Часть первая: Ветер перемен Опции

[Народ]

2632 год, месяц Полотна.
Остров Меллит, крепость Ордена Клинка Господнего.

  …и одолел Он воинство тёмное, ибо никогда не сравниться исчадиям адовым с силами Его. И заточил Он демонов ада, и над каждым поставил печать незыблемую. Не было у Него ни злата благородного, ни кипарисового дерева чистого, как всем истинно в него верующим ведомо сильнейших преград супротив сил Тьмы, а была только дорожная сума с нехитрым скарбом бедного странника. Так по воле Его стали величайшими стражами и защитниками рода людского гребень да зеркало, медальон да кость рыбья…

  К сожалению даже Книга Книг подтверждала страшную находку. Итак, и демоны и печати действительно существуют, в этом легенды многочисленных полудиких племён и неверных народов не лгали. И если месторасположение заточения демонов Андре де Монбара не волновало, то на поиски тайных укрытий печатей он бы немедленно отправил весь Орден, начиная от ещё совсем зелёных послушников и заканчивая постоянно нанимаемыми головорезами.
  Но именно сейчас, когда он узнал величайшую тайну в мире, он, глава самого могущественного церковного ордена, ничего не может сделать. Монмиракль в осаде которую неделю, войска собранные в Крестовый поход против еретиков со всей империи не пропустят даже пары лучших лазутчиков, не говоря уже о целой экспедиции.
  - И ведь никто меня сейчас не будет слушать. Воистину, Император - ставленник самого Черного Сеятеля. Не иначе ему захотелось орденских богатств, собранных в бесчисленных походах и боях. Мало ему спокойных границ и относительной веротерпимости в Империи. Ему дороже шелка и золото на его фаворитах.
  Монбар презрительно сплюнул.
  Не уличением императорских пороков сейчас нужно заниматься. Нужно найти способ сообщить о раскрытой тайне братьям в Новую Иберию. Там их найти будет сложнее, а значит шансов на успех у них больше.
  Проблемой была и передача воистину бесценного сообщения. Письму такого не доверишь, да и гонца сейчас не найти даже за всё золото мира, будь оно не ладно. Оставалось одно, связь с помощью магии, передача мыслей на расстоянии…
  Например, Михно. Или лучше Константину.
  Правда ни тот, ни другой могут не понять мыслей самого Монбара, а Михно может ещё принять всё за старческий маразм. Но это единственный шанс.
  Даже смешно. Глава гонимого Империей Ордена Клинков собирается воспользоваться магией для спасения самой Империи и остального мира в придачу. Нет, это не смешно. Это страшно…
  - Роланд, - молодой помощник-адъютант, сколько таких было, но этот точно последний, - маэстро Карнилиуса ко мне в кабинет. И казначея туда же. Через десять минут начнётся самый необычный совет в жизни магистра Ордена Клинка Господнего. Бывшего уже Ордена. Карнилиус. Когда-то руннский учёный, специалист по древним народам, теперь орденских собиратель еретических обрядов и самых удачливый их реставратор. На сей раз Монбару не снять его с костра. Первым приполз, что не удивительно, казначей. Удивительно было другое, старый монах действительно скорее переползал с места на место, но делал это заметно быстрее иных молодых воинов. Как оказалось, он не только хорошо передвигается, но и думает не плохо. Эх, надо было прислушаться к его советам и ежемесячно отчислять какую-нибудь объёмную сумму в императорский карман. Глядишь, протянули бы на пару лет дольше. Как тяжело объяснять что-то очень важное людям, которые не привыкли к большой ответственности. Карнилиус, казалось, будет сомневаться до самого падения замка. Казначей вообще отказывался что-либо понимать.
  - Маэстро, готовьтесь к ритуалу. Брат казначей, пройдёмте в главную сокровищницу.
  Массивную дверь из необычного металла могли открыть всего два человека на свете: брат магистр и брат казначей. Это был закон Ордена. Мог её ещё открыть Карнилиус, который её и устанавливал, но в честности старого учёного было грешно сомневаться. Главная сокровищница была много меньше основной, и в ней было гораздо меньше золота и драгоценностей. Зато было гораздо больше Сокровищ. Церковные и светские святыни, наделённые ужасной по своей силе магией, всевозможные тотемы дикарей и идолы еретиков, половина из которых ещё не были до конца изучены. Выносить отсюда, что-либо было не просто запрещёно, но немедленно каралось смертью. Так погибли два магистра и неизвестно, сколько казначеев, поставивших себя выше мудрости Господней. Сегодняшний день был исключением.  Вернувшись в свои покои, Монбар вновь сильно задумался…
  Он не может вынести чашу из замка. Значит нужно, чтобы кто-нибудь из победителей позарился на неё. Будь печать книгой и свитком, а не хрустальным бокалом, магистр Клинков бы имел на одну проблему меньше.
  Завалить её моими драгоценностями? Поставить на постамент в центре зала?? Решение важнейшей для мира проблемы бесцеремонно прервал Роланд. Назвать ворвавшегося адъютанта взволнованным было бы не совсем верно:
  - Они вновь идут на приступ! Следующего натиска нам не выдержать!
  Вот оно. Господи, неужели я так плохо служил тебе??
  - Роланд, сын мой, мой меч и полкувшина лучшего вина из моей коллекции. Быстро.

