Глава третья. Шторм бушует. Опции

[Всадник]

И война началась... 

[Алек Рошель]

19 - 20 день месяца Падения Зерна. Близь границы с Полумесяцем.

В тот вечер не спалось и не пилось, зато пальцы, найдя струны гитары, уже не хотели их отпускать. Мелодия получалась то тревожной и рваной, то наоборот медленной и нежной, рожденная какими-то разрозненными воспоминаниями и ускользающими образами, за которые ни зацепиться, ни собрать воедино. Что-то очень важное и столь же неуловимое. Такое бывает с очень сильного похмелья, когда утром мучительно вспоминаешь, чем закончился прошлый вечер….

Очередную мелодию прервал довольно громкий звон и шум, похожий на грохот доспехов, чье-то шипение… Головы всех, наполнявших зал, людей невольно развернулись в сторону странного шума, но Нико еще не видя произошедшего, взялся угадать причину. И не ошибся.
Центом всеобщего внимания стал Алек. С одного взгляда можно было восстановить примерную картину произошедшего: мальчик решил, что пока дядя Нико отвлекает присутствующих игрой на гитаре, самое время покормить местного кота. Из собственной тарелки, разумеется. Ту уменьшенную копию тигра, что охраняла таверну от крыс, Нико согласился бы погладить лишь надев латную перчатку, но пока единственными живыми тварями, желавшими причинить вред Алеку, оказывались люди, а все прочие клыкасто-когтистые творения Марреля приветствовали чумазого мучителя, словно давно потерянного, но вновь обретенного брата. Однако на этот раз, поглаживая оживший крысиный ужас по исполосованной в драках мордочке, мальчик то ли заслушался гитару, то ли просто отвлекая, и перед мордой кота, прямо на тарелку с кусками мяса рухнуло что-то, вывалившееся из-за пазухи склонившегося благодетеля. Так что звону и грохоту сообщество постояльцев было обязано расколотой в дребезги собственности владельца таверны, а шипение обеспечил кот, молнией вылетевший из-под стола. Прочем, сейчас пришедшее в себя животное уже осознало всю трагичность произошедшей ошибки, и пыталось замять последствия, ластясь к ногам Алека и всеми доступными кошкам и котам мира силами придавая своей мордочке выражение крайнего раскаяния.
На лице мальчишки, склонившегося над разбитой тарелкой была мина, полностью, за исключением некоторых деталей, копирующая кошачью: чествовалось, что он виноват, раскаивается, что он больше никогда, ни за что, да ни за какие коврижки и так далее и тому подобное...
И хотя у Алека, в отличие от кота, все уши были целы, отсутствовали усы, не были ни единого шрама и шерсти тоже не наблюдалось, хвостатому хищнику Нико почему-то верил больше. Оставалось оценить ущерб:
«Тарелка грошовая, стол и лавка целы, кот – тоже. Алек потирает макушку (ударился об крышку стола, будет шишка), рука расцарапана (кот - с испугу, не иначе)…. В общем, помощь лекаря не требуется, переживет, в следующий раз будет знать. А это у нас… Оппаньки! Откуда?!»
Предмет, в дребезги расколовший толстую глиняную тарелку оказался ни чем иным, как позолоченным налокотником, который, Нико готов был поклясться пресветлым Маррелем, должен был сейчас украшать доспех в фалесском доме одной дамы…
Проклятие, он прекрасно помнил, как лично водворял железяку на законное место в доме Мирты! Нико схватился за пояс, нащупывая кинжал. Нет, хоть желание избавить мир от излишне предприимчивой напасти и посещало мужчину, сейчас его волновало немного другое: если увлечение мальчишку всем блестящим и колющимся еще не прошло, то стоило проверить, только ли доспех понес урон. К счастью все опасное для жизни было на месте, Нико немного расслабился, а раскаяния в мальчике, как будто бы прибавилось.
Изначально граф планировал потянуть паузу еще немного, ради воспитательного эффекта, но все карты спутал хохот, грянувший в зале таверны подобно грому. Хохотали все, начиная от разносчиц и подмастерьев, веселящихся за соседним столом, до весьма почтенного вида купцов и самого владельца заведения. Еще  несколько мгновений Нико попытался сохранить грозный вид, но губы против воли расплывались в улыбке. Из последних сил удерживаясь, чтобы не расхохотаться вместе со всеми, Нико поднял налокотник и вручил его расцветавшему на глазах мальчишке:
- Держи, чудо… Ты хоть разрешения у…э-э-э… тети Мирты спросил?
Алек помотал головой:
- Не… Но она не обидится.
- Да ну? Точно?
- Точно, - Алек важно кивнул, - Не обидится. Она же очень хорошая. И она как я.
- Очень хорошая, - граф взъерошил мальчишке волосы, - Это ты прав… Как ты?
- Ну… - ребенок замялся. Было видно, что ему не хватает слов, чтобы описать что-то, - Как я она. Мы… ну…
«Она как я» - Нико едва заметно нахмурился в задумчивости:
- Ладно, иди спать, кошколюбивый ты наш… Завтра вставать рано.

