Часть первая: Ветер перемен Опции

[Народ]

2632 год, месяц Полотна.
Остров Меллит, крепость Ордена Клинка Господнего.

  …и одолел Он воинство тёмное, ибо никогда не сравниться исчадиям адовым с силами Его. И заточил Он демонов ада, и над каждым поставил печать незыблемую. Не было у Него ни злата благородного, ни кипарисового дерева чистого, как всем истинно в него верующим ведомо сильнейших преград супротив сил Тьмы, а была только дорожная сума с нехитрым скарбом бедного странника. Так по воле Его стали величайшими стражами и защитниками рода людского гребень да зеркало, медальон да кость рыбья…

  К сожалению даже Книга Книг подтверждала страшную находку. Итак, и демоны и печати действительно существуют, в этом легенды многочисленных полудиких племён и неверных народов не лгали. И если месторасположение заточения демонов Андре де Монбара не волновало, то на поиски тайных укрытий печатей он бы немедленно отправил весь Орден, начиная от ещё совсем зелёных послушников и заканчивая постоянно нанимаемыми головорезами.
  Но именно сейчас, когда он узнал величайшую тайну в мире, он, глава самого могущественного церковного ордена, ничего не может сделать. Монмиракль в осаде которую неделю, войска собранные в Крестовый поход против еретиков со всей империи не пропустят даже пары лучших лазутчиков, не говоря уже о целой экспедиции.
  - И ведь никто меня сейчас не будет слушать. Воистину, Император - ставленник самого Черного Сеятеля. Не иначе ему захотелось орденских богатств, собранных в бесчисленных походах и боях. Мало ему спокойных границ и относительной веротерпимости в Империи. Ему дороже шелка и золото на его фаворитах.
  Монбар презрительно сплюнул.
  Не уличением императорских пороков сейчас нужно заниматься. Нужно найти способ сообщить о раскрытой тайне братьям в Новую Иберию. Там их найти будет сложнее, а значит шансов на успех у них больше.
  Проблемой была и передача воистину бесценного сообщения. Письму такого не доверишь, да и гонца сейчас не найти даже за всё золото мира, будь оно не ладно. Оставалось одно, связь с помощью магии, передача мыслей на расстоянии…
  Например, Михно. Или лучше Константину.
  Правда ни тот, ни другой могут не понять мыслей самого Монбара, а Михно может ещё принять всё за старческий маразм. Но это единственный шанс.
  Даже смешно. Глава гонимого Империей Ордена Клинков собирается воспользоваться магией для спасения самой Империи и остального мира в придачу. Нет, это не смешно. Это страшно…
  - Роланд, - молодой помощник-адъютант, сколько таких было, но этот точно последний, - маэстро Карнилиуса ко мне в кабинет. И казначея туда же. Через десять минут начнётся самый необычный совет в жизни магистра Ордена Клинка Господнего. Бывшего уже Ордена. Карнилиус. Когда-то руннский учёный, специалист по древним народам, теперь орденских собиратель еретических обрядов и самых удачливый их реставратор. На сей раз Монбару не снять его с костра. Первым приполз, что не удивительно, казначей. Удивительно было другое, старый монах действительно скорее переползал с места на место, но делал это заметно быстрее иных молодых воинов. Как оказалось, он не только хорошо передвигается, но и думает не плохо. Эх, надо было прислушаться к его советам и ежемесячно отчислять какую-нибудь объёмную сумму в императорский карман. Глядишь, протянули бы на пару лет дольше. Как тяжело объяснять что-то очень важное людям, которые не привыкли к большой ответственности. Карнилиус, казалось, будет сомневаться до самого падения замка. Казначей вообще отказывался что-либо понимать.
  - Маэстро, готовьтесь к ритуалу. Брат казначей, пройдёмте в главную сокровищницу.
  Массивную дверь из необычного металла могли открыть всего два человека на свете: брат магистр и брат казначей. Это был закон Ордена. Мог её ещё открыть Карнилиус, который её и устанавливал, но в честности старого учёного было грешно сомневаться. Главная сокровищница была много меньше основной, и в ней было гораздо меньше золота и драгоценностей. Зато было гораздо больше Сокровищ. Церковные и светские святыни, наделённые ужасной по своей силе магией, всевозможные тотемы дикарей и идолы еретиков, половина из которых ещё не были до конца изучены. Выносить отсюда, что-либо было не просто запрещёно, но немедленно каралось смертью. Так погибли два магистра и неизвестно, сколько казначеев, поставивших себя выше мудрости Господней. Сегодняшний день был исключением.  Вернувшись в свои покои, Монбар вновь сильно задумался…
  Он не может вынести чашу из замка. Значит нужно, чтобы кто-нибудь из победителей позарился на неё. Будь печать книгой и свитком, а не хрустальным бокалом, магистр Клинков бы имел на одну проблему меньше.
  Завалить её моими драгоценностями? Поставить на постамент в центре зала?? Решение важнейшей для мира проблемы бесцеремонно прервал Роланд. Назвать ворвавшегося адъютанта взволнованным было бы не совсем верно:
  - Они вновь идут на приступ! Следующего натиска нам не выдержать!
  Вот оно. Господи, неужели я так плохо служил тебе??
  - Роланд, сын мой, мой меч и полкувшина лучшего вина из моей коллекции. Быстро.

