Глава вторая. Гроза собирается. Опции

[Всадник]

Начинаем.

[Алек Рошель]

22 день Месяца Судов. Окрестности Триверта.
Он был везде, растворенный в переплетениях корней, в мерно покачивающихся ветвях, в каждой песчинке… Плавал,… летал,… смотрел на мир так, как никогда раньше. было хорошо,… уютно… спокойно. Ничего не имело значения, потому что все брало начало в нем и все, совершив круг, оказывалось там же, где зародилось. Не было смерти – лишь жизнь, непрестанно меняющая свою форму.. суть… содержание… Но иногда сквозь окружающий его покой пробивались чьи-то голоса, в странных видениях мелькали чьи то лица, кажущиеся чужими и незнакомыми… Там, где были эти лица и голоса, жила оболочка. Вернее, умирала… прекращала свой цикл ,чтобы слившись с породившей его землей, начать все сначала… Это было неестественно, ведь тело было еще молодо и не завершило положенного круга, а потому иногда, чтобы отмахнуться от наиболее настойчивых голосов, он уделял часть своего внимания на то ,чтобы детские руки, за прошедшие дни ставшие такими худыми, что казались почти прозрачными, словно во сне сомкнулись на плошке с водой… Но есть он не хотел… Да, путь оболочка умирает, но смерть – лишь освободит его, позволит стать единым… чистым… А чтобы подержать жизнь в угасающем теле – нужно вернуться…
(…вернуться к воспоминаниям,… к смерти,… к маме….)
…но он не хочет. Там…
(больно, как же больно… слезы высохли – не могу плакать… Мама… мамочка…)
… не осталось ничего интересного, того, за что стоило держаться. Лучше остаться здесь, среди бесконечного течения жизни, равно чуждой всему и всего касающейся….
Из всех лиц, что нарушали его покой, одно чаще всего мелькало перед взором гаснущей оболочки… Это было лицо…
(…Николя, его зовут Николя…)
…молодого мужчины, напоминающее о чем-то…
(…мертвые… все – мертвые… Мама не спит, она тоже умерла… Мамочка… Все вокруг черное… пепел везде…)
…беспокоящем, неприятном. Иногда хотелось убрать его с глаз долой, чтобы странные видения прошлого не нарушали покой нынешнего бытия, но…
(… он был там. Он похоронил маму… Приехал в Лаверну.. никто не приехал – только он…)
…подобная мелочь не стоила внимания. Ничего не стоило внимания… не касалось… не волновало… скоро он станет полностью свободен и прошлое уйдет, навсегда оставив его в покое.

***

- Он умирает, - на лице молодого мужчины отражалось настоящее отчаяние, - Я ничего не могу поделать! Ни я, ни городской лекарь – никто. Он просто отказывается есть, почти не пьет… Просто сидит, уставившись в никуда и молчит. Словно уже умер. Иногда мне кажется, было бы лучше оставить его там, рядом с матерью, чем смотреть на это.
Стоящий рядом человек со знаком гильдии лекарей на плече лишь пожал плечами:
- Боюсь, я чудес не свершу. Понимаю, обратились к корифею – не помог. Вот и решили, вдруг рядовой целитель свершит чудо? Такое бывает лишь в сказаниях. Мэтр Ларис – отличный целитель, и я могу лишь подтвердить: ран на теле мальчика нет. Ни ран, ни огня, зажженного оружием в крови, ни яда, ни чего другого. Он здоров.. в этом смысле. Все раны – в душе, а над душой я не властен…
- И что, просто повернетесь и уйдете? – Николя тряхнул головой, отказываясь верить, - Ведь это же ребенок! Ему наверняка и семи нет! Что прикажете мне делать – смотреть, как он умирает?! Какой вы тогда, к лешему, целитель….
- Тихо, тихо, - лекарь поспешно отступил на шаг назад, - Могу предложить отвар корня валерианы. Мальчику не поможет, а вот вам, юноша, разум вернет… да прекратите же вы. Никому от напрасного крика лучше не станет.
Николя, словно опомнившись, почти виновато опустил голову:
- Но я не могу так… просто это оставить.
