Часть первая: Ветер перемен Опции

[Народ]

2632 год, месяц Полотна.
Остров Меллит, крепость Ордена Клинка Господнего.

  …и одолел Он воинство тёмное, ибо никогда не сравниться исчадиям адовым с силами Его. И заточил Он демонов ада, и над каждым поставил печать незыблемую. Не было у Него ни злата благородного, ни кипарисового дерева чистого, как всем истинно в него верующим ведомо сильнейших преград супротив сил Тьмы, а была только дорожная сума с нехитрым скарбом бедного странника. Так по воле Его стали величайшими стражами и защитниками рода людского гребень да зеркало, медальон да кость рыбья…

  К сожалению даже Книга Книг подтверждала страшную находку. Итак, и демоны и печати действительно существуют, в этом легенды многочисленных полудиких племён и неверных народов не лгали. И если месторасположение заточения демонов Андре де Монбара не волновало, то на поиски тайных укрытий печатей он бы немедленно отправил весь Орден, начиная от ещё совсем зелёных послушников и заканчивая постоянно нанимаемыми головорезами.
  Но именно сейчас, когда он узнал величайшую тайну в мире, он, глава самого могущественного церковного ордена, ничего не может сделать. Монмиракль в осаде которую неделю, войска собранные в Крестовый поход против еретиков со всей империи не пропустят даже пары лучших лазутчиков, не говоря уже о целой экспедиции.
  - И ведь никто меня сейчас не будет слушать. Воистину, Император - ставленник самого Черного Сеятеля. Не иначе ему захотелось орденских богатств, собранных в бесчисленных походах и боях. Мало ему спокойных границ и относительной веротерпимости в Империи. Ему дороже шелка и золото на его фаворитах.
  Монбар презрительно сплюнул.
  Не уличением императорских пороков сейчас нужно заниматься. Нужно найти способ сообщить о раскрытой тайне братьям в Новую Иберию. Там их найти будет сложнее, а значит шансов на успех у них больше.
  Проблемой была и передача воистину бесценного сообщения. Письму такого не доверишь, да и гонца сейчас не найти даже за всё золото мира, будь оно не ладно. Оставалось одно, связь с помощью магии, передача мыслей на расстоянии…
  Например, Михно. Или лучше Константину.
  Правда ни тот, ни другой могут не понять мыслей самого Монбара, а Михно может ещё принять всё за старческий маразм. Но это единственный шанс.
  Даже смешно. Глава гонимого Империей Ордена Клинков собирается воспользоваться магией для спасения самой Империи и остального мира в придачу. Нет, это не смешно. Это страшно…
  - Роланд, - молодой помощник-адъютант, сколько таких было, но этот точно последний, - маэстро Карнилиуса ко мне в кабинет. И казначея туда же. Через десять минут начнётся самый необычный совет в жизни магистра Ордена Клинка Господнего. Бывшего уже Ордена. Карнилиус. Когда-то руннский учёный, специалист по древним народам, теперь орденских собиратель еретических обрядов и самых удачливый их реставратор. На сей раз Монбару не снять его с костра. Первым приполз, что не удивительно, казначей. Удивительно было другое, старый монах действительно скорее переползал с места на место, но делал это заметно быстрее иных молодых воинов. Как оказалось, он не только хорошо передвигается, но и думает не плохо. Эх, надо было прислушаться к его советам и ежемесячно отчислять какую-нибудь объёмную сумму в императорский карман. Глядишь, протянули бы на пару лет дольше. Как тяжело объяснять что-то очень важное людям, которые не привыкли к большой ответственности. Карнилиус, казалось, будет сомневаться до самого падения замка. Казначей вообще отказывался что-либо понимать.
  - Маэстро, готовьтесь к ритуалу. Брат казначей, пройдёмте в главную сокровищницу.
  Массивную дверь из необычного металла могли открыть всего два человека на свете: брат магистр и брат казначей. Это был закон Ордена. Мог её ещё открыть Карнилиус, который её и устанавливал, но в честности старого учёного было грешно сомневаться. Главная сокровищница была много меньше основной, и в ней было гораздо меньше золота и драгоценностей. Зато было гораздо больше Сокровищ. Церковные и светские святыни, наделённые ужасной по своей силе магией, всевозможные тотемы дикарей и идолы еретиков, половина из которых ещё не были до конца изучены. Выносить отсюда, что-либо было не просто запрещёно, но немедленно каралось смертью. Так погибли два магистра и неизвестно, сколько казначеев, поставивших себя выше мудрости Господней. Сегодняшний день был исключением.  Вернувшись в свои покои, Монбар вновь сильно задумался…
  Он не может вынести чашу из замка. Значит нужно, чтобы кто-нибудь из победителей позарился на неё. Будь печать книгой и свитком, а не хрустальным бокалом, магистр Клинков бы имел на одну проблему меньше.
  Завалить её моими драгоценностями? Поставить на постамент в центре зала?? Решение важнейшей для мира проблемы бесцеремонно прервал Роланд. Назвать ворвавшегося адъютанта взволнованным было бы не совсем верно:
  - Они вновь идут на приступ! Следующего натиска нам не выдержать!
  Вот оно. Господи, неужели я так плохо служил тебе??
  - Роланд, сын мой, мой меч и полкувшина лучшего вина из моей коллекции. Быстро.