***

  Замок Монмиракль был подарен первым Клинкам как знак признания их заслуг в деле борьбы с Врагами Веры. Правда, тогда это был обыкновенный деревянный никому ненужный форт на скалистом берегу самого южного из островов Империи. Но тот, чьё ремесло чужая смерть, не может жить в продуваемом всеми морскими ветрами сарае. В перерывах между Святыми походами и молитвами, монахи выстроили из местного камня замок равный самому Стигге. Поколение за поколением магистры Ордена укрепляли свою твердыню, не забывая и о духе своих воинов. Монмиракль расположился в южной части полуострова, попасть на который, теперь можно было, лишь переплыв вырытый Клинками канал.
  На островном берегу канала раскинулись поля, луга и сады Ордена, а на материковом - выросло поселение, большинство зданий в котором являлись постоялыми домами, дающими приют наёмному войску Ордена, и храмами, которые здесь строились якобы для замаливания грехов солдат удачи.  И вот теперь всему этому раю воинствующих монахов пришёл конец. Посёлок давно был занят императорскими войсками. Флот ежедневно расстреливал Монмиракль, а с падением островного форта, защищавшего островок от нападения с материка, стены твердыни также регулярно беспокоила и наземная артиллерия.
  Андре де Монбар знал, что, потеряв форт, они обречены, и лишь старался оттянуть день гибели своих людей. На островке не осталось ни одного вольнонаемного солдата, лишь монахи. Те, кто верил, что Господь един во ста лицах, что слова Его верны на тысячи языков, а слуха Его всегда достигнет праведная молитва, даже если молящий стоит на одной ноге, ночью и без одежд. Стройные ряды имперско-церковных войск приближались к замку под грохот пушек и мушкетов. Клинки огрызались, как могли. А могли они немало: пушки, древние катапульты и баллисты были пристрелены к каждой травинке, родные стены надёжно защищали от снарядов противника, впереди ещё припасено немало сюрпризов. 
  Но что может несколько тысяч профессионалов против всей империи??
  - Роланд, всех командоров ко мне! Быстро!
  Они были готовы умереть за него. Жаль всех, больше всего – Эскарину. Ну, ничего, они увидятся, в другом, в лучшем, чем этом мире. Последний бой обреченных. Монбар принял финальный поцелуй – поцелуй дамы сердца, которая она дарила своему рыцарю.
  Императорская армия шла в свой последний бой против еретиков-клинков. Сегодня с ними шёл в бой их Император, значит, они обязательно победят. Должны победить. Сейчас артиллерия, поливающая замок сплошным ливнем снарядов, нарушит глухую оборону противника и под прикрытием мушкетёров пехота броситься на штурм твердыни. Внезапно главные ворота бесшумно распахнулись, и из них вылетел клин сверкающих в лучах солнца воинов.