- И не надо, - почувствовав, что угроза ушла из голоса собеседника, лекарь ободрился, - Если вам так уж хочется помочь этому мальчишке, хотя я, право же, не понимаю, чем он вам так дорог, то обратитесь в Храм Солнца. Душа – это по их части. Служители Храма дерут три шкуры, но пусть меня изгонят из гильдии, если Паладины не смотрят сквозь пальцы на то, что они лечат магией. Если кто и поможет вашему… хм… воспитаннику, то это они. За городом как раз есть Храм Солнца.
На лице молодого дворянина отразилась нешуточная борьба – не то, чтобы Храм с его Паладинами не любили… но без особой нужды приближаться к выкормышам Адриана никто не спешил. Но мальчик, лежащий на постели в соседней комнате… его грудь вздымалась почти незаметно, и временами казалось, что ребенок не дышит.
- Спасибо за совет. Я обязательно последую ему.
- И не советую тянуть, - лекарь вспомнил о своих прямых обязанностях, - Еще два-три дня и… в общем, помощь запоздает.
Приняв окончательно решение, Николя вложил оговоренную плату в ладонь целителя и кликнул слугу:
- Седлай мою лошадь. Я должен сейчас же кое-куда отправиться.

***

Бессмысленное мельтешение лиц все больше отвлекало его от созерцания… О чем то спорящие голоса сменились поездкой верхом впереди все того же смутно знакомого человека… Потом – вновь споры, звон монет… мелькание человеческих фигур… чье-то надменное лицо, склонившееся так низко, что казалось огромным, а в глазах – смесь радости, удивления и страха.
«О да. Конечно, мы поможем, и Вы несомненно сочтете цену  чисто символической… да, ничего страшно… смерть? Помилуйте, какая смерть, какие предрассудки… нужно было не тратить деньги на этих городских шарлатанов, а сразу вверить это дитя верным служителям Бога Солнца…. Нет, не сейчас… не сегодня…. Почему? Нужно… приготовится…. Нет, нельзя остаться под крышей. Хотя если господин согласится оставить нам ребенка, а сам удалится в город…. Нет? Жаль, тогда вам лучше вернуться завтра в это же время, когда все будет готово к исцелению…. Да, да, я знаю, что вы рады. и мы рады, что вы рады… все рады… Вы ведь приехали из города прямой дорогой? Отлично, ей и возвращайтесь…. О, нет, это я к тому, что на прочих дорогах – могут быть разбойники… время нынче неспокойное…»
Лжет…. Знание, пришедшее откуда-то из глубины, было естественным и четким, как все в последнее время. Может, стоит сказать об этом? Хотя зачем… Снова лошадь, лязг сомкнувшихся сзади ворот… дорога, еще хранящая следы копыт, обмотанных кусками толстой ткани, а потому не видимые для человека, но печатавшиеся в память придорожной травы на весь ее короткий век… Почему то кажется, что все это важно… но чтобы понять, почему, нужно вернуться… вспомнить… себя… прошлое… боль, что не властна над Стихией Земли, но губительна для души, заключенной в хрупкую человеческую оболочку. Нет, пусть все идет, как идет…
Свист стрел, прорывающийся даже сквозь завесу покоя! Крики, звон клинков… Ржание умирающей лошади, так похожее, на человеческий крик, что в дребезги разбивает последнюю стену, отгораживающую от мира… и теперь люди с оружием, склонившиеся над опутанным сетями Николя, это не просто часть мира, не имеющая значение, а несколько злых, сильных взрослых пинающих того, кто увез Алека из руин деревни… Воспоминания о случившемся возвращаются, вновь отзываясь страхом и болью, а слова неторопливо приближающихся победителей «А предупреждали, что будет сложно… как леденец у младенца отнять…» преображают боль в гнев. Гнев не ведающего своей силы ребенка…

***

Засада была организована по всем правилам, и первый из нападавших, спрыгнувший на круп лошади прямо с ветвей нависшего над дорогой дерева, довольно легко свалил Никол на землю, вышибив из легких весь воздух. Но то ли он слишком быстро расслабился, то ли получил приказ не убивать жертву нападения, но завершающего удара кинжала в печень или в шею не последовало, а вместо этого «прыгун» попытался оглушить Николя рукоятью кинжала. Но, видимо, он никогда не слышал родни молодого дворянина, попрекавшей непутевого родственника пустой, а посему не чувствительной к ударам головой, в которую не выходит вколотить ничего хорошего. В голове зазвенело, перед глазами вспыхнули ослепительные круги, но до беспамятства было еще ох как далеко, кроме того Николя, слывшему любителем ночных приключений, было невпервой защищать себя в рукопашной схватке.
