Часть первая: Ветер перемен Опции

[Народ]

2632 год, месяц Полотна.
Остров Меллит, крепость Ордена Клинка Господнего.

  …и одолел Он воинство тёмное, ибо никогда не сравниться исчадиям адовым с силами Его. И заточил Он демонов ада, и над каждым поставил печать незыблемую. Не было у Него ни злата благородного, ни кипарисового дерева чистого, как всем истинно в него верующим ведомо сильнейших преград супротив сил Тьмы, а была только дорожная сума с нехитрым скарбом бедного странника. Так по воле Его стали величайшими стражами и защитниками рода людского гребень да зеркало, медальон да кость рыбья…

  К сожалению даже Книга Книг подтверждала страшную находку. Итак, и демоны и печати действительно существуют, в этом легенды многочисленных полудиких племён и неверных народов не лгали. И если месторасположение заточения демонов Андре де Монбара не волновало, то на поиски тайных укрытий печатей он бы немедленно отправил весь Орден, начиная от ещё совсем зелёных послушников и заканчивая постоянно нанимаемыми головорезами.
  Но именно сейчас, когда он узнал величайшую тайну в мире, он, глава самого могущественного церковного ордена, ничего не может сделать. Монмиракль в осаде которую неделю, войска собранные в Крестовый поход против еретиков со всей империи не пропустят даже пары лучших лазутчиков, не говоря уже о целой экспедиции.
  - И ведь никто меня сейчас не будет слушать. Воистину, Император - ставленник самого Черного Сеятеля. Не иначе ему захотелось орденских богатств, собранных в бесчисленных походах и боях. Мало ему спокойных границ и относительной веротерпимости в Империи. Ему дороже шелка и золото на его фаворитах.
  Монбар презрительно сплюнул.
  Не уличением императорских пороков сейчас нужно заниматься. Нужно найти способ сообщить о раскрытой тайне братьям в Новую Иберию. Там их найти будет сложнее, а значит шансов на успех у них больше.
  Проблемой была и передача воистину бесценного сообщения. Письму такого не доверишь, да и гонца сейчас не найти даже за всё золото мира, будь оно не ладно. Оставалось одно, связь с помощью магии, передача мыслей на расстоянии…
  Например, Михно. Или лучше Константину.
  Правда ни тот, ни другой могут не понять мыслей самого Монбара, а Михно может ещё принять всё за старческий маразм. Но это единственный шанс.
  Даже смешно. Глава гонимого Империей Ордена Клинков собирается воспользоваться магией для спасения самой Империи и остального мира в придачу. Нет, это не смешно. Это страшно…
  - Роланд, - молодой помощник-адъютант, сколько таких было, но этот точно последний, - маэстро Карнилиуса ко мне в кабинет. И казначея туда же. Через десять минут начнётся самый необычный совет в жизни магистра Ордена Клинка Господнего. Бывшего уже Ордена. Карнилиус. Когда-то руннский учёный, специалист по древним народам, теперь орденских собиратель еретических обрядов и самых удачливый их реставратор. На сей раз Монбару не снять его с костра. Первым приполз, что не удивительно, казначей. Удивительно было другое, старый монах действительно скорее переползал с места на место, но делал это заметно быстрее иных молодых воинов. Как оказалось, он не только хорошо передвигается, но и думает не плохо. Эх, надо было прислушаться к его советам и ежемесячно отчислять какую-нибудь объёмную сумму в императорский карман. Глядишь, протянули бы на пару лет дольше. Как тяжело объяснять что-то очень важное людям, которые не привыкли к большой ответственности. Карнилиус, казалось, будет сомневаться до самого падения замка. Казначей вообще отказывался что-либо понимать.
  - Маэстро, готовьтесь к ритуалу. Брат казначей, пройдёмте в главную сокровищницу.
  Массивную дверь из необычного металла могли открыть всего два человека на свете: брат магистр и брат казначей. Это был закон Ордена. Мог её ещё открыть Карнилиус, который её и устанавливал, но в честности старого учёного было грешно сомневаться. Главная сокровищница была много меньше основной, и в ней было гораздо меньше золота и драгоценностей. Зато было гораздо больше Сокровищ. Церковные и светские святыни, наделённые ужасной по своей силе магией, всевозможные тотемы дикарей и идолы еретиков, половина из которых ещё не были до конца изучены. Выносить отсюда, что-либо было не просто запрещёно, но немедленно каралось смертью. Так погибли два магистра и неизвестно, сколько казначеев, поставивших себя выше мудрости Господней. Сегодняшний день был исключением.  Вернувшись в свои покои, Монбар вновь сильно задумался…
  Он не может вынести чашу из замка. Значит нужно, чтобы кто-нибудь из победителей позарился на неё. Будь печать книгой и свитком, а не хрустальным бокалом, магистр Клинков бы имел на одну проблему меньше.
  Завалить её моими драгоценностями? Поставить на постамент в центре зала?? Решение важнейшей для мира проблемы бесцеремонно прервал Роланд. Назвать ворвавшегося адъютанта взволнованным было бы не совсем верно:
  - Они вновь идут на приступ! Следующего натиска нам не выдержать!
  Вот оно. Господи, неужели я так плохо служил тебе??
  - Роланд, сын мой, мой меч и полкувшина лучшего вина из моей коллекции. Быстро.

