"Зеркало" Опции

[old_caster]

Решил и я выложить то, что кропаю долгими зимними вечерами. Просьба слишком больно не пинать. Вариант предварительный, то есть всё, вплоть до имён персонажей, ещё изменится.

Итак,

Пролог

Ливень, как слёзы… Вечер и ливень…
как не присниться сердцу и ниве,
будто их доля станет счастливей,
если прольётся свет с небосклона?..
Плещет и плачет дождь монотонно.

Хуан Рамон Хименес

Струи дождя косыми стрелами падали вниз, пригибая к земле высокую, густую траву, за острый нрав получившую название кинжальной. Спускавшаяся с холма узкая дорога – да какая дорога, тропа – безнадёжно размокла от того неимоверного количества воды, которое обрушилось на неё за последние несколько дней. Все живое попряталось по своим норам: не пели птицы, не пробирались между стеблей мыши-полёвки, не звенела кусачая мошкара. Только одинокий путник в чёрном плаще с капюшоном, надвинутым на глаза, медленно поднимался по тропе, ведя под уздцы крупного вороного коня. Каждый его шаг отзывался неприятным чмоканьем, полы плаща сплошь были забрызганы грязью, но путник, опустив голову, упорно шёл вперёд. Достигнув вершины холма, он остановился, достал откуда-то из складок плаща небольшую фляжку и сделал пару глотков. Конь с шумом втянул чуткими ноздрями воздух и, поведя головой, заржал.

– Что, Мелкий Бес, не понимаешь, что происходит? – путник задумчиво провёл рукой по спутанной гриве животного. – Прости, дружок, сейчас я не смогу удержаться в седле. Придётся нам с тобой ещё немного протащиться с черепашьей скоростью. Доберёмся вон до того лесочка и передохнём, а уж там я с помощью Творца как-нибудь приведу себя в порядок. Пошли.

У подножия холма фигура в капюшоне остановилась передохнуть. Спуск дался легче, чем подъём. Головокружение почти исчезло, но лёгкие, привыкшие вместе с воздухом зачерпывать Силу, всё равно саднили, и при каждом резком движении перед глазами у путешественника начинали кружить разноцветные пятна,  складывающиеся в замысловатые узоры. Чтобы как-то отвлечь себя от ощущения отвратительной слабости, охватившего всё его тело, он принялся считать, сколько раз ему показывались пятна красного, синего, жёлтого и зелёного цветов. Оказалось, что синих больше, чем всех остальных, вместе взятых. По привычке запомнив новые сведения, путник вздохнул и снова потащился вперёд. До вожделенного леса оставалось совсем немного.

Под сенью могучих деревьев царил полумрак и таились неясные тени. Ливень практически не проникал через естественный навес из плотно переплетённых между собой ветвей и покрывавших их листьев, но воздух всё равно был влажным и холодным. Расстелив плащ на пышном мху, путник присвистнул.

– Глянь-ка, Бес, как я умудрился испачкаться – хуже свиньи в хлеву. Да и ты, честно говоря, не лучше – всё брюхо в грязи. Поросёнок, а не жеребец. Великие силы, закончится когда-нибудь этот трижды проклятый ливень или нет? – странник нахмурился, вспомнив, что ещё месяц назад подобные проблемы вызвали бы у него только смех. – Люди – воистину несчастнейшие существа, мой друг, – продолжил он. – Никогда я ещё не испытывал такого сильного отвращения… и к кому же? К самому себе! Подумать только, я не могу даже высушить свой плащ!

Собрав хворост, путешественник достал из седельной сумки трут, кремень и огниво. Через полчаса пыхтения и сдержанных проклятий огонь с треском лизал чуть влажную древесину, а сам путник, растянувшись на плаще, жевал дорожные хлебцы с сыром, запивая их вином из бурдюка, извлечённого из всё той же сумки.

– В сущности, жизнь человека иногда может казаться почти сносной, – с набитым ртом проговорил он. – Главное – не забывать всё время таскать с собой кучу разных тяжёлых и очень неудобных вещей, вроде вот этой железки, которая сейчас болтается у меня на поясе. С другой стороны, не нужно забивать себе голову миллионом всяких глупостей, о которых обязан думать маг, наставник повелителя могучей империи.

