Часть первая: Ветер перемен Опции

[Народ]

2632 год, месяц Полотна.
Остров Меллит, крепость Ордена Клинка Господнего.

  …и одолел Он воинство тёмное, ибо никогда не сравниться исчадиям адовым с силами Его. И заточил Он демонов ада, и над каждым поставил печать незыблемую. Не было у Него ни злата благородного, ни кипарисового дерева чистого, как всем истинно в него верующим ведомо сильнейших преград супротив сил Тьмы, а была только дорожная сума с нехитрым скарбом бедного странника. Так по воле Его стали величайшими стражами и защитниками рода людского гребень да зеркало, медальон да кость рыбья…

  К сожалению даже Книга Книг подтверждала страшную находку. Итак, и демоны и печати действительно существуют, в этом легенды многочисленных полудиких племён и неверных народов не лгали. И если месторасположение заточения демонов Андре де Монбара не волновало, то на поиски тайных укрытий печатей он бы немедленно отправил весь Орден, начиная от ещё совсем зелёных послушников и заканчивая постоянно нанимаемыми головорезами.
  Но именно сейчас, когда он узнал величайшую тайну в мире, он, глава самого могущественного церковного ордена, ничего не может сделать. Монмиракль в осаде которую неделю, войска собранные в Крестовый поход против еретиков со всей империи не пропустят даже пары лучших лазутчиков, не говоря уже о целой экспедиции.
  - И ведь никто меня сейчас не будет слушать. Воистину, Император - ставленник самого Черного Сеятеля. Не иначе ему захотелось орденских богатств, собранных в бесчисленных походах и боях. Мало ему спокойных границ и относительной веротерпимости в Империи. Ему дороже шелка и золото на его фаворитах.
  Монбар презрительно сплюнул.
  Не уличением императорских пороков сейчас нужно заниматься. Нужно найти способ сообщить о раскрытой тайне братьям в Новую Иберию. Там их найти будет сложнее, а значит шансов на успех у них больше.
  Проблемой была и передача воистину бесценного сообщения. Письму такого не доверишь, да и гонца сейчас не найти даже за всё золото мира, будь оно не ладно. Оставалось одно, связь с помощью магии, передача мыслей на расстоянии…
  Например, Михно. Или лучше Константину.
  Правда ни тот, ни другой могут не понять мыслей самого Монбара, а Михно может ещё принять всё за старческий маразм. Но это единственный шанс.
  Даже смешно. Глава гонимого Империей Ордена Клинков собирается воспользоваться магией для спасения самой Империи и остального мира в придачу. Нет, это не смешно. Это страшно…
  - Роланд, - молодой помощник-адъютант, сколько таких было, но этот точно последний, - маэстро Карнилиуса ко мне в кабинет. И казначея туда же. Через десять минут начнётся самый необычный совет в жизни магистра Ордена Клинка Господнего. Бывшего уже Ордена. Карнилиус. Когда-то руннский учёный, специалист по древним народам, теперь орденских собиратель еретических обрядов и самых удачливый их реставратор. На сей раз Монбару не снять его с костра. Первым приполз, что не удивительно, казначей. Удивительно было другое, старый монах действительно скорее переползал с места на место, но делал это заметно быстрее иных молодых воинов. Как оказалось, он не только хорошо передвигается, но и думает не плохо. Эх, надо было прислушаться к его советам и ежемесячно отчислять какую-нибудь объёмную сумму в императорский карман. Глядишь, протянули бы на пару лет дольше. Как тяжело объяснять что-то очень важное людям, которые не привыкли к большой ответственности. Карнилиус, казалось, будет сомневаться до самого падения замка. Казначей вообще отказывался что-либо понимать.
  - Маэстро, готовьтесь к ритуалу. Брат казначей, пройдёмте в главную сокровищницу.
  Массивную дверь из необычного металла могли открыть всего два человека на свете: брат магистр и брат казначей. Это был закон Ордена. Мог её ещё открыть Карнилиус, который её и устанавливал, но в честности старого учёного было грешно сомневаться. Главная сокровищница была много меньше основной, и в ней было гораздо меньше золота и драгоценностей. Зато было гораздо больше Сокровищ. Церковные и светские святыни, наделённые ужасной по своей силе магией, всевозможные тотемы дикарей и идолы еретиков, половина из которых ещё не были до конца изучены. Выносить отсюда, что-либо было не просто запрещёно, но немедленно каралось смертью. Так погибли два магистра и неизвестно, сколько казначеев, поставивших себя выше мудрости Господней. Сегодняшний день был исключением.  Вернувшись в свои покои, Монбар вновь сильно задумался…
  Он не может вынести чашу из замка. Значит нужно, чтобы кто-нибудь из победителей позарился на неё. Будь печать книгой и свитком, а не хрустальным бокалом, магистр Клинков бы имел на одну проблему меньше.
  Завалить её моими драгоценностями? Поставить на постамент в центре зала?? Решение важнейшей для мира проблемы бесцеремонно прервал Роланд. Назвать ворвавшегося адъютанта взволнованным было бы не совсем верно:
  - Они вновь идут на приступ! Следующего натиска нам не выдержать!
  Вот оно. Господи, неужели я так плохо служил тебе??
  - Роланд, сын мой, мой меч и полкувшина лучшего вина из моей коллекции. Быстро.