***

  Замок Монмиракль был подарен первым Клинкам как знак признания их заслуг в деле борьбы с Врагами Веры. Правда, тогда это был обыкновенный деревянный никому ненужный форт на скалистом берегу самого южного из островов Империи. Но тот, чьё ремесло чужая смерть, не может жить в продуваемом всеми морскими ветрами сарае. В перерывах между Святыми походами и молитвами, монахи выстроили из местного камня замок равный самому Стигге. Поколение за поколением магистры Ордена укрепляли свою твердыню, не забывая и о духе своих воинов. Монмиракль расположился в южной части полуострова, попасть на который, теперь можно было, лишь переплыв вырытый Клинками канал.
  На островном берегу канала раскинулись поля, луга и сады Ордена, а на материковом - выросло поселение, большинство зданий в котором являлись постоялыми домами, дающими приют наёмному войску Ордена, и храмами, которые здесь строились якобы для замаливания грехов солдат удачи.  И вот теперь всему этому раю воинствующих монахов пришёл конец. Посёлок давно был занят императорскими войсками. Флот ежедневно расстреливал Монмиракль, а с падением островного форта, защищавшего островок от нападения с материка, стены твердыни также регулярно беспокоила и наземная артиллерия.
  Андре де Монбар знал, что, потеряв форт, они обречены, и лишь старался оттянуть день гибели своих людей. На островке не осталось ни одного вольнонаемного солдата, лишь монахи. Те, кто верил, что Господь един во ста лицах, что слова Его верны на тысячи языков, а слуха Его всегда достигнет праведная молитва, даже если молящий стоит на одной ноге, ночью и без одежд. Стройные ряды имперско-церковных войск приближались к замку под грохот пушек и мушкетов. Клинки огрызались, как могли. А могли они немало: пушки, древние катапульты и баллисты были пристрелены к каждой травинке, родные стены надёжно защищали от снарядов противника, впереди ещё припасено немало сюрпризов. 
  Но что может несколько тысяч профессионалов против всей империи??
  - Роланд, всех командоров ко мне! Быстро!
  Они были готовы умереть за него. Жаль всех, больше всего – Эскарину. Ну, ничего, они увидятся, в другом, в лучшем, чем этом мире. Последний бой обреченных. Монбар принял финальный поцелуй – поцелуй дамы сердца, которая она дарила своему рыцарю.
  Императорская армия шла в свой последний бой против еретиков-клинков. Сегодня с ними шёл в бой их Император, значит, они обязательно победят. Должны победить. Сейчас артиллерия, поливающая замок сплошным ливнем снарядов, нарушит глухую оборону противника и под прикрытием мушкетёров пехота броситься на штурм твердыни. Внезапно главные ворота бесшумно распахнулись, и из них вылетел клин сверкающих в лучах солнца воинов.
  Клинки вышли на свой последний бой, вышли молча. Эта их тишина казалось, и усыпила бдительность имперских военачальников. Сверкающий клинок, на острие которого был сам Андре де Монбар, успел глубоко врубиться в ряды пехоты. Древний орден, чье название отображало их умение. Орден Клинка Господнего, он именовался не просто так -  все от самых младший послушников до магистра превосходно владели холодным оружием. Секрет стали, который знали только орденские оружейники, позволял создавать самые совершенные мечи на свете. Острия их были укреплены и заточены с помощью магии.
  И они нанесли удар. Императорская армия, наполовину состоявшая из церковников, звыла, словно раненый зверь, когда Андре начал прорубаться сквозь нее, пытаясь добраться до Императора, или хотя бы забрать с собой в пекло как можно больше врагов. Падали руки, головы, кровь текла рекой, попадая ему на лицо и заливая глаза. На столь близком расстоянии и в таком хаосе огнестрельное оружие было почти бесполезно – большинство выстрелов имперцев поражали своих же.
  Но надежды не было, их было слишком мало. Андре видел, как их начали теснить, как императорские гвардейцы сами кидались на мечи врагов, закрывая своего повелителя. Между ним и Александром росла стена из трупов. Круг сомкнулся, их отрезали от ворот крепости. Теперь Клинков сжимала исполинская петля, душа, сминая, словно гигантская змея, что обитает в джунглях Новой Иберии. Их становилось все меньше, конечно, Император хотел взять как можно больше живых, чтобы потом под пытками вырвать из них признание. Силен ты Александр, но тебе не обойтись без лжи. Ты обвинишь Орден в самых грязных преступлениях, лишь, для того чтобы положить свою жадную длань на его богатства. Живым он не дастся, решил Монбар.
  Где-то страшно закричал Роланд, Андре мотнул головой, и увидел своего адъютанта мертвым. Прощай друг… Прощайте все. И тогда он начал свой последний танец, подняв с земли второй меч, меч одного из мертвых братьев, Андре размахнулся и начал кружиться с клинками, разя направо и налево, сметая, словно смертоносный вихрь все со своего пути. Он убил многих, прежде чем тяжелый камень из боевой пращи ударил его по шлему.
  Над ним сомкнулась тьма, и последнее, что он услышал – это был голос боевого лекаря из императорских войск.
  - Он будет жить, – сказал голос. – Он будет жить…
  Монмиракль пал, Орден перестал существовать, Клинок Господень догрызала ржавчина имперских войск.

