой империи и захвата власти на некоторой её территории.
          - Никакого бунта я не замышлял. И мои братья пали невинными жертвами некоторых церковных сановников, жадных до чужого богатства.
          - За эту клевету вы также ответите, Монбар, - отец Сильвиус прямо таки трясся от переполняющей его ярости.
          - Я отвечу за все свои ошибке, но не перед вами, не здесь и не сейчас!
          - Довольно, - император окончательно заскучал в совсем не светском дворцовом обществе, - заканчивайте с этим, господа. Разве вы не видите, он ни в чём не  сознается: ни в помощи еретикам, ни в накоплении военных сил на Мэлите. Заканчивайте, прошу вас.
          - Брат-инквизитор, прошу, - не Первосвященник, а сама любезность.
          - Итак, суд, в лице его императорского величества Александра XVIII, Первосвященника Рунна Сильвиуса XI, постановил: признать Андре из рода Монбар еретиком и государственным преступником. Т.к. вышеназванный Андре не смог предоставить суду никаких опровергающих обвинения доказательств своей правоты и непогрешимости, суд постановил конфисковать всё имущество преступника в пользу императорской казны, а самого его предоставить очистительному пламени, дабы спасти его бессмертную душу от вечных мук…

Сообщение отредактировал Нортмер - 27.05.2008, 20:01

[Агнесса де Анфра]

Пара слов
Капелька нежности
Я тебя, я тебя
Одного до бесконечности
Как огня, как огня...
Ута "Я тебя"

22 день месяца Полотна,
Рунн, Шенбруннский дворец

Иногда в жизни все идет наперекосяк.
Ещё недавно тебе казалось, что должен начаться какой-то новый этап, из-за сгустившихся туч выглянет ласковое весеннее солнышко и кардинально изменит твою жизнь, что свежепохороненное прошлое на следующий же день перестанет висеть над любимыми и близкими и мир сможет вздохнуть полной грудью, избавившись от глобальных тягот и забот. Но нет - нелюбимый муж, своевольный деспот-император уже покоится в могиле, а проблемы и неприятности только начинаются - вся эта тягота с Великим Советом и выбором новой династии в первую очередь ставит под удар наследника рода иберийского Диего Альберто Иберо, а также оставшуюся одинокой вдовой лучшую подругу Эрмину, и мысли об этих двух самых замечательных людях, чья судьба не устает навязывать им своё представление о том, как им надо жить и кому они так много должны за право быть самими собой, не дают с истинно каспианским спокойствием плыть по течению времени.

Фрейлина Агнесса де Анфра встречала утро этого, казалось бы, настолько долгожданного дня 22 Полотна, сидя на полу в своих покоях в Шенбруннском дворце, ненадолго оставшемся без своего императора. Светлые её волосы были в беспорядке рассыпаны по плечам, лицо хранило налет бессонной ночи, длинные тонкие пальцы крепко сжимали бокал с терпким иберийским вином, а пересохшие губы устало шептали, шептали, шептали... В никуда, ни о чем, никому. Только тучам за окном. Да и нет того, кто бы мог понять это предрассветный шепот, кому он бы был нужен и дорог, не существует человека, в чью теплую рубашку можно было бы уткнуться острым носиком, зарыться в его тепло, запах, сильные руки, зарыться с головой, и шептать, шептать, шептать... Вместе.
Агни поднесла холодную бледную руку к щеке, желая вытереть слёзы, но их почему-то не было. Устало вздохнув, девушка, за столько лет привыкшая, что быть сильной - это всего лишь способ выжить, поднялась с пола. Новый день - это не только новые препятствия, которые нам нужно бесконечно преодолевать, но и пусть маленькие и незаметные, но шансики повернуть все по-своему, выиграть в непрестанной схваткой с самим собой. И если она хочет этого, всеми фибрами своей души хочет выиграть и быть нужной, она не должна позволять себе раскисать и заливать душу вином - оно, конечно, на время притупляет боль, но вместе с тем делает её лишь дольше.

Агнесса решительно поднялась с теплого кирийского ковра и принялась приводить себя в порядок. Вчера она вернулась с похорон обессиленной, её хватило только на то, чтобы скинуть с себя неудобное парадное платье, да приказать принести бутылку вина, так что сейчас ей было за себя стыдно - простое домашнее платье да распущенные волосы в сочетании с темными кругами под тусклыми глазами, тяжелые парадные украшения - серьги и массивные кольца, от которых наутро ломило пальцы, наполовину опустошенная бутылка вина - всё это наводило скорее на мысли о развратности и аморальности, чем о искренних переживаниях о судьбе друзей.
Взгляд девушки зацепился за бирюзовое кольцо, украшавшее её безымянные палец, - что-то в нем вызывало у неё потом смутных ассоциаций, воспоминаний и чувств. Где-то она видела глаза такого же яркого и чистого цвета, как этот камень. И что-то мешало её эти глаза забыть. Грустная улыбка, маленькой бабочкой неуловимо украсила её лицо, глаза мечтательно полуприкрылись, а девушка все вспоминала, вспоминала, вспоминала... Его глаза, и улыбку, серьезный тон, которым он с ней говорил, и его незабываемый голос - свежие воспоминания были приятны и легки, как нежные сливки  в молочном коктейле. Они так убаюкивающе прекрасны и расслабляющи, что думать о чем-то другом кажется кощунством.
Нет, эти мысли тоже надо решительно гнать прочь.