Внезапно в кустах что-то хрустнуло. Странник вскочил; рука его лежала на рукояти меча. Он произнёс негромко и повелительно, как привык обращаться ко всем тем, кто окружал его с колыбели:

– Эй, кто там? Выходите немедленно и назовите свои имена.

В светлый круг, отбрасываемый костром, ступил невысокий смуглый мужчина в зелёной куртке и наброшенном поверх неё зелёном плаще. С его слипшихся волос капала вода, но на лице была озорная улыбка.

– А, это ты… - путник убрал ладонь с рукояти меча и вытер пот со лба. – Тебе нельзя здесь быть. Уходи, я не хочу тебя видеть.

– Зато я хочу видеть тебя, – резонно возразил владелец зелёного плаща. – Дружище, как ты себя чувствуешь?

– Препаршиво, если честно, – неожиданно для себя самого сказал странник в чёрном. – Никогда не думал, что быть человеком – это так погано. Иногда я готов землю грызть от ярости, настолько меня достаёт собственное бессилие. Вдобавок выяснилось, что без Силы различные части моего тела начали претендовать на известную самостоятельность: глаза слезятся и слипаются, руки трясутся, лёгкие весьма неохотно наполняют кровь кислородом, а ноги готовы нести меня куда угодно, но только не туда, куда я хочу. Сейчас ещё ничего, но неделю назад я хотел броситься в первую попавшуюся речку.

– Но не бросился же, – снова улыбнулся зелёный.

– Не захотел доставлять удовольствие сам знаешь кому, – путник скрипнул зубами. – Я ещё надеюсь отомстить ему.

– А я надеюсь ещё встретиться с тобой, причём при несколько иных обстоятельствах.

– Не ты один надеешься на это, брат, – произнёс другой – женский – голос, высокий и чистый. Его стройная обладательница зябко куталась в тяжёлый синий плащ, отороченный золотистым мехом. Она плавными шагами подошла к ошарашенному страннику и, обвив его шею руками, впилась в его губы своими губами.

– Что ты делаешь?! – возмутился тот через некоторое время, когда наконец получил возможность говорить. – Пойми, дорогая, я беспокоюсь не за себя. Я боюсь за вас. Если станет известно, что вы виделись со мной, вас будет ждать та же печальная участь, что и меня, а мне бы этого очень не хотелось. Поверь, нет зрелища более жалкого, чем маг, лишённый Силы.

– Любимый, нам с тобой предстоит долгая, очень долгая разлука… неужели ты думаешь, что я могла отпустить тебя просто так? – возмутилась женщина, гордым движением головы откидывая назад длинные тёмные волосы. – Все вы, мужчины, одинаковы: сначала охмурите девушку, а потом норовите сбежать, даже не поцеловав  её напоследок, – с этими словами она подмигнула своему брату, который стоял в стороне и с умилением взирал на разыгрывающуюся перед ним сцену.

Путник почувствовал, как уголки его губ разъезжаются в стороны против его желания.

– Всё равно, уходите, – сказал он. – Я благодарен вам за то, что вы не оставили меня в беде… Но не стоит зря рисковать. Прощайте.

– Подожди, радость моя, – усмехнулась женщина. Отступив на шаг, она положила ладонь на грудь любимому и зашептала что-то. И – удивительное дело – с каждым биением сердца, с каждым вдохом в грудь изгнанника вливалась энергия. Перед глазами у него прояснилось, исчезла дрожь в руках, сбитые и натёртые ноги перестали болеть… Так хорошо он себя не чувствовал с тех самых пор, когда приговор был произнесён и вступил в силу. Теперь ему под силу было не только вскарабкаться на лошадь и продержаться на ней некоторое время, но и проделать большой путь.

– Я отдала тебе часть себя, – произнесла женщина со странной улыбкой. – Теперь, куда бы ни завели тебя странствия, ты обязательно вернёшься ко мне, я чувствую это. А теперь – до свидания.

И, опираясь на руку брата, она скрылась в ночном лесу. Кусты и деревья сомкнулись за спинами магов, лесные травки, по которым они прошли, стремительно распрямлялись.

Путник долго смотрел им вслед и молчал.

