Глава третья. Шторм бушует. Опции

[Всадник]

И война началась... 

[Дориан]

8 день месяца Падения Зерна. Сторн. Где-то под Цитаделью.

Родрик в окружении десятка гвардейцев спускался по мрачным, уходящим в глубь скалы коридорам Цитадели.
Глава Храма Четырех ветров был стар, очень стар… Грегор, не так давно разменявший вторую сотню лет казался магу мальчишкой. Магия… она позволяла продлевать жизнь, получать бесценные знания и опыт, который опять же позволял и дальше ходить по земле. Но чем дальше, тем яснее Родрик осознавал – все в этом мире имеет свое начало и свой конец. И его, Родрика, конец – уже близок. Пока смерть еще удавалось обманывать, но скоро никакие ухищрения, никакие ритуалы не смогут удержать жизнь в видевшем сотни лет теле… Именно по этому обычно осторожный маг и ввязался во всю эту авантюру с войной, желая уйти в свете славы, наставником и соратником величайшего из Властителей. И за годы, за десятилетия до этого дня он заложил первый камень в основание памятника собственному величию… но сейчас все мечтания, все усилия последних лет стали казаться бессмысленными, ненужными, пустыми… Мужчина улыбнулся и его улыбка в свете факелов показалась неожиданно мягкой, мечтательной: «Живым не нужен памятник. А живущим вечно – он не понадобится никогда! Я буду жить вечно… Жить! Вот чего я хочу… не надо ни славы, ни величия – только жизнь…»
Коридоры становились все глубже, темнее, робкие, словно испуганные язычки пламени были не в силах рассеять вековой мрак, и лишь отбрасывали на стены причудливые, словно бы живущие собственной жизнью, силуэты. Казалось, отряд входит в  легендарную реку, текущую по Долинам Смертной тени, в водах которой души мертвых на веки оставляли свою память о  мире живых. Но эта река не просто отнимала память – она несла в себе древний, липкий ужас, словно впитывающийся в кожу, с  каждым вздохом проникающий все глубже. Стены коридоров менялись незаметно, и вот они же не сложены из гранитных блоков, и даже не вырублены в скале, но словно выплавлены неведомой силой, дикой ярости обрушившейся на сердце скалы. Среди гвардейцев начался ропот: сторнийским воинам почти невозможно внушить страх, но это место его и не внушало – оно было страхом… Страхом, овеществленном в обоженном неведомым огнем камне коридоров, в неподвижном, тяжелом воздухе, в бесконечных слоях камня над головой.
Родрик небрежно, почти с театральным изяществом взмахнул рукой, и в воздухе возник ослепительно яркий шарик, если и не рассеявший мрак, то хотя бы выгнавший его за пределы небольшого освещенного круга. Стало немного легче, люди успокоились, а сам маг в который раз поразился, насколько легко ему последнее время дается магия. Недели, проведенные в библиотеке, без солнечного света, почты без еды, подточили его здоровье, превратив моложаво выглядящего мужчину в бледного старца с диким, отрешенным взором, но Родрик не жалел ни о чем. Ведь тайны, которые открыл древний, почти несохранившийся свиток, стоили любых лишений. Мужчина ласково, словно любимую, погладил сжатый в руке футляр с бесценной вещью… скоро… уже скоро.

