Часть первая: Ветер перемен Опции

[Народ]

2632 год, месяц Полотна.
Остров Меллит, крепость Ордена Клинка Господнего.

  …и одолел Он воинство тёмное, ибо никогда не сравниться исчадиям адовым с силами Его. И заточил Он демонов ада, и над каждым поставил печать незыблемую. Не было у Него ни злата благородного, ни кипарисового дерева чистого, как всем истинно в него верующим ведомо сильнейших преград супротив сил Тьмы, а была только дорожная сума с нехитрым скарбом бедного странника. Так по воле Его стали величайшими стражами и защитниками рода людского гребень да зеркало, медальон да кость рыбья…

  К сожалению даже Книга Книг подтверждала страшную находку. Итак, и демоны и печати действительно существуют, в этом легенды многочисленных полудиких племён и неверных народов не лгали. И если месторасположение заточения демонов Андре де Монбара не волновало, то на поиски тайных укрытий печатей он бы немедленно отправил весь Орден, начиная от ещё совсем зелёных послушников и заканчивая постоянно нанимаемыми головорезами.
  Но именно сейчас, когда он узнал величайшую тайну в мире, он, глава самого могущественного церковного ордена, ничего не может сделать. Монмиракль в осаде которую неделю, войска собранные в Крестовый поход против еретиков со всей империи не пропустят даже пары лучших лазутчиков, не говоря уже о целой экспедиции.
  - И ведь никто меня сейчас не будет слушать. Воистину, Император - ставленник самого Черного Сеятеля. Не иначе ему захотелось орденских богатств, собранных в бесчисленных походах и боях. Мало ему спокойных границ и относительной веротерпимости в Империи. Ему дороже шелка и золото на его фаворитах.
  Монбар презрительно сплюнул.
  Не уличением императорских пороков сейчас нужно заниматься. Нужно найти способ сообщить о раскрытой тайне братьям в Новую Иберию. Там их найти будет сложнее, а значит шансов на успех у них больше.
  Проблемой была и передача воистину бесценного сообщения. Письму такого не доверишь, да и гонца сейчас не найти даже за всё золото мира, будь оно не ладно. Оставалось одно, связь с помощью магии, передача мыслей на расстоянии…
  Например, Михно. Или лучше Константину.
  Правда ни тот, ни другой могут не понять мыслей самого Монбара, а Михно может ещё принять всё за старческий маразм. Но это единственный шанс.
  Даже смешно. Глава гонимого Империей Ордена Клинков собирается воспользоваться магией для спасения самой Империи и остального мира в придачу. Нет, это не смешно. Это страшно…
  - Роланд, - молодой помощник-адъютант, сколько таких было, но этот точно последний, - маэстро Карнилиуса ко мне в кабинет. И казначея туда же. Через десять минут начнётся самый необычный совет в жизни магистра Ордена Клинка Господнего. Бывшего уже Ордена. Карнилиус. Когда-то руннский учёный, специалист по древним народам, теперь орденских собиратель еретических обрядов и самых удачливый их реставратор. На сей раз Монбару не снять его с костра. Первым приполз, что не удивительно, казначей. Удивительно было другое, старый монах действительно скорее переползал с места на место, но делал это заметно быстрее иных молодых воинов. Как оказалось, он не только хорошо передвигается, но и думает не плохо. Эх, надо было прислушаться к его советам и ежемесячно отчислять какую-нибудь объёмную сумму в императорский карман. Глядишь, протянули бы на пару лет дольше. Как тяжело объяснять что-то очень важное людям, которые не привыкли к большой ответственности. Карнилиус, казалось, будет сомневаться до самого падения замка. Казначей вообще отказывался что-либо понимать.
  - Маэстро, готовьтесь к ритуалу. Брат казначей, пройдёмте в главную сокровищницу.
  Массивную дверь из необычного металла могли открыть всего два человека на свете: брат магистр и брат казначей. Это был закон Ордена. Мог её ещё открыть Карнилиус, который её и устанавливал, но в честности старого учёного было грешно сомневаться. Главная сокровищница была много меньше основной, и в ней было гораздо меньше золота и драгоценностей. Зато было гораздо больше Сокровищ. Церковные и светские святыни, наделённые ужасной по своей силе магией, всевозможные тотемы дикарей и идолы еретиков, половина из которых ещё не были до конца изучены. Выносить отсюда, что-либо было не просто запрещёно, но немедленно каралось смертью. Так погибли два магистра и неизвестно, сколько казначеев, поставивших себя выше мудрости Господней. Сегодняшний день был исключением.  Вернувшись в свои покои, Монбар вновь сильно задумался…
  Он не может вынести чашу из замка. Значит нужно, чтобы кто-нибудь из победителей позарился на неё. Будь печать книгой и свитком, а не хрустальным бокалом, магистр Клинков бы имел на одну проблему меньше.
  Завалить её моими драгоценностями? Поставить на постамент в центре зала?? Решение важнейшей для мира проблемы бесцеремонно прервал Роланд. Назвать ворвавшегося адъютанта взволнованным было бы не совсем верно:
  - Они вновь идут на приступ! Следующего натиска нам не выдержать!
  Вот оно. Господи, неужели я так плохо служил тебе??
  - Роланд, сын мой, мой меч и полкувшина лучшего вина из моей коллекции. Быстро.