[old_caster]

Робеющий Якоб провёл короля и его спутников прохладными коридорами и широкими лестницами замка к высоким резным дверям и с некоторой, как пока-залось Филиппу, опаской коснулся сияющей начищенной медью дверной ручки. Раздался странный звенящий звук — очень высокий, на пределе слышимости — и массивные створки сами собой начали отворяться. Слуга тут же куда-то испарил-ся. Переглянувшись, принц Филипп, король Александр и пожилой колдун Стефан шагнули вперёд — и оказались в большом зале.
Огромное помещение разительно отличалось от пышных покоев королевского дворца в Остамире . Здесь не было тяжёлых бархатных портьер и вычурной мебе-ли, потолок не был украшен позолоченной лепниной, а на полу не лежали мягкие восточные ковры. Льющийся сквозь высокие стрельчатые окна свет отражался в полированных чёрных плитах гранитного пола, играл среди колонн, уходящих ввысь, к беломраморному своду. Одиноко стоящее у дальней стены резное кресло с высокой спинкой пустовало.
Филиппу это показалось даже забавным: в том, что могучий маг прячется от незваных гостей, было что-то успокаивающее, почти домашнее. Принц припом-нил, как в детстве он играл в прятки со своим кузеном Ансельмом: тот каким-то образом умудрялся прятаться так, что его никто не мог найти. Однажды он залез в каминную трубу в Охотничьем зале, просидел там до самого вечера и выбрался только тогда, когда слуга решил растопить камин — весёлый и чумазый, как озор-ной бесёнок.
От этих воспоминаний его отвлёк сильный тычок под рёбра.
— Ты что скалишься?! — прошипел король.
— Да так, вспомнил кузена Ансельма, — ответил Филипп, хихикая. — Жаль, что в этом зале нет камина, а то Серегон наверняка появился бы из каминной трубы.
— Интересные мысли приходят вам в голову, ваше высочество, — раздался на-смешливый голос за спиной у принца. Подпрыгнув от неожиданности чуть ли не до потолка, путники обернулись и увидели высокого черноволосого мужчину, раз-глядывающего их без малейшего стеснения. Удовлетворив своё любопытство, маг — а это был, несомненно, он — прошёл через зал, уселся в кресло и невозмутимо продолжил:
— А вы, ваше величество, как я посмотрю, любите совершать странные поступ-ки. Как это вы решились отправиться сюда без охраны? Ну ладно, земли Семире-чья абсолютно безопасны, но про Западный Оссианд или, тем более, Пустошь я бы так не сказал.
— Мы были под надёжной защитой, — процедил король.
Серегон прищурился.
— А, понимаю, — кивнул он. — Как бы то ни было, я рад видеть вас. Спустя много веков повелитель Оссианда вновь стоит в этом зале… Это ли не лучшее до-казательство того, что всё рано или поздно возвращается на круги своя? Да… Впрочем, вы, наверное, устали с дороги. Приведите себя в порядок, а дела обсудим позже.
Маг хлопнул в ладоши; в зале немедленно возник слуга. 
— Отведи наших гостей в приготовленные для них комнаты, — распорядился Серегон.
Оставшись в одиночестве, он встал с кресла, подошёл к окну и, задумавшись, начал машинально барабанить кончиками пальцев по толстому стеклу. Троица, несомненно, была в высшей степени любопытная и заслуживающая внимания.
Как и у всякого уважающего себя правителя, у Серегона была своя сеть про-знатчиков и осведомителей, так что он хорошо знал, что происходит за пределами Семиречья; особенно это касалось Оссианда. В этом большом королевстве проис-ходили чрезвычайно любопытные вещи. Его величество в последние несколько лет последовательно отбирал у благородных семейств их исконные привилегии. Сначала он запретил своим вассалам самостоятельно чеканить золотую и сереб-ряную монету, мотивировав это тем, что талеры, отчеканенные в разных концах страны, могут отличаться по весу в несколько раз. По этому поводу было немало шума, пару десятков наиболее рьяных противников нового закона пришлось ос-тужать в королевских темницах, после чего остальные немного поутихли, но, как оказалось, это было только началом. Вскоре воспоследовал высочайший указ за нумером 1024, который гласил: отныне все судьи в Оссианде назначаются специ-ально для этого созванным судебным советом при особе его величества. После этого в стране вспыхнул мятеж, вдохновителем которого стал герцог