Решил и я выложить то, что кропаю долгими зимними вечерами. Просьба слишком больно не пинать. Вариант предварительный, то есть всё, вплоть до имён персонажей, ещё изменится.

Итак,

Пролог

Ливень, как слёзы… Вечер и ливень…
как не присниться сердцу и ниве,
будто их доля станет счастливей,
если прольётся свет с небосклона?..
Плещет и плачет дождь монотонно.

Хуан Рамон Хименес

Струи дождя косыми стрелами падали вниз, пригибая к земле высокую, густую траву, за острый нрав получившую название кинжальной. Спускавшаяся с холма узкая дорога – да какая дорога, тропа – безнадёжно размокла от того неимоверного количества воды, которое обрушилось на неё за последние несколько дней. Все живое попряталось по своим норам: не пели птицы, не пробирались между стеблей мыши-полёвки, не звенела кусачая мошкара. Только одинокий путник в чёрном плаще с капюшоном, надвинутым на глаза, медленно поднимался по тропе, ведя под уздцы крупного вороного коня. Каждый его шаг отзывался неприятным чмоканьем, полы плаща сплошь были забрызганы грязью, но путник, опустив голову, упорно шёл вперёд. Достигнув вершины холма, он остановился, достал откуда-то из складок плаща небольшую фляжку и сделал пару глотков. Конь с шумом втянул чуткими ноздрями воздух и, поведя головой, заржал.

– Что, Мелкий Бес, не понимаешь, что происходит? – путник задумчиво провёл рукой по спутанной гриве животного. – Прости, дружок, сейчас я не смогу удержаться в седле. Придётся нам с тобой ещё немного протащиться с черепашьей скоростью. Доберёмся вон до того лесочка и передохнём, а уж там я с помощью Творца как-нибудь приведу себя в порядок. Пошли.

У подножия холма фигура в капюшоне остановилась передохнуть. Спуск дался легче, чем подъём. Головокружение почти исчезло, но лёгкие, привыкшие вместе с воздухом зачерпывать Силу, всё равно саднили, и при каждом резком движении перед глазами у путешественника начинали кружить разноцветные пятна,  складывающиеся в замысловатые узоры. Чтобы как-то отвлечь себя от ощущения отвратительной слабости, охватившего всё его тело, он принялся считать, сколько раз ему показывались пятна красного, синего, жёлтого и зелёного цветов. Оказалось, что синих больше, чем всех остальных, вместе взятых. По привычке запомнив новые сведения, путник вздохнул и снова потащился вперёд. До вожделенного леса оставалось совсем немного.

Под сенью могучих деревьев царил полумрак и таились неясные тени. Ливень практически не проникал через естественный навес из плотно переплетённых между собой ветвей и покрывавших их листьев, но воздух всё равно был влажным и холодным. Расстелив плащ на пышном мху, путник присвистнул.

– Глянь-ка, Бес, как я умудрился испачкаться – хуже свиньи в хлеву. Да и ты, честно говоря, не лучше – всё брюхо в грязи. Поросёнок, а не жеребец. Великие силы, закончится когда-нибудь этот трижды проклятый ливень или нет? – странник нахмурился, вспомнив, что ещё месяц назад подобные проблемы вызвали бы у него только смех. – Люди – воистину несчастнейшие существа, мой друг, – продолжил он. – Никогда я ещё не испытывал такого сильного отвращения… и к кому же? К самому себе! Подумать только, я не могу даже высушить свой плащ!

Собрав хворост, путешественник достал из седельной сумки трут, кремень и огниво. Через полчаса пыхтения и сдержанных проклятий огонь с треском лизал чуть влажную древесину, а сам путник, растянувшись на плаще, жевал дорожные хлебцы с сыром, запивая их вином из бурдюка, извлечённого из всё той же сумки.

– В сущности, жизнь человека иногда может казаться почти сносной, – с набитым ртом проговорил он. – Главное – не забывать всё время таскать с собой кучу разных тяжёлых и очень неудобных вещей, вроде вот этой железки, которая сейчас болтается у меня на поясе. С другой стороны, не нужно забивать себе голову миллионом всяких глупостей, о которых обязан думать маг, наставник повелителя могучей империи.

Внезапно в кустах что-то хрустнуло. Странник вскочил; рука его лежала на рукояти меча. Он произнёс негромко и повелительно, как привык обращаться ко всем тем, кто окружал его с колыбели:

– Эй, кто там? Выходите немедленно и назовите свои имена.

В светлый круг, отбрасываемый костром, ступил невысокий смуглый мужчина в зелёной куртке и наброшенном поверх неё зелёном плаще. С его слипшихся волос капала вода, но на лице была озорная улыбка.

