Часть первая: Ветер перемен Опции

[Народ]

2632 год, месяц Полотна.
Остров Меллит, крепость Ордена Клинка Господнего.

  …и одолел Он воинство тёмное, ибо никогда не сравниться исчадиям адовым с силами Его. И заточил Он демонов ада, и над каждым поставил печать незыблемую. Не было у Него ни злата благородного, ни кипарисового дерева чистого, как всем истинно в него верующим ведомо сильнейших преград супротив сил Тьмы, а была только дорожная сума с нехитрым скарбом бедного странника. Так по воле Его стали величайшими стражами и защитниками рода людского гребень да зеркало, медальон да кость рыбья…

  К сожалению даже Книга Книг подтверждала страшную находку. Итак, и демоны и печати действительно существуют, в этом легенды многочисленных полудиких племён и неверных народов не лгали. И если месторасположение заточения демонов Андре де Монбара не волновало, то на поиски тайных укрытий печатей он бы немедленно отправил весь Орден, начиная от ещё совсем зелёных послушников и заканчивая постоянно нанимаемыми головорезами.
  Но именно сейчас, когда он узнал величайшую тайну в мире, он, глава самого могущественного церковного ордена, ничего не может сделать. Монмиракль в осаде которую неделю, войска собранные в Крестовый поход против еретиков со всей империи не пропустят даже пары лучших лазутчиков, не говоря уже о целой экспедиции.
  - И ведь никто меня сейчас не будет слушать. Воистину, Император - ставленник самого Черного Сеятеля. Не иначе ему захотелось орденских богатств, собранных в бесчисленных походах и боях. Мало ему спокойных границ и относительной веротерпимости в Империи. Ему дороже шелка и золото на его фаворитах.
  Монбар презрительно сплюнул.
  Не уличением императорских пороков сейчас нужно заниматься. Нужно найти способ сообщить о раскрытой тайне братьям в Новую Иберию. Там их найти будет сложнее, а значит шансов на успех у них больше.
  Проблемой была и передача воистину бесценного сообщения. Письму такого не доверишь, да и гонца сейчас не найти даже за всё золото мира, будь оно не ладно. Оставалось одно, связь с помощью магии, передача мыслей на расстоянии…
  Например, Михно. Или лучше Константину.
  Правда ни тот, ни другой могут не понять мыслей самого Монбара, а Михно может ещё принять всё за старческий маразм. Но это единственный шанс.
  Даже смешно. Глава гонимого Империей Ордена Клинков собирается воспользоваться магией для спасения самой Империи и остального мира в придачу. Нет, это не смешно. Это страшно…
  - Роланд, - молодой помощник-адъютант, сколько таких было, но этот точно последний, - маэстро Карнилиуса ко мне в кабинет. И казначея туда же. Через десять минут начнётся самый необычный совет в жизни магистра Ордена Клинка Господнего. Бывшего уже Ордена. Карнилиус. Когда-то руннский учёный, специалист по древним народам, теперь орденских собиратель еретических обрядов и самых удачливый их реставратор. На сей раз Монбару не снять его с костра. Первым приполз, что не удивительно, казначей. Удивительно было другое, старый монах действительно скорее переползал с места на место, но делал это заметно быстрее иных молодых воинов. Как оказалось, он не только хорошо передвигается, но и думает не плохо. Эх, надо было прислушаться к его советам и ежемесячно отчислять какую-нибудь объёмную сумму в императорский карман. Глядишь, протянули бы на пару лет дольше. Как тяжело объяснять что-то очень важное людям, которые не привыкли к большой ответственности. Карнилиус, казалось, будет сомневаться до самого падения замка. Казначей вообще отказывался что-либо понимать.
  - Маэстро, готовьтесь к ритуалу. Брат казначей, пройдёмте в главную сокровищницу.
  Массивную дверь из необычного металла могли открыть всего два человека на свете: брат магистр и брат казначей. Это был закон Ордена. Мог её ещё открыть Карнилиус, который её и устанавливал, но в честности старого учёного было грешно сомневаться. Главная сокровищница была много меньше основной, и в ней было гораздо меньше золота и драгоценностей. Зато было гораздо больше Сокровищ. Церковные и светские святыни, наделённые ужасной по своей силе магией, всевозможные тотемы дикарей и идолы еретиков, половина из которых ещё не были до конца изучены. Выносить отсюда, что-либо было не просто запрещёно, но немедленно каралось смертью. Так погибли два магистра и неизвестно, сколько казначеев, поставивших себя выше мудрости Господней. Сегодняшний день был исключением.  Вернувшись в свои покои, Монбар вновь сильно задумался…
  Он не может вынести чашу из замка. Значит нужно, чтобы кто-нибудь из победителей позарился на неё. Будь печать книгой и свитком, а не хрустальным бокалом, магистр Клинков бы имел на одну проблему меньше.
  Завалить её моими драгоценностями? Поставить на постамент в центре зала?? Решение важнейшей для мира проблемы бесцеремонно прервал Роланд. Назвать ворвавшегося адъютанта взволнованным было бы не совсем верно:
  - Они вновь идут на приступ! Следующего натиска нам не выдержать!
  Вот оно. Господи, неужели я так плохо служил тебе??
  - Роланд, сын мой, мой меч и полкувшина лучшего вина из моей коллекции. Быстро.

