Часть первая: Ветер перемен Опции

[Народ]

2632 год, месяц Полотна.
Остров Меллит, крепость Ордена Клинка Господнего.

  …и одолел Он воинство тёмное, ибо никогда не сравниться исчадиям адовым с силами Его. И заточил Он демонов ада, и над каждым поставил печать незыблемую. Не было у Него ни злата благородного, ни кипарисового дерева чистого, как всем истинно в него верующим ведомо сильнейших преград супротив сил Тьмы, а была только дорожная сума с нехитрым скарбом бедного странника. Так по воле Его стали величайшими стражами и защитниками рода людского гребень да зеркало, медальон да кость рыбья…

  К сожалению даже Книга Книг подтверждала страшную находку. Итак, и демоны и печати действительно существуют, в этом легенды многочисленных полудиких племён и неверных народов не лгали. И если месторасположение заточения демонов Андре де Монбара не волновало, то на поиски тайных укрытий печатей он бы немедленно отправил весь Орден, начиная от ещё совсем зелёных послушников и заканчивая постоянно нанимаемыми головорезами.
  Но именно сейчас, когда он узнал величайшую тайну в мире, он, глава самого могущественного церковного ордена, ничего не может сделать. Монмиракль в осаде которую неделю, войска собранные в Крестовый поход против еретиков со всей империи не пропустят даже пары лучших лазутчиков, не говоря уже о целой экспедиции.
  - И ведь никто меня сейчас не будет слушать. Воистину, Император - ставленник самого Черного Сеятеля. Не иначе ему захотелось орденских богатств, собранных в бесчисленных походах и боях. Мало ему спокойных границ и относительной веротерпимости в Империи. Ему дороже шелка и золото на его фаворитах.
  Монбар презрительно сплюнул.
  Не уличением императорских пороков сейчас нужно заниматься. Нужно найти способ сообщить о раскрытой тайне братьям в Новую Иберию. Там их найти будет сложнее, а значит шансов на успех у них больше.
  Проблемой была и передача воистину бесценного сообщения. Письму такого не доверишь, да и гонца сейчас не найти даже за всё золото мира, будь оно не ладно. Оставалось одно, связь с помощью магии, передача мыслей на расстоянии…
  Например, Михно. Или лучше Константину.
  Правда ни тот, ни другой могут не понять мыслей самого Монбара, а Михно может ещё принять всё за старческий маразм. Но это единственный шанс.
  Даже смешно. Глава гонимого Империей Ордена Клинков собирается воспользоваться магией для спасения самой Империи и остального мира в придачу. Нет, это не смешно. Это страшно…
  - Роланд, - молодой помощник-адъютант, сколько таких было, но этот точно последний, - маэстро Карнилиуса ко мне в кабинет. И казначея туда же. Через десять минут начнётся самый необычный совет в жизни магистра Ордена Клинка Господнего. Бывшего уже Ордена. Карнилиус. Когда-то руннский учёный, специалист по древним народам, теперь орденских собиратель еретических обрядов и самых удачливый их реставратор. На сей раз Монбару не снять его с костра. Первым приполз, что не удивительно, казначей. Удивительно было другое, старый монах действительно скорее переползал с места на место, но делал это заметно быстрее иных молодых воинов. Как оказалось, он не только хорошо передвигается, но и думает не плохо. Эх, надо было прислушаться к его советам и ежемесячно отчислять какую-нибудь объёмную сумму в императорский карман. Глядишь, протянули бы на пару лет дольше. Как тяжело объяснять что-то очень важное людям, которые не привыкли к большой ответственности. Карнилиус, казалось, будет сомневаться до самого падения замка. Казначей вообще отказывался что-либо понимать.
  - Маэстро, готовьтесь к ритуалу. Брат казначей, пройдёмте в главную сокровищницу.
  Массивную дверь из необычного металла могли открыть всего два человека на свете: брат магистр и брат казначей. Это был закон Ордена. Мог её ещё открыть Карнилиус, который её и устанавливал, но в честности старого учёного было грешно сомневаться. Главная сокровищница была много меньше основной, и в ней было гораздо меньше золота и драгоценностей. Зато было гораздо больше Сокровищ. Церковные и светские святыни, наделённые ужасной по своей силе магией, всевозможные тотемы дикарей и идолы еретиков, половина из которых ещё не были до конца изучены. Выносить отсюда, что-либо было не просто запрещёно, но немедленно каралось смертью. Так погибли два магистра и неизвестно, сколько казначеев, поставивших себя выше мудрости Господней. Сегодняшний день был исключением.  Вернувшись в свои покои, Монбар вновь сильно задумался…
  Он не может вынести чашу из замка. Значит нужно, чтобы кто-нибудь из победителей позарился на неё. Будь печать книгой и свитком, а не хрустальным бокалом, магистр Клинков бы имел на одну проблему меньше.
  Завалить её моими драгоценностями? Поставить на постамент в центре зала?? Решение важнейшей для мира проблемы бесцеремонно прервал Роланд. Назвать ворвавшегося адъютанта взволнованным было бы не совсем верно:
  - Они вновь идут на приступ! Следующего натиска нам не выдержать!
  Вот оно. Господи, неужели я так плохо служил тебе??
  - Роланд, сын мой, мой меч и полкувшина лучшего вина из моей коллекции. Быстро.