***

  Замок Монмиракль был подарен первым Клинкам как знак признания их заслуг в деле борьбы с Врагами Веры. Правда, тогда это был обыкновенный деревянный никому ненужный форт на скалистом берегу самого южного из островов Империи. Но тот, чьё ремесло чужая смерть, не может жить в продуваемом всеми морскими ветрами сарае. В перерывах между Святыми походами и молитвами, монахи выстроили из местного камня замок равный самому Стигге. Поколение за поколением магистры Ордена укрепляли свою твердыню, не забывая и о духе своих воинов. Монмиракль расположился в южной части полуострова, попасть на который, теперь можно было, лишь переплыв вырытый Клинками канал.
  На островном берегу канала раскинулись поля, луга и сады Ордена, а на материковом - выросло поселение, большинство зданий в котором являлись постоялыми домами, дающими приют наёмному войску Ордена, и храмами, которые здесь строились якобы для замаливания грехов солдат удачи.  И вот теперь всему этому раю воинствующих монахов пришёл конец. Посёлок давно был занят императорскими войсками. Флот ежедневно расстреливал Монмиракль, а с падением островного форта, защищавшего островок от нападения с материка, стены твердыни также регулярно беспокоила и наземная артиллерия.
  Андре де Монбар знал, что, потеряв форт, они обречены, и лишь старался оттянуть день гибели своих людей. На островке не осталось ни одного вольнонаемного солдата, лишь монахи. Те, кто верил, что Господь един во ста лицах, что слова Его верны на тысячи языков, а слуха Его всегда достигнет праведная молитва, даже если молящий стоит на одной ноге, ночью и без одежд. Стройные ряды имперско-церковных войск приближались к замку под грохот пушек и мушкетов. Клинки огрызались, как могли. А могли они немало: пушки, древние катапульты и баллисты были пристрелены к каждой травинке, родные стены надёжно защищали от снарядов противника, впереди ещё припасено немало сюрпризов. 
  Но что может несколько тысяч профессионалов против всей империи??
  - Роланд, всех командоров ко мне! Быстро!
  Они были готовы умереть за него. Жаль всех, больше всего – Эскарину. Ну, ничего, они увидятся, в другом, в лучшем, чем этом мире. Последний бой обреченных. Монбар принял финальный поцелуй – поцелуй дамы сердца, которая она дарила своему рыцарю.
  Императорская армия шла в свой последний бой против еретиков-клинков. Сегодня с ними шёл в бой их Император, значит, они обязательно победят. Должны победить. Сейчас артиллерия, поливающая замок сплошным ливнем снарядов, нарушит глухую оборону противника и под прикрытием мушкетёров пехота броситься на штурм твердыни. Внезапно главные ворота бесшумно распахнулись, и из них вылетел клин сверкающих в лучах солнца воинов.
  Клинки вышли на свой последний бой, вышли молча. Эта их тишина казалось, и усыпила бдительность имперских военачальников. Сверкающий клинок, на острие которого был сам Андре де Монбар, успел глубоко врубиться в ряды пехоты. Древний орден, чье название отображало их умение. Орден Клинка Господнего, он именовался не просто так -  все от самых младший послушников до магистра превосходно владели холодным оружием. Секрет стали, который знали только орденские оружейники, позволял создавать самые совершенные мечи на свете. Острия их были укреплены и заточены с помощью магии.
  И они нанесли удар. Императорская армия, наполовину состоявшая из церковников, звыла, словно раненый зверь, когда Андре начал прорубаться сквозь нее, пытаясь добраться до Императора, или хотя бы забрать с собой в пекло как можно больше врагов. Падали руки, головы, кровь текла рекой, попадая ему на лицо и заливая глаза. На столь близком расстоянии и в таком хаосе огнестрельное оружие было почти бесполезно – большинство выстрелов имперцев поражали своих же.
  Но надежды не было, их было слишком мало. Андре видел, как их начали теснить, как императорские гвардейцы сами кидались на мечи врагов, закрывая своего повелителя. Между ним и Александром росла стена из трупов. Круг сомкнулся, их отрезали от ворот крепости. Теперь Клинков сжимала исполинская петля, душа, сминая, словно гигантская змея, что обитает в джунглях Новой Иберии. Их становилось все меньше, конечно, Император хотел взять как можно больше живых, чтобы потом под пытками вырвать из них признание. Силен ты Александр, но тебе не обойтись без лжи. Ты обвинишь Орден в самых грязных преступлениях, лишь, для того чтобы положить свою жадную длань на его богатства. Живым он не дастся, решил Монбар.
  Где-то страшно закричал Роланд, Андре мотнул головой, и увидел своего адъютанта мертвым. Прощай друг… Прощайте все. И тогда он начал свой последний танец, подняв с земли второй меч, меч одного из мертвых братьев, Андре размахнулся и начал кружиться с клинками, разя направо и налево, сметая, словно смертоносный вихрь все со своего пути. Он убил многих, прежде чем тяжелый камень из боевой пращи ударил его по шлему.
  Над ним сомкнулась тьма, и последнее, что он услышал – это был голос боевого лекаря из императорских войск.
  - Он будет жить, – сказал голос. – Он будет жить…
  Монмиракль пал, Орден перестал существовать, Клинок Господень догрызала ржавчина имперских войск.

