Часть первая: Ветер перемен Опции

[Народ]

2632 год, месяц Полотна.
Остров Меллит, крепость Ордена Клинка Господнего.

  …и одолел Он воинство тёмное, ибо никогда не сравниться исчадиям адовым с силами Его. И заточил Он демонов ада, и над каждым поставил печать незыблемую. Не было у Него ни злата благородного, ни кипарисового дерева чистого, как всем истинно в него верующим ведомо сильнейших преград супротив сил Тьмы, а была только дорожная сума с нехитрым скарбом бедного странника. Так по воле Его стали величайшими стражами и защитниками рода людского гребень да зеркало, медальон да кость рыбья…

  К сожалению даже Книга Книг подтверждала страшную находку. Итак, и демоны и печати действительно существуют, в этом легенды многочисленных полудиких племён и неверных народов не лгали. И если месторасположение заточения демонов Андре де Монбара не волновало, то на поиски тайных укрытий печатей он бы немедленно отправил весь Орден, начиная от ещё совсем зелёных послушников и заканчивая постоянно нанимаемыми головорезами.
  Но именно сейчас, когда он узнал величайшую тайну в мире, он, глава самого могущественного церковного ордена, ничего не может сделать. Монмиракль в осаде которую неделю, войска собранные в Крестовый поход против еретиков со всей империи не пропустят даже пары лучших лазутчиков, не говоря уже о целой экспедиции.
  - И ведь никто меня сейчас не будет слушать. Воистину, Император - ставленник самого Черного Сеятеля. Не иначе ему захотелось орденских богатств, собранных в бесчисленных походах и боях. Мало ему спокойных границ и относительной веротерпимости в Империи. Ему дороже шелка и золото на его фаворитах.
  Монбар презрительно сплюнул.
  Не уличением императорских пороков сейчас нужно заниматься. Нужно найти способ сообщить о раскрытой тайне братьям в Новую Иберию. Там их найти будет сложнее, а значит шансов на успех у них больше.
  Проблемой была и передача воистину бесценного сообщения. Письму такого не доверишь, да и гонца сейчас не найти даже за всё золото мира, будь оно не ладно. Оставалось одно, связь с помощью магии, передача мыслей на расстоянии…
  Например, Михно. Или лучше Константину.
  Правда ни тот, ни другой могут не понять мыслей самого Монбара, а Михно может ещё принять всё за старческий маразм. Но это единственный шанс.
  Даже смешно. Глава гонимого Империей Ордена Клинков собирается воспользоваться магией для спасения самой Империи и остального мира в придачу. Нет, это не смешно. Это страшно…
  - Роланд, - молодой помощник-адъютант, сколько таких было, но этот точно последний, - маэстро Карнилиуса ко мне в кабинет. И казначея туда же. Через десять минут начнётся самый необычный совет в жизни магистра Ордена Клинка Господнего. Бывшего уже Ордена. Карнилиус. Когда-то руннский учёный, специалист по древним народам, теперь орденских собиратель еретических обрядов и самых удачливый их реставратор. На сей раз Монбару не снять его с костра. Первым приполз, что не удивительно, казначей. Удивительно было другое, старый монах действительно скорее переползал с места на место, но делал это заметно быстрее иных молодых воинов. Как оказалось, он не только хорошо передвигается, но и думает не плохо. Эх, надо было прислушаться к его советам и ежемесячно отчислять какую-нибудь объёмную сумму в императорский карман. Глядишь, протянули бы на пару лет дольше. Как тяжело объяснять что-то очень важное людям, которые не привыкли к большой ответственности. Карнилиус, казалось, будет сомневаться до самого падения замка. Казначей вообще отказывался что-либо понимать.
  - Маэстро, готовьтесь к ритуалу. Брат казначей, пройдёмте в главную сокровищницу.
