Часть первая: Ветер перемен Опции

[Народ]

2632 год, месяц Полотна.
Остров Меллит, крепость Ордена Клинка Господнего.

  …и одолел Он воинство тёмное, ибо никогда не сравниться исчадиям адовым с силами Его. И заточил Он демонов ада, и над каждым поставил печать незыблемую. Не было у Него ни злата благородного, ни кипарисового дерева чистого, как всем истинно в него верующим ведомо сильнейших преград супротив сил Тьмы, а была только дорожная сума с нехитрым скарбом бедного странника. Так по воле Его стали величайшими стражами и защитниками рода людского гребень да зеркало, медальон да кость рыбья…

  К сожалению даже Книга Книг подтверждала страшную находку. Итак, и демоны и печати действительно существуют, в этом легенды многочисленных полудиких племён и неверных народов не лгали. И если месторасположение заточения демонов Андре де Монбара не волновало, то на поиски тайных укрытий печатей он бы немедленно отправил весь Орден, начиная от ещё совсем зелёных послушников и заканчивая постоянно нанимаемыми головорезами.
  Но именно сейчас, когда он узнал величайшую тайну в мире, он, глава самого могущественного церковного ордена, ничего не может сделать. Монмиракль в осаде которую неделю, войска собранные в Крестовый поход против еретиков со всей империи не пропустят даже пары лучших лазутчиков, не говоря уже о целой экспедиции.
  - И ведь никто меня сейчас не будет слушать. Воистину, Император - ставленник самого Черного Сеятеля. Не иначе ему захотелось орденских богатств, собранных в бесчисленных походах и боях. Мало ему спокойных границ и относительной веротерпимости в Империи. Ему дороже шелка и золото на его фаворитах.
  Монбар презрительно сплюнул.
  Не уличением императорских пороков сейчас нужно заниматься. Нужно найти способ сообщить о раскрытой тайне братьям в Новую Иберию. Там их найти будет сложнее, а значит шансов на успех у них больше.
  Проблемой была и передача воистину бесценного сообщения. Письму такого не доверишь, да и гонца сейчас не найти даже за всё золото мира, будь оно не ладно. Оставалось одно, связь с помощью магии, передача мыслей на расстоянии…
  Например, Михно. Или лучше Константину.
  Правда ни тот, ни другой могут не понять мыслей самого Монбара, а Михно может ещё принять всё за старческий маразм. Но это единственный шанс.
  Даже смешно. Глава гонимого Империей Ордена Клинков собирается воспользоваться магией для спасения самой Империи и остального мира в придачу. Нет, это не смешно. Это страшно…
  - Роланд, - молодой помощник-адъютант, сколько таких было, но этот точно последний, - маэстро Карнилиуса ко мне в кабинет. И казначея туда же. Через десять минут начнётся самый необычный совет в жизни магистра Ордена Клинка Господнего. Бывшего уже Ордена. Карнилиус. Когда-то руннский учёный, специалист по древним народам, теперь орденских собиратель еретических обрядов и самых удачливый их реставратор. На сей раз Монбару не снять его с костра. Первым приполз, что не удивительно, казначей. Удивительно было другое, старый монах действительно скорее переползал с места на место, но делал это заметно быстрее иных молодых воинов. Как оказалось, он не только хорошо передвигается, но и думает не плохо. Эх, надо было прислушаться к его советам и ежемесячно отчислять какую-нибудь объёмную сумму в императорский карман. Глядишь, протянули бы на пару лет дольше. Как тяжело объяснять что-то очень важное людям, которые не привыкли к большой ответственности. Карнилиус, казалось, будет сомневаться до самого падения замка. Казначей вообще отказывался что-либо понимать.
  - Маэстро, готовьтесь к ритуалу. Брат казначей, пройдёмте в главную сокровищницу.
  Массивную дверь из необычного металла могли открыть всего два человека на свете: брат магистр и брат казначей. Это был закон Ордена. Мог её ещё открыть Карнилиус, который её и устанавливал, но в честности старого учёного было грешно сомневаться. Главная сокровищница была много меньше основной, и в ней было гораздо меньше золота и драгоценностей. Зато было гораздо больше Сокровищ. Церковные и светские святыни, наделённые ужасной по своей силе магией, всевозможные тотемы дикарей и идолы еретиков, половина из которых ещё не были до конца изучены. Выносить отсюда, что-либо было не просто запрещёно, но немедленно каралось смертью. Так погибли два магистра и неизвестно, сколько казначеев, поставивших себя выше мудрости Господней. Сегодняшний день был исключением.  Вернувшись в свои покои, Монбар вновь сильно задумался…
  Он не может вынести чашу из замка. Значит нужно, чтобы кто-нибудь из победителей позарился на неё. Будь печать книгой и свитком, а не хрустальным бокалом, магистр Клинков бы имел на одну проблему меньше.
  Завалить её моими драгоценностями? Поставить на постамент в центре зала?? Решение важнейшей для мира проблемы бесцеремонно прервал Роланд. Назвать ворвавшегося адъютанта взволнованным было бы не совсем верно:
  - Они вновь идут на приступ! Следующего натиска нам не выдержать!
  Вот оно. Господи, неужели я так плохо служил тебе??
  - Роланд, сын мой, мой меч и полкувшина лучшего вина из моей коллекции. Быстро.