  Клинки вышли на свой последний бой, вышли молча. Эта их тишина казалось, и усыпила бдительность имперских военачальников. Сверкающий клинок, на острие которого был сам Андре де Монбар, успел глубоко врубиться в ряды пехоты. Древний орден, чье название отображало их умение. Орден Клинка Господнего, он именовался не просто так -  все от самых младший послушников до магистра превосходно владели холодным оружием. Секрет стали, который знали только орденские оружейники, позволял создавать самые совершенные мечи на свете. Острия их были укреплены и заточены с помощью магии.
  И они нанесли удар. Императорская армия, наполовину состоявшая из церковников, звыла, словно раненый зверь, когда Андре начал прорубаться сквозь нее, пытаясь добраться до Императора, или хотя бы забрать с собой в пекло как можно больше врагов. Падали руки, головы, кровь текла рекой, попадая ему на лицо и заливая глаза. На столь близком расстоянии и в таком хаосе огнестрельное оружие было почти бесполезно – большинство выстрелов имперцев поражали своих же.
  Но надежды не было, их было слишком мало. Андре видел, как их начали теснить, как императорские гвардейцы сами кидались на мечи врагов, закрывая своего повелителя. Между ним и Александром росла стена из трупов. Круг сомкнулся, их отрезали от ворот крепости. Теперь Клинков сжимала исполинская петля, душа, сминая, словно гигантская змея, что обитает в джунглях Новой Иберии. Их становилось все меньше, конечно, Император хотел взять как можно больше живых, чтобы потом под пытками вырвать из них признание. Силен ты Александр, но тебе не обойтись без лжи. Ты обвинишь Орден в самых грязных преступлениях, лишь, для того чтобы положить свою жадную длань на его богатства. Живым он не дастся, решил Монбар.
  Где-то страшно закричал Роланд, Андре мотнул головой, и увидел своего адъютанта мертвым. Прощай друг… Прощайте все. И тогда он начал свой последний танец, подняв с земли второй меч, меч одного из мертвых братьев, Андре размахнулся и начал кружиться с клинками, разя направо и налево, сметая, словно смертоносный вихрь все со своего пути. Он убил многих, прежде чем тяжелый камень из боевой пращи ударил его по шлему.
  Над ним сомкнулась тьма, и последнее, что он услышал – это был голос боевого лекаря из императорских войск.
  - Он будет жить, – сказал голос. – Он будет жить…
  Монмиракль пал, Орден перестал существовать, Клинок Господень догрызала ржавчина имперских войск.

[Шарль де Нортми]

6 день месяца Полотна.
Дворец Нортми. Рунн.