– А, это ты… - путник убрал ладонь с рукояти меча и вытер пот со лба. – Тебе нельзя здесь быть. Уходи, я не хочу тебя видеть.

– Зато я хочу видеть тебя, – резонно возразил владелец зелёного плаща. – Дружище, как ты себя чувствуешь?

– Препаршиво, если честно, – неожиданно для себя самого сказал странник в чёрном. – Никогда не думал, что быть человеком – это так погано. Иногда я готов землю грызть от ярости, настолько меня достаёт собственное бессилие. Вдобавок выяснилось, что без Силы различные части моего тела начали претендовать на известную самостоятельность: глаза слезятся и слипаются, руки трясутся, лёгкие весьма неохотно наполняют кровь кислородом, а ноги готовы нести меня куда угодно, но только не туда, куда я хочу. Сейчас ещё ничего, но неделю назад я хотел броситься в первую попавшуюся речку.

– Но не бросился же, – снова улыбнулся зелёный.

– Не захотел доставлять удовольствие сам знаешь кому, – путник скрипнул зубами. – Я ещё надеюсь отомстить ему.

– А я надеюсь ещё встретиться с тобой, причём при несколько иных обстоятельствах.

– Не ты один надеешься на это, брат, – произнёс другой – женский – голос, высокий и чистый. Его стройная обладательница зябко куталась в тяжёлый синий плащ, отороченный золотистым мехом. Она плавными шагами подошла к ошарашенному страннику и, обвив его шею руками, впилась в его губы своими губами.

– Что ты делаешь?! – возмутился тот через некоторое время, когда наконец получил возможность говорить. – Пойми, дорогая, я беспокоюсь не за себя. Я боюсь за вас. Если станет известно, что вы виделись со мной, вас будет ждать та же печальная участь, что и меня, а мне бы этого очень не хотелось. Поверь, нет зрелища более жалкого, чем маг, лишённый Силы.

– Любимый, нам с тобой предстоит долгая, очень долгая разлука… неужели ты думаешь, что я могла отпустить тебя просто так? – возмутилась женщина, гордым движением головы откидывая назад длинные тёмные волосы. – Все вы, мужчины, одинаковы: сначала охмурите девушку, а потом норовите сбежать, даже не поцеловав  её напоследок, – с этими словами она подмигнула своему брату, который стоял в стороне и с умилением взирал на разыгрывающуюся перед ним сцену.

Путник почувствовал, как уголки его губ разъезжаются в стороны против его желания.

– Всё равно, уходите, – сказал он. – Я благодарен вам за то, что вы не оставили меня в беде… Но не стоит зря рисковать. Прощайте.

– Подожди, радость моя, – усмехнулась женщина. Отступив на шаг, она положила ладонь на грудь любимому и зашептала что-то. И – удивительное дело – с каждым биением сердца, с каждым вдохом в грудь изгнанника вливалась энергия. Перед глазами у него прояснилось, исчезла дрожь в руках, сбитые и натёртые ноги перестали болеть… Так хорошо он себя не чувствовал с тех самых пор, когда приговор был произнесён и вступил в силу. Теперь ему под силу было не только вскарабкаться на лошадь и продержаться на ней некоторое время, но и проделать большой путь.

– Я отдала тебе часть себя, – произнесла женщина со странной улыбкой. – Теперь, куда бы ни завели тебя странствия, ты обязательно вернёшься ко мне, я чувствую это. А теперь – до свидания.

И, опираясь на руку брата, она скрылась в ночном лесу. Кусты и деревья сомкнулись за спинами магов, лесные травки, по которым они прошли, стремительно распрямлялись.

Путник долго смотрел им вслед и молчал.

Часть I (не вся... маленький кусочек  -->)

Если ты другому
Доверять не хочешь,
Выгоды же хочешь
От него добиться,
Говори учтиво,
Замышляя лихо:
За добро коварством
Следует платить.

