Глава третья. Шторм бушует. Опции

[Всадник]

И война началась... 

[Франциск ле Шаорин]

20 число месяца Падения Зерна. Фалесса.

   Вот уж чего никак не могла предвидеть Саола, это того, что ее распоряжения насчет Франциска окажутся последнему только на руку.
   Вместо того, чтобы метать гром и молнии, возмущаясь зарвавшейся девчонкой, министр спокойно отправился к себе. Отдав несколько распоряжений слугам, первый ум Лаконы развалился в кресле перед камином, потягивая вино и обдумывая происходящее.
   ... Назначение Иванэ дипломатом было сродни неудачной шутке. Но не опасной... Какая уж тут дипломатия, если Лакона вот-вот или падет целиком, или просто разлетится на кусочки! Герцог ле Амарра неглуп, но излишнее благородство порою хуже простоты. Рыцарь пера должен быть изворотливым и сладкоречивым, а также обязан отличать интересы государства от слепой преданности лично властителю...
   А уж властитель из неотразимого для дам рыцаря Ярно ле Фалесса вообще никакой. Зная, что стратегически ослабевшая Лакона стоит на пороге войны, являя собой лакомый кусочек практически для всех сопредельных государств, сиятельный Ярно из единственного бесспорного союзника ухитряется сделать злейшего врага. При идеальном раскладе Император мог мудро предоставить  Полумесяцу формальную суверенность на определенных тщательно продуманных условиях, приобретя ценного партнера и союзника. Мог он и соблюсти нейтралитет, уклоняясь от прямого ответа на требования Эвора Тилийског, потянуть время, усиленно изображая дружелюбие и заинтересованность. Но украсть невесту Лесного Князя прямо со свадебного пира, попрать все законы гостеприимства, да еще и напоследок объявить войну лесным жителям?!!
   Конечно, сейчас Полумесяц побежден, Эвор в плену... Побежден, но не поставлен на колени! Лаконцы были для лесовиков чужими, теперь они – враги, при первой же возможности готовые мстить...
   Да-а, Лаконе сейчас нужна не крепкая оборона (откуда ее взять-то?), а возможно более быстрая сдача с минимальными жертвами и разрухой, а также приличный протекторат. Я бы поставил на Сафара, хотя и сторниец, и тай-суанская царица захотят получить свою долю пирог... Еще неизвестно, кто из них хуже, хотя как ни крути, император Ярно ле Фалесс – последнее, что необходимо стране...
   Теперь передо мною задача – накормить столицу. Что ж, я тоже не желаю зла родному городу, в конце концов, мне в нем жить! Ненавижу длительную бесполезную оборону, политика вовремя открытых ворот дает гораздо лучшие результаты!
   Саола могла бы стать достойной государыней. При достойном, разумеется, государе. Интересно, почему даже самые лучшие и умные дамы, влюбившись, превращаются в слезливых идиоток? Права, тысячу раз права Кир-Тай, не спеша обременить себя венценосным супругом!
   Франциск мечтательно вздохнул, вспоминая тай-суанскую властительницу. Встреча с ней осталась жемчужиной в его шкатулке любовных побед.
   Первый министр слыл ценителем красивых женщин и весьма искусным волокитой. При этом постель ради самой постели его не привлекала никогда. Молоденькие служанки, даже самые прелестные, хорошенькие горожаночки, платные жрицы любви никогда не удостаивались внимания Франциск ле Шаорина. В любви он ценил интригу, хитросплетение умов, приводящее к единению тел, иногда – напряженное противостояние, танец на острие ножа...
   Поймав себя на столь высокопарно-эротических мыслях, первый советник расхохотался и налил еще вина. Буквально на днях получила логическое завершение давняя осада одной высокородной дамы, само собой, замужней, не слишком юной, но ослепительно красивой.
   Это была достойная дуэль, тянувшаяся не один месяц. Женщина оказалась великой мастерицей полутонов, не говоря ни "да" ни "нет", умно помалкивая в нужных местах и держа господина ле Шаорина на расстоянии вытянутой руки...
   Но – великий Марэль! – каким же фарсом все обернулось! Уложенная – наконец-то! – на ложе страсти коварного соблазнителя, дама из загадочной хищницы превратилась в глупую квочку, чуть не задушив опешившего Франца варварскими ласками и идиотским сюсюканьем.
   Бедняга советник едва не опозорился, с великим трудом завершил свою миссию и обходил теперь эту особу десятой дорогой...
   Единственным исключением на его любовном поприще стала Иветта ле Ласноу. Впервые в жизни он опустился до банального насилия, использовав бедную дворяночку как орудие мести, да еще не конкретному человеку, а своему прошлому вообще. Впрочем, этот эпизод, досадный и какой-то грязный, скорее всего забылся бы, не предложи Иви ему свою, на первый взгляд, безупречную службу...
   Франциск диву давался, как быстро произошла метаморфоза с этой хрупкой светловолосой девушкой. Она ненавидела его, это несомненно, ненавидела страстно, всеми фибрами души; но ни разу, ни словом, ни жестом, себя не выдала. Под сладенькой внешностью паиньки скрывалась железная воля и весьма изощренный ум: девица прекрасно жонглировала словами, ни на волос не отступая от истины, и  в то же время ловко применяясь к своим целям, бывшим для ее господина пока загадкой. Пока... Если бы Шаорин не был собой, он бы, пожалуй, купился на смирение и исполнительность, но он – это он, и лишь поэтому еще жив, относительно здоров и наделен почти неограниченной властью.
   Бесспорно, доверяться Иветте еще хуже, чем ложиться спать в обнимку со змеей, но кто не рискует...
   Вот что интересно: ни об одной особе женского пола он не размышлял столь долго и столь пристально.