  Массивную дверь из необычного металла могли открыть всего два человека на свете: брат магистр и брат казначей. Это был закон Ордена. Мог её ещё открыть Карнилиус, который её и устанавливал, но в честности старого учёного было грешно сомневаться. Главная сокровищница была много меньше основной, и в ней было гораздо меньше золота и драгоценностей. Зато было гораздо больше Сокровищ. Церковные и светские святыни, наделённые ужасной по своей силе магией, всевозможные тотемы дикарей и идолы еретиков, половина из которых ещё не были до конца изучены. Выносить отсюда, что-либо было не просто запрещёно, но немедленно каралось смертью. Так погибли два магистра и неизвестно, сколько казначеев, поставивших себя выше мудрости Господней. Сегодняшний день был исключением.  Вернувшись в свои покои, Монбар вновь сильно задумался…
  Он не может вынести чашу из замка. Значит нужно, чтобы кто-нибудь из победителей позарился на неё. Будь печать книгой и свитком, а не хрустальным бокалом, магистр Клинков бы имел на одну проблему меньше.
  Завалить её моими драгоценностями? Поставить на постамент в центре зала?? Решение важнейшей для мира проблемы бесцеремонно прервал Роланд. Назвать ворвавшегося адъютанта взволнованным было бы не совсем верно:
  - Они вновь идут на приступ! Следующего натиска нам не выдержать!
  Вот оно. Господи, неужели я так плохо служил тебе??
  - Роланд, сын мой, мой меч и полкувшина лучшего вина из моей коллекции. Быстро.

***

  Замок Монмиракль был подарен первым Клинкам как знак признания их заслуг в деле борьбы с Врагами Веры. Правда, тогда это был обыкновенный деревянный никому ненужный форт на скалистом берегу самого южного из островов Империи. Но тот, чьё ремесло чужая смерть, не может жить в продуваемом всеми морскими ветрами сарае. В перерывах между Святыми походами и молитвами, монахи выстроили из местного камня замок равный самому Стигге. Поколение за поколением магистры Ордена укрепляли свою твердыню, не забывая и о духе своих воинов. Монмиракль расположился в южной части полуострова, попасть на который, теперь можно было, лишь переплыв вырытый Клинками канал.
  На островном берегу канала раскинулись поля, луга и сады Ордена, а на материковом - выросло поселение, большинство зданий в котором являлись постоялыми домами, дающими приют наёмному войску Ордена, и храмами, которые здесь строились якобы для замаливания грехов солдат удачи.  И вот теперь всему этому раю воинствующих монахов пришёл конец. Посёлок давно был занят императорскими войсками. Флот ежедневно расстреливал Монмиракль, а с падением островного форта, защищавшего островок от нападения с материка, стены твердыни также регулярно беспокоила и наземная артиллерия.
  Андре де Монбар знал, что, потеряв форт, они обречены, и лишь старался оттянуть день гибели своих людей. На островке не осталось ни одного вольнонаемного солдата, лишь монахи. Те, кто верил, что Господь един во ста лицах, что слова Его верны на тысячи языков, а слуха Его всегда достигнет праведная молитва, даже если молящий стоит на одной ноге, ночью и без одежд. Стройные ряды имперско-церковных войск приближались к замку под грохот пушек и мушкетов. Клинки огрызались, как могли. А могли они немало: пушки, древние катапульты и баллисты были пристрелены к каждой травинке, родные стены надёжно защищали от снарядов противника, впереди ещё припасено немало сюрпризов. 
  Но что может несколько тысяч профессионалов против всей империи??
  - Роланд, всех командоров ко мне! Быстро!
  Они были готовы умереть за него. Жаль всех, больше всего – Эскарину. Ну, ничего, они увидятся, в другом, в лучшем, чем этом мире. Последний бой обреченных. Монбар принял финальный поцелуй – поцелуй дамы сердца, которая она дарила своему рыцарю.
  Императорская армия шла в свой последний бой против еретиков-клинков. Сегодня с ними шёл в бой их Император, значит, они обязательно победят. Должны победить. Сейчас артиллерия, поливающая замок сплошным ливнем снарядов, нарушит глухую оборону противника и под прикрытием мушкетёров пехота броситься на штурм твердыни. Внезапно главные ворота бесшумно распахнулись, и из них вылетел клин сверкающих в лучах солнца воинов.
  Клинки вышли на свой последний бой, вышли молча. Эта их тишина казалось, и усыпила бдительность имперских военачальников. Сверкающий клинок, на острие которого был сам Андре де Монбар, успел глубоко врубиться в ряды пехоты. Древний орден, чье название отображало их умение. Орден Клинка Господнего, он именовался не просто так -  все от самых младший послушников до магистра превосходно владели холодным оружием. Секрет стали, который знали только орденские оружейники, позволял создавать самые совершенные мечи на свете. Острия их были укреплены и заточены с помощью магии.