***

  Замок Монмиракль был подарен первым Клинкам как знак признания их заслуг в деле борьбы с Врагами Веры. Правда, тогда это был обыкновенный деревянный никому ненужный форт на скалистом берегу самого южного из островов Империи. Но тот, чьё ремесло чужая смерть, не может жить в продуваемом всеми морскими ветрами сарае. В перерывах между Святыми походами и молитвами, монахи выстроили из местного камня замок равный самому Стигге. Поколение за поколением магистры Ордена укрепляли свою твердыню, не забывая и о духе своих воинов. Монмиракль расположился в южной части полуострова, попасть на который, теперь можно было, лишь переплыв вырытый Клинками канал.
  На островном берегу канала раскинулись поля, луга и сады Ордена, а на материковом - выросло поселение, большинство зданий в котором являлись постоялыми домами, дающими приют наёмному войску Ордена, и храмами, которые здесь строились якобы для замаливания грехов солдат удачи.  И вот теперь всему этому раю воинствующих монахов пришёл конец. Посёлок давно был занят императорскими войсками. Флот ежедневно расстреливал Монмиракль, а с падением островного форта, защищавшего островок от нападения с материка, стены твердыни также регулярно беспокоила и наземная артиллерия.
  Андре де Монбар знал, что, потеряв форт, они обречены, и лишь старался оттянуть день гибели своих людей. На островке не осталось ни одного вольнонаемного солдата, лишь монахи. Те, кто верил, что Господь един во ста лицах, что слова Его верны на тысячи языков, а слуха Его всегда достигнет праведная молитва, даже если молящий стоит на одной ноге, ночью и без одежд. Стройные ряды имперско-церковных войск приближались к замку под грохот пушек и мушкетов. Клинки огрызались, как могли. А могли они немало: пушки, древние катапульты и баллисты были пристрелены к каждой травинке, родные стены надёжно защищали от снарядов противника, впереди ещё припасено немало сюрпризов. 
  Но что может несколько тысяч профессионалов против всей империи??
  - Роланд, всех командоров ко мне! Быстро!
  Они были готовы умереть за него. Жаль всех, больше всего – Эскарину. Ну, ничего, они увидятся, в другом, в лучшем, чем этом мире. Последний бой обреченных. Монбар принял финальный поцелуй – поцелуй дамы сердца, которая она дарила своему рыцарю.
  Императорская армия шла в свой последний бой против еретиков-клинков. Сегодня с ними шёл в бой их Император, значит, они обязательно победят. Должны победить. Сейчас артиллерия, поливающая замок сплошным ливнем снарядов, нарушит глухую оборону противника и под прикрытием мушкетёров пехота броситься на штурм твердыни. Внезапно главные ворота бесшумно распахнулись, и из них вылетел клин сверкающих в лучах солнца воинов.
  Клинки вышли на свой последний бой, вышли молча. Эта их тишина казалось, и усыпила бдительность имперских военачальников. Сверкающий клинок, на острие которого был сам Андре де Монбар, успел глубоко врубиться в ряды пехоты. Древний орден, чье название отображало их умение. Орден Клинка Господнего, он именовался не просто так -  все от самых младший послушников до магистра превосходно владели холодным оружием. Секрет стали, который знали только орденские оружейники, позволял создавать самые совершенные мечи на свете. Острия их были укреплены и заточены с помощью магии.
  И они нанесли удар. Императорская армия, наполовину состоявшая из церковников, звыла, словно раненый зверь, когда Андре начал прорубаться сквозь нее, пытаясь добраться до Императора, или хотя бы забрать с собой в пекло как можно больше врагов. Падали руки, головы, кровь текла рекой, попадая ему на лицо и заливая глаза. На столь близком расстоянии и в таком хаосе огнестрельное оружие было почти бесполезно – большинство выстрелов имперцев поражали своих же.
  Но надежды не было, их было слишком мало. Андре видел, как их начали теснить, как императорские гвардейцы сами кидались на мечи врагов, закрывая своего повелителя. Между ним и Александром росла стена из трупов. Круг сомкнулся, их отрезали от ворот крепости. Теперь Клинков сжимала исполинская петля, душа, сминая, словно гигантская змея, что обитает в джунглях Новой Иберии. Их становилось все меньше, конечно, Император хотел взять как можно больше живых, чтобы потом под пытками вырвать из них признание. Силен ты Александр, но тебе не обойтись без лжи. Ты обвинишь Орден в самых грязных преступлениях, лишь, для того чтобы положить свою жадную длань на его богатства. Живым он не дастся, решил Монбар.
  Где-то страшно закричал Роланд, Андре мотнул головой, и увидел своего адъютанта мертвым. Прощай друг… Прощайте все. И тогда он начал свой последний танец, подняв с земли второй меч, меч одного из мертвых братьев, Андре размахнулся и начал кружиться с клинками, разя направо и налево, сметая, словно смертоносный вихрь все со своего пути. Он убил многих, прежде чем тяжелый камень из боевой пращи ударил его по шлему.
  Над ним сомкнулась тьма, и последнее, что он услышал – это был голос боевого лекаря из императорских войск.
  - Он будет жить, – сказал голос. – Он будет жить…
  Монмиракль пал, Орден перестал существовать, Клинок Господень догрызала ржавчина имперских войск.