… Утро, солнечное и теплое, не принесло покоя – лишь ожидание чего-то неотвратимого. Компания путников уже выводила коней за ограду таверны, когда все округу наполнил мерный, глухой гул, будто ожила и зашевелилась земля. «Алек…» - Нико повернул голову, стараясь понять, какая угроза заставила мальчишку, с гордым видом восседавшего на Лютике, проявить свой дар, но на удивление, ребенок вроде бы был не причем и прислушивался к странному шуму с искренним интересом. Вдали заклубилась пыль, шум распался на грохот копыт и лязг железа…
«Ярно…» - на этот раз граф не ошибся. Мимо таверны, потрясая землю, ползла гигантская стальная змея. Войско выглядело удивительно грозно и… красиво. Идущих шагом громадных боевых коней на рысях обходили легкие кавалеристы. На ветру реяли значки, сверкала сталь, от гербов рябило в глазах. Тут были все: сильные своей дисциплиной гвардейцы, могучие северяне в плащах из медвежьих шкур, вооруженные секирами,  разношерстные дружины местных дворян, смуглые южане на превосходных скакунах, чья стать сделала бы честь и лучшим «лирийцам», и сами почти как лирийцы - пренебрегающие доспехом, быстрые, бесшабашные… Вглядываясь в лица проносящихся мимо всадников, Нико невольно восхищался ими – молодыми, сильными, уверенными, что ни одна угроза не способна выстоять пред ними - верящими в быстрого коня, острый меч, длинное копье и верных друзей с лева и с права. Словно сошедшие на землю боги Солнца….

- Долиной мчит Роланд на скакуне.
Конь Вельянтиф под ним горяч и резв.
К лицу ему оружье и доспех.
Копье он держит меткое в руке,
Вздымает грозно к небу острие.
Значок играет белый на копье,
Свисает бахрома до рук и плеч.
Прекрасен телом граф и ликом смел.
Ему вдогонку скачет Оливье.
Несется клич эверцев им вослед.
Врагов Роланд надменно оглядел,
Любовно глянул на своих людей
И стал держать к ним ласковую речь:
"Бароны, не гоните зря коней:
Язычников не минет ныне смерть.
Такую мы возьмем добычу здесь,
Какой не брал никто из королей".
Сходиться рати начали затем.
                        Аой!*

Слова древней баллады сами всплыли в памяти.
- Ух ты… - Алек, жадно прислушивавшийся к каждому слову, восторженно завопил и попытался пустить Лютика галопом. Но громадный конь хоть и разделял всеобщую любовь тварей земных и прочих к мальчишке, но с места не стронуться, явно имея собственное представление о том, что для маленького всадника лучше. Предприняв еще несколько безуспешных попыток, Алек угомонился и спросил у ведущего коня под уздцы Нико:
- Твои, да? Здорово…
- Нет, не мои. Это старые стихи, Алек, очень старые…
- Песнь о Роланде? – Доминик улыбнулся, - Я ее обожал, когда был маленьким. Все наизусть помнил… Там про настоящих рыцарей. Слушал и мечтал, что когда-нибудь вот так же встану насмерть за Императора, и про меня сложат песни… Хотя мне всегда нравилась вот эта часть…

В доспехах сарацинских каждый варвар,
У каждого кольчуга в три ряда.
Все в добрых сарагосских шишаках,
При вьеннских прочных кованых мечах,
При валенсийских копьях и щитах.
Значок на древке - желт, иль бел, иль ал.
Лиийцы с мулов соскочить спешат,
На боевых коней садится рать.
Сияет день, и солнце бьет в глаза,
Огнем горят доспехи на бойцах.
Скликают варваров и трубы и рога,
К эверцам шум летит издалека.
Роланду молвит Оливье: "Собрат,
Неверные хотят на нас напасть".
"Хвала творцу! - ему в ответ Роланд.-
За короля должны мы грудью встать.
Служить всегда сеньору рад вассал,
Зной за него терпеть и холода.
Кровь за него ему отдать не жаль.
Пусть каждый рубит варваров сплеча,
Чтоб не сложили песен злых про нас.
За нас господь - мы правы, враг не прав.
А я дурной пример вам не подам".
                            Аой!*

- Здорово… - глаза мальчика так и сверкали, просто-таки пожирая проходящие мимо полки. Граф был уверен, что Алек, как и любой в его возрасте, сейчас воображает себя в доспехах, на коне, с острым мечем в руках и, обязательно, бьющимся со ста тысячами лирийцев.
- А ты какое место больше любишь? – то, что Алек обратился к Артуру ле Тейну, которого открыто побаивался указывало на крайнюю степень возбуждения и Нико со вздохом подумал, что опять придется каждый миг проверять оружие: на месте ли…
- Никакое, - на лице загадочного спутника возникла, но молниеносно исчезла презрительная ухмылка, - Они все погибли, эти рыцари. Причем из глупой спеси. А вся Песнь – наживка для романтично настроенных юнцов…
Хотел ли Артур сказать то, что прозвучало или слова вырвались случайно, но мужчина тут же сменил тему:
- …впрочем, если мы хотим присоединиться к этим великим героям, то чего ждем?
При виде разочарования и обиды на личике едва не плачущего мальчика, Нико захотелось… нет, не вызвать ле Тейна на поединок, а элементарно дать по морде, но граф сдержался. В сердце этой армии за рядами закованных в сталь всадников был и Ярно. Им есть о чем поговорить…

____________________________________

*Песнь о Роланде. (В Игре – песнь о воине, командовавшим арьергардом, и погибшем защищая отход одного из королей Эвера – государства предтечи Империи Лаконы)