***

  Замок Монмиракль был подарен первым Клинкам как знак признания их заслуг в деле борьбы с Врагами Веры. Правда, тогда это был обыкновенный деревянный никому ненужный форт на скалистом берегу самого южного из островов Империи. Но тот, чьё ремесло чужая смерть, не может жить в продуваемом всеми морскими ветрами сарае. В перерывах между Святыми походами и молитвами, монахи выстроили из местного камня замок равный самому Стигге. Поколение за поколением магистры Ордена укрепляли свою твердыню, не забывая и о духе своих воинов. Монмиракль расположился в южной части полуострова, попасть на который, теперь можно было, лишь переплыв вырытый Клинками канал.
  На островном берегу канала раскинулись поля, луга и сады Ордена, а на материковом - выросло поселение, большинство зданий в котором являлись постоялыми домами, дающими приют наёмному войску Ордена, и храмами, которые здесь строились якобы для замаливания грехов солдат удачи.  И вот теперь всему этому раю воинствующих монахов пришёл конец. Посёлок давно был занят императорскими войсками. Флот ежедневно расстреливал Монмиракль, а с падением островного форта, защищавшего островок от нападения с материка, стены твердыни также регулярно беспокоила и наземная артиллерия.
  Андре де Монбар знал, что, потеряв форт, они обречены, и лишь старался оттянуть день гибели своих людей. На островке не осталось ни одного вольнонаемного солдата, лишь монахи. Те, кто верил, что Господь един во ста лицах, что слова Его верны на тысячи языков, а слуха Его всегда достигнет праведная молитва, даже если молящий стоит на одной ноге, ночью и без одежд. Стройные ряды имперско-церковных войск приближались к замку под грохот пушек и мушкетов. Клинки огрызались, как могли. А могли они немало: пушки, древние катапульты и баллисты были пристрелены к каждой травинке, родные стены надёжно защищали от снарядов противника, впереди ещё припасено немало сюрпризов. 
  Но что может несколько тысяч профессионалов против всей империи??
  - Роланд, всех командоров ко мне! Быстро!
  Они были готовы умереть за него. Жаль всех, больше всего – Эскарину. Ну, ничего, они увидятся, в другом, в лучшем, чем этом мире. Последний бой обреченных. Монбар принял финальный поцелуй – поцелуй дамы сердца, которая она дарила своему рыцарю.
  Императорская армия шла в свой последний бой против еретиков-клинков. Сегодня с ними шёл в бой их Император, значит, они обязательно победят. Должны победить. Сейчас артиллерия, поливающая замок сплошным ливнем снарядов, нарушит глухую оборону противника и под прикрытием мушкетёров пехота броситься на штурм твердыни. Внезапно главные ворота бесшумно распахнулись, и из них вылетел клин сверкающих в лучах солнца воинов.
  Клинки вышли на свой последний бой, вышли молча. Эта их тишина казалось, и усыпила бдительность имперских военачальников. Сверкающий клинок, на острие которого был сам Андре де Монбар, успел глубоко врубиться в ряды пехоты. Древний орден, чье название отображало их умение. Орден Клинка Господнего, он именовался не просто так -  все от самых младший послушников до магистра превосходно владели холодным оружием. Секрет стали, который знали только орденские оружейники, позволял создавать самые совершенные мечи на свете. Острия их были укреплены и заточены с помощью магии.
  И они нанесли удар. Императорская армия, наполовину состоявшая из церковников, звыла, словно раненый зверь, когда Андре начал прорубаться сквозь нее, пытаясь добраться до Императора, или хотя бы забрать с собой в пекло как можно больше врагов. Падали руки, головы, кровь текла рекой, попадая ему на лицо и заливая глаза. На столь близком расстоянии и в таком хаосе огнестрельное оружие было почти бесполезно – большинство выстрелов имперцев поражали своих же.
  Но надежды не было, их было слишком мало. Андре видел, как их начали теснить, как императорские гвардейцы сами кидались на мечи врагов, закрывая своего повелителя. Между ним и Александром росла стена из трупов. Круг сомкнулся, их отрезали от ворот крепости. Теперь Клинков сжимала исполинская петля, душа, сминая, словно гигантская змея, что обитает в джунглях Новой Иберии. Их становилось все меньше, конечно, Император хотел взять как можно больше живых, чтобы потом под пытками вырвать из них признание. Силен ты Александр, но тебе не обойтись без лжи. Ты обвинишь Орден в самых грязных преступлениях, лишь, для того чтобы положить свою жадную длань на его богатства. Живым он не дастся, решил Монбар.
  Где-то страшно закричал Роланд, Андре мотнул головой, и увидел своего адъютанта мертвым. Прощай друг… Прощайте все. И тогда он начал свой последний танец, подняв с земли второй меч, меч одного из мертвых братьев, Андре размахнулся и начал кружиться с клинками, разя направо и налево, сметая, словно смертоносный вихрь все со своего пути. Он убил многих, прежде чем тяжелый камень из боевой пращи ударил его по шлему.
  Над ним сомкнулась тьма, и последнее, что он услышал – это был голос боевого лекаря из императорских войск.
  - Он будет жить, – сказал голос. – Он будет жить…
  Монмиракль пал, Орден перестал существовать, Клинок Господень догрызала ржавчина имперских войск.