***

  Замок Монмиракль был подарен первым Клинкам как знак признания их заслуг в деле борьбы с Врагами Веры. Правда, тогда это был обыкновенный деревянный никому ненужный форт на скалистом берегу самого южного из островов Империи. Но тот, чьё ремесло чужая смерть, не может жить в продуваемом всеми морскими ветрами сарае. В перерывах между Святыми походами и молитвами, монахи выстроили из местного камня замок равный самому Стигге. Поколение за поколением магистры Ордена укрепляли свою твердыню, не забывая и о духе своих воинов. Монмиракль расположился в южной части полуострова, попасть на который, теперь можно было, лишь переплыв вырытый Клинками канал.
  На островном берегу канала раскинулись поля, луга и сады Ордена, а на материковом - выросло поселение, большинство зданий в котором являлись постоялыми домами, дающими приют наёмному войску Ордена, и храмами, которые здесь строились якобы для замаливания грехов солдат удачи.  И вот теперь всему этому раю воинствующих монахов пришёл конец. Посёлок давно был занят императорскими войсками. Флот ежедневно расстреливал Монмиракль, а с падением островного форта, защищавшего островок от нападения с материка, стены твердыни также регулярно беспокоила и наземная артиллерия.
  Андре де Монбар знал, что, потеряв форт, они обречены, и лишь старался оттянуть день гибели своих людей. На островке не осталось ни одного вольнонаемного солдата, лишь монахи. Те, кто верил, что Господь един во ста лицах, что слова Его верны на тысячи языков, а слуха Его всегда достигнет праведная молитва, даже если молящий стоит на одной ноге, ночью и без одежд. Стройные ряды имперско-церковных войск приближались к замку под грохот пушек и мушкетов. Клинки огрызались, как могли. А могли они немало: пушки, древние катапульты и баллисты были пристрелены к каждой травинке, родные стены надёжно защищали от снарядов противника, впереди ещё припасено немало сюрпризов. 
  Но что может несколько тысяч профессионалов против всей империи??
  - Роланд, всех командоров ко мне! Быстро!
  Они были готовы умереть за него. Жаль всех, больше всего – Эскарину. Ну, ничего, они увидятся, в другом, в лучшем, чем этом мире. Последний бой обреченных. Монбар принял финальный поцелуй – поцелуй дамы сердца, которая она дарила своему рыцарю.
  Императорская армия шла в свой последний бой против еретиков-клинков. Сегодня с ними шёл в бой их Император, значит, они обязательно победят. Должны победить. Сейчас артиллерия, поливающая замок сплошным ливнем снарядов, нарушит глухую оборону противника и под прикрытием мушкетёров пехота броситься на штурм твердыни. Внезапно главные ворота бесшумно распахнулись, и из них вылетел клин сверкающих в лучах солнца воинов.
  Клинки вышли на свой последний бой, вышли молча. Эта их тишина казалось, и усыпила бдительность имперских военачальников. Сверкающий клинок, на острие которого был сам Андре де Монбар, успел глубоко врубиться в ряды пехоты. Древний орден, чье название отображало их умение. Орден Клинка Господнего, он именовался не просто так -  все от самых младший послушников до магистра превосходно владели холодным оружием. Секрет стали, который знали только орденские оружейники, позволял создавать самые совершенные мечи на свете. Острия их были укреплены и заточены с помощью магии.
  И они нанесли удар. Императорская армия, наполовину состоявшая из церковников, звыла, словно раненый зверь, когда Андре начал прорубаться сквозь нее, пытаясь добраться до Императора, или хотя бы забрать с собой в пекло как можно больше врагов. Падали руки, головы, кровь текла рекой, попадая ему на лицо и заливая глаза. На столь близком расстоянии и в таком хаосе огнестрельное оружие было почти бесполезно – большинство выстрелов имперцев поражали своих же.
  Но надежды не было, их было слишком мало. Андре видел, как их начали теснить, как императорские гвардейцы сами кидались на мечи врагов, закрывая своего повелителя. Между ним и Александром росла стена из трупов. Круг сомкнулся, их отрезали от ворот крепости. Теперь Клинков сжимала исполинская петля, душа, сминая, словно гигантская змея, что обитает в джунглях Новой Иберии. Их становилось все меньше, конечно, Император хотел взять как можно больше живых, чтобы потом под пытками вырвать из них признание. Силен ты Александр, но тебе не обойтись без лжи. Ты обвинишь Орден в самых грязных преступлениях, лишь, для того чтобы положить свою жадную длань на его богатства. Живым он не дастся, решил Монбар.
  Где-то страшно закричал Роланд, Андре мотнул головой, и увидел своего адъютанта мертвым. Прощай друг… Прощайте все. И тогда он начал свой последний танец, подняв с земли второй меч, меч одного из мертвых братьев, Андре размахнулся и начал кружиться с клинками, разя направо и налево, сметая, словно смертоносный вихрь все со своего пути. Он убил многих, прежде чем тяжелый камень из боевой пращи ударил его по шлему.
  Над ним сомкнулась тьма, и последнее, что он услышал – это был голос боевого лекаря из императорских войск.
  - Он будет жить, – сказал голос. – Он будет жить…
  Монмиракль пал, Орден перестал существовать, Клинок Господень догрызала ржавчина имперских войск.