***

  Замок Монмиракль был подарен первым Клинкам как знак признания их заслуг в деле борьбы с Врагами Веры. Правда, тогда это был обыкновенный деревянный никому ненужный форт на скалистом берегу самого южного из островов Империи. Но тот, чьё ремесло чужая смерть, не может жить в продуваемом всеми морскими ветрами сарае. В перерывах между Святыми походами и молитвами, монахи выстроили из местного камня замок равный самому Стигге. Поколение за поколением магистры Ордена укрепляли свою твердыню, не забывая и о духе своих воинов. Монмиракль расположился в южной части полуострова, попасть на который, теперь можно было, лишь переплыв вырытый Клинками канал.
  На островном берегу канала раскинулись поля, луга и сады Ордена, а на материковом - выросло поселение, большинство зданий в котором являлись постоялыми домами, дающими приют наёмному войску Ордена, и храмами, которые здесь строились якобы для замаливания грехов солдат удачи.  И вот теперь всему этому раю воинствующих монахов пришёл конец. Посёлок давно был занят императорскими войсками. Флот ежедневно расстреливал Монмиракль, а с падением островного форта, защищавшего островок от нападения с материка, стены твердыни также регулярно беспокоила и наземная артиллерия.
  Андре де Монбар знал, что, потеряв форт, они обречены, и лишь старался оттянуть день гибели своих людей. На островке не осталось ни одного вольнонаемного солдата, лишь монахи. Те, кто верил, что Господь един во ста лицах, что слова Его верны на тысячи языков, а слуха Его всегда достигнет праведная молитва, даже если молящий стоит на одной ноге, ночью и без одежд. Стройные ряды имперско-церковных войск приближались к замку под грохот пушек и мушкетов. Клинки огрызались, как могли. А могли они немало: пушки, древние катапульты и баллисты были пристрелены к каждой травинке, родные стены надёжно защищали от снарядов противника, впереди ещё припасено немало сюрпризов. 
  Но что может несколько тысяч профессионалов против всей империи??
  - Роланд, всех командоров ко мне! Быстро!
  Они были готовы умереть за него. Жаль всех, больше всего – Эскарину. Ну, ничего, они увидятся, в другом, в лучшем, чем этом мире. Последний бой обреченных. Монбар принял финальный поцелуй – поцелуй дамы сердца, которая она дарила своему рыцарю.
  Императорская армия шла в свой последний бой против еретиков-клинков. Сегодня с ними шёл в бой их Император, значит, они обязательно победят. Должны победить. Сейчас артиллерия, поливающая замок сплошным ливнем снарядов, нарушит глухую оборону противника и под прикрытием мушкетёров пехота броситься на штурм твердыни. Внезапно главные ворота бесшумно распахнулись, и из них вылетел клин сверкающих в лучах солнца воинов.
  Клинки вышли на свой последний бой, вышли молча. Эта их тишина казалось, и усыпила бдительность имперских военачальников. Сверкающий клинок, на острие которого был сам Андре де Монбар, успел глубоко врубиться в ряды пехоты. Древний орден, чье название отображало их умение. Орден Клинка Господнего, он именовался не просто так -  все от самых младший послушников до магистра превосходно владели холодным оружием. Секрет стали, который знали только орденские оружейники, позволял создавать самые совершенные мечи на свете. Острия их были укреплены и заточены с помощью магии.
  И они нанесли удар. Императорская армия, наполовину состоявшая из церковников, звыла, словно раненый зверь, когда Андре начал прорубаться сквозь нее, пытаясь добраться до Императора, или хотя бы забрать с собой в пекло как можно больше врагов. Падали руки, головы, кровь текла рекой, попадая ему на лицо и заливая глаза. На столь близком расстоянии и в таком хаосе огнестрельное оружие было почти бесполезно – большинство выстрелов имперцев поражали своих же.
  Но надежды не было, их было слишком мало. Андре видел, как их начали теснить, как императорские гвардейцы сами кидались на мечи врагов, закрывая своего повелителя. Между ним и Александром росла стена из трупов. Круг сомкнулся, их отрезали от ворот крепости. Теперь Клинков сжимала исполинская петля, душа, сминая, словно гигантская змея, что обитает в джунглях Новой Иберии. Их становилось все меньше, конечно, Император хотел взять как можно больше живых, чтобы потом под пытками вырвать из них признание. Силен ты Александр, но тебе не обойтись без лжи. Ты обвинишь Орден в самых грязных преступлениях, лишь, для того чтобы положить свою жадную длань на его богатства. Живым он не дастся, решил Монбар.
  Где-то страшно закричал Роланд, Андре мотнул головой, и увидел своего адъютанта мертвым. Прощай друг… Прощайте все. И тогда он начал свой последний танец, подняв с земли второй меч, меч одного из мертвых братьев, Андре размахнулся и начал кружиться с клинками, разя направо и налево, сметая, словно смертоносный вихрь все со своего пути. Он убил многих, прежде чем тяжелый камень из боевой пращи ударил его по шлему.
  Над ним сомкнулась тьма, и последнее, что он услышал – это был голос боевого лекаря из императорских войск.
  - Он будет жить, – сказал голос. – Он будет жить…
  Монмиракль пал, Орден перестал существовать, Клинок Господень догрызала ржавчина имперских войск.