Старшая Эдда

Над Пустошью клубился густой туман, настолько плотный, что уже за несколько шагов любой предмет представал неясным, зыбким призраком без определённых очертаний. В воздухе висела мелкая изморось. Крошечные капельки собирались в прозрачные водяные шарики, которые скатывались по блестящим жёстким перьям старого ворона, сидящего на толстом суку одиноко стоящей возле Тракта сухой берёзы. С голых обломков ветвей время от времени падали капли, словно крупные слёзы – дерево плакало над своей незавидной участью.
Ворон сидел неподвижно. Его круглые чёрные глаза подёрнулись плёнкой, так что постороннему наблюдателю – если бы он оказался в тот час неподалёку – могло бы показаться, что птица спит. Но ворон не спал. Всё его естество обратилось в слух, и в тот момент, когда ушей ворона достиг посторонний звук, он вздрогнул.
Где-то неподалёку мерно цокали копыта и раздавались приглушённые голоса. Звуки многократно дробились и отражались вокруг, так что ворон, как ни силился, не мог определить количество всадников на слух. Тогда он приоткрыл глаза и стал ждать.
Вскоре в тумане обрисовались три силуэта, три человеческих фигуры на понуро бредущих конях – двое впереди, третий чуть сзади. Но говорили лишь двое.
— Как ты думаешь, Стефан, далеко ли ещё до Семиречья? – спросил хорошо поставленный баритон.
— Я полагаю, не более пары лиг, ваше величество, — почтительно отвечал другой, стариковский голос. — Скоро минет двое суток, как мы оставили позади границу Гламены. Тут уж и до Ридрионского моста рукой подать.
– Чёртов туман, — сокрушённо пробормотал тот же голос полминуты спустя. — Даже табак промок…
Ворон тяжело снялся с насиженного места и размеренно замахал крыльями, стараясь держаться рядом с всадниками.
— Что это? — мгновенно насторожился обладатель хорошо поставленного баритона.
— Не волнуйтесь, ваше величество, это всего лишь ворона, — отвечал ему Стефан. Ворон, услышав это, возмущённо каркнул: где это слыхано, чтобы его, благородного потомка старинного рода, спутали с одной из серых невежественных грубиянок? Впрочем, это было даже к лучшему.
— Ну, если ворона, то это не страшно, — успокоился тот, кого называли «ваше величество». — Я вот что хотел у тебя спросить: как ты думаешь, сам по себе этот туман или он — дело рук Серегона? Если так, то длинные же он отрастил себе руки, если может травить нас за несколько сотен лиг от своего логова!
— Да уж, длиннее некуда, — отозвался старик. — Говорят, что у себя в Железных горах он управляет погодой уже довольно давно. К тому же я никогда не слышал, чтобы в этих краях туманы стояли по двое суток, хотя в молодости пересекал Пустошь не раз и не два.
— Здесь, хвала Творцу, ещё не Семиречье, — раздражённо сказал его величество.
— Может быть, Серегон уж почитает эти земли своими, — хмыкнул Стефан. — Всего-то пара лиг от Врат. Ему давно тесно в кольце Железных гор. Ваше величество, подумайте сами: Семиречье в три с лишним раза меньше Оссианда; а ведь и Оссианд, и Дуброва, и Семь Княжеств когда-то подчинялись Изгнаннику. Не было в Эа державы сильнее Сумеречной Империи.
— Да, и не было никогда магов, равных Серегону, — подхватил король. — И не будет впредь, потому что мой Наставник боится Изгнанника до потери дыхания… А ведь Тирон — глава Совета, и почти все Маги будут на его стороне, если что случится! Изгнанник постепенно прибирает к рукам мои земли — земли Тирона! — и тот делает вид, что ничего не происходит. Дуброва была потеряна ещё при моём деде; при отце Серегон захватил все княжества. Я попробовал было откусить кусочек от его земель…
—  Самый лакомый — Ирисную Низину, красу и гордость Семиречья! — перебил его Стефан.
— … так Серегон пока молчит, и войска мои не встретили никакого сопротивления; а вот Тирон, как узнал, чуть не вынул из меня душу, — продолжал король. — Понимаешь, Стефан, у него страх притаился на дне глаз. Мне тоже страшно: если уж мой Наставник боится, то чего ждать мне?! Чего ждать всем нам?
— Может быть, ещё удастся уговорить Серегона не начинать войну, — вздохнул Стефан.
— Может, конечно, и удастся, — невесело усмехнулся король. — Только я думаю, что он воспользуется нашим положением для достижения своих целей… Как ты думаешь, чего он захочет?
— Я бы на его месте потребовал признать его владычество над Княжествами и Дубровой законным и вывести войска из Ирисной низины, — задумчиво сказал Стефан, с присвистом посасывая незажжённую трубку. — Далее, я бы наверняка очень захотел титул Владетеля Филлорнийского…
— Хватит! — король яростно хлестнул коня перчаткой между ушей. Некоторое время ехали  в молчании; затем король тихо сказал:
— Знаешь, Стефан, если он и в самом деле выдвинет подобные условия… я боюсь, что не смогу пересилить себя и согласиться. Наша семья правит Оссиандом со времён Третьей Магической Войны. Тогда у правителей, конечно, было больше свободы, чем сейчас: да, все земли Серегона, кроме Семиречья, отошли к Тирону; но в те времена он не очень-то вмешивался в наши дела: видимо, у него были проблемы поважнее. Сейчас я и чихнуть-то не могу без его разрешения, — король яростно прищурился. — Но раз уж сейчас что-то от меня зависит — я сделаю всё возможное, чтобы Оссианд оставался таким, какой он сейчас! Мне не нравится, что из-за трусости моего Наставника мы можем лишиться самой богатой провинции — Филлорны…
— Если говорить по совести, то Филлорна — часть скорее Семиречья, а не Оссианда, — сказал колдун. — На месте Серегона я потребовал бы её в первую очередь, чтобы почтенным торговцам, направляющимся на юг Семиречья, не приходилось делать такой большой крюк. Если начнётся война, Оссианд всё равно лишится Филлорны. У Изгнанника очень удобные позиции для атаки на неё: день ему понадобится, чтобы вернуть Ирисную Низину, и ещё день — чтобы ловушка вокруг наших отрядов захлопнулась.