«Надо же – и здесь нашли… Быстро-то как… ну нет, господа наемники, захотели награду за мою буйну голову получить – отработайте сперва» - удар локтем в горло разбил нападавшему кадык, оставив хрипеть и биться в судорогах в дорожной пыли. Вскочив, молодой дворянин выхватил меч, пытаясь определить, где враги и сколько их. Лошадь, испуганная начавшимся боем, рванула с места вскачь, унося на своей спине мальчика, но две стрелы, просвистевшие в унисон, заставили смертельно раненое животное взвиться на дыбы. На миг Николя увидел, как беспомощное маленькое тельце летит вниз, на дорогу. прямо туда. где через миг будут в последних судорогах бить копытами уже опрокидывающееся животное… но, видимо, духи, хранящие влюбленных, пьяных и детей, не оставили мальчишку и на этот раз – ребенка мягко принял на себя большой куст, принял мягко, словно перина… удивительно. Убедившись, что с мальчиком все в порядке, Николя вновь обернулся к нападавшим.
Картинка грядущего боя не радовала: из леса не торопясь вышло больше десятка человек, все хорошо вооруженные, многие – с луками или самострелами.
«Точно, хотят взять живим… Публичный суд, что ли мечтают устроить…. Ну уж нет. Стоп, а эти откуда?! Паладины Храма! Уж в чем не грешен, так это в магии и злокозненном ведовстве… Может, попутали они что-то?»
Бойцы были опытны – не бросились всем скопом, а аккуратно окружили, выжидая удачного момента… «Нет, похоже – эти не путают… не в их правилах. Хотели бы бить – уже убили бы… просто стрелой. Посмотрим, как я вам нужен…»
Николя сделал шаг вперед, делая классический прямой выпад. естественно, противником отбитый. Теперь тому было бы естественно пользуясь скоростью удара самого Николя, насадить того на длинный кинжал в левой руке… Но нет, просто взмахнул широко, явно целя в руку. Что же, тем лучше для меня и хуже для вас. Удар… уход, выпад, предсказуемый, в бою или даже дуэли, стоивший бы хорошей дырки в боку, но тут – опять прошедший безответным и рукоять меча Николя со всей силы впечатывается в челюсть первого противника, лишая того доброго десятка зубов и отправляя на обочину дороги, на долгий отдых. Закончив с первым врагом Николя развернулся, кинжалом очерчивая границу вокруг себя, и… почувствовал как клинок входит в плоть. Второй противник, видимо счел, что занятая боем жертва беззащитна для нападения сзади, рванулся… и буквально насадил себя на кинжал слишком быстро победившего бойца.
«Проклятие, ну куда ж ты прешь то… Но ладно, сам напоролся… Я вас сюда не приглашал»
Остальные бойцы, до того с праздным интересом наблюдавшие за боем, с гибелью товарища разом стряхнули с себя расслабленность и напали. Напали, что скрывать, грамотно, умело прикрывая и сменяя друг друга, а потому следующие несколько мгновений Николя вертелся как ошпаренный, стремясь даже не напасть – не дать себя достать. Это получалось… в основном. Да и то потому, что его щадили…. Но если жизнь сохранить бойцам приказали, то насчет остального…. Одну за другой молодой дворянин получил несколько ран, не опасных, но весьма болезненных, а завершили бой сети, незаметно когда возникшие в руках нападавших, коими они и спеленали ослабевшего от ран мужчину.
Паладины Храма, не принимавшие участия в схватке и гордо носящие на своих плащах знаки солнца, неторопливо обошли поверженного врага и направились… к мальчику, все с тем же пугающим безразличием смотрящему в пространство перед собой.