***

  Замок Монмиракль был подарен первым Клинкам как знак признания их заслуг в деле борьбы с Врагами Веры. Правда, тогда это был обыкновенный деревянный никому ненужный форт на скалистом берегу самого южного из островов Империи. Но тот, чьё ремесло чужая смерть, не может жить в продуваемом всеми морскими ветрами сарае. В перерывах между Святыми походами и молитвами, монахи выстроили из местного камня замок равный самому Стигге. Поколение за поколением магистры Ордена укрепляли свою твердыню, не забывая и о духе своих воинов. Монмиракль расположился в южной части полуострова, попасть на который, теперь можно было, лишь переплыв вырытый Клинками канал.
  На островном берегу канала раскинулись поля, луга и сады Ордена, а на материковом - выросло поселение, большинство зданий в котором являлись постоялыми домами, дающими приют наёмному войску Ордена, и храмами, которые здесь строились якобы для замаливания грехов солдат удачи.  И вот теперь всему этому раю воинствующих монахов пришёл конец. Посёлок давно был занят императорскими войсками. Флот ежедневно расстреливал Монмиракль, а с падением островного форта, защищавшего островок от нападения с материка, стены твердыни также регулярно беспокоила и наземная артиллерия.
  Андре де Монбар знал, что, потеряв форт, они обречены, и лишь старался оттянуть день гибели своих людей. На островке не осталось ни одного вольнонаемного солдата, лишь монахи. Те, кто верил, что Господь един во ста лицах, что слова Его верны на тысячи языков, а слуха Его всегда достигнет праведная молитва, даже если молящий стоит на одной ноге, ночью и без одежд. Стройные ряды имперско-церковных войск приближались к замку под грохот пушек и мушкетов. Клинки огрызались, как могли. А могли они немало: пушки, древние катапульты и баллисты были пристрелены к каждой травинке, родные стены надёжно защищали от снарядов противника, впереди ещё припасено немало сюрпризов. 
  Но что может несколько тысяч профессионалов против всей империи??
  - Роланд, всех командоров ко мне! Быстро!
  Они были готовы умереть за него. Жаль всех, больше всего – Эскарину. Ну, ничего, они увидятся, в другом, в лучшем, чем этом мире. Последний бой обреченных. Монбар принял финальный поцелуй – поцелуй дамы сердца, которая она дарила своему рыцарю.
  Императорская армия шла в свой последний бой против еретиков-клинков. Сегодня с ними шёл в бой их Император, значит, они обязательно победят. Должны победить. Сейчас артиллерия, поливающая замок сплошным ливнем снарядов, нарушит глухую оборону противника и под прикрытием мушкетёров пехота броситься на штурм твердыни. Внезапно главные ворота бесшумно распахнулись, и из них вылетел клин сверкающих в лучах солнца воинов.
  Клинки вышли на свой последний бой, вышли молча. Эта их тишина казалось, и усыпила бдительность имперских военачальников. Сверкающий клинок, на острие которого был сам Андре де Монбар, успел глубоко врубиться в ряды пехоты. Древний орден, чье название отображало их умение. Орден Клинка Господнего, он именовался не просто так -  все от самых младший послушников до магистра превосходно владели холодным оружием. Секрет стали, который знали только орденские оружейники, позволял создавать самые совершенные мечи на свете. Острия их были укреплены и заточены с помощью магии.
  И они нанесли удар. Императорская армия, наполовину состоявшая из церковников, звыла, словно раненый зверь, когда Андре начал прорубаться сквозь нее, пытаясь добраться до Императора, или хотя бы забрать с собой в пекло как можно больше врагов. Падали руки, головы, кровь текла рекой, попадая ему на лицо и заливая глаза. На столь близком расстоянии и в таком хаосе огнестрельное оружие было почти бесполезно – большинство выстрелов имперцев поражали своих же.
  Но надежды не было, их было слишком мало. Андре видел, как их начали теснить, как императорские гвардейцы сами кидались на мечи врагов, закрывая своего повелителя. Между ним и Александром росла стена из трупов. Круг сомкнулся, их отрезали от ворот крепости. Теперь Клинков сжимала исполинская петля, душа, сминая, словно гигантская змея, что обитает в джунглях Новой Иберии. Их становилось все меньше, конечно, Император хотел взять как можно больше живых, чтобы потом под пытками вырвать из них признание. Силен ты Александр, но тебе не обойтись без лжи. Ты обвинишь Орден в самых грязных преступлениях, лишь, для того чтобы положить свою жадную длань на его богатства. Живым он не дастся, решил Монбар.
  Где-то страшно закричал Роланд, Андре мотнул головой, и увидел своего адъютанта мертвым. Прощай друг… Прощайте все. И тогда он начал свой последний танец, подняв с земли второй меч, меч одного из мертвых братьев, Андре размахнулся и начал кружиться с клинками, разя направо и налево, сметая, словно смертоносный вихрь все со своего пути. Он убил многих, прежде чем тяжелый камень из боевой пращи ударил его по шлему.
  Над ним сомкнулась тьма, и последнее, что он услышал – это был голос боевого лекаря из императорских войск.
  - Он будет жить, – сказал голос. – Он будет жить…
  Монмиракль пал, Орден перестал существовать, Клинок Господень догрызала ржавчина имперских войск.