[Брат Ивар]

3 день месяца Полотна,
Рунн, тюрьма.

    Утром следующего дня он прошел в свой кабинет и терпеливо ждал, пока приедет очередной собеседник. Едва он вошел, Ивар сразу понял, что разговор будет. Красивое лицо исказила едва заметная улыбка, отражающая высокомерную брезгливость:
    - У меня мало времени.
    - Постараюсь не задерживать вас, герцог де Конарэ. У меня лишь пара вопросов, остальное - на ваше усмотрение. Впрочем..
      - Покороче можно?
      Наконец он увидел глаза герцога: голубые, чистые, холодные осколки пустоты. Брат Ивар задумчиво кивнул и едва заметно улыбнулся:
      - Как пожелаете, ваша светлость. Чтобы не задерживать вас - прошу.
      Он резко поднялся и указал герцогу де Конарэ дорогу. Тот презрительно передернул плечами и молча проследовал вперед. Священник скривил странную гримасу, но потом, справившись с собой, быстро последовал за своим высокородным "гостем", указывая путь. Во вчерашней комнате находились все те же лица, с той лишь разницей, что нынешним днем капитан гвардейцев сидел на стуле вольготно откинувшись на спинку. Свободе его позы весьма мешали тяжелые кандалы на кистях рук. Увидев пришедших, маркиз Нортми едва прищурил глаза и широко улыбнулся:
    - Меня даже во дворце не столь часто посещали подобные гости.
    Духовный наставник встал чуть в стороне, переводя взгляд с одного на другого. А потом указал герцогу на еще один стул, но Конарэ лишь презрительно скривился:
    - Вы очаровательно выглядите, маркиз.
    - Тронут. Чем обязан? Впрочем, я мог и не спрашивать. Здешние хозяева так милы.
    - Я вижу это по вашему.. лицу.
    Брат Ивар кашлянул, обращая на себя если не внимание, то хотя бы напоминая о том, что "хозяева" здесь и желают сказать свое слово. Его мало заботил высокомерный тон его подопечных. Он был поглощен их взглядами.
      - Ваша светлость, вы, конечно, тоже огорчены гибелью его императорского величества..
      Ивар замолчал, заметив странную судорогу, исказившую лицо Конрада де Конарэ.
      - Прошу прощения, что вынужден вам напоминать об этом..
      - Александр был великим императором, - голос герцога звучал глухо, напряженно и яростно. - Но слишком доверял девкам!
      С последним криком, он кинулся к сидящему на стуле маркизу. Священник не сразу понял, что вызвало это движение, пока сидевший до сего момента спокойно маркиз резко не отклонился в сторону. Крик стражников долетел до отвлеченного слуха духовного наставника, который со странным интересом наблюдал, как двигавшийся чуть заторможено, скованный по рукам человек, уклоняется от яростно нападающего на него молодого красавца герцога, чье лицо на краткий миг стало неузнаваемым от гнева и боли. Опомнившиеся тюремщики перехватили нападавшего, удерживая его руки. Упавший было на одно колено маркиз, медленно вставал, преодолевая явно не только неожиданный удар, ранивший его плечо, но и .. глаза священника сверкнули: "Действует.. Рано или поздно ты сломишься, еретик, да сохранит меня Каспиан.."
    - Уберите руки, мразь!
    - Отдайте кинжал, герцог, - негромко сказал брат Ивар, несводя глаз с лица своего пленника.