***

Десятник в очередной раз подавил желание резко оглянуться и ограничился лишь тем, что осторожно скосил глаза, стараясь уловить малейшее движение. Мужчина был готов поклясться, что там, за пеленой тьмы, окутывающей маленький освещенный островок что то живет… шевелится… ждет, и когда он забывшись переступит черту – просто схватит и увлечет туда, во мрак коридоров. Страх был детским, недостойным одного из воинов личной гвардии Властителя, но будь мужчина один, он бы не раздумывая повернулся и бросился наутек, наплевав и на честь, и на отвагу, и на долг, потому что уверен  - для подстерегающего во тьме ужаса все это лишь пустые, бессмысленные слова. Но сейчас он был не один – за десятником шли его люди, и им тоже было не по себе. Он читал это в их глазах, на побелевших от напряжения кистях рук, судорожно сжимающих рукояти мечей, по глухому, неразборчивому ропоту. И будь он проклят, если явит им пример малодушия. Нет уж, они пойдут вперед, за этим проклятым магом, вышагивающим по все расширяющимся и расширяющимся коридорам с просто-таки поразительной непринужденностью. И как  этот старый козел отыскал вход в эти подземелья?
Десятник служил в гвардии уже добрый десяток лет, из них восемь – в Цитадели, а потому имел все основания считать себя знатоком древнего замка. Но за все годы, облазив огромное сооружение от колокольни до подземелий, воин никогда не встречал ничего даже отдаленно напоминающего коридор, по которому шел отряд… Более того, десятник был готов поспорить на месячное жалование, что там, где они вошли в проклятые катакомбы, еще вчера была глухая стена.
«К акулам! Нужно побыстрее закончить с тем, для чего мы спустились в это ублюдочное подземелье и – наверх, в казарму, к вину и молоденьким служанкам» - десятник прибавил шагу. Но долго идти не пришлось – магический свет освещал лишь самих людей и узкую полоску каменного пола перед ними, а потому сторниец едва не врезался в каменную стену, которой окончился казавшийся бесконечным коридор. Но все же успел остановится, отпихнул налетевшего на резко вставшего командира гвардейца и от души выругался, помянув разом и давно сгинувших строителей сего лабиринта, и нерасторопного подчиненного и того старого козла, что потащил их ночной порой в эти растреклятые катакомбы. То, что «старый козел» присутствовал всего в паре шагов и мог превосходно слышать все изыски гвардейской речи, десятника сейчас волновало мало – усталость от пережитого страха и облегчение оттого, что путешествие в глубины земли наконец-то окончилось, были слишком велики. Испытывал ли Родрик подобные чувства неизвестно, но впервые на памяти мужчины надменный маг оставил оскорбление без внимания:
- Ломайте эту стену.
- Чем ломать? – говорить таким тоном со вторым человеком Империи не стоило, но гвардейцу было уже плевать. Лишь бы выбраться отсюда, - нет ни заступов, ни ломов…
- Можете лбами, - усмешка мага была необычайно, неестественно веселой, а в глазах плескалось безумие, - ты же, десятник, только что едва не попробовал…
«Сумасшедший… он точно сошел с ума…» - глядя на бледного, изможденного старика в заляпанных чернилами одеждах, в которого превратился известный на весь архипелаг маг, десятник впервые подумал о том, что наверняка никто там, наверху, не знает, что Глава Храма Четырех ветров с десятком гвардейцев спустился под землю… и если наверх выйдут только гвардейцы, вопросов не будет… - «Но, если мы исчезнем – тоже самое… Убить его прямо сейчас! В коридорах сталь разит не хуже магии… прирезать – и наверх…»