[Эрмина Иберо]

5 число месяца Полотна.
Рунн. Шенбрунн.  

    Лет в шесть-восемь она судила о королях и королевах в основном по сказкам и легендам. Королева – это гордо вскинутая голова, едва заметный жест руки, по которому ее повеления бросаются выполнять, и ослепительная улыбка, вознаграждающая успех. Понаблюдав за действиями брата и Алисы, она пришла к выводу, что гордая осанка и заламывание рук, конечно, очень красиво смотрятся, но гораздо действеннее простая беседа. Которой очень сложно научиться. Не подавить собеседника своим великолепием, а дать понять, что тебе важнее всего именно он.
        Потом были высокоумные книги, философские трактаты, труды ученых и политиков. А в глубине души жило, пряталось детское представление. Королева всегда самая красивая, добрая, умная, ее все любят. Просто потому, что это она. Кто в таком возрасте не мечтает быть королевой? В общем-то, ничего страшного в мечтах тогдашней девочки не было. Страшное наступило, когда они осуществились. Но зато она стала настоящей королевой, такой как мечталось. Кто спрашивает о цене?
        Воспоминания вдруг стали реальностью и отпустили ее. Императрица задумчиво посмотрела в зеркало. Отражение так же оценивающе вглядывалось в нее. Черный – один из родовых цветов, но она никогда его не любила. Эрмина вздохнула и прикоснулась к бархатной сетке, удерживающей тяжелый узел волос. Слишком туго затянуто назад. Бледная кукла в черном платье. Из-под маски сдержанности протестующе всколыхнулась веселая молодая душа. Она вытянула пышные пряди с боков и улыбнулась изменившемуся отражению. Так-то лучше.
        Впрочем, с обычной иронией, подумала она, лучше или хуже – ей это сейчас не поможет. Кардинал Руиз вряд ли отметит ее внешний вид. Агнесса «укрощает» Черного Герцога, а ей выпало убеждать Его Высокопреосвященство. Все правильно, их беседа с Этьеном, скорее всего, свелась бы к гордому молчанию. Если герцогу нравится изображать единственного непогрешимого человека в государстве, пусть себе. Ей не перебороть его ненависть к имени Иберо.
        Разговор с кардиналом, хоть и продуманный, вряд ли окажется много легче. Ради Сандры, я должна его убедить. Ради справедливости. Да и ради себя, наконец. О, понять, куда ведут свою линию люди СИБа, несложно. А не могла ли Ее Величество, измученная выходками Его Величества, решить прекратить свои мучения? И сообщников далеко искать не надо. Достаточно, чтобы покрыть позором репутацию Великого Дома Юга.