[Мария]

1 день месяца Полотна. Обитель Актавианок. Утро.

    В Главном Храме Актавианской обители было тихо и сумрачно. Солнце утром не вышло из-за туч, и теперь серые лучи света едва-едва проникали внутрь через узкие витражные окна. Святая Актавия на мозаиках испачкала свое белоснежное платье, и оно было грязно-бурым. По лицу мученицы пробегали тени, становилось немного страшно, как будто дух из прошлого ожил и желает спросить со смертных за их грехи и провинности. Страшные гримасы из ночного сна то и дело появлялись в сознании девушки, склонившейся перед алтарем. И чем сильнее она старалась выкинуть их из головы, тем ярче становились воспоминания. Она переплетала пальцы и продолжала читать молитву – другого ей не оставалось. «Избави от Лукавого…» Воздух был затхлым и, казалось, что даже дышать сегодня тяжело. Мир, как будто, скорбит. Но, если печаль природы может быть искренней, то люди часто выдают ложные чувства за истинные.
    - К Вам гостья, Ваша Светлость. На исповедь. - Молодая сантисса Ирэна почтительно склонилась перед Главой своего ордена и выжидающе посмотрела на Марию из-под густых ресниц. Сантэсса закончила молитву, потом поднялась с колен и обернулась. Рассержена ли она нарушенным одиночеством или тем, что посмели прервать ее разговор с Богом – не понять. Лицо спокойно и бесстрастно, как всегда.
    - Проводите в мой кабинет, я сейчас буду. - Черные глаза проследили, как монахиня прошла по длинному коридору и скрылась за дверью, а потом закрылись. Девичья рука непроизвольно замерла у груди, выдавая волнение. Нехорошее предчувствие скользкой холодной гадюкой заползло под сердце и затаилось там. Как же не хотелось, чтобы ночные кошмары выползали на свет. Но все в воле Господней. Поправив подол белого платья, и откинув назад длинные темные волосы, Глава Ордена Актавианок прошла через маленькую дверцу, скрытую за ковром, изображавшим сцену убиения Актавии, и оказалась на узкой винтовой лестнице. Поднявшись по крутым ступеням, она оказалась в тупике. Женские пальчики коснулись стены, нашли нужный камень, и стена быстро исчезла, впуская хозяйку в ее кабинет. На звук, отодвинувшегося шкафа женщина в комнате резко обернулась. От этого движения с ее головы упал капюшон.
    Две пары одинаковых глаз уставились друг на друга в безмолвии. Первой заговорила Мария.
    - Я ждала тебя. Располагайся. – Она указала на пару кресел перед своим столом.
    Элен сбросила голубой плащ и опустилась в кресло, сложив на коленях руки. Ее прямая спина и поднятый подбородок, ее подчеркнутая яркой золотисто-голубой отделкой нарядного платья красота могли бы быть вызовом, если бы вторым человеком в комнате не была ее родная сестра, ее второе я, ее отражение. Вызывать здесь на поединок было некого. Мария подошла к столику в углу, взяла бокал и налила туда какой-то золотистой жидкости, которую предложила сестре.
    - Выпей, это тебе сейчас нужно, я, правда, не могу составить тебе компанию. Пост. – Пояснила она.
    Элен посмотрела на бокал, как будто ей предлагают выпить яд, но взяла и даже сделала пару глотков. Монастырское вино - выращенный заботливыми монахами виноград, собранный их благостными руками, золотистые ягоды, раздавленные их безгрешными ногами. Вино угодное самому Каспиану, носящее его имя – Каспианова слеза*.
    - Ты говоришь, что ждала меня? – Элен подняла глаза на Марию. – Зачем же безгрешной сантэссе понадобилась ее блудная сестра?
    - Я видела твой сон. – Мария подошла к своему креслу, но садиться не стала. – И я… я почувствовала то, что случилось после.
    - Наш сон. – Поправила куртизанка и сделала еще один маленький глоток. – Прости, ты не должна была этого узнать.
