Прологи: Вечная Империя Опции

[Народ]

Древнее сказание, утерянное во времени....

В древней книге буквы чертят эту историю. Буквы пляшут в страшном хороводе, разбегаясь и не поддаваясь никаким силам, им не хочется складываться во что-то осмысленное и ясное, но есть сила, которая может совладать с ними. Память способна на многое, если заставить ее ожить и, вытерев пыль со старого переплета, отпереть причудливый замок, распахнуть страницы и дотронуться до пожелтевшей не то бумаги, не то ткани. Тогда непослушные буквы устало остановят свой вечный бег, замрут на мгновенье и сложатся в слоги, слова, предложения, побегут ровными рядами, рисуя, плетя, рассказывая о том, что было или что помнится… О том, о чем не хотят вспоминать, о том, о чем не сказано в истории, о том, о чем умалчивает людская молва – самая верная сплетница в мире. Они поведают легенду, ставшую былью и быль, ставшую сказкой. Они расскажут правду.
    Случилась она на заре времен, когда силы создавшие мир еще не получили имен и звали себя как им хотелось. Люди же их называли Силами или Игроками, позже их звали Богами. Совсем после их назвали демонами. И белое стало черным, а черное белым. Создавшие – разрушающими, уничтожившие – созидающими, а память умерла на устах людской молвы – самой верной сплетницы в мире. День равнялся трем дням нынешнего времени.
    Каждый из Богов сам выбирал себе дом и землю, чтобы жить, творить и совершенствоваться, но все они всегда могли вернуться в Чертоги – огромный зал, затерянный между вчера и сегодня, днем и ночью, светом и тьмой. Изящные и в тоже время величественные колонны поддерживали свод цвета чернильной ночи, на котором сверкали звездочки, и из каждой изливался солнечный свет. Свет дневного светила подаренный ночными красавицами. Это было прекрасно, это было совершенно, это было божественно. Хорошо, что люди не могли видеть этого, потому что увидевший такое однажды – никогда бы не смог жить.
    В один из дней, Крио – один из Богов призвал в Чертоги братьев и сестер. Пять братьев Старших и три сестры откликнулись на зов. Четвертая долго не появлялась. И лишь когда Крио заговорил, сверкание прервало его речь и появилась четвертая из сестер. Легенда гласит, что ей не было равных по красоте и холодности – Леа – лед и совершенство северного сияния, красота полярной ночи.
- Зачем ты собрал нас? - невозмутимый голос прекрасной сестры Богов замораживал воздух. Прозрачная гладь бассейна, раскинувшегося в центре огромного зала, покрылась ледяной коркой, игравшей в лучах падавшего со всех сторон света радугой.
- Не для приятной беседы, - тут же ответил Крио, лед треснул и по глади воды пошли волны. Вода начала закипать.
- Жаль, - откликнулся Бир – повелитель бурь и миражей. - Две сестры уже поссорились сегодня из-за клочка земли на севере. Каждая желает вложить свою силу в него… - Бир тронул каменную статую и та, обернувшись олененком, исчезла в туманной дымке, подступавшей к Чертогам.
Крио повел рукой, прерывая брата:
- Молчаливый покинул нас. – Зал вздрогнул, свет сотен лучей замерцал и забился.
- Что?! - единый крик огласил чертог.
- Тело Молчаливого зверски изуродовано людьми, убившими его. Вот…
Перед изумленными Богами появился светящийся сосуд, где покоились останки одного из них.
- Он был младшим… Его срок не пришел, но он ходил среди людей, - прижимая руку к губам, шептала одна из сестер – Даиль – повелительница дневного света и летнего ветра.
Леа молча смотрела на Крио. Губы богини скривились в странной улыбке, но слова за нее сказал Раф – владыка тени и облаков:
- Людям не под силу такое. Молчаливый хоть и не получил имени, и срок его не пришел - был одним из нас. Убить его могли только…
Взгляды девяти пар глаз перекрестились. Поднялся Нид – властитель камня и железа:
- Нам под силу воскресить его.
- И начать вражду между собой, - тихо молвила Крои. Их сходство с Крио было бы абсолютным, но сестра всегда задумчива и тиха – повелительница дождя и тумана, а брат - повелевал молниями и громом. - Когда Молчаливый воскреснет, он будет другим. И пожелает найти тех, кто сотворил с ним подобное...
Тарс – владыка огня и эха усмехнулся:
- Неужели это страшит? Мы давно засиделись тут...
Поднялась Леа:
- Наша вражда - скучна. Мы разнесем мир и разойдемся в разные стороны. Пусть люди решают - кому из нас остаться с ними. Мы отдадим им все, что сможем. И Молчаливого тоже… Те, кто оживят его, или погубят мир, или обретут.
- Зачем же отдавать им такой козырь? - поразилась словам сестры Бьер, повелевающая снами и шепотом листьев.
Крио поднялся во весь рост, жестом прекращая все разговоры:
- Выбор между живыми Силами и мертвым богом, который несет своим воскрешением проклятие или благословение... Наделение людей - избранных - великими способностями… Открытия им тайны Сил - пусть управляют и тешат свою ненасытную гордость… Наш всегда молчавший брат сможет стать великим… каждой своей частью, - рука бога скользнула в свечение, окрашиваясь в зарево горящей крови. Он усмехнулся: - Святые мощи… Сила, Власть, Жизнь… Занятные ставки в игре. Разбирайте свои фигуры, братья и сестры… С еще одним условием. Проигравший теряет свою силу, отдавая выигравшему… И становится его покорным слугой. Победитель властен над его жизнью… Такие простые правила – такая сложная игра.
    Девять пар глаз перекрестились. Боги улыбнулись, принимая игру. Девять точеных изящных рук столкнулись над сосудом, источавшим аромат смерти…  Смерти ли? Разве могут Боги умирать? Но, если Боги подарили смерть людям, значит сами они знали о ней… Откуда? Что ждет их в конце пути и есть ли он – этот конец…
Был день первый.


