Глава третья. Шторм бушует. Опции

[Всадник]

И война началась... 

[Николя ле Тойе]

30 день месяца Падения Зерна.
Лакона. Близ Темного Брода.

      Лязг железа, удары металла о металл, испуганное ржание лошадей, победные крики сражающихся и стоны умирающих, скрежет, призывы и мольбы….
      Нико давно перестал слышать все это. Окружающие графа звуки слились в единый гул, глаза застилал пот, мешающийся с пылью, закрытый шлем мешал дышать, но снять его в этом безумии было бы самоубийством. В эти мгновения Нико как никогда ненавидел тяжелый рыцарский панцирь, делавший его малоподвижным и, казалось, только более уязвимым. Тени побери эти нелепые жестянки!
    Здесь в гуще боя было не понять, кто побеждает. Даже с седла громадного Шторма, который неожиданно именно здесь начал оправдывать это имя и свои внушительные габариты, было проблематично разглядеть что-то сколь нибудь ясно. Николя не видел ни Императорского знамени, ни, конечно, самого Ярно, но это не мешало руке, зажимающей тяжелый фамильный меч, почти бездумно бить и подниматься вновь для следующих ударов.
    Рубить и бить пока хватит сил, или пока чужая сталь, коротким жарким прикосновением не остановит биение сердца. Каждый на этом поле подчинялся простой установке - убить или быть убитым. Жутковатый ритм, рожденный небывалой яростью, силой и болью, которыми, казалось, был насыщен до предела холодный осенний воздух, захватывал без остатка всех, сошедшихся на этом поле - всадников, их лошадей, саму землю, размокшую от крови…. Во имя Марэля… во славу Императора…. Николя никогда не поверил бы раньше, что ярость, еще хлеще азарта, способна так начисто, до самого дна выжигать страх, хотя Тойе и раньше испытывал его не часто. 
      Совсем рядом раздалось неистовое похожее на крик ржание умирающей лошади. Скакун, закованный в тяжелые латы, рухнул, погребая под собой всадника. Через мгновение Нико столкнулся с его врагом, приземистым темнокожим кочевником с узким изогнутым клинком. Меч лирийца со скрежетом прошелся по доспеху, когда граф только начал оборачиваться к нему, и оружие, вероятно, достигло бы своей цели, если б Лютый с какой то волчьей яростью не вцепился в незащищенную шею коня противника… через мгновение окованные железом копыта темно-гнедого гиганта опустились на голову не удержавшегося в седле лирийца.
        Невнятный гул боя разорвал монотонный рев трубы к отступлению. Нико развернул Лютого, рубанул сверху  вниз какого-то пешего лирийца, только что сдернувшего с лошади арканом оруженосца одного из латников и осмотрелся в поисках, барона ле Арви, среди людей которого ему «посчастливилось» сражаться. Их сотню весьма успешно теснили лирийцы, оставалось только отступать к одному из изобилующих здесь холмов, что бы укрепиться на более высокой позиции. Барон нашелся довольно быстро, правда, пользы от него быть уже не могло, как и от пораженного лирийской стрелой в следующее мгновение трубача.
        Из сотни рыцарей на пригорок вырвалось не более половины, но картина, открывшаяся лаконским войнам с вершины холма, заставила их на какое то мгновение застыть в оцепенении. Армии, которую Император выставил против орд кочевников, больше не существовало….  Нико не видел ни одного знамени, но мертвым телам, закованным в лаконские латы, не было числа. Желто-алый закат, пылавший над Полумесяцем вдали, зловеще отражался на этой белой полированной стали, которой лучшие люди Империи напрасно доверили свои жизни. Лирийцам же не было числа. Кочевники и горожане, смуглые, бледные, высокие и низкие… захватчики, враги… а раньше Нико казалось, что патриотизм чужд ему начисто.
        Ярно, конечно тоже погиб, и он, и Рио, и Портео… Марэль, позволь Алеку выжить в этом аду…
        Не место и не время, но Нико в уме уже слышал песню, которую напишет про этот бой и этот закат, если выберется отсюда…. Когда выберется отсюда. В конце концов, они сами еще живы…. И Тени всех побери, если так не будет продолжаться дальше.
        Нико никогда не увлекался военной стратегией больше, чем того требовал минимальный, по мнению отца, курс обучения, но даже при столь скудных знаниях не мог не отметить, что холм хороший, гладкий, есть место для разгона и вон там, на фланге, строй лирийцев прореженный и смятый. А значит, шанс спастись тоже есть. И почему никто не отдал приказ к построению? Еще несколько минут и эта возможность будет безвозвратно потеряна.
        Тойе сдернул с головы шлем, глотнул вечернего воздуха и оглянулся на своих выживших соратников. Большинство так и стояло, в ступоре глядя на поле своего поражения внизу, кто-то успел сесть на землю обхватив голову руками. Так и собираются стоять тут, как стадо баранов, ожидая лирийцев? В душе проснулась странная ожесточенность.
- По коням, - резко произнес он, сильный годами развиваемый песнями голос прорезал тишину застывшего холма, - По коням. Собрать строй. Я здесь умирать не намерен!
        На него посмотрели, как на безумца, лишившегося рассудка после всех потерь… но послушались. Сначала вреде не особенно резво но потом под его короткие, но вразумительные команды все более воодушевлено. «Что бы тебя слушали, не обязательно иметь на это формальное право, главное сделать вид, что тебя ДОЛЖНЫ слушать,» - эх, Гунла никогда в жизни не говорил ничего ненужного.
        Полсотни рыцарей даже смогли создать вполне, на взгляд Нико, боеспособный клин. В одном из своих братьев по несчастью, Нико узнал Корвина Броснэ, которого потерял из виду еще вначале боя, когда бронированный Лютик неистово рванулся в гущу боя. Если они выживут, то еще успеют порадоваться этой встрече.
       