- А предупреждали, что будет сложно… как леденец у младенца отнять…, - первый из Паладинов оглядел неподвижно лежащее детское тело даже с некоторой брезгливостью, - Спеленайте понадежнее обоих и – обратно в Храм. Дальше не наша…. Проклятие, берегись!
Дальше события развивались с потрясающей быстротой: куст шиповника, росший у самой дороги вдруг со скоростью голодного спрута выбросил вперед ветви и невезучий боец, стоявший к растению ближе всех, оказался выдернут из толпы товарищей, словно морковка из грядки. Взбесившийся куст в одно мгновение опутал несчастного, сжимая его все сильнее и сильнее, так что из недр куста не донеслось ни крика - лишь хриплый стон, почти тут же сменившийся хрустом ломаемых костей. В тот же момент камешки, устилавшие тракт вдруг взмыли в воздух, и словно подхваченные таинственным ураганом закружились вокруг начавшего приподниматься на ноги Алека, образуя непроницаемый купол.  Николя заворожено наблюдал, а как камень, размером с его кулак вдруг вырвался из земли и начал свое кружение вокруг него самого, заставив недавних победителей в ужасе отпрянуть от возникающей на глазах стены.
К чести нападавших, они не растерялись и проявили завидную сноровку, словно каждый день имели дело с внезапно оживающим шиповником и летающими камнями. На куст обрушились мечи – бросать своего гвардейцы Храма не собирались.*
(Воины, не имеющие способностей к магии, нужных для возвышения до Паладина Храма, а потому стоящие на ступень ниже и выступающие в роли подручных).
А  семеро мужчин с солнцем на плащах, ненадолго остановившись, продолжали идти к мальчику, наступая на песчано-каменную завесу. По знаку одно из них несколько гвардейцев кинулись следом.
Изрядно поредевший шиповник тем временем выбросил из своей чащи что-то, похожее на изломанную капризным ребенком куклу, еще недавно бывшую человеком, и попытался ухватить новую жертву. Один из наиболее рьяных гвардейцев потерял меч и едва не был увлечен в гущу ветвей, но клинок напарника отсек ухватившиеся полу плаща ветви и лишь клинок, густо оплетенный побегами, истекающими зеленым соком, словно кровью исчез в зарослях. Соседние кусты и деревья тоже начали шевелиться, заставив воинов сгрудиться посредине дороги, подальше от цепких ветвей и побегов.
Тем временем вихреподобная каменная завеса уже так надежно укрывала мальчика, что различить что то внутри крутящегося купола было  решительно невозможно. Один из нападавших, рослый, решительного вида гвардеец, попытался сходу ударить каменный вихрь мечем… на миг и человек и меч скрылись в облаке ослепительных искр, тут же погасших, открывших всеем незадачливого гвардейца, изумленно пялящегося на остатки клинка, словно сточенные неведомой силой до самой рукояти… и тут стена камня и песка ударила…. Человек просто исчез, будто и не было никогда, а Николя на миг показалось, что купол, только что поглотивший человека, окрасился в багрово красный цвет.
От каменного вихря в сторону идущих людей вытянулось щупальце, с быстротой молнии коснувшееся головы следующего гвардейца, и голова того разлетелась на части, словно грянувшаяся оземь перезревшая тыква, разбрызгивая окрест смесь крови, мелких осколков костей и еще чего-то, о чем не хотелось даже думать… Третий попытался уклониться от странного отростка, но рой камней, словно живое существо, извернулся и пройдя вдоль земли полоснул последнего из решившихся на атаку гвардейцев по ногам, отрубив их от лодыжек до самого пояса.
Просвистело несколько стрел, безвестно и бесполезно канувших в недрах бушующего камня – уцелевшие бойцы вспомнили о луках и самострелах, но их остановил грозный окрик старшего над Паладинами:
- Живым! Только живым! Прекратить, если не хотите сами отвечать перед Адрианом!