***


    На высоком утесе над бушующим морем стоят двое. Он облачен в серое с бирюзой, она в голубое с серым. Шквальный ветер рвет его темные кудри и ее русые косы, бросается им в лицо, нападает, но двое замерли. Нерушимо. Непоколебимо.
- Что ты знаешь о случившемся? - голос Бира был тих, но в нем слышался рокот волн, накатывающих на неприступные скалы.
Крои вскинула глаза на брата:
- Его убили и расчленили, желая получить силу…
- Они получат ее. Полностью. Как бы им не стало плохо от этой силы...
- Не надо так. Они - люди. Обезумевшие, - узкая ладонь нежно гладила его сильное плечо.
- Они слабы, но пытаются стать равными нам… Мы должны бы наказать их, а мы даруем им величайшее из сокровищ, - сильная рука накрывает изящную руку сестры и сжимает ее в своей огромной ладони. Волны, совсем обезумев, взлетают все выше, окатывая их солеными брызгами.
- Они, как дети, брат… Как дети. Разве можно судить и обвинять детей? – Узкая ладошка выскальзывает из руки брата и касается развеваемых на ветру волос Бога.
- Детей нужно воспитывать. Поркой!
- Детей нужно любить, любить и учить… - Пальцы зарываются в густые локоны и теряются там.
- Возможно, в чем-то ты и права… - Он закрывает глаза и задумывается. – Но мне бы не хотелось, чтобы мы совершили ошибку. Это будет дорого нам стоить…
- Мы не ошибемся… - Маленький пальчик коснулся губ брата, не давая сорваться ответу. Вокруг них зашумел серый дождь, а волны бессильно откатились назад.