- Ладно, посторонитесь, - словно почувствовав угрозу, маг отступил назад, - Все приходится делать самому…
Не было ни заклинаний, ни пассов руками – просто вдруг стало прохладно, словно по коридору пронесся сквозняк, а в следующий миг стена разлетелась, осыпав все вокруг градом осколков. К счастью, словно невидимый щит отвел в сторону те из них, что могли ранить сторнийцев. Когда осела пыль, взорам людей открылся огромный грот, по середине которого стоял каменный саркофаг. Тьма, царившая в коридорах показалась гвардейцу неумелой ученицей в сравнении с тем мраком, что царил под высокими каменными сводами. Но при этом неведомо как был видна каждая прожилка, каждый изъян опаленного неведомым огнем камня, каждый изгиб стен…
«Сердце… Сердце Тьмы…» - слова пришли откуда то из глубины памяти, словно отзвук древних, инстинктивных страхов, - Я ни за что не войду туда…
- Гвардеец Властителя испугался пещеры? – маг Ветров словно не видел чуждой всему живому картины, не чувствовал пропитавшей каждый камень злобы. Лишь улыбка старца стала еще шире, что в сочетании с запавшими глазами и иссохшим лицом делало его похожим на готовый расстаться плотью скелет, - Ты войдешь туда так или иначе… Это говорю я, Родрик, Глава Храма Четырех ветров…
- Мне на*****, кто ты, - десятник обнажил клинки, тускло блеснувшие в свете магического огня, и легкий шелест подсказал, что то же самое сделали его люди, - Мы уходим, а ты, безумец, оставайся, если хочешь, и пусть то, что спит здесь, пожрет твою гнилую душу…
- Кто я, кто я, кто я… - маг почти пропел эти слова, его пальцы не переставая поглаживали футляр, в каких обычно хранили свитки, - «Пора забыть про то, кем был и вспомнить, кем ты стал…» Я стану бессмертным… и ты тоже, кстати говоря…
Последние слова так развеселили Главу Храма Четырех ветров, что его хохот потряс своды:
- Вот увидишь, ты еще будешь безмерно благодарен, что был со мной в этот великий момент…
С гвардейца было достаточно: мечи рванулись вперед в отточенном за годы практики выпаде – десятник решил не применять к безоружному магу никаких фехтовальных изысков и просто насадить его на острые словно бритва клинки. Но, немного не дойдя до груди мага, клинки соскользнул, словно встретив на своем пути щит, способный выдержать удар сторнийскоих мечей… То заклинание что применил Родрик дальше, гвардеец знал - обычная «сеть», простейшее, а потому очень распространенное заклинание магов Воздуха: тысячи тончайших воздушных потоков опутывают тело, лишают голоса, превращая жертву в безмолвное, едва способное дышать изваяние. Десятник застыл в нелепой позе, словно памятник самому себе, не в силах не то что пошевелить рукой, но даже глубоко вздохнуть. Судя по тому, что тишина, воцарившаяся в коридоре, прерывалась лишь шагами мага, его воинов спеленали тем же нехитрым способом. Конечно, долго такое заклинание не удержать, но много ли надо времени, чтобы выдернув меч из безвольной руки, понаделать в каждом дырок… При этой мысли гвардейцу стало и вовсе неуютно.
Но у сумасшедшего мага явно были другие планы на плененных солдат. Воздушные потоки подняли живые статуи над полом и мягко, словно боясь поранить, внесли в грот. Бессильный, гвардеец мог лишь наблюдать то, что произошло дальше.