- Улыбаешься?
- Не грустить же, Этьен.
- Действительно. Что собираешься делать?
- Ждать совета. Другого решения нет. Иберо или эта девочка – дочка Авентина.
    Этьен помрачнел, а его младший брат пожал плечам всем своим видом говоря: «семь бед – один ответ».
- Что ты будешь делать?
- Вести следствие.
    Они помолчали. Шарль отвернулся от окна, разглядывая брата:
- Если он выйдет на свободу – жени, - меланхолично предложил маршал. – Ему давно пора.
    Этьен пожал плечами и кивнул, рассматривая что-то в книге, которую он изучал. Стоящий у окна Шарль, потянулся и подхватил бокал вина, дожидающийся его на подоконнике.
- Пожалуй, так и сделаю. А вот что мне с тобой делать? Мне твоя голова нужна целой и невредимой.
    Маршал улыбнулся широко и открыто:
- Поберегу ее для тебя. И вдруг, да пригожусь. Пойду, проверю, как дочка с племянницей отправляются. И поцелую их от тебя.
    Шарль вышел из комнаты, чуть помахивая бокалом вина в такт насвистываемой им мелодии. Пройдя по верхнему этажу дома Нортми, он спустился вниз по широкой лестнице и отдав пустой бокал одному из слуг, слегка поклонился Анжелике и Марине, которые стояли среди коробок с платьями и шляпками. Сабатина придирчиво осматривала девочек, проверяя все ли они собрали. Лицо дочери было по прежнему грустным, каким оно было в последние несколько дней. Анжелика тоже выглядела печальной и утомленной. Маршал вздохнул и сложил руки на груди, выгибая строго бровь:
- Я так понимаю, что пришел на собственные похороны?
- Папа! Не шути так!
- Дядя, - печальный голосок Анжелики еще больше убедил его в том, что девочки как минимум выйдя за порог ударятся в слезы и проплачут всю дорогу до дома своей подруги.
    Маршал подхватил девушек под руки и решительно вывел их на порог, дожидаясь пока их вещи упакуют в карету:
- Племянница, напомни мне, пожалуйста, к чему приводит излишняя и ненужная грусть? Куда нам идти, если слезы единственное что мы видим день за днем? На что нам надеяться и во что верить?
    Девушка помолчала, а потом негромко сказала:
- Я не буду плакать, дядя.
- Уже хорошо. Марина?
- А я никогда не плачу!
- Ой, ли? – с сомнением покачал головой маршал, прижимая к себе девушек и целуя светлые макушки. – Придется старому, немощному отцу и дяде поверить вам на слово. Итак: вы едете отдохнуть, набраться сил, да?
- А Ни..
- А ничего не случится, если вы два-три дня не будете знать что тут у нас творится и, вернувшись, получите приятный сюрприз по прибытию, - решительно прервал дочку Шарль, подсаживая ее в карету.
- Мама! – неожиданно потянулась Марина назад.
    Сабатина быстро приблизилась и, улыбаясь, расцеловала девочку, которая изо всех сил храбрилась и сдерживала готовые хлынуть слезы. Столько же, если не больше ласки обрушила женщина на племянницу, которая стояла рядом с каретой и все ждала чего-то. Шарль обнял и жену и племянницу и на миг приподнял их над землей, целуя Анжелику в щеку:
- Твой отец просил тебя не грустить и помнить, что он любит тебя. Он сейчас занят.
    И словно в ответ на его слова, на пороге дома появился Этьен, который быстро пересек двор, приблизившись к дочери, что кинулась в его объятья и прижалась к нему. Герцог Нортми поцеловал свою дочь и помог ей забраться в карету, где уже сидела Марина. Девушка чуть улыбнулась и прижалась к кузине, негромко говоря:
- До встречи, дядя.
- Хорошего пути.
    Шарль долго стоял, провожая взглядом уже давно скрывшуюся из глаз карету и чуть поглаживая ладонью правое плечо.
- Ноет? – прижимаясь к нему, спросила Сабатина.
- Чепуха. Пройдет
- Береги себя, - попросила жена, как просила его уже ни раз.
    Шарль кивнул головой и поцеловал ее:
- Буду сегодня поздно. Ты меня не жди.
- Все равно буду ждать, - улыбнулась Сабатина и пошла в дом.
    Маршал это знал:
- Скажи Роберу, я жду его. Пусть поторопится.

6 день месяца Полотна.
Шенбурнн. Затем – Служилый город.