  И они нанесли удар. Императорская армия, наполовину состоявшая из церковников, звыла, словно раненый зверь, когда Андре начал прорубаться сквозь нее, пытаясь добраться до Императора, или хотя бы забрать с собой в пекло как можно больше врагов. Падали руки, головы, кровь текла рекой, попадая ему на лицо и заливая глаза. На столь близком расстоянии и в таком хаосе огнестрельное оружие было почти бесполезно – большинство выстрелов имперцев поражали своих же.
  Но надежды не было, их было слишком мало. Андре видел, как их начали теснить, как императорские гвардейцы сами кидались на мечи врагов, закрывая своего повелителя. Между ним и Александром росла стена из трупов. Круг сомкнулся, их отрезали от ворот крепости. Теперь Клинков сжимала исполинская петля, душа, сминая, словно гигантская змея, что обитает в джунглях Новой Иберии. Их становилось все меньше, конечно, Император хотел взять как можно больше живых, чтобы потом под пытками вырвать из них признание. Силен ты Александр, но тебе не обойтись без лжи. Ты обвинишь Орден в самых грязных преступлениях, лишь, для того чтобы положить свою жадную длань на его богатства. Живым он не дастся, решил Монбар.
  Где-то страшно закричал Роланд, Андре мотнул головой, и увидел своего адъютанта мертвым. Прощай друг… Прощайте все. И тогда он начал свой последний танец, подняв с земли второй меч, меч одного из мертвых братьев, Андре размахнулся и начал кружиться с клинками, разя направо и налево, сметая, словно смертоносный вихрь все со своего пути. Он убил многих, прежде чем тяжелый камень из боевой пращи ударил его по шлему.
  Над ним сомкнулась тьма, и последнее, что он услышал – это был голос боевого лекаря из императорских войск.
  - Он будет жить, – сказал голос. – Он будет жить…
  Монмиракль пал, Орден перестал существовать, Клинок Господень догрызала ржавчина имперских войск.

[Сандра дэ Ла Прад]

8 число месяца Полотна.
Шенбурннский дворец.

    Начиналась та удивительная пора, когда в королевском саду набухали почки, готовясь лопнуть и явить миру ярко-зеленые листья. Но раньше всех расцветали небольшие, меньше человеческого роста деревца. На их корявых, причудливо искривленных ветвях за одну ночь появлялись странные, темно-розовые бутоны, которые в одно прекрасное утро медленно раскрывались, распускаясь в чудесные цветы, чей аромат самый первый наполнял воздух Шенбурнна ранней весной. Сегодня было преддверие именно такого утра. Солнце изредка выныривало из-за облаков, озаряя многочисленную толпу юных фрейлин, стоящих небольшими кружками на круглой полянке, окруженной тщательно ухоженными деревцами. Среди этих «стаек» стояли небольшие столики с напитками, кавой и разнообразными сладостями. Строгие, черные платья - вот и все, что роднило находящихся тут девушек. Тот, кто присматривался к ним, сразу понимал насколько различаются они между собой.
- Ваше Величество, похоже, мы сегодня поторопились, - защебетала одна из присутствующих фрейлин, обращаясь к юной императрице, рассматривающей одно из неказистых древ.
    Ее Величество, Императрица Эрмина повернулась, обращая лучистый взгляд на говорившую. Мягкие локоны, выпущенные из прихотливой прически, обрамляли четко очерченное лицо. По какой-то прихоти божественной даже среди блистательных красавиц, Эрмина Иберо всегда занимала королевское место. Ей не было равных. И это признавали все, кто умел видеть незамутненным взглядом. И это раздражало тех, кто не мог найти повода для явных упреков и за неимением их предпочитал шипеть за спиной, грозя ужалить.
- Не могу отвечать за всех, - улыбаясь своей удивительной улыбкой, ответила Эрмина, - но я пришла сюда потому что хотела полюбоваться и на утро, и на то, что оно нам подарит. Куда торопились вы, Антуанетта?
    Молоденькая фрейлина, к которой обратилась императрица, негромко рассмеялась:
- Прошу прощения, Ваше Величество, вероятно - пыталась бежать впереди времени.