***

  Замок Монмиракль был подарен первым Клинкам как знак признания их заслуг в деле борьбы с Врагами Веры. Правда, тогда это был обыкновенный деревянный никому ненужный форт на скалистом берегу самого южного из островов Империи. Но тот, чьё ремесло чужая смерть, не может жить в продуваемом всеми морскими ветрами сарае. В перерывах между Святыми походами и молитвами, монахи выстроили из местного камня замок равный самому Стигге. Поколение за поколением магистры Ордена укрепляли свою твердыню, не забывая и о духе своих воинов. Монмиракль расположился в южной части полуострова, попасть на который, теперь можно было, лишь переплыв вырытый Клинками канал.
  На островном берегу канала раскинулись поля, луга и сады Ордена, а на материковом - выросло поселение, большинство зданий в котором являлись постоялыми домами, дающими приют наёмному войску Ордена, и храмами, которые здесь строились якобы для замаливания грехов солдат удачи.  И вот теперь всему этому раю воинствующих монахов пришёл конец. Посёлок давно был занят императорскими войсками. Флот ежедневно расстреливал Монмиракль, а с падением островного форта, защищавшего островок от нападения с материка, стены твердыни также регулярно беспокоила и наземная артиллерия.
  Андре де Монбар знал, что, потеряв форт, они обречены, и лишь старался оттянуть день гибели своих людей. На островке не осталось ни одного вольнонаемного солдата, лишь монахи. Те, кто верил, что Господь един во ста лицах, что слова Его верны на тысячи языков, а слуха Его всегда достигнет праведная молитва, даже если молящий стоит на одной ноге, ночью и без одежд. Стройные ряды имперско-церковных войск приближались к замку под грохот пушек и мушкетов. Клинки огрызались, как могли. А могли они немало: пушки, древние катапульты и баллисты были пристрелены к каждой травинке, родные стены надёжно защищали от снарядов противника, впереди ещё припасено немало сюрпризов. 
  Но что может несколько тысяч профессионалов против всей империи??
  - Роланд, всех командоров ко мне! Быстро!
  Они были готовы умереть за него. Жаль всех, больше всего – Эскарину. Ну, ничего, они увидятся, в другом, в лучшем, чем этом мире. Последний бой обреченных. Монбар принял финальный поцелуй – поцелуй дамы сердца, которая она дарила своему рыцарю.
  Императорская армия шла в свой последний бой против еретиков-клинков. Сегодня с ними шёл в бой их Император, значит, они обязательно победят. Должны победить. Сейчас артиллерия, поливающая замок сплошным ливнем снарядов, нарушит глухую оборону противника и под прикрытием мушкетёров пехота броситься на штурм твердыни. Внезапно главные ворота бесшумно распахнулись, и из них вылетел клин сверкающих в лучах солнца воинов.
  Клинки вышли на свой последний бой, вышли молча. Эта их тишина казалось, и усыпила бдительность имперских военачальников. Сверкающий клинок, на острие которого был сам Андре де Монбар, успел глубоко врубиться в ряды пехоты. Древний орден, чье название отображало их умение. Орден Клинка Господнего, он именовался не просто так -  все от самых младший послушников до магистра превосходно владели холодным оружием. Секрет стали, который знали только орденские оружейники, позволял создавать самые совершенные мечи на свете. Острия их были укреплены и заточены с помощью магии.
  И они нанесли удар. Императорская армия, наполовину состоявшая из церковников, звыла, словно раненый зверь, когда Андре начал прорубаться сквозь нее, пытаясь добраться до Императора, или хотя бы забрать с собой в пекло как можно больше врагов. Падали руки, головы, кровь текла рекой, попадая ему на лицо и заливая глаза. На столь близком расстоянии и в таком хаосе огнестрельное оружие было почти бесполезно – большинство выстрелов имперцев поражали своих же.
  Но надежды не было, их было слишком мало. Андре видел, как их начали теснить, как императорские гвардейцы сами кидались на мечи врагов, закрывая своего повелителя. Между ним и Александром росла стена из трупов. Круг сомкнулся, их отрезали от ворот крепости. Теперь Клинков сжимала исполинская петля, душа, сминая, словно гигантская змея, что обитает в джунглях Новой Иберии. Их становилось все меньше, конечно, Император хотел взять как можно больше живых, чтобы потом под пытками вырвать из них признание. Силен ты Александр, но тебе не обойтись без лжи. Ты обвинишь Орден в самых грязных преступлениях, лишь, для того чтобы положить свою жадную длань на его богатства. Живым он не дастся, решил Монбар.
  Где-то страшно закричал Роланд, Андре мотнул головой, и увидел своего адъютанта мертвым. Прощай друг… Прощайте все. И тогда он начал свой последний танец, подняв с земли второй меч, меч одного из мертвых братьев, Андре размахнулся и начал кружиться с клинками, разя направо и налево, сметая, словно смертоносный вихрь все со своего пути. Он убил многих, прежде чем тяжелый камень из боевой пращи ударил его по шлему.
  Над ним сомкнулась тьма, и последнее, что он услышал – это был голос боевого лекаря из императорских войск.
  - Он будет жить, – сказал голос. – Он будет жить…
  Монмиракль пал, Орден перестал существовать, Клинок Господень догрызала ржавчина имперских войск.