[Народ]

01 число месяца Полотна. Шенбурнн и улицы Рунна.

Вот просыпаешься, а голова и шея вроде и на месте, да ни на том. И замечаешь это только из-за странных взглядов окружающих тебя. А они – люди – с собой бы разобрались для начала. Впрочем, куда тут… в это утро им было не до себя. Потому что ни шеи, ни головы на месте не оказалось. Дворец Шенбурнна проснулся без своего Императора. И как бы это не скрывали, но к вечеру – не было во всем замке уголка, где бы это событие не обсуждалось. Никакие секреты не могут быть вечны, когда их знают больше двух человек. Небольшие группки придворных в странной сутолоке перемещались по зданию, пытаясь найти себе место, которого не было. Они не знали кого теперь слушать, хотя главных голосов как всегда было гораздо больше на первый взгляд. Усиленная охрана входов и выходов, аресты и допросы. То тут, то там слышался приглушенный шепот:
- Я собственными глазами видел, как герцог Нортми прошел к императрице…. Они уединились, представляете? И это после ареста ее любовника – сына герцога.
- Вы имеете в виду капитана королевской гвардии? Не смешите меня, милейший, он любовник императора….
- Был – вы это хотите сказать?
- Какая разница, милейший? В любом случае – душка Эрмина не изменяла нашему Александру.
- Вы так говорите, словно еженощно дежурили у ее постели….
- Ах, я бы об этом мечтал….
В другом углу дворца слышался еще более приглушенный шепот:
- Моя дорогая, я вам это говорю со всей ответственностью: это она, она.. Ведьма напутала со своими травами чего-то…. И он умер от удара в сердце, - «он» было выделено таким необычным голосом, что сразу понималось кто имелся в виду.
- Зачем же ей было это делать спустя столь долгое время? Уже семь лет они женаты. Глупости! Это не яд….
- Тише! – пугливое оглядывание вокруг. – А что же это по вашему?
Третий голос:
- Удар в спину. Я слышала, что его нашли на ступеньках дворца и он лежал, пытаясь сказать имя убийцы… но рядом был только этот капитан, который по слухам сам же его и предал.
- Нет же! Это она!
- А я вам говорю, что это Синий герцог зашелся от своей ревности и подговорил убить Александра.
- Кого?
- Да как – кого? Конечно же Карну!
- Святой Каспиан, вы все запутали! Не Карну, а Эрмину….
- Да нет же! Сандра отравила его поцелуем! Она давно собиралась это сделать и даже проводила эксперименты….
- На ком?
Шепот затихает, чтобы пробудится с новой силой и тут же затихнуть, так как мимо сплетничающих придворных неторопливо прошел Кардинал Рунна. Все присутствующие склонили головы в ожидании благословения. Священник молча освятил всех, кто того пожелал и прошел дальше. Его проводили странными взглядами, а вслед понесся новый всплеск шептаний и домыслов. Подслушивать друг за другом приятно вдвойне, да и пользительнее.
- О чем это шепчутся те двое?
- О чем же им шептаться, как не об императоре... мне кажется, я даже слышал как вон тот, в зеленом колете с цепью маркиза произнес имя сиятельного канцлера.
- Вот умора будет, если воробьи сами призовут ворона.
- Ворон кажется настолько погряз в делах, что и носа, ой простите, клюва не кажет из своего особняка.