[Сандра дэ Ла Прад]

6 день месяца Полотна.
Рунн. Шенбурнн.

      Облака кучными, ленивыми стадами плыли на городом - сердцем империи - Рунном. Сандра в который раз поразилась своим запутавшимся чувствам: ей нравилась столица, не смотря на постоянную боль и тревогу, которую она подарила вместе с вечным холодом, сковавшим сердце.
- Эстебан, а правда, что сердце может стучать по привычке?
- Номени Сандра? - не понимающе вскинул на нее глаза гвардеец, отвлекаясь от занятной игры – «двенадцать». Фигурки на доске уже перемешались так тесно, что, казалось, только чудо может их заставить разойтись. А между тем нужно было точными, оставшимися в запасе шагами вывести их из получившейся путаницы на другой край поля.
Сандра встряхнула рыжими кудрями, откидывая мысли прочь:
- Ах, опять какую-то глупость сказала, задумавшись, - улыбка заиграла на ее губах, когда она в свою очередь посмотрела на доску. - Номен Эстебан, вам не кажется, что мы с вами проигрываем?
- Номени Сандра, когда я с вами - мы всегда выигрываем, - отпарировал юноша, передвигая одну из фигурок на несколько шагов вперед и перепрыгивая величественных ее соседей.
      Фрейлина заинтересованно посмотрела на его действие и перевела взгляд на гордо откинувшегося в кресле гвардейца. Зеленые глаза скользили по его стройной фигуре, на миг останавливаясь на плечах, украшенных блестящими погонами, на серебристо-белоснежных линиях вышивки на рукавах,  что выгодно подчеркивала сильные руки. Девушка не могла понять, что так сильно беспокоит ее, пока Эстебан не решился прервать затянувшееся молчание:
- Надеюсь, я не запачкался во время нашей прогулки в саду? Вы так смотрите, номени.
      Сандра легко отмахнулась от сказанной им фразы, вскинув головку:
- Ваш внешний вид как всегда безупречен, номен Наглость, перескакивающий через головы влиятельных особ. Я вдруг вспомнила, что вы еще и - заслуженный метатель ваз...
- В неугодно забравшихся в ваши покои герцогов, - подхватил Эстебан, засверкав глазами при воспоминании.
      Фрейлина, не удержавшись, ответила сверкнувшим озорным взором, который тут же быстро  потух:
- Он очень опасен, Эстебан. Вы даже не представляете как. Лучше бы вы дали ему возможность высказать все то, что он собирался...
- И, возможно, оскорбить вас, номени Сандра? - юноша мотнул головой.
- Это не так опасно, как то что может ожидать вас, если Конрад кинет вам перчатку, - девушка откинулась в кресле, точеная рука мягко облокотилась на подлокотник, поддерживая рыжеволосую головку. В прозрачных, зеленых глазах светился тихий, так несвойственный им в повседневной суете свет.
      Эстебан уже собирался ответить с присущей ему бравадой, но вдруг просто улыбнулся, тоже удобно устраиваясь в кресле:
- Мне и жизни своей не жаль будет отдать за вас, номени Сандра.
      Длинные, темно-рыжие ресницы прикрыли мягкий свет глаз, но она не замедлила с ответом:
- Неужели вы думаете, что мне настолько безразлична ваша жизнь, номен Эстебан? - взгляды вновь встретились. - Поверьте, мне будет очень больно, если.. если мне сообщат о вашей гибели.