***


    Горы, израненные разломами и пропастями, вздыбленные наростами пиков и вершин. Горы, рождающие  металлы и драгоценные камни, скалы – бывшие вулканами, истекшие лавой, рассыпавшиеся пеплом и прахом. И двое на вершине одной из этих несчастных гор. Один сидит на плоском валуне  и играет с маленькой ящеркой – вспыхивающей, сгорающей и возрождающейся из собственного пепла, неожиданно он спрашивает:
- Ты веришь старшему? – Тарс, совсем молодой по меркам Богов, страшный старик по меркам смертных.
- У меня нет повода не верить, - Нид сгибает в пальцах металлические кольца. Потом разгибает их и начинает развлекаться заново, сооружая разные фигурки.
Тарс вскочил:
- А я ходил к черте… И знаю кто там! У них нет имени. Хотя они много старше нас.
Нид невозмутимо поднял глаза на брата, кольцо сломалось в его пальцах:
- Если то, что ты видел - старше, то имя ему есть. Другое дело, что ты его не знаешь. - Тебе расхотелось играть?
Молодой Бог расправил сильные плечи, ящерка вспыхнула в последний раз, и он пустил сверкающий пепел по ветру:
- Отчего же! - но тут же сник. - Но как же Бьер? И остальные сестры.. Разве они смогут на равных бороться с нами?
Нид засмеялся легко и непринужденно, в руках его уже образовалась длинная крепкая цепь:
- Смогут. Еще как.
- Но как…
Так… так… так… ответило насмешливое эхо.
Был день второй.


***


    Чертоги казались пустыми, но лишь на первый взгляд. Даиль, Бьер и Раф стояли возле светящегося сосуда. Руки их едва касались его стенок. Сквозь пальцы плавно лилась кровь.
- Они все погибли?
- Не уверен. Но те, кто поднял на него руку - да. Видевшие остались живы. Совершившие - ушли вслед за ним.
- Люди не уходят вслед за нами. У них свой путь, - тихий голос Даиль перебил сестру и брата.
- Ты уверена? - Раф насмешливо изогнул бровь.
Глаза богини засветились, соперничая с сиянием сосуда:
- Да… Их путь ведет к нам, но никогда люди не подойдут и не встанут рядом. Им не захочется выходить из рамок времени жизни...
Бьер вздохнула:
- Из тебя бы вышла прекрасная Видящая, сестра. Ты убедишь даже нас в том, чего даже и не видела ни разу. Черта одна. И мы были там все.
Кровь остановилась, застывая причудливым узором и связывая их пальцы. Раф напрягся, вглядываясь в узор:
- Десять… правильно - десять.
- Нас девять…
- А священных мощей будет десять, - безапелляционно заявил Раф.
- Двенадцать… - возникший за их спинами Нид, властно вознес руку. Тарс, появившийся вместе с ним, неотрывно смотрел за сосудом. - Вы забыли его голову… и сердце… Не оставлять же нам это в качестве памяти о брате.
Сверкающий сосуд задрожал, разбиваясь...
    Бир и Крои возникли рядом со своими братьями и сестрой. Сразу запахло дождем и морем. Двенадцать частей растерзанного тела замерли в круге между Богами, алые узоры, словно трещины по сухой земле, бежали по ним, складываясь в странные знаки и символы, красноватое свечение разрасталось, становясь невыносимым даже для глаз Старших. Наконец, вспышка ослепительно алого пламени взметнулась высоко к небу, разбрасывая вокруг ледяные искры, и потухла так же стремительно, как появилась. В круге осталось двенадцать предметов, невероятно простых и этим прекрасных.
- Да будет так! – Громовым раскатом за спинами Старших раздался голос Крио. Величественный Бог стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, он хмурился, за его спиной потрескивали разряды маленьких молний. Рядом замерла Леа, красивые губы кривила усмешка, пальцы едва заметно плели непонятный узор – отчего молнии Крио замерзали и падали на пол, разбиваясь. Девять фигур замерли над двенадцатью святынями.
Был день третий.