— Да, — король вздохнул. — Что делать? Отдать Серегону то, что он захочет — стыдно… Не отдать — война станет неизбежной, и тогда Тирон снимет с меня корону.
— Хорошо ещё, если не голову, — отвечал ему советник. — Просто в один прекрасный день вы почувствуете себя плохо, приляжете вздремнуть часок-другой после обеда и уже не встанете. Королём станет принц Филипп, который наверняка согласится отдать Серегону весь Оссианд, не говоря уж о половине…
— Ты прав. Похоже, что у меня нет выхода.
— Ну почему же нет? — невозмутимо продолжал Стефан. — Представьте себе, ваше величество, что принц исчез. Скажем, поехал с визитом вежливости на Тол-Гален — и по дороге на корабль напали пираты, разграбили его, а затем утопили вместе со всеми, кто был на борту. Тирон, конечно, будет в ярости: ему придётся брать нового Ученика из королевской семьи — скажем, одного из ваших племянников. На его обучение уйдёт не меньше десяти лет; я думаю, за это время Тирон успеет… — Колдун осёкся: лицо короля побелело от ярости.
— Ты что, старик, — прошипел он. — Ты что, принимаешь меня за сыноубийцу?! А не боишься, что я прикажу тебя казнить сразу после нашего возвращения?
Стефан засмеялся.
— Я же не говорю, что принц умрёт, — объяснил он. — Я говорю, что он исчезнет, а потом, когда страсти улягутся, мы устроим чудесное спасение. Но пока для Тирона это должно выглядеть как смерть.
Король опасливо оглянулся на ехавшего чуть позади принца. Стефан улыбнулся:
— Может быть, я не такой уж и хороший советник, — объявил он, — но на кое-какие фокусы пока ещё способен. Принц слышал только неразборчивый шёпот и смешки. Наверное, он решил, что мы рассказываем друг другу анекдоты…
— Интересно, твоё колдовство действует только на принца или нет? — проворчал король. — А то мне всё время кажется, что в этом тумане кто-то крадётся за нами…
Колдун сразу посерьёзнел.
— Вы что-то заметили, ваше величество? — спросил он.
— Да нет, — неохотно сказал король. — Ничего особенного… Просто я всё время краем глаза вижу смутное движение, будто там кружатся тени. Но я не могу быть уверен: в этом тумане ничего нельзя разобрать.
— Я не чую никаких чар, — объявил Стефан немного погодя. — Если бы здесь колдовал человек или гном, я бы сразу почувствовал. Но чародейство эльфов или, тем более, Магов мне не доступно. Так или иначе, впредь нам следует быть осторожными, тем более, если такой опытный воин, как мой король, подозревает неладное: сдаётся мне, что в этих проклятых краях даже деревья и скалы имеют уши.
— А некоторые люди — слишком длинные языки, — подытожил король. — Ты прав, давай лучше помолчим, тем более что наш путь близок к завершению.
Ворон хрипло закаркал, словно разразился смехом и, набрав скорость, полетел по направлению к Семиречью.
Дорога становилась всё лучше, туман понемногу рассеивался. Унылые пустоши и болота сменились сначала редким лесочком, затем — густым лесом. Когда очередной поворот остался позади, внезапно налетевший холодный ветер разогнал потерявшие плотность клочья тумана. Прямо перед изумлёнными путниками катила свои воды широкая река, через которую был перекинут огромный каменный мост. Поток этот был Ридрион, воспетый во множестве сказаний. Чуть подальше виднелись Железные горы во всём их величии. На неожиданно-голубом небе ярко сияло предзакатное солнце, бросая золотистые отсветы на неприступные вершины, образовавшие гигантскую цепь, тянувшуюся влево и вправо насколько хватало глаз; основания их сплошь поросли деревьями, в основном хвойными. Прямо впереди виднелась узкая расщелина, однако вход в неё был закрыт могучей зубчатой стеной, сложенной из светлого камня. На шпилях сторожевых башен развевались стяги с древней эмблемой Сумеречной Империи: изображения Короны, Семи Звёзд и Клинка были вытканы серебром на чёрном фоне. Как помнил король, корона обозначала Оссианд, звёзд было семь по числу подвластных Серегону княжеств; клинок же знаменовал собою военную мощь Семиречья. Между башен, под массивной аркой, располагались наглухо захлопнутые чугунные створы Врат Семиречья, украшенные коваными узорами. На стенах никого не было видно. В воздухе висела напряжённая тишина.
Проехав по мосту, путешественники остановились и, растерянные и продрогшие, молча смотрели на дорогу, уходившую дальше, за тёмные створки Врат, преодолевая внезапно обуявший их страх.
Они поневоле должны были выполнить данное им поручение до конца. Король, спешившись, подошёл к воротам и трижды постучал начищенным медным молоточком, висевшим рядом с одной из створок ворот. Хмурый высокий эльф в доспехах стражника, вышедший на стук, без лишних вопросов пропустил путников, чем вызвал изумление и недоумение короля.
— Не могу поверить, что кто-то может так небрежно относиться к вопросам государственной безопасности! — дал тот волю чувствам, удалившись на значительное расстояние от ворот. — Этот привратник даже не спросил наши имена, да ещё и подробно объяснил, как добраться до Сумеречного замка!
Стефан невесело усмехнулся.
— Я боюсь, что наши имена ему уже давно известны, — с горечью произнёс он. — И что он получил приказ беспрепятственно пропустить нас.
— Стефан, ты думаешь, что Серегон хочет заменить нас в ловушку? — с тревогой спросил принц.
Старый колдун пожал плечами.
— Всё возможно. Но мне кажется, что вряд ли он так поступит: ему от этого ни холодно, ни жарко. Разве что только он захочет поиграть с нами, как сытый кот с попавшейся к нему в лапы глупой мышью.
Король горестно вздохнул и плотнее нахлобучил на голову капюшон.