- Это никому не приносило пользы, - раздался еще один мелодичный голос, Агнесса де Анфра вступила в беседу, глядя безмятежно голубыми глазами в лицо Антуанетты Триста.
- Думаю, что это просто никому и не удавалось, - задумчиво продолжила Эрмина. - Опережать время.
- А я бы хотела попробовать, - откликнулась Сандра дэ Ла Прад, подходя к одному из небольших столиков и прихотливо присмотревшись, выбрав одно из рассыпчатых пирожных, которое положила на свою тарелочку. На изящных пальцах остались крошки от сладости, но девушка, увлеченная своими мыслями, продолжила речь. - Было бы занятно забежать вперед, посмотреть, что ждет тебя, например, через час или через день. А потом...
- А потом вернуться и изменить то, что тебя ждет, не так ли, моя несравненная?
    Все женские головки, как по команде, повернулись на этот, как всегда, насмешливый голос. Его обладатель отвечал на слова рыжеволосой фрейлины, подчеркнув слово «моя», но смотрел он только на Императрицу, как будто не было здесь других женщин. Среди фрейлин прошел пораженно-удивленный шепот, все взгляды теперь были прикованы лишь к появившемуся Николе де Нортми и Ее Величеству. Все, кроме одного. Сандра медленно поставила на столик блюдечко с так и не отведанным пирожным и взяла чашку обжигающего кавы. Еще мгновение – и ее громкий вскрик в очередной раз переполошил всех.
- Сандра, святой Каспиан!!! Вы ошпарились! - вскрикнула перепуганная Антуанетта Триста, не без удовольствия глядя как на едва прикрытой груди и щеке красавицы алеет красный след от ожога.
    Агнесса мягко отодвинула злорадствующую девушку, приближаясь к подруге и пытаясь промокнуть опаленную кожу. Теперь почти все глаза были устремлены на рыжеволосую красавицу, что так неловко опрокинула на себя чашку с горячим напитком. Сандра благодарно взяла у Агнессы платок и шагнула вперед, к застывшему напротив Императрицы Николе:
- Ничего страшного. Заживет.. до свадьбы, - в голосе фрейлины послышался смешок, когда глаза ее оглядели капитана гвардейцев. - Позвольте мне рассмотреть вас получше, Никола. Знаете, если можно проиграть самому себе, то именно это вы столь успешно и делаете сейчас. О, да! Я могу это оценить. Вы так спешили, что, видимо, пробили стены тюрьмы своей грудью, а из волос сплели веревку, чтобы спустится на землю. Вы пешком пересекли весь город, дабы предстать...
    Она не позволила себя перебить, все больше повышая голос. Несколько мгновений над поляной звенел ее задиристый смех:
- Сандра, что с тобой? - в голосе Эрмины, кроме нежности, слышался мягкий упрек.
- Прошу прощения, Ваше Величество, мне трудно сдержать свои чувства при виде этого номена.
    Она развернулась и в упор посмотрела прямо в серые глаза маркиза де Нортми:
- Не далее как два дня назад ваш отец просил моей руки для вас! - вокруг наступила тишина, Сандра вздохнула. - Я по глупости своей не поняла в сколь непомерную цену оценили меня. Но вы мне напомнили все что нужно, маркиз! Мой ответ – «да». Но решающее слово скажет тан Алиера и мой брат - Дирок дэ Ла Прад.
    Каждое слово – разрывало сердце, но она не могла иначе. Преодолевая боль, которая охватила всю правую, обожженную сторону лица и груди, Сандра повернулась к Эрмине Иберо:
- Еще раз прошу прощения у Вашего Величества. И разрешите мне удалится, чтобы привести себя в порядок, - девушка смотрела прямо в широко раскрытые глаза своей подруги ничего не выражающими глазами.
- Я пришлю к вам лекаря, Сандра, - тихо сказала Эрмина, кивая головой.
- Не стоит, Ваше Величество.
    Рыжеволосая головка гордо поднялась, и девушка пошла было прочь, но чуть покачнулась. Возле нее тут же появился Эстебан:
- Вот моя рука, номени Сандра.