[Брат Ивар]

1-2 числа месяца Полотна. Рунн. Городская тюрьма.

  Руки сами собой сжимались, а внутри звучала песня. Молитва, которая вливалась в душу открывала в нем силу для предстоящего дела. Брат Ивар почти не слышал вопросов, которые задавал один еретик другому еретику. Его глаза лишь изредка улавливали их взгляды и он мысленно торжествовал: покоя нет вам на земле, как не будет покоя вам в небесах, где сады не встретят вас своей благостью, ибо нет веры в ваших сердцах, как нет правды в ваших словах. Он ждал своей минуты, склонив голову и читая молитву.
  - И никто не покидал покоев императора? Никто не входил в них, кроме вас, капитан Нортми? Вы уверены в этом? - бесстрастный голос нарушил молитву, Ивар поднял глаза, вглядываясь в Черного герцога и в того, кто сидел напротив.
  Серые глаза твердо смотрели прямо перед собой:
  - Я верю своим людям, ваша светлость.
  - Отлично.
  "Отлично!" - мысленно повторил Ивар, вновь погружаясь в молитву. Но в этот день ему не суждено было проникнутся благим словом, мешали те, кто требовал к себе внимания, требовал спасения во славу того, кто пожертвовал жизнью, спасая их. Подошедший тюремщик тихо спросил:
  - Надо ли одевать на маркиза Нортми кандалы?
  Брат Ивар встретился взглядом с Рейнхардом и убежденно проговорил:
  - Пока он под охраной - не вижу в этом необходимости, но во время допросов - думаю желательно. Нам дороги наши люди, а его светлость не выглядит покорным и тихим человеком, признавшим свою вину и осознавшим свои ошибки.
  Рейнхард насмешливо посмотрел на духовника:
  - Считаете кандалы средством, которое поможет ему расскаятся?
  - Каспиан-свидетель, нет. Но так спокойнее, - ровно ответил брат Ивар.
  - Мне бы хотелось сразу определить как и когда нам предстоит работать, - задумчиво разглядывая герцога и маркиза Нортми, промолвил первый помощник Черного герцога - Дресслер. - Ваша цель, святой брат?
  Белесо-голубые глаза погрузились в синее марево и казалось во взорах перекрестились две силы:
  - Моя стезя одна - обращение и наставление заблудших, а также воздавание им по грехам их.
  Рейнхард несколько ошалело уставился на священника, но по здравому размышлению решил не вступать в теологический спор:
  - Хорошо. Предлагаю поочередность. Мне не хотелось бы вмешиваться в ваши дела. В свою очередь предупреждаю, что терпеть не могу вмешательств в свои.
  - Разве у нас ни одна задача в этом деле, номен Рейнхард? - ровный голос брата мог бы сразить своей невозмутимостью, но его собеседнику было не до интонаций. В этот миг поднялся Этьен Нортми и его верный помощник, оставив божьего избранника, устремился к хозяину.