[Брат Ивар]

7 число месяца Полотна.
Тюрьма.

- Спаси и сохрани тех, кто сворачивая с пути твоего блуждают во тьме неверия и лжи, - он стоял, склонив голову, и шептал эти слова. Брат Ивар повторял их снова, сжимая в руке тонкую  ткань, что укрывала молитвенник. Под закрытыми веками витал образ, который уже второй день мучительным видением представал перед ним, не желая покидать его сознания. Коленопреклонения, молитвы и даже самобичевание не помогали. Образ продолжал витать недосягаемым соблазном. Он позволил себе день не возвращаться к делам, пытаясь справится с наваждением и понимая, что лишь уничтожив ту, которая околдовала его, сможет покончить с кошмаром. Брат Ивар поднялся с колен и решительно вышел из комнаты, намереваясь как всегда зайти в свой кабинет перед тем, как пойти на очередной допрос маркиза Нортми. Но, не доходя до двери, остановился. Нет, он не пойдет туда просто так. Ивар достал спрятанный на груди образ Спасителя и с ним прошел вперед, освящая все, что видел. И все равно - она опять была тут, рядом: близко и далеко. Из груди вырвалось святое слово перечеркнутое проклятием: "Ведьма!" Святой образ выпал из руки. Человек застыл, понимая свое бессилие и безотчетно сжимая кулаки. Посторонний стук ворвался в его сознание:
- Ваше святейшество, все готово.
- Подготовьте арестованных гвардейцев. Сегодня я сделаю решающий ход. Как чувствует себя маркиз?
- Он молчит.
- Да? Это не хорошо. Но мы побеседуем.
      Войдя в камеру, святой брат привычно оглядел своего знатного пленника и едва заметно улыбнулся, приближаясь:
- Вы сегодня плохо выглядите, маркиз.
      В ответ раздался лишь звон цепи. Ивар продолжал стоять, ожидая. Но его пленник отличался ни меньшим упорством или упрямством. Брат Ивар отступил и кивнул своим подручным, усаживаясь на жесткий стул и сводя брови:
- Сегодня мне бы хотелось поговорить с вами, капитан Нортми. Время пришло и оно требует ответов...
- Время? Или вы? - глухой голос пленника заставил священника вздрогнуть от неожиданности.
      Ивар нахмурился еще сильнее, понимая: что-то идет совсем не по плану. Ни по его плану. Но это - поправимо. Еще один знак подручным и в комнату вводят одного из гвардейцев, который с трудом передвигает затекшие ноги. Голова его безвольно болталась из стороны в сторону и видно было, что он слабо соображает, где он и что с ним. Его ловко подхватили под руки, прислоняя к столбу, что стоял прямо напротив закованного в цепи капитана. Духовник внимательно следил за маркизом и отметил едва различимое движение: так огромный валун едва качнувшись от подземного толчка – готовится скатится на головы тех, кто попадется на его пути. Но здесь не было тех, кто бы боялся вдруг просыпающейся силы простого человека. «Простого? О, нет. Он тоже околдован. Мой долг спасти его, даже вопреки желанию его. Я понимаю: сладостнее остаться в колдовском мареве. Гораздо сладостнее, чем услышать жестокое слово Творца». Пока брат Ивар размышлял, введенного гвардейца приковали к столбу безжалостно, вывернув руки. Несчастный висел в самой неудобной позе и тяжело дышал, сдерживая стоны, которые наверняка рвались из его груди. Ивар посмотрел на Клауса:
- Начинай с молитвой, сын мой.