    Ничего не ответив, даже не взглянув на юношу, она только облокотилась и уже гораздо медленнее они стали удалятся под гробовое, как ей казалось молчание. Но, скорее всего она просто отпустила и слух, и зрение, и память, пытаясь справится с обжигающей болью на коже... на сердце: «Замерзни. Она важнее. А ты, Сандра – подлая лгунья». Тихий приказ самой себе возымел действие, девушка выпрямилась еще больше, не обращая уже ни на кого и ни на что внимания. Эстебан молча вел ее в глубину дворцового сада и, когда Сандра поняла это, она удивленно посмотрела на гвардейца. Он чуть улыбнулся и мягко сжал ее ладонь:
- У меня есть мазь. Знаете, вечные, заботливые тетушки, которые так беспокоятся о здоровье своих племянников, а еще более матушки, чьи заботы едва ли могут соперничать с опекой нянюшек..
Девушка вздохнула:
- К чему вы это, номен Эстебан?
- Просто, мы сейчас найдем укромное место, номени, вы сядете и осторожно смажете ожоги. Полчаса посидите и смоете. Потом нанесете мазь еще на ночь и утром. От ожога не останется даже следа.
Девушка чуть дрогнула:
- Это правда? - зеленые, влажные глаза посмотрели в бездонную глубину его глаз, таких же ярких, как и у нее, словно они были братом и сестрой.
- Конечно, номени Сандра, - он сказал это с всепобеждающей уверенностью, усаживая ее на скамейку.
- А почему вы не повели меня в мою комнату, Эстебан?
    Юноша молча отошел к небольшому, мраморному фонтану, окуная свой платок в его ледяную воду. Затем он все так же молча вернулся и осторожно приложил ткань к раскрасневшейся и воспаляющейся щеке, забирая у Сандры второй платок, который ей дала Агнесса, и проделывая все ту же процедуру.
- Чуть-чуть подержите их, номени, - его голос мягко, как вода, успокаивал.
    Но Сандре нужен был ответ. Она отложила в сторону платок, которым пыталась снять жар, опаляющей ее правое плечо и грудь, и достала небольшое зеркальце, заглядывая в него. Через секунду серебристая вещица выпала из пальцев. Девушка закрыла глаза:
- Ох, какое страшилище, - в голосе слышалась издевка и горечь.
Эстебан опустился на колено перед изуродованной красавицей и протянул ей на ладони небольшую коробочку, поднимая зеркальце:
- Номени Сандра, очень осторожно наложите ее на щеку, плечо и грудь. Полчаса - и опухоль, и водяные нарывы исчезнут. Вечером - вы еще раз полечитесь, а потом утром. И завтра днем.. Как и всегда, вы будете все также удивительно красивы. Я подержу зеркальце, а вы наносите мазь.
Сандра вздохнула и чуть улыбнулась, послушно кивнув головкой:
- Только не смотрите на меня, Эстебан.


    Спустя чуть более получаса девушка, следуя указаниям своего верного телохранителя мягко, стараясь не сильно раздражать все еще горевшую кожу, смывала темную, пряно пахнущую мазь.
- Вот и отлично, номени, - удовлетворенно заметил Эстебан, протягивая ей зеркальце и коробочку. – Только не забудьте: еще вечером и утром.
Она не успела поблагодарить его, как рядом послышался знакомый голос:
- Сандра.
    Она вздрогнула, на мгновение сжала руки и поднялась, поворачиваясь. Перед ней стоял Никола де Нортми с тем же самым холодным, отсутствующим выражением во взгляде. Девушка смешливо оглядела его снова с головы до ног:
- Пригласите к себе достойного цирюльника, Никола. Эта прическа весьма далека от моего представления о блистательном украшении вашей бесценной головы. Я понимаю, что, задумывая сбегать из тюрьмы, вы не продумали до конца стиль, пробор и красоту, но право, не стоит теперь пугать ею весь двор.
- Вас так заботит мой внешний вид….
- Вас это удивляет? – она было подняла бровь, но охнула от боли и, вспомнив об ожоге, не стала экспериментировать с мимикой, отражающей какое-либо чувство.
    Никола вдруг решительно привлек девушку к себе, заключая в крепкие объятья и опустив голову, вдыхая аромат ее волос, переплетенных черными лентами и уложенных на головке подобно венцу. Рука поднялась и нежно коснулась здоровой щеки, лаская бархатистую кожу. Глаза смотрели в глаза:
- Леонард, Эстебан, вы свободны.