        Закованный в тяжелые латы клин врезался в строй лирийцев, как раскаленный нож в масло. Пробить их линию, и дальше - лес, речушка и буйные заросли кустарника…. Нико ясно сознавал, что преследовать их не будут, главное прорваться.
        Снова началась рубка, посыпались стрелы, но все было вложено в единый бросок, нельзя сейчас думать о тех лучниках, что смыкаются сейчас за их спинами, нельзя останавливаться несмотря на то, что клин редеет, и даже Корвин припал к гриве своего скакуна по инерции несущегося за строем…. Живых спасет только скорость, промедление будет стоить жизни. Потом Николя мог вспомнить только, как рубил насколько хватало руки и постоянно давал шпор и так дошедшему до бешенства жеребцу, казалось его как завороженного не брала сталь… А потом была быстро приближающаяся стена леса, летящие в спину стрелы, стихающий топот копыт Лютика по бездорожью, отдающийся ударами крови в виски, и тишина… тишина….
       
        Тяжелое частое дыхание и бешенное биение сердца грозили разорвать грудную клетку, по телу свинцом разливалась усталость. Николя швырнул в высокую сухую траву слабо-звякнувший шлем, а за ним и латные перчатки, позволив слабому ветерку коснуться его лица и влажных от пота волос.
        Из полусотни рыцарей составлявших клин выжило более тридцати, и тяжело раненых среди них не было. Все, кто не смог удержаться в седле или потеряв сознание рухнул на землю во время их безумного прорыва, так и остались лежать там, и помочь им не тогда, не сейчас выжившие были не в силах. У Корвина глубоко вспорота нога над коленом, незнакомый Нико седеющий рыцарь с совой и звездами на нагруднике прижимает быстро становящийся алым лоскут к голове, мальчишка-оруженосец погибшего барона Арви сжимает рукой перебитое запястье. Но все они выживут. И все сейчас смотрят на него, Нико Тойе, человека, который собой-то адекватно управлять не способен, в ожидании приказа, в ожидании того, что он снова скажет, что нужно делать дальше.
- Останемся здесь до утра, перед рассветом будем уходить на юг, - принял единственное возможное на его взгляд решение Николя, - Надо помочь раненым и выставить ночной дозор.
- На юг? – молоденький рыцарь, не старше Доминика, казалось, был изумлен до глубины души, - Но лирийцы на севере… и Император.
- Не думаю, что мы намного опередим Орду, эти шакалы скоро будут повсюду, - голос Корвина несмотря на кое как перевязанную рану оставался твердым, - Надо отступить к нам в Крессо. Это всего три конных перехода, там можно пополнить вооружение и узнать новости….
- Скорее уж мы принесем туда свои новости «армия Ярно разбита, Лакона пала», - выкрикнул кто-то из рыцарей, но почему-то сразу замолчал под взглядом Нико.
- Если Ярно погиб, - тяжело роняя неожиданные для него самого слова, проговорил граф, - Даже если это так, то мы поднимем юг против тех, кто пришел сюда не званным.
      Три десятка измученных битвой воинов продолжали смотреть на своего случайного командира, как на умалишенного, но в глазах многих из них, потерявших в этой битве друзей, братьев, сыновей или отцов неожиданно загорались искры того же безумия. 
        Через четверть часа Нико уже избавился от оставшихся частей доспеха, освободил от всего, что могло бренчать, до сих пор храпящего и тревожно перебирающего ногами Лютика и вскочил в седло.
- Ты куда? – Корвин слишком хорошо знал своего друга, что бы его голос оставался спокойным. Он был уверен, что если в мирное время Нико «не слабо» было фамильярно поздороваться при всем дворе с королевой-регентшей за руку, или с определенными целями залезть на всю ночь в опочивальню баронессы ле Фье, муж которой, блестящий фехтовальщик, попереубивал пол Фалессы на дуэлях за «откровенные взгляды в сторону его супруги», то на войне самой меньшей выходкой станет визит в лирийский лагерь за выпивкой. Он почти угадал.
- За наш частокол, - ответил Нико просто.
        Глаза у Корвина заметно округлились - Ставка Ярно давно была захвачена. Стоило ли так бороться жизнь, что бы идти на откровенное самоубийство? -, но в свете частого применения по отношению к графу, это выражение лица уже не казалось ему столь оригинальным.
- Там Алек и Браин, - тихо пояснил Нико.
- Даже если они живы, ты никогда не найдешь их…
- Посмотри, что бы здесь все было нормально. Я вернусь ночью, если нет, то догоню в дороге, - весело ответил Нико, пожимая другу руку, - До встречи.
        Лютик рванулся с места в галоп, вырываясь темной тенью в прохладный простор спустившейся на поле боя ночи.