    Вместе с младшим сыном он направился сначала в королевские казармы, где найдя Эдвара оставил на его попечение брата, чтобы тот ознакомился с воинской службой хотя бы в общих чертах, а сам направился прямиком в расположение элитной охраны его императорского величества. Войдя в помещение, он с удовлетворением отметил как все бывшие внутри вскочили и поприветствовали его. Шарль молча и неторопливо стал проходить мимо вытянувшихся в струнку гвардейцев, внимательно оглядывая их внешний вид. Проходя мимо двух, стоящих плечом к плечу великанов, маршал усмехнулся и покачал головой, отмечая про себя еще одного гвардейца, что спокойно стоял за спинами этих двух. Юноша не стремился быть замеченным, предпочитая «прятаться», но при этом стоял безупречно вытянувшись в струнку и одетый с иголочки, как на параде. Шарль прошел через все помещение, вернулся к столу, где были брошены карты:
- Кто тут главный в отсутствии капитана?
- Лейтенант Жюстьен де Ларо! Чем могу служить? – отчеканил, выступая вперед один из гвардейцев.
    Маршал де Нортми улыбнулся и кивнул головой, одновременно приветствуя и приглашая подойти поближе:
- Без акробатики, лейтенант. Я заберу у вас вон того молодого порученца, - рука его безошибочно указала на скрывающегося за спинами других молодчика в гвардейской форме. – Надеюсь, он не понадобится никому.
- Он личный оруженосец капитана….
- Тем более, - непонятно проронил Шарль, дожидаясь, пока молодой гвардеец придет в себя и приблизится. – Следуйте за мной, юноша.
    Они молча покинули казарму, пересекли двор, реку и половину Рунна. Ни тот, ни другой не затрудняли себя вопросами или ответами. Дойдя до большого, конного двора, маршал остановился, любуясь на двух красавцев, которых осторожно прогуливали на огромном лугу. За спиной раздался едва слышный вздох.
- Притомились, молодой человек?
- Никак нет. А сколько еще идти? – вопросил гвардеец спину маршала.
- Пришли. Видите эту площадку? – Шарль кивнул на огромные, раскинувшиеся конюшни имперской кавалерии с прилегающими к нему отделенными друг от друга манежами для выгула лошадей. – Это ваше поле деятельности на ближайшие три дня. Впредь будете знать кому и в каких случаях нужно отдавать честь.
- Я не буду, - мрачно, набычившись, ответил юноша.
- Леонард де Барна, если не ошибаюсь? - голос маршала звенел металлом и, не дожидаясь ответа, он продолжил. – Меня не интересует, что вы там бурчите себе под нос, юноша. Вы нарушили воинскую дисциплину и субординацию и понесете за это наказание. Вас ждут, юноша.
    Рука маршала вытянулась, указывая на потянувшуюся вдоль конюшен цепочку солдат с метлами, ведрами. Это были те, кто так или иначе проштрафился во время несения воинской службы. Стоящий перед ним оруженосец, склонил голову, сжимая и разжимая кулаки. Маршал молча ждал, пока тот не развернулся к нему спиной, направляясь к месту наказания.
- Каждый день я буду проверять вашу работу, Леонард де Барна. И вам придется работать ночью, если за день вы не справитесь с нормой.
    Спина молодого оруженосца заметно напряглась, но он молча продолжил путь, лишь голова странно дернулась. Так вздрагивают дети, которые всегда уверены в собственной безнаказанности, но, получив по заслугам, не смиряются, уверенные в том, что «их час возмездия» еще наступит. Маршал положил руку на правое плечо, потирая и задумчиво вздыхая:
- Такова жизнь, сынок, - он отвернулся, вновь любуясь на гордо прохаживающихся в загоне коней.
    Через минуту он сделал знак конюхам и те подвели к нему обоих рысаков, которых он внимательно осмотрел и отдал несколько распоряжений об условиях их содержания. Когда настал черед уходить, глаза его внимательно посмотрели на единственную среди провинившихся фигуру в черно-белой форме. Юноша лениво водил тряпкой по полу, но почувствовав чужой взгляд, остановился и ответил не менее вызывающим взглядом. Шарль покачал головой, улыбаясь и кивая:
- Продолжайте. Время может и терпит, а вот работу за вас никто тут не сделает.