Клиррен, расценивший злополучный указ как личное оскорбление. Жестоко подавив вос-стание, король решил обезопасить себя от повторения подобных неприятностей и повелел всем герцогам, маркизам, графам, виконтам и прочим баронам королев-ства максимально сократить свои дружины. С тех пор – вот уже два года – вассалы его величества поставляли рекрутов в Единую Армию Оссианда, командовать ко-торой было поручено Михаэлю Гераде по прозвищу Королевский Пёс. Прозвище, конечно, было далеко не случайным: досточтимый Михаэль, барон Софорт, был настолько предан королю Александру, что привлечь его на свою сторону не пред-ставлялось возможным. Да и простой народ, который от королевских реформ только выиграл, готов был носить его величество на руках.
Все эти события, по мнению мага, говорили о незаурядном уме и большом личном мужестве короля Александра, который подвергал себя значительной опасности — и со стороны верхушки оссиандской аристократии, которая уже орга-низовала несколько неудачных покушений на своего государя, и (что было намно-го серьёзнее) со стороны верховного мага Тирона, который после мятежа стал выказывать заметное недовольство внутренней политикой Оссианда. Тирону ну-жен был покой, в то время как раздираемый на части интересами короля и знати Оссианд мог полыхнуть в любой момент, а это играло на руку Серегону, полагав-шему Оссианд областью своих интересов.
Но при личной встрече король Серегона разочаровал. Он произнёс всего одну фразу, однако маг прекрасно умел читать в человеческих душах. Король Алек-сандр выглядел человеком недобрым, недалёким и спесивым, а сеточка расши-ренных кровеносных сосудов на его носу и щеках недвусмысленно говорила о чрезмерном пристрастии к вину. Идеальный кандидат на роль коронованной ма-рионетки, каковой он, судя по всему и являлся. Но кто же дёргает эту марионетку за верёвочки? Не Тирон, это ясно.
Серегон припомнил полученное буквально накануне донесение от осведомите-ля, занимавшего высокую должность помощника церемонимейстера при оссианд-ском королевском дворе. «Что же касается Стефана Цауберна, первого королевского советника, — писал прознатчик, — то никто, не исключая и самого короля, не сможет с уверенностью сказать, откуда он взялся. Одни считают его ничтожеством, обманом втершимся в доверие к государю, другие что-то слышали о нём, но не придали этому значения, а третьи и вовсе знать о нём не знают. Он старается не появляться на людях, а на заседаниях Государственного Совета пред-почитает сидеть где-нибудь в углу и помалкивать, предоставляя говорить другим; это верно. Но верно также и то, что король всякий день запирается в своём каби-нете наедине со своим советником на два-три часа, и зачастую после этого говорит и делает такие вещи, которые раньше вызывали у него неприятие. Мне это ведомо лучше, чем кому бы то ни было. Я полагаю, что все те перемены, которые так бу-доражат местное общество, суть дела его рук. Никто, кроме короля, их не одобряет и не поддерживает. Филипп-Александр-Франциск, наследник престола, не выка-зывает по отношению к советнику короля ни неприязни, ни сердечности, но, по моим сведениям, он тесно связан с группой самых непримиримых противников новых порядков, так что после смерти короля Александра в любом случае следует ожидать резкого изменения внутренней политики Оссиандского королевства».
Итак, Стефан Цауберн … Надо будет получше присмотреться к нему, подумал Серегон и нахмурился. За несколько минут наблюдения он не заметил в старике ничего необычного — в отличие от принца Филиппа. Наследник оссиандского престола показался магу самым интересным из всей троицы. У принца явно были способности к магии, причём какие! Но при этом его явно никто никогда не учил, чем Серегон был немало удивлён. Тирон не мог не разглядеть такой талант. Но тогда…
Что «тогда», маг решить не успел. Дверь чертога хлопнула, и красивый низкий, с едва заметной хрипотцой, голос спросил:
— Seregone, vesse enne larna no vie laumessen?
Серегон поднял голову.