      Клаус неторопливо надел на шею несчастному специальную, широкую полоску особой ткани, что пропитываясь потом будет затягиваться вокруг шеи, больно впиваясь в тело и лишая дыхания. Роман, что стоял чуть в стороне, поднес «собрату» здоровый кнут и сам взял такой же. Ивар поднял глаза к потолку, набожно шепча:
- Первые врата очищения.
      Гвардеец в немом ужасе уставился на приближающихся мучителей, говорить он не мог. Брат Ивар точно знал, что язык у него онемел – еще одно хитрое зелье. Говорить сегодня должен другой. Белесо-голубые глаза закрылись, внутренний голос читал молитву, ожидая привычного крика, как спасения. Но его не было. Раздался усталый и невыразительный вопрос:
- Что вы хотите?
      Ивар недовольно посмотрел на своего пленника, не веря тому, что слышит, но потом, поразмыслив, решил, что так будет даже лучше. Небольшое движение руки – Роман убирает свой кнут, а Клаус еще сильнее затягивает цепи на руках гвардейца, который преданно уставился на своего капитана: «Влюбленный что ли? Богопротивники!» Духовник медленно встал и размеренно начал:
- Признаете ли вы, маркиз де Нортми, себя виновным в развращении невинно убиенного помазанника Спасителя нашего? Желаете ли вы покаяться в этом богомерзком поступке и раскаявшись понести наказание за него? Назовете ли вы тех, кто подговорил вас на подобные действия?
- Минуточку! – капитан, словно от спячки очнулся. – Я правильно вас понял, что вы – признавая меня виновным во всех мыслимых грехах против государя – усомнились в том, что я мог один все это задумать и сделать? Так мы не договоримся.
      Последние слова были сказаны с такой откровенной наглостью и безмерным вызовом, что брат Ивар впервые потеряв самоконтроль, яростно двинулся в сторону капитана:
- Изволите надсмехаться над священной верой и правдой? Позволяете себе….
- Нет, - прервал говорившего маркиз. – Не позволяю думать о вас и вере – в едином лице.
      Ивар почувствовал, как во рту разливается горечь и решительно махнул рукой Роману, который резким движением поднял гибкий, сверкнувший металлом кнут и стремительно обрушил его на руки висящего на столбе гвардейца. Со вторым ударом он не спешил, поджидая, когда ударит Клаус. На свежий рубец обрушился еще один удар, впиваясь в плоть податливую и безропотную. Гвардеец глухо застонал, а следующий удар уже догонял предыдущий. Еще и еще. Брат Ивар шагами отсчитывал отмерянное, не обращая внимания на напряженно следящего за происходящим капитана. Но когда удары с рук переместились на живот и ноги несчастного, вновь раздался холодный, яростный голос:
- Признаю себя виновным в том, что развратил половину двора его императорского величества и саму особу императора Александра.
- По наущению…. – пожелал вдруг продолжить Ивар, но маркиз недоуменно уставился на своего допросчика.
- Напомните мне роль, любезный, кажется, ваша кухня отшибает память даже у таких как я.
      Гвардеец, на время оставленный мучителями, подрагивал в судороге, что охватывала его тело. А его мучители уже подготавливали прижигающее раны средство, накаляя свои страшные прутья до красноты. Рты обоих палачей ухмылялись, напоминая страшные маски. Черты лица капитана оставались невозмутимыми, как и у его стража, но внутренняя борьба достигла такого пика, что оба казалось прикипели взглядами друг к другу.