Казалось, быстрая и чудовищная смерть трех человек не произвела на солнценосную семерку ровным счетом никакого впечатления – они по прежнему продолжали идти к тому месту. где завеса скрывала ребенка, но теперь их походка стала медленной, неуверенной а на лицах отражалось нечеловеческое напряжение. Но каменное щупальце, покончившее с гвардейцами и решившее атаковать слуг Бога Солнца, едва приблизившись рухнуло на землю бессильным холмиком песка и мелких камешков. Каменный купол выбрасывал щупальца одно за другим, пытаясь дотянуться до Паладинов, но чем ближе подходили мужчины, тем большее количество камней бессильно падало на землю, словно разом лишившись той силы, что еще мгновение назад держало их в воздухе. И вот уже завеса поредела настолько, что стал видна спокойно стоящий в центре смертоносного каменного урагана мальчишка. Деревце, попытавшееся вцепиться в развевающийся плащ, украшенный золотым кругом, от одного мимолетного взгляда Паладина вдруг начало желтеть, словно пораженное болезнью, а ветка, державшая дорогую ткань, рассыпалась прахом.
Мужчины были уже почти рядом, когда последние камешки жидкой стены, укрывающей Алека, разом рухнули под ноги идущим. Камены вихрь иссяк, кусты и деревья замерли в неподвижности. Все кончилось…
Но на смену каменному вихрю их придорожных кустов вдруг вырвался стремительный клубок чего-то мелкого, похожего на черную пыль и обрушился на Паладинов, поколебав решимость одних и сбив с ног других. Обрушился… и тоже канул в лету, не успев нанести никакого вреда. В тишине, неожиданно сменившей крики умирающих и тихий, но тревожный гул каменного смерча, Паладины окружили мальчика. Главный из слуг Бога солнца уже протянул руку, стремясь взять Алека за плечо… и застыл, уставившись на собственную, испещренную мелкими капельками крови руку. Николя был далеко, но даже с земли, стянутый сетями, он ощущал страх, охвативший этого, еще недавно бестрепетно идущего навстречу разящей каменной стене, мужчину. Через мгновение Паладин закричал, а Николя увидел такое, от чего волосы молодого дворянина встали дыбом.
Кожа на руках и лице Паладина вдруг пошла буграми, зашевелилась, словно под ней то сплетались, то расплетались клубки змей, и… лопнула во множестве мест, открыв дорогу маленьким зеленым росткам, растущим с чудовищной скоростью. Скоро все семеро служителей Храма напоминали молодые клумбы, невесть зачем залитые красной краской… Кровь была везде. Она густо орошала пыль, смешиваясь с соком трав, прорывавших кожу и разрывавших одеяния Паладинов во все новых и новым местах. Крик первого уже перешел в хриплое бульканье и сквозь черную, мгновенно свернувшуюся кровь, заполнившую рот мужчины проклюнулся очередной росток, быстро превратившийся в подорожник. Некоторые из несчастных уже упали и теперь неутомимые всходы намертво сплетались с растущей на земле травой, укрывая тела зеленым ковром, другие слепо брели кто куда, с трудом отрывая от земли ноги, стремившиеся пустить корни при каждой удобной возможности. Последний из гибнущих шел прямо на Николя, о котором в суматохе магической схватки все забыли, и юноша получил превосходную возможность в деталях разглядеть, что сотворили попавшие под кожу семена цветов с лицом Паладина.