***


    Они звали это Срезом и боялись туда ходить, но чем больше они боялись, тем притягательнее он казался, тем сильнее манил. Запретный плод… Неразгаданная загадка… За невидимой линией Грани небо и земля сходили с ума, иногда меняясь местами или смешиваясь в страшных судорогах. Там и не было земли и неба, там было… Что? Даже они не знали этого. Сила, чистая сила. Или пустота? Абсолютная пустота. Соляные копи с прожилками черных кристаллов, изумрудная трава, посыпанная стальным пеплом, голубое небо залитое кровавыми облаками, яркое золото осенних лесов с разорванными в клочья листьями. Мир без правил и законов. Безумие, хаос, сила… Или просто мираж. Ждущих за этой таинственной границей нарекли лаами. Вдоль Среза беспокойно вышагивали гигантские джарги. Их изображения пугают людей своей нечеловеческой красотой и неправдоподобием. Тела гигантских кошек венчали человеческие головы, а людские тела украшали морды животных. Первые были умны, изворотливы, но не могли говорить. Когда заговаривали вторые - их было страшно слушать.
    Леа стояла тонко звенящим путем к Срезу. Странный путь манил полупесней-полузовом. Охраняющие его существа перекликались, слыша эту мелодию и заглушая ее своими криками. Рядом с сестрой появился Крио:
- О чем думаешь?
Прервавшийся вопль одного из джаргов был ему ответом. Леа отвела взор, и существо поползло прочь от Богов.
- Опять о нем, - Крио сжал кулаки. - Он всегда тебе нравился.
- Да, - легко согласилась она и, помолчав, спросила. - Это ты сделал? Ты тот, кто дал людям Силу?
Он не торопливо повернул сестру к себе, твердо отвечая:
- Нет. Со временем я бы сделал это. Но не раньше обретения имени. Люди вольны сделать его как Губителем, так и Спасителем. А могут и тем, и другим сразу… но в разные времена, - улыбка осветила его лицо. - Любопытная игра может получиться.
Леа попыталась отвернуться, но жаркие ладони повелителя молний держали крепко:
- Будь на моей стороне... Мы выиграем и будем вместе.
Резкий, безрадостный и беззаботный смех:
- Пойдешь со мной за Срез, брат?
Лед против молний.
- Ты с ума сошла…
Молнии бьют по гладкой тверди льда.
- Пока нет. Иначе уже давно забрала бы тебя с собой, но только туда. Лаами обрадовались бы твоим мыслям, брат. Они гениально просты, - смех снова сорвался с красивых губ. - Но я не пойду туда. Мы пойдем к людям… Все мы… Это будет интересно и опасно для нас… И для них тоже, пожалуй… Но для нас опаснее. Они всего лишь фигуры – мы игроки. Они не знают, что на них играют, а мы играем на собственную жизнь и могущество… Но разве можно не играть? Разве можно?
Брат молчал, вглядываясь в лицо сестры, как будто пытался понять – безумна она или нет. Не дождавшись ответа, она повторила:
- Мы пойдем к людям…
- Зачем?
    Леа улыбнулась. Потом рассмеялась. Крио вдруг отпустил ее и отступил. Молнии разбились о льдину, но та выдержала. Где-то за спиной Богини завыли джарги, они заметались и забились у Грани. Крио отступил еще дальше, Леа по-прежнему стояла не шевелясь… Потом ее рука взлетела в странном жесте и граница разбилась, пропуская странные белесые нити, которые Богиня легко поймала и сплела вязью странных узлов. Граница стала еще плотнее и как будто ощутимее.
- Так будет надежнее – двенадцать узлов, двенадцать святынь, двенадцать печатей… И мир, который держится на них, а не на призрачной грани… - Она, наконец, отступила и только тогда оглянулась на Срез. Один из джаргов подошел к самой грани, заглядывая огромными пустыми глазницами с узкими красными зрачками в глаза Богини, та коснулась грани перед его мордой, ударила, но граница выдержала, тогда Леа склонилась к самой морде животного и что-то прошептала. Джарг вдруг сел и заскулил, обиженно и печально. Леа отвернулась и направилась вслед за Крио…
Был день четвертый.


***


- ЧТО?! - крик пятерых Богов заставил ночной свод Чертогов вздрогнуть, но не остановил их сестер.
- Наши дети родятся среди людей. И от тех, кого мы выберем, - легко улыбнувшись, промолвила Крои.
- Какая глупость, - откликнулся Тарс.
- Прелестно, - подхватил Раф. - А почему не от нас?
Сестры дружно фыркнули:
- Дать вам такой козырь в руки. НИ-ЗА-ЧТО! - четыре призрачных сияния обозначали место исчезновения Богинь.
Оставшиеся Игроки переглянулись.
- Мы тоже можем стать прародителями людей, - воскликнул Тарс.
Крио и Бир обменялись взглядами:
- Можем, - негромко сказал последний. - Но наши дети будут всегда проигрывать их.
- Но... - Крио помолчал, нахмуривая брови. - Их дети могут не полюбить друг друга... Даже родившись от одной матери. Слишком сильна сила "игры"... и выиграть желает всякий…
- Но победитель будет один, если он вообще будет… - Едва слышно завершил Нид.
Был день пятый.