***

«Сейчас или никогда» - Родрик сосредоточился на циклопической плите, и она медленно, словно не желая покидать ставшее за тысячи лет привычным место, поползла в сторону. Но, сдвинув ее едва ли на четверть, маг понял, что на большее сил не хватит: напряжение последних дней обескровило даже его. Мужчина остановился. В душе колыхнулось глухое отчаяние: «Что делать? Неужели столько сил потрачено зря?! Освободить гвардейцев и заставить их помочь? Нет, даже такие тупицы, как эти, уже должны были догадаться о своей дальнейшей судьбе – сразу бросятся… Но тогда как? Вернуться в Цитадель, отдохнуть, попробовать еще раз… Нет! Другого раза не будет. Сейчас или никогда…»
Прервав мрачные размышления мага, в щели между плитой и стенкой саркофага показалась бледная рука с длинными, аристократическими пальцами. Эти самые пальцы сомкнулись на краю крышки, и тяжеленный каменный блок отлетел в сторону, к стене грота, словно одеяло, отброшенное проснувшимся человеком.
«Нечеловеческая сила…. Мощь…. Великая мощь…» - магу захотелось рухнуть на колени и заорать от восторга, - «Я тоже стану таким…. Сильным, непобедимым,… бессмертным!»
Фигура, неспешно выбравшаяся из саркофага, не производила впечатления громадной силы: высокий, худощавый мужчина лет тридцати, чем-то неуловимо похожий на нынешнего Властителя. Движения ловкие, уверенные – не скажешь, что пролежал в каменном ящике тысячи лет. Длинные волосы, зеленые глаза… Глаза. Лишь встретившись глазами с гостем из прошлого, маг понял, какую силу он разбудил – из зеленых, слегка светящихся глаз на него смотрела … нет, не жестокая или безумная жажда, не гнев, не ярость, не ненависть… - вечность. Холодная  и равнодушная вечность, пред которой как адские муки, так и великие радости кажутся столь ничтожными, что распадаются в прах даже воспоминания о них.
Проснувшийся ступил на пол грота, вскинул руки, потягиваясь, словно человек после долгого сна, м с молчаливым неудовольствием покосился на собственный рукав, мигом распавшийся в пыль – одежда перенесла время куда менее стойко, чем владелец. Наконец, вечный поднял глаза на своего освободителя:
- Что же, ты здесь. Это значит, ты прочел свиток и знаешь, что я такое… ты пришел, чтобы стать одним из моих «детей», - это было не вопросом, а констатацией факта. Голос у вампира был на удивление глубокий, чистый… таким хорошо петь баллады о любви.
Родрик собрал волю в кулак:
- Не совсем так…
- Нет? – брови вопрошающего удивленно изогнулись, - Тогда ты либо глупец, либо безумец. Что ты ищешь здесь?
- Я хочу стать твоим «названным братом».
(«Названный брат» - особый тип вампира, создаваемый лишь «детьми» первого поколения. Существенно уступая создателю по силе и магическим способностям, они, тем не менее, сохраняют такие важные качества как внешнее сходство с человеком и устойчивость к прямым солнечным лучам. «Названным братом» можно сделать только того, кто искренне, без принуждения об этом попросит. Но каждый вампир первого поколения может создать лишь ограниченное количество «названных братьев», как правило, не более трех-четырех. При их создании необходимо проведение особого ритуала, включающего в себя принесение девяти жертв – желательно воинов.)
На этот раз проснувшемуся вампиру понадобилось несколько мгновений, чтобы справится с удивлением:
- Откуда ты знаешь об этом? Точно, не из свитка…. Мир еще помнит Вечных?
- О нет, господин. Вечные забыты повсеместно. Но то, что исчезает из памяти людей, живет в легендах, сказках, книгах по древней истории… нужно просто уметь не только слушать, но и слышать...
- И ты – умеешь. Похвально. Можешь звать меня Дориан, - вампир улыбнулся, обнажив белые, словно свежий снег, зубы, - Ты доказал свою ценность и можешь стать моей правой рукой, моим «братом». У тебя есть все необходимое?
- О да… - Родрик взмахом руки указал на по-прежнему спутанных воздушными нитями, полумертвых от ужаса гвардейцев, - Один моему господину, чтобы восстановить силу. Девять – для ритуала.
- Ты предусмотрителен, - плавными шагами, кажущимися нарочито неторопливыми, но на деле – невероятно быстрыми, Дориан обогнул опустевший каменный гроб и оказался у ближайшего сторнийца, которым оказался злосчастный десятник, - И мне это нравится…
- Еще кое что… На мне закреплено заклятие «поводьев», господин. Понимаете, это…
- Я знаю, что это такое, - не оборачиваясь ко все еще склонившемуся магу, вампир одним легким касанием снял с гвардейца заклинание «сети» и схватил отчаянно рванувшегося человека за горло, - С преображением связь между тобой и объектом прервется, но не печалься: ненависть, вложенная тобой и Жрецом вашего ублюдочного Культа не даст Рикарду Шарку свернуть с нужного пути. Заклятие нацелено на его медальон?
- Да.
- Если он не снимет его, то, восстановив силы, я смогу взять управление в свои руки.
- Но господин, заклятие замкнуто еще на одного человека…
- На твоем месте, Родрик, я бы не недооценивал собственного воспитанника, - Дориан взглянул в глаза гвардейцу, пытающемуся вырваться из мертвой хватки вампира, и тот обмяк, разом утратив и силы, и волю к сопротивлению, - Эту проблему он уладит сам. А теперь заткнись и не мешай мне есть.
Десятник, безвольно болтающиеся в нескольких дюймах от земли, но не потерявший способности слышать и думать, при этих словах совершил последнюю отчаянную попытку вырваться… но лишь слегка вздрогнули словно в раз лишившиеся костей руки, а хриплый крик утонул в вековой тиши подземной обители.
Лицо Дориана менялось: удлинялись клыки, еще недавно бывшие лишь немного длиннее обычных человеческих, лицо побледнело еще больше, а зеленый свет поглотил не только радужку, но все глаза:
- Сильный, - голос растерял свою музыкальность, став грубым и хриплым, - Не бойся,… тебе понравится служить мне, вот увидишь…
В последней, отчаянной попытке мужественно встретить свой конец, сторниец оторвал взгляд от ослепительно белых клыков и взглянул прямо в глаза твари. Они пылали ядовито-зеленым огнем, дарующим страх и восхищение, боль и восторг, конец и Вечность… Они манили. Клыки легко прокусили сонную артерию мужчины. Его душа сгорела в Вечности.