  Брат Ивар проводил его невозмутимыми глазами и сделал знак тюремщикам, которые закрыли за ним дверь. В этот день он даже не зашел к своему высокопоставленному арестованному. Он лишь молился и ждал определенного часа. Когда в мутном окне заиграли лучи солнца, час наступил. Брат Ивар быстро поднялся с колен и скоро прошел в небольшой кабинет, где бросив истовый взгляд на образ Спасителя, приложил пальцы к губам, прошептав что-то и тут же вышел за дверь, отдавая негромкие приказы. Пока помощники выполняли его указания, Ивар прошел в камеру к арестованному маркизу и неторопливо встал у грубого сруба, заменявшего постель, на нем обычно лежала дерюга, но маркиз, отбросив тряпку в угол, возлежал на собственном плаще. Молодой человек не прореагировал ни на открывшуюся дверь, ни на шаги в своей камере и звук затаскиваемых в камеру кандалов не заставил вздрогнуть ни один мускул лица арестованного. Ивар мысленно возблагодарил Спасителя и негромко вымолвил:
  - Да пребудет с вами благословение Спасения. Встаньте.
  Глаза арестованного медленно открылись и он чуть потянулся. Священник со странной смесью неприязни и восхищения наблюдал, как царственно приподнялся его пленник на локте и чуть встряхнув головой поднялся на ноги, глядя ничего невыражающим взглядом на тюремщиков, что втащив кандалы, смотрели преданными глазами на духовного отца. Ивар молчал, соображая, и неожиданный, холодный голос прервал его мысли:
  - Не заставляйте меня ждать.
  - Извольте.
  Духовный наставник подал знак и сам покинул камеру, направляясь в небольшой кабинет. Войдя туда, он невольно приостановился: посреди кабинета стояла высокая девушка в строгом, черном платье. Когда она величаво обернулась на звук открываемой двери, брат Ивар торжествующе улыбнулся про себя: "Как раз то, что нужно!" Его глаза встретились с высокомерными, холодными глазами:
  - Меня вызвали сюда и заставили прождать около двух часов, - бархатный тон не скрывал ледяной интонации голоса.
  - Прошу прощения, номени Карна, я был занят беседой с одним человеком. Сами понимаете в единый миг разговор в такой обстановке не прервешь.
  Он сложил руки перед собой и прошел к женщине, чуть склоняя голову:
  - Всего несколько вопросов, номени. Вам знаком молодой капитан королевской гвардии - Никола Нортми?
  - Да.
  - Вы хорошо его знаете?
  - Насколько можно знать человека знакомого лишь в приватной обстановке будуара или в официальном блеске двора.
  - Вы были бы рады с ним встретится?
  - Не здесь, - красивые губы тронула высокомерная, наглая усмешка.
  - Понимаю, - негромко ответил Ивар и, чуть помолчав, добавил: - Вы были с капитаном на небольшом вечере у его императорского величества в канун трагического события?
  Женщина устремила на священника черный, непроницаемый взгляд:
  - Да.
  - Могли бы вы сказать: кто и как, по вашему мнению, повинен в гибели нашего государя?
  Карна Норн задумалась, склонив набок красивую голову и молчаливо скользя взглядом по стенам кабинета. Он ждал, твердя безмолвную молитву. Наконец спокойный голос нарушил тишину:
  - Весьма трудно сказать это, святой отец. Пожалуй, двое могли быть заинтересованы в гибели Александра, - то как она произнесла имя императора, заставило Ивара внутренне собраться: "Греховодница.. но я и до тебя доберусь. Сначала это дело".