***


- Кто ты? – Человек замер перед ледяным совершенством. Женщина, облаченная в голубоватую почти прозрачную мантию, рассмеялась. Глаза ее вспыхнули осколками льда, она нежно обняла мужчину, приближая свое лицо к его, и прошептала
- Твоя Судьба…
Губы их встретились. Мужчина почувствовал - как все внутри покрывается снежной коркой, но противостоять смертоносному объятию не мог.
- Я многому могу научить тебя, Повелитель Севера, - в женских глазах уже не было холода, они как будто начали оттаивать, становясь ярко синими, белоснежная раньше кожа приобрела слегка розоватый оттенок, единственное, что осталось неизменным – волосы, абсолютно белые, как снега его родины. Она уже не казалась Богиней, а стала простой женщиной, пусть божественно прекрасной.
- Я пойду за тобой в жизни и в смерти, - прошептал мужчина, не в силах оторвать взгляда от красавицы в его объятиях.
- Мне не нужна твоя смерть, - весело рассмеялась та. – Мне нужна жизнь, только жизнь. Та, которую ты можешь подарить мне. Нам. Всему миру.
- Как мне звать тебя?
- Когда-то меня звали Леа…
Льдинками рассыпался их шепот, смешавшись на сомкнувшихся губах. И снежная буря закружилась вокруг, не смея потревожить покой двух фигур, прильнувших друг к другу.
Был день шестой.


***


- Ты все еще сомневаешься? – Черноволосый красавец встал плечом к плечу с рыжеволосым великаном, взиравшим на раскинувшуюся перед ним землю.
- Нет, жребий брошен и первые ходы сделаны, но меня не покидает чувство, что нас всех обманули, что где-то мы не заметили ловушки…
Грозовые облака заклубились на горизонте, рассыпая яркие зарницы, вдали загрохотал гром.
- Ты говоришь о младшем? – В тонких пальцах черноволосого сплелась паутинка причудливой картины и, подхваченная сильным порывом ветра, унеслась прочь
- Да. – Коротко и веско, как гром среди ясного неба.
- Ты что-то подозреваешь?
- Нет, только пытаюсь понять… - Великан обернулся на брата, заглянул ему в глаза, но взгляд Бира был спокоен – непривычно для повелителя бурь. – И еще боюсь, впервые боюсь…
- Проиграть?
- Проиграть… Нет, проигрыш не так страшен, если будет победивший. – Старший брат замолкает и надолго устанавливается тишина, изредка нарушаемая все приближающейся грозой.
- Тогда что может страшить Бога?
Крио посмотрел на непогоду, усугубляющуюся ураганным ветром – не обошлось без Бира – и только потом ответил:
- Я боюсь, что мы сами окажемся всего лишь фигурами, которых разыграет чья-то умелая рука… Тогда игра заранее проиграна, всеми нами. И даже теми, кто рвется из за Грани… Потому что тот, кто смог так легко нас обмануть – наверняка предусмотрел все…
Очередной порыв ветра, сорвал огромный камень и с диким грохотом понес его вниз со склона холма, на котором стояли боги. Небо раскололось пополам молнией и небеса рассыпались проливным дождем, который уже закручивался в отдельные смерчи.
- Если будет так, как ты говоришь… Тогда мир обречен… Уже сейчас, за сотни и тысячи веков до прорыва.
- Нет, любое событие можно предотвратить, если знать - как и когда.
Две фигуры плечом к плечу вышли из бури к поселению людей.
Был день седьмой.

[Гусев Петр Карлович]

30 день месяца Фибулы. Скифия. Вышеград. 