    Стоящий за его спиной юноша, вытянулся в струнку, а Эстебан молча смотрел на свою подопечную. Сандра повернулась к нему:
- Наверное, это является отменой прежнего приказа, не так ли, номен Эстебан?
- Неужели мой адъютант теперь подчиняется вам, Сандра? – Никола заговорил с усмешкой на лице.
    Юноша сверкнул улыбкой и четко отдал честь своему капитану, а потом еще раз улыбнулся девушке:
- Я хотел удостоверится, что вам действительно ничего не грозит сейчас, номени Сандра, - он быстро склонился, целуя протянутую ему, душистую руку и, развернувшись, спокойно удалился, уводя более чем мрачного кузена с собой.
    Дождавшись, когда шаги их стихнут, Сандра высвободилась из обнимающих ее рук:
- Думаю, что молодой адъютант все еще не увидел своего капитана. А голодранец, на которого вы похожи, Никола, вряд ли имеет право отдавать ему какие-либо приказы, - она помолчала, холодно глядя в его лицо. – Я солгала.
    Никола вскинул бровь:
- Когда?
- Я ни сказала вашему отцу ни «да», ни «нет», - в голосе звучал явный вызов.
- А я ответил ему однозначно: «да», - вызов в ответ.
    Зеленные глаза сверкнули, встречаясь с ледяной сталью в его взоре:
- По всем канонам мне полагается рассыпаться в благодарностях. Но у меня нет их для вас, маркиз. Я не доверяю вам. Вы способны играть чистым именем и честью невинной женщины. У меня давно нет ни честного имени, ни тем более – чести. Можете играть со мной, но…. - девушка прикусила нижнюю губку и замолчала.
Он подошел к ней вплотную:
- Продолжайте.
    Сандра смотрела в сторону, разглядывая стройные стволы деревьев, едва выглядывающую из-под земли зеленую траву, летящих над головой птиц, которые вдруг, сложив крылья, стремительно неслись вниз, чтобы вновь единым взмахом взлететь над землей.
- Как холодно.. красиво.. и пусто, - продолжила совсем о другом Сандра, не глядя на собеседника.
- И страшно? - послышался его ровный голос.
- Нет.
- Не обманывайте саму себя, Сандра.
    Она отступила в сторону, поворачивая голову и всматриваясь в его лицо:
- По какому праву вы лезете мне в душу, Никола де Нортми?
- Это не так страшно, как вам кажется, Сандра, - непонятно отозвался он. - Поверьте.
    Она засмеялась:
- Вокруг светит солнце – ему я верю. На небе плывут облака в невыразимой дали от всей этой грязи, которую привычно кидают в мою спину, а иногда и в лицо. Я верю и облакам, и грязи. Их я вижу, а вот кто тот, с кем я сейчас говорю, чтобы верить ему? – она опять засмеялась, не обращая внимания на боль, пронзившую всю правую сторону лица. – Кто вы такой?
    Молодой человек осторожно обнял ее за талию, снова крепко прижимая к себе:
- Маркиз Никола де Нортми, капитан королевских гвардейцев, Сандра, к вашим услугам.
    Девушка долго стояла, прижимаясь к его груди и глотая так и не пролившиеся слезы, дыхание ее успокаивалось, а сама она перестала ощутимо дрожать от боли и страшного гнева, что охватили все ее существо этим утром, когда она увидела злорадный блеск в глазах тех, кто все ждал и ждал, когда же споткнется и покажет себя та, которая носит гордое имя – Эрмина Иберо. Затем она высвободилась из его рук, избегая смотреть в глаза и показывать свое изуродованное лицо:
- Простите, Никола, я хочу отдохнуть.
    Она отступила и, все также не глядя, присела перед ним в реверансе:
- До встречи, мой блистательный маркиз, - она уже пошла, но оглянулась, чтобы смешливо бросить напоследок: - И сделайте что-нибудь с вашим оруженосцем, а то он места себе не находит.
Девушка посмотрела прямо в лицо появившегося перед ней Леонарда и, чуть улыбнувшись, сказала:
- Все зрелища – после. Поверьте, вам будет на что посмотреть.