Часть первая: Ветер перемен Опции

[Народ]

2632 год, месяц Полотна.
Остров Меллит, крепость Ордена Клинка Господнего.

  …и одолел Он воинство тёмное, ибо никогда не сравниться исчадиям адовым с силами Его. И заточил Он демонов ада, и над каждым поставил печать незыблемую. Не было у Него ни злата благородного, ни кипарисового дерева чистого, как всем истинно в него верующим ведомо сильнейших преград супротив сил Тьмы, а была только дорожная сума с нехитрым скарбом бедного странника. Так по воле Его стали величайшими стражами и защитниками рода людского гребень да зеркало, медальон да кость рыбья…

  К сожалению даже Книга Книг подтверждала страшную находку. Итак, и демоны и печати действительно существуют, в этом легенды многочисленных полудиких племён и неверных народов не лгали. И если месторасположение заточения демонов Андре де Монбара не волновало, то на поиски тайных укрытий печатей он бы немедленно отправил весь Орден, начиная от ещё совсем зелёных послушников и заканчивая постоянно нанимаемыми головорезами.
  Но именно сейчас, когда он узнал величайшую тайну в мире, он, глава самого могущественного церковного ордена, ничего не может сделать. Монмиракль в осаде которую неделю, войска собранные в Крестовый поход против еретиков со всей империи не пропустят даже пары лучших лазутчиков, не говоря уже о целой экспедиции.
  - И ведь никто меня сейчас не будет слушать. Воистину, Император - ставленник самого Черного Сеятеля. Не иначе ему захотелось орденских богатств, собранных в бесчисленных походах и боях. Мало ему спокойных границ и относительной веротерпимости в Империи. Ему дороже шелка и золото на его фаворитах.
  Монбар презрительно сплюнул.
  Не уличением императорских пороков сейчас нужно заниматься. Нужно найти способ сообщить о раскрытой тайне братьям в Новую Иберию. Там их найти будет сложнее, а значит шансов на успех у них больше.
  Проблемой была и передача воистину бесценного сообщения. Письму такого не доверишь, да и гонца сейчас не найти даже за всё золото мира, будь оно не ладно. Оставалось одно, связь с помощью магии, передача мыслей на расстоянии…
  Например, Михно. Или лучше Константину.
  Правда ни тот, ни другой могут не понять мыслей самого Монбара, а Михно может ещё принять всё за старческий маразм. Но это единственный шанс.
  Даже смешно. Глава гонимого Империей Ордена Клинков собирается воспользоваться магией для спасения самой Империи и остального мира в придачу. Нет, это не смешно. Это страшно…
  - Роланд, - молодой помощник-адъютант, сколько таких было, но этот точно последний, - маэстро Карнилиуса ко мне в кабинет. И казначея туда же. Через десять минут начнётся самый необычный совет в жизни магистра Ордена Клинка Господнего. Бывшего уже Ордена. Карнилиус. Когда-то руннский учёный, специалист по древним народам, теперь орденских собиратель еретических обрядов и самых удачливый их реставратор. На сей раз Монбару не снять его с костра. Первым приполз, что не удивительно, казначей. Удивительно было другое, старый монах действительно скорее переползал с места на место, но делал это заметно быстрее иных молодых воинов. Как оказалось, он не только хорошо передвигается, но и думает не плохо. Эх, надо было прислушаться к его советам и ежемесячно отчислять какую-нибудь объёмную сумму в императорский карман. Глядишь, протянули бы на пару лет дольше. Как тяжело объяснять что-то очень важное людям, которые не привыкли к большой ответственности. Карнилиус, казалось, будет сомневаться до самого падения замка. Казначей вообще отказывался что-либо понимать.
  - Маэстро, готовьтесь к ритуалу. Брат казначей, пройдёмте в главную сокровищницу.
  Массивную дверь из необычного металла могли открыть всего два человека на свете: брат магистр и брат казначей. Это был закон Ордена. Мог её ещё открыть Карнилиус, который её и устанавливал, но в честности старого учёного было грешно сомневаться. Главная сокровищница была много меньше основной, и в ней было гораздо меньше золота и драгоценностей. Зато было гораздо больше Сокровищ. Церковные и светские святыни, наделённые ужасной по своей силе магией, всевозможные тотемы дикарей и идолы еретиков, половина из которых ещё не были до конца изучены. Выносить отсюда, что-либо было не просто запрещёно, но немедленно каралось смертью. Так погибли два магистра и неизвестно, сколько казначеев, поставивших себя выше мудрости Господней. Сегодняшний день был исключением.  Вернувшись в свои покои, Монбар вновь сильно задумался…
  Он не может вынести чашу из замка. Значит нужно, чтобы кто-нибудь из победителей позарился на неё. Будь печать книгой и свитком, а не хрустальным бокалом, магистр Клинков бы имел на одну проблему меньше.
  Завалить её моими драгоценностями? Поставить на постамент в центре зала?? Решение важнейшей для мира проблемы бесцеремонно прервал Роланд. Назвать ворвавшегося адъютанта взволнованным было бы не совсем верно:
  - Они вновь идут на приступ! Следующего натиска нам не выдержать!
  Вот оно. Господи, неужели я так плохо служил тебе??
  - Роланд, сын мой, мой меч и полкувшина лучшего вина из моей коллекции. Быстро.