<...здесь пропуск, но незначительный...>

Утром третьего дня путники увидели Замок.
Издалека он показался им даже привлекательным, но, приблизившись, они обнаружили, что его мрачная громада закрывает собой полнеба и невольно притягивает взор, выпив из окружающего ландшафта все краски. Филипп всей кожей ощутил исходящий от Замка поток силы — чужой и враждебной. На какое-то мгновение принцу показалось, что холодный ветер пробрал его до костей, и он поспешно запахнул свой тяжёлый плащ. Принц украдкой взглянул на своего отца и его престарелого советника и  заметил, что они тоже ёжатся и кутаются в плащи, старательно отводя глаза от нависающей над ними каменной громады Замка.
— Недоброе место, — нарушил молчание Стефан. Громко чихнув, старик набил трубку и пробормотал несложное заклинание. На кончике его пальца вспыхнул огонёк; раскурив трубку, Стефан с наслаждением затянулся и выпустил колечко дыма. — Великие Силы, как же мне не хочется оказаться внутри этих стен!
— Нет, — принц с удивлением услышал собственный голос. — В этом месте нет зла. Просто оно чужое. Совсем чужое.
Король удивлённо взглянул на принца.
— Именно это нам и не нравится, — усмехнулся он.
А Стефан добавил:
— Может быть, зла тут и впрямь нет, но и какого-то особенного добра — тоже.


В вымощенном серым камнем внутреннем дворе оживлённо сновали слуги. К королю и его спутникам сразу подбежал невысокий полный человечек с абсолютно лысой,  блестящей, будто лакированной, головой и затараторил:
— Ну наконец-то! Мы уж беспокоиться начали, думали, что с вами что-то нехорошее случилось. Его светлость ждал вас ещё вчера вечером, а вы всё не едете и не едете. Проходите скорее! А за лошадьми наши конюхи присмотрят. Я сейчас кликну кого-нибудь, чтобы вас проводили.
Сложив руки рупором, лысый человечек оборотился лицом к донжону и заорал:
— Якоб! Якоб, ленивец ты этакий!
По двору уже бежал, на ходу вытирая руки, парень лет семнадцати-восемнадцати.
— Где тебя бесы носят? — сердито осведомился у него лысый человечек.
— Так вы же, господин Зорген, сами велели мне выгрести золу из камина в библиотеке, — принялся оправдываться Якоб.
— Потом выгребешь, камин никуда не убежит, — махнул рукой господин Зорген. — Проводи его величество и его спутников к герцогу, он уже знает, что они прибыли.
В этот момент в дверях одной из хозяйственных построек высунулась лохматая голова и жалобно воззвала:
— Господин Зорген! А пиво-то — прокисло!
— Как это прокисло? — ахнул лысый.
— А вот так! Встал я с утра, заглядываю в чан, а оттуда кислятиной так и несёт!
— Ох ты батюшки, горе-то какое! — господин Зорген всплеснул руками. — Вот потребует его светлость после ужина подать пива, а мы что ему скажем? Спустит он с меня шкуру, это уж как пить дать. Хорошо ещё, если в лягушку не превратит.
С этими словами он сорвался было с места, но вдруг остановился, шлёпнул себя по лбу и сказал:
— Ах, да! Про коней-то ваших я уже забыл, — и опять заорал: — Ганс! Ганс!
Подскочивший на зов конюший увёл лошадей. Господин Зорген достал из кармана весьма несвежий на вид платок и утёр пот со лба.
— Господин Зорген! Ну так что с пивом-то делать будем? — вновь подала голос лохматая голова.
— Бегу! — воскликнул толстяк. — Бегу-у-у-у!