      К счастью для Нико, ясный день сменился пасмурной беззвездной ночью. Лирийцы расположились лагерем в стороне от поля боя, довольно далеко от бывшей ставки Ярно, и одинокого, облаченного в черное всадника на огромном, но удивительно бесшумно идущем коне никто не заметил.
      Действия молодого графа редко подчинялись логике. Он и сейчас ехал, не зная, что именно надеется найти. Ярно там нет… он сражался и погиб на первой линии своего знаменитого авангарда. Алек и Браин… Нико сам обрек их на гибель, не удосужившись даже приказать им спрятаться на время боя в лесу. Но о Ярно и Браине он почти не думал… главное Алека найти. Мальчик не мог, погибнуть, но мог спрятаться или вырастить из лирийцев те самые одуванчики, которые так «порадовали» паладинов. Только бы найти, наверное, ему сейчас очень страшно.
      Лирийцы толи не жаловали огня, толи не имели традиции жечь захваченные позиции врага, но искореженный частокол все еще подобно неровным клыкам какого-то чудовища окружал разграбленный лагерь. Убитые защитники до сих пор лежали рядом с изорванными шатрами и стенами, где их и нашла смерть. Николя просмотрел лица каждого из них, обыскал то место, где по воспоминаниям должен был быть его шатер. Во всяком случае, мертвым он ни Алека, ни своего оруженосца не обнаружил.
        Может Браин все-таки додумался покинуть частокол перед ударом лирийской кавалерии…. Нико пустил Лютика вдоль леса.

      Первое, что бросилось Нико в глаза на том выдающемся из густых зарослей пригорке - это конь, приземистый бело-рыжий жеребчик Браина флегматично щипавший траву в обществе троих своих более изящных  золотисто-песочных сородичей. А потом он увидел Алека, распластавшегося вверх лицом на мягкой траве. Горло сдавило ледяной рукой при виде стрелы в груди мальчика, и лишь мгновение спустя граф заметил, что крови нет.
      Николя почти скатился с седла, сжал худенькие плечики мальчика и распахнул его стеганую рубашку, заранее со смехом облегчения сознавая, что произошло. Стрела застряла в позолоченной стальной побрякушке, беспощадно стибриной у «рыцаря» в доме Мирты, опрокинула мальчонку на землю, но даже не задела тело.
- Алек…, - граф осторожно встряхнул ребенка.
      Длинные ресницы дрогнули и на графа уставились удивленные и все еще испуганные зеленые глаза, в которых медленно зажигались узнавание и радость. Алек тут же вцепился в руку графа мертвой хваткой, и Нико осторожно поднял его на руки.
- Где Браин?
        Алек вздрогнул, одна ручонка сильнее сжала плечо Николя, но другая уже показывала, куда то в сторону, где паслись лошади.
      Оруженосец отыскался лежащим на траве залитой кровью, в полном доспехе, рядом с двумя поверженными противниками. Пока Нико не снял с Браина искореженный ударом шлем, он был уверен, что юноша мертв, но оруженосец неожиданно дернулся и вскрикнул от боли, а через мгновение медленно приоткрыл глаза. Нико он узнал не сразу, а когда узнал словосочетание «господин граф» слилось в нечленораздельный хрип, и он долго молчал, пока его «вытаскивали» из доспехов.
      Раны серьезные, сильно разбита голова, пробито мечем правое плечо, левая рука сломана в плече, туника и трава кругом пропитаны кровью. Для Нико было загадкой, как он продержался так долго. Ничего, теперь обязан выжить. Куда денется? Граф распустил свой плащ на длинные полосы ткани и крепко перевязал раны.
- Я умру? – срывающийся слабый голос Браина заставил вздрогнуть.
- Нет, - с самой честной и уверенной физиономией, на которую в эту минуту был способен, заявил Нико, - От такого не умирают.
        «Умирают, конечно, и часто, и от меньшего…, но чем увереннее ты будешь в обратном, тем лучше» - подумал Нико.
- Алек погиб, - виновато прошептал оруженосец, и когда прямо над его лицом склонилась чумазая мордаха «кары господней», Браин несколько мгновений смотрел на чудо широко открытыми глазами, потом нашел в себе силы на улыбку. «Выживет», - решил про себя Нико.

        А утром небольшой рыцарский отряд двинулся на юг.