***

  Замок Монмиракль был подарен первым Клинкам как знак признания их заслуг в деле борьбы с Врагами Веры. Правда, тогда это был обыкновенный деревянный никому ненужный форт на скалистом берегу самого южного из островов Империи. Но тот, чьё ремесло чужая смерть, не может жить в продуваемом всеми морскими ветрами сарае. В перерывах между Святыми походами и молитвами, монахи выстроили из местного камня замок равный самому Стигге. Поколение за поколением магистры Ордена укрепляли свою твердыню, не забывая и о духе своих воинов. Монмиракль расположился в южной части полуострова, попасть на который, теперь можно было, лишь переплыв вырытый Клинками канал.
  На островном берегу канала раскинулись поля, луга и сады Ордена, а на материковом - выросло поселение, большинство зданий в котором являлись постоялыми домами, дающими приют наёмному войску Ордена, и храмами, которые здесь строились якобы для замаливания грехов солдат удачи.  И вот теперь всему этому раю воинствующих монахов пришёл конец. Посёлок давно был занят императорскими войсками. Флот ежедневно расстреливал Монмиракль, а с падением островного форта, защищавшего островок от нападения с материка, стены твердыни также регулярно беспокоила и наземная артиллерия.
  Андре де Монбар знал, что, потеряв форт, они обречены, и лишь старался оттянуть день гибели своих людей. На островке не осталось ни одного вольнонаемного солдата, лишь монахи. Те, кто верил, что Господь един во ста лицах, что слова Его верны на тысячи языков, а слуха Его всегда достигнет праведная молитва, даже если молящий стоит на одной ноге, ночью и без одежд. Стройные ряды имперско-церковных войск приближались к замку под грохот пушек и мушкетов. Клинки огрызались, как могли. А могли они немало: пушки, древние катапульты и баллисты были пристрелены к каждой травинке, родные стены надёжно защищали от снарядов противника, впереди ещё припасено немало сюрпризов. 
  Но что может несколько тысяч профессионалов против всей империи??
  - Роланд, всех командоров ко мне! Быстро!
  Они были готовы умереть за него. Жаль всех, больше всего – Эскарину. Ну, ничего, они увидятся, в другом, в лучшем, чем этом мире. Последний бой обреченных. Монбар принял финальный поцелуй – поцелуй дамы сердца, которая она дарила своему рыцарю.
  Императорская армия шла в свой последний бой против еретиков-клинков. Сегодня с ними шёл в бой их Император, значит, они обязательно победят. Должны победить. Сейчас артиллерия, поливающая замок сплошным ливнем снарядов, нарушит глухую оборону противника и под прикрытием мушкетёров пехота броситься на штурм твердыни. Внезапно главные ворота бесшумно распахнулись, и из них вылетел клин сверкающих в лучах солнца воинов.
  Клинки вышли на свой последний бой, вышли молча. Эта их тишина казалось, и усыпила бдительность имперских военачальников. Сверкающий клинок, на острие которого был сам Андре де Монбар, успел глубоко врубиться в ряды пехоты. Древний орден, чье название отображало их умение. Орден Клинка Господнего, он именовался не просто так -  все от самых младший послушников до магистра превосходно владели холодным оружием. Секрет стали, который знали только орденские оружейники, позволял создавать самые совершенные мечи на свете. Острия их были укреплены и заточены с помощью магии.
  И они нанесли удар. Императорская армия, наполовину состоявшая из церковников, звыла, словно раненый зверь, когда Андре начал прорубаться сквозь нее, пытаясь добраться до Императора, или хотя бы забрать с собой в пекло как можно больше врагов. Падали руки, головы, кровь текла рекой, попадая ему на лицо и заливая глаза. На столь близком расстоянии и в таком хаосе огнестрельное оружие было почти бесполезно – большинство выстрелов имперцев поражали своих же.
  Но надежды не было, их было слишком мало. Андре видел, как их начали теснить, как императорские гвардейцы сами кидались на мечи врагов, закрывая своего повелителя. Между ним и Александром росла стена из трупов. Круг сомкнулся, их отрезали от ворот крепости. Теперь Клинков сжимала исполинская петля, душа, сминая, словно гигантская змея, что обитает в джунглях Новой Иберии. Их становилось все меньше, конечно, Император хотел взять как можно больше живых, чтобы потом под пытками вырвать из них признание. Силен ты Александр, но тебе не обойтись без лжи. Ты обвинишь Орден в самых грязных преступлениях, лишь, для того чтобы положить свою жадную длань на его богатства. Живым он не дастся, решил Монбар.
  Где-то страшно закричал Роланд, Андре мотнул головой, и увидел своего адъютанта мертвым. Прощай друг… Прощайте все. И тогда он начал свой последний танец, подняв с земли второй меч, меч одного из мертвых братьев, Андре размахнулся и начал кружиться с клинками, разя направо и налево, сметая, словно смертоносный вихрь все со своего пути. Он убил многих, прежде чем тяжелый камень из боевой пращи ударил его по шлему.
  Над ним сомкнулась тьма, и последнее, что он услышал – это был голос боевого лекаря из императорских войск.
  - Он будет жить, – сказал голос. – Он будет жить…
  Монмиракль пал, Орден перестал существовать, Клинок Господень догрызала ржавчина имперских войск.