Продолжение следует.

Робеющий Якоб провёл короля и его спутников прохладными коридорами и широкими лестницами замка к высоким резным дверям и с некоторой, как пока-залось Филиппу, опаской коснулся сияющей начищенной медью дверной ручки. Раздался странный звенящий звук — очень высокий, на пределе слышимости — и массивные створки сами собой начали отворяться. Слуга тут же куда-то испарил-ся. Переглянувшись, принц Филипп, король Александр и пожилой колдун Стефан шагнули вперёд — и оказались в большом зале.
Огромное помещение разительно отличалось от пышных покоев королевского дворца в Остамире . Здесь не было тяжёлых бархатных портьер и вычурной мебе-ли, потолок не был украшен позолоченной лепниной, а на полу не лежали мягкие восточные ковры. Льющийся сквозь высокие стрельчатые окна свет отражался в полированных чёрных плитах гранитного пола, играл среди колонн, уходящих ввысь, к беломраморному своду. Одиноко стоящее у дальней стены резное кресло с высокой спинкой пустовало.
Филиппу это показалось даже забавным: в том, что могучий маг прячется от незваных гостей, было что-то успокаивающее, почти домашнее. Принц припом-нил, как в детстве он играл в прятки со своим кузеном Ансельмом: тот каким-то образом умудрялся прятаться так, что его никто не мог найти. Однажды он залез в каминную трубу в Охотничьем зале, просидел там до самого вечера и выбрался только тогда, когда слуга решил растопить камин — весёлый и чумазый, как озор-ной бесёнок.
От этих воспоминаний его отвлёк сильный тычок под рёбра.
— Ты что скалишься?! — прошипел король.
— Да так, вспомнил кузена Ансельма, — ответил Филипп, хихикая. — Жаль, что в этом зале нет камина, а то Серегон наверняка появился бы из каминной трубы.
— Интересные мысли приходят вам в голову, ваше высочество, — раздался на-смешливый голос за спиной у принца. Подпрыгнув от неожиданности чуть ли не до потолка, путники обернулись и увидели высокого черноволосого мужчину, раз-глядывающего их без малейшего стеснения. Удовлетворив своё любопытство, маг — а это был, несомненно, он — прошёл через зал, уселся в кресло и невозмутимо продолжил:
— А вы, ваше величество, как я посмотрю, любите совершать странные поступ-ки. Как это вы решились отправиться сюда без охраны? Ну ладно, земли Семире-чья абсолютно безопасны, но про Западный Оссианд или, тем более, Пустошь я бы так не сказал.
— Мы были под надёжной защитой, — процедил король.
Серегон прищурился.
— А, понимаю, — кивнул он. — Как бы то ни было, я рад видеть вас. Спустя много веков повелитель Оссианда вновь стоит в этом зале… Это ли не лучшее до-казательство того, что всё рано или поздно возвращается на круги своя? Да… Впрочем, вы, наверное, устали с дороги. Приведите себя в порядок, а дела обсудим позже.
Маг хлопнул в ладоши; в зале немедленно возник слуга. 
— Отведи наших гостей в приготовленные для них комнаты, — распорядился Серегон.
Оставшись в одиночестве, он встал с кресла, подошёл к окну и, задумавшись, начал машинально барабанить кончиками пальцев по толстому стеклу. Троица, несомненно, была в высшей степени любопытная и заслуживающая внимания.
Как и у всякого уважающего себя правителя, у Серегона была своя сеть про-знатчиков и осведомителей, так что он хорошо знал, что происходит за пределами Семиречья; особенно это касалось Оссианда. В этом большом королевстве проис-ходили чрезвычайно любопытные вещи. Его величество в последние несколько лет последовательно отбирал у благородных семейств их исконные привилегии. Сначала он запретил своим вассалам самостоятельно чеканить золотую и сереб-ряную монету, мотивировав это тем, что талеры, отчеканенные в разных концах страны, могут отличаться по весу в несколько раз. По этому поводу было немало шума, пару десятков наиболее рьяных противников нового закона пришлось ос-тужать в королевских темницах, после чего остальные немного поутихли, но, как оказалось, это было только началом. Вскоре воспоследовал высочайший указ за нумером 1024, который гласил: отныне все судьи в Оссианде назначаются специ-ально для этого созванным судебным советом при особе его величества. После этого в стране вспыхнул мятеж, вдохновителем которого стал герцог