[Электра Флавио]

7 день месяца Полотна. Рунн. Резиденция Флавио.

Музыка: The Prodigy – Your Love

   Вот и Страд уехал… Сорвался куда-то опять, словно там пожар, оставив беременную жену. Не братик, а ураган, честное слово. Впрочем, это в его стиле.
   Теперь скачет вместе со своими «отъявленными честными гражданами» вдоль деревьев, которые тянут к нему свои корявые голые руки в бессильной и бессмысленной мольбе; вдоль домов, где крестьяне уныло пьют, глядя за окно; вдоль замков баронов, у дочек которых от общей неопрятности никогда не проходят прыщи… А зачем все? Об этом мы узнаем только позже.
   Я же наоборот люблю дом. Вот вы сами посмотрите – ну, посмотрите же! – как на улице сейчас плохо! А у меня тут тепло и уютно, есть где на мягкое прилечь, есть где с книжкой присесть – вот чего еще людям надо? Никогда не пойму таких вот, как Страд, «скакунов».
   Я потянулась с блаженной улыбкой, забросив руки за спинку обитого красным бархатом кресла, в котором сидела. Хорошо! Вообще, лучшее слово для обозначения моего дома – «мягко». Всюду мягкая мебель, на полах пушистые кирийские ковры, стены обиты шелком мягких оттенков. Тут только отдыхают.
   Однако отдых отдыхом, а братик просил… Поднялась, глянула в окно – ух, зябко! – укуталась в поданную Эммой теплую накидку с рысьим мехом и побежала в семейный дом.
   Брать охрану было бессмыслицей – дело в том, что мой маленький домик, или, как его называют, «Девичий дом», находится внутри ограды, опоясывающей руннские владения Флавио. Если не принимать во внимание разделяющий нас сад, то можно сказать, что я живу дверь в дверь с остальной семьей.
   Но сад все же был. Безлистные деревья были совершенно неотличимы друг от друга, и только память подсказывала, где тут, собственно, яблоня, а где какой-нибудь бук. Дорожка из белой плитки не особенно прихотливо змеилась по раскисшей временно земле.
   Накрапывало. Днем вообще был ливень, но теперь на мою кожу нет-нет да падали лишь его жалкие следы. Таким дождиком в дом не загонишь даже меня – дочь герцога, которой положено быть изнеженной и пугливой «дворяночкой». Впрочем, я все равно шла как могла быстро.
   Трехэтажный manor выглядел несколько зловеще, словно убежище весьма небедных вампиров. А что? Страду пошло бы пить кровушку невинных девушек – он и так в молодости, до Анны, проливал кровь таковых… ну, не много, но часто. Не положено мне об этом думать, если бы закутанные в нравственность и мораль мои ровесницы или их матери и воспитатели узнали - какие мысли иногда вертятся в моей прехорошенькой головке, их бы точно удар хватил, если бы им хватило духу прочитать эти мысли. Но им не хватит. Ни духу, ни сил. Так что и у меня целый список людей, которых надо покусать. Шучу, конечно.
   Лодовико, наш дворецкий в Рунне, прямой, словно гвардеец, старик с шикарной седой шевелюрой лично принял у меня из рук накидку, я же оставила сапожки (к тому времени. Как я вернусь сюда, они уже будут блестеть) и двинулась в поисках Анны. Ковры из все той же солнечной Кирии приглушали мой шаг, а многочисленные увековеченные в холсте Флавио смотрели на меня несколько выжидательно. У одного портрета я даже остановилась…
   Эсмеральда Флавио – явилась причиной гибели девятнадцати юных дворян, а потом вышла замуж за собственного телохранителя, ради такого случая возведенного ее отцом в рыцарское достоинство. Так начались Ченто-Флавио.
Ох и красивая у меня была пра…пратетка! Темные волосы, не испорченные обычными для того времени прическами, огромные зеленые глазищи и ухмылка в стиле «не уйдешь». Интересно, какой у нее характер был? Явно не тихий и скромный… Хотелось бы с ней встретиться, честное слово.
   Впрочем, сейчас у меня встреча с совершенно другой дамой, носящей фамилию Флавио…
   - Анна? Ты тут?
   - Эла…
   Мы были в кабинете. Аннет только что что-то писала, но теперь она уже сидела вполоборота ко мне. Щеки ее чуть румянились... но, в общем-то, для нее это нормально.
   - Анна, скажи сразу!
   - Ты о чем? – легкая полуулыбка и отражение тускло-желтого сияние - понимает о чем будет разговор.
   - Ты намереваешься мне племянника подарить? Так ведь?
   - Ну… да… - глаза чуть в пол, еще немного румянца и яркий желтый блеск радости.
   Я немедленно бросилась невестке на шею – а что, мы люди хоть и светские, но все-таки живые!
   - Ой, Аннет! Ой, как я за вас рада! А давно? А как назовете? А кого больше ждешь – мальчика или девочку?
   - Электра, ну подожди, не так быстро – смех и медно-красный оттенок гордости в мыслях – сейчас расскажу.. Кажется четвертый месяц или даже чуть больше. Милая женщина, которая осмотрела меня по просьбе твоего отца сказала именно так. Кого жду? О, да какая разница. Я буду рада и сыну, и дочке. А имя - мы потом подумаем это. Может быть Страд сам захочет назвать..
   - Ну да, ну да. Он назовет… Хорошо, если всего лишь почтит память дяди и остановится на Орландо… Может ведь и Андрэ выбрать!
   Черная точка страха – такого неразумного и от этого, наверное, уже могущего называться материнским.
   - Эла, пожалуйста, не нужно.. Вдруг беду накликаем.
   - Зато люди хорошие – философски отозвалась я.
   Вокруг ее головы мелькнуло синеватое сомнение, но спорить не стала... Страд как-то пожаловался на их разногласия по поводу дяди Андрэ. Мне он скорее нравился – всегда такой веселый был с нами, рассказывал всякую всячину. Да и родич он наш – двоюродный дядя все же. Жаль, бывал редко… А теперь уж и не будет. Страд его уважал всегда, и сына всегда мог назвать.
   - Зато если дочь будет, может, твой брат согласится на Натали или хотя бы на Шарлотту… - фиолетовая печаль… тут не до шуток.
   - Ну, может… Если что, я уговорю! – я подмигнула невестке.