[Никола де Нортми]

Холодный ветер бьет в лицо
Промозглая весна
Ночные крики за окном
И жизнь всего одна © Археология

7 день месяца Полотна. Рунн.

   Свобода. Косые нити дождя на лице. Прохлада наступающего вечера и странное, непривычное ощущение полета, как будто за спиной могут вырасти крылья – всего лишь разорванная рубашка под порывами несильного ветра. Только не у меня, усмехнулся Никола.
   - Маркиз де Нортми, милорд, подождите… - Монах, едва успевая за быстрым шагом Николы, замер на расстоянии вытянутой руки от дворянина, когда тот остановился и обернулся на зов. Тяжело дыша, служитель церкви выдавил между глубокими вдохами. – Его светлость…просил проводить Вас…путь до Королевского города… не близкий.
   Мужских губ коснулась новая усмешка:
   - Какая забота. Я тронут. – Глаза окинули всю фигуру монаха с головы до ног и снова вернулись к несколько растерянному лицу. – Но я думаю, что сам в состоянии позаботиться о себе. Ничего, кроме моей одежды, не претерпело смертельных повреждений.
   Монах непроизвольно перевел взгляд на разорванную и испачканную заржавевшей кровью рубашку бывшего узника. Плащ и камзол отсутствовали вовсе, сапоги утратили свой некогда зеркальный блеск, а штаны, казалось, в лучшем случае были изжеваны коровами, в худшем… Об этом и думать не стоило.
   Видя, что церковник не знает - как ему быть, Никола сжалился:
   - Вы сможете найти мне лошадь и плащ? Это все, чем вы можете мне помочь – не хотелось бы сейчас в таком виде совершать пешую прогулку до моего дома. – О все еще ноющем плече и о том, что все вокруг качается, как палуба корабля в сильный шторм, а, следовательно, конная прогулка до родового особняка Нортми будет такой же сложной для него сейчас, как пешая до границ с Горынью, он старался не думать.
   - Да, конечно. Сейчас я распоряжусь. – Монах кинулся к зданию тюрьмы, стены которой Никола только что покинул. Он мог бы тоже последовать за посланником кардинала, но хотя бы малейшего желания возвращаться у него не было, поэтому маркиз де Нортми перешел небольшую площадь, на которой находилась Церковная тюрьма, и подошел к бассейну, расположенному в центре и заполненному водой. Наклонившись, Никола посмотрел на свое отражение:
   - Хорош… - сорвалось с его губ, и их коснулась привычная усмешка. Сами губы были разбиты, но уже не кровоточили, опухоль спала, еще пара ссадин на щеке и над бровью добавляли картине живописности. Завершали ее идеальным штрихом грязные волосы, которые когда-то можно было назвать золотыми. Зачерпнув рукой воды, маркиз де Нортми умылся, не обращая внимания на то, что вода была почти ледяной и обожгла кожу, а особенно раны Красоты это ему не добавило, зато шатание мира вокруг стало меньше.
   Запрокинув голову, Никола глубоко вдохнул. Воздух Рунна, никогда не благоухал розами, но сейчас после затхлости тюремных стен он казался молодому мужчине свежим и наполненным запахов самых редких цветов. По затопляемому вечерней синевой небу ползли улитки толстых облаков. Степенно и неторопливо, их бурые бока накрывали город пестрыми тенями, играя на крышах домов, шпилях храмов, камнях улиц и лицах людей. Дождь перестал, и всюду висела влажная завеса, ложась мокрым полотном на кожу, трогая влажными пальцами одежду, заставляя ее набухать и остывать от дыхания наступающей ночи. Прохожие кутались в плащи, ниже склоняли головы и спешили к своим домам или тавернам, зазывающим гостеприимным светом из окон и негромким гулом полупьяных голосов. Маркиз де Нортми легко улыбнулся, напротив расправляя плечи и подставляя лицо ударам ветра.