Подавив очередной печальный вздох (это уже становится театральным), Агнесса с ожесточением принялась расчесывать спутавшиеся за ночь волосы. Ей скоро вообще ни о чем нельзя будет думать и мечтать. Только о других глазах, темных и непроницаемых, о темных жестких волосах и привычке подолгу кататься на лошади. Ей нужно думать о мальчике, которого она уже совсем не помнит. Ей должно о нем думать. Это её судьба, и взмах флавийского клинка четыре года назад сделал так, что изменить её она больше не в силах.

22 число месяца Полотна,
Рунн, Королевский город

Он встретил её в одном из коридоров императорского дворца, когда она спешила занять своё место подле любимой императрицы. Такой смешной и забавный, хоть, и в этом она была уверена, многие вовсе не считали его таковым. Рейнхард Дресслер был фигурой далеко не комической для многочисленных государственных преступников, замышляющих нечто недоброе против самих устоев жизни Рунна.
Но Агнесса смотрела на него немного иначе. Этот несомненно умный человек, казалось бы, нашедший своё место в этой жизни, почему-то всегда немного не вписывался в привычную картину окружающего мира. Всегда в нем было что-то немного чересчур, или наоборот - чего-то ему не хватало, чтобы стать таким же, как все, типичным жителем столицы, обывателем с кучей стандарных проблем - как бы заработать побольше да поесть повкуснее. Немного неуклюж, слегка некуртуазен, чересчур задумчив временами, местами "себе на уме", как-будто ведет некий внутренний диалог со своим ангелом-хранителем. Разговариваешь с ним - и всегда пытаешься угнаться за несколькими зайцами, несколькими мыслями одновременно, чрезвычайно сложно, но в то же время интересно.
И потом - он сразу начал вопринимать её способности всерьёз - качество удивительное для мужчины. Тем хуже, что его доверия она в данной ситуации не оправдала...

- Номени де Анфра, добрый день.
- Номен Дресслер... - фрейлина немного замялась, не в состоянии понять, хочет ли она сейчас этого разговора или лучше сейчас развернуться прочь и убежать, лишь бы не шокировать симпатичного ей человека.
- Рейн, я же просил вас.
- Рейн. - Агни немного улыбнулась и подняла голову ему навстречу. - Как продвигается расследование? Вам стало что-нибудь понятно из тех документов, что хранятся у вас?
- Увы. Увы и ах, я не могу похвастаться ничем более-менее разумным и адекватным. Сплошные заговоры каких-то пахарей, бредовые предсказания и непонятные пророчества. Сочинившему это проконсультироватсья бы с хорошим врачом или, может быть, церковником, так как он явно был не в своем уме. Быть может, вы были правы, и тот документ, что хранится у вас, может пролить свет на эти тайны.
- Двойное увы... - девушка печально вздохнула. - Я поспешила с выводами. Той рукописи... Ну, в общем, сейчас её невозможно прочитать.
- Вы не смогли понять, на каком языке она написана? Возможно, мои ребята смогут...
- Подождите. У нас нету некоего ключа. Шифра, который даст нам подсказку, к тому, как читать интересующий нас текст. - Уловив оттенок недоверия в глазах следователя, Агнесса, забыв обо всем, принялась с жаром доказывать свою правоту. - Я точно знаю, что это не другой язык, поверьте мне. Там же большой лист, плотно исписанный мельчайшим почерком, так? Но на нем нет ни единого повторяющегося слова! Ни единого! Ни на одном существующем языке так написать связный текст невозможно.
- Я вам верю. - Рейн улыбнулся, и девушка вновь заметила какое-то странно-отстраненное выражение его живых глаз. Как-будто бы его больше волновала не судьба доверенного ему расследования, не внезапная смерть Императора и не загадки в таинственных рукописях, а нечто другое - понятное лишь ему одному, и лишь ему одному ценное.
- Спасибо. - Агни счастливо вздохнула. - Это мне важно.
- Не волнуйтесь, номени. Вместе мы так или иначе одолеем какие-то глупые буковки.
Фрейлина довольно рассмеялась и бросила на прощанье какую-то пустую фразочку про то, как она рада, что её значимость для расследования до сих пор ценят, но всё внутри девушки болезненно дрожало от такого дорогого и запретного слова "вместе".