— Король Александр, судя по всему, безвольный пьяница, — усмехнулся он. — Им кто-то крутит как хочет. Если верить моим осведомителям, то этот «кто-то» — его первый советник Стефан Цауберн, но мне старик показался совершенно бес-цветным, как моль. Да и колдун, он, видимо, не слишком сильный. А вот наслед-ник престола, наоборот, переливается всеми цветами радуги.
— Vesse? — собеседник мага удивился.
— Nesse, — откликнулся маг. — У принца Филиппа незаурядные магические способности. И при этом его никто никогда не учил, представляешь? Я не могу се-бе представить, чтобы Тирон мог прозевать человека, от которого за версту пахнет колдовством.
— Принц проходил обряд инициации?
Серегон застыл в задумчивости.
— Не знаю, — признался он наконец. — Вот так сразу не распознал. Я понимаю, к чему ты клонишь. Если принц инициирован, значит, Тирону было просто лень с ним возиться. А вот если он не инициирован…
— …Значит, по мысли Тирона, трон Оссианда после смерти короля Александра должен занять кто-то другой. 
— Верно, — маг нетерпеливо прищёлкнул пальцами. — Кто там следующий в очереди на трон?.. Помнится мне, у короля был младший брат; несколько лет на-зад он погиб, кажется, на охоте. У него, в свою очередь, остались двое сыновей. Если с принцем Филиппом что-то случится, наследником станет старший из них.
— Интересно, чем принц так не угодил Тирону.
— Ну, мы пока ещё не знаем, угодил или не угодил, — пожал плечами Серегон. — Надо будет обязательно это выяснить. Я думаю, что инициацию он всё же про-шёл… Ты же знаешь, Сенаро, как это нынче заведено у магов Совета, — он усмех-нулся. —  Главное, чтобы ученик дал клятву, а уж учить его чему-нибудь — дело десятое.
— А ведь я ещё помню времена, когда нерадивых наставников сурово наказы-вали, а их учеников освобождали от клятвы, — усмехнулся Сенаро. — Не так уж и давно это было.
— Совсем недавно… по нашим меркам, — откликнулся маг. — Но для смертных прошла целая вечность.
— Mora isti quorde merxini, — последовал ответ.
Серегон удивлённо вскинул бровь.
— Вот как? Неужели ты до сих пор в это веришь?
— Нет, конечно, — эльф пожал плечами. — Смерть сама по себе — великое бла-го. Но благодаря ей людская память слишком коротка. Кто не помнит своего про-шлого, тот легко становится жертвой обмана.
— Каждый раз как я послушаю тебя немного, мне хочется преклонить колени перед мудростью и величием эльфов, — скривился маг. — Всё это уже было сказа-но и записано тысячу раз. Что за страсть к дешёвой философии?
— Это всё оттого, что мы, эльфы, слишком долго живём, — подмигнул Сенаро, — вот от скуки и принимаемся думать о разных нелепостях, например — о смысле жизни.
— Причём не только своей, но и чужой, — со вздохом резюмировал Серегон. — Видно, вам и в самом деле нечем себя занять: даже Силимаро, когда я в последний раз с ним беседовал, принялся втолковывать мне что-то невразумительное о путях людей и эльфов. Что за проклятие на мою больную голову?
Сенаро фыркнул.
— Вот так всегда, — развёл руками маг. — Как болтать о всяких глупостях, вро-де особенностей недолгой людской памяти, так все вы непревзойдённые филосо-фы. Но если задать по-настоящему серьёзный вопрос, тут же выясняется, что вы только фыркать и горазды. А теперь — извини, перед трапезой я должен успеть ещё кое-что сделать.
Выпроводив эльфа, Серегон отодвинул от стены кресло и принялся ощупывать гладкие мраморные плиты.
— Да что же это такое, — раздражённо пробормотал он. — Перемудрил я тогда с заклятьями, как пить дать перемудрил… И ведь нередко же пользуюсь этим тай-ником, а отыскиваю по полчаса каждый раз.
Наконец, одна из плит подалась под чуткими пальцами, а вслед за ней в глу-бину ушёл массивный каменный блок, образовав узкий и высокий проход. Маг скользнул туда и оказался в небольшой комнатёнке. Здесь стоял заваленный бу-магами и книгами письменный стол и громоздились древнего вида сундуки. На стоящей у кровати низкой кровати лежала потрёпанная чёрная с серебром накид-ка — точно такая же, какие замковые слуги надевали в осеннюю непогоду. Скинув свой роскошный, отороченный белоснежным мехом плащ, Серегон подхватил на-кидку и вышел. Глухо клацнули, становясь на место, каменные плиты; уверенные шаги гулко раскатились под стрельчатыми сводами; и через несколько мгновений негромко хлопнули створки двери. Огромный чертог опустел.

Продолжение следует.