   - Милорд, я нашел вам лошадь. – Уже знакомый Никола монах вел под уздцы гнедую лошадку, обеспокоено глядя на человека, вверенного его заботам кардиналом Рунна. Обернувшись и бросив взгляд на спокойную и послушную скотинку, мужчина подумал про себя, что это, конечно, не Дым и не Блестящий, но для его состояния сейчас – в самый раз. Взяв у церковника поводья и стащив с седла простой добротный плащ, видимо, принадлежащий одному из гвардейцев кардинала, маркиз «взлетел» в седло. Какое счастье, что никто кроме этого Божьего человека и пары случайных прохожих, не очень-то обращающих на происходящее внимания, не видит его. Каждое движение отдавалось болью в мышцах, причем, казалось, что во всех сразу. К боли ему было не привыкать – не мальчик и не девица на выданье, но от таких испытаний  своего тела на крепость, как кандалы, цепи и особенно вынужденное бездействие он как-то раньше был избавлен. Ничего. Все когда-то бывает в первый раз. Даже у него.
   - Что будет с моими людьми? – Никола посмотрел сверху вниз на монаха.
   - Пока они останутся здесь.
   По лицу маркиза де Нортми пробежала тень, он нахмурился, готовый, похоже, сражаться со всем миром.
   - Нет, вы не поняли, - поспешил объясниться церковник. – О них позаботятся наши медики и как только ваши люди будут в состоянии, их отпустят.
   Никола помолчал, прикидывая что-то, но, в конце концов, согласился:
   - Хорошо, я прослежу. – Монах кивнул, а молодой дворянин переключил свое внимание на доставшеюся ему лошадь. - Как ее зовут? – Никола погладил лошадь и почувствовал, что она переступила с ноги на ногу, готовая исполнять любой приказ.
   - Цветочек, милорд. – Улыбаясь, ответил монах.
   Никола рассмеялся.
   - Цветочек? Мило, очень мило. Не думал, что в Церкви у нас такие романтики. – Маркиз направил лошадку в сторону улицы Узников, которая должна была вывести его на Императорский тракт. – Завтра вам ее вернут, - еще крикнул он, остающемуся на площади церковнику, но там, за его спиной, уже было прошлое, о котором думать не хотелось, и не надо было, поэтому он чуть сильнее сжал бока лошади каблуками, давая понять животному, что всадник торопится. Кобылка послушно ускорила свой бег и вскоре перешла на рысь. На Рунн уже спустились сумерки и улицы были почти пусты, поэтому маркиз мог насладиться всеми прелестями быстрой езды, если, конечно, к таковым можно было отнести дикую боль, разрывавшую сейчас каждый мускул в его теле.
   Лошадь летела по туннелям городских улиц, убегая от надвигающихся на них серых стен домов, а, может быть, и от самой судьбы. Но последней никогда не нравилось догонять, она предпочитала настигать – из-за угла, неотвратимо, неизбежно, сокрушающе. Еще она любила побеждать, победителей и особенно побеждать победителей, но и требовала с таких втридорого. Расплачиваться нам пока рано, мелькнула мысль, но он отбросил ее, уже въезжая в Королевский город. Тут стены раздвинулись, уступая место высоким заборам, литым решеткам и видневшимся за ним дворцам. Не имея никакого желания любоваться архитектурными изысками, к которым прибегали лучшие мастера империи, чтобы создать эти творения искусства, а только так можно было назвать дворцы, особняки и замки, выстроенные на главной площади Рунна, Никола направил лошадь к дому своей семьи.
   Резиденция Нортми в Рунне встретила его черным ходом. Прекрасно осознавая, какой эффект сейчас произведет его возвращение, маркиз не стал ломиться в дом через главную дверь, а спокойно въехал через задние ворота, куда обычно привозили продукты и вещи, и именно этим входом пользовались люди, охранявшие дом. О том, что такие есть, могли не знать наивные девочки вроде его сестры – Анжи и кузины Маришки, но обмануть его, самого занимавшегося последние пять лет охраной чужих жизней, отцу не удалось. Спешившись, Никола завел лошадь в конюшню, отмечая про себя, что его даже не остановили. Нужно будет поговорить с отцом. Растолкав спящего конюха, Никола приказал:
   - Расседлайте, вычистите и накормите, я лично проверю. – Парень стал продирать глаза, усиленно тря их кулаками и пытаясь понять, что за демон разбудил его на ночь глядя. Поняв, кто перед ним, слуга вскочил и принялся за дело, а сын Черного герцога направился в дом.