- Слухами Шенбрунн полнится... уверен, что секретарь положит на стол Барне запись всех слухов.
- Вы полагаете?
- Уверен! И скользких шуток, кстати, тоже. Вот вашей например.
- Право, вы шутите, - наигранно улыбнулся изрядно побледневший собеседник, понижая голос до шепота. - Кто же ему расскажет?
- Мало ли... у слухов не бывает авторов, зато авторы бывают у канцлера. Кстати, я все забываю отдать вам тот карточный долг... сотня золотых империалов, кажется.
- Вы удивляете неосмотрительностью, виконт. Вы мне его отдали не далее как два дня назад.
- Неужели?
- Конечно-конечно... скажите, - мужчина еще понизил голос, - а вы правда думаете, что мою... ээм, неосмотрительность, кто-то мог расслышать?
- Не думаю, друг мой. Здесь так шумно... а я уже с трудом помню что вы сказали. Определенно, память меня подводит... Надо же, забыть что отдал вам сотню империалов!
Круг бесконечен. Новый виток и снова голоса обсуждающие то, что они не знают, но ведают, слышат или сами допридумывают.
- О, а кто же теперь будет командиром королевских гвардейцев?
- Разумеется старший из Барна. Милый юноша и весьма, - негромкий голосок принадлежал какой-то одной из фрейлин видимо недавно представленной ко двору.
- Милочка, да что вы! У них еще ныне действующий капитан не сказал своего слова.
- С ним – я уверена – разберутся быстро. Он свое дело сделал и песенка его спета….
- Кто же осмелится, позвольте поинтересоваться? – галантный вопрос задал мужской, приятный голос.
- Да собственный отец, - шепот был явно женским, хоть и приглушенным настолько, что едва слышался. – Говорят, что он втайне тщательно подбирал для сына его же гвардейцев и они все шпионили для него. И даже любовников и любовниц ему подбирал. Второй-то юноша из семьи нашего канцлера думаете просто так крутился без меры под ногами у Николы?
- Ой-ой, а я этого и не знал. Осчастливьте и просветите.
- И капитан… и его двое кузенов…. И говорят чуть ли не сам …. – голос понизился настолько, что было не разобрать этого странного полубормотания, но по оживленным лицам вполне можно было догадаться о смысле пересудов.
- И после этого вы считаете, что соловей наш отпел? Весна только начинается, милая моя.
- Разумеется пропел и охрип, - с ухмылкой подхватил мужчина. – Куда ему теперь – один Каспиан ведает.
- Наверняка сошлют.
- Куда? Кто?
- Да Черный герцог и сошлет. Домой…. Цветочки выращивать, - смех пролетел над залом и затих под сверкающим потолком.
И снова оживает тихий разговор, расползающийся по углам, как паутина:
- Ах, это все проклятие Монбара! Как печально... и страшно!
- Если кто-то и нагреет на этом руки, то это милейший Альфред... - рассудительный мужской голос. - Этих Барна слишком много, чтобы они не были в чем-то замешаны, я вам говорю!
- Ну, нельзя же во всем подозревать злой умысел! - женщина широко раскрыла глаза и взволнованно обмахнулась веером.
- А belle Catherine, по-вашему, просто так вернулась?
- Ах, даже так...
- Но я вам этого не говорил, - мужчина склонился над рукой своей собеседницы.
Дворец всегда остается дворцом.