  - Вы могли бы мне назвать их имена?
  Карна Норн - одна из любимейших фавориток императора погрузила свой властный, диковатый, темный взгляд в белесо-голубые глаза Ивара:
  - Никола де Нортми - капитан гвардии и личный телохранитель Императора. И Сандра де Ла Прад, - прелестница помолчала и с каким-то особым жаром добавила. - И Ее Величество - Эрмина Иберо.
  - Ваши мысли на чем-то основаны? Или это только подозрения, номени Карна?
  - Ее Величество благоволит к Сандре и уже давно всем известно, что брак с Александром лишь формальность. Весь двор знает о том что Сандра ненавидела своего сюзерена, - голос молодой женщины был негромок и странным образом напоминал и пение птицы, и шипение ядовитой змеи. - А Никола вполне мог пойти на поводу у этой зеленоглазой вертихвостки... и уж тем более - у Императрицы. Поговаривают, что они - тайные любовники.
  - Зеленоглазой?
  Неожиданная улыбка сверкнула в глазах Карны:
  - Да. Вы разве не знали, святой отец, что глаза - это зеркало души?
  - Дочь моя, я ни на минуту об этом не забываю, - он погрузился в свои мысли ненадолго, улыбаясь никому невидимой улыбкой. - Вас проводят. Идите с миром.
  "Пока.. " - мысленно добавил он, проследив как выводят черноволосую, ослепительно красивую фаворитку за двери кабинета. Глаза его вновь поднялись к потолку, который заменял тут небо. Губы быстро прошептали молитву и преданный последователь Каспиана стремительно прошел в комнату, куда его люди увели маркиза Нортми. Зрелище, которое он застал, явно поразило невозмутимого служителя церкви: один из тюремщиков вытирал губу из которой текла кровь, второй самозабвенно закреплял цепь, удерживающую правую руку капитана гвардейцев к стенному крюку. Брат Ивар недоуменно покачал головой:
  - Объяснитесь, друзья мои. Что это значит? - глаза буровили лицо Николы Нортми, но молодой человек находился в странном состоянии полузабытья. Ивар удовлетворенно кивнул сам себе головой: "Отлично".
  - Он пытался сопротивляться, пока его вели сюда.
  - Разбил мне губу.
  - Да, но вы тоже как видимо, постарались или.. забылись, друзья мои. По шесть плетей каждому. Сейчас же.
  Они кивнули головой, а брат Ивар встал напротив маркиза, чьи руки безвольно висели в цепях, а голова опустилась на грудь: "Да.. все так как и описывали. Дурманящее средство.. Оно быстро сломало его волю". Раздавшиеся удары плетей не мешали ему думать, а вот холодный, ленивый голос - помешал:
  - Никогда покоя от вас нет. Или это принято наказывать тюремщиков в присутствии заключенных?
  Ивар удивленно поднял брови: маркиз исподлобья смотрел на него ничего невыражающим взглядом. Из рассеченной губы у него сочилась кровь, а глаз медленно опухал от удара чьего-то тяжелого кулака. "Нет, рано говорить. Дурман не подействовал и его воля все еще сильна. Но всему свое время".
  - Вы отдохнули? Что ж, тогда примемся за работу.
  В этот день допроса тоже не было. Брат Ивар диктовывал свои вопросы и ответы ушедшей Карны одному из своих помощников, не сводя глаз с прикованного к холодной стене человека. Но единственное что он увидел за почти пять часов размышлений и чтения молитвы, перемежающегося с написанием никому не нужных, кроме него бумаг - это циничную, холодную усмешку на краткий миг озарившую лицо арестованного.