Вестовой явился, когда Петр Карлович как раз заканчивал завтрак, и это само по себе уже говорило о том, что в городе ночью произошло что-то непредвиденное. Секретарь, превосходно знавший привычки своего патрона, нарушал покой «святая святых» дома Гусевых – обеденной залы только в крайних случаях. Например, таких как «война улиц» года четыре назад, когда беспорядки трущобах скифской столицы достигли невероятного размаха и пришлось привлекать армию. Поэтому, выслушав доклад слуги, Гусев безропотно отодвинул недоеденный омлет в сторону (ах, какое чудо остывает, с грибами, лучком, золотистыми шкварками сала и превосходно-дорогими специями…) и принял из рук запыхавшегося паренька скрепленный печатью в виде щита конверт. По мере прочтения содержимого брови главного шпика Скифии неудержимо ползли вверх, делая его похожим на крайне удивленного хомяка.

Лист дешевой бумаги гласил, что на южной окраине Кленового района было найдено мертвое тело неопознанного человека, судя по всему убитого и ограбленного нынешней ночью. Все. Нет, конечно, убийство, да еще в таком месте как Кленовый район – это неприятно, но чтобы посылать вестового на дом… К тому же в уголке письма рукой секретаря была выведена пометка «особо важно». Что, покойный был знатным дворянином? Хотя тут ясно написано – «…неопознанного человека…». Тогда какого…
В раздражении Петр Карлович бросил письмо на стол, подхватил вилку и потянулся к омлету – тот вроде бы еще не успел совсем остыть. Из плотного конверта выпал небольшой медальон на медной цепочке и с легким звоном ударился о столовый нож. Вилка замерла, так и не достигнув лакомства… Видимо, такая судьба была у несчастливого блюда – остаться не съеденным.

Где-то через час Гусев, успевший посетить здание канцелярии, стоял посреди переулка рядом с мертвым телом. Переулок был, надо сказать, в меру чист, не слишком темен и в целом выглядел довольно пристойно. О теле того же сказать было нельзя: покойный лежал на спине, уставившись в никуда застывшим взглядом. Из одежды на нем осталась только попорченная сорочка – что-то очень узкое и острое (если верить стоявшему тут же неподалеку полицейскому лекарю - стилет) пробило ткань, плоть под ней и, пройдя между ребрами, вошло точно в сердце. Умер несчастный мгновенно, крови почти не было - лишь маленькое пятнышко отмечало место удара. Очень аккуратное убийство.

Помимо самого Петра Карловича, лекаря и покойного в не слишком-то широкий переулок набилась прилично народу. За оцеплением из стражников сгрудились жадные до всего необычного зеваки – целая толпа. Внутри оцепления посвободнее: пара рядовых сыскарей, секретарь Петра Карловича, полицейский в ранге сотника - ответственный за этот район, командир «тревожной дружины» - здоровенный жлоб с лицом младенца и повадками медведя-шатуна, и какой-то невзрачный тип с бегающими глазами – похоже, представитель от местного «головы». Ну что ж, это понятно – шпана отлично знает, что ждет «провинившийся» район и прислала человека с заверениями, что они осознают, понимают, и приложат все усилия… Еще бы им не приложить. Вот только сам Гусев в этот раз не слишком хотел устраивать тайным дельцам Кленового «день гнева господнего».