- Святой отец, вас зовут наверх.
      Ивар не любил, когда его работу прерывали на полпути, а потому решительно ответил:
- Позже.
- Но….
- Позже, я сказал!
      Он опять махнул рукой, отворачиваясь от маркиза, но палачи не успели ничего сделать, так как Никола Нортми явно не привык к такому обращению, поднимаясь с места и роняя одно слово за другим, сопровождая их ледяным звоном цепей, в которые был закован:
- Я еще не договорил. Со мной в сговоре были Лукавый и Спаситель в одном лице, то есть….
- Замолчите, маркиз де Нортми, - негромкий, властный голос.
      Обернувшийся на его звук, брат Ивар склонился, приветствуя вошедшего кардинала и мысленно творя еще одну молитву о спасении. Кардинал Рунна осмотрел все вокруг себя и сделал знак, призывая к себе своего представителя и уже всем знакомым, ироничным голосом вымолвил:
- Так как ожидать вас мне было некогда – придется теперь поторопиться и вам, сын мой. Прошу вас, за мной.
      Ивар вышел следом за кардиналом в коридор, плотно прикрыв за собой дверь камеры, и встречаясь взглядом с непроницаемыми глазами его высокопреосвященства. Бледно-голубые глаза не выдержали поединка и опустились:
- Вы должны меня понять, Ваше Преосвященство. Это заговор колдунов. Человек в камере – зачарован и только начал осознавать это. Еще немного и я смогу раскрыть его для света истины. А также смогу спасти всех тех, кто еще подвергается колдовскому воздействию ведьминской ворожбы.
      Руиз ждал, пока духовник выговорится, а затем протянул руку и коснулся тут же опустившейся в ожидании благословения головы:
- Вам, брат мой, нужен сон и покой. Время для размышлений – бесценно. Особенно, когда это размышления о собственной душе. Уверен, что у вас не так много времени остается для самого себя и это плохо. Вы забываетесь и забываете то, что вам говорят. Разве я приказывал вам пытать? Вести следствие? Раскрывать собственные мысли на этот счет – ни наша с вами дорога. Вам нужен покой, мой бедный, заплутавший брат, - рука кардинала с головы скользнула на плечо остолбеневшего брата Ивара, который не мог поверить услышанному. – Я придумал, как вам предоставить этот покой. Вы займете место капитана Нортми в его камере. С той лишь разницей: вас не будут водить на допросы. Но это не значит, что дух ваш будет свободен от них. Подумайте о себе, сын мой.
      Кардинал Рунна чуть приподнял руку с плеча священника, все еще прибывающего в шоке. Повинующиеся этому жесту стражники бросились к брату Ивару и встали по разным сторонам от него, ожидая дальнейших указаний. Кардинал кивнул головой и развернулся к двери недавно покинутой им камеры. Ивар не выдержал и спросил:
- Но если… если я займу место капитана Нортми, то что будет с ним? Мы.. то есть – я еще не закончил…. Понимаете? Там еще вопросы, которые….
- Очень хорошо понимаю. Вот куда пойдет и пойдет ли маркиз Никола де Нортми – мне и предстоит решить, - Руиз вздохнул и добавил: - Решить вместе с самим маркизом.
      Перед носом удивленного брата Ивара открылась и закрылась дверь камеры, в которой он еще недавно чувствовал себя единым Спасителем и Просветителем. Закрылось его единственное спасение.. и вновь нахлынула волна наваждения, которое уже никогда не покинет его: «Защити!»