      Тонкие пальцы сжались в кулак, а на глаза набежала тень. Молодой гвардеец выдержал этот неожиданно потемневший взгляд и наклонился вперед, едва коснувшись пальцами сжавшегося кулачка девушки:
- Номени Сандра, я убью любого, кто посмеет огорчить вас подобными вестями. Потому что это будет ложь, - он уже выпрямился. – Правда, если вы загрустите - я предпочту сам выпрыгнуть из окна, потому что даже самая страшная гибель не так ужасна, как ваша грусть.
      Сандра фыркнула, как кошка:
- О да! Вы всего лишь истопчите королевские левкои, прыгнув на клумбу. А мне потом придется пояснять, кого это вы так испугались..
      В дверь постучали. Молодые люди переглянулись. Время уже было позднее, они собирались прощаться после последней партии в "двенадцать", которыми забавляли себя почти каждый вечер. Сандра одетая в изысканное, черно-белое неглиже почувствовала странный холод прошлого опять подступивший к ее сердцу: «Так порой приглашали к Александру.. Стук в дверь и ты должен идти. Как раз - его время...» Вошедшая Энн присела в реверансе:
- Его светлость, герцог Этьен де Нортми.
- Я подожду у дверей, номени Сандра, - принял как всегда безапелляционное решение Эстебан.
      Она кивнула, размышляя что понадобилось у нее так поздно Черному Герцогу. Сандра оглянулась на зеркало, поправляя халат так, чтобы была видна нижняя сорочка черного шелка с белоснежной вышивкой, украшающей ее лиф. Казалось, что недавно отступившая зима оставила своей северной дочери подарок в виде этой удивительной вышивки, которую она сама, тщательно продумав, вышивала целый месяц. Ни халату, ни сорочке не дана была возможность прикрыть вызывающую, высокую грудь девушки и поэтому Сандра милостиво позволила пушистым кудрям укрыть ее плечи, как драгоценным, едва ощутимым покрывалом. Все это заняло считанные секунды и девушка шагнула прочь, отступая в тень за шторы. Почти одновременно с ее движением, в свете свечей появился Этьен де Нортми. Не давая ему времени на скуку или особо тщательный осмотр ее комнаты, Сандра вышла из-за штор, оставшись на несколько мгновений в тени и разглядывая позднего гостя:
- Доброго вечера, мой герцог, - она медленно прошла к креслу, очаровательно улыбаясь. – Прошу, ваша светлость, присаживайтесь. Чем могу служить в столь поздний час?
- Прошу прощения за неурочный визит, - оставаясь стоять, негромко сказал Этьен, не сводя с нее пристального взора, от которого наверняка не укрылся ни ее вызывающий наряд, ни завораживающая улыбка. – Мне необходимо сказать вам несколько слов, а время – увы – так мало и оно столь быстро бежит.
      Сандра не стала заставлять себя ждать, присаживаясь в кресло и еще раз указывая герцогу на место напротив себя. На губах ее играла улыбка, а в глазах застыл немой вопрос:
- О, да. Время никому не подвластно.
- Пока лишь, - задумавшись о своем, откликнулся Этьен. – Но я ни о нем хотел говорить с вами, номени. Я пришел просить вашей руки для своего сына.
      Коротко и ясно, словно разрубив какой-то ему видимый узел. Девушка поняла неожиданно, что так оно и было: «О, боги.. За что?» Но в ответ, лишь подняла брови, выказывая удивление и недоверие:
- Ваша светлость, простите, но…. Вам же известно кто я? Неужели вы способны взять в свою семью подобную.. невестку? – зеленные глаза сверкнули, встречаясь с тяжелым взглядом герцога. – Всем известно о чести и честности имени герцога де Нортми.
      Она ждала, что он скажет в ответ что-то резкое или решительно отмахнется от ее слов:
- Мне известно все. – твердо сказал Этьен. – Но Господь велел прощать заблудших и помогать нуждающимся. Честь в том, чтобы забыть о прошлом, и думать о будущем.
      Сандра отвела глаза, вглядываясь в наступающую за окном тьму, и задумчиво продолжила:
- Но в настоящем, мой герцог, ваш сын в тюрьме. Как можете вы быть уверены в том, что он согласен взять меня в жены?
      Она не повернулась, предпочитая слышать лишь голос, который стальным лезвием продолжал раздирать неведомый ей узел на части:
- Я знаю своего сына.
      Сандра перевела задумчивый взор на Черного Герцога, продолжавшего смотреть прямо на нее. Грудь ее высоко поднялась:
- К сожалению, я не могу ответить однозначно на ваше предложение, ваша светлость. Моей рукой распоряжаюсь не только я, но и мой брат. Поэтому разрешите придержать ответ до его приезда и ознакомления с вашим предложением, - она еще раз глубоко вздохнула. – Тем более, что теперь уже недолго осталось ждать.
      Правая рука девушки легко поднялась вслед вставшему с кресла герцогу. Этьен склонился и поцеловал кончики ее пальцев:
- Думаю Ваш брат примет правильное решение. Спокойной ночи, Сандра.
      Герцог поклонился и вышел. Едва дверь закрылась за ним, как на пороге возник Эстебан, вопросительно посмотревший на свою подопечную. Сандра молча покачала головой, протягивая ему левую руку:
- До завтра, Эстебан.
      Юноша заглянул в ее глаза, сжимая прохладные пальчики девичьей руки и прежде, чем поцеловать, легко согрел их дыханием, вызвав улыбку:
- Добрых вам снов, номени Сандра.
- И вам того же, незаменимый мой Рыцарь Наглости.
      Через минуту в комнате была лишь она и свечи, не дающие тьме шанса окружить свою рыжеволосую хозяйку. Ярко-оранжевые язычки пламени танцевали перед пустым, зеленым взором, в котором зарождался смех и холодное презрение к самой себе: «Интересно, сколько нужно написать на табличке золотых империалов, чтобы оценить себя? Пожалуй, многие в империи поспорили бы перебивая цены друг у друга…. А вместо наложницы – получили бы куклу. Впрочем, кому это интересно. Главное, что можно взять руку. А сердце… оно будет стучать по привычке холодным осколком». Рука потянулась к огонькам, решительно сжимая ближайший. Боль привела ее в чувство и она поднялась с кресла, выпрямившись и еще раз глянув в холодное отражение самой себя в серебре огромного зеркала. Ни одной мысли не отражалось в глазах или на лице. А боль в сердце была лишь показушной памятью прошлого, от которого ей не дано было избавится. Ни здесь, ни сейчас, никогда. Фрейлина прошла в спальню, где, упав на постель, закрыла глаза и успокаивающе положила руку на сердце.