   На кухне раздались возгласы ужаса и вопли перепуганных женщин, когда Никола открыл дверь и возник на пороге. Не обращая внимания на крестящихся, делающих оберегающие жесты или радостно и умиленно прослезившихся служанок, он прошел через большую залу, забитую кухонной утварью, продуктами и людьми, обеспечивающими здесь порядок, а скорее обратное, бросив по пути:
   - Жерома ко мне в комнату, немедленно.
   Поднявшись по черной лестнице, он прошел по коридору, к счастью, не встретил родных и оказался, наконец, в своей комнате. Плотно прикрыв дверь, он замер на миг, рассматривая хорошо знакомые предметы мебели, картины на стенах, оружие, книги. Все это казалось сейчас ненужным, лишним, каким-то пустым, лишенным своего содержания и прямого назначения. Декорации для несыгранной пьесы. А кем в этой пьесе должен был быть он? Марионеткой или кукловодом?
   Стук в дверь отвлек Николу.
   - Войдите.
   На пороге появился Жером - один из камердинеров.
   - Милорд… - Слуга, помнивший маркиза еще юношей, приехавшим поступать в кадетский корпус, явно был очень рад видеть своего подопечного, в целости и почти сохранности. На глазах его чуть ли не блестели слезы, но старик держал себя в руках, зная, что его хозяину меньше всего нужны жалость и сочувствие. – Вы вернулись.
   - Да, неужели у кого-то были сомнения? – Никола насмешливо изогнул бровь, но тут же одернул сам себя. – Да, Жером, я оказался не достаточно хорош, чтобы убить нашего Императора, да смилостивится Каспиан над его душой. – Так и хотелось добавить «грешной».
   - Чем я могу быть Вам полезен? – Камердинер, казалось, готов был сейчас на невозможное для своего господина.
   - Мне нужна теплая вода, мы будем возвращать мне блистательность, - на лицо маркиза наползла улыбка, при воспоминании о рыжеволосой красавице, которая так его звала. – И пошлите за моим оруженосцем утром, он понадобится мне.
   - В этом нет необходимости, капитан. – Из-за спины слуги показался Леонард.
   Жером извинился и отправился исполнять поручение, а маркиз внимательно посмотрел на юного Барна.
   - Что вы здесь делаете, Леонард? – Никола начал раздеваться, не желая больше терять времени. У него впереди есть еще два неотложных дела. Одно, пожалуй, самое желанное,  ждало его в Шенбруннском дворце образом русоволосой девушки с карими, горящими золотистыми искрами глазами. Это завтра. Сначала другое – его нужно было завершить уже давно, еще семь лет назад, но он вернулся к нему – первый и последний раз. И еще нужно показаться на глаза родственникам…
   То, что некогда было белоснежной сорочкой его формы, полетело на пол.
   - Я шел за вами от тюрьмы.
   Спрашивать, что парень делал у тюрьмы, маркиз не стал. Он, в отличии от своего оруженосца, дураком не был.
   - Хорошо, это к лучшему. – К рубашке добавились сапоги. – Ты был у Элен, как я приказывал?
   - Да, капитан. Я все передал. – Глаза Лео внимательно следили за каждым движением мужчины. – Она была весьма опечалена трагической новостью.
   Руки Николы коснулись штанов, но остановились. Он задумался, потом бросил:
   - Ты можешь на сегодня быть свободен, завтра я жду тебя во дворце.
   - Мне хотелось бы остаться, если вы позволите. – Мужчина обернулся, глядя в смотрящие только на него сиреневато-голубые глаза. Раньше юноша себе такого не позволял. Впрочем, помешать он ему не может. Пусть тратит свое свободное время на него, если ему так нравится. Тут дверь растворилась, и на пороге появился Жером, следом за которым шли несколько дворовых слуг с ведрами, наполненными теплой водой. Выяснять отношения на глазах у слуг  Никола не стал.
   - Хорошо, подожди. Сейчас я приведу себя в порядок, и мы поедем к Элен – расскажешь мне по дороге последние новости.
   Что-то зажглось в глазах Леонарда при упоминании любовницы Никола, но он лишь кивнул, и отошел к окну, не желая мешать. Слуги уже наполнили ванну и ушли. Забыв о своем оруженосце, Никола разделся, наконец, полностью и обернулся к Жерому:
   - Сожги это, - указал он на бесформенную груду одежды.
   Это тоже прошлое. А прошлому нет места в настоящем и тем более в будущем.