    Отвечать герцогу уже не понадобилось, лезвие выпало из руки и было отброшено ударом ноги Клауса в сторону. Капитан Нортми снова сидел на своем стуле, прикрыв глаза и лишь по движению расправляющихся плеч и поднимающейся груди можно было сказать, что он жив и даже способен чувствовать боль. Герцог Конарэ несколько раз глубоко вздохнул и снова на лицо его легла маска высокомерного презрения.
      - Правильно ли я понял, ваша светлость, что вы обвиняете капитана Нортми в гибели императора Александра. И не только его. Кто еще виновен по вашему мнению? - голос звучал тускло и невыразительно, он был поглощен желанием заглянуть во взгляды этих двоих и понять что же они так ненавидят друг в друге. Или это не ненависть?
      - Да. Он и все эти девки, которыми окружал себя Александр, - голос герцога звучал как отравленная мелодия. Яд переполнял юношу. - Карна, Марианна, Ками, Сандра.. он им доверял, а они убили его. И этот потакал им! Ненавижу!
      Капитан открыл глаза, посмотрев на своего свободно стоящего противника и с видимым трудом, но поднял руку, коснувшись губ то ли проверяя рану, то ли посылая едва заметный поцелуй. Священник же гнул свое:
      - Вам есть что сказать в ответ на это? - капитан, к которому он обратился, даже не соизволил обратить внимания на говорившего, продолжая разглядывать в упор глядящего на него Синего герцога.
      - Я сам весь внимание.
      Брат Ивар едва наклонил голову, задумчиво кивая:
      - Ваша светлость, вы были чрезвычайно любезны. Прошу вас. Вам покажут дорогу.
      Едва герцог ушел, священник сделал знак и тюремщики торопливо начали бинтовать раненного, бормоча что-то о том, что если бы не своевременное движение заключенного - то вместо раненного был бы труп. На губах Ивара играла странная усмешка, когда он негромко промолвил:
      - Клаус, завтра к нам в гости будет женщина. Думаю нужно помочь нашему .. "гостю" достойно принять ее. И дать ему отдохнуть. Не смею вас задерживать, маркиз, - он чуть запнулся, наткнувшись на неожиданно твердый, холодный и безучастный взгляд, в котором мелькнуло странное выражение.
      Священник мгновение постоял, но взгляд уже пропал, голова пленника опустилась. Ивар чуть щелкнул пальцами, глядя как серебристо-черный камзол отлетает прочь и на левой руке с разорванным кружевом рубашки растекается алое пятно, кровавая течь никак не останавливалась и тюремщики спешили наложить еще одну повязку.. но его пленника это казалось, не волновало. Ивар молча покинул помещение, задумчиво размышляя о следующем дне.
Почти всю ночь он провел в истовой молитве, ожидая как никогда встречи следующего дня. Он был уверен, что получит ответ на все свои молчаливые вопросы. На все, включая и странное, высокомерно-гордое молчание: "Это колдовство. Самое настоящее. И околдован был не только этот гордец-капитан, но и несчастный император. Но посмотрим, поглядим на тебя, ведьма.." Такие мысли одолевали духовного отца, пока он быстро шел все в тот же кабинет. И еще более громко зазвучали они, когда, открыв дверь кабинета, глаза его натолкнулись на изящную фигурку юной женщины, одетой в строгое черное платье, которое совершенно не вязалось с пышными, золотисто-рыжими волосами свободно спадающими по плечам и спине. Она обернулась на звук и брат Ивар застыл, молча глядя в невероятные, прозрачно-чистые глаза цвета молодой, весенней листвы: "Ведьма.." Ответом ему был глубокий вздох и нежный голос:
    - Мне не хотелось бы задерживаться у вас, святой отец.