Первой причиной был сам район, располагавшийся на стыке между кварталами знатных особ и трущобами. Такое соседство за годы превратило Кленовый в излюбленное место отдыха молодых дворян, охочих до запретных плодов. Первые этажи практически всех домов были отведены под «веселые дома», игорные заведения, конторы ростовщиков, а иногда и вовсе вмещали в себя все эти «услуги». Здесь человек мог запросто найти себе женщину (девочку, мальчика) на пару часов, сыграть во что угодно, поставить деньги на результаты многочисленных соревнований, начиная от скачек, кончая состязаниями гильдейских подмастерьев на скорость бега в мешках. Ювелиры, держащие здесь лавки, без вопросов покупали за звонкое золото драгоценности в любое время дня и ночи, а крепкие ребята с «набитыми» кулаками могли одолжить вам приличную сумму на пару месяцев… под проценты, конечно. И всем этим пользовались не безродные оборванцы, а богатенькие сынки знатных родителей. Можно себе представить, какой мог бы подняться крик, если вдруг такому «дитяте» во время ночных развлечений попортят здоровье. Так что в свое время Гусев отнесся выбору «головы» Кленового с особым вниманием. «Назначенный» в итоге тщательного «конкурса» бандит был человеком рассудительным и предпочитал сомнительным прибылям от грабежа устойчивый доход в виде «пожертвований». И настолько опасаться навлечь на себя гнев начальника Сыскной Канцелярии, что следил за порядком на улицах куда пристальней, чем стражники. Конечно, совсем без «проколов» не обходилось: иногда и тут убивали, но виновного обычно доставляли в Канцелярию очень и очень быстро. В ответ Гусев проявлял понимание – показательных погромов не устраивал. Но как поступить сейчас? Случай неординарный…

Петр Карлович разжал кулак и вновь принялся разглядывать медальон. По словам сотника, вещицу нашли рядом с телом: кто-то сорвал ее с шеи убитого, разглядел получше и не прельстившись дешевой поделкой, бросил рядом. Действительно, медальон не впечатлял: обычная медяшка, грубый рисунок… Вот только увидев эту безделицу Гусев, да и любой другой чиновник в любом конце империи должен был оставить все свои дела в сторону и оказать всемерную помощь носителю. Если тот знает нужные слова, конечно. Знал ли покойник слова – теперь уже не спросишь, но сам факт обладания медальоном… На памяти Гусева агентов СИБ в Скифии еще не убивали.

- «Ну, так его растак, угораздило…» - Петр Карлович ощутил острейшее желание схватить тело за ворот сорочки и вытрясти из него всю правду. Такое происшествие – это беда. СИБ никогда не практиковало всепрощение, а, значит, вскоре сюда примчится целое стадо столичных гостей и затеет с неизвестными убийцами игру в салочки. Сколько еще неприбранных трупов они оставят на мостовых ЕГО города? В чем, скифский полицейский был уверен железно,  так это в том, что ни столичный гостей, ни их непонятных игрищ ему тут не надо. И что же тогда делать?

Можно было попытаться выдать все за банальное ограбление… Вот только вряд ли получится. Хоть несчастный и был почти обнажен, вряд ли его убили ради грабежа. Среди сотен отличий лидировало одно: бандиты ТАК не убивают. Вот если бы ему вспороли брюхо, перерезали горло, проломили череп или, на худой конец, сунули нож в печень, тогда еще куда ни шло.

Сунув медальон в карман, Гусев покосился на собирающего свои инструменты полицейского эскулапа. Тот был категоричен: один хирургически точный удар узкого, длинного клинка. Попросту – стилета. Стилетами бандиты не пользовались – в ходу было более грубое оружие. Наемный убийца? Тот не стал бы бить спереди: ударил бы под лопатку - проще и без риска получить отпор. Проклятие… А раздели покойника уже после, причем не те, кто его «сработал», а местная шпана. Захотели поживиться на готовеньком. Не оставлять же добро «околотошным»…

Кивком головы Петр подозвал сотника и переминающегося с ноги на ногу «посыльного»:
- Одежда и вещи чтобы через два часа были у меня. Вы не найдете – они (кивок в сторону командира «тревожной дружины») поищут. Ясно?
Оба с энтузиазмом закивали, в уме наверняка уже составляя примерный список тех, кто мог «погреть руки» на трупе. И радовались, что «танцы с саблями» отменяются. На всякий случай уточнил:
- ВСЕ вещи. Если что… - заканчивать фразу не стал. Пусть сами додумывают. Воображение – страшная сила. Отвернувшись, он не решающихся уйти без разрешения людей, наклонился над трупом.