   - Рассказывайте, юноша. Что творится в Рунне? – Никола подошел к зеркалу и внимательно всмотрелся в свое отражение, но кроме уже знакомых ему ссадин других изменений там не произошло. Все то же лицо, те же волосы. Мир вокруг может провалиться в кипящий котел Лукавого, а он останется все таким же. Или нет? Он был уже вновь одет, влажные волосы блестели в танцующем по комнате свете свечей, сильные пальцы сжали длинные локоны, вытаскивая из-за пояса небольшой кинжал, и обрезали их*. Сзади послышался какой-то звук, как будто сдавленный хрип или возглас, но было поздно – золотые нити рассыпавшихся волос упали к ногам Николы. – Что вы говорите? – Он обернулся к оруженосцу, глядя на выражение ужаса, исказившее юношеское лицо. Серые глаза откровенно насмехались.
   - Я… - Лео с отчаянием смотрел на своего капитана. – Я…
   - Леонард, это не вы, а я провел неделю в гостеприимных стенах тюрьмы нашей безгрешной Церкви… - Никола не успел договорить.
   - И, похоже, гордишься этим. – На пороге стоял Этьен де Нортми – Черный герцог.
Два взгляда – отца и сына - встретились, никто не уступил.
   - Отец. – Короткий кивок. Признание силы, но все равно вызов в глазах.
   - Мне надо поговорить с тобой. Ведь, ты найдешь пару минут для отца? – Ответный выпад.
   Никола небрежно кивнул Лео:
   - Подождите меня внизу, юноша, я недолго.
   Оруженосец обернулся, проходя мимо главы СИБа, глаза его с почти детской обидой смотрели на маркиза. Когда юноша скрылся, Этьен закрыл дверь и, подойдя к столу, опустился в одно из кресел.
   - Сядь. – Бросил он Николе.
   Сын усмехнулся, но подошел и сел в другое кресло.
   - Будешь воспитывать?
   - Воспитывают детей, Никола, а ты уже давно не ребенок. – Этьен смотрел куда-то мимо сына, как будто видел маленького мальчика, каким тот когда-то был. – Печально, но я не помню - каким ты был в детстве.
   Никола промолчал, усмешка на губах осталась, в глазах растаяла. Он склонил голову.
   - Ты не ребенок, поэтому я принял решение – ты должен жениться. Возможно, это следовало сделать раньше, но обстоятельства этому препятствовали...
   Никола опять промолчал.
   - Ты должен понимать, - чуть громче произнес Этьен. - Жизнь не игрушка. Для кого-то можеть быть и все в жизни просто, а ты теперь видишь - люди в мгновение ока могут потерять все - жизнь, должность... семью... Все в руках Господа, говорится в Книге Откровений, но и от нас кое-что зависит... В первую очередь от нашего выбора. Когда-нибудь ты станешь герцогом, - чуть тише продолжил Черный герцог. - Подумай об этом. Подумай, что ты станешь делать тогда.
   Никола откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Можно было подумать, что ему стало скучно.
   - Итак, ты вспомнил, что у тебя есть сын? Думаешь - сможешь играть мной так же, как своими подчиненными? – Осколки гранита в глазах. – Кто же эта счастливая избранница?
   Пауза. Внимательный изучающий взгляд, без обиды:
   - Сандра Дэ Ла Прад.
   Никола какой-то миг смотрел на отца, не веря услышанному, потом откинул голову и рассмеялся. Похоже, это теперь выходит у него лучше всего другого, а судьба все продолжает и продолжает шутить. Отсмеявшись, маркиз де Нортми посмотрел на отца - глаза снова стали стальными, отражающими любые чувства собеседника, но не показывающими свои, как всегда.