        «Ваше Высокопреосвященство!
        Помня, что Вы никогда не отказывали мне в помощи, и доверяя Вам всем сердцем, я прошу Вас навестить меня, как можно скорее. Мне нужен Ваш совет. Эрмина».
        - Вы написали, что нуждаетесь в совете. Но в делах мирских я вряд ли могу быть хорошим помощником, Ваше Величество, - кардинал чуть улыбнулся и развел руками.
        Конечно, можете, Ваше Высокопреосвященство. Если бы Канорэ Руиз выбрал светскую жизнь, то неизвестно, кто был бы сейчас канцлером. Но как бы ее ни уважал кардинал, одной симпатии к Императрице мало, чтобы выполнить ее просьбу. На что ей сейчас мягко и указали.
        - Я никогда не попрошу Вас о чем-то неправильном, Вы же знаете. Я хочу исповедоваться, Ваша Светлость, - а вот отказать ей в том, что есть его прямая обязанность, он не имеет права. Кардинал медленно кивнул, и Эрмина мысленно поблагодарила Агнессу. Теперь он будет ее слушать.
        Эрмина присела в кресло и закрыла глаза. Она ни разу не солгала на исповеди. Не солжет и сейчас. Это должно быть известно Руизу. Но раньше были слова ради исповеди, а сегодня исповедь – ради слов. Такое привычное прикосновение ладони к ее склоненной голове и знакомый вопрос.
        - В чем ты хочешь исповедоваться, Эрмина?
        - Я хочу покаяться.
        - В каком грехе?
        - Прежде всего, в гордыне.
        - Есть гордыня и гордость. Будь честна, дочь моя, в чем ты себя винишь?
        - Я честна! Я не огорчена смертью мужа, как следовало бы, Ваше Высокопреосвященство. Вы знаете, каким был наш брак. Я не простила. И я не всегда могу сдержать свой гнев, когда слышу неправду. Особенно, направленную против меня.
        - Вокруг трона много завистников и клеветников. Их сплетни не должны задевать Императрицу.
        - Но они говорят, что капитан Нортми – мой любовник! – Эрмина возмущенно взглянула в глаза священнику и почувствовала, как от негодования кровь приливает к щекам. Вспомнилась ухмылка Конрада, тихие пересуды за спиной. «Гордость уязвлена, потому что честь задета, или оттого, что нет?..» - казалось, кто-то ехидно шепнул это на ухо.
        Молодая женщина сама не знала, что было в ее взгляде: искреннее возмущение, просьба поверить, мольба о помощи или смятение оттого, что она уже не знает, что на самом деле чувствует… Кардинал нашел там правильный ответ, потому что он кивнул и снова положил руку ей на голову.
        - Я отпускаю этот грех, Эрмина. Иди с миром.
        - Благодарю Вас.
        - Рано, Ваше Величество. – она успела заметить промелькнувшую в черных глазах усмешку. – Я убежден, что слухи, связывающие вместе Ваши с Николой Нортми имена, лишены оснований. Я помог Вам облегчить душу, в чем же еще Вы нуждаетесь?
        - Я? Ни в чем. – Она улыбнулась в ответ на удивленный взгляд Руиза. – Я всего лишь прошу Вас о помощи для тех, кому она сейчас нужнее. Капитан Нортми под стражей. Сандру дэ ла Прад подвергли унизительному допросу. Известно ли Вам, что творит на дознаниях Ваш же подчиненный? Вы не знаете, потому что если Вы, – подчеркнула она, – поощряли подобное, то моя вера сильно поколеблется.
        - Судя по Вашей горячности, пострадал кто-то из близких Вам людей?
        - А я могу просить только о милосердии к моим врагам? – быстро парировала Эрмина. – Простите, Ваше Высокопреосвященство. Капитана Нортми уже пытали. Сандра – следующая? Я не верю, что Вы допустите такое.
        - Ваша вера вызывает восхищение, Ваше Величество, - Руиз встал и склонил белоснежную голову, - Благодарю Вас за нее, а также за интересную беседу.
        Прощание – обмен ничего не значащими словами. Кардинал верен себе, не сказал ни «да», ни «нет», но за годы во дворце она научилась распознавать, дошли ли ее слова до сердца, или, что важнее, до разума собеседника.
        Двери за Его Высокопреосвященством закрылись. Эрмина гибко, по-кошачьи, потянулась, закинув руки за голову. Повинуясь музыке, зазвучавшей в ушах, молодая женщина легкой походкой прошлась по комнате. Паванна – гордый, величавый танец – чтобы отпраздновать эту маленькую победу. Изящный поклон, поворот головы, плавно опустить руку… Она с удовольствием проделывала самые сложные фигуры. Все получится. Сандру больше не потащат на допросы, Николу Нортми выпустят из темницы, а она сама… Императрица склонилась в последнем реверансе перед воображаемым партнером, чуть нахмурив тонкие изогнутые брови. Она сама…
        Эрмина взглянула в окно. Яркая победная голубизна неба слепила глаза. День достаточно хорош, чтобы поверить во что угодно. Когда он узнает, то придет, чтобы спросить. Без этого разговора ей не отпустить прошлое. Если поверить, то все получится. Он обязательно придет. Неуловимая улыбка солнечным лучом скользнула по губам женщины.