…. Улицы Рунна были привычно шумны, жизнь текла своим чередом. Торговец тканями спорил с портным, который отказывался покупать большую партию шелка:
- Да ты посмотри – струится, как воды Вольтурны. Нежнее волос возлюбленной.
- Тебе бы стихи сочинять, а не тряпки свои продавать, - ворчал портной. – Куда мне эта кипа? Рук не хватает, да и спрос сейчас невелик.
- А ты к теплу готовь своих трудяг. Что за дело – работать на сегодня? Так каши не похлебаешь, а поесть ты – не дурак.
Портной хмыкнул и предложил заплатить часть натуральном продуктом, то есть – собственными товарами. Спор пошел по новому кругу.
Гвардейцы внутреннего охранения Рунна гнали по улицам голодранцев, которые с улюлюканьем улепетывали от них. Один из преследователей вытащил пистолет и прицелился в спины бегущим:
- Бей! – раздался выстрел. Кто-то упал.
Нищие заорали уже ни на шутку и бросились наутек со всевозможной скоростью, а преследующие их солдаты остановились, разглядывая упавшего:
- Видал какой нарост на лбу? Говорят они сами себе уродство ворожат….
- Да брось ты. Колдуны они что ли?
- Кто знает. Но эту мерзость вонючую – ненавижу.

Из богатого особняка раздался возмущенный вопль:
- Крис! Какого демона ты натворил с моими лентами?
- Вероника, не кричи как торговка уличная!
- Буду! Буду! БУДУ!
- Сестра, что случилось?
- Глянь, Каэтана, он их всех завязал узелком! Как я теперь буду разбираться где начало, а где конец? Это он специально! Потому что вчера Понси опрокинул на него чашку сока вишневого….
Резкий удар двери и негромкий голос:
- Тише, дети. Сегодня – тише. Бабушка просила вас зайти.
- Рауль прибыл?
- Нет, но голубь прилетел. Ваш брат скоро будет дома.
- Ох нет…. Я думала он хотя бы к празднику прибудет. Не хочу праздновать новый год без Рауля!

Еще один особняк Золотого города тих. Лишь быстро открывающаяся и закрывающаяся дверь указывает, что живущих в нем людей – более чем достаточно.

Ремесленный Рунн работал. Люди тут не привыкли к бесконечным разговорам. За них говорили их руки, создающие столь необходимые всем предметы быта, роскоши, мира или войны.

Черный город – гулял, как и всегда, как никогда. Сегодня они праздновали наступивший год. Под грубые удары страшного вида инструментов танцевали уроды и нищие, попрошайки и бродяги, бедняки и убийцы. Где-то в трактире раздался перебор струн и грубый голос запел:

Сосед мой слева - грустный арлекин,
Другой - палач, а каждый третий - дурень.

Один - себя старался обелить,
Другой - лицо скрывает от огласки,
А кто - уже не в силах отличить
Свое лицо от непременной маски.

Я в хоровод вступаю, хохоча,-
Но все-таки мне неспокойно с ними:
А вдруг кому-то маска палача
Понравится - и он ее не снимет?

- Заткни свой рот, Джереми! Разве это веселая песня? – еще более грубый окрик раздался в трактире.
Послышался звон метала, треск столов, кого-то выкинули на улицу. Черный город гулял и веселился, празднуя наступление нового года, нового времени. На календаре был праздник.