«О, свет…. Он … Что с его глазами?! Похож на краба…»
Прямо из разорванных глазных яблок на свет божий весело смотрели желтые головки одуванчиков, вынесенные далеко вперед тонкими зелеными ножками, и это в сочетании с покрытым странной смесью мха и травы лицом превращало последнего живого Паладина в подобие диковинного морского зверя…
Гвардейцы, немо взиравшие на бесславный конец своих командиров в этот момент решили, что с них хватит. Четверо выживших развернулись и больше не делая попыток напасть на кого-либо рванули прямиком в заросли, откуда появились, кажется, еще совсем недавно…
Но что бы за сила не жила в хрупкой детской оболочке, отпускать обидчиков просто так она не собиралась. Земля вдруг вздыбилась, опрокинув едва вставшего на колени и все еще спутанного сетями Николя, и прямо у ног мальчика, все так же спокойно стоящего на дороге, возникла неглубокая, но широкая трещина, стремительно удлиняющаяся… словно преследующая беглецов. Гвардейцы слишком поздно почувствовали угрозу, и лишь крик первого канувшего в настигший мужчин провал заставил их обернуться. Оставшиеся трое с похвально сообразительностью, рожденной то ли смертельной опасностью, то ли инстинктом, рванули в разные стороны, но расщелина тоже разделилась, раскрывая свои объятья и принимая в них очередного несчастного при каждом промедлении беглеца. Вскоре все четверо неуверенно копошились внизу…
«И что дальше? Овражек-то неглубокий…. Сейчас оклемаются и выбер….» - с тяжелым, словно человеческим стоном, земля сомкнулась, навсегда похоронив и гвардейцев Храма…
Последнее хитросплетение сети распутано, ненавистная ловушка отброшена…
«Бежать отсюда… Проклятие, да что же это было…. Нет, хватит с меня….» - подхватив меч, выбитый из рук, казалось, безумно давно… хотя солнце висит все там же, говоря что прошло совсем немного времени, и – прочь отсюда! Прочь, подальше от гвардейцев, Паладинов, оживающих кустов-людоедов, летающих камней и людей, превращающихся в клумбы…. Николя рванулся вперед по дороге, забыв о ранах,… в тишине, опустившееся на дорогу, раздались рыдания, громкие, отчетливые, и молодой дворянин замер, словно налетев на невидимую стену. А детский плач все нарастал и нарастал, как бывает, когда плачут, забыв обо всем на свете…
Николя вновь пошел вперед, но с каждым достигшим его ушей всхлипом, его шаги становились все более неуверенными:
«Ну, чего ты медлишь, идиот…. Что, забыл уже одуванчики? Да что с ним станет, с такой силой то… Может он и не человек вовсе – не зря же на него Паладины охотились… В городе расскажешь о ребенке – люди подберут…», - Николя остановился, - «Ну и что ты с ним делать будешь, убийца беглый… Тебе своих бед мало? А… Проклятие, кому я голову морочу…» Резко развернувшись, он сначала медленно, но с каждым шагом все быстрее и быстрее пошел к том месту, откуда доносился плачь.
Горько рыдающий ребенок вовсе не походил на какое-то сказочное чудовище – обычный шестилетний мальчишка, шмыгающий носом и размазывающий слезы по грязным щекам.
Николя опустился рядом и попытался с помощью шейного платка вытереть лицо Алека, тут же вцепившегося в него мертвой хваткой:
- Ну… не надо... тише… все хорошо… все уже кончилось… - новый взрыв рыданий привел молодого дворянина в полное замешательство: у него не было особого опыта в обращении с детьми… тем более – с рыдающими прямо у тебя на груди…
«…посреди дороги, заваленной весьма странно выглядящими телами… надо убираться отсюда поскорее, пока почтенные обыватели не застали нас посреди клумб из господ Паладинов…» - мальчишка, судя по всему, начал успокаиваться. Во всяком случае плач стих и лишь детские ручонки по-прежнему намертво сомкнулись на складках плаща:
- Тебя как зовут?
- А… Ааа… Алек…
- Алек, значит, - Николя задумался, - И что же нам с тобой делать, Алек?
- К МАМЕ ХОЧУ!!!!!!!!!!
«Помоги мне о Пресветлый….»:
- Ну тихо, тихо… Сейчас мы поедем в город. Там – поедим… ты ведь хочешь есть?
Кивок.
- Вот и славно… Поедим, умоем тебя, переоденем… Сейчас бы узнать, где эти… хм.. дяди оставили своих лошадок… не пешком же они за мной от Храма бежали….
- Там, - грязная детская ручонка уверенно указывает в заросли, - Лошадки…
- Да? – Николя подозрительно посмотрел на густо сплетение ветвей «Хотя последние гвардейцы побежали как раз туда…», - Ты откуда знаешь?
- Чувствую…
- Ну что же, пойдем покатаемся на лошадке… ты же любишь кататься?
Радостное кивание:
- Меня папа на лошадке катал!
«А вот эту тему развивать не будем… А то от папы до мамы один шаг, а там – опять в слезы…»
- Ну и хорошо. Пойдем, покажешь, что ты умеешь…