При жизни гость Скифии вел интересную жизнь, следы которой ясно виднелись на теле. Вот шрам от шпаги,… а этот – от кинжала, а этот… хм… похоже, рядом что-то взорвалось – мужчина не чурался игр с порохом. Богатая биография, должно быть, была у покойника. Он явно не был кабинетной крысой или кем-то вроде того. С натужным кряхтением опустившись на корточки, Гусев взялся за успевшую окоченеть руку. Так и есть: на коже ладони характерные утолщения – такие всегда бывают, если много и усердно машешь оружием. О как…

Значит, что мы имеем? Мы имеем агента имперской разведки, битого жизнью воина, которого врасплох не застанешь и голыми руками не возьмешь, убитого одним ударом в сердце. Труп бросают посреди не самого спокойного района, где такую «халяву», вне всякого сомнения, ограбят, разденут до нитки. Так и случилось, и отбрось мародеры медальон подальше, все выглядело бы почти как банальное ограбление с печальным итогом. «Почти» - опять же из-за способа убийства. Но кто бы обратил на такую мелочь внимания? Никто…
Один из сыскарей возгласом привлек к себе внимание. Сопровождаемый бредущими за ним, как собачки за пастухом представителями двух «местных властей», Гусев подошел к небольшой нише в стене. Тут на земле были рассыпаны какие-то разноцветные шарики. Петр пригляделся – шарики оказались лесными орешками в разноцветной сахарной глазури, модной новинкой столичных кондитеров. Причем не дешевой: ни местной детворе, ни гулящим девкам это лакомство не по карману. Рядом валялся почти полный кулек с теми же самыми орешками. Подхватив его, Петр Карлович сунул парочку в рот.
«Неплохо… Совсем не плохо. Надо будет внучатам купить… А заодно поспрашивать, много ли мастеров такие делают и кому продают…»

Он обернулся, нашел взглядом обоих сопровождающих и изрек:
- Если вдруг кто будет спрашивать про этого (один из разноцветных орешков полетел в сторону тела) – приставить к нему людей и сразу же сообщить мне. Но тихо.
- Да ежели кто, так мы же,… - оживился «деловой», но чего такого он собирался сделать, так и осталось неизвестным: локоть сотника врезался под ребра, и мужчина осекся, - Понял, сделаем…
Гусев представил себе, как этот придирок с еще несколькими такими же попытается повязать хищника из СИБ, и невольно улыбнулся – картинка получалась забавной.
- И еще, убогий, передай своему «голове», что за этот месяц с него двойная оплата за место. А то развели здесь бардак, понимаешь…

Вернувшись в Канцелярию и расположившись в своем рабочем кресле, он на всякий случай тщательно просмотрел составленную секретарем сводку ночных происшествий. Слава богам, больше ничего экстраординарного не было: несколько грабежей; массовая драка в трактире, которую разнимали почти два десятка стражников; на склад почтеннейшего Фарида, торговца кожами влезли неизвестные, но жалобу пострадавший подавать отказался – либо решил обратиться к местному «голове», либо тот его и наказал за неуплату «пожертвований»; в «веселом доме» клиент порезал шлюху – та якобы нелестно отозвалась об его мужских способностях. После воспитательной беседы с охраной борделя признал свою неправоту и даже выплатил «мамаше» штраф за «испорченный товар». В общем, рутина. И это хорошо: два мертвых агента за одну ночь было бы чересчур. Одного-то много…

Примерно через час секретарь неслышной тенью скользнул в кабинет и начал выкладывать на стол разнообразные вещи: добротная, без излишних изысков одежда путешественника, длинная шпага, кинжал, еще один – поменьше, кошель с деньгами, разнообразные мелочи… Гусев внимательно осматривал каждую безделушку. В перстне обнаружился яд, в одном из швов камзола – гитарная струна. На одной из золотых монет царапины были слишком упорядочены для случайных. Все это еще раз подтверждало, что свой конец в переулке встретил не мирный путешественник, но это и так понятно. А вот на вопрос, какого лешего он там делал, ответа не было и пока не предвиделось.
Так как же с этим проклятым делом поступить? Приказать «забыть» о нем или же требовать от всех, начиная со шпиков и заканчивая шпаной рыть носом землю? «Пожалуй, лучше первое. Пусть СИБ само реагирует, само ищет обидчиков. А мы посмотрим, да подумаем, к чему все идет, и что с этого можно поиметь…»