Клиррен, расценивший злополучный указ как личное оскорбление. Жестоко подавив вос-стание, король решил обезопасить себя от повторения подобных неприятностей и повелел всем герцогам, маркизам, графам, виконтам и прочим баронам королев-ства максимально сократить свои дружины. С тех пор – вот уже два года – вассалы его величества поставляли рекрутов в Единую Армию Оссианда, командовать ко-торой было поручено Михаэлю Гераде по прозвищу Королевский Пёс. Прозвище, конечно, было далеко не случайным: досточтимый Михаэль, барон Софорт, был настолько предан королю Александру, что привлечь его на свою сторону не пред-ставлялось возможным. Да и простой народ, который от королевских реформ только выиграл, готов был носить его величество на руках.
Все эти события, по мнению мага, говорили о незаурядном уме и большом личном мужестве короля Александра, который подвергал себя значительной опасности — и со стороны верхушки оссиандской аристократии, которая уже орга-низовала несколько неудачных покушений на своего государя, и (что было намно-го серьёзнее) со стороны верховного мага Тирона, который после мятежа стал выказывать заметное недовольство внутренней политикой Оссианда. Тирону ну-жен был покой, в то время как раздираемый на части интересами короля и знати Оссианд мог полыхнуть в любой момент, а это играло на руку Серегону, полагав-шему Оссианд областью своих интересов.
Но при личной встрече король Серегона разочаровал. Он произнёс всего одну фразу, однако маг прекрасно умел читать в человеческих душах. Король Алек-сандр выглядел человеком недобрым, недалёким и спесивым, а сеточка расши-ренных кровеносных сосудов на его носу и щеках недвусмысленно говорила о чрезмерном пристрастии к вину. Идеальный кандидат на роль коронованной ма-рионетки, каковой он, судя по всему и являлся. Но кто же дёргает эту марионетку за верёвочки? Не Тирон, это ясно.
Серегон припомнил полученное буквально накануне донесение от осведомите-ля, занимавшего высокую должность помощника церемонимейстера при оссианд-ском королевском дворе. «Что же касается Стефана Цауберна, первого королевского советника, — писал прознатчик, — то никто, не исключая и самого короля, не сможет с уверенностью сказать, откуда он взялся. Одни считают его ничтожеством, обманом втершимся в доверие к государю, другие что-то слышали о нём, но не придали этому значения, а третьи и вовсе знать о нём не знают. Он старается не появляться на людях, а на заседаниях Государственного Совета пред-почитает сидеть где-нибудь в углу и помалкивать, предоставляя говорить другим; это верно. Но верно также и то, что король всякий день запирается в своём каби-нете наедине со своим советником на два-три часа, и зачастую после этого говорит и делает такие вещи, которые раньше вызывали у него неприятие. Мне это ведомо лучше, чем кому бы то ни было. Я полагаю, что все те перемены, которые так бу-доражат местное общество, суть дела его рук. Никто, кроме короля, их не одобряет и не поддерживает. Филипп-Александр-Франциск, наследник престола, не выка-зывает по отношению к советнику короля ни неприязни, ни сердечности, но, по моим сведениям, он тесно связан с группой самых непримиримых противников новых порядков, так что после смерти короля Александра в любом случае следует ожидать резкого изменения внутренней политики Оссиандского королевства».
Итак, Стефан Цауберн … Надо будет получше присмотреться к нему, подумал Серегон и нахмурился. За несколько минут наблюдения он не заметил в старике ничего необычного — в отличие от принца Филиппа. Наследник оссиандского престола показался магу самым интересным из всей троицы. У принца явно были способности к магии, причём какие! Но при этом его явно никто никогда не учил, чем Серегон был немало удивлён. Тирон не мог не разглядеть такой талант. Но тогда…
Что «тогда», маг решить не успел. Дверь чертога хлопнула, и красивый низкий, с едва заметной хрипотцой, голос спросил:
— Seregone, vesse enne larna no vie laumessen?
Серегон поднял голову.