***

   Так мы проболтали еще пару часов, а потом я решила, что пора и честь знать, и побежала в свое гнездышко.
   Все-таки Анна у нас хорошая, Страд мог бы и поменьше вертеть своим аристократическим носом. Да и вообще, меня б кто так любил – мне б вообще ничего больше не надо было. Честно говоря, мне, с моими фокусами, даже находиться рядом с Анной приятно – у ее темно-алой любви можно прямо-таки греться, как у костра. А Страд… ну, может, когда набегается…
   Я немножко почитала… собиралась уже спать, но… пожалуй, не так быстро.
   Дотянувшись до золотого шнура, я позвонила и откинулась на кровать, думая, кто придет. Эмма? Или, может, кьезанка Агата?
   Вошла иберийка Эстер, невысокая, полненькая брюнетка с весьма милым личиком. Болотно-зеленый оттенок недозадушенного стыда тяжелым покрывалом накрывал смущенное бордовое желание.
   Ну что ж… тоже хорошо, подумала я и поманила служанку пальцем…
   - Вы звонили, госпожа Электра?
   - Да, – усмехаюсь, - садись ко мне…
   Эстер присела рядом и привычно принялась перебирать мои волосы. Я немного посидела почти неподвижно, а потом поцеловала ее в шею. В губы я этих «дам» не целую, это – только для девушки, которую я полюблю, так уж я решила.
   Некоторое время ушло на избавление от одежды, ну а потом моя иберийская горничная долго и сосредоточенно ласкала меня. Я лежала, откинувшись на подушки, и тихо блаженствовала. Такие развлечения я позволяю себе не чаще раза в месяц, честное слово.
   Ну а потом я, как всегда, наскоро доставила удовольствие девушке – не тот у них чин, чтоб язычком моим пользоваться!
   А теперь – спать.