   - Должен заметить, у тебя хороший вкус, отец. Хорошо, я женюсь. Это все?
   Этьен, казалось, хотел сказать еще что-то, но не стал. Встав, он кивнул.
   - Все. Мы еще поговорим завтра утром. Отдыхай.
   - Спасибо за заботу. – Меньше всего ему хотелось отдыхать. Никола смотрел на уходящего отца. Когда дверь захлопнулась, он закрыл глаза на минуту, сжав зубы от бессилия. Как он ненавидел это чувство. Поднявшись и превозмогая так и не отступившую боль, маркиз взял со стола перчатки. Все-таки судьба любит его – все, что ни случается с ним, все всегда к лучшему. И за что старая стерва так ему симпатизирует. И ничего страшного, что все, о чем он еще мог мечтать, стало в мгновение пеплом. Не привыкать. Отбросив со лба короткие теперь пряди, Никола поднял с кресла плащ и отправился вниз.
У лестницы его ждал Леонард, глаза парня впились в лицо капитана, как будто искали там ответ на все вопросы мира.
   - Мои планы изменились, юноша. Отправляйтесь домой и выспитесь. Завтра утром будьте в казармах в обычное время, за ночь со мной ничего не случится. – Никола сказал это столь безапелляционно, что Лео понял - спорить бесполезно. Отдав честь, он развернулся и ушел. Маркиз посмотрел ему вслед, но тут же выбросил мысли об оруженосце из головы, вышел во двор и направился к конюшням. Спать ему не хотелось. В тюрьме на отдых было достаточно времени, но и спешить теперь было некуда. Все дела подождут до утра, до завтра, до никогда, в конце концов.
   Гийом, конюх, все еще не спал. Похоже, разбудивший его пару часов назад Никола так напугал парня, что даже уснуть тому теперь было непросто.
   - Седлай Дыма. – Приказал маркиз де Нортми, а сам подошел к своему любимцу, положил руку на серую голову коня и погладил. – Ну что, приятель, простишь меня за предательство?
   Конь тихонько заржал и нетерпеливо переступил, чувствуя, что скоро окажется на свободе и сможет вновь лететь навстречу ветру, как когда-то, казалось, очень давно. Животные не умеют долго помнить обиды и зло. В них гораздо больше всепрощения, чем в людях. Умные глаза животного выжидающе смотрели на человека. Никола улыбнулся, уже поняв – куда он сейчас отправится. Все дела завтра. Завтра Шенбрунн, завтра слухи и сплетни, ахи и вздохи, лесть, пресмыкательство и ненависть, притворные улыбки и радость. Все завтра. Сегодня он все еще свободен. Они свободны.
   Когда позади жалобно звякнули закрывшиеся ворота, наступившая ночь горела одинокими звездами, а по улице стелилось молоко тумана, оно растекалось медленной рекой и, казалось, что в нем можно утонуть. Вдохнув полной грудью свежесть и прохладу, Никола придержал коня, всматривался в неясные очертания мертвых громадин домов Королевского города. Всего лишь камни, а за ними фамилии, семьи, люди, чьи-то чувства и жизни. Спрятанные, закрытые, немые и глухие к другим. Такие же, как у него. Ветер засвистел в ушах, когда всадник легко тронул рукой коня, не нуждающегося в понукании, направляя его к переправе через Вольтурну.

* По легенде воины обрезали себе волосы после крупных сражений, обозначая переход к новой жизни, новому господину или обозначая этим смерть всего пройденного в том самом сражении

Сообщение отредактировал Mяyka - 11.01.2006, 23:46