— Король Александр, судя по всему, безвольный пьяница, — усмехнулся он. — Им кто-то крутит как хочет. Если верить моим осведомителям, то этот «кто-то» — его первый советник Стефан Цауберн, но мне старик показался совершенно бес-цветным, как моль. Да и колдун, он, видимо, не слишком сильный. А вот наслед-ник престола, наоборот, переливается всеми цветами радуги.
— Vesse? — собеседник мага удивился.
— Nesse, — откликнулся маг. — У принца Филиппа незаурядные магические способности. И при этом его никто никогда не учил, представляешь? Я не могу се-бе представить, чтобы Тирон мог прозевать человека, от которого за версту пахнет колдовством.
— Принц проходил обряд инициации?
Серегон застыл в задумчивости.
— Не знаю, — признался он наконец. — Вот так сразу не распознал. Я понимаю, к чему ты клонишь. Если принц инициирован, значит, Тирону было просто лень с ним возиться. А вот если он не инициирован…
— …Значит, по мысли Тирона, трон Оссианда после смерти короля Александра должен занять кто-то другой. 
— Верно, — маг нетерпеливо прищёлкнул пальцами. — Кто там следующий в очереди на трон?.. Помнится мне, у короля был младший брат; несколько лет на-зад он погиб, кажется, на охоте. У него, в свою очередь, остались двое сыновей. Если с принцем Филиппом что-то случится, наследником станет старший из них.
— Интересно, чем принц так не угодил Тирону.
— Ну, мы пока ещё не знаем, угодил или не угодил, — пожал плечами Серегон. — Надо будет обязательно это выяснить. Я думаю, что инициацию он всё же про-шёл… Ты же знаешь, Сенаро, как это нынче заведено у магов Совета, — он усмех-нулся. —  Главное, чтобы ученик дал клятву, а уж учить его чему-нибудь — дело десятое.
— А ведь я ещё помню времена, когда нерадивых наставников сурово наказы-вали, а их учеников освобождали от клятвы, — усмехнулся Сенаро. — Не так уж и давно это было.
— Совсем недавно… по нашим меркам, — откликнулся маг. — Но для смертных прошла целая вечность.
— Mora isti quorde merxini, — последовал ответ.
Серегон удивлённо вскинул бровь.
— Вот как? Неужели ты до сих пор в это веришь?
— Нет, конечно, — эльф пожал плечами. — Смерть сама по себе — великое бла-го. Но благодаря ей людская память слишком коротка. Кто не помнит своего про-шлого, тот легко становится жертвой обмана.
— Каждый раз как я послушаю тебя немного, мне хочется преклонить колени перед мудростью и величием эльфов, — скривился маг. — Всё это уже было сказа-но и записано тысячу раз. Что за страсть к дешёвой философии?
— Это всё оттого, что мы, эльфы, слишком долго живём, — подмигнул Сенаро, — вот от скуки и принимаемся думать о разных нелепостях, например — о смысле жизни.
— Причём не только своей, но и чужой, — со вздохом резюмировал Серегон. — Видно, вам и в самом деле нечем себя занять: даже Силимаро, когда я в последний раз с ним беседовал, принялся втолковывать мне что-то невразумительное о путях людей и эльфов. Что за проклятие на мою больную голову?
Сенаро фыркнул.
— Вот так всегда, — развёл руками маг. — Как болтать о всяких глупостях, вро-де особенностей недолгой людской памяти, так все вы непревзойдённые филосо-фы. Но если задать по-настоящему серьёзный вопрос, тут же выясняется, что вы только фыркать и горазды. А теперь — извини, перед трапезой я должен успеть ещё кое-что сделать.
Выпроводив эльфа, Серегон отодвинул от стены кресло и принялся ощупывать гладкие мраморные плиты.
— Да что же это такое, — раздражённо пробормотал он. — Перемудрил я тогда с заклятьями, как пить дать перемудрил… И ведь нередко же пользуюсь этим тай-ником, а отыскиваю по полчаса каждый раз.
Наконец, одна из плит подалась под чуткими пальцами, а вслед за ней в глу-бину ушёл массивный каменный блок, образовав узкий и высокий проход. Маг скользнул туда и оказался в небольшой комнатёнке. Здесь стоял заваленный бу-магами и книгами письменный стол и громоздились древнего вида сундуки. На стоящей у кровати низкой кровати лежала потрёпанная чёрная с серебром накид-ка — точно такая же, какие замковые слуги надевали в осеннюю непогоду. Скинув свой роскошный, отороченный белоснежным мехом плащ, Серегон подхватил на-кидку и вышел. Глухо клацнули, становясь на место, каменные плиты; уверенные шаги гулко раскатились под стрельчатыми сводами; и через несколько мгновений негромко хлопнули створки двери. Огромный чертог опустел.

Продолжение следует.