***

Спустя несколько часов по тому же коридору, но уже верх, в Цитадель, шли трое: Родрик, Верховный маг Храма Четырех ветров, разом помолодевший на много лет и вновь выглядящий от силы на сорок, высокий худощавый мужчина лет двадцати пяти-тридцати в странном, полуистлевшем одеянии с приятным, немного бледным лицом и удивительными зелеными глазами, и… то, что замыкало колонну путников, и еще недавно было десятником гвардии Властителя, сложно было отнести к человеческому роду. Синева глаз уступила место черным провалам, изредка озаряемым красноватыми всполохами, кожа не просто побледнела, но обрела синюшный оттенок, уши заострились, волосы осыпались со стремительно лысеющей головы, изо рта торчали клыки, но не ослепительно белые, а желтоватые, словно у старого, больного хищника. Но при всем этом двигалось существо с грацией пантеры, не обращая ни малейшего внимания ни на тьму, царящую в подземных коридорах, ни на собственный внешний вид. Дориан оказался прав: десятнику понравилось служить. Ядовито-зеленая Вечность выжгла из сознания сторнийца все желания кроме двух: жажды крови восторга от служения Господину.
Цитадель просыпалась, когда странная троица выбралась на поверхность земли, солнце уже показало свой край над горизонтом и небо во всю пылало утренней зарей, но под каменными сводами замка еще царил мрак. В нем и остались двое из трех спутников, с удивлением глядя на то, как зеленоглазый мужчина решительно вышел из благословенной тени на освещенное место и, откинув стремительно рассыпавшийся в прах капюшон, открыл бледное лицо лучам восходящего светила. Бывший десятник вздрогнул и инстинктивно забился поглубже в тень – тварь отлично осознавала, как опасны для нежити прямые солнечные лучи, переродившийся маг повел себя спокойнее, но брать пример с Господина не спешил – солнечный свет не убивал детей первого поколения, но был им неприятен и мог нанести болезненные ожоги.
Дориан стоял, купаясь в лучах утреннего солнца. Его переполняла радость – радость дикая, необузданная, ведомая лишь вампиру, тысячи лет проспавшему в гранитном саркофаге. Он наслаждался каждым вздохом, каждым движением, даже боль, которую причинял солнечный свет, радовала, являясь лишним доказательством того, что он «жив»! Он обманул время, пережил предательство создателей, гибель всего своего рода, сон, для короткоживущих людей показавшийся почти вечным… он преодолел все. И теперь это глупое утреннее сольце знаменует не просто начало нового дня, а начало целой эпохи – «Эпохи возвращения Теней». Еще нескоро те жалкие черви, что коптят небо по всему миру, поймут это, но, поняв – в страхе и восторге склонятся пред ним,  пред его разумом, пред широтой его замыслов… и вновь станут тем, чем были созданы – кормом. Пищей для Высших. Постаравшись навсегда впечатать в свою память этот восход – утро первого дня новой войны, Дориан шагнул обратно во тьму.