    - Я не могу закрыться от твоей боли, от твоих чувств. Они слишком сильные. Не могу оставить все их тебе. – Мария сама не подозревала - насколько красочную картину сейчас представляла. В лучах грязного света, льющихся через окна кабинета в белоснежном платье, с распущенными волосами и непроницаемым лицом – она была похожа на живое воплощение святой с картин, развешанных на стенах.
    - Прости, - повторила Элен, водя пальцем по краю бокала. Руки ее дрожали. – Но я пришла не поэтому. Вы здесь в обители закрыты от всего внешнего мира, здесь нет грязи и сплетен, нет шума города, нет ничего. Только покой и тишина. Как только я ступила за ворота монастыря… ну да ладно. Если будет угодно Господу, когда-нибудь моя дорога приведет меня сюда. – Мария внимательно слушала, не перебивая сестру. Ей хотелось бы рассказать Элен – каково это – жить здесь. Какой покой и тишина творятся в стенах обители Актавианок, как ты каждый день ждешь яда в еде, ножа в спину, удара из-за угла, как ты постоянно чувствуешь на себе взгляды, сотни глаз следят за каждым твоим шагом, ожидая, что ты оступишься и упадешь, разобьешься на каменных плитах, собьешься со слов на проповеди, допустишь любую хоть малейшую ошибку, не просто ожидая, страстно этого желая. -  А в мире иногда случаются забавные вещи. – Продолжала тем временем Элен. - Как, например, сегодня ночью.
    - И что же забавного произошло?
    Куртизанка подняла голову, и, глядя прямо в глаза сестры, сказала, обрушивая на ту небо:
    - Александр умер.
    Только на одно мгновение глаза сантэссы Марии широко распахнулись, показав, что она не каменное изваяние, а живой человек, но потом привычная маска вернулась на прекрасное, словно высеченное из гранита, лицо.
    - Интересные слухи ты принесла, Элени. – Глава ордена Актавианок слегка улыбнулась.
    - Это не слухи, Мари. Сплетнями полон город, но я узнала об этом от оруженосца Николы.
    - Как это случилось?
    Элен поднялась, поставила бокал на стол и направилась к двери, уже набрасывая плащ. Положив руку на каменную стену, она бросила:
    - Я ничего точно не знаю, но посчитала, что тебя заинтересуют такие новости. Скорее всего, к вам пришлют вестника из дворца – ты должна быть готова.
    - Теперь ты счастлива? Сбылись твои заветные мечты. – Бросила в спину Мария. – Никола свободен.
    Элен вздрогнула.
    - Да, теперь он свободен. Арестован по подозрению в убийстве того, чью проклятую жизнь охранял.
    - Ты все еще любишь его? – Вопрос, одновременно слетевший с их губ.
    Тишина и все такое же непроницаемое лицо у одной из сестер, тишина и опущенные плечи у второй.
    - Тогда почему вы до сих пор не вместе? – Мария смотрела на напряженную спину сестры.
    Плечи той опустились еще ниже, голова склонилась:
    - Мы вместе. – Элен вышла, оставив дверь открытой.
    Сантэсса Актавианок стояла, глядя на прямоугольник дверного проема, где за возведенной ее же руками прозрачной стеной, удалялась по коридору сестра, подметая пышными юбками и так чистый пол обители. Девушка не заметила, как ее рука сжала подлокотник кресла так сильно, что побелели костяшки пальцев. Глубоко вздохнув, она разжала ладонь и посмотрела на отметины острых углов, оставшиеся на нежной коже. Боли она не почувствовала. Подойдя к двери, она коснулась стены в том месте, где только что покоилась другая рука. Камни еще хранили человеческое тепло, но скоро его не станет, оно уйдет вслед за той, что подарила его холодным стенам. Мария вышла из кабинета на этот раз через обычную дверь, закрыла ее за собой и направилась в Храм Святой Актавии – молиться.

*Виноделие приносит немалый доход церкви. Изготавливается много разных вин, два основных сорта носят названия «Каспианова кровь» - красное и «Каспианова слеза» - белое. Стоят такие вина очень дорого. Пить их принято по различным церковным праздникам и во время обрядов.